Новость о том, что пойман убийца, разлетелась по городу. Население тешило надежду на спокойную жизнь. Появилась новая тема споров для зевак, собравшихся у магазинов. Люди, оказывается, не сомневались в доблести советской милиции. Похитителю ребёнка, сплетники навесили ярлык маньяка. Для людей доказательства всего лишь невесомая мелочь, им все равно каким путём эксперты докажут причастность к убийству.
Город вздохнул.
Потап не верил в счастье, что наконец проснулся утром, как все нормальные люди, в своей постели. Поутру успел пристроиться к Лидочке. Сначала долго гладил её по округлым ягодицам и что-то невнятное шептал, а жена все жеманничала и посмеивалась, одержимый ею он перешёл в наступление и победно взял Бастилию. Мастерица флирта умело скрывала фригидность. Свойственный каждой третьей женщине недостаток, она не считала его таковым. Секс не доставлял ей истинного наслаждения, но при этом Лида чувствовала себя востребованной мужем. Она была уверена, что все женщины отличные притворщицы. Ей было невдомёк, что существует страсть, ведь она её не испытывала, поэтому по-своему любила Потапа и видела свою миссию жить рядом с мужем и ухаживать за ним как за ребёнком. Ведь кто-то должен кормить, стирать, убирать в быту за этим трудоголиком. Лидочка очень гордилась тем, что её муж служил в органах милиции, носил погоны со звёздами, на зависть дворовым сплетницам.
Через пару часов сна он уже смёл с тарелки остатки завтрака и, вытерев на ходу рот, выскочил на улицу, быстрым темпом зашагал по тротуару изученному до мельчайших трещин.
Внутренне он готовился рассказать Борису о своем открытии. Сомнений не было, убитая малышка держала в кулачке пластмассовый нос медведя. Но игрушку при девочке не нашли. Эксперт задался вопросом, где же она делась? Вещи, найденные при девочке, были не тронуты. Родители убитой не обратили внимания на то, что игрушка пропала, разве до нее было. Какая разница, что было, когда нет дочери. Для родителей все не имело значение. Пустяк. Игрушка. Разве может она стать причиной смерти их ангелочка? Не вернуть назад кровинку. В растрёпанных мыслях он шагнул на порог отдела.
Борис, встретив в полной боевой готовности соратника, поинтересовался:
– Как спалось, батько? – следователь крепко пожал волосатую руку.
– Не поверишь. Всю ночь пил на брудершафт.
– Со мной? – Борис подмигнул и оголил ровные белые зубы.
– Не поверишь. Компаньоном был медведь.
– Видать, ты переутомился вчера.
– Кстати, мне вчера в голову путевая мыслишка пришла, – Потап потёр руки и, открыв дверь в кабинет, закрыл её за собой, пропустив Бориса вперёд.
– Давай, делись, а то пора навестить истукана и наконец, прижать его и получить признания.
– Боря, мне сначала надо убедиться, что я действительно нашёл что-то интересное, ты же знаешь, что попусту болтать не в моём вкусе.
– Окей, старик. Встретимся на поле боя, – Борис бегло обсудил поэтапные действия и выскочил, аккуратно прикрыв за собой дверь кабинета.
Всю ночь Паша Нелюдов провёл в КПЗ. Спустя час после ухода следователя его отпустил паралич, и он каждую минуту вздрагивал от скрипа дверей в ожидании нового прихода слишком властного представителя власти, который грозился его растоптать. Он прикорнул, съёжившись от холода на стуле и, чуть было не свалился с него, когда потерял контроль над телом. Ему было невдомёк, почему его хотят наказать, за что. Он ничего плохого не сделал.
Скучный арест без стрельбы и потерь не удовлетворил профессиональный голод Бориса Кабанова. Насмотревшись в детстве фильмов, он наивно думал, что опасных преступников обязательно задерживают в рукопашном бою. В свои четверть века отслуживший в погранвойсках и закончивший обучение в Высшей школе МВД Борис был нетерпим к нарушителям закона. Яростный голод к справедливости зажёг интерес к работе, всколыхнул воинственность натуры и профессиональную злость.
Борис снова всячески пытался обыграть преступника, хотел убедить того рассказать всю правду об убийстве, которое он совершил, но затея с треском провалилась. Паша хотя и не стекленел, был на зависть покладист и с недоумением смотрел на следователя, но так и не сознался, искренне не понимая, в чем его обвиняют.
Борис покинул допросную комнату, когда ему шепнули, что прибыл психиатр. Они встретились в узком длинном коридоре, пожав крепко руки, перекинулись парами фраз.
– Как твой подопечный? – седовласый низенький профессор просверлил глазами Бориса сквозь бифокальные стекла очков.
– Тяжёлый случай. Иногда мне кажется, что я перегнул палку и как фашист издеваюсь над заключённым.
– Даже так? Эко вы на себя наговариваете, – он пристально взглянул на следователя, оценивая его психическое состояние.
Борису стало не по себе от колкого взгляда врача.
– Это я просто так …сравнил свои ощущения. Я его и пальцем не тронул, – щеки Кабанова зарделись, когда он вспомнил, как двинул Нелюдова по морде.
– Я так и подумал, – хитро улыбнулся старик и, поправив очки, съехавшие на кончик носа, сказал, – Хочу взглянуть на представленный экземпляр.
– Да, да. Пойдёмте со мной.
Кабанов пропустил доктора вперёд. Усадил на предложенный стул и собрался с мыслями, чтобы снова задавать уже поднадоевшие вопросы. Через час мучительного допроса доктор дал знать Борису, что первичное впечатление состоялось. Они покинули допросную комнату, и молча, прошли в кабинет криминалиста. Борис хотел, чтобы при разговоре присутствовал его гуру, его учитель Потап, но у того дел было выше крыши.
Эксперт должен был проверить причастность Нелюдова к убийству Иры Красиковой. Работу эксперта переложить было не на кого, поэтому навалилось ворох дел. Начальство теребило каждых пару часов задействованных в расследовании милиционеров. Забота о повышении в звании не давала карьеристам покоя.
Эксперт разложил папки с делом о маньяке на стол и рылся, отыскивая собранные улики. Откатанные пальцы подозреваемого мужчины, к сожалению, сравнить не удалось ввиду отсутствия чётких следов с места преступления. Биологическая жидкость служила доказательством изнасилования и только. Для сверки следов ботинок требовался оригинал. Если бы были капли крови убитой девочки на вещах убийцы, можно было уличить преступника. Доказать причастность к убийству, сопоставив группу крови найденную на вещах убитой девочки с кровью задержанного человека – возможно, но это являлось бы косвенной уликой, которая судом к доказательству не принималась.
У эксперта отсутствовали неопровержимые факты, а без них оставлять человека под арестом нельзя.
Потап оторвался от бумаг, откинулся плотным телом на спинку стула, выпрямил сгорбленную от наклона вперёд спину, широко улыбнулся полнокровными губами, появившемуся на пороге младшему лейтенанту, не вмещавшемуся в кабинет из-за крепкого телосложения и резвого темперамента и седовласому гражданину.
– Здравствуйте! – с поклоном обратился психиатр.
– Здравствуйте! – поднявшись со стула, он протянул руку для приветствия, когда Борис представлял доктора.
– Сергей Иванович Думченко, светило в области психиатрии.
– Ну что ж будем разом разгребать это дерьмо? – Потап похлопал себя по губам за грубое слово и улыбнулся, оголив ровные, начищенные до блеска жёлтые зубы.
– Что мы имеем? По сути, мы не продвинулись ни на йоту. Единственное обвинение, которое мы можем ему предъявить – это недоказанное похищение ребёнка.
Это была чистая правда. Над делом он бился уже полдня. Оперативная работа тоже не дала результата. По всем направлениям следы как отрезало.
Потапу преступник до знакомства рисовался монстром, но представший перед ним якобы маньяк оказался похожим на облезлую щуплую крысу с визгливым тенорком. Невзрачное чудовище, возможно совершившее убийство, трудно было назвать человеком, он не заслуживал столь высокого звания. Мнение его было неизменным, он считал, что такое зверское убийство мог свершить только психопат.
– Потап, а что с уликами?! Я надеялся на тебя как на Бога. Хотелось бы с их помощью расколоть убийцу. Он мне уже чертовски надоел. Нутром чую, что это и есть та тварь, но чуйку к делу не пришьёшь. Скоро придётся отпустить его на волю, но я чувствую, что этого нельзя делать. Представляешь, из него не удалось выбить ни звука. Остекленел и хоть об стенку головой, все равно молчит.
– Ты «с головой о стену» осторожней, не навреди, прежде всего, себе, а то засудят за превышение, – взволновался старший по званию. – Твоя горячность к добру не приведёт. Вылетишь со службы как пуля, – он потоптался по кабинету, разминая затёкшее тело. – Пока нет для тебя ничего существенного, – почесав затылок, он открыл форточку и достал любимые «Беломор». Приплюснув конец папиросы, чтобы было удобно держать её в зубах и ещё раз поперек для пальцев, чтоб не выскальзывала, он задумчиво произнёс, – Разве что, – прочесав волосы рукой как гребнем, – …есть у меня одна зацепка. – Он обдумал промелькнувшую мысль. – Надо обсудить нам вместе. Возможно, мы найдём путь. Одна светлая голова хорошо, а три – уже костёр.
Потап жестом предложил оперу и профессору присесть, выдвинув им стулья из длинного стола. Уставший опер плюхнулся на стул и вопрошающе взглянул на эксперта, а доктор манерно отодвинул стул подальше и аккуратно бесшумно приземлился, как бумажный самолётик.
– Есть у меня одна вещица. Возможно, это и есть путь к разгадке.
Он открыл ящик стола и вынул пакет с маленьким чёрным предметом. Доктор и следователь переглянулись.
– Что ты задумал Потап? – наедине, гражданские были не в счёт, Борис звал его – ты, потому что однажды после дежурства, они вдарили по пару литров пива к вяленой чехони и, излив душу, с тех пор испытывали взаимные тёплые дружеские чувства. У него не было сына, а ему так этого хотелось. Вот он и привязался к этому горячему, пылкому парню.
– Я вчера, дома, кое-что обнаружил, – он порылся в кожаной сумке и вынул пластмассовый предмет. – Знаешь, что это такое? – он протянул его Борису, который повертел в руках незнакомую вещь и отдал обратно.
– Понятия не имею!
– Это? – он прищурился. – Это ключ к разгадке, я надеюсь, – и лукаво улыбнулся нетерпеливому Борису.
Потап уловил нервозность совсем ещё юнца в следственной области, и слегка позавидовал азарту Бориса. Он вспомнил себя, когда только начинал службу в органах, и как ему тоже не терпелось быть впереди всех на коне и с шашкой наголо. Время неумолимо летело, изменив характер, теперь он точно знал, что спешка нужна при ловле блох. Зато сдержанность профессора в выводах поразила эксперта. Он подсознательно зауважал худощавого интеллигента.
Кто бы мог подумать, что в работе Потап станет рассудительным и уравновешенным флегматиком. В сложных ситуациях, он не спеша находил нужное решение, расставляя по местам события и факты, хотя понимал, что иногда слишком запаздывает и поэтому, он полюбил характерного Бориса за его быстроту и горячность.
Работа эксперта незаметно превратилась в хобби, и поэтому все, что было связано с мелкой моторикой рук, его увлекало. Это и было главной причиной того, что он испытывал трепетное желание прикоснуться ко всему, что видел, ощущать при контакте шероховатость и гладь поверхности. Через руки, он как слепой, имел представление о вещах, недаром, он всегда закрывал глаза, наслаждаясь тактильным прикосновением. Он никогда не менял увидевшую композицию, даже если в ней пылинка нарушала гармонию и резала глаз. Эксперт должен сохранить на месте преступления все в неизменном виде. Так в нём плотно переплелись внутренние черты характера с работой эксперта.
Медленная речь и глухой низкий голос гипнотически действовал на его собеседников, и поэтому в его присутствии все вдруг успокаивались и затихали. В кабинете всегда царствовала звонкая тишина. С возрастом Потап все больше ею наслаждался, потому что тяжело переносил стресс и различные дискомфортные ситуации в общении с начальством и агрессивными людьми. Он слишком погружался в переживания по любому поводу, а тишина спасала от нервных срывов, клокотавших внутри не безразличного к жизни людей старшего лейтенанта.
Видя волнение Бориса, он откликнулся помочь, так и не научившись отказывать людям в их просьбах.
– А точнее, пожалуйста? Без загадок хотя бы, – Борис занервничал, чувствуя, что дело на пороге раскрытия.
– Эта вещица, – он поднял её вверх, многозначительно посмотрел и помахал перед носом Бориса, – может точно доказать причастность к убийству, если найти его обладателя.
– Кого найти, Потап? Я что-то никак не могу разуметь намёков, – Кабанов покраснел до краёв волос, стесняясь своей неопытности.
– Ни кого, а что! – он полез снова в кожаную сумку, вынул из нее плюшевого медведя и сунул в руки следователю. Доктор следил за манипуляциями ментов и молчал.
Борис покрутил в руках игрушку, понюхал её, потрепал и со смехом сказал, – У меня похожий в детстве был. Но каким боком он в нашем деле появился?
– Тот-то, ни при чём. Он игрушка моей дочери. Видишь, я ему вчера нос сломал. Щелбан оказался слишком сильным, – он приложил пластмассовый нос к игрушке. – Вечером приклею назад. А этот нос, что в пакетике, я достал из руки Ирины Красиковой.
– Чего, чего? Что за фигня? – брови Бориса поползли вверх. Я что-то пропустил? – он с недоверием глянул в глаза.
– Вот такая метаморфоза получилась. Никто не знал, что за штука осталась в руке у малышки. Мне эта вещица не давала покоя с того дня, когда я её увидел. Ничего в голову не приходило. А вчера у дочери в игрушках нашёл медведя, усадил его на стол, беседовал с ним по душам и всю ночь пил с ним на брудершафт.
После этих слов психиатр повернулся и пристально посмотрел на криминалиста, решая, говорит ли он правду или врёт. Потап уловил на себе испытывающий взгляд профессора и произнёс.
– Честное слово, говорю истинную правду.
– Бывает и похуже, не волнуйтесь, – старикан захихикал, прикрыв кривые зубы рукой.
– Правда, правда, …щёлкнул его по носу, а он взял и отвалился. А когда я его нашёл под столом, то я сразу понял, что было в руках убитой девочки, – он специально не назвал её имени. Так ему легче было думать о ней, как о несуществующем предмете, иначе его сердце не выдержало бы боли от нахлынувших воспоминаний.
– Интересно, – Борис не переставал удивляться его прозорливости и памяти к мелочам.
– Вчера я даже уснуть не мог, когда разгадал, что за вещица хранится в вещдоках, – заносчиво произнёс эксперт. – К тому же у похищенной малышки в руках тоже был медвежонок. Они, видите ли, шли с дядей берлогу строить. Как тебе такой расклад?
– Тогда, что мы теряем время, пошли и расколем этого ублюдка! – Борис быстро встал, готовый бежать.
– Стоп! Малыш! Ты можешь все испортить. Мы здесь собрались, чтобы утвердить тактику.
– Это всего лишь косвенная улика, но она как мина замедленного действия может неожиданно взорваться. Давай попробуем сыграть на этом. Никогда нельзя быть в чем-то слишком уверенным, пока не доказано с научной точки.
– Хорошо если сработает, – Борис в надежде потёр руки. – Я согласен на любой вариант. Если прокатит, тогда можно будет к утру успокоить город, – торжествовал опер, в прищур рассматривая нос медведя, который протянул ему друг.
– Вот и обговорим, как будем действовать, – похлопав совсем ещё мальчишку по плечу, наставлял эксперт.
– Натерпелись страху люди. Если бы этот гадёныш попался им на расправу от него не оставили бы и клочка.
– Вину ещё доказать надо, – Потап пригрозил пальцем.
– Ещё бы. Я этого момента жду не дождусь. Руки чешутся, не могу!
– Пока вину не докажем, лучше охлади свой пыл. Не опускайся до уровня преступника, мой тебе совет. Жутко хочется увидеть мерзавца и предать суду.
План был готов к исполнению.
Борис оживился при мысли, что именно сейчас может выгореть дело, и он получит признание. Легко подхватился со стула, и уверенно покинул кабинет эксперта. От нетерпения выбить признание у него горела душа. Потап шёл следом, наставляя малоопытного оперативника, а профессор мечтал о получении опыта по выявлению маниакальных наклонностей, понимая, что каждый маньяк эта неизведанная сумасшедшая планета. Потап добавил последний штрих, отшлифовывая созданный план допроса.
– Боря, ты главное не спеши. Медведь наверняка имел для Нелюдова особое значение. Нащупай его больное место, и он раскроется. Сработать может любая мелочь. Смотри это ювелирная работа. Когда я начну работать с Пашей, ты – молчи. А если нужно будет взвинтить его, то вступай в полемику ты.
Они зашли в камеру и обнаружили арестованного в той же позе, в которой оставил его полтора часа назад следователь. Паша замкнулся и стал другим. С ним прежним Паша не имел ничего общего.
…Время для него остановилось. Что ему оно? Паша мог часами просиживать на кровати и не двигаться. Вселившийся однажды злой дух прижился в нём и беспокоил редко, только тогда, когда ему было трудно одолеть переживания. Чтобы избавиться от болезненного восприятия испытываемых чувств и эмоций, он уходил во внутренний монолог рассуждений, которые как заезженная пластинка крутились в его голове. Сейчас как раз настало время монолога. Не исполненная месть разбудила в нём злой дух, который мучил его.
– Надо убить! Эта тварь не должна жить. Надо исправить ошибку. В следующий раз сразу убью. …Надо убить! Эта тварь не должна жить. Надо исправить ошибку. В следующий раз сразу убью.
Чтобы сдвинуть пластинку с заезженного места, нужен был толчок извне.
Эти повторяющиеся фразы избавили его от чувств. Он воспринимал только произносимые им слова, которые побуждали к действию. Нет слов – нет чувств, нет чувств не надо слов. Он не мог изменить информацию, потому что его чувственные каналы были заблокированы злобой. Въевшиеся в голову слова возвращали его к исходной проблеме, и он повторял их по кругу, как вращающий жернова ишак. Застывший взгляд выдавал ущербность его мыслительных процессов, и было очевидно, что под застывшей маской скрывался психопат. В свойственном ему состоянии, он упускал множество восхитительных и изумительных событий, которыми наполнена жизнь обычных здоровых людей, его сознание просто миновало их.
Прямая зажатая поза могла не меняться долгие часы. Его закостеневший силуэт, отсутствующий стеклянный взгляд неприятно холодил, как при встрече с коброй готовой к броску на врага. Его психика, защищаясь от окружающего мира, была, казалось, непробиваемой как бронежилет.
Криминалист в совершенстве владел следственной тактикой, редко кто мог сравниться с ним в умении провести качественный допрос. Своевременное выявление позиции обвиняемого при допросе, гарантировало ему возможность узнать, когда появилось намерение совершить преступление. Потап твердо знал, что признание вины ценно и превентивно как для самого обвиняемого, так и для общественной сферы. Большое значение в достижении цели имела атмосфера доверия между ним и допрашиваемым. Он мастерски психологически воздействовал на допрашиваемого, влияя на сознание обвиняемого. Искусно проводя допросы, он умело убеждал. Но в чем же убеждал Потап? Меньше всего в том, что допрашиваемый виновен в совершенном преступлении. Убеждал, что надо говорить только правду, приводил факты, доказательства, логические аргументы, разъяснял закон, детализировал вопросы. Все эти навыки он применил и к Нелюдову, но это не сработало, как на допросе обычных людей. Перед ними явно сидел невменяемый псих.
Переговорив за дверью с профессором, они решили, что нужен ключ для психологического давления. Нестандартная ситуация вынуждала к нестереотипным решениям.
Ключевое слово откроет ларчик к сознанию преступника. Они долго мучились, перебирая слова, которые могли бы помочь.
Борис метался по камере как волк по клетке и задавал одни и те же вопросы сидевшему перед ним преступнику, а Потап внимательно наблюдал за происходящим, и констатировал полное отсутствие реакции у допрашиваемого лица.
Вдруг эксперта осенило, как будто бы он решил про себя сложную задачу и, коснувшись пухлой ладонью плеча допрашиваемого, застывшего как каменное изваяние, спросил:
– У тебя есть друг? – взгляд Паши потеплел, плечи обвисли, он стронулся с места и посмотрел в глаза.
– Да, – подняв холодный взгляд на Потапа, простонал задержанный.
– Кто же он? – мягко по-отцовски продолжал эксперт.
– Мишка, – уверенно взглянув, он пробубнил ответ.
– Где же он? – у него по спине прокатилась дрожь, от статичного взгляда Нелюдова.
– Он умер, – с горечью в голосе произнес Паша.
– Как это случилось? – он боялся спугнуть доверие Нелюдова.
– Эта тварь убила его! Мне без него одиноко, – из глаз брызнули слезы, превратив существо в обычного беззащитного ребёнка.
– Кто убил? – криминалист напрягся.
– Тварь! Эта маленькая дрянь, – он почти крикнул.
Потап показал фотографию убитой Иры.
– Это она?
Ответ на этот вопрос был самым важным звеном в цепи расследования. Глаза Нелюдова налились кровью, брызжа слюной, он крикнул:
– Тварь!
Потап вспомнил, как вчера посадил медведя на стол, представил своим компаньоном для вечерней трапезы, чтоб не скучно было сидеть одному. О, Боги! Спасибо!
Ключ подошёл, код совпал и открыл вход к сознанию преступника.
Потап достал игрушку и посадил на стол, так же как вчера перед собой.
– Он не умер. Вот он! Значит, медведь живёт у тебя? Я нашёл его в твоём доме, – врал Потап, ему показалось, что допрос он провалил.
Неадекватная реакция напугала всех присутствующих, а опер в испуге схватился за пистолет, когда чудовище яростно схапал медведя и кинулся на пол, скрючился, задрожал, закрывая голову руками.
Потап поднёс к самому носу Паши оторванный медвежий пластмассовый нос.
– Узнаешь? Тебе знакома эта вещь? Я отдам тебе его, если ты расскажешь правду, кто убил Мишку и как ты наказал убийцу.
Маньяк схватил нос, прижал к груди и завыл. Ему виделся растерзанный на части мишка, только теперь дядькой.
Принцип сначала слово, а следом порождающее им действие сработал. Нет слов – нет действия. Убийца сменил заезженную пластинку о мести на воспоминания о друге. Теперь эти воспоминания также будут крутиться в его сознании, пока какое-нибудь слово не переключит его на другую волну.
– Не отдам! Всех убью – отталкиваясь ногами о пол на правом боку, он отполз в угол камеры и монотонно повторял:
– Он мой! – лишённая красочных интонаций речь показывала, насколько сумасшедшим было это существо.
– Ты отомстил Ирине Красиковой? – Борис сунул под нос фото.
– Я не знаю кто это?
– Это маленькая девочка! Убитая тобой, – злобно крикнул Потап.
У сдержанного Потапа заходили желваки, и он схватил за шиворот и поднял мерзкое чудовище на стул.
– Нет, …да, … не знаю, …она убила мишку, …убила! Я её наказал, – он гундосил повторяя фразы, склоняясь к коленям рыдал, не ассоциируя себя с преступлением, которое совершил.
– Рассказывай. Где? Когда? За что? – Борис методично вбивал как гвозди вопросы в мозг чудовища, повторял их для ясности и, в конце концов, обрушил кулак на стол с криком, – Колись!
Но Паша, словно не слышал метавшего гром и молнию Бориса. И это спасло эксперимент.
– Она выкрала мишку и разорвала… – обхватив голову руками и раскачиваясь на стуле, он противно гудел на одной ноте.
– Хватит выть! – Потап, ухватив его за рубашку, поднял на уровень глаз и, увидев широко раскрытые зрачки безумца, уронил на пол. Опомнившись, что перед ним сидит душевнобольной, он кротко попросил:
– Расскажи, как ты защищал своего друга медведя, – Потап твердил, пока не вскипел выше критической точки. В нём вспыхнула ярость, и он сжал кулаки. Если бы не его моральные устои, он бы растерзал ублюдка лишившего жизнь малютке. Она этого не заслужила. Никто не заслужил!
Профессионализм победил эмоции, он не потерял связующую нить с убийцей. Нужно было стать его другом, заменить молчаливого медведя и слушать, слушать без комментариев.
– Она убила друга. Она его терзала. Я его защищал, – он рыдал и пускал слюни как слизняк.
Опер тряхнул его за шиворот, но профессор, придержав за руку, остановил порыв отмстить. Паша снова упал на стул.
Подспудно Борис понимал, что главная задача – признание от начала и до конца, пока ключик открыл ларчик.
– Она упала, когда я ударил её. Я обрадовался, что у нее была кровь, я победил, мой мишка остался цел. Я избавил его от врага. Я хотел сделать ей больно, также больно, как она сделала моему другу, – он всхлипывал. – Я сделал с ней то, что она сделала с мишкой. Разбросал по земле её внутренности. Медведь истёк кровью, и она должна была. Я спас мишку.
Слушать этот бред было выше человеческих сил. Было ясно, что милиция столкнулась с психопатом, которого вероятней всего будут лечить. Борис не выдержал монолога убийцы резавшего его душу по живому. Ему изо всех сил хотелось заорать:
– Заткнись! – кулак Бориса опустился бы на челюсть, если бы он не сдерживался изо всех сил. – Мститель чертов!
Он не желал марать руки о последнюю сволочь, тем более ставить крест на своей карьере, расправляясь с ублюдком. Но все же, Борис, неожиданно для всех, скользящим движением двинул по скуле. Свалившегося со стула мстителя он пнул ногой по рёбрам и в пах.
– Поднимайся! – глаза Бориса от давления покрылись красной сеткой сосудов. Ещё немного и он заплакал бы кровью как Христос. Разгорячённый опер еле сдерживал чувство ненависти к дьяволу в человеческом обличии, который все время путался во времени и показаниях сплетённых в его голове воедино. Поднимаясь с пола, убийца истерично скулил, выл как долгоиграющая пластинка, хлюпал носом и вытирал рукавом лицо.
Раздосадованные горькой правдой и удовлетворённые признанием убийцы, все трое противостояли Нелюдову. Потап вырвал из рук Паши медведя. На мгновенье внешность чудовища изменилась, что-то переключилось в сознании маньяка и перед Антантой возвысилось властное создание.
Вскочив на ноги, маньяк злобно блеснул глазами и застыл. На его лице проявился оскал, точь-в-точь как приснился Борису. Нелюдов, расправив плечи, точно вырос на голову. С его губ слетали страшные слова, брызжа слюной, он орал:
– Эта тварь! Сама пришла. Я не боюсь её. Я её ненавижу! Тварь! – громкое скандирование как стрелы слетали с натянутой тетивы и ранили опера и Потапа.
Демонический блеск глаз насторожил следователя. Борис видел перед собой превращение маньяка в красного дьявола с рогами и хвостом изрыгающего из пасти огонь. Опер жестом стряхнул виденье.
– Привидится же! Это от бессонных ночей.
Глядя на безумного мстителя, Борис представил на мгновенье, как могла бы погибнуть следующая жертва, и его затрясло от страха.
– Я убью эту тварь снова! Хоть тысячу раз, но убью! Она заслужила, – серые глаза превратились в адскую бездну умопомешательства и полоумия. – Клянусь! Я сделаю это! – в знак тождества клятвы, он схватил зубами кожу на своем предплечье и откусил плоть. Кровь разлилась по рту и потекла по подбородку на шею. Он сплюнул на пол откушенный кусок, – Я загрызу её!
За неистовой яростью психиатр наблюдал, затаившись в углу, и боялся не упустить ни слова. Потап превратился в слух, чтобы фиксировать все, что поведает в приступе эйфории убийца. Ведь правду никто не знал кроме него.
Следственный эксперимент на месте преступления Паши Нелюдова по воспроизведению события с целью установления его природы, сущности и происхождения был завершён. От ужаса, рисовавшегося в головах опера и эксперта и исповеди маньяка, содрогнулись их души.
Мгновенная смерть спасла девочку от мучений. Убийца даже не заметил, когда она умерла. Черепно-мозговую смертельную травму она получила, ударившись о камень, торчавший из земли. Ослеплённый совершенной местью, сумасшедший маньяк испытывал освобождение от гнетущего чувства.
Бутылку из-под водки он превратил в оружие, разбив о камень. Детская кожа легко расходилась под давлением стекла, и он отрезал внутренние органы и разбрасывал, испытывая наслаждение от победы. Он слизывал вражью кровь, её запах сводил его с ума, и он фонтанировал спермой, ощущая себя всесильным богом, защитником и мстителем. Можно было предположить, что её смерть удовлетворила его эго. Окроплённый кровью жертвы он торжествовал победу диким криком. Звериного у маньяка ничего не было. Звери не мстят. Звери убивают, чтобы выжить, а это существо убивало из мести.
Уже к окончанию восьмого класса учителя понимали, что с Нелюдова Пашеньки толку не будет из-за отставания в развитии. Дети в детдоме замечали странное неадекватное поведение тихого и робкого агнца. Из-за лживости и неискренности детдомовцы записали его в изгои и практически не общались с ним. Присущий Паше ярко выраженный нарциссизм мешал испытывать вину. Остальных людей он расценивал в качестве объектов, повышающих его самооценку.
Он сбился со счета скольких врагов, своего друга мишки, убил за последний десяток лет. Ему казалось, что она не убиваема. Период эмоционального охлаждения после достижения психологического удовольствия обычно длился у него несколько месяцев. Совершая насилие, он полагал, что защищает свою честь. Властолюбец контролировал жертву, подчинял её себе и стремился обладать ею, потому что сброс энергии бессознательного у него происходил одномоментно, только в момент свершения мести, при этом у него отсутствовало раскаяние и стыд.
После признаний Нелюдова Борис получили разрешение на обыск в доме маньяка. Соседи активно сотрудничали с милицией, рассказали, что комнату в общежитии, сосед получил как сирота сразу после исполнения шестнадцати лет. Не окончив ПТУ, он устроился на скотобойню. Скромный образ жизни, не привлекал внимание органов милиции. Маньяк Паша ни с кем не общался.
Пропитанное аскетизмом жилище действовало удручающе. Выкрашенные в грязно-зелёный цвет стены, голая лампочка Ильича, обшарпанный табурет, ровно заправленная байковым изношенным одеялом кровать с панцирной сеткой. Одиноко в углу стоял встроенный старый шкаф с мутным зеркалом в пол дверцы. Ни разбросанных вещей, ни книг, ни фотографий, ни занавесок не было. Полки шкафа-пенала выдавали педантизм обитателя этой жилплощади, в нём как под линейку выстроился небогатый скарб.
Потап алкал лично участвовать в обыске. Он прошёлся по комнате, оценил обстановку. Больше всего его поразила стена сплошь в полках, на которых покоились аккуратно усаженные плюшевые медведи. Размером с баскетбольный мяч они сидели рядами аккуратно прибитые гвоздями за уши и смотрели на присутствующих глазами из чёрных пуговиц. Войдя в комнату, он выверенным взглядом сразу отыскал то, что долгие месяцы не давало ему покоя, улику подтверждающую причастность к убийству. Среди множества медведей он сразу выбрал безносого и, упаковав в пакет, забрал на исследование. Нашлись и ботинки с кровью потерпевшей, совпадающие со слепком следа с места преступления.
Фортуна была на стороне правоохранительных органов. Маньяк был арестован, осталось только к признанию добавить экспертизу, доказывающую причастность к убийству и доказательства в предумышленном похищении и дело можно отправлять по инстанциям. Резонансное дело облетит все отделения милиции и каждую детскую смерть проверят на причастность Нелюдова к убийству.
Преступление было раскрыто, впереди ждала рутинная бумажная работа, и каждый по-своему опишет услышанные признания. Но это потом. Главное, что теперь зло наказано, убийцу лишат свободы, а возможно до конца жизни упрячут за решётку.
Через пару недель дело, прибавившее седых волос, сдадут в судопроизводство. Город мог спать спокойно. Мститель, так окрестили преступника Потап и Борис, пойман и это для них высшая награда.