Беглый раб веровал в своего еретического бога и ненавидел князя, оттого что у князя не было своего бога и он постоянно искал его. Сибин воображал некогда, что Тихик любит его, не понимая, что восхищение, испытываемое слугой перед силой и красотой князя, относится более к внешней его красоте, нежели к сущности. Сибин пошучивал с ним, и господская слепота мешала ему заметить, что Тихик видит в этих шутках неуважение к себе и не терпит их. Уважение его к князю давно исчезло, ибо невозможно уважать слуг дьявола, — у него остался лишь страх, злоба и презрение, питаемые уверенностью в неотвратимости возмездия в тот час, когда число праведников достигнет числа падших ангелов. Тогда Сатана прогневается и объявит войну праведникам, а те возопиют к Господу. Господь прикажет архангелу затрубить в трубу, и трубный глас этот будет слышен от неба до преисподней. Солнце померкнет, луна уже не будет излучать свет, звезды попадают, земля, море и горы сотрясутся от четырех ветров. Сын человеческий препроводит ангелов своих собрать избранников его со всех концов земли, а нечистым бесам повелит привести к нему все народы, и скажет он: «Приидите вы, говорившие: будем есть и пить и получим должную награду на этом свете». И будут раскрыты книги жизни, и обнаружится в них всякое нечестие. Праведники удостоятся похвал и наследуют царство, уготованное им с сотворения мира, а слуги дьяволовы будут низвергнуты в огнь вечный. Останется в мире одно стадо и один пастырь. Сын божий воссядет одесную Отца небесного, сопричислит праведников к сонму ангелов, облачит их в одежды нетленные, возложит венцы неувядаемые, и не будет более ни глада, ни жажды во веки веков…

Князь даже не подозревал, как исступленно верил Тихик в неизбежность божьего суда, обещанного в Тайной книге. Всё было ясно Тихику на этом свете, потому что он ничего не получил от жизни, и то, что отягощало князя, для Тихика было вожделенной мечтой. Он познавал мир через господ, но не через себя, и служил бы в княжеском доме до обетованного суда божьего, примирившись с мыслью, что князь не примет богомильского учения, к которому он настойчиво его толкал, если бы преследования Борила и побег болярышни не вынудили и его бежать в общину. Болярышня, в приобщение которой к богомильству и он внес немалую лепту, его гордость, живой источник непреходящего восхищения и заветных мечтаний, красавица, которую старая княгиня мечтала сделать женою своего сына, бежала, и Тихик последовал за нею, убежденный, что князь никогда больше не увидит её. Но Сибин неожиданно явился, и Тихик сделал всё, чтобы тот не был принят в общину. Он ещё по своем прибытии представил своего господина апостолу Сильвестру и братии как слугу дьявола и антихриста. Каломела быстро завоевала всеобщую любовь и доверие, апостол Сильвестр причислил её к верным, и Тихик взревновал болярышню к нему. Однако ревность исчезла, когда Каломела надела заплатанную рясу и зажила жизнью возвышенной. Занятый делами общины, умелый, обладающий опытом эконома, полученным в княжеском доме, Тихик забывался в повседневных трудах и сокровенные мечты о Каломеле относил к грядущему, к жизни на седьмом небе, когда она и он, обращенные в ангелов, будут наслаждаться совершенной, божественной любовью. Эти мечты придавали ему силы, побуждали без устали печься о том, чтобы в общине всё шло, как должно. Он верил, что князь возвратился в Преслав, и не подозревал о связях между ним и Каломелой. Но однажды один из братьев — тот, чей нос и рот были разорваны железным крюком, страстный пчеловод, — сказал ему, что, скитаясь по лесу в поисках диких роев, видел охотника в красном платье и болярской шапке. Тогда Тихик стал доглядывать за Каломелой, и ему удалось выследить вторую её встречу с князем и подслушать их разговор. Он видел, как она убежала, закрыв от стыда лицо. Её падение поразило его и повергло в отчаяние, ибо он увидел себя на седьмом небе без Каломелы — она вознесется туда лишь после многих преображений, либо не вознесется вовсе. Сколько чихал он, сморкался и отплевывался, прогоняя злых духов и всевозможные искушения, преграждавшие путь к райским блаженствам! Чтоб обрести их, он был готов даже оскопить себя. И всё это не ради себя одного, но и ради неё! Сокрушенный, ждал он, чтобы Каломела исповедалась в своем прегрешении, но она молчала, молилась, и на лице её читалось раскаяние. Это несколько успокоило его, и он решил, что, если давать ей работу потяжелее, она скорее искупит свой грех. И он находил для неё такую работу — заставлял ходить за больными, помогать женщинам, нянчить детей. Он не спускал с неё глаз и, когда убедился в том, что она не ищет больше встреч с князем, успокоился окончательно. Не раз искушало его желание открыть ей, что её тайна ему известна, спросить, обитает ли князь поблизости или вернулся в Преслав. Но, поразмыслив, он отказался от своего намерения, по собственному опыту зная, что лучше не напоминать грешнику о его прегрешении, коли сам грешник борется с ним. Кроме того, много забот доставлял ему апостол новыми своими догмами. Вначале Тихик принял их с удивлением и восторгом пред божественным озарением, снизошедшим на Совершенного, но затем, убедившись в пагубности их последствий, возроптал. Да и сами поступки апостола озадачивали его и повергали в тревогу. Святой отец заперся в своем покое, заявив, что намерен очистить учение от всех противоречий и опровергнуть средецкого дедца Петра, исповедовавшего скорее манихейство, нежели богомильство. Он-де напишет новое гностическое Евангелие. Для переплета предназначалась шкура молодого бычка, надзираемого особым пастухом, и Тихик, помимо прочих дел, заботился о том, чтобы шкура этого бычка содержалась в чистоте.

Окружив себя свитками, еретическими книгами, запасшись красками, чернилами и дублеными кожами, апостол Сильвестр разослал по стране верных и двух избранных, все дела в общине переложил на Тихика и погрузился в писание. Тихик, предчувствуя недоброе, был точно на иголках — время ли менять учение и вступать в спор со средецким дедцом, когда в общине голод, нищета, неустройство, когда в стране — царские гонения? Зачем непременно доискиваться, что в точности представляет собой седьмое небо, как сотворена земля, женщина, звезды и вселенная, если главная цель — сделать так, чтобы люди спасли души свои и были сыты, счастливы, любили и почитали друг друга. Разве такое или иное представление о предвечном мире может иметь хоть какое-то значение для добродетелей? Каким бы ни было царство божье, следует сперва установить его здесь, на земле, а уж потом будет видно, что оно представляет собой и как устроено.

Так рассуждал Тихик, когда слышал споры между теми из братьев, у которых были железные перстни и татуировка на запястьях; когда видел, что апостол Сильвестр сидит над свитками, а между тем клочки земли, ценой стольких трудов и мук отвоеванные у леса, не сулят общине вдосталь хлеба; когда умирали один за другим новорожденные младенцы и царские люди жестоко терзали истинных христиан по всей земле болгарской в союзе с французскими и веницейскими католиками. Ибо хоть был он верующий, хоть и считал, что мирские заботы суть проклятие божие, посредством коего люди отданы во власть Сатаны, всё же знал он, что не может человек молиться, если голоден, дрожит от холода или корчится от боли. Ему выпал жребий услужать другим и, чтобы уважать себя и труд свой, он должен был уважать и земные дела. Мало-помалу эти мысли всё более завладевали им, и он не расставался с ними даже вечером, когда засыпал в своей сырой землянке, полной пауков и прочей нечисти.

Несмотря на то что за своё трудолюбие, преданность и знание богомильских догм он был удостоен сана верного, Тихик в глубине души чувствовал себя ближе к оглашенным, чем к верным, поскольку сама работа связывала его с ними и ещё потому, что, будучи прежде рабом, он всю жизнь провел меж париков и отроков.

Каждый раз, когда выдавалась свободная минута, он позволял себе потолковать о божественном с простыми оглашенными, делился с ними кое-какими из тайных своих мыслей. Отроки, бежавшие от своих боляр и из монастырей, видели в нем наставника, без которого не могли надеяться на благоденствие, и Тихик приобретал над их волею и мыслями всё большую власть. Между тем он тоже, слушая их рассказы, шутки, апокрифические легенды о том, как Господь и Сатана водили дружбу и состязались в хитрости, как дева Мария зачала от букетика базилики, посланного ей Богом-отцом через одного ангела, проникался представлениями этих обыкновенных еретиков, которые не до конца понимали богомильское учение и примешивали к нему суеверия и языческие представления, потому что иначе оно было для них неприемлемо.

Ошеломляющее новое учение апостола Тихик встретил, стиснув зубы, затаив дыхание. С бесстрастным, побелевшим от изумления лицом, полуопустив веки, за которыми мерно тлел серый пламень зрачков, богообразный, как праведник, только что сошедший с небес, он выслушал апостола, не шелохнувшись. Но глаза его всё видели. Он заметил смятение братии, и когда Совершенный средь гробового молчания удалился к себе, отирая обильно струившийся со лба пот, Тихик последовал за ним. Перед дверью апостольского покоя он помедлил, давая тому время перевести дух и закрыть покрывалом лицо…