Полдня я потратил на составление подробнейшего отчёта. Занятие нудное. Ненавижу его ещё со времён оперработы. В нём есть что-то противоестественное. Множество событий, переживаний, ощущений нужно вложить в скупые бюрократические обороты. В них нет места срывающемуся дыханию и холодным иглам страха, нет места мимолётным сомнениям и терзаниям. Всё просто и укладывается в несколько листов. Тем самым будто бы принижается пережитое, теряет краски, запах. Но никуда не денешься, надо корпеть над документом.

Отчёт по привычке я не наговаривал электронному секретарю, а печатал на клавиатуре — некая моя чудаковатость. Закончив с этим занятием, я отправился к Шестерневу. Ему выделили квартиру в гостевом блоке.

Шестернёва я застал нервно меряющим шагами комнату.

— Ну как, освоился? — спросил я.

— Я арестован? — возмутился он. — Двери заблокированы. Ты исчез.

— Не получилось разблокировать замок? — сочуственно осведомился я.

— Не получилось.

— Опыта маловато. Ты ещё супер хлипкий. Да и запоры заблокированы так, что и суперу ничего не светит.

— Дальше что?

— Дальше? Свожу тебя на экскурсию.

Мы добрались до Асгарда подземным игольником, соединявшим город и окрестности Лёшей пустоши — «транспортёра Динозавров». Пока самого Асгарда Шестернёв не видел.

Над городом мерцало фиолетовое небо — результат действия низковибрационного ТЭФ-барьера. Как обычно стоял полный штиль, периодически сменявшийся резкими ударами ветра — необычное и до сих пор необъяснённое явление, одно из последствий ТЭФ-катастрофы.

Поверхность города представляла из себя плато из разноцветного пластобетона километров десяти в диаметре, изрезанное квадратами и стрелами парков, вздыбившееся редкими сооружениями. Несколько грибообразных причудливых строений тридцатитметровой высоты, пять игл иллюзорзаместителей — они создают у наблюдателей, желающих взглянуть на Асгард с высоты, что это пространство заросло тайгой и никаких следов присутствия цивилизации здесь нет и в помине. В центре возвышалась ТЭФ-улитка причудливой формы, сильно отличающаяся от аналогичных установок, используемых людьми — шаг вперёд в инженерной эфиродинамике.

Асгард выглядел несколько ирреально. Будто и не творение это человеческих рук, а на самом деле чужая инопланетная база — собственно за что я и принял его несколько лет назад, когда дошёл досюда по заданию МОБСа. С точки зрения архитектуры и градостроительства ничего интересного здесь не было. Как и в марсианских поселениях, большинство помещений и систем Асгарда скрывались под Землёй. В случае необходимости город мог легко превратиться в неприступный бастион, способный выдержать объёмные плазменные взрывы, термоядерную и вакуумную бомбардировку.

— Сибирская деревня, — хмыкнул Шестернёв.

— Высокотехнологичная деревня. Мы тут не ложки деревянные делаем.

Я провёл Шестернёва по лабораториям, где наши «головастики» работали над такими проблемами, к которым учёные с большой Земли только нащупывали подходы. Здесь осваивались добытые на планетах Звёздного Содружества и в других частях Галактики знания, которые мы пока решили придержать. Провёл по производственным цехам, многие из которых имели настолько странный вид, что о назначении их можно было только гадать. Здесь производились приборы, материалы, комплектующие детали для систем вооружения Космического Флота, и делиться некоторыми здешними тайнами мы считали сильно преждевременным.

Шестернёв чувств своих не выдавал, но я их хорошо представлял. Ещё недавно он не верил в мои слова о притяжении Асгарда. Теперь он ощущал его на себе и ничего не мог поделать. Вроде причин для этого особых не было — место удивительное, но не более. И всё-таки в нём была мистика. Асгард — магнит, притягивающий души суперов.

Потом я пригласил Шестернёва к себе.

— Уютное логово, — оценил Шестернёв. — Не думал, что у тебя столько вкуса.

— Далеко не столько, — возразил я. — Женская рука.

— Ты женат? — неожиданно удивился Шестернёв.

— Считаешь, что мы аскеты? Нет, не женат… Это нечто большее. Увидишь поймёшь.

Как выкликнул. Дверь открылась, и на пороге возникла Лика. Шестернёв выпрямился, слегка расширил глаза и сглотнул комок в горле.

— Привет, — она протянула сначала Шестерневу, а потом мне узкую мягкую ладонь. — Сядьте, — она указала моему гостю на кресло. Тот, как загипнотизированный, исполнил её приказание. Лика уселась напротив, с полминуты внимательно смотрела на него, потом подошла, сделала пасс рукой и удовлетворённо кивнула. — Неплохо. Инициация вполне успешная. Уровень где-то восьмой, но большой потенциал. У вас большие способности.

— Спасибо, — выдавил Шестернёв.

— Ты с весточкой? — спросил я.

— Чаев не может принять сегодня. Только завтра вечером.

— Занят, старичок. Не нашёл времени словечком обмолвиться.

— Он далеко.

— Где?

— Очень далеко, — отмахнулась Лика. — Ладно, до завтра.

— Ты не скрасишь нашу компанию? — возмутился я, мысленно прикинув, сколько времени за последние месяцы потратил на мечты о встрече с ней.

— Не могу. До завтра. Удалилась. Ни улыбки, ни поцелуя. Шестернёв заворожённо смотрел на двери, сомкнувшиеся за Ликой.

— Кто она?

— Колдунья.

— Которая обставила твою берлогу?

— Именно.

— Тебе повезло.

— Ещё как.

Чаев действительно появился следующим вечером.

— С прибытием, — произнёс он, возникнув в СТ-проёме.

— Вас то лее.

— Если не затруднит, я хотел бы встретиться с тобой и твоим коллегой через час.

— Понял.

Он принял нас в своём кабинете. Вид у академика был утомлённый, но довольный.

— Далеко были? — спросил я, усаживаясь на скрипучий стул с резной спинкой рядом со старинным глобусом.

— Очень.

— Звёзды?

— Столица Звёздного Содружества. Шестернёв прищёлкнул языком.

— Что там нового? — небрежно осведомился я,

— У них серьёзные неприятности. Они готовы запросить нашу помощь. Что, как они обещали, облегчит Земле вступление в Содружество.

— Что у них за проблемы?

— Потом, — он повернулся к Шестерневу. — Значит, вот наша марсианская находка, — усмехнулся он. — Наслышан о вас, молодой человек. Удивительно. Самоинициация под воздействием какого-то фактора в пыльной буре. Космос продолжает преподносить нам сюрпризы. А тебе, Аргунов, удивляюсь. Как ты сразу не смог рассмотреть в напарнике «потенциала»?

— Я же не Лика.

— Восьмой уровень для месячного супера — очень неплохо. Вы далеко пойдёте.

Шестернёв неопределённо пожал плечами — мол, не говорите гоп, решение ещё не принято.

— Аргунов такой же сидел в этом кабинете пять лет назад, — хмыкнул Чаев, и просчитывал, как обмануть меня, выбраться из ТЭФ-зоны и доложить о нас руководству МОБСа. Не верил, что вернётся. А вернулся… Теперь к нашим баранам. Я ознакомился с отчётом. Много пробелов. Масса неопределённостей.

Где-то с час Чаев выворачивал нас наизнанку, заставляя припоминать все новые и новые подробности.

— Найдёныш прошёл через «транспортёр». Так кто же он — пришелец из иных миров, взбесившийся супер?

— И то, и другое мне кажется сомнительным, — сказал я.

— А что третье? Может, он просто наш страшный сон?

— Со слов Донга, он узнавал всё заново. Впитывал по каплям информацию.

— Или вспоминал забытое, — кивнул Чаев.

Он встал и прошёлся по кабинету. Крутанул мягко глобус, положил на него ладонь где-то в районе Индонезии.

— После собственной инициации, едва поняв, что к чему, я в пришёл к выводу, что вероятно существование, как бы это сказать, «чёрных суперов, произнёс Чаев. — Я боялся этого. Убеждал себя и других, что суперы — более высокий уровень развития человеческого духа, а значит, более высокая этика, ответственность. Добродетельные фантазии?

— Узнаем, когда отыщем Найдёныша, — сказал я.

— Давай рассуждать. Найдёныш оказался на Марсе. Скорее всего воспользовался «транспортёром Динозавров». Но откуда он пришёл на Марс? С Земли?

— У нас и в Бразилии он был бы обнаружен контрольной аппаратурой, будь он хоть сам чёрт.

— Допустим. Значит, пришёл из Дальнего Космоса. Где он сейчас? Природа кризов, последовавших с приходом Найдёныша на Марс, и кризов на Земле схожая. На Земле появились новые наркотики. С Земли на Марс прибыла партия «голубики». Значит, Найдёныш на Земле.

— И действует, как говорил Донг, вместе с сатанинской сектой и раскольниками из Кланов.

— Как он добрался до Земли? — Чаев резко крутанул глобус.

— На пассажирском лайнере или грузовике.

— Тогда должен остаться его след в ресгистрационом банке Космофлота.

— Я уже думал над этим, — кивнул я. — Буду проверять. Мы не имеем даже описания Найдёныша. Все, кто его видел, дают разный портрет. Да и то нелепо как-то, беспомощно. Они подверглись психовоздействию. И ещё — нужно исследовать наркотики, изготовляемые из «голубики».

— После твоего сообщения мы занялись этим, — Чаев вернулся в своё кресло. — Лика и Диксон уже несколько дней возятся с ними в лаборатории. Обещали результат на днях.

— Диксон наобещает.

— Вот что, друзья мои, — завершил разговор Чаев. — Если Найдёныш один наворотил столько дел, то чего можно ждать от взвода таких, как он? Что мы смелеем им противопоставить? Мне нужен он сам. Мне нужна «голубика». Мне нужны объяснения происходящего.

— Нужны, значит, будут, — произнёс я.

***

За окнами царил лунный ландшафт. Нагромождение острых скал, обрывающиеся резко пропасти, серые россыпи камней. Вот только небо не проваливалось в бесконечность усеянной звёздами чернотой, а нависало голубым куполом, подпираемым ледяными горными вершинами. Да, это не Луна. Это — Памир.

С ровной, покрытой пластобетоном площадки, на которой приютился столик и несколько кресел, открывался отличный обзор. Устроить бы здесь ресторанчик. Или фуникулёр. Водить туристов. Место очень красивое, затрагивающее какие-то струнки даже в самых чёрствых душах. Слишком далеко от цивилизации. А кроме того — запретная зона. Любой, кто попытается подойти сюда ближе чем на двадцать километров, попадётся на глаза зорким часовым роботам и будет подхвачен под белы ручки молния-группой. Нечего тут делать посторонним. Ведь здесь раскинулся особо важный объект — Главный командный пункт Оборонительных сил Земли, строительство которого было недавно завершено в рамках программы «Бастион».

Я цедил мой любимый коктейль и, положив каблук на металлический парапет, любовался природными красотами. Шестернёвым, расположившимся рядом со мной, владели примерно те же чувства. По другую сторону стола сидел генерал первого ранга космофлота Герт Линд — белобрысый высокий норвежец из Тронхэйма. Когда-то очень давно он был врачом-экзотерапевтом класса экстра — кстати, специалистов такого уровня на Земле всего несколько человек. Потом инициация, Асгард. Там у него проснулись недюжинные военные способности, он обладал даром из тысячи возможных решений принять единственно верное. Он был моим инструктором в первые месяцы пребывания в Асгарде. Потом руководил нашим десантом на Акару.

— Как Асгард? — с тоской в голосе спросил он.

— Как обычно. Чаев и разведчики мотаются в дальнем космосе, чего-то вынюхивают, приносят в сумочке гостинцы.

— А я застрял в этой дыре, — раздражённо воскликнул Герт. — Изредка развлечение — слетать на орбитальные и лунные верфи, да в центр подготовки командного состава, чтобы раздать всем на орехи.

— Таковы условия договора, — развёл я руками.

— Договор. Представители ОССН и государств «десятки» вели себя как капризные барышни. Подавай им двоевластие. Да ещё чтобы координатор от Асгарда забыл путь в родной город. Залог, видите ли, службы всему человечеству и независимости от групповых интересов. Бред!

— Как к тебе относятся здесь?

— Большинство нормально. У некоторых по отношению к суперам фобия и подозрительность.

По договору Оборонительными Силами должны руководить два генерал-координатора — от ОССН и от Асгарда. Вторым координатором являлся генерал Жескар Ренан — худощавый, как кол проглотивший, высокомерный вояка незнамо в каком поколении.

К главному командному центру тянулись лазерные радионити со всей Солнечной системы, от каждого гражданского и военного корабля. В случае чего именно отсюда полетят закодированные импульсы, двигающие флотами, кидающие в бой флагманские фрегаты и линкоры класса «Вихрь» и выстраивающие линии обороны, латая прорехи в них. Дай Бог, чтобы не пришло это время никогда.

— Вас-то что привело сюда? — спросил Герт.

— Просьба, — отозвался я.

- Я рассказал всё.

— Неизвестная враждебная величина, — невесело произнёс Герт. Материализация кошмара, о котором предпочитали не разговаривать в Асгарде, но которого боялись все. Так?

— Похоже, так, — согласился я.

— Угроза безопасности Земли. Этот Найдёныш способен преодолеть охранные периметры и проникнуть на наши объекты? Например, сюда? — спросил Герт.

— Не знаю. Возможно.

— Новая забота мне — усиление безопасности. Только этого не хватало.

— Пока тебе рано бояться. Программа «Бастион» в самом начале. Щита пока нет. И делать Найдёнышу тут нечего.

— Не скажи, — Герт поправил серый полевой комбинезон с голографической эмблемой Объединённых Сил — парусный фрегат на фоне земного шара. — Подумаем, чем можно помочь. Для начала — небольшая экскурсия. Годится?

— А допуск? — осведомился я.

— Я позаботился. Вы включены в число наблюдателей от Асгарда, — он вытащил из кармана две идентификационные карточки в форме значков, цепляемых на грудь. — Готовы?

— Готовы, — кивнул я.

— Держитесь. Третий уровень, — приказал Герт. Над частью площадки, где стоял наш стол и кресло, захлопнулся прозрачный колпак. Лифтовая платформа мягко устремилась вниз.

Главный командный пункт врос глубоко в землю. Падение завершилось. Платформа замерла в центре большого зала, пол которого был выложен красными и зелёными квадратами. Всё было занято различными механизмами. В углублениях опутанные проводами, с прилепившимися как пиявки обслуживающими роботами стояли, обшитые зеркальными бронеплитами, похожие на утюги боевые машины.

— Ничего не напоминает? — спросил Герт.

— Похожи на СТ-графии рагнитских глайдеров, — сказал Шестернёв.

— Не совсем, — пояснил я. — Их совершенства мы не достигли, но игрушки не намного уступают им. Передовые технологии Звёздного Содружества.

— Эскадрилья на случай, если война перекинется на поверхность Земли, добавил Герт. — Планируется развернуть несколько баз с этими машинами. Плохо, что стоит такая штука поболее, чем пассажирский лунник.

Шестернёв присвистнул.

— Пошли дальше, — жестом пригласил Герт.

Осмотр занял у нас довольно много времени. Мы возносились или падали на лифтовых платформах, скользили в капсулах пневмоигольников, парили в зонах отрицательной гравитации. Идентификационная пластина служила нам пропуском чуткие датчики считывали с неё информацию, проверяли по данным, загнанным в компьютер службы безопасности, потом сверяли наши биополевые характеристики, сетчатку глаз, отпечатки пальцев и ещё многое другое. Но вместе с тем переходы из сектора в сектор охраняли и солдаты в отутюженной парадной форме, выдрессированные в лучших традициях армейской муштры. Я слышал, что в Герте проснулся кондовый солдафон, и служить под его началом вовсе не сахар. У каждого свои слабости.

Коридоры, тесные, заполненные аппаратурой комнаты, просторные залы. В глубине гор затаился целый город. Точнее, крепость, заполненная системами экстренного восстановления. Прикрыв глаза, молено было представить, как трясётся пол, воет сигнал тревоги, ползут по стенам трещины, перемигиваются, а потом гаснут кажется навсегда, лампы, осыпается пластик и обнажаются провода. Но вот выползают из ниш ремонтные роботы, пенится и твердеет сочащийся кажется из глубин земли пластик, сращиваются разорванные кабели, и вновь сектор оживает, наполняется энергией. Хоть и с потерями, но он ещё работоспособен. Крепость готова к дальнейшим битвам.

— Вот наша ТЭФ-установка типа «Зенит-ультра», — сказал Герт, указывая в расширившийся проём, открывший уходящий в глубину зал, внизу которого была необычной формы ТЭФ-улитка — такая же, которая даёт энергию Асгарду и сильно отличается в лучшую сторону от стандартных энергетических установок, использующихся на Большой Земле. — Пошли дальше.

Мы вынырнули из гравитоннеля, поднявшись на два уровня.

— Здесь главный транслятор виброзащиты. На расстоянии пятнадцати километров находятся скрытые в толще породы башни. При активизации защиты они как сказочные великаны вырастут из земли, и базу накроет низковибрационный ТЭФ-барьер.

— Что-то слышал об этом, — сказал Шестернёв.

— Новосибирская ТЭФ-зона накрыта барьером, что исключает проникновение в неё посторонних, — пояснил я.

— Вы передали эту технологию Большой Земле? — удивился Шестернёв.

— Ни в коем случае, — мотнул головой Герт. — Мы смонтировали установки. Как монтируем многие из систем боевых космолётов и глайдеров. В некоторых областях не стоит терять приоритета… А теперь — святая святых. Сам центр управления.

Лифтовая платформа, на которую мы встали, ринулась вниз. Она набирала скорость, по бокам сверкали и змеились световые иероглифы. На секунду нахлынула тьма, а потом платформа мягко опустилась в центре площадки диаметром метров пятнадцать. Лифтовая платформа с шипением ушла вверх, а мы остались стоять… в космосе.

Место — копия рубки космического корабля. Полнейшая иллюзия падения в космическом пространстве. Невесомое покрывало Млечного пути, яркие точки планеты Солнечной системы, серебряный диск Луны впереди, а сзади — блюдце Солнца, На площадке стояло восемь кресел, два прозрачных пульта. Четыре офицера были заняты своими делами, один из них попытался вскочить и отрапортовать, но Герт жестом велел ему не отвлекаться.

— Это, — Герт сделал широкий жест рукой, — окрестности Земли. Как они видны с точки в горах Памира — то есть с той, где мы находимся.

Герт уселся в кресло и погладил пульт.

— Пока здесь делать нечего. Маловероятно, что рагниты смогут добраться до нас ранее рассчитанного срока.

— Будем надеяться, — сказал я.

— Пока спутники контроля перекрывают только двадцать процентов околоземного пространства. Раньше никому в голову не приходило строить подобную систему контроля — она просто была не нужна. Слишком большие расходы непонятно на что. Когда она будет завершена, ни одна шлюпка не подлетит к Земле.

— Двадцать процентов, — я прищёлкнул пальцами. — Значит, сегодня восемь из десяти, что чужой корабль останется незамеченным системой контроля.

— Меньше, — возразил Герт. — Всё зависит от траектории. Большой шанс, что он выйдет из тёмного сектора в прозрачный. Если хотя бы приблизительно знать траекторию.

— У него достаточно мощные двигатели. Ему не нужно слишком заботиться об экономии энергии А как в атмосфере? Мы не сможем его засечь?

— Если он появиться над Федерацией — засечём. Но системами воздушного оповещения прикрыто лишь десять процентов поверхности Земли. Если он рухнет в Чёрных Штатах, в Африке или в океан — ищи ветра в поле.

— Мы должны его встретить, Герт, — решительно произнёс я. — Мне нужен груз этого космолёта.

— Попробуем. Как повезёт.

— Я должен встретить Индейца честь по чести С украденной им «голубикой».

***

Лаборатория занимала треть купола в центре Асгарда Сводчатый зал метров сто в диаметре был заполнен аппаратурой весьма странного вида и не менее странного назначения. «Головастики» с Большой Земли сломали бы голову, пытаясь разобрать, что тут к чему, но им, не приобщённым к научным достижениям Галактики, это было бы непросто.

В пятиметровом цилиндре переливалась какая-то искрящаяся переливающаяся субстанция. Здоровенная конструкция, в переплетениях которой терялся глаз, время от времени озарялась медленно, с, казалось, разумной осторожностью проползающими по серебристому металлу от основания до верхушки молниями. В центре располагался прикрытый силовым полем и наполненный бездонной, космической чернотой бассейн. Что там хранилось — одному Богу да ещё Стивену Диксону, хозяину этих палат, известно. Потолок и стены отливали мерцающим малиновым светом — это означало, что лаборатория заключена в непроницаемый шар силового поля, способного погасить небольшой ядерный взрыв — предосторожность нелишняя, учитывая, каких демонов порой вызывает здесь наш главный «алхимик».

Лика провела нас к противоперегрузочному креслу (зачем оно здесь?!), в котором, вытянув тощие ноги, развалился Диксон. На его голове красовался контактный комп-шлем, обеспечивающий прямую связь с лабораторным компом, а также с главным компом Асгарда.

— Так, так, родимый, — ворковал Диксон. — Дожмем здесь чуток, введём переменную, растянем цепочку на двенадцать процентов… Ох, как ладненько. Ох, как хорошо… Тьфу, чёрт побери!

Он стянул шлем и покачал головой:

— Сорвалась рыбка.

— Привет, Стив, — я протянул руку, и учёный крепко пожал её.

— Привет, костолом.

— Успехи?

— Успехи? Куда же без них, родненьких? А, Лика? — он потянулся к Лике и ущипнул её за мягкое место, за что получил по руке и гнусно захихикал. Невозможный тип. Худой и чёрный, как кочерга, шумливый негр без малейшего намёка на комплексы и на желание следовать установленным правилам поведения. Большинство великих учёных с вывихом — Вот руку и сердце Лике предлагаю. Не хочет

— Ах ты болтун! — возмутилась Лика.

— Ну и болтун. Зато умный.

Тут он прав. Умный. Даже чересчур. Ума у него даже больше, чем нахальства. Главный эксперт нашего научно-исследовательского центра, он без труда ориентировался в самых дремучих дебрях нескольких наук, эдакий Ломоносов широкого профиля. Он обладал потрясающей логикой, стройностью мыслей и способностью выдвигать самые невероятные теории. В сочетании с интуитивными способностями Лики они образовывали дуэт, которому под силу если не всё, то очень многое.

— Выкладывай, что надумал по нашему заказу, — велел я.

— Надумал, что эксперты МОБСа и Европола ни на что не годные халтурщики.

Диксон взял со столика стрелку и, прицелившись, кинул её прямо в центр мишени, прилепленной в нескольких метрах к кожуху квантового джеструктора, напоминающего поставленную на горлышко двухметровую бутыль.

— И это всё? — спросил я, когда пауза затянулась непозволительно долго.

Диксон со свистом кинул ещё одну стрелку — на этот раз в девятку, и досадливо прищёлкнул языком.

— Сам-то читал их заключения? — спросил он насмешливо.

— Говорят, новое поколение сверхсложных соединений, типа полученных в конце прошлого века в лаборатории академика Ткачёва. Оказывают сильное наркотическое, галлюцигенное воздействие на психику. Ей-Богу, студенты второго курса сделали бы заключение не хуже.

— Они не правы?

— Правы, — вставила слово Лика.

— Правы, — кивнул Диксон. — Как студенты второго курса. Нам лень было провести немного больше времени в лаборатории. Иначе они бы поняли главное состав вещества неустойчив.

— Неустойчивые молекулярные связи? — спросил я.

— Связи как раз очень устойчивые. Соотношение элементов меняется. Представь себе шахматную доску. Фигуры расставлены в определённой позиции. Они и остаются на своих местах, только пешка вдруг превращается в коня, ферзь в ладью. Там меняются атомы. Одни элементы заменяются на другие.

— Такое возможно?

— Невозможно, Необъяснимо ни с точки зрения стандартных и нестандартных мутаций, ни с точки зрения ряда базовых законов. Но так оно и есть.

— Что это всё значит?

— Это значит… — он взял стрелку и послал её в центр мишени. — Это значит, что в этом твоём зелье присутствует какая-то иная физика.

— Что за чушь? Как может быть иная физика?

— В этих наркотиках есть нечто, что вывалилось к нам из каких-то иных реальностей. Неужели непонятно? Вспомни Страну Заколдованных Дорог, в которой ты побывал.

— Помню.

— В нашу материю, — он кинул ещё одну стрелку, она ударилась в уже торчащую в мишени и упала на пол, — вонзаются стрелы иного мира. Но хуже другое, — он замолчал.

— Продолжай.

— Хуже, что они вонзаются в сознание людей. Человек, употребляя зелье, подвергается не только воздействию наркотических веществ, но и иной физической реальности.

— И что происходит с психикой?

— Можно только гадать. Вопрос трудный. Молено сказать, философский, — он опять потянулся к Лике, чтобы ущипнуть её, на этот раз получил по руке сильнее. — Мы, суперы, имеющие доступ к вселенскому информационному полю, можем ответить на вопрос, откуда берутся в наших головах мысли?

— Не можем.

— Соображаешь, костолом. Одна из идей — мысли есть вселенские вибрации духовной энергии и заполняют всё. Мозг и душа, будучи приёмником, настроенным на определённую волну, улавливают определённые передачи.

— Это только теория. Одна из многих, притом с большими дырами, — возразила Лика.

— Не спорь, родная… Ну вот, под воздействием этого кусочка иной физики душа и мозг перенастраиваются. Идёт сбой частот. В принимаемые программы вклиниваются иные, с совершенно другими частотами. Человек входит в разлад с окружающим, Это как ложка перца в торте. Но и это не самое худшее.

— Что самое худшее?

— Эти люди не просто принимают иные программы, но и служат их проводниками Они как лазерными лучами плавят мозги сограждан, вбивают в них иные передачи, Иные вибрации. Они становятся центром зарождающегося циклона И они частично уже не принадлежат человечеству.

— А кому принадлежат?

— Не знаю. Мне тебя надо спросить. Когда ты шёл по следу таинственного незнакомца, что ощущал?

— Ну… На меня повеяло чем-то… Похожее ощущение, как при контакте с Синим Шаром, — вот я и произнёс то, что боялся произнести, будто бы из опасения выкликнуть джинна из бутылки.

— Рагниты, — Диксон хлопнул в ладоши, будто услышал радостную новость. Что и требовалось доказать.

— Но если рагниты проникли в «транспортёр Динозавров», то это… Это катастрофа.

— Не так страшен чёрт, как его малютки, — повторил Диксон русскую шутку, которой лет триста, и потянулся за шлемом.

***

Гиперзвуковая «Камбала» зашла на посадку и резко рванулась вниз. Она зависла на секунду над посадочной площадкой, качнулась падающим осенним листом, опустилась на резинобетон, неторопливо заскользила вправо и замерла под пятнадцатиметровой «ромашкой» обслуживающего комплекса.

— Пошли, — кивнул я Шестерневу. Дверь отъехала в сторону, и мне упруго ударила в лицо африканская жара.

— Не холодно, — поморщился Шестернёв.

— А что ты хочешь? Сорок километров до Каира.

На аэродроме стояли большой «Боинг» и штук восемь самолётов малого класса. Горизонт вздымался тремя золотистыми паутинами антенн космической связи. В километре от аэродрома будто бы из песка вырастал и впивался в небо похожий на изъеденную ветрами скалу, беспорядочный, довольно уродливый и в своей уродливости противоестественно привлекательный шпиль здания Управления Космический Сообщений ОССН — оно было построено девяносто лет назад и воплотило в себе металлом, сталью, бронзой самые безумные идеи в очередной раз вспыхнувшего тогда конструктивистского бума.

Нас поджидал высокий мужчина лет сорока на вид с пышными усами, похожий на киплинговского колониального офицера. На нём была форма капитана третьей ступени УКС.

— Капитан Коллинз, — представился он.

Мы прошли мимо двух охранников. В отделанном натуральным мрамором холле было прохладно и пустынно. Равно как и в коридорах Управления.

— Людей не видать, — сказал я, проходя в пустой лифт.

— Людей здесь полно. Здание — целый город. Просто у каждого своя ниша. А вот и мои владения.

Он пригласил нас жестом пройти вперёд. Мы очутились на площадке, нависшей над лабиринтом. Внизу на десятки метров шли ряды мощных голографических и биокомпьютеров. Сюда сходилась информация от сотен космических кораблей, орбитальных самолётов. Впереди висела звёздная карта, усеянная разноцветными точками орбитальных станций, пунктирами траекторий, слабо светящимися плоскостями эклиптики планет Солнечной системы.

— Моё рабочее место, — Коллинз сел на жёсткий, неудобный стул. — Хорошо, что вы прилетели сами, а не послали запрос. Вместе легче разобраться в этой мешанине. Ну, начали?

— Начали, — кивнул я, усаживаясь на такой же стул.

— Любимый собеседник — Большой компьютер Управления…

Блок по пассажироперевозкам Марс — Земля, — приказал Коллинз, и в СТ-проёме возникли столбцы цифр и значков.

Минут через сорок мы наткнулись на то, что искали.

— Такого я не ожидал, — удивлённо произнёс Коллинз. — Рейс «Марс — Земля» номер восемнадцать дробь два. Лайнер «Фудзи». На пересадочную станцию «Кольцо» прибыло семьдесят пять пассажиров. Поданным регистрационного компьютера Американского сектора.

— А на самом деле?

— Есть ещё информационные отвалы. Драгоценные крупинки информации, растворившиеся в тоннах породы. Тут картина другая — пассажиров было семьдесят шесть.

— Некто не хотел, чтобы о нём осталась информация в регистрационном компьютере, — сказал я. — Сможем восстановить его регистрационные данные?

— Попытаемся, — кивнул Коллинз. Он начал колдовать с компьютером. — Как этот лишний пассажир умудрился стереть данные из регистрационного компа?

— Умеет.

— Я думал, это почти невозможно.

— Зазор между «невозможно» и «почти невозможно» достаточно велик, отделался я ни к чему не обязывающей репликой.

Незачем распространяться, что некоторые люди могут творить и «полностью невозможные» вещи. Вспомнить, как на моём, тогда ещё оперативника класса «А», горизонте возникла Лика — она умудрилась влезть в информационный банк федерального миграционного управления.

Минут через сорок Коллинз приказал:

— Развёртка.

В СТ-проёме поползла мешанина цифр, обрывки слов, какие-то сумбурные линии и световые всплески.

— Что-то не то, — Коллинз вновь принялся за работу, но через четверть часа признал своё поражение. — Ничего больше не вытянуть. Блок данных изуродован. Безвозвратно.

— Это мы ещё посмотрим, — сказал я.

***

С изобретением силиконовых суперполимерных покрытий Венеция утратила свою привычную обшарпанность, ушли в прошлое влажные потёки на стенах, набухшая, готовая обвалиться штукатурка. Город стал привычно чист и стерилен, каким и положено быть городу двадцать второго века За полторы тысячи лет своего существования Венеция была свободной республикой, владениями Франции, Австрии, потом Италии. Большой передел мира «тёмных десятилетий» вернул ей независимость и правление Большого Совета во главем с дожем — тогда было модно стряхивать тысячелетнюю пыль со старых понятий, названий и государственных институтов. Здесь сложилось несколько необычное законодательство, делавшее это место притягательным не только для туристов, но и для преступников всех мастей. Большие Кланы обожали проводить в Венеции свои съезды, поскольку в соответствии с местными законами выдача международных преступников была усложнена до предела, а проведение акций совместно с полицией других государств, а также международными полицеиструктурами категорически воспрещалось. Почему-то охрана спокойствия бандитов считалась вопросом государственной чести и предметом национальной гордости. Здесь же пытались установить либеральный режим к наркотикам, включая сильнодействующие, практически легализовали волновые и компьютерные наркотики, после чего сюда было двинули страждущие со всей Земли и начался сущий ад. Продержались эти новшества недолго — ОССН пригрозил широким набором санкций.

— Где его носит? — недовольно осведомился Шестернёв и, скомкав пустую пачку от сигарет, запустил ею в залетевшего с площади перед собором Сан-Марко голубя — там тьма этих нахальных, непуганых и жирных птиц, которых обожают почему-то туристы.

— Ещё три минуты. Он пунктуален, как все тевтоны, — сказал Миклош Маркович — не последняя спица в колесе «Деревянных Ангелов».

Я, Маркович и Шестернёв приютились в небольшом уличном кафе, каких здесь сотни, расположилось на тесной площади, затерявшейся в диком переплетении улочек, мостов, каналов. В Венеции очень легко заблудиться, но Дитрих Вольф не заблудится. Перед встречей он наверняка изучил все пути подхода и ухода, всё продумал и просчитал. Он привык полагаться только на себя.

Неделю назад, когда мы нашли Марковича в одном из амстердамских сенсорпритонов, у него уже начинались проблемы с психикой после трёхдневного пребывания там и испробования всех видов сенсорнарков. У мафиози были большие проблемы с конкурентами и даже с друзьями, и белый свет ему стал не мил. В притоне он пытался забыть об обрушившихся на него неприятностях и о том, что слишком мало осталось способов для их разрешения. Маркович уже не надеялся жить долго и решил спрятаться от проблем, подобно страусу, только голову он зарывал не в песок, а в сенсоршлем. Пару дней мы пичкали его медикаментами, приводя в приличное состояние. Мы знали, что Маркович может свести нас с кем-нибудь из руководителей «раскольников», которые, по нашим сведениям, занимаются распространением «голубичных» наркотиков. Мы очень популярно разъяснили Марковичу, что он нас перепутал с теми, кто собирается предоставлять ему адвокатов или судей и кого интересуют его гражданские права, а также жизнь и здоровье. Когда мафиози со всей ясностью понял, как он влип, и уяснил, что ему надо бояться нас больше, чем кого бы то ни было, он стал нашим союзником. В знак доброй дружбы он устроил нам встречу с «раскольником» Дитрихом Вольфом.

Обычная для венецианского лета жара сегодня спала, небо хмурилось низкими тучами, повеяло прохладой. Стулья в кафе были из прозрачного пластика, так что казалось, сидящие на них зависли в воздухе, очертания сидений и спинок угадывались по красным пунктирным линиям. Такие же линии очерчивали и стол, намекая, что пицца, кофейник, тарелки и чашки вовсе не левитируют. Кроме нас посетителей больше не было. Быстрый и проворный официант, умело лавируя между невидимой мебелью, подлетел к нам, расставил фужеры со слабыми коктейлями.

— Что ещё желают сеньоры? — широко улыбаясь спросил он.

— Ничего не желают, — недовольно буркнул Маркович.

— Есть и то, что не предусмотрено прейскурантом, — хищно поведя длинным горбатым носом, произнёс официант. — Как насчёт щепотки «птичьего пуха», сеньоры?

— Провались, макаронник поганый! — зарычал Маркович так, что улыбку будто сдёрнуло с лица официанта. Этот клиент и внешне, и по манерам сильно напомнил итальянцу пытавшуюся растянуть титанитовые прутья клетки гориллу из мюнхенского зоо.

— Сеньоры неправильно поняли, — жалко пролепетал он.

— Сеньор сейчас закусит твоей печенью, ублюдок!

Официанта как ветром сдуло. А угрюмое лицо Марковича немного просветлело он наконец дал хоть небольшой выход своему дикому и необузданному нраву.

— Минута осталась, — сказал я, показывая Марковичу часы. — Где?

— Придёт, вонючий колбасник, — уверенно заявил Маркович, действительно мечтавший, чтобы Дитрих Вольф появился здесь и ему бы досталось на орехи по полной программе.

Воздух вдруг стал упругим, и его стало немножко не хватать. Чья-то мягкая лапа коснулась сердца. Знакомое чувство.

— Придёт, колба…

«Клинок Тюхэ»!

Ударом ноги в падении я сшиб Марковича с сиденья, и он скатился со ступенек на краю площади за мгновение до того, как пули забарабанили по стенам дома четырнадцатого века. Я переместился и нырнул в арку, найдя там укрытие. Шестернёв тоже успел уйти из-под обстрела. Грохот — самонаводящаяся мини-ракета не нашла объект и разнесла витрину магазинчика. На мостовую посыпались осколки веницианских карнавальных масок.

Били с двух точек — из окна дома напротив и с крыши церкви. Мы где-то прокололись и угодили прямиком в ловушку. Правда, получилось, что в ловушку попали всё-таки не мы, а те, кто пришли за нашими жизнями.

— А-а, — коротко прокричал киллер, прежде чем шмякнуться всем телом о мостовую. Я начинил его пятком пуль из моего ЭМ-пистолета. За второго мы взялись с Шестернёвым вместе. Гангстер исчез в глубине комнаты, из которой вёл обстрел.

— Уходим, — я огляделся. Опасность миновала, но никто не гарантировал, что надолго. Я поднял на ноги ругающегося Марковича, и мы кинулись прочь.

Получасом позлее гиперзвуковая «Камбала» оторвалась от взлётной полосы, пробила низкий облачный покров, сверху выглядевший бесконечной арктической пустыней.

— Концы обрублены, — вздохнул я. — Твоими заботами? — осведомился я у Марковича, забившегося в угол самолёта.

— Ну да, — захрипел мафиози. — Они чокнутые, эти «раскольники», я же предупреждал! С ними нельзя иметь никаких дел! Они убирают компаньонов! Они ушли в глубину так сильно, что, по-моему, даже сами наверняка не знают, где прячутся. Недоноски! Я ни при чём!

— Поверим, — кивнул я. Мне казалось, что Маркович не врёт.

Опять мы вытянули пустышку.

Дни проходили за днями, складывались в недели. Мы с Шестернёвым неустанно порхали из конца в конец земного шара (тьфу, какие у шара концы?), метались из одной страны в другую, с континента на континент на принадлежащей МОБСу «Камбале». Нас интересовали следы «раскольников» и церкви «Последней ночи». Подтверждались полученные на Марсе данные о том, что именно они связаны с Найдёнышем.

После Гонконгского криза основная штаб-квартира церкви «Последней ночи» была разгромлена силами правопорядка. Но были арестованы и доставлены в заведения психиатрической реабилитации только пешки. Ангел земного воплощения Аграхам Сокрушающий как сквозь землю провалился. Притом не один, а вместе со всеми ближайшими помощниками и помощницами. На их след напасть никак не удавалось. Равно как и на след «раскольников»

Мы выходили на торговцев «голубичными» наркотиками, разгромили несколько сетей торговцев зельем, уничтожили ряд структурных ячеек, но в руки попадались только пешки. «Раскольники», равно как и «ночники», действовали с невероятной изворотливостью и нечеловеческой осторожностью.

Было понятно, что где-то у них есть основные базы, где и творятся основные действа. Хода туда нам не было.

Занятие оказалось далеко небезопасным. Засада в Венеции была не первой. В Мехико нам пришлось куда туже. Там мы сцепились, наверное, с ротой головорезов, пришлось отступать, оставляя за собой трупы и ничего не добившись.

По этим же направлениям работала полиция, спецслужбы.

На «раскольников» и «ночников» была объявлена всемирная охота. Успехи у моих коллег были не лучше. А последствия их действий — куда печальнее. В Мадриде наркодельцы расстреляли трёх сотрудников Европола при попытке накрыть одного из руководителей раскольничьих ячеек. В Санкт-Петербурге группа МОБС из четырёх сотрудников погибла, проникнув в тайный храм «ночников» и напоровшись на объёмную бомбу. В общем противник пока обыгрывал нас. Ещё одна проваленная операция не слишком много добавляла к общему разгромному счёту.

По прибытии из Венеции в Москву я соединился с Чаевым и доложил ему о наших «успехах».

— Вы мастера провалов, — оценил шеф нашу работу. — Пора уже молодёжь учить искусству постоянно засыпаться и оставаться живыми.

— Подождём до лучших времён, — буркнул я.

— Вы меня не огорчили, поскольку ничего лучшего я уже и не жду. Брали бы пример с Диксона. Он кое-чего нашёл. Он ждёт тебя.

— Сегодня буду.

— Ох, оперативники, — покачал головой Чаев и отключил связь.

Интересно, что там нашёл наш эксперт? Просто так Чаев не стал бы меня выдёргивать в Асгард, зная, сколько у нас дел.

— Ну что, двигаем в Асгард, — сказал я.

— На ночь глядя? — поморщился Шестернёв.

— Ещё напомни, что тебе после провала отдых положен… Вставай.

До Асгарда мы добрались ночью. Ведущего эксперта нашего научного центра я нашёл там, где и ожидал — в его подземной пещере-лаборатории. По-моему, он месяцами не выбирался оттуда на свет божий. Застал я его за странным занятием. Он размешивал деревянным поленом булькающее, вонючее, болотно-зелёного цвета содержимое здоровенного медного котла.

— Ведьмино варево? — спросил я, морща нос от резкой вони, идущей от котла.

— Приворотное зелье, — поддакнул Шестернёв.

— Умники, — заворчал Диксон. — Пересмешники… Это биоактивная белковая субстанция с четвёртой планеты Альфа-Денеба. Чаев притащил. Удивительная вещь. При определённых условиях образует прогиб в энергоинформационной структуре.

— Какой такой прогиб?

— Тебе, Аргунов, не понять, — Диксон ещё поболтал поленом, с любовью погладил котёл, а потом уронил своё тело в кресло, схватившись за стрелку.

— Чего ты Чаеву наплёл о своих успехах, что он нас чуть ли не с акции выдернул? — спросил я.

— Так его, — стрелка угодила в самый центр мишени. — Акция, говоришь?.. Аргунов, вместо того, чтобы делом заниматься, у меня голова забита вашими акциями, кризами… В общем, «голубичный» криз проходит несколько стадий. Взрыв — это кульминация, завершение. Но перед этим накапливаются едва заметные помехи в жизни, накапливаются сбои, изменения. От зарождения до взрыва проходит от двух до четырёх суток.

— Что за помехи накапливаются?

— Берём четырехсуточный цикл, — Диксон вдавил клавишу, и в СТ-проёме поползли кубики и диаграммы. — Переменная Валиева — первые сутки спад на два процента, на четвёртые — уже двадцать. Это достаточно, чтобы при должном анализе и наличии информации выявить неблагоприятный регион с достаточной точностью. А эмоциональная среда при начале криза включает…

— Стив, объясняй по-человечески. Что это нам даёт?

— Мы можем выявить очаг будущего криза. Где-то за двое суток.

— А предотвратить его?

— Вряд ли. Минимализировать вред — ещё куда не шло. Но зарождающийся криз начинает развиваться и жить собственной жизнью. Это прожорливое и живучие чудовище.

Диксон принюхался, встал, подошёл к котлу, опустил палец, понюхал его и ожесточённо начал взбалтывать варево поленом.

— Ты ложкой попробуй, — предложил я.

— Пробовал. Никакой опасности, но вкус — дрянь. Клопами отдаёт.

— Ты что, клопов пробовал?

— Это я к слову… Так вот, даже не это самое интересное. Чтобы криз достиг второго уровня, нужен некий внешний источник. Проводник силы. Гораздо более мощный, чем доходяги, употребляющие «семя дракона».

— Найдёныш?

— Точно. Даю голову на отсечение, что он присутствовал при наиболее мощных кризах. Нет оснований считать, что он собирается изменить этой привычке.

— Какая тебе нужна информация для определения точки нарождающегося криза? — спросил я.

— Вот, — он протянул мне информпакет. — Читать-то умеешь? Разберёшься?

— Постараюсь, — кивнул я, чувствуя, что наконец нашёл способ ухватить Найдёныша.

***

— Аллах акбар! — послышался душераздирающий вопль.

— Воистныну акбар, — хмыкнул я. — Не было печали. Из переулка вытекала кишащая людская масса.

— Сюда, — я дёрнул за рукав Шестернёва, и мы кинулись в улочку, зажатую высокими, мазанными разноцветной силиконовой краской заборами

Надоело ощущать себя зайцами, попавшими в переполненный голодными волками и лисицами лес.

— Ай алла!

Возможно, слух меня обманул, но нечто похожее заорал бородач в мохнатой шапке, указывая на нас

Надо же — впереди нам тоже перекрыла путь толпа — человек пятнадцать. Лучи яркого южного солнца разноцветно играли на тюбетейках и халатах, блестели на лезвиях топоров и прочих похожих орудиях, при взгляде на которые приходили грустные мысли о расчленениях, протыканиях, рубленых и колотых ранах Из серьёзных предметов я рассмотрел полицейский парализатор и ЭМ-ружьё. Так уж получилось, что последователи «Меча Абу Бакра» и им сочуствующие прихватили для работы что под руку попалось. Хорошо вооружены были лишь ударные отряды, наполовину состоявшие из смертников, ждавших своего часа не один год и мечтавших попасть в рай, ведь именно туда попадают правоверные, погибшие с оружием в руках за верное дело.

— Пробьёмся, — переводя дыхание выдавил я.

Толпа хлынула на нас И я превратился в отлаженный боевой механизм. Окружавшие нас правоверные никак не могли понять, почему удары их костоломных и мясорезных орудий не достигают цели. Впрочем, возможности долго размышлять на подобные темы я им предоставлять не собирался. Они падали на пропылённую, прожаренную солнцем мостовую, многим уже не суждено было больше подняться.

Удар — пальцы впиваются во вражью шею. Захлест ногой, волнообразное движение — с переломанным хребтом падает ещё один враг. Пригнуться — над макушкой свист топора, в ответ я посылаю, как хороший фокусник, спрятанный в рукаве сюрикен — восьмиконечную заточенную звезду, которыми пользовались, поговаривают, ниндзя в ещё незапамятные времена.

Схватка заняла считанные мгновения. Привыкшие к охоте хищники неожиданно стали сами добычей. Вооружённый ЭМ-ружьём смертник успел всего лишь раз нажать на спусковой крючок, но очередь лишь подчистила ряды его товарищей.

— За мной, — я подпрыгнул и оказался на заборе, протянул руку Шестерневу.

Мы спрыгнули в типичный восточный дворик. В центре его бил фонтан, земля устлана коврами. У домика съёжилась женщина и три девочки.

— Не бойтесь, — крикнул я. — Мы скоро уйдём.

— Не убивайте, — запричитала женщина.

— Не будем.

Я вытащил коммуникатор. Прилепленная на балконе отеля камера передавала нам на СТ-приёмник изображение.

— Так, здесь народу поменьше. Отсюда они отхлынули. Вот маршрут, — я прочертил на карте города маршрут

— Ай, что делается, — запричитала женщина.

— Спроси у своего сына или мужа, — прикрикнул я. — Наверняка режет кого-то вместе с «абубакрами».

— Ай, ай, — начала раскачиваться женщина из стороны в сторону.

Снова на забор. Большую часть города занимали одноэтажные районы. Исполненные из новейших материалов, забитые электроникой дома всё равно внешне напоминали те же строения, которые заполняли восточные города тысячелетия. Глухой забор. Дворик. Ковры.

Ага, вот проход в переулок, идущий параллельной той улице, где мы положили кучу правоверных.

— Сюда, — велел я.

Тенистые деревья, арык с чистой водой, скамейки, на которых ещё недавно судачили за чашкой чая соседи. Теперь здесь пусто и страшно. Рядом, всего в нескольких десятков метрах, бурлит вырвавшейся из вулкана массой толпа, рвёт кого-нибудь в клочья. Гнев вырвался на свободу.

Мы бежали по намеченному маршруту, но наткнулись на отряд из нескольких десятков боевиков и вынуждены были снова скрываться в переулках. Положение было аховое.

— Всё, нас отрезали от центра, — сказал я, снова глядя на экран. — Не прорваться. Надо искать, где затаиться.

— Они сейчас добьют лёгкую добычу, а потом двинут проверять дома, возразил Шестернёв. — Надо прорываться.

— Идея, — я кивнул на две чёрные тени — одетые в паранджу женщины, пытавшиеся пробраться куда-то подальше от ада, а может, наоборот, принимавшие самое активное участие в дьявольской оргии.

— За ними, — крикнул я.

В несколько прыжков я настиг одну из них. Она было истошно завизжала, но я надолго выключил её ударом в точку чуть ниже шеи. Шестернёв справился со своей.

— Одевай, — приказал я.

Вскоре мы оба были одеты в чёрные одеяния. Чем хороши восточные женские одежды — мужчину в них распознать гораздо труднее, чем если бы он, положим, облачился в западную, кончающуюся где-то под грудью.

— Тебе идёт, — хмыкнул Шестернёв.

— А тебе-то. Все мужики твои будут… Вперёд!

Некоторое время новая одежонка нас выручала. Толпа во время криза чётко ориентирована на сигнал «свой-чужой». Фигуры женщин, одетых согласно исламским строгим нормам, не вызывали вопросов. Тем более на улицах женщин было немало, они действовали наравне с мужчинами.

Шайтанский пир был в самом разгаре. В одном месте толпа, как дикое урчащее животное, колыхалась над распростёртыми телами. В другом месте с криками и улюлюканьем по всем правилам загоняли двоих перепуганных насмерть и окровавленных мужчин и одну женщину. Слышался свист ЭМ-очередей. Витрины магазинов, банковские аппараты, столбики стоянок такси были расколоты, раскрошены, выгнуты и закручены нечеловеческой силой. По городу будто прошёлся ураган. Пылали дома. Чернея изуродованным обожжённым боком, пробитым в трёх местах, врос в землю полицейский бронетранспортёр. Горела полицейская турбоплатформа, а рядом с ней валялись обугленные трупы служителей уже несуществующего правопорядка. На площади перед мечетью святого Исмаила шла ожесточённая перестрелка между гвардейцами и смертниками.

Символ сегодняшнего дня — обугленные трупы. Огонь подбирался к неверным, врывался в их лёгкие, жёг кожу и обугливал тела. Огонь нёс очищение, по словам тех, кто раздувал его. Огонь владел городом.

Полиция и армия не могли сделать ничего. Да и хотела ли? Безумие не обходило и представителей государства. В рядах погромщиков видели и полицейских, и военных.

— Уже близко, — сказал я.

Мы приближались к центральной части города. Здания становились выше, приобретали более современные формы. Начинался деловой и административный район. Он мало отличался от таких же районов в большинстве крупных городов мира. Здесь разрушения были ещё больше. В стенах зданий зияли чёрные дыры и разбитые окна. Похоже, по ним лупили из плазменных гранатомётов. Силы правопорядка пытались закрепиться здесь и сдержать натиск, но им это не удалось, и они отдали и эту часть города правоверным повстанцам.

— «Регистан» солдаты пока держат, — сказал я. — Закрепились прочно.

— Добраться ещё туда надо, — отозвался Шестернёв.

Правоверные растеклись по домам, ища там скрывающихся от праведного гнева. Судя по истошным крикам радости и воплям боли, им это иногда удавалось. Из всё новых окон вырывался очистительный огонь. Мы трижды попадали в человеческий водоворот рвущихся к новым рубежам людей. У департамента народонаселения мы угодили в человеческую массу из нескольких тысяч человек. Волна исламского гнева обрушилась на нас упругим водопадом. Ярость ощущалась физически, казалось, её можно пощупать. У меня спёрло дыхание. От всего этого веяло такой жутью, что захотелось завыть во весь голос. Мы выбрались из толпы.

— Скоты, — процедил Шестернёв.

По мере приближения к цели народ чуть поредел. Похоже, у «абубакровцев» была масса иных интересных задумок и помимо того, чтобы с кровью выбивать служителей правопорядка из контролируемых территорий.

Мы зашли в подъезд жилого дома. Там всё было раскурочено, опалено, сверху свисали провода, а домовой компьютер, чем-то не угодивший правоверным, был раздроблен до последнего винтика.

Я развернул вновь СТ-развёртку коммуникато ра и посмотрел с высоты на город глазом видеокамеры.

— Мы здесь. Последний бросок остался, — сказал я. — Пройдём так и, да поможет Аллах, пробьёмся.

— Иншалла, — усмехнулся Шестернёв. Кинулись вперёд. Один квартал позади. Теперь направо. Остался ещё один бросок.

— Э-э! — завопил погромщик, перепоясанный зелёными лентами смертника, указывая на нас.

Тут же из здания посыпалась толпа. И устремилась за нами.

— Расколол, гад, — прошептал я.

Мы ринулись вперёд так, что пятки сверкали. Знакомое давление. «Клинки Тюхэ»! Сдать чуть влево — очередь прошла мимо. Теперь пригнуться — опять мимо. Перемахнуть через обугленные останки полицейского робота с изогнутым раструбом инфразвукового генератора. Криз второй степени. Газы, инфразаграждения и прочие полицейские штучки не могли сдержать Гнев.

Теперь не переломать ноги на сооружённой наспех баррикаде измятых каров, мебели, резинобетонных плит. Кто её оборонял — беспомощная полиция или правоверные погромщики? Это не так и важно. Я нырнул вниз, и рядом вскипел разрыв плазменного гранатомёта. Опять промазали. Вам, подонкам, с женщинами и детьми воевать, а не с суперами.

— Шестернёв, живой?

— Вроде.

— Вперёд!

От преследователей оторвались. Ещё один квартал. Я содрал опостылевшую женскую одежду.

— Кажется, выбрались.

Мы нырнули за угол. Порядок. Вот она, цепочка одетых в боевые тяжёлые комбинезоны с эластоусилителями полицейские и гвардейцы. Цепь. Три танка на воздушной подушке. Бронемашина «Краб» и тяжёлая платформа «Голиаф». Тут закреплялись со знанием дела. Неудивительно, что повстанцы оставили эту часть города в покое. Одна из линий обороны, прикрывающих подходы к президентскому дворцу и зданию меджлиса.

Мы ринулись вперёд.

— Не стреляйте! — закричал я, зная, что нервы у бойцов могут не выдержать и чей-то палец дрожит на спусковом крючке. — Помогите нам!

«Клинок Тюхэ». Вильнуть в сторону, пригнуться… Резинобетон вспучился от града разрывных пуль.

Палили не полицейские. По нам бил снайпер, пробравшийся на крышу департамента транспорта. По нему врезало орудие из «Краба», и угол здания разлетелся в пыль.

Ещё несколько метров… Всё. Я прижался спиной и затылком к холодной броне «Краба». Теперь не достанет шальная пуля. Где Шестернёв? Жив, вот он, рядом.

Выбрались…

***

— Вы откуда? — по-русски спросил офицер с нашивками капитана гвардии, положив мне на плечо широченную руку в перчатке. В усилительном комбинезоне он походил на космонавта, впервые ступившего на Луну. За прозрачным забралом можно было разглядеть явно европейское лицо.

— Добираемся с окраин, — я попытался, чтобы голос мой звучал как можно более испуганнее, с истерическим надрывом — каким положено быть голосу обывателя, прошедшего через эпицентр кровавого бунта.

— Вам повезло. Сильно повезло. Кто вы такие?

— Представители московской фирмы «РУСИЧ», — я протянул идентификационную карточку.

— Не лучшие времена для коммерции избрали.

— Мы их не избирали.

— Проверь, — капитан протянул карточки сержанту, и тот исчез в кабине турбоплатформы. Через некоторое время он появился и сказал, что всё в порядке.

— Работали с вашим департаментом обороны, — сказал я. — Мой друг генерал Мирзоев пригласил меня и вот…

Услышав имя Мирзоева, одного из самых влиятельных местных шишек, с которыми у меня действительно были давние отношения и который был обеспечивающим прикрытием в данной акции, капитан немного подтянулся.

— Генерал Мирзоев руководит штабом по зачистке, — сообщил он.

— Когда этот кошмар кончится? — спросил я, решив не уточнять, кто кого сейчас зачищает

— Пока всё только хуже. Третий лёгкий пехотный батальон перешёл на сторону противника. Некоторые полицейские подразделения — тем более. Вряд ли обнадёжу вас. Нет сил даже для эвакуации пострадавших. Вы вообще куда собрались?

— В отель «Регистан». Попадём?

— Вообще-то приказ доставлять всех в пункты концентрации, — пожал плечами офицер.

— Зачем лишние заботы? Мы выкрутимся сами.

— Но приказ…

— Соединитесь с Мирзоевым. Нам необходимо в отель.

— Но…

Всё-таки соединили со штабом.

— Мирзоев? Это я. Дай распоряжения соответствующие Потом всё объясню. Вас, — я протянул пластинку трубки капитану.

Тот с кислой миной выслушал генерала, не переставая говорить «есть» и «так точно». Потом нас сопроводили в ближайший командный пункт, располагавшийся в бункере под одним из зданий. Там нам на идентификационные карточки нанесли объёмную печать и код, позволяющие передвигаться свободно в зоне военного контроля.

— Сопровождающих не дам, — напоследок сказал капитан.

— Да они нам и не нужны. Это — зона спокойствия.

Действительно, в этой части города было спокойно. Если, конечно, не считать рванувшей в полустах метрах от нас ракеты, которая расплылась плавящим металл огненным пятном. Мы едва успели унести ноги.

Перед департаментом безопасности и внутренних дел скопилась масса бронетехники. По всему «району безоопасности» работали инженерные подразделения, оборудуя новые линии обороны. Похоже, военачальники не слишком надеялись удержаться на нынешних рубежах. Судя по тому, что разворачивались противовоздушные комплексы, занимали боевые позиции машины с плазменными дальнобойками, приспособленными для поражения воздушных целей, слухи о захвате террористами аэродрома под Ангреном вовсе не беспочвенны.

Нас тормозили на каждом шагу, но пропуск действовал безупречно. Мы добрались до семидесятиэтажного отеля «Регистан». Его стены были покрыты спектропленкой, от чего сияли всеми цветами радуги. Обычно на площади перед отелем кипела яркая, выставочная, восточная жизнь. Дымились жаровни, зазывалы предлагали натуральные шашлыки, бешбармак, лепёшки, плов, шербет и рахат-лукум. По протянутым между шестами верёвкам ходили канатоходцы. Тут же показывали восточные фокусы местные чародеи, глотатели огня. Бил высокий фонтан, по спирали ввинчиваясь в голубые выси, и не сразу можно было понять, что уходит вверх искусная, продолжающая водяные струи СТ-проекция. Туристы имели возможность, недалеко уходя от отеля, припасть к восточной экзотике. Сегодня же они смогли почувствовать эту экзотику во всей полноте и на собственной шкуре. Притом экзотику настоящую, без прикрас. Только многие уже никогда и никому не расскажут об этом Ибо били, кромсали и жгли сегодня именно неверных, к которым относились пришельцы из других стран и краёв, а также около двух сотен тысяч местных жителей.

Сейчас на площади не было праздника и ярмарки. Здесь под присмотром взвода гвардейцев в синих термоизоляционных пуленепробиваемых комбинезонах собралось несколько сот человек. Многие из них были избиты, перебинтованы, одеты в лохмотья, в которые превратилась их одежда. У некоторых на теле наливались красным светом присоски переносных «Гиппократов» — медицинских приборов неотложной помощи. Многих из этих людей вырвали из лап смерти. Одна из женщин, сидевшая на земле и монотонно раскачивавшаяся из стороны в сторону, периодически разражалась весёлым смехом — мозг, не выдержавший обрушившихся испытаний, выключился. В большинстве же своём все были подавлены, кроме детей, смотрящих на происходящее с оптимизмом и беззаботным любопытством.

— За что? За что? — повторял зябко ёжившийся при сорокоградусной жаре седовласый мужчина.

Огромный, разукрашенный изразцами с восточными орнаментами холл отеля тоже был переполнен народом. Те же спасённые. Тот же шок. Те же затравленные или пустые взоры.

В отеле была размещена часть спасённых людей. Все первые этажи уже были заняты. До нашего, шестьдесят девятого, доберутся ещё не скоро.

Из восьми лифтов работал только один. Это означало, что отель отрублен от городской ТЭФ-станции и перешёл на собственные энергоресурсы.

— Не думал, что дойдём, — сказал Шестернёв, блаженно разваливаясь на диване в нашем номере. — Крутой оборот.

— Бывало и покруче, — сказал я.

Я вышел на просторный балкон, по которому можно ездить на каре, расстегнул воротник рубашки с терморегуляцией, позволявшей нормально чувствовать себя в такую жару. Отсюда открывался отличный вид на Ташкент — столицу Казахско-Узбекского Вечного Союза. Трёхмиллионный, один из самых крупных в исламском мире, город.

Невиданным доселе землетрясением две тысячи двадцать седьмого года здесь было разрушено восемьдесят процентов зданий. Город отстраивался заново. Он раскинулся на многие мили одноэтажными районами, вознёсся вверх громадами делового центра, ломался изощрёнными линиями жилых небоскрёбов с изменяющимися контурами и гигантских «блинников» на окраинах. На двести метров возвышался минарет мечети Хаджи Акбара — одного из местных правителей, при ком появилось это архитектурное чудо. Вообще, обилие мечетей говорило о том, что к исламу здесь отношение серьёзное. Сегодняшний день показал, что чересчур серьёзное.

Я нацепил квантовые очки, через которые можно было разглядеть даже лица людей, дождавшихся давно призываемого активистами движения «Меч Абу Бакра» Мига Пламенного Гнева. Гнев пылал, пожирая пламенем золотоглавый христианский собор. Праведный огонь лизал стены гвардейских казарм и полз по коридорам Главного вычислительного центра, плавя нейросхемы мощных компьютеров, ещё недавно поддерживавших устойчивость хозяйства и общества в Нерушимом Союзе, пожирая кары, стоянку вертолётов, аэроавтобус. Гнев сверкал разрывами плазменных гранатомётов и молниями разрядников.

— Гнев Аллаха, — произнёс я устало.

— Шайтана, а не Аллаха, — махнул рукой Шестернёв — Криз второй степени.

— А ведь мы чуть не влипли.

— Понадеялись на «головастиков». Спасибо Диксону.

Анализируя представленную информацию, собранную по крупицам, Стивен Диксон выявил место будущего криза — Ташкент, дал прогноз его динамики. И мы получили возможность заранее подготовить встречу Найдёнышу, который наверняка должен появиться здесь.

Я, Шестернёв и семеро десантников, составляющих полный круг — наиболее эффективную боевую единицу суперов, прибыли сюда с самыми радужными надеждами.

Когда «Камбала» заходила на посадку, я особенно не нервничал, зная, что у нас в запасе трое суток — время, достаточное для рекогносцировеки и для расставления сетей. Во всяком случае по расчётам Стивена получалось именно так. Так что с утра пораньше мы отправились на лёгкую прогулку — осмотреться для начала, прицениться… И угодили в самый центр урагана. Криз обрушился неожиданным горным камнепадом, вспыхнул метеором, взревел, требуя крови и разрухи.

На рубеже двадцатого-двадцать первого веков измождённая и измученная, преданная и проданная, пожравшая сама себя Россия ушла из этого региона. Русское население понемногу было выдавлено. Сюда двинули афганцы, китайцы, индусы, а также англичане, у которых неожиданно проснулся дух былого экспансионизма. В развитии государства, в основном высокотехнологичных производств, сети заводов тонких структур, электронного концерна во многом заслуга именно европейцев и иных чужаков. И теперь именно этих чужаков убивали взбесившиеся толпы, ведомые боевиками исламской фундаменталистской организации «Меч Абу Бакра» — верными слугами печально известного шейха Махтума.

Темнеющее небо озарила новая вспышка. Как в дурном сне я смотрел, как рушится пятисотметровая антенна космической связи. Она-то чем помешала?

— СТ, евроканал-три, — приказал я, вернувшись с балкона в комнату.

— Завершена очередная производственная линия станции «Венера-твердь». Американские специалисты отмечают… — защебетала дикторша.

— Отбой, Подборка новостей по Ташкенту за последний час.

В СТ-проёме возник вид города с высоты птичьего полёта. Снимали из отеля «Бухарская сказка» в двух кварталах отсюда. Запись отражала конфликт на момент полуторачасовой давности. Известный политический обозреватель Густав Коль с привычной грустно-снисходительной миной на лице вещал, положив ногу на ногу:

— Массовые социальные взрывы — тревожная примета нашего времени. С каждым днём мы получаем всё новые путающие новости. Сегодняшняя арена войны народов в кавычках, конечно, — Ташкент. Мечта шейха Махтума, много лет твердящего о мировой исламской революции и распространении огнём и мечом учения Мухамеда, сегодня ещё на один шаг приблизилась к осуществлению.

Конфликт начался якобы с оскорбления на улице масульманской женщины и якобы с брошенного местным жителем китайского происхождения богохульного ругательства в отношении пророка. Вскоре запылали здания и машины. На улицы вышли «смертники» — отборные боевики, давшие слово умереть за ислам.

В проёме возникла толпа вооружённых до зубов, перевязанных зелёными лентами «смертников».

— В настоящее время положение в Ташкенте остаётся неясным. От журналистов и официальных властей приходят взаимоисключающие заявления. Наследный президент Вечного Союза Махтум Туш-мухамедов заявил, что никаких оснований для беспокойства нет, что имеют место выходки бандитских шаек и сепаратистов, а также группы непримиримых фундаменталистов движения «Меч Абу Бакра», но говорить об их всенародной поддержке нельзя.

Возникло лицо вечно спокойного, благообразного, с седой бородой и ясными, синими глазами наследного президента Тушмухамедова.

— Вместе с тем приходят сообщения о массовой резне иноверцев. О сотнях тысяч вышедших на улицах людей.

Появилось изображение паводком катящей под зелёными исламскими знамёнами толпы, у многих в ней были в руках факелы. За толпой оставались пожары, мёртвые тела и искорёженные машины.

— Приходят данные о переходе на сторону повстанцев правительственных частей и подразделений полиции, о захвате военных объектов и складов с оружием. Устоит ли режим правящей уже более девяноста лет династии Тушмухамедовых? Напомню, что нынешнему президенту, а также его предкам удалось спасти страну во время обрушившейся на мир третьей исламской волны в конце двадцать первого века и все эти годы умело балансировать на грани традиционалисте кого исламского и светского уклада. Или Вечный Союз станет очередной опорой набирающего силу самого экстремистского исламского движения, как это произошло несколько лет назад с Таджикской Джамахерией?

— Отбой, — велел я.

— Устоит наследный президент, — сказал Шестернёв — Тушмухамедовы способные люди.

— Да, этого не отнимешь… Смотри, как закрутилось всё. Тут и «Абу Бакр» со своими арсеналами и туманящими мозги лозунгами. Здесь и «барсы» из освободительного движения «Свободный Кыргызстан» Они получили из Афганско-Пакистанского союза и Индии оружие, которым сегодня жгут бронетранспортёры и турбоплатформы. Буча, чтобы скинуть режим, готовилась здесь давно. Да тут ещё Найдёныш Вот мы и имеем самый жестокий криз.

— Уверен, что самый жестокий?

— Уверен, — вздохнул я. — А в том, что Тушмухамедов устоит и, когда криз начнёт спадать, вся эта сволочь расползётся по своим норам, я не уверен.

— Расползутся. Утихнут Иначе Тушмухамедов прибьёт их уши к воротам их жилищ.

— Или к воротам дворца прибьют его уши. Я упал на диван. Посмотрел на часы.

— Отдохнул, Шестернёв? Поработать не против?

— Ох…

Я сжал бусинку коммуникатора на воротнике и произнёс:

— Стрелок, ответь Лучнику.

— Лучник на связи, — послышался голос Толи Гостева.

— Как вы там?

— Сидим. Любуемся этим бардаком с пятидесятого этажа.

— Готовность номер один. Я и Центурион начинаем отработку по третьей сетке через полчаса Выдвигаетесь по намеченному маршруту. Корректировка — раз в десять минут.

— Понял. Отбой.

— Ну что, браток, — кивнул я Шестерневу, — отрихтуем наши помятые физиономии?

Красящий крем. Пластоформы. Парики. Усы. Через десять минут на меня пялился из зеркала и шевелил пышными усами араб из Тегерана или Триполи. Благо, арабский язык я знаю «на отлично» О Шестернёве этого не скажешь, но на крайний случай сойдёт за глухонемого — такие встречаются и в наш век сказочных медицинских технологий, особенно на Востоке. Теперь облачиться в халат с объёмным узором, прихлопнуть затылок тюбетейкой. Всё, теперь можно и на улицу. Ау, мусульмане, мы теперь из ваших, из правоверных, готовы пинать неверных собак.

Оружие с собой. Идентификационные карточки департамента безопасности, которыми мы запаслись заранее, — тоже. Выходим на охоту. Охотничий сезон ведь открыт не только для одуревших фанатиков. Нам тоже есть за кем поохотиться.

— Вперёд, старина, — сказал я.

***

Одно из самых отвратительных состояний состояние собственного бессилия. Когда тебя всю жизнь учили защищать и воевать ради спасения людей от смерти и боли, идти по попавшему в лапы кровавых дикарей городу, не в силах ничего изменить — это испытание. Криз не собирался утихать, а только разгорался.

Синее ночное небо озарялось пожарищами — число их росло. Зло растеклось по улицам. Гвардейцы и полицейские делали лишь редкие вылазки в город и умудрялись ещё спасать людей. Орды стекавшихся со всей страны подонков почуяли, что ночь их время. Теперь они пытались прорвать линию обороны, закрывавшую не под контрольную часть города, а также завладеть стадионом и университетом, где находилась большая часть спасённых граждан. Гвардейцы держались.

Тушмухамедов приказал нанести бомбовый удар и накрыть плазмопокрывалом окраины города, где наблюдалась наибольшая концентрация повстанцев. Звено бомбардировщиков сравняло с землёй несколько кварталов, но это ничего не изменило. Убийцы тараканами расползлись по всем щелям и улицам.

Картины Босха материализовались в эту ночь в Ташкенте. Оскаленные, искривлённые злобой лица, окровавленные руки, отблески пламени на мечущихся фигурах. Сперва я ещё считал погибших. Потом понял, что дело бесполезное. Счёт шёл большой. Погромщики старались, не жалея сил.

На одной из площадей подростки играли в футбол отрубленной человеческой головой, по-моему, женской. В другом месте на наших глазах запалили троих. Гнев собирал жатву.

Мы пока что сходили за своих. Чужим здесь места не было — Чужие корчились в предсмертных судорогах, и смерть их была нелёгкой.

Мы прочёсывали город по сетке номер три — то есть по заранее просчитанному маршруту, позволявшему обеспечить наибольший охват.

— Тысячу лет мы его будем здесь искать, — севшим сиплым голосом произнёс Шестернёв.

— Не тысячу. Он где-то там. Я знаю.

Я действительно знал, что Найдёныш где-то впереди. Мы были связаны невидимой нитью. У нас было что-то общее. Я лучше, чем кто бы то ни было, ощущал биение его мощи.

Центр напряжения был на площади Мухамеда — пожалуй, самой красивой площади города. Стеклянные галереи окаймляли её, поднимаясь вверх, к сказочно красивым, с воздушными очертаниями, исполненным в лучших восточных традициях зданиям духовной академии и исламского центра. Несколько грубоватой здесь смотрелась пирамида департамента информации.

— Туда, — я махнул рукой в сторону департамента. — Он там.

— Точно?

— Да, — я нажал бусинку коммуникатора. — Лучник.

— На связи.

— Квадрат три. Департамент информации. Блокируйте выходы. Он там. Мы за ним. Включаю видеоканал.

Теперь они будут видеть всё, что с нами происходит.

В окаймляющих площадь галереях было почти пусто. Попалась пара человек, не обративших на нас никакого внимания — они спешили на площадь, чтобы принять участие в творящемся там.

Вот и вход в департамент. Толпа здесь побывала, судя по разрушениям. Холл был завален трупами, расчерчен чёрными обугленными линиями и зиял проломами в стенах. Протянутое через всю стену знамя Вечного Союза обуглилось и почернело. В полу было несколько вмятин от плазменных гранат. Здесь шёл хороший бой, и держались защитники до последнего.

— Куда дальше? — спросил Шестернёв.

— Чёрт разберёт, — я замялся, потом показал пальцем: — Кажется, наверх.

Поднимаясь по лестнице, через прозрачные стены мы видели, что творится на площади. Чем выше мы поднимались, тем более широкий вид открывался на происходящее там. Площадь вскипала человеческой массой — собралось не менее полусотни тысяч. Народ всё прибывал. Пылали огромные костры.

На грузовых платформах свозили пленных. Некоторые из них могли стоять. Некоторых выкидывали, как мешки с песком. Нескольких забили сразу «зеленоповязочники», не в силах сдержать охватившую их страсть и подождать несколько минут.

На мозги давил ритмичный рёв толпы. Ритм — спутник взбесившейся протоплазмы. Он овладевает мозгами, толкает людей в объятия разрушительного сумасшедствия.

Присмотревшись, я мог различить тлеющие в людской мешанине голубые огоньки. Это были проводники той самой загадочной энергии, иных констант, иных пространств, о которых говорил Диксон. Это были источники зла. И по ним, если наводить порядок, нужно было бы бить по первым. Только кто их различит, кроме меня? Шестернёв? Другие суперы? Вряд ли. Намётанный глаз только у меня. Почему? Это вопрос другой. У меня есть своё мнение по этому вопросу.

— Представить не мог, что увижу такое, — выдавил Шестернёв. — Что они хотят делать?

— Что делали весь день — жечь живьём. Раньше правоверные рубили неверным головы и забивали камнями. Шейх Махтум гибче, чем кажется. Он перенял христианский опыт — инквизиции.

Первого пленного потащили к костру. Рука Шестернёва потянулась к разряднику. С этой позиции мы с двух стволов смогли бы натворить немало, имея разрядники «Торнадо» — разработанные на основе звёздных технологий и, естественно, не преподнесённые Асгардом в подарок человечеству. Было желание навести шорох. Но не это главное. Мы пришли за Найдёнышем. Он здесь. Но я почти потерял с ним контакт.

— Спокойно, дружище, — я положил ладонь на руку Шестернёва, и тот будто очнулся.

— Ну, куда?

— Там… Нет, выше.

Он стоял в холле тридцатого этажа спиной к нам и взирал на площадь. Человек как человек. Рост ниже среднего. Осанка немного согнутая. Широкие плечи. Тёмный комбинезон. И… И ощущение невиданной мощи, исходящее от него.

Толпа внизу взорвалась визгом. Наверное, первую жертву кинули в костёр. Мне показалось, что плечи незнакомца устало поникли.

Я сжал рукоятку разрядника.

— Ты хочешь убить меня? — не оборачиваясь спросил Найдёныш.

Моя рука налилась тяжестью. Возможно, я и смог бы выстрелить в тёмную спину, но понимал, что это будет нелегко. Шестернёв тоже застыл в неподвижности.

— Почему мечтаешь о моей смерти?

— А почему ты несёшь с собой смерть? — выдавил я.

— Я? Смерть? Они сами убивают себе подобных.

— Но ты принуждаешь их поступать так.

— Я? Нет. Они слабы и не в силах противостоять току мощи. Ты — можешь противостоять. В тебе сила. Ты — пилигрим.

— Кто?

— Ты можешь бродить между мирами. И твой друг тоже. Я понял вас.

— Ты тоже пилигрим?

— Я могу бродить меж мирами.

— Зачем ты пришёл в наш мир?

— Не знаю… Пришёл? Нашёл? Вернулся?.. Нет знания. Есть отчаянье.

— Кто ты?

— Нет знания.

— Ты рагнит?

— Нет знания.

— Ты несёшь зло. Гибель людям.

— Люди? Мне жаль людей.

— Так остановись!

— Не могу. Хотел. Не могу… Мне нужно что-то вспомнить… До свиданья.

Я вскинул руку и выстрелил. Разряд проделал в стене дыру. Но Найдёныша на месте не было. Он переместился.

Я сумел ощутить его след и переместился вслед за ним. Я очутился двумя этажами ниже, преодолев метров десять — это мой предел для перемещения, он потребовал уйму энергии.

Я ещё раз выстрелил. Найдёныш попытался уклониться, но разряд чиркнул его по плечу. А потом я получил страшный энергоудар в солнечное сплетение и скорчился на полу, не в силах сделать вздох.

— Ух, — выдавил я. — Лучник! Уходит!

Толя Гостев наверняка видел происходящее по СТ-связи. Его группа блокировала все выходы. Найдёныша ждал тёплый приём.

Я попытался встать, но лишь растянулся на полу и потерял сознание.

Очнулся я через несколько минут. Силён Найдёныш. Такой удар. Не поставь я энергозащиту (похожая защита была известна ещё китайцам в давние времена и называлась железная рубашка), быть мне трупом. А ведь после такого энерговыброса Найдёныш снова переместился.

— Живой? — Шестернёв тряс меня за плечи. Рядом стоял Гостев.

— В какой-то мере. Где Найдёныш?

— Ушёл, — сказал Лучник. — Мы упустили его.

— Спасибо за службу, дармоеды…

***

Вся наша опростоволосившаяся бригада собралась в кабинете Чаева. Выглядели мы побитыми собаками, и Чаев не спешил разубеждать нас в осознании собственной бесполезности.

— Ну, супермены, обвели вас вокруг пальца. Как мальчишек сделали.

— А вы бы попробовали его удержать, — начал я возражать, но слова мои звучали жалко.

— Попробовали?.. Вот именно — пробовали. Нужно не пробовать, а делать, Чаев махнул небрежно рукой — мол, что с вами, убогими, говорить.

Честно говоря, он был во многом прав. Расследование шло ни шатко, ни валко. Что-то незаметно было, чтобы бывший оперативник класса «А» Аргунов продемонстрировал глубину и широту оперативного мышления, проник бы зорким глазом в суть и достиг блестящих результатов. Но кое-что всё-таки сделано. Мы знаем врага, а это уже немало. Так что со снисходительной иронией Чаев мог бы повременить.

— Три тысячи погибших — это по самым скромным подсчётам — в Ташкенте, сказал Чаев. — Сколько это будет продолжаться?

Тушмухамедов всё-таки удержался в своём кресле. Подоспевшие верные президенту войсковые части начали вытеснение и уничтожение повстанцев. Между тем криз пошёл на убыль, с людей спадал раж ожесточения и оковы безумия, возвращался страх. Людская масса утратила свою разрушительную монолитность. Непримиримые отряды смертников и киргизских сепаратистов были сметены регулярными частями, и сейчас их разрозненные группы безжалостно добивались.

— Чего гадать на кофейной гуще, — отмахнулся я. — Дальше-то что?

— Тебя надо спросить. Ты мило побеседовал с Найдёнышем. Что он хочет вспомнить? О чём он тебе плакался?

— Чтобы узнать подробнее, нужно ещё повидаться.

— Саша, всё-таки что ты почувствовал? Кто он? Рагнит? Землянин? «Динозавр», может? Чёрт с рогами?

— Без рогов, это факт. Имеет отношение к синему шару — объекту поклонения рагнитов. Но это не значит, что он их агент. Синие шары — это какое-то глобальное явление Вселенной, притом не обязательно нашей Вселенной, и рагниты всего лишь песчинки в этой пустыне.

— Итак, итоги. «Голубичные» наркотики продолжают поступать на рынок. «Расколькники» и сектанты творят, что хотят, и подхода к ним никакого. Найдёныш ходит, где хочет, и занимается тем, что в голову стукнет, не стесняясь ни в чём. Будет этому конец?

Совещание закончилось стандартными призывами Чаева: достать из-под Земли, не стесняться в средствах. Но я по своему опыту знал, что можно привлекать любые силы и средства, а судьбу дела всё равно решат несколько человек, находящихся на острие удара, разобравшихся в информации и имевших счастье в нужное время оказаться в нужном месте.

От Чаева я направился к Дьюле Немешу, главному спецу по компьютерам. Он пытался восстановить по обрывкам данных в компьютерах Управления космических сообщений ОССН данные о загадочном семьдесят шестом пассажире лайнера «ФУДЗИ».

— Хоть что-то сдвинулось? — спросил я, присаживаясь рядом с Немешем.

Тот снял контактный обруч и бросил его на столик.

— Кое-что получается. Вот.

В СТ-проёме возникло мужское лицо. Черты его стали меняться. Притом довольно сильно,

— Одно из этих лиц было занесено в регистрационные банки.

— А точнее?

— Никак. А вот регистрационные характеристики, — в проём высыпали цифры и значки.

— Тоже никакой определённости?

— Почему, некоторая определённость есть.

— Сколько человек на Земле с такими характеристиками?

— Миллионов пять.

— Многовато.

— Ты же видел Найдёныша.

— Под сильнейшим энергопсихопрессингом. Не могу вспомнить черт его лица. Он излучает энергию, как Подольская ТЭФ-станция.

— Давай покопаемся в твоём сознании и подсознании.

— Давай попробуем, — согласился я.

— Сейчас?

— А чего ждать?

В состояние экстра-транса способны входить только суперы. С одной стороны вскрываются какие-то кладовые в подсознании, и с другой — при этом ты можешь частично контролировать как себя, так и сам процесс. Занятие это опасное, поэтому тебя должен поддерживать кто-то из товарищей, тоже владеющих этой методикой.

Я провалился в какую-то болотную зыбь. Уйти окончательно на дно и потеряться там мне не давал Немеш. Он же направлял меня в нужную сторону.

Я потерял счёт времени. Где-то в вязкости картин и образов жила острая мысль — всё идёт не так, как надо. Наконец, я отключился…

— Сколько времени? — спросил я, с трудом разлепляя веки.

— Мы начали три часа назад, — произнёс Немеш, я уловил в его голосе обеспокоенность.

— Результат?

— Так себе. Он тебе прилично проехался по мозгам.

— Он сильный парень.

— Факт. Он тебе напрочь сбил восприятие. Но это полбеды. Ты не интересовался никогда, чем заполнены твои мозги?

— Имею кое-какое представление,

— Очень приблизительное. Целые области вообще закрыты. Чем они заполнены? Может, динамитом. И не разнесёт он однажды твою голову? Откуда всё это?

— А где меня носило. Одна Страна заколдованных дорог чего стоит.

— Ты ходячая бомба.

— Ладно, не терзай душу. Хоть что-то у нас получилось?

— Что-то получилось.

Теперь лицо в СТ-проёме менялось меньше. Да и цифр, знаков поубавилось.

— До миллиона сбили число кандидатов, — сказал Немеш.

— Только какой смысл? Неужели ты думаешь, Найдёныш зарегистрирован в какой-то стране, имеет идентификационную карточку и стоит на учёте в социальной службе для получения вспомоществований и зачёта пенсии?

— Не знаю, — я пожал плечами. — Но зачем-то он замкнул шестерёнки в регистрационном компьютере Американского сектора Космосообщений. Ему было что скрывать.

***

— Двое суток болтаемся, — недовольно пробурчал Герт, поглаживая адмиральскую нашивку на комбинезоне.

— Чего переживаешь? — осведомился я. — Всё лучше, чем в твоей тюрьме в горах сидеть.

— Я уже привык к своей тюрьме.

— И тут привыкнешь.

Я заработал острый злой взгляд.

— А может, он прошёл в неподконтрольном секторе? — предположил Герт.

— Возможно. Но восемнадцать часов для очистки совести нам ещё ждать — и никаких гвоздей.

Рассевшись в противоперегрузочном кресле в капитанской рубке флагманского крейсера «Урал» Оборонительных Космических Сил Земли, я любовался удивительным зрелищем — передо мной зависли в чёрном пространстве три разновеликих шара Луна, Земля и Солнце, опутанные невесомой мантией Млечного пути. Помимо нас с Гертом в рубке было ещё трое — капитан, второй пилот и компьюткоординатор.

— А может, он ушёл в дальний космос? — спросил Герт.

— Чем чёрт не шутит.

— Нет, такими вещами чёрт не шутит. Нечего ему делать в дальнем космосе. У него на Земле дел невпроворот.

Это была первая боевая (или какая там — полицейская, пограничная, таможенная?) акция Оборонительных Космических Сил. Правда, вывести на боевые позиции удалось только флагманский крейсер и два эсминца — остальные спущенные со стапелей большие корабли ещё не были обкатаны. А жаль. Двух-трёх кораблей не хватило, чтобы замкнуть сферу.

— Был бы обычный рейдер — мы бы его засекли визуальными методами, — сказал Герт. — А это «Смерч-плюс». Интересно, зачем БКТ разрабатывать гражданские машины, защищённые от визуального и радарного контроля?

— Какие-то тёмные проекты транснациональных корпораций, — пожал я плечами.

«Смерчу-плюс» не укрыться от систем обнаружения Объединённых Сил — они рассчитаны на борьбу с технологиями рагнитов, одними из самых передовых военных технологий Вселенной. И если бы не прорехи в сфере контроля, не было бы печали. Теперь же меня гложила мысль, что мы упустили добычу.

Несоответствие сил было смешным. Крейсер «Урал» — начинённая всеми мыслимыми средствами уничтожения, с семьюдесятью шестью истребителями на борту боевой корабль, по расчётам способный выдержать напор штурмовой эскадры рагнитов, поджидает пассажирское судёнышко. Но ничего не поделаешь. Индейца и его багаж — партию «голубики» — мы должны заполучить в целости и сохранности В крайнем случае — в разобранном или распылённом на атомы виде. На Земле им делать нечего. Без них проблем достаточно.

В рубке повис переливчатый звон.

— Объект с требуемыми характеристиками вошёл в куб шестнадцать дробь восемнадцать. Скорость — восемнадцать километров в секунду. Курс — два-восемь. Расстояние — сорок восемь единиц, — заявил компьютер. — Режим торможения и перехода на околоземную орбиту.

— Вывести на экран. Максимальное увеличение, — приказал Герт.

Справа от меня налилась краснотой, замерцала точка, потом разделилась на две части. Одна осталась на месте. Вторая начала расширяться. Туманное изображение по мере накопления информации обретало очертания.

— Он! — хлопнул я в ладоши.

Размер — семьдесят шесть метров длину, шестнадцать — в самой широкой части. Похож на гигантскую двухзубцовую вилку с шариком между зубьями. Чёрный цвет, поглощающий лучи, так что в телескоп его не различишь. Он. «Смерч-плюс».

— «Смерч-плюс» — экспериментальный образец концерна «БКТ», — подтвердил мою уверенность компьютер.

— Траектории перехвата с учётом возможностей манёвра противника, потребовал Герт.

Компьютер начал выдавать варианты, и рядом с Гертом в воздухе замелькали линии траекторий и цифры.

— Ясно, — кивнул Герт.

— Идут в полном радиомолчании, мерзавцы, — произнёс я.

— Без оповещения службы космического движения.

— Значит, как ты и говорил, решили проникнуть на Землю без лишних церемоний. «Смерч» можем зафиксировать только мы, но не думаю, что Индеец хорошо знаком с подобными тонкостями. Он уверен, что его никто не заметит. И ошибается. Перехват?

— Да. Перехват, — приказал Герт. — Вариант одиннадцать.

Рубка затряслась мелкой дрожью. Включились двигательные системы.

— Радиосвязь с противником, четвёртый навигационный канал, — велел Герт. Неопознанный корабль, квадрат в кубе шестнадцать дробь восемнадцать, сообщите свои позывные, наименование, регистрационный номер. Молчание.

— На волне крейсер «Урал» космических сил Земли.

Сообщите позывные, наименование и номер, — повторил Герт.

Опять молчание.

— Вы нарушаете конвенцию 2085 года «О космических линиях». В случае невыполнения требований по вам будет нанесён удар. Повторяю, назовитесь.

Несколько секунд молчание. Потом послышался гнусавый мужской голос.

— На канале транспортный корабль «Смерч-плюс», выполняющий испытательный полёт по программе концерна «БКТ».

— Номер — 18765. Приписка — Австралийский космопорт концерна «БКТ» и станция «Колесо», — сообщил наш компьютер, принявший идентификационный код и проверивший его по банку данных.

— В связи с нарушением правил космодвижения приказываю перейти на орбиту и приготовиться к досмотру, — велел Герт.

— Это незаконно, — возмутился хозяин гнусавого голоса. — Оборонительные Силы не имеют права…

— Согласно конвенции капитан любого судна должен пресекать грубые нарушения правил космодвижения. Кроме того, на Оборонительные Силы возложен пограничный контроль.

— С каких пор?

— Ложитесь на орбиту и готовьте корабль к осмотру. Иначе вернётесь на землю космической пылью. Всё.

Капитан «Смерча-плюс» решил не испытывать судьбу. Корабль начал ложиться на орбиту, резко гася скорость. По нашим расчётам, возможностей улизнуть у него не было никаких.

— До точки стыковки — двадцать девять минут, — сообщил компьютер.

— Недолго ждать, — произнёс я. — Только бы они не избавились от груза.

— Не избавятся, — отмахнулся Герт. — Если вещь настолько ценная. Они же не знают, что мы ищем именно «голубику».

— Твоими бы устами…

«Смерч-плюс» — матово-чёрная вилка — неподвижно завис в пятнадцати километрах от нас. Точнее, казалось, что неподвижно. Просто скорости крейсера и «Смерча» уравнялись.

— Прогуляемся, адмирал? — спросил я.

— А что. Тряхнём стариной.

Вскоре наш катер прилип к переходному стыковочному узлу. Створки шлюза начали расходиться, открывая доступ в «Смерч-плюс».

— Вперёд, — кивнул Герт мне и двоим бойцам из досмотровой группы, вооружённых ЭМ-автоматами.

Капитан, которому принадлежал гнусавый голос, на деле оказался не простуженным гномом, а широкоплечим белобрысым красавчиком-скандинавом, на котором ладно сидел форменный комбинезон концерна «БКТ».

— Чем обязан таким вниманием? — язвительно произнёс он, недобро оглядывая нас.

— Для вас вообще нет правил космодвижения? — покачал я головой.

— Барахлит бортовой комп. Новое поколение — сверхсложная система, ноу-хау фирмы. Как все сложные системы, комп обладает дрянным характером. Его спросите, почему он выключил блок оповещения.

— Капитан, вам не стыдно молоть такую чушь? — спросил я. — В тюрьме у вас будет время на написание сказок.

— У вас тоже, — повысил голос капитан, решивший наглеть до упора. Превышение полномочий. Оскорбления.

— Предъявите бортовой журнал, груз, экипаж. Потом мы с вами пройдёмся по судну.

Среди пяти физиономий спутников капитана не оказалось ни одной, сколько-нибудь напоминающей физиономию Индейца,

Уединившись с капитаном в его каюте, я осведомился:

— Куда делся пассажир?

— Вы о ком?

— О пассажире, которого ты привёз с Марса.

— У нас испытательный полёт. Мы близко не подходили к Марсу. Проверьте бортовой журнал.

Он врал бессовестно, с нахальной усмешкой, притаившейся в уголку его рта.

— Твой бортовой журнал — липа. Я эксперт-чрезвычайщик Полицейского Совета Земли, если тебе что-то это говорит.

— Ничего не говорит.

— У нас мало времени. Ты влип, капитан. И расскажешь всё.

— В таком тоне… — начал он. В каюту зашёл Герт.

— Из трёх спасательных шлюпок одной нет, — принёс он весточку.

— Где шлюпка? — повернулся я к капитану.

— Мы не брали её в рейс, — спокойно парировал капитан.

— Свободное пространство использовали под аппаратуру. Это испытательный корабль, а не пассажирский лайнер.

— Когда Индеец спрыгнул с экспресса? — я взял капитана за локоть и приблизил к себе.

— Убери руки, — прошипел он, его лицо от бешенства наливалось кровью.

Я вжал ему точку за скулой. На этот раз его лицо перекосила гримаса боли. Потом я повалил его на диван, прижал локтем, приблизился — глаза в глаза.

— Нет времени. Десять секунд. Или умрёшь.

Кровь теперь отливала от его лица. Я постарался, чтобы у него не возникло мысли, что я блефую. Кроме того, я обрушил на него психоудар — при нём кажется, что человек перед тобой — овеществлённый кошмар из самых потаённых детских фантазий. Естественно, капитан сломался.

— Диас ушёл на шлюпке, — прошептал он.

— Давно?

— За двадцать минут до того, как вы вышли со мной на связь.

Значит, перед тем, как «Смерч-плюс» вошёл в зону контроля. Повезло Индейцу. Если бы он спрыгнул попозже, мы бы его засекли и остановили.

— Отважный парень, — сказал Герт. — Значит, он сейчас входит в верхние слои атмосферы и надеется, что его скорлупка не развалится?

— Да.

— Хитрый, — покачал головой Герт и взял шарик рации.

Он связался с крейсером, через него с командным пунктом. Наземные службы Оборонительных Сил были нацелены на поиск шлюпки класса В-19.

Тем временем капитан начал приходить в себя и к нему возвращалось былая наглость.

— Вы ответите за всё.

— Мы? — удивился я.

— Вот именно… Что дальше?

— Корабль будет отконвоирован на «Корону», и там вами займутся мои коллеги, — сказал я. — Не думаю, что вы вызовите у них симпатию.

Мы оставили досмотровую группу в «Смерче», сами отправились на катер, чтобы быть в курсе происходящего на Земле. Мы слушали переговоры по закрытым зашифрованным каналам Оборонительных Сил. Наконец, пришло сообщение.

— На связи пункт-четыре. Объект в нашей зоне ответственности Через четыре минуты произведёт посадку в районе Тихоокеанского побережья Чёрных Штатов, координаты 3777–5431.

— Первый на связи Четыре глайдера с базы-семь Прочёсывание и задержание пассажиров. И груз

— Это нарушение территории ЧШ и международный скандал, — неуверенно произнёс контролёр пункта-4.

— Ну и что! — прикрикнул Герт Минута текла за минутой.

— Таймыр-восемь на связи, — наконец вышел на связь командир десантной группы. — Нашли разбитую шлюпку. Внутри никого.

— Прочёсывание? — осведомился Герт

— Ничего не дало. Он ушёл на каком-то транспорте

— Возвращайтесь, — приказал Герт. Он пробежал пальцами по пульту, и шлюпка отчалила от «Смерча-плюс»

— Индеец и «голубика» на Земле, — с кислой миной на лице произнёс я.

— А ведь почти взяли. Двадцать минут, — покачал головой Герт.

***

Правительство Чёрных Штатов в ответ на поручение о розыске и задержании Индейца ответило гневной петицией, украшенной множественными ссылками на Уставы, Конвенции, Договора, прецеденты Впрочем, пятистраничный текст документа можно было бы свести к нескольким простым словам: «Пошли вы к такой-то матери». Примерно на такой результат я и рассчитывал В Чёрных Штатах тлела очередная смута, нынешним власть предержащим было совершенно плевать на то, что кому-то, пусть даже это ОССН, нужен какой-то преступник, скрывающийся на территории их государства. С другой стороны, представился хороший повод продемонстрировать свою крутость, способность послать куда подальше весь мир эдакая хулиганская доблесть — что хочу, то и творю, и никто слова поперёк не скажет. Ну а о продажности тамошних политиков и упоминать не стоит — она очевидна и вопиюща. Возможно, петицию писали приятели Индейца, если не он сам. МИД Чёрных Штатов направил грозный протест в ОССН по поводу нарушения границ подразделениями Оборонительных Космических Сил и пообещал довести дело до международного суда в Осло.

Мы остались с носом. Индеец ушёл от нас и обосновался где-то в Чёрных Штатах, может спокойно колдовать где-нибудь в труднодоступном убежище над «голубикой», готовить наркотики и скармливать их землянам, выворачивая их мозги наизнанку.

Между тем дала, наконец, о себе знать церковь «Последней ночи». Её послушники выныривали, как черти из омута, в разных концах Земли. Багдад, Катманду, Пекин — места их боевой славы. Они шли, как провозвестники Антихриста, неся с собой хаос. Они взрывались боеголовками, начинёнными частичками иного пространства. Найдёныш больше не появлялся, переложив грязную работу на своих почитателей. Конечно, рванувшие при их помощи кризы были далеки от Ташкентского и других им подобных. Большинство из них едва доходили до третьей степени. Но у меня возникло ощущение, что это идёт пристрелка. Главное впереди.

Как правило, послушники церкви «Последней ночи» свечками сгорали в раздутом ими самими пламени. Они или гибли, или сходили с ума, притом так крепко, что из этой пучины их невозможно было вытянуть. Полиции удалось всё-таки захватить несколько человек. И они достались мне. Я имел возможность пообщаться с ними в Асгарде, куда не поленился их притащить. Мы с Ликой и Шестернёвым обрабатывали их в одной из лабораторий исследовательского центра, в которой была необходимая техника.

Один из пленных выглядел типичным бюргером откуда-нибудь из Австрии или Швейцарии. Пузатый блондин, созданный для того, чтобы иметь среднеоплачиваемую работу, чопорную толстую жену и троих чистеньких сорванцов, чтобы каждый вечер пол-литровыми кружками глушить пиво в кабачке вместе с приятелями, обнявшись с ними горланить старые немецкие песни и немножко повреждаться умом, наблюдая за очередным футбольным матчем. Он же с потухшим взором твердил обычную сектантскую чушь о приближающейся последней ночи и о пришествии нового царствия, когда верным и чистым душой будет воздано по добродетелям их. Его мысли вращались по кругу, и сбить их с него было невозможно. Он побывал под мощным психопрессингом. С его сознанием хорошо поработали. Приглядевшись, в его глазах можно было различить так хорошо знакомый мне голубоватый отблеск.

Мы добросовестно старались развязать его язык, использовали при этом психотропы, волновое и биоэнергетическое воздействие. Мы ломали преграду за преградой в его сознании. Ещё недавно он был чьей-то игрушкой, послушным орудием. Теперь он становился орудием в наших руках Ещё немного…

— Больно… Очень больно, — прошептал «бюргер» по-немецки. Это были последние его слова. Остановка сердца. И отключение мозга. Никакие силы не могли вернуть его.

— Обманул нас, — покачал я головой.

— Снова смерть, — вздохнула Лика.

— Он был мёртв с того момента, как попал к «ночникам», — возразил я. Смерть для него освобождение…

— У нас остался ещё один, — сказал Шестернёв. — Если и он уйдёт, мы опять останемся ни с чем.

— Надо постараться.

Следующим был индус. На Юге Индии лет восемьдесят назад возродилась четырехуровневая кастовая структура. Пленный принадлежал к высшей жреческой касте — брахманов. Притом к брахманам-странникам. В отличие от других брахманов, не интересовавшихся ничем дальше их храма, странники несли древнюю мудрость по всей Земле и Космосу. Как его занесло в Церковь «последней ночи» одному Шиве известно. Брахмана взяли во время инициированного им криза четвёртого уровня в Нижнем Новгороде — там взбунтовалась община «левитантов» (очередная трансформация идей хиппи).

«Левитанты» бузят постоянно, так что ничего из ряда вон выходящего в этом не было, но ряд параметров говорил о том, что это наведённый криз, из тех, которые нас интересуют. Бригада МОБС прихватила этого брахмана. Не ошиблись.

Сознание брахмана было блокировано примерно так же, как и сознание погибшего «бюргера». Идти по прокатанному пути означало облечь и этого человека на гибель.

— Собираем полный круг? — спросил я Лику.

— Делать нечего, — согласилась она.

Полный крут — не только идеальная боевая единица суперов. Семеро суперов образуют информационно-энергетическое единство, преумножая многократно возможности каждого. Кругу доступно многое. Акция на Акаре была завершена успешно только благодаря использованию этих возможностей. Участие в круге требует огромных усилий, порой опасно, но результат с лихвой окупает всё.

Так получилось и на этот раз. Мы сломали защиту брахмана, и где-то на пятнадцать минут он попал под нашу власть За это время мы смогли нащупать координаты убежища «ночников» — оно располагалось в Андах на территории Чили.

Наша выброшенная туда десантная группа опоздала на сутки. «Ночники» будто предчувствовали, что мы придём, поэтому собрали скарб и испарились. Прибрали все до последнего гвоздя. Опустевший посёлок, пустые залы храма «ночников». Судя по масштабам — это не было их основной базой. Так, периферийный филиал. Не похоже, что здесь производились «голубичные» наркотики.

— Отрицательный результат — тоже результат, — нагло заявил я Чаеву на очередном совещании.

— Верю. По отрицательным результатам ты непререкаемый авторитет, — кивнул Чаев. — И в чём его ценность?

— Ну хотя бы процесс работы с пленниками. Брахмана мы отрабатывали полным кругом. Такая кодировка сознания не обошлась без Найдёныша. Не думаю, что кто-то из «ночников» способен на такую работу. Значит, версия об их связи с Найдёнышем нашла ещё одно подтверждение. И он где-то рядом с ними.

— Это и так было ясно.

— И ещё. Диксон преподнёс очередной подарок. Изготовил пространственно временную модель психоэкологических кризов. Найдёныш действует не наобум, а по какому-то плану. Он плетёт сеть.

Я вставил в зев компьютера информпакет, и в воздухе повисла разноцветная паутина.

— Смотрите, какие кружева, — сказал я. — А вот что должно получиться.

Сеть приобрела законченные очертания.

— И что будет, когда Найдёныш завершит намеченную программу? — Чаев обвёл нас тяжёлым взором.

— Сие тайна великая есть.

— Может, всю землю охватит единый невиданный криз, и человеческой цивилизации придёт конец? И люди превратятся в пожираемых ненавистью дикарей?

— Не дай Бог. Но с цивилизацией ничего не будет, — успокоил я его. Асгард останется. Мы-то не подвержены воздействию.

— Да? Будем прятаться на нашем острове от первобытных орд? Весёлая перспектива…

Наше противостояние с неуловимым врагом стало каким-то скучно обыденным. Недели проходили за неделями. Слава те Господи, кризов второго уровня больше не намечалось, но третьего и четвёртого вспыхивали постоянно. Найдёныш продолжал плести паутину, но при этом сам не объявлялся. На рынок продолжали поступать «голубичные» наркотики. Полиция с переменным успехом боролась с распространителями. Накрывались склады, арестовывались розничные продавцы и оптовики, но до производителей мы так и не добрались. «Раскольники» действовали необычайно эффективно, Оно и неудивительно — им помогал сам Дьявол. Развёрнутая нами широкая пропагандистская кампания, в процессе которой пытались доказать, что «голубичные» наркотики смертельно опасны для жизни, не оказала на людей никакого воздействия, а местами дала прямо противоположный эффект. Количество «голубично-зависимых» наркоманов росло.

То, что на Земле происходит неладное, понимали теперь всё. Журналисты рыли носом землю, пытались со своих, примитивных дремучих журналистских позиций объяснить происходящее. Встрепенулись мистики, лжеколдуны, шарлатаны всех мастей, твердя что-то о состоянии светил и накоплении чёрной энергии в обжитом людьми космосе, о чернильной тьме в человеческих душах — в чём-то они были правы. Учёные давали маловразумительные объяснения. Долдонили о периодичности развития социальных процессов, об одиннадцатилетних и двадцатичетырехлетних общественных циклах, о том, что сейчас, якобы, на дворе пик самого неблагоприятного цикла за последние сто двадцать лет. Милое дело — этими циклами можно объяснить что угодно. Наконец, просочилась информация из специальной комиссии ОССН с описанием динамики кризов. Она была снабжена такими безумно-глупыми и фантастически-невежественными комментариями, что, к счастью, была воспринята за очередную утку.

Всего несколько человек обладали всей полнотой информации. И практически все они были в Асгарде. Это была наша битва. И лезть в неё больше никому не стоило…

Кажется, Земля такая маленькая. Вся как на ладони. И населения всего полтора миллиарда человек. И вместе с тем, когда начинаешь искать нечто нужное, выясняется, что найти без соответствующего путеводителя невозможно. Логово Найдёныша и его сотоварищей могло скрываться где угодно — в джунглях Индокитая, в сельве Южной Америки, в Гималайских горах. А, может, за полярным кругом? В пустынных районах России? Или в подводных городах на дне мирового океана? За тысячи лет человечеством было столько понастроено и понаделано, что можно найти тайное убежище в любом районе земного шара. Или во внешних поселениях. Впрочем, последнее казалось маловероятным. Космос и Земля связаны транспортными артериями, и контролировать их не так и трудно. По ним «голубика» и «голубичные» наркотики не поступают — проверено

Нам удалось взять ещё двоих послушников — «ночников». Один так и погиб, не сказав ничего. Из второго удалось выдавить обрывки каких-то неясных картинок подземные залы, горные хребты, солнечные лучи, пляшущие на белых горных пиках. Уже кое-что.

— Возможно, он описал основную базу, — сказал я Чаеву.

— А почему не очередное запасное логово «ночников»?

— Судя по тому, как вывернуты их мозги, они должны были подвергаться постоянному воздействию. Быть рядом с Найдёнышем.

— Ну что ж, — кивнул Чаев — Кажется, треть суши покрыта горами? Простор для поиска.

— Хоть что-то.

И всё-таки дело сдвинулось. Нам удалось разговорить не столько самих «ночников», сколько предметы, которые они принесли с собой. Одежду, технические средства связи, идентификационные и кредитные карты. Даже самая чистая вещь не бывает абсолютно чистой. На неё наслаиваются микрочастицы, которые могут много рассказать экспертам. Пыль, грязь, пыльца растений — они теряются в складках одежды, оседают на ладонях. А подошвы обуви — вообще кладезь информции, по ним можно проследить весь путь человека.

Те, кто засылал «психодиверсантов», видимо, забыли о существовании новейших криминалистических методов исследования.

Сопоставив микрочастицы, имеющуюся информацию, а также показания последнего «ночника», мы нащупали несколько регионов на Земле, соответствующих нашим условиям.

— Тибет, — сказал Стив Диксон, втыкая с нескольких метров стрелку в незнамо где найденную им бумажную карту — прямо в район Тибета. — И прилегающие районы.

— Уточни, — предложил я.

— Вот, — он очертил рукой площадь в несколько десятков тысяч квадратных километров.

— Непроходимые места. Совершенно дикие, вздохнул я.

— Свободное теократическое государство, отличающееся крайним изоляционизмом. По этим горам можно лазить тысячу лет и ничего не найти.

— Найдём, куда денемся, — оптимистично заявил Диксон.

Мы потратили ещё пару дней на изучение и компьютерный анализ фотографий из космоса, на новое сканирование. Применили метод инсайдсканирования — получение информации полным кругом непосредственно из информационного поля земли. Пришлось пройтись по архивам, поднять документы столетней давности.

— Здесь, теперь точно, — сказал Диксон.

— Подходящее место для главного логова, — кивнул я. — Придётся напроситься к ним в гости.

— От таких гостей не останется и костей, — выдал Диксон поэтический экспромт на чистом русском языке.

— Типун тебе на язык, Стив.

***

В две тысячи двенадцатом здесь начала функционировать сверхсекретная база межконтинентальных баллистических ракет, способных накрыть врагов Китайской Народной Республики в любой точке Земли. Через четверть века она была прикрыта за ненадобностью. Ушла в прошлое и сама КНР, преобразовавшись в геополитического монстра — Японо-Китайскую Конфедерацию. Отжили своё и ядерные ракеты — изобретение нейтронных поглотителей превратило их в бесполезные болванки и вымело из сознания людей жуткие фантазии о сметаемых мегатонными ядерными ударами городах, ядерной зиме и радиоактивных пустынях. Оборудование, которое ещё представляло ценность в две тысячи тридцать восьмом, демонтировали, а о самой вбитой в гранитные толщи ракетной базе «Красный дракон» вскоре все забыли. Ни у кого не нашлось мыслей, подо что её можно приспособить. Да и знало о ней всего несколько человек. С отделением от Китая Тибета вопрос вообще закрылся.

В оставленных шахтах, жилых помещениях, хранилищах горючего и командном пункте поселились привидения — страхи несостоявшегося ядерного апокалипсиса. И чувствовали они себя здесь привольно лет десять, пока их не вытеснили угрюмые члены «Духовного Союза мусульманских буддоиндуистов, почитающих Махатму, Христа и апостолов Его» — самой известной «синтетической» церкви прошлого века. Они крысами расползлись по помещениям и коридорам, принесли с собой тёмное безумие зла. Что тут творилось при них — одному их буддоиндуистско-христанскому Богу известно. С такими соседями не смогла бы ужиться никакая нечистая сила. Это был тайный храм, о котором знали лишь посвящённые третьего уровня и их рабы, да ещё жертвы, приносимые Высшему Духу в кровавых пиршествах, да Махатма Джанвантари — «лекарь богов», как он сам себя называл.

Звезда Махатмы Джанвантари вспыхнула неожиданно в самый разгар тёмных десятилетий. За четверть века его синтетическая церковь, вобравшая в себя все наиболее сомнительные и спекулятивные постулаты всех основных мировых религий, философских и мистических учений, подразбавив всё чёрной африканской магией и северным шаманизмом, из братсва нескольких помешанных «сикстов» превратилась в масштабное духовное, политическое и экономическое явление. Она владела гигантскими финансовыми средствами, акциями, недвижимостью. Она расползлась по всем странам, не было уголка на Земле, где ощущался бы недостаток в последователях Махатмы Джанвантари. В их число входили и бомбейские нищие, и бизнесмены с Уолл-Стрит. Церковь приобретала всё больше тайных рычагов власти. И если основную массу составляли ненормальные и истерики, доведённые до иступления массовыми молебнами, психотропными веществами и волновыми наркотиками, то наверху было несколько человек, во главе с самим Махатмой, которые прекрасно знали, что делали.

Апофеозом деятельности «мусульманских буддоиндуистов» был захват власти в Колумбии и пять лет одного из самых фантасмагорических правлений в истории человечества. За это время население страны сократилось наполовину — «лекарь богов» почти достиг рекорда красных кхмеров второй половины двадцатого века те извели более двух третей населения. За пять лет в Колумбии были опробованы все запреттехнологии, в основном касающиеся обработки сознания. Происшедшее тогда можно охарактеризовать как психоэкологический криз класса экстра явление в истории цивилизации штучное. Времена были жуткие, человечество только начинало очухиваться от тёмных десятилетий, и по большому счёту никого происходившее в Колумбии не волновало. Желающих бороться с Махатмой нашлось немного, да и те кончали плохо. Спрут «мусульманских буддоиндуистов» протянулся повсюду, и щупальца у него были ядовитые. Впрочем, всласть насладиться плодами победы Махатме не удалось. Программа по полному психоконтролю за населением Колумбии провалилась. Режим «космической гармонии», как называл его основатель, был свергнут, притом настолько быстро и неожиданно, что сам Махатма не смог скрыться. У него было время пожалеть о своих ошибках и вообще о том, что взялся за это дело. Нейродыба, воздействующая на отвечающие за боль центры в мозгу — жуткое изобретение двадцать первого века. Махатма Джанвантари продержался на ней невиданное время — четырнадцать часов. И, наверное, каждую секунду он молил о смерти, но его благодарные ему за всё подданные не горели желанием пойти ему навстречу.

А потом началось изгнание «мусульманских буддоиндуистов» отовсюду, которое получило название «буддриндуистская война». У последователей синтетичесокого учения было достаточно сил и средств, и они не слишком чли заповеди Христа о всепрощении и призывы Будды достигнуть нирваны отказом от земных благ и соблазнов. Им больше нравилось слово «газават» — священная мусульманская война. Кровавые теракты, волна убийств политических деятелей, ритуальные самосожжения, подкуп политиков, невиданная информационно-психологическая агрессия с использованием продажных средств массовой информации — с одной стороны. Самосуды, зверства спецслужб, внесудебные полицейские расправы и превентивные удары — с другой. Активные боевые действия продолжались три года. За это время колоссальное строение «мусульманских булдоиндуистов», возведённое на страхе, костях и лживых посулах, рухнуло. Правда, несколько сот наиболее продвинутых последователей Махатмы так и не попали в руки правосудия (или самосудия). Ещё пару десятков лет то тут, то там возникали их зловещие тени. И снова взрывались самолёты, распылялись отравляющие вещества. Специалисты считали, что остались тайные убежища, но их так и не нашли.

И потом Махатма Джанвантари упорно напоминал о себе и напоминает до сей поры. Его прах давным-давно был развеян по ветру. Но до сих пор во многих домах на самом видном месте стоят его труды — «Завет первой Звезды», «Глубинные выси», «Молитва палача света». Ими с равным успехом пользуются оккультисты, астрологи, чёрные и белые маги, ждущие и выкликающие Антихриста сатанисты и провозвестники пришествия Христова До сих пор всплывают деньги Махатмы До сих пор многие предприятия, фирмы, сами не зная того, множат тайные финансовые счета, созданные Махатмой Джанвантари и сегодня принадлежащие неизвестно кому. До сих пор возникают религиозные, сектантские сообщества, называющие себя последователями Махатмы Джанвантари — их счёт идёт уже на сотни. До сих пор психоэкологов пробирает нервная дрожь при упоминании имени Махатмы Джанвантари.

Труды и заветы Махатмы использовали, естественно, и «ночники» — а как же иначе? Но никто не мог представить, насколько тесна связь этих двух движений. Похоже, неясные слухи, что церковь «последней ночи» основал Раджид Проклятый один из пятнадцати чёрных апостолов Махатмы Джанвантари — не лишены основания.

Проникнуть в обитель «буддоиндуистов», а ныне в логово «ночников» и, надо надеяться, Найдёныша, оказалось проще, чем представлялось. Хозяева, скорее всего, не могли представить, что кому-то станет известно об этой обители, поэтому ограничились установкой не особо изощрённой контрольно-следящей аппаратуры. Преодолел периметр контроля и вышел к намеченной точке я без особого труда. Не возникло трудностей и с тем, чтобы попасть внутрь. Для этого вовсе не обязательно было стучаться в дверь. Ракетная база прорезала гранитные толщи множеством туннелей и дыр. У любого подобного военного объекта предусмотрены пути эвакуации на крайний случай. Об одном из таких ходов хозяева обители напрочь позабыли. Об этом стало известно при помощи полного круга, проведшего инсайдсканирование базы. Достоверность полученной таким образом информации составляет не больше восьмидесяти процентов. Так что восемь шансов из десяти было, что всё пройдёт удачно. А два шанса — что меня встретят со всеми почестями, которые положены незванному гостю, и тогда вся наша операция полетит к чертям и придётся подключать второй, более грубый и менее эффективный вариант.

Моя задача — разведка. Не вступать ни в какие конфликты. Мышью проскользнуть во все дыры, собрать необходимую информацию. Мы так и не смогли узнать, здесь ли Найдёныш, здесь ли цеха по производству «голубичных» наркотиков. Инсайд-сканирование не помогло. Видимо, сила, исходившая от Найденыеша и продуктов его творчества, каким-то образом перекрывала информационные каналы. Недаром и ранее инсайдсканирование нисколько не помогло нам в его поисках. Оставалось увидеть всё собственными глазами, убедиться в верности наших прикидок и после этого действовать.

Я перевёл дыхание. Эвакуационный ход был давным-давно замурован, и чтобы попасть в логово, мне пришлось дважды перемещаться — один раз на поверхности в его начале, и второй раз здесь, в конце.

Из него я попал в широкий коридор. Там царила полутьма. Слабым сиреневым светом мерцали люминесцентные пластины под потолком, едва разгоняя подземную кромешную тьму. Учениям самопровозглашённых мессий противопоказан яркий свет. Разъедающие душу слова взрастают в сыром полумраке, выпущенные джинны фанатичного поклонения пугаются солнца.

Ну и ладно. Не только бесы не любят яркий свет. Он противопоказан и лазутчикам, типа меня. Комбинезон типа «Хамелеон», приобретающий цвет окружающей среды, вполне мог скрыть меня от любопытного взора, хотя и не являлся в полной мере шапкой-неведимкой — присмотревшись, можно было рассмотреть человеческий силуэт.

«Буддоиндуисты» хорошо потрудились над покинутой ракетной базой. Все стены были испещрены выполненными на пяти языках — немецком, фарси, хинди, русском и японском — «низкими словами», то есть многочисленными, по-моему, совершенно бессвязными и никчёмными заповедями Махатмы Джанвантари. Они соседствовали с недурно исполненными фресками, с которых взирали боги и святые, терзавшие многие десятилетия нервную и замученную паству — благородные лики, или рыла отвратных тварей, или чудовищные уродцы.

Вдоль коридора уходили за мягкий изгиб поворота рельсы. Металл не проржавел за сотню лет, когда по этим рельсам катились к стартовым шахтам баллистические ракеты, нацеленные на крупнейшие города мира и готовые вспыхнуть над ними десятками мегатонн.

Я простоял, прислонившись к стене, пару минут. Ко мне возвращались силы и способность ощущать малейшие изменения в окружающей среде, тончайшие колебания эфира. Перво-наперво надо сориентироваться. Ничьего присутствия в коридоре я не ощущаю. Нет и контрольной аппаратуры. Хозяева поскупились на неё, решили, что нет смысла перекрывать охранными системами каждый закуток. Коридор свободен. Но это не значит, что детекторов нет в других частях логова.

План базы въелся в мою память. По старинным чертежам, чудом сохранившимся в архивах департамента обороны Японско-Китайской Конфедерации и с трудом выторгованным нами, я изучил каждый угол, каждый поворот, каждое помещение. Кроме того, некоторые изменения в планировке мы нащупали инсайдсканированием. Но что-то упустили наверняка. Главное, чтобы это упущение не стоило мне жизни. Итак, вперёд. За поворотом должен быть проход наверх…

Так и есть. Металлические ступени, испещрённые иероглифами, истёртые ногами нескольких поколений скрывающихся здесь от солнечного света безумцев, уходили вверх… Так, ещё один коридор. Затхлый запах. Похоже, этим коридором пользуются нечасто. Пока всё соответствует плану базы. Пойдёшь вправо и вверх — найдёшь жилые помещения. Там раньше с относительным комфортом размещался персонал ракетной базы из пятидесяти человек. С тех пор жилая часть разрослась довольно сильно. Сколько там народу проживает сегодня — вопрос. Пойдёшь налево, придёшь в разветвлённую сеть коридоров, ведущих к складским, агрегатным помещениям, к ракетным шахтам и энергоцентру. Останешься на месте в беду попадёшь. А точнее — нарвёшься на целую толпу аборигенов.

Они валили из жилого сектора. Одеты были в мешковатые тёмные балахоны с прорезями для рук и лица. Откуда у сектантов и членов тайных орденов страсть к таким балахонам? Она берёт начало где-то во тьме веков. Только каждый Гуру, Магистр и Махатма извращается как может в деталях туалета. Одни вешают на шею массивные кресты и драгоценные финтифлюшки. Другие расшивают одеяния разными рисунками и орнаментами. У «ночников» фантазия пошла дальше. Сверху их одежда была умело облита стереокраской, создававшей полную иллюзию кровавых потёков. А чему удивляться? Кровь для них всё — символ, цель, средство.

Они походили на привидения. На нетопырей. Но только не на людей. Они бесшумно и безмолвно скользили куда-то к своей цели. Ни одного слова, ни лишнего вздоха. Пять облитых кровью привидений. Глядя на них, невозможно было представить, что они способны разговаривать друг с другом, шутить, предаваться страстям, порокам. Они были ничто. Притом ничто, наполненное разрушительной силой.

Я нырнул в неглубокую нишу, и по моему лицу прошёлся ветер, поднятый балахонами бредущих неизвестно куда теней. Меня они, естественно, не заметили. «Хамелеон» своё дело делал. Да и не привыкли эти парни глазеть по сторонам нет резона.

Мне нужно в рабочий сектор. Переться по коридорам, нахально, бесцеремонно, в надежде, что тебя не заметят — нет, спасибо. Есть и другой путь. Маршрут мы разработали заранее. Вот маленькая решётка вентиляционной системы. Такому большому дяде в боевом комбинезоне туда не пролезть. Значит, опять перемещение. Уф, так может и не хватить сил до конца акции. Ничего, прорвёмся.

Здесь надо осторожно ползти на четвереньках и стараться не шуметь. Темно. Тихо. Сухо. Крыс и пауков нет — с «ночниками» не уживёшься, любая живая тварь предпочитает держаться от них подальше.

Вентиляционную систему на базе создавали по старинке. Через неё молено попасть куда угодно, имея схему. И об этом знал не только я. Всё-таки хозяева логова не пренебрегали безопасностью. Я вовремя засёк датчики. Дальше — дело техники. Несколько секунд, чтобы собраться… Всё, датчики нейтрализованы. Компьютер системы безопасности получает их сигналы — мол, беспокоиться нечего, всё в полном порядке, и никто не ползает на четвереньках по вентиляционным люкам.

Мы заранее просчитали, где примерно может находиться производственная линия обработки «голубики». Полчаса мне понадобилось, чтобы добраться до этого места. По мере приближения датчиков становилось всё больше. Да и коридоры внизу были прочно перекрыты следящими системами. «Голубику» «варили» в высшей зоне радиоактивной защиты, где раньше велись работы с термоядерными боеголовками. Я понял, что дальше мне пути нет. В самом «цехе» мне делать нечего. Главное, что у меня сложилась уверенность — всё происходит именно здесь. Пульсирующее биение синей чужой и хорошо знакомой мне энергии отдавалось в моём теле.

Первая часть программы выполнена. Теперь настало время проверить игрушки, которые мне подарили наши технари.

Я покинул опасную зону. Вытащил из рюкзака коробочку проникателя. Пришлось поползать по вентиляционным тоннелям, пока индикаторная шкала проникателя не налилась жёлтым светом. По экранчику поползли цифры… Выходит, коммуникационная линия находится чуть ниже вентиляционной шахты. Отлично… Я отщёлкнул от проникателя «буравчик» — штопор размером чуть больше сантиметра.

С лёгким жужжанием сверхтвёрдое тело «буравчика» вошло в стену и начало поиск. Продолжалось это минут десять, наконец индикаторная шкала замерцала зеленью. Контакт установлен. Уф — я вытер рукавом пот на лбу,

Теперь — спаси Господь. Я просмотрел высыпавшие на экране цифры и набрал программу. Теперь ещё несколько минут ожидания, пока станет ясно, кто кого перехитрил — проникатель или местный комп. Если в логове используются земные технологии, а пока сомневаться в этом не приходилось, то шансы на победу у меня довольно велики.

Томительное ожидание. Минуты растягивались как резиновые. Нет ничего хуже ожидания. В нём только одно хорошо — когда-то оно подходит к концу.

Индикатор замигал красным — это значило, что опробуется вход. Ну, ещё немножко. Если синий огонёк — победа. Немигающий красный — ничего не получилось. Фиолетовый же — меня засекли и надо делать ноги.

Пять, десять секунд прошло. Ну же…

Синий огонёк. Проникатель переиграл местные компы. И теперь я получил доступ в коммуникационную сеть. Это значило, что я могу войти в любой канал связи на базе, активизировать любой СТ-фон, да так, что об этом никто не узнает. Короче, я мог ознакомиться с любым местом, где есть видеокамеры.

Я надел очки и вставил в ухо наушник. Ну, поехали…

Одна за другой возникали картинки. Они передавались камерами СТ-фонов, защитных и шпионских систем. Мрачные коридоры. Полумрак. Жилища местных обитателей — никаких удобств, никакой заботы о человеке — аскетизм на грани идиотизма, эдакие пеналы, предназначенные для хранения людей. Просторные помещения, украшенные символикой «буддриндуистов» и «ночников».

Заполненные аппаратурой тесные комнатёнки — насколько я понял, всё это железо предназначалась для волнового воздействия на психику.

Комфортабельные аппартаменты, ближе к роскошным, похожие на номера в отелях высокого класса — их было штук пятнадцать — это, видимо, и есть число высокопоставленных братьев, достигших высокой степени посвящения. Похожая на трапезную в самом запущенном монастыре столовая с устаревшим кухонным синтезатором — не похоже, что тут уделяли много внимания таинству гурманства. Нейроцентр — несколько «ночников» в окровавленных балахонах за пультами обеспечивали функционирование и безопасность своей обители. Поражала пустота. Явно народу здесь должно было быть немало. Жилой сектор по сравнению с тем, что имелось здесь в ракетно-ядерном прошлом, увеличился раз в двадцать. Но я насчитал человек пятнадцать — не больше.

— Куда же вы подавались, братья во сатане? — прошептал я.

Вскоре ответ на этот вопрос нашёлся.

Просторный зал был некогда командным пунктом базы. С тех пор его многократно расширили, и он стал эдаким клубом. Местом для общих встреч паствы. Сейчас здесь яблоку было некуда упасть. Здесь было не менее семисот-восьмисот «ночников».

По ним не было заметно, что они рады этому собранию. Как не было заметно и огорчения. Их лица вообще ничего не выражали. На первый взгляд. Присмотревшись, можно было различить на некоторых следы возбуждения, или усталости, или даже страха. Что-то человеческое всё-таки в них имелось, но только сглаженное, отошедшее куда-то на задний план. Отдельный человек не значил здесь ничего. Здесь имел значение единый порыв. И все терпеливо ждали именно его.

Здесь что-то готовилось. Что-то важное.

Следующая картинка — королевские апартаменты. Во всяком случае сперва мне показалось именно это. Помещение было обставлено с неуёмной вызывающей роскошью. Старинная мебель, зеркала. Всё это стоило бы не так дорого, будь оно изготовлено недавно. Но я готов поклясться, что мебель здесь была старинная, а вещи и картины подлинные. В наше время все влиятельные люди немного поворачиваются умом на старине, будь они хоть «мэром» Асгарда Чаевым, министром общественной стабильности Веденеевым или Ангелом Земного Воплощения Аграхамом Сокрушающим.

Мантия Аграхама была заляпана кровью с верху донизу. Видимо, чем выше положение в церкви, тем больше крови на твоей одежде. Он сидел на широком стуле с резными ножками, весьма напоминающем трон. Годами отработанная величественная осанка и неторопливые, полные уверенности и силы движения, длинное породистое каменное лицо, горящие глаза. Лучшего предводителя для этой разбойничьей религизной шайки не найти.

А кто это сидит напротив него? Обрюзгший, с презрительно выпяченной нижней губой, слегка полноватый, с восточными чертами лица. Тоже личность магнетическая. Знающая, что имеет вес в этой жизни и имеет право на многое.

Ох, да это же Роман Айрапетян, уроженец Нью-Йорка, житель доброй полусотни стран, в которых вряд ли кто проронил слезу по поводу того, что он их покинул. Босс «раскольников». Приговорён к смерти восемью из двенадцати Больших Кланов а такое не каждому удавалось. Милая беседа была в самом разгаре.

— Твои помощники просто чокнутые недоноски, — рычал Айрапетян. — На что вы надеетесь?

— На воцарение истины, — спокойно откликнулся Аграхам.

— А не оставить тебе всё это для своих кретинов? Мы деловые люди. Зачем доводить до крайности? Ты собираешься разом всё разрушить. Всё, ради чего я пожертвовал своим положением и репутацией!

— И приобрёл гораздо больше.

— Неважно.

— Действительно, неважно. Это наш путь, Роман. И что бы ты ни думал, мы всегда шли по нему.

— Путь?! Какой-то дерьмовый ублюдочный путь вместо миллиардов?! Вместо такой власти, которой не владел ни один из верховных в Больших Кланах?! Ты о чём?

— О пути к наступлению «последней ночи».

— Дружище, что ты мелешь? Тут нет твоих болванов. Передо мной не обязательно выделаваться?

— Ты ничего так и не понял. Это печалит меня.

— Печалит, твою мать? Агра, я тебя знаю двадцать лет! Таких бесстыдных и беспринципных хватов, как ты, больше не найдёшь. Я считал, что вся эта клоунада с мантиями, все эти разговоры о божьем промысле для того, чтобы лучше держать твоих напичканных таблетками и просушенных эм-волнами ублюдков в узде. И сейчас ты, ты говоришь мне о каком-то пути! После того, как мы заставили вздрогнуть весь наркорынок и убрали с пути армию врагов! Ты что, Агра?!

— Твои слова не изменят ничего.

— Что с тобой стряслось? Этот синеглазый упырь так подействовал? Этот недоумок-головастик, годный лишь на то, чтобы делать «семя дракона»?! Этот скукоженный мозгляк, которого мы пригрели!

— Ты ничего не понял, Роман. Ты не понял, с кем имеешь дело. Он вестник силы.

— Что? Из-за подобных бредней должно распасться всё? Я лучше пристрелю его! Мои «головастики» разберутся в его хозяйстве не хуже него самого.

— Ты пристрелишь его? Сейчас я должен был бы рассмеяться, но давно отвык от этого. Роман, с таким же успехом ты можешь попытаться прихлопнуть газетой разъярённого носорога.

— Если надо, я пристрелю и тебя.

— Ты так говоришь, будто я, а не ты в гостях.

— Ты отважишься на войну со мной?

— Войну? Ну что ты. Я просто предоставлю тебе выбор. Или ты с нами. И твоя душа увидит свет истины. Или…

— Ты совсем спятил, Агра!

— Приди к нам. Идём с нами, Роман. У тебя есть ещё минута.

— Что?! Угрожаешь? Мы заставим тебя сжевать свой не в меру разболтавшийся язык!

— Секунды уходят. Решай.

— Ах ты…

— Время истекло. Я мог помочь тебе. Мне жаль, Роман.

Айрапетян начал бледнеть, посмотрел ошарашенно на рюмку, которую держал в руке, потом поднял глаза на Аграхама и прошипел:

— Ты… Святоша…

И рухнул на пол.

Ясно, Аграхам угостил приятеля джином с тоником и ядом, а в процессе разговора пытался выяснить, достоин ли тот противоядия.

Ангел Воплощения поднялся с кресла. Он даже не смотрел на распростёршееся тело. Его сообщник больше не существовал для него и не был достоин того, чтобы даже остановить на нём взор. Аграхам вышел из поля зрения камеры.

Где его теперь искать я знал.

Переключив проникатель на командный пункт, я вновь смог полюбоваться молчащей, застывшей толпой. Через минуту она взорвалась истошным криком.

В проёме возникла фигура. На возвышении возник Ангел Земного Воплощения Аграхам Сокрушающий.

***

Здесь готовилось что-то омерзительное. Истошный вопль стих как по команде. И на зал обрушилась тишина. Не простая. Она вдавливала послушников в пол, их равнодушные лица начали искажаться гримасами боли.

Психогенераторы? Не похоже. Кажется, между пастырем и паствой установился контакт, для которого не нужно ничего, только присутствие достаточного количества людей и соответствующий настрой.

Так прошло минут пятнадцать. Ровным счётом ничего не происходило. Во всяком случае внешне. Что происходило в душах послушников, можно было только гадать. Вот только гадать не хотелось. Я не понимал, что именно в этой сцене внушает мне такое отвращение.

Интересно, это каждодневный треннинг, или я попал на исключительное мероприятие. Судя по тому, как безжалостно и решительно накачал Ангел Земного Воплощения своего напарника джином с ядом, и принимая во внимание их жаркую дискуссию, можно было сделать вывод, что день сегодня скорее исключительный, чем обычный для этой шайки.

Гнетущая тишина, неподвижные фигуры — это было только начало. Основные события ждали впереди.

Изображение дрогнуло и помутнело. Неужели техника даёт сбои? Не должна бы…

Я нажал на кнопку тестирования проникателя. Через секунду узнал, что система работает в рабочем режиме, а все помехи на входе — проще говоря, барахлит видеокамера в зале для шабаша.

Странно Обычно камеры СТ-фонов и внутреннего контроля весьма наделены, если, конечно, хозяева логова не понабрали рухлядь со свалок. Но на них это не похоже. Значит, нечто создаёт помехи. Следовательно, надо ждать гостей.

Ага, я не ошибся. Вот и он.

За спиной Аграхама возник тёмный силуэт. Барахлящая камера не могла чётко передать черт лица, а жалко. Может быть, хоть сейчас я бы рассмотрел хорошо Найдёныша. Но не судьба. Ничего, будет ещё сегодня время познакомиться с ним поближе.

— Последняя ночь наступает, — в гробовом молчании сообщил своей пастве сенсационную новость Ангел Земного Воплощения. — Приветствуем её приход.

Резко рубанул по ушам истошный, животный визг нескольких сотен глоток. Но это был визг не от возбуждения, страсти, страха или ликования. В нём было нечто совершенно бесстрастное. Он прекратился как по команде, и его сменили ритмичные фразы, барабаном отдающиеся в каждой клеточке тела. Паства читала молитву на незнакомом мне языке, скорее всего, каком-то или древнем, или редком. Наверное, подобные действа повторялись не раз, разыграно было всё как по нотам и наполнено своим смыслом — сознание приводилось в определённое состояние, превращалось в глину, из которой можно слепить что угодно.

— На пороге последней ночи, — голос Аграхама Сокрушающего лился полноводной рекой, захватывая щепки умов и увлекая их вперёд, в неизвестность, — вы разойдётесь сегодня по городам трижды проклятой обители порока — Земли. Вы — провозвестники последней ночи, вы, которые знаете, что больше не будет дня, вы, провозвестники Армаггеддона, ножом через масло, мечом через стекло, пламенем через лёд будете вспарывать души и кидать их к подножию этого алтаря. Мы дадим вам силу, а значит, дадим власть. Мы даём вам много. Но требуем в тысячу раз больше, и это самая большая награда вам, мои дети. Сладостное рабство духа. Экстаз подчинения. Благостность отказа от собственной воли! Вы ничто. Я — ничто. Вместе мы всё — начало, концы, прощения, наказания, высшая справедливость и низчайшая низость. Мы — всё. Мы — собиратели душ.

Как по команде толпа взревела. И так же резко и неожиданно рёв закончился, будто выключили звук.

— ЦАРЬ ПОСЛЕ ДНЕЙ НОЧИ! — возопил Аграхам.

Из-за его спины выступил Найдёныш. Я немного яснее различал его лицо, но всё равно не настолько чётко, как хотелось бы. Мне показалось, что движения его неуверенны. Он растерян.

— Я… — он запнулся. — Я не хочу этого. Он обвёл глазами собравшихся.

— Мне не нравится это… Но…

Он взмахнул рукой, и как в сказке с его руки посыпались голубые, мерцающие искры. С каждым взмахом их становилось всё больше. Они разлетались по залу, сплетались в причудливые узоры, петлями виселиц затягивались на шеях послушников. Это походило на устроенный большим мастером фейерверк. Или СТ-композицию. Но на самом деле это было нечто другое. Взмахами руки Найдёныш сеял «голубику».

Кто-то стойко держался на ногах, кто-то упал как подкошенный, кто-то пытался кричать, но из открытых ртов не вылетало ни единого звука. Мир, посланцем которого пришёл к нам Найдёныш, наверное, был миром безмолвия.

Длилось это недолго — около пяти минут. Но мне показалось, что пролетели часы А для послушников, наверное, пронеслась целая вечность. Я тоже оцепенел, не в силах сорвать очки и наушник. Я попал под влияние происходящего таинства.

Кончилось всё внезапно. Больше не переплетались огни «голубики» в мимолётные картины безумного художника, больше не пытались выдавить послушники крик из лёгких. Будто ничего вообще не произошло. Снова зал наполняла монолитная человеческая масса. Странные люди в странных одеяниях, испачканных фальшивой кровью, и мечтающие о крови настоящей.

— Да победит сила против слабости, — прохрипел Найдёныш.

Ответом ему было молчание. Несколько сот человек превратились в начинённые зловещей силой хаоса и разрушения сосуды. Символично, что происходило это таинство на бывшей ракетной базе. Послушники термоядерными ракетами были нацелены на города Земли, они несли смерть.

Неожиданно Найдёныш подобрался, как лисица, заметившая следы зайца. Он огляделся, потом произнёс:

— Рядом чужой.

Это он про меня. Учуял, мерзавец. Он как заправский экстрасенс провёл рукой и ткнул пальцем:

— Там. Найти!

Прямо как Вий. «Поднимите мне веки».

Хуже всего, что указал он точно в мою сторону. А отделяло меня от зала метров тридцать. Из сего я сделал два вывода. Номер один — надо сматываться. Номер два — я припозднился с вызовом

«Скорой помощи». Вдавив кнопку коммуникатора, я довольно лихо пополз по вентилляционному туннелю.

Вряд ли «сиксты» испытывали недостаток в вооружении. И в боевой выучке. Судя по тому, как лихо они перекрывали все ходы и выходы, у них были неплохие военные инструкторы. На массовом мероприятии присутствовали далеко не всё, «комендантская рота» была наготове.

С лязганьем начали закрываться металлические заслонки.

Ну, конечно, военная база. Каждый сектор должен быть готов в любую минуту для герметизации. Так что я лишился преимущества ползать незамеченным по вентиляционной системе. Хочешь не хочешь, а надо выбираться в коридор и драться Мне и нужно-то продержаться с полчаса. За это время десантные группы и боевые глайдеры перекроют район и устроят этой шайке кузькину мать. Но на базе я вряд ли продержусь столько. Надо выбираться наверх. Там затеряюсь в скалах и расщелинах — сто лет им меня искать.

Один коридор. Второй. Пока никого. «Клинок Тюхэ». Значит, за поворотом меня ждут. Ну что же, получите «пару светлячков».

Два светошумовых шарика рванули за изгибом коридора. «Сикстам», ждущим меня, сильно повезло, если у них шлем со светофильтром. «Светлячок» выбивает из седла минимум на пять минут.

Так и есть — один в комбезе, шлеме со светофильтром. Ему «светлячок» не страшен. А вот двоим другим дурно. Я намного опережаю одетого в комбез противника. Он падает. Его бронекомбинезон пропорот разрядником. Путь открыт.

Разветвление коридора. По идее, мне надо вправо, там можно попасть в тоннель, через который я пришёл. Но ничего не выйдет. Там меня ждёт сейчас целая толпа, да ещё активизированая автоматическая система защиты. Прорваться можно, но тяжело. А можно не прорваться и погибнуть в схватке с религиозными психопатами. Если я пойду налево — этого никто не ожидает. Потому как левый проход перекрыт бронированной титанитовой плитой, сделанной китайскими вояками в прошлом веки на тысячелетия. Её разрядником не прожжёшь.

Но мне и не надо прожигать. Перемещение. Которое уже по счёту. Хорошо, что недалеко и съедает не так много сил.

Я в кольцевом коридоре. Самая запущенная часть базы, в которой давным-давно никто не бывал. Нет контрольной аппаратуры. Полно всяких пустых помещений. Может, и не рваться мне наверх, а переждать здесь? На поверхность меня всё равно не выпустят. А с сотнями разъярённых «сикстов» никакому суперу не справиться, даже имея разрядник, мешок оружия, боеприпасов и спецоборудования.

Решено, ждём. Я нашёл себе пустую комнату с двумя выходами, один из которых был закрыт толстой металлической дверью. Это мне на руку. Через дверь «сиксты» вряд ли пройдут — трудно представить, что у них завалялся ключ, а со взрывчаткой много мороки. А если они ринутся с другого входа, я перемещением уйду через металл двери и оставлю их с носом.

Я обвёл комнату фонарём и поёжился — в углу валялись два истлевших скелета с железными кандалами. Наверное, я попал в заброшенную тюрьму, использовавшуюся ещё «буддоиндуистами», или в помещения для содержания рабов Махатма Джанвантари предпочитал рабский труд, и вряд ли ему могли помешать комиссии ОССН по гражданским правам.

Я нагнулся над скелетом. Рядом валялась деревянная табличка. На ней было по-немецки написано — «Радий Браск, номер 297. 2056 год». В лучших традициях Махатма раздавал своим пленникам концлагерные номера, но всё-таки уважал их права личности, оставляя им имена и фамилии. Этот Радий попал сюда в 2056 году, а когда он стал превращаться в этот скелет — об этом никакого упоминания. Череп улыбался безмятежно. Покойся с миром, Радий Браск. Тебе не повезло, но может быть, твоя душа заслужила лучшую участь, чем твоё бренное тело.

Прошло семь минут из положенных тридцати. Вскоре в логово ворвутся отборные головорезы из специальных полицейских сил и полный крут суперов. Осталось двадцать три минуты…

Я уже начинал грешным делом подумывать, что мне удалось выкрутиться.

— Я помню тебя, — прошептал он, но в такой тиши шёпот ударил по ушам, как громкий крик.

Вот и гости. Сам Найдёныш. Он стоял напротив меня, а я опять не мог уловить его лица Точнее, какие-то контуры проявлялись. Я сбрасывал груз его психодавления.

Он зашёл, конечно, со стороны запертой двери.

Что же, наказание за мою легкомысленность. Если я его нашёл по шестому чувству в объятом пламенем Ташкенте, то почему бы ему не найти меня на базе?

Он был один.

— Я помню тебя, — как заезженная пластинка повторился он. — Я помню тебя… Ты хотел убить меня.

— Хотел.

— Я помню. Ты говорил, что я несу зло. Ты был не прав.

— Ты посылаешь этих одурманенных фанатиков, как бомбардировщики на мирные города. Ты прошёлся по Земле, как демон войны. И это ведь не конец.

— Я не несу зло. Я несу силу, которой люди не могут пользоваться и продвигаться благодаря ей вперёд по пути совершенствования… Но происходит что-то не то. Мне не нравится то, что происходит.

— Так всё-таки кто ты такой, Найдёныш?

— Я пытался вспомнить. У меня почти получилось. Есть место, которое я должен найти. Есть люди, которых я должен найти. Я не знаю пока, зачем. Но я должен понять это.

Он внимательно посмотрел на меня.

— Ты чем-то помог мне, хотя и разрушил многое. Сегодня ты победил. Провозвестники не смогут отдать свой долг… Ну что же, я ухожу.

— Стой.

— Ты снова хочешь убить меня?

Энергоудар по руке, и мой разрядник отлетел в пыльный угол, сбив кеглей череп.

Но на этот раз я был готов. Я вильнул в сторону, сблизился и нанёс Найдёнышу удар — резкий, неожиданный, почти достигший цели. Найдёныш получил его вскользь, отлетел к стене. Он переместился за мою спину, но я уже был наготове. Выбросив вперёд руку, я послал ему в грудь энергетический шар, который тоже почти достиг цели, Найдёныш согнулся. И на миг я почти уловил черты его лица.

Я ударил его кулаком в грудь — костяшки будто наткнулись на бетонную стену. Но ведь и бетон можно сокрушить.

Я побеждал его!

Собрать оставшиеся силы и вывести его последним ударом…

Силы-то я собрал, да что толку. Он опередил меня. Мне показалось, что меня пнула разогнавшаяся тяжёлая турбоплатформа. Последнее, что помню — это как я шарахнулся о стену и кусок бетона обвалился…

Очнулся я в кабине турбоплатформы. Первое, что увидел — лицо Шестернёва. Встречи с Найдёнышем приобретают уже традиционный порядок. Мы с ним беседуем, потом он меня отключает, и я прихожу в себя на руках у боевого товарища Шестернёва.

— Как? — прошептал я.

— Логово вскрыли. Кого смогли — взяли. Кого не смогли — уничтожили.

— А Найдёныш?

— Промашка получилась.

— Какое свинство.

***

— Ругать я тебя не буду, — успокоил меня Чаев. — Ты и так примерно представляешь, каких слов заслужил.

— Думаю, благодарности, — заявил я, впрочем, не слишком на эту самую благодарность расчитывая.

— Да. От Найдёныша.

— Нет, ну это совсем неправильно. Логово взяли. Линия по производству «голубики» захвачена. Коварный замысел сорван…

— Главный враг отпущен, — закончил мою мысль Чаев, отпил глоток кофе из старинной фарфороввой чашки и поставил её на письменный стол. Мы были в кабинете вдвоём, «мэр» Асгарда выглядел усталым.

— Ладно, какой спрос-то с тебя, инвалида, — махнул он пренебрежительно рукой.

— Да я вроде ничего. Очухался.

— У Найдёныша нездоровая привычка при встречах бить тебя. Кстати, как думаешь, чем твой приятель займётся теперь? Будет искать новые связи? Новых помощников, вроде «ночников»?

— Не думаю, что мы старых всех вывели… Вообще-то он надломлен. Он меняется.

— Как?

— Мне кажется, его целостная личность трещит по швам.

И интересно, кто эти швы шил.

— Саша, какие у тебя ощущения после второй встречи? — Чаев отхлебнул ещё кофе.

— Ощущение, что мы увлеклись глобальными мероприятиями и забыли, как решают проблемы на кончике пера.

— Ну да… На тебя работает половина наших аналитиков, не исключая специалистов из полицейских сил, а ты о каких-то перьях.

— Иногда достаточно посмотреть на проблему с другой стороны.

— А я мешаю? Гляди.

— Что у нас есть? Известно, что Найдёныш обладает качествами супера. Вместе с тем, он как-то связан с Синими Шарами рагнитов.

— Точнее, с той физикой, в которой существуют эти шары, — поправил меня Чаев.

— Можно предположить, что Найдёныш связан и с рагнитами.

— А вот это не доказано.

— Но весьма возможно. Тогда получается цепь — рагниты-суперы-земное сообщество. Где пересекалось человечество и рагниты?

— Акара и «Селигер».

— Да. На Акаре из-за возмущений в пространственно временном континууме, вызванном как раз Синими Шарами, пропало несколько суперов из посланных нами разведывательных групп.

— Думаешь, это кто-то из наших людей, побывавших в аду и сошедших с ума?

— Или завербованных, обработанных, поставленных на колени, — произнёс я устало.

— У меня возникала подобная мысль. Но показалась маловероятной. И труднопроверяемой.

— Почему же? Лица Найдёныша я так и не нарисую, но по СТ-графии могу узнать его.

— Комп, — приказал Чаев. — Седьмая база данных. Раздел — внеземные акции. Данные по погибшим на Акаре суперам.

Начали возникать лица. И мне стало не по себе от воспоминаний. Проклятый Казагасс — сложное явление, возникшее в результате изменения в порядке вещей, вызванного синим шаром на Акаре. Нечто неведомое затягивало людей — они просто исчезали, не оставив даже информационного следа. Проваливались в бездну. Чуть ли не на моих глазах во время той акции пропал Уолтер Рок. Никто не возвращался из этой бездны. Кроме меня. Меня тоже настиг Казагасс, и я попал в Страну Заколдованных Дорог. И вернулся, так и не поняв, где же побывал. Но это длинная история.

— Ещё раз, — потребовал я показать лица погибших.

Потом ещё раз. Наконец я вынужден был произнести:

— Здесь его нет.

— Ты предполагаешь, что его здесь нет? — попросил уточнить Чаев.

— Утверждаю, — отрезал я. — Сто процентов — среди них Найдёныша нет.

Произнёс я это со смешанным чувством облегчения и отчаянья. С одной стороны, было бы неприятно, если бы кто-то из твоих коллег, пусть даже если ты его и не знал лично, осквернил себя предательством, чем бы оно ни объяснялось. С другой стороны — ниточка обрывалась. А поди, нащупай другую.

— Остаётся «Селигер», — сказал Чаев. — Комп, данные из пятой базы. Погибшие при катастрофе суперлайнера «Селигер».

Я вглядывался в лица погибших. Капитан «Изумрудного странника», видимо, испытывал некоторое удовольствие, уничтожая гражданский корабль. Для рагнитов все во Вселенной или противники, или враги. Врага не жалко. С врагами интересно драться. Врагов интересно убивать. Но и капитан «Изумрудного странника» сам стал нашим врагом. И убил его я. В честном поединке. Ах, эти воспоминания минувших дней. Скупые ветеранские слёзы.

— Он! — ударил я ладонью по столу. Приятное смуглое лицо, проницательный взор тёмных глаз, чёрные волосы, скромная улыбка.

— Уверен? — Чаев подался вперёд.

— Он, точно.

— Капитан суперлайнера «Селигер» Тимур Ги-атулин, — произнёс Чаев. Найдёныш. Ха!

***

Лика, Шестернёв и я сидели в компьютерном зале и гадали о ценности моего открытия.

Итак, Тимур Саддыкович Гиатулин родился в 2072 году в Самаре. Всё в жизни шло, как по маслу. Призёр математической Олимпиады Федерации. Командный факультет Академии Космофлота Федерации — один из лучших показателей курса. Год работы на лунном челноке — работа нудная, но начинают с неё практически все космопроходцы. Дальше — пять лет работы в исследовательском центре Космофлота. В рамках международных программ участвовал в исследовании колец Сатурна, лун Урана. Последняя дальняя вылазка — третьим пилотом «Васко де Гама» к Нептуну. Она едва не закончилась плохо. Гиатулин чудом вывел повреждённый разведывательный бот, спас четырёх человек, в числе которых был будущий лауреат Нобелевской премии, нынешний директор института

Перспективных Линий Развития академик Леонид Гамов. Но двоих человек так и не спасли.

— Отчёт следственной комиссии по тому делу, — сказала Лика, нажимая клавишу.

Ознакомление с отчётом заняло у нас несколько часов. Мы просматривали видеозаписи, сделанные с борта «Васко де Гама» — искорёженный, разваливающийся разведбот, искажённые болью и отчаяньем лица находящихся на нём людей, заход для последнего, самого важного манёвра. Мы тщательно изучили пространственно-временную реконструкцию.

— Спаслись они чудом, — заключил я.

— Всякое бывает, — изрёк расплывчатую и всегда верную истину Шестернёв.

— Всякое, но только не со всеми, — возразил я. — Комп, блок Е-24, с третьей минуты.

Пошёл повтор показаний. Тим Гиатулин был растерян и подавлен, что не вязалось со спокойным выражением лица в тот момент, когда он выводил из атмосферы разваливающийся бот. Похоже, Тим был из породы людей, созданных для того, чтобы выбираться из ада и вытаскивать оттуда других, но не для дачи показаний следственным комиссиям.

— На двадцатой минуте нырка начали отказывать электронные системы, комп начал сдыхать, а потом забарахлила ТЭФ-установка… Я не знаю, почему забарахлила. Потом мы будто попали в смерч… Откуда я знаю, что это было. Бот превращался в консервную банку. Я должен был что-то делать? Почему нарушил пункт девять и двенадцать? Это был единственный выход, понимаете, единственный. Да, я не должен был успеть, но я успел. Ощущение, будто всё замедлилось. Время стало какое-то вязкое. Я как муха в киселе двигался. Но успел…

— Отбой, — велел я, и фантом Тима Гиатулина растворился. — Сто двадцать пятая минута.

Заседание комиссии шло на английском языке. Из окон Управления Космических Сообщений ОССН под Каиром, в котором мне недавно довелось побывать, виднелась пустыня.

— Мне кажется, у пилота Гиатулина под воздействием стрессовой ситуации пробудились скрытые резервы организма, — произнесла сухая, одетая в тёмно-коричневое закрытое платье женщина — сопредседатель следственной комиссии с труднопроизносимым финским именем. — О них известно давно. Женщина переворачивает грузовик, под который попал её ребёнок. Почтовый клерк перепрыгивает в минуту опасности через трёхметровый забор. Пожилая дама выносит из квартиры при пожаре сундук весом в сто килограмм

— Пилот Гиатулин нарушил все инструкции, чем подверг корабль и пассажиров опасности, — занудил похожий на бухгалтера тип в форме капитана первого ранга. — Я не верю в какие-то переворачиваемые женщинами танки и прыгающих на десять метров старушек. Оставьте эти истории для; прессы. Пилот действовал импульсивно. В ряде случаев неадекватно ситуации. И то, что он вывел бот, не его заслуга Слепой случай. Один на миллион. Им просто повезло.

— Отбой, — приказал я. — По-моему, всё ясно. Ощущение линий угрозы. Замедление времени. Гиатулин сработал, как супер. Правда, непроявленный. Неудивительно, что его действия были восприняты, как неадекватные. Никто из комиссии не смог понять их логику. Всё списали на случай. И успокоились.

— Да, согласна, — кивнула Лика.

— С ним обошлись не по-дженльменски, — сказал Шестернёв.

— Там завязаны могущественные интересы, — пояснил я. — Никому не охота было раздувать эту историю. В экспедиции прокатывались новые технологии объединения концернов «Глобус». Признание, что они оказались не на высоте, грозило большими неприятностями. Кстати, техника была ни при чём. Во время последующих исследований Нептуна погибло два разведбота, а беспилотных зондов — не счесть. В атмосфере планеты происходят какие-то непонятные и опасные явления.

— Над их описанием до сих пор бьются учёные, — вставила слово Лика.

— В общем следственная комиссия угодила и тем, и этим.

Дело замяли. Судили-рядили, чего же всё-таки достоин пилот — награды или взыскания. С одной стороны — нарушение всех установленных правил. С другой кто отважится судить победителя? В итоге было достигнуто компромиссное решение. С исследовательским центром Тиму пришлось распрощаться. Но в компенсацию он получил под командование «Селигер» — суперлайнер Космофлота Евразийской Федерации, один из лучших кораблей Земли, роскошная «подарочная» штучка, предназначенная для комфортабельной перевозки тел денежных мешков, чиновников высокого ранга. Шахтёры и мелкие клерки пользовались чем попроще. Тим Гиатулин стал самым молодым капитаном дальнего пассажирского лайнера.

— Идеально подошёл для этой роли, — сказала Лика. — Свои обязанности выполнял образцово. Экипаж подобрал примерный.

— Но не помогло ничего, — продолжил я, — когда «Селигер» встретился с «Изумрудным странником».

— А что могло помочь? — пожала плечами Лика. — Суперлайнер был обречён с того момента, когда попал в сети сканирующих устройств «Изумрудного Странника».

— Итак, «Селигер» уничтожен. Вместе с экипажем и пассажирами, — я встал, потянулся, разминая кости, и прошёлся по комнате. Мои друзья терпеливо ждали, пока я закончу мысль. — Вдруг капитан объявляется на Земле. Притом в несколько странном виде. Он приносит массу неприятностей и преследует враждебные человечеству цели. Как такое могло случиться?

— Предположим, «Селигер» не превратился в облачко плазмы под ударами бортовых орудий «Странника». Может, они взяли его на абордаж. И поняли, что капитан — именно тот, кто им нужен? — предположила Лика.

— Отсюда следует, что они знают о «транспортёре Динозавров», — произнёс Шестернёв.

— Почему бы и нет? — пожал я плечами. — Рагниты — загадка. Никому неизвестна степень их могущества, знаний. Никто не знает их истиных целей. Они катятся мутной волной по Галактике, подстраивая под себя десятки миров. И рассаживая там Синие Шары.

— Интересно, как же вы на Акаре не заметили Тима? — спросила Лика. — Вы уничтожили на базе рагнитов всё живое и технику.

— Правильно. Нельзя было оставлять ничего, где могла бы притаиться информация о частотной характеристике гитпортала, установленного «Изумрудным странником» у Земли. Мы несколько раз прочесали все помещения, улавливая самые крохотные признаки жизни и компьютерной деятельности. И оставили стерильно чистую базу без намёка на информационную активность.

— Значит…

— Значит, Тим находился в таком состоянии, что ни аппаратура, ни сверхчуственные способности суперов не помогли его нащупать, — сделал я, по-моему, весьма разумный вывод. — Такое возможно. Глубокая медитация. Транс. В конце концов он мог быть в состоянии анабиоза. Лежать мороженым куском мяса и не дышать.

— Вы уходите с Акары, — развила идею Лика. — Через некоторое время там появляется спасательная экспедиция рагнитов, находит гору трупов. И пленного. Рагниты каким-то образом умудряются понять, что он из себя представляет. Проводят соответствующую обработку сознания. Выкачивают из него информацию о Земле. Инициируют сверхвозможности. Программируют. Посылают с диверсионной миссией на Родину.

— В чём смысл миссии? — осведомился Шестернёв. Просто поставить человечество на уши?

— Можно гадать долго, — отмахнулся я.

— Они допустили просчёт, — произнесла Лика. — Если бы послали через несколько лет, то он бы выявил код открывшихся гиперворот и принёс хозяевам его в клювике. И им не нужно было бы ждать, пока дойдёт свет и они смогут выявить по нему частотную характеристику. Они же заставляют разведчика активно действовать, понимая, что долго он не продержится. Почему?

— Мы не знаем, какую он программу выполнял, — сказал я. — И вообще мало что знаем. Может, рагниты не могут держать долгое время контроль над Тимом. А может, он и не протянет долго, и хозяева хотят его использовать на полную.

Наше незнание расширяет поле для предположений и болтовни.

— Может, у рагнитов произошёл сбой при программировании? — спросил Шестернёв. — Этим молено объяснить некоторые его причуды.

— Да, Найдёныш повёл себя не совсем по программе, — согласился я. Возможно, человеческая часть его существа просыпается.

— Значит, проснутся воспоминания, привязанности? — спросил Шестернёв.

— Он хочет узнать, кто он, откуда. И вернуть часть себя, — задумчиво произнёс я. — Я почувствовал его неуверенность, растерянность. И боль.

— Комп, — сказала Лика. — Поиск данных о капитане «Селигера» Тимуре Гиатулине.

Через несколько минут комп вывел ворованную из миграционного компьютера информацию.

— Гиатулина Инга Николаевна, 28 апреля 2044 года рождения, проживает город Самара, посёлок Нижний, линия восемь, дом 56, личный номер 2234458РЧ4. Пенсионер. Член ассоциации архитекторов Евразийской Федерации. Образование — в 2071 году…

— Достаточно. Дальше, — приказала Лика.

— Баринова Валерия Михайловна, 2075 года рождения, бывшая жена Тимура Гиатулина, с 2105 года замужем за Бариновым Михаилом Евгеньевичем. Врач-экзотерапевт госпиталя на базе «Море дождей» — Внешние поселения, Луна. Адрес проживания на Земле — Прага, пятый жилой микрорайон, дом 256, сектор 3, квартира 80. Личный номер 9876549НЧ8. Образование…

— Достаточно. Где сейчас находится Баринова?

— Баринова Валерия Михайловна находится на базе «Море дождей», место работы указано. Нуждаетесь в уточнении места проживания на базе?

— Не надо. Дальше, — приказала Лика.

— Гиатулина Лариса Тимуровна, 2100 года рождения. Дочь Тимура Гиатулина. Эксперт исследовательского центра Космофлота. Проживает — Москва, улица Тверская, дом 18, квартира 28. Личный номер 10776888У\7. Образование…

— Где находится?

— Экспедиция исследовательского центра по программе «Атмосфера». Постоянная станция «Гермес» на орбите Юпитера. Отбыла с Земли 23 января 2140 года на корабле дальней разведки «Викинг-7». Расчётное время возвращения январь 2143 года. Нуждаетесь в уточнении?

— Нет. Кто ещё?

— Гиатулина Галия Тапировна, 2070 года рождения, дочь двоюродной сестры Гиатулиной Натальи…

— Достаточно, — сказала Лика. — Комп. Меняла мать Тимура Гиатулина место жительство с 2100 года?

— Место жительства не менялось.

— Отбой, — сказала Лика и обернулась к нам. — Попробуем?

— А куда денемся, — сказал я. — Шестернёв, запрягай нашу «Камбалу». Нас ждёт Самара.

— Как скажешь, атаман.

***

Чудовищно изогнутые линии, эллипсы, шары, нагромождения самых удивительных фигур — трудно было представить, что всё это возможно использовать при возведении небольшого — от двух до трёх этажей — дома. Сперва, при взгляде на это воплощённое архитектурное излишество глаз терялся и отказывался улавливать какую-то систему. Первые секунды казалось, что хаос этот никчёмен и бесполезен. А потом приходило понимание, что это жуткое строение притягивает взор и является плодом великолепного полёта архитектурной мысли. Бетон, медь, пластоматериалы, дерево, старинное, хрупкое стекло — всё пошло в работу. Но вместе с тем, приглядевшись, понимаешь, что дом уже стар, и хозяева давно не поддерживают его в должном состоянии. Точнее, хозяев здесь не было. Была хозяйка — Инга Гиатулина, которая уверенно приближалась к своему столетию.

— Инга Николаевна? — спросил я поднявшуюся с садовой скамейки худощавую женщину с благородной осанкой.

— Да, — кивнула она.

Она могла служить иллюстрацией успехов геронтологии и косметологии двадцать второго века. Лет двести или даже сто назад столетний барьер был практически недостижим, а если кто и доходил до него, то не на своих ногах. Столетняя старуха представляла из себя беззубое шамкающее существо, непонятно зачем и почему цепляющееся за жизнь. Наука отодвинула печальный срок до ста сорока лет и при этом позволила не тянуть лямку, а полноценно жить до означенного тебе часа. Поэтому на свои годы Инга Гиатулина не выглядела. А выглядела раза в два моложе. Только седые волосы она принципиально не подвергала обработке, и они были перетянуты у неё на затылке, ничуть не портя её.

— Мы можем переговорить с вами? — спросил Шестернёв.

— Присаживайтесь, — она указала ещё на одну скамейку, стоящую рядом с дощатым столом под яблоней. — Я ждала вас попозже. Чай? Компот?

— Не стоит беспокоиться, — произнёс я, пытаясь прикинуть, с чего это она нас ждала. Я и Шестернёв нагрянули незваными гостями.

— У меня прекрасный компот. Свой. Не синтетика.

— Если можно, немножко, — согласился Шестернёв.

Она прошла в дом, вышла из него с подносом, на котором были запотевший от холода графин, три хрустальных стакана, вазочка с вареньем и три розетки. Она разлила по стаканам красную жидкость.

— Моя мама до последнего дня не употребляла синтетики, — грустно улыбнулась Игна Николаевна. — Считала, что это яд и отрава, что польза только в натуральных продуктах.

— Не одна она, — решил я с умным видом поддержать тему. — Психология периода переходных технологий,

— Да… — она пригубила красный напиток. Я последовал её примеру и ещё раз убедился, что натуральные продукты ничем не лучше синтетиков. — Калинин рекомендовал мне вас как людей с необычным виденьем городского силуэта. Мы давно говорили о Красноярском проекте…

— Простите, произошло некоторое недоразумение, — прервал я её. — Мы не имеем отношения к Красноярскому проекту.

— Так вы не Денисов и Парамонов из архитектурного союза?

— Не думаю, — сказал я.

— Ох, извините, — она рассмеялась. — Бывает. Так чем обязана?

— Мы из архивного отдела Космофлота, — я представил себя и Шестернёва.

На лице Инги Николаевны ничего не отразилось. Она умела владеть собой. Лишь пальцы сжали крепче ложку, которой она накладывала варенье.

— Какое отношение я имею к Космофлоту?

— Время от времени руководство загорается желанием написать наиболее полную историю организации. Тогда и вспоминают о нас, — улыбнулся я как можно беззаботнее. — И мы латаем прорехи и замалёвываем пробелы в истории Космофлота.

— Вы насчёт Тима?

— Да. Неудобно беспокоить вас, но мы были бы благодарны…

— Чего уж… Сколько лет прошло.

— Сорок.

— Да, сорок, — вздохнула Инга Николаевна. — А вы думаете, боль ушла? Она лишь притупилась. Как вчера всё было.

Она положила ложку на розетку.

— Сорок лет, — повторила она. — Сорок лет одиночества.

— Выживете одна? — по интересовали Шестернёв.

— Навещают. Валерия — жена Тима. Лариса — внучка. Но редко. Над Ларисой всегда стояла тень отца. Атмосферные исследования Юпитера. Она же с детства раскрыв рот слушала историю, как Тим спас разведбот на Нептуне.

— Полёт «Васкоде Гамы», — кивнул я.

— Да. С Тимом тогда обошлись несправедливо. Академик Гамов навещал меня и говорил, что они обязаны жизнью Тиму. Он совершил невозможное.

— Тимур был пилотом с большой буквы, — сказал Шестернёв.

— Да, — вздохнула Инга Николаевна — И человеком тоже. С большой буквы.

Она добавила в компот варенья и заболтала ложкой в стакане. Я смотрел на неё. И не мог избавиться от ощущения, что её что-то давит. Притом не только воспоминания прошлых лет и скорбь о погибшем сыне. Я прикрыл глаза, пытаясь войти в резонанс с ней, прощупать её состояние. И ощутил её дикое напряжение. Недоумение. Страх. Причина? Попытаемся узнать.

— Да, Тимур Гиатулин — большая потеря не только для вас, но и для всего Космофлота, — произнёс я. — Но, конечно, с чувствами матери не сравниться ничто.

Она понуро кивнула.

— Представляю, как бы вам хотелось свидеться с ним вновь.

Её плечи будто окаменели.

— Услышать его голос, — продолжил я. Она перестала болтать ложкой в стакане.

— Обнять.

— Почему… Почему вы говорите такое?

— А что я говорю? — приподнял я бровь. — Инга Николаевна, вас что-то тревожит. Она молчала.

— Вы чем-то очень сильно обеспокоены. И я могу попытаться угадать, чем…

Её руки начали трястить, и она начала теребить рукав платья.

— За последнее время в вашей жизни было немало странного.

Нервы у неё не выдержали.

— Нет! — крикнула она.

— Вы считаете, что это нечто принадлежит только вам, — произнёс я. — И свой страх, свои надежды, своё возможное разочарование и отчаянье вы не хотите отдавать никому.

— О чём вы? — обречённо прошептала она.

— Вы прекрасно знаете. И знаем мы, — тут я позволил себя соврать, ибо путь от предположения до знания достаточно велик. — Расскажите. Это очень важно.

— Кто вы такие? Вы не из архива.

— Мы ваши друзья. Мы те, кто призваны защищать. И те, кто верит в чудеса. Расскажите о Тиме, — попросил я.

— Сорок лет прошло.

— Нет. Нас интересует то, что было недавно.

Он вытерла ладонью щёку, смахнув ненароком стакан с компотом. Струйки жидкости потекли со стола, капая на платье, впитываясь в землю, но Инга Николаевна не обращала на это внимания.

— Он… Он жив? — полушёпотом произнесла она.

— Возможно, — кивнул я. — Точнее, жив, но сильно изменился. Вы можете его даже не узнать.

— Узнала я его! Узнала!

— Он был здесь?

— Не был. Ночной звонок по СТ-фону. Три дня назад. Какой-то силуэт тёмный и неясный. Какие-то ничего не значащие слова.

— Какие? — спросил Шестернёв.

— Что-то вроде «я вспоминаю»… Меня будто ударило молнией. Хотя я не могла различить лица говорившего — оно было в каком-то тумане, не могла различить оттенки голоса, но я поняла — это Тим. Я думала, что сошла с ума. Что мне привиделось. Или что я просто растолковала ошибочный звонок как подсказку болезненного сознания.

Она поморщилась и глубоко вздохнула.

— Боюсь ночных звонков. Тогда тоже позвонили ночью. И сообщили, что связь с «Селигером» потеряна. Потом мне сказали, что, видимо, причиной явилось столкновение с метеоритом и неполадки в противометеоритной защите корабля. Так?

— Не совсем.

— Это был Тим… Но не мой Тим. Какой-то чужой. Не от мира сего.

— Больше он не пытался выйти на связь с вами?

— Нет. Сорок лет. И теперь надежда. Скажите, я увижу его ещё?

— Не знаю, — я напрягся.

— Пусть. Лишь бы знать, что он жив.

— Жив, — хрипло произнёс я. Ещё как жив!

Я почувствовал, как по спине и шее ползёт змейка и волосы становятся дыбом…

***

Он стоял в нескольких метрах за моей спиной. Он стоял, застыв холодной льдиной, и вместе с ним застыло всё вокруг. Даже лёгкий ветерок стих. Замолчали птицы. Нас накрыло глухое, ватное безмолвие.

Я смог обернуться. Виски давило. Тим стоял сосредоточением злой энергии. Лица его я не мог уловить, как и в прошлый раз, но знал точно — он. Весь мир вокруг нас наливался голубым светом.

Инга Гиатулина приподнялась. Полетел на землю кувшин с натуральным компотом, но не разбился. Лицо хозяйки стало быстро бледнеть, и я испугался как бы у неё не разорвалось сердце.

— Тимур, — едва слышно прошептала она. Но в повисшей тишине её слова звучали чётко и ясно, они, будто подпитываемые разлившейся в окружающей среде энергией, наливались силой и приобретали самостоятельную жизнь. — Сынок.

Она пошатнулась, ухватившись за спинку садовой скамейки. Она безошибочно узнала в этом монстре своего сына, которого похоронила в душе сорок лет тому назад.

С минуту мы не двигались, будто боясь нарушить неустойчивое равновесие, удержаться в текущей хрупкой реальности и не рухнуть куда-то, в пучину хаоса и кошмара. Первобытный, мистический ужас поднимался в моей душе. Из встреч с Найдёнышем это была самая зловещая.

Напряжение достигло своего пика. На меня будто обрушили тонну песка, и я стоял, держась из последних сил на ставших ватными ногах. Тим сейчас напоминал старинный ядерный реактор, из которого выдернули стержни и который пошёл вразнос, готовый вот-вот рвануть и смести всё окружающее. Живой Чернобль!

Раздутый до предела воздушный шар — вот во что превратилось окружающее пространство. И надувал его Найдёныш. А мы болтались внутри этого шара.

Я попытался скинуть с себя невидимую тяжёлую руку. Надо быть готовым к смертельной схватке. Хотя я подозревал, что шансы у меня невелики. Я мог ещё сражаться на равных с Найдёнышем в логове «ночников». Но вряд ли я справлюсь с Тимуром Гиатулиным, вернувшимся в свой дом.

И тут раздутый до предела шар лопнул. Зашуршал ветер в листьях. Снова защебетали птицы и зашевелились кроны деревьев. И сам Тимур начал меняться. Из неустойчивой текучести стали проступать черты его лица.

Вскоре в чёрном комбинезоне перед нами стоял капитан «Селигера» Тимур Гиатулин, нисколько не изменившийся за сорок лет, будто сошедший с СТ-фотографии из регистрационного банка. Выражение его лица было как у очнувшегося ночью на крыше лунатика, не понимавшего, как, куда, зачем он попал.

— Мама, — хрипло, полувопросительно, полуутвердительно произнёс он. Он шагнул ей навстречу,

— Мама… Я вспомнил… Неправильно. Всё плохо. Всё не так…

— Тим, — судорожно вздохнула она, делая ему шаг навстречу.

— Я не знаю, как всё было… Я не могу, — лицо его исказила гримаса боли.

— Я знала, что ты жив.

— Жив? — на его лице появилось удивление. — Жив. Я понимаю.

Инга Николаевна покачнулась, Тим ринулся молнией навстречу, пытаясь поддержать её, но отпрянул.

— Нельзя. Я не могу. Я должен идти.

— Тимур, останься!

— Нет, мама. Всё неправильно. Я не свой. Он повернулся и неуверенно пошёл прочь.

— Стой, Тимур! — закричал я. — Ты дома. Ты вернулся. Мы поможем тебе!

Он пошёл быстрее, переходя на бег. Я потянулся к кобуре с разрядником. И тут Тимур исчез. Переместился. Притом настолько далеко, что я не сразу смог уловить его след. А когда уловил, понял, что не смогу его настичь.

Вжав кнопку коммуникатора, я закричал:

— Объект здесь! «Барьер»!

Находящиеся в боевой готовности два полных круга и десантные группы полицейских сил начали операцию «Барьер». Перехватить живьём объект мы не надеялись. Был отдан приказ — огонь на уничтожение.

Уверенности, что кто-то попадёт в цель, у меня не было…

Он просочился водой сквозь сито. Прошёл через все блокировочные заставы. Со всей своей техникой и приданными силами мы опять сели в лужу.

Сутки мы потратили на бесплодные поиски. Я сидел в штаб-квартире полицейского совета и пытался заставить работать полицейские и военные силы в разных странах Земли. Частично это удавалось. Но работа была совершенно бестолковая. Если мы не смогли его взять, когда имели все возможности, то что смогут обычные войсковые подразделения? Да и сцена выслеживания Найдёныша из полицейской машины могла бы вызвать разве только улыбку. Кроме того, большинство из тех, с кем мне приходилось связываться, воспринимали это задание как розыгрыш, и убедить их в серьёзности происходящего было нелегко.

Наконец по закрытому каналу Асгарда со мной соединился Чаев. Оптимизма в его лице не было, но и печати глубокой печали тоже.

— Что нового? — спросил я.

— У меня хорошая новость, Саша, — ответил он.

— Неужели? — судя по тону, Чаев шутил.

— Новость в том, что я больше тебя не буду ругать за бесконечные методичные провалы.

— Почему это?

— Потому, что сам оказался примерно на такой же высоте… Он ушёл

— Его засекли и он опять оторвался? — потребовал уточнить я, вложив в голос как можно больше сарказма.

— Он ушёл совсем

Наверное, в этот момент на моём лице было умело нарисовано тупое недоумение.

— Он прорвался в Бразильскую зону и добрался до «Транспортёра».

— Как он умудрился?

— Не смогли остановить. Раздолбал всю автоматику и ранил двоих наших. Сейчас он где-то в Дальнем Космосе.

— Может, оно и к лучшему.

— Ты считаешь?

— Программу свою он не завершил. Механизм рагнитов дал сбой. К Тиму вернулось что-то человеческое Но не до конца Он не довершил начатое. Но не смог и противостоять вложенной в него программе И ушёл.

— Получив от хозяев накачку, он снова вернётся к нам? — деловито осведомился Чаев.

— Не думаю. У рагнитов будут с ним проблемы. Тим всё-таки раскрывшийся супер, а не забарахливший мотор, который просто подремонтировать, подкрутив шайбу.

— Тогда рагниты просто выбросят испорченный механизм на свалку.

— Если смогут. И если решатся. Слишком большая удача им выпала заполучить «пилигрима». Мы о нём ещё услышим.

— Ещё как услышим, — согласился Чаев…