Среди дичи, посещавшей кормушки, были теперь и олени. Первым осмелился один чесоточный рогач, за ним прошло стадо, любившее лежать возле заброшенной лесной дороги.

Каждое утро мы закладывали в ясли и корытца корм и уходили, так как сидеть в сарае теперь не имело смысла. Май уже не позволял нам трогать его. Свободная жизнь понравилась ему гораздо больше, чем мы могли предполагать, и в один прекрасный день он и Мирка, ходившие теперь свободно, не вернулись в сторожку.

Капитан Негро считал, что они совсем одичают и мы никогда их больше не увидим.

— Весной других приручим, — утешал я его. — Ведь мы для того их поймали, чтоб они приводили к яслям своих диких сородичей.

Но капитан не хотел так легко примириться с этим фактом. Он стал делать длинные обходы — авось встретит Мая. А с другой стороны, он все еще надеялся найти свою красную блузу.

Как-то раз, вернувшись, он вынул эту знаменитую блузу из сумки. Вся в грязи и сильно пострадавшая от дождей, она была в общем целехонька. Капитан Негро выстирал ее, остался страшно доволен. Красный цвет блузы был все так же ярок, и это его обрадовало.

— Я нашел ее в одной ложбине: висит на держидереве, — сказал он.

Потом он рассказал мне, что видел на самом гребне горы серну, у которой на голове вместо рогов шапка.

— Как так — шапка? — спросил я.

— Вот так: шапка! — сердито ответил он.

— Может быть, на ней был и костюм?

— Говорю, шапка была. Вроде меховой. Ты никогда мне не веришь!

Он был готов рассердиться не на шутку. Я поглядел на него недоверчиво и сказал:

— Завтра отведешь меня на то место, где ты ее видел. Найдешь его?

— Само собой, — ответил он.

— Если у этой серны на самом деле шапка, надо будет ее убить.

— На самом деле. Я прекрасно видел.

Ночью был слабый дождь. Утро было мглистое, но теплое. Над горами чувствовалось дыхание южного ветра. Мы закусили и двинулись в путь.

Я давно не ходил на охоту, и Гектор поднял радостный лай, увидев, что я иду отвязывать его и у меня за плечом ружье. Он взвизгнул, гавкнул и уперся лапами в мою грудь.

«Ах, как я тебя люблю, — хотел он сказать. — Значит, ты меня не забыл?»

Капитан Негро взял свое короткое ружье. Мы вошли в мокрый лес, двинулись вдоль по гребню и через час были на том месте, где товарищ мой видел серну в шапке.

— Вот тут я ее встретил, — сказал он, когда мы подошли к красивой седловине с озерком, обросшим высокой травой.

Я спустил Гектора, нетерпеливо рвавшегося с цепочки.

Капитан остался сторожить на гребне, а я спустился ниже, нашел тропинку, петлявшую по крутому склону, и вскоре очутился на другой седловине. Она была покрыта молодым буковым лесом. Деревья стояли прямые и белые, словно громадные свечи белого воска. Если долго на них глядеть, начинало казаться, что от них исходит сияние. Желтовато-коричневая листва, блестящая после дождя, составляла прекрасный фон, на котором стволы выступали еще белей и чище.

Я сел на пень, но так, чтоб были видны обе стороны седловины и можно было стрелять в любом направлении.

Напротив темнели могучие недра гигантской долины, над которой вздымалась самая высокая из вершин, покрытая снегом. Скопившийся внизу, у северной подошвы горы, туман пытался подползти туда. Гонимый южным ветром, он вился большими пушистыми клубами, словно тихое, беззвучное море, заливая все на своем пути.

Подстерегать дичь в засаде — особенное удовольствие. Сидишь в вековом лесу, и тебе кажется, будто слышишь, как в тишине разносится непрерывный протяжный звук, отмеряющий бег времени. Этот звук наполняет сознание и слегка кружит голову. Ты что-то думаешь, но думаешь вяло, скорей созерцаешь обнаженные леса, умолкшие низины, пустынные и голые горные пики. Невыразимое чувство наполняет душу, словно ты прикоснулся к какой — то тайне, к давно минувшим векам, когда на земле не было людей. Странные, новые мысли приходят тебе в голову, и ты забываешь, что ты на охоте. Но как раз тут-то лай собаки заставляет тебя вздрогнуть.

Так было и на этот раз. Гектор поднял дичь подо мной, и горы огласились болезненным визгом, словно кто-то бил собаку палкой. Но вдруг визг превратился в басовый лай, который, прокатившись по долине, разбудил заснувшее эхо.

«Ах-ах-ах-ах!» — Лай нарастал, подобно боевой трубе.

Меня охватил восторг, что Гектор гонит так широко, так отважно, таким густым уверенным голосом. Бас его, заглохнув на миг, потом вдруг усилился и стал приближаться ко мне. В долине напротив, где блестела серебряная нитка водопада, откликнулось звонкое эхо.

Я мысленно следил за путем серны, а что собака гонит серну, в этом не могло быть сомнений. Вот она проходит близ соседней вершины. Потом она помчится по долине, но по которому из двух склонов? Если по тому, что напротив, я ее не увижу, а если выберет тот, на котором я стою, тогда обязательно пересечет седловину. У диких животных свои соображения, но опыт научил меня правильно их отгадывать.

Лай Гектора становился все глуше, потом неожиданно донесся из долины. А долина раскрылась прямо подо мной, как неприступная пропасть, покрытая вздыбленными, онемелыми лесами. Они казались безучастными, словно были придавлены могучей, властной силой, их сковавшей. Туда и устремилась серна.

Я сел на пень. Лай собаки, еще отчетливый, но уже далекий, стал замирать. Через несколько минут он заглох в необъятных недрах горы. Вернулась тишина, и я опять услыхал тот звук, отмеряющий время. Туман успел дойти сюда. Он залил подошву горы и медленно полз все выше и выше. Пора было возвращаться к капитану и нам обоим идти домой, но я не встал с пня.

Так прошел час, а может, и больше. Ниже меня по склону что-то зашуршало. Гектор оставил серну, поняв, что бежать за ней нет смысла. Но вот он тявкнул, как на свежий след. У него был такой обычай — предупреждать меня, прежде чем поднимать дичь.

«Гав! Гав! Приготовиться!» — говорил он, и я взводил курки, щелкавшие два раза — один вслед за другим. Однако на этот раз собака медлила. Туман подступил уже к самой седловине, и мимо меня пролетали косматые облачка его. Все сильней слышался шепот моросящего дождя.

Я поднялся с пня и посмотрел назад: мне показалось, будто мокрые листья зашумели.

В двадцати шагах от меня стояло серое животное с поднятой головой. Торчали два настороженных уха.

Голова под ними казалась курчавой и как-то странно приподнятой…

Черная мушка впилась, как клещ, под лопатку животного. Я дернул спусковой крючок. Животное упало, брыкнув несколько раз своими длинными ногами… Передо мной лежала серна в шапке. Крупные дробинки пронзили ее тело, и мокрые листья обагрились кровью. Она была мертва. На голове у нее была шапка — безобразная, ужасающая шапка. Роговое вещество, вместо того чтоб вырасти вверх красивыми ветвистыми рогами, разлилось в виде прыщеватого гриба у нее на лбу. Оно образовало там неправильной формы шар и протекло застывшей лавой к морде, так что закрывало правый глаз.

Пока я рассматривал это уродство, Гектор прибежал по следам и стал лизать бегущую из раны серны кровь.

— Ого-го! — крикнул я, но капитан не отозвался.

Тогда я взвалил убитое животное себе на спину и пошел домой.

Туман перелился за гребень и затопил все. Деревья казались призраками. С веток капали холодные капли. По всей горе слышался шепот.