Люди старшего поколения помнят, наверное, что еще не так и давно женщина с детьми — сколько бы их ни было — не вызывала какого-то особого интереса. У моей няни было 13 детей, из них стали взрослыми 11, и я уверена, что ни разу она не слышала вопроса: «А зачем столько?» Удивление вызывало не то, что родилось 13, а то, что выросло 11 — очень большой процент. Из 16 детей Льва Толстого выжили 8, а в описанном им семействе Ростовых из 12 — 4. Я не врач и не социолог, я не могу профессионально рассуждать о том, как связано бытие с определяемым им сознанием о «нужности» или «ненужности» человеческой жизни, о том, как роды изнуряют женщину, хотя, мне кажется, не столько роды приводили к преждевременной старости, сколько бесконечные детские похороны. Но я — мать, а значит, должна все время думать, смотреть и думать, а не только мыть посуду да выносить помойное ведро. Я часто думаю, что судьба, в общем-то, случайно дала мне возможность жить в соответствии со своими принципами — ведь я могла бы и не иметь вообще детей, ну, например, по состоянию здоровья, еще по каким-нибудь жизненным обстоятельствам. И в результате этой счастливой случайности я и мои дети… мы вдруг оказались в какой-то точке пересечения самых разных общественных взглядов, в каком-то фокусе нравственных, социальных и прочих идей.

В одной статье, написанной женщиной — доктором экономических наук, занимающейся проблемами многодетных семей, я прочитала о том, что вопрос «Зачем столько детей?» и, как правило, следующий за ним вопрос «О чем ты думала?», конечно, слегка грубоваты по форме, но вполне резонны по существу. Так вот я попробую объяснить, о чем я думала, когда рожала детей. Вернее, даже стоит начать раньше — о чем я думала, когда выходила замуж, потому что я мечтала о замужестве как о возможности осуществить свою мечту — стать матерью.

Я думала, что мы с мужем любим друг друга, что он тоже хочет детей (он не раз говорил мне об этом), что у нас есть профессия, мы самостоятельны материально, а будет мало — так еще заработаем. Я думала, что мне не нужна белая с золотом спальня в стиле Людовика XIV, не нужна хрустальная люстра с подвесками, не нужна норковая шуба. Я думала, что не может быть, чтоб мои дети умерли с голоду сейчас — не война же. Я думала, что мои родители любят меня, хорошо относятся к моему мужу, что его родители души во мне не чают — будут у моих детей любящие дедушки и бабушки. Нет, ни одной минуты я не собиралась перекладывать заботу о будущих детях на наших родителей, потому что мечтала о малышах до слез, но на моральную-то поддержку я могла рассчитывать?

Даже когда моя свекровь не отнеслась к наступившей беременности так восторженно, как я, когда стала уговаривать меня подождать, а попросту говоря, убить будущего внука, я не придала этому особого значения, отнесла это на счет ее материнской заботы о моем муже. «Одно дело теоретический ребенок и теоретические трудности, которые он принесет в нашу жизнь, — думала я, — а другое дело — живой малыш, родной, кровный — внук. Как можно его не полюбить?» Я знаю несколько семей, где первоначально родители были категорически против внука, буквально гнали прочь из дома будущую мать, а потом не могли надышаться на новорожденного, он становился их светом в окошке, радостью, жизнью. В моем случае оказалось не так. Ни разу за все время моего замужества ни свекор, ни свекровь не пришли ко мне в роддом, никто из них никогда не навестил меня в больнице, где я довольно долго лежала с Саней, а потом чуть не год с Настей. С рождением каждого следующего ребенка отношения становились холоднее, а потом и вовсе сошли на нет: Асю родители мужа вовсе не посчитали нужным увидеть, хотя жили в 40 минутах езды от нас, а я никогда не ссорилась с ними. Саня первое время после их окончательного ухода в подполье говорил: «Ася родилась и растет без бабушкиного разрешения». Нет, я не обиделась и не стала точить мужа: твои родители такие-сякие, я приняла этот вариант отношений, как есть. Я думала: мы молоды и здоровы, мы любим друг друга, он любит детей — проживем. Я думала, дети скрепляют семью, делают человеческую связь мужа и жены неразрывной. Оказалось, что на каждое хорошо есть лучше — муж встретил женщину 20 годами моложе меня и ушел к ней. Не об этом ли я должна была думать, рожая детей, вытирая им носы и гладя рубашонки? Или о том, что мой отец, совсем не старый человек, тяжело заболеет, и мать все силы будет отдавать ему, а когда он умрет, то окажется, что она состарилась и я постарела тоже. Или на свадьбе думают о старости, прикидывают, как бы полегче дожить до пенсии, да поуютнее устроиться в Доме престарелых? Неужели есть люди, которые, подводя итоги в шестьдесят, могут весело петь:

как пели в 19 в будущем времени. У Салтыкова-Щедрина так жил премудрый пескарь: боялся жениться, боялся плодиться, всю жизнь осторожненько просидел под камешком — «жил дрожал и умирал дрожал».

Зачем дети? Затем, что они живут, как я и вы, дорогие читатели. Ну а если нужна какая личная для меня выгода от них, то есть и выгода. Приходилось ли вам ходить по инстанциям? Завидую тем, кому ни разу в жизни не приходилось, но ведь и ходят многие. Помните ли пустые сонные глаза по ту сторону учрежденческого стола? Так вот, когда я говорю, что у меня пятеро детей, глаза просыпаются! Нет, не обязательно в них вспыхивает любовь к человечеству вообще и к нам в частности, бывает и злость, и чуть ли не ненависть, но они становятся живыми, эти глаза, они глядят на меня и видят.

Есть и еще выгода — у меня нет возможности ныть, потому что много дел, и нет возможности не улыбаться, когда мне улыбается ребенок. Дело, если его делать, прогоняет тоску.

Да, я часто сталкиваюсь с недоброжелательством, да еще с таким, будто я человеку кровный враг, хотя мы видимся в первый и зачастую в последний раз. Но зато и человеческое отношение я вижу чаще, чем «среднестатистическая мама». И каждый раз — это праздник для меня и для ребят, потому что даже если они и не были при этом, я всегда рассказываю им про все доброе, что связано с нашей общей жизнью — жизнью большой семьи.

Надеюсь, что мои дети вырастут с ощущением, что, как говорили в старину, свет не без добрых людей и что самое главное в жизни не стоит ничего — и дороже всего на свете. Когда-то давно мы всей семьей переправлялись через Ленинский проспект, где мы живем. Я толкала коляску с новорожденной Аськой, а старшие держались по двое за руки и за коляску с двух сторон. И пока я их подравнивала и спускала коляску с высокого края тротуара, зеленый свет погас, загорелся желтый, и я начала загонять опять всех на тротуар. И тогда милиционер вышел на середину проспекта и остановил транспорт. И мы все пошли и поехали на красный свет — одни через всю широкую проезжую часть.

Или, например, когда мы первый раз поехали с детьми в дом отдыха «Сушнево», меня остановила на аллейке незнакомая женщина и сказала: «Послушайте, ведь вы за весь этот месяц ни разу не были в кино. Давайте я посижу с вашими детьми, а вы сходите посмотрите». Те, для кого сбегать в кино не проблема, может быть, никогда не узнают того счастливого чувства, с которым я смотрела какой-то вполне проходной фильм, не помню уж и названия. Жизнь научила меня, что, как ни рассчитывай, все равно просчитаешься и найдешь не там, где ищешь. Может быть, говорю я, ничего не исполнится из того, о чем я мечтаю теперь, — а я так хочу увидеть своих детей взрослыми, увидеть хотя бы внуков, а может, и правнуков. Но иногда мне кажется, что я что-то сделала в жизни, когда я и мои дети, и мои друзья, и друзья детей, и те, кого сейчас нет с нами, сидят за столом, а на столе пирог, а рядом елка, а на ней свечи — и мы не слишком верно, зато дружно запеваем:

Подумать только, вдруг бы я послушала кого-то из доброжелателей и чей-нибудь голосок не звучал в этом хоре! Зачем столько детей? Бывает, я зло отшучиваюсь: «Когда они вырастут и сдадут меня в дед-дом, им будет дешевле платить, чем вашему единственному». Как говорится, да минует меня чаша сия, но человек родится на свет за тем, чтоб одним человеком на свете стало больше — и только.

Друзья говорят, что я романтик, недоброжелатели — дура, но жизнь всегда учила меня, что в итоге-то добра больше, если, конечно, не считать его на рубли и килограммы. Мне бывало в жизни черным-черно, казалось, что так будет всегда, что я одна, что все вокруг чужие, но когда все это прошло и я стала соображать, стала считать по пальцам, кто помогал мне, и не хватило пальцев, и я сбилась на третьем десятке, и начала снова, и опять сбилась. Так и не сосчитала, сколько же было реальных помощников, но мне случалось уже и делиться этим твердым убеждением: горе пройдет и забудется, останется человеческое участие и добро.

Да, человек свободен в выборе — купить машину или родить ребенка, но я верю, что никогда не будет в мнении народном равнозначны дама с машиной и мать с ребенком, верю, что всегда будут жалеть женщину, променявшую материнство на дорогие вещи, которые все-таки не дороже детской жизни. Верю, что мои дети вырастут людьми, а значит, для них главным будет главное, а не цветной телевизор. Мы летели из Грузии самолетом, и когда все уселись, к нам подошел командир самолета и попросил взять Аську на руки, чтобы посадить женщину с ребенком. Она оказалась москвичкой, опаздывающей с дочкой-дошкольницей домой. «Господи, и откуда он появился, этот летчик? — причитала она. — Давайте, говорит, ее возьмем, она давно с ребенком сидит». И к нему: «Сколько я вам должна?» А он: «Ничего. Вы должны вот этой женщине — то есть мне — она вам место уступила». Меня дети потом, когда мы расстались с нашей попутчицей, спросили: «Ты взяла деньги?» — «Нет, ребята». «И правильно, пусть они нас так помнят», — обрадовались мои дети, мои друзья, мои единомышленники. Вот об этом я думала, когда рожала их: «У меня будут друзья». И когда, уходя на работу, пишу им записки, что купить и что приготовить, всегда кончаю их словами: «Дети, будьте людьми!»