Глава 1

Эта история о любви, только о любви и больше ни о чём. Если кому-то покажется, что всё неправда, всё выдумано автором, что так не бывает; а кому-то, что он это уже где-то видел, всё банально и старо как мир; то так оно и есть, касаемо тех, кому это покажется. От себя же добавим, что всё изложенное в этой повести – чистая правда до последнего слова, до последней буквы, до самой последней даже точечки. А остальное, конечно же, вымысел. Ведь любовь в нашей жизни часто приобретает такие чудесные формы, что никогда нельзя достоверно утверждать, что всё это на самом деле было. А уж тем более, если и не было вовсе.

Случилась эта история не так уж давно, где-нибудь в самом конце прошлого века. А может и прошлого тысячелетия? Девушка, о которой пойдет речь, приехала в Москву из маленького провинциального городка, похожего на другие провинциальные городки средней полосы России, такого же тихого, уютного и такого же бесперспективного, как и всё провинциальное в нашей Родине. Наверное, так уж повелось с незапамятных времён, что множество её сверстниц, едва окончив школу, собирают чемоданы, покупают билет на поезд и, преисполненные радужными надеждами и убежденностью в своей исключительности, мчатся покорять Москву. Никакого конкретного плана у неё конечно не было. Как и многие, Она собиралась поступить в престижный институт, или пойти в актрисы, не получится, устроиться в какую-нибудь крутую фирму секретарем-референтом. На худой конец, выскочить замуж за молодого или не очень молодого, но непременно преуспевающего бизнесмена, одним словом, всеми возможными способами закрепиться в Москве. В институт Она, конечно же, не поступила, в актрисы её не взяли, все крутые фирмы были переполнены длинноногими девицами-референтами, а преуспевающие бизнесмены давно уже обзавелись семьями. Но возвращаться домой, категорически не хотелось.

Она жила в этой убогой квартирке на окраине уже девять месяцев. Хозяева взяли предоплату за год вперёд и укатили. До истечения срока оставалось совсем немного, и нужно было что-то делать. Денег не было, работы не представлялось, замуж никто не звал. Конечно, Она была очень даже хороша собой, и молодые перспективные кандидаты в женихи легко шли на контакт, легко оседали в её убогой квартирке, легко дарили подарки и заполняли холодильник продуктами, но так же легко сами же эти продукты и уничтожали, а через пару недель и вовсе исчезали навсегда. Вот и сейчас, Она, прождав два дня, исчерпав лимит терпения и гордости, дрожащей рукой набирала телефонный номер последнего из возлюбленных.

Какое-то время, показавшееся ей нестерпимо долгим, из трубки доносились только длинные противные гудки, но вдруг что-то щелкнуло, зашуршало, и Она услышала знакомый голос.

– Да, я слушаю.

– Привет, это я, – постаралась сказать Она как можно безразличнее.

– Кто это, «я»?

– Ну, я, не узнал что ли? Два дня всего не виделись, и уже забыл?!

– А, это ты, привет, – голос из трубки явно не был в восторге от её звонка, но Она ещё продолжала надеяться.

– Ты куда пропал? Сказал, что придёшь вечером, а уже два дня ни слуху, ни духу, даже не звонишь… – Она уже старалась говорить мягче, опасаясь разозлить его упреками, и в то же время, желая смягчить его жестокое, непостоянное сердце, – … я уже согрела наше скрипучее гнёздышко и жду тебя, как ты любишь, в топике и трусиках…

– Знаешь, детка, я был так занят, – перебил он её. – Столько дел сразу навалилось, не до трусиков.

– Тогда снова вечером? В котором часу, примерно, тебя ждать?

– Нет, детка, сегодня не жди. Дела.

– Тогда завтра?

– И завтра не могу, занят очень.

– Так, когда, когда? – Она уже еле сдерживала рвущуюся наружу бурю негодования.

– Ну, не знаю, может через недельку, или две.

Ему явно наскучил этот разговор, Она больше не сомневалась, что он просто хочет от неё избавиться.

– Через недельку?! Ты что, охренел, котяра, наверное, бабу себе завел, а меня побоку, да?

– Слушай, детка, я тебе не муж, и ничего тебе не должен. Не хочешь через неделю, как хочешь. Вообще ты меня достала. Не звони мне больше. Пока, крошка.

– Ах ты, скотина, кобель вонючий, ты что же думаешь, меня можно вот так кинуть? Да я…, я… – но из трубки уже доносились частые короткие гудки. – Я тебя…, я не знаю, что с тобой сделаю, гадина, говно с овощами, ублюдок недоношенный… – и Она в бессильной злобе зашвырнула трубку куда-то в коридор.

Девчонка носилась по комнате, опрокидывая стулья, разбрасывая всё, что попадалось ей под руку, и при этом, ругаясь самыми крепкими ругательствами на которые была способна. Вскоре Она устала, рухнула на постель лицом вниз и зарыдала.

 

Глава 2

Она не помнила, как уснула, а когда проснулась, не поняла, что это, вечер, или раннее утро. Приподнявшись на постели, Она оглядела комнату, освещённую серым сумеречным светом, просеянным сквозь давно немытое окно. Страшный беспорядок, разбросанные всюду вещи, осколки разбитой посуды напомнили ей о давешнем. Но вместо злости и раздражения Она ощутила полное безразличие ко всему происходящему. Ей было всё равно, как дальше сложится её жизнь, сил бороться с судьбой больше не оказалось. Всё, из чего складывалось и чем наполнялось её существование осталось вчера, далеко-далеко, вообще не про неё, а про кого-то другого. Ни сегодня, ни, тем более, завтра уже не представлялось реальным. Одно только чувство возвращало к жизни, напоминало о всамделешности происходящего. Она нестерпимо хотела есть.

Холодильник был пуст, в доме не было ни крошки. Надо пойти, чего-нибудь купить, у неё оставалось десять рублей на чёрный день. Вот он, кажется, настал, на полбуханки чёрного хлеба хватит. Она быстро надела коротенькую юбчонку, накинула на плечи джинсовую куртку, обула босоножки и, убедившись, что десятка всё ещё лежит в кармане, выбежала из квартиры.

Улица её встретила зябкой сыростью и прохладой. Серая пелена, окутавшая небо, не пропускала ни единого лучика солнца, а резкие порывы бесстыжего ветра, проникающего под юбку, под топик, нахально трепали её молодое нежное тело, гоняя несметные полчища мурашек по коже вверх и вниз, вверх и вниз, как стада диких бизонов. Укутавшись в почти бесполезную куртку и с трудом превозмогая озноб, Она побежала через двор к набережной Москвы-реки, где должен был быть магазин. «Только бы он был открыт, – думала Она, выйдя на набережную и оглядываясь по сторонам. – Интересно, который час?». Часов у неё не было, а спросить было не у кого. Улица была абсолютно пустая. Ни рычащих машин, всегда заполняющих плотным потоком улицы города, ни везде снующих прохожих, беспрерывно перемещающихся во всех направлениях с бесстрастными, ничем не пробиваемыми выражениями своих умных лиц, ни даже собак, охраняющих свою территорию от посягательств посторонних субъектов. Она стояла абсолютно одна на некогда шумной переполненной улице, и от этого становилось как-то не по себе. Через секунду Она уже бежала вдоль плотной стены зданий, подгоняемая необъяснимым, поднимающимся откуда-то изнутри, холодным страхом.

Магазин, конечно же, был закрыт. На всякий случай Она несильно постучала в стеклянную дверь, но никто не ответил.

– Господи, и здесь невезуха. Что ж такое сегодня? – проговорила Она вслух.

– Теперь так и будет, – прозвучал в сознании коварный шёпот.

– А есть-то как хочется, сейчас умру, – сказала Она, не обращая внимания на шёпот.

– Вот-вот. Это лучшее, что ты можешь сделать, – снова проползло в сознании.

– А может, обойдётся, может как-то всё ещё устроится, – ответила Она.

– Нет, не обойдётся, не устроится, – продолжал шёпот.

– Добегу до другого магазина, этот ведь не последний, – Она всё ещё не сдавалась.

– Другой тоже закрыт, все закрыты, для тебя теперь всё закрыто, – не отставал шёпот. – Да и долго ли ты протянешь на десятку? – шёпот усиливался, теперь это уже был голос, жёсткий, холодный и вместе с тем какой-то до боли знакомый. – Через три месяца хозяева квартиры вышвырнут на улицу твоё изголодавшееся, костлявое тело. И никому ты не будешь нужна, все будут проходить мимо, наступая на твои обессилевшие руки, попирая тяжелыми грязными ботинками твои обвислые груди, и матерясь при этом, как будто наступили в дерьмо. Ты и сейчас уже никому не нужна. Пока ты ещё красива и свежа, пойди, утопись, и может кто-нибудь пожалеет и поплачет над твоим молодым и прекрасным телом.

Она не заметила, как очутилась на самом краю набережной, у парапета. Голос Она узнала, это был её собственный голос, это её измученное сознание говорило о безысходности, о бессмысленности существования. Она нагнулась через каменное ограждение. С чёрной глади реки на неё смотрели уставшие, испуганные глаза, такие теплые и близкие, зовущие к себе, манящие вниз, в омут покоя и тишину забвения. Глаза приближались медленно, но неумолимо. Всё ближе и ближе. Их магнетическая власть ощущалась физически всем телом, каждой клеточкой кожи, всеми фибрами души. Ледяной покой чёрной воды обнимал уже железными объятиями горячее, трепещущее тело, обволакивая, укутывая нестерпимым мертвенным холодом живую бессмертную душу. А «голос», снова сменившийся на шёпот, упрямо вдалбливал в сознание: «Всё кончено! Всё кончено! Всё кончено!».

– Нет… – едва слышно донеслось откуда-то из глубины подсознания.

– Нет! – во весь голос отозвалось эхом в бессмертной душе.

– Нет!!! – очнувшись от наваждения, прокричала Она. – Не хочу! – и, набрав полный рот слюны, плюнула в чёрный омут реки.

– Что вы тут делаете?

Незнакомый голос прозвучал настолько неожиданно, что Она испугалась и отпрянула в сторону.

– Что вы тут делаете? – рядом с ней стоял молодой мужчина в элегантном чёрном смокинге и, улыбаясь красивой, доброй улыбкой, смотрел на неё голубыми, как небесная лазурь глазами. – Я могу вам чем-нибудь помочь?

– А?.. Что?.. – растерявшись от неожиданности, только и смогла произнести Она.

– Вы приезжая? У вас неприятности?

– Что? – повторила Она, не зная, что сказать.

– У вас нет денег? Вас предали? Вы мечтали о любви и счастье, а оно ускользает от вас?

– Кто вы такой? Что вам нужно? – Она наконец-то начала приходить в себя.

– Я хочу вам помочь, – он внимательно всматривался в неё светящимися добротой и искренностью глазами. Ей хотелось ему верить. Но Она уже не могла довериться никому, тем более первому встречному.

– Какое вам дело?

– Никакого. Я думаю, вам есть дело. Возьмите.

Он вложил в её руку небольшой прямоугольник плотной бумаги, похожий на визитку, и пошёл к стоящей неподалёку машине. Открыв дверцу, Он ещё раз оглянулся, и всё так же приветливо улыбаясь, сказал:

– Всё в ваших руках. Если понадобится помощь, обращайтесь.

Дверца захлопнулась, и машина, мягко шурша шинами по асфальту, скрылась за поворотом.

Она опять осталась одна, стоя на безлюдной улице и глядя вдаль, в которой только что исчез её случайный друг. В том, что это друг, Она почему-то не сомневалась, уж очень хотелось ей так думать. И разве могут быть такие глаза и такая улыбка у недруга? Конечно это друг, и Он хотел ей помочь. Но тогда почему Он уехал, почему оставил её одну здесь? Она сама грубо оттолкнула его, не приняла его помощи. Где же его теперь искать? Он оставил визитку. Да, конечно, ей нужна помощь, его помощь, надо посмотреть, что там написано… «ВЕРЬ! НАДЕЙСЯ! ЛЮБИ!»

– Ну что, детка, поиграем? – раздался над ухом низкий бас.

Она почувствовала сквозь юбку и трусики на своей попе грубую мужскую ладонь, и в тот же миг в её левую грудь, как клещами впились огромные шершавые пальцы. Она повернулась на голос и увидела над собой прыщавую, противно ухмыляющуюся рожу огромного громилы в милицейской форме.

– Регистрации у нас, конечно, нет. Придётся пройти в машинку, для выяснения, так сказать, личности. Впрочем, если мы будем послушными, то всё будет, так сказать, шоколадно и может даже приятно.

От рожи нестерпимо разило перегаром вперемежку с запахом гниющих, давно не чищеных зубов и дешёвого одеколона. А рука уже шарила под юбкой, пытаясь пробраться под трусики.

– Пусти… – Она попыталась вырваться, но сильные руки громилы держали её мертвой хваткой.

– Ну-ну, детка, не рыпайся, мы ребята хорошие, ласковые, нас всего-то трое. А то ведь можно и в отделение прокатиться, а там человек пятнадцать и далеко не все такие нежные.

За спиной раздался дружный гогот блюстителей закона и правопорядка. Она поняла, что попала, ей не справиться с этим орангутангом мышиного цвета и перестала сопротивляться. Человекоподобное существо, почувствовав податливость жертвы, ослабило тиски и в этот миг получило предательский удар в пах со всей силой, на которую была способна хрупкая девушка. Громила согнулся пополам и рухнул на колени, оглашая окрестности отборнейшим многоэтажным матом.

Освободившись от оков, Она помчалась, что есть духу, через улицу, к домам, надеясь скрыться во дворах.

– У-у-у с-с-сука, с-с-сука, падла! Ребята, держи её! Ну, с-сука, тебе конец!

Забегая в ближайший двор, она услышала за спиной рёв мотора и почувствовала, как в затылок ударил слепящий свет фар. Ещё несколько секунд и нарушительница паспортного режима будет безжалостно схвачена и наказана по всей строгости закона. Почему-то именно в похотливой строгости этого закона Она сомневалась менее всего.

– Однако, они ездят быстрее, чем я бегаю, – успела подумать Она и прибавила прыти.

К счастью, двор оказался проходным, и ей удалось улизнуть. Но уже в следующем дворе, едва переведя дыхание, Она увидела свет фар и услышала рёв мотора. Погоня возобновилась с новой силой. Словно кошка, демонстрируя чудеса изворотливости, Она металась из двора во двор, сигая через канавы, продираясь сквозь больно царапающие кусты, перемахивая через невысокие изгороди, но везде её настигал слепящий свет фар и хрипящий рёв мотора. Силы были уже на исходе. Неужели ей придется сдаться на милость победителей? Она живо представила, что это будет за милость, и предприняла последнюю отчаянную попытку. «Верь! Надейся! Люби!» – пронеслось в её мозгу, и тут Она заметила узкий проход в высоком заборе, надёжно сколоченном из массивных необтесанных досок. Секунда, и она уже стояла по ту сторону ограждения. Каково же было её разочарование, когда Она увидела, что забор этот замыкал периметр небольшого участка двора, где проводились какие-то ремонтно-копательные работы. Выход отсюда был только один, там же где и вход. Она услышала шум подъезжающей машины и скрип открывающихся дверок. Всё. Это конец. Сейчас похотливые гоблины ворвутся сюда и… Не хотелось даже думать о том, что будет после «и…", но неизбежность наваливалась всей своей невыносимой тяжестью.

Вдруг Она увидела дверь подъезда, почему-то выходящую прямо на стройку. Другого выхода не было, и Она помчалась к спасительной двери. Влетев в подъезд, и сходу перемахнув сразу через три ступеньки, Она оказалась перед лифтом, не раздумывая, вошла в него и нажала на случайную кнопку. Лифт поехал, а когда остановился на каком-то этаже и распахнул двери, Она поняла, что это тупик. На площадку смотрели двери трёх квартир. Звонить и взывать о помощи? Но в такую рань все ещё спят, вряд ли ей даже откроют. Ну а даже если откроют, кто будет помогать грязной, босой, растрёпанной оборванке, за которой, к тому же, гонится милиция? Скорее всего, гоблинам ещё и помогут задержать её.

А снизу, по лестнице с неимоверной быстротой приближались тяжелые шаги закона. Это уж точно конец.

Она подскочила к ближайшей двери и нажала на кнопку звонка. Когда дверь отворилась, первый гоблин уже вбегал на площадку. Ничего не говоря, она буквально вломилась в квартиру и захлопнула за собой дверь.

– Помогите… – её голос прервался, перед ней стоял тот же молодой мужчина, который полчаса назад на набережной дал ей визитку.

– Я знал, что вы придёте. Я ждал вас. Вам нужна помощь?

– Да. Помогите. За мной гонятся бандиты.

В дверь уже звонили и стучали, грубые резкие голоса требовали открыть именем закона, иначе… Что тут говорить? Все знают, насколько наш закон прямолинеен и перпендикулярен в выборе средств.

– Ничего не бойтесь. Идите в комнату и не волнуйтесь, – сказал Он всё с той же доброй спокойной улыбкой. – Всё будет хорошо.

Почему Она послушалась его? Почему доверилась? Наверное, у неё не было выбора, а может его взгляд, в котором читались сила и уверенность, или его улыбка, такая добрая и спокойная. В конце концов, нужно же кому-то верить, а ей очень хотелось верить этому молодому, но сильному и уверенному человеку.

Едва Она закрыла за собой дверь комнаты и огляделась, как прихожую заполнили звуки топающих ног и разъяренные голоса гоблинов.

– Где она? Почему не открывали? А ну выводи эту суку, а то ща всё тут перевернем!

– В чем дело? – он говорил спокойно и уверенно. – По какому праву вы врываетесь в мой дом среди ночи?

– Я ща покажу те право, блин! Мы преследуем опасного преступника, а ты скрываешь эту падлу в своей халупе. А ну посторонись, я те ща устрою варварармейскую ночь!

Всё ещё не чувствуя себя в безопасности, Она подбежала к окну и одёрнула штору, за которой оказалась балконная дверь. Она распахнула её и зажмурилась, ослепленная ярким утренним светом.

– Вот она! – в этот миг в комнату ворвались стражи закона и порядка. – Держи её, блин!

Она машинально сделала шаг вперёд, на балкон и… провалилась в пустоту…

 

Глава 3

В чувства её привел запах. Она не могла сказать конкретно, запах чего. Так пахнет трава на лугу, бесхитростные ромашки, васильки, клевер. Так пахнет в лесу: грибами и хвоей. Так пахнет речка: свежестью и прохладой. Это был запах из детства, казалось, давно забытый и забитый ароматами горячего асфальта и автомобильных выхлопов. Ещё будучи ребенком, веселой и живой девчушкой-хохотушкой, Она любила ходить с мамой в лес по грибы, резвиться на поляне, пока мама плетёт ей венок из одуванчиков, ловить кузнечиков и гоняться за бабочками, или просто валяться в стогу сена, вдыхая полной грудью аромат свежескошенной травы.

И сейчас Она вспомнила детство. Вернее, не вспомнила, Она пребывала в состоянии детства, легком и свободном, как облако. Она чувствовала себя той маленькой девчушкой-хохотушкой, без проблем и забот. Вероятно, подобное ощущение испытывают все люди, несколько мгновений назад расставшиеся с жизнью.

Ей было очень хорошо и не хотелось ничего менять. Осторожно, чтобы не спугнуть наваждение, Она открыла глаза и увидела перед собой чистую, бездонную лазурь неба. Подождав ещё несколько секунд, Она попыталась пошевелить рукой. Рука послушалась. Осознание реальности медленно возвращалось к ней. Она почувствовала, что лежит на чем-то мягком и теплом. Подождав ещё, Она медленно ощупала всю себя. Всё на месте. Она полностью ощущала не только своё тело, но и одежду. Тогда, приподнявшись, Она оглядела обстановку вокруг.

На большой, залитой солнцем поляне, со всех сторон окружённой лесом, и усеянной множеством различных цветов, над которыми роились какие-то насекомые, жужжа и стрекоча во все стороны, возвышалась небольшая копна скошенной травы, на которой возлежало её абсолютно живое тело.

Она отчётливо помнила, как шагнула в пустоту. Наверняка балкона не оказалось на месте, какая неприятность, и Она должна была неминуемо рухнуть вниз и разбиться об асфальт. Но тогда ей надлежало очнуться в больничной палате, загипсованной и перебинтованной с ног до головы. Ну, если уж не в палате, то в луже собственной крови на асфальте рядом с тем домом. Как Она очутилась здесь, в лесу, на поляне, абсолютно целая и здоровая, даже без синяков, шишек и ссадин? Может это Рай? Она упала, разбилась до состояния, несовместимого с жизнью, и теперь пребывает в Раю? В Раю? За какие такие заслуги её определили в Рай? Вряд ли. Нелицемерный голос совести ей почему-то подсказывал, что это не Рай. К тому же все её чувства работали как всегда, Она дышала, слышала звуки природы, чувствовала запахи, ощущала телом солнечное тепло и дуновение ветерка. Наконец, и это было особенно ощутимо, её только что больно укусил комар. Да и лес был уж больно земным, а вовсе не Райским Садом. Хотя, кто его знает, как там в Раю. Никто из её знакомых там не был и ей не рассказывал.

Так до конца не определившись, где находится, и как сюда попала, Она осторожно встала с травы, отряхнулась и ещё раз огляделась кругом. Из леса в лес через поляну тянулась еле заметная в траве тропинка. Где она начиналась, и куда вела, было неизвестно, но выбора не оказалось. Не сидеть же здесь голодной до самой смерти.

А Она была ужасно, нестерпимо голодна. Желудок, казалось, сплющился до толщины газетного листа и прилип к спине. Но было в этом одно преимущество, это подтверждало версию, что Она всё ещё жива, ведь мёртвые, тем более в Раю вряд ли испытывают голод. Тут ветер донес до неё слабый, еле уловимый запах пищи, да не просто пищи, а вкусной, приготовленной заботливыми руками хозяйки. «Значит тут где-то рядом люди, и у них есть еда. Так чего же я стою?» – подумала Она и быстро пошла по тропинке в направлении того леса, от которого дул ветер.

Тропинка быстро привела её к реке, хотя река, это слишком громко сказано, так, ручей, ничего особенного. В ширину речушка была метров пять, не более, глубина пустяковая, так что жёлтое песчаное дно отчетливо просматривалось сквозь кристально чистую воду. Правда течение казалось довольно сильным, но при таких размерах реки это обстоятельство не могло её остановить. Тем более что на другом берегу, метрах в двухстах стояла избушка, а усилившийся вкусный запах ещё более плющил желудок. Не мешкая, Она сделала шаг вперед, и сразу же очутилась по колено в обжигающе ледяном холоде. Следующий шаг погрузил её в воду по пояс, ещё один, и её нежная девичья грудь сжалась в объятиях студёной влаги. «Ничего себе ручеёк, может вернуться? – подумала Она, но голод развеял все сомнения в тот же миг. – Да тут до берега рукой подать. Вперед!». Осторожно сделав ещё пару шагов, Она убедилась, что глубина осталась прежней. Она пошла уверенней. Вот уже до берега совсем чуть-чуть, совершенная малость…. Но тут дно коварно ушло из-под ног, течение подхватило её и понесло.

Она, конечно, умела плавать, но недалеко и недолго. К тому же это было очень давно, ещё в школе. Но сейчас некогда было рассуждать, нужно выбираться, так как течение уносило её от избушки, а значит от перспективы вкусного и сытного обеда. Она применила все свои немногочисленные навыки в области перемещения собственного тела по поверхности воды, часто останавливаясь и пытаясь нащупать ногами дно, но берег практически не приближался, а дом всё удалялся и удалялся. Наконец Она поймала ветку какого-то кустарника, растущего у самой воды, ухватилась за неё обеими руками и потащила, что есть мочи. Хрупкая ветка предательски обломилась, но дело было сделано, Она уже ощутила под ногами дно.

Когда девушка выбралась на берег, вся синяя от холода, с зелеными вкраплениями водной растительности в волосах и на коже, то скорее была похожа на вынырнувшего из пучины утопленника. К счастью, унесло её не так далеко, до избушки было метров пятьсот-семьсот, и Она, стуча зубами и скрючившись в три погибели от стужи, засеменила по направлению к спасительному крову.

Избушка представляла собой старое, слегка покосившееся и почерневшее от времени, но ещё прочное строение. Ни изгороди, ни обычных в подобной обстановке хозяйственных построек, ни даже бани рядом не было. Более того, дом не имел ни единого окна, и если бы не дурманящий запах свежеприготовленной пищи, то можно было бы подумать, что это одинокий заброшенный сарай. Она обошла его вокруг, и, обнаружив неприметную низкую дверь, вежливо постучала. Ей никто не ответил. Она постучала сильнее. Тишина. Тогда Она забарабанила кулаками, и дверь отворилась.

– Здравствуйте. Есть тут кто-нибудь? – прокричала Она в темноту.

– Ау! Есть тут кто живой?

Девушка вошла и ощупью двинулась вдоль стены. Вдруг её рука нащупала дверной косяк, сразу за ним теплую шершавую поверхность, напоминающую войлок, а ещё чуть дальше дверную ручку. Она потянула на себя, дверь распахнулась, и тут же в нос ударила волна того самого запаха, который она учуяла ещё на поляне, и который привёл её сюда.

– Здравствуйте, – ещё раз поздоровалась Она с тишиной.

Одурманенная ароматом, и не в силах больше терпеть, Она вошла в большую светлую комнату. Откуда лился свет, девушка не понимала, он просто был и всё. Впрочем, занимало её сейчас совсем другое. Слева возвышалась громадина русской печки, за которой стоял длинный дощатый стол. Рядом, вдоль стены тянулась широкая массивная скамья. На столе, как бы в ожидании, были разложены яства: нарезанный крупными ломтями свежий, только из печи белый хлеб, миска, наполненная с горкой дымящейся и лоснящейся от масла картошкой, цельный, изжаренный на углях цыпленок, колесо домашней колбасы, горка крупных, как голова пионера, красных помидоров и глиняная крынка, наполненная белым, как снег, молоком. Всё это издавало такой аромат, что Она, забыв о приличии и правилах хорошего тона, набросилась на еду, как дикая пантера на зазевавшуюся косулю.

Через каких-нибудь пять минут на столе осталась только пустая посуда да крошки, а насытившаяся пантера, разомлев от обилия вкусной и здоровой пищи, и устав от долгой, изнурительной охоты, свернувшись калачиком прямо на широкой скамье, мирно сопела, мурлыча себе под нос тихую кошачью песенку сна.

 

Глава 4

Ах, как сладко Она спала. От усталости, накопившейся от всего пережитого, не осталось и следа. Не было ни тревоги, ни беспокойства за своё будущее, ни ещё недавнего чувства какой-то гаденькой брезгливости от прикосновения похотливых лап служителя закона – всё растворилось в мягкой неге сна. Она проспала, должно быть, довольно долго, потому что чувствовала себя совершенно отдохнувшей и полной свежих сил. Казалось, её нежное девичье тело покоилось не на жёсткой деревянной скамье, а на мягких перинах в большой шикарной постели. Просыпаться не хотелось, но правила приличия заставляли встать, найти хозяев и извиниться за столь внезапное вторжение и воровски съеденный обед.

Она нехотя, еле-еле приоткрыла глаза, готовая увидеть перед собой нехитрую обстановку деревенского быта – печку, огромный, крепко сбитый дощатый стол, ещё какую-нибудь естественную в данной ситуации утварь … и вскочила от неожиданности как ошпаренная.

Похоже, кто-то неведомый решил поиграть с ней в какую-то непонятную, неизвестную ей, полную сюрпризов и розыгрышей игру. Накануне Она, сиганув с балкона посреди Москвы, каким-то образом очутилась на лесной поляне жива и невредима. Теперь сидела на огромной, мягкой кровати, застеленной нежным, как пух, белоснежным бельём, посередине большой спальни, обставленной шикарной мебелью и более похожей на будуар взбалмошной герцогини, чем на спальню в старом деревенском доме из российской глубинки. Озираясь по сторонам с раскрытым от удивления ртом, Она увидела большое, выше человеческого роста напольное зеркало, расположенное прямо напротив кровати. Но когда в зеркальном отражении Она узнала себя, пришлось изумиться ещё больше. Дело в том, что на ней не было никакой, даже самой условной одежды, даже трусиков. Машинально прикрывшись одеялом, Она ещё раз, более тщательно осмотрела комнату, ища кого-то, кто перенёс её сюда, раздел и уложил в постель, причем так аккуратно, что Она ничего не почувствовала. Ей стало как-то неловко при мысли, что некий мужчина (то, что это был мужчина и довольно сильный, казалось совершенно очевидным), осторожно, чтобы не разбудить, снимает с неё верхнюю одежду, затем топик, медленно стягивает трусики и совершенно нагую укладывает в кровать. Она живо представила горящие похотью глаза, дрожащие от вожделения руки, тонкую струйку слюны, стекающую из полуоткрытого рта… Ну и самообладание у него, держать в руках такое тело, молодое, свежее, горячее, и не воспользоваться. А может…? Нет, тогда бы уж Она точно проснулась. А если её усыпили, подсыпав в еду наркотик, и надругались над бесчувственным, беспомощным телом? Что-то тут не так, непонятно как-то всё, странно и страшно. На всякий случай, Она ещё сильнее укуталась в одеяло, с утроенным вниманием вглядываясь в интерьер. Осмотр комнаты ничего не дал, Она никого не обнаружила, не увидела так же и своей одежды. Да вообще никакой одежды в спальне не было.

– Эй… – проговорила Она негромко. – Есть тут кто-нибудь?

Ей никто не ответил.

– Эй, хозяева, отзовитесь, – произнесла Она уже громче.

– Ау! Что за глупые шутки? Хватит играть со мной, кто тут есть, отзовитесь, это уже не смешно! – прокричала Она во весь голос.

Но в доме царила полная тишина. Ни один звук не доносился до неё, и это было, по меньшей мере, странно, ведь кто-то же всё-таки перенёс её сюда, раздел и спрятал одежду. А может и правда, никого нет дома. Добрый хозяин (уж очень хотелось, что бы он оказался добрым), пока Она нежилась в постели, ушёл рано утром на работу или ещё по каким делам, скоро придёт, и тогда всё выяснится. А пока его нет, нужно найти хоть что-нибудь, прикрыть наготу и прибрать тут за собой. А лучше всего, убежать отсюда подобру-поздорову от греха подальше.

Несколько осмелев, Она вылезла из-под одеяла, тихонько, на цыпочках подбежала к большому резному гардеробу, стоящему возле стены, и потянула за ручку. Дверца беззвучно раскрылась, и Она увидела белое, как снег, легкое и воздушное, как облако, чудесное по красоте и изяществу подвенечное платье, достойное самой королевы. Невольно отступая, Она залюбовалась этой красотой настолько, что забыла о том, что находится в спальне чужого дома абсолютно нагая. Отражение в зеркале вернуло её к реальности. Она заметила, что вчерашнее купание не добавило её внешнему виду блеска и очарования. Тело её было грязным и пахло тиной, на голове колтун из всклокоченных, слипшихся волос, а под глазами чернели большие круги от размазанной туши.

– Да, видок у меня, мягко сказать, неважный, как у кикиморы после первой брачной ночи, – подумала Она. – Сейчас бы воды и мыло. Было бы кстати.

Тут взгляд её упал на высокую, в половину человеческого роста, и довольно вместительную купель, к которой была приделана полочка с множеством различных форм и размеров пузырьков, бутылочек и просто склянок, наполненных разноцветными жидкостями. К купели, до половины наполненной водой, была приставлена лесенка с широкими ступеньками. С борта свисал серебряный ковшик.

– Вот так сервис! – проговорила Она вслух. – Меня здесь принимают, как принцессу, не хватает только горошины.

Ещё раз, на всякий случай, оглядевшись, Она взошла по лесенке и погрузилась в мягкую, приятно согревающую влагу, села на дно, и три раза окунувшись с головой, принялась изучать содержимое пузырьков и скляночек. В них были различные благовонные масла, ароматы которых, смешавшись в экзотический коктейль, сразу наполнили собой всю комнату. Никогда ещё Она не получала такого удовольствия от мытья. Тёплая, почти горячая вода приятно согревала и ласкала. Кожа, отмытая от грязи, приобрела мягкость и бархатистость, ну, прям как попа у младенца. К тому же у неё появился необыкновенно красивый оттенок, как после легкого загара. Что же касается волос, то они как будто засветились изнутри. Всё тело приобрело какую-то неестественную лёгкость и невесомость. И снова воспоминания детства нахлынули на неё. Она вспомнила, как давным-давно её, ещё маленькую девочку, так же трижды окунали с головой в теплую, ласковую влагу. И запах тогда был вроде такой же – сладкий, успокаивающий. А вокруг неземные, казалось, ангельские голоса пели какую-то протяжную, удивительно красивую и завораживающую песню, и от этого ей тогда было очень хорошо, как и сейчас, как-то по-домашнему тепло и уютно. Погрузившись в воду по шею, Она зажмурила глаза и тихонько запела ту старую мелодию из детства, которая давным-давно отложилась в её детской памяти, затем забылась в суете жизни, а теперь опять всплыла в сознании с новой, всепобеждающей силой.

Накупавшись вволю, и выбравшись из купели, Она взяла лежащее тут же на полочке большое, как простыня и мягкое, как пух цыпленка белое махровое полотенце и стала осторожно вытираться, опасаясь стереть «загар» и легкий, сладкий аромат, которым теперь благоухало её тело. Посмотрев в зеркало, Она невольно залюбовалась собой. Никогда в своей жизни Она не была так хороша, настолько хороша, что могла бы составить завидную партию самому избалованному и придирчивому принцу. Длинные, стройные ноги, крутые, мягкой округлости бёдра, осиная талия, плоский живот и плотные, как налитые соком яблоки, ягодицы, высокая девичья грудь с большими, как спелые ягоды шелковицы сосками, тонкие руки и точёная шея, увенчанная прехорошенькой головкой с глазами в пол-лица и копной длинных, густых, слегка вьющихся волос – всё в ней сейчас было достойно кисти художника.

– Вот это совсем другое дело, – произнесла Она, любуясь собой, и подставляя зеркалу то одну, то другую подробность своего действительно прекрасного тела. – И чего только этим козлам-мужикам надо, не пойму. Где ещё найдешь такую красавицу? Нигде. Таких больше нет, и искать тут нечего.

Неизвестно, как далеко бы Она зашла в самолюбовании и самовосхвалении, но тут внезапно почувствовала на себе любопытный взгляд.

– Ой! Кто тут?

Она машинально прикрылась полотенцем и стала испуганно озираться вокруг. В комнате по-прежнему никого не было, если не считать отражения в зеркале, но какое-то странное ощущение постороннего взгляда не покидало её. Тут Она увидела дверь, настолько искусно задрапированную под обои, что почти сливающуюся со стеной, и поэтому не замеченную ею раньше. «Ага, – подумала Она. – Этот хозяин какой-нибудь похотливый старикашка-импотент, подглядывает в замочную скважину. Ну, сейчас я тебе покажу, будешь знать, как смущать честных, невинных девушек».

И Она, стараясь не подавать вида, что догадалась о местонахождении подсмотрщика, обмотавшись полотенцем, и всё ещё озираясь вокруг, еле заметно стала приближаться к двери. Когда дверь была уже на расстоянии вытянутой руки, она схватилась за ручку и с силой рванула её на себя. Дверь распахнулась, но за ней никого не было.

 

Глава 5

Она осторожно прошла в дверной проем и оказалась в тёмном, бесконечно длинном и совершенно пустом коридоре, простиравшемся по обе стороны от неё.

– Эй! – крикнула Она в пустоту.

– Э-э-й! – прокатилось по коридору эхо.

– Есть тут кто? – послала Она вопрос.

– Кто – кто – кто? – вернуло ей вопрос эхо.

– В этом доме есть хоть кто-то живой?! – Она уже начала раздражаться.

– Не вой – не вой – не вой!

– Да ответит мне кто-нибудь, наконец?!

– Конец – конец – конец!

Поняв, что разговор со столь невоспитанным эхом не имеет никакого смысла, Она решила самостоятельно обследовать коридор, разведать тут всё как следует и, наконец-то узнать, где Она находится, и что с ней вообще происходит.

Привыкнув к полумраку, царящему в коридоре, Она уже могла различить некоторые детали обстановки. Каменные, отшлифованные ногами за долгое-долгое время плиты пола; сырые, никогда не знавшие штукатурки, тёмные стены, так же выложенные из камня; высокий сводчатый потолок; слабый, мерцающий свет свечей, расположенных на стене вдоль всего коридора метрах в тридцати друг от друга; наконец, могильный холод и сырость – всё навевало тяжелое, подавленное настроение. Казалось, Она попала в старинный средневековый замок, где давно уже никто не живёт, и только духи некогда славных своими ратными подвигами, но давно умерших и истлевших его обитателей всё ещё не могут успокоиться и витают под этими мрачными сводами. Повсюду стояла мёртвая тишина.

«Может лучше вернуться…» – подумала Она в нерешительности. Но тут ей показалось, что свет в глубине коридора вроде немного ярче. Она, помявшись с полминуты, наконец, решилась и двинулась вперед, осторожно ступая босыми ногами по холодным плитам пола.

Идти пришлось довольно долго, цель путешествия, казалось, удалялась по мере приближения к ней. Она уже изрядно замерзла и перешла на бег, который немного согрел её. Когда Она приблизилась к источнику более яркого света, ей пришлось разочароваться, так как ничего особенного она тут не увидела, к тому же коридор в этом месте раздваивался, и Она снова оказалась на распутье. Нужно было отдышаться и принять решение, в какую сторону идти, или же вовсе вернуться обратно. Она напряжённо вглядывалась в глубину то одного, то другого направления и неожиданно заметила в глубине правого рукава коридора нечто, напоминающее дверь. Недолго думая, Она направилась туда и вскоре действительно оказалась перед массивной дубовой дверью с большой медной ручкой в виде оскалившейся мордой льва.

Она медлила. Так часто бывает, долго движешься к цели, преодолеваешь трудности, терпишь невзгоды и лишения, и вот, почти достигнув желаемого, когда осталось сделать последний шаг, ещё одно движение, останавливаешься в нерешительности. Что там ждёт тебя в неизведанном, незнакомом, таинственном? Как бы не было хуже! Может оставить всё, как есть, не испытывать судьбу, а вернуться в спальню с тёплой мягкой кроватью и спокойно подождать, чем всё это закончится? Она не могла решиться на последний шаг и то подносила руку к медной голове, то отдергивала её. Наконец, Она решилась. Ей снова становилось холодно, от долгого бега Она устала и нестерпимо хотела пить. Дверь поддалась, в лицо ударил яркий после коридорного мрака свет, на минуту ослепивший её.

– Здравствуйте! Добро пожаловать в бутик мадам Сюсю! – защебетал прямо над ухом высокий, почти писклявый голос. – Мы рады Вас видеть в нашем заведении, Вы не ошиблись в выборе и правильно сделали, что решили посетить именно наш бутик. Здесь Вы найдете самый широкий ассортимент всевозможных товаров самых разнообразных торговых марок мира… – голос щебетал непрестанно, как граммофонная запись.

Привыкнув к свету, Она смогла разглядеть обладательницу меццо-сопрано и обстановку вокруг. То, что Она увидела, вполне соответствовало тому, что Она слышала. Перед ней стояло субтильное, неопределенного возраста существо в элегантной униформе на щупленьком тельце, с большой, несоразмерной телу, ушастой головой и реденькими, закрученными «химией» волосенками. Существо необычайно напоминало Масяню. Оно стояло, смущенно переминаясь на тонюсеньких ножках, вытянув руки по швам, как пионер. Казалось, оно сейчас крикнет во весь свой масяньский голос: «Будь готов! – и, подняв правую руку на уровень лба, само себе ответит: Всегда готов! Как Гагарин и Титов!»

– В нашем магазине каждый клиент всегда находит то, что ищет и не может найти в других бутиках, а, кроме того, вежливость, обходительность и внимание со стороны персонала. Чуткость и индивидуальный подход к каждому покупателю – вот наша визитная карточка! – продолжала пищать «Масяня», пока наша героиня искала средство, чтобы остановить этот словесный понос. – Мы можем предложить Вашему вниманию любой товар, на любой вкус, и Вы, несомненно, найдете у нас то, что искали…

– Извините, я… – Она попыталось перебить чересчур старательную продавщицу, но не тут-то было.

– Не стоит извиняться, Вы совершенно правы. Клиент всегда прав – вот наше кредо!

– …но я, кажется, ошиблась…

– Ни в коем случае!!! Вы не могли ошибиться. Вы совершенно правильно сделали, что решили посетить именно наш бутик. Здесь Вы всегда найдете самый широкий ассортимент… – песня полилась сначала с новой силой. Нужно было что-то делать. – Мы можем предложить Вам самые модные новинки от самых знаменитых Кутюрье мира. Обратите внимание вот сюда, это последняя коллекция, весь товар эксклюзивный, уверяю Вас, Вы не увидите такого ни на ком больше. Вам очень подойдет, как раз под цвет к Вашим глаз…

– … нет, я не…

– Конечно! Ну, как я могла так ошибиться. Конечно, для дамы с Вашим вкусом и Вашими запросами, это просто тряпье, ведь вкус определяет запросы. Извините меня за мою бестактность. Ах, какая замечательная на Вас туника, и как она Вам идет, как будто по Вам сшита. Ведь это спецзаказ? Это должно быть Греция? Я угадала?

– Но это полотенце…

– Да! Да! Конечно Полотенцо! И как она Вам идет! Как же я не узнала сразу! Именно такую я видела на днях в Париже на всемирной выставке моды… Ах, так это она и есть?! Точно, именно она! Ах, какая прелесть! Какие линии, какой покрой! Ах, какой вкус! Конечно, дама Вашего круга не будет носить что попало. Боюсь, мне трудно будет подобрать что-нибудь для Вас. Хотя, я думаю, смогу удивить даже Вас!

– …у меня нет денег… – прибегла Она к последнему, самому верному приему. Сейчас «Масяня» потеряет к ней всякий интерес. Она, конечно, не сможет узнать то, что хотела, но, по крайней мере, избавится от этого назойливого двигателя торговли.

– Ах, вот оно в чем дело! Конечно деньги, всё дело в деньгах. Я сразу должна была догадаться, экая я невнимательная. А я предлагаю Вам эту коллекцию!? Смешно, просто смешно. Ну, ничего, я смогу исправить свою ошибку и тогда Вы убедитесь в том, что совершенно правильно сделали, решив посетить именно наш бутик. Чуткость и индивидуальный подход к каждому клиенту – вот наша визитная карточка!

«Кажется, я схожу с ума» – подумала Она, потому что сбывались её самые худшие опасения.

– Мы можем предложить Вам любые деньги, любых стран, в любых купюрах, кстати, для VIP-клиентов в оригинальной праздничной упаковке. Какая валюта Вас интересует в это время суток? Доллары, фунты, евро, йены, юани, тугрики… О, понимаю… – «Масяня» наклонилась к её уху и перешла на несвойственный ей, доверительный шёпот, – Для Вас, как для особой VIP-клиентки могу предложить даже рубли… – продавщица опасливо оглянулась по сторонам. – …Всего час назад привезли целых три пачки по десять тысяч в каждой, только это сугубо между нами, Вы же понимаете…

– Пить… – проговорила Она, чувствуя, что теряет сознание.

– Виски, текила, бренди, коньяк… – и снова доверительно, – для Вас есть пара бутылочек «Столичной».

– Воды…

– Да! Да! Конечно! Дама Вашего круга не будет пить какую-то там «Столичную». Несомненно, для Вас у нас найдется бутылочка. Только не выдавайте меня, это такой дефицит, – и «Масяня» протянула ей запотевшую ото льда бутылку «Боржоми».

Она схватила бутылку и жадно выпила её почти до дна прямо из горлышка. Яркая вспышка света оторвала её от питья.

– Ах, какой снимок! Как замечательно! Спасибо Вам огромное. Немедленно распечатаем в самом большом формате. Такая особа – наша клиентка! Это будет лучшая реклама нашего заведения. Желаете чего-нибудь ещё?

– Я пойду, пожалуй.

– Как, и сдачу не возьмете? У нас так не принято, мы чаевых не берём! Вам, в Вашем положении легко сорить деньгами, я понимаю, но наша прямая обязанность, заботиться о сохранности ваших кошельков. Чуткость и индивидуальный подход к каждому клиенту… Вам в какой валюте? Ах, да. Какая же я забывчивая всё-таки. Сейчас принесу, рубли у нас хранятся отдельно, в главном сейфе. Одну минуточку.

– Пора линять, иначе от неё не отвяжешься, – сказала Она еле слышно, когда назойливая продавщица исчезла за портьерой подсобки, и выскочила за дверь прочь из магазина.

Оказавшись опять в мрачном сыром коридоре, Она невольно пожалела о том, что так спешно ретировалась. Во-первых, Она так ничего и не узнала, напрасно проделав столь долгий путь. Во-вторых, на ней кроме «греческой туники из Парижа», ещё влажной после водных процедур, ничего не было, и Она снова ежилась от холода. Кроме того, пять минут назад Она выпила целую бутылку воды, и сейчас ей совершенно необходим был туалет. Она хотела, уж было, повернуть назад, как вдруг в глубине коридора заметила ещё две двери, освещённые слабым, мерцающим светом свечи. В два прыжка преодолев расстояние до цели, Она обнаружила то, чего ей сейчас больше всего недоставало. На дверях сверкали золотом знакомые буквы «WC» с треугольничком вершиной вниз на правой двери, и вершиной вверх на левой. Она тут же толкнула левую дверь и вошла внутрь.

Каково же было её удивление, когда, войдя, Она не обнаружила ни белого кафеля, ни привычных кабинок, ни даже одинокого унитаза. Поначалу она подумала, что вообще оказалась на улице, посреди большой поляны, окружённой со всех сторон лесом. Вместо пола прямо под ногами росла свежая зеленая травка, среди которой попадались даже желтые одуванчики, в самом центре рос большой, густой, аккуратно постриженный куст с какими-то розовыми экзотическими цветами, издающими такой аромат, что можно было лишиться чувств. Вокруг летали разноцветные бабочки, и слышны были завораживающие птичьи трели. Рядом с кустом возвышалась пирамида объёмистых валунов, из которой, непонятно каким образом бил фонтанчик кристально чистой воды.

Пораженная таким оборотом дела, Она, приоткрыв входную дверь, заглянула за неё, и, убедившись, что на двери всё так же красуется аббревиатура «WC», расшифровать которую не составляло никакого труда, снова вернулась в помещение.

Что было делать, естественная надобность подпирала так, что невозможно было терпеть, и Она, на всякий случай, оглядевшись по сторонам, присела под кустик и с огромным наслаждением пописала. При близком рассмотрении Она заметила, что большие овальные листья куста были не живые, а искусно сделанные из мягкой туалетной бумаги, чем Она тут же и воспользовалась. Помыв руки свежей «родниковой» водой, и ещё раз окинув взглядом заведение, чтобы по достоинству оценить данное чудо сантехники, Она вышла в коридор и, уж было, направилась дальше, но остановилась, подумала пару секунд и вернулась. Осторожно открыв правую дверь и заглянув вовнутрь, Она увидела точно такую же обстановку, только вместо куста посредине росло высокое стройное дерево. «Интересно, какая у них тут баня?» – подумала Она и пошла дальше.

 

Глава 6

Проплутав еще с полчаса по лабиринту коридора, Она оказалась перед новой дверью, как две капли воды похожей на предыдущие. Отворив её, Она вошла внутрь и оказалась в большой комнате, напоминающей приёмную какого-то начальника. В разных местах комнаты в хаотическом порядке было расставлено множество маленьких столиков с фруктами, бутербродами и напитками. Вокруг каждого столика стояли мягкие удобные кресла, на которых сидело около десятка мужчин и женщин, за обе щеки уплетающих дармовые бутерброды. В центре комнаты располагался стеклянный офисный стол, на котором стояло нечто вроде компьютера, и лежали какие-то бумаги и папки. За столом восседала огромная бабища с красной рожей и тыкала длинными наманикюренными ногтями указательных пальцев в клавиатуру.

Подойдя к ближайшему ожидающему своего часа посетителю, Она тихо спросила: «Извините, я хотела бы узнать…". Он, не дослушав вопроса до конца (вероятно, ему было абсолютно всё равно, что же именно хотела бы узнать эта юная особа, обмотанная полотенцем), и не переставая жевать, окинул её безразличным взглядом с головы до ног и указал пальцем на бабищу за столом. Она проследовала, согласно указующему жесту.

– Здравствуйте. Простите, я хотела бы узнать…

– Вы записаны?

– Нет, но я только…

– Ваше имя?

– Простите, но…

– Понимаю, хотите сохраниться в анонимности? Прям не знаю, кабуто тута прям Штирлици все. Ладно уж, обождите, присядьте пока, я доложу об вас. Только много не жрите тута, бутерброды кончаются. Ходют тут, на всех не напасёшься.

Бабища встала из-за стола, продемонстрировав огромные, непрерывно сотрясающиеся слоновые ляжки под неимоверно узкой, вот-вот готовой лопнуть по швам мини-юбкой, и покатилась к двери, расположенной прямо за её спиной.

– Да, это не Масяня, из этой слова не вытянешь. Ну что ж, попробую расспросить кого-нибудь ещё, – сказала Она тихо, оглядывая помещение в поисках кого-нибудь не жующего.

Внимание её привлекла хорошо одетая дама бальзаковского возраста, сидящая неподалеку со скучающим видом.

– Вероятно, давно ждёт и жаждет с кем-нибудь поболтать. Предоставим ей такую возможность.

Она подошла к столику, за которым сидела скучающая дама и в высшей степени учтиво спросила.

– Извините пожалуйста, я не побеспокою Вас, если присяду рядом, конечно, если тут не занято?

– Ну что Вы, что Вы, конечно, присаживайтесь, милочка, не только не побеспокоите, но и очень даже обяжете. Я просто умираю от скуки. Вы тоже на прием к мэтру? Очень хорошо! Это лучший специалист во всей округе, и я даже думаю, во всём мире. Вы не представляете, как он работает, ах! Как он работает! Просто чудеса творит, в его руках забываешь обо всём на свете. Все мои знакомые, люди состоятельные и с положением, все были у него, ах! И остались исключительно довольны. Я сама долго не решалась, всё, знаете ли, ах! Как-то брали сомнения, нужно ли это мне сейчас? Ах! В моём-то возрасте? Причём здесь мой возраст? Да уж, не девочка, но ещё и не старуха, ах! А то может, протяну ещё несколько лет? Но всё-таки решилась, чего тянуть, годы проходят, проблем прибавляется, как бы не было поздно. А Вы молодец, что не стали тянуть с этим. Вы такая молодая, цветущая, с Вашей сестрой у мэтра особенно, знаете ли, артистично получается, ах! Но это только внешняя оболочка, не обольщайтесь, я тоже была… Ах! Сказать по правде, кто из нас сейчас без этого самого, ну, Вы меня понимаете? Нет таких, все мы с проблемами, и всем нам нужен мэтр. Да и смерть часто забирает молодых и цветущих, как Вы, например. Ну не будем о грустном. Ой, какая на Вас исключительная туника, должно быть Греция, да?

– Да…, из Парижа… А в вашем городе есть ещё другие специалисты, по другим вопросам? – решила Она подойти издалека.

– Так Вы приезжая?! Какая прелесть! И сразу же к нему! Сразу же к нему! Я же говорила, к нашему мэтру едут отовсюду. Это такой умница, такой умница, просто чудеса творит! От него такие, знаете ли, «произведения» получаются…. Ах! Я вся таю, вся таю от одной только мысли… Ах! Скорее бы уж… Одна моя знакомая, женщина состоятельная и с положением, тоже, знаете ли, не простушка какая-нибудь, разбирается, что к чему, так она после посещения мэтра всю свою семью привела, даже мужа, хотя тот долго упирался, представляете? А что Вы хотите, все под Богом ходим, не ровен час… И все хотим, чтобы после нас осталось… лучше нас… ну, Вы меня понимаете. Ах, какая же на Вас всё-таки туника, из самого Парижа, говорите?

– Да. А скажите, пожалуйста…

– Белая туника! Эй ты…, Белая туника…, тебе говорю-то! – раздался на всю комнату громоподобный голос бабищи. – Да-да, я к тебе обращаюся. Заходьте, тя примать будут прямо сичаса, – и бабища, плюхнувшись на свой стул, снова принялась тыкать указательными пальцами в клавиатуру.

Учтиво извинившись, Она направилась мимо секретарши к двери кабинета, оставив разговорчивую поклонницу мэтра скучать дальше.

Кабинет представлял собой небольшое помещение, в котором из мебели располагались только несколько предметов. Одиноко стоящая посередине напольная вешалка, кушетка возле стены справа, в полутора метрах над которой торчал непонятно для какой цели тут предусмотренный козырек, и большой заваленный бумагами рабочий стол напротив входа. За столом в белом халате восседал сам мэтр.

Это был мужчина лет пятидесяти, или немного больше. По крайней мере, выглядел он именно на этот возраст. Торчащие в разные стороны черные с проседью волосы обрамляли аккуратную плешь. Огромный горбатый нос, на кончике которого примостились большие и сильно увеличивающие очки. Бесцветные навыкат глаза, над которыми кучерявились густые и мохнатые как гусеницы брови. Мэтр что-то увлеченно писал на листе бумаги, не обращая на вошедшую никакого внимания.

– Здравствуйте. Я к Вам вот по какому делу… – начала, было, Она.

– Здравствуйте, милочка, проходите, – ответил он, не отрываясь от своего занятия. – Ко мне все приходят по одному и тому же делу.

– Да, но я хотела бы объяснить…

– Не утруждайтесь, милочка, всё сделаем в лучшем виде. Раздевайтесь.

– Как это? – не поняла Она.

– Очень просто. Донага. И, пожалуйста, побыстрее, я очень занят.

– Зачем это?

Мэтр оторвался, наконец, от бумаг и посмотрел на неё своими бесцветными рачьими глазами, в которых читалось крайнее удивление.

– Как это зачем? Так надо! Я же должен исполнить-таки свой долг. И давайте без этого, без лишних, знаете ли… Сама, сама, сама…

Помявшись несколько секунд, Она подумала, что всё это весьма странно и может быть даже небезопасно, но любопытство взяло верх, и девушка решила быть послушной. Раздеваться пришлось недолго, скинув полотенце, Она осталась посреди кабинета, в чем мать родила.

– Однако, – только и произнес мэтр. – Ну-с, давайте посмотрим, что у нас тут.

Он вышел из-за стола и направился к посетительнице, на ходу натягивая на волосатые руки, неизвестно откуда взявшиеся перчатки из латекса. Мэтр долго и внимательно рассматривал её со всех сторон и ракурсов, то, приседая и заглядывая снизу, то, вставая на цыпочки. Затем всю её ощупал, взял в руки её груди, как будто оценивая на ощупь их объем, обхватил ладонями талию, провел руками вниз по бедрам, и, наконец, зайдя сзади, проверил упругость ягодиц. Потом он, отойдя на несколько шагов, встал в позе скульптора, рассматривающего свое ваяние. При всём при этом, взгляд его оставался абсолютно бесстрастным. Вероятно, за годы своей практики он повидал столько обнаженных тел, что потерял к ним всякий мужской интерес.

– Так-с. Ну что ж, мне всё ясно.

– Что Вам ясно?

– Всё, милочка, всё. Это никуда не годится.

– Почему? – изумилась Она.

– Ложитесь! – приказал он.

– Как это?

– Горизонтально, милочка, горизонтально, – он показал ей на кушетку. – Вы какую позу предпочитаете, классическую, то есть лёжа на спине; или же на животе, лицом вниз? Хотя на Вашем месте я бы не стал прятать такое очаровательное личико…

– Но я не…

– Могу так же лёжа на боку, правом или левом, на каком хотите, так сказать в позе Данаи, знаете ли…

– Я не собираюсь…

– Ежели хотите, можно сидя, в позе всадницы, весьма оригинально, верхом на…

– Послушайте, я бы попросила…

– Но лучше всего, и я настаиваю на этом положении, в позе пантеры, готовящейся к прыжку. Так сказать, на четвереньках, грациозно прогнув спинку и существенно выпятив зад. Ваш зад, милочка, это кульминационная точка, так сказать, апогей. Решено! На нём мы с Вами и кончим…

– Но это уже переходит всякие границы…

– Вы думаете? Почему же, позвольте Вас спросить? Можно, конечно, и стоя, многие сейчас являются приверженцами духа простоты и демократичности. Но я бы предпочёл всё-таки «пантеру», и не потому только, что это обойдётся Вам несколько дороже, а исключительно по причине привлекательности Вашего зада. Ваш зад, милочка, это наиболее сильное место во всей композиции…

– Да Вы просто извращенец!

– Хорошо, как Вам будет угодно. Остановимся на классике. Ложитесь, и, пожалуйста, побыстрее, у меня мало времени. Там в приёмной ещё с десяток мужчин ожидает, а с ними, дорогая моя, хлопот гораздо больше. Такие привередливые стали, знаете ли, каждый мнит себя чуть ли не фараоном.

Негодованию её не было предела. От возмущения она не знала, что сказать, да так и стояла голая посреди кабинета.

– Да Вы, я вижу, сомневаетесь?! Или у Вас есть-таки, выбор? Или Вы можете получить то зачем пришли где-нибудь ещё? Тогда одевайтесь и уходите, я не держу Вас. Но знайте, Вы всё равно вернётесь, потратите много времени, сил, здоровья, нервов, денег наконец, но непременно вернётесь к первоисточнику.

Пришлось согласиться с тем, что он, в сущности, прав. Выбора у неё особенно не было, а найти хоть какое-нибудь объяснение своего положения было необходимо. Она решила продолжить своё исследование, оставаясь при этом начеку. Избавиться от этого доктора-производителя и уйти отсюда она всегда успеет. Да пропади оно всё! Будь, что будет.

Кушетка была жёсткой и холодной. После такого подробного и пристрастного досмотра и ощупывания своего тела Она чувствовала себя крайне неловко и поэтому согнула правую, ближнюю к мэтру ногу в колене и прикрыла грудь рукой.

– Руки по швам, ноги вытянуть, голову кверху! – скомандовал мэтр, тыча пальцем в кнопки, неизвестно откуда взявшегося пульта. В козырьке над кушеткой что-то тихо зашуршало, затем застрекотало и, наконец, вспыхнуло яркой вспышкой. Перед глазами забегали зайчики. – Всё. Вставайте, одевайтесь. Мне всё ясно.

Она встала, подняла с пола полотенце и обмотала им своё тело.

– Надо что-то делать с Вашими ногами, милочка, – произнес он в задумчивости, ходя по кабинету из стороны в сторону.

– А что с ними случилось? – не на шутку испугалась Она.

– Не нравятся они мне. Длинные очень. Ну, ничего, это мы устраним.

– Зачем?

– Как зачем? – удивился мэтр. Казалось, он впервые столкнулся с такой неподатливой пациенткой. – А как же? Иначе нельзя. Зато в груди прибавим.

– Простите, но я не хочу ни укорачивать ноги, ни наращивать грудь, мне и так хорошо. Вообще я к Вам совсем по другому делу.

– Как по другому делу, по какому другому? – мэтр не на шутку удивился и перестал ходить из угла в угол. – А-а-а! Так Вы по объявлению, насчёт работы?! – он заметно оживился, глаза заблестели похотливым огоньком. – Что же Вы сразу не сказали? – мэтр присел на угол своего стола, и, взяв её за талию, подтянул к себе. – Это совсем другое дело. Это в корне меняет дело, милочка, – теперь он ел, просто пожирал её глазами. – Мне срочно нужна ассистент-лаборантка, а то видите, с кем приходится работать. Плачу я хорошо, я не жадный, – мэтр сильнее притянул её к себе и приподнял полу полотенца. – Ты мне очень подходишь. Ноги у тебя замечательные и грудь тоже, ничего менять не будем. Можем приступить к работе прямо сейчас.

Она почувствовала, как по её ноге медленно поднимается вверх горячая, потная от вожделения рука. Терпеть больше не было сил.

– Ах ты, кобель плешивый, а ну убери руки, щупай свою толстомясую, козёл! – Она с силой оттолкнула его от себя, а по кабинету, многократно отражаясь от стен усиливающимся эхом, прокатился шлепок смачной оплеухи.

Выйдя в приёмную, Она громко обратилась к секретарше.

– Эй, ты, сало в шоколаде, да-да, я к тебе обращаюсь, ваш доктор просто козёл озабоченный!

– Какой доктор? – не поняла ошалевшая от неожиданности бабища.

– Ну, этот ваш мэтр.

– Он не доктор.

– А кто же? – настала очередь удивляться нашей героине.

– Он гробовщик.

 

Глава 7

Она всё ещё пребывала в неведении: где находится, каким образом сюда попала, что тут происходит и как отсюда выбраться? Честно говоря, возвращаться домой, в безденежье и неустроенность ей не особенно хотелось, но там всё, по крайней мере, понятно, а тут… Какой-то странный дом – снаружи обычный сарай, а внутри… Как всё это поместилось внутри? Может это подземелье, а сарай только прикрытие для связи с внешним миром? Судя по бесконечности коридора очень похоже на подземелье…

Какой-то странный бутик с «Масяней», где просто так раздают валюту, буквально впихивают в руки, попробуй не взять. Где рубли, обычные деревянные рубли в таком дефиците, что о них говорят тихим шёпотом, как о невозможной редкости. Где виски, коньяк, текилу предлагают каждому встречному поперечному, а «Боржоми» только из-под полы, как знак особого уважения….

А их похотливый мэтр?! Это вообще ни на что не похоже! Как его превозносят, расхваливают на все лады, а он не более чем обыкновенный гробовщик. Может и необыкновенный, а действительно мастер, но откуда такой ажиотаж на гробы? Не всё ли равно, в какой ящик положат твое смрадное, разлагающееся тело. О жизни думать надо…, хотя в жизни всё…, короче не хочется об этом думать.

Но вот туалет ей понравился, тоже странный, конечно, но оригинальный. Хотя если задуматься, туалет единственное, что ей понравилось за всё время скитаний по подземелью. Надо же, столько радости в туалете…

Всё тут странно и необычно, рассказать кому, не поверят. Она бы сама ни за что не поверила, если бы тут не оказалась. Нет, Она всё-таки найдет кого-нибудь и подробно обо всём расспросит. Только вот ей бы какую-никакую одежонку, желательно потеплее, а то холодно очень…

Так размышляла Она, идя по коридору в поисках ответов на свои многочисленные вопросы, пока что-то, какая-то деталь, выбивавшаяся из общего, привычного уже интерьера и, замеченная ею каким-то боковым зрением, не остановила её. Она повернула голову и увидела небольшой проем в стене, за которым чернел густой, непроглядный мрак. Терять ей было нечего, и Она, пригнувшись, решительно шагнула в темноту.

Оказавшись на маленькой площадке, от которой поднималась куда-то вверх крутая бесконечная лестница, Она задумалась в нерешительности: куда ведет эта лестница? Насколько она длинная, и хватит ли сил дойти? Что ждет её там наверху, радость, или новое разочарование? Она не могла дать себе ответ, но понимала, что нужно решиться: или вверх, несмотря ни на что, или назад в коридор к бесконечным блужданиям по кругу, среди бессмысленностей и бесперспективностей.

– ВЕРЬ! НАДЕЙСЯ! ЛЮБИ! – пронеслось в памяти и отозвалось многократным эхом в душе, в сознании, в каждой клеточке её тела.

Вдруг где-то высоко-высоко, наверное, на другом конце лестницы чуть засветилась слабым сиянием маленькая, совсем крошечная точка, а до слуха донеслись еле уловимые звуки, как бы далекой музыки. Через секунду Она уже бежала по высоким каменным ступеням вверх по лестнице к новой, ещё почти призрачной, но чрезвычайно манящей цели.

Бежать было тяжело, слишком крутыми оказались ступени. Сил оставалось всё меньше, а светящаяся точка не приближалась. Она перешла на шаг, но через несколько минут и идти стало невмоготу. Преодоление каждой ступени давалось ей с большим трудом. Казалось, что вот сейчас Она совсем обессилит и свалится прямо на лестнице, но Она шла, вернее уже ползла по ступеням вверх.

Через несколько метров восхождения, показавшихся ей верстами, Она заметила, что лестница вроде бы стала более пологой, ступени менее высокими, а светящаяся точка более яркой. Или ей это только казалось, уж очень хотелось доползти до конца. Но ещё через какое-то время идти стало заметно легче, в этом уже не могло быть сомнения. Она приближалась, потому что точка света увеличилась до размеров спичечной головки, а звуки музыки приобрели различимую стройность и мелодичность. Ещё усилие, и Она могла уже уверенно утверждать, что слышит вальс, а ещё через несколько минут различать голоса отдельных инструментов.

Наверное, у неё открылось второе дыхание, потому что совершенно не чувствуя никакой усталости, Она снова бежала к заветному свету, даже пританцовывая на бегу. И вот, наконец, Она уже стоит на площадке перед большой из матового стекла дверью, из-за которой льются звуки великолепного вальса в исполнении большого симфонического оркестра.

Она коснулась рукой двери, та бесшумно распахнулась, открыв её взгляду, огромный светлый танцевальный зал с зеркальными стенами, отчего помещение казалось ещё огромнее и светлее. Зал был абсолютно пуст, только чарующие звуки вальса наполняли собой всё его пространство, приобретя, казалось, объём и плотность, так что Она ощущала их своим телом. Увидев в зеркалах свое обнаженное отражение, Она поняла, что полотенце соскочило с неё при восхождении (впопыхах Она даже не заметила этого) и лежит теперь где-то на лестнице. Это ничуть не смутило её, ведь в зале никого не было, к тому же Она уже привыкла к своему нагому существованию. Ведь полотенце нельзя считать одеждой.

Оркестр ударил с новой силой, завораживающие звуки вальса, заставляющие забыть обо всём на свете, подхватили её хрупкую, легкую фигуру и понесли, раскачивая и кружа, как будто на волнах слегка разыгравшегося с озорным летним бризом моря. Её бесчисленные отражения в зеркалах в точности повторяли за ней все движения, мягкие и грациозные, в то же время стремительные и энергичные, так что вскоре ей стало казаться, что зал наполнился множеством танцующих нагих девичьих тел, как две капли воды похожих на неё. Уже невозможно было утверждать определенно, где Она, а где её двойники.

Вдруг Она остановилась. Звуки вальса тоже вроде бы притихли, а множество двойников разбежались по своим зеркалам и замерли в тех же позах. То, что её остановило, было более чем странно. Дело в том, что отражение в одном из зеркал во всё время танца оставалось неподвижным, склонившимся в глубоком реверансе. Более того, и это было самое подозрительное, отражение было одето в то самое подвенечное платье, которое Она обнаружила в гардеробе своей спальни. Она пошевелила рукой, отражение осталось неподвижным, Она сделала несколько шагов к зеркалу, отражение не меняло своей позы. Тогда Она подошла ещё ближе и вздохнула от изумления; то, что было принято ею за зеркало, оказалось огромным холстом с искусно и тщательно выписанной на нём молодой счастливой невестой в свадебном наряде. Поразительно было то, что невеста не просто была похожа на неё, как две капли воды – это была Она сама. Даже маленькая аккуратная родинка над левой грудью находилась на своем привычном месте. Откуда здесь эта картина? Кто и когда написал её портрет без её ведома?

Девушка попыталась принять ту же позу, как на картине, чтобы убедиться в неслучайности сходства, и это ей, кажется, удалось. Тогда Она повернулась к зеркалу справа, чтобы полюбоваться собой со стороны, и чуть не вскрикнула от неожиданности. В отражении Она была одета в то самое подвенечное платье, а перед ней стоял молодой мужчина в черном смокинге, приглашая её на вальс. Все зеркала повторяли эту картину с абсолютной точностью.

Не отводя взгляда от зеркала, Она, присев в реверансе, приняла приглашение. Все двойники повторили её движение. Кавалер в зеркале положил свою правую руку ей на талию – Она почувствовала на своей коже тёплую мужскую ладонь – а левой подхватил её правую руку. Её левая рука нежно опустилась на его плечо, ощутив мягкое тепло дорогой ткани, и они закружились в вихре вальса.

Она закрыла глаза от удовольствия, как ей было хорошо в этом танце, никогда в жизни Она не чувствовала столько счастья, спокойствия и уверенности в близости заботливой мужской силы. Она желала бесконечно кружиться, ведомая своим кавалером, и как бы не повернулась судьба дальше, Она знала, верила, что этот танец жизни не закончится никогда, они всегда будут вместе. Они кружили довольно долго, так что Она успела забыть и про свои скитания по подземелью, и про свои неразрешённые вопросы, и про то, как сюда попала, и про свое московское житьё-бытьё. Ей казалось, что Она всегда здесь была, что вся её жизнь лишь сплошной безостановочный вальс, и так будет всегда.

Наконец, оркестр замолчал, танец закончился. Она открыла глаза, чтобы поблагодарить своего кавалера и дать ему проводить себя до места, и остолбенела: никакого кавалера рядом не было, посреди пустого зала Она стояла одна и совершенно нагая. В зеркалах же Она всё так же видела себя в белом подвенечном платье рядом с улыбающимся мужчиной.

Вскрикнув, и машинально прикрывая тело руками, Она попятилась назад. Вдруг слезы ручьем хлынули из её только что счастливых глаз. Она резко развернулась и выбежала вон из зала.

Она бежала, не разбирая дороги, перескакивая через ступени, с трудом вписываясь в повороты, а слезы всё текли и текли из её глаз. Отчего Она плакала, куда бежала, зачем? Она не знала. Это была одна из многих женских странностей, не поддающихся никакой логике, которые даже сами женщины не могут потом объяснить, но именно за которые, в большой степени, их и любят мужчины. Наша героиня, слава Богу, не была исключением, она была женщиной до мозга костей – взбалмошной, импульсивной, непредсказуемой и прекрасной в проявлениях своей нелогичности. И как никто другой достойной любви, от которой она сейчас убегала.

Вдруг Она остановилась и (о, как это по-женски!) задумалась. Она снова стояла в темном холодном коридоре, одинокая, оставленная всеми, только теперь на ней не было даже полотенца. Опять всё сначала, снова блуждания в поисках неизвестно чего, а ведь ещё несколько минут назад Она, казалось, была так счастлива. Непреодолимая жалость к себе нахлынула на неё, и слезы вновь потекли по щекам. Но вдруг ей послышался звук проезжающей мимо машины. Она огляделась по сторонам и увидела недалеко от того места, где стояла, дверь. Опять дверь. Сколько их уже было сегодня, а в результате снова одна, нагая, среди холода, мрака и неизвестности. Она медленно подошла к новой двери и прислушалась. Снаружи отчетливо доносился шум городской улицы.

– Нет, не может быть, – произнесла Она вслух. – Это, наверное, уже галлюцинации, откуда в подземелье улица?!

Она ущипнула себя за руку и вскрикнула от внезапной боли, но шум за дверью не исчез. Напротив, Она отчетливо услышала смех проходящих мимо людей и характерное тарахтение проезжающего грузовика.

– Неужели там город, Москва, свобода?..

Она настежь распахнула дверь и действительно практически оказалась на шумной и многолюдной московской улице в час пик. Вправо и влево сплошным потоком ехали машины, извергая из своих недр клубы вонючих выхлопных газов. Мимо сновали нескончаемые толпы прохожих, спешащих по своим неотложным делам, или просто праздношатающихся. Никому не было до неё никакого дела. Тут один прыщавый подросток с давно не мытой головой отстал на шаг от компании себе подобных и, показывая на неё пальцем, заорал на всю улицу: «Смотри, пацаны, телка голая!». Ей казалось, что вся улица теперь, забыв о своих делах, смотрела в её сторону, а бойкий тинэйджер продолжал, обращаясь теперь к ней: «Эй, коза, пойдём с нами, сотню гринов получишь, не обидим!».

Вдруг улица поплыла куда-то в сторону, прыщавое лицо подростка, увеличиваясь, приблизилось вплотную, преобразившись в красную потную рожу утреннего мента-гоблина. Потом всё покрылось непроницаемой белой пеленой и исчезло совсем. Она потеряла сознание.

 

Глава 8

Очнулась она в постели, в той самой спальне, из которой началось её путешествие. Вопрос, как она здесь оказалась, уже не удивлял, метаморфозы и загадки стали уже привычными. Настроение было скверное, Она зашла в тупик и не знала, что предпринять дальше. Да ей, в общем-то, и не хотелось ничего предпринимать, всё уже предпринятое ею не дало никаких результатов, все усилия ни к чему не привели. Она всё ещё не знала, где находилась, и как отсюда выбраться. Но самое главное, Она не знала уже, хочет ли вообще отсюда уходить. Идти ей было некуда, в этом Она убедилась, стоя на пороге московской улицы перед ухмыляющимся прыщавым тинэйджером. Жить в том злобном мире по его волчьим законам ей не хотелось.

Хочет ли Она остаться здесь? На этот вопрос ответа тоже не было. Всё что здесь происходило, было ей непонятно, а значит, настораживало и пугало. Ей казалось, что все события, произошедшие с ней здесь, были какой-то пародией на тот мир, от которого Она только что отказалась и возвращаться в который не хотела. Так что же ей делать?

Во всей этой истории был только один момент, об утрате которого Она сожалела, и который хотела бы вернуть. Она помнила, как кружилась в вальсе, ведомая сильной мужской рукой. Музыка, такая прекрасная и чарующая, всё ещё звучала в её ушах. Зачем Она убежала? Может, ей стало стыдно своей наготы? Но Она всегда гордилась своим телом, и не без основания. Она часто демонстрировала его своим прежним возлюбленным в самых различных соблазнительных позах, её тело было её главным стратегическим оружием, и… нет-нет, уж чего-чего, а наготы своей Она не стеснялась. Что же случилось на этот раз? Почему Она повела себя, как девчонка, как школьница, застигнутая врасплох во время купания нагишом?

Может, Она испугалась пустоты возле себя, в то время как явно ощущала на своей талии руку, а все зеркала отображали её в подвенечном платье рядом со стройным, сильным молодым человеком в чёрном смокинге. Наверное. А кто бы не испугался? К тому же этот мужчина показался ей, почему-то, знакомым, где-то они уже встречались. Но где и когда? Может он один из её несостоявшихся женихов…? Вряд ли… Нет… Точно нет, он не похож ни на одного из них. Те не только вальс, двух слов без мата не могли связать, а этот… Где же Она видела его лицо, его точёную сильную фигуру в черном, явно дорогом смокинге…? Постой, постой…

Вспомнилось раннее холодное утро на набережной, закрытый магазин, нестерпимо хочется есть, от невезухи и отчаяния Она в шаге до самоубийства… И вдруг Он, с доброй и светлой улыбкой, уверенным и искренним взглядом, протягивает ей визитку и предлагает помощь. Она отказывается, Он уезжает. Потом вонючие лапы мента-гоблина, погоня, Она мечется по дворам и проулкам, преследуемая ревущим мотором и слепящими фарами, потом стройка, подъезд, лифт, три холодные чужие двери, Она звонит наобум в одну, буквально вламывается в раскрытую дверь квартиры… И снова Он, снова эти глаза и улыбка. Он тогда сказал ей: «Я знал, что Вы придете. Я ждал Вас» И вот Она пришла, и снова потеряла его. Где же теперь его искать?!

Она встала с кровати и увидела своё отражение в зеркале. Сейчас Она себе не нравилась, её красивое стройное тело казалось ей гадким и вульгарным. Чего Она добилась своим главным стратегическим оружием? Вдруг Она вспомнила о платье, о том самом подвенечном платье, которое она видела на портрете, изображавшем счастливую невесту, так удивительно похожую на неё. В сознании воскресли звуки вальса, и сотни, а может, тысячи зеркальных отражений, уносимые его вихрем. Они вторили ей, дублируя каждое её движение, и все эти отражения также были одеты в это самое платье. Постой, оно должно быть где-то здесь, в этой комнате…, ну да, в том большом резном гардеробе, стоящем возле стены…, Она видела его там утром, то есть когда впервые проснулась в этой спальне….

Белое, как снег, и лёгкое, как пух, чудесное по красоте и изяществу подвенечное платье оказалось на своём месте, будто ожидая её. Как давно оно уже ждёт? Сколь долго ещё будет ждать? И неужели Она и дальше позволит себе оставаться голой?

Через несколько минут Она, одетая настоящей невестой, подходила уже к большому зеркалу, полюбоваться своей новой красотой и покрутиться перед ним, разглаживая непослушные складочки. Что ж тут удивительного, она же женщина и остаётся ею в любой ситуации. Зеркало отобразило ей её саму точно такой, как на том портрете в танцевальном зале, только в зеркальном отражении рядом с её счастливой фигурой не было ни гардероба, ни кровати, ни других предметов обстановки спальни, окружавших её. Вокруг была чёрная, непроницаемая пустота.

Она медленно приблизилась к зеркалу, её отражение вторило ей, протянула вперёд правую руку, левая рука отражения потянулась навстречу, и когда пальцы их коснулись друг друга, мрак в зеркале вдруг начал постепенно рассеиваться, уступая место свету, который вскоре занял всё пространство вокруг, настолько сильный и плотный, что ничего кроме света не было видно. Казалось, Она находилась в центре огромного белого облака. Не чувствуя под ногами тверди, она как бы плыла в пространстве легкая и свободная, как воздух. Неожиданно откуда-то издалека донеслось пение, оно приближалось, усиливаясь, и скоро окружило её со всех сторон, стройное и благозвучное, будто ангелы, сплетая свои голоса в общий хор, пели хвалебную песнь Творцу. Они пели так, что Она словно растворилась в этой музыке вся без остатка, словно не было ничего, ни земли, ни неба, ни солнца, ни даже её самой, а только свет и поющие ангелы, и Тот, кто одной своей волей сотворил всё.

Мир создавался заново.

Вдруг хор замолк.

– Венчается раб Божий… – как раскат грома прокатился в воздухе тяжелый густой бас.

– Венчается раба Божья… – голос был настолько густой, что ощущался всем её чувствительным телом, которое, как натянутая струна, восприняв колебания, зазвучало в унисон: «Аминь!»

И снова хор пронесся вихрем, проникая сквозь одежду, кожу, до самого сердца, где, как говорят, живет душа, озаряя, оживотворяя всю вселенную троекратным: «Алилуия! Алилуия! Алилуия!»

Вдруг белое облако растаяло, растворилось, как утренний туман, и Она оказалась в центре простой маленькой церкви. Справа и слева с бревенчатых стен на неё смотрели лики святых, как бы радуясь за неё и поздравляя её с началом новой жизни. А прямо напротив, возле Царских врат алтаря с большой иконы на неё смотрели добрые и грустные глаза Спасителя, как бы говоря, как много-много лет назад: «И Я не осуждаю тебя, иди, и больше не греши».

Она никак не могла опомниться от нахлынувшего на неё счастья, тихого и невесомого. Она искала его, Она боролась за него, идя на различные хитрости, интрижки и поступки, за которые ей потом было стыдно. Она боролась со стыдом, заглушая в себе его голос, и порой ей это удавалось. А оно, счастье, вот какое. Вот оно здесь, рядом, вокруг, везде. За него не надо бороться, оно даётся всем без исключения и совершенно даром. Сможешь ли ты распознать его, увидеть среди навязчиво блестящей мишуры, отличить его, выделить из суетного круговорота бессмысленных и бесполезных забот и хлопот, протянуть к нему горячие зовущие руки, раскрыть ему навстречу свое трепетное сердце, и тогда оно нахлынет на тебя легкой, искрящейся на солнце волной, завладеет тобой, растворит тебя в себе без остатка. Тогда храни его, береги пуще жизни, ибо оно лёгкое и летучее, как летнее облако, подует холодный ветер, и растворится, растает, прольется быстрым летним дождиком и высохнет на солнце.

Она была счастлива без меры. Ей хотелось поделиться, отдать так же даром, как и получила, часть своего счастья Ему, тому, кто протянул ей руку помощи там на набережной у парапета, кто впустил её в свой дом, защищая от погони мерзких гоблинов, кто кружился с ней в вихре вальса, а сейчас держал её правую руку в своей руке, и это уже не было призрачным обманом, потому что она чувствовала, как Он бережно, но в то же время торжественно надевал на её безымянный палец золотое обручальное кольцо.

Из Царских врат алтаря вышел высокий иерей в золотом облачении с восьмиконечным крестом в руках и остановился на амвоне.

– Властию, данною мне Богом, – прокатился по храму его густой бас, – Объявляю вас мужем и женой, – он поднял крест высоко над их головами, как бы призывая Небо к благословению молодых, – Во имя Отца… – затем опустил крест вниз, призывая благословление Божие на землю, питающую и дающую кров, – И Сына… – и, наконец, провел крестом слева направо, благословляя весь Мир, всё человечество, всю вселенную от края и до края жить в любви и согласии, – И Святаго Духа! Аминь!

И вновь плотное белое облако света объяло их со всех сторон, и вновь стройный хор мужских голосов подхватил на своих певучих крыльях их любящие сердца и понес в неведомую им доселе страну счастья. Всё ещё держась за руки, и смотря в глаза друг другу, они медленно плыли вперед, навстречу новым тайнам и загадкам жизни, разгадывать которые им отныне суждено вместе. И не было, казалось, в целом мире, во всей вселенной двух других сердец, настолько же любящих и счастливых.

Одной рукой обнимая её за плечи, другой, как бы отодвигая белый полог света, как если бы это была просто белая занавеска, Он провел её в тёмную комнату, освещенную одной единственной свечой. Свет свечи вырывал у мрака только небольшой пятачок, на котором они стояли, всё остальное пространство было поглощено тьмой, так что создавалось впечатление, что они одни во всей необъятной вселенной. Легкое, почти невесомое платье само вдруг сползло на пол, и Она, прекрасная как нимфа, осталась снова нагая. Сейчас Она почему-то стеснялась своей наготы и невольно пыталась прикрыть стыд руками, но руки не слушались её. Вся дрожа от возбуждения, она закрыла глаза, чувствуя, как его руки касаются её чувствительного тела. Ноги подкосились, и Она, придерживаемая его сильными руками, опустилась на что-то мягкое и теплое, как пуховое одеяло. Вскоре тела их переплелись, соединились в одну общую для обоих плоть, и всецело предавшись всепоглощающей ночи любви, забыли обо всём на свете.

 

Глава 9

Она не помнила, как уснула, а когда проснулась, не поняла, где находится. Приподнявшись на постели, Она оглядела комнату, освещенную серым сумеречным светом, просеянным сквозь давно немытое окно. Страшный беспорядок, разбросанные всюду вещи, осколки разбитой посуды, всё напоминало ей о чем-то, давно прошедшем, из другой, почти забытой и, казавшейся нереальной жизни, и вместе с тем навевало страшные догадки, в которые не хотелось верить.

Какое-то время Она так и сидела на кровати, абсолютно обалдевшая. После пережитого ею счастья, сознание никак не хотело мириться с той картиной, которая предстала перед её глазами. Нет. Этого не может быть. Это, скорее всего, очередная метаморфоза, к которым Она, казалось, уже привыкла. Значит, не привыкла, растаяла от счастья, расслабилась, потеряла бдительность. Какая бдительность?! Она была счастлива, Она нашла свою любовь, Она была с Ним, они были вместе, они любили друг друга. Неужели это обман, её разыграли, пошутили, поматросили и бросили?! Неужели Он такой же, как все эти современные продвинутые кобели?! Нет! Нет! Этого не может быть. Он не такой, Он не мог обмануть, Он любит её. Но где тогда Он? Почему Она опять в этой мерзкой квартире среди грязи, мусора и беспорядка? Так это же Она сама разбомбила всё здесь вчера после разговора с… Вчера?.. Да, это было вчера. С ней была истерика, потом Она уснула, а потом… Неужели это был только сон?! Все эти неправдоподобные приключения ей только приснились?! И Он?! Он тоже приснился?! Значит, ничего не было, всё только сон, плод её разгоряченного рассудка?! Несколько минут счастья на самом деле только блеф, мыльный пузырь?!

Слезы сами потекли из её красивых глаз, хотелось кричать, да что там кричать, выть от горя и разочарования. Так жестоко судьба с ней ещё никогда не поступала. И за что? За что? Она, конечно, не считала себя праведницей, Она грешница, большая грешница, Она заслужила наказание, и оно неминуемо должно было свалиться ей на голову. Но не такое же! Не до такой же степени. Она и так наказана неустроенностью, нищетой, безденежьем. Она никому не нужна, Она вещь, игрушка, предназначенная только для развлечения. Всё это справедливо, заслуженно, Она сама виновата во всём, сама влезла в это дерьмо по самые уши. Она понимала это. Она поняла это тогда, там, у Него, с Ним, и уже готова была всё исправить. Исправить! Значит, Она небезнадёжна. Тогда почему? Почему теперь, именно теперь и именно с ней? Это же смерть! Нет, смерть – благо по сравнению с такой мукой, с такой ошибкой, таким разочарованием. Сон. Только сон, блеф, игра фантазии. Реальность вот она, в этой грязной вонючей халупе, на мерзко скрипучей кровати, под потным, хищно хрипящим денежным мешком, которого ещё надо уговаривать, чтобы он ещё разок попользовался ею…

Она вскочила с кровати и с новым неистовством принялась крушить всё то, что уцелело вчера. Через пару минут её квартира походила не развалины Трои, а Она сама, взъерошенная и обессиленная, сидела на полу посреди этого бедлама и тихо плакала. Вдруг взгляд её случайно упал на маленький прямоугольник белой бумаги, валявшийся на полу и сверкавший глянцевой поверхностью в слабом свете раннего утра. Что-то в этом клочке бумаги показалось ей знакомым, или это очередная издевка судьбы, решившей доконать её. Она подползла на четвереньках, взяла дрожащими руками и поднесла к глазам белый прямоугольник, на котором было написано: «ВЕРЬ! НАДЕЙСЯ! ЛЮБИ!»

– Что же это? Откуда? Или у меня глюки? – вконец обалдевшая спрашивала Она саму себя, – Значит, это был не сон? Значит, всё было на самом деле? Постой… Мы же венчались в церкви… – Она посмотрела на безымянный палец правой руки, на котором сверкало золотом обручальное кольцо, – Это не сон! Это было на самом деле! Или я окончательно спятила?… Да нет же, нет! Вот же оно, кольцо, Он сам надел мне его на палец! Но тогда почему я здесь? И где же Он?

Она вскочила на ноги и побежала в ванную, где висело единственное уцелевшее после разгрома зеркало.

– Где ты, милый? – почти кричала Она, глядя в зеркало, – Прости меня, я всё ещё не умею верить! Откликнись, если ты здесь, я снова потеряла тебя!

Но сколько Она ни звала, в квартире раздавался только её голос. Слезы снова брызнули из глаз, слезы отчаяния и досады.

– Я всё равно найду тебя! Чего бы это мне не стоило, я найду тебя!

Она, преисполненная новой решимостью, выскочила из ванной комнаты, не без труда отыскала среди бардака и натянула на себя коротенькую юбчонку, накинула на плечи джинсовую куртку, и на ходу влезая в босоножки, выбежала из квартиры.

Всё повторялось вновь. Улица её встретила зябкой сыростью и прохладой. Серая пелена, окутавшая небо, не пропускала ни единого лучика солнца, а резкие порывы бесстыжего ветра, проникающего под юбку, под топик нахально трепали её молодое нежное тело, гоняя несметные полчища мурашек по коже вверх и вниз, как стада диких бизонов. Укутавшись в почти бесполезную куртку и с трудом превозмогая озноб, Она побежала через двор к набережной Москвы-реки, где был магазин.

Выбежав на набережную и оглядевшись по сторонам, Она увидела, как и тогда, абсолютно пустую улицу. Ни рычащих машин, всегда заполняющих плотным потоком улицы города, ни везде снующих прохожих, беспрерывно перемещающихся во всех направлениях с бесстрастными, ничем не пробиваемыми выражениями своих умных лиц, ни даже собак, охраняющих свою территорию от посягательств посторонних субъектов. Она стояла абсолютно одна на некогда шумной, переполненной улице. Через секунду Она уже бежала вдоль плотной стены зданий.

Магазин снова был закрыт.

Куда идти дальше Она не знала, тогда ей просто не пришло в голову запоминать свой маршрут, ведь Она убегала от погони, не разбирая дороги.

– Что же дальше? – Она оглядывалась по сторонам, стараясь найти хоть какую-нибудь зацепку, какую-нибудь незначительную деталь, способную помочь ей воскресить в памяти те события, – Набережная, парапет, река… Да, именно здесь Он окликнул меня. Всё как тогда, надо чтобы всё было как тогда.

Она стояла возле парапета, вглядываясь в перспективу улицы, по которой в тот день умчался его автомобиль, и теребила в руках белый прямоугольник плотной бумаги. Может, Она надеялась, что вот сейчас послышится мягкое шуршание шин, и вдали покажется приближающийся автомобиль, его автомобиль… Но всё было тихо.

– Ну что, детка, поиграем? – раздался над её ухом низкий бас.

Как и тогда, она почувствовала сквозь юбку и трусики на своей попе грубую мужскую ладонь, и в тот же миг в её левую грудь, как клещами впились огромные шершавые пальцы. Она повернулась на голос и увидела над собой прыщавую, противно ухмыляющуюся рожу огромного громилы в серой милицейской форме.

– Регистрации у нас, конечно, нет. Придется пройти в машинку, для выяснения, так сказать, личности. Впрочем, если мы будем послушными, то всё будет, так сказать, шоколадно и может даже приятно.

От рожи нестерпимо разило перегаром вперемешку с запахом гниющих, давно не чищеных зубов и дешёвого одеколона, а рука уже шарила под юбкой, пытаясь пробраться под трусики.

Сейчас Она была почти рада появлению гоблина. Она даже не пыталась вырываться. Зачем? Ведь Она уже знала, что будет дальше. Наоборот, Она очень сильно постаралась включить всё своё обаяние и вложить его в кокетливо-продажную улыбку. Человекоподобное существо, не привыкшее к такой реакции жертвы, ослабило тиски и произнесло в недоумении: «Ты чё, блин, больна-а-а…» – не успело оно докончить фразы, как получило предательский удар в пах со всей силой, на которую была способна хрупкая девушка. Громила согнулся пополам и рухнул на колени, оглашая окрестности отборнейшим, многоэтажным матом.

Освободившись от оков, Она что есть духу помчалась через улицу, к домам, надеясь, что инстинкт поможет ей найти нужный двор.

– У-у-у с-с-сука, с-с-сука, падла! Ребята, держи её! Ну, с-сука, тебе конец!

Забегая в ближайший двор, она услышала за спиной рёв мотора и почувствовала, как в затылок ударил слепящий свет фар. Погоня повторялась по известному уже ей сценарию. Словно кошка, демонстрируя чудеса изворотливости, Она металась из двора во двор, сигая через канавы, продираясь сквозь больно царапающие кусты, перемахивая через невысокие изгороди, но везде её настигал слепящий свет фар и хрипящий рев мотора. Силы были уже на исходе, а нужный двор всё никак не появлялся. Она явно заблудилась. Неужели ей придётся сдаться на милость победителей? Она живо представила, что это будет за милость, и предприняла последнюю, отчаянную попытку. «Верь! Надейся! Люби!» – пронеслось в её мозгу, и тут Она заметила невысокую темную арку, которая показалась ей знакомой. Прошмыгнув в неё, Она оказалась в большом дворе, перегороженном высоким забором, надежно сколоченном из массивных необтёсанных досок. В заборе зиял узкий проем. Секунда, и Она уже стояла по ту сторону забора. Вот она дверь подъезда, Она помчалась к спасительной двери. Влетев в подъезд, и сходу перемахнув сразу через три ступеньки, Она оказалась перед лифтом, не раздумывая, вошла в него и нажала на случайную кнопку. Лифт поехал, а когда остановился на каком-то этаже, Она увидела двери трех квартир, те самые двери.

А снизу, по лестнице с неимоверной быстротой приближались тяжелые шаги закона.

Она подскочила к ближайшей двери и нажала на кнопку звонка. Когда дверь отворилась, первый гоблин уже взбегал на площадку. Она, ничего не говоря, буквально вломилась в квартиру, захлопнула за собой дверь и…

…на большой, залитой солнцем поляне, со всех сторон окруженной лесом, и усеянной множеством различных цветов, над которыми роились какие-то насекомые, жужжа и стрекоча во все стороны…

– Я знал, что ты придешь. Я ждал тебя, – услышала Она рядом с собой знакомый голос, – Наконец-то ты вернулась. Больше мы не расстанемся ни-ко-гда.

Она оглянулась на голос и увидела прямо перед своими глазами счастливое, сияющее Любовью лицо своего суженого. Он взял в свою левую руку её руку, правой обнял её за талию и повёл по тропинке, усеянной розами, вперёд, прямо через лес. Навстречу им сбегались звери, слетались птицы, выползали гады и насекомые, всё живое на Земле собиралось вдоль тропинки, встречая и провожая с глубоким почтением Человека. Слон, величественно подняв хобот, протрубил торжественный гимн в их честь, птицы на все лады вторили ему неподражаемыми, неподвластными никакому музыкальному инструменту трелями, медведь, встав на задние лапы, лихо отплясывал Камаринского, большая, желтоглазая пантера, словно маленький котёнок, тёрлась лоснящимся боком об их ноги, мурлыча от удовольствия нежную кошачью песенку, мартышки хлопали в ладоши, а благородный олень выстукивал копытами мелкую барабанную дробь. Нагие влюблённые шли, обнявшись, по пути, уготованному для них Создателем, нисколько не смущаясь своей наготы, чистые и светлые, глядели друг другу в глаза, полные Любви и Нежности, ощущали тепло друг друга, согревающее весь Мир и дарящее Жизнь. Они не замечали ничего и никого вокруг себя, всецело поглощённые созерцанием друг друга и своего Счастья. Они не обращали никакого внимания на толпы проходящих мимо и так же не обращающих на них никакого внимания прохожих, непрерывно снующих по переполненным улицам Москвы, на огни рекламы, зазывающей и призывающей, на какофонию визгов, скрипов, лязгов, урчания, шипения и тарахтения, изрыгаемую из себя бурной, нескончаемой рекой машин. Проезжающий мимо на чёрном железном монстре какой-то важный депутат, спешащий по срочным и неотложным государственным делам куда-то на Рублёвку, «прокрякал» что-то типа: «Уберите машины, людей, дома, я не могу проехать!»; невозмутимый самосвал только «пукнул» в ответ, окатив самовлюблённого эцилоппа облаком вонючих выхлопных газов; вездесущий гибедедеец со свистком вместо рта, потряхивая волшебной палочкой в чёрно-белую полосочку, оглушил улицу пронзительной трелью, а пробегающие мимо граждане, ещё более усилили свой бег. Они не замечали Влюблённых, они были, как всегда, слишком заняты надуванием мыльных пузырей, поглощены созерцанием того, как те лопаются, чтобы, надув новые, увлечься новым созерцанием. Бедные, несчастные люди, искренне влюблённые в свои проблемы, из которых соткана вся их жизнь, жизнь непрерывно копошащейся улицы, бурлящего мегаполиса, неуёмного общества, именующего самоё себя Цивилизованным Человеческим Обществом. Так дай вам Бог здоровья!

P. S. Наверняка у многих читателей возникнет множество вопросов и недоумений по существу этой повести: «А как могло произойти вот то и вот это?», или «А откуда взялось и куда делось то-то и то-то?», и вообще, «Почему так, а не эдак?» Сказать откровенно, автор и сам не знает всех ответов на все вопросы, поэтому ещё в самом начале честно предупредил, что эта повесть о любви, только о любви, и больше ни о чём.