Несомненно, куда бы ни забрасывала нас судьба, мы сохраняем навсегда в памяти не столько красоты природы, не особенности городов, даже не радость и горе, сопровождавшие нас в ту пору, а образы людей, встретившихся нам в пути. Человек, сила его воздействия, мысль, пробужденная им, услышанное слово, встреча, обогатившая душу, — вот что не забывается. Побратимство рождается от единства идей, дум и, особенно, от взаимного интеллектуального обмена. Мы благодарны тем, кто открывает нам нас в добром и высоком, и, наоборот, стараемся скорее забыть сообщников нашего падения, пустой болтовни, потери времени.
Среди людей, встреченных мною за последние годы, особенно запомнился мне один большой писатель и своеобычный человек. Я радуюсь возникшей между нами дружбе. В поздние годы жизни такое случается очень редко. Этот человек — Захария Станку, один из самых талантливых и мыслящих румынских писателей. Он не просто умелый рисовальщик жизни, а острый психолог, вскрывающий первопричины и учащий читателей жизни.
В 1966 году впервые пересекла я границу Румынии и оказалась в Бухаресте.
Один из членов моей семьи пал смертью храбрых на прекрасной румынской земле… Триста тысяч подобных ему советских воинов сложили головы, сражаясь за ее освобождение двадцать с лишним лет назад. Румыния! Что я знаю о ней, ее вчерашнем и сегодняшнем дне, о ее литературе?
Столица Румынии весьма красива. Под высаженными на улицах деревьями — купы хризантем и роз. Город не однолик. Начало века сохранило свои архитектурные особенности в постройках немецко-австрийского типа, напоминающих центр Вены. Румынские короли и королевы из семьи Гогенцоллернов привезли с собой пристрастие к серому камню и аляповатым украшениям.
Старые окраины Бухареста невзрачны и лишены индивидуальности. Зато поразительны новые районы вокруг огромного Завода имени 23 Августа, завода, названного в честь Дня освобождения Румынии. Необозримо строительство жилых домов. Прекрасные здания возводят румынские архитекторы в центре и на пустырях вокруг столицы, и вместе с постройками всюду появляются поляны знойных роз, алых канн и гвоздик, купы каштанов, белых акаций, лип, кленов.
Первая встреча с Захарией Станку не была особенно приятной. Передо мной стоял замкнувшийся, изучающе всматривающийся в окружающее человек. Я знала уже трудную биографию автора могучих и горьких книг о дореволюционном румынском крестьянстве, бродягах и жителях окраин. Читая его произведения, невольно вспоминала «Мужиков» Реймонта, крестьян Бальзака, Лескова, Толстого. Рабы, изнемогавшие от голода, нищеты, безвыходности, терявшие человечность, столь присущую им от природы, живыми встают со страниц «Босого», «Безумного леса» и «Игры со смертью», «Горьких корней», «Табора» и других произведений Станку. Они — страшный упрек эксплуататорам, помещикам, деспотизму.
Сам Станку до четырнадцати лет не покидал ада принуждения, бедности, безграмотности.
Я пытливо вглядываюсь в него, любуюсь внешностью высокого, ладного шестидесятичетырехлетнего собрата по цеху. Он опрокидывает все утверждения о «голубой крови» и «белой кости». Крестьянин, научившийся грамоте в пятнадцать лет, ставший, как Горький, выдающимся писателем, может украсить «изысканнейшее» общество аристократов.
Постепенно отрывистая и скучная беседа моя со Станку становилась доверительнее и важнее для нас обоих. Барьер отчужденности рушится, когда встречаются люди одной цели, одного мировоззрения и одной профессии. Все мы, пишущие книги, работаем, где бы ни приходилось, наедине со своими мыслями, в таинственном и благостном мире творчества, созидания характеров, психологических портретов. Все мы пытаемся приобщить людей к тому, во что верим. Огромен мир чувств, исканий, находок, потерь, горестей и радостей писателя. Он должен знать и перечувствовать все, о чем рассказывает. Он никогда не бывает одинок — так велико, сложно и захватывающе невидимое для других его духовное хозяйство. Никогда восприятие окружающего не бывает сильнее, чем в мгновения первого знакомства. Помню, как один-единственный раз в Заполярье мне посчастливилось увидеть северное сияние. По сей день нередко передо мною встают столь же ярко россыпь самоцветов и витые золотые столбы на черном бархате неба.
Первая встреча и разговор со Станку о его творчестве, о классической и современной русской литературе, которую он любит, основательно знает и судит, прочувствовав, продумав по-особенному, остались в моей памяти навсегда. В те же дни я узнала немало других румынских писателей и осторожно прикоснулась к неведомой мне культуре. Понимала, что могу лишь внимательно слушать и смотреть. Нет ничего более вредного для самого писателя, чем наклеивать ярлыки, обычно свидетельства невежества, во время кратких поездок по иным странам. И свою-то родину часто не хватит жизни, чтобы до конца понять и оценить. Но отдельных людей в любом месте можно безошибочно принять и разумом и сердцем.
Биография писателя редко бывает несложной и гладкой. В бурях и борьбе, а не в слюдяной заводи формируются таланты. Страдание — подчас тот же огонь, на котором калятся булаты. Какими только трудными путями не шли к революции писатели? Алексей Толстой, да и многие иные тому примеры. Дарование крепнет в сомнениях, исканиях.
Еще до освобождения Румынии от фашистского ига поэт и журналист Захария Станку выступал со многими произведениями, всегда талантливыми и совершенно индивидуальными.
Двадцать третье августа 1944 года — великая дата для румынского народа — вихрем подняло творчество Станку. С каждым годом с тех пор он пишет лучше. Каждая последующая его книга, что новый взлет, выше и выше. Большой талант не иссякает. Он сродни мощной водной стихии. Станку, подобно всем большим писателям любой национальности, обладает неповторимым, своим голосом. Его слог, построение сюжета, творческое видение и мышление своеобразны. У него особый склад повествования, размеренный и вместе с тем страстный, жестковатый, смелый. Большой выразительности и внутренней силы достигает писатель и в романе «Безумный лес», посвященном, как несколько других его книг, крестьянству и обездоленному люду, живущему в затерянном городишке — скопище раздавленных человеческих судеб, поруганной красоты и стремлений.
Станку монументалист в литературе, он создает могучую социальную панораму, хотя ограничивает себя территориально и тематически. Он глубоко и сурово анализирует поступки и душевные порывы своих героев, но одинаково проникновенен и щедр в обрисовке второстепенных персонажей. Люди в романе «Безумный лес» все без исключения живые, полнокровные. Как истый поэт, Станку впечатлителен и обладает точным знанием словозвучания, ритма. Читатель, следуя за писателем, заражается его скрытым гневом, состраданием, юмором. В этом магия таланта Станку. Только большой писатель — волшебник. Подлинный реалист и умный художник, Станку никогда не бывает безразличным. Равнодушие — смертельный враг настоящего искусства — чуждо ему и неприятно. Он вызывает человеколюбие, сеет зерна протеста, подводит к гуманистическим идеалам высоких идей, к революции.
Роман «Безумный лес», как и многие иные произведения Станку, носит явно биографический характер, повествует, в частности, о его первых, неимоверно трудных шагах на писательском поприще. Но труднейшая форма, выбранная автором, повествование от первого лица, нисколько не ослабляет впечатления и занимательности фабулы. Замечательной психологической точностью, постижением духовного мира людей, умением строить сюжет без примитивных эффектов, Станку сродни крупнейшим писателям прошлого и нынешнего веков. Его книги из того же ряда, что и великолепные полотна К. Гамсуна, его «Женщины у колодца». Столь же неожиданно, по-новому показывает он мрачный и пылающий страстями мир деревни и захолустья.
Нет ничего более трудного, чем писать об обездоленных и вообще о несчастье. В «Безумном лесе» Станку прямо говорит об этом. И, однако, им создано впечатляюще яркое произведение о жизни людей, ведущих упорную, изнурительнейшую из войн — войну с бедностью, бесправием, безнадежностью.
Сложные, хорошие, поэтически любящие женщины жили на сожженной лихом, не менее чем солнцем, пустой равнине Бэрэгана. Татарка Урума охладевает к своему возлюбленному при мысли, что, пьяный, он встречался с другими девушками. И, хотя он не изменял ей, она считает, что он «осквернен» взглядами желавших близости с ним гагаузок. Измена, по ее мнению, уже во взгляде убивает любовь. Так, впрочем, думал и Л. Толстой.
Для меня Захария Станку особенно дорог сочетанием суровости, требовательности и вместе с тем ранимости и мягкости. Поэт, ставши прозаиком, всегда останется поэтом. В прошлом Станку не только сам писал стихи, но и сумел первым, еще в 30-х годах, заметить, оценить и перевести на румынский язык Есенина.
Многогранный и много знающий писатель, поэт, академик Захария Станку хорошо изучил мировую литературу и зорко следит за каждым новым обещающим именем в искусстве. Долгое время он возглавлял ведущий театр Румынии — Бухарестский Национальный театр. Драматургия, как и поэзия, постоянно влечет его к себе. Но наиболее силен он в прозе.
О творчестве, социальных сдвигах на планете, об искусстве подолгу беседовали мы в маленьком коттедже Станку через три года, когда я вновь посетила Румынию. Я любила наблюдать за ним в домашней неприхотливой обстановке, среди книг, в кресле подле большого лимонного дерева в кадке. Николина Станку — олицетворение женственности, скромности, ума и любви — идеал жены-подруги писателя. Более года жила она когда-то в Москве и говорит по-русски. Почти полвека прошло с того дня, когда к деревенской юной миловидной учительнице Нуше пришел деревенский долговязый, сероокий парень и попросил ее позаниматься с ним грамотой. Так началась любовь Николины и Захарии Станку.
Годы углубляют, очищают, крепят их чувство. Что-то неуловимо патриархальное и добротное ощущаю я всегда, когда в кабинете Станку появляется его сын, врач по профессии, весьма своеобразный и даровитый писатель — Хория Станку с женой-юристкой и двумя смышлеными мальчиками… Дед и не пытается скрывать привязанность к внукам. Он шутит с детьми, и лицо его с точеным прямым носом, холодными глазами и надменным выражением губ резко меняется. Добрея, оно стареет. Я внезапно вижу крестьянина, уставшего от работы и преодоления препятствий, мечтательного и грустного. Такими были и его предки — батраки, сызмала как бы впряженные в неповоротливую и тяжелую телегу жизни.
— Самое главное для нас, коммунистов, сохранить мир на земле, спасти наших потомков от гибели, которую готовит им атомная война. Мы уже прожили свою жизнь, но они, наши дети, внуки, должны быть счастливы. Нет цели значительнее, нежели эта, — говорит Станку, гладя большой рукой артиста головку меньшего внука. — Все, что стоит на пути к миру, надо беспощадно убирать.
В весенний вечер 1969 года, незадолго до моего отъезда из Бухареста, мы потеряли ощущение времени, увлекшись размышлениями о будущем и о необходимости борьбы за него.
Мир. Он начинается в нас, наших семьях, в творчестве, в любом добром созидании. Ни один творец не хочет разрушения того, что создано его мыслью, энергией, руками.
Когда бы мы ни встретились со Станку, я как бы продолжаю неоконченный разговор. А расставаясь, чувствую, что многое осталось недосказанным.
В Захарии Станку счастливо соединились талант, ум и высокая культура духа.
Сжигающая его творческая неудовлетворенность собой, поиски свидетельствуют, что не иссякнет в нем никогда источник тепла и света, без которых писатель бесплоден.
Как ваятеля нельзя понять, не ознакомившись с его скульптурой, так писатель не открывается до конца, если не вглядеться, не вникнуть душевно в его произведения. Один из примеров тому «Безумный лес» — могучая книга о людях разных, противоречивых, о судьбах мучительных, трагических, как сама жизнь прежней Румынии.
Хотя в наши дни «Безумный лес» стал уже романом недавней истории, он нисколько не теряет значимости. Истинно художественное, острое по психологическому рисунку и красоте произведение сохраняет свою неувядаемую силу. Такие книги входят в фонд постоянных ценностей всей мировой литературы.
Галина Серебрякова