Прошло несколько дней. Неделя. Или две недели. Не знаю точно сколько. После опустошения счетов Дэнни время мало значило для меня. Он выглядел болезненным, вялым, апатичным. Впрочем, как и я. Когда боль бедер все еще беспокоила меня, незадолго до того, как они совсем зажили, — боль не исчезла совсем, но уже не казалась сильной, мы отправились навестить Майка и Тони.
Они жили недалеко от нас. В небольшом доме, но отражающем совсем иной уровень дохода: Тони, как однажды сказал мне Дэнни, оказался в нужное время в нужном месте, поэтому мог больше не заботиться о деньгах. Такова жизнь. Таково проявление. Машина идет туда, куда глаза твои смотрят.
Мы сидели на кухне, Дэнни с чашкой чая в руке, на столе перед ним лежала папка светло-желтого цвета. Тони куда-то ушел. Майк нервно вышагивал по кухне.
— Дэнни, они предлагают справедливое решение. Я целиком и полностью поддерживаю тебя.
Дэнни неподвижно сидел, тупо уставившись в папку.
— Подумай о своей судьбе, — уговаривал его Майк. — Принципы — вещь хорошая, но нельзя ради них жертвовать будущим. Репутацией.
Дэнни молча кивнул.
— Лоуренс выдавил из них все, что ты хотел. Они выполнили все его требования. Правильно?
Дэнни снова кивнул.
— График посещений остается прежним, и кроме того, вы сможете проводить вместе две недели летом, неделю на Рождество и неделю в феврале, — прибавил Майк.
Дэнни опять кивнул.
— Тебе не придется больше платить алименты на ее содержание. Учиться она будет в престижной частной школе. Потом пойдет в колледж. Они оплатят ее обучение.
Дэнни продолжал кивать.
— Они уладят дело о сексуальных домогательствах. С тебя снимут все обвинения, тебя не внесут в списки потенциальных преступников.
Дэнни кивнул.
— Дэнни. — Майк вздохнул. — Ты умный парень. Послушай, что я тебе скажу. Лоуренс предлагает отличное решение, и ты это знаешь.
Дэнни смущенно осмотрел стол с лежащими на нем бумагами, затем перевел взгляд на свои руки. Долго рассматривал их, словно проверяя — его они или нет.
— Ручки нет, — сказал он.
Майк повернулся к стоящему позади него телефонному столику, взял ручку. Протянул ее Дэнни.
Дэнни помедлил. Рука его застыла над файлом с бумагами. Он поднял глаза на Майка.
— Ощущение такое, словно меня опустошили, Майк. Распороли, вытащили прямую кишку, вместо нее вставили трубку, а к ремню привязали мешок для дерьма. С ним мне теперь и придется ходить. Всю оставшуюся жизнь. Представляешь? И всякий раз, когда я буду вываливать из него дерьмо и мыть его, мне придется вспоминать, как меня полосовали. Их гаденькие улыбочки и собственную радость, что вообще остался жив.
Майк потрясенно смотрел на Дэнни.
— Скотство, конечно, — пробормотал он.
— Еще какое. Круто они со мной обошлись. Ручка красивая.
Дэнни поднес ее к глазам. Ручка была сувенирная, верх ее заполняла бесцветная жидкость, в которой плавал какой-то зверек.
— Купил в зоопарке, в Вудданд-Парке, — объяснил Майк.
Я пригляделся. Внутри ручки была маленькая саванна. «Что там плавает?» — подумал я и сразу узнал зебру. Дэнни потряс ручку, и зебра поплыла по пластмассовой саванне. «Зебры. Везде зебры».
Вдруг я понял. Зебра живет не вне нас. Она прячется где-то внутри. В наших страхах. В нашем стремлении к саморазрушению. Зебра — худшая наша часть; она проявляется, когда для нас наступают тяжелые времена. Демон — это мы сами!
Дэнни опустил ручку, собираясь подписывать бумаги, и я увидел, как зебра поплыла вниз, к линии, где Дэнни следовало поставить подпись. В ту минуту я осознал, что документы подписывает не он. Зебра! Вот кто! Дэнни никогда бы не отказался от своей дочери ради нескольких недель летних каникул и освобождения от алиментов!
Я старый пес, к тому же побывавший под колесами автомобиля. Я смог собрать остатки сил, благодаря обезболивающему, которое Дэнни вколол мне час назад и положил передние лапы ему на колени. Я вытянул морду, цапнул зубами и в следующую секунду уже стоял у кухонной двери с бумагами в зубах, а Дэнни с Майком ошарашенно уставились на меня.
— Энцо! — приказал Дэнни. — Положи документы на пол.
Я отказался.
— А ну положи! — заорал он.
Я замотал головой.
— Иди ко мне, — позвал Майк:
Я посмотрел на него, в руке у Майка был банан. Майк с Дэнни разыгрывали известную сцену — первый был хорошим полицейским, второй — плохим. Майк вел нечестную игру. Он знал, как я люблю бананы. И все же я устоял.
— Энцо, мать твою, иди сюда! — заорал Дэнни и бросился ко мне.
Я выскользнул из его рук.
Они имели явное преимущество, поскольку моя подвижность была серьезно ограничена. И все-таки это была настоящая гонка. Я финтил, ускользал, делал обманные движения, уклонялся, не давая схватить себя за ошейник.
Я их перехитрил.
Документы находились у меня в зубах. Я не выпустил их даже когда они загнали меня в угол в гостиной. Даже когда едва не схватили меня и чуть было не вырвали их из моей пасти. Я знал, что нахожусь в ловушке, но продолжал сражаться. Потому что Дэнни сам учил меня: «Пока тикает секундомер, гонка не кончилась». Я обвел глазами комнату и заметил, что одно из окон приоткрыто. Совсем чуть-чуть. На нем висела штора, и все же это был выход.
Превозмогая боль, я рванулся к окну. Из последних сил прыгнул. Окно растворилось. Я едва не запутался в шторе, но в конце концов освободился от нее. Она скользнула в сторону, я сиганул вниз и вывалился на веранду. Я упал набок, вскочил и помчался на задний двор.
Майк и Дэнни, задыхаясь от погони, вылетели через черный ход, но вместо того, чтобы броситься за мной, остановились, наверное, пораженные моей ловкостью и целеустремленностью.
— Это ж надо. В окно, — тяжело дыша, сказал Майк.
— Сиганул, — закончил за него Дэнни.
Да, да. Я такой. Я могу и сигануть.
— Сними мы его прыжок на камеру, мы бы десять тысяч долларов сорвали в передаче «Забавное домашнее видео», — проговорил Майк.
— Отдай мне бумаги, Энцо, — попросил Дэнни.
— Я замотал мордой. Майк рассмеялся.
— Не смешно, — заметил Дэнни.
— Напротив. Очень забавно, — возразил Майк.
— Отдай документы, — повторил Дэнни.
Я положил бумаги перед собой и наступил на них лапой. Вдавил их в землю. Я пытался похоронить их. Майк снова рассмеялся. Дэнни, наоборот, здорово рассердился. Он смотрел на меня, и глаза его яростно горели.
— Энцо, — прошипел он. — Я тебя предупреждаю.
Ну, и как я должен был поступить? Я, как мог, все ему сказал. Он не понял? Ему же хуже. У меня оставался еще один аргумент.
Последний. Я поднял заднюю лапу и пописал на документы.
Жесты — это все, что у меня есть.
Увидев, что я делаю, они закатились от смеха. Дэнни и Майк. Хохотали до слез. Не помню сколько лет я не видел, чтобы Дэнни так ржал. Лица их раскраснелись. Они рухнули на колени и продолжали хохотать, пока не устали.
— Ладно, Энцо, — выдавил Дэнни. — Молодец. Я тебя понял.
Только тогда я отошел от пропитанных мочой документов и приблизился к нему.
— Позвони Лоуренсу, он отпечатает новые, и ты подпишешь, — предложил Майк.
Дэнни поднялся.
— Нет, — ответил он. — Энцо правильно советует. Ссать я хотел на их мировую. Не буду ничего подписывать. Я не совершал ничего дурного и не сдамся. Я никогда не сходил с дистанции.
— Они обалдеют, — проговорил Майк со вздохом.
— Меня это не волнует, — отозвался Дэнни. — На дистанции я борюсь до последней капли бензина. Уходить с нее не собираюсь. И я выстою. Я обещал Зое. Я еще на трассе.
Когда мы вернулись домой, Дэнни выкупал и обтер меня. Потом включил в гостиной телевизор.
— Какая из них твоя любимая? — спросил он, обводя глазами полку с видеокассетами гонок, каждую из которых мы с ним смотрели с одинаковым удовольствием Давай поставим вот эту, я знаю, она тебе нравится.
Он вставил кассету. Гран-при Монако одна тысяча девятьсот восемьдесят четвертого года с участием Айртона Сенны, где он под проливным дождем преследовал лидера гонки Алена Проста, Если бы гонку не остановили из-за погодных условий, Сенна бы ее выиграл, потому что для него плохих погодных условий не существовало. Дождь словно обходил его стороной.
Мы на одном дыхании просмотрели всю гонку, сидя рядом, Дэнни и я.