На другой день мы принялись устраивать западню для серны.

— Тоже нелегкое дело, — проворчал капитан, когда я сообщил ему о своем намерении поймать Мирку и приручить ее.

Мы довели ограду загона до такой высоты, чтобы серна не могла перескочить ее, а над дверцей устроили другую дверцу — подвижную — высотой с новую ограду. Эту вторую дверцу мы привязали веревкой так, что достаточно было дернуть веревку, чтобы загон оказался закрыт со всех сторон. Мы работали два дня, да не на шутку, а всерьез.

В первую ночь Мирка подошла к незаконченной ограде, за которой находился ее сынок, но войти внутрь не решилась. Ее испугали эти преобразования, да и Гектор был привязан слишком близко от загона.

На вторую ночь мы спрятались на веранде, держа конец веревки в руках. Предполагалось, что, как только мы поймаем серну, я должен буду спуститься скорей вниз, встать у дверцы и, если в ловушке окажется какой-нибудь дефект, не дать Мирке улизнуть.

— Будет наша! — уверенно заявил капитан Негро, когда все было готово.

Он держал в руке веревку очень крепко, с таким видом, словно собирался ловить льва. Задача поглощала все его внимание, все его мысли.

— Когда-нибудь я расскажу тебе, как поймал в Индии бенгальского тигра, — тихонько сказал он, когда мы устроились на веранде.

— Наверно, это очень интересно. Но сейчас мы должны сидеть совсем тихо, — ответил я.

Мирка появилась около полуночи. Собаку мы увели в дом, чтоб не лаяла. Май затопотал в загоне, и мать опасливо приблизилась. Она несколько раз обошла высокую ограду, минуя дверцу — единственное место, где ей можно было влезть к сыночку.

Черный капитан высунул свою взъерошенную голову над перилами веранды и старался не дышать. Короткие руки его, с засученными до локтей рукавами, сжимали веревку. Серна продолжала ходить вокруг загона. Я видел, как она бродит точно тень при неясном свете месяца, скрытого за вершинами деревьев. Наконец Мирка остановилась перед дверцей. У капитана задрожали руки. Эта дрожь могла передаться по веревке. Я хотел уже отнять у него веревку, но в это мгновение серна перепрыгнула первую, низкую дверь.

— Дергай! — скомандовал я.

Капитан Негро дернул веревку с такой силой, что дверца захлопнулась с треском, чуть не повалив всю ограду. Веревка натянулась от верха дверцы черев весь загон, как телеграфный провод.

— Беги! — воскликнул капитан.

Я бросился как сумасшедший вниз по лестнице и задвинул дверцу загона заранее приготовленным для этого деревянным засовом. Товарищ мой прибежал за мной следом.

— Ну что, попалась? — спросил он.

— Здесь.

— Я говорил, поймаем. Ура-а-а!

— Не кричи. Испугаешь.

— Дай погляжу на нее.

Мы приникли к щелям в грубо сколоченной из тонких жердей дверце. Испуганная мать жалась к ограде и толкалась в нее.

— Надо оставить ее в покое. А то повалит ограду и убежит.

— Не убежит, — возразил Черный капитан. — Ограда надежная. Но что нам теперь с ней делать? Оставить ее так?

— Нет, будем ее стеречь.

— Лучше всего привязать. А потом отведем в сторожку.

— Если запереть ее в комнате, она себе ноги переломает. А то разобьет окно и убежит. Ведь она дикая.

Капитан Негро задумался. Потом сказал:

— Ты стой тут и стереги. Я сию минуту вернусь.

Он сходил в сторожку и вернулся с какими-то ремнями.

— Ни в каком случае я не соглашусь оставлять серну в загоне, — заявил он тоном, не терпящим возражений.

— Что же ты хочешь сделать?

— Надеть на нее вот эту штуку!

Он показал мне ремни. Оказалось, он принес лошадиный недоуздок, привязав к нему наскоро два новых ремешка.

— Этими ремешками мы обвяжем ее под мышками, а голову всунем в недоуздок, — объяснил капитан тем же авторитетным тоном.

— Это чепуха! Так мы только загубим ее, — сказал я.

Капитан Негро не хотел отказываться от своего намерения, и мы поругались. Я и не подозревал, что в нем живет какая-то особая страсть связывать диких животных, которая позже снова дала о себе знать и привела к трагическим последствиям. Нам и прежде случалось ссориться, но никогда особенно серьезно, так как оба мы были отходчивы.

Товарищ мой, рассердившись, ушел в сторожку, а я вынес тюфяк, взял два одеяла и постелил себе прямо в загоне, у входа. Я боялся, как бы Мирка не сделала отчаянной попытки к бегству и не напоролась бы на колья ограды.

Перед тем как заснуть я долго глядел на бедное животное, беспокойно ходившее вдоль ограды и искавшее, подняв голову, какое-нибудь отверстие.

Надо мной расстилалось темно-синее небо, рассеченное широким Млечным Путем. Леса под ветром тихонько шумели. Потоки вторили им. Тусклый свет месяца обливал огромное тело горы, и она как будто дышала. Над головой моей висела сама бесконечность, а напротив меня, на противоположной стороне загона, все ходила и ходила серна. Бока у нее так и вздымались, и если б я мог видеть ее глаза, то заметил бы в них муку и ужас дикого животного, потерявшего свободу.

Ко мне подошел Май и коснулся своей влажной мордочкой моего лица. Потом лег на одеяло. Горная ночь была холодна.