В тот же день лавку отдали Лазарю, он перетащил в нее сотканные сестрами хитоны, пояса и плащаницы и украсил лавку внутри и снаружи. И, уплатив аренду, стал продавать свой товар по цене более низкой, чем у прочих торговцев. А те прониклись к нему враждой оттого, что по его милости уменьшались их доходы.

Вечером он принес домой столько денег, сколько сестры сроду не выручали, и с того дня стал с ними немногословен и строг. Требовал, чтобы они сидели за станом с утра до вечера, ведь тканье их распродавалось быстро и лавка грозила опустеть. Марфа с Марией теперь не имели минутки ни для чего иного, а были и у них свои маленькие утехи: они любили и помолиться, и поболтать с соседями.

В канун пасхи, в жаркое утро, предвещавшее, что и день будет жарким и разразится грозой, по Вифании разнесся слух, что Иисус предан Иудой и будет нынче же распят близ Иерусалима.

Лазарь собрался в лавку, желая пораньше открыть ее, потому что множество народу пришло в Вифанию из окрестных селений за пасхальными покупками, когда Мария, ходившая в город за пасхальным барашком и елеем для светильника, вернулась домой в слезах и сообщила ужасную весть. Потрясенные сестры заявили брату, что не следует открывать лавку и что три дня они не станут ткать.

Услыхав о том, что Иисус будет распят, Лазарь воздел руки к небу и закричал исступленно:

— И поделом ему! Чтоб никто не уверовал в его царствие небесное, ибо не для живых оно и не для мертвых и мучает человека! — И дернул себя за воротник, желая порвать на себе одежды Марфа и Мария лишились речи, испуганные тем…что братом овладело иное, куда худшее безумие.

— Он хочет помрачить мой рассудок! — вопил Лаэарь и, сняв с себя верхнюю одежду, от которой оторвал воротник, зашвырнул ее в угол.

Тщетно пытались сестры понять, что с ним. Лазарь заявил, что откроет лавку и не позволит им пойти в Иерусалим, но они не покорились и пошли вместе с многими иудеями, желавшими увидеть это зрелище, ибо от Вифании до Иерусалима всего пятнадцать стадий.

Дорогой Марии вспомнились слова Иисуса, услышанные ею в доме Симона-прокаженного, что иной раз врагами человека становятся его близкие, и она пересказала эти слова сестре. «Так случилось и с нашим братом», — добавила она, потому что особенно мучилась отчужденностью Лазаря и боялась за него.

— Разве прежнее его слабоумие не лучше рассудка, возвращенного ему Учителем? Наш брат был сердечен и добр, теперь же суров и злобен. Быть может, томится, вспоминая о том, каким был раньше! — проговорила Марфа, и Мария не знала, что сказать в ответ.

В шестом часу пополудни небо со стороны Иерусалима потемнело, заходила ходуном земля, хлынул ливень, и вместе с ливнем ветер принес пески пустыни.

Красными стали городские крыши, опустевшее торжище перед синагогой потонуло в потоках мутной воды. А когда гроза отгремела и из-за низких голых холмов солнце залило Вифанию и окрестности зловещим светом, в котором было что-то сверхъестественное, стали возвращаться те, кто ходил в Иерусалим, и были они мокрые, забрызганные грязью и испуганные. Некоторые, проходя по пути домой через торжище, били себя в грудь и с ужасом рассказывали о происшедшем на Голгофе. Однако Лазарь был так поглощен вымокшими поясами, хитонами и плащаницами, что не удостоил эти рассказы вниманием. Он запер лавку, недовольный выручкой, поскольку гроза отпугнула и без того немногочисленных покупателей, пошел домой и застал там Марфу и Марию — плачущих, в траурных одеяниях, в которых недавно они хоронили его.

Раздраженный и злой, переступил он порог, и, завидев его, сестры зарыдали еще пуще. Мария порывисто обняла брата и, рыдая, воскликнула:

— Что ты наделал, брат? Видел ты, как небо излило свой гнев? Распяли сына божья Христа, в коего ты не поверил. Что теперь будет с нами? — И, задыхаясь от слез, обессиленно повисла на его плечах.

Но Лазарь отстранил ее и все так же недовольно произнес:

— Гроза ожидалась еще с утра, и нет ничего дивного в том, что случилось землетрясение. Вы лишились рассудка! О чем вы толкуете, когда вымок товар и надо сушить его и гладить? Снимите с себя эти одежды, не то соседи подумают, что я умер!

Тогда Марфа вскричала вне себя:

— Сатана вселился в душу твою, и лучше, чтобы ты оставил наш дом. Ты свидетельствовал перед народом против бога и утаил это от нас, но люди рассказали нам, как досталась тебе твоя лавка.

— Меня спросили о царствии небесном, и я ответил правду. Разве обманул я народ? И сотворил ли зло, получив лавку? Но если вы более не считаете меня братом, то я покину этот дом, раз слабый разумом брат предпочтительней вам разумного. Отныне я буду для вас лишь торговцем, кому вы будете продавать свое тканье, как продавали прежде!

Лазарь удалился в свою комнату, и сестры слышали звон монет, что были у него там спрятаны. Забрав мешок со сребрениками и динарами, он соорудил себе в лавке ложе и поселился там.

В последующие дни он закупил багряные ткани, шелк, египетский хлопок и стал торговать также и этим товаром. А когда лавка оказалась тесной, то упросил отцов города дать ему денег под проценты и большую лавку. Те исполнили его просьбы, ибо он был для них главным свидетелем того, что Иисус не Христос и что не было воскрешения, о котором шли в городе толки.

Меж тем в народе было волнение, и все больше иудеев шло за учениками Иисусовыми. Среди них и сестры Лазаря. Верующие каждый день собирались в разных домах, слушали проповеди, садились за общую трапезу, продавали свое имущество, а деньги отдавали апостолам. Лазарь по дешевке скупал их добро, потому что они не стремились выручить побольше денег, познав ту радость, какую дарует любовь, и у всех у них было одно сердце и одна душа…

Лазарь богател. Он стал толст, ходил тяжелой и важной поступью, нанял слуг и взял наложницу; как равный с равными, водил дружбу с саддукеями, фарисеями и первыми богачами Вифании; участвовал в советах, созывавшихся раввином из-за того, что число поверивших в Распятого росло и следовало обсудить меры против «ереси», как называли они меж собой его учение. Но часто, оставшись один, в особенности по ночам, Лазарь беспокойно шагал из угла в угол и вздыхал, ибо томили его воспоминания о тех блаженных днях, когда бродил он по городу свободный и беззаботный. Неразрешимая мысль терзала его, он боролся с нею, пытался отогнать, забыть, но она неотступно мучила его разум.

Однажды утром перед его лавкой остановился худой человек с измученным, но хитрым лицом и нависшими ястребиными бровями. Из-под них глядели колючие серые глаза, и невозможно было понять, пришел этот человек перекинуться шуткой или же владеют им жестокие и мрачные помыслы. В руках он держал кошель, а на руке висел дивный хитон, мгновенно узнанный Лазарем.

Переступив порог, незнакомец остановился в дверях и сказал:

— Я Иуда Искариот, который предал Иисуса, поцеловав его, потому что жалел его так же, как жалели и любили тебя, когда ты был слабоумен. Я пришел взглянуть на тебя и кое-что купить. Ты мой единомышленник, ибо знаешь, что тот несчастный обманывался сам и вводил в обман других. Я был при твоем пробуждении и поддержал тебя, когда ты пошатнулся. И спросил, видел ли ты царствие небесное, но ты промолчал… Это хитон Распятого. Я купил его у стражников на Голгофе. Он соткан целиком, и поэтому они не могли поделить его иначе, как продав, чтобы поделить меж собой деньги. — Оцени его и скажи, сколько добавить сребреников, чтобы ты отдал мне поле самаритянина, купленное тобою на днях. Оно невелико и родит не больше одного хомера пшеницы…

— Не по душе мне иметь дело с тобой, Иуда Искариот, но коль пришел ты ради торговой сделки — Давай сюда хитон и добавь к нему тридцать сребреников, и поле будет твоим… И советую поскорее убраться из города, потому что если последователи Иисусовы узнают тебя, то убьют, — сказал Лазарь.

— Слушай, — молвил Иуда, — я пришел к тебе потому, что ты единственный, кто может понять меня… Помнишь ли, каким выглядел этот мир, когда был ты недоразвит и слабоумен? Ты видел его таким, каким его видит младенец, и сердце твое было вольным и беззаботным. Я знаю это по своему детству и знаю, что ты и сам размышлял об этом. А когда он соблазнил меня царствием небесным и я пошел за ним, то перестал быть веселым и вольным. Душа моя заметалась, ибо он отнял у нее свободу, обманув и связав великим своим безумием, которым будет тиранствовать над человеком. Тебя он усыпил* но не сумел усыпить мой разум. Однако он поранил душу мою и смутил мой здравый рассудок… Узнал я, что ты свидетельствовал против него и лавку приобрел благодаря этому… Потому берегись и ты тоже! Деньги эти я получил от Каиафы, Анны и Александра, иерусалимских первосвященников, за кровь его, и должно им перейти в твои руки, ибо у нас общая с тобой судьба… На вид ты здоров, но не точит ли червь твое сердце?

— Я сказал перед народом истину! — возразил ему Лазарь. — Совесть моя чиста, и никакой червь не точит мне сердца…

— Истину? Какую истину и что есть истина? Уж не в твоей ли торговле она и в этих сребрениках? — сказал Иуда и швырнул ему кошель. — Меня ты обмануть не в силах!

Засмеялся Иуда и ушел, а на другой день, когда им предстояло письменно подтвердить заключенную сделку, узнал Лазарь, что тот повесился на единственном дереве, что стояло в поле самаритянина. Осталось поле за Лазарем, и это радовало его, однако участь Иуды и последние его слова смущали и побудили снова усомниться в своем рассудке…

Под вечер он закрыл лавку и зашагал к тем купам смоковниц, под которыми он некогда любил слушать кузнечиков и смотреть в небо. Виновато приплелся туда, опустился на прежнее место и попытался воспринять благодатную былую радость, но сердце молчало так же, как молчало небо. Лазарь испытывал гнетущую пустоту — такую же, какая теперь нависла над ним с небес, и тщетно силился сбросить ее с себя. Он вернулся в лавку, но на этот раз не ощутил той радости и удовлетворе ни я, какое обычно ощущал, обводя взглядом свою богатую, забитую товаром лавку. Встречные отворачивались от него, делали вид, будто не замечают, голоса у колодца смолкали, когда, мрачный и злой, он проходил мимо, раздумывая об Иуде и его судьбе, дети при его приближении разбегались. И чем больше утверждался он в мысли, что следует верить лишь в собственный разум и что Иисус есть ложь, тем сильнее ненавидел его последователей и своих сестер, ибо все, что терзает разум, — гнетет человека и человек спешит отречься от этого и возненавидеть.

Число людей, поверивших, что Иисус есть Христос, росло с каждым днем, и появилась опасность, что вся Вифания уверует в это. Хозяева города положили созвать народ, и трубачи с серебряными трубами вышли возвестить горожанам, чтобы собирались на торжище. Было это в шесть часов пополудни, в тот самый час, когда Иисус умер на кресте. Лестница перед синагогой была устлана голубым ковром, и там встали фарисеи, саддукеи и раввин, а впереди них встал Лазарь. Ему первому дали выступить перед народом. Но когда он сделал рукой знак, что будет говорить, из толпы донесся чей-то олос:

— Ты ли станешь разубеждать нас? Ты, скупающий за бесценок наше имущество? Смотри, как ты раздобрел и опух от блудодейства с наложницей! Зачем нам слушать распявших бога, — тебя и тех, кто стоит с тобою на лестнице?

Другие же, размахивая над головой своими одеждами, кричали:

— Он был лжепророк и обманщик! — Но их было немного, и голоса поверивших заглушали их.

— Глупцы! — кричал Лазарь. — Распродаете дома свои и имущество, чтобы обрести небесную благодать, подобно тому, как я, когда был слабоумен, воображал, будто оттуда осеняет меня благодать. А вы разве тоже слабоумны? Иуда повесился оттого, что ваш бог помрачил его разум. Вот и саддукеи скажут вам, что воскрешения нет!..

Враждебные возгласы слились в рев и заглушили его слова. Лазарь видел перед собой разгневанные лица, глаза, полные возмущения и гнева. Увидел он в толпе и Саломию. С камнем в руке она протолкалась ближе и крикнула:

— Будь проклят за то, что ты против бога! Он возвратил тебе разум, но сердца не оживил, так что больше ты ни разу не пришел в мой нищий дом накормить моих сирот! Зачем, Иуда, хочешь надругаться над надеждой души нашей? — И она швырнула камнем Лазарю в голову.

Лазарь пошатнулся, другие камни повалили его наземь. Перепуганные старейшины и властители попрятались в синагоге, и, когда толпа прошла по телу Лазаря, топча его, кто-то вскричал:

— Братья, этому ли учил нас Иисус Христос?

Другой голос, возвысясь надо всеми, воскликнул горестно:

— Через сколько мук и скорбей должно пройти, чтобы вступить в царствие божие?! Ибо если не произойдет это добром и смирением, то произойдет кровью!

А третий, неуверенный и слабый, спросил:

— Братья, а если вовсе нету его?

Марфа и Мария унесли обезображенное тело Лазаря, теперь и вправду мертвого, но не опустили его в прежнюю могилу, а в другую, и не было уже ни музыкантов, ни плакальщиц, чтобы оплакать его…

Такова история воскресшего Лазаря, о которой Евангелие умалчивает.