В моем распоряжении оставалось еще несколько минут. Я была уверена в этом хотя бы потому, что такое количество солдат трудно быстро построить. Тем более что те, похоже, не торопились выполнять герцогский приказ, отлично понимая, что противник далеко не уйдет.

Взяв в руку конец веревки, я подтащила летательную машину как можно ближе к дымоходу. Кстати, сделать это оказалось гораздо труднее, чем могло показаться на первый взгляд, однако, в конце концов, мне это удалось. Еще минута-другая, и тугой узел был развязан, а нос летательной машины смотрел прямо вниз.

Оставалось лишь пристегнуть себя ремнями к корпусу. Увы, в самый последний момент, стоило мне посмотреть вниз, как меня вновь начали одолевать сомнения. Хотя летательная машина была довольно внушительных размеров, подо мной в любом случае будет бездна. Это было сродни тому, как попытаться взмыть в небо, вскарабкавшись на спину огромной птице и вцепившись ей в перья.

«А вот отец не испугался бы, — строго напомнила я себе. — Да и мастер тоже».

Боже, неужели и мне хватит смелости доверить жизнь шаткой конструкции из обтянутых холстиной рам?

«И вообще, что тебе терять, — нашептывал мой внутренний голос. — Ведь не рискни я взлететь, меня наверняка, схватят, и тогда в любом случае мне уготован конец. Так что не велика разница».

«Уж лучше умереть, подобно соколу, чем жить как пугливая мышь», — сказала я самой себе и улеглась лицом вниз на корпус машины.

Теперь мне оставалось лишь пристегнуться. Впрочем, сначала я решила проверить работу педалей и рычагов и поразилась тому, как даже самое легкое прикосновение тотчас приводило в движение крылья. У меня отлегло от души — я опасалась, что не смогу дотянуться до рычагов управления, рассчитанных на человека такого роста, как мастер. На мое счастье, они были расположены таким образом, что до них можно было дотянуться под любым углом. Мне оставалось лишь запомнить последовательность действий рычагов и педалей, чтобы удержать летательный аппарат в воздухе.

Всего лишь! Экая самонадеянность!

Тем временем шум и сутолока во дворе замка усилились. Впрочем, я знала, что, прежде чем прыгать с крыши, мне следует дождаться сигнала. Сигнал же этот — не что иное, как ставший хорошим знакомым за эти дни лязг цепей и лебедки. Так я узнаю, что решетка поднята, и солдаты готовы выехать за стены замка. Но выедут они не беспорядочной толпой, как армия муравьев из потревоженного муравейника, а предварительно построившись, и лишь потом двинутся к опушке леса. Именно в тот момент, как они будут готовы ринуться в наступление, я перережу канат и поднимусь в воздух.

При мысли о том, какой хаос за этим последует, я невольно улыбнулась. Еще бы, вот это будет зрелище! Хлопая огромными крыльями, я полечу над полями. Солдаты от удивления разинут рты и станут глазеть на небо, а их лошади наверняка испугаются и встанут на дыбы, сбрасывая с себя зазевавшихся седоков. Самые суеверные наверняка рухнут на колени, испугавшись, что их ждет небесная кара.

Взмыв в воздух, я постараюсь оставаться там как можно дольше, давая моим товарищам возможность спастись бегством, пока солдаты герцога будут удивленно смотреть на меня. А потом, если мне хватит сил и если мне, как Дедалу, будет благоприятствовать ветер, я постараюсь улететь на безопасное расстояние, возможно, даже до самого Милина.

Если же мне уготована иная судьба, — та, что постигла Икара, — по крайней мере, я уйду из этого мира с честью, и когда рухну на землю, это тоже на какое-то время отвлечет солдат от выполнения герцогского приказа.

Понимая, что дальше тянуть невозможно, я потянулась к первому ремню — его нужно было обмотать вокруг торса и закрепить снизу. Мои нервы были натянуты до предела, почти как холст на крыльях. От напряжения на лбу выступили бисеринки пота. Ворота все так же оставались закрыты. Боже мой, сколько же времени нужно, чтобы взять оружие и, сев на скакунов, приготовиться выступить в поход!

Я слегка ослабила ремень и, приняв сидячее положение, вытянула шею, чтобы лучше рассмотреть, что происходит внизу. Увы, с того места, где стояла летательная машина, видно ничего не было. Тем не менее, шум во дворе не стихал, и я прислушалась, а сама тем временем вновь расположилась на раме и потянулась к ремням. Надо сказать, что слух меня не подвел, потому что, несмотря на царящую внизу суматоху, я явственно различила чьи-то шаги и в следующий миг к своему вящему ужасу поняла, что на крыше я не одна.

Я тотчас обернулась: передо мной стоял богато одетый юноша. Не то, чтобы его появление здесь удивило меня, — скорее, расстроило. Зная то, что мне теперь было известно, я не удивилась едва уловимому сходству во внешности юноши и герцога — то ли это была легкая одутловатость щек, то ли форма подбородка, то ли пристальный взгляд темных глаз, не знаю. А может то, с каким презрением он смотрел на меня — я представляла собой совершенно беспомощное создание, словно путами, оплетенное ремнями летательной машины.

Понимая, что нахожусь целиком и полностью в его власти, я машинально посмотрела на нож, висевший у него на поясе — тот самый нож, который он раньше прятал под туникой подмастерья. Одетый как молодой аристократ, он мог позволить носить это оружие, как и положено — у всех на виду. Тито заметил, куда обращен мой взгляд, и по губам его скользнула легкая усмешка, а рука легла на рукоятку ножа. Я невольно вздрогнула. В эти мгновения я целиком и полностью была в его власти, распростертая перед ним, словно агнец перед закланием. Один взмах этого зловещего лезвия, и он отправит меня на тот свет, прежде чем я смогу сбросить с себя ремни и подняться на ноги.

Едва успела эта мысль промелькнуть в моем создании, как он опустился напротив меня на одно колено. Однако вместо того, чтобы всадить мне меж ребер нож, он схватил меня за плечи и одним резким движением бесцеремонно столкнул меня с летательной машины на скользкую крышу. И пока я поднималась на колени, потребовал у меня ответ, как будто имел на то полное право:

— Что ты делаешь с моей летательной машиной?

— Твоей летательной машиной?

От удивления я даже забыла про страх.

— Но ведь это летательная машина мастера! — возмущенно возразила я и кое-как поднялась на ноги. — Ее построил он вместе с моим отцом. Ты не имеешь на нее никаких прав!

— Да, но сейчас она находится в замке Понтальба и, следовательно, принадлежит нам.

Мне почему-то тотчас вспомнилось, как обошелся с ним дядя, и я удивилась такой странной преданности. Неужели кровная связь крепче, нежели дружба подмастерьев, которая когда-то нас связывала? Наверно, все-таки крепче, поскольку черты его приняли то же самое упрямое и самодовольное выражение, какое утром я заметила на лице Давида, когда тот пытался остановить нас на полпути к замку.

Однако Давид испытал сомнения, услышав наши доводы. Так может, Тито тоже прислушается к голосу разума? А может статься, если я сумею помочь ему отвести от самого себя укоры совести, я даже заполучу в его лице союзника?

— Ни за что не поверю, что ты замешан в этих махинациях, — произнесла я как можно спокойнее. — Вспомни того пажа, который призвал тебя едва ли не в полночь? И тех трех загадочных людей, о которых ты мне рассказывал, тех самых, что на всю ночь привязали моего отца к повозке, а сами принялись дожидаться утра, чтобы тайком вывезти его и летательную машину из замка? Наверняка, это их собственные черные дела, и ты к ним не причастен.

Произнеся эти слова, я приготовилась услышать, что он сейчас со мной согласится, что он скажет мне, что случившееся — чудовищная ошибка, что дядя каким-то образом его обманул. Увы, не успел он открыть рот, как мои надежды испарились без следа.

— Это был никакой не паж, — выпалил Тито и даже презрительно фыркнул, не иначе как в насмешку над моей доверчивостью. — Я это сказал лишь для того, чтобы ты поверил, будто эта записка действительно от Леонардо. А те три человека — это солдаты моего дяди, которые проникли в замок в обличье батраков. И я даже вступился за них, — добавил он, явно довольный своей изобретательностью. — Я сказал капитану стражи, что их наняли в помощь Леонардо, чтобы не вызвать лишних подозрений по поводу того, почему их повозка то въезжает в ворота, то выезжает из них.

Внезапно его улыбка померкла.

— По идее, это был безупречный план. Откуда мне было знать, что Леонардо решит в этот день покинуть Милан, не сообщив об этом никому, кроме твоего отца. Я рассказал стражникам, где его искать, оставил им описание его внешности. Эти остолопы даже не спросили, как зовут твоего отца, полагаясь на описание его внешности. Но все равно они умудрились похитить его и привезти в замок.

— Конечно, мысль о похищении пришла нам в голову в самый последний момент, — добавил Тито, пожимая плечами. — Особой нужды в этом не было, по крайней мере, согласно нашему первоначальному плану. При желании, будь эскизы Леонардо по-прежнему в моем распоряжении, я и сам бы мог завершить создание летательной машины.

Эскизы Леонардо.

И тогда я к своему ужасу все поняла. А когда поняла, испугалась так, что на какой-то миг у меня перехватило дыхание. Нет, такого просто быть не может! Ведь Тито на протяжении нескольких месяцев был одним из нас! Он работал вместе с нами. Ел с нами за одним столом, спал в одном с нами помещении! Мы доверяли ему, считали его нашим другом! Ну и что, что он племянник герцога! Как же ему хватило дерзости забыть эту дружбу?

Как вообще он мог предать нас, более того, хладнокровно убить самого достойного, самого талантливого из нас?

— Так это был ты! — прошептала я, когда дыхание вернулось ко мне. — Это ты убил Константина, выпустил в него стрелу, когда он спешил, чтобы предупредить мастера, что ты украл его эскизы, чертежи его летательной машины!

— Неправда! Их украл Константин! — с жаром воскликнул Тито. Возмущение в его голосе было таким искренним, что мне сделалось не по себе. Тито тем временем, тряхнув головой, продолжал:

— Константин считал, что он самый умный. Я помню, как он смотрел на меня, когда ему казалось, будто я отвернулся в другую сторону. Были случаи, когда он следил за мной, притворяясь, что мы оказались рядом лишь по чистой случайности. Я предупредил его, чтобы он оставил меня в покое, но он и ухом не повел. А потом однажды я застукал его, увидел, как он роется в моем сундуке.

Как я поняла, Тито имел в виду деревянный ящик, задвинутый под его койку, ящик довольно внушительных размеров, чтобы в нем могла уместиться вся его одежда и прочие личные вещи. Впрочем, такой сундук имелся у каждого из нас. Сундуки не закрывались, потому что все воспринимали как должное то, что никто не имеет права копаться в вещах своих товарищей. Наверняка у старшего подмастерья имелись обоснованные подозрения, коль он нарушил это неписаное правило.

— Именно тогда он обнаружил страницы, которые ты вырвал из дневника мастера, — догадалась я. Ответом мне стал короткий кивок.

— Я не собирался этого отрицать. Потому что какая мне была от этого польза? Вместо этого я сказал Константину, кто мой дядя, добавив при этом, что если он забудет, что видел и слышал, я добьюсь, что ему хорошо заплатят за его молчание. Он сделал вид, будто согласен на мои условия, но вместо того, чтобы вернуть мне страницы, сбежал вместе с ними. Я должен был его остановить. Я не мог позволить, чтобы он помешал моему плану.

Тито на минуту умолк, как будто пожалел о своем признании, однако затем продолжил:

— Дядя подарил мне арбалет, а также нож. Он лежал на самом дне сундука, завернутый в плащ. Я почти позабыл о нем, но в тот момент вспомнил. Схватив его, я погнался за Константином.

Внезапно, как будто ноги больше не держали его, Тито устало опустился на крышу рядом с летательной машиной.

— Я не собирался его убивать, — произнес он невыразительно, как будто устал рассказывать одну и ту же историю. — Я лишь пытался отобрать у него чертежи, хотел припугнуть его, заставить держать язык за зубами. Но он бросился в сад, где, насколько мне было известно, работал мастер. Константин уже почти добежал до ворот, но те оказались заперты. И я подумал, что это мое спасение. Но в следующий миг он принялся карабкаться на стену.

По щеке у Тито скатилась предательская слеза. Он поспешил отвернуться, чтобы смахнуть ее, но я все равно заметила.

— Других способов остановить его у меня не было. В мои планы не входило его убивать, честное слово. Я даже не заметил, как выпустил стрелу. Она попала ему в спину, и он свалился со стены. Я подождал немного, в надежде, что кто-нибудь подойдет, но никто так и не появился. И еще я понял, что он умер, и потому не сможет рассказать мастеру о том, что я украл чертежи. Но самое худшее заключалось в том, что самих чертежей у меня больше не было, и потому мне пришлось искать выход из положения. Вот тогда мне в голову и пришла мысль похитить самого Леонардо.

— Но зачем тебе это понадобилось, Тито? — спросила я, не в силах сдержать охватившую меня злость. — Почему ты вечно идешь на поводу у своего дяди? Ты ведь знал, что поступаешь подло! Что мешало тебе сказать мастеру, что герцог что-то замышляет? Леонардо, наверняка, помог бы тебе остаться в Милане, и тогда тебе не пришлось бы возвращаться в Понтальбу. Скажи, что такого пообещал тебе твой дядя, что ты не побрезговал пойти на убийство и похищение?

При упоминании герцога, Тито машинально поднес руку к разбитому рту, и лицо его приняло каменное выражение. Я вспомнила, что отец его умер, когда он был еще ребенком, и с тех пор отца ему заменил герцог. Хотя я была зла на Тито, я невольно прониклась к нему сочувствием и попыталась представить себе, каково это — расти под зорким оком жесткого герцога, чье одобрение он всячески стремился заслужить? И это при том, что жил он в постоянном страхе перед ним?

Тито вновь посмотрел мне в глаза и слегка усмехнулся.

— Ты ничего не понимаешь. Мне, наконец, подвернулась возможность снискать похвалу дяди! Он всегда считал меня дураком и лоботрясом. По его мнению, живопись — занятие, недостойное мужчины. Он лишь потому позволил мне поступить в ученики к Леонардо, что я пообещал притвориться простолюдином и докладывать ему обо всем, что происходит в замке Сфорца. Что касается летательной машины, то украсть ее я задумал сам, чтобы затем доставить в Понтальбу. Когда я поделился моим планом с дядей, тот пообещал, что если я сумею осуществить задуманное, он разрешит мне первым совершить на ней полет. А еще он сказал, что здесь, в Понтальбе, мы построим целый флот таких машин, и он поставит меня капитаном.

Первой моей мыслью было, что герцог никогда бы не доверил племяннику столь ответственное поручение. И все же, судя по ноткам гордости в голосе Тито, сам он, похоже, верил дядиным обещаниям. Потому что случись ему и впрямь занять столь высокий пост, это искупило бы все унижения, которых он явно натерпелся, живя в замке Никодемо.

Увы, лирическое расположение духа вскоре покинуло его, и он окинул меня сердитым взглядом.

— В том, что все так получилось, виноват главным образом ты, ты и твой отец! — злобно воскликнул он. — Скажи синьор Анджело людям моего отца, что он никакой не Леонардо, или если бы ты не послушался Ребекку и не стал приезжать сюда вслед за отцом, все были бы живы и здоровы. Но ты предпочел вмешаться, и теперь из-за тебя мой дядя отдал приказ убить или бросить в темницу всех до одного — и тебя, и твоего отца, и Леонардо, и остальных подмастерьев. И не потому, что он вас боится, а просто ради собственного удовольствия.

Не успел Тито бросить мне в лицо свои обвинения, как я услышала знакомый скрежет поднимаемой решетки. Снизу до нас доносились крики всадников — они поддали шпорами своих скакунов и теперь двигались к воротам. Еще мгновение — и весь их конный отряд по подъемному мосту выедет на поле, где, приняв боевой порядок, устремится в направлении леса, чтобы сразиться с горсткой плохо вооруженных юношей, которые в данный момент нашли укрытие в лесу.

Мне следовало поторопиться. В воздух я должна взмыть до того, как солдаты достигнут опушки леса.

— Тито, — обратилась я к нему с мольбой в голосе, опустившись рядом с ним на колени и взяв его за руку. — Тебе еще не поздно искупить свою вину. Позволь мне воспользоваться летательной машиной. Если у меня получится удержать ее в воздухе, я использую ее для того, чтобы отвлечь внимание солдат, и тогда подмастерья сумеют спастись бегством. И пусть я ничем не могу помочь отцу и мастеру, я, по крайней мере, смогу спасти своих товарищей.

— С какой это стати тебя заботит жизнь горстки простолюдинов?

— Но ведь они мои друзья, Тито, впрочем, как и твои.

Не дожидаясь, что он на это скажет, я отпустила его руку и вновь улеглась на корпус машины и дрожащими руками закрепила пояс. Тито даже не сдвинулся с места, оставшись сидеть там же, где и сидел, рядом с летательной машиной. Лицо его было каменным. Я потянулась за концом веревки, которая удерживала летательную машину на месте. Всего один рывок, и узел развяжется, веревка проскользнет сквозь кольцо, и летательная машина устремится с крыши вниз.

Напоследок я еще раз посмотрела на Тито. Он медленно поднялся, а на какой-то миг я испугалась, что он попытается мне воспрепятствовать. Но вместо этого он сказал:

— Если я позволю тебе это сделать, поклянись, что если тебя вдруг схватят, ты никому не скажешь, что видел меня здесь. Что я пришел на крышу слишком поздно и не сумел остановить тебя.

— Клянусь всеми святыми, — пообещала я. В следующий миг до меня донесся крик капитана стражников, и ответный мерный цокот копыт по камням внутреннего двора. Отряд выезжал за ворота замка и через пару минут примет боевой порядок. — Главное позволь мне сделать то, что в моих силах, чтобы спасти моих друзей, ради Константина…

Вместо ответа Тито отступил от края крыши. С благодарностью посмотрев на него, я напоследок проверила работу педалей и рычагов. Затем легонько похлопала крыльями и тотчас ощутила, как машину слегка повело вверх. Наклона крыши будет достаточно, чтобы к тому моменту, когда я соскользну с нее, успеть развить скорость и остаться в воздухе. Правда, при одном условии: что я не забуду энергично работать рычагами и педалями для того, чтобы быстро хлопать крыльями. С другой стороны, если я стану Усиленно махать ими, то велик риск зацепиться за черепицы, и тогда летательная машина выйдет из повиновения.

Цоканье копыт по перекидному мосту стихло. Что означало лишь одно: всадники в данный момент перестраиваются, принимая на поле боевой порядок, скачут вперед, а вслед за ними строят свои ряды пешие воины. Еще пара мгновений, и капитан прикажет ринуться в бой. Для меня это будет сигналом воспарить в небо.

Страх как рукой сняло. Наоборот, мною овладело удивительное спокойствие. Я больше не задавалась вопросом, что может случиться, если я вдруг сорвусь и упаду. В эти мгновения главным было другое: как можно дольше продержаться в воздухе, чтобы тем самым внести сумятицу в ряды герцогской армии и дать моим товарищам возможность уйти из леса. Едва успев пробормотать себе под нос молитву первым пришедшим на ум святым, которые, возможно, внимали мне в эти мгновения, я услышала внизу еще один крик.

Набрав полную грудь воздуха, я дернула за веревку.

В первый миг машина даже не сдвинулась с места, и я испугалась, как бы веревка не запуталась среди педалей и рычагов, но уже в следующее мгновение с головокружительной скоростью — гораздо быстрее, чем я ожидала — покатилась по крыше вниз.

Хотя спуск по скату крыши длился считанные секунды, время для меня как будто замерло на месте, и каждый миг фиксировался в памяти с удивительной ясностью и четкостью. Я начала работать педалями, повторяя про себя при каждом новом движении ног: раз, два, три, раз, два, три.

Обтянутые холстиной крылья тотчас начали подниматься и опускаться в такт моему счету, словно крылья гигантского голубя, а их приглушенный шорох чем-то напомнил мне ночной полет выбравшейся на охоту совы. Я тотчас обрела уверенность — конструкция машины повторяла анатомию птицы, с той единственной разницей, что эта гигантская рукотворная птица не имела перьев.

Не успело мое сердце исполниться восторга, как до моего слуха донесся чей-то испуганный крик. Быстро оглянувшись назад, я увидела Тито. Раскинув в стороны руки, он, с перекошенным от гнева лицом, бежал за мной и кричал:

— Остановись! Она моя! Слышишь, моя!

— Не подходи! — хотела я крикнуть ему, но слова застряли у меня в горле. Мне оставалось лишь одно, молиться всем святым, чтобы он одумался, хотя я с удивительной отчетливостью видела, чем все это закончится.

Ему было за мной не угнаться, потому что машина скатывалась с крыши слишком стремительно, и передо мной вот-вот откроется проем в парапете. Еще несколько мгновений — и машина взлетит в воздух. Но Тито продолжал бежать за мной, и до меня доносились его крики. Казалось, его совершенно не волновало, что край крыши недалеко и с него можно упасть как с края пропасти.

Впрочем, мне было некогда переживать за его жизнь. Потому что оставалось одно: ритмично нажимать на педали и молить всех святых, чтобы детище Леонардо действительно оказалось триумфом его гения. Впереди меня простиралось одно лишь небо — безоблачное и такое синее, каким я его никогда не видела.

А еще через миг подо мной разверзлась пустота.