Мы настилали кровлю сарая. Наши серны мирно паслись у ручья. Капитан Негро влез наверх, а я снизу подавал ему доски. Он держал гвозди в зубах, всем своим видом давая понять, что он опытный плотник.

— Где ты научился так ловко забивать гвозди? — спросил я в надежде узнать что-нибудь из его недавнего прошлого.

— Я знаю много ремесел, — процедил он сквозь зубы, в которых торчал большой гвоздь.

— Ты еще ничего не рассказывал мне о своей жизни в городе, до того как ты разорился, — промолвил я сочувственно.

Он насупился.

— Об этом никогда меня не спрашивай.

Так отвечал он каждый раз, когда я пытался заглянуть в эту темную страницу его жизни.

Было девять часов, когда из глубины долины до нас донесся сильный шум. Словно кто-то тряс дерево. Тряс неравномерно: то перестанет, то начинает опять, еще ожесточенней.

— Наверно, олень чешется, — сказал капитан, вынув гвозди изо рта и прислушиваясь.

— Может, кабан, — заметил я.

— Пойдем посмотрим, в чем дело.

Мы привязали серн под навесом и спустились вниз по берегу ручья.

Дерево стали трясти сильней. Странные звуки, похожие на мучительные стоны, слышались справа. Там была поляна, и мы побежали туда.

На краю поляны, поднявшись на дыбы, стоял громадный олень. Он застрял передней ногой в сучьях дикой груши. Видимо, соблазнившись грушами, он взгромоздился на дерево передними ногами, и одну из них крепко заклинило в узловатых сучьях, как раз в том месте, где нога становится тоньше и начинается копыто. Животное было все в поту и в пене. Голова запрокинута на спину, язык наружу, желтые глаза налиты кровью. При виде нас олень заревел и с еще большим бешенством стал трясти дерево. Дерево закачалось, но не выпустило его. Мы оба вскрикнули от неожиданности.

Первым опомнился капитан Негро.

— Ему нипочем не вырваться! Надо его поймать!

Я подошел и осмотрел развилину, в которой застряла нога животного. Олень задергался еще отчаянней.

— Не подходи, он освободится! — закричал капитан. — Надо его скорее связать и стреножить!

— Зачем его связывать?

— Лезь на грушу и держи его за ногу, а я сбегаю за веревкой! — горячился он.

— Нет, не надо.

— Да как же упустить такой случай? Мы его приручим. Почему нет? Приручили же серну.

Не было времени объяснить ему, что приручать взрослого оленя, да еще начинать это, когда он в неистовстве, — бесполезная затея.

Я встал под деревом, поднял ружье стволом кверху и, уперев дуло в копыто застрявшей ноги, попробовал поднять ее и освободить. Ничего не вышло. Ногу здорово защемило.

— Что ты делаешь? С ума сошел? Зачем ты его освобождаешь? — запротестовал капитан и вырвал ружье у меня из рук.

Олень ревел все мучительнее и рвался все отчаянней, так что груша вся тряслась снизу доверху. Я еще раз попробовал вытолкнуть ногу — на этот раз с помощью жерди — и опять неудачно. Капитан старался мне помешать. Тогда я влез на дерево, вынул охотничий нож и начал срезать один из суков. Осторожно, чтобы не поранить оленю ногу.

Капитан продолжал вопить там, внизу.

— Перестань резать сук! Надо его взять! Перестань, говорю! — кричал он со свойственным ему упрямством, пуская в ход всякие угрозы.

Животное почти совсем обессилело. Оно хрипело и задыхалось. Из полуоткрытого рта шла пена. Глаза были полны ужаса и муки.

Наконец нож вошел глубоко в сук. Под тяжестью оленя сук с треском сломался, однако нога не освободилась. Надо было вынуть ее из развилины. Черный капитан, во власти своей безумной идеи, снял с себя красную блузу и накинул ее на голову животного. Блуза зацепилась за громадные рога. Капитан дернул ее, но она запуталась еще больше. В это мгновение олень освободился, передние ноги его стали на землю, животное пошатнулось и, кинув вокруг дикий взгляд, пустилось наутек.

Капитан Негро держал в руках подол своей блузы. Он не хотел выпускать ее ни за что на свете и, когда олень прыгнул, очутился у него на спине. Олень рванулся вперед…

Товарищ мой взвыл от ужаса. С оглушительным треском олень помчался по лесу. Он делал огромные скачки. Красная блуза развевалась у него на рогах подобно знамени. Крики капитана Негро оглашали долину, еще больше пугая и без того обезумевшее животное. Прилепившись к его спине, товарищ мой исчез из виду. Он звал меня по имени и даже, казалось, плакал.

Я побежал по следам оленя и тоже стал звать. Никто не ответил мне, кроме эха. Что будет, если кто-нибудь из лесной охраны увидит оленя с красной блузой на рогах? Он сейчас же донесет об этом околийскому начальнику, и нам с моим бедным товарищем придется давать объяснения. Впрочем, кто его знает, как еще вернется капитан.

Вот до чего довела его страсть связывать диких животных!