А. СТАРЦЕВ

ПУТЕШЕСТВИЕ НА ЧЕРНУЮ УХУРУ

Посвящение авторов (друг другу):

"Писать на стенах туалета,

Увы, мой друг, не мудрено..."

Из надписей на стенах

общественных туалетов.

Все имена и события вымышлены.

Всякие совпадения случайны.

1

Наследоу был болен. Он был болен уже довольно давно, примерно около месяца. Первые признаки болезни начались, когда он начал готовиться к экзаменам на космопсихолога. Наследоу уделял все свое время исключительно делу, ни на что не отвлекался, как бывало раньше, усердно готовился к каждому, и, хоть не без волнений, сдал.

Теперь он должен был пройти трехгодичный курс подготовки, после чего мог участвовать в космических экспедициях, вплоть до первой категории сложности, в качестве психолога. В первой категории могли участвовать как мужчины, так и женщины, и это особенно радовало Эндрю. Ближайшие два-три месяца ему предстоял отдых, вполне, как он полагал заслуженный. Наследоу собирался поехать на такую милую планетку Магомеду и разыскать там свою старую знакомую Гриту, но внезапная болезнь спутала все планы.

Про эту болезнь ему рассказывали раньше, а он всегда смеялся и не верил. Она так просто и называлась - "экзаменационной болезнью" - и заключалась в очень простой вещи - заболевший ею не мог. В данном случае заболевшим был Наследоу. Да-да, знаменитый на целую треть Вселенной своими редкими качествами Эндрю Нууг Наследоу не мог. Это и было обидно. Это было страшно досадно. Это было просто несправедливо - за что?! И это было совершенно нельзя пускать на самотек, если подобное выражение было, конечно, применимо к данной болезни. Надо было что-то делать, и немедленно, иначе поездка в поисках Гриты становилась просто бессмысленной!

Это утро началось как обычно. Наследоу наскоро сполоснулся, с отвращением выпил ежеутренний стакан настойки банного листа - ее зачем-то прописали врачи еще несколько лет назад - у него тогда был какой-то конфликт с сослуживцами - и под любимый старинный марш, также рекомендованный ему врачами, - "Чтобы тело и душа были молоды, были молоды, были молоды, бойся сексуального голода, накаляйся, как сталь!", стал делать гимнастику. Сегодня ему предстоял визит к знаменитому специалисту в этой области - профессору Введенскому. Обратиться к нему Наследоу порекомендовал известный клиницист доктор Рукосуев, который, правда, в большей степени специализировался по женской сексопатологии, но порой консультировал и мужчин. "Профессор Введенский - это последняя инстанция, - сказал Рукосуев, - уж если он не поможет, тогда и не знаю, что и делать."

То же самое ему говорили профессора Вагинян, Клитт, доктор Гомоз и многие другие врачи, осматривавшие Наследоу в течение последнего месяца.

Наследоу уже наизусть выучил все их разговоры, повторяющиеся из раза в раз. Ему не отказывали во внимании, напротив, были ласковы и любезны. Его внимательно выслушивали, осматривали, трогали, мяли, предлагали пива со сметаной, орехов с медом, обвязывали веревочкой, потом вели в кинозал, показывали слайды, картинки, фильмы, наконец натуру, и, рано или поздно, речь заходила об экзаменах, которые недавно сдавал Эндру. Тут они все сразу куксились, скучнели, и принимались объяснять, что несмотря на все достижения, медицина, увы, не всесильна, что еще много неизученного, странного в человеке, что люди - не роботы, да оно, ха-ха, и к лучшему, что не роботы. Дальше шло про психорогенные факторы; про тяжелую наследственность, про нервный срыв, про то, что глядишь, годика через три-четыре само пройдет. На этом месте Наследоу обычно уходил - от разговоров про годики ему становилось гадко - он Гриту собирался искать, а они ему про годики! Вслед неслись рекомендации больше пить пива со сметаной, настоящего ухурианского пива.

Одно время Наследоу только и делал, что пил пиво и закусывал сметаной. Он уже и не помнил, сколько её съел, но ничего не помогало, а на пиво он смотреть просто не мог - его тошнило от этого пива, к тому же, оно начинало сочиться через распухшие ноги...

Он собрался и, взглянув на часы, понял, что пора выходить. Эндру не был на Зебопе довольно давно, и сейчас шёл по улицам столицы планеты, с интересом осматриваясь. Все здесь рождало в нём бурю воспоминаний. Три года назад Зебопа выглядела намного менее обжитой и благоустроенной планетой. Сейчас же она прямо расцвела. Наследоу обнаружил, что колоссальная клиника профессора Введенского расположена на том самом месте, где раньше находился армейский тренировочный лагерь. В этом лагере он находился вместе с Алеком Зандером, Бремом Квадринтом, фон Гасом и мистером Шкароффым.

Как давно это было! Никого из них уже не осталось в живых - все погибли в том страшном бою на Саладе, когда полчища скрутинайзеров роботов-охранников Станции Защиты Космоса - рвались к ним со всех сторон.

Увидев слева от клиники дом, по стене которого они удирали из лагеря в самоволку, Наследоу растрогался. Да, все-таки, несмотря на все свои тяжелые стороны характера, Алек Зандер и Брем Квадринт были неплохими ребятами, и вполне искупили своей страшной смертью во чреве скрутинайзеров все свои прегрешения по отношению к нему, Наследоу, а уж в фон Гасе он просто души не чаял. Участь мистера Шкароффа осталась неизвестной, на его личной карточке значилось: "Пропал без вести на планете Салада во время десантной операции 20 марта 3189 года по земному календарю." Впрочем той же самой формулировкой оканчивались записи в личных карточках остальных троих.

В клинике Введенского, блистающей чистотой красовалось самое современное оборудование. Очаровательные медсестры, при виде которых Наследоу только зубами скрипел от злости на свою болезнь, так и сновали по коридору. Вообще, комплекс был построен только-только, имел самый, что ни на есть внушительный вид, и по неволе у Эндру затеплилась надежда - а может, правда, вылечат?

Его проводили к профессору в кабинет и попросили подождать. Через минуту вошел и сам профессор - тучный, высокий человек, с окладистой бородой, в белом старомодном халате поверх обычного комбинезона.

Он поздоровался с Наследоу и принялся его осматривать, вертя и так и этак.

- Нус-с, батенька. а теперь подышите, подышите... так... ладно, хорошо, стало быть "экзаменационную" подхватили, ничего, бывает, мне Рукосуев говорил, что очень тяжелый случай, ну, а мы посмотрим... посмотрим... Нус-с прошу на диагностер, в соседнюю комнату!

Наследоу отправился на диагностёр. Там было все как обычно.

- Так, - говорил Введенский, - попробуем сильнодействующие средства... Вот тут тоже ко мне приходит один больной, вот, говорит, ко мне завтра любимая девушка придет, а боюсь, вдруг, ничего не получится, профессор, кричит, помогите! Ну, я ему дал одно сильнодействующее средство: на следующий день приходит, ах говорит, профессор, такое средство, такое средство, ну просто замечательное средство, спасибо говорит. Я говорю, ну а как девушка-то, довольна, я, знаете всегда спрашиваю об этом, а он говорит, какая, говорит девушка, ах эта, да совсем не приходила! - профессор захохотал, причем, весьма зычно. Засмеялся и Наследоу - история показалась ему забавной.

Профессор назначил курс лечения сильно действующими препаратами, и Наследоу стал ходить в клинику и принимать сеансы лечения. Заключались они, собственно говоря, в том, что Эндру литрами пил воду с большим содержанием железа. Потом у него брали два известных анализа, предлагали мочиться, после чего с хитрым выражением на лицах вешали на шею большой, и, видимо, очень мощный магнит. Так прошло около недели, но никаких улучшений не наступало. Профессор не терял надежды, был весел, говорил, что надо лечится еще, но в один прекрасный день Наследоу понял: ничего нового профессор уже не скажет.

С присущей ему прямотой он заявил об этом Введенскому. Тот долго молчал, тяжело вздыхал, пожимал плечами и разводил руками. Потом был вынужден признать свое поражение.

- Понимаете, - говорил профессор, у вас очень тяжелый случай. Моя клиника законно считается одной из лучших, но вы же видите сами, ничего не помогает.

- Профессор, - взмолился Наследоу, - сделайте что-нибудь, я вас умоляю! Я ведь не могу так жить, - это одна из основных моих потребностей, без этого дела моя жизнь пуста, скучна и неинтересна!

Наследоу еще долго произносил подобные слова, профессор все хмурился, вздыхал и все как-будто порывался что-то сказать, но в последний момент не решался.

- Слышите, профессор, что я вам говорю, - говорит Эндру, тыкая Введенского пальцем в плечо, так как тот сидел с совершенно отсутствующим видом.

Наконец профессор решился.

- Понимаете, - начал он, - есть такой профессор Гуго Гускель.

Весьма и весьма новоиспеченный профессор. Наш ученый мир его не очень признает, но на Земле, как ни странно, его выбрали почетным академиком, уж не знаю за какие заслуги. Дело в том, что он практикует лечение болезней людей внеземными способами и средствами. По нашему мнению, это неправильный подход, и вообще, шарлатанство.

- Так а люди-то, - вскричал окрыленный Эндру, - люди вылечиваются?

- Вылечиваются, - с неохотой признал Введенский, - и, надо сказать, довольно успешно.

- Адрес, - молил Эндру, - адрес!!!

- Вот адрес, но помните, что я вам его не давал, а то коллеги мне такое устроят за это!

Но Наследоу уже не слушал. Он мчался по коридору и все у него пело. Он чувствовал, что на этот раз ему должно повезти.

Билетов на Таркузу, где жил Гуго Гускель, не было. Пришлось томиться в космопорту целых три дня и ждать очередного звездолета. Наконец, билеты были куплены и Наследоу отправился в путь.

Звездолет на Таркузу шел около восьми суток, и постепенно Эндру овладевало мрачное настроение. Почему, думалось Наследоу, этот Гуго Гускель обязательно вылечит меня? Ведь такие специалисты в один голос говорят, что ничего не выйдет! И потом, что это за внеземные методы, средства и препараты? А может, он меня отравит? - думал Наследоу. От таких мыслей тянуло в бар.

Бар на корабле оказался знатным. В нём было полутемно, уютно, играла мягкая музыка. В одной из композиций Наследоу узнал руку мистера Шкароффа и чуть не прослезился. Иногда показывали видео, порой очень неплохие, и на третий день Эндру почти не вылезал из бара. Знакомств он не заводил, хотя многие узнавали его и издали вежливо кланялись.

- Да-а, Эндру Нууга Наследоу знали очень многие, если почти не все ведь он был Галактическим Героем, человеком, спасшим человечество. Конечно, в этом деле - спасении всего человечества - участвовал не только он, но дело было в том, что он был единственным оставшимся в живых! Тем более, что мертвым воздали довольно славы, памятники стояли на всех планетах, да и что мертвым слава, на что она им?! К Эндру же люди относились с почтением и благодарностью, каждый хотел что-нибудь для него сделать, но Наследоу сидел с таким мрачным и неприступным видом, что не все решались к нему подойти.

Эндру прожил хотя и весьма еще короткую, но очень яркую жизнь. Родился он на Альфе Центавра, в семье потомственного военного. Естественно, что маленького Наследоу с детства окружали военные регалии и блестящие мундиры сослуживцев его отца. Конечно же, Наследоу избрал для себя сугубо военную карьеру, с блеском окончил Высшее Космическое училище, получил звание лейтенанта. Затем его ждала быстрая карьера, он уже получил чин капитана, но тут начался странный период неудач и непонятностей. Именно в этот период он познакомился с Алеком Зандером, Бремом Квадринтом и мистером Шкароффым. Вместе с ними Наследоу участвовал в ряде операций, не совсем, так сказать, чистых со стороны закона. Все же, он всегда выходил сухим из воды. Тут как раз произошла та злосчастная история с зятем командующего флотом и Наследоу попал в такую немилость, что оказался в лагере. Ровно через день началась война с роботами, он вновь встретился с Алеком Зандером, Бремом Квадринтом, познакомился с фон Гасом и, в составе одной из десантных групп, был сброшен на Саладу с приказом взорвать Станцию Защиты Космоса. Изо всех только Наследоу остался в живых. Сейчас он был героем всей Вселенной и, черт возьми, больным, больным, больным этой проклятой болезнью!

Эндру подозвал робота-бармена и заказал себе еще один, а, впрочем, лучше даже два коктейля. Мысли его унесли далеко-далеко, к прошлым годам.

Он вспомнил последний спокойный вечер в звездолете перед высадкой на Саладу - все они сидели в каюте Алека Зандера и беседовали о том, о сём. Таким и запомнились они ему - Алек Зандер негромко разговаривал с Бремом Квадринтом, тот что-то рисовал ему в ответ, фон Гас сидел в кресле, далеко вытянув ноги и потягивал из стакана какую-то смесь, мистер Шкарофф тихо наигрывал в углу на старинном инструменте, был полумрак, вот прямо почти как сейчас. Наследоу Вдруг захотелось, чтобы все они вошли вдруг сейчас сюда шумною гурьбой, как бывало, сдвинули столы и закатили бы такое веселье...

Но увы, никто, конечно, не вошел, только две очень молодых девицы с интересом уставились на Эндру. Да, он был очень хорош в своем мундире капитана Космофлота в отставке с нашивками за ранения и с маленьким ярко светящимся кристаллом на груди, который выдавал его с головой и по которому люди сразу узнавали его. Немногие во Вселенной носили такой отличительный знак. Глядя на девиц, мысли Наследоу ушли к еще более ранним временам, к разным знакомым и полузнакомым девушкам, с которыми он в разные времена бывал вместе.

Почему-то он вспомнил Криту, милую девушку, с которой познакомился на Габриэле, - большой индустриальной планете в системе Альфа Центавра. Они встретились в скоростном поезде и через два часа он лишил ее девственности на верхней полке служебного купе. У бедняжки, наверное, в самых черных мыслях не было, что это произойдет вот так, на полном скаку. Эндру был с ней около полугода потом, он решил расстаться. Сейчас он вспомнил о ней с нежностью. Может он совершил ошибку, сказав ей тогда: "Слышишь, Крита, мы больше с тобой встречаться не будем, у нас слишком разные взгляды на жизнь!" Ах, как молоды они были тогда!

Потом Наследоу вспомнил другую девушку, Бриту, с которой встречался исключительно на квартире у своих хороших друзей, так как больше было негде. Она была не особенно красива, но очень горяча. Друзья же потом, когда пришли в квартиру и обнаружили, что все вино выпито, а несколько кресел сломано - почему-то перестали быть хорошими и стали как-то неприязненно к нему относится. Эндру никак не мог понять за что?!

Тут же Наследоу вспомнил почему-то и Жриту, о которой вообще вспоминать не любил - она была очень пухла, и ему всегда приходилось как-то жаться и умащиваться с краю кровати. Связь с ней была короткой, просто эпизод, но она потом прислала ему письмо, где писала, что никогда его не увидит, но никогда не забудет. Эндру совершенно не понимал, зачем было письма писать.

Затем он вспомнил Хриту, с которой у него были связаны одни воспоминания неприятного характера, - сначала она долго преследовала его будущим ребенком, хотя были все средства этого избежать, он на неё обиделся и долго не встречался, а потом в темную ненастную ночь как-то сошелся снова, и тогда она наградила его кое-чем похуже ребенка. Чем она так привлекла его - Эндру до сих пор понять не мог.

С Сритой у него, напротив, были связаны наилучшие ощущения. Ах, как здорово было поутру, часиков в шесть, начать гоняться друг за другом нагишом по тесной комнате, топоча босыми пяточками по полу. Правда, те, кто спал в той же комнате начинали порой возмущаться, что им не дают спать, но Эндру совершенно не понимал их возмущения!

А Чита-Рита! Ах, это было первое, самое первое приключение с девушкой! Они долго дружили, встречались, гуляли, ходили на всякие видео. Жила она очень далеко от его дома и ему приходилось ездить её провожать. Чита-Рита жила с мамой, мама была добрая, и как-то раз оставила Эндру ночевать, пожалев, что ему поздно возвращаться. Эндру быстренько проник в комнатенку Читы-Риты, и совсем уже собрался сделать все, что нужно, но вдруг мама из-за дверей сказала очень неестественным и очень твердым голосом: "Рита, можно тебя на минутку!" Чита-Рита вышла, но не на минутку, а насовсем. Некоторое время Наследоу лежал в ожидании, потом, подумав, оделся и устроился на диване. Полежав так часа полтора, он на цыпочках отправился по коридору, и стал громким шепотом звать: "Чита! Рита!", так как свое он не получил и ему было очень обидно. На шепот отозвалась мама, которая поинтересовалась: "А зачем вам Рита?" Эндру не нашелся что ответить и пошел спать. В общем, это было довольно забавно, но Эндру совершенно не понимал, зачем было вмешиваться маме.

О Фрите у него были премерзкие воспоминания, - все было так хорошо, а потом она стала натравливать на него своего мужа, они подрались и Эндру сломал себе пятку. Он совершенно не понимал, зачем было на него мужа-то натравливать?

Тут Наследоу оторвался от воспоминаний, обнаружив, что уже довольно давно тыкает робота-бармена в плечо пальцем и спрашивает у него: "Слышишь, парень, я её совершенно не понимаю! Ты понимаешь? А я вот совершенно не понимаю!"

Эндру плюнул под ноги и ушел, решив остаток дней рейса провести у себя в каюте, что и претворил в жизнь.

На Таркузу они прибыли по расписанию, и Эндру, покачивая чемоданчиком, сошел по трапу, прошел все формальности в космопорту и сразу же начал выяснять, где здесь находится клиника профессора Гуго Гускеля. Ему сразу же объяснили, причем очень толково, видно было, что профессора на Таркузе знают, любят и ценят. Паче того, выяснилось, что чуть ли не каждый второй с ним знаком лично, что профессор очень молодой, но очень способный что он вообще отличный парень, и многое другое.

Наследоу отправился за город, где находилась клиника, на древнем устройстве для передвижения с двигателем внутреннего сгорания.

Клиника утопала в зелени и была окружена невысоким забором, как раз перестраиваемым на более новый и красивый. Он позвонил в звоночек над воротцами, и вскоре вышла очаровательная блондинка. Она отвела его в приемные покои, спросила, как и что, и сказала, что ему очень повезло, так как профессор именно сейчас свободен и примет его немедленно, после чего предложила пройти на пятый этаж в комнату N 32.

Эндру пошел наверх по лестницам и этажам оглядываясь вокруг и удивляясь. Коридоры были уставлены специальными креслами с далеко вынесенной подставкой для ног, в которых отдыхали члены медперсонала, сидя в довольно странной позе - засунув руки в карманы и опустив голову на грудь. На пятом этаже было накурено - там был бар.

"А хорошо они здесь живут", - подумал Эндру и тут увидел дверь с табличкой 32. Он постучался, услышал "Да", толкнув дверь и вошел.

Глазам его представилась длинная, чуть изогнутая комната. В дальнем её конце стоял большой включенный визор. Спиной к Наследоу в знакомом по коридору кресле сидел человек и что-то искал у себя в карманах. Человек извлек до рези в глазах знакомую белую палочку, коротко дунул в неё, а вторую, не глядя, протянул Наследоу. Эндру вдруг почувствовал, что все это когда-то уже с ним было - настолько знакомы были движения, почти автоматичны. А главное, они могли принадлежать только одному человеку, и этого человека Эндру когда-то очень хорошо знал. Не менее привычным жестом Эндру поднес "Белый Мор", а это был именно "Белый Мор", черт побери, которого Эндру не курил уже года три - и тут человек обернулся...

...Так значит, знаменитый профессор Гуго Гускель - не кто иной, как старый боевой друг Эндру, его бывший командир, Леон фон Гас. На какое-то время Наследоу даже показалось, что это происходит не с ним, а в каком-то фильме, что ли. Однако, открыв глаза и дважды ущипнув себя за филейную часть, как того требовал тест Блюшера на галлюцинацию, Эндру обнаружил, что это действительно фон Гас, который с не меньшим удивлением смотрит на него самого, пытаясь прикурить так и не профуканный до конца "Белый Мор" и растерянно чертыхаясь.

- А я думал, что ты... - сказал Эндру.

- Черт, - сказал фон Гас и оба засмеялись.

И перед Наследоу со всей отчетливостью вдруг встали гнущиеся под резкими порывами ветра хилые кустики, вздыбленные холмы, отвратительная хлябь под ногами, тяжесть и жесткость рюкзака за спиной и два тускло светящихся солнца в серо-розоватом небе Салады...

2

...Последний толчок был самым сильным, и Брем Квадринт, выполнявший посадку и сидевший на месте первого пилота, не удержался в кресле и с размаху приложился лбом об защитный колпак экрана. Наследоу обнаружил, что пол несколько накренен, и хотел сказать об этом, но тут что-то противно затрещало, и весь ракетоплан начал рывками заваливаться вправо.

- В болото какое-то сели, - заявил Алек Зандер, который уже успел отстегнуться и подобрался к иллюминатору.

- Ну знаешь, Зандер, куда сели, туда и сели, - сказал Квадринт несколько раздраженным голосом, ощупывая набухающую шишку на лбу. - Вот, черт, забыл пристегнуться.

- Все, приехали, - сказал фон Гас, возясь с ремнем. - Черт, что за ремни такие делают? Черт! Алек, как ты отстегнулся-то?!

- Очень просто, - ответил Зандер, полагая, видимо, такое объяснение исчерпывающим.

Брем Квадринт, сильно кренясь по наклонному полу, подошел к фон Гасу и отомкнул защелку на ремне.

- Надо же, он, оказывается, в другую сторону срабатывает, - искренне удивился фон Гас.

- Надо радиограмму послать, - сказал Наследоу.

- Вот и пошли, не забудь встать с кресла вначале, - заметил Алек Зандер, развинчивая дверь грузового отсека.

Но фон Гас сидел уже за пультом радиостанции и настраивался. Брем Квадринт и Алек Зандер вытаскивали из грузового отсека тяжелые тюки и ящики и складывали их около выхода, нетерпеливо поглядывая на светящиеся дисплеи, на которых должны были загореться результаты экспресс-анализа атмосферы, температуры воздуха, обшивки, давления и других вещей.

- Зря вы так все это складываете, - заметил Наследоу, с наслаждением затягиваясь "Белым Мором", тщательно профуканным до этого. Ему не ответили, фон Гас сидел в наушниках и вслушивался в эфир, а эти двое вообще были странные люди, и порой на них находило. А может, просто не расслышали.

- Мы последние, - сказал фон Гас, снимая наушники. - Все, вроде, сели благополучно, что весьма странно для таких гробов. Он помолчал и добавил:

- Желают нам успеха.

Все как-то сразу притихли и представили, как там, на звездолете все спокойно дежурят у приборов, корабль держит путь на базу, и никому из них не надо никуда идти.

Война - штука тяжелая... А уж война с роботами на необозримых космических просторах - тем более. Эта война началась более года назад, и люди в ней шли от поражения к поражению. Самое смешное, что им четверым сейчас предстояло сделать, по сути дела, то, что пытались сделать объединенные космические силы уже сколько времени, и не могли.

Тут необходимо сделать маленькое отступление. Развитие цивилизации Гомо Сапиенс шло весьма противоречивыми путями. После того, как в конце ХХI века как-то само собой произошло объединение всей Земли под эгидой Мирового Совета, началось активное освоение планет Солнечной системы, Оно и было завершено созданием развитых технологических и культурных центров на основных, пригодных для жизни, планетах и установкой обслуживающих станций на других планетах и станциях. Произошло это приблизительно в середине ХХIV века, после чего было около столетия относительного застоя и некоторого упадка, сменившегося бурной атакой на близлежащие звездные системы, начиная с ближайшей-Альфа Центавра. После этого наступила весьма странная эпоха. Ее условно можно было бы назвать космическим феодализмом из-за вновь образовавшихся антагонистических масс. Суть была в том, что непомерно большую роль стал играть Коэффициент Интеллекта, на основании которого производилось разделение. Были введены определенные ограничения на профессии для людей, у которых этот Коэффициент не поднимался выше определенной отметки. Естественно, не поощрялись межклассовые браки, что вообще отдавало евгеникой. Особенно сильно это было развито на Земле и в Солнечной системе. Кончилось это в ХХVIII веке совершенно неожиданно реализацией принципа нуль-транспортировки. Космические корабли обрели возможность передвигаться в подпространстве и покрывать огромные расстояния в сроки, измеряемые днями и месяцами.

Началась стремительная колонизация планетных систем. основную роль в ней играли как раз представители низших классов, так как высшие были настолько изнежены и неспособны к активным физическим усилиям и лишениям, что предпочли остаться на Земле или Марсе. В межзвездных экспедициях они просто погибали. В свою очередь, постоянная борьба за выживание и процесс колонизации трудных и опасных планет, необходимость выискивать неординарные решения, особенно в контактах с местным населением, выдвинули из среды низших классов множество выдающихся личностей, и эти обстоятельства способствовали резкому скачку КИ у освоителей планет.

C другой стороны, высшие классы, оставшиеся на Земле, в своем большинстве чахли и вынужденны были начать заниматься всеми видами работ, а не только умственной деятельностью. Это дало некоторые изменения к лучшему в генотипе, однако, в основном стимулировало массовое производство и развитие роботов.

Затем началась эпоха активного перемещения по освояемой Вселенной и, как следствие, заключение межклассовых браков. Классовые привилегии постепенно исчезли. В конце XXIX века перестали выяснять КИ. Однако, понятие древности рода порой бывало применимо и по сей день.

Человечество, расселившееся по Вселенной, сейчас, во время XXXI века, представляло очень и очень противоречивую систему.

Как такового, некоего высшего органа не существовало, однако, раз в год собирался всеобщий федеральный совет, который и решал все вопросы глобального порядка.

При всем при этом наметились некоторые любопытные тенденции. Так, например, несмотря на то, что нигде это записано не было все же общим центром человеческой цивилизации считалась Земля. Земля и вообще обитаемая часть Солнечной системы была связана с системой Альфа Центавра подпространственным тоннелем, то есть, между ними могла осуществляться транспортировка сколь угодно больших материальных предметов, в том числе, разумеется, и людей.

Другие планеты и системы были расположены гораздо дальше, а главное, не обладали подобными энергетическими мощностями. В связи с этим обстоятельством развитие системы Земля - Альфа Центавра шло темпами, которые резко отличались от темпов развития других звездных систем. Большинство новых изобретений и произведений искусства создавались именно здесь. Конечно же, уровень образования и сознание жителей Земли и Альфы резко отличались от сознания, скажем, той же Фонты, где поселенцам ежечасно приходилось бороться за свое существование. Причем, если на Земле, Марсе и Венере, направление развития все больше отклонялось в сторону гуманитарных наук и теорий, которые не имели немедленного прикладного значения, то Альфа Центавра превратилась в настоящую кузницу Вселенной, где были основные производственные мощности.

Столь же резко разнился технический уровень Земли - Альфы и остальных планет. Если на самой Земле такая вещь, как скажем, дороги, была практически, музейным экспонатом, то где-нибудь в другом месте можно было видеть, например, паровоз или что-то другое из технического наследия ранних веков.

Наконец, преимущественные права жителей Земли-Альфы, вернее, уроженцев и воспитанников, были отражены в законе. Например, судебное разбирательство этих граждан могло происходить только на территории Земли или Альфы.

Связь со Вселенной осуществлялась по системе планетных визоров, на которые транслировалась передача с планетной станции подпространственной связи, персонал которой был также исключительно из землян. Таким образом, каждая планета была связана со всеми остальными - на передачу сигнала связи энергии хватало.

Существовали объединенные космические силы, их содержали согласно теории, по которой человечество рано или поздно встретит в космосе вероятного противника. До сих пор подобного не происходило, а аборигены открытых планет находились на уровне первобытного строя.

Таково было положение дел к моменту, когда началась война с роботами. Развитие роботов, как уже говорилось выше, шло очень быстрыми темпами уже несколько веков и, наконец были созданы самопрограммирующиеся модели, которые можно было так или иначе специализировать для освоения планет с очень тяжелыми климатическими условиями.

Несмотря на то, что человечество жило почти тысячу лет без крупных внутренних конфликтов (уголовщина, правда, существовала), маньяки, претендующие на мировое господство, видимо, не переводились, а просто попадали своевременно в психические лечебницы.

Дело заключалось в том, что группа неизвестных, но явно не слишком умных людей, захватила партию новейших роботов и массу оборудования, погрузилась на несколько кораблей и отправилась в неизвестном направлении.

В кратчайшие сроки они создали огромные производственные мощности и наладили выпуск космических кораблей с роботами-автоматами на борту. Трудно сейчас сказать, какие были планы у инициаторов всей этой заварухи, как они собирались устанавливать мировое господство и что с этого иметь, но, так или иначе, начали они с того, что напрочь выломали все ограничители, в результате чего произошло то, что обычно называют "выходом эксперимента из-под контроля".

Роботы очень быстро усовершенствовались, наладили выпуск себе подобных ИНТроботов, хотя это было дело необычайно сложное, а также выпуск простых киберов. И, конечно же, люди, то есть, эти самые несчастные путчисты, стали им не нужны - это впрямую следовало из железной логики, а уж ею ИНТроботы обладали в совершенстве.

Короче говоря, человечество оказалось совершенно неожиданно для себя на грани истребительной войны на полное уничтожение. Оно было совершенно не готово к борьбе с таким противником, и терпело поражение за поражением. В двух открытых столкновениях потери были колоссальны - космические силы все же пригодились, кроме этого звездолеты с роботами подстерегали транспортные корабли и безжалостно уничтожали их. Было также совершено несколько налетов на планеты, но их более или менее удалось прикрыть.

Короче, положение было весьма и весьма неприятное, и как раз в это время родился план по уничтожению комплекса, где производили ИНТроботов. Дело, однако, было в том, что вход в созвездие, занятое роботами, прикрывала Станция Защиты Космоса, расположенная на планете Салада.

Тогда в наспех созданном штабе родилась новая идея - забросить на Саладу одну или несколько диверсионных групп, с мощными энергоизлучателями-роботниками, рассчитанными всего на несколько выстрелов. Группы по четыре-пять человек предполагалось высадить с орбитального звездолета на допотопных химических ракетопланах, способных вновь стартовать на орбиту - обрекать людей на верную смерть никому не хотелось. Химические ракеты было намного труднее обнаружить - ведь все устройства станции были рассчитаны на обнаружение гравитационных возмущений.

...На пульте мигнула зеленая лампочка, заскрипели двери шлюзовой камеры; Алек Зандер первым спрыгнул на землю Салады и тут же ушел по колено в вязкую смесь снега, воды и грязи. Ругаясь и хлюпая ногами он взялся принимать тяжелые тюки, которые ему подавал Квадринт. Потом вниз соскочил фон Гас и стал оттаскивать ящики на сухое место, выжженное ракетопланом.

Наследоу не торопился вылезать из отсека - знал, что там прекрасно обойдутся и без него. Правда, когда начали разворачивать ракетоплан при помощи лебедки, пришлось вылезти и ему. Снег тут же залепил защитное стекло шлема и его пришлось поднять, как козырек. Наконец, все было готово, они взвалили на плечи свою ношу, и пошли, ориентируясь по примитивному компасу и карте.

Они шли уже несколько часов, когда небольшое приключение заставило их волей - неволей отдохнуть.

Шедший впереди Брем Квадринт вдруг вскрикнул и с хрустом ломающегося ледка провалился в какую-то яму. Алек Зандер и фон Гас, опустив на землю носилки и скинув рюкзаки, принялись, поминая чёрта, выволакивать Квадринта из ямы, которая сразу же наполнилась грязно-ледяной жижей... Квадринт нёс самый тяжелый рюкзак с основными деталями роботника, и теперь вес рюкзака валил его на спину, не давая выпрямиться, а разрядник цеплял "рогами" за края воронки.

- Тихонечко, тихонечко, тихо, э-э-э, Зандер, ты не очень-то, не утопи роботник, а то как-то не хочется нырять за ним в эту яму, я тут... тихо, тихо... как-то не очень дно чувствую... - приговаривал Квадринт, когда Алек Зандер и фон Гас снимали с него рюкзак непосредственно в яме, а потом помогали выбраться.

Наследоу на протяжении всей этой сцены сидел на своем тюке, понимая, что он, конечно, будет там лишним, и в сотый раз задавал себе вопрос, как это получилось именно так, а не иначе, и каким случайностям он обязан встрече с этими людьми.

- ...Вот это да! - вопил Наследоу, глядя на внезапно обретенного фон Гаса, - а как же ты не погиб, нет, правда, почему ты не погиб? Я был уверен, что ты уже мертвый!

Фон Гас поперхнулся "Белым Мором".

- Ну, садись, садись, рассказывай, как ты дошел до жизни такой, продолжал восторгаться Наследоу, - хе-хех-хе-хе-хы, - он радостно засмеялся, - давай, давай, рассказывай, как все это кончилось?

- А ты помнишь, с чего начиналось? - спросил фон Гас, выпуская клуб дыма.

За стенами клиники шумели какие-то диковинные деревья, в окно светило солнце, и Эндрю вдруг действительно вспомнил со всей отчетливостью, как же все это начиналось, и блеск совсем других солнц вдруг почудился ему на стенах кабинета...

...Это было четыре или пять лет назад. Наследоу был тогда на Магомеде, милой планетке, открытой, вероятно, какими-то исламцами. Женщины тут, однако, чадры не носили, и вообще, кроме названия, в этой планетке ничего такого не было. Жил Наследоу в отеле "Эдвайз", что на проспекте Героев Рок-Н-Ролла, деньги у него были, к тому же, он был молод и смотрел на жизнь абсолютно оптимистично.

В тот день Наследоу, как обычно, зашел в бар "Плотские утехи" пропустить коктейльчик-другой и поболтать о вселенской политике с барменом Ахметом, потомком первых поселенцев. Об Ахмете поговаривали, что он тайный пироман и повинен во многих поджогах, но это Наследоу даже импонировало. А вообще он был нормальный мужик и многое мог порассказать...

Они потолковали с Ахметом о повышении цен на динамит, о новых дальнобойных лазерах типа ФД, о новом сплаве для ножей и топориков, при помощи которого можно было якобы и гранит резать и рубить; причем, Ахмет относился к этому скорее скептически, а Эндру, наоборот, всячески превозносил новый сплав, твердо веря в безграничные возможности науки. Поговорили они и о том, что роботы в последнее время как-то странно себя ведут, и что это уже все замечают, и, конечно. о последней сенсации ограблении банка "Абсолют" на Большой Зепобе, при котором обоих защитных роботов, неуязвимых, как показали испытания и как утверждала реклама, призывающая приобретать этих роботов, даже для горного импульсного лазера, - нашли с разбитыми корпусами на пороге. Естественно, кроме этих защитных роботов банк не охранял уже никто, - зачем, когда есть такие устройства. Посудачив, Эндру и Ахмет сошлись на том, что и на старуху бывает проруха.

За третьим коктейлем, который по просьбе Эндру Ахмет сделал не таким сладким, как предыдущие, компенсировав это крепостью, Наследоу познакомился с симпатичной девушкой, блондинкой, правда, с зеленоватыми глазами, которые, впрочем, при неоновом освещении вполне могли сойти и за карие. Оказалось, зовут её Грита и родом она с той самой Большой Зепобы. Эндру вкратце рассказал ей о своей нелегкой жизни, на что она ему предложила пойти потанцевать. Потом был еще седьмой коктейль, уже совсем не сладкий, а какой-то совсем другой, потом они все-таки пошли танцевать и Грита долго учила Эндру как нужно танцевать модный в том сезоне ДиХлорэТанец, или попросту "дай ха", а еще потом Наследоу вдруг понял, как его надо танцевать, и было очень весело, и Грита смеялась, и музыка гремела "дай ха, дай ха", и Грита приговаривала: "Я пригласить хочу на танец Вас и только Вас", и Эндру понял, что лучшей девушки он не встречал, и повторял ей: "Слышишь, Грита, поехали в "Эдвайз", слышишь?!" Но поехали они совсем не в "Эдвайз", а в какое-то другое место, и Наследоу чувствовал себя великолепно, он давно так себя не чувствовал, и кто-то предложил ему сыграть во флиппер, древнюю игру, и Наследоу даже засмеялся про себя, а может, и не про себя, ведь во "флиппер" он играл просто великолепно, и они сыграли раз, а потом другой, и сначала Эндру всегда выигрывал, и Грита прижималась к нему и восхищенно заглядывала в глаза, а потом он вдруг стал проигрывать, и Грита куда-то делась, и, чтобы отыграться, Наследоу стал играть на казенные деньги, и проиграл и их, и кто-то попытался посмеяться над ним, и тогда Наследоу решил показать им, что шутки шутить они могут с кем угодно, только не с ним, и показал.

Обнаружил он себя на космодроме. Судя по всему, он был в самом дальнем его углу, куда обычно корабли не швартовались, но сейчас здесь стоял огромный серо-голубой монстр, еще излучавший тепло, с опущенным пандусом, а около него расхаживал человек в грязно-желтом макинтоше и жевал бутерброд.

Тут Наследоу заметил, что у него в руке его собственный чемодан, подивился этому обстоятельству, сел на край пандуса и стал вспоминать финальные события вчерашнего вечера, которые были как бы в некотором тумане.

В момент драки в игорном доме Эндру орлиным взглядом уловил в толпе, которая куда-то текла, некое движение, отличное от других, верхним чутьём понял, что это спешит вызванный робот-вышибала, изловчился, оттолкнул своего противника ногой в пах, мимоходом дал по уху еще одному и бросился к дверям, громко крича: "Грита! Грита!!". У выхода он плюхнулся в первый попавшийся мобиль и рванул в "Эдвайз", где забрал свой чемодан и документы и скрылся, никем не замеченный через пожарную лестницу, благословляя про себя её создателей, после чего прямым ходом направился в космопорт, зная, что подобные эксцессы на Магомеде крайне не в почете, и что местные полицейские совершенно не посмотрят на его мундир капитана межгалактических звездных сил, а скорее даже, наоборот, порадуются случаю вставить шпильку армейскому начальству и поднять по визору очередную дискуссию о дармоедах-армейцах в эпоху всеобщего мира и благоденствия. Но то, что было шпилькой для начальства, - для Эндру являлось отставкой - в лучшем случае, и ссылкой в какую-нибудь дыру без права продвижения по службе - в худшем. Так что у него были веские причины не задерживаться на Магомеде.

В космопорту его еще не искали, но, к несчастью, рейсовый звездолет ушел час назад, и следующий будет только через сутки. В довершении всего, Наследоу понял, что у него нет денег на билет. Вот тут Эндру пал духом основательно, но это не парализовало его способности к действию. Все еще находясь в своеобразном ступоре (на "автопилоте", как сказал бы фон Гас), Наследоу быстро вписал свою фамилию в список пассажиров, улетевших на звездолете сутки назад, создав себе таким образом какое-никакое, но алиби; быстро вышел из космопорта, увидел приближающиеся полицейские машины; свернул за угол, пробежал мимо разных ангаров и вспомогательных построек около двух километров, потом неизвестно сколько времени продирался сквозь защитные устройства, и, наконец, оказался в карантинной зоне, рядом с этим здоровенным звездолетом и сумрачным мужиком в грязно-желтом макинтоше.