Предисловие к грузинскому изданию брошюры К. Каутского “Движущие силы и перспективы русской революции”
[1]
Имя Карла Каутского не ново. Его давно знают как достойного теоретика социал-демократии. Но Каутский известен не только с этой стороны, он замечателен также как солидный и вдумчивый исследователь тактических вопросов. В этом отношении он завоевал большой авторитет не только среди европейских товарищей, но и у нас. Это и не удивительно: сегодня, когда тактические разногласия раскалывают российскую социал-демократию на две фракции, когда взаимная критика часто обостряет дело, переходя в дрязги, и выяснение истины крайне затрудняется, — весьма интересно послушать такого беспристрастного и опытного товарища, каким является К. Каутский. Вот почему наши товарищи с таким рвением принялись изучать тактические статьи Каутского: “Государственная дума”, “Московское восстание”, “Аграрный вопрос”, “Русское крестьянство и революция”, “Еврейские погромы в России” и др. Но с несравненно большим вниманием товарищи отнеслись к настоящей брошюре, и это потому, что здесь затронуты все те главные вопросы, которые разделяют социал-демократию на две фракции. Дело в том, что Плеханов, который недавно обратился к иностранным товарищам для выяснения наших злободневных вопросов, оказывается, с теми же вопросами обратился и к Каутскому и просил соответствующего ответа и у него, на что Каутский, как видно из его слов, ответил настоящей брошюрой. После этого, разумеется, с тем большим вниманием товарищи должны были отнестись к упомянутой брошюре. Ясно, что тем большее значение имеет для нас эта брошюра.
Поэтому будет очень полезно, если мы хотя бы в общих чертах вспомним вопросы наших разногласий и попутно выясним взгляды Каутского на те или иные вопросы,
На чьей стороне Каутский, кого он поддерживает, большевиков или меньшевиков?
Первый вопрос, который раскалывает на две части российскую социал-демократию, — это вопрос об общем характере нашей революции. Что наша революция буржуазно-демократическая, а не социалистическая, что она должна закончиться разрушением феодализма, а не капитализма, — это ясно для всех. Но, спрашивается, кто будет руководить этой революцией и кто объединит вокруг себя недовольные элементы народа: буржуазия или пролетариат? Пролетариат ли пойдет в хвосте за буржуазией, как это имело место во Франции, или буржуазия пойдет за пролетариатом? Вот как стоит вопрос.
Меньшевики устами Мартынова говорят, что наша революция буржуазная, что она является повторением французской революции и, так как французской революцией как революцией буржуазной руководила буржуазия, то и нашей революцией должна руководить буржуазия. “Гегемония пролетариата — вредная утопия…” “Пролетариат должен идти за крайней буржуазной оппозицией” (см. “Две диктатуры” Мартынова).
Большевики же говорят: правда, наша революция является буржуазной, но это вовсе не означает, что она является повторением французской революции, что ею непременно должна руководить буржуазия, как это случилось во Франции. Во Франции пролетариат представлял собой малосознательную и неорганизованную силу, вследствие чего гегемония в революции осталась за буржуазией. У нас же пролетариат представляет собой сравнительно более сознательную и организованную силу, вследствие чего он уже не довольствуется ролью придатка буржуазии и как наиболее революционный класс становится во главе современного движения. Гегемония пролетариата — не утопия, она — живой факт, пролетариат на деле объединяет вокруг себя недовольные элементы. И кто ему советует “итти за буржуазной оппозицией”, тот лишает пролетариат самостоятельности, тот превращает российский пролетариат в орудие буржуазии (см. “Две тактики” Ленина).
Как смотрит на этот вопрос К. Каутский?
“Либералы часто ссылаются на великую французскую революцию, и часто ссылаются неосновательно. Условия современной России во многом совершенно иные, чем они были во Франции в 1789 году” (см. третью главу брошюры)… “Русский либерализм совершенно иного рода, чем либерализм Западной Европы и уже в силу одного этого чрезвычайно ошибочно брать великую французскую революцию прямо за образец теперешней русской. Руководящим классом в революционных движениях Западной Европы была мелкая буржуазия, особенно мелкая буржуазия больших городов” (см. четвертую главу)… “Время буржуазных революций, т. е. революций, движущей силой которых являлась буржуазия, миновало, миновало также и для России. И в ней пролетариат не является более простым придатком и орудием буржуазии, как это было во время буржуазных революций, а самостоятельным классом с самостоятельными революционными целями” (см. пятую главу).
Так говорит К. Каутский об общем характере русской революции, так понимает Каутский роль пролетариата в нынешней русской революции. Буржуазия не может руководить русской революцией, — следовательно, вождем революции должен выступить пролетариат.
Второй вопрос наших разногласий: может ли либеральная буржуазия, по крайней мере, быть союзником пролетариата в нынешней революции?
Большевики говорят, что не может. Правда, во французской революции либеральная буржуазия играла революционную роль, но это потому, что классовая борьба там не была так обострена, пролетариат был малосознателен, он довольствовался ролью придатка либералов, тогда как у нас классовая борьба чрезвычайно обострена, пролетариат гораздо более сознателен и не может примириться с ролью придатка либералов. Там, где пролетариат борется сознательно, либеральная буржуазия перестает быть революционной. Потому-то напуганные борьбой пролетариата кадеты-либералы ищут защиты под крылышком реакции. Потому-то они больше борются с революцией, чем с реакцией. Потому-то кадеты скорее заключат союз с реакцией против революции, чем с революцией. Да, наша либеральная буржуазия и ее защитники кадеты являются союзниками реакции, это “просвещенные” враги революции. Совсем иное дело — крестьянская беднота. Большевики говорят, что только беднейшее крестьянство протянет руку революционному пролетариату и только оно может заключить прочный союз с пролетариатом на весь период нынешней революции. Его и должен поддерживать пролетариат против реакции и кадетов. И если эти две главные силы заключат между собой союз, если рабочие и крестьяне будут поддерживать друг друга, тогда и победа революции будет обеспечена. Без этого победа революции невозможна. Потому-то большевики не поддерживают кадетов ни в Думе, ни вне Думы, на первой ступени выборов. Потому-то большевики как на выборах, так и в Думе поддерживают только революционных представителей крестьян против реакции и кадетов. Потому-то большевики объединяют широкие народные массы только вокруг революционной части Думы, а не вокруг всей Думы. Потому-то большевики не поддерживают требования о назначении кадетского министерства (см. “Две тактики” и “Победа кадетов” Ленина).
Совершенно иначе рассуждают меньшевики. Правда, либеральная буржуазия колеблется между реакцией и революцией, но в конце концов, по их мнению, она все же примкнет к революции, все же сыграет революционную роль. Почему? Потому что либеральная буржуазия во Франции сыграла революционную роль, потому что она стоит в оппозиции к старым порядкам, и, следовательно, она вынуждена будет примкнуть к революции. По мнению меньшевиков, либеральную буржуазию и ее защитников кадетов нельзя назвать изменниками нынешней революции, они являются союзниками революции. Вот почему меньшевики поддерживают их как на выборах, так и в Думе. Меньшевики твердят, что классовая борьба никогда не должна затмевать обшей борьбы. Именно поэтому они призывают народные массы объединиться вокруг всей Думы, а не вокруг только ее революционной части, именно поэтому они всеми силами поддерживают требование о назначении кадетского министерства, именно поэтому меньшевики готовы предать забвению программу-максимум, урезать программу-минимум и отвергнуть демократическую республику, лишь бы не отпугнуть от себя кадетов. Быть может, иной читатель все это сочтет за клевету, возводимую на меньшевиков, и потребует фактов. Вот и факты.
Вот что писал недавно известный меньшевистский литератор Малишевский:
“Наша буржуазия не хочет республики, следовательно, республики у нас и быть не может…”, так что “…в результате нашей революции должен возникнуть конституционный порядок, но никак не демократическая республика”. Поэтому Малишевский советует “товарищам” расстаться с “республиканскими иллюзиями” (см. “Первый сборник”, стр. 288, 289).
Это, во-первых.
Накануне выборов вождь меньшевиков Череванин писал:
“Было бы нелепостью и безумием для пролетариата пытаться, как это предлагают некоторые, вместе с крестьянством вступить в борьбу и с правительством и с буржуазией за полновластное и всенародное Учредительное собрание”. Мы, говорит он, теперь добиваемся соглашения с кадетами и кадетского министерства (см. “Наше Дело” № 1).
Это, во-вторых.
Но все это только писалось. Другой вождь меньшевиков, Плеханов, уже этим не ограничился и пожелал написанное привести в исполнение. В то время, когда в партии шла ожесточенная дискуссия по вопросу об избирательной тактике, когда все спрашивали: допустимо ли соглашение с кадетами на первой ступени выборов, — Плеханов даже соглашение с кадетами считал недостаточным и начал проповедывать прямой блок, временное слияние с кадетами. Вспомните газету “Товарищ” от 24 ноября (1906 г.), где Плеханов поместил свою маленькую статейку. Один из читателей “Товарища” спрашивает Плеханова: возможна ли общая платформа у социал-демократов с кадетами, и если возможна, то “какова могла бы быть… общая избирательная платформа?” Плеханов отвечает, что общая платформа необходима и такой платформой должна быть “полновластная Дума”… “Нет и не может быть другого ответа” (см. “Товарищ” от 24 ноября 1906 г.)> Что означают слова Плеханова? Они означают только то, что во время выборов партия пролетариев, т. е. социал-демократия, фактически должна присоединиться к партии предпринимателей, т. е. к кадетам, вместе с ними должна издавать агитационные листки к рабочим, фактически должна отказаться от лозунга всенародного Учредительного собрания, от социал-демократической программы-минимум и вместо этого должна выставить кадетский лозунг полновластной Думы. В действительности это есть отказ от нашей программы-минимум в угоду кадетам и для поднятия собственной репутации в их глазах.
Это, в-третьих.
Но то, что недостаточно смело сказал Плеханов, с замечательной смелостью высказал третий вождь меньшевиков, Васильев. Послушайте:
“Прежде пусть все общество, все граждане… установят конституционную власть. Раз эта власть станет народной, народ согласно своей группировке по классам и интересам… может приступить к решению всех вопросов. Тогда борьба классов и групп не только уместна, но и необходима… Теперь же, в данный момент, она убийственна и преступна…” Поэтому необходимо различным классам и группам “расстаться на время со всеми “самыми лучшими программами” и слиться в одной конституционной партии…” “Мое предложение сводится к общей платформе, базисом которой служит закладка элементарного основания для полновластного общества, которое одно только может дать соответственную Думу. “Содержание этой платформы… ответственное перед народным представительством министерство… свобода слова и печати…” и т. д. (см. “Товарищ” от 17 декабря 1906 г.). Что касается всенародного Учредительного собрания и вообще нашей программы-минимум, со всем этим, по мнению Васильева, необходимо “расстаться”…
Это, в-четвертых.
Правда, четвертый вождь меньшевиков, Мартов, не согласен с меньшевиком Васильевым и высокомерно бранит его за вышеуказанную статью (см. “Отклики” № 2). Но зато Плеханов с большой похвалой отзывается о Васильеве, который, по мнению Плеханова, является “неутомимым и любимым социал-демократическим организатором швейцарских рабочих” и который “окажет много услуг русскому рабочему делу” (см. “Мир Божий” за июнь 1906 г.). Которому из этих двух меньшевиков верить: Плеханову или Мартову? Кроме того, разве сам Мартов не писал недавно: “Распря между буржуазией и пролетариатом усиливает позицию самодержавия и тем тормозит успех народного освобождения”? (см. Эльмар, “Народ и Государственная дума”, стр. 20). Кому не известно, что этот немарксистский взгляд и есть подлинная основа либерального “предложения”, выдвигаемого Васильевым?
Как видите, меньшевики до того увлечены “революционностью” либеральной буржуазии, так много надежд возлагают они на ее “революционность”, что в угоду ей готовы предать забвению самую социал-демократическую программу.
Как смотрит на нашу либеральную буржуазию К. Каутский, кого он считает подлинным союзником пролетариата, что он говорит по этому вопросу?
“В настоящее время (т. е. в нынешней русской революции, пролетариат не является более простым придатком и орудием буржуазии, как это было во время буржуазных революций, а самостоятельным классом с самостоятельными революционными целями. Но там, где пролетариат выступает таким образом, буржуазия перестает быть революционным классом. Русская буржуазия, поскольку она вообще либеральна и ведет самостоятельную классовую политику, ненавидит, несомненно, абсолютизм, но она ненавидит еще более революцию… и поскольку она хочет политической свободы, то хочет она ее главным образом потому, что в ней видит единственное средство положить конец революции. Таким образом, буржуазия не принадлежит к движущим силам современного революционного движения в России… Прочная общность интересов во весь период революционной борьбы существует только между пролетариатом и крестьянством. Она-то и должна лечь в основу всей революционной тактики русской социал-демократии… Без крестьян мы не можем теперь одержать в России победы” (см. пятую главу).
Так говорит Каутский.
Думаем, что комментарии излишни. Третий вопрос наших разногласий: в чем состоит классовая сущность победы нашей революции или, иначе говоря, какие классы должны одержать победу в нашей революции, какие классы должны завоевать власть?
Большевики утверждают, что так как главными силами нынешней революции являются пролетариат и крестьянство, так как победа их без взаимной поддержки невозможна, — то и власть завоюют именно они, поэтому победа революции будет представлять собой диктатуру пролетариата и крестьянства (см. “Две тактики” и “Победа кадетов” Ленина).
Меньшевики же, напротив, отвергают диктатуру пролетариата и крестьянства, они не верят, что власть будет завоевана пролетариатом и крестьянством. По их мнению, власть должна попасть в руки кадетской Думы. Вследствие этого они с необыкновенным увлечением поддерживают кадетский лозунг ответственного министерства. Таким образом, вместо диктатуры пролетариата и крестьянства меньшевики предлагают нам диктатуру кадетов (см. “Две диктатуры” Мартынова, также газеты “Голос Труда”, “Наше Дело” и др.).
Как смотрит на этот вопрос К. Каутский?
По этому поводу Каутский прямо говорит, что “в общности интересов промышленного пролетариата и крестьянства заключается революционная сила русской социал-демократии и возможность ее победы” (см. пятую главу). То есть революция победит только в том случае, если пролетариат и крестьянство будут вместе бороться для общей победы, — диктатура кадетов антиреволюционна.
Четвертый вопрос наших разногласий: во время революционных бурь, разумеется, само собой возникнет так называемое временное революционное правительство, — допустимо ли участие социал-демократии в революционном правительстве?
Большевики говорят, что участие в таком временном правительстве не только допустимо с точки зрения принципов, но и необходимо будет практически, и это для того, чтобы социал-демократия достойным образом защищала там, во временном революционном правительстве, интересы пролетариата и революции. Если в борьбе на улице пролетариат совместно с крестьянами сокрушит старые порядки, если он вместе с ними будет проливать кровь, естественно, с ними же вместе он должен войти во временное революционное правительство, чтобы довести революцию до желательных результатов (см. “Две тактики” Ленина).
Меньшевики же отвергают участие во временном революционном правительстве — это, мол, для социал-демократии недопустимо, это социал-демократу не подобает, это, якобы, погубит пролетариат (см. “Две диктатуры” Мартынова).
Что говорит по этому поводу К. Каутский?
“Очень возможно, что при дальнейшем ходе революции победа достанется социал-демократической партии…” Но это не означает, что “переживаемая Россией революция привела бы теперь же к водворению в России социалистического способа производства, даже если бы она временно вручила кормило власти социал-демократии” (см. пятую главу).
Как видите, по мнению Каутского, участие во временном революционном правительстве не только допустимо, но может случиться даже так, что “временно кормило власти” целиком перейдет в руки одной социал-демократии.
Таковы взгляды Каутского на главнейшие вопросы наших разногласий.
Как видите, крупнейший теоретик социал-демократии Каутский и большевики вполне согласны между собой.
Этого не отрицают и меньшевики, разумеется, за исключением некоторых “казенных” меньшевиков, которые, должно быть, и в глаза не видели брошюры Каутского. Мартов, например, прямо говорит, что “в конечном своем выводе Каутский согласен с тов. Лениным и его единомышленниками, провозгласившими демократическую диктатуру пролетариата и крестьянства” (см. “Отклики” № 2, стр. 19).
А это значит, что меньшевики не согласны с К. Каутским, или, вернее говоря, Каутский не согласен с меньшевиками.
Итак, кто же согласен с меньшевиками и с кем, наконец, согласны меньшевики?
Вот что повествует об этом история. 27 декабря (1906 г.) в Соляном городке (в Петербурге) состоялось дискуссионное собрание. Во время дебатов вождь кадетов П. Струве заявил: “Все вы будете кадетами… Меньшевиков уже называют полукадетами, Плеханова многие считают кадетом, и, действительно, многое из того, что говорит теперь Плеханов, кадеты могут приветствовать, жаль только, что он этого не сказал тогда, когда кадеты были в одиночестве” (см. “Товарищ” от 28 декабря 1906 г.).
Вот кто согласен с меньшевиками.
Что же удивительного, если и меньшевики согласятся с ними и станут на путь либерализма?..
10 февраля 1907 г.
Печатается по тексту брошюры
Подпись: Коба
Перевод с грузинского
Избирательная борьба в Петербурге и меньшевики
Нигде не было такого обострения избирательной борьбы, как в Петербурге, Нигде не было таких столкновений между партиями, как в Петербурге. Социал-демократы, народники, кадеты, черносотенцы, большевики и меньшевики в социал-демократии, трудовики, эсеры и народные социалисты среди народников, левые и правые кадеты в кадетской партии — все они вели ожесточенную борьбу…
Зато нигде так ясно не выявлялась физиономия партий, как в Петербурге. Это так и должно было быть. Избирательная борьба — это живое дело, а узнать партии можно только на деле. Ясно, что чем ожесточеннее велась борьба, тем отчетливее должна была выявиться и физиономия борющихся.
В этом отношении весьма интересно поведение большевиков и меньшевиков во время избирательной борьбы.
Вы, вероятно, помните разговоры меньшевиков. Они еще до выборов заявляли, что Учредительное собрание и демократическая республика — излишний груз, что прежде всего нужна Дума и кадетское министерство, вследствие чего нужно избирательное соглашение с кадетами, В противном случае, дескать, победят черносотенцы. Вот что писал накануне выборов вождь меньшевиков Череванин:
“Было бы нелепостью и безумием для пролетариата пытаться, как это предлагают некоторые, вместе с крестьянством вступить в борьбу и с правительством и с буржуазией за полновластное и всенародное Учредительное собрание” (см. “Наше Дело” № 1).
Другой вождь меньшевиков, Плеханов, поддакивал Череванину, он также отвергал всенародное Учредительное собрание, предлагая взамен этого “полновластную Думу”, которая должна была стать “общей платформой” для кадетов и социал-демократов (см. “Товарищ”, 24 ноября 1906 г.).
А известный меньшевик Васильев говорил более откровенно, что классовая борьба “в данный момент убийственна и преступна…”, что различным классам и группам надо “расстаться на время со всеми “самыми лучшими программами” и слиться в одной конституционной партии…” (см. “Товарищ”, 17 декабря 1906 г.).
Так говорили меньшевики.
Большевики с самого начала осуждали подобную позицию меньшевиков. Они говорили, что социалистам не к лицу соглашение с кадетами, — социалисты должны самостоятельно выступать в избирательной борьбе. На первой ступени выборов соглашения допустимы только как исключение, да и то с такими партиями, которые лозунгом дня ставят всенародное Учредительное собрание, конфискацию всех земель, восьмичасовой рабочий день и т. д. Кадеты же отвергают все это. “Черносотенная опасность” — это выдумка либералов для устрашения некоторых наивных людей. Черносотенцы не могут “заполонить” Думу. Меньшевики повторяют слова либералов, когда говорят о “черносотенной опасности”. Зато существует “кадетская опасность”, и она представляет собой действительную опасность. Наша обязанность — сплотить вокруг себя все революционные элементы и повести борьбу с кадетами, которые заключают союз с реакцией против революции. Мы в одно и то же время должны вести двоякую борьбу: как с реакцией, так и с либеральной буржуазией и ее защитниками.
Так говорили большевики.
И вот приближается день открытия петербургской социал-демократической конференции. Здесь, на этой конференции, перед пролетариатом должны были предстать две тактики: тактика соглашения с кадетами и тактика борьбы с кадетами… Теперь, на этой конференции, пролетариат должен был дать оценку всему тому, что до сих пор говорили большевики и меньшевики. Но меньшевики почуяли, что их ждет поражение, они почувствовали, что конференция осудит их тактику, и решили уйти с конференции, порвать с социал-демократией. Ради соглашения с кадетами меньшевики начали раскол. Путем торга с кадетами они хотели провести в Думу “своих людей”.
Большевики решительно осуждали этот бесхарактерный поступок. Они с цифрами в руках доказывали отсутствие “черносотенной опасности”. Они подвергали беспощадной критике эсеров и трудовиков, открыто призывая их сплотиться вокруг пролетариата против контрреволюции и кадетов.
И когда большевики объединяли революционные элементы вокруг пролетариата, когда они неуклонно осуществляли непримиримую тактику пролетариата, — в это время меньшевики, за спиной рабочих, вели переговоры с кадетами.
А кадеты постепенно склонялись вправо. Столыпин пригласил к себе “для переговоров” лидера кадетов Милюкова. Кадеты единогласно поручили Милюкову вести переговоры с реакцией от “имени партии”. Ясно, что кадеты хотели соглашения с реакцией против революции. В то же время другой лидер кадетов, Струве, открыто заявлял, что “кадеты хотят соглашения с монархом в целях получения конституции” (см. “Речь”, 18 января 1907 г.). Было очевидно, что кадеты вступают в союз с реакцией.
А меньшевики все же устраивали переговоры с кадетами, они все же искали союза с ними. Бедняжки! Им было невдомек, что, идя на соглашение с кадетами, они вступали в соглашение с реакцией!
Тем временем начинаются разрешенные властями дискуссионные собрания. Здесь, на этих митингах, прямо выяснилось, что “черносотенная опасность” — фантазия, что основная борьба ведется между кадетами и социал-демократами, и тот, кто вступает в соглашение с кадетами, предает социал-демократию. Меньшевиков больше не видать на митингах: они два-три раза попытались заступиться за кадетов, но явно опозорились и спрятались. Кадетские прихвостни — меньшевики уже потеряли кредит. Дискуссионная арена осталась за большевиками и кадетами. Борьба между ними заполнила собой митинги. Эсеры и трудовики отклоняют переговоры с кадетами. Народные социалисты колеблются. Большевики становятся во главе избирательной борьбы.
Где были в это время меньшевики?
Они толковали с кадетами относительно трех депутатских мест. Это невероятно, но это факт, и наша обязанность — открыто сказать правду.
Большевики заявляют: долой гегемонию кадетов!
Меньшевики же отвергают этот лозунг и тем самым подчиняются гегемонии кадетов, плетутся в хвосте за ними.
Тем временем происходят выборы по рабочей курии. Выясняется, что в меньшевистских районах рабочие почти везде избрали уполномоченными эсеров. “Мы не можем голосовать за соглашателей с кадетами, эсеры все же лучше их”, — так, оказывается, говорили рабочие. Рабочие называют социал-демократов либералами и предпочитают идти с буржуазными демократами, с эсерами. Вот к чему привел оппортунизм меньшевиков!
Большевики продолжают вести свою непримиримую тактику и призывают все революционные элементы сплотиться вокруг пролетариата. Эсеры и трудовики открыто присоединяются к большевистскому лозунгу: долой гегемонию кадетов! Народные социалисты порывают с кадетами. Для всех становится очевидным, что соглашение между социал-демократами и эсерами— трудовиками ни в коем случае не разобьет голоса настолько, чтобы победили черносотенцы. Победить должны либо кадеты, либо крайние левые, — “черносотенная опасность” — фантазия.
Тем временем кадеты прекращают переговоры с меньшевиками. Видимо, дело не выгорело. Большевики же заключили соглашение с эсерами, трудовиками и народными социалистами, изолировали кадетов и повели общее наступление против реакции и кадетов. В Петербурге были объявлены три избирательных списка: черносотенцев, кадетов и крайних левых. Так сбылись, вопреки меньшевикам, слова большевиков о трех списках.
Отвергнутые пролетариатом, оставленные не солоно хлебавши кадетами, поднятые на смех эсерами и трудовиками, опозоренные историей, меньшевики слагают оружие и голосуют за список крайних левых, против кадетов. Выборгская районная комиссия меньшевиков открыто заявляет, что меньшевики будут голосовать за крайних левых, против кадетов.
А это означает, что меньшевики отвергли наличие “черносотенной опасности”, они отвергли соглашение с кадетами и поддержали большевистский лозунг — долой гегемонию кадетов!
Это означает, далее, что меньшевики отвергли свою тактику и открыто признали тактику большевиков.
Это означает, наконец, что меньшевики перестали плестись за кадетами и теперь поплелись за большевиками.
Наконец, состоялись выборы, и оказалось, что по Петербургу не избран ни один черносотенец.
Так оправдалась большевистская тактика в Петербурге. Так потерпели поражение меньшевики.
Газета “Чвени Цховреба” (“Наша Жизнь”) № 1, 18 февраля 1907 г.
Статья без подписи
Перевод с грузинского
Самодержавие кадетов или самодержавие народа?
Кто должен взять в руки власть во время революции, какие классы должны стать у кормила общественно-политической жизни? — Народ, пролетариат и крестьянство! — отвечали и теперь отвечают большевики. По их мнению, победа революции — это диктатура (самодержавие) пролетариата и крестьянства в целях завоевания восьмичасового рабочего дня, конфискации всей помещичьей земли и установления демократических порядков. Меньшевики отвергают самодержавие народа и до сих пор не давали прямого ответа на вопрос, кто же должен взять в руки власть. Теперь же, когда меньшевики явно повернули к кадетам, — они более смело заявляют, что власть должны взять кадеты, а не пролетариат и крестьянство. Послушайте:
“Диктатура пролетариата и крестьянства есть… парадокс” (несообразность)… Это “склонность к эсеровским взглядам” (см. меньшевистский орган “На Очереди” [13] № 4, стр. 4–5, статья Потресова ).
Правда, крупнейший марксист К. Каутский ясно говорит, что демократическая диктатура пролетариата я крестьянства необходима, но где К. Каутскому тягаться с Потресовым: всякий знает, что Потресов — подлинный марксист, а Каутский — нет!
Другой меньшевик добавляет:
“Лозунг ответственного министерства станет лозунгом борьбы за власть, борьбы за переход власти из рук бюрократии в руки народа” (см. там же, стр. 3, статья Кольцова ).
Как видите, по мнению Кольцова, лозунг ответственного министерства должен стать лозунгом борьбы народа, т. е. пролетариат и крестьянство должны бороться именно под этим лозунгом и должны проливать кровь не за демократическую республику, а за кадетское министерство.
Вот что, оказывается, меньшевики называют завоеванием власти народом!
Подумайте только: оказывается, диктатура пролетариата и крестьянства вредна, а диктатура кадетов полезна! Мы, дескать, хотим не самодержавия народа, а самодержавия кадетов!
Да, да! Не зря хвалят меньшевиков враги народа кадеты!..
Газета “Дро” (“Время”) № 2, 13 марта 1907 г.
Статья без подписи
Перевод с грузинского
Пролетариат борется, буржуазия заключает союз с правительством
“В отличие от французской буржуазии 1789 года прусская буржуазия… опустилась до уровня какого-то сословия… которое с самого начала было склонно к измене народу и к компромиссу с коронованным представителем старого общества”.
Так писал К. Маркс о прусских либералах.
И, действительно, революция по-настоящему еще не развернулась, как немецкие либералы пошли на сделку с “верховной властью”. И эту сделку они вскоре осуществили и затем вместе с правительством ополчились против рабочих и крестьян. Известно, как язвительно и метко разоблачал К. Маркс это двуличие либералов:
“Без веры в себя, без веры в народ, брюзжа против верхов, страшась низов, эгоистичная по отношению к тем и другим и сознающая свой эгоизм, революционная по отношению к консерваторам, консервативная по отношению к революционерам, не доверяющая своим собственным лозунгам, боящаяся мирового урагана и эксплуатирующая его в свою пользу, лишенная всякой энергии, представляющая собой сплошной плагиат, она пошла, потому что в ней нет ничего оригинального, она оригинальна в своей пошлости, она торгуется сама с собой, без инициативы, без всемирно— исторического призвания — точно старик, над которым тяготеет проклятье… без глаз, без ушей, без носа — полная развалина, — такою очутилась прусская буржуазия после мартовской революции у руля прусского государства” (см. “Новая Рейнская Газета”).
Нечто подобное имеет у нас место теперь, в ходе русской революции.
Дело в том, что наша буржуазия также отличается от французской буржуазии 1789 года. Наша либеральная буржуазия еще быстрее и более прямо, чем немецкая буржуазия, заявила, что она “пойдет на соглашение с верховной властью”, против рабочих и крестьян, Партия либеральной буржуазии, так называемые кадеты давно начали за спиной народа тайные переговоры со Столыпиным. Какую цель преследовали эти переговоры, о чем было кадетам толковать с “военно-полевым” министром, если они в самом деле не изменяют интересам народа? По этому поводу французские и английские газеты не так давно писали, что правительство и кадеты идут на союз между собой с целью обуздания революции. Условия этого тайного союза таковы: кадеты должны отказаться от своих оппозиционных требований, за это правительство даст министерские посты нескольким кадетам. Кадеты разобиделись — это, дескать, неправда. Но на деле обнаружилось, что это, оказывается, правда, на деле обнаружилось, что кадеты уже заключили союз с правыми и правительством.
О чем говорит последнее голосование в Думе, как не о союзе кадетов с правительством? Вспомните факты. Социал-демократы вносят предложение создать комиссию о голодающих крестьянах. Они хотят, чтобы за дело помощи голодающим, помимо депутатов и бюрократов, взялся сам народ и сам же разоблачил “геройские деяния” Гурко — Лидвалей. Это хорошо, это желательно, потому что все это укрепляет связь депутатов с народом, все это придает глухому ропоту народа сознательный характер. Ясно, что тот, кто действительно служит интересам народа, непременно поддержал бы предложение социал-демократов как средство, полезное народу. Ну, а как поступили кадеты, поддержали ли они социал-демократов? Нет! Они единодушно провалили предложение социал-демократов заодно с октябристами и черносотенцами. Осуществление-де вашего предложения вызовет народное движение, поэтому оно вредно, — ответил социал-демократам лидер кадетов Гессен (см. “Парус” № 24). — Я всецело согласен с вами, господа кадеты, вы правы, — воздал должное кадетам Столыпин (см. там же). В результате социал-демократов поддержали только эсеры, народные социалисты и большинство трудовиков.
Таким образом. Дума разделилась на два лагеря: лагерь врагов народного движения и лагерь сторонников народного движения. В числе первых: черносотенцы, октябристы, Столыпин, кадеты и др. В числе вторых: социал-демократы, эсеры, народные социалисты, большинство трудовиков и др.
Что это значит, как не то, что кадеты уже вошли в союз с правительством?
Как видно, оправдывается тактика большевиков, которая сеет недоверие к изменникам народа, кадетам, и призывает к борьбе с ними.
Но этого мало. Дело в том, что вышеуказанные слухи, распространяемые французскими и английскими газетами, полностью подтверждаются. Столичные газеты в последние дни из “достоверных источников” сообщают, что сделка кадетов с правительством уже состоялась. И, представьте себе, условия этой сделки, оказывается, выяснены даже в подробностях. Правда, кадеты это отрицают, однако это — одно фарисейство, и ничего больше. Послушайте:
“Из достовернейших источников “Сегодня” [19] сообщает, что вчерашнее выступление Столыпина в Государственной думе отнюдь не было неожиданным для кадетов и октябристов. Об этом в течение целого дня шли предварительные переговоры между премьером, Кутлером… и Федоровым, который представительствовал от правого центра. Решающее соглашение между этими лицами происходило в редакции “Слова”, [20] куда собирался приехать и гр. Витте… В общих чертах соглашение сводится к следующему: 1) Кадеты открыто порывают всякую связь с левыми партиями и занимают в Думе строго центральное положение. 2) Кадеты отказываются от части своей аграрной программы, сблизив ее с программой октябристов. 3) Кадеты временно не настаивают на равноправии национальностей. 4) Кадеты поддерживают внешний заем. Взамен этого кадетам обещано: 1) Немедленная легализация кадетской партии. 2) …Кадетам предложены будут портфели министерств: землеустройства и земледелия, народного просвещения, торговли и промышленности и юстиции. 3) Частичная амнистия. 4) Поддержка кадетского законопроекта об отмене военно-полевых судов” (см. “Парус” № 25).
Так обстоит дело.
В то время как народ борется, в то время как рабочие и крестьяне проливают кровь, чтобы сокрушить реакцию, кадеты заключают союз с этой реакцией, чтобы обуздать народную революцию!
Вот кто такие кадеты!
Вот, оказывается, для чего они хотят “сберечь Думу”!
Вот почему они не поддержали проект социал-демократов относительно создания комиссии о голодающих!
Так терпит крах меньшевистский тезис о демократизме кадетов.
Так терпит крах меньшевистская тактика поддержки кадетов: после этого поддерживать кадетов — значит поддерживать правительством
Оправдывается взгляд большевиков относительно того, что в серьезный момент нас поддержат только сознательные представители крестьян, как, например, эсеры и др.
Ясно, что мы также должны поддержать их против кадетов.
Или, быть может, меньшевики и дальше думают поддерживать кадетов?..
Газета “Дро” (“Время”) № 6, 17 марта 1907 г.
Статья без подписи
Перевод с грузинского
Памяти тов. Г. Телия
[21]
Чрезмерное восхваление умерших товарищей вошло в обычай в наших партийных кругах. Замалчивание слабых сторон и преувеличение положительных — характерная особенность нынешних некрологов. Это, конечно, неразумный обычай. Мы не хотим следовать этому обычаю. Мы хотим сказать о тов. Г. Телия только правду, мы хотим познакомить читателя с Телия, каким он был в действительности. И вот действительность говорит нам, что тов. Г. Телия как передовой рабочий и как партийный работник был до конца безупречным и неоценимым для партии человеком. Все то, что больше всего характеризует социал-демократическую партию: жажда знаний, независимость, неуклонное движение вперед, стойкость, трудолюбие, нравственная сила, — все это сочеталось в лице тов. Телия. Телия воплощал в себе лучшие черты пролетария. Это не преувеличение. Нам это покажет сейчас его краткая биография.
Тов. Телия не принадлежал к числу “ученых”. Он самоучкой одолел грамоту и стал сознательным. Уехав из сел. Чагани (Телия был родом из сел. Чагани, Кутаисского уезда), он нанялся в качестве домашнего слуги в какую-то частную семью в Тифлисе. Здесь же он научился говорить по-русски и пристрастился к чтению книг. Но ему быстро надоела профессия слуги, и он вскоре поступил в железнодорожные мастерские, в столярный цех. Эти мастерские сослужили большую службу тов. Телия. Они были его школой, здесь он стал социал-демократом, здесь он закалился и стал стойким борцом, здесь же он выдвинулся как способный и сознательный рабочий.
В 1900–1901 годах Телия уже выделялся среди передовых рабочих как один из достойных вожаков. Со времени демонстрации 1901 года в Тифлисе тов. Телия уже не знал отдыха. Пламенная пропаганда, создание организаций, участие в ответственных собраниях, упорная работа в деле приобретения социалистического самообразования — вот чему отдавал он все свое свободное время. Его преследовала полиция) разыскивала “с фонарем в руках”, но все это только удваивало его энергию и жажду борьбы. Вдохновителем демонстрации 1903 года (в Тифлисе) был тов. Телия. Несмотря на то, что полиция гналась за ним по пятам, он поднял знамя, он произнес речь. После этой демонстрации он уже полностью переходит на нелегальное положение. С этого года он по поручению организации начинает “путешествовать” по разным городам Закавказья. В том же году, по поручению организации, он направился в Батум для устройства нелегальной типографии. Но на станции Батум его арестовали с оборудованием указанной типографии и, спустя короткое время, отправили в кутаисскую тюрьму. С этого момента начинается новый период в его “беспокойной” жизни. Полтора года тюремного заключения не прошли бесследно для Телия. Тюрьма стала его второй школой. Посредством постоянных занятий, чтения социалистических книг и участия в дискуссиях он заметно увеличил свой умственный багаж. Здесь же окончательно сложился у него тот непреклонный революционный характер, которому завидовали многие ив его товарищей. Но та же тюрьма наложила на него печать смерти, та же тюрьма наделила его смертельным недугом (чахоткой), который свел в могилу нашего лучшего товарища,
Телия знал роковое состояние своего здоровья, но не это тревожило его. Его беспокоило лишь одно — “праздное сидение и бездействие”. “Когда же я дождусь того дня, когда по-своему развернусь на просторе, снова увижу народную массу, прильну к ее груди и стану служить ей”, — вот о чем мечтал запертый в тюрьме товарищ. И эта мечта сбылась. Через полтора года его перевели в “малую” кутаисскую тюрьму, откуда он сразу же бежал и появился в Тифлисе. В это время в партии происходил раскол. Тов. Телия тогда примыкал к меньшевикам, но он вовсе не походил на тех “казенных” меньшевиков, которые меньшевизм считают “кораном”, себя — правоверными, а большевиков — гяурами. Телия не походил и на тех “передовых” рабочих, которые изображают себя “социал-демократами от рождения” и, будучи круглыми невеждами, потешно кричат: нам знания не нужны, мы — рабочие. Характерным свойством Телия было именно то, что он отрицал фракционный фанатизм, всем своим существом презирал слепое подражание и до всего хотел дойти своим умом. Вот почему, бежав из тюрьмы, он тотчас же набросился на книги: “Протоколы второго съезда”, “Осадное положение” Мартова, “Что делать?” Ленина, его же “Шаг вперед”. Надо было видеть исхудавшего, пожелтевшего Телия, который, настойчиво корпя над книгами, с улыбкой говорил: “Как я вижу, решить, быть ли большевиком или меньшевиком, не так-то легко; пока не изучу эти книги, до тех пор мой меньшевизм построен на песке”, И вот тов. Телия, изучив необходимую литературу, вдумавшись в споры между большевиками и меньшевиками, взвесил все и только после этого сказал: “Я, товарищи, большевик; как мне кажется, тот, кто не большевик, несомненно, изменяет революционному духу марксизма”.
После этого он становится апостолом революционного марксизма (большевизма). По решению организации, в 1905 году он направился в Баку. Устройство типографии, налаживание работы районных организаций, участие в руководящей организации, присылка статей для “Пролетариатис Брдзола” — вот чем занимается там тов. Телия. Во время известного провала арестовали и его, но и тут он “ускользнул” и опять поспешил в Тифлис. Проработав некоторое время в тифлисской руководящей организации, он принял участие в общероссийской конференции большевиков в Таммерфорсе в 1905 г. Интересны его впечатления от этой конференции. Он с большими надеждами смотрел на будущее партии и с сияющими глазами говорил: последних сил не пожалею для этой партии. Но в том-то и было несчастье, что сразу по возвращении из России он слег в постель и уже больше не вставал. Только теперь он начал серьезную литературную деятельность, Во время своей болезни он написал: “Что нам нужно” (см. “Ахали Цховреба”), “Старые и новые мертвецы” (ответ Арч. Джорджадзе), “Анархизм и социал-демократия”, “Почему нас называют бланкистами” и др.
В последние дни он нам писал, что подготовляет брошюру по истории кавказской социал-демократии, но безжалостная смерть преждевременно вырвала перо из рук неутомимого товарища.
Такова картина короткой, но полной бурь жизни тов. Телия.
Изумительные способности, неиссякаемая энергия, независимость, глубокая любовь к делу, геройская непреклонность и апостольский дар — вот что характеризует тов. Телия.
Только в рядах пролетариата встречаются такие люди, как Телия, только пролетариат рождает таких героев, как Телия, и тот же пролетариат постарается отомстить проклятому строю, жертвой которого пал наш товарищ — рабочий Г. Телия
Газета “Дро” (“Время”) № 10, 22 марта 1907 г.
Подпись: Ко…
Перевод с грузинского
Передовой пролетариат и пятый съезд партии
Подготовка к съезду подходит к концу. Постепенно вырисовывается соотношение сил фракций. Выясняется, что промышленные районы большей частью поддерживают большевиков. Петербург, Москва, Центральный промышленный район, Польша, Прибалтийский край, Урал — вот где пользуется доверием тактика большевиков. Кавказ, Закаспийский край, юг России, некоторые города районов влияния “Бунда”, крестьянские организации “Спилки” — вот где черпают силы тов. меньшевики. Юг России — единственный промышленный район, где меньшевики пользуются доверием. Остальные опорные пункты меньшевизма — это большей частью центры мелкого производства.
Выясняется, что тактика меньшевиков — это главным образом тактика отсталых городов, где на развитие революции и рост классового сознания смотрят косо.
Выясняется, что тактика большевиков — это главным образом тактика передовых городов, промышленных центров, где на углубление революции и развитие классового сознания обращается главное внимание…
Было время, когда российская социал-демократия представляла собой горсточку членов. Тогда она носила интеллигентский характер и не в состоянии была наложить свой отпечаток на борьбу пролетариата. Тогда партийную политику вела какая-нибудь пара лиц, голос партийно-пролетарской массы был заглушен… Совсем другое — сегодня. Сегодня перед нами величественная партия — Российская Социал-Демократическая Рабочая Партия, которая насчитывает в своих рядах до 200000 членов, накладывает свой отпечаток на борьбу пролетариата, собирает вокруг себя революционную демократию всей России и наводит страх на “сильных мира сего”. И эта величественная партия тем более величественна и замечательна, что руль управления ею держит в руках партийная масса, а не какая-нибудь пара “просвещенных лиц”. Это лучше всего выявилось во время выборов в Думу, когда партийная масса, отбросив прочь предложение “авторитетного” Плеханова, не пожелала иметь “общую платформу” с кадетами. Правда, тов. меньшевики все-таки называют нашу партию интеллигентской, но это, вероятно, потому, что эта партия — не меньшевистская в своем большинстве. Но если германская социал-демократическая партия, которая при 18 миллионах пролетариев насчитывает лишь 400000 членов, если эта партия имеет право именоваться пролетарской партией, — то Российская социал-демократическая партия, которая при 9 миллионах пролетариев в России имеет 200000 членов, также вправе считаться пролетарской партией…
Таким образом, Российская социал-демократическая партия величественна еще тем, что она является подлинно пролетарской партией, которая своим путем идет к будущему и критически относится к нашептываниям своих старых “вождей”.
В этом отношении показательны последние петербургская и московская конференции.
На обеих конференциях задавали тон рабочие, девять десятых всего числа делегатов и там и тут составляли рабочие. Обе конференции отвергли устарелые а неуместные “директивы” “старых вождей” вроде Плеханова. Обе конференции громогласно признали необходимость большевизма. Тем самым Москва и Петербург выразили недоверие меньшевистской тактике, признали необходимой гегемонию пролетариата в нынешней революции.
Устами Петербурга и Москвы говорит весь сознательный пролетариат. Москва и Петербург ведут за собой остальные города. От Москвы и Петербурга исходили директивы во время январского и октябрьского выступлений, они руководили движением в славные декабрьские дни. Нет сомнения, что они же подадут сигнал к грядущему революционному натиску.
А Петербург и Москва держатся тактики большевизма. Тактика большевизма — это единственно пролетарская тактика, — вот что говорят рабочие этих городов пролетариату России…
Газета “Дро” (“Время”) № 25, 8 апреля 1907 г.
Статья без подписи
Перевод с грузинского
Неразбериха…
Все еще никак не определят своей тактики “публицисты” из “Лахвари”. В первом номере они писали: мы, дескать, поддерживаем только “прогрессивные шаги” кадетов, а не самих кадетов. Мы заметили, что это забавный софизм, так как меньшевики голосовали за избираемых в Думу кадетов, а не только за их “шаги”; они проводили в Думу кадетов как таковых, а не только их “шаги”; они провели в председатели Думы кадета как такового, а не только его “шаги”, — что явно подтверждает факт поддержки кадетов меньшевиками. Это так ясно, меньшевики так много говорили о поддержке кадетов, что отрицание этого факта вызывало только смех…
Теперь они чуточку “призадумались” и твердят другое: правда, “на выборах мы поддерживали кадетов” (см. “Лахвари” № 3), но это только на выборах, зато в Думе мы поддерживаем не кадетов, а только их “шаги”, вы же, дескать, “не отличаете тактики в Думе от тактики на выборах”. Во-первых, очень смешна та “тактика”, которая только в Думе предохраняет тебя от глупости, а во время выборов подсказывает тебе глупости. Во-вторых, разве не правда, что председателем Думы меньшевики провели кадета? К какой тактике надо отнести проведение председателем кадета: к “тактике в Думе” или к тактике вне Думы? Мы думаем, что Головина в Думе провели председателем Думы, а не на улице — председателем улицы.
Ясно, что и в Думе меньшевики проводили ту же тактику, что и вне Думы. Эта тактика есть тактика поддержки кадетов. Если теперь они это отрицают, то это потому, что стали жертвой неразберихи.
Поддерживать кадетов — это не значит создавать имя кадетам, в противном случае и вы создаете имя эсерам, поддерживая их, — заявляет “Лахвари”. Шутники эти “лахваристы”! Им, оказывается, невдомек, что всякая поддержка со стороны социал-демократии создает имя той партии, которую она поддерживает! Потому они так щедро и раздавали обещания о всевозможной “поддержке”… Да, любезные товарищи, поддерживая эсеров, социал-демократия создает эсерам имя в глазах народа, и именно поэтому такая поддержка допустима только как исключение и как средство поражения кадетов. Поддержка эсеров — вовсе не идеал, она есть неизбежное зло, используемое для обуздания кадетов. Вы же поддерживали как раз тех самых кадетов, которые продают рабочих и крестьян, перед которыми эсеры имеют то преимущество, что они примыкают к революции…
“Скажем, кадеты потребовали всеобщего избирательного права. Это, оказывается, есть большое зло, ибо это требование кадетское” (см. там же).
Ну и шутники! Видите ли, всеобщее избирательное право — это, оказывается, “кадетское требование”! Тифлисские меньшевики, оказывается, не знают, что всеобщее избирательное право есть требование не кадетское, а требование революционной демократии, которое последовательнее всех отстаивает социал-демократия! Нет, товарищи, если вы не можете понять даже того, что кадеты не являются революционными демократами; если вы не можете понять даже того, что борьба с ними, чтобы укрепить гегемонию пролетариата — для нас вопрос дня; если вы не в состоянии разобраться даже в том, что говорили вчера и что говорите сегодня, — то лучше вам пока отложить перо, выпутаться сперва из неразберихи и только после этого взяться за “критику”…
Клянемся Думой, так будет лучше…
Газета “Дро” (“Время”) № 26, 10 апреля 1907 г.
Статья без подписи
Перевод с грузинского
Наши кавказские клоуны
По поводу наших статей меньшевистская газета “Лахвари” воспылала гневом, — видать, обвинение попало в цель. Это, конечно, весьма забавное зрелище… В чем дело?
Мы писали, что поворот Думы вправо нас не удивляет. Почему? Потому, что в Думе господствует либеральная буржуазия, а эта буржуазия вступает в союз с правительством и порывает с рабочими и крестьянами. Отсюда — слабость Думы. И если рабочие и революционные крестьяне не идут в хвосте антиреволюционной Думы, и если они также порывают с думским большинством, — то это значит, что у нас народ является более сознательным, чем во Франции восемнадцатого века. Отсюда — опять же слабость Думы. Так мы объясняли слабость Думы и ее поворот вправо.
Оказывается, у наших меньшевиков после этого объяснения душа ушла в пятки, и они в ужасе вопят:
“Нет, если бы объяснение большевиков было правильно, в таком случае мы вынуждены были бы махнуть рукой и сказать, что русской революции пришел конец” (см. “Лахвари” № 6).
Бедняги! Они в свою революционность верят не так крепко, как в кадетскую! Либералы предают революцию, — следовательно, революция ослабела! Рабочие и революционные крестьяне, оказывается, нуль. Горе вам, если у вас нет большей проницательности!
Они не верны даже самим себе. Вот, например, полтора года назад, в газете “Схиви”, те же меньшевики писали нечто другое:
“Декабрьская стачка оттолкнула буржуазию от революции и сделала ее консервативной . Дальнейшее развитие революции должно пойти против либералов . Под силу ли это революции? Это зависит от того, кто будет двигателем революции. Вождем революции и тут, разумеется, является пролетариат. Один он не в состоянии довести ее до конца, если у него не будет сильного и верного союзника, а таким союзником является единственно крестьянство ” (см. “Схиви” № 12).
Да, так говорили меньшевики, пока они придерживались точки зрения социал-демократии…
Но теперь, когда они повернулись спиной к социал-демократии, они запели на иной лад и центром революции, ее спасителями объявляют либералов.
И после всего этого имеют смелость уверять нас, что кавказские меньшевики не клоуны, что они не рядятся в социал-демократические одежды, чтобы скрыть свое кадетское нутро!
“Как же случилось, — говорят меньшевики, — что в первой Думе кадеты действовали смелее, требовали ответственного перед Думой министерства и т. д.? Чем объяснить, что кадеты на второй день после разгона Думы подписались под Выборгским воззванием?
Почему они так не поступают сегодня?
На этот вопрос политическая философия большевиков ответа не дает и дать не может ” (см. там же).
Напрасно утешаете себя, струсившие товарищи. Мы давно ответили на этот вопрос: нынешняя Дума более бесцветна потому, что пролетариат теперь более сознателен и сплочен, чем в период первой Думы, что и толкает либеральную буржуазию в сторону реакции. Раз и навсегда зарубите себе на носу, либеральствующие товарищи, что чем более сознательно борется пролетариат, тем более контрреволюционной становится буржуазия. Таково наше объяснение.
А как вы объясняете бесцветность второй Думы, любезные товарищи?
Вот, например, в № 4 “Лахвари” вы пишете, что в слабости Думы, в ее бесцветности виновата “несознательность и неорганизованность народа”, Первая Дума, как вы сами говорите, была более “смелой”, — следовательно, тогда народ был “сознательным и организованным”. Вторая Дума более бесцветна, — следовательно, в этом году народ является менее “сознательным и организованным”, чем в прошлом году, — следовательно, дело революции и роста сознательности народа пошло назад! Не это ли вы хотели сказать, товарищи? Не этим ли вы хотите оправдать свое тяготение к кадетам, любезные?
Горе вам и вашей путаной “логике”, если вы и впредь думаете оставаться клоунами…
Газета “Дро” (“Время”) № 29, 13 апреля 1907 г.
Статья без подписи
Перевод с грузинского
Разгон Думы и задачи пролетариата
Вторую Думу разогнали. И разогнали ее не просто, а с шумом — точь-в-точь как первую Думу. Тут есть и “разгонный манифест” с “искренним сожалением” царя-фарисея по поводу разгона. Есть и “новый избирательный закон”, сводящий на ничто избирательные права рабочих и крестьян. Есть даже обещания “обновить” Россию при помощи, конечно, расстрелов и третьей Думы. Словом, тут есть все то, что еще так недавно имело место при разгоне первой Думы. Царь вкратце повторил разгон первой Думы…
А разогнал царь вторую Думу не зря и отнюдь не без цели. При помощи Думы он хотел связаться с крестьянством, сделать его из союзника пролетариата союзником правительства ну таким образом, оставив пролетариат одиноким, изолировав его, расстроить дело революции, сделать невозможной ее победу. Для этого правительство прибегло к помощи либеральной буржуазии, пользующейся пока еще некоторым влиянием среди темной массы крестьян, и вот через нее-то оно хотело связаться с многомиллионным крестьянством. Так хотело оно использовать вторую Государственную думу.
Но вышло обратное. На первых же заседаниях второй Думы обнаружилось недоверие крестьянских депутатов не только к правительству, но и к депутатам либеральных буржуа. Недоверие это росло по поводу целого ряда голосований и, наконец, дошло до того, что перешло в открытую вражду к депутатам либеральной буржуазии. Таким образом, правительству не удалось сплотить крестьянских депутатов вокруг либералов, а через них — вокруг старой власти. Желание правительства — связаться через Думу с крестьянством и изолировать пролетариат — не осуществилось. Наоборот: крестьянские депутаты все более и более сплачивались вокруг пролетарских депутатов, вокруг социал-демократов, И чем больше они отдалялись от либералов, от кадетов, тем решительнее сближались с социал-демократическими депутатами. А это значительно облегчало дело сплачивания крестьян вокруг пролетариата вне Думы. Получилось, стало быть, не изолирование пролетариата, а изолирование либеральной буржуазии и правительства от крестьян, — пролетариат закреплял за собой многомиллионное крестьянство — расстраивалось) стало быть, не дело революции) как этого хотело правительство) — а дело контрреволюции. Ввиду этого существование второй Думы делалось для правительства все более и более опасным. И оно “распустило” Думу.
А чтобы успешнее расстроить дело сближения крестьян с пролетариатом, чтобы посеять в темных массах крестьян вражду к социал-демократам и сплотить их вокруг себя, правительство прибегло к двум мерам.
Во-первых, оно напало на думскую фракцию социал-демократов, возвело на ее членов ложное обвинение в призыве к немедленному восстанию и вывело их, таким образом, главными виновниками разгона Думы. Дескать, мы бы не разогнали, милые крестьяне, вашу “Думушку”, но социал-демократы грозили нам восстанием, и мы оказались вынужденными “распустить” ее.
Во-вторых, правительство издало “новый закон”, по которому наполовину сократило количество крестьянских выборщиков, настолько же увеличило количество помещичьих выборщиков, предоставило последним выбирать на общих собраниях депутатов от крестьян, сократило количество выборщиков от рабочих тоже почти наполовину (вместо 237 выборщиков — 124), оставило за собой право перераспределения избирателей “по местностям, по роду владеемых цензов и по национальностям”, уничтожило всякую возможность свободы избирательной агитации и т. д. и т. д. И все это для того, чтобы: не пустить в третью Думу революционных представителей рабочих и крестьян, заполнить ее либеральными и реакционными представителями помещиков и фабрикантов; исказить представительство крестьян, создав возможность проведения, вопреки желанию самих крестьян, наиболее консервативных депутатов от крестьян и, таким образом, отнять у пролетариата возможность открытого сплачивания вокруг себя широких масс крестьянства, — стало быть, создать себе возможность открытого сближения с крестьянством.
Таков смысл разгона второй Государственной думы.
Либеральная буржуазия, по-видимому, поняла все это и, в лице своих кадетов, идет навстречу правительству. Еще во второй Думе она вошла в сделку со старой властью и, заигрывая с крестьянскими депутатами, старалась изолировать пролетариат. Накануне разгона лидер кадетов, Милюков, призывал свою партию сплачивать все и вся вокруг “правительства Столыпина”, войти с ним в соглашение и объявить войну революции, собственно пролетариату. А второй лидер кадетов, Струве, уже после разгона защищал “идею выдачи” правительству социал-демократических депутатов, призывал кадетов стать открыто на путь борьбы с революцией, слиться с контрреволюционными октябристами и, изолировав беспокойный пролетариат, повести с ним борьбу. Кадетская партия молчит, — стало быть, она согласна со своими лидерами.
Очевидно, либеральная буржуазия понимает всю важность переживаемого момента.
Тем с большей отчетливостью встает перед пролетариатом задача свержения царской власти. Подумайте только. Была первая Дума. Была и вторая. Но ни та, ни другая не “разрешила”— да и не могла “разрешить” — ни одного из вопросов революции. По-старому остаются: крестьяне без земли, рабочие без восьмичасового рабочего дня, все граждане без политической свободы, Почему? Да потому, что царская власть еще не умерла, она еще продолжает существовать, разгоняя за первой Думой вторую, организует контрреволюцию и старается расстроить силы революции, оторвать от пролетариев многомиллионное крестьянство. Между тем, подземные силы революции — кризис в городах и голод в деревнях — продолжают вести свою работу, все сильнее взбудораживая широкие массы рабочих и крестьян, все настойчивее требуя разрешения коренных вопросов нашей революции. Потуги царской власти только обостряют кризис. Старания либеральной буржуазии — оторвать крестьян от пролетариев — только усиливают революцию. Ясно, что без свержения царской власти и созыва Всенародного Учредительного Собрания невозможно удовлетворить широкие массы рабочих и крестьян. Не менее ясно и то, что только в союзе с крестьянством против царский власти и либеральной буржуазии можно будет разрешить коренные вопросы революции.
Свержение царской власти и созыв Всенародного Учредительного Собрания — вот куда ведет нас разгон второй Думы.
Война с изменнической либеральной буржуазией, тесный союз с крестьянством — вот о чем говорит нам разгон второй Думы.
Задача пролетариата — сознательно стать на этот путь и достойно выполнить роль вождя революции.
Газета “Бакинский Пролетарий” № 1,
Печатается по тексту газеты 20 июня 1907 г.
Статья без подписи
Лондонский съезд российской социал-демократической рабочей партии
(записки делегата)
[33]
Лондонский съезд окончился. Вопреки ожиданиям либеральных писак, разных там Вергежских и Кусковых, — съезд дал нам не раскол, а дальнейшее сплочение партии, дальнейшее объединение передовых рабочих всей России в одну нераздельную партию. Это был настоящий всероссийский объединительный съезд: ибо на нем впервые были представлены наиболее широко и полно наши польские, бундовские и латышские товарищи, на нем впервые они приняли активное участие в работах партийного съезда и, стало быть, впервые связали наиболее непосредственно судьбу своих организаций с судьбой всей партии. В этом смысле Лондонский съезд значительно подвинул вперед дело сплочения и укрепления Российской Социал-Демократической Рабочей Партии.
Таков первый и важный результат Лондонского съезда.
Но этим не исчерпывается значение Лондонского съезда. Дело в том, что, вопреки желанию тех же либеральных писак, съезд окончился победой “большевизма”, победой революционной социал-демократии над оппортунистическим крылом нашей партии, над “меньшевизмом”. Всем известны, конечно, наши разногласия по вопросу о роли различных классов и партий в нашей революции и о нашем к ним отношении. Известно также и то, что официальный центр партии, меньшевистский по своему составу, в целом ряде выступлений становился в противоречие с партией в целом. Вспомните хотя бы: историю с лозунгом Центрального Комитета об ответственном кадетском министерстве, отвергнутым партией во время первой Думы; историю с лозунгом того же ЦК о “возобновлении сессии Думы” после разгона первой Думы, тоже отвергнутым партией; историю с известным призывом ЦК к всеобщей забастовке по поводу разгона первой Думы, тоже отвергнутым партией… Необходимо было положить конец этому ненормальному положению. А для этого в свою очередь необходимо было подвести итог фактическим победам партии над оппортунистическим ЦК, победам, наполняющим историю внутреннего развития нашей партии за весь истекший год, И вот, Лондонский съезд подвел итог всем этим победам революционной социал-демократии, и, закрепив за ней победу, он принял тактику этой социал-демократии.
Стало быть, отныне партия будет проводить строго классовую политику социалистического пролетариата. Красное знамя пролетариата не будет больше склоняться перед краснобаями либерализма. Не идущие пролетариату интеллигентские шатания получили смертельный удар.
Таков второй, не менее важный результат Лондонского съезда нашей партии.
Фактическое объединение передовых рабочих всей России в единую всероссийскую партию под знаменем революционной социал-демократии — таков смысл Лондонского съезда, таков его общий характер.
Перейдем теперь к более подробной характеристике съезда.
I. Состав съезда
Всего на съезде присутствовало около 330 делегатов. Из них 302 были с правом решающего голоса — представители более чем 150.000 членов партии, остальные — совещательные. По фракциям распределялись приблизительно следующим образом: (только решающие) 92 большевика, 85 меньшевиков, 54 бундовца, 45 поляков и 26 латышей.
С точки зрения общественного положения членов съезда (рабочие и нерабочие) съезд представлял следующую картину: рабочих физического труда было всего 116; конторщиков и приказчиков — 24; остальные — нерабочие. При этом рабочие физического труда по фракциям распределялись следующим образом: в большевистской фракции — 38 (36 процентов); в меньшевистской — 30 (31 процент); у поляков — 27 (61 процент); у латышей — 12 (40 процентов); у бундовцев — 9 (15 процентов). А профессиональные революционеры распределялись по фракциям следующим образом: в большевистской фракции — 18 (17 процентов); в меньшевистской — 22 (22 процента); у поляков — 5 (11процентов); у латышей — 2 (6 процентов); у бундовцев — 9 (15 процентов).
Мы все были “изумлены” этой статистикой. Как? Меньшевики так много кричали об интеллигентском составе нашей партии, они день и ночь ругали большевиков интеллигентами, они грозили прогнать всех интеллигентов из партии, они все время третировали профессиональных революционеров — и вдруг у них во фракции оказалось гораздо меньше рабочих, чем у “интеллигентов” — большевиков! У них оказалось гораздо больше профессиональных революционеров, чем у большевиков! Но мы объясняли меньшевистские крики тем, что “у кого что болит, тот о том и кричит”…
Еще более интересны цифры о составе съезда с точки зрения “территориального распределения” делегатов. Выяснилось, что большие группы меньшевистских делегатов посылаются главным образом крестьянскими и ремесленными районами: Гурия (9 делегатов), Тифлис (10 делегатов), малороссийская крестьянская организация “Спилка” (кажется, 12 делегатов). Бунд (громадное большинство — меньшевистское) и, как исключение, — Донецкий бассейн (7 человек). Между тем как большие группы большевистских делегатов посылаются исключительно крупно — промышленными районами: Петербург (12 делегатов), Москва (13 или или делегатов), Урал (21 делегат), Иваново-Вознесенск (11 делегатов), Польша (45делегатов).
Очевидно, тактика большевиков является тактикой крупно — промышленных пролетариев, тактикой тех районов, где классовые противоречия особенно ясны и классовая борьба особенно резка. Большевизм — это тактика настоящих пролетариев.
С другой стороны, не менее очевидно и то, что тактика меньшевиков является по преимуществу тактикой ремесленных рабочих и крестьянских полупролетариев, тактикой тех районов, где классовые противоречия не совсем ясны и классовая борьба замаскирована. Меньшевизм — это тактика полубуржуазных элементов пролетариата.
Так говорят цифры.
И это не трудно понять: нельзя серьезно говорить среди лодзинских, московских или иваново-вознесенских рабочих о блоках с той самой либеральной буржуазией, члены которой ведут с ними ожесточенную борьбу, то и дело “наказывая” их частичными расчетами и массовыми локаутами — там меньшевизм не найдет себе симпатий, там нужен большевизм, тактика непримиримой пролетарской классовой борьбы. И наоборот, крайне трудно привить идею классовой борьбы гурийским крестьянам или каким-нибудь шкловским ремесленникам, не чувствующим острых систематических ударов классовой борьбы и потому охотно идущим на всякие соглашения против “общего врага” — там пока не нужен большевизм, там нужен меньшевизм, ибо там все проникнуто атмосферой соглашений и компромиссов.
Не менее интересен состав съезда с точки зрения национальностей. Статистика показала, что большинство меньшевистской фракции составляют евреи (не считая, конечно, бундовцев), далее идут грузины, потом русские. Зато громадное большинство большевистской фракции составляют русские, далее идут евреи (не считая, конечно, поляков и латышей), затем грузины и т. д. По этому поводу кто-то из большевиков заметил шутя (кажется, тов. Алексинский), что меньшевики — еврейская фракция, большевики — истинно-русская, стало быть, не мешало бы нам, большевикам, устроить в партии погром.
А такой состав фракций не трудно объяснить: очагами большевизма являются главным образом крупно — промышленные районы, районы чисто русские, за исключением Польши, тогда как меньшевистские районы, районы мелкого производства, являются в то же время районами евреев, грузин и т. д.
Что же касается течений, наметившихся на съезде, то надо заметить, что формальное деление съезда на 5 фракций (большевики, меньшевики, поляки и т. д.) сохранило известную силу, правда, незначительную, только до обсуждения вопросов принципиального характера (вопрос о непролетарских партиях, о рабочем съезде и т. д.). С обсуждения вопросов принципиальных формальная группировка была фактически отброшена и при голосованиях съезд обыкновенно разделялся на 2 части: большевиков и меньшевиков. Так называемого центра, или болота, не было на съезде. Троцкий оказался “красивой ненужностью”. Причем все поляки определенно примыкали к большевикам. — Громадное большинство латышей тоже определенно поддерживало большевиков. Бунд, фактически всегда поддерживавший громадным большинством своих делегатов меньшевиков, формально вел в высшей степени двусмысленную политику, вызывавшую улыбку с одной стороны, раздражение с другой. Тов. Роза Люксембург художественно — метко охарактеризовала эту политику Бунда, сказав, что политика Бунда не есть политика зрелой политической организации, влияющей на массы, что — это политика торгашей, вечно высматривающих и вечно выжидающих с надеждой: авось завтра сахар подешевеет. Из бундовцев большевиков поддерживали только 8-10 делегатов, и то не всегда.
В общем преобладание, и довольно-таки значительное преобладание, было на стороне большевиков.
Таким образом, съезд был большевистский, хотя и не резко большевистский. Из меньшевистских резолюций прошла только резолюция о партизанских выступлениях, и то совершенно случайно: большевики на этот раз не приняли боя, вернее не захотели довести его до конца, просто из желания “дать хоть раз порадоваться тов. меньшевикам”…
II. Порядок дня. Отчет ЦК. Отчет Думской фракции
С точки зрения политических течений на съезде, работы съезда можно было бы разделить на 2 части.
Первая часть: прения по вопросам формальным, вроде порядка дня съезда, отчетов ЦК и отчета Думской фракции, вопросам, имеющим глубокий политический смысл, но связанным или связываемым с “честью” той или другой фракции, с мыслью о том, “как бы не обидеть” ту или другую фракцию, “как бы не вызвать раскол”, — и потому называемым вопросами формальными. Эта часть съезда прошла наиболее бурно и поглотила наибольшее количество времени. А произошло это потому, что соображения принципа отодвигались назад соображениями “морали” (“как бы не обидеть”), стало быть, строго определенные группировки не создавались) нельзя было сразу догадаться “чья возьмёт”, и фракции, в надежде увлечь за собой “нейтрально-корректных”, предавались бешеной борьбе за преобладание.
Вторая часть: прения по вопросам принципиальным вроде вопроса о непролетарских партиях, рабочем съезде и т. д. Тут уже отсутствовали соображения “морали”, группировки происходили определенные, по строго определенным принципиальным течениям, соотношение сил между фракциями выяснялось сразу, и потому эта часть съезда была наиболее спокойной и плодотворной, — явное доказательство в пользу того, что принципиальность в прениях — наилучшая гарантия плодотворности и спокойствия работ съезда.
Перейдем к краткой характеристике первой части работ съезда.
После речи тов. Плеханова, открывшего съезд и отметившего в своей речи необходимость соглашений “от случая к случаю” с “прогрессивными элементами” буржуазного общества, съезд выбрал президиум из пяти (по одному из фракций), выбрал мандатную комиссию и перешел к выработке порядка дня. Характерно, что меньшевики и на этом съезде, точно так же, как и на прошлогоднем, Объединительном, самым ярым образом выступили против предложения большевиков — внести в порядок дня вопросы об оценке момента и о классовых задачах пролетариата в нашей революции. Идет ли революция на подъем или она идет на убыль, и сообразно с этим — надо ли ее “ликвидировать” или довести до конца, каковы классовые задачи пролетариата в нашей революции, проводящие резкую грань между ним и остальными классами русского общества, — вот каких вопросов боятся тов. меньшевики. От них они бегут, как тень от солнца, они не хотят вынести на свет корни наших разногласий. Почему? Потому, что в самой фракции меньшевиков существуют глубокие разногласия по этим вопросам; потому, что меньшевизм не представляет цельное течение, меньшевизм — это сброд течений, незаметных во время фракционной борьбы с большевизмом, но сразу же прорывающихся при принципиальной постановке вопросов момента и нашей тактики. Меньшевики не хотят обнаружить эту внутреннюю слабость своей фракции. Большевики впали это и, в интересах большей принципиальности прений, настаивали на внесении в порядок дня вышеупомянутых вопросов. Меньшевики, видя, что принципиальность убивает их, начали упорствовать, дали понять “корректным товарищам”, что они “обидятся”, — и съезд не внес в порядок дня вопрос о моменте и т. д. В конце концов приняли следующий порядок дня: отчет Центрального Комитета, отчет Думской фракции, об отношении к непролетарским партиям, о Думе, о рабочем съезде, о профессиональных союзах, о партизанских выступлениях, кризисы, локауты и безработица, Штутгартский международный конгресс, организационные вопросы.
* * *
По вопросу об отчете ЦК главными докладчиками выступили тов. Мартов (от меньшевиков) и тов. Рядовой (от большевиков). Доклад Мартова был собственно не доклад с серьезным освещением явлений, а задушевный рассказ о том, как невинный ЦК принялся было руководить партией и затем Думской фракцией, и как “ужасные” большевики мешали ему действовать, приставая своей принципиальностью. Не принятые потом партией лозунги ЦК об ответственном кадетском министерстве, о “возобновлении сессии Думы”, и т. д. и т. п. Мартов оправдывал тем, что момент был неопределенный и во время затишья нельзя было выдвигать другие лозунги. Неудачный призыв ЦК к всеобщей забастовке, а потом к частичным выступлениям непосредственно после разгона первой Думы Мартов оправдывал той же неопределенностью положения и невозможностью точно определить настроение масс. Очень мало говорил о роли ЦК в расколе Петербургской организации. Зато слишком много говорил о конференции военных и боевых организаций, устроенной по инициативе известной группы большевиков и внесшей, по мнению Мартова, дезорганизацию и анархию в партийные организации. В конце доклада Мартов призывал съезд принять во внимание трудные условия работы по руководству партией, ввиду особенной сложности и запутанности момента, и не быть строгим по отношению к ЦК. Очевидно, сам Мартов признавал за ЦК серьезные грехи.
Доклад тов. Рядового был совершенно другого характера. По его мнению, ЦК партии обязан: 1) защищать и проводить программу партии, 2) осуществлять тактические директивы, данные ему съездом партии, 3) охранять целость партии, 4) объединять положительную работу партии. Между тем ЦК не исполнил ни одной из этих обязанностей. Вместо того чтобы защищать и проводить программу партии, ЦК по поводу известного аграрного обращения первой Думы предлагал Думской фракции социал-демократов, в интересах единства оппозиции, в интересах привлечения кадетов, не вносить в думское обращение известного пункта нашей аграрной программы о конфискации всей (помещичьей) земли, а ограничиться простым заявлением об отчуждении земли без оговорки: с выкупом или без выкупа.
Подумайте только: ЦК партии предлагал выкинуть важнейший пункт программы партии о конфискации земли. ЦК нарушал программу партии! ЦК, как нарушитель программы, — можете ли себе представить этот неслыханный позор?
Далее. Вместо того чтобы проводить в жизнь хотя бы директивы Объединительного съезда; вместо того, чтобы систематически углублять борьбу партий внутри Думы в целях внесения большей сознательности в борьбу классов вне Думы; вместо того чтобы осуществлять строго классовую независимую политику пролетариата, — ЦК выдвинул лозунги об ответственном кадетском министерстве, о “возобновлении сессии Думы”, “за Думу против камарильи” и т. д. и т. д., лозунги, стушёвывающие борьбу партии в Думе, смазывающие классовые противоречия вне Думы, стирающие всякую грань между боевой политикой пролетариата и соглашательской политикой либеральной буржуазии, приспособляющие первую ко второй. И когда один из членов Центрального Органа, стало быть и Центрального Комитета, тов. Плеханов, пошел еще дальше по пути соглашения с кадетами и предложил партии войти в блок с либеральной буржуазией, отбросив лозунг Учредительного собрания и выставив приемлемый для либеральной буржуазии лозунг “полновластной Думы”, — ЦК не только не протестовал против позорящей партию выходки тов. Плеханова, но даже соглашался с ней, не осмелившись, впрочем, официально высказать свое согласие.
Вот как нарушал ЦК партии элементарные требования независимой классовой политики пролетариата и постановлений Объединительного съезда!
ЦК, затемняющий классовое самосознание пролетариата; ЦК, подчиняющий политику пролетариата политике либеральной буржуазии; ЦК, склоняющий знамя пролетариата перед шарлатанами кадетского либерализма — вот до чего довели нас оппортунисты меньшевизма!
Мы уже не говорим о том, как ЦК не только не охранял единство и дисциплину партии, а систематически нарушал их, взяв на себя инициативу раскола в Петербургской организации.
Не хотим распространяться также о том, что ЦК не объединял работу партии — это ясно само собой.
Чем все это объясняется, все эти ошибки ЦК? Конечно, не “ужасными” лицами, заседавшими в ЦК, а тем, что меньшевизм, наполнявший тогда ЦК, не способен руководить партией, он окончательно обанкротился, как политическое течение. С этой точки зрения вся история ЦК является историей провала меньшевизма. И когда нас упрекают тов. меньшевики, говоря, что мы “мешали” ЦК, мы “приставали” к нему и т. д. н т. д., мы не можем не ответить этим морализирующим товарищам: да, товарищи, мы “мешали” ЦК нарушать нашу программу, мы “мешали” ему приспособлять тактику пролетариата ко вкусам либеральной буржуазна и будем мешать впредь, ибо в этом наша священная обязанность…
Так приблизительно говорил товарищ Рядовой.
Из прений выяснилось, что большая часть товарищей, даже некоторые бундовцы, поддерживают точку зрения тов. Рядового. И если все-таки не прошла резолюция большевиков, отмечавшая ошибки ЦК, то потому, что сильно действовали на товарищей соображения: “как бы не вызвать раскола”. Не прошла, конечно, и меньшевистская резолюция о доверии ЦК. Прошел простой переход к очередным делам без оценки деятельности ЦК…
* * *
Прения по вопросу об отчете Думской фракции представляли в общем повторение прений по предыдущему вопросу. Оно и понятно: Думская фракция действовала под прямым руководством ЦК, и, естественно, критика или защита ЦК являлась в то же время критикой или защитой Думской фракции.
Интересно было замечание второго докладчика, тов. Алексинского (первым докладчиком был тов. Церетели), о том, что лозунг Думской фракции, в большинстве своем меньшевистской, об единстве оппозиции в Думе, о нераскалывании оппозиции и необходимости идти вместе с кадетами — этот меньшевистский лозунг, по выражению тов. Алексинского, потерпел в Думе полный крах, ибо по самым важным вопросам, вроде вопросов о бюджете, армии и т. д., кадеты шли вместе со Столыпиным, и социал-демократам-меньшевикам приходилось бороться рука об руку с депутатами от крестьян против правительства и кадетов. Меньшевикам приходилось на деле констатировать крах своей позиции и проводить в Думе лозунг большевиков о необходимости вести за собой депутатов от крестьян в борьбе против правых и кадетов.
Не менее интересно замечание польских товарищей о недопустимости со стороны Думской фракции идти на общие собрания с народовцами, этими черносотенцами Польши, не раз организовавшими и продолжающими организовывать теперь резню социалистов Польши. На это два лидера кавказских меньшевиков один за другим ответили, что для Думской фракции важно не то, что делают партии у себя дома, — а то, как они ведут себя в Думе, а народовцы ведут себя в Думе более или менее либерально. Выходило, что партии надо характеризовать не по тому, что они делают вне Думы, а по тому, что они говорят в Думе. Дальше этого оппортунизму некуда идти…
Большинство ораторов соглашалось с точкой зрения тов. Алексинского, но резолюции все-таки не было принято никакой и по этому вопросу, опять по тем же соображениям: “не обидеть”. Отложив вопрос о резолюции, съезд прямо перешел к следующему вопросу.
III. О непролетарских партиях
От вопросов формальных мы переходим к вопросам принципиальным, к вопросам наших разногласий.
Вопросы наших тактических разногласий — это вопросы о вероятных судьбах нашей революции и о роли различных классов и партий русского общества в этой революции. Что наша революция буржуазна, что она должна окончиться разгромом крепостных, а не капиталистических порядков, что она может увенчаться лишь демократической республикой, — в этом, кажется, все согласны в нашей партии. Далее, что наша революция в общем и целом идет к подъему, а не к убыли, и что нашей задачей является не “ликвидация” революции, а доведение ее до конца, — в этом тоже, по крайней мере формально, все согласны, ибо меньшевики, как фракция, нигде еще не заявляли о противном. Но каким образом довести до конца нашу революцию? Какова роль пролетариата, крестьянства, либеральной буржуазии в этой революции? При каком сочетании борющихся сил можно было бы довести до конца текущую революцию? С кем идти, кого бить, и т. д. и т. д. Вот где начинаются у нас разногласия.
Мнение меньшевиков. Так как наша революция буржуазна, то единственно буржуазия и может быть вождем революции. Буржуазия была вождем великой революции во Франции, она была вождем революций других государств Европы — она же должна быть вождем и нашей русской революции. Пролетариат — главный борец революции, но он должен идти за буржуазией и толкать ее вперед. Крестьянство тоже революционная сила, но у него слишком много реакционного и потому пролетариату с ним гораздо реже придется выступать совместно, чем с либерально-демократической буржуазией. Буржуазия является более надежным союзником пролетариата, чем крестьянство. Вокруг либерально-демократической буржуазии, как вокруг вождя, должны сплачиваться все борющиеся силы. Поэтому наше отношение к буржуазным партиям должно определяться не революционным положением: вместе с крестьянством против правительства и либеральной буржуазии, во главе с пролетариатом, — а оппортунистическим положением: вместе со всей оппозицией против правительства, во главе с либеральной буржуазией. Отсюда тактика соглашений с либералами.
Таково мнение меньшевиков.
Мнение большевиков. Наша революция в самом деле буржуазна, но это еще не значит, что вождем ее явится наша либеральная буржуазия. В 18-м столетии французская буржуазия была вождем французской революции, но почему? Потому, что французский пролетариат был слаб, он не выступал самостоятельно, он не выставлял своих классовых требований, у него не было ни классового сознания, ни организации, он шел тогда в хвосте у буржуазии, и буржуазия пользовалась им, как оружием для своих буржуазных целей. Как видите, буржуазия не нуждалась тогда в союзнике в лице царской власти против пролетариата — пролетариат сам был ее союзником-слугой — и потому она могла быть тогда революционной, идти даже во главе революции. Совершенно другое замечается у нас, в России. Русский пролетариат далеко нельзя назвать слабым: он уже несколько лет выступает вполне самостоятельно, выставляя свои классовые требования; он достаточно вооружен классовым самосознанием, чтобы понимать свои интересы; он сплочен в свою партию; у него сильнейшая в России партия со своей программой и тактически — организационными принципами; во главе с этой партией он уже одержал ряд блестящих побед над буржуазией… Может ли при этих условиях наш пролетариат довольствоваться ролью хвоста либеральной буржуазии, ролью жалкого оружия в руках этой буржуазии? Может ли, должен ли он идти за этой буржуазией, сделав ее своим вождем? Может ли он не быть вождем революции? А посмотрите, что происходит в лагере нашей либеральной буржуазии: наша буржуазия, запуганная революционностью пролетариата, вместо того, чтобы идти во главе революции, бросается в объятия контрреволюции, вступает с ней в союз против пролетариата. А ее партия, партия кадетов, открыто, пред лицом всего мира вступает в соглашение со Столыпиным, голосует за бюджет и армию в пользу царизма против народной революции. Не ясно ли, что русская либеральная буржуазия представляет из себя силу антиреволюционную, с которой надо вести самую беспощадную войну? И не прав ли был тов. Каутский, говоря, что там, где пролетариат выступает самостоятельно, буржуазия перестает быть революционной?..
Итак: русская либеральная буржуазия антиреволюционна; она не может быть ни двигателем, ни, тем более, вождем революции; она является заклятым врагом революции, и с ней надо вести упорную борьбу.
Единственным вождем нашей революции, заинтересованным и могущим повести за собой революционные силы России на штурм царского самодержавия, — является пролетариат. Только пролетариат сплотит вокруг себя революционные элементы страны, только он доведет до конца нашу революцию. Задачей социал-демократии является — сделать все возможное для подготовки пролетариата к роли вождя революции.
В этом гвоздь большевистской точки зрения.
На вопрос: кто же может явиться надежным союзником пролетариата в деле доведения до конца нашей революции — большевики отвечают: единственным сколько-нибудь надежным и сильным союзником пролетариата является революционное крестьянство. Не изменническая либеральная буржуазия, а революционное крестьянство будет биться вместе с пролетариатом против всех устоев крепостных порядков.
Сообразно с этим наше отношение к буржуазным партиям должно определяться положением: вместе с революционным крестьянством против царизма и либеральной буржуазии, во главе с пролетариатом. Отсюда — необходимость борьбы с гегемонией (предводительство) кадетской буржуазии и, стало быть, недопустимость соглашений с кадетами.
Таково мнение большевиков.
В рамках этих двух позиций вращались речи докладчиков, Ленина и Мартынова, и всех остальных ораторов.
Тов. Мартынов окончательно “углубил” точку зрения меньшевиков, категорически отрицая допустимость гегемонии пролетариата и также категорически защищая идею блока с кадетами.
Остальные ораторы, их громадное большинство, высказывались в духе большевистской позиции.
Особенно интересны речи тов. Розы Люксембург, передавшей съезду привет от имени германских социал-демократов и развившей взгляд наших германских товарищей на наши разногласия. (Мы тут связываем обе речи Р.Л., произнесенные в разное время.) Вполне соглашаясь с большевиками по вопросам: о роли пролетариата, как вождя революции, о роли либеральной буржуазии, как антиреволюционной силы и т. д. и т. д. — Р. Люксембург критиковала лидеров меньшевизма, Плеханова и Аксельрода, называя их оппортунистами и сравнивая их позицию с позицией жоресистов во Франции. Я знаю, говорила Люксембург, что и у большевиков есть некоторые промахи, странности, излишняя твердокаменность, но я их вполне понимаю и оправдываю: нельзя не быть твердокаменным при виде расплывчатой, студенистой массы меньшевистского оппортунизма. Та же излишняя твердокаменность замечалась у гедистов во Франции, лидер которых, тов. Гед, объявлял в известной избирательной афише: “не сметь ни одному буржуа голосовать за меня, ибо я буду отстаивать в парламенте только интересы пролетариев против всех буржуа”. И несмотря на это, несмотря на эти резкости, мы, германские социал-демократы, всегда стояли на стороне гедистов в их борьбе против изменников марксизма, против жоресистов. То же самое надо сказать насчет большевиков, которых мы, германские социал-демократы, будем поддерживать в их борьбе с оппортунистами меньшевиками…
Так приблизительно говорила тов. Р. Люксембург.
Еще более интересно знаменитое письмо, присланное съезду Центральным Комитетом Германской Социал-Демократической Партии и прочитанное Розой Люксембург. Интересно оно тем, что, советуя партии бороться с либерализмом и признавая особенную роль русского пролетариата, как вождя русской революции, — оно тем самым признает все основные положения большевизма.
Таким образом, становилось ясным, что наиболее испытанная и наиболее революционная в Европе германская социал-демократия открыто и ясно поддерживает большевиков, как настоящих марксистов, в их борьбе против изменников марксизма, против меньшевиков.
Любопытны также некоторые места в речи тов. Тышко, представителя польской делегации в президиуме. Обе фракции уверяют нас, говорил тов. Тышко. что они твердо стоят на точке зрения марксизма. И не всякому легко понять: кто же, наконец, стоит на этой точке зрения, большевики или меньшевики… “Это мы стоим на точке зрения марксизма”, — прерывают “слева” несколько меньшевиков. “Нет, товарищи”, — ответил им Тышко, — “вы не стоите, а лежите на ней: ибо вся ваша беспомощность в деле руководства классовой борьбой пролетариата, тот факт, что вы умеете заучивать великие слова великого Маркса, но не умеете их применять, — все это говорит о том, что вы не стоите, а лежите на точке зрения марксизма”.
Это было художественно метко.
В самом деле, возьмите хоть следующий факт. Меньшевики часто говорят, что задачей социал-демократии всегда и везде является превращение пролетариата в самостоятельную политическую силу. Верно ли это? Безусловно верно! Это — великие слова Маркса, которые всегда должен помнить всякий марксист. Но как их применяют тов. меньшевики? Содействуют ли они фактическому выделению пролетариата из массы окружающих его буржуазных элементов в самостоятельный независимый класс? Сплачивают ли они революционные элементы вокруг пролетариата и готовят ли они пролетариат к роли вождя революции? Факты показывают, что ничего подобного меньшевики не делают. Наоборот: меньшевики советуют пролетариату почаще устраивать соглашения с либеральной буржуазией, — и, тем самым, содействуют не выделению пролетариата в самостоятельный класс, а смешению его с буржуазией; меньшевики советуют пролетариату отказаться от роли вождя революции, уступить эту роль буржуазии, идти за буржуазией, — и, тем самым, содействуют не превращению пролетариата в самостоятельную политическую силу, — а превращению его в хвостик буржуазии… То есть, меньшевики делают как раз обратное тому, что они должны были бы делать, исхода из правильного марксистского положения.
Да, прав был т. Тышко, когда сказал, что меньшевики не стоят, а лежат на точке зрения марксизма…
По окончании прений были предложены два проекта резолюции: меньшевистский и большевистский. Из них громадным большинством голосов был принят за основу проект большевиков.
Далее пошли поправки к проекту. Было внесено около 80 поправок. Вносились они главным образом к двум пунктам проекта: к пункту о пролетариате, как вожде революции, и к другому пункту — о кадетах, как антиреволюционной силе. Это была самая интересная часть прений, ибо тут особенно резко выяснились физиономии фракций. Первая важная поправка была внесена тов. Мартовым. Он требовал заменить слова: “пролетариат, как вождь революции” словами: “пролетариат, как авангард”. Мотивировал он тем, что слово “авангард” точнее выражает мысль. Ему возражал тов. Алексинский. Он говорил, что дело не в точности, а в двух противоположных точках зрения, сказывающихся в этом пункте: ибо “авангард” и “вождь” — два совершенно различных понятия. Быть авангардом (передовым отрядом) — это значит биться в передовых рядах) занимать наиболее обстреливаемые пункты, проливать кровь, но в то же время быть руководимым другими, в данном случае, буржуазными демократами: авангард никогда не руководит общей борьбой, но авангардом всегда руководят, Наоборот: быть вождем — это значит не только биться в передовых рядах, но и руководить общей борьбой, направлять ее к своей цели. Мы, большевики, не хотим, чтобы пролетариатом руководили буржуазные демократы, — мы хотим, чтобы пролетариат сам руководил всей борьбой народа и направлял ее к демократической республике.
В результате поправка Мартова была провалена.
Все другие поправки такого же характера были также провалены.
Другая группа поправок направлена была против пункта о кадетах. Меньшевики предлагали признать, что кадеты еще не стали на путь контрреволюции. Но съезд не принял этого предложения, и все поправки этого характера были отвергнуты. Далее предлагали меньшевики допустить в известных случаях хотя бы технические соглашения с кадетами. Съезд не принял и этого предложениям провалив соответствующие поправки.
Наконец проголосовали резолюцию в целом и оказалось, что 159 голосов — за большевистскую резолюцию, 104 — против, а остальные воздержались.
Огромным большинством голосов съезд принял революцию большевиков.
Отныне точка зрения большевиков стала точкой зрения партии.
Кроме того, это голосование дало два важных результата:
Во-первых, оно положило конец формальному, искусственному делению съезда на 5 фракций (большевики, меньшевики, поляки, латыши, бундовцы) и открыло новое, принципиальное деление: на большевиков (включая сюда всех поляков и большинство латышей) и меньшевиков (включая почти всех бундовцев).
Во-вторых, голосование это дало наиболее точную статистику распределения рабочих делегатов по фракциям: выяснилось, что в большевистской фракции не 38, а 77 рабочих (38 плюс 27 поляков, плюс 12 латышей), а в меньшевистской фракции не 30 рабочих, а 39 (30 плюс 9 бундовцев). Меньшевистская фракция оказалась фракцией интеллигентской.
IV. О рабочем съезде
Прежде чем перейти к характеристике прений по вопросу о рабочем съезде, необходимо познакомиться с историей вопроса. Дело в том, что вопрос этот является крайне запутанным и невыясненным, В то время как по другим пунктам наших разногласий в партии уже имеются два резко определенных течения: большевистское и меньшевистское, — по вопросу о рабочем съезде мы имеем не два, а целую кучу течений, крайне невыясненных и противоречивых. Правда, большевики выступают сплоченно и определенно: они вообще против рабочего съезда. Зато среди меньшевиков — полнейший хаос и путаница: они разделились на множество групп, и каждая из них поет по-своему, не слушая других. В то время как петербургские меньшевики, во главе с Аксельродом, предлагают рабочий съезд для создания партии, — московские меньшевики, во главе с Эль, предлагают его не в интересах создания партии, а с целью создать беспартийный “общерусский рабочий союз”. Южные меньшевики идут еще дальше и во главе с Лариным призывают созвать рабочий съезд в целях создания не партии и не “рабочего союза”, — а более широкого “трудового союза”, который мог бы охватить, кроме всех пролетарских элементов, и эсеровские, полубуржуазные, “трудовые” элементы. Я уж не говорю о других, менее влиятельных группах и лицах, вроде одесской и закаспийской групп и вроде юродивых “авторов” смешной брошюры — так называемых “Бродяги” и “Шуры”.
Такова путаница, царящая в рядах меньшевиков.
Но как созвать рабочий съезд, как его организовать, к чему приурочить его созыв, кого пригласить на съезд, кому взять на себя инициативу созыва съезда?
По всем этим вопросам среди меньшевиков идет такая же путаница, как и по вопросу о цели съезда.
В то время как одни из них предлагают связать выборы на рабочий съезд с выборами в Думу и, таким образом, “захватным путем” сорганизовать рабочий съезд, — другие предлагают положиться на “попустительство” со стороны правительства, в крайнем случае испросить у него “разрешение”, а третьи советуют отправить делегатов за границу, будь их хоть 3–4 тысячи, и там нелегально провести рабочий съезд.
В то время как одни из меньшевиков предлагают дать представительство на съезд только оформленным рабочим организациям, другие советуют привлечь на съезд представителей всего вообще организованного и неорганизованного пролетариата, насчитывающего в своих рядах не менее 10 миллионов человек.
В то время как одни из меньшевиков предлагают позвать рабочий съезд по инициативе с.-д. партии с участием интеллигентов, другие советуют отбросить в сторону и партию и интеллигентов, и созвать съезд лишь по инициативе самих рабочих без всякого участия интеллигентов.
В то время как одни из меньшевиков настаивают на немедленном созыве рабочего съезда, другие предлагают отложить его на неопределенное время, ограничиваясь пока агитацией за идею рабочего съезда.
Ну, а как быть с существующей Социал-Демократической Рабочей Партией, вот уже несколько лет руководящей борьбой пролетариата, сплотившей в своих рядах 150 000 членов, имевшей уже 5 съездов и т. д. и т. п.? “Похерить ее к черту”, или как-нибудь иначе?
На это все меньшевики, от Аксельрода до Ларина, единогласно отвечают у что у нас нет пролетарской партии. “В том-то и дело, что у нас нет партии”, — говорили нам на съезде меньшевики, — “у нас есть только организация мелкобуржуазной интеллигенции”, которую надо заменить партией при помощи рабочего съезда. Так заявил на партийном съезде докладчик от меньшевиков, тов. Аксельрод.
Но позвольте, как же так? Значит, все эти съезды нашей партии, от первого (1898 г.) до последнего (1907 г.), в организации которых тов. меньшевики принимали энергичнейшее участие; вся эта колоссальная трата пролетарских денег и сил, трата, необходимая для организации съездов, трата, в которой меньшевики гак же повинны, как и большевики, — все это, значит, один только обман и фарисейство?!
Значит, все эти боевые призывы партии к пролетариату, призывы, подписанные и меньшевиками; все эти забастовки и восстания за 1905-1906-1907 гг., разыгравшиеся во главе с партией, часто по инициативе партии; все эти победы пролетариата во главе с нашей партией; все эти тысячные жертвы пролетариата, павшие на улицах Петербурга, Москвы и т. д., замуравленные в Сибири, загубленные в тюрьмах во имя партии, под знаменем партии, — все это только комедия и обман?
И значит, у нас нет партии? У нас есть только “организация мелкобуржуазной интеллигенции”?
Это была, конечно, прямая неправда, возмутительная, наглая неправда.
Этим, должно быть, и объясняется то безграничное возмущение, которое вызвало вышеупомянутое заявление Аксельрода среди петербургских и московских делегатов-рабочих. Вскочив со своих мест, они энергично отвечали докладчику Аксельроду: “Это ты, сидящий за границей, — буржуй, а немы; мы — рабочие, и у нас есть своя социал-демократическая партия, которую мы не позволим унизить”…
Но, положим, что рабочий съезд состоится, представим себе, что он уже состоялся. Существующую с.-д. партию, стало быть, сдали в архив, созвали так или иначе рабочий съезд и хотим организовать на нем не то “рабочий”, не то “трудовой” союз. Что же будет дальше? Какую программу примет этот съезд? Какова будет физиономия рабочего съезда?
Одни из меньшевиков отвечают, что рабочий съезд мог бы принять программу социал-демократии с некоторыми, конечно, урезками, но тут же они добавляют, что он мог бы и не принять программы социал-демократов, что, по их мнению, не представляет для пролетариата особенной беды. Другие отвечают более решительно: так как наш пролетариат сильно проникнут мелкобуржуазными стремлениями, то, по всей вероятности, рабочий съезд примет не социал-демократическую, а мелкобуржуазную демократическую программу. На рабочем съезде пролетариат потеряет социал-демократическую программу, но зато он приобретет рабочую организацию, связывающую всех рабочих в один союз. Так говорит, например, глава московских меньшевиков Н. Череванин (см. “Проблемы тактики”).
Итак: “союз рабочих без социал-демократической программы” — таков вероятный результат рабочего съезда.
Так, по крайней мере, думают сами меньшевики.
Очевидно, несогласные друг с другом меньшевики в некоторых вопросах о целях и способах созыва рабочего съезда, они согласны в том, что “у нас нет партии, а есть только организация мелкобуржуазной интеллигенции, которую надо сдать в архив”…
В этих именно рамках и вращался доклад Аксельрода.
Из доклада Аксельрода выяснилось, что агитация за рабочий съезд практически неизбежно сведется к агитации против партии, к войне с ней.
А практическая работа по созыву рабочего съезда также неизбежно сведется к практической работе по дезорганизации и разложению нашей нынешней партии.
Между тем, меньшевики — устами своего докладчика, а также в своем проекте резолюции — просили съезд запретить агитацию против попыток, направленных к организации рабочего съезда, т. е. попыток, ведущих к дезорганизации партии.
И интересно: в речах меньшевистских ораторов (за исключением Плеханова, который собственно о рабочем съезде ничего не сказал) красной нитью проходили лозунги: долой партию, долой социал-демократию — да здравствует беспартийность, да здравствует несоциал-демократический “рабочий союз”. Эти лозунги открыто не выставлялись ораторами, но они сквозили в их речах.
Недаром все буржуазные писатели, от синдикалистов и эсеров до кадетов и октябристов, — недаром все они так горячо высказываются за рабочий съезд: ведь все они враги нашей партии, а практическая работа по созыву рабочего съезда могла бы значительно ослабить и дезорганизовать партию. Как же им не приветствовать “идею рабочего съезда”?
Совершенно другое говорили ораторы большевики.
Докладчик от большевиков, тов. Линдов, охарактеризовав вкратце главнейшие течения среди самих меньшевиков, перешел к выяснению условий, породивших идею рабочего съезда. Агитация за рабочий съезд началась в 1905 году, до октябрьских дней, в момент репрессий, В октябрьско-ноябрьские дни она прекратилась. В следующие месяцы новых репрессий рабоче-съездовская агитация опять оживилась. Во время первой Думы, в дни относительной свободы, агитация притихла. Потом, после разгона Думы, опять усилилась и т. д. Вывод ясен: в дни относительной свободы, когда партия имеет возможность свободно расширяться, агитация за рабочий съезд в целях создания “широкой беспартийной партии” естественно теряет почву; и наоборот, в дни репрессий, когда прилив новых членов в партию сменяется отливом, агитация за рабочий съезд, как за искусственную меру для расширения или для замены узкой партии “широкой беспартийной”, находит себе известную почву. Но само собой понятно, что никакие искусственные меры не помогут делу: ибо для действительного расширения партии нужна политическая свобода, а не рабочий съезд, который сам нуждается в такой свободе.
Далее. Идея рабочего съезда, взятая в ее конкретном виде, фальшива в корне: ибо она опирается не на факты, а на неверное положение о том, что “у нас нет партии”. Дело в том, что у нас есть пролетарская партия, она громко говорит о своем существовании, она слишком серьезно дает о себе чувствовать врагам пролетариата — об этом очень хорошо знают сами меньшевики — и именно потому, что у нас есть уже такая партия, именно поэтому идея рабочего съезда является в корне фальшивой. Конечно, если бы у нас не было партии, насчитывающей свыше 150 тысяч передовых пролетариев и ведущей за собой сотни тысяч борцов; если бы мы представляли из себя маленькую кучку маловлиятельных людей вроде германских социал-демократов 60-х годов или французских социалистов 70-х годов прошлого века, — мы бы сами тогда постарались созвать рабочий съезд с целью выжать из него социал-демократическую партию. Но в том-то и дело, что мы уже имеем партию, настоящую пролетарскую партию, пользующуюся среди масс огромным влиянием, и для того, чтобы созвать рабочий съезд, для того, чтобы создать фантастическую “беспартийную партию”, нам неизбежно придется прежде всего “покончить” с существующей партией, прежде всего разрушить ее…
Вот почему работа по созыву рабочего съезда неизбежно сведется на практике к работе по дезорганизации партии. А удастся ли взамен когда-либо создать “широкую беспартийную партию”, да и нужно ли ее создать — это еще вопрос.
Вот почему враги нашей партии, разные кадеты и октябристы, так усердно хвалят меньшевиков за агитацию в пользу рабочего съезда.
Вот почему думают большевики, что работа по созыву рабочего съезда опасна, вредна: ибо она дискредитирует партию в глазах масс и подчиняет их влиянию буржуазной демократии.
Так приблизительно говорил тов. Линдов.
За рабочий съезд против с.-д. партии, или за партию против рабочего съезда?
Так стоял вопрос на съезде.
Рабочие делегаты большевики сразу поняли вопрос и энергично выступали “в защиту партии”: “Мы патриоты партии”, — говорили они, — “мы любим свою партию и мы не дадим дискредитировать ее усталым интеллигентам”.
Интересно, что представительница германской социал-демократии, тов. Роза Люксембург, целиком соглашалась с большевиками. “Мы, — говорила она, — германские социал-демократы, не можем понять смешную растерянность тов. меньшевиков, ощупью ищущих массу, в то время как масса сама ищет партию и неудержимо льнет к ней”…
Из прений выяснилось, что громадное большинство ораторов поддерживает большевиков.
По окончании прений были поставлены на голоса два проекта резолюции: большевиков и меньшевиков. Из них за основу был принят проект большевиков. Поправки принципиального характера почти все были отвергнуты. Приняли только одну более или менее серьезную поправку против ограничения свободы обсуждения вопроса о рабочем съезде, Резолюция в целом говорила о том, что “идея рабочего съезда ведет к дезорганизации партии”, “к подчинению широких рабочих масс влиянию буржуазной демократии”, и как таковая вредна для пролетариата. Причем резолюция строго различала рабочий съезд от советов рабочих депутатов и их съездов, которые не только не дезорганизуют партию, не только не конкурируют с ней, а, наоборот, укрепляют партию, идя за ней и помогая ей в решении практических вопросов в моменты революционного подъема.
Наконец резолюция в целом была принята большинством 165 против 94. Остальные воздержались.
Таким образом, съезд отверг идею рабочего съезда, как вредную, антипартийную.
Голосование по этому вопросу открыло нам следующее важное явление. Оказалось, что из 114 рабочих делегатов, участвовавших в голосовании, за рабочий съезд голосовали только 25, Остальные голосовали против. В процентном отношении 22% рабочих делегатов голосовало за рабочий съезд, 78% — против. И что особенно важно: из 94делегатов, голосовавших за рабочий съезд, рабочих оказалось только 26%)интеллигентов — 74%.
А ведь меньшевики все время кричали, что идея рабочего съезда есть рабочая идея, что только “интеллигенты” большевики противодействуют созыву съезда и пр. Если судить по этому голосованию, то следовало бы скорее признать, что идея рабочего съезда есть, наоборот, идея интеллигентских фантазеров…
Ведь даже меньшевики рабочие, по-видимому, не голосовали за рабочий съезд: из 39 рабочих делегатов (30 меньшевиков + 9 бундовцев) голосовало за рабочий съезд только 24 человека.
Баку. 1907 год.
Впервые напечатано в газете “Бакинский Пролетарий” №№ 1 и 2; 20 июня и 10 июля 1907 г.
Подпись: Коба Иванович
Наказ социал-демократическим депутатам III Государственной думы
принятый на собрании уполномоченных от рабочей курии в г. Баку 22 сентября 1907 года [51]
Социал-демократические депутаты в Государственной думе должны составить особую фракцию, которая, как одна из партийных организаций, должна быть теснейшим образом связана с партией и должна подчиняться ее руководству и директивам ЦК партии.
Основной задачей социал-демократической фракции в Государственной думе является содействие классовому воспитанию и классовой борьбе пролетариата как для освобождения трудящихся от капиталистической эксплуатации, так и для выполнения им роли политического вождя, которую он призван сыграть в нынешней буржуазно-демократической революции в России.
В этих целях фракция при всех случаях должна выдвигать свою классово-пролетарскую политику, отличающую социал-демократию от всех других организаций и революционных партий, начиная с кадетов и кончая эсерами. Этой задачей она ни в каком случае не может жертвовать для целей сохранения общности оппозиционных действий с какими бы то ни было политическими партиями и группами в Думе.
Наши депутаты должны неуклонно разоблачать в Думе всю контрреволюционную сущность как помещичье-черносотенных партий, так и предательской либерально-монархической буржуазной партии кадетов. С другой стороны, они должны стремиться оторвать от либералов и толкать на путь последовательной демократически-революционной политики крестьянские мелкобуржуазные партии (эсеров, энесов и трудовиков), ведя их за собой в своей борьбе как против черной сотни, так и против кадетской буржуазии. Вместе с тем социал-демократическая фракция должна вести борьбу против реакционных псевдосоциалистических утопий, которыми облекают свои, в сущности мелкобуржуазные, требования эсеры, энесы и другие, при помощи которых они затемняют чисто классовое пролетарски- социалистическое сознание рабочего класса. Наша фракция должна выяснять с думской трибуны всему народу всю истину относительно переживаемой революции. Она должна сказать народу во всеуслышание, что в России нет возможности мирным путем добиться освобождения народа, что единственный путь к свободе — это путь всенародной борьбы против царской власти.
Лозунгом социал-демократии, во имя которого она должна призывать массы к новой открытой борьбе, является Учредительное собрание, свободно избранное всем народом на основе всеобщего, прямого, равного и тайного избирательного права, которое, покончив окончательно с царским самодержавием, утвердит в России демократическую республику. Никакие другие лозунги, вроде ответственного министерства и пр., выдвигаемые либеральной буржуазией в противовес пролетарским лозунгам, не могут быть приняты н поддержаны социал-демократической фракцией.
Участвуя в повседневной законодательной и прочей деятельности в Государственной думе, социал-демократическая фракция должна преследовать свои постоянные критические и агитационные задачи, а не цели непосредственного законодательства, выясняя народу всю непрочность и безрезультатность последнего, пока реальная власть находится всецело в руках самодержавного правительства.
Работая таким образом в III Государственной думе, социал-демократическая фракция будет содействовать той революционной борьбе, которую пролетариат и вместе с ним крестьянство ведут в настоящее время вне Думы против царского самодержавия.
Издано отдельным листком в сентябре 1907 года
Печатается по тексту листка
Надо бойкотировать совещание!
[52]
Вопрос об участии и бойкоте совещания с нефтепромышленниками является для нас вопросом не принципа, а практической целесообразности. Мы не можем раз навсегда бойкотировать все и всякие совещания, как это предлагают делать некоторые озлобленные и не совсем нормальные “индивиды”. И наоборот, мы не можем раз навсегда решить вопрос в пользу участия в совещании, как это умудряются делать наши кадетообразные товарищи. К вопросу об участии и бойкоте мы должны подходить с точки зрения живых фактов и только фактов. Причем может оказаться, что при известных фактах, при известных условиях наша задача сплочения масс приведет к необходимости участия, — и мы должны тогда безусловно принять участие. И наоборот, при других условиях та же самая задача может привести к необходимости бойкота, — и мы должны тогда безусловно бойкотировать совещание.
Затем, во избежание путаницы мы должны заранее установить понятия, которыми мы оперируем. Что значит “участвовать” в совещании? Что значит “бойкотировать” совещание? Если мы, формулируя на собраниях общие требования, выбирая уполномоченных и т. д. и т. п., не ставим своей целью сорвать совещание, а — наоборот — идем на совещание с тем, чтобы, подчиняясь регламенту совещания, опираясь на него, вести переговоры с нефтепромышленниками и придти в конце концов к тому или иному договору, — то такое наше поведение мы должны назвать участием в совещании. Но если мы, вырабатывая требования, выбирая уполномоченных для лучшей формулировки этих требований, популяризируя и публикуя уже выработанные требования, ставим своей целью не участие в работах совещания с нефтепромышленниками, а срыв самого совещания, срыв всякого договора с нефтепромышленниками до борьбы (договор после борьбы, особенно после успешной борьбы мы считаем необходимым), — то наше такое поведение мы должны назвать бойкотом совещания, бойкотом, конечно, активным, ибо он оканчивается срывом совещания.
При этом ни в коем случае не следует смешивать тактику по отношению к Думе с тактикой по отношению к совещанию. Участие или бойкот совещания имеет целью подготовку условий для улучшения данных порядков на промыслах, участие же или бойкот Думы — улучшение общих условий в стране. Судьба совещания целиком определяется исключительно пролетариатом данной местности, ибо без участия пролетариата совещание отпадает само собой, судьба же участия или бойкота Думы определяется не одним пролетариатом, но и крестьянством. Наконец, активный бойкот совещания (срыв) с удобством осуществляется без активных выступлений, чего нельзя сказать по отношению к результатам бойкота Думы.
Сделав общие замечания, перейдем к конкретному вопросу о бойкоте предстоящего совещания.
Историю экономической борьбы бакинских рабочих можно разделить на 2 периода.
Первый период — это период борьбы до последнего времени, когда главными действующими лицами выступали мастеровые, когда промысловые просто и доверчиво шли за мастеровыми, как за своими вождями, когда промысловые не сознавали еще своей огромной роли в производстве. Тактика нефтепромышленников в этот период может быть квалифицирована, как тактика заигрывания с мастеровыми, тактика систематических уступок мастеровым и систематического же игнорирования промысловых рабочих.
Второй период открывается пробуждением промысловых, их самостоятельным выступлением на сцену и одновременным оттеснением на задний план мастеровых. Причем это выступление носит самый карикатурный характер, ибо оно 1) не уходит дальше позорных наградных и 2) окрашено самым пагубным недоверием по отношению к мастеровым. Нефтепромышленники стараются использовать изменившееся положение и меняют свою тактику. Они уже не заигрывают больше с мастеровыми, они уже не стараются задабривать мастеровых — ибо хорошо знают, что теперь промысловые не всегда пойдут за ними — наоборот, нефтепромышленники сами стараются провоцировать мастеровых на забастовку без промысловых, чтобы тем самым демонстрировать относительное бессилие мастеровых и сделать их послушными. Параллельно с этим нефтепромышленники, не обращавшие прежде никакого внимания на промысловых, теперь самым наглым образом заигрывают с промысловыми, угощая их наградными, Этим самым они стараются окончательно оторвать промысловых рабочих от мастеровых, развратить их вконец, заразить холопским доверием по отношению к нефтепромышленникам, заменить принцип непримиримой борьбы “принципом” торгашества и лакейского попрошайничества и таким образом сделать невозможным всякое серьезное улучшение.
В этих же целях “выдумали” предстоящее совещание.
Отсюда очевидно, что ближайшей задачей передовых товарищей является отчаянная борьба за промысловых рабочих, борьба за сплочение промысловых рабочих вокруг товарищей мастеровых путем внедрения в их сознание безграничного недоверия по отношению к нефтепромышленникам, путем вытравления из их голов вредных предрассудков торгашества и попрошайничества. Промысловой массе, первый раз выступающей на сцену, выступающей притом так неуклюже и карикатурно (“бешкеш” и т. д.), мы должны сказать громко и резко (фактически сказать, а не на словах только!), что улучшения в жизни даются не сверху и не путем торговли, а снизу, путем общей борьбы вместе с мастеровыми,
Только имея в виду эту задачу, мы можем правильно разрешить вопрос о совещании.
И вот, мы думаем, что участие в предстоящем совещании, призыв к совместной работе нефтепромышленников и рабочих с целью выработки обязательного договора теперь, до общей борьбы, когда частичная борьба продолжается, когда общая борьба еще впереди, когда нефтепромышленники направо и налево раздают наградные, отрывая промысловых от мастеровых и развращая их молодое сознание, мы думаем, что в такой момент “идти на совещание” — значит не вытравлять, а укреплять в головах массы “бешкешные” предрассудки. Это значит внедрять в сознание массы не недоверие к нефтепромышленникам, а доверие к ним. Это значит не сплачивать промысловых вокруг мастеровых, не сближать их с мастеровыми, а оставлять на время, отбрасывать их в лапы капиталистов.
Конечно, “нет худа без добра”, совещание в данный момент тоже могло бы принести некоторую пользу в смысле организации, в смысле “расширения борьбы”, как выражается тов. Кочегар. Но если вред, приносимый совещанием, безусловно перевешивает эту самую некоторую пользу, тогда безусловно надо отбросить совещание, как излишний хлам. Ибо, если тов. Кочегар “идет на совещание”, главным образом, потому, что совещание “организует” и “расширяет борьбу”, то прямо непонятно, почему не “идти на совещание” и во время подъема, накануне общей борьбы, в начале организующейся общей борьбы? Чего бояться? Ведь тогда особенно необходима “общая организация”, “расширение борьбы”? Ведь тогда всего менее должна поддаться масса на уступки сверху? Но в том-то и вопрос, что выбирать уполномоченных — еще не значит организовать массу. В том-то и дело, что организовать (в нашем смысле, конечно, а не в смысле гапоновском) — это значит, прежде всего, развивать сознание непримиримой противоположности между капиталистами и рабочими. Лишь бы было такое сознание, а остальное само собой приложится.
А предстоящее совещание именно это-то и не может дать.
Ввиду этого единственной тактикой, отвечающей нашей задаче при данных условиях, может быть лишь тактика бойкота совещания.
Тактика бойкота наилучшим образом развивает сознание непримиримой противоположности между рабочими и нефтепромышленниками.
Тактика бойкота, расшатывая “бешкешные” предрассудки и отбрасывая промысловых рабочих от нефтепромышленников, сплачивает их вокруг мастеровых.
Тактика бойкота, вселяя недоверие по отношению к нефтепромышленникам, наилучшим образом подчерк кивает в глазах массы необходимость борьбы, как единственного средства для улучшения жизни.
Поэтому мы должны открыть бойкотистскую кампанию: устраивать заводские собрания, вырабатывать требования, выбирать уполномоченных для лучшей формулировки общих требований, печатно распространять требования, разъяснять их, еще раз перенести их в массы для окончательного утверждения и т. д. и т. д., и все это проделать под лозунгом бойкота, с тем чтобы, сделав популярными общие требования, использовав “легальные возможности”,— забойкотировать совещание, сделать его посмешищем и, тем самым, подчеркнуть необходимость борьбы за общие требования. Итак, надо бойкотировать совещанием
Газета “Гудок” № 4, 29 сентября 1907 г.
Подпись: Ко…
Печатается по тексту газеты