В феврале, в самый пик зимы, мы отправились на север штата Вашингтон, в местечко под названием Метоу-Валлей. Жители Соединенных Штатов очень трепетно относятся к самым знаменитым президентам страны и обязательно отмечают их дни рождения. По такому случаю школы закрываются на целую неделю. Дэнни, Зоя и я отправились в небольшой коттедж немного попраздновать. Принадлежал он родственникам Евы, которых я ни разу в глаза не видел. Там было очень холодно, по крайней мере мне. Правда, днем, когда выглядывало солнце, я с удовольствием носился по снегу. В остальное время предпочитал полеживать у нагревателя, пока остальные наслаждались прогулками на лыжах и прочими забавами. Ева была слишком слаба, чтобы ехать с нами, Максвелл и Триш остались с ней. Народу собралось много, и все оказывались друг другу какими-то родственниками. Мы занимали весь коттедж. Поначалу мы сопротивлялись поездке, но Ева настояла, сказав, что для Зои очень важно — побыть в кругу родственников, поскольку она, Ева, как кто-то ей сообщил, скоро умрет.

Я подслушал ее разговор с Дэнни и мне не понравилась ни цепочка ее рассуждений, ни выводы. Прежде всего, сообщение о скорой смерти, а во-вторых, заявление о том, что Зое будто бы требуется побыть в кругу людей, которых она не знает, да еще исключительно потому, что Еве уже недолго осталось жить. Нет, я не спорю, они, возможно, все люди прекрасные, в дутых штанах, куртках на овечьем меху и в свитерах, пропахших потом. Не знаю, может и так. Только мне непонятно: почему они не могли собраться раньше? Зачем их компании потребовалось дожидаться смерти Евы?

Родственников понаехало навалом, и кто кому кем приходится, я даже гадать не стал. Только потом понял — все они друг другу двоюродные братья и сестры, хотя меня и смущала слишком большая возрастная разница между поколениями. Кое-кто из более молодых приехали не с родителями, а с дядями и тетями, а кое-кто из гостей вовсе оказались друзьями семьи. Зоя и Дэнни держались вместе, но в некоторых развлечениях участие принимали: к примеру, в прогулках верхом на лошадях, в катании на санках. Общие обеды и ужины проходили весело, и хотя народ относился ко мне, в общем, индифферентно, за столом всегда находился желающий скормить мне кусочек-другой чего-нибудь вкусненького. Никто не гнал меня пинками из-под стола, где я обычно прохаживался во время ужина. Я, конечно, нарушал свой личный кодекс, но ведь то же делали и остальные — дети засиживались за полночь, а взрослые просыпались к полудню, как собаки. Совесть моя чиста, с какой стати я должен был сторониться всеобщей разнузданности?

Хотя по природе я — натура противоречивая и конфликтная, многим недоволен, но то, что происходило вечерами, мне определенно нравилось. Перед коттеджем, где все комнаты и даже кровати были одинаковыми, находился, выложенный камнем, дворике большим очагом посередине. Летом он, очевидно, использовался для приготовления пищи, зимой же в нем разводили костер. Камни даже очень холодные, покрытые кристалликами льда, больно впивающимися между подушечками пальцев, меня не особо беспокоили, а костер я любил.

Огонь! Трескучий и жаркий, он пылал вечерами после ужина. Вокруг него, кутаясь в куртки и шубы, собирались все гости. У одного из них, в перчатках с обрезанными пальцами, появлялась в руках гитара, он долго играл, а остальные — пели.

Погода стояла минусовая, и я устраивался возле огня. Мы смотрели на звезды! На мириады звезд, сияющих на небе, потому что ночи были темнющими до ужаса. Издалека до нас доносился перестук покрытых снегом веток на ветру. Лаяли койоты, братья мои, приглашая друг друга поохотиться. Когда же мороз пересиливал жар очага мы расходились по своим комнатам. Наши меха и куртки пахли дымом, сосновой смолой, горячими женскими грудями и похотью.

Именно в один из таких прекрасных вечеров, во время посиделок у огня, я заметил, что у Дэнни появилась поклонница. Молодая девушка, чья-то сестра, с которой Дэнни познакомился много лет назад то ли на День благодарения, то ли на Пасху, потому что, встретившись здесь, в коттедже, он удивился, как она сильно выросла. Подросток, но с очень развитыми формами — груди уже созрели для молока, а бедра — для деторождения, она вполне была готова стать женщиной, как физически, так и морально. Однако вела себя еще как ребенок — постоянно просила разрешения что-то сделать или взять.

Звали девушку-еще-не-женщину Анникой, и она проявляла исключительные ловкость и хитрость — знала, как сесть, чтобы оказаться рядом с Дэнни, и как двигаться, чтобы вроде как случайно коснуться его. У костра всегда сидела рядом с ним, за обедом — напротив него, в машине — на заднем сиденье, там же, где обычно устраивался он. Его шуткам она смеялась громче всех. Когда Дэнни снимал мокрую бейсболку, она любовалась его волосами. Она обожала Зою. Она выражала сочувствие Еве. Дэнни не понимал значения ее поступков. По крайней мере действовал он так, словно ничего не понимал.

Узнали бы мы об Ахиллесе, не окажись у него уязвимой пяты? Кто такой Самсон без Далилы? А Эдип без косолапости? Немой по замыслу, я имел возможность изучать искусство риторики, незамутненной корыстью и эго, потому и знаю ответы на все эти вопросы.

Покажите мне героя без недостатка. Качества истинного чемпиона проявляются не в умении торжествовать победу, а в способности преодолевать препятствия, особенно те, которые сам создал, и добраться до торжества. Герой без недостатка неинтересен ни аудитории, ни вселенной, основанной прежде всего на конфликте и противодействии, ибо всякий объект в ней сталкивается с непреодолимой силой, потому и движется.

Вот почему Михаэль Шумахер, один из лучших гонщиков «Формулы-1» всех времен, победитель многих гонок и чемпионатов, всегда занимающий высшие места в рейтингах, не пользуется популярностью у поклонников автоспорта? Потому что он не похож на Айртона Сенну, который использует те же головокружительные отчаянные приемы, но не хладнокровно, как Шумахер, а поддаваясь импульсу. Шумахер действует как машина, и у него нет недостатков. У него есть лучший автомобиль, лучшие покрышки, мастерство, его обслуживает великолепная, хорошо оплачиваемая команда. Ну и как тут не побеждать? Да и кто радуется его победам? Чем восхищаться-то? Вот и солнце каждый день восходит. А вы заприте его в ящик, заставьте преодолеть трудности, чтобы подняться. Вот когда мы возрадуемся! Меня восхищает красивый восход, но язык не повернется назвать солнце чемпионом только за то, что оно взошло. То-то. Мне невозможно продолжать рассказ о Дэнни, истинном чемпионе, без упоминания о его оплошностях, этим я окажу ему плохую услугу.

По мере приближения выходных погода ухудшалась, а Дэнни становился напряженнее. Нам пора было возвращаться в Сиэтл, он собирался выезжать, чтобы проехать пять часов по горным дорогам, миновать перевалы и очутиться на противоположной стороне гор, у нашего дома, где хотя тоже прохладно и сыро, но нет двухметровых сугробов и мороза. Как говорил сам Дэнни, ему нужно на работу, а Зое — подготовиться к школе…

Аннике тоже потребовалось возвращаться. Она училась в Академии «Святых имен», и ей необходимо было до начала занятий проконсультироваться с друзьями по проекту, над которым они вместе работали. Анника настойчиво о нем повторяла, но только после того, как удостоверилась, что Дэнни точно намеревается уезжать раньше остальных. Иначе говоря, она выгадала себе пять часов пребывания с ним в одной машине — время достаточное, чтобы надышаться его феромонами, налюбоваться его руками, держащими руль, и его волосами.

Настало утро нашего отъезда, и тут разразилась буря. Стекла коттеджа зазвенели от проливного ледяного дождя, какого я раньше никогда не видел. Почти все утро Дэнни ходил мрачный. По радио сообщили о закрытии из-за шторма перевала Стивен. Водителям, направляющимся к перевалу Снокуалми, рекомендовали пользоваться цепями.

«Оставайся! Оставайся!» — твердили Дэнни скучные двоюродные братья и сестры. Я их возненавидел. Все они страшно воняли. Даже выходя из душа, они снова натягивали на себя пропахшие потом свитера, и их кислый запах опять возвращался к ним.

Мы торопливо съели ленч и сразу выехали. На первой же заправке остановились купить цепи. Поездка на юг оказалась просто ужасной. На лобовом стекле скапливались льдинки и быстро превращались в нарост, с которым не справлялись «дворники». Каждые полчаса, а то и меньше, Дэнни останавливался, выходил из машины и очищал лобовое стекло. Путешествие наше было еще и опасным, отчего оно мне сразу не понравилось. Я сидел на заднем сиденье, рядом с Зоей, Анника устроилась впереди, с Дэнни. Я видел, как крепко он держится за руль, что показалось мне странным. Руки гонщика должны лежать на руле легко, и, как я видел на видеозаписях, у Дэнни они тоже всегда лежали легко. Он даже частенько отрывал пальцы от руля, ослабевая хватку. Сейчас же, во время изнуряющей поездки вдоль реки Колумбия, Дэнни буквально вцепился в руль.

Я очень волновался за Зою, она была сильно напугана. Заднюю часть машины мотало из стороны в сторону, мы с ней гораздо сильнее, чем Дэнни и Анника, чувствовали неуправляемое скольжение по льду. Все время думая о Зое, о том, как она боится поездки, я довел себя до состояния близкого к отчаянию, а прежде чем я осознал его, меня и вовсе охватила паника. Я начал рваться к окнам, пытался перелезть на переднее кресло к Дэнни. В общем, вел себя абсолютно неадекватно. В конце концов Дэнни не выдержал и рявкнул: «Зоя! Да угомони же его!»

Обхватив за шею, она крепко прижала меня к себе и откинулась на спинку кресла. Погладила меня и запела мне в ухо песенку, которую я хорошо помнил: «Привет, хорошенький Энцо, я так рада видеть тебя…о Она разучила ее, когда только-только начала ходить в подготовительный класс. Я успокоился и перестал дрожать. «Привет, привет, я тоже рад тебя видеть…»

Хочу сообщить вам, что я хозяин своей судьбы: мои эмоции мне подвластны, я могу контролировать любую ситуацию, и «завелся» только для того, чтобы отвлечь Зою от ее страхов и заняться мной. Сказать по правде, я, конечно, обрадовался, когда Зоя обняла меня. Да, я испугался и благодарен ей за заботу.

Вереница машин медленно тащилась по скользкому шоссе. Многие водители съезжали на обочину и останавливались в надежде переждать бурю. Радио-прогнозеры и прогнозерши пугали остановившихся ухудшением погоды, усилением бури, которая смещаться не собиралась. Сообщали о низкой облачности и о приходе теплого ветра, вследствие чего снегопад сменится ливнем и наводнением.

Когда мы подъехали ко второй трассе, по радио прозвучало предупреждение о том, что перевал Блюитт заблокирован сложившимся пополам мощным трейлером. Пришлось совершать длинный объезд, въехать на трассу 1-90 возле городка Джордж штата Вашингтон. Дэнни предполагал увеличить скорость на достаточно широкой трассе 1-90, но ошибся — там оказалось еще хуже, чем на предыдущих дорогах. Пошел сильный дождь, и разделительная полоса, заросшая травой, превратилась в месиво.

Через семь часов ужасающего путешествия, находясь всего в двух часах езды от Сиэтла в хорошую погоду, Анника по настоянию Дэнни позвонила по мобильному телефону родителям и попросила их найти какой-нибудь мотель недалеко от Клее Элума, где мы смогли бы переночевать. Вскоре они перезвонили и сказали, что все мотели переполнены из-за бури. Дэнни остановился возле Макдоналдса, купил нам еды — мне досталось куриное филе. Мы перекусили и снова двинулись к Истону.

Неподалеку от него, где вдоль дороги скопились горы снега, Дэнни поставил машину у обочины, среди десятков других автомобилей и грузовиков, и вышел наружу под проливной дождь. Он улегся на асфальт и с полчаса лежал на нем, одевая на колеса цепи. В машину вернулся мокрый и дрожащий как собака.

— Бедненький, — прошептала Анника и, чтобы согреть, обняла его за плечи.

— Нужно торопиться. Мне сказал один из водителей, что перевал собираются закрыть. Вроде бы по радио передавали.

— Может быть, переждем здесь? — предложила Анника.

— Ожидается наводнение. Если не удастся проехать перевал сегодня, застрянем тут дня на два на три.

Кошмарная, страшная поездка по снегу и льду, сквозь ливень, но мы совершили ее на нашем стареньком «БМВ», который, лязгая цепями, упорно двигался вверх, на гору, где висел подъемник для лыжников. А когда мы миновали вершину, все разом переменилось. Снег исчез, мы окунулись в дождь. И мы радовались дождю!

Вскоре мы сделали еще одну остановку. Дэнни снова лежал на асфальте полчаса, снимая цепи, и опять вернулся в машину озябший и насквозь мокрый. Затем мы начали спускаться. Стеклоочистители, двигаясь по лобовому стеклу с максимальной быстротой, не успевали стряхивать с него струи дождя. Видимость была ужасной. Дэнни, вцепившись в руль, вглядывался в темноту. Наконец остались позади Норт-Бенд, Иссакуа, и мы очутились на понтонном мосту, соединяющем берега озера Вашингтон. К полуночи, после десятичасовой поездки, которая в нормальную погоду занимает не больше пяти часов, мы въехали в Сиэтл. Анника позвонила родителям и сообщила, что мы благополучно добрались. Похоже, только теперь они облегченно вздохнули, поскольку, с их слов, ливень вызвал оползни и трассу 1-90 закрыли с западной стороны.

— Слава Богу, мы успели проскочить, — отозвался Дэнни.

«Берегись гримас судьбы, — подумал я про себя. — Это такая сучка, доложу я тебе. Похлеще моей мамаши».

— Нет, не нужно, — продолжала Анника говорить по телефону. — Я заночую у Дэнни. Он сильно устал и дальше ехать не сможет, к тому же Зоя уже спит. Мы едем к ним. Дэнни обещал отвезти меня домой завтра утром.

Последняя фраза заставила Дэнни повернуться и удивленно посмотреть на девицу, я же принялся мучительно вспоминать, говорил ли он что-то подобное. Анника улыбнулась ему и хитро подмигнула. Закончив разговор, она опустила телефон в сумку, посмотрела сквозь лобовое стекло и сказала:

— Мы почти приехали. Вот замечательно.

Дыхание ее в этот момент было частым от предвкушения.

Почему Дэнни не предпринял никаких действий? Почему тут же не повернул назад и не поехал в Эдмондс, где жила Анника? Почему промолчал? Этого я никогда не узнаю. Может быть, на уровне подсознания он чувствовал потребность связи с кем-то, кто напомнил бы ему о страсти которую он переживал с Евой? Возможно.

Он зашел в дом, держа на руках Зою, и сразу понес ее в комнату, где уложил на кровать. Потом включил телевизор, и мы смотрели репортаж с перевала Снокуалми, закрытого, как говорили представители властей, всего на несколько дней, хотя было видно, что машины там будут стоять как минимум неделю. Дэнни ушел в ванную и вернулся оттуда в стареньких брюках и облезлой футболке. Достал из холодильника банку пива, открыл ее.

— Можно принять душ? — спросила Анника.

Дэнни изумленно посмотрел на нее, словно первый раз задень увидел и услышал. Да, героизм его иногда подводит.

Он провел Аннику в ванную, показал, где висят полотенца, как пользоваться регулятором температуры душа, и вышел, закрыв за собой дверь.

Он достал из шкафа простыни, подушку и одеяло, разложил в гостиной диван, сделал постель для Анники. Закончив, отправился в спальню, сел на кровать.

— Устал смертельно, — сказал он мне, лег на спину и, как был, в одежде, уснул, положив руки на грудь. Ноги его оставались на полу, колени торчали над краем кровати. Он даже не выключил свет в комнате. Я примостился рядом и тоже заснул.

Проснулся, когда почувствовал неладное. Открыв глаза, я увидел Аннику, стоящую над ним, с еще мокрыми волосами и в халате Дэнни. Она не издала ни звука. Несколько минут разглядывала спящего Дэнни, а я разглядывал ее. Она вела себя как привидение. Меня чуть в дрожь не бросило от ее вида. В общем, не понравилась она мне в тот момент. Анника распахнула халат, обнажив серебристую плоть с татуировкой солнца с расходящимися лучами вокруг пупка. Она продолжала молчать. Потом сбросила с себя халат. Коричневые соски ее крупных грудей указывали на Дэнни. Он ничего не подозревал. Потому что спал.

Она наклонилась, своими маленькими руками расстегнула ремень на его брюках, стянула их до колен.

— А ну стой, — проворчал я. Глаза мои оставались полуоткрытыми.

Сопротивляться он не мог. Какое там? Десять часов вел машину по жуткой дороге, сквозь метель и дождь. Откуда у него силы возьмутся?

Она стянула брюки до щиколоток, принялась осторожно снимать их. Посмотрела на меня, прошептала:

— Не шуми.

Подобное обращение меня, конечно, возмутило, но голоса я не подал. Что-то меня сдерживало. Зебра продолжала свою дикую пляску.

Отвернувшись от меня, она все свое внимание направила на Дэнни.

— Перестань, — сонно пробормотал он.

— Не волнуйся, — успокоила она. — Все будет хорошо.

У меня есть вера. И всегда была. В Дэнни. Я обязан верить, что все происходило без его согласия. Да он ничего и не понимал. Он был пленником своего обессиленного тела, и девица этим воспользовалась.

Я не желал больше просто лежать и смотреть. Один раз я уже дал маху, не смог остановить демона, глумившегося над Зоиными игрушками. И я смело принял новый вызов. Я оглушительно залаял. Агрессивно. Я зарычал. Я залился лаем и наконец-таки разбудил Дэнни. Глаза его широко раскрылись. Он увидел перед собой обнаженную девушку и быстро-быстро отполз в сторону.

— Это еще что за новости? — прокричал он.

А я продолжал голосить.

— Энцо! Хватит! — приказал Дэнни.

Я умолк и сидел, не спуская глаз с Анники, готовый вновь зайтись лаем, если она опять нападет на Дэнни.

— Где мои брюки? — удивленно спросил он. — И вообще, что ты тут делаешь?

— Я очень люблю тебя.

— Я женат!

— Да я же не просто потрахаться с тобой хочу, а по любви. — Анника опустилась на кровать и поползла к нему.

Я немедленно отозвался лаем.

— Слушай, прогони своего пса, — сказала Анника.

Дэнни схватил ее за запястья, девушка игриво захохотала.

— Прекрати! — крикнул он, вскочил с кровати и, подхватив с пола брюки, торопливо натянул их.

— Я думала, ты любишь меня. — Анника вдруг помрачнела.

— Анника.

— Мне казалось, ты хочешь меня.

— Анника, оденься. — Дэнни протянул ей халат. — Я не готов разговаривать с пятнадцатилетней голой девушкой. Это противозаконно. Тебе нужно уехать. Я отвезу тебя домой немедленно.

Она прижала к груди халат.

— Но Дэнни…

— Анника, пожалуйста, надень халат.

Дэнни застегнул ремень на брюках.

— Анника, такое не случается вдруг. И вообще не случается просто так. С чего это тебе в голову взбрело?

— Взбрело. — Она шмыгнула носом и заплакала. — Ты всю неделю со мной заигрывал. Дразнил. Целовался.

— Я только один раз поцеловал тебя в щеку, — ответил Дэнни. — Ничего особенного для родственников. Просто отношения и любовь — разные вещи.

— А я тебя люблю! — крикнула она, и плач перешел в рыдания. Глаза ее закрылись, рот скривился. — Люблю! — повторяла она.

Дэнни, ошеломленный, застыл возле кровати. Он попытался приблизиться к девчонке, чтобы успокоить, но она опустила руки, которыми судорожно сжимала халат, и открыла массивные груди, подрагивающие от горя. Дэнни отпрянул. Так повторилось несколько раз: Дэнни подходил, его встречали груди, и он отлетал от кровати. Забавное зрелище. Мне казалось, я наблюдаю за воспроизведением вживую старинной порнографической игрушки, типа той, что показывали в фильме «Каскадер», где медведь совокупляется с девушкой на качелях.

Дэнни окончательно решил положить конец безобразию.

— Я выйду из комнаты, — сказал он, — а ты оденься и приведи себя в порядок. Приходи в гостиную, мы все обсудим. — Он повернулся и направился из комнаты. Я последовал за ним.

Мы сидели и ждали. Долго.

— Потом пришла Анника, в халате, с красными и опухшими от слез глазами. Ни слова не сказав, развернулась и зашагала в ванную. Прошло несколько минут, и она появилась оттуда уже в своей одежде.

— Отлично, поехали домой, — сказал Дэнни.

— За мной отец приедет, я ему звонила из спальни.

Дэнни замер. В комнате повисло напряжение.

— И что ты ему сказала? — спросил Дэнни.

— Прежде чем ответить, Анника долго смотрела на него.

— Я сказала, что мне неудобно спать тут. Постели плохие.

— Правильно. Молодец. — Дэнни облегченно вздохнул.

Она молча продолжала рассматривать его.

— Извини, но дело не в том, можешь ты нравиться или нет, — продолжил он. — Ты очень красивая девушка, только я — женат. Да и ты еще почти ребенок. Непозволительная… — Дэнни осекся.

— Связь, — проговорила она твердо.

— Ситуация, — тихо поправил он.

Она собрала сумку, подхватила короткое пальто и вышла в прихожую. Мы увидели свет приближающихся к дому автомобильных фар. Анника толкнула дверь, выскочила на улицу и побежала к машине. Дэнни и я стояли в дверях, провожая ее взглядами. Она закинула сумки на заднее сиденье «мерседеса», сама села рядом с отцом. Поднятый среди ночи с постели, в пижаме, он помахал нам, и они уехали.