Сержант Коляда, командир пулеметного расчета, занимающего позицию на самом краю правого фланга, доложил старшему лейтенанту обстановку.

— Все опасные места держим не только под контролем, но и под прицелом. Есть у нас одно уязвимое место — мертвая зона под крутым берегом с нашей стороны, но мы с командиром стрелковой роты выдвинули туда группу гранатометчиков.

— Хорошо. Теперь я обязан выполнить поручение батальонного комиссара майора Дороша: сообщить вам, сержант Коляда, что вы приняты в партию большевиков. Я поздравляю вас и желаю вам честного служения Родине и народу. Комиссар Дорош погиб с верой, что мы выстоим и выполним задачу.

Стоявший рядом командир стрелковой роты, молоденький, еще не обстрелянный младший лейтенант, бледный и немного обескураженный, слушал Оленича так, словно впитывал, вбирал в себя каждое слово, смотрел с восторгом, с готовностью выполнить любое задание. Оленич понимал состояние юноши. Хотя сам не намного старше, но жестокое время войны и ранение сделали его гораздо опытнее и взрослее.

По цепи передали: в боевых порядках командир батальона капитан Истомин.

— Разрешите пойти навстречу капитану? — спросил командир роты.

Но Оленич придержал его:

— Почему у противотанкового ружья лишь один человек?

— Да и тот какой-то подозрительный…

— Вот-вот! Нужно принять меры, ружье передать в надежные руки.

— Есть!

В это время в траншее появился капитан Истомин.

— Наконец-то, — облегченно вздохнул Оленич. — Ищу вас, товарищ капитан, чтобы доложить обстановку…

— Не ходи за мною по пятам: нужен будешь — найду.

— Майор Дорош поручил мне поздравить всех воинов, принятых сегодня в партию.

— А он сам?

— Мы шли вместе. Начался минометный обстрел. Осколок попал в голову…

— Ранение?

— Убит. Политотделу я доложил. Исполнять обязанности комиссара поручено мне.

— Командира стрелковой роты — ко мне!

— Здесь!

— Какие изменения на вашем участке фронта?

— Наши наблюдатели только что доложили; противник выдвинул на опушку леса две пушки.

— Цель?

— Считаю, чтобы прикрыть переправу пехоты через реку.

— Правильно мыслишь, ротный. Где минометчики?

— Здесь есть наблюдатель.

— Передать, чтобы минометы накрыли пушки.

— Есть!

Огонь по обороне усиливался. Кроме пушен, уже стрелял крупнокалиберный пулемет. Над передней линией окопов нельзя было поднять головы.

Наконец появились минометчики — два расчета батальонных минометов. Командир взвода, тоже младший лейтенант, с помощью старшего сержанта выбрал удобные позиции, и, установив «самовары», они начали их пристреливать. После двух выстрелов одна мина попала прямо в цель: она взорвалась рядом с пушкой. Но второе орудие минометчики долго не могли поразить — мины то не долетали, то взрывались вверху от ветвей деревьев.

— Мало выучки у твоих минометчиков, младший лейтенант. Между боями, наверное, много спите, — строго укорил Истомин.

Справа, в конце обороны, усилилась перестрелка.

— Что там? Узнать и доложить! — досадливо поморщился Истомин.

Младший лейтенант, командир стрелковой роты, вернулся бледный и встревоженный:

— В расположение обороны ворвалась группа вражеских солдат…

— Чего дрожишь? Поднимай взвод, веди в рукопашную, противника выбей, отбрось, тогда докладывай!

Оленич спросил у Истомина:

— Попробовать отсечь просочившуюся группу противника в нашу оборону от основных вражеских сил?

— Ну что же, давай команду.

Оленич и Коляда незаметно выдвинули «максим» на небольшой мысок, нависающий над руслом реки. Здесь была стрелковая ячейка, двоим можно было свободно разместиться.

Младший лейтенант ходил по траншеям и хриплым, срывающимся голосом вскрикивал:

— Вставайте! Поднимайтесь! В атаку!

Бойцы робко шевелились, некоторые поднимались и стреляли бесцельно в сторону леса и опять пригибались к земле. Оленичу стало жаль командира роты. Подошел к растерянному младшему лейтенанту, спокойно сказал:

— Погоди. Вызывай к себе командиров взводов.

Командир роты послушно и громко крикнул:

— Командиры взводов, ко мне!

Подбежал старшина, потом два сержанта и еще один старшина. Оленич строго отдал приказ:

— С первым взводом идет младший лейтенант. Со вторым иду я, третий и четвертый поддерживают интенсивным огнем нашу контратаку. Всем ясно? По местам! Комвзвода-два?

— Есть, — выступил вперед старший сержант.

— Дайте мне винтовку со штыком.

Со дна окопа достали винтовку и вручили Оленичу.

— К противнику приблизиться по ходам сообщения. Из траншей выйти в расположении первого взвода. Вперед!

Немцев прорвалось десятка два-три, не больше. И это обстоятельство Оленич отметил как просчет противника: выдвини он два-три взвода, то легко смог бы захватить наш правый фланг.

Оленич выскочил на бруствер с винтовкой наперевес и крикнул:

— За мной! В атаку! Вперед!

Он слышал за собой топот, улавливая сопение и дыхание бойцов, значит, они пошли за ним. Это самое главное. Они пошли, значит, можно надеяться на успех. Оглядываться некогда было. Прислушиваться становилось труднее — в ушах шумело, звонко била кровь в виски. Вот чуть вперед вырвался старший сержант. «Все в порядке», — мелькнуло в мыслях у Оленича. Вот его начали обгонять бойцы. Кучка немцев не ожидала появления массы красноармейцев — они были заняты боем с самой правой в обороне горсточкой бойцов.

— Бей фашистских гадов! За Родину!

Это кричал старший сержант. «А как младший лейтенант?» — вдруг подумалось Оленичу. Надо бы оглянуться. Но нужно смотреть вперед. И в этот самый миг перед ним встал рослый гитлеровец. Реакция Оленича тоже была мгновенной: он отбил штыком плоский кинжал винтовки врага, но раздалась короткая очередь из автомата, и сраженный детина в серо-зеленом мундире свалился на землю. Перед глазами Оленича мелькнуло разъяренное лицо старшего сержанта: ага, это он сразил вражеского солдата. Но наступал другой фашист, помельче, хотя и поувертливее. Завязался бой. Оленич сразу почувствовал, что сильнее противника, что одолеет его, и это решило исход поединка: штык, пропоров мундир, легко вошел в живот.

— Отправляйся к богу в рай! — проговорил озлобленно Андрей.

Теперь он уже потерял ориентацию в бою, ничего не видел и не слышал, что делается вокруг, в разгоряченном мозгу было только одно — вседозволяющая лютость и беспощадность.

Последняя горстка немецких солдат, увидев поднятое на штыках тело офицера, повернула и начала прыгать с обрыва к реке. Оленич выхватил у какого-то бойца из-за пояса «лимонку», выдернул чеку и кинул гранату с крутого берега вслед гитлеровцам.

Передавая солдату винтовку, Оленич удовлетворение проговорил:

— Здесь порядок. В этом месте они полезут не скоро. — Потом весело обратился к младшему лейтенанту: — Ротный, это ваша первая рукопашная?

— Так точно! — краснея, ответил младший лейтенант.

— Вы хорошо провели контратаку. С такими бойцами вы не пропустите врага.