Фатум

Стар Таня

Криминальная драма времен существования СССР. Остро обсуждаются вопросы нравственного воспитания, применение смертной казни, психологический аспект совершения убийства. Роман полон драматических событий. В городе N происходит ряд убийств маленьких девочек. Предполагается, что в городе орудует маньяк. Это правдивая история жизни эксперта-криминалиста, который участвовал в раскрытии убийств. Запутанный след выводит детектива на убийцу. Никогда не знаешь, что взбредет в голову социопату со сломанной судьбой. Рожденная в воспаленном мозге месть необычайно страшна. ОДНАКО от судьбы не убежишь!

 

События, описанные в романе, и его герои являются авторским вымыслом, а все возможные совпадения с реальными фактами и людьми случайны.

 

Глава I

Многогранный голод

Тьма уступила свету. На заре береговую линию скрыл утренний туман. Озеро серебрилось сквозь клубящуюся пелену и казалось бескрайним океаном. Потап вдохнул полной грудью молочные испарения, чуя кончиками пальцев их липкую сущность. Над серой водой стелющаяся лёгкая дымка неспешно поднималась, окутывая безбрежное небо паутиной облаков.

Свинцовое озеро создавало иллюзию присутствия сказочных персонажей: леших, русалок и различных водяных духов, спрятавшихся под его толщей, что, несомненно, будоражило воображение. Вода непроницаемая для взгляда тщательно оберегала жизнь её обитателей. В предрассветный час зеркальная гладь всё ещё отражала звёзды. В такую рань Потапу страшно хотелось спать. Угрюмый полусонный рыбак смачно зевнул, что заклинило челюсть, он привычным движением вставил её на место, затем проверил подвижность, комично пошамкав ртом. Удильщик изголодавшийся по рыбалке с жадностью дожидался восхода, который в одночасье отправит всякую нечисть на дно, освободит от гнетущего страха темноты и окончательно разбудит. Дуремар был на седьмом небе от счастья, что вырвался на свободу от ежедневной рутины. Лодка мерно качалась от бесконечного забрасывания удилища. В такие чудные мгновенья Потап ощущал себя младенцем нежащимся в люльке. Если бы не рыбацкий азарт, он сладко уснул бы в этой чудной колыбели. В надежде поймать крупного леща, он без устали следил за поплавком, дёргая удочку в момент его малейшего крена. Воистину наслаждаясь клёвом, он грезил о наваристой ухе с добавлением водочки, словно в жизни не ел ничего вкуснее.

Яркий луч, коснувшись кристально чистого озера, скользнул по глянцевой поверхности, как конёк по льду, и ознаменовал восход неистовым светом, опалив роговицу глаз. Зрачки заискрились удовольствием, он взглянул сквозь густые ресницы на зарево и гусиные лапки морщин на загоревших висках озарили счастьем дерзкое лицо. Потап прикрыл ладонью карие глаза и, щурясь от ослепительных вспышек на воде, боялся пропустить момент истины – победу света над тьмой. Смоляная черная кудряшка выбилась из-под светлой кепки, желая засвидетельствовать торжество восхода. Шкипер опешил от развернувшегося зрелища и утёр брызнувшую слезу.

Солнечная лучина зажгла багряное зарево. Вспыхнув алой кровью над лесом, кострище обрядило в алые платья, зацепившиеся за шапку леса белоснежные облака, согрело у пылающего божественного очага одинокую душу, испарило предрассветную мглу, отправив в небытие липкий страх темноты. Серебристые всполохи на холодной воде затрудняли слежение за остроконечными поплавками, то и дело, меняя цвет. Солнце выползало из-за горизонта, варварски слепило глаза, поплавки исчезали в его удушающем свете. Гладь вторила небесным переменам, краснела, желтела, серебрилась, голубела. Потап до безумия любил божественные минуты восхода, краше мог быть только закат. Дрожащее мохнатое зарево золотилось до тех пор, пока бесцеремонное рыжее солнце не поднялось над лесом. В душе поэт, восхищенный Потап на мгновение окаменел, чтобы испить до дна залитую солнцем чашу.

Янтарные и платиновые лилии, сверкая жемчужной росой, комфортно устроились на изумрудных сердцах, обнажив прелести, выставив миру на суждение непревзойдённую красоту. Ценитель природной гармонии не упустил момент коронования водяных принцесс.

Проснувшиеся комары, взяв высокую ноту, противно пищали над ухом, отрезвив услаждавшийся прохладой раннего утра впавший в негу мозг. Муж невозмутимо смахнул рукой присосавшегося к губе вампира, но изголодавшееся по крови насекомое впилось в густую бровь. Насытившись, он перебрался на тёплую щёку. Дёрнув удочку с ушедшим под воду поплавком, Потап ручищей раздавил хрупкое тельце назойливой твари, измазав родной кровью пол лица. В ту же секунду крючок зацепил улов, согнув удочку в три погибели. Крупная добыча не давалась в руки, застряв поодаль от лодки. Предстояло, как следует, повозиться. Он заправски повернул кепку на сто восемьдесят градусов, чтобы не мешал козырёк и на корточках, не дыша от предвкушения удачи, перебирал руками леску, подтягивая крючок к борту. Мысль о крупном улове возбудила азарт. Почесав вспотевшую макушку, он подвёл рыболовный подсачек под трофей и вытянул на поверхность.

Удивление скользнуло по загорелому лицу в момент, когда показался покрытый тиной мохнатый предмет. Добыча больно не напугала бывалого рыбака. Он снял наплывшую зелень и оторопел. Перед ним словно восстал сам черт из преисподней. Он держал в руках изуродованную человеческую голову. Первая мысль – отбросить находку подальше – сработала за долю секунды.

Плотно закрытые веки, расплюснутый нос, открытый выщербленный рот на гладком как арбуз лице, неожиданно вызвали приступ тошноты. Череп со снесённой макушкой был до краёв наполнен вязкой желеобразной массой, которая стекая, липла к рукам. Брезгливо отброшенная голова покатилась по лодке и застряла по центру между сиденьем и дном. Глаз, затянутый катарактой открылся и укоризненно наблюдал из засады. Неожиданный улов поверг рыбака в ступор. От прилива крови в глазах потемнело и, пошатнувшись, он чуть было не свалился за борт. Удочки упали в воду. Плюхнувшись на сиденье, он встревожено оглядел руки и оторопел, ладони были обагрены кровью. Пальцы склеила вязкая бурая слизь. Перегнувшись через борт, Потап неистово оттирал руки до боли от чужой крови, которая въелась каждой молекулой в кожу. Липкая субстанция не отмывалась, она словно навсегда прикорела к рукам. Обессилив, прежде бравый мужик, свалился от усталости. Дьявольский кошмар сковал мысли, дыхание сбилось, нарушая сердечный ритм. Тяжеловес задыхался. Крепко держась за борт, он наклонился попить, пытаясь восполнить силу. Губы коснулись прохладной живительной влаги, но судно накренилось, и через край стремительно хлынул поток. Не удержав равновесия, Потап кувыркнулся, вода обожгла холодом и перекрыла дыхание.

Неудачливый рыбак, почему-то с полным равнодушием наблюдал за собственным утоплением, словно со стороны. Видел, как тело медленно падало на илистое дно, как в предсмертных судорогах исказилось лицо, как из лёгких вышел огромный пузырь воздуха. И вдруг ему катастрофически захотелось дышать. Он, зажав рот рукой, чтобы не нахлебаться воды, попытался всплыть.

Испуганный до смерти Потап разлепил глаза и увидел мирно спящую на кровати жену. Вернувшийся в реальность, он подскочил, стёр со лба холодный пот, надел стоптанные тапки и, шаркая по полу, пошёл на кухню. Осушив залпом стакан воды, он сел на табурет, свесил бессильные руки, неподвижно уставился в точку на цветном линолеуме и, не дёрнув ни единым мускулом, пребывал в ступоре, пока жена Лидочка, прискакавшая вслед, не привела его в чувства.

Взъерошенный, в синих семейных трусах в белую полоску он выглядел нелепо словно арлекин. Лидочка злилась, что он разбудил её в неурочное время, её раздражал факт, что она предстала перед мужем босой, в ночной сорочке и в бигуди под косынкой, хотя отлично скроенная с кружевной вставкой на груди и сиреневыми замысловатыми разводами ночная сорочка выделяла стройную фигуру и подчёркивала аппетитную грудь.

Игриво взлохматив рукой и без того торчащие кудри мужа, возмущённая его неопрятным видом, она уложила покладистые взмокшие и растрёпанные волосы в строгую причёску. Он размяк в нежных руках женщины и успокоился, поцеловал хрупкую ладонь, в очередной раз, завоевав преданное сердце. В понятии верной подруги, сотрудник милиции и ночью должен быть аккуратным, форма обязывала в любое время суток соответствовать ей.

Пару секунд жуткого сновидения испортили Потапу, в коем-то веке выдавшийся, полновесный сон. О ночах на собственной кровати были его мечты, работа украла спокойствие навсегда.

– Опять дурной сон?! – звонкий голос возымел эффект будильника.

Сердце подпрыгнуло к горлу, внутри заклокотала жизнь, окончательно очнувшись от хмурых мыслей, Потап прогудел сиплым басом:

– Угу.

– Что на этот раз? – стянув бигуди, Лида растрепала курчавые пряди, подбила чуб рукой, бросила на себя взгляд в зеркало, и, оценив привлекательность, поспешила поставить на плиту чайник.

Он редко жаловался, держал собственные измышления при себе, и обречённо махнув рукой, выпалил словно дробью из ружья:

– Да ну его в болото! Снится несусветная муть. Я уже забыл про сон. Отстань!

– Может, пора в отпуск?

Лёгкая, как балерина, она резво двигалась по кухне, как гренадёр гремела кухонной утварью: сковородками, кастрюлями, дверками, ножом о разделочную доску, как будто была наготове отправить мужа на исполнение служебного долга в любое время суток, словно и не спала вовсе.

– А кто работать будет? – он огрызнулся. – Если меня сослать на необитаемый остров, то и там найдут. Нынче голод на ценные кадры, я в большой цене и незаменим, иначе валялся бы дома в мягкой постели, и не таскался бы по ночам в поиске улик преступлений, оставленных человеческими отбросами.

Лидочка не переживала о работе супруга, она считала, что главная её задача – не обременять мужа домашними заботами.

– Что приготовить на завтрак? Жареную колбасу с яичницей глазуньей? – она мило улыбнулась, потому что знала ответ.

– Отлично! – он голодным взглядом скользнул по тарелкам.

Румяная колбаска, источая аромат жареного мяса, скворчала на луковой подушке, пока не скрылась под яйцами, выпуская клубы пара, словно заядлый курильщик. Кухня наполнилась аппетитным дымком, и у Потапа от голода заурчал живот.

Лида росла в многодетной бедной семье. Восемь старших братьев оберегали егозу от любых дел, родители пестовали единственную красавицу дочь. Кухня была уделом матери, а Лидочка, днями играя на улице с подружками, так и не освоила кулинарию.

Раннее замужество не способствовало формированию хозяйских навыков, она приноровилась готовить незамысловатые блюда на скорую руку. Шустрая и подвижная женщина умиляла мужа своим присутствием. В благодарность за то, что Лидочке удалось поднять боевой дух и забыть удушающий сон, шалун огладил рукой её круглый зад и направился в ванную. Любитель холодного душа пыхтел под слабыми от отсутствия напора струями воды, насвистывал любимую мелодию.

За время пока жена сервировала стол, Потап привёл в соответствие с уставом свой внешний вид, вылил на бритое до блеска лицо дешёвый одеколон, обтёр душистые руки о китель, чтобы от него вкусно пахло, и пришёл завтракать в полной боевой готовности.

Лидочка, как всегда, оживлённо щебетала, даже птицу заводить не надо. Утром беседа с женой не клеилась, будто уста залепили пластырем. Болтовня была не в характере молчаливого сангвиника. Лида лопотала за двоих, а он верный пёс угрюмо слушал бабский вздор и во всём соглашался. Нельзя сказать, что он её не любил. Любил, но по-особому. Родную жёнушку уважал за то, что ей приходилось тянуть на себе домашние заботы, ведь его днем с огнём не сыщешь при его работе.

Выбранная в юности профессия эксперт-криминалист оставила печать скрытого неврастеника. С виду уравновешенный и праведный, он испытывал приступ внутренней злости, которая высвобождалась во снах. Жуткие сны, терзающие по ночам, приходили с завидным постоянством уже много лет. От ужасных сценариев боль иголками пронзала тело. Чрезмерно страдая от кошмаров, он думал, что однажды не выдержит бурного сердцебиения и захлебнётся кровью от высокого давления. После пробуждения чёртовы сны не оставляли ни капли здоровой плоти. Тело нестерпимо болело, как у разбитого параличом старика.

Он помнил день, когда эта боль поселилась в нём навсегда. Он был молод и только заступил на должность эксперт-криминалист. Это было первое расследование и выезд на место гибели людей. Казалось, что злосчастный пожар навек сохранится в памяти, лишив его спокойных ночей. Когда он видел на улицах города детей оставленных на милость природы без попечения родителей, в его памяти всегда всплывал незабываемый кошмар. Пожар, случившийся в зимнюю стужу в доме многодетной семьи, навсегда оставил в душе эксперта выжженное клеймо.

В злополучный день дети погодки остались дома одни, когда их мать повезла годовалого малыша в больницу, чтобы просветить рентгеном посиневшую после падения с печи руку. Виной пожара было пламя свечи у иконы Божьей Матери, захватившее тюлевые занавески.

Безжалостный убийца – огонь – унёс жизнь четырёх детей, оставленных матерью без присмотра. Беспомощные перед огненной стихией, запертые снаружи дети погибли. По великой Божьей милости спасся ребёнок, который был с матерью.

Он не забыл тот день, словно несчастье случилось вчера, помнил каждую мелочь и даже то, как под ногами вызывающе скрипел хрустальный снег. На фоне сгустившейся тишины, на почерневшей от пожара земле, где сгорел дом, из которого раньше всегда доносился детский смех, где только что бушевавший неуёмный огонь задушивший его навсегда, жуткий хруст снега казался непристойным, словно нарушал покой усопших.

Он помнил каждый свой шаг и чёрный снег на многие метры от пепелища. Не забыл сиротливо возвышавшуюся обугленную стену, с трудом напоминающую былой дом, старое покрытое сажей пианино, кособоко свалившееся между сгоревших половиц, закопчённую печь с отвалившейся задвижкой, погребённую стенами железную кровать, проглядывающую закопченной спинкой в груде обгорелых досок. Жуткая картина укоряла взрослых в безответственности, что под кроватью, куда спрятались от пламени огня неразумные малютки, они уснули навечно. В сущем хаосе смерти дети превратились в обугленные головешки. Образ Божьей Матери не спас от неминуемой гибели.

Запах гари детских тел застрял в голове эксперта, и вытравить его из памяти было не по силам впечатлительному Потапу. Не знал он, что зловещий пожар будет вечно саднить сердце, напоминать о том, как трудно было дышать не от дыма, а от невообразимого горя, от того, что сотворил огонь с маленькими жизнями. Запах горелой плоти так глубоко въелся в подсознание, что спустя многие годы приходил к нему ужасными снами, а при виде оставленных без надзора малышей взбунтовавшееся обоняние мешало жить. Потап считал беспечность главным врагом. Его злобили безответственность иных родителей. С тех пор при виде резвящихся во дворах малых детей острый запах невольно возрождал в его памяти картину пепелища и несносную гарь. Беспризорники ассоциировались с опасностью и неотвратимой гибелью. Ему хватало пары секунд наблюдений за играющими вдали от дома ребятишками, чтобы трагедия вновь воссоздалась в полном объёме. Сыщик тщетно пытался вычеркнуть прикоревшие в глубинах мозга навязчивые воспоминания, он мечтал вытравить их из сознания, но они упорно всплывали при малейшей неприятности и заставляли задыхаться от мнимого запаха горелых тел, который преследовал до тех пор, пока подсознание не оставляло обоняние в покое.

Потап возненавидел крепкие морозы и скрипящий под ногами снег, которые напоминали ему о злополучном пожаре. Блестящий снег в лютую стужу усугублял желание стать невесомым и парить орлом над землёй, чтобы не слышать удушающего скрипа, будоражащего чёрные воспоминания.

Со временем боль утихла и являлась в секунды неуловимого беспокойства за маленькие жизни. Но сны довлели с завидным постоянством, мешая встретить утро в добром здравии.

Сытый Потап шагал на работу привычным путём.

Миновав дежурного по районному отделу милиции, старший лейтенант вошёл в свой кабинет. Новичка впечатлили бы музейные стены, но эксперт уже привык к экспонатам. На стендах под стеклом висели орудия преступлений, острые заточки, ножи различных конфигураций, кустарно изготовленные тюремными умельцами обрезы, свидетельствуя о принадлежности кабинета криминалистам, напоминая о том, что жить в социуме небезопасно и на улицах существует жестокость и насилие. В углу кабинета закрытый на ключ стеклянный шкаф хранил инвентарь необходимый при работе с фотоаппаратом: криминалистические масштабные линейки для фиксации величины предметов, магниты, ростовые линейки, стрелки, лупы, бланки с пронумерованными отпечатками пальцев, наглядные пособия достижений в криминалистике. Там же хранился чемодан эксперта, в котором упорядоченно хранились реактивы, кисточки, магнитная пыль для проявления отпечатков, ножницы, пинцеты различных размеров, карандаши, точные аптечные весы с гирьками разновесами и многие мелочи, облегчающие работу криминалиста. Кабинет был оборудован тематическими стендами по трасологии и баллистике, методикой расследований и исследований документов, письма, речи, папками для ознакомления с различными видами криминалистической фотографии, каталогами видеозаписей, литературой по профилю. Выглядел храм сбора и изучения доказательств, как пособие по обучению криминалистики, позволяя любопытным посетителям ориентироваться в основных направлениях малоизученной дисциплины. На столе аккуратно лежали сложенные папки с уголовными делами. В смежной с кабинетом комнате находилась фотолаборатория, здесь же сушились плёнки и фотографии.

Было очевидно, что в кабинете царила некая вероятностная система. Непосвящённому в экспертные дела было трудно разобраться в упорядоченном хаосе. В своем деле Потап был хозяин и главный исполнитель. Снимал на фотоаппарат свидетельства преступлений, проявлял плёнки, проводил дактилоскопию подозреваемых. Сутками работал, вечно недосыпал, а времени все равно катастрофически не хватало.

Злодеяния совершались ежедневно, а иногда и по нескольку за день. В этом списке преобладали кражи с взломом. Убийства случались крайне редко, чаще всего на бытовой почве. Сон по пару часов в сутки накапливал усталость. Одному Богу известно, как он, неугомонный трудоголик, умудрялся не зашиться в бумажной работе.

Потап обошёл апартаменты, собрался с мыслями, пуская сигаретный дым в открытую форточку. Достал пару папок, кинул на стол и углубился в изучение улик по делу о краже. Он словно провалился в иной мир, где царствуют линии, метки, сравнительный анализ и логические цепочки, пока ближе к вечеру не поступило в дежурную часть сообщение об обнаружении трупа в городском парке.

– Потап на выезд! У нас труп, – скомандовал старший следователь в распахнутую дверь.

Потап взглянул вслед оперу, поднялся со стула, сгрузил инструменты для сбора улик в волшебный чемоданчик и подумал: «Сон в руку. Чудовищный улов – будь он неладен!» Он уселся в уазик, и опергруппа тронулась в путь, там их ожидал многочасовой нелёгкий труд.

Надвигающаяся темнота скрыла общую картину убийства, но не помешала прибывшей в полном составе следственной группе начать расследование. Место оцепили лентой от любопытных глаз и нечаянной порчи оставленных следов.

Когда перед глазами предстала картина убийства малолетней девочки, жалость и злость перемешались воедино. От удара по голове пушковые светлые волосы слиплись от крови перемешанной с грязью, задранная юбочка открыла взгляду разорванную промежность и искромсанный острым предметом животик. Потап застыл в гневе, лицо посинело, воздух наполнился гарью обугленных тел, он словно вернулся в утренний сон, когда ему катастрофически нечем было дышать. Он не знал, как быть, не то прижать малышку к груди и выплакаться, прося прощения за несовершенство злого мира, или вопить словно раненый зверь или рвать волосы, заставляя себя страдать физически. Но ничто не помогло бы воскресить маленькую безгрешную жизнь. Эксперт очнулся от зловещего скрипа старых деревьев в момент всеобщего затишья. По парку пронёсся гул перешедший в стон.

Множество синяков удостоверяли, что ребёнок перед смертью был зверски избит. Укромное место с травой по пояс превратилось для девочки в коварную ловушку. Побои на теле дитяти несовместимые с жизнью, повергли крепких мужчин в ужас.

Место свершения тяжкого греха вернуло сердобольного Потапа к тому пожару, где погибли дети. Безответственность родителей снова привела к непоправимой беде. В доказательство их халатного отношения, перед ним лежало застывшее в нелепой позе тело малышки. Эксперта охватило чудовищное волнение, когда труп оказался на расстоянии вытянутой руки, запах горелых тел перекрыл дыхание. Воспалённое обоняние смертельной хваткой сдавило горло. Потап беспомощно закашлялся, ушёл в сторону, выпил таблетку валерианы и вернулся к дьявольски жуткой, но необходимой работе. Затвор фотоаппарата каждый раз выдавал яркую вспышку. Словно сто молний обрушилось на хрупкое тело. Завершив съёмку, он слегка коснулся тела, оно было ледяным. Смерть ощущалась криминалистом своеобразной границей перехода в иной мир.

Как назло заморосил дождь. В свете фонарей чёрные листья деревьев блистали слезами. Крепкие мужчины, не стесняясь, плакали, более тяжкого, омерзительного и кровавого злодеяния они не видели. На их жизненном пути такое гнусное зверство встретилось впервые. При виде жертвы генетически заложенный физиологический компонент породил осознание конечности существования всех пришедших в прекрасный мир. Вопрос жизни и смерти волновал всех без исключения.

Страх причастных к расследованию людей с каждым мгновением сгущался, зловеще очернял жизнь, он витал в воздухе над каждым. Разъярённые люди молчали о страхе, но коварный испуг выдавал человеческую слабость. Одних тошнило, у других кружилась голова. Причиной страха была реальная или воображаемая опасность. У Потапа страх перерос в ярость, на скулах заходили желваки и он скрипнул зубами.

Растерзанное тельце обнаружила влюблённая пара, искавшая укромное место для любви. Теперь врачи скорой помощи приводили в чувство девушку, сообщившую дежурному о смерти ребёнка, да и её парню досталось немало бесконечно непереносимых, опасных минут.

И только мысль чтобы поскорее восстановить спокойствие, оградить от зла охраняемую милицией территорию и защитить горожан от посягательств на их жизнь, подгоняла профессионалов к немедленным действиям, и они, откинув в сторону страх, как вредную эмоцию, оставили при себе лишь конструктивный страх обеспечивающий самосохранение.

Сгустившиеся сумерки смазали целостность картины убийства, усложнив работу сыщикам, а точечные лучи фонариков выхватывали фрагменты разбросанных по траве внутренних органов, превращая ночь в фильм ужасов. Невиданная расправа над дитём довела людей в погонах с нормальной психикой до исступления. В голове не укладывалось варварское издевательство. Чёрная ночь скрывала следы, но упорные сыщики, ползая на коленях, искали любые зацепки.

Ей было не больше пяти лет. Смерть окутала её белым саваном, и вырваться из её костистых рук ребенку не удалось. Бог забрал душу малютки в рай, чтобы не испытывать мук. Вырезанные и разбросанные по траве женские органы вызвали стыд за существование жестокости. С проломанным сводом черепа, истерзанная девочка лежала на земле. Золотые серёжки нелепо сверкали в свете карманного фонаря, а нательный крестик в голубой подмышке тоненькой, как у воробья ручки, свисал, извиняясь, что не уберёг от смерти. Мочевой пузырь и почки имели повреждения. На теле не нашлось уцелевшего места.

Ненависть к преступнику захлестнула умы, и неуспокоенная витала в воздухе чёрного леса. Участникам следствия было нелегко смириться с правдой жизни. Добытые доказательства служили главным аргументом обвинения и стали неотъемлемой частью правосудия.

Изучив на отлично криминалистику, которой более ста лет, Потап мог достоверно установить механизм преступления, извлекая информацию с мест совершения. Собрав доказательства, криминалист оценивал ситуацию основываясь на оставленные следы, вычислял закономерность действий преступника. Приобретённый в кропотливой работе профессионализм, высокая помехоустойчивость, склонность к исследовательской деятельности и логическому мышлению, психоэмоциональная стабильность помогали эксперту в полной мере исполнять служебный долг. Он не жаловался на душевные раны и боль, умело справлялся с переживаниями, не отвлекался на жизненные мелочи благодаря способности длительное время сосредоточиваться на одном предмете.

Потап измазал брюки в скользкий чернозём, превратившийся от дождя в липкий пластилин, словно ищейка он ползал по огороженной территории и фиксировал маломальские следы. Ответственность словно гильотина зависла над его головой, ведь от качества его работы и смекалки зависел исход расследования. Потап был способный к анализу, синтезу, умело сопоставлял факты и заключал логические выводы. Главная задача эксперта-криминалиста оставалась неизменной – найти следы, доказывающие вину, с их помощью осудить и изолировать от общества опасных преступников.

Откинув сантименты, дока включился в расследование, пытался представить события той ночи, когда насильник и убийца лишил жизни ни в чём не повинное дитя, но душа не знавшая покоя воскресила из памяти воспоминания приносившие ему горечь от несовершенства жизни. Смерть была ненавистна. Чертова работа не принесёт успокоение, пока не вымрут все ублюдки. Изловить их одним махом, чтобы дети не знали слово смерть – утопия. Всякая насильственная смерть отзывалась нестерпимой болью в железном, как он думал, сердце, поднимала давление в сосудах, от чего сильно болела голова, и неделями мучила мигрень.

Количество оставленных следов на месте чудовищного убийства удовлетворило профессиональный голод Потапа, и теперь владея ключом к раскрытию убийства, виновность доказать несложно, но вычислить преступника по уликам гораздо сложнее. Нужен особый нюх или банальная удача. Дело оставалось за следователями.

Больше всего эксперт ненавидел корыстных ментов, тех, которые не спешили выполнять служебный долг. Дела оставались не раскрытыми чаще из-за беспечности и профнепригодности нерадивых элементов в структуре правоохранительных органов. Потап сожалел, что от него на этапе следствия ничего не зависело.

Намерения насильника не укладывались в общее понятие об убийстве. Ничто не указывало на конкретное лицо, кроме того, что убийство совершил мужчина, из-за наличия спермы на одежде ребёнка. Эксперт предварительно установил, скрывал ли злодей следы, как совершил преступление и, анализируя полную картину, сделал выводы о спонтанности убийства, яростного по воздействию к жертве, и предположил, что совершил его человек с отклонением в психике или настоящий маньяк.

Исследования близились к концу, Потап наклонился над ребёнком, повернул кверху крохотный кулачок и увидел в нём зажатый предмет из чёрной пластмассы. Аккуратно разжав пальцы и изъяв улику, знаток посветил на нее фонариком и установил, что предмет с одной стороны был испачкан клеем. Изучив внимательно форму и обнюхав вещь, криминалист, ковыряясь в памяти, сопоставлял находку с другими похожими деталями и, не выяснив её происхождения, упаковал в специальный пакет. Вопрос без ответа завис до решения мозгом заковыристой задачи. Уж такой у старшего лейтенанта был склад ума от рождения.

Желание выкурить папиросу приходило к нему в момент сильных переживаний и осмыслений. Поднявшись с колен, копатель глянул на мрачное небо, вынул из кармана пачку «Беломора» с надорванным уголком, ударил ею о ладонь, и вытянул за краешек папиросу, и, размяв пальцами табак, сдул прилипшие частицы, примял с двух сторон и всунул в пухлые губы, зажав между ровными с желтизной от постоянного курения зубами. Обдумывая принадлежность найденной улики, он, чиркнул спичкой о серу, прикурил, втянул дым в лёгкие, утолив никотиновую жажду. Выпустив дым, он словно освободился от горечи утраты, теперь ничто не мешало активной работе мозга, и профи вернулся к размышлениям о вещице, мысленно сопоставляя её с похожими предметами, задаваясь вопросом, откуда взялся кусок пластмассы в руках у ребёнка. Изрядно подымив, он так и не приблизился к ответу, с последней затяжкой заядлый курильщик отложил размышления на потом. Он последний раз взглянул на труп, горечь снова обожгла язык, к горлу подкатился ком от осознания, что глумливая смерть забрала дитя, и он безудержно закашлялся. Словно извиняясь, Потап отошёл подальше от убитой. Глядя на хрупкое тельце, ему захотелось все бросить и убежать домой, обнять дочь и не отпускать, лечь у ног словно сторожевой пёс и охранять. И, пока он на службе, нет гарантий, что дочь подросток, рождение которой с нетерпением ждал, находится в безопасности. Его ограничения на прогулки по улицам родного города не могли защитить от смерти свободолюбивую девочку, потому что для преступления нет преград. Он был уверен кто, если не он, с его опытом работы, будет стоять на страже закона, исполнять долг перед Отечеством в ущерб своему здоровью. Это его осмысленный выбор. Он рассуждал о том, как жесток и не совершенен мир. Сколько должно пройти лет, чтобы люди превратились в гуманных существ? Воины, голод, стремление к власти, жажда наживы – порождали, и будут порождать зло. Лучшие умы безрезультатно бились в поиске пилюли от зла, и ещё вечность её не найдут. Такова человеческая природа.

Ярый противник беглых осмотров Потап приложил максимум усилий к поиску улик, опасаясь, что ненайденные вещественные доказательства могут не попасть в поле зрения следствия, уверенный, что время затраченное на осмотр места окупится с торицей. Ни стихия, ни предвиденные обстоятельства не свернули бы его с праведного пути. Ползая, он скрупулёзно прочёсывал руками как граблями высокую траву, сыщик с педантичностью ювелирно упаковывал в стерильные пакеты найденные волосы, кусочки ткани, биологические жидкости, зная, что ошибки и небрежное отношение к доказательствам отправят следствие по ложному пути. Он не отвлекался на разговоры, боялся упустить важные вещи. Соратники, привыкшие к его манере работать в тишине, не цеплялись с вопросами. Потап понимал как никто из присутствующих важность улик, что криминалистика молодая наука, которая постоянно совершенствуется, и появляются новые методики исследований и возможность определить виновного спустя годы. Убийца обязательно предстанет перед законом за совершенное злодеяние, в этом он был уверен.

Каждый раз наблюдательный аналитик, благодаря особому складу ума, погружаясь вглубь проблем, рассматривал мотив, посыл, обобщал полученный опыт. В поиске доказательств опирался на собственные ощущения, выстраивал из фрагментов картину преступления, представлял её обзорной. Опытная ищейка крайне редко ошибался и до тошноты боялся поспешных выводов. Сильный логик желал услышать от оппонентов неразрывную цепь суждений, пошаговый ход доказательств, без потерь важного звена. Он тщательно взвешивал и с трудом принимал слабые доказательства, терял уравновешенность, если обнаруживал недостающее звено в цепи рассуждений. Недоверие позволяло быть лучшим экспертом.

Пока он изучал место преступления, следователь доложил имя пострадавшей. Ею была пятилетняя Ирина Красикова. Установили личность быстро, проверив списки пропавших за последнее время детей. Данные о похищенном у девочки имуществе, помогли бы при раскрытии мотива убийства, но, к огромному сожалению, похищенных вещей не оказалось.

Установленное судмедэкспертом время смерти ребёнка могло облегчить поиск свидетелей, но их так и не нашли. Снова ночь он провёл на улице под дождём, ползая в грязи ради идеи наказать преступника. Бессонные ночи вошли в привычку. По пути к дому он взирал на окна, их чёрные глазницы напоминали о смерти и он снова погружался в мысли о деталях преступления. Сейчас он пару часов покемарит и вернётся в свой родимый кабинет для восстановления справедливости.

Дело оказалось трудным и запутанным, не поддавалось никакой логике.

У эксперта были надежные однодумы. Судебный медик, уважаемый друг Потапа, приложил немало усилий, поддержав его в разработке методики по расследованию убийств с особой жестокостью. Их решение привлекать к таким делам врача психиатрической лечебницы было обоюдным, что помогало составлять психологический портрет хищника и быстрее выявлять психопатов.

Потап проработал более десятка лет в родном городе, приобрел огромный опыт, который позволял вести значимые дела, участвовать при допросах, выдвигать версии. К нему прислушивались, его уважали и даже побаивались. Единственный незаменимый криминалист по уши загруженный работой часто просил начальство дать ему помощника. Нехватка времени выбивала его из жизненной колеи, даже в случае ухода в очередной отпуск работа накапливалась, и разгребать её приходилось самому. Никто не мог выполнить за него работу, требовались специальные знания и опыт.

Убийство расследовали по многим направлениям. В подозреваемых числилось пару десятков лиц, опрашивали соседей, знакомых и родственников. По мнению честного детектива, истинность преступления должна быть признана, когда доказана полностью. Презумпцию невиновности никто не отменял. Без доказательств обвиняемый не должен считаться виновным. Обязательно надо использовать не только судебные ритуальные формы, но и человеческий разум, а также изъятые при задержании вещественные доказательства: предметы, следы, микроследы, жидкости, орудие. Требовалось исключить самооговор и ошибку следствия. Вещдоки он сверял по правилам криминалистики, и только установив мотив, мог доказать виновность.

Потап вне работы часто думал о мелких подробностях нераскрытых дел. Его восприимчивый мозг трудно избавлялся от аналитических мыслей о недостающих деталях, которые помогали раскрыть спрятанную суть преступления. Мысль как заезженная пластинка, застряв на щербине, надоедливо прокручивала въевшийся эпизод, и мозг освобождался от нее, только когда выпавшее звено в цепочке следствия подкреплялось неопровержимыми доказательствами.

Рассуждения о куске пластмассы взятом из руки малышки возвращались к неутомимому мыслителю с завидным постоянством, и будут в его голове до тех пор, пока он не решит уравнение с двумя неизвестными членами.

Потап придерживался одной из теорий с первых шагов в сыске и считал, что преступление знатного человека гораздо опаснее того, которое совершил простолюдин, потому что одно и то же наказание воспринимается по-разному. Бесчестье не напугает человека с репутацией идиота, так же как штрафом не запугать богача.

 

Глава II

Сад

Пробасил звонок возвестивший о школьной переменке, учащиеся раскатились по двору как сентябрьские арбузы с грузовика тормознувшего на светофоре. Словно гомон чаек на рыбьем пиру шумело многоголосое царство, щебет девчонок выбивался из общей песни, каждая старалась перекричать всех и вся. Гул заполонил все дворовое пространство, и как щупальца спрута распластался за её пределами. Мальчишки гоняли мяч, дрались, состязаясь в борьбе, девочки прыгали на скакалке и на резинке, играли в классики, оттачивая мастерство, заигрывали с мальчишками и визжали, когда те дёргали за косы. Счастливая детвора носилась до седьмого пота, успевая в короткий срок победить видимых и невидимых врагов, посплетничать, перекусить и доучить урок. Учебный год только начался. Дети обменивались впечатлениями от каникул.

Удушающее лето слало приветы сентябрю тёплыми деньками. Солнце цеплялось лучами за кудрявые облака, сбившиеся в стаю. После захода солнца с каждым прожитым днем все явственнее ощущалась осень прохладными ночами.

Несколько школьниц в коротких платьях с белоснежными кружевными воротниками и накрахмаленных фартуках, с пышными бантами в волосах, отбиваясь от назойливых мальчишек, убежали подальше от порога школы. Они спешили уединиться от любопытных глаз шумного стоголосого царства во фруктовом саду. Перебивая друг друга, они тараторили, смеялись над неказистыми мальчишками, не заметив, как нестройная тропинка привела их к высокому плотному деревянному забору. Чтобы попасть в сад через калитку, осталось пройти полсотни шагов. Переменка, длиннее прочих на четверть часа, предназначалась для обеда. Дружно игнорируя школьную столовую, они прихватили бутерброды и охотно лакомились на свежем воздухе.

Школьный сад как наглядное пособие демонстрировал людям искушённым природой своё великолепие. Сад во все времена года выглядел потрясающе красивым. Его любили все от мала до велика, в нём скучали одинокие, им любовались, его рисовали, за ним ухаживали школьники на уроках труда. Словно живое существо, сад алчно впитывал увесистыми ветками движение жизни, добывал крепкими корнями информацию бытия, ежегодно плодил фрукты и бахвалился щедрыми дарами, заманивал в гости сластён. Жизнь уцелевшего после войны сада текла по строгим законам смены сезонов, только природе было подвластно менять их очередность. Сад многое повидал на своём жизненном пути, поэтому он угрюмо молчал о происходящих событиях, а люди не боги, они могли стереть память древ, только вырубив свидетеля истории под корень.

По красоте сад зимний не уступал саду весеннему. Его могучие корни дремали под снежным одеялом, а серебристая мантия охраняла от холода ежегодный прирост. В лютую стужу деревья надевали на остов махровую шапку, а ледяной дождь в наказание за излишнюю наготу заковывал деревья в панцирь. Прогибаясь под тяжестью прозрачного платья, деревья не утрачивали изящества линий. В ясные солнечные дни сад облачался в алмазное колье, сверкая бриллиантами, он представлял себя непревзойдённой по красоте Снежной Королевой на бале невест.

С приходом весны сад вспыхивал неуёмной страстью к жизни, возрождался после зимней спячки. Насыщаясь влагой из недр матушки земли, сад набухал почками, взрывался фейерверком бутонов, и сладострастно благоухал миндальным ароматом лепестков. Утопая в нежно-розовом цвете, проказник намеренно источал многообразие запахов, завлекая в свои сети насекомых. Обескураженные душистостью цветов пчелы хором жужжали, радостно купаясь в их чреве. Неутомимые шмели, наслаждаясь карамельной сладостью пыльцы, превращали сад в живое существо. Сад, соревнуясь с детворой шумел, кто кого перекричит. Влюблённые целовались под сенью сирени, слушая пение соловьев. Старые деревья шершавой корой впитывали энергию любви и безмолвно хранили память о первом поцелуе долгую древесную жизнь. Акации, прописавшиеся на жительство в саду, отвоёвывали пространство сообразно иерархии, хотя на первый взгляд мирно сосуществовали с фруктовыми деревьями. Неистово цветущий и волнующе-сексуальный весенний сад жаждал плодоношения. После зимы в нём просыпалась кипучая энергия, безумная сила и могущество.

К лету пресытившись солнцем, дождями и ветром сад наслаждался спокойствием, радовал пришедших в него первыми плодами. Детвора слеталась со всей округи, залезала на ветки и уплетала за обе щёки с дивным вкусом шелковицу, перепачкав одежду, руки и рот в чернильный цвет. К середине лета поспевали сладкие как мёд абрикосы, сахарные белые сливы и крупная радужная черешня.

Осенью райский сад искушал янтарными яблоками, которые к концу осени дозревали до рубинового цвета. Заманивал вернувшихся с каникул школьников спелыми грушами, стоило лишь поднять их с земли, чтобы насладиться вкусом дюшеса. На переменках детвора набивала полную пазуху яблок, а затем на уроках хрустели неутомимые челюсти. Учителя сквозь пальцы смотрели на жующую детвору, они видели в этом только пользу.

Ближе к зиме сад желтел и краснел, торопливо менял яркую одежду на драное платье Золушки. Скоротечно лысея, он обнажался, открывая взору хитросплетения ветвей, беспробудно засыпал под цветастым шелестящим пледом. Смерть его была упоительно изящной. Глубоко проросшие корни сохраняли ему жизнь до следующего возрождения, чтобы весной вспыхнуть яркими красками.

Девочки приблизились к саду, ускорили шаг, чтобы набрать яблок. Рыжеволосая бестия с озорными рыжими конопатками рассказывала длинноногой смуглянке:

– Я вчера смотрела по телевизору передачу, в которой показывали, как сделать ежа из яблока. Очень интересно. Я хочу его сделать.

– И я смотрела передачу, и мне понравился ёж. Давай вдвоём сделаем.

– Я даже перо для чернильной ручки принесла, чтобы вырезать иголки.

– А у меня нет телевизора, – пожаловалась пампушка.

– Давай нарвём яблок и сделаем много ежей. Это совсем просто. Я научу. Надо взять перо и обратной стороной выкрутить в яблоке дырку, вынуть вырезанную мякоть и вставить её обратной стороной в образовавшееся отверстие. Такой ёжик красивый получается, супер!

– Я тоже хочу сделать, – малышка с ровной чёлкой нетерпеливо тянула за руку худощавую с бантом на макушке, чтобы обогнать всех и поскорее набрать в саду заветных макетов для будущих ежей.

Группа дошла до середины забора, ограждающего сад. Возглавляющая процессию девочка резко остановилась, увидев в нескольких шагах бесстыдную картину. Девочка прижала ладони к лицу, в ужасе повернулась к подружкам и, тыкая пальцем, указывала на дыру в заборе от выбитой наполовину доски, там торчали мужские гениталии. Сквозь тонкие щели штакетника вырисовалась мужская фигура. Напуганные девочки судорожно зажали ладошками рты не то от страха, не то от смеха и, завизжав, побежали к школьной двери. Вдогонку они услышали вожделенный возглас. Мужскую плоть они видели впервые, и что делать с новыми познаниями не знали. Запыхавшись, растерянные остановились как вкопанные. Осознание увиденного действа парализовало детский ум. Переглядываясь, ученицы приводили в порядок мысли, пошептавшись, они вскоре отважились рассказать о случившемся учителю физкультуры, посчитав его самым подходящим защитником.

Сан Саныч нравился всем детям без исключения. Сильный и справедливый учитель внушал доверие. Только такой мужчина смог бы защитить их. Открыв дверь кабинета, дети вошли и, переминаясь с ноги на ногу, не знали с чего начать. Физрук почувствовал напряжение.

– Здравствуйте! Ну, что мои золотые, заходите? – он махнул рукой приглашая переступить порог кабинета. – Что случилось?

Весьма трудная задача озвучить и объяснить учителю то, с чем столкнулись девочки первый раз в жизни. Они не знали норма это или преступление, то, что сейчас видели за школьным забором. Каждая хотела, чтобы разговор начала ни она. Они топтались у входа, переминаясь с ноги на ногу, и почти хором ответили:

– М-м, – и хором умолкли.

– Зачем пришли? Ну, кто первый осмелится озвучить?

– Здравствуйте, Сан Саныч! – хором ответили девочки.

– Там в саду странный дядя, – осмелилась рассказать длинноногая с бантом на макушке староста, но замешкалась и от стыда потупила голову.

– Что случилось? – взволновался физрук.

– …глупости показывал, – покраснев, выкрикнула обсаженная конопушками девочка.

– Какие глупости? – физрук занервничал, почуяв неладное дело.

– Стыдно об этом вам рассказывать, – девочка с чёлкой во весь лоб прыснула от смеха, прикрыв ладонью губы.

Физрук оценил всех взглядом, насторожился, что не понимает их жалобы. На всякий случай спросил, не разыгрывают ли они его. Увидев взволнованные, покрасневшие до корней волос лица, решил пойти с ними на школьный двор, чтобы понять, в чём дело.

– Ну, пошли, братцы, покажете, что случилось и где. Все пойдёте?

– Да! – хором крикнули они.

Завернув за угол школы, девочки указали на дыру в заборе. Догадка обожгла лицо словно крапива, и он покрылся стыдливыми пятнами. Учитель запретил детишкам следовать за ним, не дав неокрепшим умам подвергнуться повторному страху, приказал девочкам ожидать его у входа и позвать на помощь второго физрука.

Не было времени разрабатывать стратегию, бравый защитник обдумал тактику на ходу. Добежав до середины забора, Сан Саныч приостановился, чтобы не спугнуть негодяя, подкрался к выщерблене и наткнулся на бесстыдно выставленный мужской половой орган. У него даже во рту пересохло от бесстыдства не прошеного гостя. Атакуя, поджарый воин почти ухватил мужика за фаллос, но тот успел ретироваться, натянул штаны и побежал вглубь сада. Учитель посмотрел в дыру, чтобы запомнить внешность, но густая листва спрятала спину, нахал бежал только пятки сверкали, изворачиваясь от веток яблонь, драпал как угорелая кошка, прогибаясь под колючками абрикоса. Серая одежда маскировала его в густых ветках деревьев, а толстые стволы прятали тщедушное тело. Он, не слыша ног, порхал по земле.

– Надо в милицию сообщить, пусть разбирается, куда определить дурака: в психушку или тюрьму, – подумал ошарашенный поведением эксгибициониста физрук.

Чтобы не потерять его из виду, Сан Саныч влетел в калитку, упуская золотое время, остановился как вкопанный болван, затих на мгновенье, чтобы определить направление убегающего нарушителя и, не обнаружив след беглеца, пригладил взъерошенный смоляной чуб, чтобы привести мысли в порядок. Скоро в глубине сада раздался треск сломанной сухой ветки. Физрук побежал в сторону шума.

Ветви стегали вспотевшее лицо мужественного охотника, сухие листья разлетались из-под белых кед, не чувствуя боли он слышал гулкий стук здорового сердца, раздвигая ветви руками, он чётко понимал, что теряет из виду шустрого парня. Сад словно ополчился против физрука, укрыв беглеца ветвями. Торчащий корень старой яблони подставил подножку, учитель распластался, содрав до крови кожу на плече о корявый ствол. Физрук чертыхнулся, стыдливо оглянулся, нет ли поблизости детей, вскочил на ноги и вдруг, сад расступился, Сан Саныч ухватил боковым зрением щуплую спину в ветровке. Враг улепетывал, перемахнув высокий забор, был таков.

По другую сторону забора физруку открылся мирно живущий перекрёсток, по тротуарам гуляли люди, машины спешили проехать на зелёный свет. Сан Саныч метался от одного прохожего к другому с вопросом, куда делся мужчина, в лёгкой куртке серого цвета прыгнувший через забор. В ответ пожимали плечами, не понимая, о ком идёт речь. Мерзавец растворился в пространстве.

Удручённый физрук оббегал близлежащие дворы и улицы и вернулся в школу, чтобы по-отечески успокоить девочек, предупредить об опасности, запретить посещать сад без взрослых. К концу подходил последний урок. Сан Саныч позвонил в милицию и сообщил о чрезвычайном происшествии.

Для милиции полученные данные в свете прошлых событий не были пустой болтовней. Люди по-прежнему боялись за детей и не отпускали их без присмотра на улицу. Милиция подробно опросила школьников и учителей, старясь выяснить как можно больше о нарушителе спокойствия.

* * *

Ночь – время его охоты за яркой вспышкой сексуального удовольствия. Неконтролируемые желания изменили его привычки. Чёрные ночи наскучили, антенщик мечтал видеть лица своих жертв. Похоть довлела над сознанием и, самоутвердившись, сильнейший самец вожделел признания, ему надоело быть в тени. Напуганные женщины удовлетворяли эго. Минуты скоротечного счастья наполняли смыслом его трудную и одновременно скучную жизнь. Мысль заменить мгновение чистого удовлетворения банальным грязным сексом не казалась удачной.

Эксгибиционист отслеживал жертву, его похотливые мысли были только о ней. Стоило женщине взглянуть на его крепкий обнажённый детородный орган и отреагировать страхом, как его душа возносилась от удовольствия. С каждой удачной охотой его уверенность в том, какой он сильный и значимый самец, крепла. В погоне за усладой половозрелый юнец часами выжидал вожделенного момента.

Не владея определённым понятием о законности своего пристрастия, он обнажался перед слабым полом, испытывая яркие ощущения, блаженствуя, он доли секунд пребывал в нирване, а затем освобождался от сладострастного напряжения эякуляцией. Ему в голову не приходило, что он творит противоправные непристойные вещи.

Бывало, что за испытанное удовольствие, непугливая женская особь грозилась оторвать ему хозяйство – это было самое большое наказание за всю историю похождений. Вылазки заканчивались максимальным удовлетворением, жертва с криком убегала, он ублажённый с чувством собственной значимости шёл спать.

Будучи ребёнком, бегая в сад, чтобы насытиться сладкими фруктами, пострелёнок изучил каждый кустистый закоулок. Сад открыл ему путь к невиданному ранее наслаждению, такому же сладкому, как и его плоды. Очередная охота в осеннем саду на девочек оказалась неудачной. Впервые его преследовали.

Краем уха уловив лёгкое движение, он глянул в щель и отскочил в сторону от крупной волосатой руки покусившейся на его оголённую плоть. Узрев опасность от крепкого мужика с накачанными мышцами, голый мужик в одно мгновение натянул штаны, и от страха перед расправой, кинулся бежать во все лопатки.

Трус по натуре, пережив опасность каждой клеткой, вдруг осознал, что сотворил нечто мерзкое, не укладывающееся в общее понятие поведения людей. В сердце разросся страх перед самцами, которые начнут на него охоту и ему не поздоровиться. Слабаки не такие превзойдённые мастера эрекции как он, могут и убить.

– И вот, на тебе, облом! – он отчаялся.

Сердце бешено колотилось. Его задушил адреналин из-за опасения быть пойманным. До сих пор ему удавалось прятать свое неказистое лицо за плотным забором, в крайнем случае, изучив пути отхода, тонкогубый шпион виртуозно маскировался в кустах. Ночь была его охранником. Ужас перед расправой, как цепями сковал тело. Ноги не слушаясь, передвигались с диким усилием, ему казалось, что он, как в замедленном кадре, стоит на месте.

Хорошо тренированный физрук гнался по пятам. Спасительные минуты привели его в укрытие, которое никто не найдёт. Прибежище выблядок присмотрел заранее, чтобы в случае опасности было куда исчезнуть. Заячья натура знала тропы из любой засады. Бег стимулировал мыслительные процессы. Сматываясь, напуганный лось не разбирал препятствий. Молодость, гибкость и время были на его стороне. Помутившийся от вожделения разум допустил оплошность, не просчитав, что дневное время для необычного пристрастия опасно. Жажда сексуального удовольствия правила его сознанием, похотливый юнец злился, что не мог контролировать и сдерживать эмоции, не представлял жизнь без наслаждения. Женщины, страшащиеся обнажённой плоти, были его слабостью, через них щенок самоутверждался.

– Днём стрёмно ловить кайф в школьном саду. Зачем пошёл? – стучался вопрос в его пустой голове. – Столько мест вокруг, зачем глупо светиться? Больше не пойду.

Он пересёк большую часть сада, обернулся и заметил, как экс баскетболист упал, увеличив его шанс на спасение.

– Проклятые девки! Это они виноваты. Противные ябеды натравили учителя на меня. Оторвать бы им косы… – с ненавистью в сердце нёсся без оглядки злобный мститель.

С лёгкостью акробата перескочив через забор, обманщик нагнулся, имитируя завязывание шнурка на пыльных кедах, снял куртку, оставшись в белой с грязным воротником рубашке, вынув из кармана кепку, натянул на лоб, и быстрым шагом перешёл проезжую часть. Не суетясь, умелый маскировщик затесался среди людей на оживленном тротуаре, не привлекая к себе особого внимания, невидимкой проскользнул в подвальное окно многоэтажки, прикрыв изнутри приготовленным деревянным щитом. Опасность миновала.

Опираясь ладонями о колени, каналья восстанавливал сбившееся дыхание, искривлённый нос сморщился в гармошку. От интенсивного бега в пересохшем рту язык приклеился к нёбу, лёгкие ходили ходуном, сердце стучало в висках. Сглотнув, кривозубый беглец ощутил шершавое горло. Утихомиривая растрёпанное сердце, скакун задержал дыхание, как загнанный зверь прислушался к шороху, а затем медленно выдохнул. Страх не отпускал парализованные мысли, лубочный не знал, что ему дальше, предпринять. Безысходность пугала, на время выбив его из колеи привычной жизни.

Притаившись, как мышь, гунявый тип долго возвращался к действительности, ругая себя за искушение к невинным школьницам. Каждый раз бесстыдный фантазёр запрещал себе думать о маленьких девочках, и последняя выходка чуть не стоила ему обличения. Желание привлечь внимание юных нимф появилось после того, как на пути встретилась девочка мечта, и жажда выставить себя сильным самцом удвоилась.

Посетив в очередной раз богатый урожаем школьный сад, сластолюбец в момент настигшего искушения напрочь позабыл о запрете. Его животный инстинкт, как голодный волк, жаждал насыщения свежей кровью и признания сильнейшим среди соперников.

Отдышавшись в глубине обветшалого подвала, вымотанное до предела животное упало без сил на заготовленное им для ночлежек старое одеяло, уснув до утра. Пока не стихнут волнения в школе, он не покинет убежища. Сластолюбец часто оставался в сырой конуре, особенно когда в доме матери его ожидал скандал.

 

Глава III

Смерть им

Небо обложили чёрные тучи. Ветер гнал пожухлые листья и закручивал в смерч. Нордический вихрь подхватил чёрный плащ, судорожно вытряхнул из него Бориса. Сопротивляться было бессмысленно, крепкий малый с трудом удерживался на земле, осознавая, что как только ноги оторвутся от твердыни, ураган могучим порывом поднимет его ввысь. Предчувствие не обмануло.

Крутящийся серый гигант, извиваясь змей, обрушился хищным объятием, поднял его словно пушинку на тысячи миль над землёй. От невообразимой высоты закружилась голова. Вынырнув из чёрных туч, минуя густой и мокрый туман, его взору открылся вселенский простор. Белоснежные горы с тёмной бездной предгорий, в которых клокотал раскатистый гром, захватывали дух, сердце бешено колотилось при мысли о смертельном мощном разряде ослепительной молнии. Пряча голову под рукой, как гусь в ненастье под крылом, его шея с каждым ударом грома втягивалась в плечи.

Осмелев, он вкушал масштабность бушевавшей стихии, блуждая пёрышком по небесам. Грёзы детства парить над облаками, зелёными равнинами и цветущими лугами была не сопоставима той картине, которая предстала пред ним, и крайне отличалось от мечты. Искрящие молнии под ногами, бескрайний синий простор, белоснежные горы под жгучим солнцем явились ему фантастическим зрелищем. Головокружительный смерч нёс его над искрящимся от жаркого солнца взгорьем и выронил в тёмную пропасть, когда ослабла железная хватка. Он стремительно падал, цепляясь за облачный кисель и, когда в опасной близости прогремел стоголосый гром, оглох как при взлёте самолёта. Барабанные перепонки как гитарные струны вмиг завибрировали и чуть не лопнули. Десятки раз смерч жонглировал его телом, держа крепким объятием, поднимал на белоснежные вершины и ронял в бездонную пучину. Последний раз, миновав грязно-молочный пудинг облаков, он все ж упал на землю.

Солнце осталось в плену туч. Когда он очнулся, то увидел в облаках циничный оскал, на судорожном лице начертались зловещие брови, означились молнии в искажённых глазах, во рту зубастого дьявола клокотали яркие вспышки, разросшийся до краёв туч лик насмехался громовым раскатом над человеческой слабостью и ничтожностью. Неожиданная встреча с сатаной повергла Бориса в шок, он почувствовал себя песчинкой во Вселенной. Тело неприятно покрылось гусиной кожей от мурашек, волосы шевелились от издевательского смеха, вражий лик пугал, навсегда похоронив в нём бесстрашие. Седьмое чувство подсказало, что чудовище жаждет смерти. Догадка окатила спину холодом.

– Это сама смерть пришла и издевается, – размышлял он на последнем издыхании.

Он смотрел смерти в лицо и осознал, что она зубатая выглядит именно так, и не иначе. Борис зажмурился, прогоняя навязчивый образ, заткнул пальцами уши, чтобы не слышать разбушевавшуюся тварь. Взмокший от страха, он открыл глаза и увидел до боли знакомые алые плафоны люстры и безобразную бородавчатую сыпь на потолке, как напоминание о наводнении с верхнего этажа.

Борис откинул одеяло, подхватился, чтобы отключить пронзительный звонок, который сам заглох на последней ноте. Взволнованное дыхание восстановилось, хозяин закопчённого чайника сунул его по наитию на замызганную плиту в закутке комнаты. Он жил в общежитии, и старушка плита спасала яичницей от голодной смерти после ночного дежурства, но чаще служила для обогрева в зимний сезон. Посвятив жизнь работе, холостяк не заметил, как втянулся в непосильный ритм, поэтому на приготовление еды времени было в обрез.

Раздосадованный кошмарным сном «Пинкертон» выглядел неважно и, прикурив от зажжённой спички, сел, оперев голову о ладонь. Бессонные ночи давали знать тёмными кругами под глазами на молодом лице. Раздумья об изувеченном трупе девочки являлись к нему ядовитыми снами, укоряя следователя в неопытности. Спать спокойно, пока преступник не пойман, не дозволено. Искушённый трудным уголовным делом, Борис размышлял о вечном, о грехе и возмездии, не усмотрев, как набросал в гранёный стакан с чаем полдюжины ложек сахара. Вкус чая походил на варенье. Подсластив настроение, бодрый сыщик собрался на работу, и выскочил из спартанского неуютного жилища, рассчитывая за полчаса добраться пешком. Дождь не прекращался всю ночь, и когда он, перескакивая через ступеньку, выбежал из подъезда, на него обрушился стеной ливень. В непромокаемом плаще ему любые преграды были нипочем, а вот мент с зонтиком казался Борису посмешищем. Нескончаемый водный поток превращал лужи в озера, Борис ловко перепрыгивал с одного островка суши на другой, и подгоняемый ненастьем, добрался на службу быстрее обычного.

Борька с детства грезил машинками, конфетами, кино, мультиками и футболом. Детские мечты младшего лейтенанта Бориса Кабанова пропали, когда его взяли на работу оперуполномоченным уголовного розыска в районный отдел милиции сразу после армии. Багаж знаний пограничника помог коренастому всегда аккуратно выстриженному брюнету с зелёными глазами сканировать пронизывающим взглядом людей как рентгеном. Его жизнеутверждающая казацкая кровь наделяла его силой и необыкновенной гибкостью ума. Благодаря пропорциональной фигуре с длинными ногами его рост казался выше среднего. Нагайку бы ему в руки и курчавый чуб из-под картуза и казак в точности походил бы на киношного борца за правду.

Бесстрашие воспитали дворовые сражения, а чувство справедливости было у него в крови. Играя с ровесниками в детективов, мальчишка так увлекался, что не замечал времени до темноты. Врождённая интуиция подсказывала ему, где прятались надуманные враги. Фильмы и книги о сыщиках взрастили дедуктивное мышление, логика и любознательность достались ему с генами от прадедов. Сыскарь по природе безошибочно предугадывал развитие событий в очередном детективном романе и определял злодея с первой главы. Изощрённость преступных мыслей шокировала, и честный юноша не переставал удивляться многообразию злых умыслов и, взрослея, все меньше доверял окружающим людям. Умница решил, что когда станет хитрее и сильнее жестоких людей, то очистит мир от недобрых и алчных особей. Осознанный выбор профессии был для него очевиден.

С момента обнаружения трупа с признаками насильственной смерти, исполнительный Борис выдвинул, как его учили в школе милиции, две версии: убийство и казус, исключив как очевидное самоубийство и естественную смерть. Следователь наметил пути поиска. Аномальное поведение убийцы ещё не доказывало, что перед сыщиком предстанет психически неуравновешенный тип. Нельзя было исключить вероятность маскировки убийцы под маньяка.

Личность девочки установили без особого труда, но обстоятельства убийства остались нераскрыты. Дело о предполагаемом маньяке не выходило из головы и, потратив бессчётное количество сил и времени, добывая любые пригодные сведения, пытливый мозг впадал в отчаяние.

Небольшой опыт работы в органах милиции мог закончиться для Бориса сразу после выезда на место убийства ребёнка, из-за неподвластного желания немедленно сбежать от вида кровавой расправы над невинной жертвой.

Не примиряясь с человеческой жестокостью, малоопытный младший лейтенант с трудом пересилил страх. Его рвало четверть часа, пока не пошла желчь. Казалось, что скоро хлынет горлом кровь и желудок вылезет наружу. Сердобольный по натуре, он не одолел точившую душу жалость и неуправляемую ненависть. Только когда ожесточение к мерзкому злодею, совершившему насилие, ушло на второй план, он, превозмогая тошноту, приступил к обязанностям следователя, и поклялся, что не уйдет из рядов милиции, пока из-под земли не выкопает урода надругавшегося над малюткой.

Борис твердо знал, что раскрыть убийство без проведения качественной оперативной работы крайне трудно, и что нельзя строить обвинение на слухах и анонимках. Не щадя сил и времени, он провёл немыслимое количество опросов, допрашивал подозреваемых, но виновного найти не удалось. Расследование затянулось.

Он как следователь ставил перед Потапом много лишних задач и вопросов и считал лучше больше, чем меньше. Ведь это на нём лежала ответственность за вопрос, как же произошло убийство? Сколько человек причастно к насилию?

В городе схожих преступлений не было, но на всякий случай, милиционер подал запрос в главк.

Борис обладал рациональным мышлением и хорошо ориентировался в окружающей действительности, трезво оценивал обстановку. Даже недавнее зверское преступление, не казалась иллюзорным, в его представлении картина убийства была слишком реальной и преступник настоящий.

Следователь, не видевший перспективы в любом действии, без сожаления избавлялся от того, что нельзя применить на практике, если не имел достаточных аргументов в конечной пользе.

К концу третьей недели расследование угасло. Оно не остановилось, просто зашло в тупик. По базе данных преступника не выявили. Рутинная работа по опросу свидетелей не дала результата. Никто ничего не видел. В милиции по утрам чувствовалось неистовое движение. Но, лишь только желание арестовать маньяка-педофила, наводившего ужас на город, не продвигало следствие.

Месяц дознаний и проверок по капле заполняли пробелы дела о маньяке найденными следами, осталась самая малость нащупать тонкую нить, чтобы потянув за конец распутать клубок и выйти на преступника. Нашлись свидетели видевшие малышку рядом с невысоким, похожим на подростка мужчиной. Но описанная внешность была настолько обычной и непримечательной, что нить снова оборвалась.

Милиция не то место, где вещают хорошие новости, в ней чаще озвучивают крик о помощи. Озлобленные жестоким преступлением горожане ежедневно доносили о нарушителях, но ни одной зацепки по убийству у детектива не нашлось. После появления маньяка люди звонили по любому поводу, особенно активными были женщины, которые сообщали о подозрительных мужчинах и их странном поведении. Любая информация требовала проверки, отнимая драгоценное время у сыщиков. Милиция не прекращая следствие, работала в авральном режиме по поиску особо опасного преступника.

Горожане обсуждали горячую тему на каждом углу, только ленивый не говорил о маньяке, ведь злодей орудовал на их территории, и вместе с жизнью малютки лишил покоя каждый дом. О нём придумали баек ни на один детектив. Недоверие к милиции росло в геометрической прогрессии, а страх превратил людей в неуправляемое стадо. Опасаясь за жизнь родных, они могли без суда и следствия убить на месте любого мало-мальски похожего на преступника.

К открытию магазина у входа толпился изголодавшийся по информации и продовольствию народ. Первыми в очереди привычно стояли старушки жаждущие ухватить лучший кусок, а вечно работающие граждане довольствовались в конце дня остатками. Мясо в магазине было страшным дефицитом и разбиралось за несколько часов, а кто не успел, тот опоздал. Продавцы активно работали пару часов в день, пока очередь не сметет с прилавков весь товар. Объедки скудного завоза сиротливо дожидались до закрытия магазина уставшего работягу. Все остальное время продавцы начищали пустые прилавки к следующему утру и ленно слонялись из угла в угол, продавая с витрин обглоданные кости, годные разве что только для собак.

Постыдный ассортимент мяса и мясных изделий был как само собой разумеющийся факт. Голодные прилавки крепко вошли в привычку горожан, и никто не обсуждал преступную халатность поставщиков. Чтобы хорошо жить, нужно было заиметь блат. Работающим допоздна оставался единственный выход поддерживать добрые отношения с соседкой пенсионеркой, которая обеспечит вожделенным продуктом. Но если ты оказался счастливчиком и у тебя появился блат, то холодильник забивался богатым ассортиментом продуктов, который не попадал на прилавки магазинов и продавался из-под полы. Пенсионерка же, выстояв огромную очередь, могла обеспечить по дружбе хорошим куском свинины к ужину. Экономическая ситуация не обсуждалась, потому что со слов средств массовой информации, которой советские граждане доверяли, что в Африке ещё хуже: «Там люди мрут с голоду, как мухи».

Где, если не в очереди, можно обсудить вопросы политики, сплетни, новости. Темы споров и обсуждений были многообразны. Все зависело от вкуса собравшихся под магазином людей.

Тему, о наказании за убийство, ставшую актуальной, к информационному завтраку горожан подала седовласая пампушка:

– Наша доблестная милиция так и не поймала этого сукиного сына, – жаловалась даме в соломенной шляпе, и, безнадёжно вздохнув, пригладила гребнем выбившиеся от ветра волосы. – Я внучку каждый день провожаю до школы и домой. Страшно жить в городе полном маньяков.

Женщина лет пятидесяти влезла в разговор.

– Какая там милиция! Они ещё долго будут искать, – окинув взглядом с высоты вышесреднего роста собравшихся у входа в магазин людей, – Шо б ему этому маньяку виселицу присудили, когда поймают, – рассчитывая на одобрение толпы.

Сгорбленная старушка в рваном переднике, люди не стеснялись ходить в магазин сразу от плиты, поправив пёстрый платок, ответила:

– Я тоже за смертную казнь. Чем меньше изуверов, тем легче нормальным людям жить. Просто кошмар, что творится в городе. Не страшно умереть, а страшно жить, когда среди бела дня нападают на детей. Куда мир катится?

У каждого было свое осознанное мнение о применении смертной казни. Одобрительный возглас слышался вдоль всей очереди, никто не желал терять детей и внуков. В конце очереди пристроился сухощавый старик, похожий на бывшего заключённого концлагеря. Зацепив ухом тему, он, покачав головой, выказал недовольство скоропалительным решениям толпы, помня времена, когда в тюрьмы бросали безвинных людей.

– С нашими легавыми смертушка над каждым может склонить косу. Придут, арестуют, и расстреляют.

Толпа как змея, повернулась головой к хвосту, чтобы утихомирить взбунтовавшийся зад. Очередь ощетинилась, расступилась, чтобы посмотреть, кто сказал о косе. Суть разговора приняла роковой оборот, каждый готовился высказать мнение о правосудии. О маньяке временно забыли, обмывая косточки милиции, которая месяц спала в шапку, и не поймала преступника.

Женщина средних лет с хвостиком на затылке схожая с серой мышью, поддержала опасение старика по вынесению судами смертного приговора.

– А не задумывались ли вы, что смертная казнь за изнасилование и истязание детей педофилами может привести к тому, что они не оставят их в живых, чтоб не было свидетелей. Для маньяка нет разницы, убить или надругаться, ведь наказание одинаковое. С введением смертной казни подонков не уменьшилось. Я их не оправдываю, сама, если не дай бог что случится с моим ребёнком, буду рвать скота в клочья, пусть потом меня посадят, зато буду знать, что мерзавец получит по заслугам. Пусть эти твари живут за деньги налогоплательщиков, чтоб у ребёнка остался шанс на спасение.

Возмущение нарастало вкупе с ненавистью.

– У меня дочь растёт. Глаз да глаз за ней нужен. Убийцы, как этот, должны отбывать заключение пожизненно, – согласилась молодая мамочка с коляской.

Мужчина с проседью в волосах, огладил аккуратную бородку, повернулся к толпе с протестом:

– Не дай бог, если пострадает ваш ребёнок, останется жив, но с психическим расстройством. Педофила посадят, но за отличное поведение выпустят досрочно! Примерьте «шкуру» потерпевших насилие! Как вам? Хорошо рассуждать, когда все в порядке! Педофилов жалко расстреливать, а детей не жаль?! Как обруганные дети будут жить, когда вступят во взрослую жизнь? Как для личности аукнется изнасилование? Будет ли ребёнок нормальным, сложится ли у него жизнь? Вопросов море, ответов нет!

Вновь испечённая пенсионерка держала пустую авоську и предосудительно мотала головой, пересчитывая деньги в поношенном кошельке, шептала под нос:

– Чтоб им неповадно было, детей и слабых обижать, нет сил видеть зло, душа разрывается. Своих я уже вырастила, а внуков ни на минуту без внимания не оставляю. Страх за детей уже хронический.

– Жёсткие меры – это хорошо, но судьи кто?! Если бы маньяки были похожи на бармалеев, тогда общество их замечало бы. А так, они непримечательны, изворотливы и осторожны. Как бы мы не пытались, как Шерлок Холмс, дедуктивно вычислить педофила и маньяка, нужны, прежде всего, неопровержимые доказательства вины. В жизни имеет быть гнилая милиция, медицина, детская опека, и недобросовестные родители. Вот, к примеру, мою семью морально уничтожило «справедливое» правосудие, мой рёбенок страдает от произвола коррумпированных сволочей. Я никогда не одобрю смертную казнь! Пусть останется хоть мизерный шанс на справедливость. Круговая порука мешает доказать невиновность, – женщина в неказистом потрепанном спортивном костюме нервничая заикалась, теребила дужку очков, прикрывающих тёмные круги под глазами.

– Смертная казнь слишком лёгкое наказание для них, нужно, чтоб они гнили до конца дней в камере с тараканами и крысами, и чувствовали, как воняет их разложившаяся душа разом с плотью, – возглавляющая очередь, взглянув на часы, выбухнула, – Десять минут ещё ждать до открытия магазина.

Женщина, обиженная несправедливостью правосудия, пользуясь паузой, свалила в кучу свои мысли и проблемы на всеобщее суждение.

– Если человека засудили – это горе. Нельзя требовать тотальной честности от других, если сам погряз во лжи.

Стражи порядка остановились у толпы разобраться в скандале. Спор практически не носил социального вреда и, решив, блеснуть знаниями в юриспруденции, вступили в разговор, напутствуя заблудших. Мирная, но все же, коварная тема смертной казни была в их руках инструментом мести за совершенные преступления, не более. Очередь притихла, слушая, что скажут представители власти:

– Смертный приговор исполняют не сразу. Лет пять проходит. Есть время на доследование и обжалование. Никто не хочет попасть под расстрельную статью, даже судьи нелегко идут на вынесение приговора и не раздают направо и налево смерть, – отдав честь, – Вы тут по тише ведите спор! – удалились.

– А я за смертную казнь для всяких маньяков и педофилов! Именно для этих уродов! Да! Трудно собрать доказательства насилия над ребёнком. Но если доказано – моё мнение: смерть или кастрация, плюс пожизненное заключение без права помилования. Звери в человеческом обличье людьми никогда не станут! А дети всегда были и будут доверчивыми и беззащитными.

Люди гудели как пчелы в улье. Никто никого не слушал, каждый высказывал свои мысли вслух, а молчаливые переводили взгляд от одного краснослова к другому.

– Хоть мы и земляки, но все разные. Есть у нас общая плохая черта – не умеем слушать других. Собственное мнение самое верное, а суждение других – чушь. Думаю, что каждый имеет права высказать свою точку зрения. Мы не боги и не истина последней инстанции!

– Люди стали равнодушные. Оклеветать любого можно, это же не приговор. Вину доказать нужно, причём документально. Необходимо бороться, если безвинен!

– Превратившись в бездушных истуканов, мы без внимания проходим мимо наших детей, которые возможно в опасности. Если каждый возьмёт на себя малую толику ответственности за происходящее вокруг, то неприятностей можно избежать. Именно безучастие окружающих даёт возможность маньякам нагло и безнаказанно действовать. Когда под нашим пристальным взглядом угаснет насилие над детьми, жёнами, родителями, любым человеком на улице, то и смертная казнь не нужна будет. Я понимаю, что это утопия, но если каждый вспомнит, что у него горячее, смелое, отзывчивое сердце – это пойдёт на пользу всем нам. Мы забыли, что такое совесть. Для собственного спокойствия все молчат. А подонки этим пользуются. У насильников, кстати, страх перед расправой велик. Даже самый трусливый человек бесстрашнее самого отъявленного негодяя, уж такая конституция преступника.

– Злодей не вправе отбирать и калечить детские жизни. Из-за особо сердобольных особ нет им должного наказания! Смерть! Я лично бы работал палачом на общественных началах – бесплатно. Мыло с верёвкой на свои кровные денежки купил бы! Нет! Мыло не купил бы, что бы сукам больнее было!

И он провёл рукой по горлу.

– В таком случае, чем вы добрее того, кто убил? Вы сами после расправы получите статус убийцы, и вас осудят по статье умышленное убийство с особой жестокостью. Кстати, и срок дадут повыше, чем педофилу. Бог всему судья! Не для того приходил Господь на землю, чтобы мы продолжали убивать, а для того, чтобы посеять зерно добродетели, воспитать в нас нравственные принципы по его заповедям. Убивший должен осознать вину и раскаяться. Нужно жить по совести заложенной в нас. Человечество сейчас на стадии развития. Дикий зверь должен уподобиться Богу. Чем больше посеем добра, тем значительнее урожай.

– Простите, вы меня не убедили. Поверьте, у меня было достаточно времени для того, что бы изучить Библию Ветхий завет. Но я не могу подставлять одну щёку, а затем и другую!

– Читал в одном криминальном журнале, что заключённые не прощают убийц детей. Смертная казнь для них – дар божий! После недельного заключения они кончают жизнь самоубийством, – чиркнув спичкой, моложавый джигит прикурил.

– Публичную смертную казнь им и желательно болезненную. Кислотой вытравить их, которая гораздо эффективней пули! – перекрикивала остальных божий одуванчик, тоненькая как стебель с пухом на голове.

– Главное, чтобы не пострадали невиновные люди, а истязателей на площади камнями закидывать. Я бы их насаживал на бамбук! – старичок оглянулся по сторонам, словно испугался сказанного.

– Сначала пусть докажут вину, не выбивая признания палками, как инквизиция в годы охоты на ведьм. Следственная и судебная системы не совершенны. Ограниченные люди, живущие только эмоциями, веря в справедливость системы и диктуя ей субъективное мнение, одобряли обвинительные бездоказательные приговоры, вынесенные в угоду массе, формируя, таким образом, судебную практику. В следующий раз на месте подсудимого может оказаться любой из вас, но толпа будет жаждать крови и бесполезно с пеной у рта доказывать невиновность, все равно никто не услышит, так как был прецедент. Судебная ошибка страшнее убийства. Вопиюще когда, в угоду общества, казнят безвинных людей, – женщина, раздавленная катком правосудия, возмущалась, пока в углах рта не появилась пена, признак обезвоживания организма.

– Добренькая нашлась! Была бы на месте родителей, которые потеряли ребёнка, по-иному бы болтала. Я знаю, какое это горе. Увидеть убитым и растерзанным – это представить страшно. Это может коснуться каждого. Задумайтесь! Наказание должно быть соразмерно преступлению. Изверги в человеческом обличье не имеют право жить.

– Да разве ж я против того, чтоб судили за убийство. Вы оглохли видать! Я против казни безвинных людей! Слышите вы, старый болван!

– Кто защищает преступников – сам преступник! – старик сунулся на даму с кулаками. – А насильники, если даже их оскоплять, найдут, как удовлетворить свою похоть, терзая наших детей иными способами.

– Я не лояльна к маньякам, – оправдывалась дама, боясь, что её без суда и следствия толпа подомнёт под себя. В нашей стране много страдает безвинных людей, они за чужие преступления отбывают наказания, а если смерть присудят? Нет человека – нет проблем. Что бы осуществить смертную казнь нужно быть твердо уверенным, что судят действительно по справедливости. У меня нет такой уверенности.

– В нашем государстве сначала могут растерзать, а потом сказать: «Ой, ошибочка вышла!»

– Можно много невинных расстрелять, прикрываясь законом.

Магазин открылся, и голодная толпа гурьбой кинулась к прилавкам. Орудуя локтями, стадо толкало передних, создавая затор. Желание обладать дефицитом стёрло грань отделяющую людей от животных. Вежливость, сострадание, интеллигентность характерные высшей форме существования вдруг отступили перед хищностью человека.

Так мы и судим.

В середине девятнадцатого века сферу применения смертной казни расширили. Применяли её даже за хозяйственные преступления. Присуждая смертную казнь, преступникам развязали руки, и они стали редко оставляли в живых жертву, их изощрённая жестокость поражала даже тех, кто сталкивался со злом ежедневно. Наша страна занимала одно из первых мест в мире по казням.

В лестнице уголовных наказаний смертная казнь являет собой пропасть, несравнимую с пожизненным сроком лишения свободы. Смертный приговор приносит страдания всем членам семьи приговорённого, и связан с мучительными этическими проблемами.

Что же такое смертная казнь? Какую цель преследует государство, не отменяя её? Какие последствия приведения её в исполнение?

Смертная казнь определяет нравственную позицию государства, раскрывает границы полномочия чиновников. А может ли их полномочие превысить нормы межчеловеческого общения? Смертная казнь, издревле варварское наказание, противоречит цивилизованному обществу.

Существование смертной казни нарушает права человека, ожесточает людей, в государстве происходит упадок нравов, порождается насилие, обесценивается человеческая жизнь.

Заповедь «не убий» – главная для людей. Уклонение от ответа на вопрос: имеет ли государство право на убийство, не человечно.

 

Глава IV

Надежда

Секундная стрелка старинных часов с резным деревянным корпусом и стеклянной дверцей приближала бабье лето, она, очередной раз, споткнувшись на цифре двенадцать, соединила воедино минутную и главную часовую стрелки завершив полуденное время, и комнату залил перезвон курантов. Благозвучие стихло с последним боем часов и следом, переливисто колокольчиком, донёсся голос матери:

– Надюшка, просыпайся! Пора вставать. Я тебе блинчиков напекла, – голос из кухни, в которой нестройный оркестр кастрюль шипел на все лады, пробудил дочь.

Растрёпанные волосы разбросались по подушке и потешно торчали в разные стороны. Приоткрыв один глаз, озорница, приподняв голову, взглянула на часы, которые достались отцу в наследство от бабушки, и пригрозила им пальцем за то, что не успела проснуться первой. В ответ массивный серебристый диск маятника, размеренно качаясь, звучно отсчитывал каждую секунду жизни. Мать сто раз бы выставила часы из комнаты, в которой спала дочь и даже без сожаления отправила бы их на помойку, чтобы махина не мешала отдыху её ненаглядному детищу, но баловница сопротивлялась материнской заботе, упрашивая оставить старинного друга на месте. Слушая мерный такт долгожителя, талантливая от рождения дочь, каждый раз сочиняла чудную музыку, мечтая накропать завитастый скрипичный ключ и пляшущие в до-миноре ноты.

Утренние догонялки с чётко настроенным механизмом, кто раньше проснется, развили внутренние часы, и разумница с невероятной лёгкостью определяла текущее время. Примечающая любую мелочь прелестница знала каждый щелчок антикварных часов, и что последует за ним. Шалунья бывало, просыпаясь раньше времени на пару тройку минут, терпеливо наблюдала за циферблатом, где на цифре семь замирала брюхатая часовая стрелка, тащилась следом статная минутная, а резвая секундная спешила всколыхнуть пространство отточенной мелодией. Когда лентяйка не желала просыпаться, упорный механизм призывал её к порядку, а соня, накрываясь подушкой, умоляла дать ей с пол часика соснуть, но бездушные часы настырно отбивали время. На седьмом ударе проказница вскакивала, кривляясь в начищенное стекло, дразнила неуправляемую конструкцию, обещая остановить время навсегда.

Многолетняя привычка старательной ученицы заставляла пробуждаться с утренним семичасовым боем, дабы не опоздать в школу, и одновременно оберегала девчушку от просыпания ночью, из-за мерного тиканья великана.

Часы пробили семь и умолкли. Сегодня ей не удалось опередить их. Рыжая кошка грациозно прыгнула на кровать, потопталась по одеялу восьмёркой и примостилась к хозяйке. Надя погладила её тёплый мех, почесала за ухом, а кошка, перебирая лапами, выказывала крайнюю степень комфорта и удовлетворения, помня как будучи котёнком, кормящимся от матери, массировала её живот, стимулируя «подачу» молока. Ей передалась вибрация от кошачьего урчания, и казалось, что они заурчали на пару. Нежась в кровати, сероглазая потянулась, встала, ленно прошлась по комнате в поиске тапок, всунула в них тонкие воробьиные ножки, застелила кровать, расправив складки, и побрела, шоркая тапками, умываться. Аккуратность дочери, заложенная с рождения, поражала даже мать, которая не заставляла её убираться. Девочка сама проявляла к домашнему хозяйству интерес, любила чистоту и порядок. Проходя мимо исшарканного дореволюционного фортепиано, Надя провела указательным пальцем по облезлым клавишам, инструмент отозвался нестройным звуком и окончательно разбудил сознание. Жеманница поморщилась, взяла пару аккордов, насладилась звучанием и бережно опустила крышку старого инструмента. Скоро, мечтала, она научится владеть им так хорошо, что все будут, открыв рты, с завистью слушать сочинённую ею музыку.

Кошка хвостиком тянулась за будущей звездой сцены, изредка задиралась лапами за острые коленки, призывно мяукала, побуждая к игре.

У девочки с рождения был отменный музыкальный слух, как у прабабки, дворянки по происхождению, и по рекомендации специалистов родители отдали её в музыкальную школу по классу скрипки. Без острого слуха учиться игре на утонченном инструменте тщетно, но обладая божиим даром, исполнитель во время игры мог развивать абсолютный слух, ведь на грифе нет поперечных планок, и музыкант улавливает ноты на слух.

Скрипка – королева оркестра, не раз говорил преподаватель Наде, и поэтому в обучении уделял внимание не только нотной грамоте, но и эстетической стороне. После очередного занятия будущая знаменитость часами у зеркала упражнялась точно держать инструмент, грациозно ставить его к подбородку, виртуозно владеть смычком, правильно опускать скрипку и укладывать. Повторными движениями неопытная скрипачка старалась достичь мастерства свободно и естественно обращаться с инструментом, как учил её педагог. Ей безумно нравился процесс подготовки к выступлению, и Надя интуитивно знала, что при чётком выполнении поставленных задач, она с первых мгновений, на этапе вступления, привлечёт благодарного слушателя артистичностью, и горделивый стан поможет ей сорвать аплодисменты. Крохотный комочек, она, сконцентрировала энергию Вселенной, развивая способность дарить миру восхитительную музыку. Знаменитые сцены мира ждал аншлаг.

К фортепиано у нее было особое пристрастие. У рабыни звуков в душе горела заветная мечта, волшебно сыграть полонез Огинского М. Уверенность маленького, но пламенного сердца в исполнении задуманного росла соразмерно знаниям.

Получив от родителей в дар скрипку, подросток летала на седьмом небе от счастья, не ведая, что больше всего привлекало её в заветном подарке: форма, цвет, сказочные завитки на грифе, струны или слетающие из-под смычка звуки. Слушая мастерскую игру учителя, рыжеволосая бестия погружалась в мир сказок завораживающих звуков. Непобедимое желание повторить превосходные моменты удачных композиций, сыгранные учителем, невольно вели к усидчивости и жажде знаний. Музыкальное образование наполнило смыслом её хрупкую жизнь, подпитывало настроение положительными эмоциями.

Натягивая школьную форму, будущая модница замурлыкала под нос разученную с вечера мелодию. Она покрутилась перед старинным зеркалом в золочёной потёртой оправе с выщерблиной с давней историей, свидетелем спиритических сеансов, предсказаний и астрологических прогнозов, и, найдя себя прехорошенькой, на миг словно заглянула в будущее, узрев стройную леди со скрипкой в руке, выступающую на большой сцене с тяжёлыми бархатными занавесями, в зале полном зрителей. Невинное дитя не ведала, что на оборотной стороне наследного мутного ока прятались силуэты королей и фигура насмехающегося дьявола. Порой Надя лицезрела зловещие тени, особенно, когда на фортепиано устанавливали зажжённые свечи.

Подчас жалобы на мечущиеся странные фигуры смешили маму и родные души, обнявшись, засыпали до утра.

Луч солнца коснулся зеркальной поверхности и на стене забегали сказочные персонажи. Надя, не мигая, вглядывалась в зеркало, проживая будущее, а видения вывели её из нирваны. Она поёжилась от увеличивающихся в размере теней, закрыла ладошками глаза. Снова с опаской взглянув на стену, разрумянившаяся страхом девочка наблюла за игрой коронованных особ, пока фантомы не рассеялись как дым. Сместившийся источник света, похоронил призраков.

На кухне скворчала еда, что-то все время падало и стучало, характерный утренний шум побудил пугливую лань наконец собраться в школу.

– М-а-а-м иду, – озираясь на зловещее зеркало, Надежда шагнула навстречу будущему, в надежду родителей на счастье.

Кошка перевернула пустое ведро, залезла внутрь, и стоило пройти мимо, как виртуозная охотница выпрыгнула из засады и обхватила лапками стройные как палочки ноги любимицы хозяйки. Коробки, тазики, полки в шкафу, подоконники служили животному и для отдыха. Особенно Манька любила старую дедушкину кроличью шапку, и прогнать её с нагретого места никому не удавалось. Отбиваясь от захватчиков лапой, кошка стоически защищала собрата по меху. Надя подняла с пола верёвку, подразнила космическое мохнатое чудище узлом на конце, кошка игриво зацепила когтем наживку, и принялась усердно грызть, пока дерзкая подружка не отобрала её. Сорванцы увлечённо носились по комнате, пока мать не окрикнула снова.

– Иду-у! Ма-мо-чка, заплети меня.

Примерную ученицу в школьном с плиссированной юбкой платье до колен украшали накрахмаленный кружевной воротничок, вязанный мамой, и аккуратные косы из жидких волосиков до плеч. При виде духмяных блинов у очаровательной прелестницы разгорелся аппетит, урчание в животе от голода, казалось, разбудит всех жильцов дома. Мама, вымыв руки, накрыла на стол, и ровно вплела наглаженные ленты в коски. Получились озорные с белыми бантами мышиные хвостики.

Ростом с Дюймовку, Надя без устали болтала недостающими до пола ногами в белоснежных гольфах, макала блины в сметану с сахаром, удовлетворенно причмокивала языком, облизывала жирные от сливочного масла пальцы, запивала еду молоком, и, прикрыв глаза, стонала от наслаждения:

– Мамуль пальчики оближешь! Вкусняшка! Обожаю твои блины. Это самая вкусная еда на всем, при всем свете.

Мама погладила по волосам родную кровинку. От умиления в серых глазах набухли слезы счастья. Здоровый, развитый ребёнок дарил ей радость. Ни что не омрачает жизнь родителей, как больной ребёнок.

Насытившись, пострелёнок привычно помчалась чмокнуть брата перед уходом в школу. Николай благосклонно подставил небритую щеку для безешки, выдав в награду лёгкий щелбан, и нежно потрепав мышиный хвостик с огромным бантом, пожелал:

– Без пятёрок домой не являйся!

Брата забрали служить в десантные войска. Ежедневные тренировки в армии, обучение правилам ближнего боя и прыжки с парашютом закалили юнца. Отправляясь на воздушно-десантную операцию Николай, как все солдаты, уверенный в собственной подготовленности, досконально соблюдал правила прыжков, действовал разумно, точно и решительно, и был уверен, что его парашют обязательно раскроется. В подвесной системе парашюта стропы разделяются на два плеча, и в момент раскрытия купола сила динамического удара, превышая полтонны на одно плечо, нередко вызывала травмы. При прыжке важнее всего правильно приземлиться: свести ступни и, не удерживаясь на них, упасть впёред. Коля пользовался правилами, и знал их как «Отче наш…»

В день учений ветер сильнее обычного не отменил прыжки с парашютом, и группа десантников села в самолёт, получив от инструктора дополнительные знания приземления при экстремальных условиях. Бесшабашный сержант с нетерпением ждал приказа прыгать, потому что каждый новый опыт давал Николаю уверенность в непобедимости.

На земле Николай мечтал о небе, грезил возвращаться к прыжкам вновь и вновь, воспевая в душе минуты наслаждения полётом и простором. Увлечённый минутным парением над землёй, мечтатель решил после армии заняться парашютным спортом.

На десятом прыжке, шагнул уверенно в открытую дверь самолёта, смелый десантник ни на миг, не усомнился в собственном превосходстве над стихией. Трудно преодолевая переход в невесомое состояние, когда неожиданно исчезла сила тяжести, и не контролировался вес тела, у него слегка сбилось дыхание. Ускоряясь, самонадеянный балбес чувствовал себя орлом, раскинув руки, как крылья, парил, не думая ни о чем. Разумный отсчёт привёл в порядок мысли и, рванув за кольцо, раскрывшийся парашют резко потянул вверх все же земное создание. Стремительно приближаясь к земле, и ощутив твердыню под ногой, и вдруг ядрёный парень совершил небольшую оплошность и неудачно приземлился. Запутавшегося в стропах краснощёкого бойца, ветер потащил как щепку. Боль лавиной захлестнула накачанное тело. Не двигаясь, несчастный лежал, пока не подоспела помощь. Из последних сил пытаясь встать, неудачник понял, что не ощущает ног. Повреждения шейных позвонков парализовали солдата. После продолжительного безрезультатного лечения искалеченного бойца отправили домой, как отработанный материал. По мнению врачей в лучшем случае его ждало инвалидное кресло. Оставалось надеяться только на Всевышнего.

После травмы Коля во снах часто бегал, тренировался, прыгал с парашютом, летал, а проснувшись, обнаруживал себя беспомощным в кровати. Инвалидная жизнь сломила, крепкий парень незаметно угасал. На этом свете его удерживали мечты помочь стареющим родителям.

Жениться на девушке, проводившей его на службу Родине, не удалось, счастье рухнуло в одночасье. Красавица, не дождавшись молодца, вышла замуж за школьного друга. Гордый сокол не обиделся на неверную половину, не должна принцесса жизнь посвятить инвалиду, нет в том её вины, так вышло. Понимая, что ей надо создать семью, растить детей, заботливый кавалер так и пребывал в чине несостоявшегося мужа, не став оплотом и опорой для любимой. Будущее представлялось призрачным, без умения передвигаться.

Отец трудился на двух работах, чтобы прокормить семью. Инвалидность сына состарила вдвое, великодушный родитель с трудом переносил тяготы судьбы. Бесконечная доброта, не являясь стержнем натуры, мешала продвигаться по карьерной лестнице. Вечно извиняющийся человек не мог быть идеологическим лидером. Считая себя полным неудачником после возвращения сына инвалидом, слабохарактерный мужичок, часто прикладываясь к стакану, снимал психологический стресс. Мать ожидала, что переживания мужа скоро закончатся, и глава семьи возьмёт себя в руки, но шли дни, недели, месяцы, а ситуация неотступно усугублялась.

И только Надя сердцем чувствовала, что у брата все будет хорошо. Душка каждый день подбадривала, обещая вдвоём покататься зимой на коньках. За свойственный оптимизм девочка купалась в любви родных. В благодарность дитятко прилежно училась и слушалась старших.

Мать, провожая в школу дочь, переживала за нее после трагедии с сыном, а в свете последних новостей о маньяке, орудующем в их городке, страх не покидал материнское сердце.

Надю ограждали от домашних дел, наслаждались её присутствием и баловали любовью, которая ещё никому не навредила. Дружелюбная дочка светилась от счастья и щедро раздаривала его другим в паре с улыбкой.

Семья жила в частном доме, который построил отец после рождения сына, чтобы не ютиться в коммуналке. Со временем дом благоустроили, маленький и уютный был кстати из-за инвалидности сына.

…Мать с дочкой вышли во двор, остановились у богатой на урожай рябины, наблюдая, как птицы снуют у оранжевых гроздей. Мысли о сыне на мгновение овладели ею. Одержимая любовью к сыну, матушка мечтала провожать его на работу, растить внуков, но беда нарушила все ожидания. Теперь сын был маленьким ребёнком в семье, прикованный к постели, парализованный, не мог обходиться без помощи родных. Везение, что жив остался. Авось Бог смилостивится, и встанет её Илья Муромец на ноги, мечтала мать, и благодарила Бога за то, что дал ей на старость лет поскрёбыша. Непоседливый котёнок, не давала скучать семье. Жизнерадостное солнышко, заглянувшее в дом, освещала трудный путь родителей.

– Нынче суровая зима будет. Вон, столько ягод созрело, – мать поправила банты и легонько шлёпнула дочь по попке, – Смотри, не балуйся на уроках.

Надя глянула вверх, подпрыгнула пару раз, чтобы достать до ветки, но усвоив урок, что пока ростом не вышла, обняла маму.

– Суровая зима – это значит холодная? А ты мне коньки белые купишь?

Бесконечные вопросы подтверждали любознательность дочери.

– Ой, Надюша, а скрипка где? – мать проворно забежала в дом, схватила инструмент и протянула дочке.

– Спасибо мамочка. Ты такая заботливая. Я тебя сильно люблю, больше всех на свете, – дочь обняла загорелую натруженную на грядках руку и поцеловала.

Туманное утро предвосхищало хмурый, но тёплый день, казалось вот-вот пойдёт дождь. Непредсказуемая погода то рассеивала, то сгущала туман, и когда мать, не напутствуя словами, провожала свою принцессу, из непроглядных туч пробился солнечный луч, проредил на мгновенье туман, поцеловал серую детскую макушку и снова спрятался в глубине облачного одеяла. Надя обернулась, махнув на прощанье рукой, послала матери воздушный поцелуй, и скрылась за поворотом. Нарисованные классики на пути в школу манили озорницу прыгать. Переполненный книгами, тетрадями и школьными принадлежностями портфель-рюкзак давил тяжестью знаний на плечи, мешая свободному движению. Егоза прошлась по квадратам, решив, что на обратном пути обязательно скинет портфель и вдоволь напрыгается. Мать вернулась в дом, когда Надя скрылась за шиповником с красными, как райские яблочки, плодами, чтобы накормить сына, нуждавшегося в её уходе. А затем её ждал трудный рабочий день.

* * *

День пролетел в хлопотах и заботах. Надина мама Ольга Степановна не заметила, как наступил конец смены. Работу в отделе технического контроля на заводе не бросишь, пока не придёт подмена. Сменщица опоздала, и пришлось на пару часов задержаться. Домой Ольга вернулась поздно и, переступив порог крикнула:

– Надюша! Ты где? Почему не встречаешь? – из дальней комнаты она услышала голос сына.

– Мам, а Нади нет.

Мать сняла обувь и с полными еды сумками прошла на кухню и выложила в холодильник еду. Прошла в детскую к сыну. Поцеловала его в макушку.

– Гуляет, пожалуй.

– Не знаю. Она со школы не приходила.

– Странно. Поищу у соседей.

Ольгу охватило волнение. Муж не мог помочь, он остался работать в ночную смену. Чувствуя вину перед сыном, что он остался один на один со своей болезнью, Оля ещё раз прислонилась к макушке и поцеловала.

– Прости. Я сейчас быстро принесу поесть.

– Ничего мамуль не волнуйся, вместе поедим. Звони соседям.

– Куда запропастилась? Сорванец. Уже все вернулись со школы, а её нет, – мать поругивала себе под нос дочь.

– Коль, я пройдусь по улице, а ты позвони тёте Даше.

Ольга вышла на улицу, покричала, затем пошла по соседним переулкам. Надя не отзывалась. Соседи выходили и отрицательно мотали головой. Никто не видел малышку. У Ольги в желудке неприятно скисло. И у тёти, и у десяток Надиных подруг её не нашли. Мать задумала наказать дочь, лишив её сеанса мультиков по воскресеньям.

К розыску подключились желающие помочь соседи. Некоторое время в доме раздавались бесполезные звонки, Коля всех благодарил за помощь. Утешительных сведений не было. Вскоре телефон умолк.

Коля почувствовал беду, и сердце неприятно затрепетало. Он очень любил сестру, маленькую козочку, которая радовала его своим присутствием. Разные мысли лезли в голову. Если бы он мог, то избегал бы каждую тропинку и нашёл бы сестру. Ночь превратилась в непреодолимое препятствие.

Подключившийся к поиску отец, через три часа понял, что своими силами не справиться и надо сообщить в милицию. Раньше с Надей такое не случалось. Лишь однажды она решила остаться на ночь у подружки, не сообщив родителям. Тогда Юрий Петрович первый раз шлепнул дочь прутиком по ягодицам. Ей даже не было больно, но от обиды она плакала полночи. После этого Надя усвоила, что домой надо приходить, а отец дал зарок больше не притрагиваться к дочери.

Коля так сильно боялся только во время первого прыжка с парашютом и теперь, когда увидел на пороге замученное волнением и безысходностью лицо матери, он запаниковал. Он ненавидел себя за то, что превратился в обузу для родителей и теперь валялся словно кукла. Родители были опорой во всем и если их не сберечь, то, как ему без них жить.

– Вот, явится домой Надька, я ей всыплю. Отругаю, на чем свет стоит, за бесшабашность.

Он так любил её, что не мог представить, как можно просыпаться по утрам без её звонкого голоса, звеневшего колокольчиком во всех углам. Наблюдая за её игрой на скрипке, он наслаждался музыкой, отвечал на тысячу вопросов, давал советы и даже сам пробовал сыграть на инструменте, но из Нади учитель был никакой.

Семья поняла, что Надя пропала. Они обзвонили морги, больницы и сообщили в милицию. В сводках о преступлениях Надя не числилась. Розыскные мероприятия отложили на утро.

Безлунная ночь отгородила дитя от мира, спрятала в чёрном саване. Медленно тянулись часы до рассвета для потерявших надежду родителей. Обещанная помощь теплила надежду на благополучный исход.

 

Глава V

Игрушка

Жизнь приграничного города скрашивалась солнечными днями чаще, нежели ненастьем. Горожане жили привычно скучно, в некоторой степени даже беспечно, не роскошествуя, праздновали знаменательные даты. В глубинке, как впрочем, везде, противоборствовали зло и добродетель. Отдалённость от столицы замедляла жизненный темп людей. Небольшая по площади административная территория избавляла жителей от рутинного передвижения, присущего мегаполисам. Отсутствие индустриального шума уносило прочь тревогу. Тишина, присущая малым городам, сдерживая скоротечность мыслей, умиротворяла сознание. Внешнее благополучие способствовало естественному приросту населения. Дети здесь рождались чаще, чем умирали старики.

Осень дефилировала по улицам города бабьим летом, нитями паутины удерживая сезонную власть. Парк «Живых и мёртвых, которым гордился город, занимал пару десятков гектар. В народе его прозвали «Мёртвым» за то, что на краю расположилось кладбище, а на центральной аллее находилось захоронение воинов Великой Отечественной войны. Мраморная стела с вечным огнём была местом преклонения подвигу людей, спасших страну от фашизма. Молодожёны традиционно возлагали цветы к месту погибших за их тихое счастье.

Центральную его часть ограждал высокий кованый забор с остроконечными пиками. В дремучем лесном массиве можно было без труда потеряться на бесконечных витиеватых тропинках путающих след. Открытые поляны с клумбами белоснежных и алых роз на ощетинившемся как ёж газоне и причудливые каменные горки перемежались непроходимыми зарослями и топкими берегами у реки. Облагороженные холмистые склоны естественно изрезанного рельефа спускались к небольшим запрудам. Река, ползущая серой змеёй под изогнутыми мостами, завораживала сверкающей зеркальной чешуёй. Солнечные кувшинки вплетались в островки белоснежных лилий и, как желтки в глазунье вкусно прикрашенные зеленью листьев, приманивали проплывающих мимо глупых уток на завтрак, завлекая к себе игривыми бликами росы. Забавные мосты под сенью высоких ив были связующим звеном божественного начала с космосом, служили местом интимного единения и любования природой, уравновешивали энергетику парка и людей. Облокотившись на резные перила, каждый индивидуум мог созерцать рукотворную красоту, под шелест листвы осмысливать будущее, оценивать прошлое.

Крестом на медном куполе возвышалась церквушка с окнами-глазницами, смотрящими на четыре стороны света, являя главную достопримечательность парка. Обветшалые стены придавали ей историческую значимость, а прихожанам достоверность, что Бог существует многие века. По выходным горожане сбегали из душных каменных джунглей в тенистость парковых аллей, а прихожане, в надежде получить отпущение грехов, толпились у входа в церквушку.

Парк щедро делился богатством закромов: исцеляющим терпким запахом ели, шуршащей листвой, пологими ситцевыми полянами, разноцветьем душистых трав, ласкал слух журчаньем речушки сбегавшей по камням. Короткое лето люди загорали на зелёных коврах, нежились в мягких лучах долгой осени, наслаждались истинной природной тишью, умиротворяли уставший от будней дух. Листья трепетали на ветру, птицы, отыскивая острым взглядом добычу, шныряли по веткам, река задорно неслась по руслу, а кошки, прижившиеся в парке, обнюхивали окрестность, метили завоёванную в боях территорию, отсыпались в укромных местах перед ночной охотой. Разморившись на солнце, горожане прятались в тени могучих дубов на удобных лавочках. Детишки визжали, носились сломя голову за мячом. Старые липы с морщинистыми замшелыми стволами скрипели, устало качаясь на ветру. Немолодые с пожелтевшей проседью берёзки хороводили у стройных сосен. Живой парк, приютивший горожан, алчно надзирал за каждым мигом сменяющихся картин, величаво торжествовал над жизнью, ведь он, на века хоронил в своих потаённых углах добытые им секреты.

Мужчина, удобно распластал поверх скамейки длинные не по росту руки, запрокинул голову к небу, открыв тело Вселенной. Синее небо, насупившись, надзирало за ловцом снов. Молчаливая бездна окутала гнетущей тишиной отрешённого от доброго мира человека. Алгоритм удара пальцев о деревянную лавку угасал, ритм мелодии не прослеживался, для странного дядьки музыка не существовала, внутри создания молчала выжженная пустыня и многие человеческие качества. Сознание, опутанное тенетой, уравновесило его психоэмоциональное состояние, успокоило внутреннюю вибрацию и подготовило ко сну. Он, прикрыв веки, тихо насвистывал, невольно привлекая внимание затаившейся в кустах бездомной кошки. Тишина, звеня колокольным набатом, заковала тщедушное тело в железные цепи, окружила стеной безразличия, мир растворился и умер. Летаргический сон свалил апперкотом, тело обмякло, а запрокинутая голова скатилась на плечо. Сон оказался глубоким, слабое дыхание перемежалось удушливым сопеньем и всхрапом, сердце мерно стучало, с каждой минутой замедляя биение. Словно в коме, для него мир провалился в бездонную темноту, где не было места для жизни. Чёрные провалы в памяти мешали видеть яркие сны, слышать звуки, а до щебета птиц ему не было дела. Седовласая голова не знала, что сновидения в принципе существуют и бывают живописными и волшебными, черно-белыми и сладкими, дурными и беспокойными, мучительными и бессмысленными, хрупкими и изнурительными. Неулыбчивая практически от рождения личность не видела снов. Его мозг был устроен иначе.

Старая чёрная кошка с облезлым боком, не сводила застывший зелёный взгляд на белой морде со спящего человека, взвешивая решение – подойти ближе или нет. Запрокинув голову, мужчина, открыв рот, беспробудно храпел. Кошка неспешно перешла узкую аллею, прошлась в опасной близости от почивавшего мужчины, отёрлась о ноги, оставив на светлых брюках тёмную шерсть. Нога дёрнулась и судорогой отмстила решительной кошке. Замызганная от бременской жизни она, отошла на безопасное расстояние, гипнотизируя выбранную для попрошайничества жертву.

От неожиданного прикосновения по телу мужчины пробежал внутренний холод, который долго не унимался. Неодолимый сон ушёл вслед за дрожью и, окончательно пробудил безликие глаза, в которых отразилась бездонная бирюзовая высь.

Каждый раз, засыпая, его тело бессознательно отключалось, мозг умирал, погружаясь в сумеречную зону, а пробуждаясь, болван удивлялся, что все ещё жив. Это обстоятельство всегда радовало его непутёвую голову и вселяло надежду на возможность отмстить врагу. Зевнув, бледнолицый лентяй потянулся, встрепенулся как птица от дождя и посмотрел вниз. Храбрая кошка топталась в паре метров, но её любопытство взяло верх над осторожностью и, раненная в бою с котом, подошла снова к ногам, коснулась брюк и замяукала, выпрашивая еду.

Этих мелких хищников люди одомашнили девять с половиной тысяч лет назад на Ближнем Востоке. Время было не властно над кошачьими инстинктами. Спустя годы они к счастью остались такие же свободолюбивые и своенравные. Приспосабливаясь к жизни в больших городах, бесстрашные животные шли на контакт с людьми, но при любой агрессии умело пускали в ход острые когти. Кошки, добрые по природе, разрешали не каждому человеку погладить себя, но всегда отзывались на ласку урчаньем.

Зрачки, упёршись бездушным взглядом в гостью, расширились, закрыв серую как мышь радужку. Он брезгливо сплюнул, отдёрнул сухощавую ногу, схватил резким движением кошку за складку на шее, лишив её возможности сопротивляться. Животное покорно обвисло в руках, закатило глаза и инстинктивно впало в безумство. Через пару секунд ощутив дискомфорт, киска затрепыхалась, чтобы высвободится от крепких жилистых рук. Мужчина, разглядывая её жёлтую от старости пасть и многочисленные раны с вырванными клочьями шерсти, блеснул злостью. Прижав насильно кошку к коленям, рука мучителя погладила её тусклую шерсть. Кошка, учуяв неладное, резким выпадом захватила лапами запястье дядьки, слегка вцепившись когтем в бледную кожу, прикусив зубами большой палец, показывая человеку, преступившему дозволенный рубеж, агрессивную настроенность. Кошачья выходка не могла задеть отсутствующие чувства, которые давно умерли вместе с опустошённой душой. Хотя невежа и не почувствовал боли, в царапинах оставленных кошкой набухли капли бордовой крови, а ближе к ладони она стекала тонкой струйкой на указательный палец. Замерев в молчаливой схватке, они пережидали возникшую взаимную неприязнь. Инстинкт самосохранения оберегал обоих от ошибочных действий. Через мгновенье кошка отпустила руку и убежала. Дружба не заладилась. Человек обернулся, чтобы проследить кошачий путь. К этому времени солнце, дразнясь солнечными зайчиками, прячась в листве огромного дуба, намеревалось поиграть в прятки с миром живых.

Раздосадованный, что его разбудила божья тварь, мужчина занервничал. Одиночка по жизни яростно ненавидел любое вторжение в личное пространство, для него чрезвычайно важно, чтобы окружение его не замечало. Повертев головой по сторонам, беспокойный невидимка выяснил, видел его кто-нибудь или нет и, удостоверившись, что нет, впал в безмятежность.

Из детской жизни в памяти отложилась любовь к кошкам. Ввиду частых переездов родителей из города в город, сильная привязанность к домашним питомцам, негативно отразилась на психике ребёнка. Животных обрекали на голодное существование, оставляя по прежнему месту жительства. Детское сердце однажды окаменело от жуткого предательства, когда вернувшись в старый дом, он обнаружил изголодавшегося костлявого питомца, выходить которого не удалось. Занятые работой и денежными проблемами родители невольно заставляли его предавать друзей, с которыми подросток коротал одинокое детство. Питомцы дарили ему ласку, которой не доставало от бестолковых предков.

Прозорливые от природы соседские ребятишки не питали к странному существу особых чувств, его затравленного одиночеством, не принимали в свой клан. В детской иерархии приближенной к природе, устанавливалась определённая лестница отношений. Постепенно нелюдимое существо скатилось вниз тотальных связей, где выпало из круга общения. Трудно объяснить, почему дети прогнали странного мальчишку, быстрее всего опять включилась природа естества, видеть сквозь времена.

С тех пор живность: кошки, собаки, или попугаи разнообразили его существование. Защищая от издевательств бездомных животных, храбрый малыш частенько вступал в неравный бой с жестокими детьми. Отношения с варварским миром не складывались. Отвергнутый обществом подросток слонялся в одиночестве по окрестностям очередного местожительства, наблюдал за течением жизни и смертью. Натыкаясь на мёртвых птиц, мышей и сусликов, малец из жалости засыпал песком тушки детской лопаткой. Со временем у него появился особый ритуал с забиванием колышка поверх могилки. Подлетку казалось, что все люди должны как гиены очищать землю от останков мертвечины и хоронить братьев меньших, как он, не задаваясь вопросом почему. Трус, чтобы не бояться павшей живности, прятал её под землю. Сначала параноик пугался смерти, через годы падальщик свыкся с присутствием неотвратимой безносой. Хороня останки, могильщик расправлялся со смертью заодно и со страхом перед старухой с косой. Казалось бы, безопасное увлечение не могло отравить душу беззащитного существа, но однажды все изменилось!

Девятилетний малыш брел по обочине и вдруг, перед глазами, возникла жуткая картина. Кот валялся по центру автодороги, белый мех слипся в красные клочья, мухи вились над сплющенной головой, в глазах шевелились черви. Жертва всем своим видом кричала о жестоком убийстве. Напуганный размазанной по асфальту кровью, тщедушный малец пугливо приблизился к бездыханному телу на расстояние вытянутой руки, обошёл несколько раз вокруг и, присев на корточки, дотронулся до хвоста. Закрыв глаза, по сути, неоперившийся птенец, отчётливо представил последние минуты жизни пушистого кота безжалостно убитого грузовиком, мчавшимся на огромной скорости.

Запах свежей крови вскружил голову, пошатываясь, он оттащил дохлятину под развесистую осину. Вид раздавленной кошки обездушил его. Ткнув пальцем в ещё мягкое тело, любопытный щенок без брезгливости погладил холодную плоть. Зловония от умершей живности для него словно не существовало. Вскрыв прихваченным осколком стекла плоский живот и, небрежно засунув руку в кровавое месиво, мясник вынул внутренности, осмотрел, словно патологоанатом, алкая, исследовать каждый израненный орган мёртвого тела.

Из-за психологического шока его зрение изменило цветовое восприятие, алая кровь стала чёрной. Обезумевший ребёнок так увлёкся препарированием и исследованием, что не заметил, как искромсал без того изувеченное тело в клочья.

Так, впервые, расчленив мёртвого кота, умалишённый психопат разгрёб руками яму, закопал тушку, когда полностью иссяк интерес к познанию. Ритуал с забиванием колышка в могилу убитых ушёл в небытие. Кровавый эпизод врезался в память как осколочное ранение и с тех пор неоднократно повторяясь, повышал самооценку. Никто из родителей не догадывался об ужасном увлечении ребёнка, ибо им никто всерьёз не занимался. Отклонения в поведении на первый взгляд были незначительны и незаметны. И только дети из его окружения, как провидцы, отталкивали от себя неприятное существо, не желая иметь с ним ничего общего.

Жизнь была к нему бесчеловечна, преподала худшие уроки и била, как взбесившийся отец после чрезмерного возлияния, чем ни попадя. Однажды решив, что для несчастного слишком скромны наказания, при очередном переезде в другой город отобрала родителей при автодорожной аварии. Его полуживого достали из искорёженной машины. После долгих мытарств по лечебницам, чудом выжившего ребёнка, отправили в детдом. Эти обстоятельства усугубили странности его поведения, изменили психику, превратив в нелюдимого и замкнутого человека.

После смерти родителей он стал другим, существо обрело новый статус превосходства над чужой плотью, удовлетворяя собственное я, доминированием над ней.

День, захоронения останков кота, впился в память, как ненасытная пиявка, и даже спустя много лет, разбудив его среди ночи, другой вспомнил бы до мелочей все касаемо размазанной по асфальту кошки. Кровавая картина вводила его в странное состояние не то удовольствия, не то презрения.

…Для живой кошки жадина не представлял больше интереса и, горделивый зверь размеренным шагом удалился вглубь парка, задрав хвост трубой, выказывая глубокое презрение человеку. Победителей не судят.

По аллее вприпрыжку скакала малышка, её огромный бант мотался, казалось, вот-вот сорвётся с тёмных кудрей. Хлопая длинными чёрными ресницами, синеглазка приблизилась, когда кошка, спрыгнув с колен незнакомца, спряталась в траве. Любопытная крошка остановилась напротив мужчины и с интересом проследила за ним. Девочка ожидала, что кошка выйдет на дорогу. Егоза нерешительно подошла к мужчине и, указала крохотным пальчиком на куст.

– Там косецка.

Шок штопором воткнулся в тело от неожиданной встречи с давним врагом. Медведь с огромными добрыми глазами, молящими о пощаде, снова был в руках отвратительной твари. Страх парализовал мысли, напружинив мышцы, охотник замер, как лев перед прыжком на жертву.

Девочка в цветастом светлом платье свернула с тропинки в лес. В этом месте парк сохранил девственную природу. Густые кусты и высокая трава спрятали помеченную ранами в боях с котами хозяйку на оккупированной ею территории. Очаровательный живчик, прижимая к груди игрушку, догнала через мгновение негеглую мурку. Медведь выпал из рук, когда нежное создание, ловя руками благосклонную к ней кошку, споткнулось. Дружелюбная девочка поднялась с колен, погладила по гибкой спине податливую зеленоглазую хитрюгу, которая снова незамедлительно юркнула в кусты.

Встреча крайне огорчила мужчину. Охвативший от ненависти озноб, исказил гневом сухощавое лицо, покрыл испариной лоб. Видение вдруг сузилось до размеров девичьего лица, когда от презрения к наглой истеричке, он задохнулся от злобы. Воспоминания хлынули как кровь при излиянии в мозг, поранив душу.

Зимним вечером, устроившись на старом диване он, как обычно, обняв медведя, рассказывал ему сокровенные тайны, а добродушный плюшевый сосед участливо слушал исповедь изголодавшегося по ласке ребёнка. В минуты откровений дороже верного молчаливого друга у него на всем белом свете никого не было. Детдомовцу трудно отстоять принадлежность игрушки. Все вокруг было общее и принадлежало государству. Мишка был его собственностью, единственная вещь, оставшаяся в память от родителей.

С тех пор как ехидная воинственная амазонка с львиной силой отобрала его любимую игрушку, мальчонка не мог забыть её перекошенное ненавистью лицо и то, как она, остервенев, рвала на части медведя. Злоба равнозначная по ощутимой им боли поселилась в нём и детское сердце возненавидело эту тварь с того самого момента, когда безумная драчунья совершила насилие над беззащитным медведем. Проклятая дрянь, с волчьей сноровкой оторвала лапы, растрепала тряпичные внутренности, разбросав вату по комнате для детских игр. Вырывая товарища из цепких рук коварной бестии, хилый малыш не удержался на ногах и отлетел к чугунной батарее. Удар о ребро теплоносителя ослабил его силу, сражённый болью в виске, несчастный малый плакал и, умываясь слезами, наблюдал, как маленькая хищница расправлялась с его другом.

Отшвырнув истерзанную до неузнаваемости игрушку с пустым, как мешок животом, душегубка попала в его окровавленный висок. Прижав к груди пойманного на лету друга, он из жалости поцеловал его. Бешеная сука в приступе злости снова выхватила из ослабленных рук медведя и ударила им по окровавленному лицу, затем, кинув на пол, затоптала ногами. При попытке встать, сильная боль и головокружение затуманили голову. Поверженный он сжал от бессилия кулаки, наблюдая сквозь пелену картину расправы над его другом. Испачканный кровью пол, сандалии бестии, и ковёр на котором истекал кровью друг, канули в небытие. Жажда мести за смерть мишки навсегда поглотила в свою пучину заблудшую душу. Добрый взгляд истерзанного медвежонка размылся с потерей сознания. Игрушка исчезла из его жизни, пока раненый птенчик отлёживался в больнице с сотрясением мозга. Слабый физически он не смог предать их дружбу, и больше никогда не искал замену медведю.

Прошло много лет как он навсегда простился с косолапым другом. Жизнь протекала невыносимо скучно. Наболевшие проблемы плотно скучились, и душа как камень довлела на тело. Носить в себе тяжесть обиды на весь мир было непосильно слабоумному существу. И вот однажды жизнь подарила ему встречу с единственным другом. Словно солнце проникло в его сознание и осветило счастьем истерзанную муками плоть. А затем пришло затмение, когда он осознал, что его друг снова оказался в руках бестии, а значит, ему грозила смертельная опасность.

Сейчас, будучи мужчиной, он не помнил, который раз спасал ему жизнь.

…Дрожь прошла по телу безумца, и душевная боль остриём воткнулась в подсознание, заставляя кровоточить старую рану. После лечения в больнице, отъявленная дрянь вновь возникала перед ним, возрождаясь, как птица феникс из пепла, готовая преступить черту милосердия. Непобедимая она являлась в одном и том же обличии, а он сражался за медведя как Дон Кихот Ламанчский с ветряными мельницами, и не было ни конца и ни края страшной истории.

Эту капризную тварь он всегда узнавал по кудряшкам, она, как обычно, держала в своих гадких ручонках его друга – медведя, которого ребёнком любил больше всех на свете. Озлобленная душа невыносимо громко кричала, выходя за пределы мироздания, вибрации от рёва вредили его хрупкой психике и тщедушному телу. От внутреннего вопля из носа хлынула кровь, помешанный крепко сжал голову в ладонях и нагнулся к коленям.

– Проклятая тварь! Я убью тебя! Не дам в обиду друга. Ты заплатишь мне за смерть!

Дрожь остановилась, он, словно, окаменел и в его безумной голове разрастался план мести, словно трещины по иссохшей земле.

– Я остановлю это существо, я смогу защитить преданного друга, которому доверял детские тайны. Раньше Мишка каждую ночь охранял мой сон, слушал безмолвно жалобы, пока эта мерзавка не загубила сердечного друга, – его холодный животный взгляд застыл на лице малютки.

Не подозревая про замысел с виду доброго дяди, целомудренная девочка подарила ему обворожительную улыбку.

План мести вихрем крутил потаённые страшные мысли.

– Сейчас он хитростью отнимет друга у злодейки, пока она снова не убила! Стоит протянуть руку и медведь будет с ним. Теперь ему хватит сил защитить и не дать в обиду товарища. Пришло время отплатить за все его муки. Наконец, отвоевав медведя, он заберёт его домой, и они заживут счастливо вдвоём.

Злоба нарастала, душила, сердце холодело с каждой секундой, превращаясь в бездушную ледышку. От возбуждения на безликое лицо выбилась длинная прядь волос из небрежно перехваченного резинкой от велосипедной камеры хвоста. Бездонный зрачок застыл на лице жертвы, а демонический, острый как бритва, взгляд оценил цель.

Поднявшийся ветер, заглушил шелестом листьев голоса. Птицы, неподозревающие о происходящем ужасе, удовлетворённые жизнью не умолкая, щебетали, что к концу лета удалось вырастить и сберечь потомство от цепких лап врагов. Родители, порхая по веткам, торжествовали от того, что птенцы научились самостоятельно кормиться, а их окрепшие крылья помогут вернуться вместе со стаей в тёплые края. Для них суть гармонии оставалась неизменной – выжить любой ценой.

Кудряшка прошла в нескольких шагах от мужчины, не подозревая, какая расправа её ждёт. Мужчина заёрзал на лавке. Как охотящееся животное, остро проследив за направлением выбранным жертвой, маньяк, когда ребёнок исчез за деревьями, крадучись проследовал за ним. Кошка, не будучи дурой, удрала от преследователей.

Нагнав малышку, душегуб присел на корточки, и поманил рукой, в которой держал потерянного медведя. Огромный бант съехал с кудрей на бок и еле удерживался на кончике хвоста. Увидев открытое, улыбающееся лицо дяди она развела в стороны пухленькие ручки и пролепетала:

– Косецька убезяля, пасли поиссем.

Нацеленный отмстить поднялся, подошёл вплотную и заискивающе спросил:

– Можно подержать медведя?

Вкрадчивый тихий голос успокоил и расположил к его обладателю. Хитрый охотник старался словами не спугнуть малышку, пряча за кротостью жажду мести и злость.

Девочка доверчиво посмотрела и, оттолкнув пухлой ручкой от себя игрушку, разрешила взять медведя. Душевно прижав его к груди, он сиплым голосом спросил.

– Хочешь, мы построим берлогу для мишки? – Светящийся от счастья, он погладил мордочку медведя, потрепал ухо, и хитро щурясь, как кошка, посмотрел на жертву, – Скоро зима.

– Хоцю. – доверчивая, она представила, как они устроят другу тёплое местечко из красивых листьев, где всю зиму будет спать её медведь.

Он взял крепко крошечную ручку, и они пошли строить.

Маленькая колокольня возвестила о вечернем молебне, перезвон охватил весь парк и без преград вырвался на просторы городских улиц.

 

Глава VI

Случай

Солнце катилось к закату, его острый луч пробился к земле сквозь замочную скважину статичных туч, разбросав по небу оранжевые бусы. Верхушка леса вспыхнула полымем, осветив закоулки парка. Крепкий с фигурой ВДВэшника мужчина, услышав колокольный перезвон, обернулся несколько раз по сторонам, словно потеряв что-то очень ценное, быстро распрощался с собеседником, ещё раз порыскал глазами по окрестности и, почесав затылок, крикнул:

– Света-а!

Клич канул как в воду. Малышки рядом не было. Крепкий телом качок пару раз окликнул дочь, прошёлся вдоль аллеи, заглянул за кусты, и, заигрывая, сказал:

– Светик! Куда подевался Светик-семицветик? Выходи? – он закрыл ладонями глаза и просчитал до десяти. – Иду искать!

В ответ папаша слышал только голоса играющих вдали детей, лай собак, нескончаемую песню цикад и сбивчивое кукование. Сердце дрогнуло в предчувствии беды, и вмиг накатила тревога. Природа вдруг из гостеприимного хозяина превратилась во врага. Деревья, ощетинившись густыми ветками, укрыли парковую жизнь от любопытных глаз. Горожанам, стремящимся к уединению, лесопарк казался благом, но для отца благоговейная красота в два счета улетучилась, когда восхитительная, но бездушная природа скрыла от него бесценное сокровище – дочь. Агрессивная настроенность рощи удваивалась с каждой секундой. Сумерки размыли грани живых и неодушевлённых образов, отныне властвовали блеклые краски, многоликие оттенки серого тона и чёрный цвет. Парк прятал в пудовом мешке тайны, невольным свидетелем, которых он был, и снова новый день на закате пополнит копилку секретов. Чтобы выведать их у парка, потребуется настойчивость, бесстрашный характер и время, которого у Игоря было в обрез. Природа требовала уважения к её Величеству Королеве, наказывая за пренебрежительное отношение к ней.

Он шёл по аллее, ежесекундно оглядываясь и блуждая глазами по кустам, и внезапно побежал, когда смекнул, что промедление опасно для жизни его кровинки. Растерянный из-за серьёзных обстоятельств, он кидался со стороны в сторону, не находя нужного направления. Природа играла с отцовским инстинктом, наделив беспомощного папашу интуицией, и на удивление, нерадивый воспитатель ловко выбирал правильное направление в поиске.

Внезапно у него пропала уверенность в правильности выбора пути, статный муж остановился, послушал сгустившуюся темноту и наугад свернул вниз к реке. Спустя многие годы, он так и не смог объяснить себе, чем руководствовался, следуя витиеватым маршрутом.

Широкую аллею сменили множественные тропы, уходящие во чрево парка, а он, как поисковая собака, брал развеянный ветром и смешанный с хвоей неуловимый след дочери. Паника целиком поглотила стойкий дух и уравновешенность искателя, мерзкими щупальцами душила за горло, чувствуя превосходство над разумом. Руки Игоря охватила дрожь, ноги подкашивались от мысли неотвратимости беды, рассудок корил за отцовскую безответственность.

– Света-а! – голос сорвался на высокой ноте, – Света! – прохрипел он и закашлялся.

Парк почти опустел. Широкоплечий предок пару раз спросил идущих навстречу горожан о дочери, но ответ был один – никто не видел девочку.

Высокая трава, цепляясь колючками, шуршала по плотной ткани брюк, когда спортивный папаша сбегал по склону, свернув с утоптанной тропы. В страхе ему чудились ужасные картины: утонувший ребёнок, израненная дочь, заплаканное испуганное лицо жены и жёсткий скандал с супругой. Верный муж выдержал бы любое из противостояний с любимой, лишь бы найти дочь. С виду лёгкая задача отыскать в городском парке Светку оказалась непростой. Мысль о том, что малютка потерялась навсегда, выстрелила дуплетом, и раненое сердце залилось кровью через край. Отчаявшийся родитель задохнулся в приступе злости, ударив себя жилистым кулаком по волосатой груди с наколкой. Раздумья о том, чтобы оставить самостоятельный поиск и нацелиться на отыскание помощи извне, остановили его. Майка алкоголичка промокла и выбилась из брюк, солёные капли стекали со лба, заливая лицо потом. Уставший от беготни вытер костистой рукой горьковатый пот, напрочь, позабыв о существовании носового платка, ему было не до условностей в эти беспокойные минуты. Голова кружилась от метаний из стороны в сторону при выборе пути. Поиск длился, казалось, вечно с момента исчезновения дочери.

– Боже, – думал он – дай мне терпения!

Налетевшие чёрные тучи сомкнулись, небо почернело, сгустившийся мрак мешал сосредоточению. Душа отозвалась нарастающим переживанием.

Оступившись, заступник кубарем покатился по склону к реке. Удивлённый имеющемся взгорьем в парке до боли знакомом с детства, он слишком поздно понял, что существуют труднопроходимые места опасные для его дитя. Ошеломляющее открытие ещё больше напугало нерадивого папочку.

Опершись руками о землю, Игорь поднялся и, услышав острую боль под коленом, понял, что подвернул ногу. Слушая гулкие удары сердца под промокшей от пота майкой, отец ухватил краем уха детские нотки, и затаил дыхание, чтобы вздыбленная грудь не мешала слышать голоса. На вдохе с воздухом пришла радость.

– Неужели нашёл? – и растеклась счастьем по каждой клетке.

Белый бант на мгновенье вспорхнул как бабочка над травой и скрылся за кустами. Прихрамывая от боли, он как собака ищейка, от радости повиливая хвостом, крался на родной голос. Игорь понял, что нашёл свою куколку, и мысли мгновенно выстроились в безукоризненный штакетник.

– Надо как-то наказать того, кто увёл дочь, поймать преступника. А вдруг, перед ним не преступник, а всего лишь человек, нашедший ребёнка? – противоречивые мысли мешали делать выбор.

Навыки десантника, по обезвреживанию противника, глубоко укоренившиеся в сознании теперь придали ему решимости. Игорь незаметно подкрался, ничтожная, по его мнению, цель была теперь видна как на ладони. Невысокий худощавый мужичонка с мышиным хвостиком на затылке усыплял сладкой речью бдительность ребёнка, заманивая все глубже в лес. Игорь узрел в действии постороннего человека преднамеренное преступление, и затаился на время, чтобы удостовериться в правильной оценке поведения собеседника доверчивого дитя, и что тот не причинит ненароком вред малютке. Мышечная память вспомнила правила захвата, и дрогнувшее сердце отца, боясь за хрупкую жизнь Светки, не выдержав напряжения, скомандовало – к бою! Нападающий выскочил из засады, воспользовавшись удобным моментом, когда чужак отпустил руку малышки, и дочь убежала вперёд.

Молниеносно захватив рукой шею супостата, Игорь сдавил ему горло. Скользкий как змея мужик вылез из лёгкой парки, и кинулся бежать, тем самым ещё больше разозлив силача. В два прыжка нагнав неприятеля, мститель рывком за шкирку, порвал ему рубашку. Развернул лицом к себе и резким ударом локтя в солнечное сплетение, поверг тщедушного врага детей.

Неприятель скрючился, обхватил живот руками и, задыхаясь, осел на землю.

– Света! – крикнул вслед дочери отец. – Постой!

Ничего не подозревая, Света обрадованная встречей с папой, крикнула:

– Папочка! – и игриво взглянув на отца, раскинула пухлые ручки и побежала навстречу. Игорь подхватил руками кроху, высоко по привычке поднял, а затем строго приказал:

– Подожди меня тут!

Воспользовавшись тем, что недруг был временно обезврежен, отец позаботился о безопасности дочери, и отвёл её подальше от места драки за кусты, так чтобы она не видела его разъярённым.

Шатаясь, мужик встал на карачки, и снова попытался улизнуть. Озверевший Игорь снова догнал, развернул в пол оборота и резко выбросил кулак в лицо похитителя, кровь хлынула из его крючковатого носа, залив рубашку. Враг потерял равновесие, упал ничком в траву и, зажав руками голову, съёжился от последующих ударов. Игорь ожесточённо размахнулся и ногой саданул между ног. Глухой стон пронёсся над травой. Игорь понял, что убежать поверженному врагу в состоянии нокаута не удастся и, пользуясь свободной минутой, пожурил Светку за то, что она ушла с незнакомым дядей.

Малютка искренне поделилась с папой их планами.

– А мы берлогу для мишки идём строить.

– Ах! Берлогу?!

Ещё некоторое время строитель берлог катался от ударов по траве, сплёвывая кровь.

Злость утихла, милосердные человеческие качества взяли верх над яростью. Враг не сопротивлялся, противоестественная покорность, и бездействие сильно озадачили Игоря. Успокоившись, воитель подумал, не сдать ли ничтожное создание в милицию для правосудия, попутно размышляя, правильно ли поступил, ударив человека прежде, чем выяснить, кто перед ним, и что тот делает рядом с его дочкой.

Подсознание выбрало верный путь. Жалкий трофей, добытый в «неравной» схватке принёс Игорю разочарование и стойкую вину, что, не сдержав гнев, наказал «людыну». Пусть милиция разбирается, кто прав, и кто виноват, он просто передаст лиходея в надёжные руки властей. Убивать людей боец даже на войне не имел права без особого приказа вышестоящего по званию, а так хотелось, что чесались кулаки. Ответственность сдерживала его преступный порыв, чтобы не получить срок за превышение самозащиты. Не желая сидеть в тюрьме за нападение на невинного человека, и весь срок горько расплачиваться за необдуманный проступок, Игорь быстро унял свой бойцовский дух.

Светка крепко обняла папу за могучую шею и поцеловала в колючую щеку. Солёный вкус обжёг нежные губы, но дочка не обратила внимания на такую мелочь, она просто сильно любила папу.

Обдумав сложную задачу, Игорь принял компромиссное решение: во что бы то ни стало негодяя доставить в милицию для дальнейшего разбирательства, чтобы не спустить с рук преступление, даже если его самого накажут за драку. Зато в следующий раз совратителю неповадно будет приставать к детям.

Игорь связал руки ремнем, снятым с брюк податливого гада. Интуиция шептала, что он выбрал правильный путь, и перед ним быстрее мерзавец, нежели добропорядочный гражданин, и может это тот самый маньяк, который с весны держит город в напряжении. Одной рукой разгневанный отец, вывернув негодяю связанные за спиной руки, подталкивал его к выходу, а другой нежно держал в кулачище крохотную ручку дочери, боясь отпустить хоть на секунду.

Парк опустел, они продвигались по центральной аллее мимо пустых лавочек, тусклый свет фонарей медленно разгорался и уставший отец заметил, что на город спустилась ночь. Время пролетело как одна секунда, он слишком долго искал свое сокровище, ещё немного и тьма скрыла бы её следы. От грустных мыслей его передернуло, и вэдэвэшник от злобы толкнул связанного мужика, не издавшего за все время ни звука.

На выходе из парка наконец появились люди. Игорь подошёл к телефонной будке, вызвал милицию, сообщив о том, что им задержан мужчина, похитивший его дочь.

Время тянулось безмерно долго, хотелось покинуть парк навсегда и возвратиться в теплое жилище к любимой жене, но ответственный боец не мог кинуть нарушителя похитившего дочь. Игорь считал, что лучше перестраховаться, нежели промахнуться. Прежде надо выяснить мотив похищения, а затем решить задерживать виновного или отпустить, что не входило в его компетенцию. Так его учили в армии. Вердикт должна вынести милиция.

Только теперь, когда Света была рядом, отец понял, какой опасности она подверглась. Слухи, бродившие о чудовищном преступлении, теперь казались ему реальными. Игорь не раз слышал от супруги рассказы о чудовище, убивающем детей, и желание выловить маньяка глубоко засело в голове. Если он узнает, что его дочь попала в лапы убийцы, не простит себе такую оплошность никогда, и всю оставшуюся жизнь будет нести тяжкое бремя вины. Обыватель не имел права судить и устраивать расправу над человеком пока с ним разберётся суд.

* * *

– Мужчина задержал в парке подозрительного типа, уличив его в похищении ребёнка, – докладывал дежурный опергруппе.

Вернувшись из командировки, Борис в числе первых узнал о чрезвычайном происшествии. На вызов отреагировали быстро и направили в парк дежурную группу. Любой промах милиции и нерадивость должностных лиц грозила городу новым жутким преступлением.

Отбросив текущие дела, оперуполномоченный Кабанов с нетерпением ждал выезда на задержание, потому что внутри щелкнул механизм, можно сказать интуиция, и собачье чутьё подсказало, что возможно появится след в убийстве. Быстрая мысль молнией пронеслась в голове и, не успев ухватить в финале её главного значения, опер все же учуял приближение развязки в деле маньяка. Ко всем сообщениям о странном поведении мужчин, следователь относился чрезмерно щепетильно, потому что самое незначительное правонарушение могло оказаться последним звеном в расследовании висяка.

Борис помнил, как они три дня сидели в засаде в школьном саду, чтобы выловить эксгибициониста, возможного убийцу детей. Мысль о том, что по земле ходит сволочь и плетет нити следующего преступления обжигала хлеще костра.

Ночами Борис мечтал о дне, когда распутает клубок совершенного убийства, поймает маньяка, посмотрит в его чудовищные глаза, разложит по полкам мотивацию преступления и раскроет суть бесчеловечного существа.

В ожидании выезда в парк следователь прокрутил в голове дело пятилетней Ирины Красиковой, и неуловимая радость забрезжила как рассвет, необъяснимо, вселив веру в непредвиденную удачу, что в руки милиции попадет маньяк, за которым долго охотилась. Нельзя упустить ни единой возможности упрятать негодяя в тюрьму и изолировать от общества. В нём теплилась надежда раскрыть затухшее дело, неопытный сыщик грезил по ночам о возмездии, о том, как скрутит маньяка в бараний рог, отдубасит так, чтобы его гениталии и распухли и отсохли. Милиционер готов был преступить закон, ради сладкой мести, и никакая сила не помешала бы ему осуществить коварный замысел. Вымышленная им изощренная расправа над монстром пугала законопослушного мента. Кабанов не подозревал, что в нём столько жестокости.

Вдруг сегодня фортуна окажется на его стороне и, он, как никогда, будет близок к своей мечте, лицом к лицу встретится с тем, кого готов был растерзать, чтобы наконец утолить жажду изголодавшейся ненависти.

Воздух заполнил аромат фиалок, которые расцвели в чуткой к состраданию душе, опер почуял запах удачи. Трудно поверить, но фортуна вдруг приобрела своеобразное благоухание, и он вдохнул полные лёгкие пахучего воздуха, который разнес по телу сладость предчувствия.

– Рассказать кому, не поверят, что удача пахнет фиалками! – подумал опер. – Кроме Потапа, конечно, который поверит, потому что такой же, как и я, фанат своего дела.

Разность в возрасте на целое поколение не мешала их дружбе, общие дела цементировали добрые отношения между ними.

Боря потёр зудевшие от предчувствия руки, что наконец сразиться с чудищем, но, по правде сказать, он подсознательно не хотел марать свое честное имя.

Самоустраниться от рутинной работы оперу мешали амбиции холерика, не дававшие ни дня покоя. Если бы Кабанов жил в Средние века, то он стал бы воином-завоевателем. Со свойственной его характеру огненного типа вспыльчивостью Борис высказывал суждения чрезмерно резко, а это не всегда нравилось начальству и окружению. Движущим фактором его решений, была кипучая казацкая кровь, а не какие-то внутренние принципы, хотя и такое случалось. Из-за горячности Борис растрачивал много сил, он восстанавливался в полной тишине или подпитывал энергию на занятиях боксом, ну на крайний случай слушал динамичную музыку рок-групп.

Крайне редко в свободное время любитель рока включал динамики на предельную мощность, чтобы стены дрожали, и с упоением слушал любимые композиции. Но соседи раздраженные громкостью не понимали, что просьбу сделать тише, Борис выполнить не мог. Извинившись, фанат просто отключал музыку, потому что кредо – «или слушать, или нет», было непоколебимо, и он, чаще всего, обходился без музыки, мечтая жить в собственном доме подальше от соседей.

Желание арестовать сумасшедшего преступника было выше амбиций. Душу грела мысль, что ему малоопытному следователю доверили трудное дело о маньяке, и сегодня, если повезет, его ждёт возможность проявить себя опытным сыщиком и залихватски провести долгожданный допрос.

При мысли об огромной ответственности, нависшей над ним как дамоклов меч, у него затряслись коленки, застучала в висках кровь, и засосало под ложечкой. Борис разработал метод допроса, от которого зависел результат, ночами пыхтел над вопросами, представляя весь спектакль, понимая насколько важна последовательность и качество проведения, боясь подвести начальство, пострадавших, родителей, весь город. Получить признание – вот цена его кропотливому труду и оценка, которая утолит профессиональный голод. В крайнем случае, если не справится, подождёт Потаповых экспертиз, которые уж точно определят виновного. Но быть первым в раскрытии дела, почитал за честь.

Уазик тронулся, в его окне на опустевшей улице мелькали стеклянные витрины, тусклые фонари, статные клены, которые, изгибаясь на ветру, приветствовали разноцветным листопадом удачливого служаку.

Борис не ждал от людей ничего хорошего, даже от самых уравновешенных особей. Он внимательно присматривался, принюхивался и ведал, что где-то там внутри у каждого сидит бес, который рано или поздно выскочит из человека. Нечистая сила чаще всего проявлялась коварством. По его субъективному мнению людей в рамках приличия удерживали хорошее воспитание, высокая нравственность, врождённая интеллигентность и сила воли. Обладатели гуманных качеств, не приемля насилия, умело подавляли гнев, и Борис с завистью и уважением относился к сдержанным людям. Для вспыльчивого Бориса сдержанность являлась весьма сложным качеством, возвышающим в его глазах человеческое достоинство. Ярким примером спокойствия был Потап. По мнению Бориса слабые человеческие отпрыски чаще обладали дурными качествами характера, и не вызывали ни капли уважения.

Следователь не сталкивался воочию с низшими существами, но прочел немало литературы о маньяках. Если бы до приобретенных знаний его попросили описать человека способного на изощренные убийства, он бы представил себе жуткого монстра из самой страшной сказки похожим на черта в паре с лешим. Теперь он точно знал, что маньяка трудно выделить из толпы. Он, как большая часть населения, ходит на работу, имеет семью и детей, не попадает в милицейские сводки за дебош. Обычно скромный с виду человек, хотя определение человек для него слишком высокое звание.

Размышляя о маньяке и его издевательствах, Борис решил, что насилие над детьми, хотя своих детей не имел – самое страшное преступление, которому нет оправдания. Мотивация к преступлению у каждого маньяка необычная. Борис не смог разобраться самостоятельно в психологии преступления, он прибегнул к помощи психиатра, который составил общий психологический портрет страшных людей, быстрее нелюдей и список присущих им отклонений.

За небольшой срок службы в правоохранительных органах Борис распознал, что в стране не все так гладко в области человеческих отношений. Ежедневные сообщения о бытовых драках, дебоширстве и деспотизме подтверждали его выводы. Чаще всего насилию подвергались женщины и подростки, детям тоже доставалось от бытовухи. Сексуальное насилие встречалось не реже, чем физическое. Скрытая от сторонних глаз тирания на сексуальной почве происходила в десять раз чаще заявленной.

Домашнее насилие над членами семьи – это отдельная неприглядная история человечества. Отцы насилуют дочерей и сыновей, а матери, боясь огласки, из ложной стыдливости скрывают тягчайшие преступления против своих детей.

По стойкому убеждению Бориса подростки в силу неустойчивой психики, неразвитой физиологии не могут быть равноправными участниками в утехах взрослых и, следовательно, любые сексуальные отношения с детьми насильственны.

Партнерский секс это совершенно иной акт. Прежде всего, это обоюдное желание доставлять удовольствие. Для этого, как минимум, человек должен созреть и физически и психологически, ведь пока не зародилось в организме половое влечение, ребёнок не поймет, что с ним творят взрослые.

По мнению Бориса преступным было уже то, когда посторонний взрослый человек с вожделением, именно с похотью наблюдает за малышом и испытывает сексуальное возбуждение. Типов с такими отклонениями сразу можно отнести в скрытые педофилы.

Нудизм Борис считал одним из ненормальных отклонений и с удовольствием причислил бы к латентной педофилии, хотя общество пока ещё в этом вопросе крепко спало. Статус Борис априори считал асексуальным, а думающие иначе по стойкому убеждению опера имели серьезные проблемы с психикой.

К великому сожалению Бориса это заболевание было весьма распространено.

Охраняющий закон мент считал, что если Фемида и спит как сова в солнечный день, то её мозг работает, и она грамотно отделит зерна от плевел, и воздаст по заслугам алчущим секса с малолетним ребёнком.

Сексуальная революция меняла отношение общества к сексу и постепенно уводила страну от пуританства. Но Борис был непреклонен во мнении, что секс с женщинами легкого поведения не развращал общество, а даже в какой-то степени удовлетворял ненасытных мужиков. Обласканный проституткой не пойдёт искать приключений на свою задницу, и тем более не станет насиловать детей. Педофилия это врачебный диагноз и Борис мечтал, что наступит время, когда это заболевание излечат.

Расширив познания в области психиатрии, Борис задавал себе вопросы – мог ли убийца малютки быть педофилом? Какова мотивация? Вынашивал ли маньяк идею убить? И вопросы нескончаемо вертелись в голове, как карусель, от которой кружилась голова. На главные вопросы о психическом состоянии можно было ответить только после заключения врачей. Но прежде надо было его поймать.

Уазик въехал на территорию парка. Крепкие мужики скоро вывалили из машины и, оглядываясь по сторонам, увидели у выхода небольшую группу людей, тихо ждавших их приезда.

Действительность разнилась с тем, чего на фантазировал себе Борис. Он ближе подошёл к мужчине спортивного телосложения, который цепкой рукой держал костлявого ни то парня, ни то мужика, сразу и не разобрать, со связанными за спиной на уровне локтей руками. К огромному разочарованию следователя похититель был жалок и не вызвал в нём желание мстить. Разве пугливый как заяц человек мог совершить убийство?

Пухленькая малышка, виновница ЧП крепко прижимала игрушечного медведя. Человек в тщедушном теле не стоил внимания даже такого, как он, неопытного сыщика. Кроме брезгливости задержанный не вызывал других чувств, и азарт охотника уснул в Борисе навсегда. Хлюпику, наверняка, бессмысленно было соперничать с мускулистым телом отца семейства, сделал вывод опер. Возникло ряд сомнений в действиях обоих мужчин, и он скомандовал:

– Давайте оба в машину, на месте разберемся, что да как.

Подойдя к щуплому малому, он оценил нанесенный верзилой вред, и чтобы не выпачкаться в кровь, отстранился.

– Имя! – громко спросил следак. В ответ предполагаемый похититель даже не поднял голову. – Фамилия! – на той же ноте повторил вопрос опер, но тот снова промолчал. – Почему не отвечаем? – милиционер поднял взлохмаченную голову нарушителя за окровавленный подбородок и посмотрел в его глаза, вернее в один глаз, потому что второго не было видно из-за гигантской гематомы на пол лица. У Бориса внутри похолодело от стеклянного взгляда, такое странное чувство он испытал впервые. Застывший глаз, казалось, буравил тело насквозь. Нет, он не боялся, просто какая-то сила заставила его задрожать, возможно, это был холод разочарования.

Не теряя понапрасну время, Борис приказал закинуть в машину похитителя. Колебания, что пойман маньяк, грызли самолюбие опера. Он жаждал схватки, чтобы выйти из нее победителем, но получил только головную боль.

Дорога в участок оказалась на удивление слишком короткой, Борис даже не успел обдумать происшедший случай. Все выгрузились из старого уазика и прошли в дежурную часть для дальнейшего выяснения обстоятельств похищения и драки. Началась рутинная работа. Писанина протоколов занимала много времени.

Борис, не перебивая, слушал жалобу отца семейства, но свойственное его характеру недоверие к людям и неспешная оценка их действию посеяли сомнение в правоте вдвшника, и он решил посоветоваться с экспертом, пока тот не ушёл домой.

Потап явился быстро, присмотрелся к участникам драки, охарактеризовал каждого, по его мнению, первое впечатление часто бывает истинным. Жадно слушая суть неприязни двух мужчин, изложенную одним из них, отцам девчушки, он пытался понять, почему другой все время подозрительно молчит, не страх ли перед более сильным мужем. Криминалист подошёл к симпатичной малютке, чтобы разведать правду, присел напротив и спросил:

– Как твое имя? – сдержав желание проявить сентиментальность, погладить и обнять по-отечески в несоответствующей обстановке.

– Света, – девочка стеснительно опустила голову, потом подняла и протянула ручку к звёздам старшего лейтенанта, потрогала их, спрашивая глазами разрешения у строгого дядьки.

У Потапа дрогнуло сердце, и легкая гарь снова воспалила обоняние. Этот симптом был мерой распознания, значит, девочка точно находилась в смертельной опасности.

– Как зовут твоего дружка? – и эксперт потрепал за ухо плюшевую игрушку.

– Не знаю, – она подумала, подняв глаза вверх, сказала, – он, Мифка.

– Зачем ты убежала от папы? – он нащупывал причину.

– Косецка убезяля, – и она развела в стороны пухлые ручки.

– Почему ты пошла за чужим дядей? – коснувшись курчавой макушки, он поправил бант. Запах гари снова активизировался, чихнув, он извинился, и отступил в сторону.

– Дядя обесял постлоить беллогу, потому сто сколо зима, – предельно точно ответила балунья.

– А разве дома ему плохо жить?

– Холошо, – подумав, ответила Света.

– Скажи детка, дядя тебя обижал?

– Там косецка безяля. Я за ней, – ребёнок явно не понимал, что от нее хочет услышать строгий дядя со звёздами на плечах.

Эксперт боялся, что обвинение в похищении будет несостоятельным, и вряд ли можно будет задержать его более чем на сутки. Он приложит максимум усилий при экспертизе его физиологических данных.

– Будешь папу слушать? – старший лейтенант пригрозил указательным пальцем.

– Буду, – крепко обняв игрушку, Светка захныкала. – Пасли папоцка, – с силой потянула она папу за руку.

Уставший ребёнок хотел спать, и Потап, уладив бумажные дела, отпустил отца с дочерью домой, пожелав несмышленышу спокойной ночи.

Пока устанавливали личность нарушителя, криминалист внимательно следил за повадками задержанного мужичка. Он много раз мысленно возвращался к беседе с участниками происшествия. Слишком подозрительным казался не то спаситель девочки, не то палач.

Каждый случай с ребёнком потенциально рассматривался на причастность к убийству Ирины Красиковой. И сейчас эксперт примерял к задержанному маньяку платье душегуба. Как юркая змея от эксперта непрестанно ускользала какая-то мелочь, что-то весомое не давало покоя. В голове крутилась трудная головоломка, но как только он приближался к разгадке, мысль срывалась и убегала в закоулки сознания, как сорванная пружина.

Удостоверяя личность, у подозреваемого сняли отпечатки, его сфотографировали в фас и профиль, оформили бумаги согласно предписанию, а следователь все это время ждал его в комнате для допроса, раскладывая пасьянс из мыслей, прорабатывая тактику дознания.

Не было и дня, чтобы Потап не думал об убийце маленькой Иры. Времени подготовиться к встрече с преступником хватило с лихвой, вопросов без ответа накопилось больше, чем достаточно. За время ожидания опер составил перечень задаваемых вопросов, которые заставят предполагаемого преступника отвечать и возможно уже сегодня будет раскрыто сложное преступление.

Не шуточное дело сходу установить, кто перед тобой маньяк-психопат или обычный добропорядочный гражданин. Для этого требовались определенные навыки, которые Борис развивал, читая направленную медицинскую литературу, её для него выбирал наставник из психиатрической лечебницы. Опыт, которым психиатр делился во время консультаций со следователем, не пропал даром. Дисциплинированный ученик отлично усвоил новые знания.

Борис предварительно вызвонил врача, рассказал о похищении странным представителем мужского пола и попросил его о помощи в распознании психотипа. Врач заверил Бориса, что в случае неудачного первичного допроса, поможет ему в любое время суток. Ведь по предварительному заключению убийцей, скорее всего, был маньяк, а такого уж очень сложно распознать без особых знаний. Тем более разобраться в мотиве преступления. Служака видел себя удалым рыбаком, чаял, что ему все ж удастся разоблачить замысел преступника. Борис мнил маньяка хищной рыбой и искусно выбирал для него наживку, ожидая триумфальный улов. Он дожидался привода Нелюдова в отдельное помещение, где допрашивались подозреваемые в преступлениях люди.

Дверь в кабинет распахнулась, и Борис неожиданно встретился взглядом с похитителем ребёнка. Собрав силы в кулак, он успокоился и полностью отдался профессиональной интуиции. Движением руки Борис предложил стул, стоящий по центру обветшалого помещения как бедный родственник. Он помолчал, дав себе время освоиться в новых условиях, и обойдя по часовой стрелке комнату начал допрос. За время паузы он не издал ни звука. Потрепанный вид мужика вызвал лёгкую жалость.

– Вы Нелюдов Павел? Правильно?

– Да.

– Я Кабанов, назначен следователем, ведущим дело о похищении ребёнка. Вы согласны с тем, что похитили девочку? – крайне спокойно начал беседу Борис.

– Я? Я не виноват, – облизывая пересохшие губы, еле слышно ответил задержанный.

– Вы же понимаете, что отпираться бесполезно. Расскажите мне всю правду, – опер удержал взгляд на лице безумца, который так сильно согнулся, что голова практически висела на шее, готовая скатиться с плеч. – Рассказывай, куда ты вёл девочку? Зачем похитил? – следователь упрямо склонял к признанию.

– Она сама пришла, – Борис чуть разобрал сказанные слова.

– Значит, не виноват говоришь? – Боря заломил за шею сцепленные в замок руки.

Нелюдов был настолько искренен, что у следователя угасло желание допрашивать. Вдруг этот несчастный избитый малый и впрямь святой и говорит правду. Но сработал стойкий инстинкт недоверия. Ободрив себя надеждой, он понял, чтобы поймать преступника, надо нацепить нужного червяка, на который клюнет рыба.

– Где ты нашёл малышку? – повысив голос, спросил Борис, и присев на корточки, заглянул в глаза допрашиваемого, чтобы заодно проверить, выветрился ли страх испытанный накануне от его пронизывающего волчьего взгляда.

– Не, …не, …она, …она шла, бежала ко мне, …она сама потерялась, – нечетко изъясняясь, бубнил под нос Паша.

– Врёшь! – резко подскочив, гаркнул во всю глотку Борис, пустые стены содрогнулись и отражённый звук, как пуля, влетел в собеседника. Вздрогнув, тот стал заикаться:

– Н-нет, н-нет, – испуганный мужик, отрицая, сильно мотал головой, – не виновен… она… сама, – тело его съёживалось с каждым отвержением, в конце концов, он скукожился, вжался в стул, правое плечо перекосило вниз, и несчастный заморыш заглох, как оказалось потом надолго. Это были его последние слова.

Борису не удалось увидеть его колкий дьявольский взгляд, от которого дрожь шла по телу, Паша, низко уронив голову, ни разу её не поднял. Борис подошёл вплотную к стулу, резко воздел лапищей скошенный подбородок похитителя детей, желая прочесть по глазам правду, но Пашин взгляд ускользнул в плотно сжатые веки, как язык старой жабы. Следователь схватил за грудки онемевшую особь, сдёрнул со стула и тряхнул как сливу, Нелюдов податливо задёргался как тряпичная кукла и Кабанов, с зародившейся ненавистью, пнул кулаками во впалую грудь с яростью льва. Мужик упал мимо стула. Борис даже не подумал протянуть руку помощи, чтобы тот водрузился на прежнее место. Ярусное превосходство весьма удовлетворяло амбиции мента, и он продолжал допрос, задавая вопросы прямые, косвенные, наводящие, лишние, странные, грубые, риторические, правовые и щекотливые.

Но все оказалось бес толку, оппонент держал язык за зубами. Неожиданный поворот в допросе обезоружил мента, теперь он, отыскивая путь к спасению, битый час бился как рыба, пойманная в сеть. Перед Борисом словно выросла непроницаемая скала, без изъянов и трещин, без уступов и впадин, и он скользил по её откосу, рискуя в любой момент сорваться в пучину разочарования в собственной некомпетентности.

Бесконечное терпение Бориса раздулось, словно мыльный пузырь, отчаяние заиграло радугой и лопнуло. Превысив полномочия, он схватил каменный корпус за ворот рубашки, подняв с пола, кинул на стул, как ненужный хлам, застывшее в одной позе тело. Поведение истукана привело Бориса в бешенство, от взрыва нервной системы на его коже зацвели как розы красные пятна.

В характере опера пробилась несдержанность. Опер поднял допрашиваемого за тонкую шею с огромным кадыком, и тот, как марионетка, повис на жилистых руках законника. Осветив лампой его лицо, следователь увидел перед собой серую безликость. К огромному разочарованию Бориса, ответчик не дрогнул ни единым мускулом, это сильно задело его профессиональную пригодность. Злодей разомкнул веки, стеклянные глаза глядели сквозь него, и Борис в ужасе отбросил существо в сторону, как ядовитую гадюку, и содрогнулся, увидев кровоподтёк на шее. Опер устыдился обуревавших чувств, впервые он испытал желчную злость. Не сдержав порыв лютой ненависти, он дрожащим кулаком замахнулся на Нелюдова и попал по зубам. Резкий удар пришёлся на костяшки пальцев. Жёлтые зубы рассекли кожу, Борис не ощутил боли, он вскользь заметил, как из раны выступила кровь. Стул отлетел в сторону, допрашиваемый упал на спину, издав г-ык от удара о пол, его верхняя губа вздулась, нос опух, из ноздрей потекла сукровица, испачкав нечистую рубашку. Опер выпустил пар, а мужик недвижно лежал. Когда злость утихла, опер пожалел тщедушного слабака. В голове вспыхнул ужас от необъяснимой агрессии. Он не ожидал, что способен на неукротимую злость.

Подозреваемый был слишком пассивен, чтобы опер считал его крепким орешком, но неподвластные логике странности в поведении говорили обратное. Кабанов все чаще склонялся к мысли, что перед ним убийца. Анализируя характерные особенности поведения данного субъекта, Борис находил некоторые отклонения от нормы, которые явно подходили под описание маньяков. В руках опера пока не хватало достоверных улик, без которых разоблачение преступника невозможно. Допрос не приблизил его к разгадке убийства. Остались два варианта.

На первый вариант он рассчитывал гораздо больше, чем на себя, потому что криминалистика точная наука, и все надежды он возлагал на опытного Потапа. Второй вариант – совместный допрос с психиатром – казался маловероятным для раскрытия такого сложного преступления. Он все же не слишком верил в слепую удачу.

Полночи пустых метаний вымотали молодого упорного следователя вконец. Сгорев в пламени злости, он решил дождаться результатов экспертиз и уведомил психиатра.

Не добившись результата, Борис в завершение подпугнул тщедушное существо.

– Ты мне все расскажешь, – сунув кулак под самый нос Нелюдова, грозно пригрозив, – Первое, что я хочу услышать – для чего ты украл ребёнка? Я вернусь сюда с полной папкой доказательств. Недолго тебе по воле ходить. Ты попал в мои жёсткие руки и живым тебе от правосудия не уйти! Ты ответишь за все совершенные преступления! Мразь! – на шее Бориса вылезла пульсирующая вена, а на непроницаемом равнодушном лице Паши не дрогнул ни один мускул. – Стальная выдержка, – пронеслась завидная мысль в голове законника.

Сомнения все ещё гуляли в его голове и мешали истине пробиться сквозь асфальт неуверенности. Подозреваемый в похищении девочки мужчина железобетонно не реагировал на младшего лейтенанта. Злость выплеснулась, как чай через край стакана в скором поезде и заставила Бориса перейти к радикальным мерам в обличении преступника. Интуиция и сомнение противоборствовали, он не решался поставить ярлык насильника и убийцы на арестованного, хотя неадекватная реакция обвиняемого подспудно говорила о правильном суждении.

– Поверь! Ты расколешься! – он скрипнул зубами, желваки на скулах выдали чечётку. – Когда я вернусь, будешь, как змея увиваться от доказательств.

Борис напоследок сжал кулаки, поднёс близко к лицу странного дядьки и скрипнул зубами, что по коже пробежали мурашки и покинул комнату. Договорился о встрече с психиатром на вторую половину следующего дня. Завтра их ждала мучительная работа. Нужно было накопить за оставшуюся ночь силы, чтобы голова трезво оценила полученные в ходе допроса данные. Он покинул отдел следом за Потапом.

А Потап побрёл домой пешком. Погода была ветреная, ночью явствовало дыхание осени. Он поёжился от холода, а может быть от переутомления или нескончаемых мыслей. Эксперт привык к прогулкам по ночам, ведь ночью нет городского транспорта, а служебную машину за ним не закрепили. Редкий ночной сон в собственной кровати уже не удовлетворял как прежде, он приспособился спать урывками по несколько часов. Ведь его жизнь не разделялась на ночь и день, его жизнь была сплошной работой. И днем и ночью ему не было покоя от преступников. Он как никто знал, что воры не спят. Не думал он, что свою жизнь растратит на ублюдков, которые осточертели настолько, что появилось желание скорее уйти на пенсию.

Алчущие разгульной жизни находили пристанище в тюрьме из-за трудоголика в форме, он не щадя времени сидел у микроскопа и вынюхивал словно ищейка улики. Всем им место на нарах раз не могут жить праведно, уже как девиз за долгие годы работы звучал из уст Потапа.

Наконец закончился этот трудный день, который начался, как только на горизонте забрезжил рассвет, казалось, что ему нет ни конца, ни края. Он так устал, что мечтал быстрее кинуть кости на кровать и прижаться к тёплой спине жёнушки. Впрочем, все дни были как братья близнецы похожи друг на друга, и начинались часом раньше часом позже. Преступники, как известно, творят злодеяния в то время, когда граждане непробудно спят.

Прошлой ночью воры взломали дверь магазина и вынесли несколько ящиков водки, колбасу, припрятанную для блатных, очистили кассу, при этом заметно наследив. С первого же взгляда для эксперта картина преступления была ясна. Пьяные мужики решили покутить и не устояли перед изобилием алкоголя на витрине магазина. Вопрос решился лёгким ударом топора, разнесли стекло и вот она долгожданная радость похмелья, и черт с ней с ответственностью, когда трубы горят не до рассуждений о правомерности поступка. Авось, все уладится и никто не найдёт их, злодеев.

На все про все у криминалиста ушёл утренний час. На объекте он снял следы и собрал улики. Наверняка следователи накопают свидетелей ограбления, и дело будет раскрыто по горячим следам.

Об ограблении он благополучно забыл, ввиду лёгкой победы над преступниками. Он переключил мысли на Павла Нелюдова, с которым встретился на допросе. Этот тип вызывал у него брезгливость, хотя по натуре Потап был человеколюбцем. Крепкий орешек не давала покоя аналитическому мышлению криминалиста. Кукольное личико Светы спасённой отцом девочки от злых помыслов странного мужчины, всколыхнуло отцовские чувства. Волнение за жизнь дочери, некогда такой же малышки, не покидало его. На фоне отцовских переживаний всплыл образ жестоко убитой Иры Красиковой, малышки нежного возраста. Жестокое убийство породило нескончаемый внутренний диалог.

Его мозг работал удивительно, словно вычислительная техника. Стоило задать вопрос – и о нём можно было забыть. Скрытые мыслительные процессы обработки информации не мешали жить обычной человеческой жизнью. После пребывания вопроса в подсознании – наступал момент прозрения, и мозг выдавал готовый ответ. Потап всегда удивлялся происходящим процессам в его мозге, но объяснить метафизику не мог. Доставшиеся ему по наследству гены нашли правильное им применение.

Выездом на кражу и допросом Нелюдова день не окончился. Вечером Потап узнал о пропаже школьницы. Ребёнок не вернулся домой. Милиция приступила к поиску. У Потапа от новости во рту стало кисло. Все касаемо детей вызывало у эксперта волнение, предчувствие беды бередило старую рану. Запах гари сбил дыхание, но вера в то, что девочку разыщут, на время отпустила вожжи удушающих объятий плохого предзнаменования.

Снова пропал ребёнок. Кто орудует в городе? Какая тварь страшит народ? Девочку пока не нашли, что же ждёт этого ребёнка? Жестокая расправа или счастливое воссоединение с семьёй. Внутри словно нагноилась рана и дёргала, мешая упокоено жить.

«Не слишком ли много загадок на один день?» – думал по дороге домой Потап. – Кража, похищенный ребёнок, захват похитителя, неудачный допрос, и пропавшая школьница. Чувствует моё сердце не к добру все это.

Уставший он пришёл домой далеко за полночь ближе к утру. Тихо открыл дверь и также тихо закрыл, чтобы не тревожить сон семьи не виноватой в том, что по воле разгуливают преступники, которых надо ловить именно ему. Он на цыпочках крался через центр комнаты и в темноте споткнулся.

– Черт! – наверное, Ксюшка оставила свой любимый ящик с детскими игрушками, предположил отец.

Дочь частенько ностальгировала по старым игрушкам, которые возвращали её в детство, и она просто не успела убрать коробку, заигравшись в них. Заглянув в детскую комнату, он увидел счастливое лицо Ксюши, и рядом медвежонка, которого они с Лидочкой подарили ей на пятилетие. Он взял мишку в руки, подмигнул ему и прошептал: «Береги дочь!» Затем бережно положив на место, вышел из комнаты. Что-то не отпускало из детской, он вернулся и, взяв в руки игрушку, вышел с ней на кухню. Сделав сладкий чай, он посадил медведя на стол. Собеседник был молчалив, но обаятелен, к тому же с игрушкой стало теплее и не одиноко. Сделав пару глотков душистого чёрного чая, он откинулся на спинку стула и ощутил жуткую усталость. Все тело ныло от неудобной позы у микроскопа и очередного недосыпа. Чай с пятью ложками сахара казался божественным напитком, ведь в детстве он был лишён сладостей из-за жуткой нищеты и голода. Да и работа мозга требовала углеводов.

– Ну, что дружище, ты теперь одинок, как и я? О тебе вспоминают только когда наводят в углах порядок? – медведь упрямо молчал. Потап щёлкнул его по носу. Щелчок на удивление получился сильный и нос у несчастного медведя отвалился, и закатился под стол. Пыхтя, он ползал на коленках по полу, и увидел в дальнем углу оторванный нос.

– Вот, ты где, проклятый, завалился. Уж думал не найду, – он поднял пластмассовый нос, покрутил в руке, приложил к прежнему месту и решил его приклеить, чтобы за ночь высох клей, и дочь не догадалась о том, что он оторвал любимцу нос.

Хлебнув чайку он намеревался найти тюбик с клеем и вдруг в голове щёлкнула вспышка, и нашёлся ответ. Он схватил нос, поднёс близко к глазам, посмотрел как оценщик бриллиантов на кусок пластмассы, и вдруг его мозг бешено заработал, словно вычислительная машинка. Он ухватился за нить и восстановил в памяти предмет похожий на оторванный у медведя нос. Так выглядела улика, зажатая маленьким кулачком убитой Ирины.

– Вот оно что! Нос! Это просто нос от игрушки, – у Потапа даже дыхание сбилось. Он и сегодня видел в руках у Светы схожую игрушку.

Волосы словно подпрыгнули от сильных эмоций, и он пригладил рукой вьющиеся мелкие кудри. День открытий ему осточертел, и он, кинув медведя в груду сваленных игрушек, дав обещание приклеить нос его обладателю, бухнулся в кровать.

Вот разгадка, которая не давала покоя. Он чувствовал, что с этим носом, принадлежащим игрушке, есть причинная связь с убийством. Света прижимала игрушку к груди и хвалилась, что с дядей пошли берлогу строить. Дети любят медведей за плюшевую шкурку и добрый взгляд.

Как часто дети ошибаются, когда в зоопарке заигрывают с настоящим животным, представляя его таким милым и добрым. А ведь опаснее зверя, чем медведь нет.

– Куда меня понесло? Пора спать. Будет день и будет пища для размышлений, – под боком у жёнушки он закрыл глаза. – Надо поспать пару оставшихся часов, чтобы с утра заняться экспертизами и доказательствами.

С мыслями о том, что надо найти пропавшую игрушку, он и уснул.

Снился ему огромный медведь, с которым они пили на брудершафт, обнимались как закадычные друзья и беседовали о маленьких девочках.

Белиберда, которую свет не видывал.

 

Глава VII

Удача

Новость о том, что пойман убийца, разлетелась по городу. Население тешило надежду на спокойную жизнь. Появилась новая тема споров для зевак, собравшихся у магазинов. Люди, оказывается, не сомневались в доблести советской милиции. Похитителю ребёнка, сплетники навесили ярлык маньяка. Для людей доказательства всего лишь невесомая мелочь, им все равно каким путём эксперты докажут причастность к убийству.

Город вздохнул.

Потап не верил в счастье, что наконец проснулся утром, как все нормальные люди, в своей постели. Поутру успел пристроиться к Лидочке. Сначала долго гладил её по округлым ягодицам и что-то невнятное шептал, а жена все жеманничала и посмеивалась, одержимый ею он перешёл в наступление и победно взял Бастилию. Мастерица флирта умело скрывала фригидность. Свойственный каждой третьей женщине недостаток, она не считала его таковым. Секс не доставлял ей истинного наслаждения, но при этом Лида чувствовала себя востребованной мужем. Она была уверена, что все женщины отличные притворщицы. Ей было невдомёк, что существует страсть, ведь она её не испытывала, поэтому по-своему любила Потапа и видела свою миссию жить рядом с мужем и ухаживать за ним как за ребёнком. Ведь кто-то должен кормить, стирать, убирать в быту за этим трудоголиком. Лидочка очень гордилась тем, что её муж служил в органах милиции, носил погоны со звёздами, на зависть дворовым сплетницам.

Через пару часов сна он уже смёл с тарелки остатки завтрака и, вытерев на ходу рот, выскочил на улицу, быстрым темпом зашагал по тротуару изученному до мельчайших трещин.

Внутренне он готовился рассказать Борису о своем открытии. Сомнений не было, убитая малышка держала в кулачке пластмассовый нос медведя. Но игрушку при девочке не нашли. Эксперт задался вопросом, где же она делась? Вещи, найденные при девочке, были не тронуты. Родители убитой не обратили внимания на то, что игрушка пропала, разве до нее было. Какая разница, что было, когда нет дочери. Для родителей все не имело значение. Пустяк. Игрушка. Разве может она стать причиной смерти их ангелочка? Не вернуть назад кровинку. В растрёпанных мыслях он шагнул на порог отдела.

Борис, встретив в полной боевой готовности соратника, поинтересовался:

– Как спалось, батько? – следователь крепко пожал волосатую руку.

– Не поверишь. Всю ночь пил на брудершафт.

– Со мной? – Борис подмигнул и оголил ровные белые зубы.

– Не поверишь. Компаньоном был медведь.

– Видать, ты переутомился вчера.

– Кстати, мне вчера в голову путевая мыслишка пришла, – Потап потёр руки и, открыв дверь в кабинет, закрыл её за собой, пропустив Бориса вперёд.

– Давай, делись, а то пора навестить истукана и наконец, прижать его и получить признания.

– Боря, мне сначала надо убедиться, что я действительно нашёл что-то интересное, ты же знаешь, что попусту болтать не в моём вкусе.

– Окей, старик. Встретимся на поле боя, – Борис бегло обсудил поэтапные действия и выскочил, аккуратно прикрыв за собой дверь кабинета.

Всю ночь Паша Нелюдов провёл в КПЗ. Спустя час после ухода следователя его отпустил паралич, и он каждую минуту вздрагивал от скрипа дверей в ожидании нового прихода слишком властного представителя власти, который грозился его растоптать. Он прикорнул, съёжившись от холода на стуле и, чуть было не свалился с него, когда потерял контроль над телом. Ему было невдомёк, почему его хотят наказать, за что. Он ничего плохого не сделал.

Скучный арест без стрельбы и потерь не удовлетворил профессиональный голод Бориса Кабанова. Насмотревшись в детстве фильмов, он наивно думал, что опасных преступников обязательно задерживают в рукопашном бою. В свои четверть века отслуживший в погранвойсках и закончивший обучение в Высшей школе МВД Борис был нетерпим к нарушителям закона. Яростный голод к справедливости зажёг интерес к работе, всколыхнул воинственность натуры и профессиональную злость.

Борис снова всячески пытался обыграть преступника, хотел убедить того рассказать всю правду об убийстве, которое он совершил, но затея с треском провалилась. Паша хотя и не стекленел, был на зависть покладист и с недоумением смотрел на следователя, но так и не сознался, искренне не понимая, в чем его обвиняют.

Борис покинул допросную комнату, когда ему шепнули, что прибыл психиатр. Они встретились в узком длинном коридоре, пожав крепко руки, перекинулись парами фраз.

– Как твой подопечный? – седовласый низенький профессор просверлил глазами Бориса сквозь бифокальные стекла очков.

– Тяжёлый случай. Иногда мне кажется, что я перегнул палку и как фашист издеваюсь над заключённым.

– Даже так? Эко вы на себя наговариваете, – он пристально взглянул на следователя, оценивая его психическое состояние.

Борису стало не по себе от колкого взгляда врача.

– Это я просто так …сравнил свои ощущения. Я его и пальцем не тронул, – щеки Кабанова зарделись, когда он вспомнил, как двинул Нелюдова по морде.

– Я так и подумал, – хитро улыбнулся старик и, поправив очки, съехавшие на кончик носа, сказал, – Хочу взглянуть на представленный экземпляр.

– Да, да. Пойдёмте со мной.

Кабанов пропустил доктора вперёд. Усадил на предложенный стул и собрался с мыслями, чтобы снова задавать уже поднадоевшие вопросы. Через час мучительного допроса доктор дал знать Борису, что первичное впечатление состоялось. Они покинули допросную комнату, и молча, прошли в кабинет криминалиста. Борис хотел, чтобы при разговоре присутствовал его гуру, его учитель Потап, но у того дел было выше крыши.

Эксперт должен был проверить причастность Нелюдова к убийству Иры Красиковой. Работу эксперта переложить было не на кого, поэтому навалилось ворох дел. Начальство теребило каждых пару часов задействованных в расследовании милиционеров. Забота о повышении в звании не давала карьеристам покоя.

Эксперт разложил папки с делом о маньяке на стол и рылся, отыскивая собранные улики. Откатанные пальцы подозреваемого мужчины, к сожалению, сравнить не удалось ввиду отсутствия чётких следов с места преступления. Биологическая жидкость служила доказательством изнасилования и только. Для сверки следов ботинок требовался оригинал. Если бы были капли крови убитой девочки на вещах убийцы, можно было уличить преступника. Доказать причастность к убийству, сопоставив группу крови найденную на вещах убитой девочки с кровью задержанного человека – возможно, но это являлось бы косвенной уликой, которая судом к доказательству не принималась.

У эксперта отсутствовали неопровержимые факты, а без них оставлять человека под арестом нельзя.

Потап оторвался от бумаг, откинулся плотным телом на спинку стула, выпрямил сгорбленную от наклона вперёд спину, широко улыбнулся полнокровными губами, появившемуся на пороге младшему лейтенанту, не вмещавшемуся в кабинет из-за крепкого телосложения и резвого темперамента и седовласому гражданину.

– Здравствуйте! – с поклоном обратился психиатр.

– Здравствуйте! – поднявшись со стула, он протянул руку для приветствия, когда Борис представлял доктора.

– Сергей Иванович Думченко, светило в области психиатрии.

– Ну что ж будем разом разгребать это дерьмо? – Потап похлопал себя по губам за грубое слово и улыбнулся, оголив ровные, начищенные до блеска жёлтые зубы.

– Что мы имеем? По сути, мы не продвинулись ни на йоту. Единственное обвинение, которое мы можем ему предъявить – это недоказанное похищение ребёнка.

Это была чистая правда. Над делом он бился уже полдня. Оперативная работа тоже не дала результата. По всем направлениям следы как отрезало.

Потапу преступник до знакомства рисовался монстром, но представший перед ним якобы маньяк оказался похожим на облезлую щуплую крысу с визгливым тенорком. Невзрачное чудовище, возможно совершившее убийство, трудно было назвать человеком, он не заслуживал столь высокого звания. Мнение его было неизменным, он считал, что такое зверское убийство мог свершить только психопат.

– Потап, а что с уликами?! Я надеялся на тебя как на Бога. Хотелось бы с их помощью расколоть убийцу. Он мне уже чертовски надоел. Нутром чую, что это и есть та тварь, но чуйку к делу не пришьёшь. Скоро придётся отпустить его на волю, но я чувствую, что этого нельзя делать. Представляешь, из него не удалось выбить ни звука. Остекленел и хоть об стенку головой, все равно молчит.

– Ты «с головой о стену» осторожней, не навреди, прежде всего, себе, а то засудят за превышение, – взволновался старший по званию. – Твоя горячность к добру не приведёт. Вылетишь со службы как пуля, – он потоптался по кабинету, разминая затёкшее тело. – Пока нет для тебя ничего существенного, – почесав затылок, он открыл форточку и достал любимые «Беломор». Приплюснув конец папиросы, чтобы было удобно держать её в зубах и ещё раз поперек для пальцев, чтоб не выскальзывала, он задумчиво произнёс, – Разве что, – прочесав волосы рукой как гребнем, – …есть у меня одна зацепка. – Он обдумал промелькнувшую мысль. – Надо обсудить нам вместе. Возможно, мы найдём путь. Одна светлая голова хорошо, а три – уже костёр.

Потап жестом предложил оперу и профессору присесть, выдвинув им стулья из длинного стола. Уставший опер плюхнулся на стул и вопрошающе взглянул на эксперта, а доктор манерно отодвинул стул подальше и аккуратно бесшумно приземлился, как бумажный самолётик.

– Есть у меня одна вещица. Возможно, это и есть путь к разгадке.

Он открыл ящик стола и вынул пакет с маленьким чёрным предметом. Доктор и следователь переглянулись.

– Что ты задумал Потап? – наедине, гражданские были не в счёт, Борис звал его – ты, потому что однажды после дежурства, они вдарили по пару литров пива к вяленой чехони и, излив душу, с тех пор испытывали взаимные тёплые дружеские чувства. У него не было сына, а ему так этого хотелось. Вот он и привязался к этому горячему, пылкому парню.

– Я вчера, дома, кое-что обнаружил, – он порылся в кожаной сумке и вынул пластмассовый предмет. – Знаешь, что это такое? – он протянул его Борису, который повертел в руках незнакомую вещь и отдал обратно.

– Понятия не имею!

– Это? – он прищурился. – Это ключ к разгадке, я надеюсь, – и лукаво улыбнулся нетерпеливому Борису.

Потап уловил нервозность совсем ещё юнца в следственной области, и слегка позавидовал азарту Бориса. Он вспомнил себя, когда только начинал службу в органах, и как ему тоже не терпелось быть впереди всех на коне и с шашкой наголо. Время неумолимо летело, изменив характер, теперь он точно знал, что спешка нужна при ловле блох. Зато сдержанность профессора в выводах поразила эксперта. Он подсознательно зауважал худощавого интеллигента.

Кто бы мог подумать, что в работе Потап станет рассудительным и уравновешенным флегматиком. В сложных ситуациях, он не спеша находил нужное решение, расставляя по местам события и факты, хотя понимал, что иногда слишком запаздывает и поэтому, он полюбил характерного Бориса за его быстроту и горячность.

Работа эксперта незаметно превратилась в хобби, и поэтому все, что было связано с мелкой моторикой рук, его увлекало. Это и было главной причиной того, что он испытывал трепетное желание прикоснуться ко всему, что видел, ощущать при контакте шероховатость и гладь поверхности. Через руки, он как слепой, имел представление о вещах, недаром, он всегда закрывал глаза, наслаждаясь тактильным прикосновением. Он никогда не менял увидевшую композицию, даже если в ней пылинка нарушала гармонию и резала глаз. Эксперт должен сохранить на месте преступления все в неизменном виде. Так в нём плотно переплелись внутренние черты характера с работой эксперта.

Медленная речь и глухой низкий голос гипнотически действовал на его собеседников, и поэтому в его присутствии все вдруг успокаивались и затихали. В кабинете всегда царствовала звонкая тишина. С возрастом Потап все больше ею наслаждался, потому что тяжело переносил стресс и различные дискомфортные ситуации в общении с начальством и агрессивными людьми. Он слишком погружался в переживания по любому поводу, а тишина спасала от нервных срывов, клокотавших внутри не безразличного к жизни людей старшего лейтенанта.

Видя волнение Бориса, он откликнулся помочь, так и не научившись отказывать людям в их просьбах.

– А точнее, пожалуйста? Без загадок хотя бы, – Борис занервничал, чувствуя, что дело на пороге раскрытия.

– Эта вещица, – он поднял её вверх, многозначительно посмотрел и помахал перед носом Бориса, – может точно доказать причастность к убийству, если найти его обладателя.

– Кого найти, Потап? Я что-то никак не могу разуметь намёков, – Кабанов покраснел до краёв волос, стесняясь своей неопытности.

– Ни кого, а что! – он полез снова в кожаную сумку, вынул из нее плюшевого медведя и сунул в руки следователю. Доктор следил за манипуляциями ментов и молчал.

Борис покрутил в руках игрушку, понюхал её, потрепал и со смехом сказал, – У меня похожий в детстве был. Но каким боком он в нашем деле появился?

– Тот-то, ни при чём. Он игрушка моей дочери. Видишь, я ему вчера нос сломал. Щелбан оказался слишком сильным, – он приложил пластмассовый нос к игрушке. – Вечером приклею назад. А этот нос, что в пакетике, я достал из руки Ирины Красиковой.

– Чего, чего? Что за фигня? – брови Бориса поползли вверх. Я что-то пропустил? – он с недоверием глянул в глаза.

– Вот такая метаморфоза получилась. Никто не знал, что за штука осталась в руке у малышки. Мне эта вещица не давала покоя с того дня, когда я её увидел. Ничего в голову не приходило. А вчера у дочери в игрушках нашёл медведя, усадил его на стол, беседовал с ним по душам и всю ночь пил с ним на брудершафт.

После этих слов психиатр повернулся и пристально посмотрел на криминалиста, решая, говорит ли он правду или врёт. Потап уловил на себе испытывающий взгляд профессора и произнёс.

– Честное слово, говорю истинную правду.

– Бывает и похуже, не волнуйтесь, – старикан захихикал, прикрыв кривые зубы рукой.

– Правда, правда, …щёлкнул его по носу, а он взял и отвалился. А когда я его нашёл под столом, то я сразу понял, что было в руках убитой девочки, – он специально не назвал её имени. Так ему легче было думать о ней, как о несуществующем предмете, иначе его сердце не выдержало бы боли от нахлынувших воспоминаний.

– Интересно, – Борис не переставал удивляться его прозорливости и памяти к мелочам.

– Вчера я даже уснуть не мог, когда разгадал, что за вещица хранится в вещдоках, – заносчиво произнёс эксперт. – К тому же у похищенной малышки в руках тоже был медвежонок. Они, видите ли, шли с дядей берлогу строить. Как тебе такой расклад?

– Тогда, что мы теряем время, пошли и расколем этого ублюдка! – Борис быстро встал, готовый бежать.

– Стоп! Малыш! Ты можешь все испортить. Мы здесь собрались, чтобы утвердить тактику.

– Это всего лишь косвенная улика, но она как мина замедленного действия может неожиданно взорваться. Давай попробуем сыграть на этом. Никогда нельзя быть в чем-то слишком уверенным, пока не доказано с научной точки.

– Хорошо если сработает, – Борис в надежде потёр руки. – Я согласен на любой вариант. Если прокатит, тогда можно будет к утру успокоить город, – торжествовал опер, в прищур рассматривая нос медведя, который протянул ему друг.

– Вот и обговорим, как будем действовать, – похлопав совсем ещё мальчишку по плечу, наставлял эксперт.

– Натерпелись страху люди. Если бы этот гадёныш попался им на расправу от него не оставили бы и клочка.

– Вину ещё доказать надо, – Потап пригрозил пальцем.

– Ещё бы. Я этого момента жду не дождусь. Руки чешутся, не могу!

– Пока вину не докажем, лучше охлади свой пыл. Не опускайся до уровня преступника, мой тебе совет. Жутко хочется увидеть мерзавца и предать суду.

План был готов к исполнению.

Борис оживился при мысли, что именно сейчас может выгореть дело, и он получит признание. Легко подхватился со стула, и уверенно покинул кабинет эксперта. От нетерпения выбить признание у него горела душа. Потап шёл следом, наставляя малоопытного оперативника, а профессор мечтал о получении опыта по выявлению маниакальных наклонностей, понимая, что каждый маньяк эта неизведанная сумасшедшая планета. Потап добавил последний штрих, отшлифовывая созданный план допроса.

– Боря, ты главное не спеши. Медведь наверняка имел для Нелюдова особое значение. Нащупай его больное место, и он раскроется. Сработать может любая мелочь. Смотри это ювелирная работа. Когда я начну работать с Пашей, ты – молчи. А если нужно будет взвинтить его, то вступай в полемику ты.

Они зашли в камеру и обнаружили арестованного в той же позе, в которой оставил его полтора часа назад следователь. Паша замкнулся и стал другим. С ним прежним Паша не имел ничего общего.

…Время для него остановилось. Что ему оно? Паша мог часами просиживать на кровати и не двигаться. Вселившийся однажды злой дух прижился в нём и беспокоил редко, только тогда, когда ему было трудно одолеть переживания. Чтобы избавиться от болезненного восприятия испытываемых чувств и эмоций, он уходил во внутренний монолог рассуждений, которые как заезженная пластинка крутились в его голове. Сейчас как раз настало время монолога. Не исполненная месть разбудила в нём злой дух, который мучил его.

– Надо убить! Эта тварь не должна жить. Надо исправить ошибку. В следующий раз сразу убью. …Надо убить! Эта тварь не должна жить. Надо исправить ошибку. В следующий раз сразу убью.

Чтобы сдвинуть пластинку с заезженного места, нужен был толчок извне.

Эти повторяющиеся фразы избавили его от чувств. Он воспринимал только произносимые им слова, которые побуждали к действию. Нет слов – нет чувств, нет чувств не надо слов. Он не мог изменить информацию, потому что его чувственные каналы были заблокированы злобой. Въевшиеся в голову слова возвращали его к исходной проблеме, и он повторял их по кругу, как вращающий жернова ишак. Застывший взгляд выдавал ущербность его мыслительных процессов, и было очевидно, что под застывшей маской скрывался психопат. В свойственном ему состоянии, он упускал множество восхитительных и изумительных событий, которыми наполнена жизнь обычных здоровых людей, его сознание просто миновало их.

Прямая зажатая поза могла не меняться долгие часы. Его закостеневший силуэт, отсутствующий стеклянный взгляд неприятно холодил, как при встрече с коброй готовой к броску на врага. Его психика, защищаясь от окружающего мира, была, казалось, непробиваемой как бронежилет.

Криминалист в совершенстве владел следственной тактикой, редко кто мог сравниться с ним в умении провести качественный допрос. Своевременное выявление позиции обвиняемого при допросе, гарантировало ему возможность узнать, когда появилось намерение совершить преступление. Потап твердо знал, что признание вины ценно и превентивно как для самого обвиняемого, так и для общественной сферы. Большое значение в достижении цели имела атмосфера доверия между ним и допрашиваемым. Он мастерски психологически воздействовал на допрашиваемого, влияя на сознание обвиняемого. Искусно проводя допросы, он умело убеждал. Но в чем же убеждал Потап? Меньше всего в том, что допрашиваемый виновен в совершенном преступлении. Убеждал, что надо говорить только правду, приводил факты, доказательства, логические аргументы, разъяснял закон, детализировал вопросы. Все эти навыки он применил и к Нелюдову, но это не сработало, как на допросе обычных людей. Перед ними явно сидел невменяемый псих.

Переговорив за дверью с профессором, они решили, что нужен ключ для психологического давления. Нестандартная ситуация вынуждала к нестереотипным решениям.

Ключевое слово откроет ларчик к сознанию преступника. Они долго мучились, перебирая слова, которые могли бы помочь.

Борис метался по камере как волк по клетке и задавал одни и те же вопросы сидевшему перед ним преступнику, а Потап внимательно наблюдал за происходящим, и констатировал полное отсутствие реакции у допрашиваемого лица.

Вдруг эксперта осенило, как будто бы он решил про себя сложную задачу и, коснувшись пухлой ладонью плеча допрашиваемого, застывшего как каменное изваяние, спросил:

– У тебя есть друг? – взгляд Паши потеплел, плечи обвисли, он стронулся с места и посмотрел в глаза.

– Да, – подняв холодный взгляд на Потапа, простонал задержанный.

– Кто же он? – мягко по-отцовски продолжал эксперт.

– Мишка, – уверенно взглянув, он пробубнил ответ.

– Где же он? – у него по спине прокатилась дрожь, от статичного взгляда Нелюдова.

– Он умер, – с горечью в голосе произнес Паша.

– Как это случилось? – он боялся спугнуть доверие Нелюдова.

– Эта тварь убила его! Мне без него одиноко, – из глаз брызнули слезы, превратив существо в обычного беззащитного ребёнка.

– Кто убил? – криминалист напрягся.

– Тварь! Эта маленькая дрянь, – он почти крикнул.

Потап показал фотографию убитой Иры.

– Это она?

Ответ на этот вопрос был самым важным звеном в цепи расследования. Глаза Нелюдова налились кровью, брызжа слюной, он крикнул:

– Тварь!

Потап вспомнил, как вчера посадил медведя на стол, представил своим компаньоном для вечерней трапезы, чтоб не скучно было сидеть одному. О, Боги! Спасибо!

Ключ подошёл, код совпал и открыл вход к сознанию преступника.

Потап достал игрушку и посадил на стол, так же как вчера перед собой.

– Он не умер. Вот он! Значит, медведь живёт у тебя? Я нашёл его в твоём доме, – врал Потап, ему показалось, что допрос он провалил.

Неадекватная реакция напугала всех присутствующих, а опер в испуге схватился за пистолет, когда чудовище яростно схапал медведя и кинулся на пол, скрючился, задрожал, закрывая голову руками.

Потап поднёс к самому носу Паши оторванный медвежий пластмассовый нос.

– Узнаешь? Тебе знакома эта вещь? Я отдам тебе его, если ты расскажешь правду, кто убил Мишку и как ты наказал убийцу.

Маньяк схватил нос, прижал к груди и завыл. Ему виделся растерзанный на части мишка, только теперь дядькой.

Принцип сначала слово, а следом порождающее им действие сработал. Нет слов – нет действия. Убийца сменил заезженную пластинку о мести на воспоминания о друге. Теперь эти воспоминания также будут крутиться в его сознании, пока какое-нибудь слово не переключит его на другую волну.

– Не отдам! Всех убью – отталкиваясь ногами о пол на правом боку, он отполз в угол камеры и монотонно повторял:

– Он мой! – лишённая красочных интонаций речь показывала, насколько сумасшедшим было это существо.

– Ты отомстил Ирине Красиковой? – Борис сунул под нос фото.

– Я не знаю кто это?

– Это маленькая девочка! Убитая тобой, – злобно крикнул Потап.

У сдержанного Потапа заходили желваки, и он схватил за шиворот и поднял мерзкое чудовище на стул.

– Нет, …да, … не знаю, …она убила мишку, …убила! Я её наказал, – он гундосил повторяя фразы, склоняясь к коленям рыдал, не ассоциируя себя с преступлением, которое совершил.

– Рассказывай. Где? Когда? За что? – Борис методично вбивал как гвозди вопросы в мозг чудовища, повторял их для ясности и, в конце концов, обрушил кулак на стол с криком, – Колись!

Но Паша, словно не слышал метавшего гром и молнию Бориса. И это спасло эксперимент.

– Она выкрала мишку и разорвала… – обхватив голову руками и раскачиваясь на стуле, он противно гудел на одной ноте.

– Хватит выть! – Потап, ухватив его за рубашку, поднял на уровень глаз и, увидев широко раскрытые зрачки безумца, уронил на пол. Опомнившись, что перед ним сидит душевнобольной, он кротко попросил:

– Расскажи, как ты защищал своего друга медведя, – Потап твердил, пока не вскипел выше критической точки. В нём вспыхнула ярость, и он сжал кулаки. Если бы не его моральные устои, он бы растерзал ублюдка лишившего жизнь малютке. Она этого не заслужила. Никто не заслужил!

Профессионализм победил эмоции, он не потерял связующую нить с убийцей. Нужно было стать его другом, заменить молчаливого медведя и слушать, слушать без комментариев.

– Она убила друга. Она его терзала. Я его защищал, – он рыдал и пускал слюни как слизняк.

Опер тряхнул его за шиворот, но профессор, придержав за руку, остановил порыв отмстить. Паша снова упал на стул.

Подспудно Борис понимал, что главная задача – признание от начала и до конца, пока ключик открыл ларчик.

– Она упала, когда я ударил её. Я обрадовался, что у нее была кровь, я победил, мой мишка остался цел. Я избавил его от врага. Я хотел сделать ей больно, также больно, как она сделала моему другу, – он всхлипывал. – Я сделал с ней то, что она сделала с мишкой. Разбросал по земле её внутренности. Медведь истёк кровью, и она должна была. Я спас мишку.

Слушать этот бред было выше человеческих сил. Было ясно, что милиция столкнулась с психопатом, которого вероятней всего будут лечить. Борис не выдержал монолога убийцы резавшего его душу по живому. Ему изо всех сил хотелось заорать:

– Заткнись! – кулак Бориса опустился бы на челюсть, если бы он не сдерживался изо всех сил. – Мститель чертов!

Он не желал марать руки о последнюю сволочь, тем более ставить крест на своей карьере, расправляясь с ублюдком. Но все же, Борис, неожиданно для всех, скользящим движением двинул по скуле. Свалившегося со стула мстителя он пнул ногой по рёбрам и в пах.

– Поднимайся! – глаза Бориса от давления покрылись красной сеткой сосудов. Ещё немного и он заплакал бы кровью как Христос. Разгорячённый опер еле сдерживал чувство ненависти к дьяволу в человеческом обличии, который все время путался во времени и показаниях сплетённых в его голове воедино. Поднимаясь с пола, убийца истерично скулил, выл как долгоиграющая пластинка, хлюпал носом и вытирал рукавом лицо.

Раздосадованные горькой правдой и удовлетворённые признанием убийцы, все трое противостояли Нелюдову. Потап вырвал из рук Паши медведя. На мгновенье внешность чудовища изменилась, что-то переключилось в сознании маньяка и перед Антантой возвысилось властное создание.

Вскочив на ноги, маньяк злобно блеснул глазами и застыл. На его лице проявился оскал, точь-в-точь как приснился Борису. Нелюдов, расправив плечи, точно вырос на голову. С его губ слетали страшные слова, брызжа слюной, он орал:

– Эта тварь! Сама пришла. Я не боюсь её. Я её ненавижу! Тварь! – громкое скандирование как стрелы слетали с натянутой тетивы и ранили опера и Потапа.

Демонический блеск глаз насторожил следователя. Борис видел перед собой превращение маньяка в красного дьявола с рогами и хвостом изрыгающего из пасти огонь. Опер жестом стряхнул виденье.

– Привидится же! Это от бессонных ночей.

Глядя на безумного мстителя, Борис представил на мгновенье, как могла бы погибнуть следующая жертва, и его затрясло от страха.

– Я убью эту тварь снова! Хоть тысячу раз, но убью! Она заслужила, – серые глаза превратились в адскую бездну умопомешательства и полоумия. – Клянусь! Я сделаю это! – в знак тождества клятвы, он схватил зубами кожу на своем предплечье и откусил плоть. Кровь разлилась по рту и потекла по подбородку на шею. Он сплюнул на пол откушенный кусок, – Я загрызу её!

За неистовой яростью психиатр наблюдал, затаившись в углу, и боялся не упустить ни слова. Потап превратился в слух, чтобы фиксировать все, что поведает в приступе эйфории убийца. Ведь правду никто не знал кроме него.

Следственный эксперимент на месте преступления Паши Нелюдова по воспроизведению события с целью установления его природы, сущности и происхождения был завершён. От ужаса, рисовавшегося в головах опера и эксперта и исповеди маньяка, содрогнулись их души.

Мгновенная смерть спасла девочку от мучений. Убийца даже не заметил, когда она умерла. Черепно-мозговую смертельную травму она получила, ударившись о камень, торчавший из земли. Ослеплённый совершенной местью, сумасшедший маньяк испытывал освобождение от гнетущего чувства.

Бутылку из-под водки он превратил в оружие, разбив о камень. Детская кожа легко расходилась под давлением стекла, и он отрезал внутренние органы и разбрасывал, испытывая наслаждение от победы. Он слизывал вражью кровь, её запах сводил его с ума, и он фонтанировал спермой, ощущая себя всесильным богом, защитником и мстителем. Можно было предположить, что её смерть удовлетворила его эго. Окроплённый кровью жертвы он торжествовал победу диким криком. Звериного у маньяка ничего не было. Звери не мстят. Звери убивают, чтобы выжить, а это существо убивало из мести.

Уже к окончанию восьмого класса учителя понимали, что с Нелюдова Пашеньки толку не будет из-за отставания в развитии. Дети в детдоме замечали странное неадекватное поведение тихого и робкого агнца. Из-за лживости и неискренности детдомовцы записали его в изгои и практически не общались с ним. Присущий Паше ярко выраженный нарциссизм мешал испытывать вину. Остальных людей он расценивал в качестве объектов, повышающих его самооценку.

Он сбился со счета скольких врагов, своего друга мишки, убил за последний десяток лет. Ему казалось, что она не убиваема. Период эмоционального охлаждения после достижения психологического удовольствия обычно длился у него несколько месяцев. Совершая насилие, он полагал, что защищает свою честь. Властолюбец контролировал жертву, подчинял её себе и стремился обладать ею, потому что сброс энергии бессознательного у него происходил одномоментно, только в момент свершения мести, при этом у него отсутствовало раскаяние и стыд.

После признаний Нелюдова Борис получили разрешение на обыск в доме маньяка. Соседи активно сотрудничали с милицией, рассказали, что комнату в общежитии, сосед получил как сирота сразу после исполнения шестнадцати лет. Не окончив ПТУ, он устроился на скотобойню. Скромный образ жизни, не привлекал внимание органов милиции. Маньяк Паша ни с кем не общался.

Пропитанное аскетизмом жилище действовало удручающе. Выкрашенные в грязно-зелёный цвет стены, голая лампочка Ильича, обшарпанный табурет, ровно заправленная байковым изношенным одеялом кровать с панцирной сеткой. Одиноко в углу стоял встроенный старый шкаф с мутным зеркалом в пол дверцы. Ни разбросанных вещей, ни книг, ни фотографий, ни занавесок не было. Полки шкафа-пенала выдавали педантизм обитателя этой жилплощади, в нём как под линейку выстроился небогатый скарб.

Потап алкал лично участвовать в обыске. Он прошёлся по комнате, оценил обстановку. Больше всего его поразила стена сплошь в полках, на которых покоились аккуратно усаженные плюшевые медведи. Размером с баскетбольный мяч они сидели рядами аккуратно прибитые гвоздями за уши и смотрели на присутствующих глазами из чёрных пуговиц. Войдя в комнату, он выверенным взглядом сразу отыскал то, что долгие месяцы не давало ему покоя, улику подтверждающую причастность к убийству. Среди множества медведей он сразу выбрал безносого и, упаковав в пакет, забрал на исследование. Нашлись и ботинки с кровью потерпевшей, совпадающие со слепком следа с места преступления.

Фортуна была на стороне правоохранительных органов. Маньяк был арестован, осталось только к признанию добавить экспертизу, доказывающую причастность к убийству и доказательства в предумышленном похищении и дело можно отправлять по инстанциям. Резонансное дело облетит все отделения милиции и каждую детскую смерть проверят на причастность Нелюдова к убийству.

Преступление было раскрыто, впереди ждала рутинная бумажная работа, и каждый по-своему опишет услышанные признания. Но это потом. Главное, что теперь зло наказано, убийцу лишат свободы, а возможно до конца жизни упрячут за решётку.

Через пару недель дело, прибавившее седых волос, сдадут в судопроизводство. Город мог спать спокойно. Мститель, так окрестили преступника Потап и Борис, пойман и это для них высшая награда.

 

Глава VIII

Находка

Красный восход возвестил о начале нового дня. Потап разгребал захламлённый уликами и материалами дел рабочий стол.

Всевозможные увеличительные приборы, позволяющие расширить диапазон чувствительности глаз, применялись криминалистом для осмотра мелких объектов и обнаружения значимых деталей. Завершив исследования, он бодро разложил по футлярам штативные, складные, с подсветкой, измерительные, дактилоскопические лупы и микроскоп. Шея гудела, глаза слезились, размывая очертания предметов, затёкшие ноги превратились в колоды. Ему почудился скрип старого дерева, когда он, кряхтя, поднялся со стула и, хрустнул суставами, когда потянулся. Вращая шеей, он подошёл к окну. Неизменный скучный пейзаж приветствовал добрым утром.

Основные экспертизы были закончены, и Потап запланировал перерыв, чтобы хватило сил довести дела до конца. Мучительный допрос и кропотливое исследование улик по делу маньяка Нелюдова дали сногсшибательный результат, о котором мог мечтать любой криминалист.

Заехав домой освежить одежду и тело, Потап открыл дверь ключом и услышал, что в доме кипит жизнь. В прихожей радио вещало новости, покрывая грюк на кухне. Девчонки проснулись пораньше, на кухне вкусно пахло жареным бифштексом. Лида суетливо накрыла стол. Поменяв исподнее и рубашку, он поцеловал в щеку жену и, усаживаясь за стол потёр руки в предвкушении вкусного завтрака. Лидочка в прекрасном настроении мурлыкала под нос песню, которую из-за полного отсутствия слуха, можно было узнать только по слогану.

Флегматичного Потапа всегда настораживал напористый характер и огненный темперамент жены. Он боялся обжечь душу об ослепительный факел идей, кокетства, властности и эгоизма, которых у жены было с верхом. Прекрасная как ангел, Лидочка обладала несносным характером, и бывали в их семейной жизни такие моменты, когда она выводила его из равновесия. В такие минуты ему по-настоящему хотелось её задушить, ну, в крайнем случае, отлупить, как нашкодившую кошку.

Решительная и непредсказуемая в своих действиях она подавляла мужа. Её активная и богатая событиями жизнь вызывала у окружающих всеобщее восхищение. Острый ум оттенял напористость и грубоватость. И не дай бог супругу вмешаться в её личные дела, уж она непременно задала бы ему нервотрёпку. Домашний генералиссимус требовал беспрекословного подчинения от своего мужа старшего лейтенанта. Безупречного мужчину, жёнушка склонна была переделать под свой идеал. Она не искала компромиссов, как ледокол перла при любых твёрдых обстоятельствах. От этого у мужа часто подкатывала нестерпимая ненависть к её необузданности и своенравию. Однако Лидочка преданная хозяину, такому же смелому, горячему и дикому, приручившего необъезженного мустанга заставила уважать её.

Он женился на молоденькой только что окончившей школу Лидочке после армии. Впервые он встретил её в клубе девчонкой, подсматривающей в окна за танцующими парами. В одно из увольнений из расположения части, предоставленное за отличную службу, он потянул её в клуб, пригласил на танец и навсегда покорил её сердце. В тот момент с первого взгляда между юными созданиями высеклась искра любви, и Потап неизбежно понял, что эта девочка с двумя косичками и смущённым взглядом и есть его судьба. Милая, застенчивая, симпатичная и скромная она не смела, взглянуть на кудрявого красавца. Она ответила согласием на предложение выйти за него замуж, даже толком не зная, каким он был. Отдав долг государству, он безапелляционно женился, вернувшись за своей невинной красавицей, и увёз её к себе на Родину. Спустя семь месяцев она родила ему по ряду причин недоношенную дочь.

Когда на свет появился сморщенный, с синим отливом красный комочек, Потап не на шутку испугался. Девочка родилась слабой и страшненькой. Он и не знал, что иногда рождаются такие уродливые дети, к которым страшно дотронуться.

Поначалу жили впроголодь, крохотный дом с печкой без удобств, вода в полукилометре, которую надо носить в вёдрах на коромысле, работа без выходных. Жалкое зрелище юная неопытная мать, без нянек и сторонней помощи, плаксивая слабая дочь, раздирали жалостью сердце молодого отца. Потапу приходилось во всем рассчитывать только на себя. Когда малютке исполнилось пару месяцев, её определили в ясли. Лида пошла в шахту, маркшейдерская работа изматывала вконец, но материально жить стало легче. Кроме старого сала и кирзовых сапог, появилась нормальная еда и современная одежда. Со временем ребёнок окреп, поправился и превратился в очаровательную пышечку, и отец всем сердцем полюбил свое дитя. В нём проснулись глубокие отцовские чувства, ведь он с пяти лет подсоблял матери взращивать брата и сестёр и, имея за плечами опыт, с удовольствием воспитывал дочь.

Хлебнув горя, Лидочка напрочь отказалась иметь ещё детей. Она не позволила бы плодить нищету. Ведь жизнь так прекрасна. Столько всего интересного можно купить в магазине.

Потап встретился с дочерью за завтраком. Она собралась в школу и шумно, как ракета, приземлилась рядом. Кипучая энергия подростка окатила отца, и в нём проснулся арлекин.

– Ну что, двоечница, стихи выучила?

Колючий взгляд на красивом лице вонзился в серые с голубыми прожилками глаза. Хрупкая, светловолосая девочка уловила игривое настроение отца. Для Потапа всегда было загадкой, как у двух черноволосых супругов родился белоголовый ангел. Та серьёзность, с которой отец смотрел на неё, всегда воскресала в памяти чудной инцидент, тот, когда в пятом классе учительница литературы задала выучить стихотворение в несколько листов. Вернувшийся под мухой отец, в шутку предложил выучить творение знаменитого поэта под гипнозом. Соблазн был велик, лень победила разум. Любимый папа заинтриговал дочь качествами гипнотизёра.

Расположившись удобно на диване, веснушчатая до ушей Ксюша, подчиняясь команде отца, положила руки на колени и превратилась вслух. Экстрасенсорные способности Потапа, навеянные недавним походом на концерт с участием гипнотизёра, требовали подтверждения. Уверенный в собственном таланте Потап немедля приступил к гипнозу, как раз наклюнулся подходящий случай проверить неубедительные способности. Он шатко двигался по комнате, чудаковато манипулировал руками над головой дочери и, открыв книгу с длинным стихом, прочитал его с выражением несколько раз, и, захлопнув учебник, отправил Ксюшу спать, пообещав ей высший бал. Ксюша тогда ещё верила в чудеса.

Уверенная, что с папой выучила стихотворение на пятёрку, она на завтра ни разу не взглянула в книгу. У доски Ксения поняла, что папа ни какой не гипнотизёр, в голову перелучился чистый лист, а стих остался в учебнике, учитель спросил задание, а она – ни в зуб ногой, за что, собственно, и получила пару. Домой Ксюха пришла зарёванная.

Курьёзное событие стало главным в их взаимоотношениях. Когда отец намеревался развеселить дочь, он спрашивал: «Стихи выучила? Двоечница». В эти минуты грозный отец всегда вызывал в дочери приступ нескончаемого смеха.

За завтраком прикалываясь над экстрасенсорными способностями отца, они развили мысль глубже. Ксюша предлагала установить в центре города шатёр, украсить гирляндами и звёздами, водрузить на стол засланный чёрным бархатом шар колдуна, надеть колпак звездочёта и атласную чёрную накидку с капюшоном и, войдя в транс, гипнотизировать всех желающих за деньги.

Через полчаса семья разбежалась, и он остался один. Сытый организм, уставший от ночной работы, сморило ко сну, и он прикорнул, чтобы вернуться в полной боевой готовности на работу и завершить начатое дело о маньяке, упорядочить улики и описать заключения. Сон, как только он прикрыл веки, намертво отрубил сознание.

Потап любил данное ему имя и гордился, что имел честь носить в наследие от деда, которого он никогда не видел, но знал от отца о присущей ему мудрости.

Родился он в многодетной семье. Бедность и нищета коснулась раннего детства и, будучи старшим из пяти детей, он был надеждой и опорой матери, когда отца посадили в тюрьму за мешок украденного из кочегарки угля. Мать, оставшись единственным кормильцем, еле спасла от холода и голодной смерти детей. В глуши, где они жили, работы не было, и Потап с младшим братишкой побирался по соседям, когда мать уезжала на несколько дней за провиантом, уж, где она его добывала, он так и не осмелился за всю жизнь, спросить. Малое дитя, повзрослевшее от невзгод, привыкло быть ответственным за оставленных на попечение малышей. Для семьи прошло время голодных мучений, когда отца выпустили по амнистии из тюрьмы. С тех пор на столе всегда лежал хлеб, символ богатства, сытости и здоровья.

Потап и сейчас смахивал крошки хлеба в ладонь и забрасывал в рот, стряхивать их со скатерти в мусор не поднималась рука.

Армейская дисциплина нравилась Потапу, умение подчиняться и выполнять приказы остановили его выбор на службе в милиции.

Первая должность участкового после распределения в милицию подтвердила, что его выбор был правильным, он проявился в стремлении служить людям и стоять на защите прав и закона. Чтобы продвигаться по службе, он пошёл учиться на заочное отделение, потому что к тому времени был женат, и содержать семью было некому. После окончания Высшей школы МВД он занялся, как потом выяснилось, любимым делом, став криминалистом. Работа отнимала значительную часть свободного времени, мысли о любви и обычные человеческие желания.

Выезжая каждый раз на преступления, он не переставал удивляться, сколько в мире зла.

Любовь для Потапа отождествлялась со словом семья. Рождённый зимой, он стремился к душевному теплу и солнечному настроению, а преступления были той ложкой дегтя в бочке мёда.

Неприступная с виду девочка недотрога Лида взволновала его кровь, он много раз убеждался в том, что выбрал ту единственную предназначенную ему богом женщину. Жена не требовала к себе особого внимания, не досаждала с сексом, но всегда откликалась на его нестерпимую накопившуюся страсть. Даже в свои сорок он удивлялся Лидочке, как ей удавалось держать в равновесии его либидо. В счастливые минуты сближения, он забывал о жизненных проблемах и наслаждался медовым запахом Лидиной кожи, проваливался в омут блаженства, в котором хотел остаться навсегда.

Лидочка из-за скуки и пропасти свободного времени, из-за частого отсутствия мужа по причине его трудоголизма, придумала в жизни правила «надо» и «должен» и носилась с ними бесполезными, чтобы обуздать его и привязать к семье. Но он работал и днем, и ночью, Лида сбилась со счету, сколько ночей муж отсутствовал в собственной постели, и затея свалить на него быт провалилась. От этих «надо» и «должен» у нее со временем развилась нервозность, а у Потапа чувство вины. Лидочка отяготила свой мозг ненужными препятствиями, следуя воображаемым правилам, и постепенно превратилась в нытика. Самое страшное для нее было то, чтобы в будущем она не стала фанатиком своих же правил.

Жизнь с такой женщиной оказалось трудным испытанием, но он ничего не мог с собой поделать, он любил её со всеми недостатками. Он и сам не был идеальным. Главное, что ему всегда хотелось её защищать.

Их жилье мало чем отличалось от таких же советских граждан как они, может быть только излишней аккуратностью, чистотой и более модным дизайном, благодаря Лидочкиной выдумке, ведь Потапу не до жилища было. Он всецело пропадал на выездах или в кабинете за бумагами, или в фотолаборатории. Дни его жизни летели, неспешно менялись звания, а должность оставалась прежней. Он мечтал о повышении.

Потап глубоко погрузился в сон. Он умел мобилизовать силы за короткое время. Долгие годы бессонных ночей приучили мозг отключиться мгновенно и глубоко. В такие минуты он не отвлекался на сторонние шумы и сны его не беспокоили. Вышколенный организм знал, что если сейчас не отдохнуть, то через мгновение такой возможности может не быть. С каждым годом ему все труднее работалось, и на восстановление сил требовалось все больше времени.

По дому разносился мощный храп, издержки возраста. Уставший служака мирно спал после трудной ночи и сытного завтрака.

* * *

Костик шёл прогулочным шагом, он не любил спешить в школу, ведь вокруг столько прекрасного, а до первого звонка времени было достаточно. Рыжие кудри свисали над очками и пружинили при каждом шаге.

Он свернул с дороги в школьный сад. Озорные конопушки рассыпались от солнечных лучей до самых ушей по нежной коже подростка. Худое гибкое тело мальчишки то и дело склонялось, подбирая все, что не попадя для осмотра и изучения. Это были листья, цветы, жуки, стекла все, чем была усыпана Матушка Земля. Любопытный Костик цепким взглядом сканировал все, что его интересовало. Мальчишка мог часами исследовать рисунок на крыльях бабочки, наблюдать за жизнью пауков, гоняться за ящерицей, рисовать с натуры. Он ощупывал, обнюхивал и вприщур разглядывал предметы в ярких лучах. Отгребая клюкой листву, он исследовал каждую пядь земли, словно охотник за сокровищами, прятавшимися под земным покровом.

Костя слышал, что люди учатся на археологов. Сама профессия была для него загадкой, но близка по духу. Необузданное желание к познанию окружающего мира невольно вынуждало мальчишку часами наблюдать за природой и всем, что творится вокруг. Выискивая предметы, он решал задачу, его живое воображение помогало воссоздавать картину из прошлого, откуда взялся предмет, и часто в воображаемой картине пазл совпадал, и он находил ответ. В нём с рождения была заложена программа, и Костя наверняка станет археологом.

Будущий натуралист ходил в школу через сад, и каждый раз, как биолог, созерцал его жизнь, замечал переменчивое настроение, любовался разнообразием живописных картин, вникал в незначительные перемены. Наблюдая за осенним садом, он подмечал, что после бурной жизни яркий цвет листьев пожух. Состаренная листва сморщилась и рассыпалась в труху, значит, приближалась зима.

Шоркая ногами, Костя подбрасывал опавшие листья, взбивал настил как перину. Имитируя движение ветра, он хотел, чтобы листья взлетали, кружились и медленно падали на землю, окатывая его мощным листопадом, но некоторые потерявшие жизненную силу не кружились. Настроение у Константина было ровным, романтично-скучным. Тоска по лету пробивалась как луч сквозь осенние тяжёлые тучи.

В глубине лысеющего сада из-под жёлтых листьев блеснул солнечный свет. Это привлекло внимание пытливого школьника. Он направился в сторону света. Под порывистым ветром листья закружились в смертельном танце осени, оголив находку.

Сверкающий предмет манил мальчишку и он, сбросив рюкзачок, побежал к нему, позабыв о школьных уроках. А вдруг клад вышел из земли, и теперь влёчет его к себе блеском драгоценных камней. Он склонился над ним, и хотел было поднять осколок, но солнечный луч ослепил блеском отражённого света. Костя зажмурился, сел на корточки, отгрёб листья и увидел очки. Через прозрачные стекла на него смотрели потухшие серые глаза. От неожиданной находки Костя упал на пятую точку, и задел рукой бликующие стекла. Очки сбились с девичьего лица на бок.

Костя очистил лицо девочки от листьев и потряс за плечо.

– Вставай! От кого ты прячешься? Зря. Рядом никого, – в воздухе повисла тишина и только птицы отозвались в глубине сада. Девочка молчала.

Он наклонился, но, колотившееся как у кролика, собственное сердце, мешало услышать дыхание лежащей девочки.

– В школу опоздаешь. Вставай. Я тебе помогу. Вставай.

Он потянул её за плечо, чтобы помочь встать. Тяжёлое тело не двигалось, он прикоснулся к руке, холодные ладони испугали Костю, и он отдёрнул руку.

– Вставай. Замёрзнешь, – он ещё сильнее потряс за плечо, голова девочки скатилась в сторону.

Когда мальчишка сообразил, что девочка его не слышит, испугался и кинулся прочь, но споткнулся и упал лицом в листья. Почесав лоб, он поднялся, и увидел, что зацепился за чёрный футляр. Его крышка приоткрылась, и под ней он увидел сказочно красивый музыкальный инструмент. Костя открыл крышку, искушённый красотой дёрнул пальцами струны, и по саду прокатился звук. Скрипка умолкла, словно негодуя, что к ней коснулся чужой.

Когда первые минуты страха прошли, он ещё раз позвал девочку, закрывая чёрный футляр. Она молчала. Тишина окружила их со всех сторон. Он никогда не видел таких девочек. Он видел мёртвых птиц и жуков, но девочек никогда. Только однажды он видел, как хоронили соседку бабушку. Она тоже не двигалась, словно уснула. Все люди плакали, а Костя не понимал, что происходит. Наверное, эта и есть смерть, о которой он слышал на похоронах. Школьный звонок громко предупредил, что уроки начались, пробудив Костю от страшных мыслей.

Любопытство не порок – он вернулся, разгрёб листья, и перед ним открылась жуткая картина. Косички с огромными бантами на концах причудливо торчали вверх словно мышиные хвостики, а выбившаяся на лоб прядь растрепалась в разные стороны. Мертвенно белое лицо безмятежно смотрело в небо, а из открывшегося рта торчали непропорционально большие для детского лица новенькие зубки. Глянув чуть ниже, он увидел, как рука крепко сжимала футляр со скрипкой. Исследователь первый раз столкнулся со смертью человека, и ему стало страшно. Он вытер рукавом потный лоб, от страха съёжился, и попятился, пока снова не упал навзничь, споткнувшись о камень. Костю стошнило, он чуть успел отползти на четвереньках подальше. Страх проник в сознание крепыша и он, опасаясь за жизнь, побежал домой к маме, чтобы сообщить о том, что видел. А сад горделиво лысел, теряя листья, которые мягко кружили в воздухе, осыпая спящую красавицу, укрывая дитя, уснувшее навсегда, цветастым покрывалом.

Костя, как дикая лань, прислушиваясь к каждому шороху, бежал без оглядки. Вдруг злой дух его догонит, и он тоже умрёт. Друзья часто рассказывали страшные сказки о злых ведьмах, которые гонялись за малыми детьми. Даже любимый портфель с коробками цветных карандашей, для интересных зарисовок, остался в страшном саду. Больше он не пойдёт в школу этим путём, на котором злой и страшный Бармалей охотится и убивает маленьких детей. Мама читала такую сказку, а он думал, что это неправда. Оказывается – правда! Теперь он всегда будет слушать мамочку.

Добежав домой, Костик расплакался и долго не мог внятно рассказать маме, что случилось. Взволнованная она усадила его на стул и дала воды. Через пару минуту она услышала немыслимую историю о мёртвой девочке в саду.

Урок начался, педагог опрашивал старосту класса, кто отсутствует из учеников и по какой причине. После инцидента с пятиклассницами, дырки в заборе забили, сад по настоянию родителей дети обходили стороной.

Мария Михайловна подняла голову:

– Кто отсутствует? – посмотрела по партам и увидела пустое место. – Нади нет. Кто знает, что с ней? Она не заболела?

Поднялась староста, хрупкая курчавая брюнетка и, картавя, рассказала все, что знала.

– Может, опаздывает? Подождём, – учительница взяла указку и начала урок. А староста, сев на место, сложила руки перед собой как учили в первом классе, и внимала всему, о чём ведал учитель.

* * *

Потапа выдернул из сна телефонный звонок, сочный храп оборвался на полутоне. Он вскочил, поднял трубку и услышал привычный призыв: «Срочно на выезд, убийство».

Школьный сад оградили лентами после того, как отыскали место, где лежал труп девочки, и поставили круговую охрану. Привычная работа превратилась для него в очередную пытку. Он снова чувствовал запах горелой плоти, и назойливая тошнота мешала сосредоточению. Как хорошо отлаженный механизм эксперт поэтапно фиксировал на фотоплёнку место убийства и запечатывал улики в пакеты. На каждое преступление уходил не один метр чёрно-белой плёнки, которая сглаживала восприятие жутких сцен насилия отсутствием на ней алого цвета крови.

После фотосъёмки места бесцельного убийства, эксперт не торопясь очистил от листьев хрупкое тело, и кошмарная картина в его восприятии приняла новые очертания. Футляр от скрипки, в который мёртвой хваткой вцепилась малышка, оказался приоткрытым. Видимо его кто-то открыл. Девочка лежала спиной на школьном рюкзаке, учебники прогнули гибкую спину, а его лямки впились в детское тело как пиявки. Школьница сжимала вырванный из тетради в линейку клочок бумаги. На лице глупо перекосились очки, открытые глаза мешали выполнять работу. Потап аккуратно, боясь нарушить вечный сон ребёнка, снял очки и прикрыл нежные голубоватые веки с огромными ресницами, чтобы тело подростка покоилось с миром. Он разогнул тонкие почти прозрачные пальчики и вытащил из крохотного кулачка записку, развернул и прочитал «Так будит всем вам». Почерк на листе был крупный и неровный, в слове будет вместо «е» стояла «и». Фраза неприятно резанула сердце от того, что преступник нагло издевался над милицией, обвинял в нерасторопности, укорял в бездействии. Но для эксперта эта записка была подарком свыше, красноречивая улика, весомая зацепка, которую по неосторожности соизволил оставить преступник. Она ещё сослужит важную роль в неопровержимых доказательствах вины. Сосредоточившись на добытых доказательствах, эксперт размышлял о способе убийства, времени и причине.

Аккуратно уложив записку в пакет, он надеялся на то, что на ней окажутся отпечатки пальцев. Похоже, что девочку задушили, потому что на шее безвинной жертвы остались синяки от пальцев. Ответ на то, кто это сделал, повис пудовой гирей в сознании опытного криминалиста.

Высвободив рюкзак из-под хрупкого, отягощённого смертью детского тела, эксперт открыл и увидел игрушку размером с теннисный мяч. Ею оказался пресловутый медведь. Слегка обтрёпанный вид медвежонка говорил о том, что игрушка была любимой. Имя школьницы криминалист прочитал на тетрадях. Он взял в руку одну из них и понял, что перед ним настоящая отличница. Аккуратно выведенные буквы и цифры, пятёрки красными чернилами мелькали на каждой странице. Потап не сдержал слезу, и она покатилась по небритой щеке, упала на форменную серую рубашку и растеклась бесформенным пятном. Вторую он смахнул рукой. Альбом для рисования, который листал эксперт, тронул душу картинками, и сердце защемила тоска. На одной из картин он увидел нарисованных женщину в платке и подпись – мама, мужчину в чёрном костюме – папа и кровать, на которой лежал мальчик в красной рубашке – Коля, а на краю кровати маленькую с бантами девочку и подпись – Я. Было видно, что Надя рисовала семью. Почему на первом плане была кровать, Потап узнал позже при встрече с родителями. Не позавидуешь судьбе семьи, у которой смерть отняла долгожданное дитя, а второго постигла участь инвалида. Жизнь избирательно жестока. Некоторые проживают её в постоянных бедах, как проклятые.

Больше двух часов эксперт ползал в прямом смысле слова по саду в поиске вещественных доказательств. На платьице обнаружились следы засохшей спермы, которую эксперт вырезал с тканью и упаковал в стерильный пакет. Он разжал детские пальцы, крепко сжимающие футляр, взял его в руки, и при дневном свете внимательно осмотрел со всех сторон поверхность на предмет улик. Затем аккуратно вынул из футляра скрипку, как хрупкую драгоценность. Провёл рукой по нижней деке из клёна, вдохнул из резонаторного отверстия аромат дерева, коснулся пальцами на верхней деке эфы похожей на латинскую букву f, подгрифка из красного дерева, который держал струны, охватил рукой гриф из чёрного эбенового дерева и приложился к подбороднику. Взял смычок и провёл им по струнам. Скрипка простонала, простившись со своей любимой хозяйкой. Кто теперь её изящно возьмёт, красиво положит и умело сыграет на ней? По саду разнёсся мягкий звук, который вернул Потапа к детским воспоминаниям. Опергруппа обернулась на тягучий звук и застыла в недоумении. Неумелый музыкант с извиняющимся взглядом упаковал инструмент и скорбно вздохнул. Рука убийцы приговорила к смерти ту, возможно одну из самых талантливых скрипачек, которую никогда не услышат люди.

Музыкальный инструмент для Потапа был ценной реликвией. Он обожествлял музыку и с удовольствием в редкие свободные минуты играл на стареньком аккордеоне. Недавно осуществилась его мечта, и он наконец приобрёл новенький лакированный «Вельтмайстер», аккордеон на четыре октавы с регистрами и для правой и левой руки. Каждый раз, вынимая его из футляра, он любовался красотой инструмента, который при ярком свете бликовал как бриллиант, и неописуемая сверкающая радость селилась в сердце доморощенного музыканта. Он ставил инструмент на колено, надевал ремни, долго их поправлял, приноравливался к клавишам, выставлял правильно руку, касался пальцами нужных аккордов и, растягивая меха, повторял вступление к любимой мелодии и, в конце концов, закрыв от нескрываемого упоения глаза, попадая точно в ноты, вдохновенно и прямодушно играл.

Он зарекался не раз планировать заранее рабочий или выходной день, обязательно образуется какая-нибудь накладка, поэтому на вопрос, что делаешь завтра, отвечал фразой – «если хочешь рассмешить Бога, расскажи ему свои планы на завтра». Так случилось и в день обнаружения трупа Нади Музычук, вместо необходимой бумажной работы по делу о маньяке, он провёл полдня на месте нового загадочного преступления. Нехватка времени убивала терпение криминалиста. Если бы в сутках было в два раза больше времени, ему все равно не хватило бы их. Печальная трагедия в школьном саду удручала правоохранителей. Не успел город оправиться от нашумевшего убийства, как свершилось второе, да ещё с угрозой продолжения.

Криминалист, включив смекалку, размышлял о предполагаемом убийце. Вопрос, кто мог совершить насилие, крутился вокруг Мстителя. По его предварительному заключению, Нелюдов мог совершить убийство, но по твёрдому убеждению эксперта, он обязан опираться на факты и доказательства. Эту версию нужно проверить как одну из первых.

Для достоверности он сделал фотосъемку объекта с нескольких точек. Сначала он снимал так, чтобы не было перспективных искажений, чтобы место преступления выглядело так, как мы обычно воспринимаем его в действительности. Когда Потап снимал предмет с двух противоположных точек, то снимаемый объект располагал на одной воображаемой линии, расстояние от центрального объекта до снимаемого он делал равным, а при съёмке на местности угол наклона к фотографируемому объекту должен был быть одинаковый. Измерительная фотосъёмка с масштабной линейкой давала представление о размерах объекта. Всем тонкостям он обучился в школе МВД и теперь профессионально владел ими.

Фотография запечатлевала объект, детали и обстоятельства связанные с убийством. Делая сигналитическую съёмку убитой девочки в профиль и анфас, он тщательно убрал волосы с уха для того, чтобы можно было легче опознать личность при оперативно-розыскных мероприятиях. Полученные изображения исследуемых объектов Потап использовал для идентификации и иллюстрации выводов.

Кряхтя от усталости, эксперт последний раз обошёл место преступления, оглянулся вокруг, не забыл ли он что-либо сделать, не упустил ли он главную улику, остановился подальше в метрах двадцати и словно объектив запечатлел в памяти территорию. Иногда это помогало зацепить взглядом что-нибудь неуловимое, которое может всплыть в процессе расследования. Поднял голову вверх, осмотрел верхушки деревьев, глубоко вдохнул осенний воздух, и замер, наслаждаясь небом и жизнью.

Он вкушал жизнь, считая её прекрасной. Те, кто лишает жизни других – априори преступники, считал Потап. Неважно, как человека лишили жизни, главное то, что её не вернуть. Карие глаза заплыли слезой, невыносимое чувство потери опустошило душу. Твёрдая уверенность в том, что он выполнит свою работу настолько хорошо как сможет, придала его осанке величавость и осознание, что преступник понесёт должное наказание. Последовательные мысли воспроизводили предполагаемую картину убийства, волосы дыбились от невозможной жалости. Со стороны он смахивал на ощетинившегося ежа вынюхивающего добычу.

Осмотр приближался к концу. Труп девочки отправили в морг для установления судмедэкспертом причин смерти и времени преступления, что значительно облегчит поиск убийцы. Хотелось верить в удачу, но часто преступления оказывались не раскрытыми. Потап спешил в лабораторию, чтобы ускорить процесс идентификации улик и следов.

Борис потоптался рядом с экспертом, ознакомился с деталями преступления, высказал свои соображения и приступил к следствию. Он порылся в портфеле, среди учебников нашёл тетрадь, аккуратно вынул и прочёл выведенное почерком отличницы имя Надежда Музычук, так, без труда, он установил личность убитой и в каком классе учился ребёнок. Самое трудное его ждало впереди. Как сообщить о смерти дочери родителям и пригласить их на опознание? «Ох, как сложно! Рано он успокоился после задержания маньяка», – думал Борис, испытывая стыд за неоправданное доверие к милиции со стороны граждан. Впереди грядёт переполох.

Город снова загудит об очередной детской смерти, и доблестных стражей порядка обвинят в не профессионализме, и люди больше не поверят, что милиция способна отгородить горожан от насилия. Уверенность в мирном существовании окончательно исчезнет, как только все узнают, что средь бела дня в школьном саду убили – самое уязвимое звено общества. Им не простят ошибок и промахов. Паника среди населения неблагоприятно скажется на руководстве, которое задаст жару низам служебной лестницы за нерасторопность. Всем не поздоровится, и «слетят погоны». Опасность выросла в разы, учитывая выдвинутую угрозу преступника: «так будет всем вам».

В доме Музычук раздался телефонный звонок, Николай поднял трубку, то, что он услышал, взорвал мозг парня. Он уронил трубку и схватился за голову, слезы градом катились по его лицу, он задохнулся от боли за грудиной. Ему предстояло сообщить о смерти сестры родителям. Это было выше сил.

Кто же убил Надежду, надежду родителей на тихое семейное счастье. Неужели это преступление дело рук Нелюдова. В то утро Мститель ещё гулял на свободе. Этот факт не давал покоя оперу. Он целенаправленно выдернул на допрос убийцу Ирины Красиковой. Опера ждал лёгкий день. Зачем разрабатывать различные версии, если очевидно, что убийца детей сидит в камере, далеко ходить не надо.

Паша, к удивлению опера, был вменяем и адекватен. Борис порадовался тому, что будет беседовать с трусливой овцой, что гораздо приятнее, чем выбивать показания у чёрта, который виделся ему вчера.

– Вчера ты рассказал не про все свои преступления. Ну, что, будешь сознаваться? – Борис, нарезал круги вокруг стула, на котором усадил Мстителя. – Где ты был позавчера утром до того момента, когда пошёл в парк?

Нелюдов уставился неподвижным взглядом. У Бориса снова холодок прошёл по коже, как от встречи с гадюкой.

– Дома, – освободив младшего лейтенанта от пронизывающего взгляда, он уставился в пол.

– Вчера ты сознался в убийстве Ирины Красиковой и в похищении Беловой Кати, а кого ещё ты убил? – он помолчал и, заикаясь, ответил:

– Не п-помню.

– Это ты убил Надежду Музычук? – Борис понимал, что имя для маньяка не имеет значения, перед убийством, он явно, с жертвой не знакомился. Опер, все равно, надеялся услышать что-либо вменяемое от Мстителя, он боялся, что тот, как и раньше, замкнётся и ничто не сдвинет его с места, придётся снова прибегнуть к помощи психолога, и искать ключ к окаменелости. Когда Нелюдов заговорил, он вздохнул с облегчением.

– Я? Убил, …да, …всех убил, – он завыл и нескончаемо твердил, – Я убил.

Опер в душе праздновал победу, и был на седьмом небе от счастья, что за одни сутки раскрыл два висяка. Правда, подробностей убийства Мститель так и не озвучил.

С этим радостным известием, он пришёл к Потапу.

– Можешь поздравить, Нелюдов сознался в убийстве Надежды Музычук, – его чуб вздыбился, глаза горели огнём победителя.

– Садись сынок, покалякаем, – опер сел напротив, но, не увидев в глазах эксперта радости, слегка поник.

– Что-то не так? – Борис боялся, что его старания были напрасными.

– Именно, – Потап утвердительно покачал головой.

– Что тебя смущает? – раздражённо повысил голос младший лейтенант.

– Признание и смущает. Закатай рукава и работай.

Для эксперта две смерти девочек чем-то разнились, и он не мог дать ясного объяснения Борису, ведь он человек науки, и доказательства его кредо.

Потап упёрся глазами в следователя и долго молчал, постукивая карандашом о стол. Рисуя схему убийства, он пытался донести измышления голову Бориса, перечисляя доводы в пользу справедливого следствия. Он предлагал рассмотреть другие версии, подозревая, что Борис сделал неверное заключение. Борис считал Потапа занудой, который и сам не живёт, и другим работу ищет.

– Время убийства даёт нам право думать, что убийцей мог быть Мститель. В предполагаемое время душегубства, он был на свободе, – взвешивал каждое слово криминалист, чтобы чётко обрисовать линию преступления.

– Согласен, – опер не сводил взгляд с колких, уставших глаз эксперта. – Кстати, сперма, как и в первом доказанном случае также присутствует.

– Этот факт неоспоримый. Пошли дальше. Тело не было истерзано. Почему? – Потап перебирал в руках снимки с места преступления Нелюдова, и протянул их оперу, – Хотя, конечно, ему мог кто-нибудь помешать, – размышлял вслух Потап.

– Конечно, помешали, – Борис разгибал пальцы, подсчитывая все «за». – Сад слишком многолюдное место, – он не видел явных несовпадений, как Потап.

– Основной мотив убийства Мстителя – игрушка. Она осталась при девочке. Почему он её не забрал, как раньше? Похоже, что девочка игрушку даже не доставала.

– Не понимаю, что тебя тормозит. Для меня очевидно, что убийца Нелюдов, – Борис встал, оперся о стол и ткнул на протокол допроса Мстителя, в котором он сознался в убийстве. – Разве этого мало.

– Не кипятись Борька. Скоро мы все узнаем. У нас имеется супер улика. Следует взять почерк у Пашина графологическое исследование, и тогда мы поймём, убивал или нет. Исследования докажут правду.

– Тогда пойду, заставлю писать этого ублюдка.

– Вставь в текст «так будет всем вам». Это облегчит работу. Не забывай, что школьница умерла от удушения. И нам пока неизвестно, как убил бы Нелюдов, если бы девочка не умерла от удара о камень при падении.

– Она же была изнасилована так же, как и прежняя малышка, – слабо спорил опер.

– И изнасилование разным бывает. Сходство только экспертиза подтвердит.

Борис не унимался, он все же хотел доказать Потапу свою правоту. Его горячая кровь мешала ясно мыслить.

– Надо исключить самооговор, сидеть в тюрьме должен настоящий убийца, – утверждающе чётко произнёс Потап. – Ошибка может стоить жизни наших детей. Записку, которую оставил убийца, помнишь?

Борис скис, как молоко в кувшине от долго стояния в тепле. Только из огромного уважения к Потапу он разработал следующие шаги в расследовании, решив, что маньяк никуда не денется из-под стражи, и надо прорабатывать другие линии.

Он мысленно осудил эксперта: «Вечно Потапу неймётся. Есть признания, а ему все не то! Чего ещё надо?» Однако, взвесив опыт бывалого эксперта и свой, он понял, что Потап имеет значительный перевес. В душе он был счастлив, что у него есть такой наставник, уберегающий от ошибок. На кону стояла его профпригодность, и он первым делом набросал схему дальнейших действий.

Вернувшись к Мстителю, следователь дал ему в руки ручку лист бумаги и заставил написать признание. Он диктовал текст: «Я, Нелюдов Павел, совершил убийство Ирины Красиковой, потому что она украла у меня игрушку, любимого медведя. Так будет всем вам, кто моего медведя украдёт».

Когда Нелюдов вывел последнее слово, Борис от нетерпения резко выдернул лист и скрылся за дверью. Он шагал по коридору, решая вопрос, по какому пути в расследовании двигаться дальше. Он открыл дверь в кабинет и отдал каракули Пашина исследование эксперту. Потап взял лист и, окинув взглядом почерк, предварительно сообщил, что вряд ли эти письмена принадлежат убийце Ирины Красиковой. В спину следователю он крикнул:

– Не расстраивайся Боря, в нашем деле правосудие превыше всего!

Школа – была одна из линий в расследовании. Борис направился к директору. Он шёл по коридору и слышал разговоры о Наденьке. Какую невосполнимую утрату нанесла её смерть. Одноклассники, даже те, кто ни разу её не видел, сопереживали. Волнения в детском царстве были на виду. Маленькие девочки перешёптывались о якобы страшном дядьке, который сторожит у входа детей и убивает их. Учителя брали ответственность за детей и не отпускали домой, пока их не забирали родители.

Борис боялся, что его небольшой опыт снова подведёт. Он только и смог выбить признание маньяка, и то с помощью Потапа и психиатра. Раз Потап считает его слабым звеном, то он дал слово не спать, пока не раскроет новое преступление.

Раздался звонок на урок, коридор опустел, шаги Бориса чеканили по скрипучим половицам, и воспоминания нахлынули на него как шторм.

Больше всего он любил уроки физкультуры и истории. Он вспомнил всех одноклассников и ту, в которую влюбился впервые. Синеокая красавица казалась самой лучшей в мире девочкой, но армия разлучила, а потом не до любви было. Перед глазами пронеслись игры в догонялки, карты, фишки, значки, марки. Теперь этот разнообразный скарб пылился дома на полках и в альбомах.

От мыслей отвлёк тупик, на который наткнулся Борис. Он выглянул в окно в конце коридора, и увидел опустевший школьный двор. Вопрос учителя, подкравшегося слишком тихо, прозвучал за спиной следователя, и выдернул Бориса из молочного детства. Выяснив, где кабинет директора, он вскоре встретился лицом к лицу с грозным директором.

Раньше он и подумать не мог, что когда-нибудь будет общаться на равных с недосягаемым в его понятии человеком. Он трусил перед директором, и боялся смотреть в глаза строгому учителю.

Директор оказался милым человеком. Они прошли в учительскую. Борис обратился к педагогам, у которых была форточка, свободное время между уроками, с вопросом о Надюше. Те, кто знал ученицу, в том числе и директор, охарактеризовали Надю. Беседа была недолгой, но продуктивной, после чего уединившись в кабинете с надписью директор, Борис обратился к нему с предложением:

– Максим Петрович, вы мне вкратце расскажите о старшеклассниках. Есть ли среди них сомнительные личности, которые состоят на учёте в милиции?

Директор, как мог, охарактеризовал учащихся в его школе детей, заверив опера в том, что среди них вряд ли можно найти преступника. Отъявленных негодяев, состоящих на учёте в милиции, среди школьников не было.

Борис быстро сориентировался, и решил прихватить на всякий случай для графологических исследований тетради с сочинениями по русскому языку, начиная с восьмого класса. Директор вернулся в учительскую, собрал увесистую стопку и вручил Борису. Чтобы не привлекать внимание детей и обслуживающий персонал школы, они обернули их в бумагу, и следователь покинул стены школы в полной тишине во время уроков.

Надю охарактеризовали не просто положительно, а отзывались с восторгом. На редкость трудолюбивая, всегда опрятная и жизнерадостная девочка сияла, как звезда на небосклоне знаний. Ей удалось привлечь к себе внимание взрослых уважительностью к старшим, отзывчивостью к одноклассникам, участием в школьной жизни. Борис ощутил ненависть к преступнику, когда видел слезы на глазах всех, кого он расспрашивал о школьнице. Ему не было знакомо чувство отцовства, но после услышанного, он, неожиданно для себя, проникся любовью к детишкам, отвечающим на его вопросы, хотя раньше детей в упор не замечал. Он не представлял, что бывают маленькие существа развитые не по возрасту, их умозаключения, не испорченные общественным мнением, поражали его до умиления. Кощунственная смерть изранила сердце опера. Не заживающая боль, будет преследовать всю жизнь.

Борис ввалился в кабинет к Потапу.

– Вот, отец, я тебе работёнку подкинул, и вывалил на стол четверть сотни тетрадей, – ехидный взгляд насмешил эксперта.

– Молодчина, что сам догадался забрать тетради, я не успел тебя предупредить, а ты как антенна принял мой сигнал SOS.

– Рад стараться! – Борька козырнул, вытянувшись в струнку перед старшим по званию.

– Пока ты отсутствовал, я проверил пальчики Нелюдова и почерк. С уверенностью могу сказать, что почерк не его и часть следа от пальца на записке – тоже.

– Вот это да! Ты меня размазал как муху по стеклу своими заключениями. Я надеялся, что это дело мстителя.

– Похоже, что нет. Ошибочка вышла. Признания в мусор выбросить можно. Это был самооговор, – Потап покачал головой. – Трудное дельце наклюнулось. Нельзя упускать время, надо теребить дело по всем направлениям.

Борис свалился на стул. Его бросило в жар, он расстегнул китель и отстегнул резинку в галстуке, чтобы легче дышалось. Глядя в потолок, он умолк, будто бы читал весь список дел. Через пару секунд он очнулся и констатировал:

– Ну, вот что. Я пошёл в народ. Навещу соседей убитой. Авось среди них есть враги семейства Музычук.

– Давай, шевелись Борька. По горячим следам всегда легче работать, – благословил его друг.

Охладив пыл стаканом воды, Борис поправил форму и, чеканя шаг, вышел в дверь.

От страха горожанки закрывались на все замки, ожидая пока выловят всех затаившихся маньяков.

Третья линия в расследовании, которую следовало отработать, началась с расспроса ближайших соседей. Но самым трудным был разговор с родителями убитой Надежды.

Наблюдательные люди рассказали всю подноготную семьи Музычук и об их взаимоотношениях с социумом. Каждый, блистая осведомлённостью перед сыщиком, вынул из-за пазухи свою историю о семье. Все чаще на устах всплывало имя Лёни соседа смежного участка пострадавшей семьи, который угрожал порубить все семейство. Умозаключения заинтриговали вездесущего следователя. Вдруг, съехавший с катушек мужик, на самом деле осуществил месть.

Лёня Михайлов был агрессивным, неуправляемым, жадным. Мысль, урвать всеми правдами и неправдами лакомый кусок земли у соседей (родителей Нади), засела занозой в его голове, и превратилась в навязчивую идею неврастеника. Он неоднократно приноравливался перенести забор, расширив свои угодья на пару метров за счёт соседей. Семья Музычук лояльно смотрела на происки соседа и мирно переносила забор на прежнее место, чем вызывала жгучую ярость у соседа. Созданный для скандалов, он столько раз поливал грязью приличную, миролюбивую семью, что они просто списывали со счетов его агрессию. Семейство являлось лучшим объектом для террора Михайловым. Изголодавшееся по адреналину эго алкало крови, и Лёня приносил ему в жертву соседей. Унижая людей, он повышал самооценку, возносился на пьедестал за умение манипулировать «глупыми людишками». В склоках он подпитывался энергией жизнелюбивых, но более слабых людей. Напористость беспринципной особи могла свести в могилу любого стоявшего на пути Лёни. Как удав он вползал в спокойную жизнь семьи и душил, жалил словами, наслаждаясь эмоциональными трупами. Вынося мозг очередной жертве, он удовольствовался тем, что отравлял ей жизнь. Такая уж у него была сущность. Змея жалит до тех пор, пока не умрёт от собственного яда, укусив себя за хвост.

Лёня в склоках часто угрожал, что отправит на тот свет всю семью по очереди. Мать Ольга Степановна и отец Юрий Олегович уже привыкли к внезапным приступам человеконенавистничества соседа, в ответ отмалчивались, прощая обладателя стервозного характера. Когда сосед, впадая в безумство, орал на всю округу, Ольга закрывала дверь на все замки и включала громко радио.

Суждения соседей о Лёне Михайлове, возбудили у Бориса ненависть, он оперативно привлёк ничтожное создание к ответственности и забрал на допрос в качестве подозреваемого.

Потап предостерегал несдержанного оперативника от быстрых горячих выводов и неустанно повторял Борису, чтобы он был осмотрительным на допросах. Эксперт давно уверовал в то, что вопросы – есть разновидность насилия. Смысл поучения Борис не усвоил, а различные нравоучения эксперта воспринимал в штыки. Он, как малое дитя, ослушавшись родителя, позже убеждался на собственной шкуре в правдивости их предостережений.

Лёня всю дорогу до отдела милиции матерился, пока Борис не пригрозил ему статьёй за нецензурную брань. В камере предварительного заключения буян поутих. После официального оформления его невозмутимого ввели в кабинет.

– Значит, говоришь, что порубишь всю семью Музычук на кусочки, – следователь колко резанул глазами по Михайлову.

Лёня вытаращил глаза, но они утонули в увесистых щеках, паузились как у китайца, эмоции скрылись за гладью круглого лица. Волнение превратило сквернослова в заику.

– Я. Не… Что? Люди врут! Наговаривают. Я добропорядочный, – визгнул в конце фразы Михайлов.

Барабаня пальцами по столу, Борис предложил растерявшему уверенность в собственных силах соседу присесть на стул. Михайлов присел на дрожащих ногах, вытирая рукавом пот со лба. Полторы сотни килограммов сильно потели и неприятно пахли. Борис внимательно изучал оплывшее лицо и, положив руку на объёмное мягкое плечо, доверительно сообщил, глядя в щёлки глаз:

– Если сознаешься в убийстве Нади, будем считать явку с повинной. Возможно, меньший срок получишь. Ты же понимаешь, что даже лишний день просидеть в тюрьме непросто. Рассказывай, как убил соседку, и за что? Мстил за землю?

– Кого? Какую землю? – Лёня от страха спух как воздушный шарик.

Он ни разу не был в милиции в качестве подозреваемого. Был, только когда кляузничал.

– Не валяй дурака! Я с тобой тут не шутки шучу.

Услышав обвинение, серые лягушечьи глаза забегали, Лёня повертел головой, убеждаясь в том, что вопрос задан именно ему. Страх перед милицией был велик, и у толстяка тряслась каждая клетка. Опер видел вибрацию его колен, и слышал, как зубы выбивали чечётку. Трудно сдерживать эмоции, когда обвиняют в убийстве. Агрессия спряталась в трусливом теле, и гиппопотам словно погрузился в негу вонючего болта. Лицо преобразилось в слащавый крендель.

– Я?! – он умилительно глянул на молодого и крепкого милиционера. Пот стекал струйками со лба, капал на рубашку, на спине образовалось мокрое пятно. Сухость во рту мешала говорить, он поперхнулся и закашлялся. Заикаясь, он пытался устрашить напористого младшего лейтенанта.

– Вы с-сума с-сошли м-молодой ч-человек! Я буду жаловаться начальнику! Я буду жаловаться на начальника! Вы не знаете с кем с-связались.

– Это угроза? Мне? При исполнении служебного долга?

Борис сел на стул, как на коня, и оперся локтями о спинку. В позе наездника, он был на высоте, спинка стула служила крепкой опорой для уверенности.

С лицедейской лёгкостью Лёня воплотился в робкого подростка. Борис удивился внешней перемене, когда наглый мужик, о котором судачили соседи, испарился, и перед ним предстали совсем иное лицо и картина. Социопат, потерявший стыд и совесть, менял в трудных обстоятельствах маски, упрочив точку зрения следователя, что прокажённая личность может отмстить, и убить.

– Не убивал! Дорогой мой, как вы могли подумать такое, – обиженно он робко оправдывался. – Я мухи не обижу, а тут человека убить.

– Хорошо. Где ты был позавчера? – не установленное время убийства мешало Борису назвать более точное время.

– Д-дома, – с испугом промямлил склочник.

– Кто подтвердит алиби?

– Чёй-то такое, алиби?

– Правда.

– Я могу. Подтверждаю. Я никуда не ходил, – он размяк, как хлеб в молоке, огорчившись, что никто не может засвидетельствовать его пребывания в доме. Пот катился с покатого лба и капал на живот.

– Убил? – Боря наклонился нос к носу. – Колись! Получишь за чистосердечное признание смягчение приговора.

Словно вбивая гвозди в крышку гроба, Борька методично убивал Павла прямыми вопросами, загонял в угол его подсознание, довлел погонами, проявляя явную власть, указывал, что ему не выкрутиться от обвинения.

О презумпции невиновности люди не слыхивали. Каждый подозреваемый для милиции был априори виновен, если не мог доказать невиновность. Страх перекосил лицо Лёни, руки дрожали, он готов был отдать соседям всю свою землю, лишь бы его прекратили пытать и обвинять. Он упал на колени, подполз как червь к Борису и, захлёбываясь в слезах, проговаривал много раз одни и те же фразы.

– Миленький я не убивал! Сыночек прости! – он мерзко скулил от безысходности, понимая, что его приговорят к смерти.

– Я не верю ни одному твоему слову! Давай сука колись, а то я тебе все зубы выбью, – Борис добивался признания любой ценой. Вцепившись в подбородок, он злобно тряс жирное лицо, свирепо глядел в опухшие красные глаза. – Ты будешь, говорить тварь или нет?!

Михайлов бился лбом о пол, крестился, клялся, что не совершал убийства.

– Пусть Бог меня покарает, если я вру!

– Бога вспомнил. Нелюдь.

Борис, отдёрнув ногу от прилипчивых рук цеплявшихся за колошину брюк, пытался поднять за шиворот пузатого пенсионера, и чуть не упал вместе с ним. Из-за огромного живота заплывшего салом нелегко было поднять с колен толстяка.

– Вставай жирнозадый! А то щас помогу дубинкой! – он обрушил кулак на стол с криком, – Колись!

Толстяк, опираясь на руки, с огромным трудом поднялся и, стирая слёзы с безликих глаз и тряся слипшимися от пота взлохмаченными волосами, уверял опера в своей невиновности. Борис вдруг почувствовал угрызения совести, в момент, когда униженный и растерянный Михайлов подвывал, оскалив зубы, хлюпал распухшим носом, раскрасневшимся на бледном круглом лице. Отвратительно роняя тягучую слизь, он не мог совладать с расстроенными нервами.

Борис засомневался в верности обвинения, но желание достичь результатов, добавило ему упорства, и он вопросами давил на психику, ломая хлипкого мужика. Наконец ему надоела гестаповская метода и он, взяв почерк на графологическое исследование, отправил Михайлова в камеру до выяснения обстоятельств.

Версия с Лёней Михайловым провалилась. Борис приступил к следующему шагу в розыске убийцы, сделав упор на поиск свидетелей. В нём теплилась надежда, что кто-нибудь заприметил того, кто заходил в школьный сад или выходил из него. Он вернулся в школу для опроса детей в классах. Возможно, кто-нибудь случайно видел убийство, но боится сознаться, хотя случайность редкость в его профессии. Забрезжила на горизонте ещё одна бессонная ночь.

Эксперт, обложенный материалами для исследований, с головой зарылся в них так, что об уютном местечке рядом с женой пришлось позабыть. Спешно, но тщательно он сверял почерк оставленный убийцей на записке. Следователь добывал все новые материалы и приносил Потапу, который кричал вслед, что прибьёт его, если тот не остановится.

Утром Лидочка мужа рядом не обнаружила. Вздохнула, проклиная его работу, обняла подушку, затем кинула её в сторону, побоксировала по ней и быстро вскочила. По дороге в ванную зашла к дочке, села на край кровати, погладила растрёпанные волосы, поцеловала в щеку и разбудила добрым словом. Ужас, происходивший в городе, перевернул её душу. Раньше она не задумывалась о том, что может потерять дочь, но стоило ей представить горе родителей убитой Нади Музычук и Иры Красиковой, как озноб пронизывал все тело. Она со страхом, как и все родители, отправляла дочь в школу. Лида тихо наблюдала за тем, как уплетает блины дочь, и наслаждалась её смешными веснушками.

– Мам, а правда, что у Нади в руках нашли записку, в которой обещали убить всех девочек? – Ксюша со страхом посмотрела на любимую и заботливую маму.

– Не знаю, – а сама подумала, – и откуда люди знают детали преступления, кто распространяет секретные сведения? – а вслух произнесла, – Иди в школу, и после уроков сразу же домой. Мало ли какой монстр гуляет по улицам.

– А у нас в школе в начале учебного года был случай. Все девочки шептались по углам, что какой-то дяденька через дырку в заборе показывал, – щёчки Ксюши зарделись, – в общем непристойности.

– Так-таки. Ну-ка подробнее расскажи, что за случай.

– Ай, мам, как-то стыдно об этом говорить. Страшно. А вдруг это тот, который убил?

Лидочка подробно расспросила дочь, которая рассказала, как физрук не поймал нарушителя.

Это известие внесло беспокойство в душу матери. Она с тревогой отправила дочь, а сама решила по возможности поделиться новостью с Потапом.

 

Глава IX

Вареники

У Потапа от многочасового сидения онемел копчик. Он встал, размялся, и устало взглянул в окно, где срываемые ветром листья кружили во влажном воздухе осени, и падали на землю, словно увесистые капли слепого дождя. Переменчивое небо хмурилось густыми мохнатыми тучами, то светилось щербатой улыбкой, щекоча солнечными усами макушки деревьев. Стая шустрых крикливых галок, гордо вышагивая по усохшей траве в компании общительных грачей, рыскала в поиске семян сорных растений в опавшей листве. Обладатели желудей лакомились ароматной горькой мякотью, прячась от собратьев в укромных местах веток, легко щелкали мощными клювами плюску, отбрасывая в сторону жёсткую кожистую околоплодную шапочку.

Умная голодная галка удобно расположилась на макушке дуба и, имитируя голос собаки, старательно гавкала на грача нашедшего еду. Озабоченная пропитанием стая не обращала на них внимания. Птица стремглав слетела вниз и устроила потасовку, отбирая у чужака вкусный жёлудь. На подмогу слетелись забияки, и скопом отбили находку, подтвердив истину, что голод стадное чувство. В конце концов, стая разлетелись в разные стороны, а после затишья птицы по одной спускались на землю за добычей. Битва за выживание в природе продолжалась.

Безудержное щемящее чувство голода отозвалось под ложечкой и почти сразу же исчезло. Огромный объем работы, не терпящей отлагательства, вынудил Потапа забыть о житейских радостях. Наблюдая за птицами с чёрным опереньем, он всматривался в их серебристо-серые грудки и погружался в мысли о жизни и её движении. В такие минуты часто рождались новые идеи. Работа двигалась медленно, это была вторая бессонная ночь и голодное утро.

Потап вспомнил испачканное мукой лицо матери, фартук с подсолнухами на груди и вкус вареников с картошкой со шкварками. Умелая хозяйка, защипывая края теста, творила настоящие произведения кулинарного искусства, превращая вареники в сосновые шишки. Она бросала их в кипящую солёную воду, накрывала крышкой, и после третьего вскипания шумовкой вынимала пышные, как пирожки, вареники, накладывала в глубокую тарелку и звала сына к столу. Никто в округе не умел так искусно лепить вареники, как мать. Зная слабость сына к еде, она хлебосольно встречала его.

У Потапа потекли слюнки от воспоминаний о варениках с капустой и грибами, он сглотнул, явно ощущая запах шипящего в жиру лука. Бросить бы все и махнуть к матери, обнять, поцеловать и услышать: «Сыночек!», слово от которого таял лёд в душе.

Мать ставила доверху наполненную тарелку, поливала вареники сметаной и, голодный как зверь, желудок немедленно отзывался утробным урчанием на аппетитный запах. Вкусные грёзы наполнили тело душевным теплом, и как рукой сняли осеннюю унылость. Потап дал себе слово навестить родителей.

Ветвь могучего дуба с выщербленным в рост дуплом, отжившая свой век, упала на землю, вспугнув чёрную стаю, которая взвилась на макушку и, хором заскрипела многоголосьем, пробудив Потапа от сладкой неги воспоминаний. Он изумился, ведь не каждый день увидишь, как на глазах погибает часть огромного существа.

После поиска улик на месте убийства Музычук Потап сразу же сформулировал рабочую гипотезу, разработал план действий. Необходимо много свободного времени, чтобы идентифицировать улики, доказать их принадлежность подозреваемым, представить начальству экспертное заключение исследованных предметов, и установить их взаимосвязь с убийцей. Потапу было хоть раздвоись на части, чтобы справиться. Анализируя и сопоставляя факты, любознательный и глубоко осмысливающий преступление, он выбрал наиболее эффективный путь, который должен был приблизить расследование к раскрытию преступления. Склонный к исследовательской деятельности, он с максимальной скрупулёзностью просматривал все доказательства.

Потап не выносил равнодушия к работе, поэтому чаще никому не доверял её исполнение, боясь за утерю важных улик, или порчи их нерадивыми сотрудниками. Рассеянность в работе он ставил в один ряд с преступной халатностью. Первоочередным он считал графологическое исследование. Чутьё подсказало, что этот путь хоть и масштабный, но все же, при удаче, скорый в достижении цели. Просматривая намётанным глазом тетради старшеклассников, он норовил обнаружить сходство с почерком в записке, оставленной преступником в руке жертвы.

Убийство Музычук оказалось неординарным. Начальник районного отдела проявлял эмоциональную несдержанность в отношении Потапа. Он уверовал в то, что эксперт бог и должен вмиг проделать множество экспертиз и принести на блюдечке результат. Раздражённый, свалившимися на его голову преступлениями, он подгонял педантичного криминалиста, чем слегка его злобил. Полковник, словно оборотень, перевоплощался в хищника, совал нос в каждую дырку, контролировал и подгонял процесс, что чрезвычайно мешало Потапу сосредоточиться на главном. Если неуёмный начальник не даст ему передышку, – размышлял Потап, – он скончается на месте от нервного срыва или от голода.

Для медлительного и исполнительного эксперта это была чрезмерная нагрузка. Удивительная способность мозга одновременно исследовать улики и размышлять о жизни спасала расшатанную за годы работы в правоохранительных органах психику эксперта. Монотонный труд он превратил для себя в интересное и многообразное хобби, это удерживало его долгие годы на поприще криминалиста.

Снова засосало под ложечкой, и присущая чертам лица озабоченность обострилась глубокой бороздой между бровей. Он огладил рукой живот и понял, что за пару дней его размер заметно уменьшился, а в ремне появилась новая дырка. Выутюженные умелыми руками жены брюки до острых, как бритва, стрелок деформировались от долгого сидения, на коленях образовались пузыри. Живот урчал военные марши, благо в кабинете никого не было, чтобы оценить завывания кишечника. Чтобы избавиться от неприятных ощущений, Потап налил в гранёный стакан из графина воду и, осушив до дна, продолжил исследования почерков.

Голод вернул Потапа в детство, и он отчетливо припомнил страшные времена.

Голодомор в Украине коснулся его многодетной семьи и что это такое, он знал не понаслышке. Несытое детство было тому подтверждением. Мать перед тем, как послать кусок хлеба в рот, крестилась четверть часа, благодарила подававших еду людей, и поминала соседей померших от голода. Мысленно Потап тепло вспомнил о тех, кто спас их с братом погодкой от голодной смерти. Даже гнилые овощи, картофельные очистки, все шло на похлёбку, её привкус до скончания дней останется в сознании Ветрова. С тех пор старший лейтенант к пище остался неприхотлив.

Позже, Потап, изучая историю, узнал правду о трудных временах. Голодомор тридцатых годов унёс жизнь почти десяти миллионов украинцев. Это было преступление против собственных граждан, геноцид. Определённые лица, наделённые властными полномочиями, стремились «умиротворить» голодомором соотечественников. Среди этнических украинцев ходили революционные настроения, и они подверглись жесточайшему голодомору.

Мысли о хлебе насущном не давали прогрессивной массе увлечь за собой голодающую. Но все же люди выживали за счёт сердобольных, кто подавал нищим. Люди ели крыс, мышей, воробьев, костную муку, кору деревьев. Возникали случаи каннибализма из-за конфискации провианта, зерна, сала, картофеля и даже кожаных изделий, которые люди отваривая, могли съесть.

Конвой на железнодорожных станциях не допускал к зерну, гниющему под открытым небом, умирающих с голоду людей. За кражу социалистической собственности приговаривали к смертной казни, даже матерей за принесённую с поля горсть зерна голодным детям.

Умерших от голода, ежедневно вывозили в братские могилы, собирая по улицам селений и городов.

Потап в те годы был одним из тех детишек, которые ранней весной не носились по полям и садам, не ходили в школу, потому что не было сил двигаться. Он сидел у забора со сложенными в калачик опухшими от голода ногами, любовался цветущим абрикосом, и мечтал о крошке хлеба. Лозунг, висевший в сельской школе, «Спасибо за счастливое детство товарищу Сталину!» был всего лишь бездушным слоганом.

Многие матери, спасая от голода своих детей, в отчаянии подбрасывали их в проходившие мимо грузовые поезда, чтобы власти накормили. Сироты слонялись по дорогам, попрошайничали, на ходу падали от голода, не дождавшись помощи от властей. Но мать Потапа из последних сил старалась отыскать еду, не желая расставаться со смыслом её жизни, детьми.

С годами смертность убыла, и то лишь по причине прироста населения за счёт запрета на аборты.

Страшное время было давно позади, но привычка запасаться хлебом у Потапа исчезнет только вместе с ним.

Голод тошнотой подступил к горлу и с каждым часом барьер повышался. Мозг отказался трудиться без подпитки. «Пора перекусить», – уж много раз вторило подсознание. Стопка тетрадей слишком медленно таяла.

Эксперт открыл слева от себя шкафчик, заглянул внутрь, переставил пустые баночки и обнаружил в углу сухарик. Он поднёс хрустящий к носу, вдохнул аромат и, насладившись хлебным духом, надкусил корочку крепкими, как у здорового жеребца, зубами. Хруст оглушил, слюна рекой хлынула к божественной еде, и вмиг растворила хлеб. Рецепторы взорвались сладким, кислым и горьким вкусом, перемешались, и в мозг пошла информация о ржаном хлебе. Для голодного это были сладостные минуты, когда во рту таяли крошки ржаного хлеба. Смакуя, он догрыз сухарик и снова окунулся с головой в тетради.

До сих пор он не нашёл ни одного совпадения по почерку. Это радовало только в одном, что среди учеников преступник не нашёлся, и огорчало в другом, что расследование возможно пошло не тем путём. Бросить проверку тетрадей и пустить работу в другое русло Потап не мог физически. Педантизм играл не последнюю роль и часто тормозил процесс расследования. Усердие мешало остановиться на полпути, потому что прежде следовало подтвердить вывод, а потом переходить к новому этапу. Глаза слезились от сильного напряжения при использовании оптики. Он потёр их, снова прошёлся по кабинету, выглянул в окно, в котором виднелись сумерки. Стая птиц покинула парк и его окружила ночная тишина. Голод слегка утих и, не глядя на усталость и спустившуюся ночь, старший лейтенант продолжил графологическую экспертизу.

Вареники не давали покоя. Образ матери всегда являлся, когда приходилось особенно трудно. Будучи глубоко религиозным человеком, мать блюла божьи законы и как ангел хранитель берегла сына, молясь о нем. Потап в детстве разучил молитвы и до сих пор знал их на зубок. Ребёнком он не осознавал, кто такой Бог и твердо верил в то, что это его мать. Он любил мать и нуждался в её любви, потому что чувство ответственности за младших в семье возложенное на его хрупкие плечи украло детство. Рядом с матерью Потап доселе ощущал себя маленьким ребёнком, и чувствовал её защиту с того момента, когда с тюрьмы вернулся отец. Мать любила главного помощника, она души в нём не чаяла и почитала, каждый раз, встречая сытным обедом, испытывая перед ним вину за изголодавшееся детство. Хлопотавшая у печки уже состарившаяся мать была неоспоримо прекрасной картиной семейного очага, у которого забывался холод …голод …отчаяние. Тяжёлое детство крепкой нитью привязало Потапа к семье и даже сейчас он, исподволь, контролировал жизнь всей родни, и всегда приходил на помощь.

Минула ночь кропотливой работы над исследованием многочисленных тетрадей. Почерк Мстителя не совпадал с образцом, появилось весомое доказательство его невиновности. Хотя это можно было оспорить. Записку мог написать кто угодно по просьбе маньяка, хотя Потап думал, что это маловероятно.

Сначала он нашёл схожесть по общим признакам, характеризующие почерки в целом. Каждому человеку соответствовал свой темп и движение письма, размер и наклон, разгон и связность букв, сила нажима. Он почти заснул над стопками, но его внимание привлекла тетрадь, которую он открыл. В нём заговорил любопытный исследователь. Несколько раз, сверив почерки в тетради и записке, он предположил схожесть и отложил тетрадь в отдельную стопку для более тщательного изучения. Стопка со схожими почерками не выросла, но Потапу ещё предстояло проверить пару десятков тетрадей. К тому же взятые образцы почерков у преподавателей также стояли в очереди для экспертизы. К концу работы у Потапа в стопке с похожим почерком лежало полдюжины тетрадей для детального исследования. Надо было в этой шестёрке выделить частные признаки – индивидуальность почерка.

Предмет по почерковедению он любил. Они с сокурсниками на лабораторных работах писали записки и правой и левой рукой, а затем перемешивали и устанавливали где чьи. Инстинкт охотника помогал со сто процентной уверенностью найти даже заведомо изменённому письму хозяина почерка.

Он взял предпоследнюю тетрадь положил под микроскоп и рассмотрел заглавное «Т». Сличая слова с образцом, Потап увидел структурно-геометрическую схожесть и идентичность динамических характеристик. Совпадала извилистость, право наклонность, высота строчных элементов и расстановка букв. Буква «Т» и особенность его написания не оставляли сомнений, что перед Потапом лежала тетрадь с почерком убийцы.

Потап, увлёкшись расследованием, провёл ночь в кабинете. Голод эпизодически напоминал о себе, заставляя жадно пить воду. Это был не тот голод детства, когда внутри сводило живот, тряслись руки, дрожало тело, а перед глазами расползаясь, плыла жизнь. Он в большей степени ощущал голод времени, которое таяло с каждым ударом сердца. На кону была жизнь детей, которые могли пострадать из-за его нерасторопности. Преступника надо успеть обезвредить. Помощи ждать не от кого. Шаг за шагом он приближался к завершению некоторого этапа расследования.

У Потапа забарабанило сердце от сходства почерков в тетради и записке. Безусловно, что исследуемая писулька должна была содержать достаточный объем графических признаков, которые индивидуализировали исполнителя. Но и то, что Потап обнаружил, привнесло уверенность, что он на правильном пути. Потап вынул тетрадь из-под микроскопа, взглянул на её обложку и замер. На ней не значилась фамилия ученика. Он несколько раз пролистал её от начала и до конца, но так и не обнаружил её принадлежность кому-либо.

– Вот незадача! – он с отчаянием взлохматил ладонями волос. – Н-да. Лёгких путей не бывает, – он вертел тетрадь, всматривался в содержимое, качал головой и рассуждал, – Иначе жизнь была бы слишком проста и неказиста.

Озадаченный неожиданным казусом Потап позвонил Борису.

Телефонный звонок растормошил, казалось, только что уснувшего Борьку. Он схватил трубку и крикнул.

– Старший оперуполномоченный Кабанов слушает. Алё …алё, – но в ответ, ни слова, ни полслова. Борис потряс трубку, стукнул её о стену так, что она чуть не разлетелась вдребезги.

Очнувшись, он разлепил глаза и понял, что крепко спал, в руках трубки не оказалось, он с трудом сориентировался, где находится. В предрассветном мраке бородавчатый потолок ответил, что он дома в своей кровати. Одетый и в ботинках он лежал сверху покрывала и даже не вспомнил, как свалился замертво от бессонных ночей. Схватив трубку, он все ещё не мог произнести ни слова. Не найдя как ответить что-нибудь вразумительное, он не членораздельно промычал.

– У-у-у.

Потап, услышав сонное мычание, перешёл к делу.

– Это я Потап. Включайся, ты мне нужен. Тут такое дело…, – он замялся, ожидая ответа с противоположного конца, в надежде, что его поймут. – Возможно, я нашёл убийцу, но фортуна пока на его стороне. Тетрадь с его почерком не подписана. И теперь настало время для твоей работы, – он знал, что на другом конце Боря ловит каждый его шорох. – Я домой спать, а ты дуй в школу и выясни, чьи это письмена. Понял? Повтори.

– Есть! Товарищ старший лейтенант.

У Бориса сон как рукой сняло. Такой удачи он не ожидал. Он в доску разобьётся для Потапа и выяснит, кто сдал не подписанную тетрадь.

– Понял. Выхожу. Все сделаю в лучшем виде.

Борис через пять минут шагал по мокрому асфальту на работу. Так быстро он ещё ни разу не собирался, словно ошпаренный. Утром небо разразилось молнией, вдали громыхал гром, голову поливало дождём как из лейки. Поглощённый мыслями о работе, он бодро встретил рассвет, не замечая ни сырого холода, ни пара изо рта. За последнее время у Бориса появилась ему неведомая черта характера такая как многогранность, о которой он и не подозревал.

Его доброе от природы лицо мгновенно перевоплощалось в зависимости от того с кем он общался, и чего добивался. При встрече с друзьями оно светилось добротой, вселяло страх преступникам, выражало злость врагам, мог скрыть эмоции за маской безразличия как талантливый мим. Борис предпочитал проводить опросы сам, потому что наблюдательность, умение по мимике видеть невидимое досталась ему от природы, а его интуиция балансировала в нём на грани ясновидения. Он, проще говоря, задницей чуял ложь, и внутренним чутьём определял причастность человека к преступлению. Карие буравчики насквозь сканировали собеседников, которые с лёгкостью расставались с секретами, доверив их неоперившемуся и энергичному следователю. Гипнотизируя людей, он добивался признаний. Как ему это удавалось, он объяснить не мог.

Присущий не в патологической форме перфекционизм принимал ошибочность его собственных взглядов. Жизнь для Бориса была не только «чёрное и белое», он наслаждался радугой жизни, хотя некоторых оттенков, как дальтоник, не замечал. Работу оперуполномоченным он воспринимал в красном цвете. Она казалась ему хуже, чем есть на самом деле, раздражала как быка, но, сколько бы он не искал другую работу, более идеальную, то вряд ли бы нашёл. Он боролся с собственным я, даже при выборе девушек. Не каждая подходила под его суждение о любви – либо «все или ничего». Вероятнее всего Борис прожил бы жизнь в одиночестве, не найдя идеальных отношений, до тех пор пока не понял бы, что слово «достаточно» часто означает именно это.

Люди для Кабанова были тем инструментом, на котором он оттачивал на допросах мастерство оперативника. Каждый раз, расследуя новое дело, он понимал, что ему не хватает знаний по психологии. Как-то в разговоре с врачом психиатром по делу о Мстителе, он услышал о существовании методики манипулирования психическим сознанием человека. Экспериментатор по натуре он допускал применение сомнительных методик на людях, чтобы воочию видеть результат. И все же человечность не позволяла ему использовать самые жестокие из них или более двух одновременно, но один он всегда выбирал и внедрял.

Экспериментировать он начал сразу на допросах Мстителя. Борис употребил яростный напор и непомерный гнев. К сожалению, результат огорчил опера. К счастью ситуацию спас Потап. Он нашёл ключ к психопату, а опер разочаровался в том, что не правильно выбирал методику.

По его сценарию, маньяк якобы должен был успокоить опера признанием в убийстве. Он должен был рассказать все как на духу. Но окончательно окаменевший под прессингом Бориса маньяк ввёл его самого в аналогичный ступор. Следователь осознал промахи и ошибки, но не отказался от дальнейшего применения методики.

В беседе с Михайловым опер ограничился излишней подозрительностью, вызвав к вынужденным оправданиям. При этом он добивался «проталкивания» в подсознание нужных психологических установок за счёт ослабления защитного барьера психики. Ему практически удалось сломить Леню. Метод помог оперу убедиться в его невиновности, этому он был несказанно рад, а моральные устои его мало волновали.

Слишком доверять нововведениям Борис не спешил. Допрашиваемые люди, испытывающие психологический прессинг, не интересовали Бориса как личности, ведь перед ним стояла цель, и он реализовал её как мог.

Труднее всего ему дался разговор с родителями убитой Надежды, тронувшие его за живое. Сопереживая, Борис чувствовал вину за то, что мирные люди страдали по воле убийцы, что судьба жестоко наказала их. Слова матери о божьей каре, застряли в его подсознании. Она неустанно твердила об этом, повторяя, что они с мужем состояли в родстве и были троюродными братом и сестрой. Борис неоднократно возвращался к мысли о божьей каре, возмездии которое настигает грешников. Но в его сознании не укладывалась логика матери. Библейские рассказы о происхождении людей, что Ева сделана по подобию Адама из его ребра, приводила к выводу, что все люди братья и наказания не логичны. Грех кровосмешения выдумка, чтобы его исключить, но правители нередко грешили, чтобы накопленные богатства не покидали семейный очаг. Опять же, зря мать страдала от греха кровосмешения, оно было заложено изначально с появлением Адама. Борис малость порассуждал о смертности человека, об ослушании им богов, но, ему в силу юного возраста, не больно хотелось вдаваться в религиозную философию. Не найдя оправдывающих аргументов для Надиной матери, он успокоился.

Он блестяще справлялся и делал все от него зависящее не только ради родителей, которым, по сути, было уже все равно кто совершил преступление, но и ради собственных амбиций. Борис, уверенный в победе добра над злом, опросил сотню человек, обошёл полсотни квартир, выведывая информацию у людей, чтобы найти хоть мизерную зацепку об убийце. Не зря сыщиков называли легавыми, потому что их чутьё сродни нюху породы легавых собак.

Борик маршировал на работу за тетрадью, неоценимым сокровищем, хранящим тайну к разгадке убийства.

Тем временем Потап вернулся домой полностью выдохшийся, выжатый словно лимон. Чтобы привести себя в надлежащий ему вид понадобится пару часов.

Лидочка, как всегда, хлопотала на кухне, чтобы накормить семью и дать возможность отоспаться мужу, ведь ей довелось исподволь служить отечеству, понимая, что работа стала разлучницей. Пока Потап уплетал вареники, которые она с любовью наготовила, будто бы уловив волну настроения и его пищевых желаний, Лида, не теряя времени, дословно рассказала о случае эксгибиционизма в школе. Она так возмущалась, что её юной дочери пришлось столкнуться с проявлением человеческих пороков, что если бы ей дали дубинку, она лично охраняла бы пространство от больных мужиков, которые бесстыдно выставляют в дырах школьных заборов гениталии, пугая девчонок.

Удивлённый скрытностью дочери, Потап позвонил Борису и попросил заодно опросить учителя физкультуры Сан Саныча о происшествии вначале учебного года.

Вареники были съедены, почти такие же вкусные, как у старушки матери, но от усталости вкусовые рецепторы притупились, и Потап, засыпая на ходу, машинально дожевав остатки. Предупредив Лиду, что преступник пока ещё на свободе, он запретил выпускать дочь без нужды на улицу, особенно в тёмное время суток и отключился.

Через пару часов Потап приступит к службе, ведь жить ради спасения жизни – оправданная цель. Провалившись во тьму, он храпел на все лады.

Борис с не подписанной тетрадью направился в школу. Озадаченный опером директор быстро сориентировался, вызвал классных руководителей старших классов и попросил просмотреть неизвестную тетрадь. Каждый из них неспешно осматривал листы исписанные заданием, сверял с памятью пляшущие в разные стороны крючки. Не ахти прилежный почерк был весьма запоминающийся. Ученик был явно неуспевающим в учёбе, явная безграмотность выдавала владельца. Учитель, преподающая русскую литературу в нескольких старших классах, вспомнила, что на уроке у Димки Ухватова из десятого «Г» отсутствовал портфель, и она снабдила ученика тетрадью и ручкой для выполнения школьного задания.

– Неблагодарный! Даже не соизволил подписать тетрадь, – в её словах сквозила обида.

Борис был на пороге счастья, когда прозвучала фамилия подозреваемого. Оказалось все очень просто.

– Надо же, – думал он, – как я ошибался. Убийцей был другой человек. Потап, конечно, молодчина. Он всегда на высоте. Как хорошо, что он меня во время останавливал.

Раззадоренный результатом, Борис опросил учителя физкультуры Сан Саныча. Подробный рассказ о погоне за эксгибиционистом собственно только отнял золотое время следователя и не привёл к выводу, кто есть тот нарушитель спокойствия. Физрук, тем не менее, уверил опера в том, что со спины узнает негодяя. Борис попытался было обсудить с пятиклассницами прошлое событие, но внятных показаний не получил, от стыдливости они не хотели обсуждать щепетильную тему.

На повестке дня стоял вопрос ареста Ухватова Димы ученика десятого «Г». Для координации действий, он вернулся в райотдел милиции.

Отдохнувший за пару часов Потап, побритый, аккуратно одетый, работал в другом направлении. Он отбирал в следотеке отпечатки пальцев по глобальным признакам видные не вооружённым глазом. Он искал аналогичные следу отпечатки на записке по папиллярным узорам.

Эксперта увлекала теория, что по типу узора определяется характер, темперамент и способности человека, которая то и дело являлась к нему в виде размышлений о личностях. Откладывая в сторону ненужные для исследования следы с узором «петля» и «дельта», он оставлял отпечатки с узором смешанной «спирали», после чего ему предстояло по локальным признакам, которых в каждом отпечатке не менее семидесяти, найти похожий. Это был не благодарный труд, который вёл никуда. Плёвое дело сравнить оставленный преступником след с дактилоскопированным отпечатком. В данном деле наличествовал только фрагмент отпечатка большого пальца левой руки убийцы.

В дверь ввалился раскрасневшийся от прохладной осени Борис и пожал крепкую руку эксперта. Восторженный, он мечтал порадовать Потапа удачным походом в школу. Отпустив рукопожатия, опер потёр руки, и многозначительно взглянув в глаза эксперту, лукаво произнёс:

– Товарищ старший лейтенант, я задание выполнил на пятёрку.

– Рассказывай не томи!

Потапу шла его с чертовским блеском лучезарная улыбка, когда обнажался ряд крепких ровных зубов. В воздухе кабинета при обмене новостями витала долгожданная победа. Удачливый альянс опера и эксперта с каждым успехом крепчал, завязываясь в плотный узел доброжелательных отношений. Они посовещались и, приведя мысли в порядок, поднялись наверх в логово начальника, готовые доложить об успешном раскрытии преступления. Арест убийцы был делом техники.

Милицейский уазик остановился напротив частного дома из него вышли крепкого телосложения парни в форменной одежде во главе с Кабановым.

Дом окружили, постучали, в дверь. Через пару минут звякнули засовы, и на пороге появилась растрёпанная в дупель пьяная особа. Вздыбленные, перехваченные резинкой выбеленные пряди, торчали как солома. Чертыхнувшись, она заплетающимся языком спросила.

– Чё надо?

Уточнив личность, не отвечая на вопрос, её втолкнули в дом, приказали молчать и вести себя тихо. Нина Ухватова не сильно сопротивлялась и села на обшарпанный табурет у стола, на котором валялись пустые пивные бутылки, не допитая водка, немытые жирные от грязных рук стаканы, заветренное сало на грязной алюминиевой миске. В доме пахло закисшим мусором, табачным дымом и перегаром.

Мадам, стянув резинку с волос, тряхнула немытыми патлами, прихорашиваясь, она корявым движением рук взбила их на затылке, указательным и большим пальцами провела по углам губ, счищая заеды, и кокетливо, если так можно выразиться, спросила, закинув нога за ногу:

– Мальчики вам налить?

Полы халата разлетелись, оголив обвисшую грудь и дряблые ноги. Её Язык не повиновался речи, и фраза получилась растянутой, словно у нее церебральный паралич.

– Сколько же надо выпить, чтобы довести себя до такого состояния, – подумал Борис. – А ведь она мать. Таких матерей на виселицу отправлять надо!

– Запахнись, бесстыжая! Сын дома? – Борис рывком прикрыл наготу опустившейся женщины.

– А черт его знает, где эта скотина шляется! – её отвисшая нижняя губа дрожала. – По мне так пусть бодяется, чем кормить тунеядца, – она сплюнула на пол, оголив в ехидной улыбке прогнившие через один зубы.

Обвиняя в тунеядстве сына школьника, мать выглядела нелепо. Она не работала и жила с подачек любовников, таких же горемычных пьяниц, как сама. Почему её не лишили родительских прав, осталось загадкой.

– Часто он домой не приходит?

– А мне то что? Пусть шатается.

– Вот ордер на обыск. Где комната сына?

– Нет у него комнаты.

– Где он хранит учебники и вещи?

– В чулане, – она махнула рукой в сторону.

Хотелось выскочить на свежий воздух из ада, который устроила из жилища эта так называемая мать. Но работа есть работа и никто не придёт её делать за тебя.

Дом обыскали, а попытки выведать у нерадивой мамаши, где сын, ни к чему не привели. Она понятия не имела о том, какой жизнью живёт сын. Изрядно пьяная она засыпала, роняя, упёршееся в ладонь лицо, на котором красовался лиловый нос. Находясь в алкогольном угаре, она не отдавала отчёт, что собственно происходит, и почему милиция интересуется сыном.

Обыск не принёс особой пользы для расследования. Опытные милиционеры определили, что мальчик рос в неблагополучной семье, возможно, голодал и был предоставлен сам себе. Среди вещей сына улик причастных к убийству не нашли. Школьный портфель отсутствовал. Дело осложнилось. Никто не знал, как и когда исчез Дима.

Сразу же после обыска милиция объявила в розыск Диму Ухватова, предполагаемого убийцу или соучастника, или жертву. Пока отпечатки пальцев не дактилоскопированые, не проведена процедура сверки почерка, пока нет признаний, по закону, нельзя заочно вынести обвинение, считать человека виновным.

Некоторые сомнения появились и у Потапа. Может Диму тоже убил маньяк, и его труп лежит в одном из парков города или на дне реки. Не факт, что хозяин записки был убийцей Нади. Только комплексные доказательства подтвердили бы выводы эксперта.

Ухватов в понедельник в школу не пришёл и дома не появлялся. Пропал по непонятным причинам. Фото Дмитрия распространили по городу в многолюдных местах. Время шло, а результат поиска сводил многодневный труд эксперта к нулю. Рано радовался Потап. Жизнь так просто не сдаётся, она все время подбрасывает трудности.

Вторник оказался судьбоносным днем для Ухватова. Он явился в школу на первый урок. Одноклассники ни чего не подозревали, они привыкли к частому пропуску уроков отстающего в учёбе Димки. Все было, как обычно, учитель сверил с журналом учеников, отметил отсутствующих, вызвал к доске пару человек и озвучил новую тему. Директор тем временем заглянул в класс и, увидев Ухватова, срочно сообщил Борису.

Звонок сорвал с места учеников, девчонки, складывая учебники, неугомонно щебетали, как стая налетевших галок, мальчишки заигрывая со скромницами, ржали от удовольствия, что удалось их смутить, и увёртывались от грозных девочек, получая в ответ тетрадями по голове.

Опер и директор стояли у входа в класс и зашли после того, когда все покинули кабинет. Ухватов не торопился на выход, увлечённо рисуя на парте танки с немецкими крестами. Когда в класс зашёл директор, он от неожиданности подхватился, и рукой прикрыл измазанную парту.

– Портим школьное имущество? Ухватов! В конце года будешь в наказание красить все парты.

Дима извинился, скромно опустив голову.

– …тут к тебе пришёл следователь. Он хочет задать тебе несколько вопросов.

Маленький и невзрачный Ухватов покраснел, по шее поползли красные пятна. И шмыгнув носом, он ответил:

– Х-хорошо.

– А где твой портфель? – поинтересовался опер.

– Вот, – он достал из-под парты довольно изношенную, изрисованную сумку.

– Где ты ночевал? – Борис смотрел в глаза Димке, но тот, не подняв глаз, ответил:

– Дома.

– Не ври мне, – следователь понял, что Ухватов чего-то боится.

– Я не вру, – ответил, опустив голову ниже.

– Мать сказала, что тебя не было.

– Она всегда пьяная и не знает.

– Давай мы пройдём в отделение. Поговорить надо. Только не вздумай удрать, я тебя потом из-под земли достану.

Ухватов послушно шёл следом. У Бориса закралось сомнение в причастности десятиклассника к убийству. На лице скромного мальчишки царило спокойствие, возможно ложное, ведь известно, что в тихом омуте черти водятся.

Они сели в машину и через четверть часа были в отделении.

 

Глава X

В архив

Поднялась осенняя завируха. Листья липли к одежде, заставляя прохожих увёртываться, их несло, кружило по просторам улиц. В одно мгновение грозовое небо разразилось проливными слезами. Борис был почти у цели, когда дождь, залил лицо мелкими струями, как из душа, успев намочить верхнюю одежду. Как стрела проскочив дежурного, он распахнул дубовую дверь кабинета и, снимая мокрый прорезиненный плащ, выглянул в окно, чтобы сквозь решётку полюбоваться стихией. На полу растеклась прозрачная лужа. Он был несказанно рад, что он не один из тех листьев, которые ещё пару минут назад легко клубились в углу высокого забора, а теперь мокли, плотно прижавшись, образовывая безобразную кучу. Коронарная вспышка снова ослепила глаза, а спустя дюжину секунд, прокатился оглушительный гром. Борис умножил количество секунд между вспышкой и громом на сто, километровая удалённость удара молнии восстановила нервное равновесие. Искрящиеся мощные разряды спустились канонадой на землю, завершающим аккордом ударив последний раз. Борис вздрогнул. Казалось, если бы он стоял под открытым небом, то молния угодила бы прямо в сердце. Буйство стихии выдернуло опера из раздумий в то время когда ввели Ухватова подозреваемого в убийстве. Предстоял сложный разговор.

Он ненавидел момент, требующий ювелирной точности удара. Надо было выявить слабые стороны опрашиваемого, надавить на него особым образом, чтобы получить признания. Предыдущая работа на допросах подтверждала его теорию.

К Борису почти сразу присоединился Потап. Ухватов вёл себя как затравленный зверёк. Почёсываясь, он шмыгал носом, не поднимая глаз, теребил рукой ухо, которое пылало алым цветом. Потап первым делом дал ручку и бумагу Ухватову.

– Сейчас будем писать сочинение сынок, – Потап склонился над лохматой головой Димки.

Доброта криминалиста подкупала и Ухватов обмяк. Взял ручку и принял позу старательного ученика. Сыном его с детства никто не называл.

Эксперт диктовал текст, а Дима выводил буквы, помогая кончиком языка. Материал для экспертизы почерка был одним из главных улик. Юноше было невдомёк, для чего он пишет сочинение под диктовку милиционера. Необходимые слова встроили в текст, чтобы сверить написание конкретных слов из записки, оставленной убийцей «Такое будет всем вам». Ученик выводил под диктовку «Такое внимание ко всем людям будет приятно. К чему стремиться, вам покажет жизнь».

Потап мог по почерку установить, какое психическое состояние было у Димки в момент преступления – нормальное или болезненное, определить возраст писавшего, непривычные условия при написании – сидя, стоя, в невесомости, определить наличие травмы, опьянения. Наука двигалась вперёд, и шансов у преступников остаться в тени оставалось все меньше.

Отпечатки же пальцев докажут не только виновность, но и приоткроют скрытую информацию о характере хозяина, способностях и болезнях. Клочок бумаги с жуткой фразой и с отпечатком части большого пальца неотвратимо приведут к убийце.

Уже на третьем месяце беременности человек приобретает метку индивидуальности и неповторимости пальцевых узоров.

Если пальцы наделены «дугами», то человек наверняка имеет неуживчивый характер, потому что он всегда знает, что такое белое, а что чёрное. Если обладатель дуг не дай Бог станет лидером, то несговорчивость и упрямство ему гарантировано.

Пальцы с «петлями» говорят о хозяине, что он вероятнее всего – холерик, скучающий от монотонной работы. Потап замечал, что обычно люди с такой меткой общительны, покладисты и доброжелательны. Отзывчивость и откровенность заставляют хозяина идти на компромисс. Отличные руководители, они скромны в желаниях.

Богемные, витающие в облаках люди, точно имеют «завитки» на пальчиках. Творчески одарённые они схватывают на лету любую науку. Склонные к самокопанию они частенько мучаются в сомнениях. Неустойчивая психика вгоняет их в депрессию.

Благо, что в пальцевых узорах заложены сложные комбинации, рождая миру огромное разнообразие индивидуумов.

Получив желаемое – образец почерка и дактилоскопию пальцев Потап удалился. Для экспертизы нужно время. Задача Бориса состояла в том, чтобы в краткий отрезок времени разговорить Ухватова, хотя такой экспромт подчас приводил к серьёзным упущениям, требующим повторных допросов. Иногда это сильно осложняло и замедляло расследование. Борис был готов к любому исходу, убедив себя в виновности сидящего перед ним. Собрав волю в кулак, он развернулся от окна к сгорбленному, как старик, мальчишке, и начал допрос.

Если бы не нос с горбинкой и пушковые усы, то хлипкое создание сошло бы за девушку.

– Предупреждаю, что препираться бесполезно! Ты убил Надю?

– Я? Я не знаю, кто такая Надя, – он так правдиво выглядел, что опер на минуту впал в неизбежное сомнение.

Ухватов ещё больше сгорбился, насупился, выпятил нижнюю губу и выдавил:

– Я никого не убивал.

Борис молчал. Пауза вызвала напряжение в воздухе, готовая в любую секунду разразиться молнией. Пора менять тактику, вертелось в голове.

Он подошёл ближе, мельком заглянул в лживые глаза, увидел в них трусливую душонку, и явно ощутил, что перед ним убийца. Внутренний голос ёкнул, что сыщик на правильном пути. Во рту разлилась горечь, запершило горло от колкой сухости, признак безошибочного решения. Желчь проливалась как яд у змеи при появлении опасности. Борису захотелось сплюнуть ядовитую слюну в брехливое лицо. Ничтожные создания не должны топтать землю, касаться божественного мира. Смерть – удел, ублюдков, как он. Борис строго исполнял закон, ведь самосуд мог приблизить его и поставить в один ряд с преступником. Он вдохнул полную грудь воздуха и крикнул на выдохе:

– Говори сука!

Ухватов подпрыгнул. Это была неконтролируемая ситуация. Спустя секунды он снова, как и прежде, был спокоен. Привыкший к угрозам любовников матери Дима больше не реагировал на следователя.

Борис выдержал паузу, сел напротив, резко поднял Димке голову за подбородок и, глядя в упор, зло произнёс:

– Я не намерен терпеть здесь твоё присутствие больше положенного срока, – сознавайся, я все и так знаю, – опер брал на понт.

– Я не понимаю, о чем вы спрашиваете, – блеял десятиклассник, кулаками растирая глаза.

– Ах, ты не понимаешь? Сейчас я тебе на пальцах объясню.

Лицо и уши юнца вспыхнули словно факел, только тронь, обожжёшься. Борис поостерёгся марать честь мундира из-за чудовища, которое, не успев преступить порог совершеннолетия, лишил жизни девочку.

– Вот, здесь доказательства твоей вины! – Борис потряс в воздухе папкой, из которой вылетел листок и плавно опустился на пол.

Дима отстранился от следователя как ошпаренный, и склонил голову к коленям так низко, что чуть не сложился пополам, и замолк.

Игра недоросля в молчанку надоела Кабанову. Он гаркнул ему под ухо:

– Здесь твои отпечатки пальцев, написанная тобою записка и анализ спермы. Тварь! Говори правду или я выбью её из тебя вместе с душой!

Терпение закончилось. Он размахнулся и со всей силы попал кулаком в нос. Кровь хлынула на подбородок, окрашивая в алый цвет грязно-белую школьную рубашку. Закрываясь от следователя рукой, Ухватов размазал кровь по рукаву. Искажённое болью лицо застыло. Хлюпая носом как ребёнок, он завыл, пуская слюни на бороду:

– Я …я. Нечаянно! – вдруг сознался Ухватов.

Борис замер, боясь сбить преступника с признания.

– Я не хотел! – подвывая, он вдруг сознался. – Так получилось, – дрожа от страха как осиновый лист, он стучал зубами.

Жалкий вид юноши не смущал накачанного сыщика. За совершенное им убийство Борис жаждал дубинкой поломать ему все кости, чтобы он корчился от боли всю оставшуюся жизнь, и помнил о том, что совершил. Преступные мысли, огорчавшие Бориса, бежали со скоростью света, опережая сознание. Попытка их остановить не увенчалась успехом. Раздосадованный вспышкой ярости, Борис прилагал все усилия сдержаться от расправы. В воздухе повис вопрос, чем он, служитель порядка, отличается от сидящего напротив существа? Молниеносно сработал защитный механизм, когда он снова взмахнул кулаком над убийцей. Стыд остановил криминальное мышление, обнажив несовершенную человеческую породу. Он не убил бы никого. Это били всего лишь мысли, он никогда не перешагнул бы преступную черту. Возможно, убил бы преступника, который оказал бы вооружённое сопротивление при задержании. Человеческая жизнь была дана богом, считал Борис, и только он вправе её отнять. Зато, закон не запрещал высказать все, что он думал об убийце. Борис, как волк, лишённый свободы, вспоминая несчастное лицо матери потерявшей свое дитя, метался по камере и кричал:

– Ты считаешь, что можешь нечаянно убивать. Для тебя это просто ошибка. Ты лишил жизни невинную девочку, достойную жизни. Такие как ты не должны дышать одним воздухом с добропорядочными гражданами. Ты трусливая вонючка. Падаль для общества. Я ненавижу таких как ты мерзких тварей. Я стану мусорщиком, который беспощадно будет очищать землю от гадов.

Нестерпимая мысль, что воздух из лёгких убийцы попадает в его тело, лишила следователя равновесия. Он исподволь чувствовал себя соучастником убийства. Он рванул форточку и глубоко вдохнул свежий мокрый воздух. Отдышавшись девственно чистым воздухом, он взглянул на Ухватова, опера от его мерзкого окровавленного лица заметно передёрнуло. Окровавленное лицо охладило пыл Бориса, он перевёл дыхание, порылся в кармане, достал носовой платок, смочил водой из графина и кинул на колени согнувшегося от страха в три погибели щенку.

– Вытри свою поганую рожу. Тошно смотреть.

Выбив признания, Борис слегка успокоился. Предстояло узнать подробности преступления, его мотив. Бегая из угла в угол, он резким движением выдернул стул, и устроился за столом конспектировать допрос. Нестройным от стресса и ненависти почерком опер записал все, что услышал, и обратился в слух.

Чтобы успокоиться, Борис сосредоточился на дыхании и сделал пять медленных глубоких вдоха, повторив как молитву: «Я спокоен. Я уверен в себе. Я уравновешен. Я осознаю, что происходит. Моя жизнь прекрасна. Я на правильном пути. У меня интересная работа и праведная жизнь». Наблюдая за убийцей, Борис понял, что тот готов раскаяться.

– Начинай с самого начала, – выдержанным тоном дал знать опер.

Ухватов заёрзал на стуле, почесал затылок, вскользь виновато взглянул на могучего следователя и, запинаясь, признался:

– Утром я вышел раньше и пошёл в школу. Когда захотел в туалет, то спрятался за забором. Она шла мимо и застала меня с опущенными штанами. Обозвала меня. Сказала, что все расскажет, чем я занимаюсь. Я испугался.

Он медленно выдавливал из себя предложения. Похоже на ходу сочинял историю. Борис с недоверием взглянул, и увидел, как бегают глаза Ухватова в поиске нужных слов.

– Что-то ты не договариваешь дружок. Ну, подумаешь, поссал под забор, не убивать же людей из-за этого.

– Я испугался, – он неуверенно ответил.

– Правду говори или, снова в морду получишь.

– Я рассказал, – он потух, казалось умолк навсегда.

Борис понимал, что этот ублюдок не так прост, как кажется. У него явно свои тараканы в голове. Что-то явно не совпадало. Он чувствовал, что попал впросак.

– Значит ты ссал. Ты думаешь, я тебе поверил? А как сперма твоя появилась на одежде убитой? Ты её вместе с мочой выссал? – у Бориса скрипнули зубы.

Подонок молчал. Следователь замахнулся и чуть остановил кулак у носа.

– Говори сволочь правду! – схватив за шкирку, он тряхнул так, что у Ухватова стукнули зубы.

– Я ждал девчонок! – вдруг заговорил Дима.

– Кого конкретно?

– Конкретно никого. Любых.

– Для чего?

– Мне нравилось смотреть на них.

– И что?

– Ну, так. Интересно.

– Что тебе интересно?

– Нравится, когда они смотрят на меня.

– То есть?

– Ну, …ну, – он покраснел до ушей и стал похож на перезрелый помидор.

– Ты что мастурбировал?!

– Н-нет.

– Тогда что ты делал?

– Ничего. Просто стоял.

Мысль обожгла как калёным железом, и Борис вспомнил рассказ Потапа о происшествии в школе.

– Ясно. Так это ты развлекаешься за школьным забором? Эксгибиционист проклятый.

Не знакомое слово ввергло Ухватова в ступор.

– А что это такое?

– Это то, что ты делал.

– Я не видел, как она подошла ко мне сзади. Когда я повернулся к ней, она испугалась и хотела убежать. Она стала кричать, а я не мог отпустить.

– Извращенец …твою мать! Значит, она испугалась, увидев твой член?

– Да. Я с ней боролся. Она вырывалась, кусала ладонь, когда я закрывал рот рукой. Мне трудно было с ней справиться. Я обхватил шею и придавил, чтоб она молчала. Она упала. Я испугался. Я не мог бежать, мне мешали спущенные штаны.

– Дальше!

– Когда она потеряла сознание, я увидел её тело. Я никогда не был с девушкой. Я не выдержал и кончил.

– Больной ублюдок!

– Я потряс, а она не двигается. Я прислушался, а она не дышит. Меня никто не видел. Я хотел убежать сразу.

Раскаяний Ухватова явно не наблюдалось, он обвинял малышку, ставшую свидетелем его неадекватного поведения. В глазах проглядывался только страх за свое будущее.

– Что потом?

– Я не знал, куда её деть. Схватил за ноги и оттащил вглубь сада, бросил в ямку, и присыпал листьями и пошёл в школу.

– Зачем в записке угрожал всем?

– Я услышал, как мать рассказывала своему хахалю, что поймали маньяка, того убийцу девочек, и решил все свалить на него. Ночью пробрался в сад и вложил в руку записку.

У Бориса разбухла от злобы голова, шея надулась, желая треснуть. Он не мог ни писать, ни слушать признания. Здоровяка от повышенного давления подташнивало. Он чётко вспомнил тот день, когда впервые увидел растерзанную маньяком девочку, сработал рвотный рефлекс, и он еле успел добежать до унитаза. Смыв с лица остатки утреннего завтрака он отдышался, и пошёл на допрос. Такая реакция крайне расстроила следователя. За последние полгода он так часто соприкасался со злом, что немало сил требовалось, чтобы успокоиться. Он помолчал.

– Продолжай.

Борис засунул руку в карман и дотронулся до «камня терпения». Это был абсолютно простой голыш. Критерий выбора Борисом камня – приятный на ощупь. Его секретный предмет обладал магическими свойствами. Всякий раз, когда он чувствовал что выходит из себя, он гладил «камень терпения».

Кабанов думал о мальчишеской жестокости и хладнокровности. Задушив девочку, тот сел за парту, как ни в чем не бывало. От чего появляются беспощадные подростки и безжалостные убийцы? Как окружение допускает появление таких людей. В чём причина? В равнодушии общества к подрастающему поколению. Молодой, не закостеневший мозг искал ответы, которые, видимо, придут только с опытом. Грусть от несовершенства мира накатила на следователя.

Преступление было раскрыто. Город мог спать спокойно. Об этом пока знал только Борис. Осталось добыть подтверждение экспертизами. Когда он остыл от переживаний, его мучила совесть за лютые допросы, учинённые им ради идеи спасения людей от маньяков, но он все равно повторил бы все сначала, упросив совесть подождать за дверью.

Для Бориса совесть – это всего лишь трюк, которым пользовались другие, призывая к ней. Взрослые при нём часто рассуждали что правильно, а что нет, навязывали укоренившиеся в обществе взгляды, когда ты невинен, уязвим, деликатен, и на тебе легко оставить грубый до шрама след, окаменевший отпечаток. А потом всю жизнь следовать созданным ограничениям. Общество обусловило людей «совестью» с рождения, которая поработила людей, и, управляя жизнью со стратегической точностью, стала главным критерием оценки.

Если у тебя есть совесть, то тебя может использовать тот, у кого её нет. Борис имел в арсенале пару проверенных приёмов против совести, чтобы совладать с ней в критической ситуации. Ради достижения цели, он забывал на время об общественном мнении. Другой путь был не для него, он всеми правдами и неправдами находил преступников и боролся со злом. В нужный и важный момент Борис сглаживал острые углы разногласия с совестью, часто допускал крайнее раздражение, возбуждался от негодования. Он рассматривал сложившиеся обстоятельства с разных сторон и поворачивал к себе наиболее выгодной. Мудрость появится с опытом, а опыт – из практики. Он активизировал наблюдательность, оценивал происходящее со стороны, чтобы легко избегать ошибок в дальнейшем.

Он, угловатый острый камень, со временем отшлифуется на волнах жизни, и превратиться в безупречный голыш, похожий на тот, который он носил в кармане.

 

Глава XI

Встреча

Скоротечная весна радовала мандариновым солнцем. Кипельно-белые подснежники проглядывали в проталинах меж сугробов, в воздухе металось счастье, обострилось ожидание любви.

Ольгу и Юрия, скреплённых партой пронзила стрела амура, и едва дождавшись аттестата, они поженились. Не съев пуда соли, у них родился богатырь. Нянькались молодые родители, со щекастым карапузом, даря ему нескончаемую отеческую любовь. Николашка вырос крепким и добрым малым.

Достигший совершеннолетия дюжий широкоплечий атлет ушёл служить в армию, отгуляв весёлые проводы с полусотней родственников и друзей. Справного богатыря родители напутствовали на пороге дома крестом исполнить долг перед Отечеством.

Ожидая дембеля голубого берета, мать Ольга Степановна и отец Юрий Олегович, мечтали обнять широкоплечую спину возмужавшего сына. Колюшка был их надеждой на будущее, опора в старости, помощник в хозяйстве, какой родитель не мечтал о правильных детях.

С прилётом птиц из тёплых краёв почтальон постучал в свежевыкрашенную дверь и вручил опечатанный сургучом пакет. Мать, шурша бумагой, с опаской читала имя отправителя, и дрожащими от волнения руками выпотрошила конверт. Слова в письме, как карамель вязли на зубах, каждая запятая сжимала виски, а точки взрывались в сердце матери. Известие о том, что сын травмирован, тяготится на излечении в военном госпитале, не вмещалось в голове. Дребезжащее сердце шатко надеялось на скорое выздоровление сына. Опрометью взмыв ближайшим рейсом, она через сутки была у разбитого параличом сына. Сердце оборвалось при виде кровинки. Николаю, после выхода из комы, изъеденному пролежнями, недоставало сил бороться за жизнь. Ольга свалилась без сознания как подкошенная. Высоковольтный удар судьбы был не под силу любящей матери.

Невыносимо медленные дни и бессонные ночи мать провела у постели сына, замечая, как слабеет недвижное тело. Судьба злодейка послала защитнику Родины непомерные испытания.

Врачи от бессилия развели руками, не прогнозируя последствий, вернули матери полуживого умирать.

Первый день пребывания Николая дома превратился для матери в тягостный кошмар. Оля не знала, что ей делать с живым трупом, как помочь истощённому родимому дитяти, готовому покинуть мир живых в любую секунду. Существовала единственная возможность спасти больного от голода через назогастральный зонд, торчащий из носа, лечение пришлось додумывать самой.

Спустя неделю Ольга уверилась в том, что кроме неё никто не поможет сыну и, мобилизовав оставшиеся силы, ежечасно возвращала к жизни иссохшего на одре смерти богатыря. Для неё словно повторилось время, когда она растила младенца, недосыпала, как солдат не покидала ответственный пост, только сыну было менее четверти века. Коля, как в детстве, обучался правильно держать ложку, подносить её к губам, глотать протёртую еду, жевать, произносить звуки, складывать слова. Энергичное участие отца в сражении с болезнью сына, дало результат. Старик не отчаивался, ухаживая за больным телом, облегчал страдания наследника, поддерживал его морально.

Трудные дни борьбы со смертью, месяцы выживания, годы реабилитации, еда с комплексом витаминов, битва с пролежнями, смена подгузников, изматывающие массажи, пытка понять немого сына остались за кормой корабля по имени «Семья».

Самоотверженная любовь родителей сломила болезнь, сын заговорил, самостоятельно ел. Мать поражалась мыслям сына, зародившимся в неуправляемом теле, которыми он щедро делился, выйдя из комы. Он рассказывал, что слышал разговоры, понимал, что с ним произошло, и даже кричал в ответ, но только звук не вылетал дальше кожного покрова. Смирившись с ролью инвалида, сильный духом уже мужчина усердно лабал физические упражнения, восстанавливая функцию обездвиженных ног, понимая, что обязан освободить родителей от лишних забот.

Маленькая сестрёнка Надя привыкла к тому, что брат неподвижен и ждёт её прихода. Она каждое утро подолгу возилась у его мёртвых ног, подбадривая дух весёлым нравом, вселяя уверенность, что наступит новый день – лучший.

Буквально за год до несчастья с сыном, Ольга сама чуть не поплатилась жизнью, когда спешила к автобусу и попала под его колеса, и только чудо спасло её от смерти. Колесо лишь зажало лодыжку, оставив огромный синяк, от которого она через месяц благополучно избавилась.

Череда трагедий, словно спутанный клубок, который не размотать. Смерть Нади нанесла сокрушительный удар по семье. Сообщение о том, что малышка задушена в школьном саду в пятидесяти метрах от входа в школу, смело ураганом надежду на счастливое будущее, превратив его в кисельный туман, сквозь который не пробиться солнцу.

Для родителей день и ночь слились в единое временное пространство, депрессия уцепилась смертельной хваткой в потухшие души. Вымученная бессонными ночами мать могла выспаться только тогда, когда физиологическая потребность валила апперкотом в постель. Безоружная перед судьбой женщина изменилась. Радужный взгляд потух, унеслась прочь энергия, иссякли слова, а слезы высохли, как в безжизненной Сахаре ручей. Ольга понимала, что смерть отменить нельзя – это приговор Бога. Поседевшая, состарившаяся не по годам она закостенела от горя.

Отец сгорбился, на истощённых скулах часто блестела скупая слеза. Мир в подслеповатых глазах потух, радугу счастья отгородила пелена горя. Дух мужества похитила костлявая чертовка. Старика опутало опасное спокойствие, отравившее надежды предка на детей.

Надежду хоронил весь город. Гроб установили на сцене статного дворца, и каждый житель простился с юным дарованием, погибшей от руки убийцы.

Трогательное личико с косичками в белых бантах врезалось в память каждого прошедшего мимо. Надежда, словно уснувшая царевна, нашла последнее пристанище в обитом красным бархатом дереве. Любимая скрипка лежала в ногах. Убийца порушил мечты Нади – стать знаменитой, родителей – о спокойной старости, педагогов – испытать чувства гордости за восхождение ученицы на Олимп Славы. Хотя гордость за пытливую к знаниям ученицу осталась в их сердцах. Народ в горе пролил море слез. Отмщения жаждали и стар и млад.

Время шло, а раны на сердце не заживали. Николай не понимал сломленного отца, погрузившегося в пассивный суицид. Скорбя, родитель впал в нескончаемое горе, и чтобы заглушить боль запил. Водка едва спасала душу от гнойного нарыва, прибитая гвоздём смерти, она утратила краски жизни. Алкоголь уводил от реальности, гасил душевное расстройство, программировал на смерть. Жизнь для него потеряла ценность и смысл. Огрубевший от жизни он не перестрадал горе, не выплеснул эмоции, не освободился от боли, ещё глубже загнал в себя. Он само уничтожался, работая до седьмого пота, доводил себя до истощения, не глядя, бросался под проносившиеся мимо машины и пил до умопомрачения.

Смерть сестрёнки выстрелила дуплетом, растерзав сердце неокрепшего юноши. От душевного надрыва саднил шрам памяти. Оставшись без отеческой любви, сын так и не понял родителей, почему они, напрочь, забыли о его существовании. Он простил предков за утрату способности к состраданию и решил, что его предназначение защитить их от разрушительного удара судьбы. Его витиеватый путь спасения от истерик и слёз, уговоров и обвинений не разбудил в родителях стремления жить.

Мать после похорон ежечасно молилась за ушедшую из жизни дочь, соприкасаясь с ней в молитвах. Храм, в который она зачастила, защитил от страданий, в спокойной дружественной среде чувствовалось присутствие Бога, раны на истерзанной душе постепенно затягивались. До сорокового дня, пока душа дочери нуждалась в матери, она стала трудником, ежедневно читая Псалтырь, посещая утреннюю и вечернюю службу, исцелялась от душевной боли. За стенами монастыря, к ней пришло осознание дальнейшего смысла жизни, что у неё есть сын, нуждающийся в её помощи. Выйдя из кризисной ситуации, мать просила прощения у сына и взялась за спасение мужа. Забота стала смыслом жизни.

Николай, оставшись в здравом уме, научился бороться за жизнь. Желание отмстить убийце взяло верх над болезнью. Опечаленный навалившимися обстоятельствами, Коля не покладая рук трудится над собственным телом и однажды впервые почувствовал, как шевелиться большой палец на ноге. Смерть сестры, как не прискорбно, стала отправной точкой его выздоровления. Многогранное желание спасти родителей и отмстить за убийство сработало как катализатор.

Коля спас отца от мысли о смерти, а мать от заточения в монастырь. Бог милостив – используя кнут, он подарил пряник. Мало-помалу жизнь стабилизировалась, но краски её потухли. Не вернуть того былого счастья и радости.

Зима после Нового Года застелила землю сверкающим ковром. Крещенские морозы сдержали своё предназначение, крепчали день ото дня. Ольга Степановна шла по аллее. Она давно не ощущала такого спокойствия. Горе словно иссушило её до дна. В ней не осталось сердца, нет, оно было, выполняло жизненно-важную функцию, но для неё это был опустошённый мешок. Жизнь остановилась без её маленькой дочки. Грусть поселилась в глазах навсегда. Теперь некому плести косички, вязать огромные банты, утюжить школьную форму. Никто не похвалит блины, так как это делала Надя. От мыслей тело сковало непроходимое горе.

Искристый снег осветлил улицу. Солнце животворило каждую снежинку, хохотушки кружили над головой, вся природа словно смеялась. Мать прониклась хрустом морозного снега, остановилась полюбоваться сказочной красотой, склонилась, подхватила пригоршню мелового холода, ощутив приятную колкость на ладони. Всматриваясь в алебастровый ком, она ощутила, как тело пронзили морозные иголки. Снежный ком заледенел, и медленно стаял в тёплых руках, как сладкая вата.

– Снова зима, – стряхнув с ладони осколки льда, она уставилась вдаль.

Сердце дрогнуло, когда она увидела красное пальтишко, белую шапочку, из-под которой болтались две жидкие коски и в валенках воробьиные ножки.

– Надя! – сердце забилось, задребезжало, сжалось от счастья. – Надя! – в её заскорузлой жизни промчался солнечный зайчик, по щекам покатились солёные ручьи.

Ольга ускорила шаг, при попытке догнать дочь ноги заплелись, как у пьяной. Жажда объятий захлестнула сердце, желание прижать кровиночку свело с ума, она кинулась со всех ног расцеловать смешливое личико.

– Надя! – голос сорвался, снежинки запекли в горле и остудили связки. – Надя! – задыхаясь от быстрой ходьбы, мать с надрывом крикнула, – Постой! Надя!

Сломя голову она неслась по аллее, нагнав малышку, она дотронулась до плеча в красном и прохрипела:

– Надюша! – девочка обернулась.

– Я не Надя, – тихо ответила с извиняющимся видом неточная копия.

Мать застыла в недоумении, уронила руку, в глазах умерла надежда на встречу с её лучезарной деткой.

Досадный ком залепил горло, заполонил дыхательные пути, без воздуха маска боли искривила как бумага белое лицо, кровь прихлынула к голове, в ушах забил набат, расколов сердце на части. Острая нехватка кислорода сковала тело. Ольга драла руками горло, сжимала грудь, хватая воздух, медленно оседала на колени, из носа неожиданно хлынула кровь, раскрасив алым цветом серебристый снег. Обмякнув, она упала на спину, боль испарилась, высветив блаженную радость от встречи с дочкой. Последнее, что увидела мать, ускользающий силуэт в красном пальтишке и белой шапочке, из-под которой озорно торчали огромные лилейные капроновые банты, и услышала звонкий призыв:

– Мамочка, иди за мной!

 

Глава XII

Дух

Диму Ухватова знакомые звали Духом. Со временем никто не смог бы вспомнить историю его прозвища.

Как-то летом безлунной ночью дети из соседних домов собрались вокруг костра, мальчишки до полуночи жгли деревянную тару соседнего магазина. Вырвавшиеся из жаркого ада искры светились в чёрном небе, взвивались, чтобы достичь бриллиантовых звёзд Большой Медведицы. Пламенные языки обжигали перепачканные пальцы ребят. Костёр всполохами лизал ноги, дразнил, копируя движения рук малышни, трещал на все лады, рассыпался фейерверком, устрашал треском раскалённых углей. От жгучего пламени лица детей раскраснелись как помидоры. Под полыхающие щепки увлекательные истории казались страшнее. Тёмная ночь, уцепившись в неокрепшие спины, нагоняла страх, будоража юную кровь. Для пущей убедительности рассказчик сказок в момент апогея пугал резким криком. Мифы об ужасающих мертвецах наводили трепет на разновозрастное сборище. Сердце юных слушателей трепетало от желания помочь сказочным героям в борьбе со злом. Страх до пят пронизывал неискушённые сердца. Девчонки жались к свету костра, взвизгивая, оглядывались в ночь, но покидать волшебную зону и не думали. Жажда прикоснуться к неведомому миру была неодолимей желания спрятаться в бетонных стенах дома. Устрашающие истории о красной руке, чёрном пятне и синей ленте увлекли ребятню, зажав железным кольцом кошмара.

Дети вдохновенно слушали приглушённый голос рассказчика. Он как актёр старался донести детям весь ужас сказки о чёрном городе, погружая мир на паузах в мёртвую тишину.

В одном чёрном, чёрном городе была чёрная, чёрная улица, на которой в чёрном, чёрном доме жила-была девочка. На чёрной улице стоял высокий чёрный столб. На чёрном столбе висело чёрное, чёрное радио. Маленькая девочка сидела у окна и ждала маму. Вдруг радио заговорило:

– Девочка! Девочка! Прячься! Из кладбища выехал гроб на колёсиках, он едет в город, – девочка побежала и закрыла двери на ключ.

А радио неустанно трубило:

– Девочка! Девочка! Прячься! Он ищет твою улицу.

Красноречивый баечник остановился, всмотрелся в лица детей и шёпотом продолжил.

Девочка испугалась, задрожала и спряталась под кровать. А радио зловеще вещало.

– Девочка! Девочка! Гроб на колёсиках едет по твоей улице. Он ищет твой дом.

Девочка, дрожа, бросилась к телефону, подняла трубку, а радио бубнило.

– Прячься девочка! Гроб на колёсиках нашёл твой дом. Он едет к тебе. Девочка бросила трубку и заперлась в шкаф.

В ожидании конца истории напряжение достигло апогея. От ужаса у чад замирало сердце, дрожали коленки, ребятня затаив дыхание, слушала сказку. Рассказчик замолчал, тишина спустилась к ногам, без ножа резала крохотные души, готовые сорваться с места и убежать, куда глаза глядят. Неожиданно паузу заполнил треск костра, на метры ввысь фейерверком вырвалось пламя и, разбросав искры по чёрному небу, осветило тени на лицах. Прирождённый сказочник продолжал.

Девочка услышала громкий стук в дверь, сжалась в комок, и закрыла голову руками.

– Ма-ма! Помоги! – повысил голос сказочник.

Девочка выскочила из-под кровати, а радио шёпотом известило:

– Гроб на колёсиках у тебя за спиной.

Искусный выдумщик остановился на пике развязки, окинув взглядом испуганные лица, наметил жертву. Длинная пауза повысила напряжение, готовое лопнуть словно натянутая струна. Угасающий очаг окутала паутина беззвучия, жизнь каждого казалась на волоске от смерти.

Девочка обернулась. За спиной вертикально стоял чёрный гроб, который со зловещим скрипом открылся. Полусгнивший безобразный мертвец бросился на девочку.

Великолепный артист, сделав выпад в сторону жертвы, громким вскриком всколыхнул образовавшуюся глушину.

– Отдай твоё сердце!

Маленькая дурёха визжала надорвав связки, могильная тишь вздрогнула от нелепого крика. Эхо испуга разнеслось по округе. Руки у девочки дрожали, частое дыхание сбивало ритм сердца, она оглянулась по сторонам, и когда уверилась что жива, утихла, но в каждой клетке нежного сердца осталось недоверие.

Ребятня слегка подтрунила над эмоциональной соседкой и погрузилась в собственные переживания и мысли. Насунулось странное безмолвие, даже языки пламени спрятались под тлеющие головешки. Братия, переварив услышанную историю, облегчённо вздохнула. Мальчишки увлечённые сказкой, позабыв подкинуть в кострище свежие палки приметили, что вокруг заметно стемнело. Трудноразличимые мордашки робели нарушить тревожное спокойствие.

Дима Ухватов воспользовался скопившейся тишиной и незаметно подкрался к костру. Поодаль он следил за детворой. Ему понравилось, что малолетняя соседка была напугана, и он решил снова подшутить. В непредсказуемый момент он громко за её спиной крикнул:

– Отдай твоё сердце!

Курносая трусиха вскочила, заверещала и прыгнула в костёр. Пепел разлетелся в стороны. Старший парнишка ухватил её за руку и выдернул назад. К счастью платье девочки и ноги не обгорели.

Впечатлительная девочка представила, что на неё напал оживший мертвец, это чуть не свело её с ума. В отмщение она набросилась с кулаками на Димку.

– Тьфу, на тебя! – она сплюнула. – Чёрт рогатый! Напугал до смерти, гад! – оправдывалась она дрожащим голосом. Барабаня по щуплой груди, она приговаривала, – Мертвяк! Дух проклятый, чтоб ты сдох.

С тех пор прозвище «Дух» навсегда приклеилось к Димке.

Отношения в среде школьников у Духа не складывались. Окружающим был не интересен замкнутый, угрюмый и несколько туповатый пацан. Он изучал мир, постоянно наблюдая за окружающими. Он любил подкрадываться к людям и подслушивать разговоры. Позже среди них он выискивал жертву для своего пагубного пристрастия. Странная особенность натуры укоренилась с детства.

В молодости Нинка, мать Димы, высокая пергидролевая блондинка с вечно чёрными у корней волосами с арбузной грудью чувствовала себя звездой квартала, привлекая мужчин выдающимися формами. Будучи в юности наливным яблочком, она встречалась с обеспеченными мужчинами, которые угощали её шампанским и шоколадом. Прошедшая через медные трубы женщина променяла реки шипучего напитка на более доступное по средствам спиртное, якшаясь с кем попало. От беспробудного пьянства она влилась в компанию особей потерявших человеческий облик, не брезговала копеечного чернила, а став закоренелой алкоголичкой пила все, что горит.

Завышенная самооценка погубила непутёвую мать, стелящуюся под любого жаждущего её тела мужика. Она отнюдь не гнушалась бомжеватых ухажёров, они как моль вились вокруг поблёкшей от времени лампочки, и падали рядом от алкогольного угара. Потрёпанная шлюха и шайка опустившихся бомжей были сравни своре бездомных собак, которые неотступно следовали за сукой с течкой.

Распутный образ жизни довёл алкоголичку до дна общества. Ревнивые самцы частенько поколачивали гулящую бабенку, что синяки стали её визитной карточкой. По ночам она приводила в дом невменяемую компанию, устраивала оргии, а потом весь день отсыпалась. С годами из-за скудного питания её некогда красивое лицо покрыла проказа, а нос окончательно посинел. Распухшая печень уродовала и без того усохшее тело. Алкоголичку с загубленной репутацией не брали даже в дворники. Секс с мужиками на глазах у растущего сына, превратил Диму в замкнутого параноика. Негативный опыт растлил детскую душу.

Отец Духа оказался сволочью. Он, не задумываясь о жизни младенца, бросил его задолго до появления на свет, желая быть свободным от родительских обязательств. Семья была обузой, жена – стерва, ребёнок – выродок. Мечущийся по жизни горький пьяница, нередко оказывался безработным и большую часть времени тунеядствовал. Он навещал семью только с целью ободрать и без того нищую алкоголичку. Сын рос в страхе и ненависти к отцу, который при встрече бил мальца ногами и кулаками. После сексуальных утех с женой он исчезал и возвращался, чтобы истязать ни в чём неповинное дитя и удовлетворять животную страсть.

Жестокость к сверстникам у Ухватова проявилась тихой ненавистью к ним, он исподтишка вымещал злобу на более слабых детях. Трусость не позволяла конфликтовать со старшими. Он никогда не слышал от матери о Боге, он не знал о семи смертных грехах, в его окружении не молились, он не мог сострадать. Мать дубасила его ремнём за любую провинность, а когда он стал сильнее, то научился защищаться. Матери оставалось только злобно клясть сына.

Однажды при очередном скандале, он заехал матери в челюсть за издевательство, и выбил два нижних зуба. Он сильно струхнул от того, что натворил и с тех пор с ней не дрался. Потеряв передние зубы, мать опасалась лупить сына и только зудела как назойливая муха за любую провинность и не впускала в дом.

Дух присмотрел для себя логово в подвале соседнего многоэтажного дома, чтобы отсиживаться после семейных ссор. В мирные дни он отлёживался в домашней коморке. Дима, по сути, превратился в волка одиночку. Чтобы выжить от побоев ухажёров матери, он часто пропадал на улице, укромные места прятали его от мира людей. Никто не рассказал ему, что бывает другая жизнь, иные отношения.

Доброту впитывают с молоком матери, а молоко его матери было горьким как полынь, непригодным для жизни. Отгородившись от окружающих высоким забором недоверия, Дух замкнулся и варился в собственных мыслях. Только и мог предложить себя окружающим в виде несъедобной похлёбки.

Школа ассоциировалась в сознании Духа с бесплатным горячим обедом, поэтому он практически не пропускал занятия. Речи педагогов рикошетили о забор отчуждения и не попадали в цель. Безразличие к учёбе он выказывал отсутствующим взглядом, пялясь в окна, мечтал о свободе и девочках, за которыми подглядывал. Он стал пауком, ожидающим жертву в сплетённой им паутине.

Первый раз он ощутил сексуальную разрядку в школьном туалете, когда уборщица случайно застала его в кабинке со спущенными штанами. От нечаянного взгляда женщины на детородный орган и резкого вскрика у него по телу разлился раскалённый металл, яркое смущение разожгло низ живота, распалил яички, фаллос как вулкан выстрелил спермой, испачкав рабочий халат женщины. Дух не сразу понял, что с ним произошло, но высвобождение вскружило голову, фантазии выплеснулись на свободу, когда тело охватила приятная истома. Молодая женщина извинилась и выскочила как ошпаренная. Она долго отмывала спецодежду от семени гиперсексуального юнца, желая избавиться от чуждой метки.

Реализованная фантазия с тех пор жаждала повторения. От неразвитости ума у него появилось странное сексуальное влечение. Желание демонстрировать мужские гениталии переросло в постоянную потребность. При мысли о том, что женщины увидят его детородный орган, кружилась голова, и срабатывал механизм семяизвержения. Странные наклонности прижились в нём навсегда.

Сексуальное желание чаще всего приходило во сне, он вожделел ярких видений. Бурный девичий страх при виде его достоинств дарил ему наивысшее наслаждение. Он не находил места пока не осуществлял грязный замысел. Как голодный волк он слонялся по окрестностям в поиске жертвы. Боязнь быть застигнутым врасплох заставляла его искать укромные места, но она же и была стимулом к удовольствию.

В день убийства он спрятался за плотным высоким забором, спустил штаны и выслеживал добычу как охотник, подглядывая в щель. Неважно, кто был следующей жертвой: девочка, женщина или старушка. Выставив в дыру забора мужское достоинство, он жаждал эмоций. Безумные фантазии были единственным счастьем новоиспечённого психопата. Он замер в преддверии наслаждений насыщаясь сексуальной энергией сада, предвкушал высвобождение семени, от мысли об оргазме сердце клокотало как жерло вулкана. В состоянии аффекта плотские желания взрывали крохотный мозг.

Послышались шаги каблучков на асфальте, он выглянул в щель и увидел стройную длинноногую старшеклассницу, которая училась в параллельном классе. От быстрых шагов её толстая коса извивалась по спине как змея, сформированная упругая грудь подпрыгивала. Девочка, к которой он был небезразличен, приближалась к нему, он грезил о ней с момента появления сексапильной красотки в школе.

Раньше ему был безразличен возраст женщин, лишь бы они пугались при виде его голого друга и неважно как выглядел зритель. Но к грузинке было совсем другое чувство. Он ловил взгляд чёрных очей на возбуждённой плоти. Сердце плавилось как лёд на жгучем солнце от ожидания долгожданного счастья, мозг посылал мощный импульс во все клетки тела. Девочка поравнялась с его членом, он как ястреб узрел зардевшиеся щёчки. Школьница задохнулась в приступе стыда и страха, побежала прочь, оглядываясь, не догонит ли её тот, кто бесстыдно оголился. Оглохший от мощного оргазма Дух обернулся на девичий писк за спиной. Там стояла его маленькая соседка Надежда.

– Ай-я-яй! Я всем расскажу, чем ты занимаешься! – громко крикнула она ему в лицо.

Струя спермы достигла её школьной одежды. Она отскочила в сторону, но платье было изгажено. Испуганная малышка побежала прочь. Прозрев от оргазма, он вмиг схватил мышиную коску, и дёрнул так сильно, что съехал бант. Резко толкнул школьницу в грудь, она упала на спину на рюкзак. Перебирая ногами, Надя пятилась, вырывалась из цепких лап Духа, её волосы растрепались, колготки сползли, когда он потянул её за ноги. Ранец за плечами мешал вскочить и убежать. Дух испугался, что крик услышат, навалился всем телом на хрупкое дитя, зажал ей крепко рот и нос.

– Заткнись! – шипел он ей в лицо. – Будешь орать, убью!

Надя билась в истерике. Она и раньше недолюбливала тихого соседа, подсознательно побаивалась и обходила его стороной. Дух одной рукой сжал рот и нос, а второй душил за горло. Его штаны сползли до колен, и обнажённый член коснулся девочки. Его охватило звериное возбуждение. В борьбе с малышкой член ёрзал по Наде и увлечённый надвигающимся оргазмом Дух все сильнее душил девочку. Малышка затихла и больше не сопротивлялась, на колготках расползлось мокрое пятно, когда она в последний раз увидела небо. Выбрасывая из себя семя, он еле сдерживался, чтобы не заорать. Убрав руку он, задыхаясь в оргазме, прошептал:

– Молодец! Если будешь вести себя хорошо, я тебя отпущу.

Дух пришёл в себя и ослабил руки, Надя больше не сопротивлялась. Она тихо лежала с открытым в небо взглядом, а на виске повисла слеза. Он вскочил и натянул штаны, застегнул пуговицы на ширинке и нагнулся ещё раз предупредить ябеду.

– Если кому скажешь про меня, поколочу! – он посмотрел в её голубые глаза и увидел полное безразличие. – Эй, ты слышишь, что я говорю? – он потряс её за плечо.

Глаза Нади смотрели в одну точку, а голова скатилась набок.

– Ты чего молчишь, дура?

Он прислонил ухо к её груди, но услышал, как колотилось его сердце. Потрепав голову за подбородок, он понял, что она без сознания. Он щекой коснулся носа и не услышал дыхания.

– Умерла, что ли? Харэ прикидываться сучка! Вставай! – он пнул её ногой в бок. Надя не ответила стоном.

Дух в панике бросился наутёк. Отбежав пару метров, он замер, прислушиваясь к звукам, оценивал происходящее. Донёсся школьный звонок, и редкие голоса детей смолкли. Появилось время для решения. Он схватил Надю за ноги и потащил вглубь сада, чтобы никто не обнаружил тело. Пот застил глаза, руки от напряжения болели, рюкзак мешал тащить убитую. Обессилив, он бросил непосильную ношу и пошёл искать яму, чтобы спрятать следы преступления. Через четверть часа он щедро засыпал листвой невинное дитя.

Настоящий страх вселился в него после совершенного убийства. Однажды он смог убежать от физрука, когда паршивые девчонки наябедничали ему о нём. Он тогда от страха два дня не ходил в школу, чудом избежав наказания. Сейчас он был в полной растерянности, не ведал что делать. Взялась же откуда-то на его голову проклятая девка. Он не знал, что было хуже: презрение после разоблачения или убийство, о котором никто не знал. Пренебрежение одноклассников для него было высшим наказанием.

Гневное убийство он свершил спонтанно. Он чувствовал себя жертвой разоблачения, ведь он как животное защищался нападением. Всему виной переросший в агрессию оргазм. Ненависть захлестнула мелкую душонку яркой вспышкой, в тот миг он был готов растерзать любого посягнувшего на его счастье. А дальше включились рассудительность и хладнокровие, в нём проснулся эгоизм, ему была безразлична жизнь девчонки. Жалость к себе взрастила в нём звериное начало.

После убийства Ухватов пришёл в школу к середине урока и, как ни в чём не бывало, просидел на задней парте до конца занятий, прислушиваясь к разговорам сверстников. Но в школе было тихо, никто не говорил о пропавшей Надежде.

После школы он расположился в убежище. В полумраке подвала в голове рисовались картины порицания. Ему виделась толпа разъярённых соседей, одноклассников, учителей с камнями в руках, готовых закидать его увесистыми булыжниками. Представлял себя в окружении мельтонов с дубинками обрушивающих удары на его голову под яростные вопли обвинений.

Полночи он ворочался на прожжённом тюфяке, прислушиваясь к шуму на улице. Страх побудил его к решению отвести от себя подозрение. Вспомнив о нашумевших убийствах в городе, он рассчитал, что угрожающая записка скроет его причастность к убийству Надежды. Ближе к рассвету, когда весь город погрузился в крепкий сон, он прокрался в школьный сад, нашёл труп и засунул в оцепеневшую руку записку, которую мучительно составлял в логове зверя «Так будит всем вам». С чувством облегчения он вернулся домой и крепко уснул.

Метаморфоза превращения Духа в особь, потерявшую человеческий облик не была мгновенной. Это был закономерный процесс превращения гусеницы в бабочку. Ведь рождённые младенцы до поры до времени ангелы. При благоприятных условиях гусеница, пройдя этап формирования куколки, взмахнёт с неповторимым ажуром крыльями и упорхнёт в разноцветную жизнь. Дух застрял на фазе реинкарнации и остался мохнатым чудовищем.

Потребность в демонстрации эрегированного полового члена у него появилась ещё в детстве, когда к его опустившейся на самое дно разврата матери приходили вечно пьяные любовники и, невзирая на присутствие сына, обнажались и приглашали участвовать в сексуальных утехах взрослых. Пьяные мужики заставляли пить водку, а он убегал и прятался в небольшой кладовке. Мать не защищала, отец бросил, предательство было естественным в его среде обитания. Забота непутёвой матери сводилась к претензиям, чтобы он её не объедал.

Однажды, ухажёр матери, здоровенный амбал, открыв бутылку со спиртом, гаркнул во всю глотку:

– Пей! – и поманил глупую овечку корявым толстым пальцем.

Дима съёжился и вжался в стену. Бугай поднял его за шкирку, тряхнул и пригрозил.

– Не выпьешь, выбью зубы! Чё ты за мужик, если не можешь хряпнуть рюмаху! – Он заставил его выпить из горла.

Дима сопротивлялся, а мать ржала как брыкающаяся кобыла, снисходительно наблюдала, как над сыном издевался обрюзгший мудак. От страха малец хватанул глоток обжигающего напитка и задохнулся в приступе кашля. Голова закружилась, живот свела сорокоградусная дрянь, тошнота подкатила к горлу, и наступило возбуждённое состояние, когда пацан захотел растерзать мучителя. Он стянул штаны и подобно животному потряс перед обидчиком фаллосом воззвав к сражению. Это был животный жест агрессии. С тех пор особая реакция на оргии происходящие в доме закрепилась в его сознании. Он самоутверждался демонстрируя значимость собственной личности, и в момент раздражения и тревоги в состоянии суженного сознания импульсивно совершал акт истинного эксгибиционизма, противостоять ему он не мог. В период гиперсексуальности для него стало привычным делом оголять эрегированный член, сравни выставленному среднему пальцу.

Жизнь под столом под пьяные базары Духу порядком надоела, и когда он дорос до совершеннолетия больше не позволял никому входить в его тёмное пристанище, в котором прятался от ухажёров, и отлёживал бока в мечтах об охоте на женщин. Он стал настоящий дикарь, необщительный школьник, по-настоящему трудный подросток.

Девчонки относились к нему пренебрежительно, бойкие мальчишки злословили в его сторону, а скромные школьники с ним не общались. Учителя не замечали слоняющуюся по школе тень. Тихого ученика даже не вызывали к доске. Равнодушие людей породило монстра, потому что каждый прошёл мимо насилия, не обратил внимания на трудности подростка, результат оказался печальным – любой мог стать его жертвой. А он не ждал сочувствия, не делился проблемами, потому что его съедал стыд за собственную мать, он тихо сносил жестокость от жизни.

Дух не понимал, в силу слабости ума, что выставляя эрегированный орган, он совершает преступление. В его среде разврат был нормой поведения. Спрятав лицо в ветках деревьев, он мечтал о проходящих мимо женщинах, он ждал их взглядов, дикого необузданного страха, визга. Они сами убегали от него, поэтому его действия были ненаказуемы, чем он благополучно пользовался.

Полный набор комплексов неполноценности: робость, стыдливость, сниженная самооценка, трудность в общении с девочками помешали ему проявиться как личность, и он решился на ненормативное социальное поведение, на реализацию нелепых сексуальных фантазий. Он тщательно планировал, как и где он будет ждать свою жертву, долго приноравливался к совершению акта эксгибиционизма в предвкушении оргазма.

Глупость и самоуверенность Бориса Кабанова подвели чуйку младшего лейтенанта, он считал, что только маньяк мог совершить убийство. В то утро он ещё находился на свободе. Но экспертные заключения Потапа не подтвердили причастия Паши Нелюдова к убийству. Настойчивый и уверенный в своей догадке криминалист заставил оперативников искать параллельный след. К огромной удаче при убийстве Музычук Дух оставил немало доказательств вины своего преступления.

Эксперт в полной мере представил суду доказательства виновности Ухватова: отпечатки пальцев, анализ крови, анализ спермы, тетрадь с вырванным листом, шариковую ручку, чернилами которой была написана та самая знаменитая на весь город записка.

Судебное разбирательство длилось недолго. Ухватова признали виновным в убийстве, ему назначили максимальный срок.

Потап в должности эксперт-криминалист ограждал добропорядочных граждан от преступников. Среди них были те, которых не замечали, на них было всем наплевать, их не спасла бы даже тюрьма. Мечты об идеальном обществе Потап считал утопией, но если не стремиться к идеалу можно, наблюдая за деградацией общества, растерять целые поколения, чего не могла допустить его совесть.

Безучастие властей, безразличие окружающих, халатность родителей предпочитающих разгульную жизнь семейной, считающих детей обузой и своевременное не лишение их родительских прав привело к порождению преступника. Приоритет личной жизни общественной, ограниченный интерес общества к окружающей действительности, мысли о хлебе насущном явили на свет Ухватовых. Не счесть поломанных детских судеб, о которых статистика умалчивает. Своевременная помощь юноше и принудительное лечение избавили бы его от пагубного пристрастия и комплексов, разъедающих неустойчивую психику, вернули бы ребёнку счастливое детство.

 

Глава XIII

Петух

За недолгую жизнь Ухватов к уголовной ответственности не привлекался.

После задержания и признаний измученный допросами Дух переступил порог убогого помещения, в нос шибануло нечистотами, он увидел, как выглядит камера предварительного заключения, хотя в его доме не шибко-то чисто было. Немытая половая грязь в блошнице, засаленные стены и забрызганный кровью потолок в купе с полным отчаянием вызвали у него приступ страха сопровождавшийся ознобом и потливостью. Отдышавшись от частого сердцебиения и тошнотворного состояния, он услышал в глубине шорох. Привыкнув к темноте, он увидел в глубине камеры на сбитом из досок топчане сухощавого татуированного зека, который приподнялся на локтях и оценил снизу доверху вновь испечённого арестанта. Пренебрежительно сплюнув сквозь щель в зубах, он спросил:

– По какой статье пойдёшь, баклан?

В ответ Дух пожал плечами, думая говорить правду или промолчать.

– Колись. Я все равно разведаю, – он подошёл вплотную и резко толкнул ладонью в широкий лоб, грубо установив иерархию.

Дима отскочил в сторону, стянув штаны, выставил мужское достоинство как перед ухажёрами мамаши. Жест агрессии сокамерник истолковал как извращение и махнул сопляку меж ног. От боли из глаз Духа посыпались искры, он взвизгнул, скрючился и упал. Старшой нагнулся к уху:

– Цыц! – приблизив испещрённое морщинами лицо к полуобморочному салаге и метнув взгляд наполненный злобной яростью, пригрозил, – Ещё раз крикнешь, можешь лишиться братьев навсегда.

Прикрыв яйца руками, он просипел:

– Пошёл на х… – сделав первую ошибку в общении с закоренелым уголовником.

После роковых слов грузин запинал юное тело оставляя огромные кровоподтёки на не огрубевшей коже. Нескончаемый ужас от арестантской жизни и сокамерника достиг границ безумия. Он вдруг осознал, что некуда бежать, некому жаловаться и решил впредь быть осторожным в высказываниях.

К ночи в камере переполненной братвой разыгралась театральная драма с оскорблением, демонстрацией силы, мордобоем и унижением человеческого достоинства. Душное пристанище смердело потными немытыми торсами, перегаром и нечищеным ртом. В набитом как в банке с сельдью помещении скоро не стало места куда опереться. Новая жизнь в застенках спровоцировала у Духа нервный срыв и стойкий шок. Он совершал ошибки и за пару дней пребывания в предварительном заключении обрёл экстремальный опыт общения с криминальной мразью.

Нелюбовь матери оказалась ничтожной в сравнении с презрением зеков. Не сахарное бытие на свободе грезилось слаще мёда. Тюфяк в убогой домашней кладовой в сравнении с нарами у сырой облезлой стены казался царским ложем в шикарных апартаментах.

Пока судебный приговор не вступил в законную силу, Духа перевели в СИЗО, который в отличие от КПЗ, где он подвергался физическому и психическому насилию меняющимися сокамерниками, показался раем. Но обманчивое мнение сменилось после пребывания в медпункте, куда направляют до определения в СИЗО.

– Сымай отрепье! – рявкнул пузатый с одутловатым лицом фельдшер заскорузлой медсанчасти следственного изолятора и тщательно досмотрел нагое тело.

Он внёс в карточку значимые родимые пятна и полученные шрамы: метку от пареза на ягодице оставил осколок разбитой бутылки, глубоко воткнувшийся при падении; следующий безобразный шрам был от ожога на бедре; третий шрам на пол предплечья от рваной раны, после укуса бешеной собаки, как напоминание о сорока уколах в живот.

В детстве маленький Димка жёг пластмассовые линейки, ворованные у одноклассников, бомбардировал горящими каплями мишени противника, булыжники и камни, потому что вечно пьяная мать забыла дорогу в магазин игрушек. Увлёкшись игрой, он нечаянно капнул горящий расплавленный пластмасс ниже линии шортов. Содранное вместе с кожей обожжённое место долго гноилось и не заживало.

Пройдя у врача процедуру осмотра физиологических отверстий, его отправили в душ, выдав кусок хозяйственного и дегтярного мыла от вшей. Ему в голову не приходило, чтобы обследовать свое анальное отверстие, поэтому вторжение пальца мед брата в зад воспринял как насилие над телом. Смылив от жгучего стыда пол куска вонючего грязно-коричневого мыла, он яростно оттирал скабрёзные прикосновения, смывая водой скотское к нему отношение прилипшее с обвинительным приговором суда.

Ухватов был отнесён к категории убийц осуждённых на максимальный срок, кому предстояло отбыть полный период назначенный судьёй. Его фотографии в фас и профиль, отпечатки пальцев заняли место в картотеке убийц и насильников.

Одиночная камера СИЗО оказалась огромным испытанием для неуравновешенной психики без пары декад совершеннолетнего Димы.

После очередного допроса его вели по длинному коридору, конвоир поседевший старик нервозно толкал Духа в спину и шептал под нос проклятья.

– Ну, что сука, скоро получишь пулю. Жаль, что не я её пущу в твою недоразвитую голову! – озлобленный охранник дерзко затолкал его в камеру.

С этого дня Ухватов решил, что ему сулит расстрел. Жёсткий скрип железной двери, словно предупреждение о скором исполнении приговора, пугал его до смерти при каждом открытии. Ожидание вердикта было настоящим испытанием. Каждый шорох резал заячье сердце на части. Его волновала собственная жизнь, за которую он цеплялся как чертополох. Знал бы он, что полгода ожидания ничто в сравнении с годами отсидки.

Безделье в камере породило скуку, безмерная тоска по свободе выжгла тягу к пагубному пристрастию, приведшему его на скамью подсудимых. В голове застряла ненависть к людям опустошающая неразвитую душу. Раздумывая в моменты отчаяния над собственной жизнью, он искал в ней лучшее. О вожделенных минутах оргазма он вспоминал все реже из-за отсутствия вблизи женщин. Яркие образы попавших в его паучьи сети жертв размылись во времени, оставив лишь серые воспоминания о школьном саде богатым вкуснейшими фруктами, которых в СИЗО недоставало. Смутный призрак грузинки с длинной косой и зарождавшееся чувство любви рассеялись, не успев смягчить чёрствость дикой души. Сексуальные желания покинули убийцу, кайфовые сны ушли в небытие, не обременённый знаниями мозг мерно усыхал, он продолжал сыпать проклятья на голову невинной жертвы и людей, раскрывших его преступление. В долгие часы ожидания приговора он тревожился о будущем, обижался на равнодушную мать, впадал в апатию от бессилия изменить жизнь.

Вскоре его уже не пугал грюк тяжёлой камерной двери. Уставившись в стену, он часами пребывал в небытие и уже не спешил выйти на свободу. Одиночество и пустота прописались в сломленной душе. Мать вычеркнула его из своей непутёвой жизни, ни разу не посетила суд, не принесла в тюрьму передачу. Дух понял, что в этом мире никому не нужен. Назревал кризис от невозможности преодолеть тяжесть заключения. Учитывая предыдущий жизненный путь, Дима злорадно воспринимал дефицит свободы. Новый опыт жизни в замкнутом пространстве под наблюдением охранников он не обрёл. Отсутствие плана как должно жить, привело его к мысли о собственном ничтожестве, вызвав стойкую беспомощность. Целостное восприятие проблемы заменилось контекстным элементом, пробудив избирательную абстрактность. Нет человека – нет проблем. Безнадёжность и пессимистическая оценка мешали ему строить мечты, планировать дальнейшие действия. Ему казалось, что нет времени на задуманное действие, как будто за ним гнался чёрт, отнимая всякую надежду и возможность. Мощный страх перед будущим смёл желание существовать. От безысходности Дух выбрал единственный верный путь. Испытываемую душевную боль облегчить было некому, а терпеть её он не мог. Он точно рассчитал, когда и как сделает последний шаг.

Смастерив петлю из ленты ткани от штанов, он выбрал пятачок возле параши, где его не будет видно в окно наблюдения, закрепил на решётке лампочки над дверью, проверил на прочность и, отмерив длину, надел на шею. Без страха и сожаления он ступил, приведя суицид в исполнение. Верёвка крепко затянулась, глаза выкатились из орбит, от нехватки воздуха затошнило, руки инстинктивно потянулись к шее, чтобы ослабить петлю. Но силы оставили его, он бездыханно повис касаясь носками цементного пола. С сердцебиением исчез мутный образ охранника.

В камеру ввели новенького, которого висельник ударил по уху судорожной рукой. Опытный надзиратель мгновенно срезал петлю, освободив горло пару раз резко ударил в грудную клетку и произвёл искусственное дыхание изо рта в рот. Самоубийца захрипел, раздышался, открыл глаза и снова увидел жизнь. Судьба не отпускала убийцу, она готовила ему новые испытания. Каждый должен пройти назначенный путь. Отлежавшись в медсанчасти под присмотром врача, Дух вернулся в камеру.

В тюрьме практически невозможно предупредить суицид, потому что нужно своевременно распознать развитие кризиса, который ограничен во времени и создать условия для адекватного эмоционального реагирования. В качестве профилактики повторений камеру Духа часто шмонали на предмет орудия возможного причинения вреда жизни. Процедура обследования тела одинаково повторялась. Он раздевался, приседал на корточки и раздвигал ягодицы, чтобы обнаружить в анусе спрятанное опасное оружие. Но обыски не мешали совершать попытки уйти из жизни не сулившей счастья. Он резал вены, разбивал о стену голову, снова душился в петле, которая оборвалась. Другого выхода он не видел. Он чувствовал нескончаемое одиночество.

Бог давно отказался от него, проклял и послал страдания. Мысль просить у Бога прощения за содеянное преступление не приходила в голову, он упорно не верил в существование Всевышнего. В его понимании Бог должен давать, не требуя взамен веры и долгов. За то, что он не верил в Бога, ни в черта, ни в дьявола Бог лишил его смерти, лишил радости избавления от страданий. Изолировав себя от Бога, он отверг Его и веру.

В народе он слышал, что грешников не хоронят рядом с верующими. Прах и душа лишивших себя жизни в обозримом времени и в Вечности навсегда расстанется с близкими людьми. Его этот факт не страшил, ведь у него не было рядом человека, который любил бы его и заботился о нем. Факт, что церковь не отмаливает самоубийц не желая перекладывать грех на себя, его не волновал. К Богу он был равнодушен, как собственно и Бог к нему.

В одиночной камере, где не было места для свободного передвижения и отсутствовало общение с внешним миром, он сходил с ума. Он не знал, что в тюрьме нет места отчаянию, как и бесплодным надеждам. Чтобы выжить, надо было рассчитывать только на себя. Со временем краткие проверки вертухая разнообразили его жизнь, все же какая никакая разновидность общения.

Приговор оказался мягким, в отличие от смертной казни, и Духа из следственного изолятора отправили по этапу в колонию особого режима. Путь из тюрьмы начался с того, что его кинули в подвальный «собачник» – карантин.

Была пятница и до понедельника никакого движения по оформлению не предвиделось, на довольствие никого не ставили. У него от голода сводило желудок, пустые кишки урчали, разваливаясь на части. В ожидании встречи с уголовниками у него тряслись поджилки. Спустя пол суток в «собачнике» собралось больше дюжины арестантов.

Заскучав от базара сокамерников, татуированный бык прицепился к молчаливому Духу, и, стащив его за шкирку с верхней полки, заехал кулаком под дых. Глядя как он корчится, блатной оскалив зубы, приказал:

– Ты, бичара, будешь нас развлекать!

Подкошенный ударом тяжёлого кулака Дима свалился на пол. Молящий взгляд насмешил закоренелого зека, он скрестил на груди руки и рявкнул:

– Давай баклан гниду изобрази или скунса или ужа.

Неохотно подчиняясь сильному гладиатору, Дух извивался на полу как уж, старался из оставшихся сил понравиться главному, лишь бы не поколотил. Братва, оскалив щербатые пасти дико ржала, они кривлялись у лица мима, паясничали, фиглярничали, скабрезничали, тыкая пальцами издевались над пресмыкающимся. Вскоре силы покинули Ухватова, босячьи лица затуманились и он потерял сознание. Впервые у Духа наметилась мысль убить всех унизивших его. Благо пришла ночь и тюремная братия утихла. К утру изголодавшийся до тошноты Дух рад был любым переменам.

Система породила жестокость ввиду отсутствия психологических тренингов с заключёнными и персоналом. Неумение сообщить правильно личные данные и статью по приговору открывало путь к насилию со стороны тюремных надсмотрщиков, они обращались с Димой, пока не коренным обитателем зоны, крайне грубо, всколыхнув желание покинуть застенки оригинальным способом через смерть. Получив на руки постельные принадлежности, он шёл под конвоем в камеру с мыслями о суициде. Жёсткий медосмотр был позади.

Вид полутёмного помещения с трёхъярусными нарами на полтора десятка спальных мест насторожил Духа. Камера битком набитая арестантами с бледными до синевы лицами, не видевшими солнца, истощёнными от скудного питания напугала так, что он похолодел. В жаре с влажностью под сто процентов в трусах и тапочках на босу ногу сидели в окружении жёлтого марева от сигаретного дыма покрытые сыпью и синюшными язвами враждебные потные сокамерники.

Неуверенно переступив порог камеры, он чуть сдерживал слезы. В тот момент к нему робко постучалось раскаяние, но из-за ненависти к окружающим он не придал ему значение. Его совесть умерла не проснувшись. Он видел явную разницу между людьми живущими на свободе и в тюрьме. Ухажёры мамаши были развязными элементами, но менее жестокими, чем братва.

Порядок в колонии – прежде всего! О внутренних законах, царивших в тюрьме, он узнал спустя четверть месяца, усвоив урок, что заключённые разделены по кастам. Если бы он с первой минуты пребывания в камере бросил выданный матрас на пол подальше от унитаза, возможно, он имел бы нормальное место для проживания в палате. В силу неопытности и малолетства он этого не знал.

Волосатый как горилла грузин почесал область пупка.

– Так-так-так! К нам петушок пожаловал? – и подбоченившись устрашал, – Запоминай! Твоё место в моём углу под кроватью, – и он швырнул тюфяк Ухватова к параше. – Будешь в моём пользовании щенок.

Такой расклад вконец убил силу духа теперь уже петушка. Статья по приговору суда ставила крест на его репутации. Новая жизнь началась с зачисления в изгои. Со статьёй об изнасиловании и убийстве ребёнка назначалось место у параши. Царившая анархия определила жизненное пространство насильника. Опущенный лишался права слова и автоматом был не правым в любом споре или конфликте.

Его приняли по понятиям фразой:

– Пошёл на х…!

Слова не имели косвенного значения и понимались как призыв к действию бойца (исполнителя), который сильно двинул Диму в плечо. Рухнув к ногам громилы, он упал лицом в трусы.

– Эй ты, красавица, будешь моей девкой! – алчно разглядывая юношеское тело, он гаркнул новенькому.

Блатной – главный зек схватил Диму за ухо и притянул к параше, сунул в руки кусок чёрствого чёрного хлеба и облил его с ног до головы содержимым туалета, в который помочились все сокамерники. Пряная моча побежала по волосам, залила уши, стекла за шиворот. Оставшийся в кружке пенный чай с человеческих тел он заставил выпить до дна. Преодолевая брезгливость, Дима быстро заглотил тошнотворное месиво. Едкая жижа выжгла глаза, воспалённые они жутко резали и чесались, вдруг сквозь пелену он увидел голый член у рта. Зек провёл им по губам, затем засунул голову Духа в парашу, сорвал штаны с него штаны и коснулся ягодиц, а затем после странного ритуала швырнул в него полотенце и приказал:

– Умойся! – и ткнул пальцем на место ночлега.

Блатной запихнув Духа под кровать, определил ему принадлежность к касте опущенных зэков, и запретил вылезать без особого разрешения старшего. С тех пор он больше не принадлежал себе, он служил «сестре» – огромному волосатому мужику. Жизнь Ухватова бесповоротно изменилась.

Дух узнал, что не имеет права скрывать факт, что он опущенный до конца срока отсидки и даже при повторном попадании в тюрьму его статус сохранялся. Никто не мог его касаться, сидеть на его нарах, брать его вещи. Ему набили татуировку неприкасаемого. Пометили не только тело, но и посуду в столовой, закрепили за ним обязанность выполнять грязную работу, за которую другим заключённым запрещалось браться. Его обязали сообщать о статусе опущенного каждому зеку, чтобы тот, общаясь с ним, не потерял собственный статус. Если Ухватов зашкварит хоть одного его тут же убьют.

Каста опущенных существовала с шестидесятых годов, её придумали менты для ломки непокорных. Эта мера была самой страшной для отрицалова – заключённых конфликтующих с администрацией ИТУ.

Дух прошёл через унижения, его личность была сломлена окончательно, в иерархии неприкасаемых он остался обычным петухом, не перешагнув на ступень глав петуха, мамы или папы. После ритуала опущения его мгновенно перевели в категорию «девочек», что значило, он пассивный гомосексуалист. Духа насиловали зеки из категории «сестры», они использовали его для утех не только потому, что были долго изолированы от женского общества, а и потому что в них природой заложена гомосексуальность, иначе бы они терпеливо ждали свободы и вернулись к жёнам и подругам. Охотились за Духом в душевых кабинах, на заднем дворе у прачечной, в многочисленных подсобках. Основное удовольствие «сестра» получал от преследования жертвы и от применения силы при изнасиловании.

Спустя годы, когда Ухватов уже мог свободно перемещаться по зоне и жить в бараке, он полюбил карцер за временное избавление от насилия.

Функции: заключение и наказание администрация тюрьмы строго исполняла. Для перевоспитания использовали карцер. Первый раз Дух попал в каменный мешок за нарушение дисциплины, за грубость к охране, которая интерпретировала его поведение как нарушение установленного порядка.

Карцер в его случае был краешком свободы и на взгляд Димы выглядел вполне прилично. Вверху в маленькое окошко сквозь металлическую решётку снаружи и сетку изнутри попадал свет. А вечером в специальной нише над дверью включали изолированную мелкой сеткой лампочку малой мощности. Там был отдельный туалет и не надо ждать в очереди и просить позволения у главного пописать. Нары не хуже чем в камере из металлического каркаса и деревянного лежака. Койку можно было убрать к стене, чтобы было место для движения. Был и стол, и стул, а не место под кроватью, куда его загоняли как изгоя. Глазок для обзора карцера и наблюдение были привычными. Отличие было в том, что еду передавали через форточку, и никто не отбирал паек.

Общение зеков происходило при чаепитии. Ответственный зэк за приготовление чифиря тщательно следил за точностью дозы напитка. Вскипятив воду в кастрюле, он заливал чай так, чтобы закрыть его поверхность и, не помешивая, настаивал пока масса не опустится на дно. На одного человека надо было полтора спичечного коробка сухого чая. Если же заварка была чрезмерно крепкая, то получалась «смола», которая вызывала понос и рвоту.

Гоняя кружку с чифирем по кругу, зеки чесались, сморкались, кашляли как столетние деды, матерились, плевали на пол, бессовестно пердели игнорируя соседей, с азартом перекидывались в карты. От чая изменялось психическое состояние, возбуждение длилось по несколько часов.

Дух боялся последствий чифирных посиделок. После возлияния у братвы возникало стойкое желание его трахнуть. Во время ломки зависимые чифирные наркоманы, не приняв дозу, садились на коня. В момент отходняка категории опущенных зэков лучше было не попадаться на глаза сонливому, подавленному, раздражённому и необщительному зеку. Дух ненавидел чифирные посиделки с тех пор, когда, не зная законов, решил сесть в круг, чтобы глотнуть терпкого напитка. Это была его не первая ошибка, за которую он поплатился здоровьем. Избитый сокамерниками до баклажановой синевы, он провалялся в медсанчасти и с тех пор презрение и оскорбления преследовали его все тюремные годы.

Для Духа первый год пребывания в лагере прошёл в блаженных воспоминаниях о прежней свободной жизни, в надежде об уменьшении тюремного срока и возвращения домой. На второй год он смирился с положением неприкасаемого, изучил особенности и порядки негативной стороны тюремной жизни. На третий – свыкся с мыслью, что он не сидит в тюрьме, а живёт в ней, только весьма неудобно и ограниченно.

К концу срока он притерпелся к брезгливому к нему отношению заключённых, понимал, что за связь с ним любой мог попасть в разряд петухов. За годы отчуждения от общества он притерпелся к жизни в образе прокажённого и считал себя дрессированным животным. На фоне общего негатива к его статусу он представлял себя раковой опухолью на теле преступного мира. Переубедить его в обратном никто не старался, лишённый человеческого общения он с каждым днём все больше походил на матёрого волка.

 

Глава XIV

Благодатные и чумные…

Гладко выстриженный затылок покраснел от усердного натирания до блеска металлических деталей обмундирования, пальцы почернели от соприкосновения пасты Гойя с золочёными пуговицами и звёздами на погонах отглаженного кителя, так щепетильно Потап готовился к почётной миссии награждения и неожиданного присвоения внеочередного звания и обдумывал будущее.

Царственная люстра подчеркнула высокие своды актового зала и помпезность бархатных штор цвета горького шоколада, стройные ряды партера заполонили милицейские погоны с радужными вкраплениями женских нарядов.

– Награждается, – резануло по ушам Левитанским тембром микрофонное эхо, заглушив сплошной шепоток, – Ветров Потап Егорович! За раскрытие серии резонансных убийств, – военный оркестр торжественно взорвался металлическим звуком ударных и медных духовых инструментов, передавая энергию высокопарной идеи дирижёра.

Вытянувшись в струнку Потап боялся дышать, когда награду на китель прикрепил начальник областного управления.

– Служу Родине! – крепкий инородный возглас вырвался из груди эксперта, следом раздались гулкие аплодисменты.

Заслуженная победа над преступностью обрела физическое тело, блистая золотом на груди. Лицо Потапа залил густой румянец и предательски окрасил покатый лоб до корней курчавых волос, глаза заблестели кристально чистой слезой, гордость заполонила грудь до краёв. Триумф и лавры оказались несказанно приятными для эксперта-криминалиста.

– Поздравляю, товарищ капитан! – Борис хлопнул старшего друга по погонам, на которых появились новые звёзды. – Когда-нибудь и ты будешь гордиться моими достижениями, – он тепло обнял Потапа, всколыхнув в душе воспоминание об отце.

Потолок капитанского звания должности районного эксперта Ветров обмывал с друзьями, коллегами, родственниками, соседями пока не осталось ни дня внеочередного отпуска и телесных сил от выпитой горилки. Наступившие будни охладили отраду, впереди маячила рутинная служба.

Преступникам Мстителю и Духу суд определил заслуженное наказание. Маньяка, убийцу маленьких детей, поместили на лечение в психиатрическую лечебницу. При условии выздоровления, он получит максимальный срок заключения или расстрел. Дух к окончанию следствия вступил в совершеннолетний возраст и получил пятнадцать лет колонии строгого режима.

Экономические новости сменили тему страшных убийств, горожане вздохнули полной грудью, высвободив детей из ежовых рукавиц домоправителей. Город переживал бум ребяческой суеты и веселья.

Прослужив верой и правдой родному городу Потап, собрав небогатый скарб, сменил место жительства, угодив переводом из РОВД в УВД старшим экспертом, где открылась перспектива повышения в звании.

Крайний Север встретил его распростёртыми объятиями, определив приличное жилище и обустроенный огромный кабинет. Имея в подчинении сотрудников, у Потапа появились спокойные ночи и выходные, о которых он так долго мечтал. Должность старшего эксперта, а затем и начальника отдела существенно облегчили ему жизнь, хотя первое время привычно одолевала бессонница. Работа в вышестоящей инстанции принесла неоценимый опыт, современные технологии и новые возможности в профессии повысила самооценку эксперта. Изолированная от материка, так северяне называли земли за пределами Севера, территория при раскрытии преступлений имела особую направленность в расследовании и ряд преимуществ, которые Потап постигал с особым рвением и интересом.

Северная сказочная природа полуострова поразила Потапа белыми ночами, студёными метелями, ослепительным зимним солнцем на горнолыжных трассах, леденящими морозами, затяжной пургой, мохнатыми сугробами. Север удивлял испепеляющим жарким летом, зарослями сладкой жимолости, холодными камнями сопок, прозрачными зеркальными реками, дремучей тайгой, бурыми медведями, раскидистыми рогами оленей и кипучими стаями красной рыбы, буйством красок тундрового простора, целебными источниками в долине реки Улукан, неприступными отвесными скалами у безбрежного штормового Охотского моря. Потап влюбился как мальчишка с первого взгляда в царственный Крайний Север. Мечта нырнуть в пенную волну сбылась летом, когда прогретая до пятнадцати градусов вода окатила разогретую на жгучем солнце его загорелую кожу. Высокомерное студёное море нашло доброжелательный отклик в горячем сердце стража порядка. Рождённому в ином климате индивидууму было весьма непривычно жить в условиях Севера.

Продукты в магазинах чрезвычайно отличались от однообразного провианта на Родине. Заваленные полки магазинов невиданными ранее морепродуктами первое время восхищали взор, но привычка к существующему изобилию и разнообразию погубила первозданное чувство. Гигантские клешни крабов больше чем человеческая ладонь, коралловый жемчуг красной икры, рапаны, переносящие жилистой пятой свои роскошные замки, сладкие гребешки с веерной ракушкой, скромные мидии, лупоглазые королевские креветки, серебристая сёмга, жирный палтус и душистые копчёные балыки сводили с ума вкусовые рецепторы, так выглядело райское раздолье рыбных ароматов Колымы.

Афродизиаки, круглогодичная солнечная погода и качественный отдых по ночам всколыхнули либидо Потапа, и он пустился во все тяжкие. Кризис среднего возраста сработал как заряженный револьвер. Унимая сексуальный голод Потап, бросаясь в крайности, уподобился Казанове. Изменяя Лидочке, он не страдал от мысли тяжкого греха.

Педантичная и хладнокровная жёнушка с устойчивыми представлениями о сексе, не ведая об увлечениях Потапа, не воспрепятствовала бесстыдному разгулу. Не подчинявшаяся мужу в житейских вопросах Лидочка упрочила власть и на интимные отношения. Каждый раз требовалось разрешение на доступ к телу капитанши и чем выше было звание мужа, тем сложнее было достучаться до её простых человеческих чувств. Потапу легче было подчиниться, чем спорить с властной жёнушкой. Маршалу домашних войск было недосуг разбираться во внутренних семейных конфликтах, она ни разу не удосужилась получать истинное наслаждение от близости с покорным мужем. Обладая неистощимой жизненной энергией и способностью доставлять мужчине истинное наслаждение, она сама никогда его не испытывала.

Лидочка яркость собственной натуры подчёркивала модной одеждой и тщательным подбором аксессуаров. За привлекательным образом экзотической бабочки скрывалась толстокожая меркантильная особь. Потап иногда даже подозревал жену в неискренности эмоций. Она находилась в постоянной круговерти, торопилась жить, и порой её телодвижения были глупы и опрометчивы. Ей часто недоставало упорства, чтобы завершить начатое и, не окончив одно дело, она непременно приступала к следующему. Однако в раздрае она жила вполне гармонично, не отчаивалась от множества безграничных и бестолковых дел, поскольку вдохновение и неисчерпаемая энергия позволяли справляться с парой задач одновременно. Магазины областного центра богатые разнообразным ассортиментом из-за постоянного дефицита на Родине превратили Лиду в шопоголика. Озадаченная проблемой накопительства она неосознанно покупала милую чушь, бахвалилась роскошеством перед знакомыми и коллегами, благо северных денег хватало с лихвой. По её неоспоримому убеждению супруга майора не должна выглядеть нищенкой. Суетливая жизнь Лиды, наполненная маловразумительными заботами, не давала возможности размышлять о желаниях мужа. Потапу было недосуг держать под уздцы грациозную норовистую лошадь, которая не познала стойла, и он перекинулся на менее прытких кобыл. Чужие бабы казались горячими как печки. Охолодевшему путнику было немыслимо миновать распростёртые объятия горячих вдов, разведёнок и просто одиноких женщин.

Потапа после приезда на Север словно подменили, он ощутил, что его жизнь была слишком пассивна и однообразна, он решил, что терять отпущенные богом годы в болоте фригидности благоверной кощунственно. Жажда жизни бросила его в омут с головой. Его привлекала в женщинах отзывчивость, страсть и тепло, новизна тел и форм. Он без зазрения совести заглядывался на каждую проходящую юбку, и мысленно представлял какое блаженство ждёт его в постели. Он жаждал взаимной любви и секса. Чувственный Потап желал насладить женскую плоть счастьем в ущерб собственному удовольствию. Отдавать для него значило любить. Если его дар доводил женщин до экстаза, он был счастлив вдвойне. Такая была его сущность подкаблучника.

Приехав на очередной вызов по краже в крупный торговый центр, Потап познакомился с завмагом, ухоженной блондинкой с классическим русским лицом и пышными формами. Умопомрачительная Рубенсовская барышня с иголочки одетая сразила наповал пылкого Потапа.

Вечное занудство Лидочки порядком надоело, впереди маячила свободная от супружеских обязательств дама готовая к сексуальным утехам. Случилась судьбоносная встреча. Тесно общаясь с белокурой дамой, он прикипел к ней душой. Блудливые руки грезили пошалить, прижать тёплую сдобную бабу к губам, разум тонул в пышногрудой деве, копна волнистых волос сводила с ума французским ароматом. Как вихрь с ураганной мощью закрутился между ними роман. Свежие булочки всегда мягче, душистее и желаннее полежалой выпечки. Купаясь в приторном аромате булочной, забываешь о хлебе насущном. Желание вкусить благоухающий ванилью сладкий пирог вынудил голодного путника забыть о его существовании. Потап не думал о будущем, что со временем все его многочисленные бабы также превратятся в чёрствый сухарь, как и его жена, а он об них сломает не один зуб.

Лидочка чувствовала, что с Потапом твориться что-то неладное, он, коснувшись подушки, сразу засыпал и все чаще выезжал на ночные расследования, но занятая проблемами которые сама же и выдумала, попросту не могла следить за перемещениями мужа. Но всё тайное становится явным. Лжи приходит конец.

Замначальника Лиды пригласил сотрудников на шестидесятилетие в ресторан. Проводы на пенсию потребовали тщательной подготовки. Лидочка сходила к любимому стилисту и постриглась, этого было достаточно, чтобы её причёска выглядела безупречной, такие покладистые волосы достались ей по наследству. В длинном обтягивающем стройную фигуру платье она в запале веселья отплясывала цыганочку. После зажигательного танца вальсировала со статным партнёром, а затем энергично в ритме танго пыталась передать уникальность фольклора и переживания чувственного южного народа в паре с молодым родственником главы. На зависть коллегам она развлекалась на сто процентов, при этом ни зги не помышляя о сторонних отношениях, считая измену ниже её женского достоинства.

Раскрасневшаяся от танцев она спустилась в вестибюль ресторана, у зеркала взбила руками кудри, стряхнула с кисточки пудру и нанесла её сверху вниз, чтобы улёгся пушок на лице, а затем, смахнув излишки пудры с линии подбородка и бровей, взяла карандаш, обвела контур маленьких упругих губ и покрыла их розовой перламутровой помадой. Отошла подальше, осмотрела себя со спины и, удовлетворившись образом, направилась пиршествовать.

Стоило ей перешагнуть пару ступенек, как сквозь грудной женский смех прорезался до боли знакомый голос. Лида обернулась и замерла. Потап в компании шикарной блондинки, не видя присутствующих, открыто флиртовал с ней, алчно снимая пальто с красавицы. Когда он наклонился к пышногрудой даме и нежно коснулся губами её шеи, Лида остолбенела, краска вмиг залила белоснежную кожу, а муж получил взамен цепкие объятия возлюбленной, которая по странному стечению обстоятельств была приглашена в качестве гостьи к юбиляру. Лида задохнулась от моральной пощёчины нанесённой мужем. Как он мог очернить их брак в присутствии посторонних людей? Унизительная картина ухаживания за чужой бабой была нестерпимо болезненна для строптивой Лидочки. Почуяв переменную облачность на семейном фронте, она чуть не брякнулась в обморок. К ней словно прилипла несмываемая грязь, она заплакала, слезы лились из карих глаз, она осознала, что её предали и оплевали. Слова, которыми она желала осыпать изменника, застряли в горле и только нервные подёргивания губ выдавали ненависть к проклятому эпизоду в холле. Застывшая в безмолвии она, гордо подняв подбородок, следила за Потапом, пока её не приметили. Взглянув в бесстыжие глаза иуды, она резко отвернулась, забрала вещи из гардероба и поскорее убралась ко всем чертям. Она не снесла бы удара в спину, если бы не спасительная мысль, что все это происходило не в их собственной кровати.

После острой встречи с Лидочкиными глазами Потап провалился сквозь землю и, раскаявшись, готов был бежать за ней облизывая пятки и моля о прощении. Мгновенно отрезвев от любви и охладев к подружке, он переживал, еле сдерживаясь от злости. Что же ему было делать – если чужие бабы такие горячие как печки!

Лидочка всю ночь ворочалась в постылой постели, а Потап не решался вернуться домой и целую неделю жил у друга. Зная упёртый характер жены, он придержал коней, предоставив жене время на раздумье. Недолго кумекая, Лида решила навсегда расстаться с Потапом и уехать на Родину.

Приземлившись на скамейку у входа в аэропорт она, взвесив все за и против, пришла к выводу, что решение правильное. Зажглись фонари, но, несмотря на сумерки, становилось светлее от ярких огней. Две увесистые сумки отрывали руки, а сердце щемила нестерпимая боль. Замужество закончилось обманом и предательством. Пройдя с мужем трудный жизненный путь декабристки, она осталась старухой у разбитого корыта. Перспектива её дальнейшей судьбы выглядела ужасно. Уже, казалось, что расставлены все точки в их отношениях, Потап остался с молодой пассией, и вернуть былое стало невозможным. Она со слезами на глазах обернулась, прощаясь с вполне счастливым замужеством, и двинулась на посадку. Сердце бешено колотилось от расставания с любимым мужем, волнение мешало сосредоточению, слезы душили до полуобморочного состояния, как назло слёзы душили, заставляли выплакаться навзрыд, но мешала непомерная гордость.

– Зато скоро увижу родных, – успокаивала она себя, – а то на этом бездушном Севере некому выплакаться в плечо. Поселюсь у дочки и буду воспитывать внучку. Я так давно об этом мечтала. Не пропаду без него, – мысли сопровождали её на пути к трапу самолёта.

Потап вернулся, чтобы на коленях вымолить прощение у жены. Дверь заскрипела, света в доме не было.

– Наверное, вышла в магазин, – думал Потап. Слава Богу, так легче. Я разденусь, и тогда меня будет сложнее выгнать на мороз, – он крадучись повесил шинель на крючок. Считая Север временным жилищем, мебели они так и не приобрели, довольствовались малым.

В холодильнике было пусто, непривычная голь полок болью отозвалось в сердце, он снова вспомнил голодное детство. Поставив чайник, он удобно расположился в кресле, развернул огромные листы газеты и прочитал статью о распродаже советских танков в страны ближнего востока.

Он успел выпить чай, а Лида не возвращалась. Майор припомнил, как однажды, он отправился на сенокос с группой сотрудников. Суровая жизнь мужиков в полевых условиях на протяжении летнего квартала раскрепостила должностные отношения и элегантные менты превратились в бритоголовых загоревших брутальных бородатых мужиков. Борода была для ментов недопустимая роскошь.

Пришло время возвращаться домой. Потап с довольным лицом ожидал встречи после продолжительного звонка в дверь, мечтал отоспаться на удобной постели, прижавшись к тёплому мягкому бочку супруги. В щель просунулась заспанное лицо жены. Потап видел, как округлились глаза Лидочки, она, оглушительно взвизгнув, молниеносно захлопнула дверь перед самым носом. В голову Потапа пришла неудобная мысль об измене. Он с силой забарабанил по двери.

– Открывай! – за дверью стояла гробовая тишина. – Сейчас дверь вышибу! – злобно орал он на весь подъезд.

Он хотел было с разбегу выбить преграду, но умная мысль окатила ушатом холодной воды. Он громко расхохотался, когда до него дошло, что Лида не узнала в лысом, бородатом, загорелом беглеце мужа, ведь за всю прожитую жизнь она ни разу не видела его таким.

От тёплых воспоминаний Потап засмеялся. Вдруг им овладело чувство беспокойства, он прошёлся по комнате, заглянув в каждый угол. Дом ровно умер, энергия жизни покинула его стены. Виновник ссоры проверил затаившиеся подозрения и открыл шкаф. Пустые вешалки красноречиво объясняли, что хозяйка покинула дом. Мозг взорвался от мысли, что жена оставила его. Потап на ходу оделся, позвонил в дверь соседке, лучшей подруге.

– Ты видела Лиду? Где она? Быстрее говори! – он задавал вопросы словно чёткие приказы.

Ошеломлённая соседка испуганно глядела на суровое лицо Потапа, словно с Лидой скоро произойдёт непоправимая беда. Подружка, выпучив глаза, незамедлительно рапортовала, что час назад Лида уехала на такси в аэропорт. Потап метнулся к выходу и, оседлав припаркованное к бордюру такси, помчался к жене, моля Бога, чтобы рейс задержали по погодным условиям. У входа в аэропорт такси резко остановилось, тормоза взвизгнули, как поросёнок чуявший смерть. Потап вылетел как пуля и помчался навстречу своей половинке как парубок к невесте.

Банальные измены не имели ничего общего с любовью всей его жизни. Он заприметил в толпе бежевый норковый берет. Разгребая по сторонам крупными ладонями нестройную очередь, он боялся потерять из виду самое драгоценное существо в его жизни. Время как тягучий кисель хватаясь за ноги вязло, он бежал, словно умер, казалось, что не успеет ухватить птицу счастья, которую по глупости отпустил. Лида не подозревала, что стоит на пороге перемен. Из её рук выдернули сумки, она приготовилась кричать, но обернувшись, увидела растрёпанные кудри Потапа и взмыленное лицо. Потап кинул сумки в сторону.

– Ты куда? А я? – он впился как пиявка в любимые глаза вопросом.

Лида испугалась крепкого напора, а придя в себя, заметила, как в глазах мужа набухли слезы.

Слезы подполковника дорогого стоили.

– Я тебя никуда не отпущу! – Потап приподнял Лиду, прижал крепко и произнёс, – Слишком велика потеря, – пальто жены скомкалось под его мощными руками, он опустил на пол Лиду как изящную статуэтку и провозгласил:

– Прости! – встал на колени как в старых добрых фильмах и поцеловал руку.

Лида попыталась оттолкнуть грузного мужа, но не хватило сил отказаться от любви. Она сдалась под его напором и перед унизительным для него, по её меркам, преклонением.

Любовь не может сопротивляться, она прощает всё и всех. Оглядываясь по сторонам, она заметила восхищенные взгляды женщин мечтающих о том, чтобы перед ними вот так же как мальчишка встал на колено мужик со звёздами на погонах. Женщин не интересовало прошлое чудной пары, их сразил эффектный поступок мужчины. Лидочка все время раздора тайно ждала извинений и боялась, что Потап не переступит ради неё порог гордости. Но хитрец всё же смог убедить жену в своей непомерной любви, а она не стала строго судить за измену, ведь его любовь оказалась крепка, раз бросил всех своих баб и примчался к ней, а значит, лучшую не нашёл. Перспектива одиночества в зрелом возрасте пугала значительно больше измен.

Схватив жену в охапку, он вынес её на руках и усадил в такси, чтобы больше никогда не расставаться с любимой. Она поверила клятвам мужа и простила.

Север чуть было не обернулся для Потапа разводом с его амбициозной, ревнивой, но любимой женой.

 

Глава XV

Цыгане

Он ступил на Материк в новом звании полковника на должность начальника районного управления милиции в родной город, из которого он полтора десятилетия назад отбыл на Колыму. Ветров с энтузиазмом приступил к чрезвычайно хлопотной работе, умение слушать людей помогли ему наладить отношения с подчинёнными и принимать мудрые решения. Опыт работы в низах помог ему видеть прорехи в милицейских буднях.

В насыщенной жизни Потапа произошли значительные ожидаемые перемены. Раз искоренить преступность и создать идеальное общество Ветрову Потапу Егоровичу не удалось, зато полковник не дал шанс преступникам остаться на свободе, приблизив среду обитания людей на шаг к совершенству. Личная жизнь уладилась, но она претерпевала то гормональный взрыв, то благодатный штиль, к тому же бытие преподнесло ценный подарок – внучку.

Родимый городишко совсем не изменился, но в сравнении с областным центром Севера предстал слегка потрёпанным и убогим. Родина нравится, хоть и не красавица. Потапу был близок каждый закоулок отчизны, которая встретила его незабываемым благоуханием степей, щекотала душу умопомрачительным ароматом садов, даровала сердцу полноту жизни. На чужбине недоставало желанных ощущений, в далёкой Колыме от дефицита кислорода и отсутствия родных ароматов дышалось в пол груди.

Дражайшая разросшаяся за время его отсутствия семейка радостно приняла блудного сына. Зов предков влёк к дружному родственному очагу. Теперь, чтобы повидаться с роднёй не хватило б и месяца.

Потап на накопленные на Севере средства приобрёл машину. Мимолётно взглянув на палевую красавицу, он влюбился в неё как в девушку. Ровно подросток назойливо ухаживая за долгожданной мечтой, он отдавал автомобилю все незанятое время, получая взамен свободу перемещения. Автобусы с жёстким расписанием для него ушли в небытие. Теперь он мог сгонять к своякам и родителям в удобное время, провести выходные на рыбалке, смотаться на часок другой за грибами или на весь день в степь собрать лечебных трав, или, слившись воедино с природой зарядиться её мощной энергетикой и насладиться одиночеством.

Имея тачку, он разыскал в пригороде дикорастущий сад, и ежегодно навещал его в период плодоношения. Абрикосы были слабостью Потапа с детства. Он любил стрясти с дерева оранжевые фрукты с малиновыми боками и, обтирая руками степную пыль с чумазой сахаристости, вкусить ароматную мякоть, насладиться миндальным вкусом ядра раздробленной косточки. От жадности он набирал ни один мешок нектарных плодов и доставлял жене на переработку. Полковник помнивший голодное детство любил студёной порой ублажать вкусовые рецепторы янтарным вареньем с ядрами косточек на ванильной булке вприкуску к молоку.

Потап вышел из палевой «копейки», взгляд с небольшой возвышенности не мог ухватить ширь бескрайних до горизонта степей. В воздухе горчила полынь, ветер трепал поседевшие кудри счастливчика, он наслаждался жизнью и всем из чего она состояла: солнцем, любовью, дружбой. Мечты сбылись. У него росла внучка, но в тайне он мечтал о внуке, пацане, которому он передал бы неоценимый жизненный опыт. Он не раз представлял, как они чинят машину, как он учит мальчишку вождению, как в паре переплывут ни одну стремительную реку. Потап чувствовал в себе неисчерпаемую силу и возраст юнца. Открыв багажник, Потап достал хлопчатобумажную котомку, чтобы собрать чабрец, давнишняя привычка осталась с детства.

Мать по вечерам вместо сказок брала горсть травы и рассказывала, как она называется, какие болезни лечит, в какую пору года её собирать и как правильно сушить, а потом заваривать и применять. Под её волшебный тихий голос он засыпал сладким сном, схоронив бесценные знания. Его мать освоила знахарство, чтобы в трудные военные годы лечить своих детей без лекарств, она переняла опыт своей матери, бабушки Потапа, которую он никогда не видел или не помнил. Повзрослев, Потап пользовался домашней аптечкой, невзирая на прописанные врачами лекарства. Собранные с любовью травы отвечали взаимностью, вмиг ставили на ноги заболевших членов семьи.

Процесс сбора сырья доставлял ему наслаждение, он находил места, где растёт трава, потом часами покоился на земле вдыхая благовоние. Упиваясь воссоединением с природой, он рвал стебли с цветком и укладывал в полотняную сумку. Процесс сушки был весьма долгий и трудоёмкий, он требовал определённых знаний и усилий. Переданный матерью опыт он, будучи отцом, передал дочери, хотя жену ему так и не удалось научить знахарству. Она была приверженцем медицины и различных ноу-хау. Сочетание их противоположных взглядов в сумме давали неплохой результат.

Потап каждую весну спешил в степь, щупал руками возобновлённую после зимы жизнь, кожей пальцев ощущал мощь и неповторимость пробудившейся природы. Он спешил прикоснуться к таинству воскрешения, отдавался на попечение природы, аромат лечебных трав наполнял лёгкие, уравновешивал дух вечного борца с нечистью.

Усевшись на землю возле расползшегося ковром чабреца, он сорвал первый цветок, поднёс к носу и вдохнул терпкий пряный аромат и положил первую добычу в сумку. Отрывая соцветия, он любовался природным совершенством, неспешно пополняя закрома.

Пчелы злопыхали от жадности, пора было прервать райское наслаждение и нести в улей собранный нектар. Кувыркаясь в медоносной пыльце как сошедшие с ума наркоманы, труженики жужжали от удовольствия похожими тембрами, позабыв обязанности кормильцев. Природа ласкала слух дикими голосами: стонала и каркала, пищала и свистела, чирикала и завывала, многоязычие было её величием.

Накатившая усталость утяжелила голову, он растянулся на душистой траве широко распластав руки, словно обнимая весь мир. Вглядываясь в просторы Вселенной, он думал о Боге или Творце, короче о ком-то из них и о том, есть ли жизнь после смерти. Потапу было жаль прощаться с этим прекрасным миром, в котором он появился на свет. Он часто испытывал жалость к умершим ранней смертью людям, ведь они лишились возможности насладиться земной жизнью и каждым её мгновением. Потап был склонен к мысли, что после смерти жизни нет, а хотелось, чтобы была. Все теории о жизни после смерти он подвергал сомнению, потому что «оттуда» ещё никто не вернулся, а в рассказы о клинической смерти и встречах с Богом верилось с трудом. Он повидавший в этой жизни много смертей ни разу не лицезрел, чтобы хоть одна молитва подняла умершего и вернула человека в ряды живых. Но тем не мнение он бы молился только ради того, чтобы как можно меньше страданий от насилия было на этой земле.

Грустные мысли под песни жаворонков навеяли краткосрочный сон, он лежал прикрыв глаза, ветер растрепал чуб, превратив его в лохматый куст. Надвигались грозовые тучи. Солнцу было невмоготу пробиться сквозь сомкнутые облака, которые беспорядочно бурлили, быстротечно сжимаясь, превратились в чёрную скалу, угрожающе нависшую над землёй.

Потапу стало трудно дышать, словно влажный воздух загустел и превратился в кисель. Тучи, казалось, давили на грудь, а взметнувшийся смерч засыпал глаза песком. Сверкнувший в небесах трезубец воткнулся в его сердце, вызвав резкую боль. Схватив за рукоять небесное оружие, он пытался вырвать его, но инородное тело цеплялось крюками за плоть. Тогда Потап встал, собрал оставшиеся силы и выдернул его. Кровь словно водопад хлынула из раны. Он с трудом осознавал что происходит. Он тёр руками ослепшие очи, напрягал лицевые мышцы, но веки будто каменные не поднимались. Он долго сопротивлялся накрывшей его черноте. Внезапно яркий луч вонзился в мозг, испепелив болью половину живых клеток. Когда Потап прозрел, то между туч в образовавшейся расщелине появилось неказистая физиономия со щербатой улыбкой. Чудовище хохотало остервенело, его оглушительный издевательски рокот звенел в ушах.

Слезы смыли остатки сна. Открыв глаза, Потап обнаружил чистое и безмятежное небо. Опираясь на локти, он посмотрел вправо, затем влево и понял что уснул. От встречи с сумасшедшим демоном остался неприятный осадок. Хорошо, что боль была во сне, а не наяву. Он смахнул воспоминания о неприятном сне и снова стал собирать траву-мураву.

За время работы экспертом-криминалистом к нему так часто приходили сны, что он научился безболезненно реагировать на их содержание. Когда-то он задумался над тем, почему ему снится всякая чушь и понял одно, что за каждым тяжёлым сном крылась особая тайна, сон предвещал преступление.

Неспешно рассматривая каждый сорванный цветок, он погрузился в дрему воспоминаний.

Это было давно. Обход неблагополучных семей входил в обязанности участкового. Урегулировать внутрисемейные конфликты и наказывать за драки приходилось каждый день. Люди, словно встретившись на тропе войны, устраивали собачьи бои, которые часто оканчивались пусканием крови, потерей зубов, разбитыми носами и огромными синяками. Люди убивали не поделив спиртное, жену, власть, мебель и деньги. Большое количество преступлений совершалось на бытовой почве.

Исторически сложилось негативное представление о патриархате. Понять, почему близких людей можно и нужно бить, невозможно. Считалось что хозяин в доме мужчина или тот, кто исполняет его функции. Муж бил жену, мать сына, сын отца, сильный слабого этой круговерти не было конца. Близкие прощали побои, их легко было уговорить не обращаться с исками в суд. Целые поколения выросли в деспотичных семьях, сохраняя чудовищную традицию насилия. Свято дело отцу выпороть сына за проступок, дочь за бесхозяйственность или несвоевременную влюблённость. Законы бездействовали, да и кто их писал – люди, выросшие в жестокой действительности.

Потап приступил к должности участкового. Он надел шинель, такой статной и хорошо скроенной по фигуре одежды он никогда не носил. В ней он казался себе подтянутым, спортивным, элегантным, высоким, органичным и до неприличия пригожим. Когда он шёл на службу, упакованный в обмундирование, каждая мышца молодого тела вытягивалась в струнку по стойке смирно. След завистливых глаз освещал ему путь, он старался вышагивать словно солдат у стен Кремля. Золочёные пуговицы на шинели пускали солнечных зайчиков. Погоны и наградные армейские значки повышали самооценку новобранца. Серая шапка ушанка с кокардой указывала, что это представитель власти, форма впечатляла не столько окружающих, сколько самого Потапа. Отточенный шаг, статная осанка, ради мундира он был готов сражаться с преступным миром, все атрибуты власти вынуждали гордиться собой. Молодость всегда склонна преувеличивать значимость медалей, значков, грамот и наград и только с годами приходит мудрость. Он тогда ещё не знал, что его удел – общение с отбросами общества, нежели с интеллектуальной частью населения.

В тот день в милицию поступила жалоба на кражу коня. Подозрение пало на цыган, испокон веку конокрадов, любителей барышничать ни без обмана грациозными животными. Потап поразмыслив отправился в табор, приютившийся на территории вверенного ему участка, на окраину города. Нет законов запрещающих миграцию цыган по стране, они свободно перемещались из города в город. Потомки египетских фараонов издревле бродили из края в край, некоторые особо упорные и любознательные умудрились добраться до Австралии и Африки, преодолев моря и океаны. Цыгане стали бродягами, когда Бог изгнал их из Египта за отказ приютить бежавших от царя Ирода Марию и Иосифа с младенцем Иисусом.

Снег не хуже фонарей освещал загородную территорию, где раскинулся табор. Немыслимо обветшалые кибитки ютились на краю лесопосадки, образуя круг. В центре пылал огромный костёр с подвешенным на металлический лом чаном, в который молодая цыганка то и дело подкладывала снег, топила его для чая. Чай заваривали крепким и подавали в хрустале. Четверть сотни кочевавших семей жили привычной жизнью табора, и каждый знал свои обязанности. Мигрирующих в тёплые края, врасплох застала зима, первый снег затруднил движение повозок. Костёр спасал от холода, особенно детей. Быть в таборе ребёнком счастье. Детей любили, баловали подарками, зацеловывали, им доставались самые лакомые куски.

Цыгане у Потапа ассоциировались с зелёным газоном, яркими многоярусными юбками, монистами, атласными мужскими сорочками и лоснящимися от жира волосами. Прекрасные генетические задатки бродячего народа доброта, уступчивость, гибкость натуры, способность в обучении, понятливость были опошлены вечным рабством и презрением к ним. Приспосабливаясь к социуму ромалы унижались и раболепствовали. Но стоило цыганам вырваться на свободу, они тут же безудержно веселились до упаду, певуче голосили. Общительные цыгане радовали людей страстными романсами и зажигательными танцами на площадях ярмарок и рынков. Удалые песняры особым тембром голоса проникали в душу людей, которых пленяла разухабистая гитара. Черноокие цыганки колдовали и гадали, а мужчины заклинали змей и осваивали ремесло коновалов и кузнецов.

Потап вспомнил детство. Мать пугала непослушных малышей, что за проказы отдаст их цыганам, женщина не знала, что у цыган дети это цветы жизни. Только теперь он понял, чем ужасно наказание. Вечные скитания по пыльным дорогам, голодные дни и неустроенность жилья – главный страх для любой женщины. Наверное, цыганки были из другого теста, раз не боялись неустроенности быта, бесцельной жизни, частых родов. Смертность детей в таборе была высока, выживали только сильнейшие дети, у цыган на полную катушку работал естественный отбор.

Потап приблизился к кибиткам и громко крикнул:

– Эй! Есть кто живой?

При виде участкового в мгновение весь табор пришёл в движение, как разорённый муравейник зашевелились и стар и млад. Чумазые малолетние оборванцы посыпались как тараканы из щелей, обступив незадачливого Потапа. Мальчишка не старше пяти лет смачно писал у ног участкового. Дети галдели, шарили руками по шинели, посматривая любопытным взглядом на кобуру, в которой находился выданный Потапу под роспись заряженный боевыми патронами пистолет. Немытые вшивые с грязными руками сорванцы не вызвали в участковом брезгливости, он хорошо помнил свое нищее детство и как люди доброжелательно относились к ним с братом помогая выжить. Пройдя через лишения и бедность, он знал, что такое вши и нестерпимый голод. Он вынул из кармана сушки и раздал мелюзге. Время было мирное, а голод был актуальным. Где-то внутри защемило сердце, жалость скребнула душу. Он бы простил цыганятам незначительные кражи, но коня простить не мог, ведь закон есть закон и он поставлен его исполнять.

В ожидании борона Потапу порядком надоела детвора, которая шарила руками по его одежде, и он уже не обращал внимания на собравшуюся толпу, не отвечал на вопросы, ведь он здесь по важному делу.

Из кибитки вылез поджарый коренастый с роскошной курчавой шевелюрой пышнобородый цыган ни то граф, ни то герцог Малого Египта, как любили называть себя цыгане мужского пола. Нахлобучивая на голову чёрную папаху, он, красуясь красной рубахой под тулупом, подошёл к участковому словно большой человек «баро ром» и, пуская пыль в глаза о собственной значимости, спросил:

– Чего хочешь начальник? – его серьга в ухе означала, что он был единственным сыном у родителей.

Козырнув, участковый представился барону. Разговор длился недолго. Он задал вопросы, на которые барон отвечал без заигрывания с властью, спокойно и уравновешенно, но с долей жёсткости защищал табор от нападок недоброжелателей, объясняя участковому, что коня его собратья не крали. После опроса барон оставил Потапа и пошёл в кибитку, на смену выскочила сморщенная старуха любительница золота, бирюзы и кораллов:

– Дорогой! Давай погадаю сынок. Всю правду скажу. Дай руку, – неопрятная седоволосая, обвешанная золотом с бриллиантами бабка, надвигалась на Потапа, кутаясь в старую стёганую фуфайку и потряхивая пёстрой юбкой.

– Не надо мне гадать. Я все про себя знаю. Расскажи-ка, кто украл коня, – он схватил старуху за косу. – Отрежу, если соврёшь, – он хотел запугать, зная, что для цыганки короткий волос символ бесчестия.

Не из робкого десятка цыганка поклонилась перед господином и, сверля взглядом скороговоркой продолжила:

– Ты будешь высоким чином, жизня твоя будет трудной, но счастливой. Берегися демона, злого духа. Месть его велика, – причитала противным голосом словно ведьма.

– Отстань старуха! – он оторвал её руки от шинели.

– Я ж тебе по-доброму все сказала. Без зла я к тебе начальник, – она сплюнула в сторону как заядлый курильщик.

– Иди в кибитку, простудишься и не болтай глупости. А впрочем, скажи, раз знаешь кто украл коня?

Старуха вонзалась зрачками в карие очи, обожгла душу испепеляющим взглядом, коснулась сознания и выдала:

– В поле найдёшь… – крутанулась так, что юбка стала похожа на колокол и растаяла в проёме кибитки увешанной коврами.

Потап покинул цыганское пристанище, решив, что информирует о пропаже коня райотдел соседнего города. Порыв студёного ветра распахнул шинель, Потап удивился, что полы разошлись. Хотел застегнуться и к огромному удивлению обнаружил, что на шинели не было ни одной пуговицы. Дети как сороки влекомые золотом пуговиц, отвинтили их все до одной, а он не успел заметить когда. Волосы зашевелились при мысли о пистолете. Он ощупал кобуру и успокоился, пистолет был на месте. Он поругал себя за неосмотрительность, что оставил без внимания заряженное оружие. Пуговицы Потап себе не вернул, понимая как ценны для малышей добытые сувениры. Когда-то и ему хотелось иметь такой же трофей.

Так прошёл первый день в должности участкового. Конь вскоре нашёлся в заснеженной степи. Силуэт черногривого вороного блуждающего по сугробам в поиске еды заметили люди соседнего селения. Измождённого конягу передали хозяину.

Потапу стало нестерпимо смешно от воспоминаний, когда он представил откручивающих пуговицы детишек. Он дал волю чувствам и расхохотался до слёз, решив, что обязательно поделится с дочерью удивительной историей, когда вернётся домой из степи.

Пророчества старухи цыганки сбылись, она практически раскрыла преступление. В то время он был молод и горяч, ничему не верил и вмиг забыл о предсказаниях, ему не было дела до слов цыганки.

Он поднялся, потянулся, восхитившись наползающим закатом, перешёл к месту, где раскустился чабрец. Пчелы уже покинули сладкое пристанище с пахучими цветками, медленно спускалась степная ночь. Потап ускорил сбор чудодейственной травы. Скоро стемнеет, а у него полупустая котомка. Часы проведённые на природе запитали его энергией. На Севере он скучал по горячим степям. Сколько раз он представлял картину, когда будет целый день собирать лечебные травы на тёплой земле, как когда-то с мамой.

В голове кружились мысли о жизни. Он словно подводил черту под прожитыми годами. Потап посвятил жизнь работе в правоохранительных органах и ни разу не пожалел, что стал экспертом-криминалистом. Почему судьба назначила ему быть экспертом он и сам не понимал. В нём накопились необходимые в работе качества – аккуратность и неторопливость, которые за долгие годы в должности эксперта обострились до педантизма и щепетильности. Присущая ему терпеливость помогала не упустить важные мелочи и давать математически точные заключения по экспертизам.

Годы на службе сказались на здоровье. Головные боли от высокого давления не давали спокойно жить. До пенсии оставались считанные дни, он решил больше не работать и уйти на покой, заняться здоровьем. Годы проведённые на Севере многому его научили. Он гордился достигнутым результатам. Возможно, в нём говорило самолюбие, кому не хотелось блеснуть заслуженным высоким званием и высокой должностью. Несмотря на все регалии, Потап сохранил лучшие человеческие качества, дружелюбный характер и весёлый нрав. Вряд ли он стал бы хуже даже под угрозой смерти, вытравить из него человечность стоило бы неимоверных усилий. Судьба странным образом всегда вела его по следу преступника, даже когда он был слишком молод и неопытен. Объяснения некоторым вещам он не мог дать и сейчас спустя годы.

Однажды он стал местной знаменитостью при раскрытии преступления, за которое получил очередное звание старшего лейтенанта. О нём даже писали в газете в статье «Сосулька». Находчивость эксперта помогла вычислить преступника в считанные часы, что было невероятным для любого дела.

Потап внимательно обследовал место преступления обочину дороги, где на грязном снегу лежала старушка, которая от полученных травм скончалась. От удара её валенки разбросало в стороны, тело отбросило на много метров от следов торможения. Потап, как обычно, зафиксировал на фотоплёнку все доказательства. Определить машину по протектору шин не удалось, ввиду смазанного следа. В поиске доказательств Потап ещё долго кружил по месту, когда внимание привлекла чумазая сосулька. Откуда бы ей взяться на месте преступления, если не от машины совершившей наезд. Зафиксировав фотосъёмкой излом осколка льда в различных ракурсах, он аккуратно вложил трофей в пакет и обернул его в снег, чтобы сохранить в первозданном виде.

Свидетелей случившейся аварии он нашёл неподалёку в кафе. При опросе Потап выяснил, что в момент ДТП по данной дороге проехало с десяток машин, среди них были скорая помощь, несколько грузовиков и автобусов, но какое транспортное средство сбило старушку люди не видели. Машина быстро скрылась с места убийства.

Основной задачей криминалиста – оперативно сработать и найти виновника. Потап отправился на поиски предполагаемых машин. Наудачу, он начал осмотр машин в гараже Скорой Помощи, находившемся в паре кварталов от случившегося. Потап внимательно осмотрел машины. Лишь одна привлекла внимание. Обледенелые бока указывали на то, что машина недавно вернулась в гараж. Потап обошёл её со всех сторон, ползая на коленях заглядывал под днище, отыскивая схожий скол сосульки. Когда он наткнулся на доказательства, сердце бешено застучало от восторга. Достав из пакета найденный осколок, он приставил его к месту облома и, обалдев от собственной смекалки понял, что скол совпал, благо, что не успел стаять. Сосулька принадлежала именно этой машине. Водитель сознался. Небывалый случай удивил не только начальство, но и средства массовой информации. Потап прославился на всю область как эксперт с необыкновенным чутьём и мышлением.

Используя транспортное средство в личных целях, водитель к концу обеда мчался в гараж. Старушка ступила на проезжую часть в неустановленном месте, когда на высокой скорости тормозить было поздно. Испугавшись ответственности, горе водитель, не останавливаясь, скрылся за поворотом, бросив старушку умирать. Возможно, она смогла бы прожить ещё десяток лет, но безответственность снова стала причиной смерти человека. Старики они же как дети, без присмотра нельзя оставлять. В глазах общества он выглядел героем, а для себя не мог решить сложную задачу, что привело его к победе. Он списал раскрытие преступления на что-то сверхъестественное, что часто вело его по следу убийц как собаку ищейку. Он досконально помнил каждую мелочь как стал местной знаменитостью, те счастливые мгновения триумфа окрыляли его, он легко шагал словно вполовину похудел. Воспоминания согрели душу, он возгордился собой за все раскрытые им преступления.

Сгустившиеся облака принесли лёгкую прохладу и сумрак. Потап набрал полную сумку чабреца, осталось только высушить в тени и лекарство от простуды готово. К тому же Потап любил умопомрачительный запах скворчащего на сковороде приправленного чабрецом мяса.

На счету Потапа было бесчисленное множество раскрытых преступлений, он всегда был на высоком счету у руководства. Он сканировал прожитую жизнь под лёгкий ветерок и нечаянно обжёгся о череду воспоминаний изменивших его жизнь. Это были два громких дела о маньяке Мстителе и убийце Духе. Как же давно это было. Сколько же прошло лет? Он подсчитал, оказалось полтора десятка лет.

– Время скоротечно, – он болезненно констатировал.

В преддверии рождения второго внука он не хотел, чтобы такие Духи расхаживали на свободе. По коже прошла дрожь. Он подумал, что не мешало бы узнать о коварных убийцах и где они сейчас. По стечению обстоятельств мутанты в человеческом обличье стали его жизнью, самой отвратительной её частью. Потап дал зарок, пока его не отправили на пенсию, воспользоваться служебным положением и узнать где эти «рыцари преступности» пребывают.

Потап мечтал о пенсии. Он уже вдоволь наруководился. Политическая обстановка в стране изменилась. Работать стало сложно. На заслуженном отдыхе он мог бы подрабатывать медвежатником, вернее помогал бы растяпам вскрывать сейфы, от которых утеряны ключи. По роду деятельности он мог легко справиться с любым из самых сложных замков. Мысли о пенсии вызывали и иное чувство, он уже начинал тосковать по работе. Эта двоякость раздражала. Должность начальника он оставил бы без сожаления. Не его эта работа. Пусть другие руководят. Он устал. Его тянуло в степи, чтобы раствориться в их прозрачном и душистом воздухе.

Оценивая путь от участкового до начальника, он в закромах памяти наткнулся на старый анекдот, точно отражающий действительность.

Беседуют молодой и опытный хирурги:

– На пенсии, чем займётесь? – спрашивает молодой.

– Выйду в сад, сяду в кресло качалку, и месяц буду сидеть.

– А потом?

– А потом, …потом я начну раскачиваться.

 

Глава XVI

Свобода

Луга на окраине города распластались сплошь до горизонта. Роса жадно впитывала аромат степных трав, воздух благоухал горечью полыни, терпкостью чабреца и приторной акацией. Ступив на свободную землю за порог тюрьмы, Дима полной грудью вобрал дух воли. Насытив лёгкие благовонием, он ощутил раздолье зелёных степей. Аромат лепестков воспламенил в душе эйфорию, и она запела гимн свободе. Дух дал разгуляться эмоциям и воображению, громко ржал, кувыркаясь по мягкому зелёному ковру, он падал на тёплый чернозем, переживая сладость от безграничного простора, бил руками по впалой груди и ликуя, кричал: «Эге-гей!». Вконец выдохшись от приступа сумасшествия, он лёг на спину, раскинул руки и долго созерцал бескрайнее небо, ослеплённый жаркими лучами, плакал. Он ровно умер от припадка радости, настоящее мерещилось восхитительным сном. Душа взлетела в поднебесье, позабыв о мучениях в стенах колонии. Он все ещё остался тем неполноценным ребёнком обиженным на весь мир.

Ухватов прошёл к автобусной остановке, чтобы добраться до железнодорожного вокзала. Он спешил убраться с ненавистного места, в котором прожил страшную жизнь. С каждым вдохом свободы в заячьем сердце тяжёлым грузом оседали воспоминания о тюремном рабстве. Радость не покидала истерзанную душу от мысли, что теперь он распорядится своей судьбой и заживёт красиво, не повинуясь режиму и братве.

Старец в возрасте Христа обессиленный физически и ослабевший духовно не мог одолеть ущербное мировоззрение убогого существа, коим он и являлся. Некогда шатен поседел, сеть глубоких морщин означила впалость на щёках и прищур серых глаз, искромсала широченную лобную залысину. От нехватки витаминов шелушилась веснушчатая кожа. Недельная щетина и сутулый силуэт выдавали в нём небрежность. Столкновение с законом отразилось на нервной системе и психике. Слуховые галлюцинации провоцировали страх, он нервно озирался, в повадках узнавалась мания преследования, хаотичные руки, громкий смех, скорбное лицо подтверждали реактивный психоз. Первые шаги на воле свидетельствовали о полном изменении сознания. Он был не в состоянии принимать решения, и смело общаться с людьми из-за долгих лет покорности.

При отсутствии вариантов он купил билет на поезд, чтобы отправиться домой, где его никто не ждал. Люди с котомками толкались в открытые двери пригородного поезда. Дух уселся возле окна и, прислонив голову к стеклу, жадно следил за путаным движением людей по перрону. Он как земляная жаба беззубо улыбался, лицезря жизненные перемены после долгого тюремного заключения. Люди стали словно чужими не из его бытия. В стекле он увидел вывалившийся в межзубную щель нездорового вида белый язык. Сопоставив яркую одежду людей с собственным отражением, он впервые в жизни засмущался, лицо охватил жар, шея покрылась рваными сочными пятнами. Неведомое чувство дикого стыда сдавило грудь, воздух загустел до киселя, трудно дыша, он чуть было не провалился под землю, желая раствориться в пространстве. Испытав унизительное для любого человека чувство неполноценности, он вмиг осознал, что не ведает, как дальше жить в свободном мире, чем заниматься.

Мимо вагона проходили разновозрастные девы, но плоть не откликнулась на их красоту, возбуждения как в юности не произошло. Для него все женщины преобразились, и казалось, что среди них нет страшненьких и старух. Он дико стеснялся невинно брошенных на него взглядов, словно извиняясь за принадлежность к касте неприкасаемых. Позабыв на время о заключении, он наслаждался картиной жизни. В вагоне было тепло, светло и уютно. Поезд убаюкивал ритмичным стуком колёс о рельсы, Дух словно умер, провалился в сон и, уронив голову, бился о стекло в такт составу.

Мерный ритм сменил свист и скрежет, поезд затрясло и все полетело, а Дух очнулся у ног молодицы. Его руки упёрлись в холёные коленки, он быстро поднял ладони извиняясь за то, что тронул девушку и стыдливо опустил глаза. Она оттолкнула его с криком:

– Держись, чёрт бы тебя взял!

От резкого торможения в соседних купе с верхних полок грохнули чемоданы и сумки, содержимое высыпалось на пол, сила инерции придавила людей к противоположным спинкам сидений. Состав остановился как вкопанный, девушка поднялась, отряхнула коротенькую юбочку и неприязненно с высокомерием произнесла:

– Фу! Вонючка! Держаться надо, а не падать на девушек.

Дух быстро перескочил на другую скамейку от греха подальше. Обидное «вонючка» записалось на подкорку, определив место неприкасаемому. Между тем в вагоне возникла паника. Женщины громко спорили, выясняя, что произошло. Образовалась очередь из тех, кто бросился в тамбур, чтобы покинуть вагон. Переполох усилил давку в проходах, сработал стадный инстинкт и толпа была готова в панике растоптать любого замешкавшегося слабака.

Включилось оповещение:

– Просим соблюдать спокойствие. Поезд тронется через 20 минут. Просьба помочь задержать нарушителя, – люди стали возвращаться на места.

Пробежала охрана, выясняя находу, кто видел пассажира, который проспал остановку и, сорвав стоп-кран, спрыгнул.

Дух мирно сидел не думая о спасении. Он только слегка заволновался, когда подумал о том, что его могут разыскивать менты. На этой мысли его сердце оборвалось вместе с мечтой пожить на свободе. Когда поезд тронулся, он успокоился, и мерный стук колёс унёс его в тяжёлые воспоминания прошедших в тюрьме лет.

Его жизнь за решёткой была несахарной. Он отсидел от звонка до звонка. Зеки презирали таких как он отбросов, определив им место у параши. Вся его жизнь в лагере прошла под кроватью, он не имел право из-под неё вылезать без особого разрешения старшего. С ним не общались. Его игнорировали даже в качестве петуха, он вызывал стойкое отвращение у сокамерников. Дух выполнял самую грязную работу. Унизительное пребывание в касте неприкасаемых превратило его за полтора десятка лет в мстительного зверёныша. Ни профессии, ни денег, ни знаний он не приобрел, таков результат испорченного детства и следствие дурного воспитания родителями и обществом.

Отбитые мозги неумело распоряжались свободой. Он безрадостно брёл по мало изменившейся родной улице. Что ожидало его за дверью дома, он не знал. Дима, лишённый сыновней любви, только теперь оценил мать.

– Шалава, – зло думал о ней, медленно приближаясь к дому.

Чем ближе он подходил к родному гнезду, тем острее была его ненависть к родившей его женщине. Повалившийся забор, прогнутая крыша на осевшем доме были жалким зрелищем, сравни его искорёженной жизни. Дух взирал на заброшенную территорию, долго не решался войти в калитку, вернее, что от нее осталось. Покорёженные листы металлической крыши проржавели до дыр, заросли сорняка спрятали вход, заполонив все свободное пространство вокруг. Разгребая руками сухую в пояс траву, он пробрался к окну и, желая взглянуть на мать, посмотрел сквозь грязное стекло. «Шлюха», – выругался он снова и дёрнул ржавую ручку на двери, которая повисла в его руках. Запертая изнутри дверь зашаталась, он приложил ухо, но ни аги не услышал.

Голод рисовал картину заботливой мамаши суетящейся у плиты и огромную миску с пирожками. Добрая мысль опалила душу зека, вдруг за долгие годы мать изменилась и стала хорошей. Он постучал в дверь. Подождал. Гробовая тишина неприятно резанула по сердцу. «Снова шатается по дружкам…», – проклял он мамашу. Мечты не оправдались, мать не распахнула дверь, ни обняла, ни заплакала, ни прижала к груди, вытерев слезы на щеках. Дима обошёл дом пробираясь через чертополох, его семена впились в одежду как пиявки не отодрать. Снова постучав в окно, он позвал мать. Ожидание тянулось дольше тюремного срока. Тишина раздражала. Он подумал о том, чтобы пристукнуть свою единственную родную кровь.

– Вот, шлюха, даже открывать не хочет. За что мне такое наказание? Зачем мне такая мать?

Он швырял накопившийся хлам пока не нашёл в повалившемся сарае полном хлама монтировку. «Хоть её не успела пропить», – злился он каждую секунду. Поддетая без особых усилий дверь, враждебно скрипнув, отвалилась с петель, отщепив изгнивший край древесины. Смахнув в дверном проёме паутину, он вошёл и увидел покрытый пылью беспорядочно разбросанный небогатый скарб, стало ясно, что в доме долго не убирали, а за время отсидки он привык мыть за всеми грязь.

– Засранка, от пьянства сбрендила скотина, – напирала ненависть.

За время его отсутствия появился изрядно потрёпанный черно-белый телевизор. Включённая в розетку чудо техника зашипела, засветилась, но не более того. Дух резко выдернул шнур. Затхлый запах жилища нагло бил в нос. У Духа выработался стойкий эффект к самым мерзким запахам, но даже его передёрнуло и затошнило.

– Хоть бы убралась к моему приходу, гадина.

Он обошёл углы, покричал, никого в доме не было. На кровати валялось скомканное ветхое одеяло. Решив прилечь и подождать хозяйку, он откинул в сторону одеяло и онемел. На него пустыми глазницами смотрел скелет обтянутый почерневшей кожей, с черепа как в фильме ужасов торчали ошмётки волос. Он уставился на мумию ровно кричащую распахнутым ртом немигающим взглядом как кобра и словно услышал голос матери:

– Явился! – картина покоробила до судорог в ногах. Он свалился на хромой стул и закрыл ладонями глаза, чтобы не видеть ужасного зрелища. Встреча оказалась неожиданной. Недолго думая, он запахнул одеялом труп и сбежал.

Свыкнувшись с мыслью жить рядом с усопшей, он к ночи вернулся домой. Забросав кровать хламом, он сделал некое подобие гробницы и поселился в кладовой в его прежнем убежище.

Жизнь матери в отсутствии сына не менялась. На пьяную Нинку соседи не обращали внимания, её исчезновение только обрадовало граждан. Она часто пропадала из дома, в пьяном угаре ночевала, где упадёт. Попав в царство Морфея после очередного запоя, она не вернулась в мир живых, скончалась от сердечной недостаточности. Проспиртованное сухощавое тело без доступа воздуха мумифицировалось. Соседи решили, что пьянчужка нашла иное пристанище, не предполагая, что соседка умерла в собственном доме. Она и раньше пропадала из дома на месяцы.

Жуткий сюрприз от скорее мачехи, нежели матери выбил из головы Димы наметившиеся мечты, хрупкий мостик между тюрьмой и реалиями жизни переломился словно соломинка. Жизнь на свободе началась с фильма ужасов. Будущее скрыло грозовое облако. Неудачи сыпались на его голову градом, выбивая из него надежду на счастливое пребывание на свободе. Он был проклят слезами матери его жертвы. Такова была его судьба, адский путь для искупления грехов.

За долгие годы отсидки в заключении он не раскаялся в содеянном убийстве, жалость к себе разожгла эгоистичное начало, озлобила его против мира. Он неустанно проклинал Надежду, мать с её любовниками, всех ментов, сокамерников и конца этому списку не было края. Пьяными ночами он сходил с ума, вопил по-звериному от ненависти к Всевышнему. Волчья природа вновь вытеснила человеческое обличье.

Лунной ночью он вырыл яму вблизи от дома, чтобы закопать мамашу, но устроив пьяные поминки, он забыл о ней. Купив копеечного «чернила» он всю ночь бухал. Изуродованный тюрьмой и трудными обстоятельствами мозг искал выход для чёрной энергии зла. Хлынул проливной дождь якобы поминая жизнь непутёвой женщины, горе матери, кроме природы её оплакать было некому. Дух сидел на покошенной от времени ступеньке, уронив пьяную голову на грудь, он увидел лунное отражение в образовавшейся луже у крыльца. В угаре он разглядел в ней собеседника.

– Чё лыбишься, дура? – он сунул кулаком по луне, костяшки воткнулись в землю, он взвыл от боли, – Сука!

Вода смыла чёткое отражение, он стал на колени, оперся руками о землю и позвал:

– Эй, ты где? – лужа снова превратилась в зеркало, и он узрел рядом с луной чёрную тень. – Ты кто? – тень молчала. – Я тебя спрашиваю, ты кто такой?

Он помолчал и осознал, что рядом с ним тот, кому он может выложить свои тайны. Отражение молчало. Дух долго и невнятно делился проблемами и переживаниями, рассказал о трудной жизни в тюрьме.

– …если ты кому расскажешь про меня, я тебя замочу, не стой на моём пути. Я всех прикончу! …они суки …заплатят мне за издевательства, ты понимаешь? – он хлопнул ладонью по тёмному отражению. Собеседники снова исчезли. – Ты куда пошёл? Вернись! – лужа снова превратилась в гладь. – Ты понимаешь, что я тут базарю? Молчи! Не смей меня предавать. Держи лапу, – и он протянул для пожатия руку, она погрузилась в грязь. Он вынул ладонь, стряхнул грязь и вытер её о штаны.

– Бог хочет моей смерти, значит, я всех их заберу с собой. И пусть их кости сгниют.

Дух сидел на крыльце у пропахшего грязью дома, безразличный к погоде он пил с горла водку в странной компании теней и отражений. От каждого глотка его сильно колбасило, он шатался как ковыль в поле, редкая сальная седина вздыбилась как рога у чёрта. Речь всё более походила на невнятное мычание. Беседуя с молчаливым братом о ненависти и боли, он сочинял угрозы:

– Я те сука, морду набью! Чё зыришь? Ща в рыло дам! – он снова скатывался с крыльца к луже и, разбив в кровь костяшки пальцев дрался с неведомым врагом.

Отражение было безмолвным, но складывалось впечатление, что он слышал ответы.

– Я тебя сука из-под земли достану. Ты мне за все ответишь! Ты будешь молить меня о пощаде, а я буду неумолим, – неразборчивое мычание вскоре стало просто мычанием.

Допившись до чёртиков, он скатился на мокрую землю и уснул под крыльцом.

 

Глава XVII

Путана

День намечался жарким. Утренние тучки растаяли в лучах палящего солнца. Горячий воздух обжигал лицо. Хотя время перевалило за полдень, жара не унималась. Потап неспешно брёл с работы. В тени дерева тяжело дышал бездомный пёс, он следил за пешеходами высунув язык. Потап протянул руку, чтобы погладить рыжий загривок, но кобель подхватился, почуяв ложную опасность для жизни, зарычал и от страха попятился. Фанат собак знал нрав животных, почитал строгую иерархию в стае, где всегда доминирует альфа-самец. Экскриминалист никогда не дрожал при встрече с любым агрессором.

Будучи участковым он не раз посещал охраняемые собаками дома. Потап был бесстрашен, заставляя любую псину трепетать, научился легко загонять самого ярого бедолагу в будку. Под напором опытного укротителя любой пёс рьяно огрызался, но сдавал позицию, подчиняясь более сильному сопернику, и отступал. Собаки считали его вожаком и никогда не кусали.

С детства он воспитывал всех щенков, живших в их доме. Особенно он любил забавляться с породистой немецкой овчаркой, норов которой он изучил досконально. Чёрный пёс со светло-серым подпалом и жёсткой плотно прилегающей шерстью, поджарый с мощной мускулистой шеей охотно откликался на дружбу. Дрессируя охранника отчего дома, Потап наслаждался беспрекословным подчинением Джульбарса, умственными способностями и отзывчивым характером пса, который преподал ему урок дружелюбия. Собака давно умерла от старости, сохранив в душе мужа тёплые воспоминания.

Уважая желание дворняги не якшаться с ним, он отдёрнул руку и протопал мимо скалившегося труса. От жары на форменной рубашке проступили мокрые пятна, Потап стёр носовым платком пот разъедающий кожу лица.

Сегодня его, полковника Ветрова Потапа Егоровича проводили на пенсию. Получив напутствие от соратников, Потап покинул работу с двояким чувством. Свобода соперничала с загруженностью, выдвигала обоснование к дальнейшему существованию. Пенсия означала независимость. Он с опаской ждал сомнительный день и когда тот случился, требовалось смириться с тем, что впереди маячат пустые без обязательств дни. Теперь надо было жить по-новому расписанию, автобусу сменили старый маршрут новым. Пришло время, когда он наконец вволю отоспаться и будет проводить дни и ночи с женой, давняя мечта супруги. Гарантий что новая жизнь будет слаще не было. Работа насыщенная горем, смертью, кражами, драками вошла в привычку. Внутренне он мечтал избавиться от чужого горя. Вкравшаяся в сентиментальную душу, беда глубоко залегла чёрным пластом, отвердевший шлак могли вытравить только беззаботная старость, счастье и любовь. Долгие годы спокойствия освободили бы его от незаживающей душевной боли и воспоминаний.

Потап остановился у бочки с квасом и залпом осушил литровый бокал холодного пенного напитка, ознаменовав начало свободной жизни, удивляясь, как в него столько влезло, словно в желудке был запасной резервуар. Его внутренние часы словно остановились или сломались, только неслись на предельной скорости машины. Он свернул за угол и побрёл вдоль трассы областного направления. Количество автомобилей в полсотни раз превышало людей на тротуаре. С оттенком грусти хорошее настроение стимулировало к жизни. Гладко выбритое лицо скрывало возраст, а означившаяся лысина придавала солидности. Посвистывая он направился лёгкой походкой домой, чтобы залечь на диване и уснуть под прочитанной газетой. Никто не смеет теперь беспокоить его сон, не выдернет, как обычно, из личной жизни в бытие преступлений. Рассуждая о будущем, он не видел ни людей, ни автомашин, не слышал гудевший мир.

Вдруг перед глазами появился красочный, граничащий с безумием образ полной женщины, которая ринулась под колеса машин в запрещённом месте. Раздался визг тормозов. Тачки встали как вкопанные. Над дорогой завис ругательный сигнал. Водитель выскочил из автомобиля, выказывая руками, что он думает о сумасшедшей тётке, так как его голос утонул в визге тормозов и сигналов.

Женщина, не взглянув по сторонам, с достоинством королевы закончила переход на противоположную сторону улицы. Водитель покрутил пальцем у виска, злобно хлопнул дверью и помчался, а следом и все остальные.

Одежда женщины напоминала Потапу клоунский костюм. Блузку из ядовито лимонного шёлка с огромным воланом вокруг шеи оттеняли жгуче-чёрные крашенные длинные волосы, голова в изумрудной чалме украшенной брошью с рубиновым камнем на лбу смахивала на шутливый образ восточной красавицы. Из-под зауженных книзу штанин сатинового комбинезона в жуткие розочки с обеденную тарелку виднелись поношенные сланцы. Шахерезада из сказки выглядела весьма эффектно и странно. Одеяние выдавало болезненную страсть к экстравагантности. Возможно, раньше она жила на пике моды, только сейчас кричаще-вызывающий наряд предательски выказывал признаки сумасшествия хозяйки, образ был смешным через призму детского восприятия, но Потапу он казался скорее печальным. Эксперт в области психических расстройств наблюдал за неординарным поведением женщины.

Женщина села на край дороги, достала из авоськи обтрёпанные на высокой шпильке из золотой кожи босоножки, сняла сланцы и сунула их в авоську, сексуально надела обувь, манерно провела руками по икрам, словно поправляя чулки, поднялась и выставила на обозрение водителям оголённую лодыжку, привычно с обочины зазывая самцов. Машины со свистом пролетали мимо безумной «леди», посмеиваясь, крутили пальцем у виска. Безуспешно простояв четверть часа, женщина снова переобулась в сланцы и опасно перешла дорогу, подвергая жизнь опасности. Теперь Потап видел её с близкого расстояния.

Очерченные выше контура губы покрывал толстый слой помады, стрелки по-восточному на глазах скорее напоминали стрелы, чем изысканный контур, курьезно намалёванные домиком чёрные брови в купе с алыми румянами кричали о мнимой молодости. Доверху набитая пустыми пластиковыми бутылками дерматиновая боксёрская сумка и неряшливо сложенная в сетчатую авоську старая вышедшая из моды обувь на разные сезоны выдавали помешательство данной особы. Не меняя порядка, она садилась на край обочины, переобувала новую пару и переходила на противоположную сторону дороги до тех пор, пока на её ногах не покрасуется каждая принесённая пара. Женщина неустанно, как заведённая, проделывала одно и то же действие, безумная не знала усталости. Главное задача чудачки успеть перейти дорогу в момент, когда количество машин увеличивалось в разы. Создавая аварийную обстановку, путана не заботилась о чьей-либо безопасности. Бессмысленные метания несчастной бабы озадачили Потапа. Он думал, как поступить. Пройти мимо он не мог, дама подвергала опасности всех участников движения. Он позвонил в дорожную инспекцию и в «Скорую», кто быстрее окажется на месте, тот и поможет. Наблюдая за безумной бабой, создавалось впечатление, что проказнице не хватает мужского внимания, и она своеобразно добивалась его. Потапа не покидала догадка, что дама ранее занималась проституцией. Порочные манеры при походке на каблуках указывали на древнейшую из профессий. Страсть дамы к тачкам навела Потапа на мысль, что она была продажная девка на трассе. Женщина была однозначно в невменяемом состоянии, и экс начальник ясно осознал всю печаль развернувшегося действия. Потап знал, как выглядят женщины после насилия, и у него защемило сердце. Возможно, эта ночная бабочка в прошлом стала жертвой дальнобойщика, урода, который вволю поглумился над проституткой. Обычно так поступают неуверенные в собственной силе подонки или поруганные женщиной сопляки, которые вымещают злость на легкодоступных девках. Они истязают хрупкую жертву, насмехаются над ней, удовлетворяя дикие желания. Как результат жертва не сможет оправиться от жестокого обращения. Трудно забыть невменяемый взгляд подвергшейся насилию женщины, тело, сплошь покрытое синяками, затравленную деспотом душу, и стойкое нежелание дальше жить.

Взгляд сумасшедшей выдавал признак насилия. В час обострения шизофрении прошлое возвращало путану к прежним привычкам: предлагать тело, флиртовать с мужчинами, легкомысленно и вызывающе наряжаться. Мозг клоунессы отключил момент, когда её как женщину убивал насильник. Безумие интуитивно защищало от воспоминаний о надругательстве, и она шила для себя гипертрофированные завлекающие наряды.

Сострадание подкатило к горлу, правильные предположения пронзили холодом спину Потапа, мурашки всколыхнули отцовские чувства и переживания за единственную дочь. Ведь эта женщина тоже была чьей-то дочерью и пострадала от своей распущенности и незащищенности. Какие силы заставили её ступить на путь разврата? Ответ он искал долгие годы службы в милиции, но ответить, что это был её личный выбор, значит солгать себе. Он желал уберечь дочь от любого насилия, готов был защищать всех женщин. Будучи экспертом и сталкиваясь с преступностью, он мог бы сойти с ума, но ему всегда удавалось мобилизовать защитные силы и отстраниться от ужасов действительности. Однако ежедневный стресс привел к гипертонии и стойкой уверенности, что преступность непобедима.

Ускорив шаг, он оставил бедолагу на попечение приехавшей скорой помощи. Дома его ждал вкусный обед. Потап насладился украинским борщом, сваренным на рёбрышках, приправленным томатом, пахнущим болгарским перцем и чесноком, острым от перца чили. На второе он смаковал блины с творогом поджаренные на сливочном масле. Ужин запил земляничным киселём. Удовлетворённый жизнью он расположился на диване. Зачитав газету с новостями до дыр, он нырнул в воспоминания.

В их город приехал режиссёр снимавший документальный фильм о войне и концлагерях. Фильм должен был донести до зрителей мельчайшие подробности событий прошлых времён. Требовалось воссоздать ужас войны, жизнь в застенках, руины городов, смерть.

Потап был крайне удивлён, когда прошёл отбор на съёмки. Ему досталась роль заключённого. Хотя роль была незначительной, но экранного времени хватило, чтобы стать маленькой звездой кинематографа и большой звездой родного города. Он сумел достоверно сыграть роль. Статью с сюжетом из фильма разместили на первой странице местной газеты с надписью «Нас не победить!». Трое измождённых узников за колючей проволокой смело смотрели в глаза смерти, поддерживали друг друга, чтобы не упасть. На их юных лицах горела страсть к жизни, несломленные пулемётным прицелом мужи остались верны своей Родине. Фото получилось правдоподобным, передало несгибаемый характер заключённых концлагеря, в ней читался ужас смерти и подвиг молодых солдат. Короткометражный документальный фильм целую неделю демонстрировали в кинотеатре перед сеансом блок бастера.

После съёмок Потап сделал вывод, что в жизни существует ни один путь, чтобы проявить себя как личность. Он гордился проделанной работой и, наверное, снялся бы ещё, если бы ни его ответственность перед людьми. Стремление бороться с преступностью после участия в съёмках укрепилось как застывший бетон. Самым страшным в его работе было безразличие к смерти и судьбам людей. Он справился с задачей, остался не равнодушным и теперь мог спокойно уйти на заслуженный отдых. На этой мысли он сочно захрапел.

Он стоял посреди поля и смотрел в небо, солнце открыло глаза, добро улыбнулось и протянуло ему светящийся комочек. Кругом не было ни души. Мультяшные руки взяли в ладонь подарок прижали к сердцу как что-то неотвратимо близкое и родное.

– Спасибо! – крикнул Потап. Интуиция шептала, что это бесценный дар и его надо беречь. – Спасибо! – снова крикнул он вслед ускользающему за горизонт солнцу.

Трень …трень заливался домашний телефон. Потап открыл глаза, в руках он сжимал диванную подушку. Всё ещё нестерпимо хотелось спать.

– Снова разбудили, я же на пенсии… – вспомнил он и взял трубку. – Имею право на бесконечный отдых – он злился.

Звонила Лидочка. Строго с оттенком официальности она поздравила мужа:

– …ты заслужил спокойную старость, – завершила она пафосное поздравление. – Смотри не уходи. Вечером жди сюрприз.

Главную новость она приберегла на конец разговора.

– Ксюша в роддоме, возможно сегодня родит. Готовься стать дедулей.

Потап чуть не выронил трубку, так разволновался.

– Вечно ты самые важные новости оставляешь на потом, – решительно поругал он благоверную.

– Тебе и так подфартило с подарками. Не зуди. Люблю тебя. Увидимся скоро.

Когда родилась первая внучка, Потап не присутствовал при её рождении в силу того, что работал на Севере. Дочь жила в их старой квартире. Ярчайшее событие рождение внука он не пропустит. Жизнь дала шанс присутствовать при появлении на свет родимой кровиночки. Он поморщился и вспомнил свой сон, жизнь подарит мне внука. Значит я сегодня стану дедом.

Потап не находил места, бессмысленно двигался по квартире, хватал какие-то вещи для дочери, бросал их в сумку. Он принял решение пойти в роддом. Внука он дождётся именно там. В том, что это будет внук, он был уверен, хотя Ксения часто злилась на отца за это, не потому что она не желала сына, а потому что видела, как небезразлично отцу кто родится. Для матери ребёнок любого пола любимый ребёнок, и она отвергала папину избирательность.

Потап нарядился в гражданскую одежду и вышел в новую жизнь.

Ветер нагнал лёгкие облака, жара спала, день полагал закончиться дождём. Земля мечтала утолить жажду, воздух желал прозрачности и избавления от пыли, а Потап алкал продолжения рода.

 

Глава XVIII

Фатум

Устраивая вечеринку по случаю выхода мужа на пенсию, Лидочка основательно подготовилась. Вдобавок ко всем хлопотам Ксюшу забрали в роддом. Перед ней стояла задача организовать проводы на отлично и встретить рождённое дитя, чтобы никто не остался в обиде ни дочь, ни муж. Она знала, что ей простят промахи, но амбиции не позволяли расслабиться. Потап был нетребовательным к быту, но Лида, если что-нибудь обещала, из кожи вылезет, но сделает всё по высшему разряду. Мечтая удивить мужа, она пригласила друзей и родню. Она решила, что гости ознаменуют бокалом шампанского два события: выход на пенсию Потапа и рождение ребёнка. По её твёрдому убеждению муж был достоин сюрприза. Замысел казалось удался, и друзья пришли, и дочь рожала, и Потап обещал быть в назначенный час дома.

Первыми явились соседи, всегда выручающие семью в трудных ситуациях. Они помогли накрыть праздничный стол. В центре поставили бутерброды с чёрной и красной икрой как признак достатка, Лидочка купила деликатес по огромному блату. Запечённая до золотистого цвета курица ожидала время подачи в духовке. Салаты из свежих овощей пахли весенней свежестью на всю квартиру, тонкие ломтики мясного ассорти преимущественно из разных сортов вяленой колбасы были уложены серпантином на крупные белоснежные фарфоровые блюда. Селёдка лоснилась от жира. Пятизвёздочный коньяк и Советское шампанское приземлились на краю стола.

Вся компания была в сборе в назначенный час, а Потап все не приходил. Лидочкин запас развлечений значительно истощился. Любители шахмат играли партию в уютном холле, женщины изучали модные тенденции по журналам, тихая магнитофонная музыка скрашивала ожидание. Аперитив снизил напряжение, организовались группы по интересам, в доме стоял лёгкий шум от болтовни. Мужчины травили байки, сыпали анекдотами, собственно никто не собирался горевать, все жаждали веселья. Лида окружённая роднёй перекидывала альбомные листы со старинными фотографиями и все дружно хохотали со смешных одёжек и устаревших причёсок. Приглашённые приняли сложившуюся ситуацию как ординарную, все знали, что Потап мог умудриться и на пенсии вляпаться в неотложную работу, позабыв об обещании прийти в указанное время.

Как-то после бурной встречи очередного Нового Года, дежурная группа просто волоком тащила Потапа на место преступления. Загрузив в хлам пьяного эксперта в милицейский уазик, они доставили его для фиксации улик. Он умудрился заснять на фотоаппарат кадры следов преступления с безупречной резкостью и в итоге раскрыл злодеяние. Проспавшись, он сам был в шоке, когда увидел в отличном качестве отснятые сикось-накось кадры. Такая уж была у него незаменимая должность, чтобы в любом состоянии быть работоспособным.

Ожидание затянулось. Борис Кабанов успокаивал Лиду, высказывал различные предположения и доводы, куда мог пропасть её муж. Сохраняя сюрприз для любимого, она прикармливала гостей на кухне, оставляя праздничный стол нетронутым до его прихода.

Лида от безысходности повествовала историю их знакомства, сопровождая рассказ свадебными фото. Она рассказывала, что была ещё сущим ребёнком из многодетной бедной семьи, когда на её пути встретился стройный чернявый, горячий и настойчивый Потап. Она стеснялась поднять на него глаза, чтобы как следует рассмотреть. Она, не знавшая поцелуев не верила в любовь с первого взгляда, но когда в её сердце вспыхнула искра, она отдала своё сердце Потапу на веки. В то время девушка должна была вначале стать женой в Загсе, а потом только в постели. Так случилось и с Лидочкой. Родители дали согласие на ранний брак и отпустили восвояси ненаглядную красавицу с уже взрослым мужчиной. Сказать, что свадьба была бедной, значит, ничего не сказать. Она была просто убогой. Невеста в кирзовых сапогах и в марлевой фате из-за сострадания вызывала восхищение. Нищенское одеяние не могло скрыть счастье на юных лицах молодожёнов. Главное, что их судьбы соединились.

На свадьбе главным угощением была не водка, а самогонка, местные называли её «бурячиха». Приготавливалась брага из свёклы, а затем в простом приспособлении выгоняли ароматный спирт. Гости должны были услышать историю их свадьбы.

Наутро Лида припала губами к груди Потапа и задохнулась от стойкого запаха пареной свёклы. От удивления она присвистнула, понюхала себя и убедилась, что и её кожа и волосы неприятно пахли. Въедливая дрянь ещё пару дней не выветривалась. С тех пор у Лидочки появилась стойкая неприязнь к «бурячихе» и при малейшем воспоминании случался приступ тошноты. Гости верили Лидочке на слово, но представить, как пахло тело не могли.

Она рассказала о проблемах подстерегавших их после женитьбы, когда пыл влюблённости остыл. Жили бедно, впроголодь, особенно когда Лида ушла в крохотный по продолжительности декретный отпуск по уходу за ребёнком. Родившаяся Ксюша была настолько невесомым, до двух килограмм младенцем, что пеленать её было страшно даже акушеркам. Безмолочная мамаша почти заморила голодом дочь, пока умные соседи не предложили к четырём месяцам кормить ребёнка борщом. Истощённая малютка не давала ни сна, ни покоя бестолковой юной матери. Часто болеющая воспалением лёгких дочь надорвала здоровье, но мать, на уровне инстинкта мобилизовав силы, вытащила дитя из лап смерти. Вскоре она отлично справлялась с материнскими обязанностями, Ксюша к годику была как краснощёкий пончик с крепким здоровьем. Повествуя грустную историю, Лида стёрла украдкой слезы, а гости совсем заскучали.

Телефонный звонок взбудоражил томящееся общество.

 

Глава XIX

Новая жизнь

Жаркий летний день. Трудно было дышать. У Ксюши схватил живот. Периодичность боли сокращалась, а амплитуда нарастала. Семья разбрелась по делам, папу сегодня проводили на пенсию, а мама готовила сюрприз для папы.

– Ах, как не вовремя. Или вовремя? Испорчу папе праздник. Или не испорчу? Праздник ли это для него? – маясь от боли она, рассуждая, бегала по комнате и гладила живот. – А вдруг это ложные схватки и все рассосётся.

Было ещё не время появиться на свет ребёнку, он должен был родиться через недельку, но видно он слишком торопился увидеть мир.

Живот был огромный, словно внутри находился ребёнок с арбузом в руках.

– И чего меня так разнесло? – осматривая себя в зеркало, Ксюша критиковала оплывшую внешность. – Всю красоту забрал, мелочь пузатая, – кривляясь, она показала кончик языка ещё не родившемуся малышу. – Попробуй только быть некрасивым, – она пригрозила пальцем и завопила от предродовых схваток. – Пора вызывать скорую! Родственники заняты другими делами. Вот так всегда, когда нужна помощь никого днем с огнём не найти.

Она на всякий случай открыла входную дверь, взяла телефон и набрала номер скорой помощи. На другом конце провода поняли, что пора выезжать на пополнение.

Её забрали в родильное отделение, когда схватки угрожающе нарастали. Благо успела предупредить мужа о том, чтобы он забрал дочь из детского сада. В родах Ксения вела себя мужественно и мудро как женщина знавшая о родах не понаслышке, а по опыту. Стараясь, лишний раз не беспокоить врачей, она кусала уголок подушки, когда от боли сводило челюсти. В конце каждой схватки у неё вырывался вздох облегчения. Долгожданный ребёнок должен был появиться на свет с минуты на минуту. Она надеялась родить до заката, но природа сама знает, когда появиться на свет дитяти.

В родовом зале она тужилась из последних сил, но не могла справиться. Глаза лезли на лоб, на шее вспухла артерия, тело разрывала сладкая боль. Больше всего Ксения боялась не родов, ею овладел неописуемый стыд, что от натуги вылезут какашки, и позор не даст ей спокойно существовать. Очистительная дородовая клизма спасла положение.

– Давай-давай-давай! – помогала голосом акушерка. – …Не останавливайся, …уже головка видна. Не задуши его в проходе. Крикну: «Хватит! …значит не тужься».

Ксения кивала головой, лишь бы родить, она как вышколенный солдат исполняла приказы акушерки, которая ни на секунду не оставляла её без внимания. Не терпелось скорее увидаться с крохой. После приезда в роддом прошло не более четверти суток. Все шло просто отлично.

Ксения словно одним выдохом надула воздушный шар, завопив на всю больницу, она вытолкнула родимый комочек. Явившийся на свет малыш закричал от неуютного холода, чтобы согреться. Момент рождения означил хлопок по малюсенькой попке:

– Молодец! …справилась. Мальчик! – акушерка подняла над Ксюшей чумазое тельце, умелые руки работали по отработанной схеме: обтёрли, взвесили, отмеряли, укутали и отдали в руки.

Ксения словно фотоаппарат фиксировала каждое мгновение первых секунд сына и теперь никто не смог бы подменить её малыша, она из миллионов узнала бы своего карапуза. После хлопка по мизерной попке мальчишка закричал. Пронзительный крик словно пробудил уставшую мать, голос оглушил медперсонал и вылетел за пределы роддома, словно малыш желал, чтобы его услышал дед, слонявшийся у порога больницы.

– Ух, ты! Крикун, какой. Певцом станет, – предположила акушерка и засмеялась.

– Ага, – бессильно подтвердила мать. – Папа был прав, сын родился. На неё слепо глядели осмысленные глаза деда. Вот ему и подарочек к пенсии, – подумала Ксения.

Дитя тыкалось в поиске молока, кричать не хватало сил, ведь он прошёл трудный путь к свету. Сын успокоился, как только почуяло тепло груди, а когда нашарил сосок, неумело обхватил губами, один раз соснул и забылся в крепком сне, уставший от пребывания в новом мире. Утомлённая родами мать изучала черты малыша и не верила глазам, что бывает такое сходство, как две капли воды близнец деда, даже басил как он.

– Богатырь! Это ж надо, почти полдюжины весит. Другие только к месяцу такой вес набирают. Пусть здоровенький растёт. И ростом вышел. Настоящий Илья Муромец, – акушерка кружилась рядом, а затем забрала малыша и унесла.

Ксюша заскучала по сыну и подумала:

– Не успел на свет появиться, а уже бабам нравится. Ох уж и Казанова будет.

Пока ребёнка осматривали врачи, счастливая мать пребывала в воспоминаниях об отце.

Ни о ком другом в торжественную минуту она думать не могла. Она была не против того, если сын будет похож на деда. Ксения гордилась отцом неспроста. Она видела, как он без устали ежедневно трудился, каким был ответственным и заботливым отцом.

Однажды ещё подростком, она пришла к нему в кабинет, потому что он вторые сутки делал срочную экспертизу. Ей была знакома рабочая обстановка, папа частенько разрешал ей бывать рядом и даже научил работать с фотографией. Получив от папы разрешение, прийти к нему в отдел милиции, она захватила бутерброды, чтобы съесть их вдвоём по дороге домой. Ей нравилось гулять с ним по центральной улице города, когда на отце была форма. Ей казался он сильным, мужественным и ни один хулиган не мог его победить.

Из-за срочной папиной работы пришлось задержаться до полуночи, отпустить её одну домой он боялся. Не надоедая ему вопросами, она тихо следила за тем, как отец, поглядывая в микроскоп, описывал заключение.

Ксении любила микроскоп, она часто в нём разглядывала мелкие предметы, помогала отцу проявлять фото и плёнки. Ей нравилось вращать пупсик чёрного бачка с проявителем и заправленной в кассету плёнкой, она знала, что такая манипуляция приводит к равномерному проявлению кадров. Мокрые фотографии она ровными рядами старательно приклеивала изображением на стекло, накрывала их плотной гигроскопичной бумагой или газетами как учил её отец, и прикатывала тяжёлым валиком, чтобы убрать влагу. Затем вентилятор сушил фотографии до тех пор, пока они, потрескивая не отваливались от стекла на пол. Ксения знала, что чем плотнее пригладишь фотки, тем качественнее был глянец. Позже появилось ноу-хау, и фотки сушились в специальных нагревателях с зеркальной поверхностью и тряпичными прижимами. Для девочки её возраста это было увлекательное занятие. Ксению знал весь папин райотдел, милиционеры любили её как дочь полка.

К полуночи папа освободился, и они побрели по ночному городу, беседуя про жизнь на Марсе. После долгих часов молчанки это были упоительные минуты. Вечер был безветренный и тихий, фонари освещали цветочные клумбы и малахит газонов.

– Постой! – приказал отец, прервав фантастический рассказ из журнала «Наука и жизнь». – Никуда не уходи. Если я не вернусь через полчаса, беги в отдел и приведи кого-нибудь, – Ксения утвердительно мотнула головой.

– Папочка, это опасно? – сердце ушло в пятки, в голове рисовалась страшная картина преступления.

Отец подошёл к разбитой витрине книжного магазина и проник через дырку в витрине. Она ждала его казалось вечность. Ксюше было страшно за отца, о себе она и не думала. Тогда-то она поняла, что может вот так легко потерять его навсегда, что папа каждый час балансирует на грани жизни и смерти. Готовая ежесекундно броситься спасать отца, она чуть сдерживала желание надрывно позвать на помощь. Сердце колотилось, но отцовский наказ – не кричать исполнила. Замирая, она ждала его у витрин готовая к любому исходу. Мысль вызвать помощь не унималась, Ксения не понимала, что отец как раз тот человек, который стоит на страже покоя граждан и обезвредить преступника его долг.

Она приблизилась к окну и услышала шорох в глубине злосчастного магазина. Шаги приближались, сердце ещё громче клокотало. Две тени подошли к разбитому окну и она узнала отца, он вывернул руку воришке и, связав руки за спиной вывел наружу. Ксения с облегчением вздохнула. Ещё не значившееся в сводках преступление было раскрыто благодаря её отцу. Ксения с тех пор гордилась папой и стала переживать за его жизнь. Отец покорил её сердце мужеством. И не было для неё большего счастья, чем подарить похожего на него внука.

Ксения использовала знания данные отцом и стала знаменитым фотографом. Благодаря его настойчивости она освоила все премудрости съёмки. Наделённая врождённым художественным вкусом, она нашла свое призвание и отец, сам того не предполагая, подарил ей любимую профессию. Её печатали в модных популярных журналах за высокие гонорары. Умение видеть красоту, подмечать курьёзы делало её снимки необыкновенными и узнаваемыми, что позволяло участвовать в авторитетных выставках.

С мыслями об отце она уснула на каталке в огромном не то холле, не то палате, куда её отправили врачи после родов с ледяной грелкой на животе.

Ксения шла по коридору и с противоположной стороны увидела силуэт, в нём она узнала отца.

– Папа, папочка ты был прав! Я родила тебе внука! – они сблизились, обнялись. Папа поцеловал дочь в макушку.

– Спасибо! Я знал, что он будет моим продолжением.

Они, обнявшись и плакали…

 

Глава XX

Прощай

Лидочка подхватилась на звонок телефона, который в одночасье разрубил густую тишину застолья и сходу крикнула в трубку:

– Потап! Это ты? – не дожидаясь ответа, она строчила как пулемёт. – Скорее приходи. Просто форменное безобразие. Получишь выговор от меня и лишение звёзд!

Она услышала ответ:

– Это квартира Ветровых?

– Да-да. Извините. Я думала, что это мой муж звонит.

После паузы Лида повернулась к гостям и выпалила:

– У нас внук родился! Ура!

Раздались громкие аплодисменты и одобрительный возглас собравшихся друзей проводить Потапа на пенсию. Выстрел шампанского дал старт к застолью, зазвенели бокалы и посыпались поздравления с наследником. Начался пир горой, гости на время забыли о Потапе. Вскоре все насытились, захмелели, самые активные начали танцевать, другие хором пели и снова ели, пили.

Знакомство с внуком Лида отложила на утро. Лидочке было обидно, что Потапу не пришлось оценить её старания, но это не первый испорченный праздник в долгой с Потапом жизни. Извинившись перед гостями, Лида удалилась на кухню и в тишине всплакнула от отчаяния. Эта проклятая преступность отняла у неё часть жизни, главную её половину – Потапа. Преданный работе он всегда был на страже закона.

В конце концов, вечеринка закончилась, гости, словно таяли по одному покидая гостеприимный дом. Учитывая специфику работы Потапа, никто не обиделся на его отсутствие, все понимали, мало ли что случилось на работе. Официальный уход на пенсию не гарантировал, что в его помощи не нуждались.

* * *

Потап топтался под окнами родильного дома, ежечасно справляясь о состоянии дочери. В стороне от входа он искурил целую пачку сигарет. Уже спустились сумерки, а ответа не было. Он сходил в киоск за сигаретами, от «Беломора» он отказался на Севере. Зажглись фонарные столбы и окна больницы, сигаретный огонёк беспрерывно разгорался в тёмном углу здания. Рано взошла луна на фоне ещё не потухшего солнца, выплыв одним боком из-за редких облаков, она словно украдкой подглядывала ярким зрачком за земной жизнью. Рядом зажглась планета любви Венера, ознаменовав скорое появление новой жизни. Луна освободилась от паранджи облаков, они расступались, чтобы показать радостный лик небесной красавицы. Голубой бриллиант сиял миллионами карат и озарял озабоченное лицо Потапа, оттеняя кожу на лице мертвенно-белым цветом. Он курил, курсируя от фонтана с лунной дорожкой у центрального входа до угла здания. Больничный двор опустел, люди разбежались после работы по домам.

Дневная смена врачей заменилась. Тишина окутала город, и только иногда доносились сирены спецмашин и редкие отчётливые шаги прохожих. Потап, отягощённый мыслью о родах дочери, не заметил притаившегося за старым в обхват рук дубом мужчину. Погруженный в переживания он не заметил подкравшегося к нему сзади человека. Острая боль в области сердца подкосила крепкого полковника, он упал словно скошенный стебель, схватился за грудь, дыхание стало горячим, было трудно дышать. Он упал на спину, над ним склонилась сухощавая беззубая тень. Выцветшие глаза смеялись, бросая вызов.

Потап слышал, как отдалялась шаркающая походка. Кричать было бессмысленно, вокруг не было ни души, к тому же Потап берег силы. Он перевернулся на живот и, цепляясь за траву, прополз пару метров до входа. Открылось второе дыхание. Он приподнялся на колени, удерживаясь рукой о стену на последнем издыхании двигался по ступеням. С трудом открыв дверь на пружине, он протиснулся во входную группу, затем преодолев следующую дверь, шатаясь, уселся на ближайший от входа обтянутый дерматином диванчик. В глазах плыла пелена, предметы расплывались, горло саднило и точно окаменело. Он крикнул, но получился только хрип. Медперсонал был занят приёмом больных. Рядом не было ни души. Его страданий никто не замечал, скрюченный от боли Потап был похож на пьяницу, которые поступали в приёмную десятками. С мольбой к Богу о помощи, его сознание уносилось прочь в потаённые углы мироздания, а ликующий дьявол метал молнии в Потапову грудь, щербатая пасть забила уши рёвом. Сон повторился.

Потап провалился в чёрную пропасть. Он долго блуждал в потёмках, искал ни то выход, ни то вход, мрак раздражал бесконечностью. Он пытался разлепить глаза, но их словно склеили. Яркая вспышка озарила ему путь, когда он стремительно на огромной скорости летел вниз. Он упал на бетонную лестницу задницей и застонал от боли. Он двинулся к свету. С трудом переставляя ноги, он поднимался по ступеням, цепляясь за перила, преодолел первый этаж. Второй пролёт он полз. На третьем понял, что у цели. Сквозь стены он услышал родной голос дочери. Теперь он двигался, ориентируясь на бархатный альт. Глаза ослепил свет хирургических ламп. Дочь орала непохожим голосом, её мучения передались ему как ток по проводам, Потап ощутил всю мощь женской боли дарующей жизнь. От нестерпимого чувства он громозвучно заорал. Это были последние потуги, из чрева показалась головка его внука, и для него настал момент счастья.

– Кровиночка! – с гордостью произнёс дед. – Привет! – крикнул Потап, но голос увяз в киселе пространства.

Он подмигнул черноволосому божьему созданию, нежно обнял, поцеловал в макушку. В ответ раздался громкий плач и их глаза встретились. Те, что моложе зажглись яркой звездой, а те, что старше потухли.

* * *

Лида проснулась, как всегда, рано и поняла, что Потап не пришёл. Она привела себя в порядок и собралась навестить в роддоме дочь. Первое знакомство с внуком казалось безумно радостным событием, внуки разбудили в ней неразвитое материнство.

– Дочь молодец! Не то что я, так и не осмелилась родить второго ребёнка, – раздумывала она, прихорашиваясь перед зеркалом.

Она склонилась ближе и увидела сетку морщин на скулах, клок седых волос и отсутствие румянца.

– Вот, теперь я стала настоящей бабушкой.

К великому сожалению новоиспечённой бабушки её не пустили в палату, пришлось разглядывать внука в окно, благо был второй этаж и тепло. Ксюша сообщила, что сын страшно похож на деда.

– А дед даже и не явился ни к внуку, ни к праздничному застолью, – поделилась обидой мать.

– Так, где же отец? Он звонил? – заволновалась дочь.

– Нет, – с чувством оскорблённого равнодушия произнесла Лидочка.

– Значит и к тебе папа не приходил? – задумчиво проговорила Лида.

– Нет, – держа в руках начавший хныкать драгоценный свёрток, огорчилась Ксения.

– Он говорил, что во чтобы то ни стало надо пойти к тебе, – недоумевала мать.

– Нет, его не было. Ты первая, после мужа, пришла. Сашка с ночной смены, прямиком ко мне. Набрал водки, сказал, что пошёл обмывать прибавление в семействе, оставив мне охапку цветов и огромную коробку конфет. Мам забери подарок домой, а то на цветы может быть аллергия, а шоколад мне вреден.

– Незачем Ксюшка тащить всё домой. Раздай в знак благодарности врачам и акушеркам.

– ОК! – раздосадованная плачем сына дочь ушла.

Лида вернулась домой, позвонила Потапу на работу. Дежурный ответил, что заступил на службу утром и не знает на работе ли экс начальник, через пару секунд сообщил, что сейчас его нет.

Обеспокоенная пропажей Лида позвонила Борису Кабанову. Их прекрасные отношения с Потапом сохранились и укрепились. Теперь Борис был взрослый самостоятельный мужчина, как в том же возрасте её муж. Дослужившись до майора, он возглавлял оперативную службу. Борис поднял трубку, Лида рассказала, что Потап не вернулся домой и всю ночь где-то пропадал.

– Что там стряслось? – обиженно спрашивала Лида, обвиняя в лице Бориса всю правоохранительную систему в срыве банкета.

– У нас? Ничего, – удивлённый незаслуженными обвинениями Борис и почесал затылок.

– Как это ничего? А где Потап? – уже окончательно рассердившись, прикрикнула Лида.

– Не знаю, – растягивая слова, пробурчал Борис.

Он клятвенно пообещал разыскать друга, почти отца, он всегда держал слово, тем более, когда это касалось начальника и его наставника. Обзвонив знакомых и соратников, Потапа Борис озадачился исчезновением.

На всякий пожарный случай он позвонил по телефонам больницы и морга. В больнице Потап не числился, а в морг ночью поступил неопознанный труп, предположительно с инфарктом. Внутри неприятно ёкнуло. Борис решил не брать к сердцу, прежде чем не увидит воочию тело. Для волнения не было видимых причин. Потап страдал от гипертонии, но чтобы вот так сразу инфаркт, не верилось.

Кабанов не любил специфическое место хранения тел, при возможности избегал посещений и до сих пор не понимал, как работают в пахнущем формалином морге патологоанатомы. Видимо их толстокожие как у слона сердца не чувствовали боли. Быстрым ходом он промчался по коридору, открыл тяжёлую металлическую дверь, поздоровался с Захаром, зачисленным в штат судмедэкспертом сразу после окончания университета.

– Вы Весельников? – протягивая руку, уточнился Борис. – Я Кабанов Борис. Вы по телефону говорили о трупе с инфарктом поступившем в эту ночь.

– Да. Захар, – он представился. – К вашим услугам товарищ майор. Есть такое дело, пройдёмте.

– Рад знакомству, – в спину ответил Кабанов, и руки у него на порядок похолодели. – Как работается, – задал он глупый вопрос.

Тощий Захар повернулся и пошутил:

– Выполняем план, – он прищёлкнул пальцами. – Только за перевыполнение премий не дают, – саркастично констатировал с утончёнными манерами ни то врач, ни то палач.

От чёрного юмора у Бориса зашевелились волосы.

– К Вам лучше не попадать. Искромсаете, изуродуете, как Бог черепаху.

– Полно те Вам, сударь. Им уже все равно. Они уже отдыхают в раю. А задача учёных определить, чего не жилось на этом свете обладателю прекрасного тела.

Они зашли в прохладное помещение, пахнуло трупным ядом и сладкой кровью. На металлических столах лежали покрытые тела. У Бориса внутри прокатился ледяной ком с автомобильное колесо. Ноги подкосились, он молил Бога, чтобы на столе не лежал Потап.

Старший напарник Захара стоял у стола. Борис поздоровался.

– Я, только что начал препарировать. Вон там ночной труп? – он махнул в дальний угол.

Борис отошёл от стола, чтобы не видеть, как ловко орудует скальпелем кровожадный медик.

– Я его ещё не смотрел. Только заступил на смену. Причина смерти не установлена, – он кинул печень на весы, крикнув помощнице, – Полтора килограмма.

– Я взгляну на него? – Борис вытер ладонью вспотевший лоб.

Захар медленно открыл тело мужчины, которого разрезали от лобка до впадины на горле. Вывернутые наружу внутренности ждали взвешивания на весах. Борис прикрыл рот рукавом, боясь вытошнить прямо на тело.

– Захар, не этот. Вон тот, в углу лежит, – он достал сердце и, измерив параметры, крикнул, – Триста грамм, девять на двенадцать.

Они прошли дальше. Борис взглянул под накидку и осел. Кудрявые волосы, волевой подбородок, кустистые с проседью брови, заострившийся нос, плотно сжатые в улыбке губы, лёгкая небритость, волосатая грудь, до боли знакомые черты безмолвствовали. Он инстинктивно прикрыл ему низ, прикрывая срам. Никто не должен видеть его друга, начальника в таком беспомощном состоянии. Челюсть Бориса отвалилась от изумления, он стоял в ступоре пока не очнулся.

Душа улетела в информационное поле, пополнив запас земных знаний, а бренное прекрасное тело сгниёт. Он снова взглянул на лицо, дотронулся, проверяя жив или нет Потап. Тело было холодным, без сомнения смерть прибрала к рукам его друга и миф о бессмертии снова подтвердился. Слегка оправившись от удара, Борис, заикаясь, позвал Володю – главного патологоанатома и поделился мыслями.

– Что-то мне не верится, что начальник милиции может просто так умереть от инфаркта, да ещё в день выхода на пенсию.

– Так это начальник? Соболезную. Я буду как никогда внимательным, отыщу причину. На первый взгляд видимых повреждений не было. Врачи констатировали смерть от инфаркта.

Судебный медик отмыл руки и подошёл к Борису, похлопал по плечу в знак поддержки и осмотрел кожные покровы лупой, детально исследовав каждый миллиметр. Под соском в зарослях волос он обнаружил тонкий кровоподтёк. Он показал Борису незначительную ранку.

– А это уже интересно, – он хмыкнул. – Возможно поранился сам.

– Володя сделай как можно быстрее заключение о смерти. Если это криминал, то надо срочно рыть.

Борис выскочил из морга как ошпаренный. Лицо горело словно после ожога. Он сел на лавку, оглянулся, чтобы убедиться, что его не видят и навзрыд заплакал. Его сердце прощалось с почти отцом. Он вспомнил всю свою жизнь связанную с Потапом. Освободившись от обиды, он резко поднялся, ему предстояла самая ужасная миссия – сообщить Лиде о смерти Потапа. Как это сделать он не знал, потому что сам ещё не верил в случившееся и пребывал в глубочайшем шоке.

Он вернулся в отдел, доложил новому начальнику что, скорее всего, будет необходимо возбудить уголовное дело. Чтобы выяснять подробности смерти, он пошёл в больницу, из которой Потапа доставили в морг, где рожала его дочь. Он отправился туда для опроса медперсонала, узнать подробности, возможно, кто-нибудь заметил что-либо необычное и подозрительное.

Медики не обратили внимания на уснувшего в углу человека. Его обнаружила уборщица, когда мыла пол. Мужчина лежал на боку у самого входа и мешал ей вымыть место под скамейкой. Она ткнула его в плечо.

– Чего разлёгся тут? Поднимайся, я помою, а потом снова ляжешь, – она пробурчала.

Мужчина неестественно отвалился на спину уронив руку, на неё смотрели стеклянные глаза. Поднялся переполох, экстренно сбежались врачи и медсестры, все любопытные кто был в то время в больничной приёмной.

Корчившийся от боли человек не редкость в лечебных стенах. У медиков притупилась бдительность к виду больных людей, для них это был привычный эпизод. Как оказалось, Потап в течение получаса был жив и находился в коме и если бы его вовремя заметили, то своевременная операция на сердце спасла бы ему жизнь. Время безвозвратно унесло жизнь. Смерть металась в поиске жертвы, и она её нашла. Врачам осталось только констатировать смерть от инфаркта, и отправить тело в морг.

Умирая, Потап жалел, что недостаточно долго боролся со злом, раз оно настигло его в самый счастливый день. Он бы вернулся в ряды милиции, спас бы ни одну жизнь и передал бы уникальные знания последователям. Людская небрежность и преступная халатность лишили его жизни.

Судьба забрала у Ксении счастье быть дочерью в момент рождения сына.

* * *

Лиду потревожил дверной звонок. Она смотрела по телевизору свой любимый сериал. Каждый раз она находила в фильме новые акценты и оттенки жизни. Жутко сентиментальный роман вызвал слезы. «Жаль, что прервали на самом интересном месте», – подумала она и пошла к двери. На пороге стоял Борис. Лида пригласила его войти. Борис снял фуражку, как-то по-солдатски вытянулся, отдал честь и произнёс:

– Примите наши соболезнования. Ваш муж вчера ночью был убит, – и по его мужественному лицу поползла скупая слеза.

Лидочка не понимала в чём речь.

– Зачем ты так шутишь Борис? – она злилась на коллегу мужа, но тот молчал, опустив голову.

Лида сползла по стене, он кинулся к женщине, подхватил на руки и отнёс теряющую сознание жену Потапа в дом.

Она ничего не слышала, только гул в голове мешал разбирать слова. Когда она очнулась, все краски жизни исчезли, кругом было чёрно-белое кино. Не повинуясь разуму, она выла как овдовевшая волчица. Её плач был слышен на всех этажах.

Чёрно белые дни сменяли друг друга. Она не помнила ни похороны мужа, ни количество людей, которое пришло проститься с ним, не помнила, как выписалась из больницы дочь, и казалось, могла даже забыть собственное имя.

Слух об убийстве экс начальника районного отдела милиции распространился в каждый закоулок городка, поэтому на похороны сошлось полгорода. Особенность городка заключалась в традиции хоронить всем миром уважаемых сограждан, все свободные от работы люди и стар, и млад приходили проститься. Такие же ряды людей выстраивались, провожая в последний путь привезённых в цинковых гробах солдат, погибших на афганской земле. Землякам была небезразлична смерть героя, они искренне рыдали как при потере родственника.

 

Глава ХХI

Борис

Через час позвонил Володя, подтвердил, что Потапа закололи тонкой спицей и попали в сердце. Дело приобрело другой оборот. Сомнений не было, Потапа убили. Но кто?

Информированность могла помочь в расследовании убийства. Обязательно кто-то что-то да видел.

У Бориса Кабанова был отдельный кабинет, в котором он собирал по утрам подчинённых и распределял обязанности. Он потупился над головоломкой и на белом листе появились первые штрихи к расследованию убийства. Ручка стучала в нервном ритме, когда он думал о характере взаимоотношений экс шефа с родственниками, сослуживцами и знакомыми. Трудный опрос Лидии замаячила в первых рядах. Он хотел выяснить для следствия и для себя лично подробности поведения Потапа в последние месяцы, его намерения на ближайшее время, хотел знать о недавних встречах, контактах, планировал изучить содержимое его записной и телефонной книжек, почитать дневник и письма, полученные им накануне смерти. Но она пребывала в полном шоке после смерти мужа, и Боров боялся за её психологическое состояние, не хотел ковырять свежую рану.

Схема обросла линиями вариантов загадочного убийства. У Бориса дымилась голова, он сломал мозг, обдумывая версии.

– Кому понадобилось убрать Ветрова? Враги, кто они? Как связать убийство с его профессиональной деятельностью? Кому выгодна смерть уже пенсионера? – от графического человечка в центре листа он подрисовал пару новых линий и застыл в раздумье как глыба.

Тщетная надежда на то, что микроскопическое отверстие не что иное, как нечаянный порез сделанный самим Потапом, рухнула после заключения патологоанатома. Борис теперь точно знал, что Ветрова закололи острой спицей. Маленькое кровоизлияние в области сердца привело к гибели крепкого мужа. Убийство не смахивало на спонтанное действие, оно походило на тщательно спланированный акт мести. Слишком специфический способ расправы навёл на мысль отработать версию на почве личной неприязни. Борис предположил, что необычный метод устранения применён человеком из преступной среды.

Требовалось немало время, чтобы перетрясти уголовные дела, в расследовании которых участвовал Потап, ранее без его экспертного заключения не обходилось ни одно из них. Версия требовала усидчивости и казалась маловероятной за давностью лет. Борис поставил задачу выявить круг подозреваемых, отработать связи и мотив, обеспечить розыскные мероприятия по горячим следам и отыскать свидетелей преступления. При выяснении обстоятельств убийства он отмёл вывод о неосторожном убийстве. Опера мучил вопрос, кому была выгодна смерть жертвы и какие последствия могут наступить после её кончины.

Осмотр места преступления не вскрыл возраст преступника, ни его рост и пол, ни привычки и навыки, не указал на состояние физического развития. Для следствия не хватало биологических улик, крови или на худой случай слюны. Намечался долгосрочный висяк. Борис негодовал.

С области подоспел штат помощников, ведь громкое убийство экс начальника требовало вмешательства вышестоящей инстанции и не только.

В паре с экспертом он восстановил цепь событий, проследив последние часы жизни Потапа по некоторым оставленным следам. По количеству окурков вычислили долготу пребывания Потапа Егоровича под окнами роддома, по загрязнённой одежде и следам волочения после ранения, установили точное место, где Потап упал.

К сорока Кабанов поплотнел, уширился в плечах и казался коренастее. За внешнее сходство с мощным животным, сослуживцы прозвали его Боров, пользуясь производной от фамилии. В поиске доказательств он вёл себя как старый опытный кабан, который в пух и прах разроет землю в поиске трюфеля, ценного на вес золота гриба. Прозвище со всех сторон характеризовало его носителя. При его выборе соратники посчитали, что Кабаном называть их начальника отдела неказисто и даже как-то срамно, ведь в СИЗО так именовали авторитетов. Слишком блатная кличка могла обидеть законника. Нахрапистый, бесстрашный, с налётом наглости он в равной степени нравился и не нравился близкому окружению, в преступных кругах он славился интуицией, его побаивались за непредсказуемость. Начальство за рьяный поиск нарушителей, трудоголизм и упорство продвигало его по службе.

Борис остался верным закону, боролся с преступностью доступными методами. Лишь в некоторых случаях при розыске особо опасных волков он отступал от рамок закона и применял непозволительные методы. Больше всего он ненавидел в работе рутину, писанину отменить он был не в праве. За заслуги его неоднократно повышали в звании. Внутренняя потребность в уничтожении зла закостенела в нем, въелась в самое нутро.

Когда Борис узнал, что Ветров эксперт-криминалист возвращается к ним в райотдел в должности начальника милиции, он несказанно радовался. Снова наставник и друг, отличный коп будет рядом. Годы разлуки только усилили привязанность, укрепили его во мнение, что друзьями остаются на всю жизнь.

Потап значил для Бориса не меньше чем отец, которого тот заменил в важный момент становления личности. Борис, оглядываясь в прошлое, осмыслил роль Потапа в его жизни. Он вернулся под покровительство патрона, возвратившегося с Севера, который добился от начальства выделения жилья перспективному и преданному работнику. Так и жил бы он в общежитии, после переезда в райцентр, если бы не Ветров. Борису выделили квартиру в момент первой настоящей любви, и ни что не мешало жениться мальчику переростку. Они уже сделали ремонт и перебрались жить в благоустроенную квартиру в центре города.

Горе снова постучалось в его сердце. Потап был не первым родным человеком покинувшем его на этом свете. Первой его покинула мать, следом отец, а теперь и наставник и если бы ни его любовь Таиса, то остался бы он сиротой.

Борова мучила нестерпимая боль по наставнику, почти отцу. Как перебродившее вино взыграло в венах кровь от ненависти к убийце, и он выплеснул её на розыск подонка.

В голове дословно прокручивались минуты общения с Потапом, разговоры о пенсии, мечты о том, чем он будет заниматься в свободное время, что мешало сосредоточиться на главном, на поиске причин убийства. Он улыбнулся тому, что Потап грезил стать массовиком-затейником после долгого служения отечеству. Они реготали до колик в животе, когда представляли его в костюме Хрюши или Зайца. Им казалось это невероятным безумством. Борис только сейчас осознал, как чертовски Потап устал от всей мерзости преступности, как он собирался кардинально изменить жизнь, испытать праздник жизни. Задатки у экс эксперта были неплохие. Первый опыт он приобрел на ведении свадьбы Бориса. Боров хохотнул. Потапа уже нет, а мысль о нём поднимает настроение.

Он коснулся воспоминаний собственной свадьбы. Потап сам предложил быть у него тамадой. Это было неожиданным решением. Сбылась его давняя мечта повеселить народ, спеть любимые песни под аккордеон, блеснуть остроумием и харизмой, почитать стихи въевшиеся хореем в кожу. Идея быть тамадой на свадьбе пришла к Потапу во сне, возможно из-за внутренней потребности реализовать актёрский талант. Борис не знал, как выразить признательность старейшему другу и пообещал при рождении ребёнка взять его крестным отцом. Бориса разморило прошлое, подперев подбородок ладонями, он прикрыл глаза и пустил слезу благо без свидетелей.

Фееричные воспоминания о свадебном платье невесты, накрыли Бориса до шевелюры. Тогда у алтаря, он весь покрылся мурашками от проникновенной нежности к молодице в фате с вуалью на лице разбившей сердце прекрасного парубка. Держась крепко за руки, вновь испечённые молодожёны проплыли по живому коридору до свадебной ленты, которую разрезали родители невесты, встретив их хлебом с солью. Шампанское они выпили до дна, разбив бокалы на счастье. В тот день у Бориса появилась собственная многочисленная семья, он был счастлив как младенец.

Потап в качестве тамады поразил Бориса ёмким голосом, раскрыв тайные стороны богатой талантом личности, демонстрировал искромётную широкую душу.

Он усмехнулся советам данных почти отцом.

– Не трать зря время на чтение стихов в пору медового месяца, лучше прочти жене книгу «О вкусной и здоровой пище».

Потап в образе разудалого ведущего свадьбы нравился Таисе больше чем суровый начальник. Она тогда бойко выпалила:

– Подарите нам книгу, – и зарумянилась как пирог в печке.

Потап вынул из-под стола толстый том энциклопедии домашнего хозяйства и торжественно вручил невесте.

– Держи!

Она взяла его в руки и чуть не уронила тяжёлый «манускрипт».

– Ого, увесистая! – она пожаловалась. – Сколько ж времени уйдёт на прочтение? Придётся повременить с потомством.

– Читайте каждый день по рецепту, – и Потап саркастично захихикал. – Можно, я озвучу первое слово из книги?

– Горько! – крикнул он, глядя на молодых, – Проживите рядом столько лет, сколько страниц в книге. Пусть вам горько будет всю жизнь, а начитаться успеете.

Борису было в ту прекрасную минуту ни горько, а невероятно сладко. Горько ему было сейчас без надёжной опоры, которую обрушил подонок. Они с женой готовились к новоселью и мечтали справить его в кругу самых близких людей. Мечта оборвалась с уходом из жизни Потапа.

Радужные краски весёлого Потапа не покидали Бориса. Он слышал виртуозную игру аккордеона, заводную цыганочку, барыню, ноги пускались в пляс только от мысли о его мастерском исполнении. А эта его притча, которую он озвучивал с грузинским акцентом на всех застольях и сколько ни слушай всегда смешно. Он дословно прокрутил в памяти тост.

«Гордый как грузин воробей решил долететь до самого солнца. Он так высоко поднялся к солнцу, что обжёг крылья».

Потап в этом месте всегда делал паузу, чтобы передать трагизм неудачного путешествия.

«И камнем упал, угодив в огромный сугроб. Горемыка околел почти до смерти. Мимо воробья проходила корова и ляпнула пару тёплых лепёшек как раз в место, где лежала птица. Воробей отогрелся, проклевал дырку и расчирикался от счастья, да так громко, что его услышала соседская кошка. Хищница топталась вокруг птахи и, зацепив когтем воробья, вытащила его из убежища. Недолго думая кошка сожрала дурака».

Больше всего Борису нравилась мораль басни. В интерпретации друга это звучало поучительно и гениально. Поднимая указательный палец, Потап вещал: «Мораль сей басни такова: первое – чем выше взлетишь, тем больнее падать; второе – попал в тёплое место, не чирикай; третье – не всяк тот враг, кто тебя обоср…т; четвёртое – её всяк тот друг, кто из говна вытащит».

Борис ценил Потапа за умение держать паузу, завораживать слушателей как факир кобру.

Инкриминируя судьбе несправедливость, он стукнул кулаком по столу, так означилась нестерпимая боль от утраты. Все покинули его и мать, и отец, а теперь и тот, кто заменил ему отца. Он не отдаст смерти единственное дорогое существо – Таю. Он будет сражаться за нее до последнего вздоха.

С Таисой он познакомился, когда вёл дело о краже. Он опрашивал свидетеля, когда открылась дверь и вошла она, невысокая, худенькая, почти прозрачная девчушка.

– Здравствуйте! – скромно пропищала она у двери. – Подскажите, кто Кабанов Борис Сергеевич? – она окинула взглядом присутствующих.

– Здравствуйте, это я, – он, аж привстал. – Подождите пару минут, – внутри что-то хрустнуло, словно сломался титановый стержень, волнение захлестнуло с ног до головы.

Где-то в потаённых углах души созрел план обольщения.

– Извините, – и она медленно прикрыла дверь, чтобы не побеспокоить шумом.

Он с первого взгляда проникся нежностью к её хрупкому стану и мраморной прозрачной коже покрытой голубым разветвлением вен. Незамедлительно расправившись с показаниями свидетеля, он выскочил в коридор, чтобы пригласить юное очарование на приём.

Более близкое знакомство приятно удивило Бориса, нимфа была не так уж и юна. Природа потрудилась не тронуть морщинками прекрасное лицо. Она села напротив, а он уже не мог справиться с овладевшим им чувством. Взглянув в её бездонные голубые глаза, он утонул в их прозрачном омуте, из головы вылетели все вопросы, которые он должен был задать обладательнице пшеничной косы по пояс. Неловкая пауза смутила девушку, нежный румянец залил щёчки, когда ошалевший Борис упёрся в неё взглядом. Законопослушная гражданка сложила руки на колени и, опустив голову, ждала, когда огромный как шкаф смуглый красавец наконец-то спросит о том, чему она была свидетелем. Вопросы по делу о краже казались Борису грубыми, недостойными ушей целомудренной леди. Он долго молчал, собирался с мыслями предложить девушке встречу. Она не находила места под его застывшим взглядом. Проснувшиеся в подсознании отеческие чувства остановили напористого Бориса, он не стал травмировать девушку опросами, пожелав оградить её от грязи преступного мира. Его мысли заблудили как шкодливый кот, он не мог сосредоточиться на главном. Из его обмякших губ вылетело:

– А давайте вечером в кино сходим… – ему приспичило обладать ею здесь и сейчас, он схватил утонченную ладонь и поцеловал. – Умоляю! Не откажите, – он и сам не ожидал от себя такой наглой выходки.

Таиса робко потянула руку, прижала к сердцу и, опустив ресницы, согласилась.

Синеокая дева, взглянув на него, выпустила на свободу чёртиков, и Боров скончался от невыносимой страсти к утончённой симпатяге. Тысячами солнц расцвели жёлтые одуванчики в одинокой душе мента, захмелев от любви, он впервые ощутил себя подростком.

Таисия стала царицей его королевства, разрушив стойкое убеждение Борьки, что любовь нереальна и существует только в головах подростков. Он ощутил на уровне рецепторов вкуса, что любовь горька как одуванчик, особенно когда взрывается фейерверком пушистых семенков. Чувства, которые он испытал, были для него из области фантастики. Он был несказанно счастлив, потому что ошибался.

С пяти неполных лет Борис хранил в душе тепло материнской любви и помнил каждую прожитую рядом с мамой минуту. Через всю жизнь он пронёс в сердце её ласковую улыбку, неуловимый запах волос, добрый взгляд и необычайную нежность. Мама ушла в мир вечности, а папа не женился, решив оставить в памяти сына воспоминания только об одной женщине – его матери.

Оставшись с отцом, заменившим ему мать, он скучал по женской ласке. Отец сделал упор на спортивное воспитание сына, они часто играли в футбол с дворовыми ребятами. Многих сверстников воспитывала улица, родители сплошь и рядом мало времени уделяли своим чадам. Его отца это раздражало, он один отдувался за всех нерадивых родителей. Он ругал взрослых за то, что им вечно лень поднять задницы от стула, выйти во двор и поиграть в активные игры с детьми. Борис гордился позицией отца, уже тогда он видел, что неуправляемый досуг развращал молодёжь. Разногласия поколений начинаются с малого. Сначала родители бросают своих детей на произвол судьбы, а потом, как следствие, дети оставляют своих стариков. Бориса с отцом выстроили дружеские отношения и каждую свободную минуту проводили вместе. Взаимоуважение достигнутое посредством отцовского труда, крепчало. Дефицит материнского влияния ощущался из-за недостатка ласки. Это тепло ему возместила Таисия.

Отслужив в армии, Борис подался в милицейскую школу и благополучно её окончил. Имея отличные физические данные, он предпочёл работу, в которой ценится мобильность, экспрессия, недюжинная сила, логика и смекалка. Постоянная смена событий на работе пробуждала в нём охотничий инстинкт. Он отслеживал преступников в полной боевой, моральной и физической готовности. Манера кардинально менять мысли помогла добиться хороших результатов в розыске, хотя его азарт часто выходил за рамки дозволенного. Добиваясь цели он преступал, если того требовало дело, человеческие нормы поведения, ради истины он жертвовал принципами. Он осознавал свои недостатки, но ничего поделать не мог с желанием преуспеть и отличиться, быть первым в профессии. Единственное чего он не мог изменить это собственное убеждение, что зло должно быть наказано и точка. Борисом двигала жажда отмщения за погубленные жизни. Его идея превосходила по значимости все установленные правила в обществе. Судьба определила ему роль настоящего следока.

Дворовая игра в «Казаки-разбойники» раскрыла в нём сыскные качества. Он всегда находил мнимых врагов. Мальчишки уважали его за лидерские качества, стремились попасть в его стан. Отец спокойно относился к любым увлечениям сына, по вечерам рассуждал с ним о жизни, воспитывал честность и рыцарство. Дома в кругу друзей отец часто устраивал политические дебаты, а гармонично развивающийся пацан жадно впитывал информацию. С тех пор Борис интересовался политикой и в армии вступил в партию. Такая удивительная, насыщенная печальными событиями жизнь сложилась у Бориса.

Он отвлёкся от воспоминаний и представил мёртвое беззащитное тело друга, наставника, почти отца. Казалось, что даже по отцу он страдал меньше. Ничтожная колотая рана вырвала из жизни легендарного по меркам Борова человека. Каша из жизненных историй вконец убила страстное сердце опера. Скорбные слезы жгли глаза горячим свинцом. Сжав кулаки от жуткой злости, он снова ударил по столу чуть не разбив стекло под которым лежали календарь и записки-напоминалки, обхватил голову, взъерошил волосы и заскулил.

Кто и за что совершил чудовищное преступление, кому выгодна или нужна была смерть, за что друга приговорили к таким мукам? Он долго просчитывал с чего начать. Он был не тем мальчиком, как много лет назад, он стал чувствовать преступление на уровне тонких материй. Надёленный даром предвидения, он всегда как ищейка брал правильный след. Рисуя схему расследования, Боров мысленно представлял жизнь Потапа. Он раскладывал её на составляющие, собирал как пасьянс, чтобы вскрыть причину убийства.

От схематично нарисованного в центре листа Потапа расходились стрелки в разные стороны. Первую причину он означил стрелкой и подписал – случайное убийство. Это была самая страшная линия, которая почти всегда означала висяк. Он бы рад был её вычеркнуть, но для этого недоставало причин. От первой причины шли нити – случайный свидетель – чем чёрт не шутит, когда Бог спит. Вторую причину – ревность, он оставил на всякий случай. Третья была – месть – менту всегда есть, кому мстить. Он подрисовал ещё пару версий связанных с работой. Каждая требовала тщательного исследования жизни Потапа. Почти отец казался открытой книгой, но у всех у нас есть свои тайны.

Борис задумался о судьбе. Если бы Потап остался жить на Севере, возможно проскрипел бы до глубокой старости, окружённый внуками. Потап делился с ним впечатлениями о Севере, рассказывал, что происходило вдали от Родины, с нежностью повествовал о природе, о людях, традициях и специфике жизни там. Но Родина неустанно звала его вернуться, словно злой рок завис над ним как топор палача, чтобы забрать в могилу. У Потапа после Севера была возможность выбрать любое место жительства в любой республике. Он вернулся к матери и дочери, но выбор был ошибочным, он привёл к трагической гибели.

– Судьбу на кобыле не объедешь, – постучал ручкой по столу Борис и, уронив голову, уснул от бессонных ночей.

Он перелопатил кучу свидетелей, искал любую зацепку убийства, затронувшего честь милиции.

Борис шёл по лесной тропинке. Кругом пели птицы, трещали цикады, аромат хвои бодрил усталого путника. Он вышел на просторную поляну и увидел в центре дряхлую старушку. Приближаясь к ней, его сердце забилось как муха в банке. Поравнявшись с женщиной, он заметил под рваной юбкой окровавленные язвы на ногах. Она протянула к нему почерневшие от солнца сухие руки с мольбой о помощи. Нечёсаные седые длинные волосы упали на лицо. Цепляясь руками за его одежду, она умоляла:

– Спаси меня сынок, я скоро умру от страшной болезни. Смерть гонится за мной. Помоги избавиться от нее.

Его сердце сжалось от сострадания. Вдруг, черты её лица показались ему знакомыми. Он замер. Перед ним стояла его мать. Он не видел несчастнее женщины, чем эта. Он подхватил её на руки и понёс через лес к людям, чтобы вылечить. Долго они шли по лесу и чем дольше шли, тем гуще смыкался лес, темнее становился день, тяжелее казалась ноша. Ветки цеплялись за одежду, царапали кожу, а мать все громче рыдала. Они вышли на солнечную поляну, где стол полный яств манил путников. Новая одежда лежала на пне. Он причесал матери волосы, переодел в чистый сарафан и накормил. Мать бросилась ему в ноги и стала целовать землю. Смущаясь, Борис хотел провалиться на месте. Он поднял мать, поцеловал её в макушку и сказал:

– Я так долго искал тебя, наконец, нашёл. Я любил тебя всю свою жизнь и жалею только об одном, что мы так рано расстались. Ты погоди мать немного, и мы встретимся.

– Береги себя! Берегись! Не спеши сынок, у тебя ещё вся жизнь впереди.

Он шёл не оглядываясь, а она долго махала платком, прощалась с сыном, пока он не скрылся в глубоком лесу.

Борис поднял голову над столом от телефонного звонка. Сны приходившие в последнее время к Борову были трагичными и кошмарными. Он просыпался от их ужасов, а потом долго помнил каждую приснившуюся мелочь. Сон вызвал двоякое ощущение. Опер был рад, что повидался с матерью и гордился что спас.

– Да, я, – ответил он в трубку. Хорошо, приходите, буду ждать и, положив трубку, отправился в архив.

Уже полгода он не мог избавиться от кошмаров, даже хотел обратиться к врачу. Странные ощущения, что он стал трофеем, за которым охотятся, появились совсем недавно на фоне ужасающих снов. По вечерам он даже не раз оглядывался, проходя через огромный парк к дому. Всякий шорох странно настораживал и раздражал, он обвинял себя в излишней бдительности.

Перекладывая архивные папки, он вспомнил много раскрытых дел совместно с Потапом и задержался на одной из них. С тех пор прошло много лет, но он помнил его как сейчас. Это было одно из самых громких дел. Спустя годы он осознал, что выглядел весьма неубедительно при раскрытии преступления. Борову стало стыдно за совершенные поступки в отношении напрасно обвинённых людей. Он покраснел за то, что причинил страдания. Полистав дело, он задумался. Надо бы получить сведения об убийце и узнать, как сложилась его судьба. Он подсчитал срок и подумал, что тот ещё не стар. Боров пометил в блокноте: отработать как версию.

Нелёгкий опрос жены Потапа увенчался безрезультатно. Погруженная в горе женщина не могла активно помогать расследованию. Но её телефонный звонок с просьбой поговорить насторожил, уж больно испуганным был голос.

Лида в подавленном настроении, облачённая в чёрный шарф переступила порог кабинета и, не ожидая приглашения, тяжело опустилась на стул, словно её покинули силы и заплакала. Борис подхватился, налил в стакан воды и протянул родному человеку, по-сыновьи обнял за плечи и спросил:

– Что случилось? – он протянул ей платок утереть слезы.

Лида отпила пару глотков, измученно взглянула на Бориса и призналась:

– Я знаю убийцу, – её настойчивый взгляд говорил гораздо больше.

Борис оторопел.

– Кто он?

– Я убирала в доме и обнаружила в костюме мужа вот это, – она трясущимися руками протянула записку.

– Вот читай! Ты сам догадаешься.

Борис взглянул на каракули. Замызганный клок нагло стращал: «Такое будет всем вам!»

У него пересохло в горле. То, что он читал, омрачило сознание. Он негодовал. Выстрел из прошлого подкосил как пулемёт.

– Тварь! Он не сдох в тюрьме, – сногсшибательная новость лишила дара речи.

Удача снова была на стороне Борова. Словно ангел на его плече помогал ему. Он быстро разберётся с убийцей его друга, почти отца и уважаемого шефа.

Борову предстояло действовать молниеносно.

Выскочив из кабинета, он побежал к начальнику, чтобы организовать арест подозреваемого. Установили, что Дух на свободе и проживает по прежнему месту. Борис никогда не забыл бы адрес его дома.

Казалось, что нет ничего проще. Наряд через 15 минут оцепил периметр дома. Люди с автоматами ворвались в убогое жилище. То, что предстало их взору, покоробило всех. На кровати валялся мумифицированный труп, пахло грязью и мочой. Не обнаружив подозреваемого, в доме оставили засаду пару человек. Борис вернулся в отдел. Сердце неприятно колотилось. Что в голове убийцы он не знал, но подспудно чувствовал угрозу.

– Я домой! Перекушу и вернусь, – крикнул он дежурному.

Он забежал в подъезд. Решение предупредить Таису об опасности пришло спонтанно. Сейчас он поест и запретит жене открывать дверь посторонним людям. Проходя мимо почтовых ящиков, он заглянул и обнаружил небольшой клочок, который угрожающе кричал неуклюжим текстом: «Такое будет всем вам!»

Он не верил собственным глазам. Прошлое постучалось в его дверь. Страшную фразу он не забудет никогда. Боров ринулся вверх через ступеньку, остановился, прислушался, но кроме гулкого стука пламенного мотора ничего не услышал. Он коснулся дверной ручки, она легко приоткрылась. Сердце упало в милицейские ботинки.

 

Глава XXII

Враг

Наконец выдался солнечный выходной денёк. Таиса заплела тугую косу и обручем уложила на голове пшеничный колос, чтобы волосы не мешали убирать жилье.

До блеска начищая стекла, она вдыхала аромат лета, выглядывая в окно, она вскользь наблюдала за детишками, которые строили в песочнице замки и лепили куличи, как обезьяны цеплялись за лестницу-радугу, шагали руками по перекладинам, раскачивались на качелях, прыгали со скакалкой. Поодаль развлекалось поколение постарше, они гоняли футбольный мяч по зелёному полю, а баскетбольный бросали в кольцо. Шумное царство радовало глаз молодой хозяйки. Так хорошо когда царит мир и детский смех.

Таиса положила ладони на живот, напела песенку «…мама милая мама, как тебя я люблю». Её будущее было уже внутри. Взглянув в зеркало по дороге в кухню, она заметила как расплылись её губы и слегка пополнело лицо. Грудь раздалась на размер и теперь сексуально выпирала, раньше ей очень этого хотелось. Таиса набрала вес, и приобрела черты женственности. Округлые формы так и манили к ней мужчин. Она почти закончила уборку. В квартире мебели не хватало, они недавно сделали косметический ремонт, в планах было купить современную стенку под дуб, новый цветной телевизор, бытовые приборы. Но не все сразу. Пока главная задача – следить за чистотой, потому что Борис не мог быть помощником из-за отсутствия времени.

Она легко освоилась в новом жилище, в котором обитал её первый мужчина. В Бориса она была влюблена по уши. Он был для неё воздухом, которым она не могла надышаться. За его спиной она чувствовала себя защищённой слабой женщиной и ничего не боялась. Образец мужества, порядочности и чести. Небольшая горячность натуры мужа не пугала, ведь он боролся с преступниками и ловил их легко как мух.

Она убрала комнаты и теперь на кухне ворожила над ужином. Большая энциклопедия, подаренная их другом, всегда лежала у прилежной хозяйки на столе. Благодаря Потапу она научилась печь, делать соленья и заготовки на зиму. Бережное отношение к книгам у неё было заложено с рождения. Она ни разу не коснулась страниц испачканными пальцами.

На сковороде зажурчали полукольца лука, следом пойдёт греть бока морковь, а затем пассированные овощи прикроют отбитую свинину приправленную чёрным перцем, а сверху она все накроет толстым слоем сыра. Она старалась угодить замученному работой Борису, ведь у них страшное горе, они потеряли доброго друга, хотя Таиса знала его мало, но успела полюбить как отца. Она чувствовала, что мужу нужна её поддержка, у Бориса роднее Потапа была разве что она и то совсем недавно. Она докажет свою преданность и никогда не оставит Борьку. Сегодня она обязательно поделится важной новостью с ним. Он не замечал её интересного положения, занятый поиском убийцы экс начальника. А раз так, то надо его уведомить, так будет по-честному. Он должен радоваться вместе с ней.

В дверь позвонили.

Она вытерла руки о яркий в пионах фартук и подбежала к двери.

– Борис, это ты? – не дожидаясь ответа она распахнула дверь, её сияющий взгляд потух, на пороге стоял опустившийся бомж.

Он решительно шагнул на Таису и захлопнул за собой дверь.

* * *

На пороге Борьку встретила тишина. Дверь была не заперта, он крадучись прошёл в комнату. Таиса сидела в кресле, свет окна ослепил Бориса и он видел только лысый силуэт существа, который держал Таису за волосы, приставив нож к горлу. У Бориса подкосились ноги, дух бойца поднялся выше точки кипения.

– Проходи… – распорядился в его доме чужак.

Борис, опасаясь за жизнь любимой, медленно продвигался к врагу прокручивая миллион вариантов спасения.

– Оружие сюда, – он показал на пол возле ног.

Свет преломился, приближаясь, он осмотрел истерзанное татуировками тело. Урка нервно подрагивал, в глазах застыла ненависть. Борову не был знаком этот недочеловек.

У Таисии по щекам текли слёзы, она всхлипнула.

– Пожалуйста, отпустите, мне больно. Что вы хотите? – давила на жалость женщина.

– Молчи! – он потянул её за косу. Не поднимай кипишь, а то я быстро тебя заткну навсегда.

– Ты осторожно с ней, если хоть один волос упадёт с её головы, я тебя вмиг пристукну, – Борис сжал кулаки, желваки загуляли под скрип зубов.

– Ты, говёный мент пугать меня вздумал? – он смачно плюнул ему под ноги.

На лице Таи застыла сострадательная улыбка. Она бала рада видеть своего спасителя любимого мужа. Её глаза светились и говорили больше чем слова.

– Сядь! – змеёй прошипел Дух. Будешь мне мешать, я ей горло перережу. Мне нечего терять. Я пришёл стереть тебя с лица земли.

Борис усыплял покорностью бдительность налётчика, медленно опустился в кресло напротив. Мысли опережали скорость света, в душе опер ощущал себя как взбешённый бык, он искал выход.

– Настала твоя очередь. Первый, наверняка сдох. Я пришёл за тобой. Помнишь меня?

Борис понял, что этот заморыш признался в убийстве Потапа.

– Ну, кто же этот гад, черт побери? – Что-то очень знакомое мелькнуло в его взгляде. Враг понял, что о нём забыли, его вычеркнули из жизни, и он сейчас исправит ошибку.

– Не помнишь… – растягивая слова, он покачал головой. – Зато, я все помню. Помню, как ты пытал меня. Я тебе не прощу испорченной жизни.

Борис словно прозрел. В одну секунду он понял, что перед ним Дух. Заморыш, эксгибиционист изнасиловавший девочку соседку, убивший её как свидетеля. Горло словно обожгло кипящей смолой. Ком разросся, ненависть задавила, злоба подкатился к сердцу. Чудовище лишившее жизни почти отца угрожает его любимой женщине и его жизни.

– Мразь! Ты ещё узнаешь, что такое месть, – думал он не спуская глаз с Духа.

– Пистолет сюда. Быстро! Доставай и бросай мне, – он дёрнул руку и на шее Таисы появился кровавый след.

Пистолет у Бориса был при себе, оружие на хранение сдавали, только уходя с работы. Борис вынул пистолет из кобуры и подбросил ногой Духу.

У Бориса было ещё одно оружие. Оставленный дедом наган покоился в шкафу. Он только вчера хвастался Таисе наследием. Они целый час его чистили, потом собирали и Таиса почти освоила технику разборки. Раньше она умела разбирать только винтовку. На уроках военной подготовки их учили тактике боя, оказывать первую медицинскую помощь, разбирать и собирать винтовку, стрелять по мишеням. По стрельбе у неё были пятёрки, потому что она выбивала десять из десяти и участвовала в межшкольных соревнованиях. Борис верил ей с трудом, ведь нежность никак не сочеталась со снайперской точностью. Но против факта не попрёшь.

– Помнишь родная, о чём мы вчера мечтали? – Борис обратился к жене. – Вчера мы с тобой хорошо провели время, а сегодня нам помешали, – он намекнул ей на шкаф, в котором лежал наган.

Таиса моргнула, что поняла. Боевое настроение поднялось.

Осталось решить вопрос, как отвлечь врага от Таисиного горла.

– Заткнись, – он замахнулся ножом, чтобы приземлить его в сердце его сердца.

Борис метнул стеклянную пепельницу с журнального стола. Убийца пригнулся, и увесистый предмет просвистел над головой и разбил внутреннее окно. Стекло как град рассыпалось по всей комнате.

Таиса соскользнула на пол из ослабленной хватки Духа, отталкиваясь ногами, двигалась задницей по полу к заветному шкафу за сбруей. Дух кинулся с ножом на Борова. Неожиданный напор сбил опера с ног, враг упал сверху, резкая боль перебила дыхание. Острое лезвие воткнулось в живот. Леденящая боль на время обездвижила сильное накачанное тело. Дух, вынув клинок, замахнулся, чтобы ещё раз нанести удар по ослабленному телу. Боров спохватился и вовремя применил бросок, выбил нож из рук. Нож пролетел над Таисой и воткнулся в косяк двери. Она пригнулась, осмотрелась и увидела, что нож слишком далеко, наган ближе. Связанные руки надо было освободить. Она быстро поскребла к спальне, поднялась, опираясь на косяк, нащупала руками нож, выдернула его из дерева и быстро стала пилить верёвку. Было страшно неудобно, она изрезала руки об окровавленный нож и её кровь побраталась с кровью мужа. Верёвка ослабла, она высвободила руки и принялась резать верёвку на ногах. Слишком плотная верёвка не поддавалась.

Драка между мужем и убийцей продолжалась. Намёк Бориса на пистолет в шкафу она поняла сразу и теперь пока они бились в рукопашном бою, ей надо было добраться до него. Задыхаясь от страха, она всё же освободилась, прокрутила в голове вчерашний ликбез Борьки: «Отвести затвор, нажать на курок, снять предохранитель».

Дух перехватил инициативу и ударил ослабленного ранением Борова в глаз, который мгновенно налился кровью и опух. В этот удар он вложил всю месть за тюрьму, словно следак лично участвовал в насилии. Борис плохо видел Духа в щель заплывшего глаза. Он на пределе человеческих сил пытался не допустить, чтобы чудовище, убившее его наставника почти отца, убило последнего члена его семьи, жену. Они слишком мало прожили рядом, не насладились счастьем стать родителями. Хотелось дожить до старости, любить друг друга как сейчас. Изо всех сил он двинул Духа в пах и попал в болевую точку. Теперь преимущество было на его стороне. Он взлез на убийцу, хотел ударить по подбородку, чтобы отключить, но дух ухватил гантель валявшуюся у кресла и ударил опера, проломив череп. Последнее, что увидел Борис, исказившееся в злобе лицо врага. Дух освободился от тяжёлого тела опера и, качаясь, встал.

Таиса спряталась в шкаф и, приоткрыв дверцу прицелилась. Дух глазами шарил по комнате в поиске Таисы. Она была в паре шагах от него. Он поднял нож, увидел перерезанные верёвки и решил исполнить месть.

Дрожащими руками Таиса нащупала предохранитель, взвела курок, прицелилась и выстрелила. Пуля вскользь задела плечо, Дух дёрнулся, схватился рукой за ранение и расхохотался.

– Ты сучка ментовская. Меня смерть не берет. Я десять раз кончал жизнь самоубийством. Вы все сдохнете, а я буду жить.

Таиса отклонилась от дверцы прикрывающей руку и решительно прицелившись, нажала на курок.

– Умри скотина, – крикнула она врагу, наган дал осечку. Она в испуге поняла, что убить его не удалось.

– Я прав. Не берёт меня смертишка, – его щербатая шепелявая пасть клокотала почти над головой.

– Откуда взялась эта дрянь? Борис никогда не рассказывал ей о нём. За что он мстит?

Воспользовавшись самолюбованием выродка, она решила выскочить из шкафа и бежать вон из квартиры, чтобы найти спасение, ведь в ней теплилась ещё одна жизнь, за которую и умереть не жалко, но инстинкт самосохранения говорил обратное.

В глаза бросился пистолет Бориса. Надо его как-то забрать. Она никогда не стреляла в людей. В мишень стреляла, но это другое дело. Вдруг она услышала стон Бориса. Дух обернулся. Это вывело её из ступора. Она должна пристрелить негодяя, он чуть не убил мужа.

Таиса отползала в угол. Решение пришло мгновенно. Она вскочила на ноги и со всего маху двинула Духа стулом. Деревянная ножка заехала в глаз, да так точно, что он вытек. Дух закричал от боли, прикрыв глаз ладонью. А Таиса чуть не потеряла сознание от ужаса.

– Сука, сука я истерзаю твоё никчёмное тело. Ты у меня будешь на коленях ползать и мои ноги лизать, а потом я тебя убью.

Таиса схватила окровавленную гантель, размахнулась и кинула в Духа. Задев плечо, гантель полетела в окно. Наружное стекло задребезжало, лопнуло и рассыпалось на мелкие кусочки. У основания образовались острые стеклянные ножи. Окно словно оскалилось в злобной улыбке. Таиса схватила пистолет и ещё раз выстрелила в страшилу попав в живот. На его рубашке проступило кровавое пятно, которое растекалось с каждой секундой. Дух прислонился к окну. Ему не хватало воздуха, он задыхался.

– Ах ты, сука! Я доберусь до тебя и убью, – он двинуться на Таису, но сила покидала безумную плоть.

Таиса дрожала как осиновый лист, внутренний жар испепелил душу.

– Суки я вас всех ненавижу! – он хрипел. Я родился для несчастий. Бог ты победил. Забери меня. И услышал ответ: «Ты не победил свои пороки, ты мне не нужен, твоя дорога – Ад».

Дежурный сказал Николаю, что Борис пошёл домой на обед. Он спешил сообщить ему о том, что в его почтовом ящике появилась записка. Он знал, что её написал Дух. Такую же записку убийца поместил в руку его сестры. «Эта тварь, не раздумывая лишила жизни маленькую девочку», – думал он по пути к дому Бориса. Его мысли отвлекли выстрелы. Лестница пятиэтажной хрущёвки давалась нелегко. Он всё ещё хромал. Перескакивая через ступеньку, он на четвёртом этаже остановился, отдышался и взбежал наверх. Дверь в квартиру была приоткрыта, доносился смрадный голос. Тягостную тишину пронзил крик. Николай вскочил и увидел, как Дух душил жену Бориса. На полу в луже крови без признаков жизни лежал его друг. Реакция у Николая была молниеносной. Он схватил пистолет, прицелился и попал в ухо убийцы, оно повисло над плечом. Таиса вырвалась и бросилась бежать. Николай, как молото метатель запустил валявшуюся под ногами гантель. Дух не среагировал на опасность, она раздробила череп, кровь хлынула по лицу, он пошатнулся и, теряя сознание, упал навзничь в пасть окна. Жизнь дала возможность Николаю отомстить убийце его сестры.

Выбежав в подъезд, Таиса звонила во все двери, умоляя о помощи. Забрызганная кровью, она просила вызвать милицию и скорую помощь, а сама вернулась к Борису. Когда она зашла в комнату, то увидела поверженного врага. Он лежал на подоконнике, а из груди торчали острые стеклянные зубы. Окно словно акула перекусило злодея.

Таиса опустилась на пол, обняла истерзанное ударами ножа и гантелью окровавленное тело Бориса и горько завыла. Ведь она так и не успела сообщить ему самое главное.

– Вставай! Не оставляй меня одну! Я слишком люблю тебя и дорожу твоей жизнью. Умоляю! – шептала она в ухо и теребила за плечи, не давая уйти в бессознательное состояние. – Вставай! Любимый. Вставай! – она испачкалась его кровью, словно сама была ранена. Не уходи!

На лестничной клетке собрались соседи, и никто не посмел утешить горевавшую женщину, ведь каждый из них не смог бы удержать рыдания по любимому.

* * *

Потап пожал руку Борису, они крепко обнялись. Он скучал по другу, почти отцу и рад был встрече.

– Я верил, что ты найдёшь ублюдка и победишь его. Ты молодец! Я горжусь тобой, – Потап похлопал по плечу почти сына.

К ним подошла мать, причёсанная, опрятная старушка и погладила сына.

– Ты мой единственный, моё утешение старости.

– Я старался мама.

– Молодчина. Ты сынок не жди, беги к детям, а мы пойдём, …встретимся нескоро.

* * *

Два сорванца выбежали из кустов и громко просили:

– Папа, покатай нас на качелях.

Он усадил их с одной стороны, сам сел с другой и раскачал качели. Дети при движении вниз визжали. Он взлетел так высоко, что не было видно земли, только облака как альпийские горы возвышались вокруг. Он летел вниз, выпустив детей из виду. Земля стремительно приближалась.

В глаза ударил яркий свет, мутный образ Таисы прорисовался на фоне окна. Она над ним прошептала:

– Ты вернулся. Я уже потеряла надежду, что ты будешь жить.

Он хотел было её обнять, но не смог пошевелить руками. Шевеля губами, он беззвучно произнёс слова любви, а Таиса не слыша их, говорила ему:

– Пока ты снова не покинул меня, я скажу тебе главную новость – у нас будет ребёнок.

А он подумал, что не один, а близнецы. Он это знал наверняка. Ему подсказали высшие силы, которые вернули ему жизнь и подарили счастье стать отцом.

– Скоро нас будет четверо, а это уже семья, – он заплакал от радости не слыть сиротой.

Душа ликовала от счастья, хотя его никто не слышал:

– Я люблю вас и отдам жизнь, чтобы защитить от беды!

 

Эпилог

– Потап скажи кто это? – держа в руках фотографию, Ксения поглядывала на копию.

– Деда, …деда, – широко улыбаясь в пол десятка белоснежных зубов, малыш похлопал в ладоши.

– Правильно, – она поцеловала сына в кудряшки, сунув в ручонки старого медвежонка, обернулась к матери и сказала, – Смотри, просто копия папы, – Ксения перекидывала взгляд с фотки отца на сына. – Мам, расскажи ещё раз историю про поршневые кольца.

Близкие друзья, собравшиеся помянуть Потапа, разглядывали малыша и, передавая из рук в руки, целовали его в макушку, подбрасывали вверх и хвалили:

– И взгляд у него умудрённого опытом мужчины.

– Смотрите, какие кудряшки на затылке.

– Самое интересное со спины видны такие же крепкие плечи и точёные ноги как у деда.

– Хорошее наследие оставил Потап на горемычной Земле.

– Хорошо, расскажу про кольца? Это моё любимое воспоминание, в нём вся сущность Потапа, – Лида обаятельно улыбнулась и призадумалась.

– Расскажи, пусть все послушают, снова посмеёмся – подбодрила она взгрустнувшую мать.

Застолье было сытным. Борис погладил живот и сказал:

– Все очень вкусно. Потап был непредсказуемый весельчак, он повернулся к двухместной коляске и вынул захныкавшего сына. – Таиса, по-моему, он написал.

Тася забрала малютку и вышла в другую комнату, поцеловав в макушку любимого мужа.

Лида подхватилась помочь, но Тая сказала:

– Что вы, я сама справлюсь, вы лучше останьтесь и повеселите гостей.

Эта история обросла подробностями и каждый из присутствующих знал её до мелочей.

– Потап шёл к местному рынку месту встречи одноклассников и соседей, – начала Лида.

– Точно. И я люблю прогуляться ради любопытных и неожиданных встреч, – сообщил сосед.

– Нигде так не пообщаешься в нашем городке, как на рынке. Можно встретить с полтора десятка друзей за раз, вот где кладезь актуальных анекдотов, – перебил Борис.

– Шёл он на рынок и повстречал по дороге соседа, – продолжила Лида, – они решили как впрочем, всегда выпить по бокалу пива и насладиться жирной чехонью.

У бочки с пивом Потап увидел под ногами неопознанный объект. Он подобрал, покрутил в руках и сунул в карман. В хозяйстве все пригодится.

Привычка смотреть вниз, выработалась при отыскании улик на месте преступления. Потап был весьма внимательным человеком. Даже когда он ехал на машине, он не пропустил ни одного болта на асфальте. Приобретённая привычка в какой-то степени мешала жить. Педантизм преобладал над разумом. Разбросанные вещи заставляли его нервничать, потому что жить в хаосе он не мог. Потап страдал от въевшегося в гены педантизма, который передался по наследству дочери. Они оба складывали свои вещи в строго определённые места, и не дай бог изменить порядок.

Потап всю дорогу гадал, что за вещицу он нашёл. Вскоре они уже толкались у входа на рынок, пробирались сквозь толпу, но ни на пядь не продвинулись. Суббота всегда изобиловала народом и товаром, каждый торговец пытался продать дороже, а покупатель – купить дешевле. Наконец они прорвались к плотным рядам торговцев, и медленно шагая по рядам, рассматривали товары.

– Эй, Потап привет! – они обернулись и увидели школьного друга Кота, который работал механиком и иногда приторговывал запчастями.

Пожав в приветствии руки, они застряли поболтать о жизни. Им удавалось встречаться не чаще раза в месяц. Кто-нибудь бежал за пивом и они, спрятав под прилавком трёхлитровую банку, мирно попивали пенный напиток из гранёных стаканов, вспоминая молодые годы, обмывая кости одноклассникам. Они прикалывались над юношеской влюблённостью, поминали ушедших из жизни друзей, обсуждали темы, которые в других кругах не доступны. Они перевоплощались в тех мальчиков, которые бомбили песком влюблённые парочки, подкладывали непотушенные окурки под прекрасные попки девчонок, играли в войну или казаки-разбойники. Пересказывали школьные истории с участием вечно пьяного учителя по черчению, который любил грубо выразиться об интеллекте учеников.

Лида остановилась, увидела внимательные глаза собравшихся друзей и, вопрошая, спросила:

– Вспомнила ещё одну старую историю. Рассказать пока не забыла? Она про Кота, друга Потапа, – Лида оживилась, что может порадовать гостей новой подробностью старого рассказа.

Однажды Потап дежурили с Котом на переменке, они мыли пол в классе, тягая тряпку между парт двумя пальцами, чтобы не испачкать руки. В конце мая сменную обувь никто не носил, отчего под партами выметали по савку грязи. Окончив с уборкой, Кот решил показать Потапу фокус с полным ведром воды. Схватив его за металлическую ручку, он раскрутился с ведром в руках, поднимая его до горизонтального положения. Это было феерично. Вода под силой притяжения не проливалась. В конце концов, ручка ведра оторвалась. Ведро взлетело и как в замедленном кадре перевернулось верх дном, прицельно упало на Потапа, окатив сверху донизу грязной водой. Тряпка приземлилась прямо на голову Кота. Они в угаре от смеха чуть не написали в штаны. В итоге пришлось полтора часа убирать грязный класс и стирать одежду.

– Вернусь к рассказу о кольцах, – Лида помедлила, дожидаясь пока все успокоятся.

Потап протянул Коту найденную вещь.

– Кот, что за хрень я подобрал на дороге?

Кот внимательно посмотрел и сказал:

– Черт его знает. Запчасти, клади на стол, продадим.

Кличку Коту дали в школе за особую не любовь к котам. Не успел Потап уйти, как подошёл покупатель.

– О! Кольца? Как раз такие искал, – и он поднял их, чтобы рассмотреть поближе.

– Отличные кольца, подтвердил Потап, хотя понятия не имел что за запчасти продаёт. А зачем они тебе сынок?

– Мотоцикл накрылся, я думаю все дело в поршневых кольцах.

– А-а-а. Поршневые кольца …на мотоцикл. Так покупай.

– Сколько стоят?

– Забирай дёшево, за пять рублей. Парень покрутил в руках кольца, осмотрел со всех сторон и возмутился:

– Так они же негожие, прогорели. Ты по што народ дуришь, старик?

– Негожие так негожие, – Потап размахнулся и зажбурнул кольца подальше.

Потап уморительно рассказывал свою историю. Он и сам хохотал с того, что на рынке можно продать всё что угодно и кому угодно.

Мы живы до тех пор, пока жива наша история, пока не уйдёт из жизни последний свидетель знавший её.

Каждому человеку нужен очевидец его истории жизни.