— Слушаю вас, — сказал Чавдар двум сотрудникам, приглаживая рукой волосы.

— Как известно, — начал молодой человек с чуть прищуренным взглядом, — в настоящий момент Койчев проживает один. Выходит из дому обычно к вечеру, чтобы выпить рюмочку ракии в соседней корчме. Потом не спеша обходит сквер и, немного посидев на скамейке, возвращается домой. Утром к нему обычно приходит женщина — делает уборку и готовит обед. Это все.

— Значит, ничего особенного, — спокойно заметил Чавдар, отлично зная привычку Герчо самое интересное приберегать к концу.

— Да, ничего особенного. Кроме того, что сегодня, как всегда выйдя из дому в 19.00 и побывав в корчме, он после обычного обхода по скверу, сел на излюбленную скамейку и, оглядевшись по сторонам, вытащил из щели небольшую записку. Пробежал ее глазами, сунул в карман и достал блокнот. Что-то написав, вырвал из блокнота лист и аккуратно свернул его. Все это время я старательно делал вид, что читаю газету на соседней скамейке. Койчев же вынул из лацкана пиджака булавочку, знаете, такую, с головкой, и принялся ковырять в зубах — будто не кислыми огурцами закусывал свою ракию, а ростбифом. Затем быстро сунул записку в щель и тут же поднялся с места. Когда он скрылся из виду, я огляделся и достал записку.

— Ну и что же в ней было? — поинтересовался Чавдар.

— Там было написано следующее: «Не сегодня. Приходи завтра — в четверг». И больше ничего. Собственно, это не все. Я решил немного задержаться, дочитать до конца свою газету. И очень хорошо сделал. Потому что вскоре к скамейке приблизился невысокий, лысый мужчина лет пятидесяти с фотоаппаратом через плечо. Уселся на скамейку, точно на то место, где до этого сидел Койчев, и принялся шарить по ней. Вынул записку, сунул ее в карман, но не удержался, тут же на аллее прочитал ее, поглядел в сторону койчевского дома, недовольно сплюнул и ушел. Тут я заметил Рангела. «Ага, подумал я, ты мне его привел, ты его и до дома проводишь». Забежал ненадолго к себе и явился на доклад.

— Теперь ты продолжай, — обратился Чавдар к Рангелу.

Рангел важно кашлянул, разгладил усы, словно хотел придать большей значительности своему рассказу:

— Это был фотограф Дюлгеров. Я давно за ним хожу, и все безрезультатно. Наконец он отправился в известный вам сквер. Погулял немного, выпил в будке сельтерской воды и присел на скамейку отдохнуть, значит. Я заметил, что он достал из щели записку, спрятал ее в карман, но не удержался и прочел на ходу... Я проводил его до самого подъезда. Там на мое место уже заступала ночная смена. Но по мне, так после такой прогулки он действительно пошел спать.

— Отлично, ребята! Хорошие сведения принесли. А вот кто мне скажет, кто из этих двоих — главнее? И почему Дюлгеров сплюнул?

Рангел, не долго думая, заявил:

— Для меня, главнее Дюлгеров. А сплюнул он потому, что сельтерская вода была слишком теплая. К тому же привычка у него такая — я это уже успел приметить.

— А мне кажется, — возразил Герчо еще больше прищурившись, — что Койчев — более важная птица. Это ведь из-за него Дюлгеров проделал такой длинный путь — аж с улицы Средна-Гора. А помню, еще бабка моя любила повторять, что коли гора не идет к Магомету, Магомет идет к горе.

— Да, Герчо. Мне тоже кажется, что Койчев — здесь более важная птица, раз он преспокойно переназначил Дюлгерову встречу на четверг. Тот небось и сплюнул от этого с досады: проделал такой длинный путь, а Койчев, как хороший бюрократ, приглашает его на следующий день. Ну, а теперь хочу вам дать новое задание. Сегодня ночью спать не придется. — Он взял из рук вошедшего сотрудника магнитофонную пленку. — Придется продолжить наблюдение за объектами. До утра.

— Есть продолжить наблюдение! — сказали в один голос Герчо и Рангел и вышли из кабинета.