Тогда - зимой 1963-1964 года - "Доброго человека..." смогли посмотреть сравнительно немногие. Но событием или, если хотите, гвоздём театрального сезона он стал. Московская публика впервые почувствовала по-настоящему, что это за взрывоопасная штука - Брехт, хотя и до того были, конечно, брехтовские пьесы на московской сцене, да и "Берлинер Ансамбль" к нам приезжал.
Но языковый ли барьер, другие ли причины, а что-то метало ощутить задиристо-просветлённую, простую и сложную одновременно, бунтарскую брехтовскую мысль, неординарную его политичность и остроту.
"Добрый человек..." стал открытием не только режиссёра Ю.П.Любимова и актрисы З.А.Славиной. Он стал и открытием Б.Брехта. Для многих, для меня в том числе.
Спектакль "имел прессу", преимущественно доброжелательную. Константин Симонов рассказал о нём кратко в "Правде" ещё в конце 1963 года. "Доброго..." в то время играли на маленькой студийной сцене и изредка в Вахтанговском театре. Шёл он триумфально при неизменно переполненном зале.
На один из таких спектаклей попали несколько физиков из Дубны, в том числе чрезвычайно заводной Георгий Николаевич Флёров, тогда ещё не академик, но человек достаточно знаменитый. Читающая публика знала, что он - один из первооткрывателей спонтанного (самопроизвольного) деления атомных ядер, что у себя в Дубне он вместе с сотрудниками пытается "удлинить Менделеевскую таблицу", получив физическими методами новые химические элементы. Но мало кто знал в то время (впервые в открытой литературе об этом рассказано в книге И.Головина "Курчатов", вышедшей в 1967 году), что лейтенант Г.Флёров в мае 1942 года осмелился послать Сталину письмо, в котором доказывал необходимость делать собственную атомную бомбу, а позже экспериментально определял критическую массу плутония...
К концу 50-х годов от оборонной тематики Флёров отошёл (или его "отошли") и с 1960 года обосновался в Дубне. Невоздержанный на язык, резкий в суждениях, "одержимый", но словам Головина, неукротимый Флёров всегда прекрасно владел "великим искусством наживать себе врагов". Но и привязывать к себе он тоже умел. Неутомимостью, разносторонностью интересов, острым умом, фантазией, смелостью. Вот этот человек вместе с молодыми сотрудниками и оказался той зимой на спектакле студентов-щукинцсв. После спектакля физики пришли к лирикам -за кулисы. Вот тогда и началась дружба Дубны с будущей Таганкой.
Было что-то общее в этих группах: заводной, знающий дело, на выдумки падкий и ещё не заматеревший "шеф" и стремящаяся к своему пути в своем деле нахальная и талантливая молодежь рядом. Утверждаю это на основе двадцатилетних контактов и с теми, и с другими. Кстати, физика Флёрова, как это ни странно, я благодарно считаю той своеобразной "свахой", что "узаконила" мою связь с этим театром. Но то будет через несколько лет, потому рассказ об этом позже. Еще позже между Любимовым и Флёровым произойдет разрыв - в результате творческого спора, но в общем-то - беспричинный. Нет, не беспричинный, конечно. Оба со временем окажутся при жизни причисленными к разряду бессмертных, а просто так это не проходит. Появляется нетерпимость в суждениях, неприятие мнений, сильно отличающихся от собственных...
Собственно, причиной ссоры была неодинаковая оценка Флёровым и Любимовым любимовского спектакля "Пристегните ремни" но пьесе Г.Бакланова и самого Ю.Любимова. На мой взгляд, спектакль был неровным. Были отличные эпизоды, характеры, штрихи. Был страшный но эмоциональному воздействию на зрителя проход через зал Ивана Бортника со старой и длинной песней времен войны "Враги сожгли родную хату". Но были и затянутые сцены, непроработанные характеры, трескотня. Отдельно об этом спектакле писать, видимо, не буду, не он определял личность и репертуар Таганки. Был, правда, кроме флёровского, с ним еще один трагикомический эпизод, о котором в театре ходят легенды и который грех не пересказать...
Спектакль был довольно острый, на публику пробивался со скрипом - перестраховщики нашептывали в верхах, что надо бы это дело похерить... И тогда сам Виктор Васильевич Гришин, первый секретарь московского горкома, решил этот спектакль посмотреть. А начинался спектакль по-любимовски нетривиально. На открытой сцене - интерьеры двух самолётов. Один - времен войны, на нём отвозят с передовой остатки геройски выбитого полка. Другой самолёт - современный, комфортабельный, со стюардессами в юбочках мини, тогда уже модных. На этом самолёте летят командированные и отпускники, летят журналисты и киношники делать репортаж о большой стройке - что-то вроде КамАЗа. И ещё на этом самолёте летит правительственная комиссия, чтобы снять (или не снять) начальника этой самой стройки, в прошлом - командира того самого полка.
Первый ряд кресел правого от зрителя самолёта пуст: ждут "высоких гостей", они придут в последнюю минуту. В своём роде это три бога из "Доброго человека из Сезуана". Члены комиссии - их играли Виталий Шаповалов и уже упоминавшиеся в сезуановской главе А.Колокольников и И.Петров - входили на сцену через зал. Открывалась дверь перед первым рядом, и они входили: твердой поступью, солидно несли себя и свои портфели три немолодых человека в однотипных строгих костюмах с немногочисленными знаками отличия. Им оказывали знаки внимания, их встречали почтительные стюардессы. Они рассаживались. И тогда начинал раскручиваться обычный в целом сюжет.
В тот день, когда В.В.Гришин должен был прийти на спектакль, начало пришлось задержать - высокое начальство, как известно, не опаздывает... Где-то минут в пятнадцать-двадцать восьмого демократическая и терпимая таганская публика начала проявлять признаки нетерпения, и около половины восьмого Любимов распорядился начать-таки спектакль. В жёлто-красных бликах пробежали, заняли места в левом самолёте солдаты сороковых. Справа у трапа, ведущего в зал, встали хорошенькие стюардессы - Вика Радунская и Таня Сидоренко. Пошли пассажиры, засуетились радиорепортёр (Смехов) и его звукооператор (Ронинсон). Минуты две общей "предстартовой" суеты и, наконец, появляются члены правительственной комиссии. Но что это? Почему, вопреки сценарию, их четыре, а не три?! "И такие все похожие..."
Я не был на том спектакле, но очевидцы говорят (может врут, как очевидцы?), что высокий гость проследовал, было, как и те трое, на сцену, но потом сообразил, повернулся и понёс свое величие в кресло шестого ряда у прохода. Предусмотрительный Н.Л.Дупак - директор театра - предупредил билетёрш, чтобы никто из "входников" или "своих" это место не занимал...
Публика, впервые видевшая спектакль, а таких, естественно, большинство, в полутьме зрительного зала Гришина вряд ли узнала, решила, что всё идёт, как должно быть по пьесе. На сцене, правда, раздалось несколько смешков, за что, равно как и за другие идейно-художественные просчёты, руководству театра (Любимов, Дупак) и парторгу (им тогда был второй режиссёр Борис Глаголин) "строго, но доброжелательно" попеняли.
А вообще с власть предержащими отношения у моего Театра все двадцать лет были не очень простыми. Говорят, что к театру хорошо относился Ю.В.Андропов. Владимир Федорович Промыслов, мэр московский, - тоже. Д.С.Полянский - зампредсовмина при Хрущеве и Брежневе (первые несколько лет), потом посол в Японии (по принципу: а посол ты на...) - рискнул родную дочь отдать в жёны типично таганскому актёру Ивану Дыховичному. Вряд ли мог да и хотел помочь он зятю на театральной стезе -Иван пробивался сам, о нем ещё потом будет отдельный рассказ (в главе про спектакль "Мастер и Маргарита"). Маршал Брежнев, насколько я знаю, мой Театр терпел, но не слишком жаловал...
Ещё два слова о спектакле "Пристегните ремни", трижды знаменательном (ссора Любимова с Флёровым, двух действительно выдающихся людей; конфузийная история с человеком, почитающим себя ещё более выдающимся, - см. выше; и третье - на репетициях и прогонах этого спектакля я впервые увидел не на экране, а в жизни Марину Влади, третью и последнюю жену Владимира Высоцкого). Подивился, как молодо она выглядит, как чисто говорит по-русски, как естественно держится... Что она - Марина Владимировна Полякова но рождению - я тогда не знал. Слышал лишь, что у известной французской актрисы есть какие-то русские корни...
Премьера спектакля "Пристегните ремни" состоялась, судя по пометам на сохранившейся программке, 16 января 1975 года. Спектакль посвящался тридцатилетию Победы. Это был не первый случай, когда традиционная наша болезнь - юбилеемания в какой-то степени помогла театру.
Вернёмся, однако, в год 1964-й. Театра на Таганке ещё не существует, но за него, за будущий театр на основе группы выпускников-сезуановцев уже хлопочут несколько именитых людей: писатель К.Симонов, артист Б.Бабочкин, несколько крупных физиков. Кроме Г.Н.Флёрова, это нобелевский лауреат академик Пётр Леонидович Капица, директор Объединённого института ядерных исследований в Дубне Дмитрий Иванович Блохинцев, бывший итало-американский сподвижник Энрико Ферми, а впоследствии советский академик Бруно Максимович Понтекорво... Это они написали письмо в Министерство культуры и согласились поставить подписи под статьёй для "Советской России", которая, насколько я знаю (говорил на эту тему с Флёровым), так и не была напечатана.
Смысл обоих документов вкратце можно передать так: нельзя рассредоточивать но разным театрам столь талантливую группу, сделавшую великолепный брехтовский спектакль; в Москве, если не считать "Современника", давно не открывались новые театры; вывод напрашивается сам собой, но... если по каким-то причинам создать новый театр в столице нельзя, то давайте в Дубне на базе ДК "Мир" организуем Областной театр. Его основа - любимовские ребята и Юрий Петрович при них в качестве режиссёра.
Юрий Петрович Любимов во все годы на Таганке - главное действующее лицо, и поза тореро не должна смущать...
Булат Шалвович Окуджава - старый и верный друг театра.
Известнейший физик-ядерщик академик Георгий Николаевич Флеров был в числе тех ученых, кто помогал организации и становлению театра. Снимок сделан на его 60-летии, в 1973 г. Вениамин Смехов поздравляет юбиляра от имени всех таганцев.
Великий физик, Нобелевский лауреат академик Петр Капица с поэтом Александром Галичем... Они стали друзьями моего Театра еще до формального его рождения.
Этот снимок сделан намного позже - после премьеры спектакля "Владимир Высоцкий": на фоне выставки в фойе Юрий Любимов, мать Высоцкого - Нина Максимовна, Андрей Вознесенский, Белла Ахмадулина, Роберт Рождественский.
Вариант этот был рассмотрен и - не принят. В то время в Москве, не в Центре отнюдь - на Таганской площади, вернее даже рядом с ней, на углу улиц Чкалова и Радищевской, помирал естественной смертью раздираемый внутренними распрями, закулисными сплетнями, околосценическими интригами и почти всеобщим тоскливым безразличием к делу Московский театр драмы и комедии. Это был совсем не старый театр, лишь после войны появился, а вот долгой и заметной жизни ему отпущено не было. Сказать, что это был плохой театр, значит преувеличить, сказать, что приличный - соврать. Скорее всего он был - никакой. Я видел там несколько спектаклей, поскольку у Андрюшки Вейцлера -приятеля но школе и театральным интересам - отец в том театре работал. Приехали они несколькими годами раньше из провинции, и неплохой артист Леонид Сергеевич Вейцлер довольно быстро вышел в этом театре на первые роли.
Помню один лишь их спектакль - про освободительную войну гаитян. Андрюшкин отец играл Туссена Лювертюра - лидера разведчика повстанцев, устроившегося слугой в доме не помню уж там кого, но в общем самого главного. Противника, естественно, - поработителя. Так вот, герой Вейцлера-старшсго был негр, да к тому же умело прикидывающийся глухонемым. Роль труднейшая, но вёл её Леонид Сергеевич, как мне тогда казалось, мастерски. Возможно, так было и в самом деле.
Больше ничего о предтаганском театре я не знаю. Нет, ещё одно. Примерно в те времена или чуть позже знакомая девушка-театралка охала и ахала но поводу исполнения Т. Маховой главной женской роли в "Дворянском гнезде". Но я уже тогда с недоверием относился к тургеневским героиням и на "Дворянское гнездо" в этот театр не пошёл, как, впрочем, и на "Каширскую старину" - самый долгоживущий их спектакль...
Вот туда и решили направить Любимова с дружиной. Некоторые актёры старого театра слились с пришельцами-щукинцами, много лет работали, а кое-кто и сейчас ещё продолжает работать в Таганке. Это уже упоминавшиеся Г.Н.Власова, Г.М.Ронинсон, Т.М.Махова, а также Маргарита Николаевна Докторова. Л.С.Вейцлср стал первым исполнителем роли Максима Максимовича в "Герое нашего времени", играл и в "Десяти днях, которые потрясли мир". Он рано умер, как, впрочем, и его не менее талантливый сын. Словом, нельзя сказать, что в старом театральном здании рядом с ресторанчиком "Кама" Любимов получил совсем уж пустое наследство. Основу же труппы составили его курсисты,- среди которых, помимо уже помянутых, были Эйбоженко и Любшин. Но не было Высоцкого, Золотухина, Шаповалова, не было Лёни Филатова и Тани Жуковой... Они придут в мой Театр немного позже...
В апреле, 23 числа, "Добрый человек из Сезуана" в постановке Ю.П.Любимова впервые был сыгран на этой сцене. Этот день и считается днём рождения Театра на Таганке. Его отмечали 19 раз. Наверное, это самый весёлый и самый нетривиальный из дней рождения, на которых мне доводилось бывать. Но о праздниках позже.
Следующей осенью появилась известная афиша с красным четырёхугольным значком и словами "на Таганке". Любимовских спектаклей в ней было всего два - "Добрый..." и неудачный, почти не запомнившийся "Герой нашего времени" но М.Ю.Лермонтову.
Той же осенью в культурной жизни страны произошло ещё одно событие, не столь заметное, с театральным миром никак не связанное. За неделю до пленума, на котором был снят начавший слишком уж зарываться Хрущёв, Президиум Академии наук принял решение о выпуске двух новых - монотематических научно-популярных журналов - "Земля и Вселенная" и "Химия и жизнь", первоначально озаглавленный как "Химия и народное хозяйство". Тогда они мало кого привлекали, у "Земли" со Вселенной вкупе и сейчас читателей не больше пятидесяти тысяч. Химикам повезло больше, их журнал делался поинтересней. Это, видимо, дало основание известному журналисту-паучнику В.И.Орлову сказать как-то, году в семидесятом: "X и Ж" в нашей научно-популярной литературе занимает примерно такое же место, как Театр па Таганке среди московских театров..."
На Таганку в то время уже было не попасть, она приближалась к зениту своей популярности, весь репертуар театра уже составляли спектакли последнего пятилетия. К "Доброму..." и "Герою..." добавились "Только телеграммы" А.Осинова, "Десять дней, которые потрясли мир" - представление в двух частях с пантомимой, цирком, буффонадой и стрельбой - по мотивам книги Джона Рида, две пьесы Петера Вайса - "Дознание" и "О том, как господин .Мокинпотт от своих злосчастий избавился", есенинский "Пугачёв", брехтовский "Галилей" и три лучших поэтических представления театра - "Антимиры", "Павшие и живые", "Послушайте!".
Я в те годы старался не пропустить ни одной таганской премьеры, удавалось это не всегда. Не всё нравилось в одинаковой мере, да иначе и быть не могло. Но никогда в этом театре не было скучно, никто никогда не отбывал номер.
Осложнилась, правда, ситуация с билетами, но - подкидывала остатки брони добрейшая Белла Григорьевна - первая таганская кассирша, запомнившая то ли мою тогда ещё приветливую рожу, то ли принесённые ей однажды три тёмно-лиловых тюльпана... В чрезвычайных случаях - первый зарубежный гость в редакции "X и Ж" - обращались к Флёрову, уже академику. На его имя для нас однажды оставили билеты на "Пугачёва" в первом ряду, а гость возьми и назначь на этот вечер какую-то обязательную встречу... В театр пошли с Мишелем - Михаилом Борисовичем Черненко, человеком, создававшим "Химию и жизнь" по своему пониманию дела, можно сказать, но своему образу и подобию. Он, если не ошибаюсь, в тот вечер был на Таганке впервые.
Наклонный помост, топоры, цени, обнаженные мужские торсы, колокола. Покатились по помосту муляжи - человечьи головы, куриные яйца. Одно яйцо, подскочив на щербине, тюкнуло Мишеля в коленную чашечку. Он, недолго думая, сунул его в карман, - трофей! Не без труда мне удалось его отобрать, и на следующий день в редакционном подвальчике над начальственным столом красовалось прилепленное скотчем к стене это яичко с такой подписью: "Сие яйцо начальничек наш МБ с Таганки снёс..." Потом это яйцо кто то "заиграл".
В тот же вечер Мишель закинул удочку, что, дескать, хотел бы пересмотреть в этом театре всё. Завёлся. Но что я мог ему обещать? Ясно было, что он - в своём деле выдающийся мастер - тоже станет одним из друзей и постоянных зрителей этого театра. Но тогда мы, конечно, не знали, как причудливо - первоначально через Дубну! - переплетутся пути популярного естественно-научного журнала и популярнейшего из московских театров. Антимиры? Они иногда сходятся в этом мире. При соблюдении известных условий. У "X и Ж" с "Таганкой" было но меньшей мере две общности. Первая - отношение к делу, к ремеслу - осознанная необходимость уметь в своём деле всё. А ещё и журнал, и театр были детьми своего времени, детьми Оттепели. Потому, наверное, и сошлись антимиры, хотя не так уж близко...
