Несколько лет тому назад по высоким скалистым вершинам гор, прозванных в народе «Джендем» (преисподняя), бродило стадо диких коз. Вожаком у него был большой матерый козел с темной шерстью и загнутыми крючком большими черными рогами. Заметив опасность, козел свистел носом, и дикие козы, обратившись в паническое бегство, исчезали в страшных пропастях Джендема.

Потурченец Кара Ибраим через день ходил в эти места браконьерствовать. Он выходил из своего шалаша чуть свет с мешком из козьей шерсти под мышкой, с кошками на царвулях и маленькой сумкой, привязанной к поясу. В ней были кусок хлеба, головка лука и несколько патронов, ружье свое — старый турецкий маузер — Кара Ибраим прятал в расщелинах среди скал. С этим ружьем он рыскал высоко в страшных неприступных стремнинах Джендема. Сердце у Кара Ибраима было здоровое, так что у него никогда не захватывало дух, ноги носили его легко и уверенно по самым опасным тропам, а глаза у него были как у орла. Стоило ему приложить к ним ладони и, медленно поворачивая голову, обшарить взглядом далекие скалы, как он обнаруживал диких коз. Нелегко было различить их, разлегшихся на какой-нибудь площадке, но у Кара Ибраима был наметанный глаз, и он редко ошибался. Подкравшись к стаду окольными тропами, он оглашал Джендем тонкими хлопками маузера, которое повторяло и утраивало эхо. Редко случалось, что намеченная коза не подскочит и не упадет на спину. Кара Ибраим оттаскивал ее в более доступное место, разрубал на части, клал мясо и кожу в мешок и потемну относил домой. Так истребил он все стадо. Только козел остался ходить по неприступным вершинам.

На этого козла Кара Ибраим потратил много дней, а все не удавалось убить его. Козел был осторожный, как дьявол, и Кара Ибраим ни разу не сумел выстрелить в него. Бывало, мелькнет где-нибудь на вершине, среди тонких, расходящихся, как туман, облаков. Мелькнет и исчезнет. А то вдруг выскочит откуда-нибудь, но пока Кара Ибраим вскинет ружье, глядишь, как сквозь землю провалился. Видел его Кара Ибраим всего-навсего раз десять, но ни разу не мог взять на мушку.

Одним октябрьским утром, часа за два до рассвета, Кара Ибраим встал и начал снаряжаться для охоты. Жена его Хатидже, спавшая с тремя ребятами на полу, открыла глаза и увидела, что он что-то ищет в чадной, пропахшей кислятиной комнате. Кара Ибраим взял с полки железные кошки, патроны и кисет, положил в сумку хлеба и пошел к двери.

— Куда ты, Ибраим? — спросила Хатидже, хотя прекрасно знала, что он идет на охоту.

— Иду убивать козла, — ответил Кара Ибраим тихо, чтоб не разбудить накрытых домотканым одеялом детей. — Ночью аллах послал мне хороший сон. Мне приснилось, будто я убил старого дьявола, и нынче я наверняка убью его.

— Эх, Ибраим, из-за этой твоей охоты мы бедней всех в околотке. Плетень на дворе еще прошлый год развалился, в доме хоть шаром покати: ни муки, ни дров, а ведь зима на носу, — сказала Хатидже.

Но Кара Ибраим даже не дослушал ее; он взял поскорей свой мешок из козьей шерсти и зашагал к Джендему, мрачные зубцы которого терялись в еще темном небе.

Когда рассвело и Джендем засиял своими синеватыми пропастями и озаренными поверху белыми пиками. Кара Ибраим подошел к тому месту, где у него было спрятано ружье. Вынув его из расщелины и вытерев ствол ладонью, он двинулся по левому краю теснины. Внизу меж громадных камней пенилась река, но шума не было слышно из-за сильного ветра. Кара Ибраим шел против ветра, наклонив голову, тонкий, легкий, чуть сутулый. Один конец грязной повязки на голове его трепетал, как крыло бабочки. Под нею суровым и стеклянным блеском горели его острые светло-серые глаза.

Взобравшись на скалу, напоминавшую островерхую шапку, он положил ружье возле, лег ничком и внимательно ощупал взглядом все площадки и складки в скалах за рекой. Он знал, что в такое ветреное время козел не ляжет с этой стороны, а предпочтет другую, заветренную. В том ущелье Кара Ибраим видел его чаще всего.

Противоположные скалы, утонувшие в холодной тени, казались огромными чудовищами, беспорядочно повалившимися друг на друга. Там и тут среди них зеленела горная сосна, желтели пятна лишайника, темнели глубокие трещины. Внизу билась о камни река, а высоко в синем небе плыли косматые клочья облаков.

Кара Ибраим осмотрел каждую складку, каждую впадину и площадку — козла нигде не было. Ветер гудел в теснине и, ударяя в каменную грудь горы, перелетал через хребет, над которым носился орел. Крохотный, как черточка, орел терялся в облаках.

Обычно в такое время Кара Ибраим предпочитал сидеть дома, но сейчас ему пришло в голову, что нынче легче всего будет добыть козла, оттого что сильный ветер помешает животному слышать как следует. Кара Ибраим полежал еще некоторое время на скале; потом, убедившись, что дольше оставаться здесь бесполезно, сполз с камня в подветренную сторону, чтоб покурить. Вынул сафьяновый кисет с резаным табаком, свернул толстую самокрутку и долго бил по огниву, пока не зажег трут. За скалой было тихо, солнце нагрело его латаную антерию и сделало горячим холодный ствол прислоненного к скале ружья.

— Сущий дьявол, сущий дьявол, но попадется он мне на мушку, попадется как пить дать… Аллах все знает, — бормотал Кара Ибраим себе под нос, посасывая самокрутку и беспокойно блуждая взглядом по противоположным скалам.

Из головы его не выходил сегодняшний сон. Ему снилось, что он убил козла одним выстрелом под лопатку и тот, упав на спину, глядит на него своими противными желтыми глазами и что-то говорит ему человеческим голосом.

Вдруг Кара Ибраим вздрогнул, сухое лицо его, поросшее светло-русой бородой, просияло, и в глазах блеснула радость. Козел был там, в скалах, напротив. И не надо было искать его взглядом по площадкам — нет, на этот раз он лежал высоко, на самом ребре одного утеса, грея спину на солнце. Кара Ибраим заметил его, когда козел шевельнулся: шерсть на его спине глянцево залоснилась и выдала его.

Кара Ибраим продолжал курить, пока самокрутка не обожгла его тонкие бледные губы. Взгляд его ощупывал все складки противоположной горы: он вычерчивал путь, по которому подкрадется к козлу, — шаг за шагом. Мысль Кара Ибраима работала быстро, но спокойно. Стрелять отсюда нет смысла: расстояние по меньшей мере пятьсот метров, нипочем не попасть, хоть маузер брал и дальше. Подходить с этой стороны, пока не сблизишься с козлом, — глупо: он сразу заметит. Оставался только один способ: вернуться назад, перейти на тот берег реки и, обойдя издали, подкрасться с противоположной стороны. Этот способ хорош, но есть в нем один недостаток: ветер будет дуть в спину Кара Ибраиму, и хитрый козел может его учуять. Кара Ибраим решил идти не по ветру, а против, перебравшись через скалы самым трудным, но и самым удобным для подкрадывания путем.

«Эх, помоги аллах!»- решил он и, взяв ружье, спустился к реке и перешел ее вброд, не обратив внимания на то, что промок. Потом стал медленно взбираться по скалам. Идти надо было тихо, ступать твердо и не допускатц чтоб из-под ног катились камни. Он исходил весь Джендем, но ему и в голову не приходило, что придетса когда-нибудь карабкаться по этим скалам, такими они выглядели неприступными. Кара Ибраим полз на четвереньках, с кошками на царвулях, а местами, там, где надо было пройти над пропастью, растопыривал руки, обхватывал холодную скалу и продвигался вперед сантиметр за сантиметром. Так преодолел он половину расстояния, отделявшего его от козла. Наконец, судя по расчетам, он подобрался к нему на выстрел. Теперь козел был близко: их разделял лишь узкий, щербатый, зазубренный гребень. Кара Ибраим ждал этого мгновения со страстью, но и со страхом. Неизвестно было, заметил ли его козел. Ни звуком не выдавая себя, Кара Ибраим прополз, как кошка, по гребню, нашел самую низкую его точку, где можно было высунуть голову, и, затаив дыхание, чувствуя, как бегают мурашки по телу, глянул. Козел по-прежнему находился на самом гребне утеса, метрах в ста отсюда. Он лежал между двумя камнями, так что видна была только середина тела да голова с загнутыми назад черными рогами.

У Кара Ибраима сердце заколотилось, как молот, кровь радостно взыграла, в глазах загорелось хищное ликование. «Аллах не подвел», — подумал он и, просунув тонкое дуло маузера в расщелину, начал целиться. Сперва он навел острую мушку на голову козла, но заколебался. Голова — слишком маленькая цель, того и гляди промахнешься, лучше в тело. Кара Ибраим тщательно навел мушку на отчетливо видное между двумя камнями светло-коричневое пятно, набрал воздуху в легкие, и тяжелый маузер, толкнув его в плечо, подскочил кверху. Ветер тут же задушил звук выстрела, унеся его куда-то в ущелье. Козел подпрыгнул — короткая шерсть у него на спине взметнулась — и помчался в головокружительном беге. Кара Ибраим не верил своим глазам.

Он перемахнул через гребень и пошел к тому месту, где прежде лежал козел. На целый десяток метров дальше скала была забрызгана кровью.

— Сон не мог меня обмануть, — прошептал Кара Ибраим и хищно кинулся по кровавому следу.

Тот вел наклонно к пропасти. Место было сырое и мрачное, скалы спускались почти отвесно, и только на полпути, где образовался глубокий провал, похожий на громадный разбитый горшок, тянулась ровная узкая полоска. Внизу, под скалами, синел обрыв и там-сям зелеными пятнышками виднелась ползучая сосна. Достигнув пропасти. Кара Ибраим обнаружил, что кровавый след продолжается по ту ее сторону. Он знал, что за этой пропастью скалы, нисходя уступами, образуют глубокую, как кратер, впадину, на дне которой блестит озеро. Судя по кровавым следам, раненый козел не мог уйти дальше озера, и, так как вокруг все голо, его будет нетрудно найти. Надо только перебраться через пропасть.

Кара Ибраим укоротил ремень, плотно прикрепив ружье к спине, затянул изношенный, потончавший пояс и, чувствуя, что у него от усталости дрожат руки и ноги, а от нетерпения и злости его бросает в пот, стал подвигаться к пропасти. Он хватался руками за скалу, ловко пользуясь каждой трещиной, каждым выступом, и сумел добраться до узкой ровной полоски. Но полоска кончалась в нескольких шагах от противоположного края пропасти, выступающей вперед пожелтелой скалой. Ветер навеял под нее сухой травы. Кара Ибраим, цепляясь дрожащими руками за камень, выпрямился и, нащупывая ногой места понадежней, начал полегоньку обходить скалу. Пядь за пядью, прижимаясь грудью к скале, продвигался он вперед и, дойдя до самой трудной, гладкой ее части, вытянул шею: перед ним темнела маленькая пещера. Тогда ему пришло в голову, что козел спрятался туда, и он вдруг почувствовал непонятный страх. Но что может ему сделать какой-то раненый козел? Ему ли, Кара Ибраиму, бояться его? И он продолжал, царапая скалу, ползти к пещере.

Козел в самом деле был там. Из простреленного брюха его текла кровь, и под ним образовалась темная лужа. В выпученных зорких глазах животного была смертельная тревога. Сев на задние ноги, он слушал, как Кара Ибраим кряхтит в полуметре от входа в пещеру. Бока у козла ходили ходуном, шерсть на загривке встала дыбом. Вот пальцы потурченца вцепились в ребристый камень у входа, и козел, охваченный ужасом, отпрянул в тесную и неглубокую пещеру. Он высунул язык, облизался и фыркнул. Обмотанная грязным платком голова Кара Ибраима показалась перед входом в пещеру, он утвердился коленом на площадке и попробовал вползти внутрь. Но помешал ружейный ствол, зацепившийся за скалу. Тогда обезумевший от ужаса козел громко свистнул носом и со всех ног бросился к выходу. Серый ком ударил Кара Ибраима в грудь и оторвал его от скалы. Он полетел вниз и, перевертываясь и беспомощно маша руками, видел, что козел точно так же извивается в воздухе, но ему казалось, что козел не падает, а подымается к небу, словно возносясь к аллаху, а его самого послал на острые камни, в пропасть.