Свистел ветер, машина, подпрыгивая, неслась на предельной скорости. Нас обоих подкидывало и мотало в пустом кузове, но мы не жаловались, мы только старались удерживаться под защитой кабины. Здесь было меньше ветра.

Начиналась зима, и мы летели через Памир, торопясь изо всех сил проскочить последние перевалы, пока их не замело, не закрыло снегом. И поэтому я все смотрел на небо на западе, и небо обещало снег, обещало ветер,- и я колотил кулаком по кабине и кричал:

– Гони! Гони! Не спи, черт!

И Колька жал так, что нас кидало в кузове, как горошины в погремушке, машину заносило на поворотах, и временами становилось просто страшно, так она наклонялась и так играли ее передние колеса. Но я опять смотрел на запад и видел, что небо обещает ветер и снег, и я опять стучал кулаком по кабине и кричал:

– Гони! Гони, Колька!..

Начиналась зима, и склоны гор в огромных просторных долинах Памира были безжизненны и покрыты снегом, ручьи, реки и озера скованы льдом, и на Памир пришла зимняя безжизненная тишина.

Исчезли, улетели птицы, заснули в норках сурки, все было бело и безжизненно вокруг. Казалось, никто и ничто не могЛо выдерживать этот страшный холод высокогорий, эти режущие порывы ветра, эту безжизненность поднебесных памирских просторов.

Казалось, все сковал, все заморозил памирский мороз, но…

– Какие-то они все-таки странные…-сказал мои товарищ, показывая в сторону. И верно.

Возле дороги, пристально смотря на машину, стоял кутас. Он шел куда-то, но остановился, когда мы подъехали, и смотрел на нас.

Было что-то действительно странное в этом огромном животном,-он как-то очень внимательно, почти по-человечески, смотрел на машину и, видимо, о чем-то думал. Машина пронеслась мимо него, он проводил ее глазами и опять пошел дальше вдоль дороги, один, куда-то, зачем-то. А я долго после того, как он скрылся вдали, думал о том, что же в нем, в этом кутасе, было странным. Наверное, то, что это единственное живое существо, на которое не действует никакой мороз. Зимой кутасы играют, бодаются, гоняются друг за другом. Это, конечно, очень своеобразно и бросается в глаза на фоне мертвого зимнего памирского пейзажа. Но все-таки не это главная странность кутасов.

Кутасы не глупые, они туповаты, но все-таки соображают неплохо. Вот когда у нас была война с кутасами, они проявили себя довольно-таки сообразительными.

Растения на опытных посевах Памирской биостанции начинают поспевать тогда, когда на высоких приснежных пастбищах травы становится мало. И вот кутасы соседнего колхоза каждую осень стали появляться на наших полях. Завязалась настоящая война. Конечно, первые атаки кутасов, предпринятые днем, были отбиты с большим для них ущербом. Но кутасы не отступили совсем, а просто переменили тактику. Они шли уже не густыми колоннами, как вначале, а рассыпным строем, и пока часть их изгоняли с одного конца поля, другая часть наступала с противоположного. Но и это не помогло. Скоро кутасы поняли, что дневные налеты ни к чему не приводят, и перешли к ночному разбою. Еще вечером можно было видеть, как на склонах гор появляются одиночные неподвижные мохнатые часовые. Они стоят долго, не пытаясь при дневном свете спуститься к посевам. Но как только наступала темнота, кутасы уже оказывались там.

Сотрудниками Биостанции была создана линия мощной обороны, испытуемые посевы окружили колючей проволокой; казалось бы, проволока создаст непреодолимые препятствия для ночных разбойников. Но тут выявилось огромное преимущество кутаса. Защищенные густейшей шерстью, сквозь которую ни один шип колючей проволоки не мог проникнуть, и наделенные недюжинной силой, кутасы, как танки, сокрушали проволочные заграждения и, волоча за собой колья с проволокой, вторгались на посевы. Они прекрасно поняли, что шипы колючей проволоки опасны только для их нежных носов. Не раз можно было наблюдать, как кутас просовывает свой нежный нос между рядами колючей проволоки, а затем с размаху грудью ложится на нее и рвет или выворачивает с кольями.

Тогда против грозного врага были сформированы подвижные истребительные отряды.

Памирская овчарка, особенно если она велика и зла,- серьезный противник даже бронированному кутасу. Кутасы быстро поняли это после того, как в течение нескольких дней потеряли значительную часть шерсти из своих хвостов и боков. С этих пор собачий отряд, специально предназначенный для борьбы с кутасьей опасностью, прочно вошел в штат Памирской биостанции.

Кутасы – исконные обитатели высокогорий Центральной Азии. На бескрайних просторах Тибета и сейчас бродят стада диких кутасов, среди которых и были когда-то пойманы животные, ставшие предками домашних кутасов. Наш великий соотечественник, знаменитый географ Н. М. Пржевальский не раз охотился на диких кутасов в Тибете. Он писал, что там их можно встретить даже тысячными стадами. У нас в Советском Союзе кутасы обитают на высокогорных сыртах Тянь-Шаня и на Памире в качестве домашних животных, диких же у нас вовсе нет,

Но, хотя кутасы приручены, видимо, уже очень давно, они все же еще не совсем домашние, они как бы полудикие.

Огромные – старый кутас бывает до трех с половиной метров длины и чуть не два метра высоты,- страшно тяжелые, массивные, порой до тонны весом, при первом знакомстве они производят просто устрашающее впечатление. Эти огромные звери на коротких ногах с длинной шерстью чуть не до полу и великолепными рогами сразу внушают уважение, если не страх. Но первое впечатление обманчиво, Кутасы вообще незлобивы и хотя наделены поистине чудовищной силой, на самом деле даже большой кутас всегда боится маленького мальчика, который в состоянии бросить в него камень. Правда, кутасы довольно упрямы, так что справиться с ними порой нелегко, но бодать человека они почти никогда не пытаются и дорогу всегда уступят.

Густая и длинная шерсть под брюхом очень полезна кутасам, особенно зимой: на что бы ни лег – на холодную скалу, на снег или на лед,-он не испытывает холода, так как под ним всегда находится толстый собственный волосяной матрац. Длина шерсти на боках и под брюхом достигает полуметра. Конечно, владельцу такой теплой шубы не приходится бояться даже пятидесятиградусных морозов. Наоборот, погодка с сорокаградусным морозом и ледяным ветром кажется ему превосходной. »

Летом же, когда на Памире бывает жарко, кутасам приходится туго.

Однажды в жаркий летний день мне нужно было переправиться через широкую бурную памирскую реку. В ауле на берегу реки я раздобыл оседланного кутаса, подобрал повыше ноги и тронулся поперек течения. Кутасы, нужно сказать, очень хороши для переправы через бурные горные реки: массивные, коротконогие, они прекрасно противостоят напору воды.

Сначала все шло благополучно; вздымая грудью пенный бурун кутас бодро добрался до середины реки, но тут вдруг остановился и дальше не пошел. Я колотил его каблуками, кричал – все было бесполезно, кутас не хотел везти меня к берегу. Спрыгнуть с него и добираться до берега одному было немыслимо, течение в одну секунду сбило бы меня с ног и разбило о камни. Если бы я сам и не утонул, а избитый о камни, кое-как добрался до берега, то дневники, высотомер, фотоаппарат и другие вещи пропали бы наверняка. Я бил упрямого кутаса нагайкой, дергал и тянул за веревку, продетую у него в нос (подобие уздечки), я даже колотил его ледорубом по загривку, но все было бесполезно: кутас стоял, как скала, посередине реки и к моему все возраставшему раздражению только хрюкал от удовольствия. Ведь кутасы не мычат, а хрюкают.

В бешеных струях ледяной воды кутас блаженствовал, выходить на берег совершенно не входило в его расчеты, а то, что я сидел на нем и колотил изо всех сил, по-видимому, мало тревожило кутаса. Он просто не обращал на- меня никакого внимания.

Пока кутас не накупался досыта, на берег он не вышел, и я волей-неволей вынужден был ожидать, сидя у него на спине посередине реки.

Таково было мое первое знакомство с кутасами. С тех пор прошло много лет, и я давно научился управлять ими, узнал их привычки, свойства характера, вообще познакомился достаточно близко и хорошо.

Кутасы очень полезны. Они дают шерсть, мясо и кожу, молоко и масло, творог и сыр; кроме того, это прекрасное транспортное животное, на нем можно ездить верхом и возить вьюки. Все колхозы Памира имеют стада кутасов, есть даже дельный совхоз, который занимается разведением кутасов пользуя их шерсть, мясо и молоко.

Из шерсти кутасов делают прекрасные волосяные арканы

И валяют превосходные войлоки, которыми покрывается киргизская юрта, из нее же ткут грубое сукно которым покрыта палатка кочевого тангута-обитателя Тибета.

Молоко кутаса великолепно по великолепно, по вкусу оно не хуже коровьего, но в несколько раз жирнее.

Как транспортное животное кутас в горных условиях не имеет соперников. В высокогорье на узких тропах, а часто и совсем без троп только кутас может использоваться для перетаскивания тяжестей.

С большим вьюком на спине он проходит по совершенно головокружительным местам. Кутас то осторожно щупает камень копытом, прежде чем встать на него, то стремительно прыгает со скалы на скалу. Если вы сидите на нем, не бойтесь, он не поскользнется, не упадет, только надо держаться крепче, иначе от неожиданного прыжка можно вылететь из седла. Кутас забирается на такие кручи, куда, на первый взгляд, трудно попасть даже хорошему альпинисту.

Еще одно замечательное свойство кутаса: приспособленный к жизни в высокогорье, он совершенно не страдает от действия высоты, разреженность атмосферы на него мало влияет. Могучая грудная клетка вмещает легкие, способные поглотить огромное количество воздуха, поэтому кутас может доставить вьюки на такие высоты (свыше 5000 метров над уровнем моря), куда с лошадьми нечего и пытаться проникнуть.

Кутасы не требуют большого ухода за собой – круглый год проводят они на открытом воздухе, для них не делают никаких загонов или загородок. Мало того, кутасы обычно пасутся без пастухов; каждое утро можно видеть, как они медленно трогаются от колхозной фермы на пастбища, их никто не сопровождает. К вечеру они сами вернутся в аул. Это кутасихи-коровы, а кутасы-быки большей частью все лето пасутся у самых снегов, где именно, этого зачастую не знают и сами хозяева. Если колхозу понадобятся кутасы, отправляют пастухов их разыскивать.

Во время войны на Памирской биостанции появился большущий кутас. Он был получен на мясо. Но кутасу повезло: в это время убили несколько архаров, мясом себя обеспечили, и кутас остался жив. Это был великолепный экземпляр с рогами в полметра длиной, шерстью до самой земли и хвостом величиной в хорошую дворницкую метлу.

Однако хлопот с этим новым членом коллектива оказалось много. Началось с того, что, едва попав на Биостанцию, кутас сразу исчез. Через несколько дней стало известно, что он мирно пасется у того аула, из которого его пригнали. За ним послали, и он был водворен обратно, но уже на следующий день снова удрал. Снова за ним послали и привели, но кутас сбежал опять. Так продолжалось несколько раз. Наконец, он успокоился и даже прожил дома целую неделю. Через неделю кутас пропал на десять дней. Стало известно, что он пасется за 200 километров , в противоположном конце Памира.

Прошел год, прошел другой, но толку от этого строптивого животного было все меньше. Кутас поправился, горб его был

великолепен, шерсть на нем блестела, все сотрудники Биостанции искренне гордились своим питомцем, но заставить его работать, возить воду было невозможно. Он разгуливал по всему Памиру, изредка заходил в гости и на Биостанцию, н о работать определенно не желал. Правда, зимой с грехом пополам удавалось возить на нем воду, но стоило на одну минуту отпустить его, как он мгновенно удирал, и тогда искать приходилось несколько дней.

Николай Михайлович Пржевальский, изучавший кутасов в диком состоянии, довольно пренебрежительно отзывается об их умственных способностях.

Однако в некоторых случаях кутасы проявляют известную сметливость: сотрудникам Памирской биостанции пришлось в этом убедиться при защите своих опытных посевов.

И вспомнив все это, пока меня кидало в кузове, я, кажется, понял, что именно было самым странным, непривычным, своеобразным в этом домашнем животном. Я толкнул в бок своего товарища и сказал:

– Знаешь, вот, пожалуй, что нам кажется странным в кутасе. Мы не понимаем того, что он не скотина, а зверь. Понимаешь? Он не совсем домашнее животное, он добродушный, не злой, но он полудикий, он зверь, а не скотина. Он хотя и приручен, но не потерял еще своей самостоятельности. Мы привыкли, что наши домашние животные делают только то, что мы хотим, что они без нас, то есть людей, и жить не могут. Не будет нас – и они пропадут. А кутас и без человека может жить: пищу он найдет, от волков отобьется; он в человеке не нуждается, наоборот, человеку нужен кутас.

Вот это, пожалуй, и кажется нам странным, непривычным. Это домашнее животное, ведущее себя совершенно самостоятельно, может уйти куда-нибудь очень далеко, а зачем и почему, это только он один знает. Вот эта самостоятельность его поступков нас и удивляет, даже, может быть, обижает, во всяком случае кажется странной…

Нередко и сейчас можно встретить странствующего кутаса. Где-нибудь за десятки километров от аула, возле Памирского тракта, стоит кутас; огромный и неподвижный, медленно поворачивая голову, он следит за проезжающей машиной. Чей это кутас? Куда он идет? Ничего не известно!