В марте волчьи стаи распадаются и матерые волчицы начинают заботиться о будущем потомстве. Они устраивают логовища в глухих, диких местах, где редко ступает нога человека и не пасется скотина. Волчица находит расщелину в скалах, какую-нибудь небольшую пещеру или непроходимые заросли, выстилает логово мхом, сухими листьями и ветками и там щенится тремя или шестью волчатами, большая часть которых — самцы.

В это время она не разбойничает поблизости, даже если вокруг пасутся тысячи овец, а ищет добычу подальше от этих мест, чтобы не выдать своего логова. На охоту с ней часто выходит и самец.

Одна такая пара появилась в том самом лесу, где я впервые увидел еловиков. Пастух Танчо, гонявший туда стадо коз, пришел в город, чтобы попросить в управлении ружье для защиты скотины. Волки нападали на его коз. Но в управлении ружья ему не дали, и наутро Танчо постучался к деду Мирю. Это был высокий, худощавый человек с глуповатым лицом, на котором наивно блестели голубые слезящиеся глазки. Рассказывая о волках так громко, что слышно было за квартал, он через каждые два слова ругался и стучал своим посохом по земле.

— Дай мне свое ружье, и я им покажу, где раки зимуют! Я тебе за это козленка подарю. Четырех коз у меня съели и Карамана придушили. Заманили в овраг да и прикончили, — говорил Танчо, яростно брызгая слюной.

Старик объяснил ему, что волки сейчас растят маленьких и что, если не удается сразу убить матерых, лучше всего найти волчат, но ружья своего ему не дал и не обещал достать для него другое.

— Завтра я к тебе приду и сам займусь этим делом, — сказал он, провожая пастуха к калитке.

И действительно, он с большим усердием занялся поиском волчьего логова.

Несколько дней он обходил все тропинки и внимательно рассматривал отпечатки звериных лап на влажной земле. Обнаружив волчьи следы и прикинув, где могут проходить пути волчьей пары, он взял меня с собой в лес. Был конец марта. В лесу желтели цветущие крокусы и чемерица, чернели вырубки, очистившиеся от снега, а сосновый бор казался каким-то посеревшим. Уже начинали петь дрозды. Мы пошли без ружей, прихватив с собой по палке и по большому ножу.

— Волки очень умные. Как увидят, что ты бродишь по их местам с ружьем, тут же поймут, в чем дело, и не успеешь оглянуться, а уж волчица перенесла волчат в другое место, — объяснил мне дед Мирю.

Когда мы наткнулись недалеко от соснового бора на волчьи следы, дед Мирю велел мне хорошенько рассмотреть их и показал, чем они отличаются от собачьих. Следы были продолговатые, крупнее, чем следы пастушьей собаки, и яснее проступали отпечатки когтей.

— Волчий след вытянут в одну цепочку, а собаки оставляют две, — добавил дед. — Пойдем по следу, авось поймем, какой тропой волки приходят сюда.

Мы облазили весь ближайший холм, покрытый бурыми дубовыми вырубками, скоро потеряли след и к полудню, усталые, спустились к реке, чтобы передохнуть и закусить.

Усевшись на срубленный ствол вербы, мы достали из мешка хлеб и брынзу и, глядя на быстрые прозрачные воды реки, плескавшейся у берегов и журчавшей на перекатах, принялись за еду. За рекой был холм, с которого мы спустились. Ясно были видны дороги и тропинки, прорезавшие невысокий кустарник, а позади нас лежал тот лес, где Танчо пас своих коз.

Мы жевали не торопясь зачерствевший хлеб и твердую солоноватую брынзу, когда из леса послышались крики пастуха и лай его собаки Гужи, которая теперь одна охраняла стадо. Она ходила с брюхом, донашивала последние дни, но Танчо таскал ее за собой, потому что волки задрали лучшего его сторожа Карамана и у него не было другой собаки. Пастух кричал страшным голосом, собака лаяла тревожно и злобно, и к этому шуму присоединялся еще звон колокольцев, подвешенных на шеи коз. Мы вскочили и, всматриваясь в густой, точно щетка, лес, пытались увидеть, что там происходит.

Через пять минут собачий лай умолк, стадо стало спускаться в овраг, а ругань Танчо уже едва слышалась. Мы стояли на том же месте молча и неподвижно, все еще надеясь увидеть волков.

Вдруг повыше, у берега реки, где узкая длинная поляна отделяла от воды мелкорослый лес, показалось серое животное, очень похожее на собаку. Оно остановилось и осело на задние лапы, поджав длинный хвост. Заостренные чуткие уши его ловили каждый звук. Это была волчица. Ее можно было узнать по тощим, отвисшим сосцам. Голова у нее была высоко поднята, точно она нетерпеливо чего-то ждала. Через минуту из леса появился ее напарник. Он тащил еще живую козу, залитую кровью.

Я готов был закричать, но дед Мирю схватил меня за рукав и глазами строго приказал молчать.

Уверившись в том, что их не преследуют, волки оттащили козу в глубину полянки и там разодрали ее. Спрятавшись за вербами, мы наблюдали, с какой страшной быстротой и жадностью была она выпотрошена. Волчица скалила зубы на своего товарища, и он, прижав уши, подавался назад…

Старик тихонько свистнул. Волки отпрыгнули и неохотно отошли от своей добычи. Волчица перешла реку, несколько раз останавливалась, а потом не спеша двинулась по тропе. Волк пропал из виду в пойме реки, вверх по течению.

Мы не спускали глаз с волчицы. Сначала она бежала медленно, словно ей не хотелось удаляться от кровавой трапезы, но к середине холма, как будто внезапно вспомнив о чем-то очень важном, перешла на рысь. Не оставалось сомнений, что ее логово где-то за холмом и что по этим тропинкам она спускается на охоту.

Старик решил в тот же вечер устроить у разодранной козы засаду. Мы вернулись в город, где он взял ружье и приготовился к охоте. Как он потом рассказал мне, он взобрался на вербу и, когда стемнело, сумел застрелить; волка, который не выдержал и вернулся к козе. Танчо — пастух торжествовал. Он колотил палкой убитого волка, лежавшего во дворе, и, науськивая на него Волгу и Мурата, радовался, как ребенок.

Через два дня мы снова попытались найти волчат. Гужа уже ощенилась, и, когда мы проходили мимо Танчова шалаша, собака лежала в углу, а у брюха ее копошились пять серых, еще слепых щенят. Пастух сердился на собаку за то, что она не хочет ходить со стадом. Мы обшарили тенистый овраг за холмом, долго ходили по лесу и наконец решили перебраться за другой холм, где были скалы. Дед Мирю надеялся, что в этих скалах мы откроем волчье логово. Так оно и получилось…

К полудню, уже устав и потеряв надежду, мы оказались у входа в маленькую пещеру. Из круглого, мрачно темневшего отверстия несло отвратительной звериной вонью. Пещера эта была посреди скал, в небольшой ложбине, похожей на яму. Место было дикое, труднодоступное. Кучи бурелома чернели в густом лесу пониже, скал, а на камнях виднелся сочный мох.

Мы осторожно, держа наготове ружья, подошли к самой пещере, ожидая, что оттуда вот-вот покажется волчица. Но ее в пещере не было. Ее тонкий слух, наверное, давно уловил наши шаги, и она, отбежав куда-то в сторону, слушала, что происходит около ее логова.

Убедившись в том, что волчицы в пещере нет, дед Мирю залез туда и вытащил волчат. Они были похожи на лохматых щенков и ничем не отличались от детенышей Гужи, которых мы видели этим утром, разве что были чуть крупнее и шерсть у них была немного темней.

Если бы мы унесли их в город, их мать навсегда покинула бы пещеру, и тогда бы уже не было надежды ее убить. Если бы оставили их на месте, волчица перетащила б их подальше, и нам пришлось бы снова искать ее новое логово. Она стала б еще осторожнее, и мы едва ли сумели бы его найти. А дед Мирю решил во что бы то ни стало убить матерую волчицу. Хотя за убитых волков тогда платили очень мало, но старик был беден, и ему не хотелось упускать эти деньги. Раздумывая о том, как же поступить, и глядя на волчат, беспомощно ползавших у наших ног, он почесывал себе затылок.

— Знаешь что? Давай возьмем у Гужи трех щенков, положим их в пещеру, а Гуже дадим волчат. Посмотрим, что из этого получится, — сказал он, не договаривая свою мысль до конца.

Так мы и сделали. Собака сначала ощетинилась, не хотела принимать волчат, но, когда они перемешались с ее щенками, легла около них. Трех щенков мы отнесли в пещеру.

Прошло пять-шесть дней. Гужа уже не делала различия между тремя волчатами и своими щенками. Она с одинаковым усердием облизывала тех и других и одинаково обо всех заботилась. За это время волчата подросли, и с их глаз начала сходить пленка. Из-под нее проглянули мутные синеватые глазки. Волчата были сильнее и легко отпихивали от сосков Гужи настоящих ее детей.

Как-то в воскресенье мы с дедом Мирю пошли посмотреть, что стало в пещере с тремя щенками. Найти их, впрочем, мы почти не надеялись. Волчица поняла, что ее логово открыто, и ни в коем случае не оставила бы их там, если бы, разумеется, приняла их за своих детей. И действительно, пещера была пуста. Мы не знали о судьбе щенят и боялись, не съела ли их волчица.

Прошел месяц. Волчица не появлялась больше в этих местах, но старик упорно искал ее новое логово. И вот в один погожий апрельский денек, бродя наугад далеко от тех скал, он нашел ее новое убежище в укромной ложбине, заросшей густым орешником и кизилом. Произошло это совершенно неожиданно. Он услышал тявканье трех щенят, которые, отдавшись веселой и беззаботной игре, боролись друг с другом…

Старик с ружьем в руках обошел логово с подветренной стороны и притаился в ложбине, где проходила едва

13. Э. Станев. т. I заметная тропа, набитая волчицей. Увлеченные игрой, щенята подбежали к нему совсем близко и, с удивлением рассматривая его, стали на него лаять. Тогда он взял одного из них на руки. Щенок отчаянно завизжал и заскулил. Старик нарочно то брал его за шкирку, то переворачивал вниз головой, то дергал за хвост. Внезапно на тропе показалась волчица. Она бежала к логову, встревоженная тем, что ее «детенышам» угрожает опасность. Наверное, она подумала, что на них напала лиса или дикая кошка. Выстрел уложил ее на месте…

В тот же вечер старик принес Гужиных щенят. Хоть они и были еще маленькие, держались они как злые дикие зверьки, рычали и скалили зубы. Гужа отказалась их принять, как мы ни пытались подменить ими волчат. Она рычала, готовая их придушить, сбитая с толку их волчьим запахом.

Пастух Танчо не знал, что с ними делать. Ему хотелось оставить их в качестве сторожей, но он боялся, что в один прекрасный день они могут перекинуться на сторону волков. Он внушил себе это, и его никак не удавалось разубедить. Наконец он отдал их в деревню. А волчат старик вместе с их убитой матерью отнес в город, чтобы получить вознаграждение…

Так три щенка, усыновленные волчицей, помогли деду Мирю найти ее логово и застрелить ее. И до сих пор я не могу решить, что бы с ними стало, если бы мы оставили их среди волков. Быть может, в конце концов волки бы их разорвали? Трудно предположить, что они могли бы совсем одичать…