В то лето Дэнни удалось-таки ненадолго устроиться на работу инструктором в автошколе в Спокейне. Через Майка, нашего агента-связника, он передал «близнецам» просьбу взять меня к себе на уик-энд, на что те охотно согласились, поскольку свыклись с моим присутствием в их доме, тем более что вел я себя там в высшей степени достойно — не писал и не какал на дорогостоящие ковры, не клянчил еду, не храпел и не пускал слюни во время сна.
Я бы с большей охотой поездил с Дэнни в автошколу, но понимал, что он, во-первых, поручает мне заботу о Зое, а во-вторых, хочет иметь своего лазутчика во вражеской цитадели. Я, конечно, не мог передать ему в точности все увиденное и услышанное, но одно мое присутствие придавало ему уверенности.
В пятницу около полудня я был доставлен Майком прямо в долгожданные объятия Зои. Она сразу же повела меня в свою комнату, где мы играли и мерили разную одежду. Нет нужды, наверное, говорить, что манекеном служил я. Сказать, что выглядел я пугалом — ничего не сказать. Зоя облачала меня в самые немыслимые наряды, а я терпел. Сейчас во мне говорит эго, но в тот момент мое участие в действах сводилось к мимике и я с радостью играл свою роль.
Вечером Максвелл вывел меня во двор раньше обычного и, как всегда, занудил: «Давай. Давай быстрее». Потом я вернулся в дом и отправился в Зоину комнату, где для меня уже приготовили постель. Зоя потребовала, чтобы спал я в ее комнате, а не за дверью и, упаси Господи, ни в коем случае не в гараже. Я свернулся комочком и быстро задремал.
Спустя примерно час я проснулся. Свет горел, но приглушенно. Зоя сидела рядом и занималась делом — окружала мою постель горками мягких игрушек.
— Они составят тебе компанию, — шептала она.
Их, как мне показалось, было несколько сотен. Различных форм и размеров. Она громоздила вокруг меня пирамиды из мягких мишек и жирафов, акул и собак, котов и птиц, и еще змей. Она упорно трудилась, а я внимательно наблюдал и вскоре сделался похожим на небольшой атолл в Тихом океане, окруженный коралловым рифом из игрушек. Желание Зои разделить со мной свои игрушки показалось мне забавным и трогательным. Я почувствовал себя защищенным и снова погрузился в сон.
Я проснулся ночью и увидел, что пока спал, стена игрушек вокруг меня значительно выросла и подошла вплотную ко мне. Тем не менее я смог, повернувшись на другой бок, устроиться поудобнее и в тот же миг вздрогнул от страшного зрелища. В глаза мне бросилась игрушка на самом верху. Она смотрела прямо на меня. Зебра.
Последыш той самой зебры. Демон, который рассеялся после того, как я разорвал зебру в прошлый раз, сидел теперь в новой зебре. Старая зебра, ужас моего прошлого, засунула его туда.
Демон вернулся. Хотя в комнате было темно, я хорошо видел, как сверкают его глаза.
Вы не ошиблись, если предположили, что той ночью я не сомкнул глаз. Меньше всего мне хотелось проснуться посреди резни, устроенной возвратившимся демоном. Я заставлял себя не спать всю ночь, но под утро сон все-таки свалил меня. Спал я чутко, и всякий раз, просыпаясь и открывая глаза, я видел зебру и ее оцепенелый взгляд, устремленный на меня. Другие звери оставались безжизненными. Зебра одна знала почему.
Весь день я чувствовал себя разбитым, но старался держаться. Правда, иногда ложился покемарить, наверстать недостающий сон. Уверен, со стороны я казался спокойным, но внутри у меня все клокотало. Я боялся ночи. Беспрестанно думал: будет ли зебра снова издеваться надо мной, сверлить своим наглым взглядом.
Ближе к вечеру «близнецы», как обычно, вышли на веранду с бокалами вина. Зоя смотрела телевизор в своей комнате, а я посапывал под деревом на солнышке. Здесь я и подслушал разговор между «близнецами».
— Конечно, так будет лучше, — первой заговорила Триш, — но все-таки мне его немного жаль.
— Так будет лучше, и этим все сказано, — отозвался Максвелл.
— Да, я знаю, и все же…
— Он пытался овладеть девочкой-подростком, — резко произнес Максвелл. — Какой нормальный отец набросится на невинную девушку?
Триш хмыкнула и покачала головой. Я приподнял голову от доски, на которой лежал, и посмотрел на нее.
— Что ты хочешь сказать? — тревожно спросил Максвелл.
— Судя по тому, что о ней говорят, не такая уж она и невинная.
— И что же о ней говорят? — пролепетал Максвелл. — Впрочем, не важно. Попытка изнасилования была.
— Да, да, конечно, — согласилась Триш. — Только как-то уж очень своевременно она выступила со своим заявлением.
— Полагаешь, она все выдумала?
— Нет, наверное. Но почему Пит молчал, пока ты ему не начал жаловаться на то, что мы скорее всего проиграем дело об опекунстве?
— Меня не волнует, почему он столько времени молчал, — отрезал Максвелл. — Дэннис плохо относился к Еве, та же участь ждет Зою. Дурак он, если дал себя застукать со спущенными брюками и членом в кулаке. И вдвойне дурак, если думает, будто я таким случаем не воспользуюсь. С нами у Зои будет счастливое детство. Мы дадим ей нормальное воспитание, хорошее образование. Обеспечим. Замуж выдадим за хорошего парня. У нее будет полноценная семья. Да что я тебя уговариваю? Ты же сама все прекрасно понимаешь.
— Понимаю, я все понимаю. — Триш отпила из бокала янтарную жидкость. — Но ведь и он не такой уж плохой.
Максвелл отправил в пищевод остатки вина и со стуком опустил бокал на тиковый стол.
— Пора готовить ужин, — произнес он и отправился в дом.
Их откровенность ошеломила меня. Я тоже отмечал удивительное совпадение событий и с самого начала подозревал неладное. Но одно дело догадываться, и совсем другое — услышать все своими ушами.
Подумать страшно. Представьте человека, у которого жена внезапно умирает от рака мозга. После чего ее бездушные родители сразу же затевают тяжбу с целью отнять у него дочь. Используют инсинуации, лживые заявления о сексуальных домогательствах, имея деньги, нанимают свору хитрых адвокатов-крючкотворов. Месяцами не дают отцу общаться с шестилетней дочкой. Кроме того, лишают его возможности зарабатывать себе на жизнь, только для того, чтобы доказать, будто он не способен обеспечить дочь. Сколько времени продержится человек в столь ужасной ситуации?
Но они не знали, с кем имеют дело. Дэнни не прогнулся перед ними и не сломался. Он никогда не сдавался и не сходил с дистанции.
Испытывая к «близнецам» отвращение, я последовал за ними в дом. Триш суетилась возле плиты, Максвелл достал из холодильника банку маринованного перца. Внутри меня закипала ненависть.
«Подонки!» «Гнусные мошенники».
Они перестали быть для меня людьми, превратились в «близнецов»-подлецов, низких, злобных подонков, набивающих чрево противным жгучим перцем, подкармливающих своего внутреннего трусливого дракона. Когда они смеялись, из их ртов извергалось пламя, а из носов валил дым. Они были недостойны жизни, эти гадкие людишки. Отвратительные создания на азотной основе, подобные монстрам, обитающим на дне самых глубоких озер, в мрачных впадинах, куда даже кислород не осмеливается проникать и где никогда не бывает света, а давление сокрушает все, превращая в песок.
Моя ненависть к «близнецам»-подлецам подпитывала мою жажду мести. Ради справедливого воздаяния я готов был использовать всю свою собачесть.
Керамическими зубами, которые он снимал на ночь, Максвелл разгрыз первый стручок, обдав губы едким соком, и полез в банку за вторым. Я подошел к нему. Сел перед ним. Подал лапу.
— Желаешь полакомиться? — спросил он, явно удивленный моим поведением. Я пролаял.
— На, отведай. — Максвелл извлек из банки крупный стручок перца и поводил им перед моим носом. Длинный, толстый, неестественно зеленый, он отвратительно вонял кишащими в нем нитратами и сульфитами. Сатанинская конфетка, право слово.
— Думаю, тебе не следует кормить его перцем, — бросила через плечо Триш.
— Ему нравится перчик. Пусть покушает, — возразил Максвелл.
Первым моим желанием было вместе со стручком отхватить Максвеллу пару пальцев, но я подавил его. Подобный демарш создал бы мне определенные проблемы. Скорее всего меня бы отправили на эвтаназию прежде, чем успел вернуться Майк. Поэтому я взял в рот только один перец. Я знал, что мне сразу станет плохо, но еще я сознавал: расстройство пройдет довольно скоро, и тогда настанет сладкий миг возмездия. Это мне и требовалось. В конце концов, я всего лишь глупая собака, недостойная человеческого презрения, безмозглая скотина, чьи действия определяются телесными функциями. Одним словом, тупая псина.
Я внимательно наблюдал за ними во время ужина, поскольку хотел увидеть все своими глазами, разобраться в происходящем. «Близнецы» предложили Зое кусок курицы, залитой сливочным соусом. Они не знали, что Зоя любит куриные котлеты и никогда не ест их с соусом. Ей вообще не нравится постоянство в еде. Когда она отказалась от бобов, Триш спросила, не желает ли она банан. Зоя согласилась, и Триш нарезала ей банан. Зоя едва притронулась к нему, потому что нарезала его Триш неровно, а кроме того, на нем кое-где были коричневые точки. Такие бананы Зоя не ела. Дэнни резал ей бананы аккуратно, ровненькими дольками, предварительно счищая с них все пятнышки.
И повернулся же язык у этих посланцев зла — вы представляете себе таких родителей?! — сказать, будто они действуют в Зоиных интересах. Да они представления не имеют о том, как строится ее благополучие. Они даже не подумали спросить, почему она не съела банан. Они позволили ей выйти из-за стола фактически полуголодной. Дэнни в жизни бы подобного не допустил. Он бы приготовил еду, которая ей нравится, и позаботился, чтобы она наелась, поскольку пища ей нужна для роста.
Все время, пока следил за «близнецами», я продолжал негодовать, а в животе моем закипала грязная смесь.
Поздним вечером, когда пришло время выводить меня на двор, Максвелл открыл французскую дверь в задней части дома и завел свой обычный идиотический распев: «Давай, парень, давай быстрее».
Я не вышел из дома. Я посмотрел на него, подумал о его мерзких действиях, о том, как безжалостно он разрушает семью, рвет ткань наших жизней ради своих эгоистичных наглых целей, представил, какими гаденькими опекунчиками они станут для Зои. От этих мыслей я весь изогнулся, принял нужную стойку и наделал громадную вонючую жидкую кучу прямо там, в доме, на прекрасном дорогущем берберском ковре.
— Какого черта! — заорал Максвелл. — Плохой пес!
Я повернулся и бодро засеменил в Зоину комнату.
— Давай, парень. Давай быстрее, сволота, чисти коврик, — бросил я на ходу, но он, конечно же, меня не услышал.
Обосновавшись в лагуне, устроенной для меня Зоей, я услышал, как Максвелл истошно зовет Триш. Я взглянул на зебру, все еще восседающую на троне из безжизненных тел животных, и зарычал на нее приглушенно, но угрожающе. И демон догадался — со мной сегодня не стоит связываться.
Да и вообще лучше не связываться.