Элиз сидела в парке у круглосуточного клуба и убивала время. В кафешке через дорогу тихо играла музыка. Слова песни, не затрагивая понимание, скользили фоном. Крошка ждала, когда у Сергея кончится работа и он придет на встречу. Выкармливала и лелеяла росточек ожидания, проклевывавшегося и начинавшего распускать щекотливые листочки в его сердце. Всё напрасно.

Утром прошел дождь, и воздух был пропитал водой, запахом мокрой травы и прелых листьев. Хотя какие листья в вычищенном до последнего уголка парке? Но запах гниения просто преследовал. Чтобы не сидеть просто так, она взял большой бокал воды со льдом и кофе в греющейся кружке. Потихоньку посасывала то одно то другое, разглядывая людей. За углом витой ограды клуба возвышались ворота детского городка. По воротам ползали и прыгали искусственные лемуры и змеи, привлекая посетителей.

Разнокалиберные мамки с детьми повыползали на поверхность, как червяки после ливня. Среди мамаш Элиз зацепилась взглядом за одинокого папашу. В отличие от одетых в вызывающие расцветки мамочек, молодой отец смотрелся тускло. Некрасивый и костлявый, с длинным и унылым носом, папка никогда бы не привлек её внимание, если бы Элиз не увидела с какой трепетной нежностью он обращается со своей двухлетней дочкой. Вот девочка была одета по традиции всех безумных мамаш: оборочки, рюшечки и горящие оптимизмом краски. Отец склонялся к ребенку, как истово верящий к алтарю. Элиз, неожиданно для себя сгрызаемая завистью, подсоединилась к сознанию отца и чуть не захлебнулась в океане любви, омывавшем все сознание человека. И обожженным мотыльком, подлетевшим слишком близко к острому пламени свечи; осенним засохшим листком, оторванным от родного дерева, Элиз метнулась вон. Как устыдившийся неопытный воришка, вдруг забоявшийся наследить в храме чистой любви, выползла из чужого сознания. Слезы набежали, и Элиз закинула голову, разглядывая небо. Вздохнула и оглянулась. Сергею еще рано. Слёз уже не было.

Как говорят люди, она бы отдала все, если бы кто-то любил её так. Если бы она могла любить кого-нибудь с такой силой. Но что она может отдать? У неё нет ничего. Кого бы она могла любить? На самом деле это её спасение, что она ни к кому так не привязана, и никто её не любит. Ни так, ни никак… Она бы сошла с ума, если бы её охватила такая сильная любовь, а в это время придется оставить этот смысл жизни и идти на задание. Хватит ей размолотых в пыль нервов при встречах и расставаниях с Джи. Но это печально, что никто её так не любил.

Элиз углубилась в свои ощущения. Она сама никогда никого не любила. Любовь не смогла бы проклюнуться через твердый бетон дрессировки. Экзекутор всегда под жестким контролем Джи или под своим собственным. И кого тут можно полюбить? Любит ли она Джи? То, что она испытывает к Джи нельзя назвать любовью. Это всё что угодно, от божественного поклонения до ужаса. Чувство вещи к своему хозяину и создателю? Она не знаел таких слов и не хотел знать. Вещи не умеют чувствовать, ха! Она — загипнотизированный кролик, которому вставили ядовитые зубы, заставили охотиться и есть мясо. Она — кролик, живущий с удавом. Элиз невесело усмехнулась. Хотелось спрятаться в уютную темную норку, выстеленную теплым пухом чьей-нибудь любви. Но единственные норы, которые тут есть давно заняты удавом.

Когда она увидела приближающегося Сергея, то желание сначала съездить куда-нибудь, чтобы отвлечься и погулять, пропало начисто. Сергей пришел, насилуя сам себя. Он уже не кипел ненавистью, но был покрыт бронёй уверенного негодования. Он боролся не столько с экзекутором, сколько сам с собой. Сергей «приручился». Острая ненависть исчезла, что ему самому совершенно не нравилось. Он безнадежно воевал сам с собой и проигрывал. Вот, посмотрите: стоит, спина прямая, твердый взгляд. Пришел получить свою порцию вынужденного общения. Элиз захотелось пнуть его.

Но она впервые почувствовала себя неуверенно:

— Сядь. Никуда не пойдем. Ты можешь со мной просто посидеть? Тут, в кафе.

— Это приказ? — шевельнулось удивление и странная надежда. На что это он надеется?

— Я бы хотела с тобой просто побыть.

— Зачем? Опять подкуп? — Сергей склонил голову. Кинул изподлобья быстрый взгляд и отвел глаза.

— Я все еще хочу с тобой подружиться, — Элиз медленно выдохнула, упорно смотря в землю.

— Опять? — Сергей хихикнул и сел на соседний стул.

— Я не враг тебе и ты не враг мне! Мы просто попали между событиями, которые не можем изменить. Подумай, что ты можешь изменить и попробуй менять только это! Я не могу повернуть планету в другую сторону, но я могу любить тебя!

— Ты чокнутая, — Сергей отодвинулся вместе с сиденьем. — Человек не машинка: влючил кнопочку и заработало. Это ты: раз и любишь! Приказали и ты ненавидишь. Люди так не умеют и не должны.

— У тебя нет ненависти ко мне. Но ты не любишь меня. Почему? — Ты противоречишь себе. Ты сказал что любовь приходит сама, ты не управляешь ей, так почему ты вдруг уверен, что никогда не полюбишь меня?

— Ты точно свистанутая.

— Ты раньше боялся меня, а сейчас не боишься, но тебе почему-то противно. Почему?

— Я ничего не могу с этим сделать. Ты украла меня, управляешь мной, как марионеткой. Когда твой хозяин не хочет тебя, то просто пытаешься стать хозяином сама. — Сергей вскочил и кричал. — Ты не человек, ты искуственная, как этот твой Генри! Робота нельзя любить! Им можно владеть, а ты пытаешься владеть мной! А я человек!

— Хорошо, — Элиз тоже встала. — Я поняла. Я отпущу тебя, как обещала. Пойдём, не надо делать театр на публике…

Джи был прав: она никогда не сможет ни с кем жить нормально. Ей нужен только Джи. Он всегда может высушить её слезы, он измучает её так, что в голове не остается вообще никаких мыслей, ни капли свободного места на глупые фантазиии. А экзекутору нельзя ни с кем дружить — это не приводит ни к чему хорошему. Она нарушила приказ своего бога, поэтому у неё так болит душа.

Да, было бы проще, если бы экзекутор пустил всё на самотёк. Сергей получил бы официальное извещение. Но это была бы трусость. И даже в какой-то мере предательство.

Элиз провела Сергея в клуб напротив кафе. В центральном холле ткнула пальцем в первую свободную комнату на схеме, регистрируя ее на себя. Клуб работал не только как концертный зал с гостинницей, но и как популярное место отдыха и интимных встреч — комнаты были прекрасно изолированы. Сергей шагал немного в отдалении, сунув руки глубоко в карманы и накалялся.

Элиз прибавила шаг. Открыла дверь зарезервированной комнаты, пропустила Сергея и привалилась спиной к закрывшейся двери.

— Ну? — Сергею остановился строго по центру комнаты.

Нет! Так тоже нехорошо… Элиз неуверенно подошла ближе и, глядя в угол, сказала:

— Лена получила травму, но была беременна от Кина. Кин — ажлисс, он нарушил закон. Я убила его и Лену, — сразу схватила еще не среагировавшее сознание Сергея сканом и залила спокойствием. — Это несчастный случай.

Черты Сергея разгладились. Скованная поза стала вольнее.

Элиз решилась его обнять.

— Убью, — невыразительно и почти бесшумно произнёс Сергей, и Крошка уронила руки. Но нельзя же его так оставить! Несмотря на скан, изнутри Сергея поднимался гнев. Желание убить, разбить. Его мышцы почти неосязаемо дрожали.

Ненависть. Это она может исправить.

Элиз скользнула сканом глубже, усилила ярость. Подтолкнула к тому, что Сергей всегда хотел: избить, искалечить эту тварь! Сергей захрипел и бросился на Элиз.

Вот и хорошо, вот выбьет сам из себя всё. Элиз уворачивалась, прикрываясь от прямых ударов и отвечала несильными болевыми шоками. Чтобы только утомить, не остановить, не покалечить. Пусть изобъёт её. Она выздоровеет, а он успокоится. Нет, стулом, нет! Элиз отпрыгнула вдоль стены и основательный деревянный стул распался на составные части, оставив вмятину на покрытии. Сергей подхватил ножку стула и Элиз позволила себе поддаться, Удар по уху оглушил её. Нет! Хватит. Брось! Лучше руками, лучше прочувствуешь.

Сергей поймал её за руку и вывернул, сунув головой в диван. Связка в локте лопнула, прошив болью до затылка, и Элиз заставила Сергея изнасиловать себя. Сама вцепилась зубами ему в кисть, разрезая жалом и обратной регенерацией жилы. Напилась его крови, сливаясь душой, передавая эйфорический экстаз. Усыпила, зализывая разорванную плоть на руке.

Какое-то время лежала под ним, впитывая тяжесть его тела, залечивая свои раны. Нет ничего, что бы она не поправила. Плавая в расслабляющей усталости чужого, измученного сознания. В успокаивающей боли своего тела. Чувствуя себя нажравшейся пиявкой. Да, это противно, но ей было хорошо. Медленно качалась на тихих отзвуках спящего горя, превратившись в ленивую, тягучую волну, что колыхалась где-то в пространстве без связи с конкретным телом. Было хорошо.

Крошка сухо сглотнула. Надо вставать и уходить. С большой радостью уснула бы рядом, чтобы принять первую нежность при пробуждении. Только никакой нежности не будет. Надо уходить, пока Сергей крепко спит, и пусть он выспится.

Она помогла ему пережить первый удар, а его подружка поможет принять жизнь без сестры окончательно.

Элиз выбралась из-под Сергея и с сомнением поправила разорванную одежду. Прелестно, и как она пойдет? Ладно, это все ерунда. При клубе есть магазин готового платья. Правда, там всё больше праздничное и вычурное. Для людей.

Подошла к пульту, выбрала из коллекции магазина длинное платье с жакетом попроще и переслала заказ сервисной службе клуба.

Нашла контакт на подружку Сергея, вызвала ее в клуб. Девица перепугалась прямого контакта экзекутора и разрыдалась, узнав о смерти Лены. Забормотала что-то о своем сыне. Но потом сообразила, что ребенка может отвести в ясли и… уже выезжает. Это хорошо: пока приедет, успокоится и поможет Сергею.

Элиз усыпила человека еще крепче, раздела и перенесла в постель.

На душе было погано.

Сходила в ванную, намочила полотенце. Умыла и вылечила Сергею мелкие ссадины и ушибы, убрала следы от укуса. После такого всплеска эмоций и энергии он будет спать еще долго, но она все равно подождет женщину.

Больше никогда не сделает подобной ошибки. Не надо было сразу раскрываться. Надо было приручать человека постепенно. Чтобы считал, что любовь зарождается сама. А она была так наивна! Но Сергей прав, как и Джи, это просто не для неё. Она не имеет права на привязанность. Ей нельзя ни с кем дружить.