Русское Православие в XX веке. Кто есть «ху»?

Настоящая статья не преследует ни пропагандистских, ни проповеднических целей. Автор её лишь имеет желание ознакомить интересующегося читателя с историей Русской Православной Церкви, а точнее с периодом от восстановления Патриаршества в России по настоящее время. А главное – уяснить вопрос, кто есть кто в Русской Церкви XX века? Каковы правовые, канонические основания того, что сегодня именует себя Русской Православной Церковью считаться истинным правопреемником той Церкви, главой которой является Господь наш Иисус Христос, основанием её – апостолы, а древом – вся непресекаемая цепочка от крестителя Руси Равноапостольного князя Владимира до последнего канонического русского Патриарха Тихона (Беллавина). Чтобы не представить читателю свой узкозаинтересованный взгляд на события, я счёл нужным использовать труды историков России и Русской Церкви, а в первую очередь книгу еп. Георгия «Русская Церковь перед лицом господствующего зла» Типография преп. Иова Почаевского, Свято-Троицкий Монастырь, Джорданвилль, H.I. 1991 г.

* * *

Государственный переворот в феврале-марте 1917 года осуществился для большинства русских людей совершенно неожиданно. Он всех застал врасплох, в том числе, конечно, и Святейший Правительствующий Синод.

Тщательно подготовленный тайный заговор неожиданно поставил Государя в такое положение, что он, не чувствуя ни в ком твёрдой опоры, вместо этого видел кругом себя только измену, трусость и обман. Император счёл себя вынужденным подписать телеграмму в ставку об отречении от престола. Это сразу же вызвало быстрый развал всей государственной и общественной жизни, очень скоро отразившийся и на положении Церкви.

Февральская революция 1917 года, а затем захват власти в России коммунистической партией повлекли за собой такие испытания для Церкви, каких никогда и нигде не было за всю историю человечества. Если гонения на веру возникали во многих странах с разной силой с первых лет существования Христианства, то никогда преследования его не достигали такого размаха и такого утончённого коварства, как в России при советской власти.

К мероприятиям, имевшим целью физическое истребление христиан, прибавилось возникновение расколов, пользовавшихся поддержкой коммунистической власти. Для этого прежде всего были использованы лица, которые выросли в Православной Церкви, а иногда даже были её священнослужителями, но на самом деле, по разным мотивам, стремились к внесению в неё реформации протестантского характера.

Созрела очевидная необходимость восстановления в Русской Православной Церкви Патриаршества. И необходимость эта была продиктована не только всеобщей смутой, но и фактическим обезглавливанием Церкви в связи с падением монархии и установлением в России республиканского образа правления.

Тут необходимо сделать отступление, некий экскурс в историю, поясняющий как, когда и по каким причинам Русская Православная Церковь осталась без Патриарха. Вот что пишет об этом Н.Тальберг.

В первый год нового (восемнадцатого) столетия преставился Патриарх Адриан. Царём был 28-летний Пётр Алексеевич, одиннадцатый год на деле правивший государством. Великий преобразователь, жертвенно посвятивший себя царственному служению России, требовавший того же от всех своих подданных, заимствуя многое от пленившего его воображение своими техническими достижениями Запада, стремившийся вследствие этого усилить внешнюю мощность отечества, он не останавливался перед, порою чрезмерной, ломкой своего родного. Таковая ломка произведена была Царём и в отношении канонического строя Церкви.

Царь получил сообщение о кончине Патриарха под Нарвой, где находился с войском. Последнему необходим был Патриарх, сочувствовавший его преобразованиям, на которого он мог бы положиться, часто подолгу отсутствуя из Москвы. «Благоразумно ли было, – поясняет мысли Государя Соловьёв, – к сильной борьбе внешней и внутренней присоединить возможность борьбы с Патриархом, которая, и окончившись счастливо для Царя, во всяком случае, дала бы ему печальное значение гонителя, а жертва получила бы для многих и многих значение св. мученика?»

16 дек. 1700 г. состоялся именной указ: Патриаршему Приказу Разряду не быть, а дела по челобитиям мирских людей на духовных и духовных на мирских отослать по Приказам, где кто ведом; дела же о расколе и ересях ведать преосвященному Стефану, Митрополиту Рязанскому и Муромскому. Он наименован был: «Екзархом святейшего патриаршего престола, блюстителем и администратором».

Новый порядок, установленный Царём в Церкви в основном сводился к следующему: во главе церковного управления стоит местоблюститель патриаршего престола и, наряду с ним, для заведения хозяйственными делами, Монастырский приказ, со светским его начальником. Верховным авторитетом в делах религии признавался Собор архиереев.

Такое положение Церкви было на протяжении двадцати лет.

Царь Пётр двадцать лет оставлявший незамещённым патриарший престол, понимал всё более, что иерархия, в подавляющем своём большинстве, не сочувствует его преобразованиям. Был издан регламент при манифесте. Соловьёв приводит его: «Между многими, по долгу богоданныя нам власти, попечениями о исправлении народа нашего и прочих подданных нам государствах, посмотря и на духовный чин и видя в нём много нестроения и великую в делах его скудость, не суетный по совести нашей возымели мы страх да не явимся неблагодарны Вышнему, аще толикая от Него получив благопоспешества в исправлении как воинскаго, так и гражданскаго чина, пренебрежем исправление чина духовнаго. И когда нелицемерный Он судия воспросит от нас ответа о толиком нам от Него врученном приставлении, да не будем безответны. Того ради образа прежних, как в Ветхом, так и в Новом Завете благочестивых Царей, восприяв попечение о исправлении чина духовнаго, не видя лучшего к тому способа, как соборного правительства, уставляем Духовную Коллегию, т. е. духовное соборное правительство, которое, по следующем зде регламенте, имеет всякие духовные дела управлять».

Архиепископ Филарет пишет: «В 1720 г. собран был Собор пастырей Церкви Русской. Под председательством самого Царя, Собор разсуждал о высшем духовном правительстве. Признано было полезным поручить управление церковью, вместо Патриарха, постоянному собору пастырей».

Указом от 14 февраля 1721 г. повелено было именовать духовный Собор Святейшим Правительствующим Синодом и возносить его имя вместо патриаршего в церковных молениях. В тот же день последовало торжественное открытие Святейшего Синода.

Таким образом, Русская Православная Церковь более чем на двести лет лишилась своего предстоятеля – Святейшего Патриарха Московского и Всея Руси. По сути же произошло слияние Церкви с государством, т. к. верховный орган Церкви – Святейший Правительствующий Синод стал частью государственного механизма и был подвластен Государю.

Это не вполне каноническое положение, длившееся в стране более двухсот лет, всё же оправдывалось тем, что во главе государства неизменно находился Православный Царь, Помазанник Божий, и его, пусть косвенное, управление Церковью не входило в прямое и непримиримое противоречие с Уставом Православной Церкви. Лишившись в феврале 1917 г. Государя, Россия осталась не только без Божьего окормления светской власти через таинство миропомазания на царство, не только без Православной головы, ибо временное правительство, будучи коллегиальным органом, включало в себя различных людей с различным вероисповеданием, а то и вовсе без оного, но и с обезглавленной Церковью. Поэтому восстановление Патриаршества в Церкви, возвращение ей утраченного Православного главы стало задачей первостепенной важности. Решить эту задачу каноническим образом мог только Поместный Собор Русской Православной Церкви, ибо только в его компетенции по устоявшимся издревле правилам (канонам) входило избрание Патриарха.

 

Собор

Торжественное открытие Собора имело место в Успенском храме Московского Кремля, на следующий день после празднования его престольного праздника (праздник Успения Пресвятой Богородицы). Молебен был отслужен всеми прибывшими епископами. После литургии из собора вышел грандиозный крестный ход. При колокольном звоне всех московских церквей, крестный ход членов Собора прошёл в Чудов монастырь, где все приложились к мощам св. Митрополита Алексия. Крестный ход затем вернулся в Успенский собор.

После этого, на следующий день в храме Христа Спасителя состоялось открытие Собора, а деловые заседания начались 4/17 августа 1917 года.

На Соборе присутствовали: 4 митрополита, 21 архиепископ и 43 епископа. Кроме них, в Соборе участвовали по пяти представителей от каждой епархии. Около 30-ти человек – представители Духовных Академий, Академии Наук, 11-ти университетов. 10 – по избранию от учёного монашества, столько же от единоверцев, представители от четырёх Лавр, 15 представителей от Государственного Совета и Государственной Думы, настоятели монастырей: Саровского, Валаамского, Оптиной Пустыни и члены предсоборного совета. Всего членов Собора, кроме архиереев, было 375 человек.

Председателем Собора был избран Московский Митрополит Тихон, а почётным председателем по его положению – Митрополит Киевский Владимир.

Вопрос о Патриаршестве стал основным вопросом Собора, несмотря на продолжавшееся два месяца отчаянное противодействие обновленчески настроенных его членов сторонников революционных преобразований в Церкви.

В самый разгар спора, когда произносились речи за и против Патриаршества, власть сначала в Петрограде, а затем и в Москве, была захвачена большевиками. Кремль, в котором засели остатки белых воинов, был осаждён и обстреливался артиллерией. Профессор Спинка пишет, что это вызвало панику между членами Собора, которые опасались, что если Кремль падёт, то Собор может быть разогнан до осуществления своих важнейших задач. «Эти события, – пишет он, – тоже укрепляли аргументы патриаршей партии, которая заявляла, что при смуте в стране во главе Церкви нужен сильный человек, чтобы возглавить Церковь и защитить её интересы. Таким образом, хотя дебаты ещё были далеко не окончены – надо было выслушать ещё пятьдесят ораторов – дискуссия была прервана. Это был Павел Грабе, который через пять дней после падения временного правительства внёс предложение восстановить патриаршество». (см. Деяния Собора)

Оппозиция не соглашалась на прекращение дискуссии и требовала отложить голосование виду того, что многие члены Собора не могли приходить на заседания из-за стрельбы на улицах Москвы.

Тем не менее, председательствующий Митрополит Тихон установил, что кворум есть налицо. 30-го октября было установлено восстановить Патриаршество и незамедлительно приступить к выборам. Выборы начались на следующий же день.

Перед выборами Патриарха, поданными записками были намечены кандидаты, из коих главными были Архиепископ Харьковский Антоний (101 голос), Архиепископ Тамбовский Кирилл (27 голосов) и Московский Митрополит Тихон (23 голоса). Если бы Архиепископ Антоний получил абсолютное большинство, он считался бы избранным, но поскольку для этого у него голосов было недостаточно, окончательное избрание было обусловлено жребием из трёх кандидатов, получивших простое большинство голосов. Всего при первом голосовании было намечено 10 кандидатов.

5-го ноября в храме Христа Спасителя 90-летний старец Зосимовской Пустыни Алексий после усердной молитвы вынул жребий с именем Митрополита Тихона, о чём ему немедленно было объявлено особым посольством во главе с Митрополитом Киевским Владимиром. Поспешил приветствовать его избрание и Архиепископ Харьковский Антоний. В день Введения во храм Пресвятой Богородицы состоялась торжественная интронизация Патриарха Тихона в Успенском соборе.

Началась новая эра в жизни Русской Церкви. Перед наступлением жестокого гонения она уже не была обезглавленной.

Таким образом, Поместный Собор Русской Православной Церкви 1917–1918 годов не только восстановил патриаршество в России, не только избрал нового Патриарха Московского и Всея Руси, но и, что не менее важно, разработал правило такого избрания, отменить или изменить которое властен только равный ему орган управления Церковью, а именно Поместный Собор. По этим правилам Патриарх Русской Церкви, так же как и делегаты Собора от епархий на своих епархиальных собраниях, избирается независимым тайным голосованием непосредственно на Соборе, т. е. без предварительного выдвижения кандидатов в Патриархи на предсоборных совещаниях и собраниях. Лицо, получившее абсолютное большинство голосов, становится вновь избранным Патриархом. Если этого не произошло, то предстоятель Церкви определяется жребием из трёх кандидатов, получивших наибольшую поддержку при голосовании.

Как будет показано ниже, это правило, имеющее силу закона (канона) Церкви, не отменённое и не изменённое по сей день, неоднократно нарушалось, или вообще игнорировалось при последующих «назначениях» так называемых патриархов от Сергия Старгородского до Кирилла Гундяева. Уже одно это обстоятельство делает такие «назначения» неканоническими, а самих патриархов незаконными. Как показала жизнь, это нарушение церковных канонов оказалось далеко не единственной причиной считать последних лжепатриархов незаконными. Но об этом речь пойдёт ниже.

 

Патриарх

В избрании Митрополита Тихона Патриархом, члены Всероссийского Собора увидели осуществление воли Божьей. Все три кандидата на эту должность были выдающимися личностями. Они уже имели не малый жизненный и административный опыт и являлись единомышленниками в главных принципах церковного управления. Ни один из них не добивался избрания, и все сознавали, что патриаршее служение в существующих условиях сулит не столько почёта и радости, сколько тягчайших испытаний.

Митрополиту Тихону было 52 года. Родом он был из г. Торопца Псковской губернии, где отец его служил священником. С 1878 года по 1883 год он обучался в Псковской Духовной семинарии. По серьёзности его характера товарищи там дали ему прозвище «архиерей». По окончании семинарии, Василий Беллавин поступил в Петербургскую Духовную Академию. Там, по той же причине, товарищи дали ему прозвище «патриарх». По окончании Академии, ещё в светском звании, Василий Беллавин был назначен преподавателем Псковской Духовной семинарии. В 1891 году, будучи 26 лет, он был пострижен в монашество с именем Тихона и назначен инспектором Холмской семинарии. Вскоре он был возведён в сан архимандрита и в 1898 году хиротонисан в сан епископа. Через год он был назначен на самостоятельную кафедру в Северную Америку, в которой прослужил 8 лет и оставил по себе благодарную память в пастве. В 1905 году он был возведён в сан архиепископа. В 1907 году Архиепископ Тихон был назначен на Ярославскую кафедру, где тоже приобрёл любовь паствы. Оттуда он был переведён в Вильно. В 1914 году наступила война с Германией и довольно скоро, почти вся епархия была занята неприятельскими войсками. Архиепископ Тихон старался пребывать поближе к своей епархии, но много времени ему приходилось проводить в Петрограде, куда его вызывали для участия в заседаниях Синода. Он был в числе епископов, удалённых из состава Синода Временным правительством.

Когда за увольнением Московского Митрополита Макария освободилась Московская кафедра, Архиепископ Тихон был избран на эту кафедру с саном Митрополита.

Со времени обучения в Петербургской Духовной Академии у Патриарха Тихона установились тёплые отношения с Архиепископом Харьковским Антонием (Храповицким), тогдашним ректором этой Академии, к которому вообще были привязаны почти все его ученики, увлечённые его любовью к Церкви и людям.

Патриарх Тихон был чужд честолюбия. Поэтому, избрание его на Патриарший престол вызвало у него не радость, а предвидение скорбей, которых он не мог не ожидать в своём новом положении.

Эти чувства он ярко высказал, отвечая Митрополиту Вениамину, возглавлявшему делегацию, посланную от Собора, для объявления ему о его избрании: «…Ваша весть об избрании меня в Патриархи является для меня тем свитком, на котором было написано: „Плач, стон и горе“ и каковой свиток должен был съесть пророк Иезекииль (Иез. 2, 10; 3,1). Сколько мне придётся глотать слёз и испускать стонов в предстоящем мне Патриаршем служении, и особенно в настоящую тяжкую годину…»

Так говорил и чувствовал Патриарх, когда кругом него чада Русской Церкви изъявляли свою радость. Эта радость, однако, омрачалась той братоубийственной борьбой, которая почти одновременно шла в осажденном юнкерами Кремле.

2-го ноября, когда исход сражения ещё не был ясен, Собор обратился с воззванием к сражающимся, пытаясь склонить их к прекращению брани. Когда определилась победа большевиков, Собор обратился с новым призывом не допускать расправы с побеждёнными: «Священный Собор во всеуслышание заявляет: довольно братской крови, довольно злобы и мести… Победители, кто бы вы ни были и во имя чего бы вы ни боролись, не оскверняйте себя пролитием братской крови, умерщвлением беззащитных, мучительством страждущих».

Того же 2-го ноября 1917 года потрясённый боевыми событиями в Кремле и приходом к власти коммунистов, Собор, даже не дожидаясь интронизации только что избранного Патриарха, обратился с посланием к русскому народу, в котором яркими красками обрисовал последние события, связанные с переходом власти в руки жестоких людей, «лжеучителей, призывающих осуществить всемирное братство путём всемирного междоусобия». «Давно уже, – писал Собор, – в русскую душу проникают посевы антихристовы, и сердце народное отравлено учениями, ниспровергающими веру в Бога, насаждающими зависть, алчность, хищение чужого. На этой почве обещают они создание всеобщего счастья на земле.… Вместе с кремлёвскими храмами начинает рушиться всё мирское строение державы Российской. Ещё недавно великая, могучая, славная, – она ныне распадается на части. Покинутая благодатью Божиею, она разлагается как тело, от которого отлетел дух…»

Председателем комиссии, которой было поручено составить чин интронизации и разработать детальный план этого торжества был Архиепископ Кишинёвский Анастасий (Грибановский), как бывший многие годы московским викарием и поэтому, хорошо знавший Москву и её порядки. Архиепископ Анастасий впоследствии был Первоиерархом Русской Православной Церкви Заграницей.

Торжество интронизации Патриарха в Успенском соборе воодушевило всех его участников и внесло радость в сердца верующих. По милости Божией, захватчики власти над русским народом тогда и сами не смогли ещё опомниться на радостях своей победы. Поэтому они не препятствовали торжеству верующих, а дипломатичность и осторожность Архиепископа Анастасия привели к тому, что ему даже удалось добиться у властей обещания поддерживать порядок во время торжеств. Однако новопоставленный Патриарх и его сотрудники скоро оказались перед лицом растущей смуты и вражды безбожников к Церкви Христовой.

 

Первые жертвы

Всероссийский Собор продолжал свои деяния, невзирая на поступающие во всё большем числе сообщения о нападении безбожников на церкви и духовенство, насилия и убийства. Собор разработал Положение о Высшем Церковном Управлении, о правах и обязанностях Патриарха, Синода, Епархиального управления и пр.

2-го декабря 1917 года Собор вынес постановление о правовом положении Православной Российской Церкви, возглавленной Патриархом. Канонически это определение безупречно, но поражает тем, что как бы игнорирует наступающее для неё положение гонимой, а не только независимой от государственной власти. По-видимому, в сознании членов Собора не укладывалось понимание, что гражданская власть коммунистов твёрдо укрепилась, и что теперь Церковь имеет перед собой не просто отделённое от неё государство, а антихристову власть. Для этой власти вопрос заключался в том, как уничтожить Церковь и веру, а совсем не в том, как урегулировать отношения с ней.

Когда члены Собора вернулись после рождественских каникул, они тут же встали перед проблемой церковного бесправия и организованной акции уничтожения Церкви любыми средствами.

В Собор посыпались вести о разных случаях разбойничьих нападений на епископов и священников. Начал составляться и быстро расти список новомучеников…

19-го января 1918 года Патриарх Тихон обратился ко всей Церкви с кратким пламенным посланием. В нём он ярко обрисовывал то, что обуревало Церковь с приходом к власти большевиков: «Жесточайшее гонение воздвигнуто на святую Церковь Христову: благодатные Таинства, освящающие рождение на свет человека или благословляющие супружеский союз семьи христианской, открыто объявляются ненужными. Святые храмы подвергаются разрушению или ограблению и кощунственному оскорблению, чтимые народом святыни захватываются безбожными властителями тьмы века сего, школы, содержавшиеся на средства Православной Церкви и училища, подготовлявшие пастырей, признаются излишними, имущества монастырей и церквей православных отбираются»… Тут Патриарх обращается и прямо к большевикам: «Опомнитесь, безумцы! Прекратите ваши кровавые расправы… Властью, данной нам от Бога, запрещаем вам приступать к Тайнам Христовым, анафематствуем вас, если только вы ещё носите имена христианские, хотя по рождению своему принадлежите к Церкви Православной».

Вскоре после издания этих актов, члены Собора были потрясены вестью об убийстве Киевского Митрополита Владимира. Подробные сведения об этом преступлении содержатся в книге протопресвитера Михаила Польского «Новомученики Российские» и в 4-м томе книги архиепископа Никона «Жизнеописание Блаженнейшего Антония, Митрополита Киевского и Галицкого».

Прибывший с Собора в Киев Митрополит Владимир оказался в очень трудном положении… Убийцы явились к Митрополиту 25 января 1918 года, он оказался в их руках совершенно одиноким. Ни один человек не встал на его защиту. Лишь его долголетний келейник подошёл под благословление своего Митрополита, когда его уводили на убиение из Лавры. Митрополит успел только благословить его и сказать: «Прощай Филипп». Как пишет о. Михаил Польский: «…забытый, брошенный своей братией, окружённый палачами и убийцами, ни в чём не повинный, кроткий и смиренный старец Митрополит Владимир спокойно шёл на казнь». Владыку привезли к месту расстрела в автомобиле. В ответ на его просьбу, убийцы позволили ему помолиться, сказав: «Только поскорее». Случайный очевидец рассказал, что, воздев руки к небу, владыка Владимир молился вслух: «Господи, прости мои согрешения вольные и невольные и прими дух мой с миром». Потом, благословив крестообразно обеими руками своих убийц, он сказал: «Господь вас да простит».

Тело мученика было обнаружено на другой день женщинами богомолками. На нём было много не только огнестрельных ран, но и штыковых.

Митрополит Владимир был первым после революции мучеником-архиереем. Само собой разумеется, что его мученическая кончина произвела сильное впечатление на верующих и особенно на членов Всероссийского Собора. Тогда же Архиепископ Евлогий получил поручение от Патриарха провести выборы нового Киевского Митрополита. Громадным большинством голосов митрополитом был избран Архиепископ Антоний (Храповицкий) и выборы эти были вскоре утверждены Патриархом Тихоном. Перед отъездом Митрополита Антония в Киев, от лица Харьковской епархии его просили указать, кого он хотел бы видеть там своим преемником. Он указал на Архиепископа Анастасия, впоследствии заменившего его и на посту главы Зарубежной Церкви.

Однако Митрополит Антоний мог управлять своей епархией только до декабря. В декабре 1918 года власть захватили петлюровцы. Митрополит Антоний и Архиепископ Евлогий были арестованы и заточены в униатском монастыре в Галиции. Этой ссылкой, вероятно, была сохранена жизнь Митрополита Антония в период наступившего буйного гонения на Церковь в России. Кто мог тогда догадаться, что таким испытанием Господь сохранял жизнь Митрополита Антония для совсем особого подвига за рубежом?

Январь 1918 года послужил началом ряда жестоких убийств представителей духовенства в таком же разбойничьем порядке, как убийство Митрополита Владимира. 31-го марта Патриарх Тихон в сослужении четырёх архиереев и многочисленного духовенства служил торжественную панихиду об упокоении «рабов Божиих за веру и Церковь Православную убиенных». Кроме Митрополита Владимира поминали 14 убитых священников «и многих священного, иноческого и мирского чина, их же имена Ты, Господи, веси», вся вина которых заключалась лишь в том, что они были пастырями и чадами Православной Церкви. Как пишет отец Владимир Русак: «Лишь в 1923 году принят уголовный и уголовно-процессуальный кодекс»… «самосуд гулял по советской России до середины декабря 1919 года под штыком кого угодно». В 1919 году эти самосуды перешли в руки состоявших на месячном жаловании членов Чрезвычайных Комиссий.

Бесчинства против Церкви начались ранее издания декрета о религии. Священник Владимир Востоков по поводу разных подобных сообщений заметил: «В этом зале слишком много было сказано о переживаемых ужасах, и если все их перечислить и описать, то можно было бы наполнить этот огромный зал книгами».

Отец Владимир Русак посвятил особую главу I-го тома книги «Свидетельство обвинения» таким убийствам. Приведу оттуда некоторые примеры:

Уже в первые месяцы после революции в Царском Селе убит протоиерей Иоанн Кочуров.

В Александро-Невской Лавре 19-го января 1918 года красногвардейцами убит священник Пётр Скипетров. Кончина о. Петра – это одно из начальных событий, происшедших в эти дни в столичной Лавре. На Смоленском кладбище лежат 40 священников, закопанных живьём…

В Елабуге, в квартиру протоиерея Павла Дернова ворвались ночью 15 красногвардейцев и увели трёх его сыновей, а через несколько минут увели и отца. На рассвете стало известно, что юноши находятся под арестом в Исполнительном Комитете, а отца Павла не могли разыскать. Оказалось, что он был расстрелян на заре. Труп его хотели бросить в прорубь, но увидевшие это крестьяне, не допустили того. Родные поехали в революционный штаб хлопотать об освобождении юношей. Когда молодые люди узнали об убийстве отца, один из них не выдержал и назвал красногвардейцев душегубами. Этого было достаточно, чтобы всех троих вывели за город и расстреляли.

Шло время, а вместе с ним неудержимо росли списки жертв безбожников.

Лев Регельсон, ссылаясь на Тобольские Епархиальные ведомости, подводит неполные итоги гонений на Церковь в течение последних восьми месяцев 1918 года: убито Митрополитов – 1 (Киевский Владимир), архиереев – 1, священников – 102, диаконов – 154, монахов и монахинь – 94. Закрыто 94 церкви и 26 монастырей. Осквернено 14 храмов и 9 часовень. Подвергнуто тюремному заключению за «контрреволюционность»: 4 епископа, 198 священников, 8 архимандритов и 5 игуменов. Интересно, какую угрозу эти несчастные с крестами и Евангелиями в руках могли представлять револьверам, винтовкам и штыкам революции озверевшего пролетариата? Но это было только начало.

8/21 июля 1919 года Патриарх издал послание, призывая паству к терпению и отказу от каких-либо актов мести в отношении гонителей. Одно за другим следуют гонения, сыпятся стеснительные для Церкви постановления советской власти.

В то же время большевистское государство всячески поддерживало различные обновленческие течения и организации, рвущиеся к власти в Церкви. Лидер одной из таких организаций, именуемой «Живая церковь», Введенский явился к Митрополиту Петроградскому Вениамину и объявил ему о создании нового церковного управления и назначении его, Введенского, делегатом от этого управления по Петроградской епархии. Митрополит его за это отлучил от Церкви. Постановление его было напечатано в газетах и вызвало ярость коммунистов. Через несколько дней к Митрополиту явился Введенский в сопровождении бывшего председателя петроградской ЧК и петроградского коменданта Бакаева. Они предъявили Митрополиту ультиматум: либо он отменит своё постановление о Введенском, либо против него и ряда церковных лиц будет создан процесс в связи с изъятием ценностей, в результате которого погибнет и он, и близкие к нему люди. Митрополит ответил категорическим отказом. Как известно, угроза эта была приведена в исполнение: он был судим и приговорён к смерти, потому что стоял поперёк пути гражданской власти в её начинаниях в деле образования революционной обновленческой Церкви.

Другой лидер обновленцев Титлинов при всём желании не мог скрывать того, что обновленческое Высшее Церковное Управление (самочинно созданный орган, в противовес Патриарху и Синоду) захватило власть антиканонически, в революционном порядке. «Несомненно, – писал он, – что группа, которая организовала Высшее Церковное Управление, полномочий на то от Патриарха не имела. Патриарх, заточённый большевиками в Донском монастыре и тем самым отрезанный от Церкви и от управления ею, поручил ей только посредническую роль передачи дел Митрополиту Ярославскому Агафангелу, а отсюда до передачи власти очень далеко. Деятели Живой Церкви взяли власть сами, в порядке революционном, внеканоническом и, если угодно, антиканоническом.»

Так красная власть уже в первые годы своего «руководства» страной прошлась кованым революционным сапогом по многовековому укладу Русского Православия. И хотя кровь христианская уже изрядно окрасила собой коммунистический кумач, это не удовлетворило аппетиты новых хозяев жизни. Хищник, вкусивший солоноватый вкус крови, окончательно поехал рассудком, и в своей ненасытности требовал всё больше и больше жертв.

 

Кончина Патриарха

На Всероссийском Соборе естественно беспокоились о безопасности самого Патриарха. Вместе с тем возникал вопрос о тех последствиях, какие могли явиться для Церкви в случае его неожиданной кончины. Явилась мысль, что на этот случай надо иметь список иерархов, которые временно могли бы заменить главу Церкви, а для того, чтобы они не были устранены безбожниками заранее, пришли к заключению, что список этот должен быть тайным. 7 февр./25 янв. 1918 года в день убийства Митрополита Владимира Собор постановил: «На случай болезни, смерти и других печальных для Патриарха возможностей, предложить ему избрать нескольких блюстителей Патриаршего престола, которые в порядке старшинства и будут блюсти власть Патриарха и преемствовать ему». До наступления времени, когда надо было бы осуществить это определение об избрании соответствующих лиц, Патриарх осведомлял только их самих, а Собору докладывал, что данное ему поручение исполнено. Для многих, впоследствии удивительно было, что в числе своих преемников Патриарх указал будущего Митрополита Петра, который в момент избрания был только служащим Синода, не имея никакого священного сана. Но, как пишет Регельсон, «именно благодаря необычной своей судьбе, он оказался единственным избранником Патриарха (фактически же избранником Собора по доверию к Патриарху), оставленным на свободе к моменту смерти Патриарха Тихона. Трудно даже предположить, как сложилась бы и без того трагическая судьба Русской Церкви, если бы не мудрый замысел Собора и Патриарха не был осуществлён в жизни».

Левитин и Шавров, подводя итоги последних месяцев жизни Патриарха Тихона, справедливо пишут, что «обстановка несколько стабилизировалась: обновленческий раскол как бы остановился в своём развитии, и большая часть Церкви шла за Патриархом».

Однако не останавливалась болезнь почек у Патриарха, и это не могло не сказываться на здоровье и силах Святейшего, который в своём архипастырском рвении старался с этим не считаться.

В тот же период относительного благополучия, Патриарху пришлось перенести тяжёлое испытание: трагическую смерть самого близкого к нему человека келейника Якова Сергеевича Полозова. Он с юных лет, с прибытия Патриарха в Москву, тогда ещё архиепископа, состоял при нём как келейник и личный секретарь, оставаясь при нём и после своей женитьбы.

Вечером в 11 часов, во время чаепития, услышали, что кто-то вошёл. Показались в комнате два неизвестных. Я.С. Полозов бросился между ними и Патриархом. Раздался выстрел, и он упал мёртвым. Убийцы, не коснувшись Патриарха, сразу убежали. Такая трагическая утрата столь близкого к нему человека, не могла не потрясти больного старца. Нервное напряжение во время и после заключения, усиливало болезни, а Патриарх давно стал страдать нефритом. К этому прибавилась грудная жаба. Ослабление организма стало сказываться. Патриарх не смог совершить богослужений ни рождественских, ни крещенских. Врачи настаивали, чтобы Патриарх лёг в клинику, на что он согласился. Там он стал поправляться и в конце января (по ст. ст.) возобновил свои служения в разных храмах Москвы. Последний раз он служил за два дня до Благовещения – дня своей кончины.

Здоровье Патриарха постепенно всё более ухудшалось, но крепость его духа и желание утешать паству своими служениями, побуждали его напрягать свои последние силы. Так, в воскресенье перед Благовещением, несмотря на только что перенесённую экстракцию нескольких корней зубов и возникшее воспаление десны, распространившееся в сторону глотки до миндалевидной железы, он совершил литургию. Однако кончина Патриарха произошла неожиданно для врачей от припадка грудной жабы. Бывший у него доктор Щелкан (дежурный врач) не нашёл ничего тревожного, но только он успел подняться в свою квартиру, как был спешно вызван фельдшерицей. Явившиеся врачи нашли ясно выраженный припадок грудной жабы. Были вспрыснуты лекарства, но пульс продолжал падать. Через несколько минут Патриарх перекрестился трижды со словами: «Слава Тебе Боже, слава Тебе Боже, слава Тебе Боже» и испустил дух.

Кончина Патриарха, для паствы столь неожиданная, всех потрясла. Чтобы почтить его память и проститься с ним, бесчисленное число верующих стекалось в Донской монастырь. Со всех сторон съезжались ещё находившиеся на свободе архиереи. Их собралось 60 человек.

С кончиной Патриарха Тихона начался ещё более трудный период в управлении Русской Церкви. Но прежде чем мы перейдём к этому новому периоду, мы должны сказать ещё несколько слов относительно кончины Патриарха. По словам Левитина и Шаврова: «почему умер Патриарх Тихон? – этот вопрос шепотком, вполголоса, во весь голос задавали на похоронах Патриарха»… «и до сих пор этот вопрос повторяется всеми церковными людьми, как только речь заходит о смерти Патриарха Тихона».

Легко понять, что смерть Патриарха Тихона была нужна советам, поскольку им не удалось образовать под его возглавлением церковного управления, в котором наравне с православными были бы и обновленцы, как это удалось им при Сергии Старгородском. Само собой разумеется, что всё это покрыто тайной, однако у Левитина и Шаврова есть одно важное свидетельство: «Покойный настоятель храма Ильи пророка в Обыденном переулке в Москве о. Александр Толгский, умерший в 1962 году, говорил одному из авторов: „После признаний, сделанных мне во время исповеди одного из врачей больницы Бакунина, у меня нет ни малейших сомнений в том, что Патриарх Тихон был отравлен“».

 

Завещание Патриарха. Узурпатор

Мы подошли к главной части нашего исследования, показывающей и доказывающей незаконность, неканоничность нынешнего московского патриархата. Всякая ветвь Вселенской Христовой Церкви признаётся истинной, если сохранила преемство возглавляющего её Епископа по двум ипостасям: по человечеству и по духу. Господь Иисус Христос, будучи Богочеловеком, дал начало этому преемству: 1) по человечеству – рукоположив Апостолов и дав им власть рукополагать Епископов, нарождающейся Церкви. Епископы же, получив от Апостолов ту же власть, соборно рукополагают новых Епископов вплоть до последнего времени. Преемство это, связывающее сегодняшнего Епископа с Главой Церкви Христом прерываться не должно, и любое самочинное самовыдвижение в сан прерывает связь со Христом и со всей Церковью Его, ставя Епископа-узурпатора и всю возглавляемую им ветвь Церкви вне закона, вне Христианства; 2) по духу – дав Апостолам Своё Святое Учение, Христос заповедал им нести его во все языци, не изменяя в нём ни единой буквы. Верность Епископа чистоте Учения Христова – второе непременное условие принадлежность его к Христианской Церкви.

В настоящей главе будет показано, как было нарушено первое преемство – по человечеству.

На другой день после погребения Патриарха Митрополит Пётр собрал всех прибывших архиереев в одном из храмов Донского монастыря. После отчёта о похоронах он объявил, что имеет конверт с завещанием Патриарха Тихона.

Как свидетельствует подписанный всеми присутствовавшими архиереями акт, «Присутствовавшие при оглашении сего документа архипастыри Русской Церкви, по ознакомлении с завещанием Патриарха, сделали следующее, закреплённое собственноручной подписью, заключение:

„Убедившись в подлинности документа и учитывая: 1) то обстоятельство, что почивший Патриарх при данных условиях не имел иного пути для сохранения в Русской Церкви преемства власти и 2) что ни Митрополит Кирилл (Казанский), ни Митрополит Агафангел (Ярославский), не находящиеся теперь в Москве, не могут принять на себя возлагаемых на них вышеприведённым документом обязанностей, мы, архипастыри, признаём, что Высокопреосвященный Митрополит Пётр (Крутицкий) не может уклониться от данного ему послушания и, во исполнение воли почившего Патриарха, должен вступить в обязанности Патриаршего Местоблюстителя“.

Тот час же был составлен и циркуляр о поминовении в церквах Митрополита Петра Крутицкого, как местоблюстителя патриаршего престола.

Тут уместно нам дать биографические данные о Митрополите Петре.

Пётр Фёдорович Полянский родился в семье священника в 1855 году. По окончании семинарии и Духовной Академии он, вопреки совету знавшего и ценившего его Митрополита Антония (Храповицкого), не принял священства. Не будучи клириком, он был назначен субинспектором Московской Духовной Академии в то время, когда ректором её был архимандрит Антоний (Храповицкий). После того он был чиновником при Святейшем Синоде и ко времени революции имел чин действительного статского советника. Только в 1921 году П.Ф.Полянский исполняет давний совет Митрополита Антония и вступает в духовную службу с принятием монашества. Это был человек весёлый и общительный, но при том обладающий непоколебимо твёрдыми убеждениями в принципиальных вопросах. Левитин и Шавров дают о нём совершенно правильную оценку: „12 лет невероятных мучений (1925–1937 гг.): тюрьмы, пытки, ссылка в Заполярье, где он жил с эскимосами, не могли ни на один вершок сдвинуть его с занимаемой им позиции, поколебать хотя бы в малейшей степени“.

Советы, поначалу относившиеся к нему выжидательно, скоро его распознали и увидели, что он не пойдёт ни на какие компромиссы с обновленцами.

Арест Митрополита Петра 10 декабря 1925 года вызвал большое замешательство, несмотря на то, что он позаботился оставить документ о назначении себе заместителей (Митрополит Нижегородский Сергий (Старгородский), Экзарх Украины Митрополит Михаил, Архиепископ Ростовский, впоследствии Митрополит Ленинградский Иосиф).

Никто из двух последних заместителей не мог прибыть в Москву. Митрополит Сергий немедленно заявил о своём вступлении в исполнение обязанностей заместителя местоблюстителя (14 декабря 1925 года), но и он не мог прибыть, так как дал подписку о невыезде из Нижнего Новгорода всвязи с возбуждённым против него судебным следствием.

18 апреля 1926 года в Перми было издано послание Митрополита Агафангела (одного из трёх, названных Патриархом Тихоном в завещании), освобождённого после 4-летнего заключения. В послании „Архипастырям, пастырям и всем чадам Церкви Российской“, он объявил о своём вступлении в управление Церковью. Митрополит Агафангел писал: „Мы, имея в настоящее время возможность осуществить возложенные на нас обязанности патриаршего местоблюстителя, вступаем в управление Православной Российской Церковью“.

Как пишет Шишкин, „Послание вызвало сумятицу в рядах борющихся за церковную власть сторон. Оно особенно обеспокоило митрополита Сергия (Старгородского), имевшего меньше канонических прав на церковную власть, чем Митрополит Агафангел и Митрополит Пётр, но митрополит Сергий не собирался выходить из борьбы и смело принял вызов нового претендента на местоблюстительство“. И там же: „В середине мая 1926 года Митрополит Агафангел и митрополит Сергий договорились о том, что если судебное дело Митрополита Петра закончится осуждением его, то митрополит Сергий передаст свою власть Митрополиту Агафангелу“.

Затем митрополит Сергий недвусмысленно намекнул Митрополиту Агафангелу, что он не склонен передавать ему свою власть: „Если дело кончится оправданием или освобождением Митрополита Петра, я передаю ему власть, а ваше высокопреосвященство имеете тогда вести рассуждения с самим Митрополитом Петром“ (там же) „Тогда – продолжает митрополит Сергий, – вы будете вторым после Митрополита Кирилла кандидатом в местоблюстители патриаршего престола“. (Там же) 23 мая митрополит Сергий уже в высоких тонах пишет Митрополиту Агафангелу о его неканоничности в управлении Церковью».

Митрополит Сергий не знал ещё, что Митрополит Пётр лишил его своего благословения и стал на сторону Митрополита Агафангела («Вестник Св. Синода», 1928 г., N 5–8). Больше того, Митрополит Пётр слагал с себя местоблюстительские права в пользу Митрополита Агафангела.

Вопрос сам собой решился, когда 72-летний Митрополит Агафангел заболел и заявил как Митрополиту Петру, так и митрополиту Сергию, что отказывается от местоблюстительства.

Между тем сам митрополит Сергий, начавший своё правление довольно скромно, теперь стал всё более и более проявлять претензии, нарушая уже не только религиозно-нравственный принцип, но и канонические начала.

Однако особенно важным материалом для суждения о неканоничности действий митрополита Сергия служит статья, написанная им самим под заглавием «О полномочиях патриаршего местоблюстителя и его заместителя», напечатанная в N 1 «Журнала Московской Патриархии» за 1931 год и перепечатанная в N 7 за 1933 год парижским журналом «Православие».

Митрополит Сергий был выдающимся знатоком церковной администрации и отличался тонкостью и точностью языка в определении канонических вопросов.

«Знаменательно, – пишет митрополит Сергий, – что ко дню смерти Патриарха из всего столь широко на соборе задуманного аппарата остался один Патриарх… Существовавший при Патриархе Синод из трёх архиепископов, а потом митрополитов, полномочий от собора не имел, был собран по личному приглашению почившего и с его смертью терял полномочия». Таким образом, рядом с Патриархом не было полномочного учреждения, чтобы со смертью его принять управление и избрать местоблюстителя. Патриарх восполнил это своим завещанием.

«Завещание, – продолжает митрополит Сергий, – не усваивает будущему носителю патриаршей власти титула местоблюстителя, что давало бы повод приравнивать его к обыкновенному местоблюстителю». По смыслу завещания он должен был бы именоваться «исправляющий должность Патриарха».

Митрополит Сергий отмечает, и надо на это обратить особое внимание, что «почивший Патриарх, передавая в силу сложившихся обстоятельств единолично патриаршую власть, ни одним словом не коснулся кафедры Московского Патриарха. Она до сих пор стоит не занятая».

Добавим со своей стороны, что по положению митрополит Крутицкий (Митрополит Пётр) помогает Патриарху в управлении Московской епархией, а фактически ею управляет… В случае смерти Патриарха он является естественным временным возглавителем этой епархии, кого бы Синод не избрал местоблюстителем. В случае же смерти или ареста митрополита Крутицкого, управление Московской епархией должно было переходить в руки викариев этой епархии в порядке старшинства (по хиротонии), но отнюдь не к местоблюстителю, если он является епископом другой епархии. Митрополит Сергий на тот момент занимал Нижегородскую кафедру и к Московской епархии никакого отношения не имел.

Что касается объёма власти заместителя местоблюстителя, то митрополит Сергий считает, что «Заместитель облечён патриаршей властью в том же объёме, как и заменяемый им местоблюститель. Различие между местоблюстителем и его заместителем не в объёме патриаршей власти, а в том, что заместитель является как бы спутником местоблюстителя: сохраняет свои полномочия до тех пор, пока местоблюститель остаётся в своей должности. Ушёл местоблюститель от должности (за смертью, отказом и т. п.), в тот же момент прекращаются полномочия заместителя. Само собой понятно, что с возвращением местоблюстителя к управлению, заместитель перестаёт управлять».

Отметим две весьма существенные мысли в суждениях митрополита Сергия:

1. Митрополит Сергий признавал, что без Патриарха Московская кафедра остаётся незанятой. Избрание на эту кафедру нового Патриарха является компетенцией Поместного Собора.

2. Заместитель местоблюстителя сохраняет свои полномочия только до тех пор, пока местоблюститель остаётся в своей должности.

На практике митрополит Сергий нарушил и тот, и другой принцип. Вопрос этот был предметом всестороннего обсуждения в Архиерейском Синоде Русской Православной Церкви Заграницей после получения известия о том, что митрополит Сергий стал именоваться патриаршим местоблюстителем. Для этого титула по собственному суждению митрополита Сергия, ему требовалось бы нарочитое полномочие Митрополита Петра. Если же такого полномочия не было, он должен был отойти от должности. Он же, напротив, вместо этого присоединил звание местоблюстителя к произвольно присвоенному ему титулу митрополита Московского и Коломенского, а указом от 27 декабря 1937 года, без всякого упоминания о смерти Митрополита Петра и вообще о порядке присвоения себе титула местоблюстителя, даёт распоряжение о поминовении себя по новой форме.

«Из вышесказанного явствует, – говорится в том же определении Архиерейского Синода, – что в случае смерти Митрополита Петра, митрополит Сергий не может претендовать на возглавление Российской Церкви, ибо полномочия его, как он сам признаёт, прекращаются с кончиной лица, от которого исходили».

Казалось бы естественным, что митрополит Сергий перед лицом таких своих заявлений должен был бы, принимая новый титул, дать своё объяснение – каким законом это оправдывается: например, он должен был бы определённо оповестить паству о кончине Митрополитов Петра, Кирилла, Агафангела и Арсения, или привести их акты (если бы таковые были) об отказе их от своего долга возглавления Русской Церкви. Принятие же им звания местоблюстителя и титула «Блаженнейшего Митрополита Московского и Коломенского» без всяких объяснений указывает на узурпацию им не принадлежащих ему прав. Особенно останавливает на себе внимание принятие им титула «Блаженнейшего Митрополита Московского» 14/27 апреля 1934 года – в то время, когда он ещё титуловался заместителем местоблюстителя. Будучи заместителем, митрополит Сергий этим своим актом явно ставил себя выше того, кого он замещал.

В своей докладной записке, поданной Высокопреосвященнейшему Митрополиту Анастасию 11 апреля 1937 года, С.В. Троицкий очень убедительно писал: «Что права заместителя прекращаются со смертью замещаемого, это юридическая аксиома, которую признал и сам митрополит Сергий. Поэтому со смертью Митрополита Петра полномочия митрополита Сергия прекратились, и в должность местоблюстителя автоматически eo ipso вступает Митрополит Кирилл, которого и следует поминать за богослужениями».

«Митрополит Сергий не мог бы быть признан местоблюстителем уже по одному тому, что он злоупотреблял данною ему властью, присвоив себе титул Блаженнейшего Митрополита Московского и Коломенского. Этот акт не только означает захват им патриаршей епархии, … но и колеблет весь строй патриаршего управления, установленный в Русской Церкви Всероссийским Собором 1917–1918 гг.» (из синодального определения Архиерейского Синода Русской Православной Церкви Заграницей).

Эти данные нельзя не сопоставить с материалом о судьбе Митрополита Петра.

3 апреля 1937 года в Парижской газете «Возрождение» было опубликовано следующее сообщение: «В 1935 году окончился срок ссылки. По дошедшим из России сведениям, Митрополит Пётр вернулся в Россию и виделся с митрополитом Сергием. Последний хотел получить от него признание нового устройства церковной жизни и согласие на созыв Собора. Были и другие сообщения о том, что большевики, якобы, предложили ему занять патриарший престол, но при соблюдении ряда определённых требований. Митрополит Пётр был непреклонен и ни на какие соглашения не шёл. Вскоре он вновь был отправлен в ссылку».

«Митрополит Пётр потребовал у митрополита Сергия передачи ему местоблюстительства, но получив отказ, вскоре был отправлен в ссылку, где и умер в начале 1937 года» (газета «Русская мысль» от 16 ноября 1951 года. Париж).

Митрополит Пётр, показавший свою несговорчивость с безбожной властью, вторично был ею устранён с пути более послушного ей митрополита Сергия.

Всё это было совершено митрополитом Сергием тогда, когда все его обличители уже были в заключении, или убиты безбожной властью, поэтому протест против антиканонической узурпации митрополитом Сергием титула «Блаженнейшего Митрополита Московского и Коломенского», мог быть заявлен только со стороны свободной Зарубежной Церкви, что и сделал Митрополит Антоний (Храповицкий) незамедлительно. В своём письме на имя митрополита Елевферия от 7/20 августа 1934 г. за N 4036, отвечая на указ митрополита Сергия от 22 июля того же года за N 944, Митрополит Антоний заявил, что объявление последним себя Митрополитом Московским при жизни Крутицкого Митрополита Петра, является незаконной узурпацией власти со стороны митрополита Сергия.

Следует заметить, что каноническое значение этого протеста главы Русской Православной Церкви Заграницей особенно велико ещё и потому, что он исходил от старейшего (по хиротонии) после Патриарха Тихона иерарха Русской Церкви. Митрополит Киевский Антоний не только был старейшим иерархом Русской Церкви, не только кандидатом в Патриархи, получившим поддержку наибольшего числа голосов членов Поместного Собора 1917–1918 г., но и постоянным членом Всероссийского Синода по положению. Его пребывание за границей вследствие гонений безбожников на Церковь, не могло лишить его права голоса согласно 37 правилу 6-го Вселенского Собора. А выше этого органа в Церкви Христовой нет ничего.

Всего вышеизложенного более чем достаточно для признания митрополита Сергия (Старгородского) узурпатором, а значит отпадшим от тела Христовой Церкви. Но, начав сей губительный путь, он уже не смог остановиться и исправить положение. Подобно Деннице, он ещё более усугубил его, нарушив верность Святому Учению Христову. Но об этом в следующей главе.

 

Сергианская ересь. Раскол Церкви

Как уже было сказано в предыдущей главе, митрополит Сергий Старгородский не остановился на пресечении преемства Христу по человечеству, тем самым, поставив и себя, и своих последователей вплоть до сегодняшнего дня в положение неканоническое, и даже антиканоническое, а значит, антиХристианское, антиПравославное. Подобно Деннице, обращённому в результате падения и отпадения от Бога в падшего ангела, в Сатану, но не остановившемуся на сем, а продолжающему свой антибожеский бунт и по сей день, вовлекая в него всё новые и новые человеческие души, так и митрополит Сергий не остановился, не принёс покаяние, не исправил трагической ошибки, когда её ещё можно было исправить, хотя бы ценой своей земной жизни. Он пошёл дальше, изменив, а значит, предав неизменное Учение Христово, издав свою печально известную декларацию, которой фактически подчинил Церковь светской богоборческой, по сути антихристовой власти. Получился тягчайший и ужасный по степени своего безумства парадокс. Подчиняя Церковь Христову антихристовой власти, декларация митрополита Сергия, по сути, меняет Главу Церкви Христа, на антихриста, или же и того ужаснее, подчиняет Христа антихристу.

Мы обрисовали ход событий, приведших к укреплению власти в руках митрополита Сергия, не останавливаясь подробно на том, что именно вызвало несогласие с ним всех старейших иерархов, а затем и значительной части паствы.

Дело в том, что первоначально митрополит Сергий придерживался того пути, который указан был Митрополитом Петром и которого придерживались все его заместители во время его заключения, кончая в 1926 году архиепископом Серафимом Угличским. Впоследствии Митрополит Пётр очень сетовал на то, что вернул власть в руки митрополиту Сергию после своего освобождения из последнего заключения. В этот период митрополита Сергия дважды сажали в тюрьму, очевидно имея в виду его «перевоспитание».

Поначалу митрополит Сергий действовал независимо и даже попробовал провести выборы Патриарха путём письменного опроса всех архиереев. Путь, конечно, никакими правилами не предусмотренный, но казалось, единственно возможный при данных условиях гонения.

Большинство архиереев высказалось за избрание митрополита Кирилла (Казанского) (72 голоса). Однако акция не могла укрыться от наблюдательного ока ГПУ. Митрополит Сергий посидел за неё в тюрьме и был выпущен (случай сам по себе беспримерный), по-видимому, только отказавшись от дальнейших подобных попыток. Тогда он приступил к укреплению своего личного положения, всеми мерами отводя в сторону каждого другого возможного кандидата. Один за другим все старейшие архиереи оказывались в заключении или ссылках.

Митрополит Сергий особенно опасался Митрополита Казанского Кирилла, самого авторитетного и известного своей непоколебимой твёрдостью иерарха. Это был выдающийся архипастырь: Патриарх Тихон особенно считался с его мнением.

С митрополитом Сергием Митрополит Кирилл скоро разошёлся во взглядах, но старался возможно скоро не доводить дело до раскола.

Расхождение это определилось, когда Митрополит Кирилл увидел, что митрополит Сергий отступает от принципа независимости Церкви от гражданской власти. Верующие увидели это из его злополучной декларации 16/29 июля 1927 года и в том, что без полномочий на то Митрополита Петра, он составил Синод из малоавторитетных, но послушных гражданской власти, епископов.

В этой декларации он заявлял: «Ходатайство наше о разрешении Синоду начать действовать по управлению Православной Российской Церковью увенчалось успехом. Теперь наша Православная Церковь в Союзе имеет не только каноническое, но и по гражданским законам вполне легальное центральное управление. Мы надеемся, что легализация постепенно распространится и на низшее наше церковное управление: епархиальное, уездное и т. д.».

Заметим, однако, что на самом деле никакого благоприятного изменения в гражданских законах не было. Коммунистическая власть продолжала с особым цинизмом декларировать свою приверженность пути на полное уничтожение Церкви и вообще религии в России. Ей была только нужна видимость лояльности к Церкви, готовой к самоуничтожению. Особенно смутили многих следующие слова декларации: «Мы хотим быть православными и в то же время сознавать Советский Союз нашей гражданской родиной, радости и успехи которой – наши радости и успехи, а неудачи – наши неудачи»…

Какие такие успехи советской власти митрополит Сергий призывает признать успехами Церкви? Тысячи тысяч невинно замученных и убиенных христиан? Объявляемые и раскручиваемые большевиками безбожные пятилетки, волной цунами прокатившиеся по России и сметающие на своём убийственном пути всё духовное, священное для тысячелетней истории Русского Православия? Закрываемые и оскверняемые тысячами храмы и монастыри? К началу второй мировой войны митрополиту Сергию уже почти нечем было управлять. На всю некогда златоглавую Москву осталось только 17 церквей. В других епархиальных центрах от силы оставались одна-две церкви. Во всём Московском Патриархате оставалось примерно 100 открытых храмов. В одном Ленинграде в 1936 г. в церквах области оставалось лишь 17 православных священников и диаконов. «Даже много повидавшая советская пресса не пыталась утверждать в 1937 году, что все 1468 арестованных в Ленинграде и его окрестностях клириков – шпионы и диверсанты. Безо всяких приговоров („Без статьи“, как тогда говорили), эти священники были отправлены умирать в северные и восточные лагеря, а их приходы автоматически закрывались. Тихо, без лишнего шума» (Марк Попковский. Жизнь и житие Войно-Ясенецкого, архиепископа и хирурга. Париж, стр. 351–352). Общие успехи Сергиевской Церкви и коммунистического государства налицо!

Соблазнило и оттолкнуло многих требование декларации «от заграничного духовенства дать письменное обязательство в полной лояльности советскому правительству во всей своей общественной деятельности»… Вот уж уму не постижимо, дать людям письменное обязательство в лояльности власти, планомерно уничтожающей всё, что для них свято, лишившей их Родины, требующей от них действовать в ущерб приютившим их странам, гражданами которых они стали. Вот уж по-советски! Вот уж по-сергиански!

Никто из старейших архиереев, по большей части уже не свободных, не одобрил этого акта, прежде всего, видя в нём превышение полномочий, данных митрополиту Сергию, только как заместителю Митрополита Петра.

Регельсон так определяет подготовку к изданию декларации: «Получив в НКВД справку о регистрации и о „неусмотрении препятствий к деятельности“, митрополит Сергий начинает страшное и непоправимое дело – целенаправленное изменение состава иерархии Русской Церкви. Теперь одно только несогласие с декларацией являлось поводом не только для отрешения от должности, но и для ареста, ссылки, казни. … Ссыльные епископы увольнялись на покой, возвратившиеся из ссылки и „неблагонадёжные“ епископы переводились на дальние окраины. Начались хиротонии и назначения бывших обновленцев и лиц, близких к митрополиту Сергию».

Посыпались к митрополиту Сергию заявления о неприятии его декларации, на что он часто отвечал прещениями. Создалась целая литература, обличающая новый путь митрополита Сергия. От него отделились все старшие епископы и составили то, что теперь называют катакомбной Церковью, наряду с Зарубежной являющиеся законными, каноническими правопреемниками Русской Православной Церкви Патриарха Тихона. Многие архиереи не только прерывали с ним молитвенное общение, но и пошли дальше, обвиняя его создателем раскола, … прямой измене Церкви…, и совершенно прерывая с ним всякое молитвенное общение. В феврале 1934 года осторожнейший Митрополит Кирилл в заявлениях и действиях митрополита Сергия увидел ересь, но по тактическим соображениям на этом подробно не останавливался.

Число отказывающихся от митрополита Сергия всё росло и росло. В 1929 году Регельсон отмечает арест 15-ти епископов, выступающих против декларации митрополита Сергия. Это только часть возмутившихся. Некоторой сводкой общей критической аргументации декларации митрополита Сергия, может служить приведённый Регельсоном со ссылкой на диссертацию Снычева, отзыв Соловецких епископов, которую мы здесь и приводим за невозможностью, по недостатку места, более полно привести другие бесчисленные протесты против декларации и действий митрополита Сергия в конце 20-х годов.

а) «Мысль о подчинении Церкви гражданским установлениям выражена в такой категорической и безоговорочной форме, которая легко может быть понята в смысле полного сплетения Церкви и государства».

б) «Послание приносит правительству всенародную благодарность за внимание к духовным нуждам православного населения. Такого рода выражение благодарности в устах главы Русской Православной Церкви не может быть искренним и потому не отвечает достоинству Церкви…»

в) «Послание Патриархии без всяких оговорок принимает официальную версию и всю вину в прискорбных столкновениях между Церковью и государством возлагает на Церковь».

По сути, декларация возлагает всю тяжесть вины на Церковь за то, за что сегодня прославляет сонм Новомучеников и Исповедников Российских. Предательство жертв гонений на Церковь тогдашних сергиан сравнимо лишь с лицемерием сегодняшних.

г) «Угроза запрещения эмигрантским священнослужителям нарушает постановление Собора 1917/1918 гг. От 3/16 авг. 1918 г.».

Это определение запрещало церковные наказания за политические преступления.

Однако все эти протесты практически ничего не достигали, ибо авторы их один за другим арестовывались и никем не могли быть заменены. Но скоро таковой же стала и судьба послушных митрополиту Сергию епископов. Политика Москвы была явно нацелена к физическому уничтожению епископата и клира. Это не скрывалось почти от народа и всеми верующими явно осознавалось.

И вот, в то время, когда верующие так тяжело страдали под гнётом окружающих их преследований, митрополит Сергий с четырьмя членами Синода в заявлении корреспонденту ТАСС заявил 15-го февраля 1930 года, будто «в Советском Союзе никогда не было и в настоящее время не происходит никаких религиозных преследований», что «церкви закрываются не по приказу властей, а по желанию населения, а во многих случаях даже по прошению верующих», что «священники сами виноваты, что не пользуются предоставленной им свободой проповеди» и что «Церковь сама не хочет иметь духовно-учебных заведений» («Беднота», 16 февраля 1930 года, цит. По книге С.В.Троицкого в книге «Размежевание или раскол», Париж, 1932 г., стр. 86–87).

Но вера в русском народе была далеко не уничтожена. Отчасти мы встретились с первыми плодами нелегального пастырства на родине. Марк Поповский пишет: «Катакомбная или подпольная Церковь возникла у нас в конце 20-х годов. То один, то другой священник исчезал из своего прихода, поселялся в тайном месте и начинал опасную жизнь изгнанников. В скособоченных домишках на городских окраинах возникали тайные молельни. Там служили литургии, исповедовали, причащали, крестили, венчали и даже рукополагали новых священников. Тайком, передавая друг другу условный стук в дверь, стекались туда верующие их дальних городов и областей. Туда шли за утешением, беседой, за радостью богослужения. Туда несли детей, вели стариков. Сколько таких очагов тайной веры существовало в стране, никто не знает».

Вот они – радости и успехи, вот они и неудачи сергианской Патриархии в союзе с большевистской властью. Отныне у них всё общее – кровь на руках одних и на осквернённых ложью и предательством алтарях других.

Ереси сергианства не суждено было пресечься. Поддерживаемая гражданской властью, находясь вне исцеляющего обличения на родине, она царствует и поныне. Об этом в следующей главе.

 

Московская патриархия и её патриархи

4-го сентября 1943 года неожиданно для всех состоялся в Кремле приём митрополита Сергия Сталиным. За два-три дня до того, митрополита, неожиданно для него, привезли в Москву, откуда за два года до этого, в октябре 1941-го года Сталин решил удалить возглавителей всех религиозных объединений. Митрополит Сергий и другие были направлены в Ульяновск, где им предоставили разные храмы. Теперь, спустя два года одновременно с митрополитом Сергием вызвали в Москву из Ленинграда митрополита Алексия (Симанского). Они присоединились к находившемуся всё время в Москве митрополиту Киевскому Николаю.

Рассказывают, что митрополит Сергий долго не мог решиться, в какой одежде ему предстать перед вождём. По положению предстоятеля Церкви он должен был бы явиться в митрополичьем облачении, но, не зная наперёд причины вызова, опасался гнева вождя. Решил надеть гражданское мирское платье. Сталин, увидав митрополитов, усмехнулся в усы и сказал: «Значит, меня боишься больше, чем Его…», – и показал пальцем на небо.

Не знаю, было ли то, но Марк Поповский живо описывает их встречу со Сталиным: «Всех троих доставили на приём кремлёвские машины. К полуночи иерархов принял Молотов. Сталин был ещё занят – слушал донесения с фронтов. Часа в два ночи (любимые рабочие часы вождя) Сталин, Молотов и митрополиты заняли, наконец, места вокруг богато сервированного стола. Началась беседа…. Сталин сказал, что советское правительство высоко ценит общественные усилия Церкви в настоящей войне, а также труды каждого из присутствующих по сбору пожертвований на нужды Красной армии. Сталин, радушно разведя ладони, спросил: „Что теперь мы можем сделать для вас? Просите, предлагайте“. И не дожидаясь ответа, сам сделал первое предложение: „У вас плохо с кадрами, нужно готовить новые кадры“…

Действительно, число оставшихся на свободе священников по российским масштабам было ничтожно. Оно не превышало нескольких сотен. Митрополиты… заговорили о пастырских курсах. Но Сталин перебил их: „Какие там курсы. Академии духовные вам необходимы, семинарии нужны. К этому делу надо приучать с малолетства“.

После обсуждения различных, весьма „скромных“ нужд Церкви осторожно митрополиты заикнулись о необходимости собрать Собор для избрания Патриарха. На это вождь успокоил их: „Это ваше внутреннее дело“, – и обратился к Молотову, – „Вячеслав Михайлович, распорядитесь о поездах и самолётах для поставки епископов. Когда собор?“

Восторг митрополитов от такого расположения Сталина, однако, был в значительной мере понижен, когда, не переставая улыбаться, Сталин сказал о том, что посредником для сношений правительства с Церковью, будет создан совет по делам Русской Православной Церкви, а во главе его будет Георгий Григорьевич Карпов, который был начальником как раз того отдела НКВД, который арестовывал и расстреливал церковников. Сначала митрополиты испуганно молчали. Наконец, митр. Сергий попробовал напомнить Сталину: „Но ведь он, Карпов, из гонителей наших!“ „Правильно, – ответил Сталин, – партия приказывала товарищу Карпову быть гонителем, он исполнял волю партии. А теперь мы ему поручим стать вашим охранителем. Я знаю Карпова: он исполнительный товарищ. Ну, стало быть, согласны, чтобы Карпов стоял во главе совета?“ Удерживая вздох, митрополиты закивали головами». А куда деться? Воля хозяина – закон для подчинённых.

С замечательной быстротой, через четыре дня состоялось уже заседание собора, избравшего митрополита Сергия Патриархом Московским и всея Руси. Срочно, в добавление к трём митрополитам, из тюрем и ссылок собрали для этого ещё 16 архиереев. Не трудно догадаться, почему только 16 из нескольких десятков, томившихся на тот момент в большевистских тюрьмах и ссылках. Для многих архиереев, не согласных с такими «выборами» Патриарха и с самой кандидатурой митрополита Сергия, их отказ стал для них приговором.

Автор наиболее полной и документированной трёхтомной истории Русской Православной Церкви в последнее время (на немецком языке) Иоганн Хризостом сравнивает выборы Сергия с избранием Патриарха Тихона. Там свободно назывались кандидаты и один из трёх, получивших наибольшее число голосов, был избран по жребию. Здесь же митрополит Алексий (Симанский) сразу заявил, что есть только один кандидат и что поэтому соблюдение всех обычных при избрании Патриарха правил, является излишним. Так что же важнее, первостепеннее для сергианской патриархии – постановление Поместного Собора Церкви, или указание партии большевиков-людоедов? Ответ очевиден. Отец Хризостом справедливо замечает, что руководители Патриархии, получив уже указание Сталина относительно избрания Сергия, были охвачены страхом, что всё-таки кто-нибудь мог выдвинуть и другую кандидатуру.

В этих выборах есть все элементы нарушения 30-го правила св. Апостолов и 3-го правила 7-го Вселенского собора. Последнее правило содержит грозное осуждение митрополиту Сергию: «аще который епископ мирских начальников употребив, через них получит епископскую в Церкви власть, да будет низвержен и отлучён и все сообщающиеся с ним». Но что для сергианцев, как прежних, так и нынешних, Апостольские правила и Вселенские соборы, когда ближе к телу страх впасть в немилость к владыке земному?

Почему Церковь так строго относится к получению епископского положения с помощью гражданской власти? Конечно потому, что в этом случае есть основания подозревать у епископа свои, посторонние для Церкви мотивы, и потому, что поставленный таким путём иерарх, обязанный своим поставлением не Церкви, а лицам, ищущим «своего», могущими быть даже совсем чуждыми или враждебными Церкви, несомненно будет вынужден служить «двум господам» (Матф. 6, 24). К такому епископу приложимы слова Спасителя: «Истинно, истинно говорю вам: кто не дверью входит во двор овчий, но перелазит инде, тот вор и разбойник» (Иоанн. 10, 1). Очевидно, иерархи Московской Патриархии не больно-то боятся Господа. А веруют ли они в Него?

Можно ли сказать, что Патриарх, поставленный с помощью антихриста, будет иметь каноническое право на свою власть? Думаю, что никто не решится дать положительный ответ на такой вопрос. А между тем советская власть сама заявляет себя атеистической и является властью апостасийной, то есть одного рода с властью антихристовой. Таким образом Сергий, как поставленный ею, был не Патриархом, а лже-патриархом.

Но что Сергий? Он давно умер. Ответственны ли последователи митрополита-отступника за его отпадение от Христа и Его Церкви, как ответственны ли дети за грехи отцов? И хотя 3-е правило 7-го Вселенского Собора однозначно отвечает: «…да будет низвержен и отлучён, и все сообщающиеся с ним», не будем столь строги и разберём дела «детей». Итак…

2 мая 1944 года митрополит Сергий скончался. На основании его завещания митрополит Ленинградский и Новгородский Алексий (Симанский) вступил в должность местоблюстителя патриаршего престола, о чём он уведомил Сталина письмом, в котором обещал ему свою покорность (здесь и далее подчёркивание автора). В нём он также указывает принципы своей будущей деятельности: «Следование канонам с одной стороны, и неизменная верность родине и возглавляемому вами правительству нашему, с другой. Действуя в полном единении с Советом по Делам Русской Православной Церкви и вместе с учреждённым покойным Патриархом Священным Синодом, я буду гарантирован от ошибок и неверных шагов». Обращает на себя внимание формулировка: «в полном единении с Советом… и вместе с учреждённым покойным Патриархом Священным Синодом». Очевидно, что роль, отводимая Совету по Делам Церкви, выше роли Синода для нового местоблюстителя. А как иначе? Ведь и сам Синод был составлен в полном единении с Советом.

Из этого письма видно, что митрополит Алексий (Симанский) был заранее предназначен занять кафедру Московского Патриарха. Казалось бы, что местоблюстителю, который должен только подготовить скорые выборы Патриарха, нет надобности делать от себя лично такие заверения. Они имели смысл только со стороны лица, предуказанного для «избрания» на пост Патриарха, ставящего себе в пример для подражания покорность гражданской власти своего предшественника.

С 31 января по 2 февраля 1945 года (ведь это ж надо, аж целых три дня!!!) состоялся собор.

В соборе участвовали 4 митрополита, 41 архиепископ и епископы и 126 представителей клира и мирян. В каком порядке выбирались эти представители и выбирались ли они или же назначались, мы не знаем. Но без труда можем догадаться.

Казем-Бек так описывает выборы Патриарха: «После ряда резолюций, принятых собором по деловым вопросам, наступило время для важнейшего и торжественного акта – избрание Патриарха Московского и Всея Руси. Член секретариата собора управляющий делами Московской Патриархии, протоиерей Николай Колчицкий, объявил: На соборе епископов Русской Православной Церкви, состоявшемся в ноябре 1944 года, был принят порядок открытого голосования при избрании Патриарха Московского и Всея Руси. В этом голосовании принимают участие все епископы Русской Православной Церкви». Вопиющий сам по себе прецедент – младший по иерархии орган власти в Церкви (Архиерейский Собор) принимает порядок кардинально отличный и противоречащий постановлению более старшего по иерархии органа (Поместный Собор 1917–1918 гг.) Уже одно это обстоятельство вводит выборы Патриарха 1945 года в несоответствие и противостояние с канонами Русской Православной Церкви, либо утверждает, что так называемая Русская Православная Церковь образца 1945 года и Русская Православная Церковь образца 1917 года – это две совершенно разные, канонически не связанные друг с другом Церкви.

Вслед за этим сообщением, все члены собора в архиерейском сане облачились в мантии и пропели молитву «Днесь благодать Святаго Духа нас собра» (потрясающее лицемерие!!!). После чего началось голосование. Протоиерей Колчицкий обращался поочерёдно ко всем архиереям, начиная с младшего по хиротонии с вопросом: кого они с клиром и паствой избирают Патриархом Московским и Всея Руси. Все архиереи (единодушно, в лучших традициях советов и ком. партии) отвечали: «Я, клир и паства вверенной мне епархии, избираем Патриархом Московским и Всея Руси Высокопреосвященнейшего Алексия, Митрополита Ленинградского и Новгородского».

Вполне понятно, что при существующих в России условиях, не мог быть выдвинут никакой другой кандидат в Патриархи, но по-советски, в выборах намеченного лица, ничего не оставляется на случай нарушения единогласия.

Не останавливаясь подробно на деяниях митрополита Алексия (Симанского) в качестве Патриарха Московского и Всея Руси – это отдельная тема отдельной статьи – отметим только что в период его «правления» Церковь ещё более подпала под власть коммунистической партии и советского правительства, так что уже ни один вопрос, даже на приходском уровне не решался Церковью, а всецело органами гражданской власти на местах. Государство по достоинству оценило неустанный труд Алексия Симанского по развалу Церкви, наградив его аж четырьмя! орденами Трудового Красного Знамени. Наверное, для почётного звания Героя Советского Союза с вручением ордена Ленина и Золотой Звезды Героя митрополиту Алексию просто не хватило времени, он скончался в 1971-ом году.

Выборы в том же году следующего главы Московской Патриархии практически ничем не отличались от предыдущих выборов Алексия Симанского, за исключением только того, что вместо трёх дней в 1945 году новые сергиане вполне уложились в 3 часа и 10 минут, включая процессию из Троицкого собора в Успенскую церковь и принятие постановления о процедуре избрания.

Вместо того чтобы все члены собора записками обозначили кандидатов, митрополит Таллиннский и Эстонский Алексий (Ридигер, будущий как бы патриарх Алексий II) задавал вопрос каждому правящему архиерею: «Кого вы, клир и паства избираете Патриархом Московским и Всея Руси?» Все отвечали одинаково (как было предписано): «Я, клир и паства вверенной мне епархии, избираем Патриархом Московским и Всея Руси Высокопреосвященнейшего митрополита Крутицкого и Коломенского Пимена».

Для всякого непредубеждённого читателя ясно, что выборы были заранее предрешены. После такого, заранее подстроенного голосования, «митрополит Ленинградский и Новгородский Никодим торжественно объявил, что весь епископат Поместного собора Русской Православной Церкви от своего имени и от имени клира и мирян Церкви, едиными устами и единым сердцем избрал на Московский патриарший престол митрополита Крутицкого Пимена». Таким образом, выборы снова проведены не по церковному, а по-советски.

Две последующие главы сергианской церкви – Алексий II Ридигер и Кирилл Гундяев – были избраны на свои посты уже более демократично, соответственно духу времени: первый в самом конце Горбачёвской перестройки, второй в период торжества суверенной демократии в РФ. Они избирались уже тайным голосованием, видимо, вспомнив о том, что постановление Поместного Собора 1917–1918 гг. до сих пор не отменено и не изменено. Но память у них оказалась короче, чем можно было ожидать. Потому как членам соборов, избирающих предстоятелей сергианской Московской патриархии, предоставили возможность тайно проголосовать за уже готовых кандидатов, выдвинутых предсоборным собранием архиереев, что, мягко говоря, не совсем соответствует духу свободного волеизъявления, присущему выборам последнего канонически избранного Патриарха Московского и Всея Руси Тихона (Беллавина).

Всё вышеизложенное со всей очевидностью показывает, что мы сегодня имеем в лице официальной Русской Церкви неизвестно что. Ни то насквозь лицемерную, завравшуюся кучку отщепенцев, предавшую и продолжающую предавать и продавать за тридцать серебряников тело Христово – Его Святую Соборную и Апостольскую Церковь; ни то совершенно непонятное государственное новообразование, само себя именующее Русской Православной Церковью и прикрывающееся внешне Православными атрибутами, как волк овечьей шкурой.

Но тысячелетняя Русская Православная Церковь не канула в Лету, не испарилась с кончиной последнего её Патриарха. Она жива по непреложному обетованию Христа, сказавшего: «На сем камне построю Я Церковь свою, да не одолеют её врата адовы».

В статье упоминалось о многих священниках и епископах Русских, не принявших Сергиевскую декларацию, ушедших в подполье и составивших Катакомбную Церковь в самой России. Большая часть епископата и клира эмигрировала из большевистской России, образовав вне пределов отечества Русскую Православную Церковь Заграницей. Это позволило сохранить Русскую Церковь в XX-м веке, не допустить проникновения в её догматы и каноны смертоносных метастазов сергианской ереси, уберечь паству, хоть часть её от «зверей рыкающих, ищущих кого поглотити», как в самой России, так и за её пределами. Судьба этих сохранившихся осколков некогда единой Русской Православной Церкви в настоящем, XXI-ом веке непроста и неоднозначна. Кликуши сергианской Московской Патриархии распространяют по свету ложь о якобы имеющем место быть возвращении «зарубежников» в «лоно матери-Церкви», о воссоединении разрозненных частей её. Что тут правда? Точнее, сколько правды в этой лжи? Но это уже тема другой статьи.

Июнь 2009 г.