I

Командир оперативной группы майор Бодров, он же Ланцов в разведывательном отделе штаба войск НКВД по охране тыла Юго-Западного фронта, он же резидент разведцентра немецкой группы армий «Юг» под псевдонимом Зверь, возвратился в Белые Журавли на второй день после начала оборонительных сражений советских войск под Курском. О том, что обстановка на фронте резко обострилась, стало очевидным уже за сотню километров от Купянска: через каждые полчаса движения на дорогах стояли КПП — солдаты и офицеры с сосредоточенными лицами проверяли документы и груз, начали встречаться подводы с домашним скарбом. Все свидетельствовало о том, что противник наступает, и небезуспешно.

Заканчивался по-летнему теплый день. Низкое солнце скрылось за облаками, будто полыхающим пламенем окрасило запад. Севернее горизонт тоже отсвечивал розовыми облаками, но этому были причиной пожары — фронт ожил. Там разгоралось величайшее сражение Великой Отечественной войны. Напряженной оказалась обстановка в самом населенном пункте. Люди с угрюмыми лицами шли торопливо: обычно оживленный в это время рынок казался вымершим, между опустевшими прилавками ветер гонял обрывки бумаги, мусор, вихрем поднимал пыль. Ставни в жилых домах сплошь закрыты, не видно и не слышно играющих детей. Тишина окутала поселок.

После встречи с руководством разведывательного отделения и доклада о результатах поездки в Сталинград Бодров вновь переоделся, приобрел облик Ланцова. Ковригин на штабном «ГАЗ-АА» подбросил оперативника до окраины Белых Журавлей. Многие жители уже знали Сергея как завсегдатая местного рынка, и ему не хотелось засвечиваться в военной автомашине. Сейчас Бодров шел пешком в свою «келью», вглядываясь в изменившийся облик поселка. Ему вспомнился недавний разговор в разведывательном отделе о положении дел на фронте. Несмотря на длительную подготовку советских войск, концентрацию значительных сил, немцы сумели форсировать в районе Белгорода Северский Донец, южнее города Орел — Оку, прорвать главную полосу обороны еще в нескольких местах. И хотя противник не сумел развить успех, обстановка на фронтах оставалась нестабильной, особенно в полосе обороны 25-го гвардейского стрелкового корпуса. А это уже совсем близко от правого фланга Юго-Западного фронта. В заключение беседы начальник разведотдела сказал: «Кто знает, где мы окажемся завтра». С этой тревожной мыслью Сергей предстал перед подчиненным.

Оперативная группа оказалась в полном составе: Иван, Роман, Ира, Люда, Мария ожидали появления командира. Всех беспокоило состояние дел на фронте. Ходили слухи, будто немцы перешли в наступление и вот-вот появятся в Белых Журавлях. Люди нуждались в разъяснениях, указаниях о задачах в сложившейся ситуации. Обстановка усугублялась утратой смысла работы на местном рынке, молчанием радиостанций. Бездействие томило, потому прибытие командира стало истинным праздником. Капитан Блошкин, он же Иванов Иван, доложил улыбающемуся Сергею о том, что вверенный ему гарнизон не знает куда приложить руки, в эфире тишина гробовая, а в мыслях полнейший штиль.

— Одним словом, — заключил он, — жизнь в группе поддерживается воспоминаниями о доблестных делах в прошлом и радужными перспективами.

Радистки Ирина и Людмила быстро накрыли стол. Было видно по всему, что к этому событию готовились задолго. Сияла чистотой келья, на столе появилась бутылка вина с красивой розовой этикеткой. На вопрос Сергея «откуда?» Мария ответила: «Лизка раскошелилась». Мужчинам Роман налил по полстакана разведенного спирта, женщинам по стольку же вина. Первый тост был за встречу. Выпили, закусили. Притихли. У оперативников не принято расспрашивать без надобности, кто и где был, что делал и каковы результаты. Того времени как бы нет, есть лишь настоящее.

Разговор ведется о том, о чем знают все или о чем надо знать. Поэтому командира не спрашивали, по какой причине отсутствовал несколько суток, какие решал задачи. Появился в полном здравии, ну и слава всевышнему! Что можно, сам расскажет. О чем надо — спросит. Всех интересовала обстановка на фронте, об этом и пошла речь.

Бодров не стал приукрашивать сложившуюся ситуацию, как это сделали и в разведывательном отделе.

— К сожалению, — сказал он, — досужие вымыслы, будто немцы наступают, о чем говорил Роман, являются правдой. 5 июля начались ожесточенные сражение с противником, намеревавшимся прорваться к Курску со стороны Орла и Белгорода, окружить войска Центрального и Воронежского фронтов. В бой вводится много пехоты, танков, авиации, артиллерии. Немцы медленно, но продвигаются вперед. Наиболее мощная группировка врага создана в полосе соседнего с ним Воронежского фронта.

Сергей посмотрел на притихших соратников, продолжил:

— Как будут развиваться события в ближайшее время, спрогнозировать трудно. Советское командование принимает соответствующие меры для прекращения продвижения немцев в глубь нашей территории. Юго-Западный фронт пока не задействован, однако надо быть готовыми к любому развитию событий.

— Во как! — воскликнул Роман. — Опять отступать до Сталинграда?

Все одновременно посмотрели на него.

— Роман, похоже, уже лыжи навострил, — подала голос Ирина.

— Не, — пошел он на попятную, — подобные мысли меня не гложут. Мне больше нравится Берлинское направление.

Сергей никак не прореагировал на шутливую перепалку близких ему людей. Задумчиво ковыряя вилкой салат из свежих огурцов с помидорами, пытался сосредоточиться на мысли, в каких ободряющих словах обозначить дальнейшие задачи совместной работы в условиях неустойчивой обстановки.

Известно, что, не имея приказа вышестоящего начальника на выполнение задач в конкретной ситуации, подчиненный может потерять уверенность в себе, в трудную минуту проявить нерешительность, утратить способность действовать адекватно обстановке. В таком положении оказался сейчас Сергей. Каких-либо распоряжений о перспективах работы «Гидры» в разведотделе он не получил. Капитан Ковригин лишь предупредил, чтобы радиостанция для связи с ним постоянно находилась на приеме. А что касается конкретных задач, с улыбкой сказал: «Не к лицу майору получать указания от капитана».

Сейчас Сергею мешало сосредоточиться ощущение на себе радостных глаз Ирины. Казалось, ни о чем другом она не мечтала, кроме поощрительного взгляда своего кумира. Подсказывало женское чутье, что неспроста Сергей не обращает на нее особого внимания, поздоровался, как со всеми остальными. Непременно что-то случилось важное во время его непродолжительного отсутствия. Но не спросишь, да и не скажет. Надо думать теперь, как вновь возвратить былые отношения. Она и в разговор вступила, лишь бы обратить его внимание на себя. Но не тут-то было. Начальник, ее любовь, ее мечта, неотрывно смотрел куда-то в сторону, останавливая на ней взгляд лишь мимоходом.

Мысли Сергея были заняты работой. Иру он видел, понимал ее настроение, ему хотелось сказать, как он рад встрече, но мысли о службе вытесняли желания. Задачи нужно ставить в любой обстановке — подчиненные ждут.

Размышления командира прервал голос Ирины:

— Смотрите, лампочка загорелась!

Как по команде все разом посмотрели в сторону радиоузла. В правом верхнем углу радиостанции для связи с разведцентром вражеской группы армий «Юг» ярко светилась голубовато-зеленая неоновая лампа, приглашая на связь.

Последнее время оперативники несколько поотвыкли от мысли о принадлежности к существующей диверсионно-разведывательной организации «Гидра». Получив сигнал резидентуры о десятидневной паузе, каждый с облегчением вздохнул: можно расслабиться, отдохнуть от ратных дел. Однако пунктуальные немцы не выдержали установленных ими же сроков, что само по себе настораживало, а холодный свет неоновой лампы напрочь перечеркивал беззаботное существование оперативной группы.

В первое мгновенье Сергей от неожиданности подрастерялся. Мелькнуло в сознании желание садануть по рации первым попавшимся под руку стулом. Ирина бросилась к радиостанции, ее прямой обязанностью было находиться неотлучно возле аппарата. На полпути замешкалась, заметив недобрый взгляд командира. Однако Ланцов быстро справился с собой, сам включил тумблер приема, надел наушники. Он едва успевал записывать группы цифр.

— «Пригласите к аппарату Зверя», — расшифровала Людмила распоряжение разведцентра.

— «Зверь на приеме», — передала радистка шифрованную радиограмму.

— «Нет точного ответа», — известила очередная группа цифр.

— «Зверь на связи», — поправился Ланцов.

Последовала короткая радиограмма, после расшифровки которой Сергей улыбнулся. Текст гласил: «Есть ли надежные контакты в штабе фронта?» — «Нет», — немедленно ответил Зверь.

После короткого молчания передатчик вновь запульсировал неоновой лампой.

«Следует принять энергичные меры для выявления намерений командования Юго-Западного фронта на ближайшее время. Повторный сеанс связи через сутки», — записала Людмила в журнал распоряжение разведцентра немецкой группы армий «Юг».

— Только и всего? «Выявить намерения фронта», — уточнил Иван и тут же предложил тоном, не терпящим возражений: — Надо позвонить командующему фронтом генералу Малиновскому Родиону Яковлевичу или маршалу Жукову, и вопрос решен.

— Будь я руководителем группы, — ответил Роман, — непременно поручил бы тебе поговорить с маршалом. Говорят, он любит шутников.

— Давайте все-таки доужинаем, — предложила Ирина, — авось за это время появятся мысли более мудрые, чем у Ивана.

Сергей продолжал сидеть перед замолчавшей радиостанцией. От него, рядового резидента, потребовали информацию, известную лишь узкому кругу лиц высшего военного руководства.

— Что это, упрощенное представление о моих возможностях, — рассуждал он вслух, — или очередная проверка на преданность немцам?

— Всякая попытка приблизиться к источнику такой информации, — заметил Роман, — грозит немедленным знакомством со СМЕРШ.

— Совесть у немцев не заговорит, если контрразведка нас схватит, — согласилась Ирина, — им важен результат, а чиста ли душа при этом, никого не интересует.

Как ответить разведцентру, чтобы информация оказалась нужной для обеих сторон, Сергей не знал. Для этого придется в полном объеме сообщить данные по Юго-Западному фронту. Выход напрашивался сам собою: требовалась срочная встреча с Кавригиным.

Капитан оказался возле радиостанции. На радиосигнал «Нуждаюсь в немедленной встрече» коротко ответил: «Еду».

В образовавшейся паузе ничего другого не оставалось, как продолжить прерванный ужин. Мария предложила тост за то, чтобы противная радиостанция «заткнулась раз и навсегда». Выпили, вяло закусили. Сидели молча, ничего на ум не шло. Люда предложила проветриться — быстрее время пройдет до приезда капитана.

Теплый июльский вечер. Жары нет, навевает прохладой. Воздух нежен, пропитан запахами разнотравья, невидимых цветов, влажной земли. Природа рождает мысли о радости жизни, вечного бытия. Не хотелось реалий, а они напоминали о себе. Вдали слышались приглушенные взрывы, гул самолетов. Притихли вновь затемненные Белые Журавли, будто съежившись от страха. Говорить не хотелось. Люди молча вслушивались в доносящиеся отзвуки войны.

— Виктор прислал короткое письмо без обратного адреса, — сообщила Мария, — привет всем передает, пишет, что жена у него погибла.

И вновь тишина.

Сергей сел на прохладную завалинку. Рядом оказалась Ирина, она не отходила ни на шаг, молча прижалась плечом.

— Не рад встрече? — шепнула на ухо.

Он пожал теплую женскую руку.

— Не время сейчас об этом, — ответил тихо.

Вскоре невдалеке послышался шум работающего двигателя, который стал нарастать, и, сверкнув маскировочными фарами, возле порога остановился американский «виллис». С переднего сиденья соскочил Кавригин с автоматом в руках, сзади остались сидеть два солдата с ППШ.

Не задерживаясь, капитан прошел в комнату, пригласил жестом Ланцова следовать за ним.

— Твой чертов люк, — сказал он, покосившись на войлочный половик у двери, — постоянно вызывает у меня опасения.

— Мы усилили его поперечным брусом, надежность гарантируется.

— Есть основания для столь поспешного вызова?

— Думаю, да.

— Выкладывайте!

Сергей молча показал запись в журнале радиограмм.

— Да-а-а… Заданьице, — удивился Кавригин. — Уж лучше бы разведцентр сразу обратился с запросом к Родиону Яковлевичу. Он бы ответил по существу.

В это время Р. Я. Малиновский, член Военного совета Юго-Западного фронта А. С. Желтов, начальник штаба генерал-майор Ф. К. Коржаневич задумчиво склонились над топографической картой. Следовало проанализировать обстановку, спрогнозировать вероятное развитие событий на ближайшее время и перспективу. Нанесенная на карту обстановка наглядно свидетельствовала о преимущественном положении войск Юго-Западного и взаимодействующего с ним Южного фронтов по отношению к немецким группам армий «Юг» и оперативной группе «Кемпф».

— Смотрите, — говорил начальник штаба, — совместно с соседом слева нами создано превосходство над противником в живой силе в три-четыре раза, орудиях и минометах чуть ли не в пять раз. Таких сил у нас с начала войны не было. Немцы, безусловно, знают об этом. Сейчас они ведут наступление в полосе нашего соседа справа, продвинулись в глубину на два десятка километров. Однако вследствие этого наши ударные группировки все более нависают над флангами наступающего противника. Очевидной становится задача: двинуться вперед.

— Ставка, безусловно, знает о наших возможностях, — заметил Малиновский, — бережет в качестве ударного кулака на будущее. Но нам как-то тоже следует принять участие в развернувшихся событиях, хотя бы демонстрацией готовности в наступлении в ближайшее время.

— Что это даст? — изумленно спросил генерал-лейтенант Желтов. — Побряцаем оружием, а дальше что?

— Если хорошо «побряцаем», немцы не снимут с нашего направления войска для развития успеха наступающих группировок, — ответил Родион Яковлевич.

— Очень тонко следует сработать, чтобы провести столь опытного волка, каким является командующий группой армий «Юг» генерал-фельдмаршал Манштейн, — с сомнением покачал головой генерал Коржанович.

— Чего не бывает на войне! Вдруг клюнет на приманку? Как бы мне хотелось побудить его к ошибочным решениям! Поручи оперативному управлению продумать, как лучше организовать демонстрацию силы. Дай в его распоряжение пару танковых батальонов с пехотой, пусть пошумит на прифронтовых дорогах, да так, чтобы вражеская агентура убедилась в прибытии свежих сил. Сделать это необходимо немедленно, — распорядился командующий фронтом.

— Надо бы артиллеристам пристреляться поинтенсивнее особенно в полосе двадцать четвертого гвардейского стрелкового корпуса. Оперативная группа немцев «Кемпф» сразу забьет тревогу. Там командующий трусоватый, — предложил начальник штаба.

— Дай необходимые распоряжения. Да пусть командиры артиллерийских соединений сообщат по радио о готовности к ведению огня. Наступление начинается обычно через какое-то время после такого доклада. Активизируйте работу радиосредств.

— Не повредим ли сами себе? — заметил Желтов. — Если немцы выведут с нашей полосы наступления часть войск, нам потом будет легче выполнить задачи.

— Если мы позволим противнику маневр частью сил для развития успеха наступающих группировок, после выполнения задачи они возвратятся на прежнее место. В любом случае ко времени нашего наступления оперативное построение противостоящей нам группировки будет восстановлено. Выходит, что наша пассивность на руку противнику, что может сказаться на делах соседа, общей обстановке и успехах фронта.

Добившись положительных результатов под Белгородом, не двинут ли немцы против нас? Знают наверняка, что мы получили большое количество слабо подготовленных маршевых рот. Их обучение, возможно, сейчас главное для фронта.

— Не двинут, Алексей Сергеевич, не двинут, — возразил Коржаневич. — Меньшими силами наступление ведут редко. Результат почти всегда один и тот же. Не захватив Курск, Манштейн не способен к активным действиям на других направлениях. Меня волнует другое: могут забрать у нас наиболее боеспособные соединения для наращивания усилий соседей, а потом не возвратят.

— Пока этого не произошло, следует ускорить демонстративные действия по подготовке к наступлению, иначе немцы быстро сообразят, что их просто водят за нос, — сказал Малиновский. — А что касается слабой подготовленности пополнения, надо немедленно организовать в подразделениях интенсивное обучение войск, в первую очередь ведению наступательного боя. Вас, товарищ Желтов, попрошу контролировать ход этой работы.

Кавригин уехал за полночь. Как ответить на радиограмму, придумать не удалось. Требовалась консультация начальника разведывательного отдела войск НКВД. Договорились, что утром капитан вновь возвратится с указаниями руководства.

— Начальник отдела свяжется с оперативным управлением фронта, которое находится в непосредственном подчинении начальника штаба фронта, — сказал капитан, направляясь к «виллису». — Он-то всегда в курсе дела. Так что хочешь не хочешь, а Малиновскому придется подключаться к нашей проблеме.

Первый же день после командировки оказался для Сергея насыщенным до предела. Хотелось спать. Душа и тело требовали отдыха. Предыдущей ночью это сделать не удалось. Будоражили мысли о сыне, на память приходили слова Зины.

Однако отключиться от насущных дел опять не удалось.

После распоряжения оперативника всем отправиться по домам Ирина не ушла, продолжала сидеть на завалинке в качестве дежурной по радиоузлу. Едва оставшись одна, на виду у охраны она прямо-таки влетела в «келью», опустилась перед Сергеем на колени, посмотрела в его лицо полными слез глазами.

— Сережа, милый!..

Она сбивчиво начала рассказывать, как ждала, волновалась перед встречей, а он не нашел для нее ни одного теплого слова. Тонкие пальцы женщины нервно гладили его ноги.

— Чего ради встала на колени, неудобно же.

Сергей взял женщину за руки, помог подняться, посадил рядом.

— Иринушка! Устал я до бесчувствия. День-деньской на ногах, прости за невнимание. У нас еще будет время поговорить.

К двенадцати часам следующего дня Кавригин вновь прибыл в Белые Журавли с подготовленным текстом радиограммы для разведцентра немецкой группы армий «Юг». В ней говорилось: «Своего агента в штабе Юго-Западного фронта не имею. По данным осведомителей, в течение последних двух ночей на контролируемой нами территории наблюдалось передвижение танковых колонн по параллельным фронту дорогам в южном направлении. Зверь».

В 18.00 текст радиограммы уже лежал на столе Манштейна. Предназначенные для переброски под Белгород две моторизованные дивизии 42-го армейского корпуса, находившиеся в его резерве, были оставлены на прежних рубежах на случай ликвидации прорыва войск Юго-Западного фронта.

Этим днем в адрес Зверя поступила новая радиограмма, в которой от него требовался доклад о возможностях «Гидры» приступить к диверсионной работе.

Кавригин тут же составил донесение о готовности диверсионной группы к выполнению задач с условием, что размах будет зависеть от количества полученного тротила, бикфордова шнура, детонаторов, а также неподдельных советских денег.

Радиостанция немедленно выдала ответную группу цифр, после расшифровки которых Людмила записала в журнале: «Ждите сообщения через сутки. Центр».

— Вас не удивляет, что радиограммы составляются и отправляются мною, а не Зверем? — спросил с лукавой усмешкой Кавригин, повернувшись к Сергею.

— Начальству виднее.

— Я уже не являюсь таковым. Есть приказ о назначении майора Бодрова начальником оперативного отделения штаба войск НКВД по охране тыла Юго-Западного фронта.

— А куда девать Зверя?

— Он остается здесь, в Белых Журавлях, в личине Ивана Иванова. Вы свою миссию здесь выполнили. Вечером вместе уедем в Чижи. В вашем распоряжении пара часов на сборы.

На подготовку к отъезду хватило получаса. Полупустой вещевой мешок — все имущество оперативника. Гражданская одежда осталась в «келье». На новом месте службы она не требуется.

Весть об убытии Сергея Николаевича восприняли в оперативной группе спокойно. Новое назначение как-то само собой напрашивалось, и с данным фактом свыклись.

— Надо бы вмазать по этому поводу, да нет времени, — сказал Иван.

— Если потребуется, мы в любой момент придем на помощь, — пообещал Роман.

— Я надеюсь, что мы еще встретимся, — заверила Мария.

— Жаль, что мало поработали вместе, — посочувствовала Люда.

Ирина ничего не сказала, молча вышла из «кельи». Сергей последовал за нею.

Ох уж эти мокрые от слез женские глаза! Какое мужское сердце не дрогнет при виде их!

Ира откровенно плакала, теребила концы косынки, лежавшей у ней на плечах. Сергей неумело успокаивал ее, водил по обыкновению ладонью по спине, говорил расстроенно:

— Ну, Ир, успокойся. Ну перестань, Ир. — Так он обращался к ней, когда они оставались вдвоем.

— Я пережила с тобою самые счастливые мгновенья жизни, — сказала она, несколько успокоившись, — они для меня — сладкие страдания, и забыть их вряд ли смогу.

— Я тебя тоже буду помнить, Ир. С тобой я понял, что есть настоящая женщина в этом мире.

Они стояли под акацией, зеленая листва которой чуть шевелилась от слабого ветра. Приближался восхитительный, но безрадостный для них вечер.

— В моей жизни всегда не хватало тебя. Нашла, но ты опять уходишь. Душа моя кровоточит, не могу успокоиться.

— Ты сильная духом, Ир. Война! Надо уметь смириться с обстоятельствами.

— Да, конечно. Вряд ли нам придется еще встретиться. Давай вместе поставим точку на наших отношениях, — горестно сказала Ирина. Сказала, как отрубила. Повернулась кругом, как по команде, и, сгорбившись, пошла в «келью».

 

II

Поздним вечером Бодров прибыл для представления начальнику штаба по случаю своего назначения. Штаб размещался в построенном до войны небольшом здании школы. На первый взгляд, здание казалось нежилым, в закрытых ставнями и зашторенных окнах — ни огонька. Но стоило переступить порог, становилось ясно, что здесь кипела работа. Несмотря на поздний час, хлопали двери, торопливо передвигались по коридору люди в штатской одежде и военной форме. Дежурный по штабу сопроводил прибывшего до двери, на фанерной полоске которой значилось «Учительская», отдал честь и удалился. Не будучи робкого десятка, Сергей тем не менее в нерешительности постоял перед входом, вспоминая порядок представления старшему начальнику, негромко постучал.

Сидевший за столом полковник отодвинул от себя телефонный аппарат, внимательно посмотрел на прибывшего, отметил про себя: «Похож на офицера». Под этим он понимал прирожденных военных, имевших должностной и личный авторитет среди подчиненных и сослуживцев. Первый связывал с профессионализмом, дисциплинированностью; второй — с внешним видом, волевыми качествами, способностью располагать к себе, предсказуемостью поведения. К тому же на основе богатого опыта работы с людьми полковник интуитивно определял, действительно ли перед ним офицер. Сергей с первого взгляда был признан «действительным».

Начальник штаба улыбнулся вошедшему, встал из-за стола, пожал руку, сел за маленький столик, придвинутый перпендикулярно к большому, кивком головы указал место против себя, предложил папиросу.

— Спасибо, не курю, — ответил Сергей.

— Похвально, похвально. А я никак не отрешусь от вредной привычки. Слышал, будто Менделееву принадлежат слова: «…бросить курить нетрудно, сам много раз делал это». То же самое могу сказать о себе.

Полковник чиркнул зажигалкой, с удовольствием затянулся.

— Вам фамилия Менделеев известна? — спросил он.

— Знаком по школьной программе с его периодической таблицей.

— Мой дальний родственник.

— У меня нет знаменитостей в роду. Сплошь рядовые казаки, участники всех войн, которые вела Россия последние столетия.

— Это не менее важное родство. Казаки сформировали Россию от берегов Волги до Тихого океана, они и защитники ее на важных этапах истории.

Зазвонил телефон. Начальник штаба взял трубку, сдвинул брови к переносице, отвечал кратко: «Так-так, ну это еще посмотрим. В курсе. Ну, хорошо».

Пока полковник неторопливо говорил по телефону, Сергей успел отметить добродушное и приветливое лицо хозяина кабинета: прямой нос, темные брови, полные губы, крутой подбородок, зачесанные назад волосы с сединой, приветливая улыбка.

— Штабная работа нравится? — спросил полковник после короткого раздумья.

— Не совсем, — откровенно признался Сергей.

— Что так? — сгустил он сетку морщинок вокруг глаз.

— У меня что-то не очень со штабными получается.

— Зря! Штаб — основной орган руководства войсками в боевой обстановке и повседневной жизни. Здесь, — полковник ткнул указательным пальцем в крышку стола, — замышляется все то, что потом делают подразделения части, соединения. Из вашего личного дела мне известно, что лейтенанту Бодрову год назад пришлось прошагать от Северского Донца по Украине до Волги.

— Довелось!

— Вот там тогда штабы не работали, а целые части и соединения — кто во что горазд. Потому и шагали войска сотни километров по пыльной степи, громыхавшей днем и ночью от разрывов бомб и снарядов, даже не зная толком, куда идти. Позорное для России время!

Разговор вновь прервал телефонный звонок. Теперь полковник выслушал очередного собеседника молча и лишь в конце разговора сказал свое «Ну, хорошо».

— А со штабными придется поладить, народ тут достоин этого, — сказал он, поджав губы.

— Почему мне сразу оперативное отделение? Это ведь фундамент штаба. Не хотелось бы выглядеть белой вороной.

— Оперативное отделение, как бы это поточнее выразиться, — мозговой центр, а не фундамент. Здесь анализируется вся поступающая информация, в соответствии с намеченной операцией вырабатывается замысел, готовится проект решения приказа на ее осуществление, организуется управление силами и средствами. Начальник оперативного отдела во главе каждого направления работ лично формулирует ответственные пункты приказов. Самое главное, он — центральная фигура в претворении замыслов в жизнь.

— Могу оказаться, как говорят, не в своей тарелке.

— Во-первых, из-за этого «главного» вас назначили на должность. По нашим данным, у вас богатый опыт участия во многих, как их называют, чекистско-войсковых операциях, опыт руководства оперативно-боевыми и разведывательно-поисковыми группами, вы лично находились в боевых порядках групп блокирования, поиска, окружения, оцепления. Так что окажетесь в «своей тарелке» и даже на коне. Во-вторых, при оперативном управлении Юго-Западного фронта создаются краткосрочные курсы подготовки офицеров штабов к работе в условиях ведения наступательных операций. Вам предстоит пройти обучение на курсах по организации штабной работы и оперативного отделения в частности.

Хозяин кабинета прошел к громадному сейфу в углу, вынул графин, поставил перед Сергеем. Из ящика малого стола появились нарезанные ломтики хлеба и сала на отполированной фанерной подставке.

— Надо обмыть ваше назначение. Нам придется работать вместе. Всякое будет, хорошее и плохое. Давайте за дела хорошие.

Выпили по полстакана разведенного спирта. Сергей закусывать постеснялся.

— Как к этому зелью относитесь? — кивком головы полковник показал на графин.

— Выпью с удовольствием пятьдесят-сто грамм. В больших дозах водка мне неприятна.

— Похвально, похвально! Мне не нравятся люди, жаждущие выпить просто так. Другое дело в веселой компании, на свадьбе, например.

— Мне на свадьбе быть не пришлось.

— У вас все впереди! Не то что нам, старикам.

— На старика вы совершенно не похожи, товарищ полковник.

— У старших офицеров в нашем штабе принято обращаться по имени-отчеству. Называйте меня Николаем Михайловичем, фамилия моя Волынов. Как вас зовут, я знаю.

— В моей роте старший был Василий Волынов.

— У меня брата так зовут, командует взводом во внутренних войсках.

— Не иначе он!

— Конечно, — возобновил полковник разговор об учебе, — неплохо бы поехать в академию. В этом году в Военной академии имени Фрунзе открыт факультет войск НКВД. На первый курс набрано сто пятьдесят офицеров в возрасте до тридцати пяти лет, имеющих командный стаж не менее двух лет или боевой опыт более шести месяцев. Приказом Наркомата внутренних дел СССР от двадцать седьмого февраля этого года военные училища переведены на двухгодичный срок обучения курсантов, существуют ускоренные курсы Высшей офицерской школы войск НКВД, эвакуированных в Алма-Ату. С первого июля этого года все военные академии Советского Союза переведены на довоенные сроки обучения. О чем это говорит? — задал вопрос Николай Михайлович и тут же сам ответил на него: — Наступили иные времена. Красная Армия пойдет теперь только вперед. Как работать штабам, оперативным отделениям в новых условиях, об этом пойдет речь на курсах. А академия от вас не уйдет. Для нее вы подходите в полной мере.

Начальник штаба вышел в коридор, пригласил Сергея следовать за ним.

— Здесь размещается ваше отделение, — указал он пальцем на соседнюю дверь, — на вызов далеко бегать не придется.

Николай Михайлович представил Бодрова группе офицеров, поднявшихся из-за школьных парт, затем провел его за невысокую фанерную стенку, отделявшую небольшое пространство от классной комнаты.

— Ваш кабинет, — сказал полковник и молча удалился.

— Сергей осмотрелся. В отсеке размещались двухтумбовый стол с двумя полевыми телефонными аппаратами, пять табуреток, коричневого цвета этажерка, узкая железная кровать, аккуратно заправленная байковым одеялом. Едва успел оглядеться, резко зазвонил один из телефонов.

— Майор Бодров, слушаю вас, — ответил он в трубку.

— Это связь со мною, — послышался голос Николая Михайловича, — второй телефон подключен к коммутатору фронта. Как понравился кабинет?

— Нормально, работать можно.

— Впредь представляться не следует. Телефон личный.

Разговор закончен. В дверном проеме возникла фигура молодого бойца с широкой улыбкой на лице.

— Ваш ординарец, Данила Дмитрич, — представился он, — Дмитрич — фамилия такая.

Сергей удивленно посмотрел на вошедшего. Он знал, что ординарцы полагались в Красной Армии всем категориям строевого командного состава от командира роты и выше.

— Ваша должность приравнена к строевой, — прервал раздумья смышленый красноармеец.

«Курсы» размещались в просторной землянке с маленькими на уровне грунта окнами. По периметру внутри землянки рядами стояли длинные столы, сделанные из врытых в землю попарно столбиков с прибитыми поверх стругаными сосновыми досками. С двух сторон каждого из столов размещались скамейки такой же конструкции. Помещение служило столовой для офицерского состава штаба и одновременно аудиторией для проведения совещаний, занятий. Курсантами было всего восемь офицеров Юго-Западного фронта: по одному из двух гвардейских, трех общевойсковых, одного авиационного объединений, представителей политического управления и войск НКВД по охране тыла.

Если смотреть в направлении «амбразуры», откуда выдавалась пища, получалась столовая, стоило повернуться в другую сторону, где висела большая свежевыкрашенная школьная доска, землянка становилась учебным классом. Слева от доски стоял переносной стол, справа небольшая фанерная трибуна, на которой был закреплен отлитый из гипса раскрашенный герб СССР. Стены сплошь увешаны лозунгами, призывами, карикатурами на Гитлера и его окружение.

По распорядку дня для курсантов ежедневно отводилось восемь часов занятий по расписанию и два часа самостоятельной подготовки. Дополнительно в конце дня один-два часа отводились на изучение и анализ обстановки на фронтах, дебаты о вероятном развитии событий на ближайшее время и перспективу. Ведущими предметами обучения стали: основы теории военной науки, военная стратегия, оперативное искусство и общевойсковая тактика, практические занятия по штабной культуре, составлению оперативной сводки, подготовка к действиям в составе оперативной группы.

Для чтения лекций по стратегии военного и оперативного искусства из Военной академии им. М. В. Фрунзе прибыли генерал-майор в годах и полковник, оба с брюшком, седовласые, хотя полковник был значительно моложе.

После вступительного слова начальника штаба Юго-Западного фронта генерал-лейтенанта Ф. К. Коржаневича и восьми часов лекций первого дня занятий голова Сергея с непривычки гудела сильнее, чем за целый день работы на рынке в Белых Журавлях. Лекторы, сменяя друг друга, говорили деловито и доходчиво, но уже на третьей паре часов Сергей стал периодически отключаться. Тем не менее о чем говорили преподаватели академии, он успевал записывать чуть ли не дословно. К концу лекций незаметно появилось «второе дыхание».

Когда началась самоподготовка, Бодров с удивлением обнаружил, что его спецблокнот, начатый только что, на четверть заполнен; у соседа по столу всего-навсего пара страниц исписано крупной скорописью.

Этим соседом оказался представитель политуправления фронта. Просматривая свои записи, он сначала изредка, а потом все чаще и чаще заглядывал в блокнот Сергея, затем предложил читать конспекты совместно.

— Не получается у меня конспектирование со слов, — сокрушался он, — мысли теряются, остаются обрывки фраз. Помогай, сосед!

— Прошу, садитесь рядом.

— Зовут меня Михаил Романович, по фамилии Квингов, как видите, подполковник.

Сергей назвал себя.

«Военная стратегия есть составная часть, высшая область военного искусства, включающая теорию и практику подготовки страны, ее вооруженных сил к войне, ведение войны и стратегических операций…» — читали каждый про себя новоиспеченные знакомые, тесно прижавшись плечом друг к другу.

Как ни старался Сергей записывать лекции подробнее, его конспект, тем не менее, изобиловал обрывками мыслей, сокращенными словами: «…В первом периоде Великой Отечественной войны, когда стратегической инициативой владел противник, наша военная стратегия решала задачи обороны… изматыванием… упорным сопротивлением… Стратегическая оборона в 1941 году организовывалась вынужденно в ходе наступления противника… в 1942 году — заблаговременно…

— Вы не знаете, где была заблаговременно подготовлена оборона нашего фронта? — спросил Михаил Романович.

— Мне не пришлось таковую видеть. Плохо подготовленную встречал.

«…Крупным достижением военной советской стратегии в первом периоде стало осуществление стратегического контрнаступления под Москвой зимой 1941/42 года, а в 1942— 1943-м под Сталинградом».

— Мне довелось воевать под Сталинградом, — сказал Сергей.

— А мне под Москвой.

«Оперативное искусство, — продолжили чтение лекций курсанты, — составная часть военного искусства, теория и практика подготовки и ведения операций армейскими и фронтовыми объединениями… Важнейшей проблемой оперативного искусства явилось определение основных направлений ударов противника и сосредоточения сил для их отражения…»

— По-моему, термин «оперативное искусство» не совсем подходящий для военного дела, — сказал Квинтов.

Сергей недоуменно пожал плечами.

— Что есть искусство как таковое? — задал вопрос собеседник и сам же ответил: — Это отражение реалий в художественных образах, то есть литературных, живописных, музыкальных и других. Практика организации и проведения военных операций как-то не вяжется с искусством. Лектор говорит, такое понятие существует лишь у нас.

— Как бы вы сформулировали его?

— Умение связывается с практикой, способностью человека сделать то, что другому не под силу. Потому более обоснованно «оперативное искусство» именовать «оперативным умением».

— Не берите в голову. «Незачет» схлопочете, если начнете полемику с преподавателем на эту тему. Когда придет время для раздумий, ваше предложение стоит вспомнить.

Перед ужином новые знакомые уже вместе прогуливались вокруг землянки, обмениваясь ничего не значащими фразами. Проехал проулком «студебекер». «А что, если отец?» — подумалось Сергею. Вспомнилась недавняя скоротечная встреча с семьей, улыбнулся при мысли о Димке. «Как он там?»

— Чему так ласково улыбнулись?

— Сына вспомнил. На душе потеплело.

— Большой?

— Нет, маленький еще.

— А я не успел обзавестись, хотя жена есть.

— А у меня нет жены как таковой. Так уж получилось. Не по-людски, конечно. После войны разберемся.

— Как, по-твоему, — перешел подполковник на «ты», — война скоро закончится?

— От Орла до Берлина более полутора тысяч километров. Если подолгу будем топтаться на одном месте, как сейчас, понадобятся годы для преодоления этого расстояния.

— В скором времени обстановка изменится. Пойдем вперед быстрым шагом не только по своей земле, но и по Германии. Аукнется еще немцам их вероломство.

— Попривыкли мы к обжитым местам. Хорошие землянки, ухоженные дорожки, посыпанные песком…

— Заградотрядовцы старались.

Теперь выразил удивление Сергей, но Квинтов пояснил:

— Нет для заградотрядов работы, когда немцы обороняются. Народ там сильный физически, а бездействие способно разложить самого хорошего бойца. Заградотряды используются для благоустройства и охраны штабов фронта и армий.

— Расформировать их надо.

— Не мы их создавали. У соседей наших заградотряды свои задачи выполняют, хотя случаев проявления прямой трусости фиксируется очень мало. Теперь не сорок первый и даже не сорок второй, стрелять некого.

— Заградотряды не стреляли, они задерживали, останавливали угрозой применения оружия, были случаи, когда вели огонь поверх голов больших групп бегущих, чтобы припугнуть их. В редких случаях расстрелы перед строем струсивших людей проводились, а чтобы стрелять в бегущих — этого не было. Бегали за передним краем многие: посыльные, подносчики боеприпасов, связисты, раненые, санитары, перемещались группы бойцов для маневров. Откуда заградотрядам знать, кто бежит и зачем. Их задача — задержать беглеца и доставить командиру, а не убивать.

— А как же приказ Сталина, который требовал истреблять на месте паникеров и трусов?

— «На месте» означает перед строем. Именно так делалось, — ответил Сергей.

— Больно уж детали знаешь, приходилось встречаться? — настороженно поинтересовался Квинтов.

— Был командиром отдельного заградотряда войск НКВД.

После ужина перед курсантами выступил начальник оперативного управления штаба фронта, познакомил со сложившейся обстановкой на Курской дуге, в полосе обороны Юго-Западного. Из его выступления следовало, что наши войска на Ольховатском направлении приостановили продвижение немцев на Курск, встречают они упорное сопротивление в своем стремлении захватить Ольховатку.

— В самый бы раз начать наступление, — сказал представитель гвардейской армии.

— Выделенные для наступления войска фронтов к сражениям не привлекаются, как и резервы Ставки. Когда станет очевидным, что ударные группировки врага обескровлены, войска Центрального и Воронежского фронтов двинутся вперед. Наш фронт на занимаемых рубежах тоже долго не задержится.

— Нас с планами наступательных операций познакомят? — опять поднялся гвардеец.

— Вам выдадут крупномасштабные карты с нанесенной обстановкой сегодняшнего дня. Порассуждайте о целесообразном направлении наступления Юго-Западного, о ближайших и последующих задачах армий и дивизий, направлении главного и вспомогательного ударов. Найдите свое место и определите задачи вашим силам во фронтовых операциях.

«Я уже начальник штаба войск НКВД фронта? — пришла мысль. — Мне как-то не по себе сразу перескочить с батальона на фронтовые масштабы».

— …в зависимости от обстановки дивизии второго эшелона армии располагаются в семи-двенадцати километрах от линии фронта…

«Но там же строит боевые порядки первая линия войскового заграждения. Надо учесть».

— …Срок представления своего мнения — одна неделя. Более или менее приемлемые будут нами рассмотрены.

Рабочий день Сергея закончился поздно вечером. Едва вошел в кабинет, появился Николай Михайлович. Он выслушал отчет о лекциях, сказал:

— Очень даже кстати материал. В скором времени нам предстоит поломать головы о рубежах службы заграждения. Как будут развиваться события, одному богу известно, но следует быть в постоянной готовности успешно решать задачи в любой обстановке. Появились на этот счет мысли?

— Надо подумать.

— Начальнику оперативного отделения надо бы соображать быстрее, коли он ведущее звено в «мозговом центре», — по-доброму улыбнулся полковник. — В первую очередь на ваши плечи ляжет груз по организации охраны порядка и особенно безопасности в тылу наступающих армий. Каким образом станете решать задачи? У нового человека мысли часто бывают оригинальными.

— Надо бы сформировать мобильный отряд оперативного назначения с достаточным количеством сил и материальных средств для решения любой задачи, — осмелел Сергей, понимая заранее несбыточность своей идеи.

Однако вместо ожидаемой вежливой улыбки увидел, как полковник молча сдвинул густые брови.

— Хорошо. Подумайте в перерывах между занятиями, как такой отряд создать, какой должна быть его организационная структура. Кандидатура командира для него есть — это ваш предшественник. Посоветуйтесь со своим помощником капитаном Шикериным Вячеславом Александровичем. У него голова набита цифрами, мастер обобщать количественные разведданные, наносить обстановку на карты, составлять схемы; эдакий талант в штабной работе.

Самое бы время отдохнуть, расслабиться, но надо знакомиться с Шикериным. Благо, что тот всего-навсего за перегородкой.

В кабинет вошел высокий худощавый, с правильными чертами лица капитан, доложил о прибытии. Подсел по приглашению к столу. Выслушал.

— Какие задачи предстоит решать мобильному отряду?

— Любые, вытекающие из оперативной обстановки.

— Я могу рассчитать конкретную оперативно-боевую операцию или боевые действия в определенных условиях, «любую» не приходилось.

— Я имею в виду самые сложные, тогда все другие сами собою впишутся в расчет.

— Кто противник?

— От шайки дезертиров до крупных остаточных диверсионных групп или десантов противника численностью в пару сотен человек, находящихся на площади четыре-шесть квадратных километров.

— Много нужно сил и средств!

— Вячеслав Александрович, обоснуйте необходимый минимум. Максимум нам никто не дает, это гарантированно.

 

III

12 июля 1943 года считается началом нового этапа Курской битвы. Этим днем войска Западного и Брянского фронтов частью сил нанесли внезапный удар по противнику в районе города Орел. Через три дня усиленные резервами Ставки оба фронта продолжили контрнаступление, вынудив немцев начать отход.

12 июля сильный контрудар по группе армий «Юг» нанесла ударная группировка Воронежского и Степного фронтов. В районе Прохоровки произошло самое крупное встречное танковое сражение Второй мировой войны, в котором одновременно участвовали до 1200 танков и самоходных орудий. Сражение выиграли советские войска. Произошел перелом в развитии оборонительных сражений на южном фасе Курского выступа.

Прикрываясь сильными арьергардами в последующие дни, противник начал отвод наступающих войск в исходное положение.

С середины июля, засиживаясь допоздна, курсанты обсуждали положение на фронтах, вероятный характер разпития событий в полосе Юго-Западного фронта, его взаимодействие со Степным фронтом.

Как нельзя кстати начался курс «Наступление и обстановка в тылу». Генерал из академии пояснял, что терроризм, или политический бандитизм, зародился еще в начале XIX века, значительное развитие получили в постнаиолеоновскую эпоху, когда ярким кровавым пламенем вспыхнул национализм в странах Европы. В России среди множества террористических групп выделялась «Народная ноля» и ее последователи социалисты-революционеры. В начале XX века на фоне революционных событий появился национальный терроризм. Его активными исполнителями стали поляки, латыши, литовцы, украинцы.

— Можно подумать, — перевел дух генерал, — что зря я вам толкую о террористах и бандитах, когда сейчас важнее подробно разобраться в наступательных операциях как своих, так и нашего противника. Определить плюсы и минусы. Мы об этом еще будем говорить. Но…

Он помолчал, подышал на стекла очков, протер их носовым платком.

— Но, — повторил генерал, — в скором времени нам предстоит пройти с боями Украину, в том числе ее западные области, Литву, Латвию, Эстонию, Польшу. Как нас встретит население с имеющимися в настоящее время национальными вооруженными формированиями, к чему следует быть готовыми? На сегодня эта тема для разговора главная.

К сожалению, отметил лектор, большую тревогу вызывает положение дел на территории Украины, особенно в ее западных областях. С 1929 года там существует политическая организация украинских националистов (ОУН), которая лояльно относится к оккупационным властям. Неграмотному на 70 % городскому населению, а сельскому тем более, нетрудно внушить какую угодно идею. Национализм, например. Тут и думать не надо. Украина превыше всего, бей остальных! С 1942 года как грибы после дождя гам начали возникать вооруженные отряды: Украинской повстанческой армии (УПА), Украинской народно-революционной армии (УНРА), Полесской сечи, других повстанческих организаций. Созданные с благородной целью — ведение борьбы с оккупантами, отряды боевиков УПА и других формирований нападают на подразделения Красной Армии, оказавшиеся в тылу или выходящие из окружения вследствие быстрого продвижения противника. В настоящее время ОУНовцы в первую очередь выступают против немцев, бесчинствующих на их земле, пресекают карательные акции, саботируют поставки продовольствия фронтовым частям зермахта.

— С прошлого года, — продолжал генерал, — УПА заметно активизировала деятельность против оккупантов. Основные районы базирования боевиков — Восточное Полесье, Ровеныиина, лесные массивы реки Случь, не исключено появление ее отрядов в других районах. Главный лозунг политических и других организаций — самостийная Украина! По указанным местам в первую очередь предстоит идти соседним фронтам, Юго-Западному достанутся более «спокойные», причем в ближайшем будущем. Вряд ли к этому времени «самостийцы» откажутся от своих устремлений.

Лектор вновь протер очки, водрузил их на кончик носа, продолжил:

— Все ли понимают, что это значит?

Не дожидаясь ответа, сказал, выделяя каждое слово:

— Борьба с боевыми националистическими формированиями, поддерживаемыми населением. Возможно, не каждому из вас придется заниматься наведением порядка в тылу действующей армии, а вот представителю от войск НКВД — несомненно.

Генерал поискал глазами «представителя». Сергей встал.

— Желаю, даже очень желаю успехов в боевой и иной работе с «самостийцами». Предвижу ее весьма сложной, — посочувствовал он. — В настоящее время УПА меняет структуру своих подразделений применительно к тактике действий мелкими отрядами партизанского типа.

Лектор подошел к столу, за которым стоял Сергей, и, обращаясь к нему, сказал:

— Как только войска фронта уйдут вперед, частям НКВД придется столкнуться лицом к лицу с этими бандами. И борьба с ними будет ничуть не легче, чем с немцами.

Вечер этого дня выдался на редкость свободным. Эмоции, вызванные успехами Красной Армии на Курском выступе, улеглись. Во весь рост встала задача подготовить себя и подчиненных к деятельности в тылу на случай наступления Юго-Западного фронта. Следовало, наконец, пошакомиться с офицерами, вникнуть в суть работы оперативного отделения.

Подразделение включало четыре оперативные группы, в каждой из которых было по три сотрудника. Первая — сбор и обработка информации; вторая — анализ и обоснование; третья — обработка документации; четвертая — организация управления.

Старший первой группы капитан Львов Александр Анатольевич доложил: его задача — получение информации от разведывательных подразделений, командиров войсковых частей, соседей, очевидцев и других источников о количественных и качественных характеристиках противника, своих сил, уточнение полученных сведений, установление тенденций. Среднего роста, крепкого телосложения, молодой и подвижный, он торопливо излагал мысль, повторялся.

Старший второй группы капитан Мухов Валерий Александрович, напротив, говорил не спеша, обдумывая каждое слово. Его группа занималась анализом оперативной обстановки, поступающей информации, прогнозированием действий противника и вероятного изменения обстановки, выработкой и обоснованием замыслов на операцию, другие войсковые действия. Невысокий, неторопливый в движениях, он молча уселся на свое место, перебирая лежавшие перед ним бумаги.

Шикерин тоже был краток: расчет задач службы, операций, нанесение на рабочую карту последних данных капитана Львова, полученных из других источников, графическое оформление замыслов и решений, составление справок, донесений.

— Одним словом, — подытожил он, — рутинные, бумажные дела.

Бестолково говорил о своих задачах старший офицер-оператор Басанов. Из его сбивчивого доклада Сергей уяснил, что группа организации управления обеспечивает постоянную связь с силами и средствами в ходе решения оперативно-боевых задач, передает приказы, распоряжения руководителя операции, контролирует ход их исполнения. Сбиваясь с мысли, тот упростил свои обязанности.

— Мы выполняем распоряжения начальника оперативного отделения, начальника штаба. Самостоятельных действий не предпринимаем. Сложность в работе представляет постоянно меняющиеся силы и средства при проведении операций и других войсковых действий.

Сам собою возник разговор о создании мобильного отряда. Присутствующие согласились со старшим офицером-оператором, что частая смена подразделений при выполнении задач затрудняет налаживание и поддержание непрерывной связи, взаимодействия. При этом теряется чувство непрерывного руководства подчиненными.

Шикерин доложил свои соображения по расчету необходимого количества сил для мобильного отряда. По его мнению, предполагаемый противник представляет собой иррегулярные формирования, а значит, и расчет на уничтожение такого противника в наступательных действиях должен производиться с уменьшением количества наступающих в 1,5–2 раза относительно аналогичных требований для общевойскового боя. Несложный расчет показывает, что при наступлении на банду, остаточную группу противника численностью 200 человек в открытом бою мобильный отряд должен иметь 300–400 человек. Минимум — 300 активных штыков. Это при условии, что отряд будет действовать самостоятельно в отрыве от основных сил, в его составе должна быть своя артиллерия, саперы и танки.

— При наличии такого количества сил и средств готов рассчитать чекистско-войсковую операцию на площади до четырех-шести квадратных километров для среднепересеченной местности, — закончил он.

Когда Сергей сообщил о назначении на должность командира мобильного отряда бывшего начальника оперативного отделения, наступила странная тишина. Он недоуменно оглядел присутствующих.

Сделал попытку сказать что-то Мухов, но тут же опустил голову.

— Валерий Александрович, в чем дело?

— Разрешите мне, — встал Львов.

— Александр Анатольевич, садитесь и скажите, что-то не так?

— Товарищ майор…

— Называйте меня Сергеем Николаевичем, так, говорят, принято в штабах, — прервал говорившего Бодров.

— Сергей Николаевич, — продолжил Львов, — очень даже «не так». Подполковник Шалевич прибыл к нам из подразделений войск по охране Беломорско-Балтийского канала. Там он, видимо, проявил себя, но о нашем деле не имеет понятий. Для него все едино: служебно-боевые и оперативно-боевые задачи, розыскные или разведывательно-поисковые группы. Любое дело — сплошная нервотрепка, дает указания, не вникая в смысл. Придумал какую-то «особую» деятельность войск НКВД, в содержание которой вкладывает все что угодно. Здесь захват и задержание, минирование, применение дымовых шашек, конвоирование, совершение маршей, сбор оружия и так далее.

— Едва вздохнули с облегчением после его ухода, — дополнил Мухов, — так его опять сажают на нашу шею, хотя и в другом качестве.

— Он же вместо окружения начнет проводить блокирование, надо будет осуществить перекрытие направлений, станет выстраивать оцепление, — поддержал Шикерин, — путает засаду с заслоном, поисковую цепь с цепью в наступлении, службу войскового заграждения и заградотрядов.

— Начальник штаба об этом знает? — удивленно спросил Сергей.

Вопрос снова повис в глухом молчании.

— Мой предшественник однажды высказал недовольство, теперь продолжает службу в другом месте, — после некоторого раздумья сказал старший офицер. — У Шалевича есть прикрытие в политуправлении фронта. Не сунешься!

…Сергей лежал на своей узкой кровати, прижавшись к стене, опасаясь ненароком свалиться на пол. Сон не шел. В ночной тревожной тишине ему чудился напряженный ритм работы многих тысяч людей фронта, готовых по первому сигналу ринуться на врага. В памяти всплыл разговор с подчиненными, их неприязнь к неизвестному ему Шалевичу. Он думал, как начинать неприятный разговор с начальником штаба. В правоте подчиненных был уверен, не было причин сомневаться в правильности действий Николая Михайловича. Не хотелось с первых дней службы влипнуть в штабные дрязги. «На двух стульях долго не просидишь». Вспомнилась Зина, грустный взгляд красивых глаз… Вот она девочкой бегает босиком по дождевым лужицам, с веркая голыми ногами, беззвучно смеется, запрокинув голову…

Говорят, утро вечера мудренее, но не всегда, видимо, так бывает. Утром ничего «мудрого» в голову Сергея не пришло. Неприятное ожидание неизбежного разговора с начальником штаба тяжело давило на сердце. «Может, не стоит гоношиться? Пусть этот долбаный Шалевич командует мобильным отрядом. Был бы исполнительным». И тут же: «А что подумают подчиненные?»

С этими противоречиями в мыслях Сергей ушел на занятия. До начала их оставалось минут десять, когда встретился сотоварищ по совместному чтению конспекта.

— Мрачный ты сегодня какой-то, — посочувствовал он Бодрову.

— В вашем политуправлении есть человек по фамилии Шалевич?

— Как же! Это один из заместителей начальника. Что это вдруг тебя заинтересовали столь высокие инстанции?

Сергей не стал скрывать цели своего вопроса, коротко пояснил суть дела.

— Я бы на твоем месте не стал связываться, — ответил Михаил Романович. — Не знаю, как ваш, а наш Шалевич — зловредный человек, большой специалист по гадостям.

— Нашего я лично не знаю, но по рассказам похожи.

Седовласый лектор говорил о применяемой тактике борьбы повстанческих отрядов на территории Западной Украины. Сергей торопливо записывал, что военное командование УПА осуществляется главным командиром и главным штабом, им подчинены все краевые командиры и штабы УПА. Главным командиром с весны этого года является майор Роман Шухевич. Это бывший командир батальона «Нахтигаль», созданный совместно с немцами в преддверии войны с СССР, принимал активное участие в боях против Красной Армии в 1941 году. Теперь он офицер 201-го батальона вермахта в Белоруссии.

— Шухевич, Шалевич — не родня? — шепнул Михаил Романович.

— Не должно бы, — ответил с улыбкой Сергей.

— Сейчас, — продолжал генерал, — УПА разделена на четыре главных территориальных управления с делениями на военные округа. Основная организационная и тактическая единица УПА — курень численностью более трехсот человек. В его составе три стрелковые сотни и одна сотня тяжелых пулеметов. Сотня состоит из трех стрелковых чет, роя пулеметчиков…

— Названия какие-то ненормальные, — шепнул Сергей.

— …чета, то есть взвод, включает три роя и звено гранатометчиков, а рой — это отделение, в нем стрелковое и пулеметное звенья и сам роевой с заместителем. Вот такие пироги, — подытожил генерал. — Сила, как видите, немалая и достаточно организованная.

На самоподготовке Сергей с Квинтовым вновь совместно читали конспекты: «…тактика боевиков применительна к действиям пехоты с элементами приемов парашютно-десантных и штурмовых подразделений…»

— Ничего своего, читаем дальше: «…добиваясь инициативы, упреждения противника, получают возможность диктовать ему свою волю…Большое значение в деятельности УПА придается рейдам по планам Главного командования, в ходе которых ведется разъяснительная работа с населением о целях национального движения ОУН, уничтожаются официальные представители польских и немецких властей».

— Теперь станут убивать наших.

— Вот уж никак не ожидал, что на Украине кроме советских партизан может существовать целая повстанческая армия националистов. Против всех. Надо же, — ответил Михаил Романович. — Зачем украинцам нужна самостийность? Это то же самое, если начать борьбу за независимость России. Глупость какая-то! От кого, от самих себя?

— Пока прозреют, сколько людей погибнет! Все эти самостийцы, черт бы их побрал, — прямая помощь врагу. Воспитали они в народе глубокое чувство ненависти к немцам, румынам, полякам, а вылиться она может на наши головы. — И каяться потом не станут. А ведь во всей Красной Армии вряд ли найдется хотя бы один недоброжелатель украинцев.

— Возможно, обойдется? — предположил Квинтов. — Я украинец, а мне самостийность совершенно не нужна. Жили и воевали сотни лет вместе, национализм разрушит братство советского народа.

— Сила колдовская таится в национализме, как сказал наш лектор.

«…широко применяются налеты, — продолжили офицеры чтение конспекта, — с заранее определенными целями (уничтожение объектов, захват складов), которые считаются эффективной формой борьбы. Четыре месяца тому назад оуновцы совершили налет на большой город и похитили со склада одной из фабрик значительное количество оружия, в другом разгромили гарнизон немецкой жандармерии со вспомогательными подразделениями украинцев, находившихся на службе у немцев…

…Наиболее характерным видом боевой деятельности УПА являются засады на закрытой местности ночью… Основа успеха — внезапность… В настоящее время УПА действует крупными силами, очищает большие территории от немецких оккупантов. Но с приходом Красной Армии следует ожидать дробления ее сил и применения против нас террористических и бандитских методов борьбы… Долгие годы работы в подполье в период немецкой оккупации позволили националистам Украины создать надежную систему конспирации…»

— Не хотелось говорить, — шепнул Михаил Романович, — с прошлого месяца УПА начала распространять листовки на разных языках с призывами совместно с УПА разгромить немцев и освободиться от гнета большевиков. Сталин и Гитлер в их воззваниях — поработители и угнетатели свободных народов, проводится параллель между нацистами и коммунистами.

— Пустое занятие, — ответил Сергей.

— Не скажи. Есть сведения, что в составе УПА появились подразделения, сформированные из националистов союзных республик.

— Наши партизаны тоже не бездействуют, наверное, громят это дурачье и саму УПА.

— В январе этого года украинские партизанские отряды перешли из России и Белоруссии на территорию Украины. Кроме общих задач партизан в борьбе с оккупантами им вменили в обязанности проведение мероприятий по разложению позиций украинских и других националистических формирований. Непосредственно с оккупантами ведут борьбу отряды Дмитрия Николаевича Медведева и Александра Николаевича Сабурова. Сейчас в районы Западной Украины из Белоруссии направляется соединение Сидора Артемьевича Ковпака. Безусловно, дороги УПА и советских партизан будут пересекаться. Пока открытой вражды между ними нет. Стычки случались, и не раз, но крупных столкновений не было. Есть общий враг. А когда того не будет, вряд ли они друг друга долго вытерпят.

— УПА к тому времени перестанет существовать.

— Надежды и мечты сбываются чаще всего во сне…

Как ни откладывай, но время неприятного разговора Сергея с начальником штаба приближалось.

Бывают у человека моменты, когда идти вперед — робость берет, а назад — на тебя люди смотрят с надеждой. Требуются большие волевые усилия для преодоления неуверенности, боязни. Сергей лишь на секунду заколебался перед дверью кабинета полковника, но тут же решительно сделал шаг вперед.

Для Николая Михайловича приход Бодрова оказался неожиданным. Он хмуро поглядел на подчиненного из-под густых бровей, молча вопросительно поднял подбородок, указал глазами на стул рядом с приставным столиком.

Полковник не встал со своего места, не поприветствовал, спросил настороженно:

— Что-нибудь случилось?

Сергей подробно рассказал о разговоре с подчиненными, о единодушном нежелании работать вместе с Шалевичем.

— Товарищ Бодров, — не повышая голоса, сказал начальник штаба, — мало ли что говорят. Опасно раскачивать лодку, когда не умеешь плавать. Штабная работа требует напряженной мыслительной деятельности. По ее результатам оценивается здесь человек и его соответствие занимаемому месту. От этого зависит, сколь долго он продержится у нас. Собрание офицеров хорошо для мобилизации усилий на выполнение задачи. Если же оно направлено на обсуждение приказа командира — это более чем плохо. Начальник превращается в пустышку, а подразделение не способно нормально функционировать. Вы у нас лицо свежее. На вас возлагаются большие надежды. Не влазьте в штабные неурядицы, постарайтесь оказаться выше них, не склоняйтесь на чью-либо сторону. Ваши подчиненные не требуют за собою глаз да глаз. Но загрузите их работой так, чтобы у них не оставалось времени на посторонние разговоры. Дружбу заводите осмотрительно.

— Постепенно лицо Николая Михайловича смягчилось, взгляд стал добрым, с легкой улыбкой.

— У вас есть кандидатура на должность командира мобильного отряда? — неожиданно спросил он.

— Капитан Шведов — командир резервной роты, — выпалил скороговоркой Сергей, хотя до последнего момента подобная мысль ему в голову не приходила. Он понимал, возможность отмены приказа начальника войск НКВД по охране тыла о назначении Шалевича исключалась.

— По вашей рекомендации назначим его пока заместителем командира отряда. Сейчас обстановка не позволяет поступить по-другому.

— Причину я знаю, — поторопился с ответом Сергей.

— О как! Поделитесь информацией, — поднял брови полковник.

— Брат у Шалевича заместитель начальника политуправления.

— Вы и обо мне уже знаете все?

— Только то, что у вас два сына, Леня и Толя, и жена Евгения.

— Какова численность мобильного отряда, по-вашему?

— По расчетам Шикерина — триста активных штыков.

— Вы с этим согласны?

— Безусловно.

— По штабной этике берется во внимание мнение начальника, независимо от того, кто из его подчиненных предложил данный вариант. В оперативном отделении по каждому поводу возникают различные суждения, но меня будет интересовать только ваше отношение к затронутой теме.

— Ты член партии? — спросил Квинтов на очередном перерыве занятий по военному искусству.

— Нет, — ответил Сергей. — На одном месте война не позволяет долго задерживаться, а нужен определенный стаж оседлости.

Михаил Андреевич в задумчивости походил вокруг Сергея, остановившись лицом к лицу, сказал:

— Тебе не следует сейчас вступать в партию, только это между нами.

На удивленный взгляд Сергея ответил:

— Не знаю, как другим, но войскам НКВД придется еще встретиться с УПА. Среди местного населения она пользуется поддержкой как защитница от произвола оккупантов. Длительная антикоммунистическая пропаганда ОУН да и нацистов не могла не сказаться отрицательно на отношениях жителей к советской власти и коммунистам. Если тебе суждено оказаться там да еще вести борьбу с УПА, не исключено, что частенько успех твой будет зависеть от того, партийный ты или нет.

— Спасибо за совет.

— Поблагодаришь потом, если совет пригодится.

 

IV

Мать Сергея Анна Михайловна работала уборщицей в конторе МТС. Распрямив спину после мытья полов в шести кабинетах, она шла домой не спеша, размышляя о делах житейских. Озабоченность вызывал Вадим. Получив инвалидность по ранению около года назад, он оправился от потрясений и теперь заметно тяготился вынужденным бездельем. Этому способствовало устройство Юльки на работу секретарем районного отделения НКГБ. Содействовал назначению начальник отделения Каден. «За отличие при задержании опасного преступника», — поставил он тогда ей в заслугу задержание диверсанта Патокина.

Это оказалось по душе девушке. Чистая несложная работа, помощь матери. Теперь она целыми днями при деле, нередко приходилось задерживаться в своем кабинете-коморке допоздна. Тогда она не приходила к Бодровым, а это огорчало Вадима, делало его раздражительным. «Надо поговорить с ним», — подумала Анна Михайловна. Радовала сердце Лида. Веселая и непоседливая дочь стала незаменимой помощницей в хозяйстве и, главное, в уходе за внуком Димкой, нежданно-негаданно появившимся в семье. Племянник сразу оценил по достоинству ласковые руки тетки. Стоило неспящего мальца положить на кровать, тут же громкий крик извещал о его несогласии с таким отношением, приходилось брать на руки, причем именно Лиде.

Мать услышала шум и девичий визг за десятки метров от дома, поспешила узнать, что случилось. Оказалось, Колька, Лидин помощник в воспитании Димки, смастерил качалку. Он раздобыл пружину длиной в четверть метра и диаметром в палец, пропустил внутри сыромятный ремень для страховки. Вместе с Вадимом закрепили в потолке крюк с завитушкой на конце, вставили проушину пружины в нее, другую соединили с кольцом люльки. Получилось плавно качающееся вверх-вниз устройство, которое тут же оценил племянник. Дитя лежало в колыбели, не плакало и даже улыбалось. Обрадованные успехом исполнители задумки прыгали вокруг и хором кричали «ура». Еще бы, люлька от одного качка колебалась туда-сюда до десятка раз. Малыш тоже был в восторге. Редкий случай, заснул с соской во рту не на руках. Анна Михайловна сказала Кольке спасибо. Лида поцеловала его в щеку, отчего у пацана порозовели уши. Не зная, как ответить, он большим пальцем босой ноги чертил на полу невидимые круги, не поднимая глаз.

Вечерело. Багряный луч солнца блеснул в разрыве темного облака и тут же погас.

Пришла Юля. Лида рассказала, как Колька с Вадимом смастерили детскую люльку. Все с удовольствием выпили парного молока, сидя на ступеньках крыльца. Вадим побренчал на гитаре, отложил ее в сторону. Помолчали, вслушиваясь в затухающие вечерние звуки. Замерцали в зените первые звезды, по-свойски подмигнули дружной компании. Неподалеку стрекотал кузнечик, со стороны железнодорожной станции донесся басовитый гудок паровоза, слышалась гармошка. Гармонист наяривал рассыпуху, нажимая на две-три клавиши.

— Лучше бы уж не брался, — сказал Вадим, — не портил тишину.

Оглядываясь назад, мы вспоминаем порой вроде бы неприметные дни, обыденные слова, дела и поступки. С годами они кажутся нам приметами золотого времени. Но это потом. Сейчас хотелось просто посидеть вместе, помолчать.

— Я завтра прийти не смогу, — с горькой ноткой сказала девушка.

— Почему? — насторожился Вадим.

Юля посмотрела на Кольку. Тот встал и молча ушел домой.

— Каден должен поручить мне какое-то важное дело.

— На ночь? — удивилась Лида.

— Пока не знаю. Расскажу потом, если можно будет. ПКГБ все-таки! Начальник не разрешает говорить на служебные темы.

— А ты не говори ему, о чем мы здесь толкуем, — ответил Вадим, стараясь оставаться спокойным.

Лида ушла к запищавшему племяннику и не возвратилась.

Вадим придвинулся к девушке, обнял за плечи, встретил ее радостные глаза, крепко поцеловал призывные губы, чмокнул в кончик носа. Она молча положила голову ему на плечо, непрошеная слезы покатилась по щеке.

— Ты чего?

— Сама не знаю. Не нравится отношение ко мне начальника.

— Что за отношение?

— Да так. Сижу учусь печатать на машинке. Он зайдет, присядет на стул, почитает мои труды и уходит молча. А сегодня сказал, что глаза у меня завораживающие. Какие у меня глаза?

— Нормальные, ласковые для меня.

— Говорят, будто глаза — зеркало души. Выходит, я его завораживаю?

— Костыля твой начальник хочет схлопотать.

— Он со своим наганом не расстается.

— Каден тебе нравится? — неожиданно для самого себя спросил Вадим.

— Полноватый несколько… — не нашлась с ответом Юлька.

Не слукавила девушка. Нравился ей старший лейтенант.

Всегда чисто и опрятно одет, золотистые погоны офицера смотрятся красиво, ремни на гимнастерке, начищенные до блеска хромовые сапоги, изысканность в словах и манере по отношению к молоденькой секретарше. Тайно она любовалась своим начальником, но даже себе не хотела признаваться в этом. Юля забеспокоилась, когда стала замечать его неравнодушные взгляды. Как пойманная птичка в клетке, затрепетало ее сердечко. «Нравится, ну и что? К Вадиму это не относится К тому же он женат, у него есть сын», — успокаивала себя Юля.

Вот ведь как в жизни бывает. Ни она ни он словом не обмолвились с кем-либо о своих чувствах, но сотрудники райотдела милиции и «безопасники», как окрестили Кадена и его помощников, уже посматривали на них с улыбкой.

Начальник районного отделения НКГБ тоже сначала не придавал значения возникшим симпатиям в девочке, только что закончившей 10 классов и принятой на работу. Она понравилась ему еще по весне, когда смогла справиться с задачей по обнаружению диверсантов в хуторе Красновка. Теперь на хорошенькую скромную секретаршу хотелось уже смотреть, любоваться ее круглым личиком. Желания эти стали появляться чаще и чаще, и, сам того не замечая, он стал просиживать в каморке у секретарши долгие часы.

Сегодня «задание» Кадена не отличалось оригинальностью. Юля сидела за пишущей машинкой, в который раз перечитывая справку в областное управление НКГБ о результатах проверки хода уборочных работ в районе. Навыков в печатании не было, приходилось отыскивать едва ли не каждую букву, а тут еще ошибки одна за другой. Она злилась, отчего ошибок становилось еще больше.

Давно уже стемнело. Вот-вот должно отключиться электричество — заканчивалась вечерняя смена на МТС. Вошел начальник, посмотрел на испорченные листы бумаги, сел сам за машинку, быстро отпечатал текст, подписал бумагу.

Юля с восторгом смотрела, как ловко управляется он с работой, любовалась золотистого цвета часами на его запястье.

— Ничего, не грусти, будет получаться и у тебя так же быстро, — сказал он, вставая со стула.

— Стараюсь, но…

— Получится, получится, — перебил старший лейтенант на полуслове девушку. — Сейчас положи документ в сейф, а завтра отправишь его по адресу. Собирайся, я тебя провожу до дому — на дворе темень непроглядная.

— Товарищ Каден, — так он распорядился к нему обращаться, — мне и одной идти не страшно. Зачем вам лишние хлопоты!

— Идем, идем!

Вышли на крыльцо, сопровождаемые улыбкой дежурного по райотделу милиции. Со свету темнота на улице показалась действительно непроглядной. Не было видно даже зданий райкома и райисполкома на противоположной стороне улицы. Спускаясь по ступенькам с высокого крыльца, Каден взял Юльку за руку, помогая сойти, но девичью ладошку так и не отпустил.

— Тут много колдобин, мне они уже знакомы, — сказал он в оправдание.

Мужские заботы и надежная рука успокаивали, пропала настороженность. Но не прошли они и десятка метров, как внезапно наткнулись в темноте на препятствие. Юлька вскрикнула от неожиданности. Каден выпустил ее руку. На ощупь определили: жердь, к которой привязывают лошадей посланцы с хуторов, прибывающие в районные организации. Девушка прыснула, он выругался про себя.

Малозначащее происшествие, тем не менее, объединило их общим шутливым настроением, послужило поводом к дурашливому разговору. Правда, Юлька больше помалкивала и лишь изредка посмеивалась. Каден же разошелся: сыпал шутки и прибаутки, рассказывал о себе были и небылицы, при этом изображал себя неудачником, постоянно попадавшим в смешное положение. Попутчица давно уже столько не смеялась.

Юле было легко и весело, однако не хотелось, чтобы ее кто-то увидел в паре с Каденом, да еще поздним вечером. Рассказывая о своих мнимых похождениях, старший лейтенант периодически сжимал Юлькину ладонь, а потом и вовсе взял под локоть и не отпустил. Его прикосновения были приятными. В порывах смеха она даже прижимала руку попутчика к себе. Когда поравнялись с ее домом, Каден предложил посидеть немного.

Возле соседнего двора навалом лежали разнокалиберные бревна, приготовленные на дрова. Каден уселся на нижнее, хлопнул ладонью рядом с собой: «Садись, милая!» Обожгло сердце слово «милая», и, поколебавшись мгновение, Юля присела на некотором расстоянии от начальника. Он придвинулся и с силой притянул к себе спутницу так, что ее щека оказалась у него на плече. Юлька почувствовала жесткость парчи офицерского погона, попыталась освободиться, повернула голову, но Каден уже снял с ее талии руку. Юля встала.

— Вадим говорит, кто ко мне прикоснется, костыля схлопочет, — неожиданно для себя сказала она, да так, что кадей не понял, в шутку или всерьез его ожидает так; 1VI перспектива.

Он не стал углубляться в смысл девичьего предупреждения, как ни в чем не бывало начало рассказывать анекдот, но смешного не получилось.

Юля продолжала стоять, старший лейтенант снизу вверх глядел на девушку, встревоженную его необдуманным поведением.

Июльские ночи короткие. Вроде бы только наступил приятный вечер, а уже на освобожденном от облаков восточном небосклоне появилась светлая полоска. Юлька ойкнула. «Что сказать маме?» И тут же подумала: «А как же Вадим?»

Дверь оказалась не запертой на задвижку. Осторожно, на цыпочках вошла в коридор. На пороге в комнату — мать.

— Ну и ну! — И больше ни слова.

Вспыхнуло лицо, и сказать нечего.

Наутро Юлька с воспаленной щекой бросилась к зеркалу. Процарапанная сеткой парчового офицерского погона, ярко пылала отметина. Весь день пришлось прикрывать ладонью покрасневшее место и отвечать любопытствующим — «зуб».

«Вранье не украшает человека, но в трудную минуту выручить может», — сделала вывод из новоявленного опыта девушка.

Вечером Юля к Бодровым не пошла. Ничего не придумала в оправдание причин поцарапанного лица. К тому же начальник через дежурного по райотделу вновь предупредил об «ответственном задании».

Сегодня Юля впервые осмелилась войти в кабинет Кадена. Требовалось уточнить одну фразу в рукописном тексте. Открыла дверь и отшатнулась. Посреди комнаты сидел окровавленный человек со связанными сзади руками. Она метнулась в свою каморку, но тут же появился начальник.

— Два момента, — сказал он, не здороваясь, — ко мне в кабинет без вызова не входить. В случае экстренной необходимости следует постучать и ждать ответа за дверью.

Юля смотрела на Кадена и не узнавала его. Расширенные глаза лихорадочно блестят, по скулам ходят желваки, всегда зачесанные назад волосы свисают на лоб, ворот гимнастерки расстегнут, ослаблен ремень. Он так же быстро исчез, как и появился.

На следующее утро приезжал дед Дмитрий Карпович. Забрал вместе с зыбкой внуков и правнука погостить, разогнать устоявшуюся тишину в их доме. Еще он выполнял просьбу колхозного бригадира привезти Вадима. Рабочие на току стали замечать, что ворует кто-то зерно из хлебных ворохов. По его мнению, лучшего охранника колхозного добра, чем молодой и здоровый Вадим, ему не сыскать. Старики да бабы — все наличные колхозники откровенно побаивались оставаться один на один с темнотой и жуликами.

Когда есть хотя бы какое-то дело, жизнь сразу приобретает смысл. Вадиму предложение понравилось. Но поставил условие, что на колхозный ток его станут подвозить. Идти на костылях слишком далеко.

Когда старая Желтуха доставила тарантас с седоками в Горшовку, Вадима ожила сюрприз, о котором дед заранее не распространялся, боялся, внук отвергнет его инициативу. Дмитрий Карпович подготовил для гостя самодельный протез на ногу. Это была тонкостенная ступа, выдолбленная из куска березы, с отверстиями по бокам и небольшим наконечником вместо стопы. Изделие внутри выстлано несколькими слоями резины от автомобильной камеры, сверху лежала пуховая подушечка. Крепилась ступа к верхней части голени широкими сыромятными ремнями. Вадиму протез понравился, и он тут же начал его примерять. Уперся остатком голени в пух, закрепил устройство, надел на наконечник ботинок. Волновался, раскраснелся. Встал! Но, не поддержи дед, упал бы. Вместо опоры — нестерпимая боль.

Но, как говорится, лиха беда — начало. Парень теперь уже сам стал подлаживать устройство. К вечеру, опираясь на костыль в руке, довольный, он впервые самостоятельно смог встать на обе ноги, хотя и кривился от боли.

— Пойдешь, пойдешь, — говорила довольная бабушка. — В двадцать лет сиднем сидеть долго не сможешь. Состаришься быстро, а нам тебя еще женить надо.

— Пойду! Тресну, но пойду! Мне бы вытерпеть попервоначалу.

Лида с племянником крутились вокруг стоявшего Вадима.

— Фантастика! — воскликнула она. — Правда, Димка? — обратилась молодая тетя к молчавшему племяннику.

Дед стоял с затуманенными от слез глазами.

— Слышал я, — говорил он, — в Москве делают такие протезы, что не отличишь по виду, какая нога настоящая. Надо писать письмо в НКВД, у них ты потерял ногу.

«Напишем! — воодушевился простой мыслью Вадим. — А я уже расстался с мечтой, что смогу ходить без костылей».

Этим же вечером Вадим заступил на службу. В колхозной кладовой — амбар с полками, как в магазине, возле двери на гвозде висело охотничье ружье 16-го калибра. Под ним на полке лежали заряженными десять патронов. Харитоныч, как звали бригадира, пояснил:

— Три заряжены крупной солью против пацанов и баб, если добровольно не покинут ток; три заряжены заячьей дробью, если злоумышленниками окажутся невооруженные мужики, в четырех сидят жеканы, это против вооруженных бандитов. Сын ходил на охоту, бил даже волков. Теперь вот только память и осталась, — прослезился он, — может быть, и не пригодится.

Вадиму ружье понравилось. Осмотрел канал ствола, проверил работу ударно-спускового механизма.

— Почищу. Давно никто не пользовался.

— Два пацана сторожили ток, дважды проверял, и ни разу их на месте не оказалось. Им я ружье не доверил.

Вести в хуторе распространяются быстро. К вечеру многие знали, что приехал Вадим. Уже в первое дежурство к нему в гости пришли две подружки-соседки, с которыми он рос и начинал ходить в школу. С радостью встречи и в разговорах, воспоминаниях незаметно прошла ночь, теплая, тихая, со знакомыми запахами полыни и обмолоченного хлеба, перебранкой лягушек в Панике.

— Такое ощущение, — говорил он девчатам, — будто я и не уезжал из Горшовки на два года. Только здесь тише стало, вы повзрослели, Харитоныч постарел. Родная сторона! Вы даже не представляете, как это здорово вновь оказаться среди своих людей.

— Если спрятать костыли, а ты будешь сидеть, то и следов ранения не заметишь, — улыбнулась Верка.

— Спасибо, девчата, — сказал при расставании Вадим, — приходите еще, если более веселого занятия не найдете.

— Придем!

Следующим вечером в гостях были уже пятеро девушек и два пацана. Через пару дней ток превратился в вечернее место гуляния молодежи. Здесь танцевали и пели под балалайку, то и дело слышались взрывы смеха и девичьи визги. Вадиму скучать не приходилось до позднего вечера, оставшееся время до утра проходило незаметно.

Молотильный ток — утрамбованная площадка, куда ссыпали пшеницу, рожь, просо, подсолнечник. С двух сторон вдоль него амбары, в которых хранился урожай, оставшийся после сдачи государственных поставок. Стены их из массивных бревен, уложенных на крупные краеугольные валуны. Вокруг каждого амбара за многие годы из отходов зерна, половы и земли образовались валики, наполовину прикрывавшие щели между поверхностью грунта и обвязкой. Пространство под амбаром позволяло сидеть и ходить на четвереньках. Вездесущие пацаны уже давно знают об этом. Под средним амбаром, что со стороны степи, была создана потайная «база», как они ее называли. Там чисто, есть лежанка из толстого слоя соломы, в центре из необрезных досок сооружен небольшой столик, на котором кисет с табаком, газета, кресало, кремень, наполовину опорожненная пол-литровая бутылка с самогоном, закрытая бумажной пробкой. Забирайся на «базу» в жару или во время дождя, лежи, кури себе в удовольствие, можно в щель понаблюдать за девками и молодыми женщинами, особенно когда они отдыхают на ворохе зерна в полуденную жару.

Вадим ходил вокруг буртов хлеба, размышляя, как сподручнее и незаметнее к ним подкрасться. Одна сторона амбаров была обращена к хутору, другая в открытую степь, откуда подходила к ним не более чем на пару сотен метров широкая Солонешная балка с прудом. Вывод напрашивался сам: природа создала идеальные условия, позволявшие незаметно приблизиться к току в темноте, а кроме того, вести за ним круглосуточно наблюдение, а если надо — прицельный огонь по охране.

Охраннику трудно ходить, но передвигаться на четвереньках мог, и достаточно быстро. Под средним амбаром, прикрываясь валуном, он для стрельбы лежа подготовил огневую позицию в сторону балки. «Здесь побольше боеприпасов, против немцев можно держать оборону», — подумал Вадим.

Когда добровольные помощники начинали расходиться по домам, он незаметно уходил за ворох зерна, приседал и вскоре оказывался на «базе», по выставленным заранее колышкам быстро определял нужное направление для наблюдения. Чтобы лучше прослушивать местность, смастерил из куска кровельного железа рупор с широким раструбом. С его помощью слышал даже мышиную возню под соседним амбаром, шелест ветра по головкам ковыля.

Была тихая безлунная ночь. Охранник на «базе» только что уселся на соломенную подстилку, ожидая, когда утихнут голоса уходивших ребят и девчат. И вдруг спиной почувствовал, что возле ближайшего вороха кто-то стоит. Стараясь не шуршать, он осторожно развернулся, подполз на четвереньках к щели — в метре едва различимо виднелись женские ноги.

Вадим положил заряженное ружье на гребень валика, выполз из-под амбара, неожиданно вышел из-за угла. «Верка! Какого черта она здесь?»

— Ой! — испуганно воскликнула девушка.

— Тебе чего? — спросил Вадим.

— Поговорить бы, — помялась она.

Все уже ушли по домам.

— Я сама по себе.

— Ладно, говори.

— Ну, давай присядем, в ногах правды нет.

Вадим сел на ворох пшеницы в нескольких метрах от ружья. Вера опустилась рядом. Придвинулась. Помолчали.

— Мне уже двадцать, — сказала она, опустив голову, — а я еще не знала мужской ласки. Война подмела казаков подчистую. Женщиной быть хочется, детей рожать.

— Я тут при чем?

— Положи мне руку на грудь, поцелуй, сними трепет сердечный.

— Вера, ты что? Шутки у тебя, однако.

— Будь мужчиной! — попыталась она обнять парня. — Тоска зеленая, а не жизнь.

— Какой он мужчина?! Инвалид на костылях, — неожиданно громко и грубо прозвучало рядом.

В следующее мгновение перед Вадимом и Верой возникли двое мужчин с автоматами ППШ.

Забилось, как бешеное, сердце, лихорадочно взметнулась память: опять оружие в руках преступников, рядом, перед лицом. Но тогда выручил друг, застрелил бандита. Теперь помощи ждать неоткуда.

Стоявший напротив узкоплечий, небольшого роста бандит отбросил ногой костыли в сторону.

— Инвалид, сюда! — прохрипел он, указывая пальцем на место в конце вороха пшеницы.

— Без костылей передвигаться не могу.

— Без «не могу»! — рявкнул другой автоматчик. — А то и без второй ноги останешься!

Он с силой толкнул здоровую ногу кожухом автомата.

Упираясь локтями о пшеницу, Вадим сполз на землю. Бандит схватил его за шиворот и ткнул лицом вниз, придавил ногой. Знакомый по фронту вкус земли даже успокоил. Будто перед атакой, мозг не воспринимал реалий. Освободившись от стресса и мгновенно собравшись, Вадим лихорадочно думал, как спастись. Однако никаких вариантов сейчас попросту не было. Не было и страха.

— Хлюст, — прохрипел прокуренным голосом коротышка, — если сторож попытается встать, всади в него с десяток пуль. А девку ублажи. Будь мужчиной. Вон как призывно она просила инвалида. Я пойду за подводой.

Вскоре его шаги стихли за амбаром.

— Ну, девка, приступим к исполнению твоих желаний? — хохотнул бандит. — Я до этого дела дюже охочий.

— Что вы, дядя, я ведь это так, пошутила, — всхлипнула Верка.

— Слушай, Хлюст, — сказал Вадим, не поднимая головы, — мы и правда в шутку вели разговор.

— Я тебе дам «Хлюст», инвалид несчастный, шут гороховый. Помолчи, не то прикончу.

— Одна лишь просьба, и я молчу. Дозволь мне сесть. На одной не убегу, а земли я уже наглотался.

— Садись, х… с тобой, но без фокусов. Давай я посмотрю, как будешь кувыркаться.

— Очень интересная сцена!

— Молчать! — рявкнул бандит, повернувшись всем телом к Вадиму.

Увидев, что Хлюст отвлекся разговором, Верка вскочила и метнулась в противоположную от мужчин сторону. Через пять-шесть шагов бандит догнал девушку, бросил на ворох пшеницы, навалился. Вера, девушка деревенская, сильная, без особого труда отбивала попытки насилия. Но бандит схватил ее за горло, начал душить.

Воспользовавшись заминкой, Вадим на четвереньках добежал до амбара, из-за валика выхватил ружье. Бандит, увлеченный борьбой со слабеющей жертвой, не заметил приближения охранника. Получив сильный удар в бок стволом ружья, он взвыл от боли, свалился на спину, скрючился, свободной рукой пытаясь отыскать автомат, но тот уже висел на шее охранника.

— У тебя, гад, все уже осталось в прошлом. Если попытаешься что-то предпринять, в ружье — жекан, всажу в твой поганый живот без раздумий.

Пришла в себя Вера. Не поворачиваясь, она наотмашь ударила бандита кулаком в лицо.

— А-а-а… — завопил тот.

Девушка сыпанула ему в рот горсть пшеницы. Тот замолк, попытался подняться, но она вновь ударила его. Бандит заскулил, затих, размазывая кровь по щекам.

Вера всхлипывала. Встала, одернула юбку, освободилась неловко от разорванных трусов.

— Гадость! Какая гадость… А я мужчин во сне видела… Хороших таких…

— Вера, найди веревку, надо связать Хлюста.

— Дай ружье, я его застрелю.

— Нельзя, подруга, нельзя. Он еще будет нужен.

Вскоре Вера принесла ременный поводок для быков.

— Поворачивайся на живот, гад, — стеганула она сыромятным ремнем по лицу бандита.

— Теперь ему надо в рот вставить кляп, — сказал Вадим, — иначе может предупредить подельников, которые вот-вот прибудут.

Верка, словно мешок с зерном, перевернула Хлюста на спину, разорвала трусы на клочки, один из которых с силой затолкала в рот бандита. Тот обещал, что будет молчать, но это не остановило разгневанную девушку.

Вадим подал Вере деревянную лопату, которой работают с зерном.

— Если что, садани его ребром лопаты по морде. Не высовывайся из-за вороха.

Он быстро на костылях отошел к амбару, забрался в свой окоп, оперся рупором о камень. На какое-то время воцарилась полная тишина. Но вот неясно, затем отчетливей послышался скрип тележных колес. Вскоре он стих. И тут же хриплый приглушенный голос:

— Хлюст!

— Что-то молчит, увлекся, похоже, бабой. Пойду посмотрю, а ты жди. Будь наготове.

— Может, и ты полакомишься? Гы-гы-гы… — загоготал третий неизвестный.

— Тише, идиот! Собак разбудишь. Их тут кругом полным-полно.

Шаги приближались. Опять вихрем вскружились тревожные мысли. Какое решение принять, когда впереди два вооруженных бандита? Хотя один обезврежен, упустить других тоже нельзя.

Вадим выполз, уперся боком о стену амбара. Послышалось хриплое дыхание, еще ближе. Когда из-за угла вышел коротышка, не замечая опасности, охранник тихо кашлянул. Тот остановился, повернулся на звук, и в этот момент Вадим с силой ударил его в лицо прикладом ружья. Не удержавшись, он сам упал на колени, подполз к лежащему навзничь, прислушался, взял за руку — пульс не прощупывался. «Похоже, перестарался».

— Вера! — позвал Вадим. — У тебя все в порядке? — Да.

— Иди сюда.

Девушка за руки подволокла убитого к мычавшему Хлюсту.

— Есть два, — сказала она удовлетворенно, вытирая руки о подол юбки.

— Третьего взять будет труднее.

— Вадя, постарайся! Возвращайся побыстрее, я боюсь мертвых.

Азарт появляется не только во время охоты.

Вадим решил непременно задержать или уничтожить последнего бандита. Да и лошадь с телегой пригодятся милиции в расследовании дела. Он вновь забрался в укрытие, с помощью рупора определил, откуда доносилось пофыркивание лошади. Понимая, что за амбарами ведется наблюдение, «охотник» перебрался через валик с противоположной стороны от той, где стояла подвода. С автоматом по-пластунски по высокой траве начал сближение. Сколько времени предстоит ползти, боец не знал. Лишь бы не наступил рассвет, иначе он окажется в невыгодном положении. Находясь возле повозки, «третий», как назвал бандита Вадим, был прикрыт лошадью и мог без труда вести круговое наблюдение, мог обнаружить ползущего человека, открыть огонь или умчаться вместе с подводой. Есть возможность начать стрельбу на поражение, но рассчитывать на успех не приходилось. Оставалось двигаться вперед.

Вскоре Вадим услышал приглушенный отборный мат. «Похоже, «третий» не справляется с нервами».

Зная место стоянки лишь приблизительно, Вадим начал забирать левее к поляне ковыля, чтобы оказаться со стороны, откуда ездовой меньше всего ожидал нападения. Возбуждение не спадало. Вот так же в Сталинграде по-пластунски год назад он полз с отделением к вражескому доту с фланга. Тогда справа и слева были бойцы-товарищи, впереди — враг. Теперь один, а впереди снова враг, в руках которого оружие, в чем Вадим не сомневался.

Восточная часть небосклона начала светлеть, по балке обозначилась предрассветная дымка и почти сразу расступилась тьма. Он различил неподалеку лошадь, телегу. Бандит с автоматом в руках стоял рядом спиной к «охотнику», вытянув шею, напряженно всматривался в сторону амбаров.

Вадим сел, поставил затвор автомата в боевое положение, изготовился к открытию огня, стал ждать рассвета. Но, похоже, у «третьего» лопнуло терпение. Он засуетился, положил свой автомат на телегу, взял вожжи.

— Стоять! — громко крикнул Вадим. — Не шевелиться!

Бандит схватил автомат и, не поворачиваясь, из-под руки снизу послал длинную очередь на голос.

Пули со смертным шипением прошли стороной.

Вадим, не целясь, тоже повел огонь длинной очередью по стрелявшему. «Третий» выронил автомат и, заваливаясь на бок, упал. Стрелок выждал минуту-другую в готовности к ведению огня. Затем на четвереньках добрался до лежавшего с разбросанными руками худосочного бандита. Две пули попали тому в голову. Сторож с трудом затащил убитого на телегу, и только тут заметил, что в оглоблях стоит Буруха, колхозная лошадь.

Вадим подъехал к току, когда развиднело. Туда уже прибежали на выстрелы бригадир и дед Дмитрий Карпович. Вскоре появился председатель колхоза.

Едят тя мухи! — воскликнул дед, оценивая успехи внука.

Верка молча вынула кляп изо рта бандита и устало направилась домой.

— Ты сегодня не выходи на работу, отдыхай! — крикнул бригадир вслед удаляющейся девушке.

Вадим смотрел на убитых, захваченного бандита и чувствовал, что он совершенно не испытывает к ним зла. Нервное напряжение начинало спадать. Вздохнул с облегчением. Захотелось спать.

— Вези, Дмитрий Карпович, внука домой, пусть отдыхает. Разберемся и без него.

 

V

Юго-Западный фронт 13 августа из района Змиев, а 16-го западнее Изюма начал наступательные действия по осуществлению Донбасской операции. В первые дни недели ударные группировки продвинулись вперед на 50–60 километров, пройдя с боями к 22 сентября более 200 километров, отбросили немецко-фашистские войска за Днепр. От оккупантов была освобождена территория до 135 000 квадратных километров. В ходе наступления линия фронта не была сплошной, в тылу идущих вперед войск оставались нередко крупные и мелкие группы противника. Крупные уничтожались вторыми эшелонами наступавших армий, подвижными соединениями. С мелкими или остаточными, как их называли, было сложнее. На лесистой, заболоченной и пересеченной местности они могли длительное время скрываться, совершая диверсии, террористические акции, занимаясь грабежами местного населения. С лета 1943 года задачи по уничтожению остаточных групп противника возлагались на войска НКВД по охране тыла действующей армии и другие войска НКВД, находившиеся в оперативном подчинении у командования фронта. Им теперь предстояло вести борьбу с хорошо вооруженным, озлобленным неудачами противником.

В тот первый день наступления, едва посветлело небо, дежурный по штабу сообщил Бодрову, что занятия на курсах отменяются, через час ему надлежит прибыть к полковнику Волынову.

Сергей вышел в коридор, школа гудела, как растревоженный улей, слышались необычно громкие голоса, топот бегающих из кабинета в кабинет людей. На улице та же обстановка. Кадровые сотрудники штаба будто сбросили с себя оковы страха перед самолетами противника, диверсантами. Кажущаяся безопасность расслабляет. Люди торопливо раскрывали окна, снимали светомаскировочные шторы, перекликались, шутили.

— Дюже гарно, товарищ майор, — высунулся чубатый красавец из раскрытого окна кабинета оперативной связи. — Страсть не люблю замурованных окон в летнюю пору.

— Зато никто не видит, — ответила вместо Сергея смазливая машинистка из соседнего окна.

Начальник штаба был в бодром расположении духа.

— Настроение такое, — сказал он, — будто войска фронта пойдут теперь до самого Берлина.

— Значит, и мы без работы не останемся.

— Сейчас на повестке дня всевозможные недобитки, оставшиеся в тылу армий.

— Я уже дал команду подготовить расчеты на проведение оперативно-боевых операций в лесных массивах на предполагаемом направлении движения фронта.

— Похвально, похвально! С одной поправкой — чекистско-войсковые, а не оперативно-боевые.

— Смысл искажается. «Чекистские» — против внутреннего врага. У нас другое.

— Дебаты давай оставим до окончания войны. Сейчас нас могут не понять. Кстати, с Шалевичем познакомились? Он должен предложить состав мобильного отряда.

— Не видел его и ничего не слышал о нем.

Полковник снял телефонную трубку, покрутил ручку, с раздражением в голосе приказал невидимому абоненту:

— Шалевича разыскать и немедленно прислать ко мне.

И не совсем ясно, к кому обращаясь, проговорил:

— Руками просто не возьмешь!.. Запутался в собственном «я».

Не зная, как прореагировать на слова начальника, Бодров попросил разрешения уйти.

— Идите! Будьте готовы доложить предложения по мобильному отряду. Подготовьте приказ о его формировании.

— Сергей с Шикериным и Муховым делали наметки приказа, когда в комнату вошел развязной походкой чуть ниже среднего роста худощавый подполковник. Скучающим взглядом он обвел вставших ему навстречу офицеров, вяло махнул ладонью — садитесь, значит. Пододвинул к себе стул, сел.

— Ты новый начальник? — обратился он к Сергею.

— По правилам военной этики вам следует сначала зайти к начальнику и с его разрешения обратиться ко мне. Я вас не знаю.

— Не напридумывали бы правил, их никто не стал бы нарушать, — расцвел подполковник в широкой тонкогубой улыбке.

— Пройдите, пожалуйста, к полковнику.

— Это же и есть Шалевич! — сказал Мухов, покосившись на захлопнувшуюся с громким стуком дверь.

Вскоре дверь вновь с шумом распахнулась и Шалевич вновь появился в комнате, отдуваясь как от бега.

— Ты сам не можешь сформировать этот долбаный отряд?

— Представьтесь, пожалуйста, — спокойно парировал Бодров.

— Они тебе уже сказали, — кивнул подполковник головой в сторону притихших офицеров.

— Ну а все-таки? — повысил голос Сергей.

— Так знаешь же. Чего пристал.

— Прошу не тыкать, — встал из-за стола Бодров, — представьтесь, пожалуйста, иначе я попрошу офицеров оставить нас вдвоем.

Сергей оперся левой рукой о стол напротив подполковника, почувствовал запах алкоголя.

— Почему прибыли на службу в пьяном виде? — резко спросил начальник отделения.

Не ожидая столь резкого отпора, которого он не встречал даже со стороны начальника штаба, Шалевич был несколько обескуражен. Остаться один на один с этим явно неробким человеком ему совершенно не хотелось. Он всегда побаивался решительных людей. Офицеры же один за другим начали покидать рабочие места.

— Извините, — выговорил подполковник примирительно.

— Представьтесь, пожалуйста!

— Подполковник Шалевич. Командир мобильного отряда.

— Где ваш отряд?

— Не знаю. Его должны сформировать.

— Кто?

— Мое дело командовать уже сформированным подразделением.

— Какие есть предложения?

— Никаких.

— Вам было приказано заняться этим делом?

— У меня не было времени, — блеснул Шалевич наглым водянистым глазом.

— Сидеть в кабинете. Без разрешения его не покидать. Позовите офицеров, будем вопрос решать без вас.

Вопрос оказался сложным. Не так-то просто найти для отряда людей. Кроме резервной роты Шведова свободных подразделений при штабе войск НКВД не было. Подразделения саперов, химиков, прибывающие маршевые роты не подготовлены для ведения специальных операций, а кроме того, чтобы их подчинить себе, требовалось разрешение штаба фронта, что в условиях наступления являлось проблемой из проблем. Оставалось одно, рассуждал Бодров, каким-то образом привлечь в состав мобильного отряда недостаточно загруженные службой заградительные отряды, напрямую подчиненные армейской контрразведке СМЕРШ. Как-никак эти подразделения имели практику выполнения оперативно-боевых задач. Например, знали службу заслона, нарядов перекрытия, групп преследования, тактику задержания вооруженных преступных групп. Но как изъять подразделения из всесильной организации? Кто пожелает расстаться с боеспособным, хорошо вооруженным и подобранным личным составом ради решения задач другого ведомства! Хождения по инстанциям с подобным вопросом были известны заранее. Паче чаяния ходок мог сам попасть под подозрение как не понимающий смысла задач контрразведки. Хорошая идея — создать свой мобильный отряд — в самом зародыше может лопнуть, как мыльный пузырь.

— Вам, Сергей Николаевич, как говорится, карты в руки. — Николай Михайлович неожиданно широко улыбнулся. — Вы пользуетесь благосклонностью самого начальника контрразведки СМЕРШ!

— Видел-то я его всего один раз, и то по служебным делам. Так что «благосклонность» очень призрачная.

— Не скажи, не скажи! Даже имели приглашение в контрразведку на службу.

— Так ведь это «если что», тогда можно приходить.

— Считай, это «если» наступило. Иди! Все сходится!

— Шалевичу через политуправление фронта легче было бы это сделать.

— Шалевичи, большие и малые, слабы в этом деле.

— Задачу вы мне поставили, Николай Михайлович, аж в висках запульсировало.

— Не задача, а просьба. Выручай, Сергей Николаевич! Заявку на пропуск к начальнику контрразведки я сделаю. В переговорах придерживайся такой линии: задача у нас единая — очистка тыла. К тому же подчинены нам заградотряды будут только в оперативном отношении. Как только задачу выполним, они нам окажутся ненужными.

— Они нам нужны будут до Берлина.

— Смотри не выскажись там таким образом, ничего не получишь. И еще одна просьба. Контрразведчики раздобыли где-то хорошую мазь от комаров. Разузнай. В лесах их видимо-невидимо. А нам по лесам шастать придется. Читал я в какой-то книжке: в революцию белые пленных привязывали вечером к дереву в тайге голыми, а поутру их находили мертвыми, без капли крови. Такая сила в маленьких паразитах.

Ближе к вечеру дежурный по штабу сообщил, встреча с начальником контрразведки назначена на 20.00. Остаток дня прошел в согласованиях и уточнениях приказа на формирование мобильного отряда на случай помощи со сторону СМЕРШ и без таковой. Были пересмотрены поименно списки пограничных полков, входящих в состав войск по охране тыла. При их постоянной неукомплектованности отнимать дополнительно солдат и офицеров рука не налегала.

Взлетев высоко по служебной лестнице, Сергею пока не приходилось участвовать в переговорах в высоких инстанциях по кадровым вопросам, как, впрочем, и по другим. Сразу же вести полемику с руководителями фронтового масштаба, людьми старшими по возрасту, званиям и положению даже смелому человеку простым делом не покажется. Потому волновался. Пытался подобрать слова, способные убедить оппонента в правоте его намерений, но тут же в сознании возникали другие. В результате ничего путного не получалось. «Сумбур в голове», — не покидала мысль.

Расстарался ординарец с внешним видом: начистил, нагладил, расправил каждую складку. «Ни пуха ни пера», — напутствовали офицера оперативного отделения. Даже Шалевич разделил чувство озабоченности результатами предстоящей миссии Бодрова.

— У вас получится, — заверил он.

Вот и знакомый кабинет. Два с лишним месяца назад Сергей был здесь по приглашению, теперь шел в роли просителя.

Начальник контрразведки встретил Бодрова приветливо.

— С чем пожаловал, добрый молодец? — пожал он руку. — Вид у тебя как для хорошего плаката.

— Спасибо.

— Как чувствует себя подаренная мною «ллама»? Стрелять приходилось?

— Только по мишеням.

— Это лучше, чем по людям.

— Постоянно при мне.

— Как живется, служится?

Сергей рассказал о выдвижении на ответственную должность, учебе на курсах при штабе фронта, ожидаемых перспективах борьбы в тылу наступающих армий с остаточными группами противника, диверсионными и бандитскими формированиями.

— У нас много общих задач.

Начальник контрразведки встал из-за стола, подошел к крупномасштабной топографической карте на стене за спиной Бодрова, раздвинул шторы. Сергей тоже встал, не смея подойти к документу, в правом углу которого красной тушью было написано: «Совершенно секретно». Посредине документа значилось: «Рабочая карта СМЕРШ».

— Подойди поближе, — разрешил полковник госбезопасности.

На негнущихся ногах Сергей приблизился к святая святых фронтовой контрразведки.

— Смотри, — сказал хозяин кабинета, — сколько впереди линии фронта лесных массивов. Можно заранее сказать, везде будут и бандитские группы, и подразделения недобитых немцев. Перспектива солидная. Как мыслишь справиться с задачей? На нашу помощь можете рассчитывать в полной мере. С вашим бывшим родным разведывательным отделом у нас связи неплохие. Теперь свой человек будет в оперативном отделении в лице его начальника, — улыбнулся он.

— Товарищ полковник, — осмелел Сергей, — я прибыл к вам оговорить именно вопросы взаимодействия, коли нам предстоит решать ряд задач совместно.

— У тебя есть конкретные предложения?

Бодров изложил суть своих рассуждений относительно заградотрядов.

— Так ведь кто знает, как повернутся события. Вдруг еще и пригодятся.

— Не должно быть, — возразил осмелевший Сергей. — Люди уверены, теперь пойдем вперед до самого Берлина.

— Дай-то бог! Ну, а как с твоим отделением, будем взаимодействовать?

— Подчините нам временно два заградотряда.

— Молодой человек, давай без «временно». Сам говоришь, «до Берлина», какое же тут «временно». Обхитрить хотел? — улыбнулся полковник. — Давай с вами будем взаимодействовать откровенно.

— Извините.

— Ну, это уже лучше. Коли у одного друга есть тайна против другого, значит, они не друзья.

— Еще раз извините.

— Теперь давай думать, как вам помочь. Загадку ты мне загадал. Согласен, если есть желание, решение найти легче. Можно ожидать, отделы контрразведки армий будут против изъятия у них полнокровной боевой единицы, которой являются заградотряды. Если пойдем без остановки до конца войны, они долго не просуществуют. Вы же намерены создать мобильный отряд до конца войны. Значит, заградотряды вам действительно помогут только временно. Такой получается расклад.

Сергей был сбит с толку логикой рассуждений начальника контрразведки, после чего просить что-то теряло смысл.

— В моем распоряжении была рота в составе трех разводов, отделения снайперов и резервное отделение. Если бы ко мне тогда за помощью обратились особисты, резерв свой, безусловно, отдал бы, хотя он мне был нужен.

— Знаете, а я вам верю. Отдали бы без строгих приказов старшего начальника.

— Одно же дело делаем, — повторил Сергей недавние слова Николая Михайловича.

— Верно, одно! Мысль вы хорошую подали — помочь частью сил. Тогда окажутся сытыми волки и овцы не пострадают, — переиначил полковник известную поговорку. — Сейчас в каждом заградотряде пять и более взводов, возьмем у них по взводу хорошо подготовленных солдат и офицеров. Как, а?

— Лучшего решения, наверное, не может быть! — обрадовался Сергей.

— Завтра в распоряжение штаба войск НКВД по охране тыла прибудут по взводу от заградотрядов, трех общевойсковых и трех гвардейских армий. Сформируйте из них две роты, и нас добрым словом вспомните.

Обрадованный успехом, Бодров, как на крыльях, мчался в штаб. Сам не верил, что смог справиться с задачей. Гордостью наполнялась грудь.

Подчиненные ожидали возле здания школы, светившейся всеми окнами. Ничего не рассказывая, Бодров показал лишь большой палец, пригласил жестом следовать за ним.

— Похвально, похвально. Чего греха таить, не ожидал такого результата, — сказал Николай Михайлович, заслушав подробный доклад Сергея о встрече с начальником контрразведки, с которым у него не всегда складывался разговор.

— Честно говоря, тоже не надеялся на успех, вспомнил даже бога.

— Бог помогает смышленым да одаренным. Где будем брать двух командиров рот?

— Назначим командиров взводов из роты Шведова, а его заместитель возглавит собственное подразделение.

— Вызывайте Шведова, уточняйте фамилии, дорабатывайте проект приказа о формировании мобильного отряда, и к утру он должен быть готов. Да, а как насчет комаров?

— Извините, Николай Михайлович, не осмелился возникнуть с таким вопросом. Обстановка напряженная, дело серьезное решалось, а с комарами надо было обращаться в шутливой форме.

— Ладно. Поручи это дело Шалевичу.

Не прошло и часа, как под окном школы послышалось мощное урчание «студебекера».

— Товарищ майор, — начал доклад о прибытии Анатолий, но тут же замолк. — Сергей?..

— Сергей, Сергей, дорогой мой друг, — растроганно сказал Бодров, — рад, что вновь будем служить вместе. Иди сюда, дай я тебя расцелую.

— Опять целоваться с майорами. Грех ведь это.

— Сейчас все грехи отпускаются.

— Зачем вызвал? У меня вроде бы все в норме.

— Как отец?

— Ждет в кабине.

— Повидаемся потом. Сейчас дела.

Бодров рассказал, о чем идет речь в проекте приказа. В течение часа все организационные вопросы были согласованы, уточнены фамилии. Сергей позвал Шалевича.

— Знакомьтесь, — сказал он, обратившись к подполковнику, — заместитель командира мобильного отряда капитан Шведов Анатолий Алексеевич.

— Меня бы следовало спросить, кого назначать заместителем, — ответил Шалевич, не подавая руки и не глядя на Анатолия.

— Не надо самоустраняться, — резко ответил Бодров. — Если желаете включиться в процесс формирования, продумайте и дайте предложения по усилению мобильного отряда огневыми средствами, саперами, обеспечению всем необходимым личного состава на случай длительного отрыва от баз снабжения. Николай Михайлович поручил вам, кроме того, раздобыть мазь от комаров.

— Так много я не потяну.

— Что сможете сделать из всего этого?

— Не знаю. Разве что мазь от комаров. Поспрашиваю.

— Сделайте хотя бы что-нибудь для отряда, — с раздражением сказал Бодров. — Иначе люди вас не поймут.

— Я командир! — заносчиво ответил Шалевич. — Мое дело командовать, а не заниматься добыванием и уговариванием.

— Командир в первую очередь руководитель. Он отвечает за боевую готовность и боеспособность подчиненных.

— Это само собою, — процедил сквозь зубы майор.

— Если отряд не будет обеспечен всем необходимым, задачу вы не выполните.

— Прописные истины говорите, товарищ майор.

— Займитесь этими истинами. Составьте, кроме того, план боевой подготовки вновь сформированных подразделений, раздобудьте палатки на пару сотен человек. Сообщайте мне о результатах работы каждые шесть часов, начиная с этого момента. К завтрашнему вечеру будьте готовы провести строевой смотр отряда.

Когда подполковник покинул кабинет, Сергей кивнул головой на дверь:

— Видел, каков у тебя командир? Не разбежится. Возможно, в боевой обстановке покажет себя. Поищи по госпиталям минометчиков, артиллеристов, саперов, по складам и мастерским отремонтированные минометы и орудия. Нам бы поначалу по два-три миномета и орудия для огневой поддержки, мин и снарядов к ним. Потом будем пополняться за счет подобранного оружия на поле боя.

— Как мы это все оформим документально? — усомнился Шведов в законности поиска.

— Я полагаю, для фронтового штаба наших войск это не проблема. Было бы что оформлять.

— Завтра же займусь поиском. Надеюсь, получится. А сейчас давай поговорим о другом. Николай Дмитриевич получил письмо от Зины. Пишет, будто голова стала болеть поменьше, но пока не встает надолго с постели. Написала вашим родным письмо, но ответ пока не получала. Просит отца сообщить о Димке. Николай Дмитриевич тебе еще что-то расскажет. Есть у меня новость. Помнишь Наташу, которая вместе с Зиной выходила с нами через Дон к Сталинграду?

— Конечно. Это же моя землячка.

— Так вот. Она здесь, во фронтовом полевом передвижном госпитале. Закончила медицинские курсы, теперь фельдшер. Старшина. Несколько раз уже встречались. Хорошая девушка.

— Поздравляю! Попроси Наташу подобрать нам из числа выздоравливающих артиллеристов саперов, такая возможность у нее есть. Появится свободное время, навестите. Рад буду.

Повидался Сергей с отцом. Николай Дмитриевич на радостях прослезился, повторил рассказ о Зине.

— Получил письмо от матери, — говорил он. — Димка кроме Лиды никого не признает. Зыбку ему на пружине смастерили, даже улыбается, когда покачивают. Здоров, любит подслаженное медом молоко. Есть еще новость. — Отец достал из нагрудного кармана гимнастерки газетный листок, сложенный пополам. — Не буду ничего говорить, почитай. Вадим у нас героем оказался.

— Будешь писать, сообщи, как только немного буду посвободнее, обязательно напишу всем. Сейчас просто замотался, — устало улыбнулся Сергей.

Когда возвратился в кабинет, познакомился со статьей. Крупными буквами заголовок гласил: «Колхозный сторож справился с тремя бандитами».

Утром начались поиск Шалевича. Явился он заспанный, помятый, с мешками под глазами и припухшими губами.

— Слушаю вас, — взглянул на вошедшего Бодров.

— О чем?

— Что сделано из того, что вам поручено?

— Ночью отдыхал.

— Это необходимо тем, кто работал днем. Вы же ничего за минувшие сутки не сделали. От каких трудов отдыхать-то? Ближе к обеду доложите начальнику штаба о выполненных вами поручениях.

— Он мне их не давал. Вы давали, перед вами и отчитаюсь.

— Немедленно займитесь палатками. С часу на час начнут прибывать выделенные подразделения, а у вас ничего не готово. Позаботьтесь об обеде для прибывших.

— Опять я должен все достать! Где мой заместитель?

— Он делает то, что вы не смогли, — резко ответил Бодров.

Ближе к обеду Шалевич вновь был вызван на доклад.

Тот развел руки:

— Вы поручаете мне самую трудную работу…

Начальник оперативного отделения снял телефонную трубку, попросил коммутатор соединить его с заместителем начальника штаба тыла, представился, пояснил суть проблемы.

— Идите и получите на складе вещевого снабжения нужное количество палаток, — сказал Бодров и протянул подполковнику бумажку с обозначенным номером склада.

— Тут не написано, столько получить.

— Вы хотя бы таблицу умножения знаете? Разделите двести на вместимость одной палатки.

— Где людей взять?

— Идите, ради бога, от греха подальше! Солдат первого года службы, а не подполковник.

Заканчивался нервотрепкой длиннющий августовский день без перекуров и перерывов для всего мобильного отряда и оперативного отделения.

Наконец состоялось первое построение вновь сформированного отряда. Волнующие минуты для командного состава. Большинство офицеров повышены в должностях, царит приподнятое настроение.

Шведов построил подразделения по номерам, в соответствие с приказом, доложил Шалевичу. Командир прошелся вдоль строя, выслушал представления офицеров, старшин — командиров рот и взводов. Приблизился к левому флангу, остановил недоуменный взгляд на группе из десяти солдат, стоящих в двух шагах от общего строя.

— Что за войско? — обратился он к заместителю.

— Прибывшие сверх штата на должности огневого усиления отряда.

— Нам таковых не положено иметь.

— Распоряжение начальника оперативного отделения.

— Штаты — не в его ведении.

— Вопрос согласован и с начальником штаба, — соврал Анатолий.

— Разберусь! У меня палаток для них нет.

— Найдем!

Уже к концу следующего дня в штатное расписание мобильного отряда был включен огневой взвод в составе двух минометных, двух артиллерийских расчетов и звена саперов из пяти человек.

Шалевич представил в штаб план боевой подготовки на трое суток, который предусматривал время для проведения занятий по изучению уставов, строевой и огневой подготовке. Начальник оперативного отделения составил свой план на использование 36 учебных часов по специальной тактике.

Весь состав мобильного отряда — фронтовики со стажем. Строевая, огневая, уставы — предметы важные, но уже знакомые рядовым и командирам, Специальная тактика, напротив, для многих дело новое. А именно ее предстоит применять отряду при выполнении задач в ближайшее и последующее время.

Николай Михайлович утвердил план Бодрова.

Тут же выяснилось, что Шалевич совершенно не готов проводить занятия по специальной тактике. Обязанности были возложены на Шведова. Последние шесть часов учений с боевой стрельбой провел Бодров в присутствии начальника штаба войск НКВД.

— Похвально, похвально, — сказал он при разборе хода учений. — Офицеры подготовлены в полной мере, а это главное.

Отметил он и ряд недостатков, в основном по вопросам взаимодействия элементов боевого порядка.

— Командиру отряда… — полковник остановился, — а точнее, заместителю командира отряда в последующем устранить недостатки и не допускать их в боевой обстановке.

В кабинете у начальник штаба Николай Михайлович обратился к Шалевичу:

— Как вы оцениваете происходящие события с формированием и боевой подготовкой мобильного отряда?

— Я написал рапорт, чтобы меня перевели на другую должность, — ответил, даже не покраснев, подполковник.

Николай Михайлович тут же подписал рапорт, передал Шалевичу.

— Все. Свободны, товарищ подполковник. Идите в отдел кадров.

Когда за Шалевичем закрылась дверь, в кабинете долго не возобновлялся разговор. Полковник перебирал какие-то бумаги. Начальники разведывательного отдела и оперативного отделения не осмеливались нарушить затянувшуюся паузу.

— Нехорошо как-то получилось. Попадем в немилость к политуправлению фронта. Объясняться придется с начальником войск генералом Рогатиным.

— Так сам же попросился! — воскликнул Бодров.

— Там не глупее нас. Но дело сделано. Не пойдешь же на попятную! Сразу возникнет вопрос: кто будет командовать отрядом?

— Шведов, естественно.

— Но он ведь капитан всего-навсего. А тут отдельный отряд, который, по всей видимости, станет численно увеличиваться. Ему, возможно, будут придаваться и подчиняться другие подразделения для проведения крупных операций.

— Я знаю, как из капитанов делают майоров, — пошутил Сергей.

— Ладно, будь по-твоему. Пиши проект приказа о назначении Шведова командиром отряда и представление на присвоение звания «майор».

— Николай Михайлович, может быть будет проще назначить меня командиром?

— Нет! — будто выстрелил словом начальник штаба. — Твое место здесь, рядом со мною. Впредь этот вопрос не ставьте.

 

VI

Резко зазвонил телефон связи с начальником штаба:

— Срочно ко мне!

И гудки зуммера.

— Быть на местах! — столь же кратко отдал распоряжение подчиненным Бодров.

— Сообщение начальнику войск от командира второго пограничного полка по охране армейского тыла. — Волынов протянул Сергею бледно-розовый лист бумаги: — Цвет бумаги означает «Для немедленного исполнения».

Бодров стал читать радиограмму. Николай Михайлович тем временем накручивал ручку телефона, давал указания немедленно прислать склейку крупномасштабных топографических карт, немного подумав, назвал номенклатуру листов.

На розовом листе значилось:

« Срочно!

Рогатину.

Радиограмма № 4 С

В результате успешных наступательных действий 1-й гвардейской армии и разорванности при этом сплошной линии фронта в лесах, зарослях кустарников, оврагах на освобожденной от оккупантов территории укрываются многочисленные группы враждебного и преступного элемента, которые нами выявляются и ликвидируются.

Сегодня в 18.00 РПГ-7 обнаружила в лесу северо-западнее Змеиного остаточную группу немцев числен-ностью не менее полуторы сотни человек, вооруженных винтовками и автоматами. В ее составе имеется пара БТР и один легкий танк. Учитывая столь значительные силы противника, уничтожить его своими средствами не представляется возможным. Просим оказать помощь.

Хвастунов».

— Что скажете? — обратился Николай Михайлович к задумавшемуся Бодрову.

— Ликвидировать надо. Другого выхода нет.

— А вдруг сдадутся? Предложим капитулировать, смотришь, и получится.

— Было бы лучше, но вероятность ничтожно мала. В специальной тактике принято перед началом войсковых действий с применением оружия предложить противнику или преступнику прекратить сопротивление и сдаться. На сей раз надо сделать то же самое.

— Как будете действовать?

— Оценим обстановку, на основе полученных выводов определим замысел операции, согласуем его с вами, разработаем решение и, если оно будет утверждено, подготовим приказ на проведение войсковых действий.

— На чекистско-войсковую операцию, — поправил Николай Михайлович.

— Молчу.

— Правильно делаете!

Вскоре из спецчасти принесли нужные карты. Одновременно с этим прибыл командир мобильного отряда.

— Идите к себе. Жду от вас замысел операции и его обоснование.

Сдвинули два стола вместе, прикрепили карту к стене. Старшие групп оперативного отделения и Шведов уселись вокруг. Львов прочитал собравшимся текст радиограммы.

— Сведений о противнике мало. С вашего разрешения, — обратился он к Бодрову, — попытаюсь наладить телефонную связь с Хвастуновым и командиром РПГ-7. Если не получится, пошлю своего офицера к ним посмотреть на ландшафт, поговорить с местными жителями.

— Какой вывод можно сделать из тех сведений, которые имеются? — спросил Мухов и сам же ответил: — Немцы вооружены в достаточной мере, похоже, объединены общим командованием. Можно полагать, остаточная группа является боевой единицей, сдаваться вряд ли намерена, окажет вооруженное сопротивление. Танк и два бэтээра с их броневой защитой способны создать мощную огневую поддержку пехоте при отражении атак наших подразделений во время контратаки или прорыва из окружения.

Теперь обратите внимание на карту. Район обнаружения остаточной группы находится как бы на полуострове, образованном изгибом реки. Опушка лесного массива тянется вдоль реки, имеет треугольную форму с основанием до девяти километров. Глубина — одиннадцать километров. Лес на всем протяжении подходит к воде не далее пятидесяти метров. Против северной его оконечности через реку перекинут мост. С северной стороны опушка образует поляну глубиной до трех с половиной и шириной более полутора километров, которая оканчивается труднопроходимым болотом размером с полкилометра в диаметре. За рекой небольшой населенный пункт из десяти дворов, с востока лесной массив, до сегодняшнего дня занят армейской артиллерийской группой.

Таким образом, лесной массив, назовем его «западный»…

— Площадь до пятидесяти квадратных километров, — подсказал Шикерин.

— …является надежным убежищем для остаточной группы немцев, потому не исключено, какое-то время они будут сидеть тихо, вести разведку, — продолжил Мухов. — Тем не менее от противника можно ожидать ухода в западном неприкрытом направлении. Вероятность движения через реку на север незначительная, так как левый берег безлесый; в восточном направлении лес на левом берегу занят нашими артиллеристами; к югу от массива — крупный населенный пункт Змеиный, в котором размещена резервная рота второго пограничного полка.

— На мой взгляд, — сказал командир мобильного отряда, — незаслуженно обойден вниманием лесной массив на восточном берегу реки…

— Площадь до шестидесяти квадратных километров…

— Во-во. До шестидесяти. Там можно дивизию упрятать. К югу от него тянется цепь нешироких лесов, которые позволяют идти скрытно в обход населенного пункта Змеиный. Если немцы вздумают уходить на запад, этот путь длиннее, но безопаснее, значит, предпочтительнее. Погода жаркая, переправиться через реку — одно удовольствие. Противник, безусловно, ведет наблюдение за противоположным берегом. Как только артиллеристы покинут свои огневые позиции, немцы могут его занять. Не исключено, они тоже станут полагать, что лес «восточный», так его следует назвать, нами не будет приниматься во внимание на случай проведения операции. Проведя чекистско-войсковую операцию в «западном» лесу, мы можем в результате получить пустышку.

— Какого мнения придерживается старший офицер-оператор? — спросил Бодров. — Где целесообразнее выбирать командно-наблюдательный пункт со штабной радиостанцией на случай проведения операции?

— Я размещу его там, где укажет начальник оперативного отделения, — ответил Басанов.

Зазвонил телефон, Бодров выслушал.

— Львов сообщил, по сведениям второго погранполка, контрразведчики из СМЕРШ сегодня в двенадцать нольноль задержали в южной оконечности «восточного» леса местного жителя, который во время оккупации являлся старостой одного из ближайших сел. Говорит, грибы искал. Дополнительных сведений о немцах в лесу нет. Ваше мнение, — обратился Сергей к Мухову.

— По лесам всякого люда бродит много. Возможно, вел разведку огневых позиций артиллерии в интересах немецкой авиации или ушел от надоевших оккупантов.

— По-моему, немцы с его помощью вели разведку «восточного» леса. Просто так его вряд ли выпустили бы из «западного». Лицо проверенное, нужное, знающее местность. Возможно, староста вел разведку пути вокруг Змеиного. Если все так, как я говорю, можно ожидать, что немцы будут сидеть тихо до возвращения посланца или посланцев.

Вновь зазвонил телефон.

— Львов сообщил, сегодня ночью армейская артиллерийская группа покинет лес «восточный».

— Надо бы дать распоряжение командиру пограничного полка, — отметил Шведов, — выставить заслоны по опушкам лесных массивов на путях вероятного движения вокруг населенного пункта, задерживать лиц, вызывающих подозрение. Подразделение пограничников в населенном пункте вообще на время операции следует переподчинить штабу, чтобы не давать распоряжения через командира полка.

— Подготовь текст радиограммы, попробую убедить Николая Михайловича подписать ее.

«Срочно!

Хвастунову.

Радиограмма № 5 С

По получении данного распоряжения немедленно:

1. Выставить небольшие заслоны от резервной роты по лесным массивам вокруг населенного пункта Змеиный с целью задержать разведчиков немцев, пытающихся отыскать пути скрытого ухода из леса «западный».

2. Резервную роту подчинить в оперативном отношении командиру мобильного отряда штаба войск НКВД по охране тыла фронта.

Волынов».

— Товарищ Басанов! На машинку текст и мне.

— Валерий Александрович, вы возражаете? — спросил Бодров.

— Нет, конечно. О чем речь!

— Вячеслав Александрович, хватит ли нам людей для операции с учетом резервной роты?

— Мы еще не определили замысла, а без этого рассчитывать нечего.

— Хорошо, формируем замысел. Конечная цель — ликвидировать остаточную группу немцев, не допуская при этом собственных потерь.

— Такого не бывает, — возразил Шикерин, — чтобы без потерь. Немцев-то вон сколько! Не исключено, что там еще и банды какие-то есть. Лучше с минимальными потерями, реальнее.

— У нас ни сил, ни времени на масштабную операцию нет, — поддержал Мухов.

— Хотелось бы такую операцию придумать, чтобы хватило, — воскликнул Шведов, — было бы здорово.

— Заранее планировать потери негоже. Надо продумать свои действия так, чтобы их не было, — ответил Бодров, — это трудно, но необходимо. Сколько людей погибло из-за глупости командиров! А мы вновь пытаемся потери запланировать. Давай же постараемся. Хочется, чтобы получилось! Определяем идею, сценарий проведения операции. Валерий Александрович, вам слово.

— Проведем чекистско-войсковую операцию поиском в неблокированном районе параллельным движением разведывательно-поисковых групп с западной опушки леса «западный» направлением на восток. На наиболее вероятных направлениях выхода противника из леса выставим заслоны взводного состава. Лесной массив постепенно сужается, плотность боевых порядков начнет возрастать, что само по себе скажется на успехе группы поиска. При обнаружении противника фронтальные группы открывают огонь на поражение, фланговые начинают охват. Последующие действия зависят от обстановки.

— Как будем вести борьбу с танками и бэтээр? — спросил Шведов.

— У вас имеются две сорокапятки, возьмите бутылки с зажигательной смесью.

— Когда-нибудь по подобному сценарию начнут снимать кинофильмы, — прокомментировал Басанов.

— А что, достаточно эффективно будут смотреться поисковые цепи, заслоны, охват бандитов, их ликвидация, — согласился Бодров. — Но сейчас надо подсчитать, получится ли у нас такая операция? Вам слово, Вячеслав Николаевич.

— При норме поиска для разведывательно-поисковых групп до пятисот метров, с учетом резерва, необходимо двадцать взводов. Если выставить с северной и восточной сторон по заслону, получится еще больше. Плюс к этому резерв руководителя операции — десять процентов, что тоже составит два взвода. Для чекистско-войсковой операции такого масштаба понадобится минимум восемь рот. Это не что иное, как почти полк по полному штату. У нас в наличии вместе с приданной ротой двенадцать взводов. Таким образом, нам следует отыскать еще столько же или менять идею проведения операции.

— Вам слово, товарищ Шведов.

— Выставить ротные заслоны по лесу «восточный». Выждать два-три дня, не беспокоя немцев. К этому времени он и уверуют, что не обнаружены, съедят имеющиеся запасы продовольствия, предпримут попытку переправиться через реку, используя лесные массивы вокруг Змеиного, чтобы уйти на запад вдогонку фронту. Наряды следует расположить так, чтобы между берегом и скрыто расположенными в лесу бойцами имелось расстояние метров сто. Их задача — не трогать идущих вдоль берега людей в сторону Змеиного и задерживать тех, которые пойдут по иному пути. Если такое удастся, немцы неизбежно окажутся вытянутой колонной перед фронтом заслона. Как только их переправа закончится, руководитель операции по рации дает сигнал на открытие огня.

С северной и западной сторон леса «западный» тоже выставить заслоны.

— Товарищ Шикерин, что вы скажете?

— Западная опушка леса «восточный» тянется вдоль реки чуть более девяти километров.

— Это же опять уйма людей потребуется, — покачал головой Басанов.

— Для выполнения задачи по второму варианту необходимы восемь взводов, до трех отделений резерва для них, рота на перекрытие вероятного направления ухода противника через железнодорожное полотно Змиев — Харьков, взвод для заслона вдоль северной опушки леса «западный», плюс резерв руководителя операции.

— Можем мы по первому варианту раздобыть в короткие сроки четыре роты для проведения чекистско-войсковой операции в условиях наступления фронта? — спросил Бодров.

— Вряд ли, — ответил Мухов. — Для этого надо обращаться к начальнику войск НКВД. Он сможет взять в каждом полку по охране тыла резервные роты, но…

— Утверждаем второй вариант. Для его осуществления нет необходимости обращаться к кому-либо за помощью. К тому же он проще, легче в исполнении, есть вероятность провести операцию без потерь. Определяем направление основных усилий.

— Коли взять за основу второй вариант, — высказал мнение Валерий Александрович, — основные усилия следует сосредоточить в южной части леса «восточный». Где бы ни переправлялся противник через реку, он неизбежно окажется в этом районе. Именно там следует разместить резерв руководителя операции.

— Есть другие мнение?

— А как быть с танками и бэтээр? — спросил Басанов.

— Единственное место, где они могут переправиться через реку, — мост, — ответил Шведов. — Напротив поставим сорокапятки, заминируем.

— Все. Замысел определен, — поднялся из-за стола начальник оперативного отделения. — Иду к Николаю Михайловичу за его утверждением и результатами просьбы подчинить нам роту пограничников.

Спустя некоторое время Бодров возвратился.

— Замысел утвержден, но с дополнением: если немцы будут действовать иным образом, решению на их уничтожение принимать, исходя из обстановки. Пограничная рота передана нам на время операции.

Приступаем к определению остальных составляющих решения на проведение операции. Вячеслав Александрович расчет произвел, нужно продумать построение боевого порядка. Было предложение, где поставить первую роту и резерв руководителя операции, приданную роту пограничников. К этому следует лишь добавить: одним ее взводом прикрыть северную окраину Змеиного.

Валерий Александрович, ваше мнение?

— Вторую роту разместить в центре боевого порядка, третью со взводом сорокапяток на правом фланге для перекрытия пути возможного прорыва противника через реку на север и через мост. Исходный район назначим в лесу в трех километрах западнее Змеиного.

— Анатолий Алексеевич, сформулируйте задачи подразделениям.

— Первой и второй ротам дать возможность противнику беспрепятственно высадиться на восточный берег реки. Когда он начнет движение вдоль берега или в сторону нарядов, залпом открыть огонь на поражение. Третья рота одним взводом прикрывает населенный пункт на северной стороне реки, двумя другими — мост.

Задача: уничтожить противника, высадившегося на восточный берег реки, и быть в готовности оказать содействие приданной роте на случай движения противника из леса «западный» в западном направлении. Приданной роте не допустить прорыва немцев через железнодорожное полотно Змеиный — Харьков.

Рубежи для несения службы заслонами резерву занять сегодня ночью до рассвета — это начало выполнения задачи.

Руководитель операции — командир мобильного отрада.

Определить вопросы взаимодействия между командиром мобильного отряда и оперативным отделением, командирами третьей и приданной, первой и второй ротами, резервом и заслоном, прикрывающим Змеиный; составить таблицу радиосигналов на операцию.

Есть вопросы? Иду согласовывать решение с начальником штаба. Вячеслав Александрович, готовьте проект приказа, Басанову — наладить радиосвязь с подразделениями, Шведову приступить к подготовке операции, Мухову проконтролировать ее ход. Львову продолжать сбор информации о районе операции, о всех изменениях в обстановке докладывать немедленно. В двадцать три ноль-ноль сегодня время готовности номер один к выдвижению в исходный район.

В кабинете начальника штаба Бодров застал незнакомого старшего лейтенанта и полковника, начальника политотдела войск НКВД. После знакомства с решением на операцию Николай Михайлович остался довольным проделанной работой.

— Похвально, похвально! С задачей начальник оперативного отдела справился неплохо, — сказал он, обращаясь к политотдельцу.

— Партийно-политическую работу организуем в подразделениях, — сказал полковник. — А старший лейтенант, — кивнул он головой в сторону офицера, — заместитель командира мобильного отряда по политической части.

— Макаров Иван Петрович, — представился старший лейтенант, исправив оплошность начальника.

— Со специальной тактикой знакомы? — не вовремя обратился Бодров к молодому офицеру.

— Он хороший политработник, — не давая возможности ответить подчиненному, — сказал начальник политотдела. — А это очень много значит, — нравоучительно поднял он указательный палец.

— Я думал…

Но мысль начальника оперативного отдела прервал Николай Михайлович:

— Сейчас давай о другом. Как, по-вашему, какова вероятность успеха операции.?

— Я уйду, — обратился полковник к начальнику штаба. — Вы уж тут без меня, — неодобрительно покосился он на Бодрова, — коли вопросы касаются специфической тематики.

— Если замысел и решение верны, то и операция пройдет успешно.

— Решение окажется верным, если будет успех, а не наоборот. Заранее, как известно, можно говорить лишь о его обоснованности. А это значит, пятьдесят процентов вероятности — пойдут ли немцы по намеченному нами пути, столько же на то, что дело обойдется без потерь. Вероятность положительного результата, таким образом, всего двадцать пять процентов. В основе гарантий успеха лежит эффективная разведка действий и намерений противника. В нашем случае проверенной информации о немцах нет. Еще неизвестно, кто с ними и сколько их. С добыванием нужных для операции сведений у вас не густо, Львову следует шевелиться.

— Надо продумать, как это сделать, — ответил Сергей.

— Старший лейтенант, — обратился Николай Михайлович к офицеру, — вы подождите майора в коридоре.

Когда тот вышел, полковник повернул голову к Сергею, сказал:

— В присутствии старших не возникай. Жди, когда спросят. В штабах этого не любят.

— Учту!

Зазвонил телефон. Полковник слушал молча, сосредоточенно.

— Львов сообщает, что заслоном от пограничников задержана местная жительница. Она долго не могла толком объяснить, зачем у нее оказалась заряженная ракетница. Но потом созналась, что немцы послали ее в разведку лесов вокруг Змеиного. Обойдя населенный пункт, женщина должна была сообщить об этом ракетой. Какое мнение?

— Как только заслоны приступят к несению службы, мы эту ракету выстрелим за Змеиным и тем самым просигналим немцам о возможности безопасного движения по лесу «восточный».

— Решено!

Майор германского вермахта Дузель, плотный телом, с брюшком, сидел на перевернутом ведре возле палатки молча, тщательно всматривался в разложенную на коленях топографическую карту. Рядом на земле, поджав ноги к подбородку, лежал на боку, прикрыв глаза, представитель разведывательного центра немецкой группы армии «Юг» капитан Фессель.

Между офицерами только что возникла незлобивая перепалка. Капитан обвинил майора в непростительном затягивании времени с отходом батальона, когда началось наступление советских войск.

— Теперь сидим в этом проклятом лесу, как мыши, которым пискнуть нельзя, — кот рядом. Чего ждали, неизвестно.

— Приказа, — хмуро ответил майор, растирая ладонями дряблые щеки.

— Драпать приказы не отдаются. Надо носом чувствовать момент. Если русские узнают о том, что в переводе фамилия командира означает «сонливость», они поручат ликвидацию остатков вашего «геройского» батальона взводу. Его вы тоже проспите.

— Заткнись для пользы дела. Твоя фамилия в переводе на русский ничуть не лучше: «путы», «кандалы» получается. Путаешься под ногами. Если бы не ты, мы давно вышли бы к своим. Кто уверял, что наступления русских не будет? А они как снег на голову в хорошую погоду. Разведка называется!

— Не плюй в колодец, как говорят русские, попить еще придется.

— За что вас в привилегированных держат? На фронте людей не хватает, а разведка играми в шпионов занимается. Вы соображаете, что советуете сделать? Идти из леса на запад по открытой местности. Безумие! — горячился майор.

— Русские тоже так думают, поэтому направление прикрывать не станут, во всяком случае основным его считать не будут.

— Вам людей не жаль. Идти впереди не пожелаете.

— Вы уж проспали два дня, — съязвил капитан.

— От ваших кандалов только звон в ушах, — ответил в том же духе Дузель. — Расскажите все-таки о своем задании. Не исключено, что в одной могиле вскоре окажемся, а я не знаю о вас ничего.

— Тайна это не моя, а государственная. Вам лучше к ней не прикасаться, целее будете. Вам поставили задачу — переправить меня целым и невредимым через линию фронта хоть ценой гибели всех ваших солдат. Вы с заданием не справились. Прохлопали ушами подходящее для этого время. Если со мною что-то случится, могу рассказать, как с вами поступят. Поэтому вам следует беречь меня как зеницу ока. Это сейчас самое главное для «батальона».

— Мои подчиненные о ваших делах и задании ничего не знают, — поднял майор мутные глаза на разведчика. — Прикажу, расстреляют за милую душу. Вот и вся ваша безопасность. К русским тогда уж наверняка не попадете и государственную тайну сохраните. Могу сказать лишь одно, мною высланы два разведчика в обход Змеиного. Как только появится ракета из леса южнее населенного пункта, что значит «путь свободен», мы начнем переправу, потом лесами обойдем Змеиный и опять-таки по лесам ускоренным маршем двинемся на запад. Советую держаться ко мне поближе. На остальном пространстве за вас отвечают только русские. Наблюдатели докладывают, артиллерийские части русских из леса за рекой ушли, на освободившейся территории других войск нет. Мои подразделения, а это пять взводов, заняли исходное положение вдоль реки.

— А сброд, который с вами? — спросил капитан.

— О нем у меня голова не болит. Предатели и преступники, они везде предатели и преступники. Не русским, так нам придется судить их и перестрелять. Чем меньше прихлебателей останется, тем лучше для нас. Я не стал эту шайку предупреждать о своих намерениях.

— Что будете делать с танком и бэтээр?

— Они выведены из строя. Шуму от них больше чем пользы. Единственный мост через реку наверняка русские заминируют.

Как это часто бывает перед дождем, в лесу было душно. Ни ветерка, воздух неподвижен, листья на деревьях едва шевелились. Обливаясь потом, солдаты Дузеля и примкнувший к ним разномастный люд лежали пластом на земле. Не хотелось думать, не то что шевелиться. Неистовствовали комары. Липли к лицу, жужжали над ухом, чтобы раздеться, нечего было и думать. Но вот качнулись верхушки деревьев, потом, будто спохватившись, зашумела листва, очнулись от дремы, зачирикали, засвистели, защебетали птицы, перелетая с ветки на ветку. Ожила река: торопливо заквакали лягушки, пошла по зеркальной поверхности рябь, в зарослях чакана захлопал крыльями селезень, шлепнул хвостом окунь, выскочила из прозрачной глубины на свет божий небольшая рыбешка, зашевелились люди. Забился пульс жизни!

Вскоре небо начало затягиваться тучами, повеяло сыростью. Зашелестел по листьям дождик, но тут же прекратился.

Не разжигая костров, обитатели леса наскоро поужинали остатками съестных припасов в томительном ожидании неизвестного.

Майор с капитаном вошли в палатку. Фессель оказался более запасливым. Из своего ранца вынул банку свиной тушенки, начатую фляжку спирта. Майор мог поделиться лишь двумя чистыми стаканами и литровым термосом с кипяченой речной водой.

— Выпьем, — сказал капитан, — возможно, последний раз. Не на рандеву идем к русским на восточный берег.

— Выпьем, чтобы все было хорошо, — ответил Дузель.

— Все и всегда хорошо бывает лишь в раю. У меня же совсем нет желания попасть туда. Да и входные ворота, говорят, там узкие и с крючьями. В ад тем более. В его апартаментах лысые черти жарят грешников на сере.

— Тогда за удачу!

— Давай за то, чтобы ускользнуть из этой ловушки целыми и здоровыми.

Когда опорожнили банку и полфляжки, майор вновь попытался возобновить разговор о задании капитана, но Фессель и на сей раз сослался на государственную тайну, предложил послушать, что недавно произошло с ним.

— Не нужно мне твое вранье, — посуровел внезапно майор, — встретимся на том свете, там и расскажешь. Мне сейчас надо подумать, и хорошо подумать, как выбраться из западни, куда мы угодили. Посиди и помолчи.

Не прошло и минуты, как Дузель громко захрапел.

«Вот уж действительно «сонливость». Похоже, прорвемся».

В палатку вбежал адъютант.

— Ракета! — заорал он благим матом.

— Какая ракета? — спросонья спросил майор.

— Зеленая, которую ждали. Наблюдатели передали. Посыльные тут, рядом.

— Передайте всем сигнал «вперед». Капитан, бежим. У нас резиновая лодка, все остальные переправятся голышом.

Занимался рассвет. Лодка оказалась небольшой, на двоих. Адъютант быстро сбросил с себя одежду, вошел в воду и, подталкивая резиновую посудину, направился с офицерами к противоположному берегу. Справа и слева слышался плеск воды, гомон людей. Неожиданно с покинутого берега громко, как показалось Фесселю, на весь лес прокричали:

— А, каты! Тикать?

И сразу же по воде рикошетом прошла длинная автоматная очередь. На берегу послышалась возня, затем все стихло. Тут же в воду вошла вторая партия людей. Веер пуль, однако, не прошел мимо лодки. Она сначала издала тяжелый выдох, затем забурлила и через минуту превратилась в плоский кусок резины. Исчез в пучине адъютант. В мокрой одежде, с хлюпающей в сапогах водой капитан по глинистому крутому обрыву выкарабкался на берег. Майора рядом не оказалось. Подбежал в сухой одежде фельдфебель. Поискал командира.

— Господин капитан, майор Дузель, вероятно, погиб, — с нервной дрожью в голосе сообщил прибывший, — какие будут распоряжения?

— Вы получили задачу, ее и выполняйте.

Едва добросовестный служака исчез в расступающейся мгле, по всему лесу загремели автоматные и пулеметные очереди. Оцепенев от страха, криков и воплей раненых, капитан сначала замер на месте, затем, не разбирая направления, рванулся напрямую сквозь кусты, подальше от опасного берега. Спотыкаясь о ветки, падая, беглец достиг небольшой поляны, спрыгнул в окоп стоявшей здесь до недавнего времени гаубицы. И тут же увидел возле своей груди автомат ППШ. Неприятно громко стучало сердце.

— Куда, хлопчик, путь держим? — с нехорошим смешком спросил по-русски рослый солдат.

— К офицеру, — едва переведя дух, неожиданно по-русски ответил капитан.

— Это можно. Но если возникнет желание обмануть и убежать, патронов не пожалею, — опять улыбнулся солдат.

Вскоре стрельба стихла. На какое-то время в лесу воцарилась тишина, но опять, словно заждавшись, торопливо запели птицы, приветствуя появившееся над лесом солнце. Потянул прохладный утренний ветер.

Съежившись, дрожа от страха, мокрый и перепачканный с ног до головы глиной, задержанный на одеревеневших ногах медленно плелся впереди конвоира.

— Что за чучело ты отловил? — гоготали встречные красноармейцы.

— В окопе познакомились.

— Сам-то он кто?

— А черт его знает! Но, похоже, птица, коли к старшему из офицеров запросился.

 

VII

Майор Шведов принимал доклады командиров рот о выполнении задачи по ликвидации остаточных групп немцев в лесу «восточный». Никто не сомневался в успехе проведенной операции. Прошла она по задуманному сценарию. Волновало одно — будут ли в подразделениях потери, которые по замыслу не допускались. Огонь по выбравшимся на берег немцам был для них внезапным и губительным. Бесцельно отстреливаясь, они ринулись вдоль берега в направлении Змеиного, но бег этот был в никуда. На их пути и на фланге находились готовые к бою автоматчики. Силы противника быстро растаяли. Перед резервом руководства операцией оказалось всего до трех десятков солдат вермахта во главе с фельдфебелем. После предупреждения командира резерва об уничтожении в случае сопротивления немцы подняли руки вверх.

Незначительное сопротивление оказали переплывшие вслед за немцами примкнувшие к ним люди. Они высадились на прибрежной отмели, укрытые обрывом правого берега в момент, когда заслоны открыли огонь на поражение. Не мудрствуя, пособники немцев вновь возвратились в лес «западный» под прикрытием огня друзей-товарищей по несчастью. Однако неприцельный огонь боевиков вскоре прекратился, не причинив вреда нарядам заслонов.

Когда руководитель резерва последним доложил командиру мобильного отряда, что потерь в подразделении нет, Анатолий хлопнул ладонью себя по колену.

— Дело сделано, — сказал он заместителю по политической части, неотлучно находившемуся при нем. — Потерь нет за исключением шести человек раненых, которых подлечит отрядный фельдшер в подразделении. Есть о чем доложить в штаб войск НКВД!

Офицеры сидели на поваленном дереве в ожидании докладов о потерях противника, собранном оружии, военном снаряжении. Подошел ординарец и сообщил, что задержан какой-то сморчок, желающий видеть непременно старшего из офицеров. С командиром роты разговаривать не пожелал.

— Давай «сморчка» сюда, а солдат-конвоир пусть идет в свою роту.

Подошел невысокий человек, облепленный с ног до головы засыхающей речной глиной.

Казалось, он маскировался грязью, прежде чем попасть в плен. «Сморчок» же преобразился, увидев русского майора. Он выпрямился, пропала дрожь в теле, хотел щелкнуть каблуками при виде старшего по званию офицера, но в сапогах смачно хлюпнуло, из голенища потекла желтая струйка. Доставленного это не смутило, чеканя каждое слово, он представился по-русски:

— Капитан Фессель, офицер разведывательного центра группы армий «Юг».

— Документы при себе? — спросил Макаров.

Не удостоив младшего офицера вниманием, пленный ответил:

— Есть, но за фамилией Ангел, что по-русски означает «удочка». Другие данные с удостоверения тоже не мои.

— Можете не переводить, если трудно, — ответил старший лейтенант, — я немецкий знаю.

— О! — изумился Фессель, он же Ангел. — Русский я знаю в совершенстве.

— Где и что вы собираетесь удить? — спросил замполит.

— Миссия у меня конкретная, о ней я могу сказать лишь старшему начальнику. — Он вновь не удостоил взглядом Макарова.

— Это мой заместитель. От него секретов не имею, — сказал Шведов.

— Господин майор, дело действительно весьма важное. Отправьте меня к старшему начальнику. Если сочтет нужным, он сообщит вам, о чем сейчас я обязан умолчать. Вы человек военный и, похоже, неплохой командир, коли организовали так удачно для себя операцию. Дело же мое носит иной характер.

— На нет и суда нет, — ответил Анатолий. — Приведите себя в порядок, капитан. Вас в таком затрапезном виде начальству представить не могу. Валера, — позвал он своего ординарца, — помоги пленному помыться, просушиться. Майору Бодрову надо показать его в приличном виде. Конвоир в помощь нужен?

— Ги-ги, — показал в улыбке крупные зубы двухметровый Валера. — Перерасход внимания получится.

— Как вы попали в окружение? — вновь обратился Шведов к Фесселю.

— Господин майор, не вынуждайте…

— Ладно, идите с Валерием.

— Чего вы с ним цацкаетесь? — возмутился Макаров. — По зубам навернуть пару раз, все выложит.

— Зачем нам знать то, чего не следует знать? Вы в войсках НКВД давно?

— Нет. После госпиталя направили к вам.

— Служба у нас такая. Знать надо, и твердо, лишь то, что требуется для дела.

— Каждому командиру, — возразил старший лейтенант, — положено знать задачу начальника ступенью выше.

— Это верно для общевойскового боя. Деятельность войск НКВД можно охарактеризовать как оперативно-боевую. По форме наши боевые задачи во многом схожи с армейскими, но содержание совершенно иное. Войскам НКВД приходится иметь дело с преступниками всех мастей и оттенков, предателями Родины, пособниками врага, его агентурой. У общевойсковых враг один, тот, что впереди, у нас он вокруг. В основе успеха нашей работы лежат бдительность, анализ, оперативность, соблюдение секретности.

— Товарищ майор! — крикнул ординарец. — Подойдите к нам, пленный желает что-то сообщить.

— Иван Петрович, посидите здесь. Немец явно не хочет иметь свидетелей разговора.

Шведов подошел к пленному, с остервенением смывающему с себя грязь. На перекладине между двумя деревцами сушилась его одежда.

— Разрешите мне отлучиться на две-три минуты, — обратился Валерий, — дровишек надо насобирать для костра.

Когда ординарец отошел, Фессель негромко сказал:

— Я позвал вас, чтобы сообщить: в лесу на противоположном берегу реки укрываются не менее полусотни вооруженных бандитов. Единого командования у них нет, действуют обособленными группами.

— Где командир остаточной группы немцев?

— Он был рядом со мною. А когда из резиновой лодки, на которой мы с ним переправлялись, вышел воздух, Дузель, возможно, утонул или возвратился в лес. Если опять оказался там, майор быстро подчинит себе разрозненные группы бандитов. Не знаю, что у него сейчас на уме, но идею прорваться через линию фронта он не оставит. Теперешние его подчиненные — не солдаты вермахта, сдаваться не станут.

— Спасибо за информацию.

— Другую сообщить не могу. Не обессудьте.

— Зачем вы это все сказали?

— Мне еще жить надо, а умирать не за что. После Сталинграда многие так думают.

— Дузель такого же мнения?

— Он солдафон, хотя и ленивый.

— Как майор все-таки может поступить в дальнейшем?

— По-моему, вновь попытается прорваться по намеченному пути. Шаблон — планида Дузеля. Не тяготит его излишняя гибкость ума.

— Как у оставшихся в лесу с питанием?

— На исходе, — ответил Фессель, принявшись счищать с одежды грязь.

В одним трусах, отмахиваясь от комаров, разведчик совершенно не был похож на важную боевую единицу вермахта, от которого он без сожаления отрекся.

Не тот нынче немец, что был год назад. Не тот!

Подошел ординарец с большой вязанкой дров.

Полученная информация немедленно в письменном виде была отправлена с офицером связи в оперативное отделение. На словах Шведов просил лейтенанта лично передать Бодрову, чтобы он срочно прибыл на командно-наблюдательный пункт по вопросу конфиденциального характера.

Командир мобильного отряда не получил указаний на дальнейшие действия после операции. Потому, имея информацию о нахождении в лесу «западный» большой группы боевиков, возможно, под руководством немецкого майора, он счел необходимым оставить подразделения на своих местах с прежними задачами до поступления новых распоряжений.

Вскоре командир первой роты доложил, что в его полосе ведения огня и наблюдения подобраны тела тридцати шести убитых, тринадцать раненых, взято в плен двенадцать солдат вермахта. Вторая рота сообщила об уничтожении двадцати двух солдат, захвате восемнадцати раненых. С помощью таблицы радиосигналов эти сведения были переданы в оперативное отделение штаба.

Поднялось высоко солнце, притихли комары. Когда прибыл штабной «виллис» с Бодровым и офицером связи, Шведов попытался доложить по форме, но Сергей отмахнулся.

— Знаю о твоих успехах, с чем и поздравляю.

— А потерь-то нет! Чудеса!

— Если бы всегда так получалось, мы бы с тобою в Берлин первыми вошли, как непобедимые. Этот успех мы отметим потом. Зачем звал?

Анатолий молча показал глазами на стоявшего невдалеке пленного капитана, который находился под неустанным наблюдением Валерия.

— Пусть подойдет.

Шведов подал знак рукой, Фессель приблизился. Представился Бодрову.

— Я вас слушаю, — сказал Сергей.

— Господа офицеры! Сразу видно, никто из вас не был разведчиком. Ни один оперативник не станет говорить о делах в присутствии троих и более человек. Тайна может существовать, лишь когда о ней знает один человек, наполовину, если двое. Подтвердить сказанное никто не сможет. Господин майор, — обратился пленный офицер к Шведову, — вы меня извините, но я хотел с вашим начальником остаться наедине. Еще раз извините.

Когда отошел Шведов, Фессель кивнул в его сторону, сказал:

— Не знаю, на каком счету у вас этот офицер, на мой взгляд, он заслуживает внимания. Если бы в советских войсках были все офицеры такими, мы бы не дошли до Сталинграда.

— Чем он вам понравился?

— Наблюдая со стороны, отметил четкую и слаженную работу его подчиненных, дисциплинированность. Закончил успешно операцию, и никаких внешних признаком ликования, будто так оно и должно быть. Да и человек он обаятельный.

— Я-то зачем вам понадобился? Редкий случай, чтобы пленные ставили какие-то условия, еще реже, чтобы их выполняли. Я же, как видите, приехал. Значит, случай исключительный?

— Вы не пожалеете, что сделали это.

— Так о чем все-таки речь?

— В тылу вашего Юго-Западного фронта длительное время действует хорошо законспирированная шпионско-диверсионная резидентура под руководством опытного резидента с псевдонимом Зверь. Место дислокации радиостанции, его самого и радистки — населенный пункт Белые Журавли. Прикрытием является торговля на местном рынке товарами, добытыми налетами на железнодорожные эшелоны, колонны автомашин, обозы. Основная же задача резидентуры — сбор сведений в прифронтовых районах о передвижении войск, проведении инженерных работ, совершение диверсий и террористических актов.

— Не может быть, — не удержался от улыбки Бодров, — чтобы у нас под носом могло такое твориться.

— Зря улыбаетесь, — заметил оплошность Сергея Фессель, — уж поверьте мне, — не понял он причины веселого настроения русского майора.

— Трудно поверить, — сделал серьезное лицо Бодров. — Спасибо за информацию. Ей нет цены! Но как на резидентуру выйти?

— Торгует на рынке тушенкой и другими продуктами женщина по имени Лизка. Знают ее многие. Через нее идут контакты с агентами.

— Еще раз спасибо!

— Но это еще не все! — воскликнул капитан, увидев, что майор намеревается закончить разговор.

— Сергей насторожился.

— Несколько дней назад к нам явился перебежчик. Так вот он сообщил, Лизка заподозрила неладное в организации резидентуры. Вроде бы настоящий Зверь исчез, а вместо него появился другой человек, но с тем же именем. Я послан разведывательным центром группы армий «Юг» в качестве инспектора для установления самого факта подмены резидента и проверки всей работы организации. Выполнить задачу помешало наступление вашего фронта. Теперь я в плену.

— Переловим агентуру по вашей наводке.

— Ваше благородие, не спешите. Дело в том, что Зверю и его группе планируется особое задание в условиях отступления группы армий «Юг».

— За это тоже спасибо. Как будут развиваться дальнейшие события вследствие вашей информации, мне знать не положено. Сообщение о планах разведывательного центра группы армий «Юг» поберегите для тех, кто подобного рода делами занимается.

— А я сначала подумал, к разведке вы отношения не имели. Приятно работать с людьми, понимающими смысл информации и способными уловить грань дозволенного в полученном сообщении.

— Какой смысл вы вкладываете в понятие «информация» и «сообщение»?

— Информация — рациональное зерно в сообщении, выявленные данные, необходимые для принятия решения.

— Приятно было познакомиться с настоящим разведчиком.

Сергей встал, расправил плечи, перешагнул через бревно.

— Вот мы уже по разную сторону границы, — сказал он. — Капитан Фессель враг, безусловно, но как профессионал вы мне понравились. Буду рад, если встретимся когда-либо и у вас будет иной статус, нежели военнопленный.

— Спасибо. Буду рад встретиться с вами и с тем майором, — кивнул он в сторону недалеко стоящего Шведова, — в любом качестве. И не только встретиться, но и поработать вместе. Пока же существует граница между нами. — Фессель пнул бревно сморщенным от влаги сапогом.

Судьбы людей и события на фронте непредсказуемы. Иногда надеждам на скорое свидание не суждено сбыться, в другом случае, расставаясь на неопределенно долгое время, люди встречаются, когда этого не ожидают.

Бодров отдал распоряжение о блокировании леса «западный» в ожидании дальнейшего развития событий. С этой целью первая и вторая роты выдвигались на западную опушку леса «восточный» фронтом в сторону реки. Задачи подразделений — не допускать прорыва противника в обход Змеиного. Он намеревался покинуть командно-наблюдательный пункт, когда по радио открытым текстом командир второй роты сообщил: «Во время перехода подразделения на западную опушку по мосту через реку в лес «восточный» прорвалась группа вооруженных людей численностью не менее полусотни человек».

— Выходит, банда оказалась в тылу второй роты, — подытожил сообщение Шведов.

— Вряд ли сами бандиты смогли выбрать столь удачный момент для перехода реки, — сказал в задумчивости Бодров. — Видимо, прав оказался Фессель, возвратился все-таки в лес майор Дузель и возглавил сброд преступников.

— Боевики они уже, а не просто преступники.

— Если банда имеет намерение идти в обход Змеиного, что следует ожидать с большей вероятностью, перед фронтом нашего резерва они окажутся через два-три часа, — рассуждал вслух Сергей. — Бандиты, безусловно, настроены решительно, поэтому удержать их одним взводом вряд ли удастся.

— По радио новая информация, — сообщил Анатолий, — наблюдатели второй роты докладывают, что вооруженная группа людей движется по лесу в южном направлении, то есть в нашу сторону.

— Значит, рассуждаем верно.

— Одно мы сделали не так, — забеспокоился Шведов, — направили военнопленных на сборный пункт по дороге вдоль леса, по существу, навстречу банде. А пленных в колонне — тридцать человек. Это тоже усиление банды.

— Где теперь колонна?

— Где-то в том районе. Мы уже ничего сделать не сможем.

— Сколько конвоиров?

— Четыре бойца во главе с ефрейтором, — ответил Шведов.

— Поторопился ты с отправкой, кажется. Рассказать, в каких случаях нужна спешка?

— В курсе. Что предпримем? — не ответил Анатолий на шутку Бодрова.

— Разверните первую роту фронтом на север в готовности остановить противника и совместно со второй уничтожьте объединенную бандгруппу.

— Вторая рота как окажется здесь?

— Пусть она цепью с интервалами до пятидесяти шагов и головными дозорами движется позади банды метрах в трехстах. Когда банда войдет в боестолкновение с первой ротой, она окажется в окружении. Жаль будет капитана Фесселя.

— Нашел о ком жалеть.

— Как знать. Он мне многое не сказал. Разведывательному отделу было бы над чем поработать. Теперь не знаю, как Кавригина будем успокаивать.

— Не обязательно ему сообщать об этом.

— Как же! У меня не было от него тайн, и у него по отношению ко мне. Что есть, то и есть.

Дузель не пожелал проявить мужество и отвагу при преодолении водной преграды. Он не утонул, хотя плавал еле-еле, не пропал без вести. Когда лодка превратилась в обыкновенную резину, он благоразумно решил возвратиться назад и вновь попытаться переправиться через реку на бревне, которое он присмотрел как резервное средство передвижения по воде. Дерево оказалось сырым, тяжелым, сучковатым. Когда в мокрой и липкой одежде майор с трудом подкатил бревно и оно оказалось на плаву, на противоположном берегу загремела чертова музыка сплошных выстрелов. Ее аккорды то затихали, то вновь грохотали с удвоенной силой, постепенно удаляясь вправо вдоль берега. Наконец интенсивность стрельбы спала, затем постепенно как бы растаяла в тишине. Тут же возникла удручающая мысль: «Некогда храбрый батальон перестал существовать окончательно». Дузель сел на прибрежный песок. Перед глазами река медленно катила мутные волны. Он бессмысленно смотрел на воду, темный противоположный берег, не зная, что предпринять. Из оцепенения вывел вопрос, заданный по-немецки:

— Господин майор, это вы?

Дузель обернулся, перед ним стоял заросший щетиной детина с немецким автоматом в руках. Майор уже видел однажды этого человека возле своей палатки. Тогда их много крутилось вблизи. На него он обратил тогда внимание из-за богатырского вида.

— Я понимаю по-русски, — ответил майор.

— Ваши, похоже, напоролись.

Дузель промолчал. Вновь посмотрел на противоположный берег.

— Как тебя зовут? — не поворачиваясь, спросил он.

— Хведот! Идем со мною. Уже утро, могут подстрелить с того берега, — потянул верзила за руку майора.

Когда подошли к бывшей его палатки, возле нее толпились десятки вооруженных людей, одетых кто во что горазд. Увидев немецкого офицера, люди подтянулись, сидевшие и лежавшие поднялись. Дузель посмотрел исподлобья на разношерстную команду.

— Кто у вас главный? Подойти ко мне.

Подошли шесть человек, в том числе Федот.

— Федот у вас главный командир, — сказал майор. — Сколько человек в отряде? — обратился он к назначенному командиру.

— Да кто знает? Никто не считал.

— Вы командир роты. Сформируйте два взвода по три отделения в каждом, назначьте командиров и доложите мне.

С этими словами Дузель вошел в палатку, из оставленного на прежнем месте ранца извлек сухое белье, переоделся, лег. Захотелось уснуть, но вошел Федот, доложил:

— Рота готова!

Майор вышел. Действительно, перед ним стояли два взвода вооруженных боевиков.

— Докладывайте, — обратился он к Федоту.

— Я не знаю как.

— Есть кто-либо из командного состава Красной Армии? Выйти из строя.

После минутного молчания из передней шеренги шагнул с автоматом IIIIITT на шее среднего роста располневший боевик.

— Старший сержант. Был помощником командира взвода, — представился он.

— Вы можете доложить о построении?

— Конечно.

— Докладывайте.

— Рота, слушай мою команду! — зычным голосом выкрикнул бывший помкомвзвода. — Равняйсь! Смирно! Това… Извините. Господин майор, рота по вашему приказанию построена.

Докладывает старший сержант… — остановился он, не назвав свою фамилию.

— Старший сержант — ваш новый командир роты, — сказал майор, — Федот — его заместитель. Командиру роты переформировать подразделение так, чтобы первый взвод был вооружен только автоматами, второй винтовками. Безоружных переместите на левый фланг взводов. После этого командованию роты и взводов прибыть ко мне в палатку.

С этими словами Дузель возвратился на свое ложе. Возле палатки слышались голоса: «Мне к майору», «Чего делать?», «Я старшина». Раздался глухой удар, матерщина.

«Единоначалие восстановлено!» — подумал майор.

Вновь не удалось вздремнуть. Едва расслабился, в дверь просунулось веснушчатое блеклое лицо «командира роты».

— Ваше приказание выполнено. Разрешите войти?

— Разрешаю!

Дузель не поднялся, когда в палатку вошли подчиненные ему люди. Положив под голову ранец, чтобы удобнее видеть, он открыл «совет» с сидевшими на земле «командирами».

— Какие у вас намерения? — спросил он.

Приглашенные заговорили одновременно.

— Командир роты, наведите порядок.

— Молчать! — резко выкрикнул старший сержант.

— Единодушия в ваших рассуждениях не вижу, — сказал майор, — послушайте теперь меня. Будем прорываться через линию фронта. Направление движения — по лесам в обход Змеиного. Полагаю, перебив солдат моего батальона, русские… — майор замялся, кашлянул в кулак, — красноармейцы уйдут из леса, воодушевленные победой. Надо выставить наблюдателей. Как только мы заметим их уход, перейдем по мосту через реку и, придерживаясь восточной опушки, двинемся по намеченному маршруту. Лес подходит к мосту узкой полоской. Через час нам следует там сосредоточиться и ожидать момента. Красноармейцы будут уходить по дороге, мы вслед за ними по лесу.

— Вы думаете, они не догадываются о нашем существовании? — осмелился «командир роты».

— О вашем нахождении здесь знали немногие. А те, которые были в курсе, надо полагать, перебиты.

— Какие будут приказания?

— Выступаем немедленно.

Вскоре «рота» боевиков под прикрытием головного и боевых дозоров ускоренным шагом двинулась по направлению северной оконечности леса «западный». Где-то через час банда подошла к намеченной цели. Предполагалось, что мост заминирован, но, не сказав об этом «командиру роты», Дузель приказал послать усиленный дозор по настилу, занять оборону на противоположном берегу и обеспечивать безопасный переход роты. Дозор пробежал по мосту, вслед за ним повзводно перескочили реку все боевики. Майор вывел подчинившихся людей на восточную окраину леса «восточный» и, построив колонной метрах в ста от опушки леса, повел в южном направлении с одним головным дозором.

Прошло не более получаса, прибежал дозорный, сообщил: слева по дороге навстречу движется колонна военнопленных немцев в сопровождении четырех конвоиров. Дузель развернул «роту» цепью и неожиданно для конвоиров вышел из леса. Бойцы не успели даже подумать о каком-либо сопротивлении. Бандиты отобрали у них автоматы, которые тут же попали в руки безоружных боевиков.

— Ба! — воскликнул Дузель, увидев капитана Фесселя. — Можно сказать, сколько лет, сколько зим! И мне посчастливилось освободить из плена держателя государственной тайны! Русским, наверное, уже все выложил?

— Не паясничайте! Лучше расскажите, как майор вермахта оказался во главе банды?

— Теперь у нас не только банда, но и взвод немецких солдат! В первом же бою добудем оружие и мы вновь сила!

— Отойдем в сторонку, — предложил капитан, — оптимизм из вас хлещет через край, а ситуация совершенно иная.

— Дам команду расстрелять конвоиров, и тогда поговорим.

— Не спеши. Возможно, в этих конвоирах наше спасение.

— Что такое? — повысил голос майор.

— То, что слышали.

— Поясните.

— Здесь, в лесу, отряд войск НКВД с хорошо подготовленными командирами. Мне удалось с ними познакомиться. Офицеры достойны уважения, дисциплинированные солдаты. Они разбили ваш батальон без потерь. То же самое ожидает и ваш сброд.

— Но у меня есть солдаты вермахта!

— У вас они были и сплыли. После того как русские обошлись с ними очень корректно, накормили, оказали помощь раненым, дали возможность поверить, что для них война окончена, вряд ли солдаты вновь пойдут за вами.

— Прикажу!

— Ради чего? Из этого леса мы можем выйти живыми лишь военнопленными. Уверен, дойдем до какого-то рубежа и нас перестреляют, как неуклюжих на суше гагар.

— Не преувеличиваешь? — сдвинул брови Дузель.

— Даже преуменьшаю опасность, чтобы вы не запаниковали.

— Спасибо за заботу. Есть выход? Вы, похоже, лучше знаете обстановку.

— Выход один — поднять руки вверх.

— Это же измена, — гримасой неудовольствия выразил несогласие майор.

— Кому? Мы вдвоем здесь можем решать — умереть ради того, чтобы кислород в атмосфере не сжигать своими легкими, или еще пожить-подышать. Если поживем, фатерланду своему сможем еще послужить. Иначе пойдем на удобрение вот этим деревьям, траве.

— Что надо сделать, капитан, ради продолжения нашей жизни?

— Разоружить этот сброд и пригнать, как стадо, к русским.

— Разоружить не проблема, — засуетился Дузель.

Майор построил боевиков, вооруженных автоматами, против каждого из них поставил немецкого солдата, затем дал команду: «Передать оружие». Так в группе боевиков появился взвод немецких автоматчиков. Под предлогом равномерного распределения оставшегося оружия между боевиками он приказал поставить винтовки в козлы по группам: русские, немецкие, румынские, итальянские.

Заупрямился худосочный вояка поставить вместе со всеми свой немецкий карабин, мол, в бою достался. Но Федот ударил в лицо недисциплинированного боевика за невыполнение приказа. Порядок был восстановлен.

Из автоматов были вынуты затворы и переданы конвоирам. Возвратили им и собственные автоматы. Винтовки, тоже без затворов, вновь передали владельцам.

Бодров в который раз вознамерился уехать в штаб, когда пост наблюдения доложил: в сторону командного пункта по дороге вдоль лесной опушки движется смешанная колонна вооруженных немцев и гражданских лиц. Шоферы, радисты, повара, охрана командно-наблюдательного пункта изготовились к бою за крайними деревьями.

К Сергею подполз Николай Дмитриевич со снайперской винтовкой и автоматом. Автомат передал сыну.

— Вот и дожили, сынок, — сказал он, — бой придется принимать вместе, а даже поговорить нет времени.

— Как могли резерв и целая рота пропустить колонну в нашу сторону? — спросил Бодров-младший Шведова.

— Не пойму ничего.

Вглядываясь в приближающуюся колонну, Анатолий обратил внимание, что по ее бокам идут конвоиры с автоматами. Указал на это Сергею.

— Тоже ничего не понимаю.

— Наши конвоиры гонят немцев и банду, — сказал отец, — шоферский глаз видит лучше. Оружие пленные просто несут.

— А верно говорит отец, — улыбнулся Шведов. — Смотри, впереди идет наш знакомый капитан, размахивает белым носовым платком.

Подошла колонна. Остановилась. Ефрейтор, командир конвоя, подал команду первой шеренге сделать шаг вперед и положить оружие на землю. Развернул кругом вторую шеренгу и так же разоружил ее.

— Ваше благородие, — улыбнулся капитан Фессель, обратившись к Сергею, — вот и опять встретились. По-моему, уже в новом качестве.

 

VIII

Вновь Юля возвратилась домой, когда небо с востока засерело. На сей раз мать ничего не сказала, лишь вздохнула.

Но утром за завтраком, не глядя на дочь, сделала выговор.

— Бог тебе судья. Но нехорошо ты поступаешь.

— Ма, я ничего дурного не вижу в том, что Каден меня темной ночью провожает, интересные вещи рассказывает.

— Дочь моя несмышленая! Все эти рассказы и провожания заканчиваются одним и тем же. Девки потом в подоле детишек приносят.

— Не могу же я своему начальнику сказать, чтобы не ходил за мною? Идет и идет, посидим потом на бревнах и расходимся по домам.

— Приглашай Вадима, пусть провожает.

— Был бы он ходячим… Да и нет его сейчас, гостят у деда с Лидой.

— Ох! Чует мое сердце, догуляетесь вы до беды.

На работе Каден опекал свою секретаршу, не позволял заводить дружбу с кем-либо из сотрудников райотдела милиции.

— Ты работник органов НКГБ. Дела у нас все засекречены. Потому контакты с посторонними лицами нежелательны. Кто бы с тобою ни захотел завести дружбу, заговорить о работе, немедленно сообщай мне. Разберемся.

Так повелось, утром старший лейтенант первым делом заходил в каморку к Юле, давал задание на день. Посидит, поговорит, уходит. Сегодня секретарша не дождалась начальника. Пошла в его кабинет, он оказался закрытым. Юля зашла к дежурному.

— Нет твоего Кадена. Чуть свет ускакал верхом в Горшовку. Там какое-то чрезвычайное происшествие. Скучаешь без начальника? — Прищуренными глазами с улыбкой дежурный уставился в лицо девушки.

— Я скажу старшему лейтенанту, что вы заговариваете со мной о служебных делах.

— Ты что, белены объелась? — С лица дежурного мигом слетела улыбка. — Я же в шутку, — уже совсем серьезно ответил он.

Срочной работы не было. Юля достала из сейфа отпечатанную с ошибками бумагу, начала перепечатывать текст.

В это время дверь широко распахнулась и в комнатушку ввалилась Анастасия Филипповна, заведующая хозяйством райотдела милиции — вездесущая тридцатилетняя бабенка с недобрым языком, засидевшаяся в девках еще до войны. Бдительностью на почве супружеской верности и нравственности она заслужила авторитет в райкоме партии, который рекомендовал ее кандидатуру в партгрупорги райотдела милиции.

— Чаво же это ты, милочка, позволяешь себе? — выпалила она с порога.

— Что? — покраснела Юля.

— Вот уже на рака вареного стала похожа, — сказала с улыбочкой незваная гостья, посмотрев на раскрытый сейф.

— Тетя Настя, чего я позволяю?

— Я тебе дам, «тетя Настя». Анастасия Филипповна я. Так и кличь.

— Приедет Каден, вы у него спросите, что я делаю, — не поняла, о чем идет речь, Юля.

— Не придуривайся, — повысила голос Настька.

— Вы знаете, — осмелела Юлька, — без разрешения начальника райотдела МГБ входить в помещения службы запрещено. О вашем посещении я доложу старшему лейтенанту. С ним и разбирайтесь.

Не ожидая решительного отпора смазливой девчушки, как мысленно называла новую секретаршу Настька, она решила ретироваться.

— Разберемся на партийном собрании группы, — пообещала разгневанная женщина.

Настьке нравился Каден своей обаятельностью, приятным внешним видом. Не раз грезила о ласках старшего лейтенанта, но в его взглядах не чувствовала взаимности. Мечтала все-таки как-то привлечь его внимание. А тут эта Юлька вдруг возникла между ними. «Надо поговорить с женой Кадена, пусть напишет заявление в партгруппу, раскрутим. Еще прибежит ко мне», — думала она, лежа в своей холодной постели.

Перед обедом в комнатушку к Юльке вошел возбужденный Каден.

— Отчебучил твой Вадим в Горшовке! — сказал он, опускаясь на стул.

— Что случилось? — с тревогой спросила девушка.

— Стреляет редко, да метко. Угрохал двух бандитов да еще одного живым захватил. Прочитаешь потом в «Сталинском кличе».

— Как же он с ними справился?

— Девица одна ему помогала, Веркой зовут. Он сторожит на току, она пришла к нему в гости, а тут бандиты как на грех.

— Чего Верке надо было ночью идти к нему? — ревниво сжались губы девушки.

— У него на току каждый вечер улица собирается. На этот раз все уже разошлись, а Вера осталась. Один бы он не справился, — пощадил Каден чувства помощницы, — погиб бы наверняка.

— Ой! — воскликнула Юля. — Что же теперь будет с Вадимом?

— Разберемся, что за банда. А Вадима представим к награде.

— Когда он приедет? — зарделась девушка.

— Привез я Вадима с собою. Дома сейчас. Нужны будут его показания.

— А Верка как же?

— Беседовал с нею. Перепугана до полусмерти. Вызову попозже.

Юля рассказала о посещении Настьки, о ее угрозе в чем-то разобраться.

— В чем же она хочет разбираться? — спросила девушка.

— В наших с тобой отношениях, — посмотрел Каден в испуганные глаза Юли.

— Они у нас есть?

— В глаза твои мне смотреть хочется, — неопределенно ответил старший лейтенант. — Но мы еще подумаем, кто будет разбираться.

Не прошло и получаса, как Каден через дежурного по райотделу вызвал к себе в кабинет Настьку. Женщина вошла, осторожненько присела на краешек стула, невинными глазами посмотрела на начальника отделения.

— Рассказывайте, — обратился Каден к Анастасии.

— О чем?

— О том, как вы хотели похитить секретные документы у секретаря районного отделения НКГБ.

— Ни о чем таком я даже не думала.

— Вы пытались расстроить чувства молодой девушки, да так, чтобы она выскочила из кабинета.

— Это о чем вы?

— О попытке похищения секретных документов.

— Не думала я такого.

— Вам бы хотелось, чтобы так и было. На раскрытый сейф смотрели? — неожиданно спросил Каден.

— Смотрела, — не поняла Анастасия каверзности вопроса.

— Зачем?

— Просто так. Посмотрела и все.

— Просто так в сейф не заглядывают. Я вынужден вас арестовать. С кем связаны, кому хотели отдать документы, на кого работаете?

— Товарищ старший лейтенант, вы же меня знаете много лет по совместной работе. А теперь вон чего говорите.

— Я вам не «товарищ», а «гражданин начальник».

— Вы все это всерьез, товарищ Каден?

— Подпишите протокол допроса.

Каден протянул лист бумаги растерявшейся женщине. Анастасия начала от волнения читать по слогам, буквы прыгали со строчки на строчку: «… внимательно вглядывалась в открытый сейф… выдворить молодую девушку… похитить документы… передать в руки…»

— Ничего же этого не было.

— Отказываетесь подписывать? Отпирательство бессмысленно. Вы уже разоблачены как шпионка.

— Да что вы! — заплакала Анастасия.

Каден выглянул за дверь, позвал дежурного по отделу.

— Уведите арестованную!

— Настю, что ли?

— Возможно, вы заодно с нею?

— Как можно! — испуганно сказал дежурный, вынул револьвер и направил его на потемневшую лицом женщину, окрепшим голосом скомандовал:

— Встать! Руки назад! Идти не оглядываясь в третью камеру.

Плачущая женщина поплелась по родному коридору, оглушенная невероятным обвинением.

Верно гласит пословица: от тюрьмы да от сумы не зарекайся. Долгие вечер и ночь провела Анастасия одна в камере. Какие только мысли не приходили в голову! И ничего путного не получалось. Одна из них чаще и чаще возникала, противная, унизительная, но спасительная: просить прощения у Кадена и его красотульки на коленях. Не веря в надежность придуманного, она тем не менее успокоилась и с рассветом даже задремала.

Перед концом рабочего дня начальник отделения зашел к Юле сообщить об аресте Настьки.

— За что? — изумилась девушка.

— Она намеревалась похитить у тебя из сейфа секретный документ.

— Но у меня нет таких. Да и не видела я, чтобы тетя Настя делала такую попытку.

— Отпустим? — блеснул веселыми глазами старший лейтенант.

— Я бы отпустила, — брякнула Юля.

Каден хмуро посмотрел на девушку. Молча встал и вышел из комнаты. Уже на пороге сказал:

— Не лезь не в свои дела. Сегодня никакого задания вечером не будет.

Радостно встрепенулось девичье сердце. Вылетели из головы мысли об Анастасии и Кадене. Возник образ Вадима, но тут же вспомнились слова начальника о Верке, помогавшей парню ночью охранять колхозный ток. «Он просил ее об этом или она сама пришла?» — не уходило из сознания. Юля даже теперь не могла допустить плохих мыслей по отношению к Вадиму. Для нее он был идеалом, а тут какая-то Верка возникла. Надо выяснить. С этими намерениями она начала ожидать конца рабочего дня. Но опять вспомнилась Настька, ее слова: «Чаво позволяешь себе?.. Ведь если так говорит она ей, то как сорока на хвосте разнесла эту весть по Батурино, — рассуждала Юля. — Что подумает Вадим?» Сдавило сердце. Упало настроение.

Вечером она шла к Вадиму, а ноги отказывались идти. Несколько раз останавливалась: «Надо бы подумать, что сказать». Но тут же решила: «Нельзя обманывать близкого человека, предательство это».

Вадим был один. Он сидел на табуретке против окна и смотрел на приближавшуюся девушку, любовался ее легкой походкой, склоненной набок головкой, развевающейся на шее голубой косынкой, тонкой талией. Она заметила его в окне, приветливо помахала рукой.

Когда Юля вошла в комнату, Вадим встал на обе ноги. Без привычных костылей он показался совершенно другим: высокий, стройный, улыбающийся парень.

Вадя! — всплеснула руками Юлька. — Ты ли это?

— Я, я, — остался он на прежнем месте. — Пока могу лишь стоять без костылей, — добавил Вадим, заметив ее внезапную остановку. — Но попробую пойти.

Парень шагнул навстречу, скривился от боли, едва устоял. Сделал еще болезненный шаг и обнял свою Юльку, поцеловал в губы.

— Сдвинуться с этого места я не могу, — сказал он, — неси костыли.

— Обопрись о мое плечо, и мы дойдем до дивана.

Ничего не хотелось говорить о задуманном, тем более спрашивать. Поговорили о Лиде, Димке.

— Вадя, что за Вера дежурила с тобою той ночью? — само собою вырвалось у нее.

— Откуда ты знаешь?

— Я же все-таки работаю в отделении НКГБ, — пошутила она.

— Кадену твоему типун на язык. Не имел права он говорить об этом.

— Ну, а все же?

Вадим не стал скрывать подробности той памятной ночи.

— Ты снял камень с моего сердца.

— Хорошо, если бы и ты сделала то же.

Неожиданно для самой себя Юля расплакалась. Со слезами она рассказала об «особых заданиях» Кадена, о последних событиях, связанных с Анастасией, ее угрозах, возможных сплетнях.

— Не желая того, влипли мы в историю, — подытожил Вадим.

— Что будем делать?

— Ничего. Вместо «особых заданий» приходи ко мне. Если же по делам придется задержаться допоздна, пусть Каден провожает, но без сидения на бревнах. А лучше, если бы ты бросила эту работу. Придумаем что-либо другое.

— Вряд ли меня просто так отпустят. НКГБ все-таки.

Утро следующего дня в корне изменило отношение земляков к молодым людям. В газете «Сталинский клич» появилась большая статья с описанием подвига участника Сталинградской битвы, защитившего на колхозном току пшеницу, приготовленную для сдачи фронту. Первый секретарь райкома партии прислал за Вадимом свою «эмку», долго беседовал с парнем о жизни, о родных. К концу беседы спросил, есть ли просьбы, пожелания.

— Три просьбы сразу, можно?

— О! Ну давай!

— Мне бы протез где-то заказать. Я ведь здоров и в силе, а сижу дома трутнем. Пользу приносил бы. Работу бы мне какую-нибудь, — посмотрел Вадим на секретаря.

— Давай, герой, третью.

— Невеста у меня есть. Работает в районном отделении НКГБ секретарем-машинисткой. Хотелось бы мне забрать ее оттуда да устроить на новое место. Десятилетку закончила, пошла работать, но…

— Не нравится работа?

— Мне не по душе, да и ей тоже.

Первый позвонил куда-то, сказал о статье в сегодняшней газете, попросил устроить героя на работу. В заключение сказал «хорошо» и положил трубку.

— Говорил с начальником райотдела милиции. Коли ты в войсках НКВД служил, прямая тебе дорога в милицию.

— Так без ноги же.

— Обратимся через военкомат, помогут с протезом. В «Сталинградской правде» о тебе тоже статья будет. Не смогут же они отказать герою. Оформляйся дежурным по райотделу милиции. Бегать там много не надо. Высвободившегося сотрудника включим в оперативную работу. Идет?

— Рад, что так быстро все обернулось.

— А невеста твоя будет работать у нас машинисткой. Секретарша моя уже в годах, помощь ей нужна. Согласен?

— Спасибо.

— А девушка не будет возражать?

— Нет, — уверенно ответил Вадим.

Не менее стремительно развивались события в районном отделении НКГБ.

Каден пришел на работу в приподнятом настроении. Разбирательство до позднего вечера с бандитом, задержанным Вадимом, принесло хорошие результаты. Была выявлена подпольная группа расхитителей колхозного хлеба, хотя и не вся. Направил на доследование дела в райотдел милиции. Одна мысль тревожила: слишком круто обошелся с Настей, постоянно дарившей ему при встрече радостную улыбку. «Зря она на Юльку поперла».

Дежурный втолкнул Анастасию в кабинет и закрыл дверь. Не говоря ни слова, женщина плюхнулась на колени и заплакала, размазывая по щекам слезы.

Каден подошел, поднял с пола Настю, посадил на стул.

— Ей-богу, не виновата я, — всхлипнула женщина.

Старший лейтенант достал из сейфа не подписанный накануне протокол, разорвал его на мелкие части, бросил в урну.

— Закрываем твое дело, — сказал он, — но ты не возникай.

— Молчу как рыба.

— То-то! Иди и работой, будто ничего не было.

— Премного благодарю, — ответила Настя, с прищуром поглядев на Кадена.

Не сдержала Настя обещания молчать как рыба. Из кабинета начальника районного отделения НКГБ она прямиком направилась в райком партии, благо он находился через дорогу. Первый секретарь только что распрощался с Вадимом, перекурить не успел, как она появилась в кабинете. О придуманных подробностях «развратной жизни Кадена», собственном аресте она выпалила за одну минуту и замолкла.

— Разберемся, — сказал секретарь, — идите и работайте. Слухи о Кадене и причину ареста по Батурино не распространяйте себе во вред. А задержать вас он имел право. Знали же, что нельзя без дела заходить в ту комнату, да еще заглядывать в раскрытый сейф.

— Буду молчать как рыба.

Хозяин кабинета долго прохаживался вокруг стола, пытаясь сосредоточиться на вопросе о Кадене. Он знал старшего лейтенанта как хорошего оперативника, коммуниста, а тут сразу обвинение в двух грехах. Доказать его «развратные дела» не удастся. Тонкое это дело, и свидетели вряд ли найдутся. Анастасия — известная склочница, верить ее словам не приходится, но она партгрупорг. Вопрос о сейфе и посещении комнаты местного отделения НКГБ в общем-то несерьезный, хотя смотря кто начнет разбирательство. И чем тогда все это закончится — бабушка надвое сказала. Тридцать восьмой год еще помнился. Заступись, самому можно несдобровать. Посоветоваться бы, но это значит кого-то посвятить в тайну, а доверенного лица нет.

Тридцать восьмой год придавил всех и вся. Никто и ничего не посоветует, в лучшем случае скажет «вам виднее».

Ночью первый секретарь райкома заснуть не мог. Выходил на крыльцо, смотрел в небо без звезд, вновь ложился. В семье было не принято, чтобы жена могла вмешиваться в дела мужа. Да и что она могла посоветовать… Сколько было случаев, когда после откровений жены писали подложные письма в НКВД на своего ненаглядного. И где теперь те горемыки?

«А что, если…» — пришла нелепая мысль.

Секретарь даже испугался собственного решения, но другое на ум не приходило. Пришлось мириться и с этим.

Утром невыспавшийся районный начальник поручил секретарше связаться по телефону с первым секретарем обкома партии Чуяновым по важному делу. Пока женщина названивала, он обдумывал, как изложить просьбу. На удивление быстро послышался в трубке знакомый голос:

— Слушаю.

Как и Вадим, секретарь сразу сказал, что у него два вопроса.

— Два так два. Слушаю.

Райкомовский секретарь рассказал о геройском поступке участника Сталинградской битвы, ранении. Сказал, что в «Сталинградской правде» статья о нем будет, высказал просьбу посодействовать в приобретении протеза.

— Парень здоровый, крепкий, работать хочет, а на костылях что можно?

— Не проблема, — ответил Чуянов, — еще чего?

— Есть у нас начальник районного отделения НКГБ. Старший лейтенант, а должность у него лейтенантская. Человеку надобно расти.

— Тебя понял, — ответил первый секретарь обкома партии, — хотя второй вопрос довольно щекотливый. Но постараемся помочь.

Уже через пару дней пришел приказ о направлении старшего лейтенанта Кадена для прохождения службы в распоряжение управления контрразведки СМЕРШ Юго-Западного фронта.

Жена Кадена назвала Анастасию змеей подколодной, когда муж рассказа ей о визите завхоза райотдела к первому секретарю райкома партии.

— Зря выпустил, — сказал он жене на прощанье.

— Война войной, а жизнь идет своим чередом. Возвратился с фронта солдат по ранению. Дождалась его верная подруга. Дело за свадьбой. Родители невесты попали в Урюпинск на базар купить того-сего. Выделил им колхоз по такому случаю пару быков и подводу.

Была суббота. Начальник райотдела милиции разрешил Вадиму съездить к дедам в Горшовку, погостить день-другой, привезти сестру с племянником. Выделил для этого резвую лошадку и милицейскую бричку. Напросилась повидать дедов Юля, «себя показать», как она выразилась, по Лиде соскучилась, да и Димку хочется на руках подержать. Вадима радовала затея Юльки. Давняя его мечта познакомить подружку с родными, показать Панику, горшовские сады, огороды. Вдвоем поехали.

Свадьба — в соседнем дворе. Вернее, не свадьба, а вечер для молодежи. По этому случаю привезли из Батурино безногого баяниста. За последние годы случай редкий, чтобы баян звучал в хуторе. Балалайка — ходовой инструмент на уличных сходках. Свадебные вечеринки тоже редкость на всю округу. Вечеринка молодежная, без накрытого стола, но, чтобы соблюсти обычай, все приглашенные получили по полстакана самогона, потому веселье вырывалось на улицу через все окна и двери.

Небо затянуто облаками, надо бы дождя, но его нет, душно. Приглашенные — молодые женщины, девушки. Из мужчин — лишь жених да баянист в переднем углу, на кровати сидят несколько пацанов постарше да ростом повыше. Ребята неокрепшими петушиными голосами подпевают женщинам, но танцевать стесняются.

На улице полно желающих поглазеть, что происходит в доме невесты. Стоят у окон, дверей, сидят на траве. Вадим с Юлей в приглашенные не попали, приехали только что, и соседи не знали об их присутствии. Лида тоже не удостоилась такой чести по малолетству.

Напротив дома, где веселилась молодежь, канава перед садом раскулаченных соседей. Времени прошло много, а она все еще напоминала о когда-то добрых временах, хороших хозяевах. Сейчас зрители превратили валик канавы в удобное место для наблюдения за происходящими событиями.

Вадим с Юлей и Лидой сидели несколько поодаль, слушали, как поют женщины, да угадывали музыку танцев, долетающую сюда приглушенно. Неожиданно Вадим заметил, что из-под соломенной крыши дома, где шло веселье, вьется дымок.

В просторной горнице, собравшей гостей, не протолкнуться, трудно дышать. Десятилинейную лампу, постоянно висевшую низко над столом, подняли под потолок, чтобы не мешала танцующим. Доски в потолке рассохшиеся, щели забиты пылью и паутиной…

— Лида, беги! На чердаке соседей горит что-то! — крикнул Вадим.

Когда девочка подбежала к дому, из-под крыши уже начало выбиваться пламя.

— Пожар! — завопила Лида.

Танцующие не сразу восприняли крик всерьез. Наконец, словно очнувшись, начали выскакивать на улицу. Кто-то вспомнил о безногом баянисте. Вместе с инструментом его выволокли на воздух, когда крыша занялась пламенем. Расширенными глазами смотрели разгоряченные танцоры на полыхающий огонь. Пацаны помчались за ручной колхозной пожаркой, запрягли лошадь, но в бочке воды не оказалось. Прискакали на пожар, да без толку.

В безветрии желто-розовое пламя с ревом било столбом ввысь. Вскоре горящие пучки соломы, головни, подхваченные жаркими потоками воздуха, начали взвиваться вверх и разлетаться по округе. Багровые отсветы были видны за многие километры. Сбежался народ. Из Паники, а это метров за шестьдесят от места пожара, начали ведрами из рук в руки передавать воду, поливать деревянные стены.

Лида первая, а за нею и Юля бросились на дедов двор. Головни от соседнего пожарища долетали сюда. Лида забралась на соломенную крышу сарая, Юля на стог сена, тушили и сбрасывали оттуда головешки. Бабушка с правнучком Димой ушла в сад, дед Дмитрий Карпович носил из Паники воду, Вадим стоял одной ногой на лестнице, подавал ведра девчатам.

Примеру Бодровых последовали пацаны, забравшиеся на сараи и сено погорельцев. Вскоре соседи остались всего с двумя стенами вместо дома, да с уцелевшей иконой в углу. Ребята отстояли от огня их надворные постройки, заготовленное на зиму сено.

Всего тридцать-сорок минут отделяло буйное веселье молодежи от тлеющего пепелища. Девушки и женщины плакали, мужчины и пацаны сворачивали цигарки, прикуривали от тлеющих головней. На единственной табуретке сидел баянист. По его щекам текли слезы. Он осторожно растягивал мехи и негромко напевал, путая слова, грустный вальс «На сопках Маньчжурии»:

…Свадьбу сыграли в другом хуторе через две недели. В Горшовке осталось лишь пепелище.

 

IX

Развивая наступление, войска Юго-Западного фронта к концу сентября отбросили противника за Днепр южнее Днепропетровска, продолжая освобождение населенных пунктов в направлении Запорожья. В связи с планами дальнейшего стремительного продвижения советских войск на запад штабу войск НКВД по охране тыла были выделены три новых американских «виллиса». Имевшуюся автомашину передали командиру мобильного отряда, одну, новую, Николаю Михайловичу, две другие — в распоряжение начальников разведывательного отдела и оперативного отделения.

Шведов тут же назначил водителем персонального «виллиса» Николая Дмитриевича. Предложил отцову кандидатуру Сергею, но он отказался.

— Что могут подумать люди о такой семейственности?

После успешно проведенной операции по ликвидации крупной остаточной группы немцев и бандитов авторитет мобильного отряда резко вырос. Начальник войск НКВД по охране тыла лично поблагодарил Шведова за умелое руководство подразделениями. По его приказу резервная рота 2-го пограничного полка переподчинялась командиру отряда. Из числа выздоравливающих бойцов в госпиталях фронта в составе отряда формировались батареи: артиллерийская 76-мм орудий и минометная 82-мм минометов по шесть стволов в каждой. В штатах отряда появился фельдшер, в каждой роте и батарее — санитар. По ходатайству командира мобильного отряда и при поддержке оперативного отделения штаба войск НКВД медицинскую службу в отряде возглавила Наталья Светлова. Начальник госпиталя грозил обратиться к командующему фронтом и опротестовать решение медицинской службы штаба о переводе в какой-то отряд добросовестного помощника по уходу за выздоравливающими ранеными. Но, учитывая личное желание Светловой, она была откомандирована из госпиталя.

Анатолий встретился с Наташей под Чижами случайно возле магазина Военторга. Ему надо было идти совершенно в другую сторону. Но как-то само собою получилось, шел он и любовался изящной девушкой в военной форме, звонко постукивающей каблучками хромовых сапожек по сухому асфальту. Красивые стройные ноги, форменная юбка до колен, темно-русые волосы, распущенные по плечам, волновали, тревожили юношеское сердце.

Почувствовав пристальный взгляд, девушка обернулась. Ее темные брови на загорелом лице нахмурились, взгляд приобрел суровое выражение.

— Товарищ капитан?!

Но тут же выражение лица изменилось, губы расплылись в радостной улыбке:

— Толя! Вроде бы ты?!

Анатолий смотрел в лицо, силился вспомнить…

— Наташа я, Светлова. Помните эшелон вблизи Чира, переправу через Дон?

— Наташка! — воскликнул он. — Вижу, вроде знакомое лицо… Ты как тут оказалась? Да еще в звании старшины медицинской службы! Я видел тебя в последний раз уставшей, в белом халате возле операционного отделения, да и то на бегу. Когда шли к Сталинграду, я отвечал за порядок в колонне, мотался из конца в конец. Тебя видел мельком. А ты вон какой красавицей оказалась!

— Толя, не смущай меня! — откинула она со лба локоны.

— Наташка, Наташка! Я ничего не придумываю.

— Как живешь, Толя, чем занимаешься?

— Служу Отчизне! А когда служба заканчивается, на душе становится пусто, холодно, противно. Один-одинешенек.

— Такой ты видный, одна улыбка чего стоит!

— У женщин на фронте выбор большой. Нужны смелость, нахальство, а я такими качествами не обладаю. Из-за робости перед симпатичными девушками своей у меня никогда не было. Можно сказать, нецелованный даже, — грустно улыбнулся Шведов.

— Ты же отважный человек!

— Это на службе.

— Не прибедняйся, Толя! Любая девушка сочтет за честь иметь такого привлекательного парня.

— Приглашу тебя на свидание, не придешь же. Найдешь причину.

— Приду, и даже с радостью. Поговорить бы надо, а сейчас спешу.

— Наташа! Стемнеет, приходи сюда же, буду ждать.

Однако первому в жизни свиданию Анатолия не суждено было сбыться.

По поручению штаба Шведову предстояло съездить в одну из соседних артиллерийских частей, обещавшей передать войскам НКВД шесть 82-мм минометов, полученных ими по ошибке. Договаривающиеся стороны быстро пришли к единодушному мнению: одним необходимо избавиться от ненужного вооружения, другим заполучить его. Зачем длительный торг!

Возвращались из поездки под вечер на штабном крытом брезентом «виллисе». Сгустились тучи, хлестал в лобовое стекло мелкий дождик. Когда подъехали к широкой балке, которую пересекал грейдер, стало смеркаться. Свет включать рано, поблескивающая дорога видна. Начался спуск. В это время на противоположном скате балки появилась встречная автомашина. Неопытный водитель включил там фары, совершенно бесполезные для него, но ослепившие шофера штабного «виллиса». Потеряв контроль за дорогой, водитель «виллиса» притормозил, но скользкая дорога не позволила сразу остановиться.

Шведов чуть повернул лицо в сторону от слепящих лучей встречной автомашины. Неожиданно он заметил, как что-то громадное, в полнеба, надвигается через капот на него.

В следующее мгновенье раздался треск раздавленного стекла, сорвало тент, на лицо и тело навалилось мокрое волосатое чудище, придавило к стенке сиденья. Стало трудно дышать.

Машина остановилась, даже подалась назад. Навалившаяся громада оказалась живой. Выпустив в ездоков порцию дерьма, чудище быстро освободило капот. Оказалось — лошадь. Она лежала на дороге, начала подниматься, когда под ее задние ноги подполз «виллис». Скотина, как ни в чем не бывало помахивая хвостом и прихрамывая, перешла кювет и принялась щипать траву.

— Мать твою разэтак! — ругался водитель.

Порезанные разбитым стеклом, промокшие, продрогшие, испачканные и злые, Шведов с шофером свернули по пути к госпитальным палаткам. Возле одной из них стояла Наташа, раздосадованная несостоявшимся первым в ее жизни свиданием.

— Господи! — всплеснула она руками. — Откуда вы такие?

— Не упрекай, что не пришел вовремя, — сказал Анатолий, — собрались съездить недалеко, рукой подать, а обернулось хуже дальней дороги.

Барабанил дождь по крыше палаток, под его шум Наташа заставила Анатолия снять гимнастерку, брюки, майку, обработала ласковыми руками пораненную шею и лицо. Он слушал ее нежный голос, ощущал запах ее тела и благодарил судьбу за неожиданное происшествие на дороге. Когда бы он смог почувствовать столько внимания к себе! Хотелось просто сидеть и не уходить.

Заглянул шофер с замотанным бинтами лицом.

— Надо ехать!

Анатолий посмотрел на Наташу.

— Капитан еще не готов, — потупила она глаза.

— Поезжай один, я доберусь попозже.

Наташа принесла два ведра теплой воды, большой таз.

— Помойся весь, а то лошадью попахиваешь. А я отнесу твое обмундирование в сушилку. Поспи немного. Когда высохнет одежда, приду… разбужу…

Пришла, разбудила, принесла полстакана спирта, стакан чаю.

— Больше ничего раздобыть не смогла.

Тем и поужинали.

Легли на узкую кровать вдвоем, тесно прижавшись друг к другу, испытывая ранее не изведанные чувства, краснея в темноте.

Стремительное продвижение войск Юго-Западного фронта породило массу проблем для войск НКВД по охране тыла. 6-я армия вышла к Днепру на участке до пятидесяти километров. Прифронтовая полоса оказалась максимально забитой войсками, военной техникой, прибывающими вслед за движущимися частями эвакуированными. Началось сосредоточение техники для форсирования Днепра. Опять возникла необходимость отселять местное население из 25-километровой прифронтовой полосы. В этих условиях оперативному отделению войск НКВД по охране тыла предстояло решать одновременно три задачи: организовать службу войскового заграждения, очистку освобожденной территории от уголовного элемента, предателей и пособников врага, провести отселение граждан.

Количество граждан, идущих скрытно в сторону фронта, значительно превышало число людей, следовавших в обратном направлении. Рубежами войскового заграждения по-прежнему были западные опушки лесов и окраины населенных пунктов.

Оперативное отделение во главе с Бодровым в течение суток не имело даже минутного перерыва: непрерывный анализ обстановки, принятие решений по организации первых, вторых и третьих линий заграждения, размещение фильтрационных пунктов, штабов частей, проведение рекогносцировок рубежей и районов, населенных пунктов для отселения граждан. Ежедневно «виллис» Бодрова накручивал на спидометр сотни километров. В машине вместе с ним находились радист с радиостанцией и красноармеец для охраны. Все вооружены автоматами при наличии большого количества патронов и гранат.

Кроме организации службы войсковыми частями оперативное отделение контактировало с местными органами НКВД — НКГБ с целью уточнения данных по оперативной обстановке, месту нахождения их фильтрационных пунктов, куда направлялись для более глубокой фильтрации граждане, задержанные на войсковых КПП.

В мероприятиях по очистке освобожденной от оккупантов территории оказался задействованным весь мобильный отряд Шведова. С момента формирования войск НКВД по охране тыла действующей армии за поддержание безопасности в прифронтовой полосе отвечали части пограничных войск в отведенной для несения службы полосе. Линейные подразделения решали главную задачу, резервные вели разведывательно-поисковую работу, поиск по объектам, устраивали засады, выставляли заслоны. С появлением в тылу Юго-Западного фронта мобильного отрада командиры частей, дабы не было накладок и пересечения одних и тех же путей движений нарядами различных ведомств, своими силами прекратили выполнение оперативно-боевых задач.

Контролируя обширный район, мобильный отряд оказался способным лишь выставить посты для наблюдения за окраинами населенных пунктов да контролировать движение по лесным дорогам. Таким образом, уже первая наступательная операция фронта показала, что созданное подразделение не оправдывает своего предназначения.

Бодров запросил аудиенцию у начальника штаба. Изложил ему ситуацию с распылением отряда Шведова.

— Обстановка так складывается, — ответил Николай Михайлович.

— Ее мы сами создали. В лесу восточнее Змеиного мобильный отряд сумел своими силами успешно провести операцию. Сейчас мы ничего подобного сделать не способны. Линейные полки заняты лишь службой войскового заграждения. К ним претензий нет. Шведов контролирует дороги в лесах, две роты заняты отселением граждан. Оперативно-боевая работа заглохла. Бандиты и прочий преступный элемент живут в лесах и небольших населенных пунктах вольготно. Никто их не тревожит.

— Не создавать же еще один отряд! — раздраженно сказал полковник. — Начальник войск на один с трудом согласился. Если расскажу ему все то, о чем вы мне доложили, он может расформировать отряд.

— Николай Михайлович, в таком виде, как сейчас, отряд не нужен. Это уже не «мобильный», а «распыльный» получается.

— Нет. Отряд нужен. У вас есть какие-то предложения?

— Надо возвратиться к исходному положению, затем пойти другим путем.

— Очень заумно! Подготовьте предложения для начальника войск.

— Следует провести совещание командиров полков, разъяснить смысл существования мобильного отряда, послушаем, что они скажут. Должны понять.

— Тебе придется выступить перед ними, и вероятнее всего в присутствии начальника войск, — улыбнулся Николай Михайлович. — Не сдрейфишь перед такой аудиторией? Твоя идея — создание мобильного отряда, а свои мысли всегда тяжелее отстаивать. Если просматривается личная заинтересованность, любая, даже хорошая мысль может оказаться провальной. Но каждое нововведение нуждается в поддержке. Так что совещание старшего командного состава войск станет для отряда «или-или». Как говорится, пан или пропал.

— Где наши не пропадала!

— Будем надеяться на благополучный исход.

— Простые вещи объяснять сложнее, — заметил Сергей.

— Очевидные истины легче излагать доступным языком, — ответил начальник штаба, — это всегда убедительно и не требует дополнительных разъяснений. Поэтому не мудрствуй в своем выступлении.

В армейской жизни от слов к делу — один шаг. Дело же не терпело отлагательств. Через пару дней совещание у начальника войск НКВД состоялось. В числе приглашенных оказался и Шведов. Он рассказал Николаю Дмитриевичу о цели их поездки и роли Сергея в результатах совещания.

После нескольких ненастных дней утро выдалось теплым, ясным. Вокруг солнечного диска остатки облаков высвечивались розовым цветом.

— К ясной погоде, — сказал отец Сергея.

— Добрым днем дела идут лучше, — откликнулся Анатолий.

— Как-то он для нас закончится?!

— С моей поддержкой какие могут быть сомнения?

Совещание, состоявшееся в местной школе поселка Червонопрапорное, открыл генерал Рогожин. С усталым лицом, без приветственного слова, он сел за стол и, будто продолжая начатый разговор, сказал:

— Об оперативной обстановке в тылу Юго-Западного фронта сделает сообщение начальник оперативного отделения.

Сергей встал из-за парты. Как ученик-старшеклассник, потоптался, закрыл крышку, поглядел на генерала, начальника штаба. Заметил одобряющую улыбку Николая Михайловича. Отлегло на душе.

Не торопясь Бодров доложил о занятии рубежей войскового заграждения 2-м, 79-м, 91-м, 92-м и 98-м линейными полками и приданным отдельным батальоном внутренних войск. Рубежи согласованы с командирами частей, особых разногласий в этом вопросе нет.

— У нас всегда разногласия между штабом и полками возникали, — заметил генерал.

— Если есть таковые, командиры частей скажут.

— Пожалуйста, — сказал генерал Рогатин, увидев, что Бодров ждет разрешения продолжать прерванное сообщение.

— Разногласие у нас есть в другом, — осмелел Сергей.

— Ну-ну! — оживился генерал.

— Появилась идея сформировать мобильный отряд для решения оперативно-боевых и боевых задач собственными силами. Создали. Провели одну успешную операцию по ликвидации объединенных немецкой и бандитской групп численностью до двухсот человек. Теперь мобильного отряда нет. Контролируем лесные дороги, ведем наблюдение. Пол-отряда занято отселением жителей из прифронтовой полосы. Одновременно с отселением идет мобилизация местных жителей призывного возраста в армию. Задача сложная, дело имеем с взбудораженными женщинами, которым внушить мысль о необходимости проводимых мероприятий чрезвычайно сложно. Появилось много отказников, уклонистов от службы в армии, которые прячутся в лесах, пополняя находящиеся там бандгруппы. Мы контролируем дороги, но бандиты по ним не ходят.

Количество враждебных и преступных элементов растет, а оперативную работу мы свернули. Командиры частей занимаются только вопросами службы заграждения, надеясь на то, что мобильный отряд будет решать оперативно-боевые задачи по всей полосе тыла фронта. Шведов ежедневно носится по лесам и деревням, включается в несвойственную ему работу: одних уговаривает выполнить распоряжение по мобилизации, отселению, других увещевает, чтобы приняли отселенных. Бандиты скоро начнут страдать от ожирения.

— Хо-хо… — хохотнул генерал. — Продолжай, продолжай!

— Подготовлен проект приказа. — Начальник оперативного отдела посмотрел на сидевших за партами офицеров. — Командиры частей вновь в полной мере станут отвечать в отведенной полосе за состояние службы войскового заграждения и оперативно-боевую работу, а мобильный отряд будет в руках начальника войск как сила, способная самостоятельно проводить оперативно-войсковые операции.

— Чекистско-войсковые, — поправил Рогатин.

— Майор Бодров имеет на этот счет свое мнение, — шепнул начальник штаба на ухо генералу.

— Товарищ генерал! — Голос Сергея окреп. — Я не понимаю смысла «чекистские». Чекисты боролись с контрреволюционерами, занимались арестами без тщательного разбирательства, расстреливали. Мы же организуем и проводим операции против диверсионных бандитских формирований, остаточных групп и десантов противника войсковыми методами специальной тактики. Потому называть их следует специальными или оперативно-войсковыми. Оперативными потому, что их проведение не терпит отлагательств.

— По поводу понятия «войсковые» тоже есть сомнение?

— Нет. Войсковые действия в специальных операциях включают известную тактику элементов боевого порядка: групп блокирования, окружения, поиска, прочесывания, оцепления, захвата.

— Дебаты мы продолжим попозже. Что скажут командиры полков? — спросил начальник войск.

Командир 98-го полка ответил, что сложившаяся в настоящее время практика решения частями только задач войскового заграждения более приемлема. Наше внимание, таким образом, сосредоточивается на одном вопросе. Есть в этой связи определенные успехи. Тем не менее идея иметь свободный от повседневных задач мобильный отряд хороша.

В таком же ключе высказались другие командиры частей.

— Чем у вас занимается резервная рота? — спросил генерал у выступавшего командира полка.

— Решает внезапно возникшие задачи, — ответил тот без запинки.

— Ответ курсантский, верный, но… — не стал продолжать мысль Рогатин. — Как я понимаю, резервные роты в полках — кто во что горазд.

— Товарищ генерал, но… — вскочил с места командир 79-го полка.

— Не надо, — остановил его начальник войск. — Не занимаясь разведывательно-поисковыми и другими оперативно-боевыми задачами, мы не выполняем своих функциональных обязанностей. А это чревато весьма неприятными последствиями. Ожиревшие бандиты — наш позор.

— Товарищ Бодров, — посмотрел генерал в сторону Сергея, — переделайте проект приказа. Резервные роты полков, кроме второго, в оперативном отношении подчинить командиру мобильного, а точнее, сводного отряда во главе…

Генерал посмотрел на начальника штаба.

— Пусть Бодров его и возглавит по совместительству с должностью начальника оперативного отделения. Батальоном он под Сталинградом уже командовал.

— Не возражаю. Заместителем командира назначим майора Шведова. В отряде иметь девять линейных рот, свою артиллерию, саперное подразделение. Формируйте отряд по полковым штатам. В последующем отряд таковым станет. Командирам полков оставить у себя четвертые взводы передаваемых подразделений. На их базе впоследствии сформируете новые резервные роты. Командиру сводного отряда сформировать девятую роту, взяв из имеющихся восьми рот резервные отделения. Сводному отряду приступить к выполнению оперативно-боевых задач немедленно.

— Что еще? — обратился генерал к начальнику штаба.

— Пожалуй, все, если не станем проводить дебатов по терминологии.

— Будем, будем. Как же! Товарищ Бодров, вам слово!

Сергей извлек из папки скрепленные бумаги, не кладя на стол, пояснил:

— Здесь документы, поступающие от частей вышестоящих инстанций и соседей. Порой трудно разобраться, о чем в них идет речь. Так, одни документы с названием «Боевая и служебная деятельность», «Служебно-боевая деятельность» содержат данные о служебной нагрузке, боевой подготовке: в других представлены отчеты об итогах борьбы с враждебными группами и преступными элементами. В справку об «Оперативно-служебной деятельности» помимо материалов агентурно-разведывательного характера включены вопросы тактики несения заградительной службы, ведения боевых действий. В документ с названием «Боевая и оперативно-служебная деятельность» включена подборка итогов службы по охране тыла действующей армии и работе фильтрующих пунктов. Другой документ подобного содержания называется «Оперативно-служебная и войсковая деятельность».

Бодров перевел дыхание, посмотрел на генерала.

— Продолжайте, — разрешил начальник войск.

— На днях, — сказал Сергей, — получил бумагу «О боевой деятельности» одного из полков, так в нем о боевой деятельности ничего нет, написано о выполнении задач службы, борьбе с диверсионными и бандитскими группами, в документ включены вопросы партийно-политической работы и результаты службы суточных нарядов.

— Безобразие, конечно, — остановил выступление Бодрова генерал, — у вас есть какие-то предложения на этот счет?

— Есть!

— Основные озвучьте сейчас, а потом подготовьте распоряжение по службе штабов за подписью Николая Михайловича.

— Документы следует именовать: «Отчет по службе», «Отчет о боевых действиях», то есть это должны быть отчеты о конкретных делах.

Теперь о самих понятиях. Служебная деятельность — это повседневное выполнение задач службы, служебных обязанностей без оружия. Служебно-боевая — выполнение задач службы по графику, планам, распоряжениям различными нарядами при наличии боевого оружия. Это патрули, караулы, конвой, внутренние наряды. Боевая деятельность — это выполнение задач с помощью боевого оружия. Это задачи по ликвидации вооруженных банд, диверсионных групп, десантов и остаточных групп противника. Боевые действия — это выполнение задач оборонительного и наступательного характера применительно к тактике Красной Армии. Боевая служба — это служебно-боевая деятельность нарядов, подразделений в условиях боевой обстановки.

Большую путаницу вызывают понятия «оперативная», «оперативность» и другие однородные слова. Оперативность — умение быстро и четко выполнять внезапно возникшие задачи, проводить в жизнь решения. С этим же термином связана агентурно-разведывательная работа, деятельность сотрудников этих аппаратов.

В нашей практике оперативно-боевая служба, или оперативно-боевая работа, означает немедленное подключение разведывательно-поисковых или поисковых групп, заслонов, засад, постов наблюдения, других нарядов к розыску, задержанию или ликвидации обнаруженных формирований противника, бандгрупп.

— Может быть, на сегодня хватит? — обратился генерал к присутствующим. — Начальник оперативного отдела подработает распоряжение, повнимательнее познакомьтесь с предложенными понятиями, как-нибудь порассуждаем о результатах. Есть вопросы?

— У меня, — отозвался Бодров.

— Говори!

— Если согласиться с предложенной терминологией, сводный отряд, который будем создавать, следовало бы именовать «оперативно-боевым отрядом».

— У меня возражений нет.

— Я тоже согласен, — сказал Николай Михайлович.

— Душой извелся ожидаючи, — встретил сына Николай Дмитриевич, — а вас с Анатолием все нет и нет. Ай уж что-то плохое случилось?

К Бодрову-младшему подошел Мухов, отвел в сторону.

— Совещание закончилось для Сергея успешно, — ответил Шведов отцу.

— Но он невеселый почему-то…

— Работы прибавилось много.

— Что это за работа такая? Может быть, я помогу чем-то?

— Ваш сын, Николай Дмитриевич, в скором времени станет командиром полка, а от теперешней работы тоже не освобождают.

— Ох! Ответственное это дело. Более тысячи человек в подчинении. Это надо же, такая уйма людей!

— Против меня заговор устраиваете? — повернулся Сергей к отцу и Анатолию. — Какие вопросы обсудили?

— Как тебе помочь, — ответил отец.

— Па! Работы хватит всем. Особенно тебе с Анатолием.

Сергей обнял отца, поцеловал:

— У меня никак не получается побыть с тобою, поговорить. Иди отдыхай пока. Нам с Анатолием предстоит ответственное дело. Напиши домой: у нас тут нормально.

— Выберу время, напишу сыну. Найдет же его почта на имя Дмитрия Бодрова. Звучит, а? — толкнул он локтем Анатолия.

— Понимаю, что отстаю, — с серьезным видом ответил Шведов, — но могу и догнать.

 

X

Каково это «ответственное дело», Сергей не знал. Мухов сообщил: начальника оперативного отделения ожидают представители политуправления фронта и политотдела войск НКВД по охране тыла.

— Что это может означать? — спросил Бодров у Анатолия.

— Все что угодно. Нет на твоем пути подводных камней, о которые можно расшибиться неожиданно?

— Камешков всяких много, но не таких, чтобы мешали.

— Большой корабль способен преодолеть крупные подводные рифы. Мудрость моя, — сказал Анатолий.

— Нам до больших далеко.

— Не скажи, не скажи!

— Толя, не уходи, вдруг понадобишься, — остановил Сергей.

В школе населенного пункта Червонопрапорное кабинет начальника оперативного отделения находился на втором этаже в классе физики. Напротив располагалась учительская, превращенная в кабинет начальника штаба. Офицеры отделений занимали соседний класс. Во время оккупации школа была превращена в казарму. Зимовали в ней румыны, сожгли в печке почти все парты, столы, стулья. Остались лишь классные доски. Теперь вместо мебели стояли сколоченные на скорую руку скамейки и козлы с уложенными поверх классными досками.

Поднимаясь по лестнице, Бодров увидел на площадке второго этажа двух офицеров. Впереди невысокий тучный человек с двумя плечевыми портупеями, над ним возвышалась голова подполковника Квантова. Он успел приложить к губам указательный палец. «Молчи» — понял сигнал Сергей.

Снизу не было видно погон. Поднявшись, Бодров увидел рядом с Михаилом Романовичем майора. Тот представился сотрудником политотдела войск НКВД.

А это, — сказал майор, — представитель политуправления фронта. — Он назвал фамилию и имя-отчество.

Сергей пригласил офицеров в свой кабинет, усадил на скамейку из неоструганных досок. В качестве хозяина сел за свой стол, отодвинул оба телефонных аппарата, поправил лежавшие бумаги.

— Слушаю вас, товарищи офицеры.

— На вас поступила жалоба в политуправление фронта, — сказал майор, глядя не мигая в лицо Сергея. — Оттуда прибыл подполковник Квантов, чтобы разобраться в деле.

— Уже есть «дело»? — удивился Бодров.

— Есть, есть. Вам придется объясниться по поводу грубого, нетактичного отношения к старшему по званию офицеру, подполковнику Шалевичу, несправедливого отношения к нему при назначении на должность.

— Он сам написал рапорт с просьбой о переводе на другую работу, — ответил Сергей.

— Вы его вынудили сделать это.

— Не переоценивайте моих возможностей. Он с ерундовой работой не справился.

— Какие поручения давались Шалевичу? — спросил Квантов.

— При формировании мобильного отряда возникла масса организационных проблем, в том числе по личному составу, специальной и боевой подготовке, размещению и так далее. Одним словом, уйма срочных дел. Так вот, он ответил, что его дело командовать, а не заниматься формированием. У него не было на это времени. Шалевич отказался от решения вопросов вооружения отряда. Все проблемы решал заместитель командира отряда, он потом и был назначен на эту должность. К тому же подполковник оказался совершенно не подготовленным в вопросах специальной тактики. Вероятно, почувствовав профессиональную непригодность, он написал рапорт. Пожалуй, это единственное, что украшает его как офицера. Отряд в скором времени после этого решал сложную оперативно-боевую задачу. Успех был достигнут благодаря грамотным действиям командира мобильного отряда майора Шведова, за что он получил благодарность от начальника войск НКВД. Сейчас отряд преобразуется в оперативно-боевой. Его успех — в хорошем знании специальной тактики, в высокой профессиональной подготовке офицеров, о чем Шалевич не имеет представления. Воевать должны профессионалы, а не командиры, умеющие лишь подавать команды зычным голосом. Их времена прошли.

— По каким качествам, по-вашему, — спросил майор с улыбкой на пухлых губах, — можно оценивать, профессионал или профан командует?

— По потерям. Выполнило подразделение задачу без потерь — его командир и есть профессионал. Ну а если он угробил людей, его следует называть по-другому.

Как вы оцениваете, товарищ майор, действия Шведова, если его отряд разгромил группу противника численностью до двухсот человек без потерь?

— Профессионал! По-другому никак, — ответил представитель политуправления фронта. — На мой взгляд, умысла в действиях Бодрова по отношению к Шалевичу нет.

— Что вы будете докладывать в политуправление фронта по существу жалобы? — обратился майор к Квантову.

— Мы с вами, думаю, одного мнения: для более глубокого разбирательства по рапорту подполковника Шалевича оснований нет, а с товарищем Бодровым проведена беседа по вопросу профессионализма командных кадров. У вас, товарищ Бодров, возражений по итогам разбирательства не будет?

— Я согласен.

— У меня тоже нет возражений, — сказал представитель политотдела войск НКВД.

— Все, вопрос закрыт. Но, Сергей Николаевич, — продолжил Квантов, — есть другой вопрос, более важный, чем рапорт склочника. Майора Шведова можно пригласить?

— Сейчас позову.

После знакомства с Анатолием Михаил Романович напомнил, что решением Центрального Комитета комсомола от 12 апреля 1942 года горкомы, райкомы создают на освобожденных от оккупантов территориях комсомольско-молодежные специальные отряды в помощь войскам НКВД для поддержания порядка и безопасности в городах и других населенных пунктах, охраны заводов, железнодорожных путей и сооружений, складов. Они могут привлекаться, кроме того, к осмотру лесов, оврагов, зарослей кустарника, бурьяна для выявления и задержания лиц, укрывающихся там от органов государственной власти. Политуправлением фронта при поддержке политотдела войск НКВД по охране тыла решено обучать комсомольско-молодежные отряды по вопросам специальной тактики. Для начала сформированы две наиболее подготовленные группы.

— Они вооружены? — спросил Шведов.

— Отряды подчиняются вам в оперативном отношении на период нахождения войск НКВД на данной территории, — уклонился от прямого ответа подполковник.

— Когда прибудут люди?

— Завтра.

— Как с питанием, размещением? — спросил Бодров.

— Они вам подчинены в полной мере.

— Долго мы вряд ли тут задержимся, стоит ли огород городить?

— Стоит. Многие из этих людей станут потом сотрудниками милиции, чтобы вести борьбу с бандами, преступным элементом. Если сумеете достать для них оружие, оно у ваших воспитанников так и останется.

— Время на подготовку?

— Как только доложите, что задача выполнена. Когда сами будете уверены, что они способны самостоятельно выполнять несложные задачи.

Полиотделец со Шведовым вышли посмотреть, где можно разместить полсотни человек для проживания.

Квантов протянул руку Сергею:

— Давай поздороваемся как следует. Прибывший майор тоже Шалевич, двоюродный брат нашего. Он прямо-таки гром и молнии метал, направляясь сюда. Но спесь с него мы сбили. Дерьмо бывает маленьким, а вони от него много. Наш Шалевич тоже мечет искры из глаз в защиту своего брата.

— Как вы будете ему докладывать?

— Так, как есть. Иначе не успокоится. Ты не член партии, добраться до тебя полковнику Шалевичу не так-то легко. А этого майора ты прищучь. Ему поручена организация партийно-политической работы входа подготовки курсантов отрядов к оперативно-боевой работе. Пусть думает, как обеспечить их всем необходимым. Но боевую и оперативную подготовку обеспечь. Шалевич-старший сует свой длинный нос куда его не просят.

— Учту!

— Буду приезжать для контроля. Вдвоем справимся с Шалевичем.

— Вы, я вижу, не очень-то любите своего начальника?

— Его никто не любит. Есть такие неприятные люди. Все им не так, не эдак, а как надо — не знают. Наш Шалевич такой и есть.

Наутро во дворе школы было столпотворение. Группами прибывали молодые люди, даже пятнадцати-шестнадцатилетние юноши. Мухов сформировал из них две спецгруппы по три отделения в каждой. В первую вошли бывшие партизаны, демобилизованные по ранению красноармейцы и сержанты, во вторую — необстрелянная молодежь и бойцы истребительных батальонов. Командирами взводов в обеих группах Шведов назначил заместителей командиров взводов из мобильного отряда, а во вторую и командиров отделений из рядовых солдат, подготовленных к выдвижению.

Политотдельский майор на первое построение спецотряда опоздал. Виновато улыбаясь, подошел к Мухову, принявшему рапорт от старшины отряда, назначенного из числа бывших партизан.

— Ну как? — поинтересовался он.

— Что именно?

— Вообще, — не нашелся с ответом майор. — Как решен вопрос с питанием?

— Командир оперативно-боевого отряда сказал, вы этим вопросом должны были заняться еще вчера, — ответил Валерий Александрович.

— С какой стати?

— Идите к нему и разбирайтесь. Мне надо налаживать занятия по специальной тактике и боевой подготовке.

Майор влетел в кабинет начальника оперативного отделения, когда тот со Шведовым рассматривал только что полученную крупномасштабную топографическую карту тыловой полосы фронта, вместе определяли вероятные районы проведения мероприятий оперативно-боевого характера.

— По какому праву, — заносчиво воскликнул он, — вы поручаете мне заниматься хозяйственными вопросами комсомольско-молодежного отряда?

— Без разрешения в кабинет начальника оперативного отделения имеют право входить лишь начальники войск, штаба, разведывательного отдела и сотрудники отделения, — не отрываясь от карты, сказал Бодров. — Не допускайте подобного. Коли уж вошли, ответьте, пожалуйста: каковы ваши обязанности в формировании спецотряда?

— Ну… — замялся майор, — общее политическое руководство учебным процессом.

— Поконкретнее, пожалуйста.

— Вы мне вопросов не задавайте. Я сам знаю, что делать.

— Беда в том, что вы не знаете, чем заниматься. Представитель политуправления фронта пояснил, что вам надлежит заниматься вопросами обеспечения всем необходимым курсантов спецотрядов. Занимайтесь! Это и будет партийно-политическим обеспечением учебного процесса. Кроме того, вы проводите политические занятия. У вас вопросы есть?

— Но я бы хотел…

— Извините. Мы заняты решением оперативных дел. Какие вопросы не сможете разрешить с Муховым, вечером приходите, разберемся. Свободны!

— Больно уж ты круто с ним, — покачал головой Анатолий.

— Каждый должен знать свое место, иметь конкретные обязанности. Иначе армия превратится в массу людей, где никто ни за что не отвечает, все стремятся контролировать других, ничего не умея делать.

— Это ты обрисовал наших политработников.

— Я имел в виду пустозвонов. Среди политработников есть достойные уважения люди. Не надо забывать, они первыми поднимаются в атаку. С питанием курсантов вопрос улажен?

— Нормально.

— Пусть майор побегает, разберется что к чему. Смотришь, начнет заниматься конкретным делом. Пока же чувство ответственности у него притуплено. Ни нужды, ни забот, можно сказать.

— Видишь, до чего дожили. Все в курсантах ходили, теперь своих заимели, сами в преподаватели выбились, — сказал Анатолий с улыбкой.

— На этот уровень мы поднялись, это верно. Надо бы академию осилить.

— Ого, куда замахнулся!

— Давай помечтаем, смотришь, и сбудется. Николай Михайлович сказал, мы подходим для этого. Но дел здесь пока много.

На школьном дворе состоялось первое построение оперативно-боевого отряда для строевого смотра — все девять рот, артиллерийские батареи, саперы. Анатолий расставил подразделения буквой «П». По-другому не позволила территория. Он доложил командиру о готовности к смотру, передал сводную строевую записку, в которой присутствующих и отсутствующих значилось тысяча двести тридцать два человека.

Вскоре к плацу подошла «эмка» начальника войск НКВД по охране тыла. Сергей подал команду «Смирно!», чеканя шаг, подошел к генералу, отдал рапорт.

— Здравствуйте, товарищи! — хрипловатым голосом выкрикнул начальник войск.

— Здравия желаем, товарищ генерал! — многоголосым эхом полетело по селу.

Дремавшие на ветвях вороны и галки с шумом поднялись в воздух, но, не обнаружив опасности, вновь начали усаживаться на свои места.

— Поздравляю с началом службы в составе оперативно-боевого отряда войск НКВД Юго-Западного фронта!

Троекратное «ура!» вновь всполошило птиц.

Генерал подозвал к себе командиров рот и батарей, поздоровался с каждым за руку.

— Товарищи офицеры, — сказал он, — есть случаи нападений банд так называемой Украинской повстанческой армии — УПА — на мелкие подразделения советских войск. Большинство столкновений заканчивается поражением нападавших, но и мы несем потери. Имеются данные, что УПА не планирует широкомасштабных операций против фронтовых частей, а ее мелкие группы укрываются в лесах, берегут силы, ведут сбор оружия на поле боя, запасаются продовольствием, выжидают, когда наступающие войска уйдут на запад. Сейчас в лесах укрываются не желавшие служить в армии лица, дезертиры, мародеры, недобитые мелкие группы немцев и румын, ставленники и пособники врага. Оперативно-боевой отряд создается для очистки тыла Юго-Западного фронта от враждебного и преступного элемента. Это задача настоящего и ближайшего времени. Ротам, кроме первой резервной, возможно, придется дислоцироваться в отдельных населенных пунктах, в которых командиры подразделений станут выполнять роль начальников гарнизонов, отвечать за состояние порядка и безопасности до создания местных органов милиции НКВД — НКГБ. Главная же ваша задача — находиться в постоянной готовности к выполнению оперативно-боевых задач. Масштабную многодневную операцию по очистке нашего тылового района следует провести в ближайшее время.

Затем подразделения прошли торжественным маршем мимо начальника войск НКВД и командира оперативно-боевого отряда. В приподнятом настроении покидали школьный двор красноармейцы и офицеры. И лишь один человек плакал. Николай Дмитриевич из кабины «виллиса» смотрел на сына рядом с генералом и не мог сдержать слез. «Видала бы мать, — думал он, — полюбовалась бы Сергеем Зина!»

Не было настроения и у Сергея. Перед самым построением начальник штаба сказал, что заместителем командира отряда по политической части назначен майор Шалевич из политотдела, Макаров остается в качестве пропагандиста.

— Майор вроде бы родственник того Шалевича, от которого избавились, — сказал Николай Михайлович. — Теперь у тебя два заместителя. Поздравляю!

— Товарищ полковник, оба Шалевичи не подготовленные для дела офицеры.

— Тут я бессилен.

Оставшись с генералом вдвоем после прохождения подразделений, Сергей осмелился обратиться к начальнику.

— Товарищ генерал, — твердым голосом сказал он, — отряд имеет специальное назначение, люди должны быть профессионалами своего дела.

— Совершенно верно, — ответил начальник войск, — в чем проблема?

— Мне в заместители назначили офицера, совершенно не подготовленного к выполнению оперативно-боевых задач. Тем более к руководству подчиненными.

— Кто рекомендовал?

— Политотдел по рекомендации политуправления фронта. Там есть полковник Шалевич, а у нас теперь будет майор Шалевич.

— Вы его знаете?

Сергей рассказал историю о «непредвзятой» проверке жалобы подполковника Шалевича его двоюродным братом майором Шалевичем, его пассивном отношении к курсантам комсомольско-молодежного отряда.

— Хо-хо!.. Многовато Шалевичей! Но что поделаешь. На фронте ни друзей, ни врагов не выбирают. Приказ подписан мною, а чтобы мне отменить его, нужны основания, причем веские. Нагружай заместителя в полной мере. Если не будет справляться, ставь вопрос перед руководством войск НКВД. Ваша должность позволяет это делать. Лучше, если бы сработались.

— Я толком не знаю, какие обязанности бывают у политработников.

— Не был им никогда, тоже что-либо конкретного сказать не могу.

К вечеру прибыл Квантов. Сергей поделился новостью по поводу назначения Шалевича своим заместителем.

— С чем и поздравляю, — улыбнулся Михаил Романович.

— Мне не до шуток. Все время надо держать себя в напряжении. Чем замполит должен заниматься?

— Организовывать и лично вести партийно-политическую работу в полку.

— В этом деле есть что-либо конкретное?

— Этим вопросом можно вогнать в краску любого политработника, если он, конечно, не специалист.

— Просвети, Михаил Романович! Я должен знать больше, чем подчиненный, тогда могу спросить с него.

— Вся сложность вопроса в простоте. Партийно-политическая работа — комплекс мероприятий политического и воспитательного характера, направленных на выполнение конкретной задачи. Во время обучения курсантов направленность одна, при подготовке марша — другая, в обороне — третья, а при наступлении — четвертая. Ясно ли я изложил суть вопроса?

— Вполне. Даже очень! У меня теперь будет тема для разговора, смогу дать задание и проверить конкретную работу.

— Поручи Шалевичу составить планы партийно-политической работы с курсантами, обеспечения ваших спецмероприятий. Сразу увидишь, что за гусь твой заместитель.

Вошел Мухов. Сказал, что в комнате ожидает приема вновь назначенный заместитель по политической части.

— Хорошо! — прокомментировал Квантов. — С этого момента ты уже настоящий командир, коли заместитель ожидает вызова.

Шалевич представился как заместитель командира специального полка войск НКВД.

— Полка еще нет, — ответил Бодров, — есть оперативно-боевой отряд. Поэтому надо именовать себя заместителем командира отрада.

— Полк будет, — вмешался Квантов, — как только изготовят знамя, печать и состоится приказ Главного управления войск НКВД по охране тыла.

— Началась у нас боевая, политическая и специальная подготовка курсантов спецотряда. Приступайте к своей работе, — обратился Бодров к Шалевичу, — составьте планы политической подготовки и партийно-политической работы в отряде по изучению специальной тактики. Завтра представьте планы мне на утверждение к двенадцати ноль-ноль. Потом обсудим их.

— Но планы работы мне будут утверждать в политотделе, — поднял покрасневшее лицо Шалевич.

— Планы заместителей, — нарушил молчание Квантов, — утверждает командир полка, а в подразделениях — командир.

— У меня не хватит времени, — виновато улыбнулся заместитель.

— В спецотряде время идет не так, как у обычных людей. Здесь часовая работа выполняется за тридцать минут. Значит, на составление планов у вас есть более суток. За это время побывайте в подразделениях, поинтересуйтесь заботами и чаяниями бойцов и офицеров, продумайте, как можно улучшить быт людей, решите вопрос с помывкой в бане.

— Да-а… — протянул Квантов, когда Шалевич вышел из кабинета. — Я уже расхотел быть твоим заместителем, Круто ты его взял в оборот.

— Это плохо со стороны?

— Напротив, красиво!

Вошел по вызову Мухов.

— Валерий Александрович, — обратился к нему Бодров, — буду представлять вас на должность начальника штаба полка.

Сейчас в отряде пока создадим подобие этого органа. Помаленьку втягивайтесь в дело. Составьте отдельно планы боевой и специальной подготовки, организации связи и разведки, тылового обеспечения, вооружения. Шикерин пусть поможет в расчетах, надо продумать вопросы проведения оперативно-войсковых мероприятий в населенных пунктах.

Поздним вечером в гости к Сергею пришли Анатолий с Наташей. Шведов не сказал женщине, с каким командиром он намеревается ее познакомить. Вошла в кабинет осторожно, робко опустилась на скамейку рядом с Анатолием. Отвечала на вопросы приглушенным голосом.

— Давай уйдем, — вдруг сказала она, — не люблю больших начальников, страх нагоняют.

— Этот начальник большой специалист пугать робких женщин.

Вошел Сергей. Наташа бросилась к нему, обняла, поцеловала.

— Ты тоже к начальнику? — спросила она.

— Он и есть начальник! — улыбнулся Анатолий.

— Ой, Сережа! — с восторгом посмотрела она на Бодрова.

— Наташа, ты прелесть. Рад видеть. От всего сердца приветствую землячку и ее спутника.

Сергей достал из сейфа фляжку спирта, десяток груш, принес воды в алюминиевой кружке, стаканы. Выпили за встречу. Наташа рассказала о своей службе в госпитале под Сталинградом, совместном проживании с Зиной на одной квартире, как провожала подругу домой по демобилизации.

— Знаешь, — сказала Наташа, — Зина мне рассказывала о ваших отношениях, раскаивалась, что оскорбила твои чувства, Сережа, что нет ей прощения. Стоило нам остаться вдвоем, дурой себя называла. Тебя возносила до небес. Она не говорила, что между вами произошло, но вину свою признала и, по-моему, искупила.

— Чем?

— Сыном!

— Всякая вина прощается? — спросил Сергей.

— Измена не забывается.

— Какая измена?

— Не физическая, конечно. Когда обманывают, когда друг становится в одночасье недругом. Когда из-за этого возникает глубокая, на всю жизнь, травма, от которой нет лекарства. Сердца влюбленных, как два сосуда, наполненных до краев драгоценными чувствами и уважением. Стоит капнуть в один из них каплей измены, и сосуд начнет переполняться отрицательными эмоциями. Лишь искренним раскаянием можно восстановить прежнее состояние души. По-моему, Зинке в полной мере отлились слезы ее ошибки молодости.

— Хорошо ты говоришь, Наташа. Но сгоревшее вновь не загорится.

— Тлеющие угли тоже греют. Если к ним подбросить доброго топлива, огонь может вспыхнуть с новой силой.

— Огонь бывает и холодным.

— Это ненависть. У тебя же ее нет. По глазам вижу.

— Многое из прошлого причиняет боль. Видно, доля такая.

— Время все сотрет. Можно, я напишу Зине письмо, опишу нашу встречу?

— Напиши, привет передай. Пожелай выздоровления. Она нуждается в поддержке.

— Товарищ командир полка, — встал Анатолий со скамейки, — у нас к вам просьба.

— Толя, мы выпили не так уж и много, — удивился Сергей.

— Я серьезно!

— Я тоже! — поддержала Наташа.

— Ребята, да вы что это так со мной?

— Разрешите нам пожениться, — сказал Шведов.

Наташа молча кивнула головой в знак согласия.

— Разве я на это уполномочен? — улыбнулся Сергей.

— Наверное, если командир части.

— Разрешение мое могут не признать.

— Если будет разрешение нашего командира, какую-нибудь бумагу Мухов составит, а Бодров подпишет и печать приложит. Вот и все будет.

— Наташа, ты согласна? Я оказался в роли попа и церкви.

— Да.

— Анатолий, ты берешь в жены Наташу, землячку мою хорошую?

— Да.

— Поцелуйтесь! Теперь ваши узы давайте скрепим по-русски боевыми ста граммами.

— По-моему, мы что-то нарушили, — засомневался было Сергей.

— А мы рады, что наши отношения узаконены, — улыбнулся Анатолий.

— Хотя только устно, — поддержала Наташа.

Перед началом совещания командиров подразделений с планами работ прибыл Шалевич. Передал Бодрову два листка из ученической тетради. Глаза его искрились радостью встречи, сам источал прямо-таки преданность и покорность.

Сергей посмотрел на бумажки без подписей. На каждом листе несколько пунктов, каждый из которых начинался словом «проведение». Далее значились собрания, митинги, беседы…

— Товарищ Шалевич я четко поставил задачу: составить планы. Вы должны были указать конкретные мероприятия, а также их сроки и исполнителей. Кроме того, без подписи бумаги мне не представлять.

— Это проект, — тихо ответил Шалевич.

— Что такое партийно-политическая работа? — вспомнил Сергей вопрос Квантова.

Шалевич поморгал глазами, уши его покраснели.

— Зачем такие вопросы? Я же не на экзаменах.

— Чтобы выяснить, знаете ли, что от вас требуется.

После неоднократной переделки документов Шалевич не выдержал:

— Вы ко мне придираетесь!

— Могу вашу бумагу представить в политуправление фронта или в наш политотдел. Пусть посмотрят.

— Может, вы мне подскажете, как такой план составить? — скривил майор пухлые губы в улыбке.

— Могу. Надо составить такой план работы, чтобы курсанты быстрее и прочнее усвоили курс специальной тактики. Чтобы документ получился, вам надо самому знать специальную тактику, и тогда конкретно сможете планировать, что необходимо сделать. Коли вы несете определенную ответственность за обучение спецотряда, советую: идите в группу на правах курсанта изучать специальную тактику. Двойная польза для дела. Сдадите зачет. Не стыдно будет вступать в разговор с офицерами и солдатами. Тогда ваши планы приобретут совершенно другую окраску.

— Но я же заместитель командира полка… то есть отряда?!

— Побудьте пока курсантом. Сами потом спасибо скажете. Заодно и планы работ научитесь составлять.

— Что скажут в политотделе?

— Я вас не принуждаю, лишь настоятельно советую. В полку специального назначения несведущие в деле специалисты не нужны.

— Я подумаю.

— Время не терпит. Дел будет много.

 

XI

Совещание с командирами подразделений длилось несколько часов. По существу это было не просто собрание для решения текущих вопросов, а военный совет офицеров отряда полкового уровня. Предстояло полным его составом выполнить чекистско-войсковую операцию в тылу Юго-Западного фронта без привлечения посторонних сил. При этом командиры подразделений стали как бы членами оперативного отделения штаба, общими усилиями оценивая оперативную обстановку, вырабатывая единый замысел и решение, наносили данные обстановки на свои рабочие карты. Наибольшие споры и разногласия вызывала оценка местности.

Войска Юго-Западного фронта занимали полосу обороны до 150 километров, которая одной третью шла вдоль Днепра, на остальном участке удалялась до 25 километров от реки. В тылу фронта в большей части местность ровная, с относительно небольшими лесными массивами. И лишь вдоль Днепра лес стоял сплошной стеной, а южнее Запорожья местами широкой, свыше десяти километров, полосой простирались знаменитые Днепровские плавни — царство комаров и лягушек. На подступах к ним сплошь заросли кустарника, леса вперемежку с небольшими озерами.

На совещании было принято решение сначала провести передислокацию подразделений в отведенные для их размещения населенные пункты, затем масштабную операцию по очистке тыла.

Общая площадь тылового района фронта более 65 тысяч квадратных километров. Каждой из восьми рот предстояло провести мероприятия по очистке на своем участке. Споры среди командиров возникли в связи с определением этих участков местности, далеко не однозначных по своему ландшафту, количеству населенных пунктов. По предложению Шикерина на карте площадь тылового района разделили на восемь равных частей, пронумеровали и бросили жребий. В каждом квадрате был намечен наиболее крупный населенный пункт, куда предстояло передислоцироваться подразделению в течение суток с тем, чтобы уже с рассветом начать операцию. Местом размещения командного пункта с резервной ротой, артиллерией и саперным взводом определили район железнодорожного узла Синельниково.

Старший офицер-оператор раздал командирам подразделений таблицы радиосигналов, сообщил порядок кодирования карт в единой системе обозначения координатной сетки применительно к рабочей карте руководителя операции, предупредил о строгом соблюдении режима работы радиостанций. На передачу радиостанцию разрешалось включать лишь в экстренных случаях и по вызову руководителя операции «Я Звезда».

Особенностью операции явилось отсутствие единого плана действий по целям, времени и месту. Общим было начало операции — восход солнца второго дня после совещания, а также задачи на всех участках: задержать, а при вооруженном сопротивлении уничтожить бандформирования, остаточные группы противника, враждебный и преступный элемент; отыскать места хранения, изъять оружие, боеприпасы, другое вооружение и военное имущество. Каждый командир единолично определял порядок и тактику действий подчиненных в процессе выполнения задач.

Закончился первый месяц осени, но летнее тепло не уходило. По-прежнему зеленой шапкой покрыты деревья. В лесу тихо, безжизненными лоскутками висят листья, узкий спокойный ручей с едва заметным колыханием поверхности воды лишь подчеркивает гнетущую неподвижность воздуха. Молчит недалекий фронт.

Послышались приглушенные выкрики. На поляне появилась небольшая группа людей. Впереди шли трое в немецкой форме с автоматами на шее, позади с холопской покорностью шесть человек в гражданской одежде — на каждом плече по пять-шесть автоматов ППШ, большие рюкзаки за плечами. Шумно дыша, потные носильщики с надеждой смотрели на бодро шагавшего впереди старшего.

— Клим! Отдохнуть бы?!

— Нема времени. Скоро завечереет, схрон не сыщем.

— Из сил выбились.

— Потерпите. Через несколько минут придем.

Действительно, вскоре появились лежавшие вкривь и вкось спиленные сухие толстые деревья. На первый взгляд могло показаться, что лесорубы в спешке оставили рабочее место. На самом деле эта кажущаяся беспорядочность вырубки обозначала неширокую полосу, вправо и влево уходившую вдоль густой стены кустарника и лесной поросли. Путники остановились возле первого же поваленного дерева — с поклажей не пролезть. Не спеша перебрались через него, вновь взвалили на плечи груз и углубились в заросли.

Вот наконец и схрон. Люк в темный провал несколько заглублен в землю. На крышке дерновый слой в десяток сантиметров. Даже вблизи на поверхности не видно бугорка.

Чтобы не нарушать маскировку, прибывшие остановились поодаль, осторожно по едва видимым в траве плоским камням перенесли оружие, опустили в люк. Там автоматы и рюкзаки принимали молча. Ни ответа, ни привета. Не говоря ни слова, люди в немецкой форме спустились туда же.

Пока суть да дело, подошел вечер. Красные лучи солнца блеснули между деревьями и погасли. Незаметно сгустились сумерки, не стало видно неба, и за несколько минут лес погрузился в непроглядную темноту. Путники молча столпились возле большого дерева. Вполголоса начали обсуждать, как поступить. Идти по темному лесу, неизвестно куда выйдешь. Вокруг по дорогам патрули, в деревнях комендантский час. Поразмыслив, решили переждать до утра. На ощупь стали рвать траву в небольшой лощине для подстилки, пообжигали руки злой крапивой. Согнувшись калачиком, улеглись на голую землю вокруг дерева. Тревожный сон поминутно прерывался ночными звуками. Подул ветер, и лес сразу же наполнился шумом. Медведь будет переть напролом, и то не услышишь, не то что человека. Едва в сером рассвете начали просматриваться деревья, группа была на ногах. Гуськом чуть различимой тропинкой двинулась в сторону показавшегося вдали железнодорожного полотна.

Расстояние от опушки леса до вздыбленных на насыпи рельсов не более двухсот метров, но местность открытая, просматривается вправо и влево на километр и более. Ночной ветер стих. Поеживаясь от утренней свежести, люди остановились у крайних деревьев, понаблюдали. Тихо. Осторожный Остап предложил втроем идти к железной дороге, остальным подождать сигнала, что там тоже путь свободен.

Под наблюдением оставшихся тройка ускоренным шагом двинулась на разведку. Группа прошла уже более половины пути, когда во всю ширь из-за насыпи поднялась на гребень цепь группы прочесывания с винтовками наперевес.

Бежать бы обратно в лес, но подкосились ноги. Лишь молодой Пашко рванулся назад, но тут же прозвучало несколько винтовочных выстрелов и громким эхом покатилось по лесу. Пашко упал, не подавая признаков жизни.

Не ускоряя шага, цепь подошла к сидевшим на земле двум мужчинам, не останавливаясь, проследовала дальше в прежнем темпе. Подошел офицер.

— Встать! — подал он команду, недобрым взглядом окинув вскочивших людей. — Обыскать! — приказал подошедшим трем красноармейцам.

— Нема сброи, — почти одновременно заговорили задержанные. — Впереди трое наших тоже без сброи.

— Проверим. Если соврали, получите штык в бок, — пообещал ефрейтор.

— Прочесывание местности вела девятая сборная рота, вооруженная лишь винтовками. Недостаточно сколоченное подразделение впервые приняло участие в подобной операции. В качестве усиления вслед за цепью прочесывания шла вторая невооруженная комсомольско-молодежная группа. В ее составе находился заместитель командира оперативно-боевого отряда майор Шалевич. Следуя совету Бодрова, он добросовестно выполнял роль курсанта. Но волей-неволей, сам того не желая, он возглавил спецгруппу, составленную из бойцов истребительных батальонов и молодежи. Старшим группы являлся физически сильный молдаванин. В списках он значился под фамилией Кренге, но незапоминающуюся фамилию подчиненные заменили на Молдаванина. Его группа перемещалась за левофланговым взводом, перед фронтом которого оказались неизвестные. Командир взвода, зная, что во втором эшелоне за ним следует майор, не стал разбираться с безоружными задержанными, передал неизвестных Молдаванину, который совершенно не ведал, что с ними делать. Расстрелять бы, да оружия нет. Вооруженным наганом оказался лишь майор Шалевич.

— Пусть задержанные берут убитого друга за руки-ноги и несут к командиру роты, он разберется, что к чему, — отдал майор распоряжение.

Однако конвоировать задержанных безоружные курсанты не могли. Пришлось Шалевичу самому выполнять эту задачу. Молдаванин выделил в помощь майору одного бойца, и процессия двинулась вдогонку за цепью в сторону, где должен находиться командир роты.

Долго нести мертвое тело задержанные не смогли. Через сотню метров, обливаясь потом, они бросили убитого, а потом, взяв за руки, волоком потащили его по траве.

— Так роту мы никогда не догоним, — сказал помощник конвоира. — Надо тело бросить и шагать налегке.

— Его же потом искать придется, — усомнился Шалевич.

Совет помощника тем не менее понравился. У одинокой березы опустили тело убитого, прикрыли лицо травой, чтобы мухи не роились, и группа поспешила за ушедшей вперед цепью.

Командир роты тут же передал по радио сигналы: «121, 3, 3–1, +3». Шалевичу пояснил:

— Первое число означает «есть задержанные», следующее — их количество, далее — один из них убит; плюс три — есть трое задержанных перед фронтом роты.

— Передав под конвой ротному резерву задержанных, майор с помощником ушли вдоль цепи на левый фланг догонять свою группу.

Весть о том, что впереди фронта роты укрываются трое неизвестных, была передана по цепи вправо и влево. Подойдя к опушке леса, рота остановилась, после чего осторожно приступила к поиску неизвестных. Впереди каждого взвода был выставлен дозор.

Спецгруппа без оружия шла в полусотне шагов позади основной цепи. В надежде на бдительность впереди идущих бойцы переговаривались, поглядывали на сереющее небо. Идущий рядом с майором в цепи Молдаванин обратил внимание на кучу хвороста в неглубокой и узкой промоине, забросанной ветками и припорошенной листвой.

— Подозрительно, — сказал он Шалевичу, — куча хвороста — это дело рук человека.

— Цепь-то должна была осмотреть ее?

— Мало ли что. Надо и нам полюбопытствовать.

Когда отбросили последнюю ветку, из-под растительного мусора вдруг возник человек. Облепленный травой и листьями, давно не бритый, он напоминал лешего. Майор и Молдаванин стояли по разные стороны промоины. Появившийся мужчина оказался лицом к лицу с Шалевичем. Злобно сверкнув глазом, он неожиданно выпрыгнул из неглубокого укрытия и вцепился в двойную портупею майора, намереваясь свалить его. Но Молдаванин сзади ребром ладони наотмашь ударил нападавшего по шее. Тот издал хрюкающий звук и как подкошенный упал перед Шалевичем на руки. Майор схватил бандита за волосы и с силой ткнул в лицо коленом. Обмякшее тело опустилось на землю.

Мужчину обыскали, нашли за поясом немецкий парабеллум, который по распоряжению Шалевича был отдан Молдаванину. Воодушевленный успехом майор тут же отправил посыльного с распоряжением командиру роты об усилении бдительности. Решил не отконвоировать задержанного, а со связанными брючным ремнем руками держать при себе до конца операции.

«Леший» оказался в годах. Скрученные руки с подагрическими бугорками в суставах, угрюмый взгляд водянистых глаз не вязались с понятием «бандит». Мужик мужиком!

Зачем же ты, мил человек, ни с того ни с сего бросился на меня? — спросил майор.

— Едва избавились от одних постылых пришельцев, теперь другие на нашу голову, — с остервенением сплюнул под ноги задержанный.

— Мы же несем вам освобождение от оккупантов, а вы так враждебны к нам.

— От вас меньше добра, чем зла.

— С кем это вы нас сравниваете?

— С немцами. У них чем лучше работаешь, тем лучше будешь жить. А при советской власти все зависит от должности и партийности. Знания и умения не учитываются. У вас политбюро сплошь неграмотное, а маршальские да генеральские погоны понадевали.

— Ну ты, чмо, прекрати зубоскальство, а то выведешь из терпенья.

— Отпусти меня, майор, не хочу я больше ни с кем воевать. Гады все.

— Раньше надо было думать. Укрывался, задержали вооруженным, совершил нападение на офицера. Как тебя отпускать? Военному трибуналу выскажешь теперь просьбу.

— Заметь я вовремя твоего верзилу, застрелил бы обоих.

— Вот видишь, то просишь отпустить, то вновь злобствуешь.

— Ах, как же я ненавижу вас, москалей!

— Спасибо за откровения. В рапорте о задержании их изложу.

— Все едино — расстрел. Сколько своих людей перестреляли?!

— Стреляют врагов.

— Если бы эти тысячи невинных были врагами, советская власть не продержалась бы и дня.

— Прекратить разговоры!

Шалевич с задержанным шли позади цепи, их разговора бойцы не слышали, но майор счел, что тема беседы выходит за рамки дозволенного. Подозвал пару бойцов, поручил им конвоировать задержанного и в разговор с ним не вступать.

Вскоре подошла полевая кухня. Цепь остановилась на обед. На своих местах остались лишь дозоры. Бойцы обедали поспешно: время поджимало. Едва опорожнились котелки, поступила команда: «Занять свои места в цепи!» И снова вперед. Дозоры управлялись с обедом на ходу.

Неожиданно старший дозора поднял руку и резко опустил. «Стой», значит. Остановилась цепь взвода, а затем всей роты. Командир взвода приблизился к наряду. Впереди густые заросли ивняка с порослью леса. Тихо. Но старший наряда доложил, что в зарослях был слышен приглушенный разговор людей. Подошел руководитель группы поиска. Укрывшись за деревьями, офицеры наблюдали за зарослями. Командир роты доложил обстановку Шалевичу, предложил:

— Надо окружить заросли, затем двинуться левым флангом вперед с большими интервалами между красноармейцами. Если никого не обнаружим, вновь выстроим цепь, пойдем дальше.

— Не возражаю, — сказал майор, хотя не совсем понял, кто и что будет делать.

Заросли оказались довольно густыми и значительными по размерам. Бойцов с автоматами расставили через двадцать пять шагов, а в интервалах и несколько позади — с винтовками. Импровизированная цепь нешироким шагом двинулась вперед. Возглавить ее пожелал майор Шалевич.

— Я хотел послать во главе своего заместителя, — сказал командир роты.

— Пусть командует, мы будем идти с Молдаванином позади. Понаблюдаем, — поспешно согласился майор.

Желание идти с малыми силами в густые заросли у Шалевича возникло спонтанно. Он тут же спохватился, но, как говорят, слово не воробей… И несказанно обрадовался, когда во главу группы поиска был определен заместитель командира роты.

Однако собственное отважное заявление подняло настроение майору, заметно повысило его авторитет в глазах подчиненных.

В зарослях под ногами бойцов оказался толстый многолетний ковер из опревших листьев, совершенно поглощавших звук шагов. Был слышен лишь треск сломанных веток, мешавших движению. Командир группы поиска подал по цепи шепотом команду соблюдать тишину, и бойцы крадущимися шагами продолжили движение.

Прошло немного времени. Идущий впереди дозор неожиданно подал сигнал «Стой!» Невдалеке в траве обозначился квадратный провал в земле. Вспорхнула потревоженная осторожная сойка, но по-прежнему было тихо. Заместитель командира роты совместно с дозором в готовности к открытию огня приблизились к отверстию. Ни звука из темного подземелья.

Подошел Шалевич, насмешливым взглядом окинул стоявших в паре метров от люка бойцов и офицеров, извлек из кобуры наган и шагнул к подземелью.

— Товарищ майор, подождите, надо проверить, что там внутри.

Да куда там. Шалевич отмахнулся, как от назойливой мухи, встал на колени возле провала, уперся руками о его края, нагнул голову внутрь. В это же мгновенье его ноги взметнулись вверх, и майор исчез с поверхности земли. Лишь оставленный возле люка наган напоминал, заместитель командира отряда только что был здесь.

Дозорные и офицер не новички на фронте. Не раз бывали в смертельных схватках, в бою не трусили, а тут растерялись. Только что рядом был их начальник, и вдруг исчез! Люди бросились на землю в готовности к открытию огня. Но вокруг ни звука. Не слышно было, что творилось в подземелье.

Шалевич упал на утоптанный земляной пол руками вперед, которыми смягчил удар. Он перевернулся через спину и сел на корточки. Заныла шея, потянулся к ней, но по руке из темноты ударили палкой, и хриплый голос над ухом приказал молчать. Майор посмотрел вверх на светлый квадрат неба, но та же палка теперь прошлась по голове.

— Сидеть! — прохрипел кто-то невидимый.

Плен — понятие не менее страшное, чем смерть. Но если после нее наступает тишина и освобождение от земных мук и страданий, то в плену они только начинаются. Со свежего воздуха в подземелье ударило в нос удушливым запахом сивухи, нечистот. В сознании билась мысль: «Не может быть… Бред какой-то». Захотелось встать, но палка легла на плечо, придавила.

— Такой симпатичный, пухленький, — послышался из темноты женский голос, — а дурак.

— Право слово, дурак, — согласился Шалевич.

Женский голос в вонючем каземате неожиданно снял оцепенение, пленник даже улыбнулся своему глупому положению.

— Кто будешь? — прозвучал тот же приятный голос.

Шалевич не стал скрывать, кто он. Удостоверение личности пока у него, но изъять его ничего не стоит.

— Шишка!

— С кем имею честь? — наигранно бодрым голосом спросил майор.

— Много вас в нашем лесу? — последовал новый вопрос.

— Отряд полкового состава, — приврал Шалевич.

— С кем же собираетесь воевать?

— С теми, кто скрывается от военных властей в прифронтовой полосе. Кроме того, собираем оружие, боеприпасы и другое военное имущество.

— Опоздали. Мы уже все подобрали.

— Поделитесь, и разойдемся с миром.

— Мира у нас не получится, дорогой.

— А что вам остается делать? У нас сила, а против нее не попрешь!

— При наличии большой силы ума обычно не требуется, — проворковала женщина.

Не найдясь с ответом, Шалевич промолчал.

— Что вы со мной намерены делать, — озабоченно спросил он.

— Потолкуем, затем расстреляем.

«Стерва ласковая», — подумалось ему. А вслух добавил:

— Какой смысл? Наверху будут приниматься меры по освобождению меня. А убьете, вас ведь не помилуют.

— А если мы вас отпустим, как с нами поступят?

— Если не тянется за вами хвост преступлений, никого удерживать не будут.

— Мы по-разному понимаем преступления. Считаем преступниками тех, кто нашу землю оккупирует, а вы нас, то есть тех, кто борется за свободу.

— Мы тоже за вашу, а значит, и нашу свободу.

— Вряд ли вы, майор, поймете разницу.

— Кто вы?

— Слышали про «украинских добровольцев»?

— Еще бы! В апреле этого года из них немцы сформировали дивизию СС «Галичина» численностью восемнадцать тысяч человек. Эмблемой соединения стал Галицкий лев, — ответил Шалевич.

— Разведка у вас работает!

— Какая свобода эсэсовцам по душе, мне понятно.

— Заткнись! — прохрипел уже знакомый голос.

Начало сводить ноги, и Шалевич сел на земляной пол.

Попривыкнув к темноте каземата, майор начал различать предметы, людей. В углу на пиленом чурбаке сидела женщина в черном с поблескивающим маузером на коленях. Виднелось лишь ее лицо и руки. С боков на маленьких скамейках размещались по два человека в немецкой форме. Один из них с увесистой папкой.

Вся компания неотрывно глядела на него. Послышался голос сверху, просили майора отозваться. Но эсэсовец погрозил ему палкой.

— Как вас занесло сюда? — осмелел Шалевич. — Дивизия эсэс далеко отсюда.

— Прибыли за пополнением, — отозвалась женщина, — а тут ваше наступление. Помоги выбраться, жизнь подарим.

— Уйти вам отсюда невозможно. Заросли окружены.

— Ну, кажется, поговорили, пора кончать его, — прохрипел эсэсовец с палкой.

— Поступим по-иному, — ответила женщина. — Когда сюда ворвется группа захвата, мы будем уже далеко. А майор еще послужит нам в качестве пропуска.

— Тебя как бабу, возможно, пропустят с этим ублюдком, — сказал Хриплый, — а нас, так или иначе, перестреляют.

— Не дрейфь преждевременно. Попробуем уйти. Надежда еще есть.

Наверху, вблизи вонючего схрона, шли иные разговоры. Подошел командир роты. Но никакой информации не было. По-прежнему из люка никто не показывался, не подавал голоса майор.

— Возможно, наш замполит сам упал в отверстие? — спросил командир роты.

— Сам видел руки, которые схватили его и рванули вниз, — ответил старший дозора.

Не зная, что предпринять, командир роты решил сообщить руководителю операции о случившемся. Но в переговорной таблице не было предусмотрено соответствующего обстановке сигнала, поэтому в эфир пошел тревожный «500», что означало: «В подразделении ЧП». Тут же пришел ответ: «Ждите».

Через полчаса прибыл Бодров, с ним на пяти «студебекерах» резервная рота автоматчиков. Командир девятой роты доложил о чрезвычайном происшествии, проведенных мероприятиях.

Сергей приблизился к люку, позвал Шалевича. Но в ответ — тишина.

— Что говорят задержанные? — спросил он у командира роты.

— Вчера вечером туда спустились трое в немецкой форме.

— Когда вам стало известно об этом?

— Во время опроса. В таблице радиосигналов не предусмотрено ничего для подобного предупреждения. Пошел сам вслед за взводной группой поиска, но опоздал.

— Надо бросить в отверстие гранату Ф-1 с холостым запалом. Слабонервные начнут сразу же выскакивать оттуда.

Гранату бросили. Вновь тишина. К веревке привязали длинную палку, подтолкнули в люк. Она ушла вниз почти по самую макушку. Вынули, определили: глубина два с половиной метра.

— Складывается впечатление, там никого нет, — сказал в задумчивости Бодров.

— Похоже.

— Вот бы где пригодились собаки… Товарищ Шведов, — обратился Бодров к стоявшему рядом заместителю, — надо сформировать отделение кинологов. Что будем делать сейчас?

— Спускаться в провал. Возможно, там есть коридоры, по которым ушли бандиты.

— Нужны добровольцы…

— Я пойду, — сказал старший дозора. — Возьму наган майора и спрыгну.

— Выполняйте!

Через пару секунд послышался голос снизу:

— Тут темно. Нужны спички.

Бросили смельчаку зажигалку.

Прошла томительная минута ожидания.

— Товарищ майор! Тут никого нет!

— Я пойду посмотрю, — вызвался Шведов.

— Спускайся! С тобою пойдет весь дозор. Если будет нужно усиление, сообщишь.

Тут же из люка показались два автомата ППШ, потом еще и еще. Вскоре на поверхности лежали десять автоматов.

— Больше оружия нет, — послышалось снизу.

— Что говорят задержанные о количестве оружия в схроне?

— Несли тридцать автоматов, тротиловые шашки.

— Пошлите вниз заместителя, — обратился Бодров к командиру роты, — пусть ищут.

Через минуту-другую над люком показалась голова Шведова.

— Тут есть в стене вход, он загорожен плетнем и обмазан, как и все вокруг, глиной, сразу не заметишь, находится со стороны, откуда шла группа поиска. Куда идет, неизвестно. Дверь закрыта с обратной стороны.

— Значит, есть другой схрон, связанный коридором с этим. Надо искать.

Руководитель операции подозвал командиров подразделений и приказал:

— Резервной роте автоматчиков сменить группу окружения! Девятой вести поиск схрона, прощупывать штыками ковер листьев. Спецотряду вооружиться заостренными палками, проделать то же самое вокруг люка в радиусе пятидесяти метров. Выполняйте!

И поиск начался.

Между тем из люка начали вновь появляться автоматы, обрезы винтовок, ящики с патронами, толовые шашки, бикфордов шнур. Потом на поверхность подняли два ручных пулемета, два ящика противопехотных мин. Когда из люка выбрались заместитель командира девятой роты и его подчиненные, посчитали. Оказалось, тридцать два автомата, пять цинковых ящиков с патронами к ним, четыре ящика винтовочных патронов.

Прошел час поиска, второй, перевернули горы листьев, но ни другой схрон, ни люди не были обнаружены.

Садилось солнце. Руководитель операции через посыльных передал распоряжение:

— Резервной и девятой ротам, спецотряду прекратить поиск. На ночь всем оставаться на своих местах. С наступлением темноты всякое движение прекратить, усилить бдительность. Ужин и завтрак сухим пайком, с рассветом поиск возобновить.

Шведов пошел проверить выполнение распоряжения группой окружения, Бодров — поисковой цепью.

Остальным подразделениям по радио старший офицер-оператор передал сигнал: «Действовать по обстановке».

 

XII

Бандгруппа с пленным Шалевичем ушла в подземный коридор незадолго до момента, когда в схрон забросили холостую гранату. Эсэсовец открыл в стене дверь, впустил туда людей, подпер ее изнутри доской. Едва дверь закрылась, наступила беспросветная тьма. Женщина зажгла свечу, и ее пламя показалось ослепительно ярким, проявились контрастные лица, оружие, глиняный свод и черные тени. Запахло плавленым стеарином, невесть откуда потянуло свежим воздухом, колыхнуло пламя свечи, стало легче дышать.

Женщина передала свечу рядом стоявшему эсэсовцу, тот, обхватив ее длинными костлявыми пальцами, поднял над головой, и процессия двинулась, заворачивая вправо по сузившемуся до ширины плеч коридору. Через каждые пять-шесть шагов коридор имел в стенах углубления, в которых мог поместиться человек. «На случай встречного движения», — сообразил майор. Не зная зачем, мысленно начал цепляться за эти ниши. Он шел предпоследним в колонне, шествие замыкал эсэсовец с палкой, о которую опирался при движении. Строить конкретные планы побега не имело смысла. Долго шли или нет, майор не мог определить. Коридор внезапно расширился, и путники оказались в небольшом помещении с тяжелым запахом кала и мочи. Вновь эсэсовец с палкой закрыл за собой дверь, приложил палец к губам — тихо!

Люди прислушивались, но кроме звона в ушах вокруг ни звука. Тут же конвоиры уселись на землю, привалившись спиной к прохладной стене. Пленник оказался посредине бункера, с противоположной от входа стороны успел заметить темный узкий провал. Женщина перехватила его взгляд.

— Там тоже есть тоннель, но он будет закрыт. Тут куда ни пойди, упрешься в глухую стену.

— Все время под землей — мрачная житуха у вас, — вполголоса сказал Шалевич.

На удивление самому себе он не испытывал страха, захотелось поговорить с женщиной.

Конвоиры один за другим начали клевать носом, похрапывать, свесив головы на грудь. Только женщина, как кошка на мышь, неотрывно глядела на майора. После длительного молчания она неожиданно сказала:

— Мы другие, и жизнь наша не такая, как у всех.

— Ради чего?

— Придет время, мы окажемся наверху, власть станет нашей. Создадим Украинскую Самостийную Соборную Державу.

— Что потом?

— Жизнь пойдет по нашим законам, — подняла голову женщина.

— Всякая революция — море крови, контрреволюция — не меньше. Сейчас она течет рекой, потом опять убивать друг друга ради какого-нибудь лозунга?

— Людей много, родятся новые, — нервно сказала она.

— Вы готовы умереть за жизнь, которая пойдет по неизвестным еще законам?

— Не обязательно мне умирать.

— Значит, чужие жизни не жалко?

— Нет, почему же… — растерянно сказала собеседница.

— Сколько вам лет?

— Женщинам такие вопросы не задают.

— Мужчины определяют возраст женщины по внешнему виду довольно точно. Ошибка в два-три года. Сейчас темно, но по голосу вам не более двадцати пяти-двадцати шести. Лучший период жизни человека, когда он молод, полон сил, но уже имеет дело в руках и жизненный путь его обозначен. У вас же все, как в этом склепе: темно и расплывчато.

— Судьба.

— Как вас зовут?

— Эмма.

— Пурпурный закат давно видели, Эмилия?

— Красота!

— Выход отсюда для вас в лучшем случае — от одной тюрьмы до другой, иначе придется распрощаться с белым светом.

Шалевич внимательно вгляделся в прикорнувших эсэсовцев, сказал едва слышно:

— У вас жизнь впереди, если я уйду целым и невредимым.

— Не так все просто…

В это время наверху послышались неясные голоса.

— Чегой-то там? — встрепенулся «Хриплый», как мысленно назвал майор эсэсовца с палкой. Перестали сопеть остальные пришельцы.

Задрав головы вверх, компания внимательно вслушивалась. Однако разговор наверху не возобновлялся. Глубокая тишина царила в подземелье. Было невыносимо душно.

— Открой люк, — обратилась женщина к одному из спутников.

Тот встал, отодвинул ногой майора, поднял лежавшую у стены стремянку и взобрался на нее. Прошли минута-другая, и в схрон хлынул свежий поток воздуха. Хватая ртом живительную прохладу, эсэсовец воздел руки к небу, но в тот же миг его ноги оторвались от стремянки и он будто взмыл вверх.

— Матерь божия, спаси люди твоя! — воскликнула женщина и устремилась к черному проему в стене.

За нею ринулись остальные, и лишь Хриплый не растерялся — схватив за шиворот Шалевича, потащил к коридору вслед за ушедшими. Свеча погасла. Просунув два пальца за ворот гимнастерки, майор второй рукой попытался опереться о землю, и тут его пальцы зацепились за маузер, оставленный впопыхах женщиной.

— Я сам пойду, — прохрипел пленник, — задушишь.

— Не велика потеря, — отозвался Хриплый.

Тем не менее эсэсовец поднял Шалевича на ноги, пошел сзади. С маузером в руке и колотившимся с бешеной силой сердцем майор шел в темноте по коридору, подталкиваемый палкой конвоира. Постепенно стук в груди утих, вернулась ясность сознания. Пленник не знал, заряжено ли оружие, подготовлено ли к стрельбе. Они с Хриплым поотстали. Шалевич не видел охранника, слышал лишь за спиной его тяжелое дыхание. Ведя пальцами левой руки по стене, он положил ствол маузера на плечо. Как только рука нащупала нишу, майор нажал на спусковой крючок. Ослепительная вспышка и грохот выстрела в замкнутом пространстве на мгновенье парализовали, но он тут же протиснулся в нишу, прижался спиной к ее шершавой поверхности. В ушах звенело набатом, нервно подергивалась мышца под правой лопаткой. Шалевич подал ногу вперед, она тут же уперлась во что-то мягкое. Он нагнулся, чтобы на ощупь определить, тело ли это. Но тут же за руку схватили, потянули. Майор дважды выстрелил вниз. Рука освободилась. Прислушался. В звенящей тишине ничьих шагов не было слышно. Только безмолвие и стук в висках.

Свобода! Радостно забилось сердце. Бежать назад! Но под ногами тело человека! Решился! Выпрыгнул из ниши, одной ногой едва коснулся мягкого живота, второй попал в ногу убитого, скользнул, упал на руки. «Маузер», — мелькнула мысль. Начал ощупывать пол. Нашел оружие в двух шагах от тела эсэсовца.

Хотелось бежать, но в беспросветной темноте сразу же уткнулся лицом в глину. Пошел медленно, ощупывая стену. Останавливался, прислушивался, нет ли погони. Наконец рука повисла в воздухе, стена резко ушла влево. Малый схрон! Но куда подевался люк? Он же был открыт! Осторожно пальцами, с вытянутыми руками, ощупывая маузером пространство вокруг себя, майор медленно двинулся вперед. Стремянка стояла на прежнем месте.

Когда он поднялся на предпоследнюю ступеньку, голова уперлась в преграду. Шалевич поискал на ощупь задвижку вверху, с боков — никаких признаков, уперся рукой в обнаруженный выступ, и в то же мгновенье оказался едва ли не по пояс на поверхности. Рядом лежал на петле громадный пень, полый внутри. Ударило в голову прохладным воздухом, зарябило в глазах от ярких звезд.

И тут же сильные руки подхватили майора под мышки, бросили на землю.

— Попался, гад! С маузером шастал?!

Хотел назваться, но комок в горле перехватил голосовые связки, слезы потекли по щеке.

— Чего молчишь, гад? — ткнули сапогом в бок задержанного.

— Та ж, кажись, це майор?!

Подошел Молдаванин, нагнулся к лежавшему на боку задержанному.

— Товарищ майор! Никак вы?!

Весть о том, что Шалевич самостоятельно выбрался на поверхность, молнией облетела группу поиска и окружения. Ликовали спецотрядовцы. На их долю выпала удача извлечь из схрона на свет божий эсэсовца, а затем и заместителя командира отряда.

Майор сидел на откинутом пне, улыбался, дышал всей грудью, и уже новые мысли теснились в голове: «Что сказать командиру, в политотделе?»

Торопливо подошел оперативник Львов.

— Товарищ Шалевич, поздравляю с возвращением живым и невредимым. Где банда, сколько там людей, каковы ее намерения?

— Банда пошла дальше по туннелю, а куда, не знаю. Там в подземелье остались женщина и два эсэсовца с немецкими автоматами. Женщина не вооружена. О своих намерениях они, похоже, сами не знают. Туннель заворачивает куда-то вправо. Там возможен выход на поверхность. Когда сидели в этом схроне, — майор ткнул каблуком сапога в землю под собою, — пламя свечи колебалось.

Руководитель операции находился в штабном автобусе, составлял распоряжение на следующий день. Операция началась и шла неплохо, не случись ЧП с Шалевичем. Обстановка сразу же приобрела нервную окраску. Бодров послал офицера связи к начальнику штаба с неприятным сообщением и тут же получил ответ. На клочке бумаги без подписи значилось: «Искать, никому не докладывать».

— Искать, безусловно, надо, — рассуждал Бодров вслух, — если бы знать как.

Минула полночь, прежде чем задержанный эсэсовец сообщил, что Шалевич жив и здоров. Первая положительная информация в безвыходной ситуации, когда стрелять нельзя, гранату бросить — тоже, опустить людей в схроны опасно.

В салон автобуса влетел Львов с экстренным сообщением: «Шалевич на свободе! Изложил данные о людях в подземелье».

По крупномасштабной карте определили: со стороны, откуда ведется поиск, к зарослям подходит небольшая промоина.

— Лучшего места для выхода из подземелья не найти. Из убежища в укрытие, а там поминай как звали, — высказался Львов. — Возможно, эсэсовцы с бабой уже ушли.

— Это на рубеже окружения, — определил Бодров, — там не проскочат. Но всякое может случиться.

Вскоре, петляя по лесной дороге, «виллис» руководителя операции мчался к намеченной точке. Остановились вблизи малого схрона. Бодров вышел из машины навстречу поднявшемуся Шалевичу.

— Простите меня, Сергей Николаевич, ради бога. По-глупому вышло. Хотел авторитет у подчиненных заработать.

— Потом поговорим. Идем встречать ваших знакомых!

— Черт бы их побрал…

В темноте отыскали промоину. Командир роты расположил резервное отделение по обеим сторонам промоины с задачей: ожидать появления «гостей», захватить, при вооруженном сопротивлении уничтожить. Офицеры уселись в автомашину покимарить.

Однако отдыхали не долго. Еще не занялся рассвет, когда одновременно с обеих сторон засады раздались голоса: «Стой! Стрелять буду!» И тут же снизу и сверху послышались автоматные очереди. Командир роты крикнул:

— Прекратить стрельбу!

Но было поздно. Оба эсэсовца оказались убитыми. Женщины с ним не было.

— Как зовут женщину? — спросил Бодров у Шалевича.

— Эмилия.

— Зовите ее. Она должна угадать ваш голос.

— Эмма, Эмма! — летело по промоине. — Это я, майор, выйди, тебя не тронут.

Но ответа не было.

— Сергей Николаевич, разрешите, я пойду туда, уговорю ее выйти. Она знает многое.

— Товарищ майор, я не желаю иметь дело с военным трибуналом. Вы и так уже отличились. Не знаю, как отмывать вас будем.

— Извините.

В этот момент невдалеке от убитых эсэсовцев раздался взрыв гранаты.

— Все! — сказал Шалевич. — Она подорвала себя. На этом участке операцию можно прекратить. В подземелье людей нет.

Посланные на разведку бойцы вскоре доложили командиру резервной роты: в начале промоины лежит убитая женщина.

Утро выдалось теплым, сухим, будто на короткое время осень превратилась в несмелое лето, отдавая последнее тепло. Послышались птичьи голоса. Но вот проснулся на поляне ветерок, взметнул и закружил опавшую листву, срывая с деревьев последний убор. Уходящие дни бабьего лета! И радостно, и грустно…

Сергей сидел на раскладном стульчике возле штабного автобуса, смотрел на порыжевшую красавицу-березу, на еще зеленую акацию и изумрудную траву под ними. Озаренные небесным светилом, прозрачными казались кроны ближайших деревьев, в легкой дымке утреннего тумана терялись очертания дальних.

— Красота-то какая! — обратился он к сидевшему рядом Шведову.

— Саперы готовы, — ответит тот, не поняв восторга Сергея.

— Красиво вокруг, говорю.

— Да! Не то что в темноте. Ночь, говорят, матка, все гладко.

— А что саперы?

— Готовы!

— Не хочется губить прекрасный пейзаж. Давай еще немного полюбуемся. Испортим же все.

— На любование — одна минута, время не терпит, — ответил Анатолий.

— Пожалей красоту!

— Мне больше жаль великий труд, вложенный в сотворение этих схронов и подземных ходов.

— Этот труд против нас направлен. Не допусти эсэсовцы оплошности, мы могли бы и не заметить подземного сооружения. Особенно если бы шли автоматчики. Надо найти проволоку и каждому бойцу выдать металлические щупы. Без них наш поиск в лесах станет напрасным.

— А Шалевич хотя и глупость сотворил, молодцом оказался, — улыбнулся Шведов.

— За браваду выговор получит. Оставим в замполитах?

— Попервоначалу мне мой бывший замполит Лаховский очень не понравился. Теперь с прискорбием вспоминаю добрым словом.

— Заговорились мы. Давай команду саперам.

— И тут же по периметру и в центре зарослей ввысь взметнулся оранжево-дымный столб пламени, полетели вверх комья глины и вывороченные бревна, вздрогнула земля, страшный грохот оборвал безмятежную тишину. Когда пыль и дым осели, округа оказалась серой, оголилась береза, потемнела трава, багряное ожерелье деревьев исчезло, дымились кусты ивняка, солнце скрылось за облако.

— Обезобразили природу! — с горечью воскликнул Сергей.

— Война!

Несмело подошел Шалевич. Приложил руку к фуражке, поздоровался. Бодров встал, молча подал руку.

— Сергей Николаевич, как поступите со мной? — глядя в землю, спросил Шалевич.

— Разве вас отстранили от исполнения обязанностей?

— Нет.

— О чем речь? Вы заместитель командира отряда. Выполняйте свои функции. Кроме того, возглавьте спецгруппы. Объедините их. Трофейными автоматами вооружите бойцов девятой роты, а высвободившимися винтовками спецотрядовцев. Появилось трофейное оружие в других ротах. Везде автоматы передавайте красноармейцам, винтовки спецотряду. После операции проведем общий строевой смотр с новым вооружением. И еще: надо раздобыть проволоку шести-восьмимиллиметровую, наделать щупов на всех бойцов и сержантов отряда.

— Есть!

— Товарищ Шалевич, как вас зовут? Извините, до сего времени не познакомились поближе.

— Лев Герасимович.

— Лев Герасимович! Вы заместитель мой. Прошу: слова «есть», «так точно» не употреблять. Не принято в такой форме вести диалог начальнику с заместителем.

— Хорошо! Можно идти?

— Побудьте еще здесь. Побеседуем с пленным эсэсовцем, примем сообщение об итогах первого дня операции.

Два автоматчика привели выловленного в люке схрона эсэсовца. Грязный, с лицом, заросшим щетиной, в помятой форменной одежде, он не был похож на фанатичного и жестокого члена СС. Дополняли несоответствие курносый нос, бегающие глаза, потрескавшиеся губы. Скорее, он выглядел пойманным за руку жуликом.

Как зовут? — спросил Шведов.

— Я военнопленный, — не ответил задержанный на вопрос, — а мне не дают ни пищи, ни воды. — Претензии он предъявил на чистом русском языке.

— Как зовут, тебя спрашивают, — ткнул кожухом автомата в бок эсэсовцу конвоир.

— Дрозд Станислав, рядовой дивизии СС «Галичина».

— Как оказались в дивизии?

— М… — замялся пленный.

— Смелее! Чего застеснялись? — вмешался Шалевич.

— А он держался неплохо в схроне, — кивнул головой Дрозд в сторону майора.

— Того и вам желаем. Отвечайте на вопросы, да побыстрее, нет у нас времени для бесед, — поторопил Шведов.

— Мобилизован был в Красную Армию в начале войны. Немцы нажали, все бросились бежать, я остался в окопе. В концлагере сидеть не хотелось. Пошел служить полицаем, затем зачислили в Украинский добровольческий полицейский отряд. Был с подразделением в Сталинграде.

— Чем занимались в городе? — спросил Бодров.

— Выполняли полицейские функции.

— Точнее.

— Проводили аресты среди местных жителей, вылавливали укрывавшихся красноармейцев, разведчиков, распространителей листовок, помогали разыскивать евреев полевой жандармерии.

— Еще чем? — повысил голос Шведов.

— На войне люди звереют, — неопределенно ответил полицейский.

— Какой же ты военнопленный, — вновь вступил в разговор Шалевич, — ты настоящий изменник и предатель Родины. Судить тебя будет военный трибунал за все преступления.

— Свою родину, Украину, я не предал. Я ей служу.

— Украина — моя родина, — ответил Шалевич. — Я здесь родился и служу ей верой и правдой как могу. Ты же враг, эсэсовец, дезертир, преступник. Такой ты Украине не нужен. Выродок!

— Вы не военнопленный, а преступник, — сделал заключение Бодров. — Вас передадут военной прокуратуре, там доказывайте, кто вы есть.

— Сергей Николаевич, разрешите, я его расстреляю? — попросил Шалевич.

— Не наше это дело, Лев Герасимович. Руки у нас должны быть чистыми.

Окрыленный доверием командира, Шалевич развил бурную деятельность. Уже к обеду объехал на «студебекере» все роты, собрал еще двадцать винтовок, посадил на автомашину вторую спецгруппу, вооружил ее. Вскоре объединенная спецгруппа стояла в строю вооруженная, готовая к самостоятельным действиям как боевая единица. Оружие не получили лишь несовершеннолетние.

После десятидневного обучения по распоряжению политуправления вооруженному спецотряду следовало дать самостоятельное дело в рамках общей операции. Ему поручалось провести осмотр небольших лесных массивов, изрезанных оврагами. Ставилась задача: при обнаружении бандгруппы или признаков ее присутствия блокировать данный объект, доложить об этом руководителю операции. В бой вступать в случае нападения или попыток прорыва. Командиром объединенного спецотряда был назначен бывший лейтенант Красной Армии Падалец, демобилизованный по ранению. Выше среднего роста, подвижный, он с первых дней создания спецотряда стал признанным авторитетом. Для решения вопросов оперативного характера в ходе выполнения задачи был определен Шалевич.

Рассматривая полученную майором топографическую карту, Падалец обратил внимание на небольшой хутор едва ли не в середине участка, назначенного для осмотра.

— Жители отселены, — сказал замполит, — но посмотрим.

Наутро спецгруппа вышла по намеченному маршруту. Чтобы придать ей вид воинского подразделения, Падалец построил отделения по ранжиру, поверх пиджаков приказал надеть солдатские ремни с подсумками, раздобытые майором, назвал группы взводами. Назначил дозор. Ответственную задачу получил «молодняк», как называли безоружных бойцов. Трое из них поочередно несли радиостанцию, остальные — питание для нее.

Участок находился в пяти-шести километрах от Червонопрапорного, включал четыре лесных массива, два оврага и хутор. Командир отряда решил не распылять силы по объектам, выполнить задачу под своим личным руководством. Шалевич с этим согласился.

Погода выдалась хорошая. Синело осеннее небо, было тепло. Видимость — от горизонта до горизонта.

— Товарищ лейтенант, споем? — предложил вихрастый парень из первого взвода.

— Разговоры прекратить!

Подошли к лесу. Долго вдали от опушки выстраивали цепь, слышались разговоры, перебранка, велись бесконечные перемещения вправо-влево.

— Если в лесу кто-то есть, — говорил Молдаванин, — он с головной болью от нашей болтовни уйдет, прежде чем мы сдвинемся с места.

Замполит с радиостанцией переминался позади строящейся цепи, поторапливал: «Побыстрее, хлопцы, побыстрее». Падалец находился перед фронтом и следил за соблюдением интервалов между бойцами и отделениями.

Наконец цепь пошла вперед, но тут же начала разрываться: в одном месте бойцы группировались, в другом, напротив образовывались большие интервалы. Пока подошли к опушке, командир дважды останавливал цепь, восстанавливал боевой порядок. То же повторилось в лесу. Падалец бегал из конца в конец цепи, устал, охрип. Благо расстояние между деревьями значительное и видимость неплохая. Бойцы больше уделяли внимания тому, чтобы соблюдать единую линию в цепи и скорость движения, чем следить за местами возможного укрытия бандитов.

Когда лес закончился, Шалевич с удивлением отметил: боевой порядок во взводах не нарушен, более или менее ровной оказалась линия цепи. При движении ко второму лесному массиву Падалец остановил подразделения лишь перед его опушкой. В глубине леса начинался неширокий овражек, по дну которого бежал ручеек с чистой прохладной водой. Людей в овраге заметил дозор. Командир остановил цепь, подошел к обрыву. Возле ручья сидели шестеро женщин. Увидев вооруженных людей, они повскакивали, подняли руки вверх. Под присмотром дозора Шалевич спрыгнул вниз, приблизился к группе.

— Опустите руки, — сказал он, — чего вы испугались?

— Это лишь ты военный, остальные на бандитов похожи.

Майор не стал рассказывать о людях в цепи.

— Кто вы и что здесь делаете?

— Мы хуторские, — выступила вперед молодая, бойкого вида женщина.

В отличие от остальных, одетых кое-как, она была без платка, в хромовых сапожках и серой юбке из шинельного сукна.

— Хуторские отселены.

— Мы тоже из тех людей. Но сердце болит за хозяйство, пришли посмотреть, идем уже в обратную сторону. Тут всего с десяток километров до нашего нового места жительства.

— Документы есть?

— Справки, что мы колхозники. Выдали перед отселением.

Шалевич посмотрел на испуганных женщин.

— Нельзя вам сюда приходить. Тут царство военных. Я обязан вас задержать, отправить в военную комендатуру Червонопрапорного.

— Мы ничего плохого не сделали…

— Можете дать обещание, что не придете еще раз?

Женщины дружно стали убеждать Шалевича, что пришли в первый и последний раз.

— В хуторе кого-нибудь видели?

— Нет. Но в хатах все перевернуто, разграблено. А у Дуськи, — бойкая бабенка кивнула головой в сторону пожилой женщины, — на столе стоял теплый чугунок с вареной картошкой.

— Спасибо, милые, за информацию. Сегодня мы вас отпустим, но если еще раз придете, не обессудьте, задержим.

Майор провел женщин через боевой порядок, пожелал легкого пути. Цепь вновь двинулась вперед.

Прошли не более сотни метров, обозначился обширный, образованный полутораметровым обрывом котлован, поросший по дну мелким кустарником. Несколько бойцов спустились с обрыва и, продолжая идти цепью, двинулись вперед. Но, пройдя полсотни шагов, остановились, позвали командира. Подошел и Шалевич. Среди кустов увидели крупнокалиберный миномет с прогнутым стволом и рядом пять тронутых тлением трупов немецких солдат, разбитые деревянные ящики. Запах войны! Целыми оказались четыре автомата с магазином и до десяти гранат. Майор распорядился присыпать землей трупы, а немецкие автоматы вручить Падалецу, Молдаванину и радисту. Один оставил себе. Гранатами вооружили дозор.

Через полчаса движения между деревьями показались приземленные халупы с закрытыми, будто для сохранения прохлады, ставнями. Казалось, годы вдавили их в землю едва ли не по самые окна. Соломенные крыши местами просели. Подворья хутора размещены одной улицей вдоль дороги, уходившей в темные заросли кустарника. Слева от нее небольшой пруд с единственной ивой на берегу. В сотне метров справа от хутора высотка. Не слышно ни звука в человеческом жилье. И тем не менее хутор не казался заброшенным. На колышках плетней виднелись повешенные горшки, огороды темнели свежеперекопанной землей, зеленели садовые деревья, на колодезном журавле висела на веревке деревянная бадья.

— Зря людей отселили, — сказал Молдаванин, — кому они тут помешали бы?

— Жители, похоже, сюда наведываются часто. Да и не все ушли отсюда, — ответил майор.

Он смотрел в бинокль, переводил объективы с одного двора на другой. В одном месте почудилось, будто закрылась дверь, в другом метнулась тень, в третьем что-то сушилось на веревке, а когда посмотрел второй раз, там уже ничего не было. «Возможно, показалось?»

Цепь остановилась сама собой. Падалец и Молдаванин подошли к Шалевичу.

— Что будем делать?

— Пройдем посмотрим один за другим дома. За последним пообедаем.

— Давайте подворья одновременно начнем осматривать. Шесть дворов, у нас шесть отделений, — предложил Молдаванин.

— Людей распылим, расползутся по подворьям, будем собирать потом до вечера.

Спецотряд колонной вошел в хутор. Остановился возле калитки первого дома. Падалец подал команду: первому взводу осмотреть подворье, второму отдыхать. Второе подворье осматривал второй взвод, первый отдыхал. Повсюду следы разграбления, людей в хуторе не обнаружили. Когда десяток человек сгрудились возле последнего объекта для осмотра, из зарослей вдруг раздалась длинная автоматная очередь. Люди бросились под стену сарая, за плетни, в спешке изготавливались к отражению нападения, захлопали отдельные винтовочные выстрелы в сторону зарослей. Падалец собрал полтора десятка бойцов из первого взвода, цепью повел атаку на заросли, но кроме одного убитого в полувоенной форме и без оружия в кустах никого не оказалось. Когда группа возвращалась, возле сарая в тени лежало пятеро убитых и шестеро раненых. Ранение в плечо получил майор Шалевич.

Падалец по радио передал сигнал «Попали в засаду. Есть убитые и раненые». Вскоре к хутору прибыли два «студебекера».

 

XIII

Ранение майора Шалевича оказалось относительно легким. Пуля прошла по касательной вдоль левого плеча. Пальцы шевелились, но рука не поднималась. Не хотелось, но пришлось от фельдшера отряда Наташи прямиком идти к командиру с рукой на бинте. «Опять надо объясняться и, похоже, не только с ним».

На пороге школы дежурный по штабу сообщил, что Бодров находится в кабинете Николая Михайловича, с ним полковник из фронтового политуправления и майор из нашего политотдела войск НКВД.

Шалевич робко приблизился к двери, за которой слышались приглушенные голоса. Неожиданно одна половина двери распахнулась и на пороге показался начальник штаба.

— А, прибыли? Заходите. А мы вспоминали о вас, — полковник отдал какое-то распоряжение дежурному, возвратился.

— Заходи, заходи! — повторил он Шалевичу.

Майор шагнул в кабинет. За приставным столиком увидел родственника. На стульях возле стены сидели знакомый политотдельский майор и Бодров.

Старший Шалевич встал, подошел к вошедшему.

— Как самочувствие?

— По касательной, ничего особенного. До свадьбы заживет, — пошутил Шалевич-младший.

— Ну и добре.

Полковник возвратился на свое место. Продолжил прерванный разговор.

— Какие, по-вашему, ошибки допущены командиром спецотряда при осмотре хутора? — обратился он к Бодрову.

— Сплошные нарушения.

— Конкретнее. В чем тактическая ошибка?

Упитанный, с белым, гладко выбритым лицом, розовыми пухлыми губами полковник говорил, будто выплевывал слова.

— Не учтены достоверные сведения о наличии на хуторе неизвестных лиц. Иначе командир выставил бы заслон, обойдя хутор справа, прикрываясь высотой.

— Откуда он мог знать про эту высоту?

— На карте ее видно хорошо.

— Еще?

— Следовало вести поиск одновременно во всех подворьях, а не последовательно, что дало возможность банде скрытно уйти в заросли.

— Еще?

— Отсутствовала нужная дисциплина. Постоянная скученность людей привела к потерям в отряде.

— Еще?

— Не была выслана разведка зарослей, когда подразделение вышло к крайнему подворью.

— Каков, по-вашему, вывод?

— Ставилась задача — при обнаружении бандгруппы или признаков ее отсутствия блокировать данный участок и доложить руководителю операции. Самовольный осмотр хутора является невыполнением приказа.

— Кто повинен?

— Как всегда, командир, но в неменьшей степени и заместитель командира оперативно-боевого отрада майор Шалевич. Он по существу дал распоряжение на осмотр хутора.

— Лев Герасимович, — вступил в разговор начальник штаба, — вы что по этому поводу скажете?

— К сожалению, согласен с командиром оперативно-боевого отряда. Имел намерение самостоятельно выполнить задачу от начала до конца.

— Воинствующая дурь называется. Знаешь, что бывает за самовольство? — повысил голос Шалевич-старший, обращаясь к родственнику. — Могу пояснить.

— Пулю я уже получил.

— Радуйся, что так обошлось. В чем ваша вина? — обратился Шалевич-старший к Бодрову.

— Недооценил ситуацию. С небольшим подразделением послал своего заместителя, а он оказался не подготовленным для выполнения простой задачи. Инструктировать заместителя по любому вопросу неэтично.

— Как, по-вашему, следует наказать майора Шалевича?

— Он сам себя наказал.

— Что еще? Отстраним от должности?

— За битого двух небитых дают.

— Каково ваше мнение? — обратился Шалевич-старший к начальнику штаба.

— Командиру виднее. Им вместе работать, вдвоем отвечать за состояние дел в отряде. Ответ Бодрова обнадеживает.

— Что ты понял? — обратился заместитель начальника политуправления фронта к Шалевичу-младшему. — Все-то у тебя шиворот-навыворот.

— Спасибо Сергею Николаевичу. Доверие оправдаю, если останусь в этой должности. Я начинаю понимать смысл специальной тактики и деятельности оперативно-боевого отряда.

— Вот это уже важно!

Когда майор Бодров и Шалевич вышли из кабинета по просьбе его начальника, там разговор продолжился. Активность проявил молчавший до сего времени майор из политотдела. Сидел он с презрительной полуулыбкой на лице, теперь оживился.

— Слушал я, слушал, — сказал он громко и решительно, — и у меня сложилось твердое убеждение: в гибели людей комсомольско-молодежного отряда повинен Бодров. Он сам должен был возглавить его.

— Бодров — руководитель операции масштабного мероприятия в тылу Юго-Западного фронта, — возразил Николай Михайлович, — к тому же он — начальник оперативного отделения. Прочесывание небольших массивов и маленького хутора стало наиболее простой задачей в рамках требований политуправления фронта о предоставлении спецотряду самостоятельного дела. Проще не было.

— Согласен, задание несложное, вполне по силам заместителю. Другое дело — он оказался не подготовленным для ее выполнения. Но это уже большая вина политотдела. По его рекомендации майор Шалевич назначен на должность. По-моему, служить в войсках НКВД и не знать специальной тактики — позор, — ответил полковник Шалевич. — Надо всех вас там собрать в группу и прислать к Бодрову для обучения.

— Политотдельцам необязательно знать тонкости специальной тактики, — возразил майор. — У нас своих дел хватает.

— Может в авиационном полку политработником быть кавалерист?

— Нет конечно.

— Я об этом же. Как все-таки поступим с руководством оперативно-боевого отряда? — обратился Шалевич к начальнику штаба.

— Полагаю, — вновь оживился майор, — оба офицера заслуживают отстранения от должностей.

— Вы возглавите операцию по очистке тыла фронта? — спросил Николай Михайлович.

— Я тут при чем? — удивился майор.

— Кого назначим?

— Ну, этого я не знаю.

— Как сформулируем причину отстранения от должности того и другого?

— Ну, я не знаю.

— Коли ничего не знаете, — раздраженно сказал Ша-левич-старший, — помолчите. Вас следует направить в полк замполитом, чтобы могли на деле усвоить непреложные истины командирского бытия, меру ответственности за выдвигаемые предложения. Майор Шалевич предложил там под хутором свой вариант действий, пулю схлопотал за это.

— Что я доложу начальнику политотдела?

— Я обрисую ему ситуацию. Николай Михайлович, ваше мнение?

— Как только закончится операция, посоветуюсь с начальником войск, взыскания должны получить оба.

— На том и порешим, — впервые за время разговора улыбнулся Шалевич-старший.

Полковник был явно удовлетворен результатами разбора причин гибели курсантов спецотряда. Волновала его, несомненно, и судьба родственника. Настроен был обвинить во всем командира оперативно-боевого отряда, потребовать отстранения от должности. Но, видит бог, он невиновен. Родственника же наказать отстранением от должности, до которой он явно не дорос, рука не налегала, к тому же его поддержал Бодров.

На прощание заместитель начальника политуправления фронта сказал полковнику Волынову:

— А Бодров — человек смелый, прямолинейный.

— Специалист своего дела и просто толковый парень, — ответил Николай Михайлович.

Шалевич-младший пошел проводить до автомашины родственника, Сергей возвратился в кабинет начальника штаба.

— Политотделец спрашивал, почему Бодров не в партии? Я ответил, как только у нас будет поменьше работы, мы возвратимся к этому вопросу.

— И еще когда время придет.

— Каковы ближайшие планы?

— Найти и ликвидировать банду.

— Какими силами?

— Резервной ротой и спецотрядом. Подчиненные Падалеца рвутся в бой.

Как он действовал?

— Падалец бы сделал все как следует, не мешай ему Шалевич.

— Шалевича отстраним?

— У него есть важнейшее качество для военного времени — смелость в боевой обстановке и в признании своих ошибок.

— Желаю удачи.

Осенью погода капризная. Только что было тепло и сухо, а следующее утро уже холодное, заставляет вспомнить о теплом белье и шинели.

Сергей сидел в своем кабинете, смотрел на топографическую карту в надежде, что она подскажет, где и как искать банду. В том, что такая существует, причем с достаточно умным предводителем, он не сомневался. Три дня шла операция по очистке тыла Юго-Западного фронта, задержано с полсотни дезертиров, пособников врага, уголовников, отказников служить в армии, несколько местных жителей, под разными предлогами после отселения посетивших родные места, подобрано десяток автоматов, захоронено до сотни останков убитых завоевателей. Однако следов банды кроме нападения на спецотряд в безымянном хуторе обнаружить не удалось.

Вошел дежурный офицер, передал лист бумаги, молча удалился. В штабе был заведен порядок: никаких посторонних разговоров в рабочее время. Руководители отделов и отделений строго следили за исполнением неписаного правила. Начальник оперативного отделения прочитал текст. Это была телефонограмма разведывательного отдела о том, что агентурным путем установлено наличие в тылу фронта разведывательной группы противника под руководством местного жителя. Внизу приписка Николая Михайловича: «Не та ли это группа?»

«Странный симбиоз, — рассуждал Сергей, — разведгруппа немцев во главе с местным жителем. Похоже, он во вражьем стане, знает округу, а значит, и поймать его не так-то просто».

Прибыли Шведов и Мухов по вызову.

— У меня появилась раздвоенность в оценке действий разведывательной группы, — сказал Сергей, когда офицеры познакомились с телефонограммой. — С одной стороны, разведгруппа не попадается на глаза, хотя в ходе операции весь район под нашим наблюдением. Это объяснимо: во главе — местный житель. В то же время стрельба из зарослей по относительно небольшой группе бойцов из комсомол ьско-молодежного отряда. Это уже профанация. Как бы ты поступил в подобной ситуации, Анатолий Алексеевич?

— Я бы дождался, когда началось построение подразделения, а после завершения осмотра всеми имеющимися огневыми средствами открыл огонь на поражение.

— Последствия такого шага?

— Уходить в другое место.

— А вы, Валерий Александрович?

— Подождал бы, пока подразделение уйдет из хутора, и вновь возвратился туда.

— Развивайте свою мысль.

— Хуторяне урожай с огородов сняли, в погреба коечто положили из провианта. Лафа для разведывательной группы. Сделали нужное им дело, вновь возвратились в хутор, в котором стали хозяевами. Стоит кому-то появиться на горизонте, можно спрятаться.

— Как в таком случае рассматривать стрельбу из автомата? Она ведь совершенно не вписывается в вашу версию?

— Откровенно, не знаю, — ответил Мухов. — Глупость какая-то.

— Выходит, если бы не стрельба из зарослей, разведгруппа сидела сейчас в хуторе, и нам ничего не оставалось, как пойти туда и захватить ее. После стрельбы разведчики наверняка уйдут оттуда. Знают, мы придем и все перешерстим, разыскивая их.

— Где разведгруппа теперь обитает?

— Я бы на их месте понаблюдал за нашими ответными действиями, — сказал Шведов, согласившись с мнением Мухова, — выждал, пока все утихомирятся, и вновь взял под контроль хутор.

— Осень на дворе, похолодало, а в доме тепло, особенно ночью, и харч есть.

— Хорошо! Формулируем замысел операции по ликвидации разведывательной группы.

Во второй половине дня возле хутора за высотой остановились пять «студебекеров». Покинув машины, резервная рота и спецотряд построились цепью и во всю ширь населенного пункта через огороды двинулись к подворьям. Не прошло и получаса, солдаты были уже на дороге. Беглый осмотр построек результатов не дал. Вскоре к подразделениям подошли автомашины и колонна убыла восвояси. Однако уехали не все. Во втором доме от крайнего подворья остался пост наблюдения от спецотряда: радист с радиостанцией, его помощник и старший наряда. Задача простая: укрывшись под полом, обнаружить разведывательную группу противника, установить места расположения ее членов, доложить по радио.

Жилье особенно ничем не отличалось от остальных халуп, разве что более ветхими бревнами, из которых оно сложено. Самые нижние, наполовину засыпанные землей, оказались в стыке с соседними подпревшими. Стоило пошевелить палкой, получалось отверстие.

Из сухого подвала наряд проделал несколько щелей по разным направлениям, получился скрытый от постороннего глаза пост для кругового наблюдения.

Над закрытым люком стояла деревянная кровать. Через щели в полу возле нее по углу комнаты вывели на чердак антенный провод. Если присмотреться, он был виден. Намесили землю с водой, закрасили, провод слился со стеной, но не настолько, чтобы стать незаметным. Это тревожило.

Наступило время напряженного ожидания. Наблюдатели во все глаза смотрели вкруговую, но — ни звука. Развлекала мышь. То и дело выскакивая из норы в углу, безбоязненно подолгу глядела на непрошеных гостей. Посидит, помоет лапками мордочку и опять в свое жилище. Начал накрапывать дождь. Радист передал в эфир сигнал: «У нас спокойно».

В этот момент старший наряда увидел, как из густых зарослей кустарника на дорогу вышли восемь человек и друг за другом, словно серая стая волков, молча быстрым шагом проследовали к крайнему соседнему дому. Во дворе люди остановились, сбросили с плеч вещевые мешки, уселись на завалинку, тяжело дыша.

— На бандитов похожи. Их можно всех перестрелять, — прошептал радист.

— Тихо!

Гулко стучит кровь в висках. Враг — вот он! Рука тянется к автомату. Но это не для поста наблюдения. Сиди и наблюдай.

Снизу из-за пруда появились еще двое. Подошли к сидевшему с краю молодому человеку, что-то сказали вполголоса. Тот встал. Среднего роста, с заостренным носом и выступающими скулами, завалившимися черными глазами, он, едва разжав тонкие, вытянутые в нитку губы, приказал: «Осмотреть!» Кроме подошедших, остальные вскочили и уверенно направились к подворьям.

— Похоже, за каждым закреплено свое жилье.

— Сейчас наш прибудет.

Тут же послышались шаги в коридоре, открылась со скрипом дверь, и в комнате появился человек. Тяжело ступая, так, что прогибались половицы, он прошел не спеша во вторую комнату, погремел заслонкой в печи, сел на кровать. Внизу в паре метров от его ног перестали дышать наблюдатели, мелькнула хвостиком и юркнула в свое убежище мышь. Жалобно заскрипела кровать. «Улегся, гад». Вскоре послышался храп. Но тут же прекратился, и человек встал, затем вышел из комнаты.

— Ротозей ротозеем, — прокомментировал радист.

— Наблюдай в оба, — прошептал старший наряда.

Во дворе соседнего дома вновь начали собираться пришельцы.

— Командир, — обратился один из подошедших к молодому человеку, — вроде бы все тихо.

Нервное лицо командира озарила гордая улыбка.

— Что я говорил, обязательно прибудут энкавэдисты. Но не тут-то было. Мы тоже соображаем. Не будь того идиота, что открыл стрельбу, мы до конца задания прожили бы тихо. Все было продумано. Но как всегда что-нибудь да сорвется.

— А Василя надо наказать, — сказал командир жестко, — он тоже пытался вести огонь без приказа. Кузьма, всыпь ему десять палок через брюки, чтобы не унизить достоинство. Построиться для экзекуции!

Василь, огромный детина, с глуповатой ухмылкой лег на крыльцо вдоль ступенек, положил голову на руки.

Кузьма взял валявшуюся короткую хворостину, хлестнул ею по ягодице.

— Ты чё так больно! — взмолился Василь.

— Молчать! — рявкнул командир.

Экзекутор не спеша, но с меньшей силой ударил еще несколько раз.

— Хватит! — запросил пощады наказуемый.

Кузьма еще уменьшил силу удара, но довел счет до десяти. Утирая слезы рукавом, Василь встал, посмотрел на экзекутора, подал ему свою большую ладонь и ушел за угол дома.

— Каждый, кто нарушит дисциплину, будет наказан, — прервал затянувшееся молчание командир.

Он сел на крыльцо, закурил. Остальные продолжали стоять перед ним молча.

— Идите отдыхать, — кивком головы командир разрешил подчиненным удалиться.

Он еще посидел, а потом тоже ушел в комнату. На пороге остался один автоматчик.

В этот момент в эфир полетело сообщение, что в хуторе десять диверсантов, ночуют во всех хатах, командир — в первой от зарослей кустарника.

— А к нам почему-то никто не идет, — забеспокоился помощник радиста.

Тут же из-за угла вышел Василь и направился к дому поста наблюдения.

— Зря беспокоился. Теперь не пикни.

Вновь послышались тяжелые шаги в коридоре, и человек вошел в комнату. Вскоре он затих на кровати.

В эфир пошло новое сообщение: «В хуторе спят». И ответное: «Ждите».

Наверху раздался богатырский храп Василя.

— А что, если…

— Всыпят и нам по десять палок за превышение полномочий, — ответил старший наряда.

— С минуты на минуту наши будут здесь. Должны же мы им помочь?

Старший наряда и помощник связиста осторожно приблизились к крышке люка, чуть-чуть приподняли край. Она скрипнула петлями, но Василь продолжал храпеть. Не спеша, чтобы не обнаружить себя никакими звуками, люк наконец открыли. Но неожиданно дверца рухнула вниз, громко стукнув о пол. Василь перестал храпеть, поднялся и сел. Его свисавшие белые ноги оказались в полуметре от наблюдателей. Василь опустился на колени и заглянул под кровать. Но при закрытых ставнях в кромешной темноте он не увидел ничего подозрительного. Бандит поднялся, вышел на улицу, но скоро вновь появился в избе, подергивая плечами от наружной прохлады.

Однако, прежде чем Василь возвратился, «подпольщики», за исключением радиста, оказались наверху, укрывшись за печкой. Хозяин вроде бы почувствовал засаду, постоял возле кровати, прислушиваясь, но лег и вновь захрапел…

— Двину его прикладом, и все дела, — прошептал помощник радиста.

— Вдруг он что-то знает? Группа все-таки разведывательная. Давай по-другому.

— Василя разбудил яркий свет электрического фонаря. Непонимающе он забормотал: «Еще рано». Но тут же окончательно проснулся, увидев два автомата ППШ, наставленных на него.

— Если крикнешь, застрелю, — услышал он голос. — Возьми носок и заткни свой рот.

Носок тут же упал ему на лицо.

— Быстро!

Как только неприятная процедура с носком была совершена, тот же голос приказал:

— Повернись на живот, руки назад!

— Василь, Василь, — неожиданно позвали из-за ставней.

— Спроси, чего ему надо, — вынул носок изо рта пленника человек с автоматом.

— Че надо? — отрывисто выкрикнул пленный, трусясь всем телом.

— Тебе на охрану, я пойду отдыхать, — надрывно кашлянул человек за окном.

— Хорошо, покараулю.

И кляп снова оказался во рту.

— Скажи, что охрана снята, — сказал старший наряда радисту, нагнувшись к люку в подпол.

Не унимался мелкий противный дождь. Он шуршал по крыше, стенам дома, ставням.

— А если наши не приедут? — робко спросил радист.

— Что ответили на последнее сообщение?

— Скоро будут. Но сказали как-то неуверенно.

— Значит, надо ждать. Если не приедут через час, будем уходить. Приказа на это нет, но оставаться тоже нельзя. Зря ввязались в дело с этим Василем. Сидели бы и наблюдали хоть три дня. Сорвем операцию, в штрафной роте окажемся.

Вновь потянулись минуты томительного ожидания. Прошли тридцать минут, сорок. Василь с кляпом во рту и связанными руками начал похрапывать.

— Во нервы!

— Все! Сматываем антенну, — заторопился старший наряда, — и уходим навстречу роте. Вдруг прибудет?

— Василя прикончим?

— Он — единственное, что мы сможем предъявить в свое оправдание.

Дождь прекратился. Пригнувшись, едва ли не на четвереньках группа огородом двинулась к высоте. Перепрыгнули через широкую канаву, задержанный со связанными руками свалился в нее. С трудом вытащили многопудового Василя на поверхность. Прихрамывая, он едва поспевал за быстро идущей группой.

— Шевелись, иначе пристрелим, — предупредил старший наряда.

— М… — промычал и утвердительно закивал головой задержанный.

Едва перевалили за хребет высоты, со всех сторон на группу навалились люди, заломили руки назад.

— Кто такие? — спросил Падалец.

— Пост наблюдения за хутором.

— Хутор не тут. Он внизу.

— Мы ушли из него с задержанным.

— Кто разрешил прекратить выполнение задачи?

— Самовольно.

— Приедет командир роты, с ним и разбирайтесь. Какие есть сведения о хуторе?

Старший рассказал все, что ему было известно. Вынули кляп изо рта Василя.

— Что делают сейчас бандиты? — спросил Падалец.

— Спят, а я караулю их.

Снизу подошел взвод автоматчиков во главе с командиром резервной роты.

— Я перекрою выходы из хутора со стороны зарослей, — сказал он Падалецу. — Вы занимаете подворья, захватываете всех, кто там находится, при сопротивлении ведите огонь на поражение. Постарайтесь оставить в живых командира. После выполнения задачи — красная ракета.

— Они уйдут вниз, — неожиданно сказал Василь.

— Зачем?

— Там есть хорошие укрытия.

— Никуда бандиты не уйдут. Не успеют, — уверенно сказал Падалец, — На всякий случай выставлю внизу заслон. А с вами, субчики, — обратился он к группе наблюдателей, — я еще разберусь.

— Лучше бы уж сидеть под полом в доме, чем в кузове автомашины рядом с бандитом и на холодном ветру, — бурчал радист. — Но командирское «субчики» означает, что не так уж плохи наши дела.

Сквозь сырую мглу начал пробиваться рассвет. В хуторе послышались выстрелы, крики людей. Затем все стихло, и вскоре красная ракета известила о конце операции.

Спецгруппа разбилась по пять бойцов. Все одновременно подошли к каждому дому. Предстояло постучать легонько в окно и вызвать «хозяев» на улицу. Полагали, спросонья бандит чужой голос не узнает.

К первому дому, где располагался командир разведывательной группы, пошел Молдаванин с двумя бойцами.

Получилось почти по сценарию. «Хозяева» выскакивали на вызов, но в полной боевой готовности. В едва просматриваемой темноте настороженные глаза бандитов сразу распознавали незнакомых людей, хватались за автоматы, но тут же падали, расстрелянные в упор. По-другому вышло у Молдаванина. Он не стал подходить к окну, а вошел в коридор и оттуда слегка постучал в дверь.

— Какого черта будишь? — раздался грубый голос из комнаты.

— Командир, выйди на минутку.

Едва тот появился в дверях, Молдаванин ударил его кулаком в лицо. Не издав ни звука, худосочное тело командира разведывательной группы отлетело обратно в комнату.

Выглянуло из-за леса солнце. Неласковое, покрасневшее, оно не грело, но радовало своим появлением. Сергей вышел на крыльцо. Прибыли с задания автомашины. По улыбающемуся лицу Падалеца он понял: операция закончилась успешно.

— Двое задержаны, в том числе командир группы, остальные восемь бандитов уничтожены, — доложил командир резервной роты. — Потерь нет, но двое получили ранение.

— Причина?

— Надо уметь стрелять как следует.

Бодров подошел посмотреть на задержанных. Здоровенный детина с красным обветренным лицом загнанно жался в угол автомашины. Второй из-под низко опущенного козырька кепки злобно уперся запавшими воспаленными глазами в подошедшего майора, на выступающих скулах заходили желваки. Нервный тик дергал щеку.

— Чего диким зверем уставился? — спросил Сергей.

— Дай мне волю, — осевшим голосом ответил задержанный, — всех бы порвал на куски.

— Волк в предчувствии смерти свирепеет. Не подавай виду, что испугался, рядом подчиненные, авторитет потеряешь.

— Подойди ближе, гад, плюну, — дико сверкнув глазами, оскалил зубы «злюка», как его окрестил Бодров.

— Говорят, самое надежное лекарство от бешенства — пуля.

— Застрелите меня. Сам я не успел этого сделать.

— Не могу, — с сожалением развел руками Сергей. — В разведывательном отделе к вам накопилось много вопросов. Когда из вас вытряхнут все, что знаете, эти пожелания выскажете в военном трибунале.

— Меня тоже расстреляют? — вскинулся Василь, нервно тряся головой.

— Вряд ли. Но все зависит от информации, которой вы располагаете, что скажете в разведотделе.

 

XIV

Последнее время задушевные песни в исполнении Клавдии Шульженко стали вызывать непрошеные слезы. Зина, затаив дыхание, с затуманенными глазами, смотрела на репродуктор.

Она представила ту девушку, на плечи которой парень накинул скромный прощальный подарок, завидовала чистоте помыслов, не сомневалась, что дождется она друга милого, если обещала сберечь себя и синий платочек.

«Ну почему у других так?.. Гад этот Иван Степанович, поеду в Батурино, плюну ему в бесстыжие глаза… Сколько горя из-за минутной девичьей слабости!.. Сколько боли матери. А Сереже… А сыну…»

Пришла Клавдия Сергеевна, принесла письмо.

— Опять расстраиваешься?

— На душе тяжело. От кого письмо? Ой! Это же от Наташки Светловой!

Она быстро раскрыла толстый треугольник письма.

— Три листа! Ну, молодец, подруга!

Зина углубилась в чтение. Мать с радостью отметила: лицо дочки изменилось, бледные щеки покрылись румянцем, потом она улыбнулась и громко рассмеялась. Давно уже не видела Клавдия Сергеевна дочь в таком настроении.

— Что тебя так рассмешило?

— Представляешь, мама, Толя с Наташей поженились с разрешения Сергея.

— Шутка, что ли?

— Сергей уже такой начальник, что может разрешать подобное.

— К кому-нибудь другому они могли же обратиться?

— Он их командир.

— Кто они, твои друзья?

— Толя заместитель Сергея, майор, а Наташа фельдшер в их части, старшина. Могла бы и я сейчас быть с ними, — взгрустнулось Зине. — Письмо написано с разрешения Сергея.

— О делах Сергея подруга пишет?

— Нет.

— Больше недели внимательно наблюдаю за тобою, сдается, ты изменилась в лучшую сторону: встаешь сама, подолгу ходишь по комнате, на голову меньше жалоб. Какое сейчас самочувствие?

— Я хочу поехать в Батурино. Чувствую, выдержу. Димку хочу повидать, прижать к себе, побыть с ним, поиграть.

Чтобы не расстраивать дочь, Клавдия Сергеевна не стала продолжать обсуждение темы. Однако на следующее утро Зина вновь возобновила разговор о намерении поехать к сыну.

— Думала, в шутку, а тебе в самом деле захотелось побывать в Батурино. Слаба ты еще для этого. Как врач говорю тебе. Да и кто знает, как тебя примут? Писем оттуда нет.

— Но не прогонят же. Побуду денек и возвращусь. Попутных автомашин много, погода хорошая.

— Димку не пытайся забрать.

— Когда окончательно поправлюсь, я и тогда сделаю это лишь с разрешения Сергея. Но как бы мне хотелось, чтобы сын был здесь!

— В доброй семье дети вырастают хорошими. Там надежнее, и нам спокойнее.

— Мама! Если задержусь, ты не разыскивай меня. Не к чужим же еду.

— Ой, дочка!..

Зина ехала на попутной автомашине, смотрела через стекло кабины, с волнением ожидая встречи с Батурино. Когда из-за поворота лесной полосы показались первые дома, сердце радостно забилось. Хотелось смотреть и смотреть на ничем не примечательные строения.

Автомашина шла транзитом. Зина сошла возле магазинов. Их на этой улице было несколько. Зашла в первый, райпотребсоюзовский. Правая его половина — продовольственная, левая — промтоварная. Не ахти какие, но в обеих половинках товары лежали. Она купила полкилограмма конфет-подушечек, других не было. Радовало, что никто на нее не обращал внимания. К тому же она надвинула низко на лоб платок и не старалась глядеть на входивших женщин. Вышла на высокое крыльцо, навстречу поднимался Иван Степанович.

— Ой, Зина, Зиночка! Какими судьбами? — заулыбался он, пытаясь взять ее за руку.

— Гад! — плюнула она в его глаза. — Помрешь, кол осиновый воткну в могилу.

Иван Степанович снял очки, начал их протирать носовым платком, близоруко щурясь на молодую женщину, так позорно поступившую с ним.

Не останавливаясь, Зина прошла мимо и направилась к клубу, затем тропинкой к дому Бодровых. Возбужденная неожиданной встречей, она шла быстро, разрумянилась. Но постепенно злость притихла, а по мере приближения к дому, движения ее замедлились. «Что я скажу? Зачем приехала? Кто просил?» Вот и порожек, который она не раз видела. Робко преодолела обе ступеньки, поклацала щеколдой. Дверь оказалась закрытой. Сгорбившись, села на верхнюю площадку без мыслей в голове.

Анна Михайловна шла домой не спеша. Вадим на работе до позднего вечера, Лида с внуком в Горшовке, куда торопиться?! Покорно сидевшую на своем крыльце женщину увидела издали. «Кто бы это мог прийти?» Подошла.

— Зина?! — удивленно воскликнула она. — Вот уж кого не думала увидеть, хотя, честно говоря, ждала.

— Вы уж извините, без приглашения, — с румянцем неловкости ответила гостья.

— Что ты, дочка, что ты. Я рада видеть тебя.

Слово «дочка» радостно всколыхнуло сердце. Глаза Зины наполнились слезами. Захотелось сказать многое, но спазмы в горле не давали выхода словам.

— Не осуждайте меня строго, Анна Михайловна… За все…

— Жизненных путей без ухабов не бывает. Идет человек по ровному и вдруг — на тебе, влетел в колдобину. Важно в другой раз туда не попадать, не забывать смотреть под ноги.

— Рытвины на моей дороге уж больно глубокие. Выкарабкалась, но испачкалась, никак не отмоюсь.

— Время — всему судья.

Вошли в комнату. Зина огляделась по сторонам, недоуменно посмотрела на мать Сергея.

— На хуторе они с Лидой, у дедов.

— А как же я? — растерянно развела руки гостья.

— Поезжай и ты туда. Лиде надо в школу, а ты там поживешь с сыном.

— Нехорошо как-то. Ни с того ни с сего. Да и нездоровая я.

— Деды рады будут. Они души не чают в Димке, внучком его называют. А матери я письмо напишу, чтобы не беспокоилась. Воздух в Горшовке живительный, подлечишься бабушкиными лекарствами.

— Сколько вам хлопот из-за меня! Да и денег у меня мало.

— Не знаю, уж какой там начальник Сергей, но по его денежному аттестату мы получаем достаточно, я даже перестала подрабатывать. Деды живут неплохо. Не тревожься. Будешь гостьей желанной, забудешь хоть на время свои тревоги, порадуйся жизни. Ты ложись, отдохни, я пойду похлопочу в МТС насчет лошади. Пешком тебе не дойти, хотя тут всего восемь километров.

— Я дойду! — загорелась желанием Зина.

— Нет, не дойдешь, — посмотрела внимательно Анна Михайловна на гостью. — Зачем рисковать?

Зина послушалась совета. Сняла ботинки, легла на кровать, прикрыв ноги в чулках своим пиджаком. Гудела голова. Довольная гостеприимством хозяйки, быстро заснула. Пробудилась оттого, что хлопнула входная дверь. В проеме стоял Вадим, опираясь на костыль.

— Здравствуй, Зина! — сказал он буднично, будто не видел ее лишь со вчерашнего дня. — Рад встретить тебя в нашем доме.

— Я тоже рада, — засмущалась гостья.

Тяжело опираясь на костыль и прихрамывая, брат Сергея прошел к столу, сел. Воспользовавшись моментом, Зина встала, оделась, прикрыла плечи платком. Вошла мать.

— Обедаем и отправляемся в Горшовку. Вадим попросил милицейскую бричку. Тебя отвезу, — обратилась она к Зине, — и сразу же обратно. Транспорт служебный.

Анна Михайловна налила чашку наваристых щей, кружку молока. Гостья достала гостинцы, но хозяйка сказала, лучше их в подарок повезти дедам. Тут можно купить, а там они не продаются. Ели молча. Зина с удовольствием справилась со щами, выпила полную кружку молока.

— Спасибо, Анна Михайловна, не помню, когда ела с таким аппетитом.

Она поглядела на молчавшего неприветливого Вадима, и голова вновь разболелась.

— Как самочувствие, Вадим? — обратилась она к нему, хотя совершенно не хотелось начинать разговор первой.

— Так себе. — И больше ни слова.

— Давайте же собираться, — прервала неловкое молчание Анна Михайловна. — Время не ждет. Просится поехать с нами Колька, Лидин помощник в воспитании Димки, — обратилась мать к Зине.

— Пусть едет, — разрешил Вадим на правах ответственного за лошадь.

Колька пожелал быть за кучера. Тут же уселся впереди, взял в руки кнут. Его обгоревшее за лето лицо светилось счастьем.

Завезли Вадима на работу, и застоявшаяся лошадь быстрой рысью прямиком направилась в Горшовку.

— Прислали Вадиму неплохой протез, а нога привыкает трудно. Злится, — сказала Анна Михайловна.

Кучер оказался еще и гидом. Подъехали к Казенному пруду, рассказал, что здесь были военные, глушили рыбу толом.

— Один раз невдалеке от плотины рвануло, узкая ее часть из веток и соломы заходила ходуном, едва удержалась. Иначе вся воды ушла бы в Крысиную балку. А вот тут военные стреляли по мишеням. Я две пригоршни пуль насобирал тогда.

— Зачем они тебе? — спросила Зина.

— Из рогатки стреляю.

Подъехали к нескольким домам под железными крышами, и гид пояснил, что это «молочка». Колхозных коров доят, сюда молоко подвозят. Тут оно перерабатывается. Здесь же от жителей принимают для армии масло в качестве налога за корову.

— А вот там, — указал Колька кнутовищем, — поле, аэродром называется. Когда немцы подходили, военные хотели здесь самолеты сажать, но фронт ушел, а название осталось. В этом году там росла пшеница.

Вскоре с бугра открылась панорама хутора. Вправо и влево на большой площади разбросаны сады, дома, огороды. Колька остановил лошадь. Он тоже впервые видел Горшовку, хотя много слышал рассказов от Лиды.

— Видите, почти в центре большой дом, колодец с журавлем перед ним? — спросила Анна Михайловна. — Здесь родились Сережа, Вадим, Лида, Николай Дмитриевич, там сейчас Димка.

Зина тоже слышала рассказы о Горшовке, но только теперь могла воедино связать то, о чем говорил Сергей, с реальным большим хутором. Горшовка понравилась сразу. Красивые холмы, которые Анна Михайловна назвала буграми, возвышались по обеим сторонам Паники на десятки метров, балки с низким кустарником между ними, вокруг скошенные хлебные поля. Пришла мысль: «Люди здесь живут надежные и спокойные. Только здесь мог родиться Сергей».

Понравилась Горшовка и Кольке.

— Здорово! — сказал он.

— Прекрасно, — подтвердила Зина.

Чем ближе подъезжали к дому, тем беспокойнее билось сердце. Она ждала встречи с сыном и Лидой и одновременно тревожилась, будто они могли ее в чем-то упрекнуть. Боязнь возникла после встречи с Вадимом, от которой-остался на душе неприятный осадок. Такого же отношения она ожидала от Лиды. Но все это мелочи, ничего не стоящие по сравнению со взглядом Сергея, когда он уезжал на фронт.

Чувства нельзя выразить словами, даже если говорить о них бесконечно. Все равно нисколько не приблизишься к истине. Разве что музыка способна передать их оттенки. Но чувства матери к своему ребенку лежат выше человеческого разума. Зина была матерью, и это вело ее сюда, как бы на нее ни смотрели родственники. Если бы сказали: «Все отнесутся к тебе плохо», она и тогда пришла бы к сыну.

Возле Паники экипаж встретил Шарик. Песик прибежал с поднятым кверху хвостиком, радостно залаял, вертелся возле лошадиных ног, бежал рядом с бричкой.

— Откуда ему известно, что мы к дедам едем?

— Лошадь он знает, да и меня. Коли с нами, значит, и вы теперь для него свои люди.

Подъехали к дому. Двери и ворота закрыты. Тишина. Анна Михайловна постучала щеколдой калитки, и тут же дверь в коридоре распахнулась, выбежала бабушка.

— Нюра, дочка, рада видеть тебя. А это что за молодежь?

— Зина, мама Димки, а это Колька, наш кучер и сосед, Лидин одноклассник.

— Ой, внучка! — обняла бабушка Феня Зину. — С приездом тебя, гостья дорогая!

Вышел Дмитрий Карпович, поцеловал сноху. Анна Михайловна представила Зину.

— Вот молодец, что приехала! — поцеловал он гостью. — А мы собирались писать письмо, чтобы побывала у нас. А ты, гляди, сама надумала!

Услышав разговор, вышла Лида. Зину она узнала сразу — побледневшую, постаревшую, растерянную, в сером пиджаке и легком платке на плечах. Ее она не любила и видеть не хотела. Но сейчас что-то надломилось в чувствах к пришибленной жизнью женщине — матери ее племянника, по сути жене любимого брата, ведь знала о его истинных чувствах к ней. Лида подошла, обняла Зину, прижала к себе, поцеловала. И тут гостья неожиданно для всех расплакалась. Уткнулась лицом в грудь сестры Сергея, плечи ее вздрагивали.

— Зина, успокойся, ну чего ты… — гладила по спине гостью Лида, глаза ее затуманились. Колька подошел к ним.

— Перестаньте, — сказал он баском, — лошадь вон как на вас смотрит, может расстроиться, а нам еще ехать в Батурино.

Глупая шутка тем не менее возымела действие. Лида улыбнулась другу, взяла его за руку:

— Спасибо, что привез гостей, дедов порадовал.

Попыталась улыбнуться Зина, но улыбка получилась у нее печальной. Дедушка принес клочок сена, дал лошади. Похрумкивая, она перестала обращать внимания на людей. Бабушка засуетилась:

— Покормлю сейчас.

— Мы из-за стола и прямиком сюда, — сказала Анна Михайловна.

— Пойдем к Димке, — Лида взяла гостью за руку, повела в комнату.

С замиранием сердца Зина подошла к кровати, на которой лежал Димка, укрытый до подбородка одеялом. «Как вырос!» Не мигая смотрела на сына. Он перестал сопеть, открыл глазки, как показалось Зине, внимательно посмотрел на нее, будто вспоминал что-то. И вновь засопел.

— Не узнал, — дрогнувшим голосом сказала Зина.

— Не проснулся еще, — ответила Лида, — но скоро запищит. Посиди с ним, я пойду с мамой и Колей поговорю.

Зина прилегла к сыну. Стараясь не разбудить, свернулась рядом калачиком. Разболелась голова от волнения, но вставать и проглотить таблетку не захотелось. Прижалась лицом к его теплому темечку и тут же уснула.

Во дворе держали совет: как поступить. Приняли предложение Анны Михайловны, чтобы Зина пожила у дедов десяток дней, побыла с сыном, а Лида через пару дней приедет домой, будет готовиться в школу. Как-никак девятый класс!

Лиде не терпелось поговорить с Колькой. Он знал все новости батуринские, что намечается нового в школе, какие фильмы показывают в клубе. Да мало ли какие мелочи, из которых, как известно, жизнь соткана.

Вездесущий пацан уже помогал деду очищать рамки пчелиные, перетягивать на них ослабевшие струны. Он отложил в сторону незаконченное изделие, поднялся навстречу подружке.

— Иди сюда, в дедову столярку, — позвал Колька. — Как здорово пахнет сотами и медом! А сколько здесь всякого столярного инструмента! Чего хочешь можно сделать.

Дмитрий Карпович вышел по делам. Лида стояла близко, смотрела на Кольку, его радостную улыбку.

— Мне здесь тоже нравится.

Неожиданно для обоих он обнял Лиду и поцеловал в губы. Она вздрогнула, отстранилась:

— Ты что, спятил?

— Лид, не удержался, — смутился парень.

— Пообещай, больше не будешь позволять себе.

— Могу, но все равно не сдержу слова.

— Фу, какой ты. Пойдем отсюда. Покажу Панику.

— А пчелы не покусают?

— Они нападают на боязливых. Иди и не обращай на ульи внимания.

Вышли к мостику. Зелеными стояли талы. Но на поверхности воды — тихо: ни жучков, ни паучков. Осень! На противоположном берегу в саду у самого берега повзрослевший телок пощипывает траву. Увидев молодых людей, поднял курносую мордочку, издал протяжное му-у…

— С нами здоровается, — сказала Лида, — ответь.

— Му-у… — промычал Колька.

— А он и вправду!.. — фыркнула шутница.

— Я же верю тебе…

— Не обижайся, — взяла она парня за руку.

Преодолевая слабое сопротивление подружки, Колька обнял ее и еще раз поцеловал.

— Чего разошелся? Увидят же.

— А ты не уезжай надолго!

Уселись ужинать засветло. Бабушка нажарила картошки, принесла из погреба соленых лоснящихся помидоров, дедушка достал початую бутылку водки. Димка капризничал, Зина не знала, как его успокоить, разламывалась голова на части, пропало настроение.

— Давай его мне, — сказала Лида, — мы с ним общий язык быстро находим.

Она подбросила пацаненка на вытянутых руках. Тот от удовольствия раскрыл глаза. Нянька поводила по его губам соской, Димка половил ее беззубым ртом, поймал и с удовольствием зачмокал.

Дмитрий Карпович разлил водку по маленьким рюмочкам. Поставил перед всеми. Лида отказалась. Завозражала и Зина.

— Голове лучше станет, — сказал он гостье.

Зина пробовала разведенный спирт, когда работала в госпитале. Ни вкус, ни запах тогда не понравились. Отказать в просьбе дедушке не хотелось. Решилась! Выпила без эмоций. Закусила вкусным бочковым помидором. Почувствовала, как покраснели щеки, стали горячими уши. Без дополнительного приглашения поела жареной картошки. И правда боль в голове поутихла, поднялось настроение, она охотно отвечала на вопросы о своей жизни в Михайловке, пожаловалась на головные боли и слабость в теле.

Зажгли лампу под потолком. Разговор продолжился.

— Вся моя долгая жизнь, — говорила бабушка, — борьба с болезнями. Но то ли они к нам приходят не опасные, то ли мы научились справляться с ними, но в семье нашей тяжелых болезней не бывает. Поживешь у нас, смотришь, и тебя подлечим.

— У бабушки травы всякие в сараях пучками поразвешены, — поддержала Лида. — Она знает, как они называются, что ими лечат.

— Нет таких болезней, чтобы не было от них лечебных трав. Так еще говорила моя бабушка, — ответила Феодосия Ивановна.

— Я тоже так считаю.

— Ежели еще пропустить перед приемом рюмочку водки, так никакая зараза не выдержит.

— С медом лучше, — не поддержала бабушка дедову идею.

— Когда нет мочи, я всегда выпью маленькую, — приподнял вверх пустую рюмку Дмитрий Карпович, — смотришь, полегчает.

Зина с удивлением отметила: с незнакомыми еще вчера людьми ей приятно вести разговор. Милые, сердечные старики, Сережкин и Димкин фундамент.

Неожиданно с улицы послышались мужские голоса. Потом по коридору протопали ноги, и на пороге появился Иван Дмитриевич — старший сын. Шумный, большой, он сразу заполнил половину комнаты. Поздоровался, расцеловался со всеми.

— Приехал познакомиться с женой Сергея, моего любимого племянника, с его сыном. — Он поднял Зину за руку, оглядел с ног до головы, — Хороша пара! — Поцеловал. Взял Димку одной рукой, заглянул в личико.

— Похож, похож! Тяжелый! Богатырь!

Вынул две бутылки водки, передал отцу.

— Это на лечение. Ну, все. Мне пора. Забежал на минутку. Дела! — развел он руками. — Рад, что повидался с родными.

— Поешь, — сказала Феодосия Ивановна.

— Некогда, мама. Чуть посвободнее будет на работе, приеду, посидим, потолкуем.

Иван Дмитриевич еще раз всех поцеловал и так же быстро исчез, как и появился.

— Председатель райисполкома! Ни дня, ни ночи свободных.

— Дед покачал головой. — Мы с индивидуальным хозяйством тоже работали от зари до зари, но не в такой бестолковщине. Бесконечные собрания и совещания, а каждые высидеть — хуже, чем за плугом ходить.

На стене в большой раме под стеклом выставлены фотографии здравствующих и ушедших из жизни людей. Зина с Димкой на руках всматривалась в лица Сережиных родственников.

Пояснения давала бабушка. Гостья впервые увидела маленьких Сережу и Вадима, Лиду на руках у матери, бравого Дмитрия Карповича в казачьей одежде, Николая Дмитриевича в военной гимнастерке. Теперь все эти люди — ближайшие родственники сына, а значит, и ее самой. С сожалением отметила: нет фотографии Сережи в военной форме, а как бы хотелось посмотреть!

Вскоре Лида взяла племянника.

— Нам пора ужинать и спать.

Она дала Димке небольшую булочку с молочком, привычно положила ребенка на левую руку.

Зина осталась с дедами.

— Знаешь, внучка, — сказала Феодосия Ивановна, — ожидаючи твоего приезда, наготовила лекарств от головной боли. У меня тоже иногда случается, два-три дня попью отвар из подорожника, череды и тысячелистника, да ложку свежего меда натощак утром и вечером, как рукой снимает. Думаем и тебя этим зельем попоить. Должно помочь. Посмотришь, как я готовлю отвар, наберешь трав с собой, дома еще подлечишься. Помаленьку оклемаешься.

Зина с Лидой вышли на улицу перед сном. Очертания холмистой местности с западной стороны хутора расплылись в закате, появились яркие звезды на небе.

— Вот они будут всегда нам светить, — сказала Лида, глядя ввысь. — Когда нас не было, они так же сияли.

— Жизнь так устроена.

— Я не знаю, что такое жизнь. Не понимаю, почему я есть, а потом вдруг меня не станет. В чем смысл? Эти звезды существуют, пока я их вижу, а закрою глаза — и нет их.

— Не бери в голову. Это не главное. От таких дум она болеть начинает.

— А что, по-твоему, главное в нашем существовании?

— Не делать глупостей, которые омрачают жизнь не только тебе, но и близким людям, — ответила Зина.

— Это слишком просто.

— Не скажи. Не всегда человек может справиться с собою, если даже будет очень стараться.

— О том, что совершена глупость, станет ясно потом. А как ее распознать заранее?

— Если дело кажется простым и думать о последствиях не хочется, беда не замедлит приключиться.

— Ты работала в военном госпитале, видела смерть, и не одну. Что это такое?

— Видела, как тухнут глаза, кажется, только что был человек, он еще здесь, но его уже нет. Не дано нам это понять. Смерть для человека — крушение вселенной, в центре которой он находился. Для других — просто не стало его — и все, а мир каким был, таким и остался. Как это понять?

Они стояли и смотрели на небо, слушали вечерние звуки Горшовки. Залаяла где-то собака, Шарик ответил, не удержалась соседняя. Потом послышались звуки балалайки, девичий громкий смех, тут же нестройные ребячьи голоса подхватили песню:

— Что за песня? — спросила Зина.

— Так, ерунда на постном масле. Ее только мальчишки эдак залихватски поют. Горшовская «улица» начинает собираться.

— Интересно там?

— Даже очень. Беззаботное веселье, ничего не значащие разговоры.

— Ходишь?

— С Димкой на крылечке слушаем.

— Трудно тебе?

— По-всякому.

— Ты уж прости меня. Так получилось.

— Посидим немного, послушаем да спать пойдем, — ответила Лида на слова гостьи, — скоро Димка проснется, пеленки менять надо.

Вновь в голове запульсировала боль. Зина потерла виски.

— Мне расхотелось сидеть, — сказала она. — Свежо. Идем к Димке.

В горнице две кровати. На одной Лида с племянником, на второй Зина.

Кому бы, как ни матери, лежать с сыном. Ан нет. Вопрос даже не возник, а попросить постеснялась. Так и лежала одна с головной болью, прислушиваясь, стараясь уловить дыхание Димки. Незаметно заснула.

Разбудил плач ребенка. Зина спросонья метнулась к нему, но Лида уже поменяла пеленки. Так и осталась она стоять возле их кровати.

— Ложись с ним, — неожиданно сказала Лида.

Нежная, радостная волна чувств захватила Зину. Она осторожно легла рядом с теплым сопящим существом, осторожно поцеловала в лобик, всматривалась в едва видимое в темноте личико, боялась даже дышать. Наконец-то мать и сын были вместе, без посторонних взглядов.

Рассвет Зина встретила очередной заменой пеленок, но была счастлива ощущением своей нужности. На завтрак она вышла с головной болью, но с сыном на руках.

— А Димка почти всю ночь проспал, — бодро сказала она, — молодец.

Зина приняла бабушкину микстуру натощак, запила горечь двумя ложками янтарного меда. Потом со свежей горбушкой хлеба выпила кружку парного молока и сразу почувствовала крайнюю усталость. Сказались напряжение предыдущего дня и ночного бодрствования.

— Иди полежи, — заметила Лида состояние гостьи, — на тебе лица нет.

Взяла Димку, проверила, как запеленут племянник.

— Мы погуляем в саду. Отдохнешь, приходи к нам.

Зина уснула сразу, как только улеглась, и проспала до обеда. Проснулась, вспомнила, надо идти в сад к сыну. Но когда вышла из горницы заспанная, бабушка собирала посуду со стола после обеда. Гостья извинилась, но дедушка успокоил:

— Хорошо, что проспала полдня. Сейчас поешь и опять иди спать. Сном можно лечить любую болезнь. Спи на здоровье.

Мать Димки последовала их совету. Домочадцы не тревожили, старались меньше времени быть в комнате, чтобы не создавать лишнего шума. Димку спать укладывали в столярке на подушку в крышке улья. Изредка заходила бабушка послушать спокойное дыхание Зины. Она проснулась, когда солнце уходило за горизонт.

Так началась жизнь Зины в отеческом доме Сергея. Почувствовав доброе отношение к себе стариков да и Лиды, она расслабилась, отоспалась в спокойной обстановке. Никто ее ни в чем не упрекал, не требовал объяснений. Была Зина на вторых ролях по уходу за сыном.

Однако вскоре положение изменилось. Ушла домой Лида, и все обязанности по уходу за Димкой легли на ее плечи. Малыш привязался к тетке и первое время капризничал, когда мать брала его на руки. Но потом и эта проблема была решена. Потянулись дни обычные для женщины с малым ребенком. Спокойная, размеренная жизнь, бабушкины отвары, дедов мед, парное молоко утром и вечером благотворно сказались на ее здоровье. Уменьшились головные боли, пропала бледность лица и вялость в теле, улучшилось настроение.

Приходила через два-три дня Лида, разведать, как идет жизнь в Горшовке. Незаметно пролетели три недели. Деды оставляли молодую женщину пожить у них еще, хоть всю зиму. Им веселее, и для Зины польза. Но надо было возвращаться, начинала портиться погода, требовалась другая одежда, мать беспокоилась.

Уезжала из Горшовки со слезами. В Батурино Анна Михайловна дала Зине фуфайку, теплый платок, шерстяные носки и Сергеевы ботинки, лежавшие без дела. В таком одеянии ожидала она на грейдере автомашину.

 

XV

Затишье на фронте длилось недолго. Уже в начале октября войска Юго-Западного фронта вели наступление в направлении Запорожья и освободили город к середине месяца. Затем форсировали Днепр ниже Днепропетровска и овладели важным плацдармом на правом берегу. Тяжелые бои по расширению захваченного участка затем длились более двух месяцев.

Высокий правый берег реки обозначил границу. Закончились степи от Днепра до Волги. Сергей стоял спиной к реке, смотрел на восток, видел мысленно тысячекилометровую равнину до Сталинграда, которую он прошел и проехал вдоль и поперек. Впереди лежала Приднепровская возвышенность, холмистая местность вплоть до Карпат.

В ходе наступления войска фронта неоднократно подвергались массированным контратакам противника. В разрывах боевых порядков вражеские передовые отряды нередко оказывались в тылу на десятки километров. Бреши, как правило, закрывались фронтовыми частями, прорвавшийся противник оказывался в окружении, в ряде случаев на захваченной территории предпринимались попытки восстановления в населенных пунктах оккупационного режима, что напрямую связывалось с нарушением работы фронтовых коммуникаций.

20 октября Юго-Западный фронт получил наименование 3-й Украинский. Столь знаменательное событие штаб войск НКВД фронта отметил «банкетом» в собственной палатке на левом берегу Днепра. С развитием дальнейшего наступления штаб планировал перебраться в ближайшее время на другую сторону реки, но обстановка для этого не складывалась. Правый берег в районе Запорожья находился еще в руках противника. Части по охране тыла лишь наполовину переместились за наступающими войсками. Николай Михайлович решил собрать начальников отделов, отделений и служб, чтобы обсудить задачи в связи с захватом плацдарма на днепровском берегу и ожиданием команды на переправу.

Начальник штаба зачитал офицерам ориентировку о состоявшемся в сентябре 1943 года третьем большом конгрессе украинских националистов, задачах, которые он поставил перед ОУН. Николай Михайлович читал не спеша, выделяя каждое слово: «…формирование, вооружение и оснащение УПА, ее обучение и подготовка для вооруженных выступлений в тылу Красной Армии; совершение диверсионно-террористических актов путем налетов на штабы и подразделения Красной Армии и войск НКВД; уничтожение офицеров Красной Армии и войск НКВД, сотрудников органов НКВД — НКГБ и партийного актива; расстройство нормальной работы тыла Красной Армии путем разрушения железных дорог, поджога военных складов и уничтожение транспортных средств на армейских коммуникациях; вербовка населения, в основном молодежи, в диверсионно-повстанческие отряды; внедрение оуновцев в части Красной Армии с целью выделения разложенческой, шпионской и террористической работы; националистическая агитация и пропаганда среди населения с целью вовлечения его в борьбу с советской властью; для придания организованного характера борьбы с Красной Армией создано главное командование УПА во главе с Романом Шухевичем».

Закончив чтение, он попросил высказаться по поводу содержания документа.

— Точно такие же задачи ставятся перед диверсионными и террористическими группами немцами, — ответил начальник разведывательного отдела майор Кавригин.

— Но то противник. А эти вроде бы свои люди. Даже зла к ним не испытываешь. Одни ведь песни поем:

вспомнил он строчку из известной украинской песни.

— У украинцев и русских общие корни. Они наши или мы их, все едино, славяне. Но те, кто составил документ, принимал его как руководство к действию, — враждебный элемент. Диверсионные и террористические группы, из кого бы они ни состояли, подлежат уничтожению, — ответил начальник штаба.

— Никакого различия по национальному признаку. Земля эта для нас не чужая. Мы здесь свои. Так люди относятся к нам. Давайте выпьем за дружбу народов, — провозгласил он тост. — Чтобы нам встречались лишь добрые люди.

Сергей вышел на свежий воздух. Не хотелось отказываться от хороших тостов, но разведенный спирт душа не принимала. Вскоре появился Кавригин.

— Не удается нам встретиться, — сказал он. — Рад видеть начальника оперативного отделения и командира боевого отряда в одном лице.

— Поздравляю вас с повышением.

— Результаты твоей работы.

— Как «Гидра» поживает?

— Все здравствует.

— Чем занимаются, спрашивать нельзя?

— Спросить можно, но ответа не получишь.

— Передай от меня всем привет и лучшие пожелания.

— Это можно. Тебе великое спасибо за капитана Фесселя. Помог он нам. Сейчас готовится с помощью громкоговорителя обратиться к немецким солдатам о добровольном переходе на нашу сторону.

— Как вам задачи для УПА?

— Среди русских степей уютнее себя чувствовал. Враг был один.

Офицеры смотрели на правый обрывистый берег Днепра, на западе гасла вечерняя зарница, оттуда веяло свежестью. Появился легкий туман над водой.

— Остывает Днепр.

— Что-то нас ждет за ним?

Ожидать пришлось недолго. Подошел дежурный по штабу:

— Вас срочно вызывает начальник!

Оперативное отделение потому так называется, что там всегда все делается «срочно» или «сверхсрочно», и оперативно-боевой отряд, как резерв начальника войск, предназначен для решения внезапно возникших задач.

Николай Михайлович эту самую задачу поставил коротко. В тыл 8-й гвардейской армии прорвалась группа немцев силами не менее двух батальонов. В течение полутора суток прорвавшийся противник уничтожался фронтовыми частями. Остатки его подразделений укрылись на холмистой местности, держат круговую оборону. Командование фронта не может взять с переднего края дополнительные силы, намерено снять уже задействованные на ликвидацию части и поручить выполнение задачи войскам НКВД. Начальник войск приказал остатки прорвавшейся группировки противника ликвидировать оперативно-боевому отряду. Для усиления отряду придается 120-мм минометная батарея, шесть 82-мм минометов, батарея САУ-100.

Из имеющейся артиллерии необходимо создать полковую артиллерийскую группу. Ее начальник будет назначен завтра же. Сегодня ночью подразделениям отряда переправиться на правый берег Днепра, приданной артиллерии находиться там. Остаются на месте спецотрядовцы и Шикерин.

— Не знаю, как придется выполнять задачу, — сказал начальник штаба, — возможно, с применением общевойсковой тактики. Вам надо познакомиться с приказом Сталина «О совершенствовании тактики наступательного боя и о боевых порядках подразделений, частей, соединений». Не дай бог сделать не так, особенно если что-то не получится, СМЕРШ замордует.

И пошло-поехало. Пока Бодров знакомился с приказом, делал выписки, составлял схему боевых порядков, Шведов поднял отряд по тревоге. По наплавному мосту подразделения переправились на правый берег Днепра пешим порядком, а автомобильный транспорт и артиллерийские батареи по понтонному.

Едва на восточном небосклоне появилась первая розовая полоска, отряд в полном составе сосредоточился на правом берегу Днепра. Комендант переправы указал Бодрову на карте небольшую рощу в полутора десятках километров от берега. Свою артиллерию и разведку погрузили на «студебекеры», роты пешим порядком двинулись в назначенный район.

Правобережье встретило отряд неприветливо. Дул сильный северо-западный ветер, по небу плыли обрывки мрачных туч, было свежо и неуютно. Благо, красноармейцы и офицеры накануне получили теплое белье. В роще длительное время располагался немецкий полк. Часть землянок оказались разрушенными, территория изрыта воронками от авиабомб и снарядов, но в начале дня подразделения были уже под крышей. Невдалеке стоял стог соломы. Бодров приказал вынести из блиндажей настилы из сена и сжечь, помня случай, когда под Москвой взвод переночевал во вшивом сарае, где до того жили пленные немцы.

Бодров со Шведовым заняли обжитую землянку немецкого командира батальона. Шалевич в это время остался еще на левом берегу для решения вопросов тылового обеспечения подразделений, должен был возвратиться с назначенным в отряд начальником артиллерии и, что главное для него, добиться выделения для отряда заместителя командира по тылу. С рукой на бинте, перекинутом через шею, он ходил по кабинетам, добиваясь включения в штат нужных людей, обращался к родственнику в политуправление. На этом поприще он оказался незаменимым.

В отряде усилиями Наташи по батальонной схеме был сформирован из выздоравливающих красноармейцев и сержантов санитарный взвод, которому при выполнении оперативно-боевых задач предстояло развертывать батальонный медицинский пункт. Сейчас БМП разместили в большой землянке рядом с командирским. Фельдшер навестила блиндаж командира уже через час после обоснования на новом месте.

По мере прибытия в рощу по распоряжению Бодрова от каждой роты выделялось отделение в качестве разведывательно-поисковой группы для разведки противника, обследования окружающей местности. Львов со своей группой собрал сведения в штабах фронтовых частей, среди местного населения. К вечеру информация о противнике и местности давала первичное представление об обстановке. РПГседьмой роты на окраине поселка Крынки сумела захватить «языка». Забрался немец из окружной части в погреб за картошкой, хозяева крышку закрыли задвижкой, не зная, что делать с грабителем. Весьма обрадовались, увидев красноармейцев. Пленного привели к Бодрову. Переводчика не было. Мешая русские и немецкие слова, с помощью мимики и жестов удалось выяснить, что из потрепанных подразделений вермахта полковник Фогст сформировал четыре полнокровные пехотные роты. Задержанный плохо знал топографию, служил адъютантом у обер-лейтенанта, командира роты, но сумел объяснить, где занимают оборону сформированные подразделения. Опорными пунктами являлись высокие холмы вокруг поселка Горобцы.

— Здесь находится полковник? — указал Сергей населенный пункт на карте.

— Яволь.

Это было уже кое-что, но далеко до того, чтобы принять решение на атаку противника. Требовались другие данные. В ночь к выявленным опорным пунктам вышли разведывательные группы. Главная задача для каждой — добыть «языка» и, если есть возможность, скрыто проникнуть в лощины между холмами.

Стараниями Шалевича к вечеру прибыли четыре полевые кухни, и вскоре роща наполнилась ароматом свежего борща.

— Как насчет ста граммов? — спросил Шведов.

Шалевич достал из нагрудного кармана гимнастерки сложенный вчетверо листок бумаги, прочитал, что в соответствии с постановлением Государственного Комитета Обороны от 6 июня 1942 года № ГОКО 1889с выдачу водки по 100 граммов в сутки на человека производить военнослужащим только тех частей передовой линии, которые ведут наступательные операции. Всем остальным военнослужащим передовой линии выдачу водки в размере 100 граммов на человека производить в революционные и общественные праздники: 7 и 8 ноября, 5 декабря, 1 января, 23 февраля, 1 и 2 мая, день физкультурника 19 июля, день авиации 16 августа, день полкового праздника (сформирования части).

— Чей приказ?

— Хрулева, заместителя наркома обороны СССР.

— Выходит, нам пока не положено.

— Так получается.

— Не выбрасывай бумагу. Когда начнем наступать, приказ заместителя наркома обороны нам пригодится.

— Привез заместителя командира отряда по тылу. Он теперь за все в ответе. У меня другие дела, — ответил Шалевич.

— Где этот заместитель? — спросил Бодров.

— Занимается боеприпасами для приданной артиллерии. Завтра должен прибыть.

Пришла Наташа. Поужинали втроем, выпили разведенного спирта из запасов Анатолия.

— Письмо получила от Зины, — сообщила гостья.

— Можно почитать? — поинтересовался Сергей.

— Бери!

Давно он не видел знакомого почерка, стоило взять в руки послание, написанное ровными, по-женски аккуратными буквами, сердце командира оперативно-боевого отряда запрыгало от радости. Он просто смотрел на написанную Зининой рукой весточку, не спешил читать, ведь тогда послание надо будет возвращать. Появилось желание листок приложить к губам. Постеснялся.

Анатолий с Наташей смотрели на друга, видели, чувствовали его переживания. Когда же он наконец оторвал глаза от письма, с радостной улыбкой сказал:

— Здорово!

Потом начал отодвигать ящики своего стола, как бы отыскивая что-то.

— Пойду провожу Наташу.

Сергей не ответил, согласно махнул ладонью.

— Что там? — спросил Анатолий, когда они вышли от командира.

— Зина сообщает, как прожила с сыном три недели у Сергеева дедушки и бабушки, описывает свои встречи и проводы там. Мне думается, письмо она писала не мне, а ему.

— Надо бы оставить адресату.

— Я его и не взяла.

Сергей еще и еще раз перечитывал послание, глаза его затуманились, хотя он сам не смог бы ответить, с какой стати. Опершись рукой о стол и положив голову на ладонь, долго смотрел в задумчивости на письмо, представлял Зину в Горшовке, сына в горнице и у Паники, радостные лица деда и бабушки, Лиды и матери при этом.

Только что прилег отдохнуть, прибыл Львов с разведданными. «Языка» разведчикам захватить не удалось, но между опорными пунктами противника проходы найти смогли, причем между всеми.

— Немцы, похоже, чувствуют себя в безопасности, — сообщил Александр Анатольевич, — слышен спокойный говор, видны вспышки электрических фонариков.

— Какие имеются сведения от фронтовой разведки?

— Выявлено намерение противника пробиться к Горобцам со стороны плацдарма. Там всего полсотни километров до фронта. Туда-сюда на танках и транспортерах — и одной ночи хватит для вывоза окруженных.

— Это значит, тянуть нам время с проведением операции нельзя.

Едва рассвело, в штабной автобус к Бодрову прибыли Шведов, Мухов, Львов, Шалевич с начальником артиллерии — военный совет.

— Есть основания полагать, — начал Бодров, — немцы не обнаружили нашего присутствия, но долго длиться такое положение не может. Используя факт неожиданности, сегодня же ночью следует произвести атаку опорных пунктов. Встает вопрос, как это сделать?

Сергей показал на прикрепленную к стене крупномасштабную топографическую карту.

— Начнем с оценки обстановки. Мы не имеем достоверных данных о противнике. Потому могут возникать разного рода опасения. Однако сам фактор внезапности должен компенсировать пробел. Чтобы использовать его, никто из подчиненных не должен знать об операции до момента выхода в исходное положение. Надо определить замысел, не допустив шаблона в действиях подразделений. Противник уже приноровился к тактике фронтовых частей — прямолинейная ломовая работа. Она проще, но у нас нет достаточного количества сил и огневых средств для подобного. Потому важно так провести операцию, чтобы немцы не могли сразу разобраться в нашей тактике. Мы с начальником артиллерии выйдем для знакомства и наметок дальнейших действий. У меня есть наброски решения, но вам их выкладывать не буду. Обсудите варианты, сопоставим мнения и примем окончательное решение.

С этими словами Бодров вышел из автобуса в сопровождении незнакомого капитана.

— Капитан Ястребин, — представился тот.

— Имя-отчество?

— Александр Васильевич.

— Что можете сказать о готовности нашей артиллерии?

— Готова. Боеприпасов маловато. Но соседи-армейцы обещали подбросить. Как полагаю, предстоит артиллерийская подготовка?

— Так и не так. Надо будет подготовить огонь минометов и САУ по двум опорным пунктам в ночное время. Проведите их рекогносцировку, пристреляйте репер, подготовьте огонь тяжелых минометов по одному, а батальонных минометов по другому. САУ должны подготовиться к стрельбе с закрытых огневых позиций с крутой траекторией. Начало огневого налета вам сообщат по радио сигналом «567». Приступайте.

Подошел и представился заместитель по тылу старший лейтенант Боткин.

— Как зовут?

— Александр Александрович.

— Как налаживается тыловое обеспечение отряда?

— Через пару дней основные вопросы по питанию и снабжению подразделений будут разрешены.

— Продумайте организацию порядка и безопасности для нашей рощи. Возможно, нам придется задержаться здесь на какое-то время.

Когда Бодров возвратился в автобус, обсуждение замысла шло полным ходом. Он стал прислушиваться.

— Надо одновременно атаковать каждый опорный пункт двумя ротами. Решить вопрос одним махом.

— Если бы мы имели полные данные о противнике, смогли бы рассчитать свои силы и ограниченные огневые возможности, — возразил Шведов.

— В сомнительных ситуациях лучшим вариантом является наиболее смелое решение. Где-то я читал об этом, — парировал Мухов.

— По-моему, — продолжил Шведов, — надо навалиться на один-два опорных пункта всеми силами и огневыми средствами. Покончим с одним, возьмемся за остальные.

— Внезапности не получается, — возразил Львов.

— Ваше мнение, товарищ Шалевич? — спросил Бодров.

— Я согласен с командиром, — улыбнулся тот.

— А если командир ошибется?

— Ответственность пополам.

— Зрелое решение всегда лежит где-то в середине различных мнений. Давайте сформулируем замысел следующим образом: ночной атакой захватить два опорных пункта, стремясь при этом не допустить потерь. Под прикрытием темноты подразделения осуществляют скрытое сближение до вершины холмов, затем с близкого расстояния расстреливают и забрасывают гранатами противника, освещенного ракетами. Каждый опорный пункт атакуется одновременно с четырех сторон. Тыл наступающих от нападения немцев и соседних опорных пунктов обеспечивает первая рота. Артиллерийской подготовки наступления проводить не будем.

Прошла минута, другая, прежде чем офицеры, вникнув в содержание замысла, начали задавать вопросы.

— Кто возглавит атаку первого опорного пункта? — спросил Шведов.

— Анатолий Алексеевич, а второго — Валерий Александрович.

— Как поступим с другими опорными пунктами?

— Наша слабая артиллерия будет вести огонь по ним во время вашего сближения с противником. Потом посмотрим.

— Какие объекты будут атакованы?

— С западной и восточной сторон Горобцов. Если задачу выполним, нарушим единую систему огня и наблюдения противника. У него не будет круговой обороны, останется очаговая, с которой справиться легче.

— Какие подразделения входят в состав первой и второй групп?

— Первая ударная группа — вторая, третья, четвертая, пятая роты; вторая — шестая, седьмая, восьмая, девятая. Командирам групп необходимо провести рекогносцировку с подчиненными, к шестнадцати ноль-ноль подготовлю приказ на наступление и указания по взаимодействию.

К обеденному времени боевая документация была подготовлена. Сергей пошел посмотреть готовность батальонного медицинского пункта к ночной операции.

Лицо Наташи сосредоточенное, сумеречное. Блиндаж блистал чистотой, насколько это возможно в полевых условиях. Стены завешены простынями, лежали они поверх соломенных лежаков, помещение освещалось несколькими лампочками от танковых аккумуляторов.

— Сережка, — обратилась она, — это опасно?

— О чем ты?

— Чувствую, надвигаются какие-то серьезные события.

— Анатолий сказал что-то?

— Жди от него! Как же…

— Наташа! У нас все дела опасные и серьезные. На фронте других не бывает. Содержи свое хозяйство в постоянной готовности. Свяжись с фронтовыми полевыми госпиталями. Сегодня к вечеру заместитель по тылу обещал раздобыть в твое распоряжение небольшой автобус.

— Что мне написать в ответ Зине?

— Спасибо за письмо и хорошие слова о сыне и родственниках.

Днем светило солнце, пригревало в затишье, но к вечеру ветер усилился, начало подмораживать. Нарождавшийся серпик месяца клонился к западу. Шумели деревья в роще, шуршал голыми ветками кустарник на склонах холмов. Выставленные вокруг намеченных для атаки опорных пунктов наблюдатели каких-либо изменений в поведении немцев на холмах не обнаружили. Расхаживали они по вершинам, почти не маскируясь. Медленно гасли бледно-розовые верхушки облаков на западе, когда подразделения начали выходить в исходное положение. Предстояло совершить марш-бросок до десяти километров, прежде чем оказаться у цели. Наступила ночь. К этому времени боевые группы изготовились к бою. Со штабной радиостанции полетел в эфир сигнал «567» — начало огня артиллерии и движения наступающих цепей.

В ночной тишине громовые раскаты взрывов на двух высотах покатились по округе. Мины и снаряды ложились по всей площади холмов, но потом постепенно начали перемещаться к вершинам и вскоре осветили их вспышками разрывов. Две другие высоты с крутыми скатами, поросшими густой жухлой травой и редким кустарником, продуваемые сильным ветром, лежали в темноте. По их склонам, неровным, с множеством невидимых в траве продольных и поперечных углублений, пригнувшись, медленно двигались человеческие фигурки. Бойцы чертыхались, выбираясь из них, но тут же попадали в новые.

Пройдена первая половина пути, часть второй, со стороны противника ни звука. К этому времени разрывы на соседних высотах прекратились. По цепи пошла команда приготовить гранаты, двигаться вперед по-пластунски. Показались окопы, хорошо видимые на светлом небосклоне. Но вот от испуганного крика часового вздрогнула тишина, судорожно прогремела первая очередь из автомата, и загрохотали вершины высот от разрывов гранат, резких винтовочных выстрелов. В небо взвились десятки ракет с обеих сторон. Оглохшие от стрельбы бойцы лежа вели огонь по выскакивающим из блиндажей людям.

— Разрешите подать команду ворваться в траншею и штыками довести дело до конца, — обратился командир третьей роты к Шведову.

— Нет. Вести огонь с места. Мы не знаем, сколько их там. К тому же можно попасть под огонь соседей.

Неожиданно из траншеи, идущей под углом к окопам, начали выскакивать темные фигуры людей и, ведя непрерывную стрельбу из автоматов, устремились на залегшую цепь, участились выстрелы из винтовок. В сторону контратакующих тут же полетели гранаты. Анатолий достал из-за пазухи теплый пистолет, присоединился к стрелявшим. Несмотря на плотный огонь, автоматчики противника приблизились к залегшей цепи. В этот момент потухли ракеты, и немцы потеряли из поля зрения лежавших в высокой траве бойцов, оставаясь по-прежнему видимыми на небосклоне. Это и решило исход попытки контратаки. В считанные секунды солдаты противника были перестреляны, двое из них подняли руки вверх. Они тут же были сбиты с ног и волоком доставлены к командиру роты. Подполз Шведов. Раненый пленный тихо стонал, другой дрожал крупной дрожью, повторяя непрерывно: «Гитлер капут, Гитлер капут…»

Интенсивность автоматных и винтовочных выстрелов со стороны противника начала постепенно затухать, реже стали слышны разрывы гранат. Шведов приказал командирам рот под прикрытием огня друг друга повзводно и по-пластунски приблизиться к окопам противника, забросать их гранатами и захватить. Прошло не менее получаса, прежде чем командиры подразделений один за другим доложили о выполнении приказа. С запозданием вспыхнул луч прожектора, начал ощупывать местность, но бойцы находились уже в траншее. Командир пятой роты, ближе к которой располагался светильник, приказал второму взводу залпом уничтожить его. После первых выстрелов источник света погас.

Ко второй траншее подразделения выдвигались короткими бросками под прикрытием друг друга. После ее захвата при свете ракет с поднятыми вверх руками выбралась группа солдат из соседних окопов. Но тут же за их спиной раздалась длинная пулеметная очередь, дробь автоматов и попытавшиеся сдаться исчезли с поверхности земли. Вновь в ход пошли гранаты, но теперь уже от сблизившихся с разных сторон рот. Вскоре Шведов передал по радио сигнал: «Прекратить огонь». И тут же со всех сторон опорного пункта послышались команды: «Фриц! Хенде хох!»

Несколько по-иному развивались события в группе Мухова. Когда подразделения Шведова были обнаружены часовыми и там послышалась стрельба, на втором холме немцы засуетились, изготовились к бою. Во время переполоха седьмая рота подошла к вражеским окопам на двадцать-тридцать шагов. Несколько удачных бросков гранат, и выстрелы из окопа стихли. Но тут же с других участков сюда начали подтягиваться группы солдат. Седьмая повторила огневую атаку. Не видя опасности с иных направлений, противник стал сосредоточивать силы против нее. Воспользовавшись оплошностью, соседние подразделения ускорили выдвижение к переднему краю, забросали вражеские траншеи гранатами и вслед за ними ворвались в окоп.

В других местах незаметно сблизиться с обороняющимися бойцам не удалось. Расстояние от первой траншеи до других окопов не позволяло повторить опыт. В какой-то момент лишь один из взводов сумел продвинуться вперед с южной стороны. Выручила шестая рота. Она из первой траншеи по-пластунски без выстрелов приблизилась вплотную ко второй, рывком перескочила бруствер и неожиданно оказалась в незанятом окопе. Ее огонь с фланга оказался неожиданным для немцев.

Вскоре темные фигуры людей с поднятыми руками начали выходить из окопов. Когда верхушки холмов окрасились лучами солнца, подразделения стояли у их подножия, приводили себя в порядок. Насчитали с полсотни пленных. Привели к Бодрову сдавшегося обер-лейтенанта. Из-под лохматых белесых бровей и набрякших век он глядел на русского офицера с любопытством. Никак не предполагал, что можно вот так одним махом захватить два ротных опорных пункта с незначительными потерями. На виду в траве лежали девять погибших красноармейцев, возле раненых хлопотали медработники в белых халатах.

«Неожиданность сыграла роль. Но на оставшихся опорных пунктах они еще пообломают себе зубы», — злорадно подумал он.

 

XVI

Бодров в своей землянке проводил разбор операции. Командование войск НКВД одобрило действия отряда, в то же время предупредило: сделана лишь половина дела. Об этом Сергей доложил командирам рот и руководству отряда.

— Что самое важное, — отметил он, — мы сумели достичь внезапности как стрелковыми подразделениями, так артиллерией. Это одна из причин незначительных потерь с нашей стороны. Однако дважды добиться внезапности одним и тем же способом не получится. Как бы еще уменьшить потери при выполнении оставшейся части задачи, нам предстоит поломать голову.

— Чем можно заменить внезапность? — спросил Шведов.

— Ничем! Неожиданность вновь станет основой замысла на последующие операции.

— Пока суть да дело, следовало бы изолировать противника от внешнего мира, — заметил Мухов. — Мы не знаем их связей с местными пособниками. А они, надо полагать, есть.

— Созданные нами ударные группы остаются таковыми. Второй группе, Валерий Александрович, поручается эта задача. Днем и ночью незамеченной не должна мышь проскочить в Горобцы или в сторону холмов, — распорядился Бодров. — Выполнение задачи организуйте немедленно.

— Выходит, мне штурмовать высоты, — сказал Шведов.

— «Штурм» в данном случае слово неподходящее. Безостановочно атаковать противника, не взирая на его огонь и не считаясь с потерями, начинают от отчаяния, когда ничего другого придумать не удается. Нам же, напротив, надо бы обойтись без потерь и задачу выполнить. Прикиньте, как это сделать.

Подошел радист, передал Бодрову радиограмму. Начальник штаба сообщал, что разведотдел высылает в распоряжение оперативно-боевого отряда группу психологического воздействия на противника. А вскоре к землянке подошел небольшой немецкий автобус с крохотным салоном и непривычно большой носовой частью. К радости Бодрова, из кабины выпрыгнул довольный Фессель, пленный капитан немецкой армии.

— Ваше благородие, — заулыбался тот, — прибыл для оказания посильной помощи.

— Рад видеть вас в качестве помощника, содействие нам действительно необходимо.

Они сидели вдвоем в блиндаже, пили чай, планировали, что сказать тем немцам, которые томятся на холмах в ожидании неизвестности.

Вряд ли ваши соотечественники, — говорил Сергей, — не понимают, что никто к ним на выручку пробиваться не будет. Тем более осталось две роты.

— Нет приказа. Немецкий солдат приучен к дисциплине. Выйти из-под ее влияния даже вопреки естественному стремлению к физическому самосохранению для него — неимоверная трудность.

— Вы же справились с собой?

— Для этого нужен настрой, убежденность в необходимости выхода за рамки чувства долга. Право на мою жизнь определяли люди, не показывающие примера служения родине.

— Что же все-таки послужило толчком?

— Я вам скажу, если вы, ваше благородие, ответите: зачем эта война?

— Одним словом не обойдемся, — ответил Бодров.

— Множеством тоже. Можем рассуждать с вами долго, но вопрос так и повиснет в воздухе. Никто, я подчеркиваю, никто конкретно не хотел войны, а она разразилась, да в таких масштабах, что потомки будут удивляться нашей глупости.

— Мы обороняемся. Защищаем свою землю от оккупантов, варваров. Вот нам война совершенно не нужна. Мы несем потери, подрывающие жизнестойкость страны, которые вряд ли полностью восстановятся за сотню лет.

— Это меня и шокировало. Кто позволил немцам рушить, убивать, грабить на чужой земле? Такое право присваивают себе лишь бандиты. Так я начал рассуждать: какое дело нам до русских, а им до нас? Ответа не находил. Говорят, Гитлер виновен. Но один он ничего не смог бы сделать.

— Господин капитан, о чем вы будете говорить солдатам, которые на холмах?

— Пока окончательно мысль не сформировалась.

— Настойчиво не предлагайте сдаваться. Вас сразу обвинят в предательстве. Что бы вы потом ни говорили, все будет пустым звуком. Расскажите о своих сомнениях, спросите, чего ради ваши солдаты оказались на нашей земле, убедите, что никому не нужна их гибель на этих высотах. Расскажите, как вы попали в плен, что обратиться к ним вас не принуждают.

— Вновь руководство отряда в сборе. Опять трудный вопрос: как проводить следующую операцию?

— Надо бы послушать пленного обер-лейтенанта, — предложил Мухов, — вдруг какую мысль подскажет.

Конвой привел пленного. Обер-лейтенант назвал фамилию, должность — он был командиром роты, — деловито уселся на предложенную табуретку. Говорил по-русски с трудом, но достаточно понятно для несложного диалога.

— Первый раз вижу русских офицеров так близко. Неплохо смотритесь, хотя и не так, как немецкие.

— За половинчатый комплимент спасибо, — ответил Бодров, — нам надо поговорить о делах. Где сейчас полковник Фогст?

— В Горобцах, вероятнее всего.

— У кого?

— У старосты поселка.

— Знаете, где живет староста?

— Нет. В поселке я не был.

— Есть у него охрана?

— Десять человек.

— Что бы вы сделали на нашем месте, чтобы очистить от захватчиков высоты?

— Я не считаю нашу армию захватнической. Мы несем свободу народам Украины и России.

— У нас нет времени вести дебаты с «освободителем» Украины и России. Хотелось бы послушать совета, как без потерь с обеих сторон выполнить задачу.

— Ничем не могу помочь. Я не предатель.

— Поставим вопрос по-другому. Как нам следует поступить, чтобы потерпеть поражение?

— Повторите ночную атаку. Шаблон — излюбленная тактика русских.

— Вас-то разгромили не по шаблону.

— Случайность.

— Чего вы не ожидали?

— Ночной атаки с отвлекающим огнем минометов. Но еще раз это вам проделать не удастся.

— А как удастся?

— Никак! Вы еще наплачетесь у этих высот.

Когда увели пленного офицера, долго смотрели на топографические карты, оценивая местность.

Прав, безусловно, обер-лейтенант, — нарушил молчание Шведов, — с шаблоном мы действительно наплачемся.

— Если военное искусство заключается в способности обмануть противника, нам надо заставить его поверить в то, чего мы не будем делать, — ответил Бодров.

— Если бы знать, что делать! — воскликнул Шалевич.

— Давайте пойдем от «нельзя». Нам нельзя атаковать без огневой подготовки. Иначе получится шаблон, на который рассчитывают немцы. То же самое с обстрелом одного опорного пункта минометами для отвлечения внимания от другого. Что остается?

Кроме как провести огневую подготовку по высоте, а затем атаковать ее, — ответил Мухов.

— Причем только одну, — уточнил Львов.

— На две у нас не хватит боеприпасов, добавил Ясгребин.

— Немцы рассчитывают на наши шаблонные действия, — продолжил мысль Бодров.

— А как они будут, действовать сами?

— Его же и побоятся, — ответил Шведов. — Как только начнется обстрел опорного пункта минометами, они, вероятнее всего, не станут сидеть и ожидать попадания снаряда в окоп, как это имело место прошлой ночью, а уйдут вниз, чтобы переждать огневой налет. На втором опорном пункте, который не подвергается обстрелу, напротив, немцы будут сидеть в готовности отразить атаку.

— К замыслу остается добавить одно, — подытожил Бодров, — исходное положение для атаки, как и прежде, у подножия высот, но следует его занять перед началом обстрела опорного пункта. Когда немцы побегут вниз для отсидки, они станут хорошо видимыми мишенями на фоне небосвода. Стреляй на выбор!

— Анатолий Алексеевич, остались ли неясности?

— На мой взгляд, если отказываться от повторов, то до конца. Немцы могут бежать от огня не обязательно до подножия, а остановятся где-то посредине скатов. Как только начнут в опорном пункте рваться мины, нам следует двинуться вперед и идти до того момента, когда появится противник. По меньшей мере — метров пятьдесят-семьдесят.

— А если фрицы будут сидеть в окопах, как сурки в своих норах, что тогда? — спросил Шалевич.

— Тогда минометы продолжат обстрел опорного пункта до окончания боеприпасов, — ответил Бодров.

— На час работы мин хватит, — заверил начальник артиллерии.

— После этого, — продолжал командир отряда, — ударная группа начнет сближение по вчерашнему сценарию.

— Повтор? — завертел головой Шалевич.

— Не совсем. Лишь до огневого соприкосновения с противником. Дальше — стоп! Атаковать не будем. Побережем людей. Если немцы пожелают контратаковать, мы их огнем с места перестреляем. Не получится — отойдем. Спешить нам некуда. Немцам надо поторапливаться, у них сейчас проблем во сто крат больше, чем у нас.

— Да уж! Не позавидуешь.

— Какой опорный пункт стоит на очереди? — спросил Шведов.

— С северной стороны поселка. Резервная рота во втором эшелоне на случай прорыва противника.

После определения замысла Мухов проинформировал о результатах блокирования опорных пунктов. Наши действия оказались неожиданными. В дневное время на рубеже блокирования были задержаны четыре группы местных жителей. Две по три женщины, все несли в мешках хлеб для немцев, а две — четырнадцати-, шестнадцатилетние пацаны возвращались с холмов, на которых велись ночью боевые действия; каждый нес по шесть немецких автоматов с полным комплектом боеприпасов и по десятку гранат.

— Вовремя мы спохватились, — улыбнулся Шалевич.

— Пожалуй, дали промашку, — заметил командир отряда. — Нам не следовало покидать поле боя до утра. Ночной сбор оружия в спешке, как видите, не гарантирует стопроцентный результат. Сколько групп с оружием мы не задержали? Не исключено, много. Оружие это нам предстоит искать потом в Горобцах.

— Товарищ Шалевич, — обратился Бодров к замполиту, — впредь вопросы сбора оружия на поле боя и других трофеев входит в ваши обязанности. Не следует нам заниматься пособничеством в вооружении бандитов. Всыпят за такие упущения по первое число.

— В нормальных полках есть начальник вооружений, — ворчал Шалевич, — его это дело.

— Как только у нас будет полк и появится такая должность, перепоручим.

— Что будем делать с задержанными?

— Передадим в военную прокуратуру.

К вечеру стихло. В округе повисла тревожная тишина. На вершинах холмов ни огонька, ни звука. Стараясь не производить шума при движении, подразделения первой ударной группы с наступлением темноты приступили к выдвижению в исходное положение. Начали сгущаться тучи, повеяло сыростью. Бойцы надели плащ-палатки.

В это время Сергей с Шалевичем опрашивали задержанных. Женщины, молодые особы, в один голос утверждали: хлеб несли немцам по приказу старосты, кто выпекал буханки, они не знают, до этого случая в подобных рейдах участия не принимали. Есть ли у немцев продукты питания, женщины тоже не знали.

— Вы обратили внимание, Лев Герасимович, на их глаза-буравчики? Ни единой искорки раскаяния в них. Надо с каждой побеседовать в отдельности, авось что-либо выведаем. Займись ими, я поговорю с ребятами.

Пацаны толком ничего определенного сказать не смогли. Оружие собирали по поручению Мыколы. Кто такой Мыкола, не знали. Очень большой по виду, и все. Он не из их поселка, говорил, что молодые люди делают важное дело. Однако самый младший из задержанных вспомнил, что Мыколу видел однажды ранним утром в соседнем дворе около школы. Ничего конкретного не сказал и другой парень, но промолвил: «Не мы первые».

Когда Бодров заканчивал разговор с последним из ребят, к нему в землянку буквально ворвался Шалевич.

— Одна из женщин сообщила, — сдерживая дыхание, выпалил он, когда задержанного увели, — сегодня ночью немцы намерены спуститься с южного от села холма и захватить Горобцы.

Тут же в эфир полетело распоряжение: резервной роте занять оборону и не допустить ухода немцев с южного опорного пункта в сторону поселка.

Вскоре автоматчики уже сидели в кузовах студебекеров, а спустя полчаса подразделение высадилось за освобожденным прошлой ночью холмом и скрыто с наступлением темноты заняло оборону в створе южного холма и Горобцов, изготовилось к бою. Однако разведка, высланная к подножию высоты, сообщила, что немцы в колонне по одному перемещаются к западному холму. Командир роты сообщил об этом руководителю операции, в ответ получил приказ немедленно переместиться к основанию облюбованной немцами высоты с прежней задачей.

Полуторакилометровый участок подразделение преодолело бегом за двадцать минут. Уставшие, разгоряченные бойцы с размаху падали на землю, изготавливались к стрельбе. Только что закончился маневр и наступила тишина, впереди послышались звуки шагов множества людей. Тут же в небо взвились от каждого взвода осветительные ракеты, и на скатах, как на ладони, обозначились несколько групп немцев, идущих в полный рост. Неожиданно открытый залпом огонь сотней автоматов шокировал противника. Вражеские солдаты в панике бросились назад, даже не отстреливаясь. Вслед ползли раненые.

Получив сообщение, Бодров приказал резервной роте одним взводом перекрыть путь движения немцев в сторону южного опорного пункта, двумя другими прикрывать Горобцы. Когда для первой боевой группы был передан сигнал по радио «567», минометчики открыли огонь. Стоило на вершине северного опорного пункта появиться первым разрывам, оборонявшиеся по разным направлениям устремились вниз, туда, где их поджидала засада четырех стрелковых рот.

Едва рассеялся сизый пороховой дым, на склонах высоты, где только что буйствовала смерть, ракеты высветили десятки убитых и раненых солдат вермахта. Повторной попытки укрыться от огня минометов на скатах противник не предпринял. После минных разрывов наступила тишина. Шведов подал команду подразделениям двинуться вперед к вершине. Приблизились на дальность броска гранаты, многоголосно с разных сторон высоты послышалось: «Фриц! Хэнде хох!» В ответ тишина. Бросили несколько гранат в траншею, никакой реакции.

Вершина высоты оказалась сплошь в воронках, в различных позах лежали убитые, стонали раненые, в окопах и на поверхности горела солома, куски одежды. Вскоре один за другим из уцелевшего блиндажа вышли четыре человека с поднятыми руками. В свете электрических фонарей перекошенные от страха лица казались мертвенно-бледными масками. Потом из укрытий и окопов стали появляться солдаты в помятых шинелях, перепачканных землей. Они подходили к бойцам на два-три метра и покорно становились на колени. Пленных набралось человек тридцать, до десятка раненых.

Пока всех собирали, на высоте появился Шалевич. Он отдал распоряжение командиру второй роты провести поиск оружия и боеприпасов, третьей — собрать военное и другое имущество, четвертой — все документальные материалы: фотоснимки, письма, справки, дневники, плакаты, печатные издания, пятой — шанцевый инструмент.

— Под вечер поехал я провести такую работу на месте боевых действий минувшей ночью, — рассказывал он Анатолию, — а там уже все подчищено местными жителями, с убитых мародеры поснимали даже портянки и носки.

— У нас богатый опыт отступления, когда на поле боя оставляли все и вся, — ответил Анатолий. — Теперь придется приобретать другие навыки.

— Это приятнее.

— Что думает командир по поводу последнего опорного пункта?

— Я бы повторил то же самое, что и здесь.

— Не любит он шаблона.

— Значит, придумает что-то новое.

Сквозь лохматые тучи начал пробиваться рассвет. Пришел очередной неуютный холодный день глубокой осени. Проступили из мрака окрестности. Руководителю операции от командира восьмой роты поступило сообщение, что им задержано восемь парней, спешивших за трофеями после ночного боя. Вторая такая же группа, оценив обстановку, остановилась на подходе к рубежу блокирования и возвратилась в Горобцы. Пока не поймали с поличным, значит, не преступник. Потому преследовать не стали.

Бодров распорядился, чтобы командир роты лично побеседовал с каждым задержанным, выяснил, кто послал, затем составил протокол задержания и отпустил пацанов по домам.

Поступило распоряжение Шалевичу: провести захоронение трупов вражеских солдат и офицеров, изъяв личные документы.

— Не занимался я никогда этим делом, — обратился он за сочувствием к Шведову.

— Приобретайте опыт. Разбейте пленных на три группы, вооружите их собранными лопатами, одну группу оставьте здесь, другие направьте с взводом охраны на захваченные вчера опорные пункты. Пусть живые работают. Даром мы их кормить не будем.

— Копать могилу?

— Окопов они нарыли для себя достаточно. Стаскивай и засыпай. Все дела!

— Два офицера среди пленных, их отделить?

— Кто не работает, тот не есть. Заставьте работать всех, быстрее закончите. А с офицерами пусть потом разберется Сергей Николаевич.

С утра пораньше Бодров вызвал Фесселя, проинформировал его о результатах двух ночных операций, обрисовал положение оставшейся на холме немецкой пехотной роты.

— Мы не знаем истинных намерений, — говорил он, — но полагаю, ее остатки еще раз предпримут попытку покинуть занятую высоту с тем, чтобы неожиданно для нас захватить Горобцы. Кому придет в голову мысль, что слабое подразделение покинет подготовленный к обороне опорный пункт и выйдет на открытую местность? Я не разрешил атаковать противника на новом месте. Не стоит рисковать людьми. Честно говоря, не хочется мне жертв и с их стороны. Что бы вы могли посоветовать?

— Моя миссия в том и состоит, чтобы убедить оставшихся в живых сложить оружие.

— Вы готовы это сделать?

— Нам бы надо поехать к холму и на месте посмотреть, что и как.

Агитационный автобус оставили в лощине на подходах к высоте, на которой затаились немцы. Первая рота автоматчиков была отведена туда же для завтрака. Бойцы, укрывшись плащ-палаткой, сидели на косогоре, гремели ложками о котельси, грелись чаем. Приятный запах горячей пищи наполнил лощину.

— А там, наверху, голодные, — посочувствовал Фессель.

— Пусть спускаются с поднятыми руками, накормим. Настраивайте технику и приступайте к работе.

Подготовка устройства усиления звука заняла несколько минут, и вскоре громоподобный голос Фесселя витал в окрестности.

В своем выступлении по-немецки он говорил, что в данный район под руководством опытных офицеров прибыл отряд специального назначения, который сумел за две ночи захватить три опорных пункта при соотношении потерь один к тридцати.

— Вы остались одни, — грохотал голос капитана, — участь ваша предрешена. Командир отряда рядом. Он обещает всем сохранить жизнь и накормить, как только выйдете с поднятыми вверх руками и без оружия. Если есть сомнения, пришлите парламентеров для переговоров. — Рассказал Фессель о своих сомнениях по поводу целей войны. В заключение он задал вопрос:

— Есть ли среди вас хотя бы один, кому русские сделали что-то плохое? А теперь подумайте, сколько зла причинили мы им за два с половиной года войны. Наступило время, когда надо посмотреть вперед, а не оглядываться назад.

— Не призывает этот немец атаковать нас? — спросил курносый красноармеец с обозначившимися на верхней губе усиками. — Мы тут пока кимарим после завтрака…

— Не должен, — заверил сосед. — Рядом наш командир!

Неожиданно на вершине холма появилась группа немцев из трех человек. Они потоптались какое-то время на месте, потом несмело двинулись вниз. Впереди шел крепкого сложения солдат, держал черенок от лопаты, с привязанными к нему серого цвета полотенцем.

— Их надо обыскать? — обратился командир роты к Бодрову.

— Парламентер и сопровождающие его лица, в том числе переводчик, пользуются неприкосновенностью, — ответил за Сергея Фессель. — Нарушение неприкосновенности парламентеров является военным преступлением. О чем бы ни говорил представитель противника, он не может быть арестован, ему гарантируется возможность вернуться к своим.

— Спасибо за науку, — ответил Бодров, — надо и этой премудрости учиться.

— Ни при каких условиях парламентера нельзя задерживать? — спросил командир роты.

Гордый своим знанием законов войны, пленный капитан ответил, что это может произойти, если будет очевидным и доказано, что он воспользовался своим положением для целей разведки, диверсии, подстрекательства солдат противника к измене, при попытке нападения с применением оружия или физической силы. Такое правило существует с 1907 года. Оно определено на Гаагской конференции нормами о законах и обычаях войны.

Подошли парламентеры. Изможденные, небритые лица, испуганно бегают глаза. Старший группы представился фельдфебелем, хотя знаков различия на погонах не было.

— Зачем вызывали? — неприветливо спросил он по-русски.

— Явно не для того, чтобы услышать ваше брюзжание, — столь же ласково ответил Сергей. — Если вы пришли, чтобы показать свое недовольство, можете возвращаться назад. У нас тем более нет причин говорить с вами ласково.

Резкие слова русского офицера встревожили солдат, стоявших по обе стороны от старшего парламентера. Они начали беспокойно оглядываться на красноармейцев.

— Вас не тронут, — по-немецки успокоил Фессель соотечественников.

— Что вам велено передать? — спросил Бодров, обращаясь к фельдфебелю.

— Мы готовы сдаться, — ответил тот, — но у нас есть ряд условий.

— Сдача без оговора условий! Хенде хох, и приходите. Никого не расстреляем.

— Как с питанием? — сникшим голосом спросил старший из парламентеров.

— У нас кто не работает, тот не ест.

— Офицеры не привлекаются к работам, — заметил Фессель.

Парламентеры начали говорить между собою, жестикулировать. К ним присоединился Фессель. Сначала репликами, а затем все более и более он брал инициативу в разговоре, пока наконец все разом не замолкли.

— Мы согласны, — сказал фельдфебель. — Разрешите уйти?

— Сколько времени понадобится для исполнения договоренности? Погода начинает портиться.

Заморосил дождь вперемежку с редкими снежинками, и без того сырой лес начал заволакиваться туманом.

Фельдфебель посмотрел на низкие, наполненные дождем тучи.

— Один час, — ответил он.

Глядя вслед быстро удаляющимся парламентерам, поеживаясь на ветру, командир роты сказал:

— Дождь со снегом как нельзя кстати. Фрицы вон как заторопились.

Поглядывая с любопытным одобрением на укрывшихся в плащ-палатки бойцов, Фессель нарушил молчание.

— Мы, немцы, любим роптать на природу, будто она причастна к нашим поражениям… А такую вот простую, крайне необходимую вещь для солдата сделать не смогли.

Педантичные немцы выдержали ровно один час, ни секунды меньше, ни минуты больше. Потом одновременно во весь рост в колонне по три с поднятыми воротниками шинелей и натянутыми на уши пилотками, не вынимая рук из карманов, двинулись вниз.

Когда колонна подошла на полсотню шагов к залегшей цепи автоматчиков, Фессель протрубил во всеуслышание:

— Стой! По трое с поднятыми руками подойти для обыска.

— Этих-то обыскивать можно?

— Обязательно.

— Что надо оставлять?

— Личные вещи, за исключением бумаг.

Пока один взвод проводил обыск, два других наверху собрали оружие и боеприпасы, другое имущество. Такую же работу проделали во втором опорном пункте, напрасно покинутом немцами вечером.

Утром следующего дня на совещании у командира отряда Шалевич доложил о собранных трофеях. Их список едва умещался на странице, исписанной мелким почерком. В нем значилось: автоматов IIIIITT 39 единиц, немецких МП 38/40 — 207, винтовок — 198, четыре крупнокалиберных отечественных пулемета ДШК, десять немецких пулеметов МГ-42, шесть немецких противотанковых ружей, четыре 25-мм отечественные зенитные пушки, большое количество боеприпасов, шанцевого инструмента.

Когда автор записки закончил чтение, он тут же задал вопрос:

— Что со всем этим богатством будем делать?

— Разрешите немецкими автоматами вооружить роту, — застолбил тему командир восьмой роты.

— Все трофейное оружие передадим во фронтовой склад. Оставить у себя не имеем права, — ответил Бодров. — Мне уже приходилось сталкиваться с этим вопросом. Автоматы получит восьмая рота для вооружения одного взвода, девять в качестве личного оружия выдадим командирам рот. Крупнокалиберные пулеметы и зенитные пушки передаются в распоряжение начальника артиллерии для создания зенитной батареи в отряде.

Далее Шалевич сообщил, что найдено несколько добротных топографических карт, пара дневников, другие бумаги, которые переводятся в настоящее время Фесселем. Одно важное распоряжение Фогста уже переведено.

— Вы только послушайте, — говорил докладчик, — что в нем сообщается. Будто местными жителями где-то в окружающих лесах спрятана «тридцатьчетверка», два миномета, пара десятков автоматов. Командирам рот предписывалось организовать поиск боевой техники и оружия для усиления огневых возможностей опорных пунктов. Распоряжение подписано несколькими днями раньше, чем мы прибыли сюда. Похоже, наше появление помешало немцам выполнить задачу.

— Теперь она автоматически перешла к нам, — сказал Бодров.

— Еще есть важный документ — фотография, на которой запечатлен момент расстрела двух молоденьких девушек. Одна из них голая, даже на снимке видно, как они дрожали. Три немца перед ними с автоматами видны со спины. Не исключено, эти палачи находятся среди пленных.

— Что говорит Фессель по поводу фотографии?

— Поясняет, что трудно найти, но попробовать можно.

— Лев Герасимович, возьмите под свой контроль поиск. Как только задержанных отправим во фронтовой пункт сбора военнопленных, преступники там затеряются, а нам этого допустить нельзя. В Горобцах потом тоже следует поискать людей, знающих девочек. Фесселю передайте, чтобы ускорил перевод собранных документов. Александр Алексеевич, совместно с командиром седьмой роты организуйте восстановление разрушенных блиндажей в нашей роще. В скором времени сюда прибудет штаб во главе с Николаем Михайловичем. Военнопленных отправим, когда выполним все эти работы, как и другие подготовительные к зиме.

— Можно вопрос? — поднял, как школьник, руку Шведов.

— Ну!

— Нам зачитали приказ замнаркома, будто после наступательных боев положены фронтовые сто граммов.

— Получите! — заверил Бодров.

 

XVII

Тревожные дни последней недели со сном урывками в кабине автомашины крайней усталостью давили на сознание и тело. Хотелось расслабиться, отвлечься от навалившихся забот, просто полежать с закрытыми глазами, ни о чем не думая и чтобы никто не докучал. Сегодня выдался такой вечер. Все распоряжения отданы, дежурный по отряду предупрежден: командира не тревожить без крайней нужды. Завтра надо готовить новую операцию. Но это уже следующий день. Сегодня — отдых.

Сергей вознамерился уснуть сразу, как это бывало в автомашине или даже за столом, стоило склонить голову. Сейчас он лежал с закрытыми глазами — сбылась многодневная мечта, — но сон не приходил. Будто накопившись за длительное время, одна за другой в голове появлялись мысли, далекие от служебных дел. В стремительно развивающихся событиях иногда возникали образы сына, Зины, матери, Лиды, Вадима, поочередно и все вместе проявлялись сквозь мрак ночи и пространство. Не было лишь личика Димки. Вместо него — розовое пятно да беззубая улыбка, которой одарил сын при самой первой встрече.

Будоражило душу письмо Зины. Она была у матери, жила долго с дедами в Горшовке, везде ее принимали. В качестве кого? Не просто же только как мать Димки? Не мог он представить, что Зина поехала к родным с другой целью, кроме как повидаться с сыном. Но не сделать этого она просто не могла. Ему не хотелось плохо думать о Зине. В конце концов он одобрил ее поездку. Сергею не хотелось признаться самому себе, но в груди теплело от сознания, что Зина была в их доме, ходила с Димкой в Горшовке по дедову саду, глядела с мосточка на Панику. Милые сердцу картинки! Как было бы здорово, если бы это была та его Зина! Он пытался представить себя вместе с ней, теперешней, на хуторе или дома у матери, но не совмещалось что-то. Но и мысль навсегда оставить Димку без отца или матери отвергалась тут же.

«О-хо-хо… — ворочался Сергей с боку на бок. — И так плохо, и эдак не получается».

Он вновь вспомнил последнюю встречу в Михайловке, радостные и одновременно печальные глаза, бледное, изменившееся лицо Зины. Но оно тут же как бы растворилось в устоявшемся образе из невозвратной юности. Чувство горечи вновь наполнило сердце. «А ведь по-другому могла сложиться жизнь! Тогда не было бы сейчас сына. Кто знает, какова моя судьба. Война… А у меня есть Димка! — улыбнулся он своей мысли. — Вот уж воистину — что бог ни сделает, все к лучшему».

Сергей понимал, следовало бы написать письмо Зине, но что именно?.. Плохое письмо убьет ее. Надо хорошее, чтобы поддержать больного человека, ведь это не кто иной, как мать его сына.

«Куда ни кинь, всюду клин», — пришла на память пословица. Всякое решение — дело трудное, если оно не глупое. Оперативное отделение существует в первую очередь для подготовки обоснованных замыслов. «Обоснованные» — значит, опираются на выводы из анализа обстановки. К выработке окончательного решения подключаются многие лица со своим видением способов выполнения задачи. Сейчас в темноте и в одиночку Сергей пытался сформулировать свой взгляд на личную жизнь. Случай, когда самый лучший друг или заклятый враг не могли подсказать нужной мысли, тем более, если анализ обстоятельств подсказывает одно, а душа противится этому.

Не придя окончательно к какому-либо соглашению с самим собою, Сергей незаметно уснул. И виделся ему родной дом. С Димкой они катались по Панике на лодке. Зина сидела на берегу в фуфайке и в валенках, варила кашу, аромат которой долетал до них. Димка водил носом и говорил: «Хочу каши». Сергей пробуждался, вновь уходил в забытье на Панику, к семье.

С этим и проснулся. На тумбочке возле земляного ложа стоял завтрак. Ординарец на сей раз расстарался. Каша гречневая пахла так же, как во сне на реке. Уходить оттуда не хотелось. Сергей вновь закрыл глаза, но видение исчезло окончательно. Остался лишь запах.

Бодров вышел на свежий воздух, пока ординарец делал уборку и проветривал землянку. Вокруг белым-бело. Пришла зима с первым свежим, ярким, пахнувшим озоном пушистым снегом. Утонуло в нем все черное, серое, корявое. Теперь будто выглаженная лежит земля, словно приготовленные к свадьбе невесты, стоят украшенные белой бахромой березки. Накануне всем подразделениям, кроме дежурного и караула, было разрешено отоспаться. Потому лагерь, получивший кодовое название «Роща», все еще медленно пробуждается. Красноармейцы выбегают из землянок, хватают пригоршнями снег, трут руки, шею, грудь, бросают друг в друга снежками.

Подошел Боткин, поулыбался, глядя на веселившихся бойцов.

— Мирная жизнь возвращается. Еще до войны видел, чтобы вот так играли люди.

— К сожалению, ненадолго удается расслабиться. Сегодня уже начнем решать новую задачу.

На совещании руководства отряда Бодров сообщил, что ночью получена радиограмма от Николая Михайловича, в которой приводится ориентировка СМЕРШ о появлении в Горобцах спецгруппы немцев с намерениями вывести полковника Фогста за линию фронта.

— Как всегда, — сказал командир отряда, — начальник штаба от имени руководства войск НКВД задачу формулирует кратко: провести чекистско-войсковую операцию поиском в населенном пункте. Спецгруппу вместе с полковником, сочувствующими и содействующими задержать, при вооруженном сопротивлении уничтожить. Теперь перед нами вновь вопрос: каким образом решить задачу, да еще без потерь.

— Никто из нас не был в Горобцах, что представляет собою поселок? — включился в разговор Шведов.

— Есть хорошая трофейная крупномасштабная карта. Интересовался у задержанных: где, что и как расположено.

Поселок крестообразно разделен двумя широкими улицами на северо-восточную, северо-западную, юго-западную и юго-восточную. В юго-восточной пруд, к которому с севера и юга подходят глубокие балки; с запада, за холмами, лесной массив широкой полосой тянется на многие километры в сторону фронта. Школа, вблизи которой может находиться «Мыкола», в юго-западной части, там же дом старосты, где предположительно находится полковник Фогст. Само расположение Горобцов подсказывает: наиболее вероятным направлением ухода спецгруппы является юго-запад. На этом направлении следует сосредоточить основные усилия.

— Я не спрашиваю, кто какие задачи будет решать, — сказал Мухов.

— И правильно делаете. Вам, Валерий Александрович, сегодня же до обеда выставить заслон на опушке леса, перекрыть наиболее вероятные направления ухода из поселка. Службу нести круглосуточно. Операцию начнем завтра с утра. Ночью выполним другую задачу. Командирам групп принять решение и в двенадцать ноль-ноль прибыть для организации взаимодействия, — распорядился Бодров.

Когда офицеры покидали командирскую землянку, Сергей сказал Анатолию:

— Позови отца, пусть придет.

— Взял бы ты его к себе шофером.

— Оба окажемся в неудобном положении.

Николай Дмитриевич пришел быстро. Сказал часовому, что прибыл по вызову командира отряда.

Сергей расцеловал растроганного отца. Вроде бы постоянно рядом, а видеться не удается. Рассказал о письме Зины, ее гостевании в Батурино и Горшовке. Достал бутылку коньяка.

— Ты коньяк пил когда-нибудь?

— Не приходилось. На финской войне видел однажды пустую бутылку с этикеткой.

— Мне заместитель по тылу принес. Французский. Хотелось с тобою попробовать.

Сергей плеснул по четвертинке стакана:

— Говорят, его помногу не наливают.

От повторной дозы отец отказался. Сергей закрыл бутылку, сунул коньяк в сейф.

Будешь приходить, помаленьку прикончим. Да! Что скажешь по поводу письма Зины?

— Рано или поздно, но это должно было случиться. А по-другому — как? Мать же. Но смелая! Я бы даже сказал — молодец!

— О Вадиме она не обмолвилась ни словом.

— Значит, не совсем ласково обошелся.

— Ну и зря! Не его это дело.

— Ты-то не обижайся на брата, — сказал Николай Дмитриевич, увидев насупившиеся брови сына.

— Какие у тебя мысли, па?

— Смотри, как тебе подсказывает совесть, так и поступай.

— А если угрызения совести — одно, а душа — другое?

— Тогда только время рассудит. Димку жалко и тебя тоже. Да и Зину.

— Хотел бы ты видеть ее в нашей семье?

— Не мне решать, — улыбнулся грустно отец. — Но вижу по глазам, какой ответ ты хотел бы услышать.

Вышли из землянки.

— По приметам, если появился снег рано, весна будет теплой, — сказал Николай Дмитриевич.

Полковник Фогст прибыл в Горобцы по распоряжению начальника штаба группы армий «Юг» генерала фон Зонденштерна для организации прочной обороны с использованием окружающих поселок высот. Фогст приложил немало усилий, чтобы выполнить поручение генерала. Однако советские войска не стали штурмовать высоты, ограничились лишь бомбардировкой и неоднократным обстрелом артиллерией, обошли их, оставив с хорошо подготовленными гарнизонами в тылу. Наступление противника было столь стремительным, что полковник с личной охраной не успели покинуть гостеприимного старосту Билячко. Наступающие войска в Горобцах не останавливались, новые, или, точнее, старые власти еще не прибыли, никто старосту от власти не отстранял, но и не почитал. Безвластие! Но рядом немецкий полковник с солидной охраной, потому односельчане выполняли распоряжение Билячко. Верил он полковнику, что немцы отступили от Днепра из стратегических соображений и в скором времени вновь возвратятся.

Староста был наслышан о судьбе таких же, как он, после прихода Красной Армии, в тайных мыслях планировал, как поступить, если немцы не появятся, а советская власть окажется восстановленной. Представлял, как с ним поступят после ареста, начал помаленьку готовиться к неприятному делу, рассчитывая, что удастся своевременно уйти в лес и влиться с ряды УПА, сумел убедить упрямого Фогста подключиться к этой работе.

Полковник считал, нельзя солдату оставлять времени на бездействие, мысли у того возникают нехорошие. Потому требовал от унтер-офицера, командира группы его личной охраны, проводить с подчиненными занятия по строевой подготовке, заниматься физическими упражнениями, стрельбой из автомата. И весьма обрадовался предложению Билячко прорыть туннель из подпола дома к кирпичному сараю, который примыкал дальним торцом к загустевшему саду. По нему в экстренном случае можно было бы из дома скрытно уйти в сарай, а оттуда в сад. От подворья старосты до леса несколько километров, но ночью дворами соседей можно было дойти до него за час-полтора. Лес в думах старосты был спасением от самого страшного. Если же уйти вместе с Фогстом и его хорошо вооруженной и подготовленной охраной, то вообще… Что дальше? Мысль не проникала в неизвестность. Там, в лесу, немцы станут обузой. В таком соседстве одинаково опасно встретиться со своими или красноармейцами. Над этим предстоит еще поразмыслить.

Сейчас же солдаты работали без перерывов: одна группа копала, вырубала большое полукруглое отверстие для туннеля, другая отдыхала. Смена через два часа.

До сарая не более двадцати метров, но каждый сантиметр земли без сопротивления не сдавался. Ею постепенно заполнили все свободные пространства под полом, затем насыпали валик вдоль забора во дворе на случай обороны. Когда туннель был почти готов, неожиданно во дворе старосты средь бела дня появилась спецгруппа, присланная Зонденштерном для вывода Фогста из тыла советских войск. Уходить полковнику немедленно не захотелось, тут было тепло, в доме на него ласково посматривали симпатичные глазки Оксаны, дочери Билячко, а в лесу подмораживало. К тому же соглядатаи старосты не обнаружили ничего подозрительного в поведении появившейся в десятке километров войсковой части.

— После захвата высот, — говорил Фогст хозяину дома, — русские успокоились, жрут теперь водку. Победа — дело приятное, грех не обмыть. Нам сейчас надо провести разведку в поселке, нет ли тут чего подозрительного.

— Докопать выход в сарай? — спросил староста.

— Зачем?

— Мало ли что?

— Копай, — разрешил полковник. — Но до конца дня надо закончить.

Спецгруппа состояла из хорошо подготовленных диверсантов, неоднократно побывавших в советском тылу с особыми заданиями и всегда успешно выполнявших приказы командования. На их счету похищение генерала-тыловика, двух полковников и конвоирование их через линию фронта в расположение немецких войск. Старший группы — обер-лейтенант, с постоянно прищуренными белесыми веками. Казалось, он подозревал всех и вся. На левое ухо слышал обер-лейтенант лучше, потому к собеседнику поворачивался вполоборота левой стороной, косил глазами.

— Мне бы тоже не мешало расслабиться. Двое суток добирались без сна и отдыха, — поддержал отсрочку старший спецгруппы.

— Решено, — сказал Фогст, — поздней ночью уходим.

Спокойно, однако, отдохнуть не пришлось. На улице послышался шум танковых моторов, потом на большой скорости промчались пять самоходно-артиллерийских установок с десантом на броне. Грохот машин вскоре стих в направлении леса.

— Самоходки, — прокомментировал обер-лейтенант. — Впервые вижу, чтобы на них находился десант. Что-то новое, обычно десант на танках.

— Не дай бог, чтобы этот десант высадился в лесу, не пробьемся, — с тревогой обронил Билячко.

«Слишком тучный староста, станет обузой в лесу», — глядя с неприязнью на хозяина, подумал Фогст и вслух добавил:

— Пошли кого-нибудь посмотреть по селу, не остались ли здесь красноармейцы, сколько их.

— Пусть побыстрее солдаты копают, похоже, не обойдемся без туннеля.

— Лучше бы сам сходил, — спохватился полковник, — надежнее.

Ему уж очень хотелось перед расставанием побыть наедине с голубоглазой бесстыдницей. Мать закрывала глаза на шашни дочери с чужеземцем. Как-никак, полковник, хотя и с седеющей головой. Сущее безобразие, конечно, но что поделаешь. Мать попыталась однажды сказать об этом дочери, но та ответила: «Получше тебя знаю, что делать». Отец же будто ничего не замечал, был с полковником не разлей вода, надеясь втайне видеть Фогста своим зятем.

Долгое отсутствие старосты обеспокоило полковника, солдаты уже закончили туннель, а хозяина дома нет и нет. Наконец Билячко появился в подавленном настроении, сникшим. На немой вопрос плохо скрывавших раздражение немцев ответил:

— На улице не обнаружил ни единой незнакомой личности, но в школе за закрытыми дверями взвод автоматчиков.

— Что, по-вашему, они там делают? — спросил оберлейтенант, скосив глаза влево.

— Думаю, ожидают ночи или вечера.

— А потом?

— Придут за нами.

— Так уж сразу за нами? — возразил Фогст.

— А что еще в селе делать красноармейцам?

— Почему именно ночью? Могли бы прийти сейчас.

— Так уж принято у чекистов — аресты производить только ночью.

— Будем собираться, — распорядился полковник, — лишь стемнеет, уйдем.

— Я с вами, — заторопился староста, — семью не тронут.

— Смотри, — неопределенно ответил полковник.

Потянулись напряженные часы ожидания вечера. Староста с рюкзаком, набитым продуктами, в теплом полушубке, мохнатой шапке-ушанке и валенках с клееными калошами сидел рядом с солдатами, отключившись от домашних забот, не реагировал на причитания жены.

— Да будет тебе, — раздраженно сказал он, — на душе и так муторно. Бог даст, вернусь. Берегите дом, хозяйство. На зиму у вас есть все необходимое, а там видно будет.

Стемнело. В дубовую калитку в высоком заборе громко постучали. В доме воцарилась гробовая тишина. Два десятка человек разом перестали дышать.

— Дочка, задержи их на пять минут, мы уйдем.

Голубоглазая девица не спеша вышла на высокое крыльцо.

— Какого черта так громко стучите? — крикнула она. — Кого нечистая сила принесла.

— Откройте, — раздалось из-за калитки, — милиция.

— Не врите, нет у нас милиции. Были полицейские, но они куда-то подевались, когда немцы ушли. Кто вы на самом деле?

— Мы военные.

— Зачем врете? — перешла в наступление молодая хозяйка.

— Пошутили, открывайте.

— Сейчас, только оденусь. Холодно.

Прошла минута, другая, прежде чем дочка старосты открыла калитку.

— Что это вас так много?

— Нам нужен староста Билячко.

— Я его дочь. Отца нет. Вот уже два дня, как исчез.

— Со свету сгинул? — выступил вперед высокий офицер.

— Скажешь такое! Ушел и не пришел. Завтра появится. Пьет где-нибудь с друзьями. Это у него случается.

— Нам придется поискать его по чердакам и чуланам.

— Никогда не найдешь, чего нет.

— Всякое бывает. Пропустите нас, мы сами проверим. Староста нам позарез нужен.

— Почем зря время потратите.

Вошли в комнату. Полусогнутая от нелегкой жизни старуха поднялась со скамьи. Спросила, зачем пожаловали военные. Так же, как и дочь, объяснила отсутствие мужа. Посоветовала прийти завтра — авось появится. Командир первой роты, ему было поручено задержать старосту, подал команду подчиненным провести поиск. Успокоил женщину, что ничего у них не пропадет. Время шло, а результатов не было. Наконец из подпола послышался возглас солдата:

— Здесь в стене обнаружено отверстие, в которое можно пройти.

— Что за отверстие? — обратился офицер к младшей хозяйке.

— Туннель в сарай, — не стала врать она.

— Для чего сделан?

— На всякий случай.

— Ведите в сарай, — распорядился офицер.

Повозившись с замком, женщина открыла дверь. Посветили фонариком, в помещении — никого. Слева в углу виднелась свежевырытая яма.

— Выход из подпола, — пояснила женщина.

Подошли к задней стенке сарая, посредине зиял подкоп под фундамент. На вопрос, когда ушли немцы, дочь старосты соврала:

— Вчера.

— Какое же «вчера», если земля снаружи стены свежая? Только что здесь были люди. Куда они ушли?

Женщина молчала. Она и в самом деле не могла сказать, куда направится группа во главе с Фогстом.

— Я правда не знаю и дыру эту вижу впервые.

Выпавший минувшей ночью снег к вечеру растаял. Под ногами хлюпало. Группа преследования направилась по едва заметным следам на земле, прошла по садам и огородам прямиком, вышла за околицу. Вскоре след разошелся по многим направлениям и в траве затерялся. Осталось лишь одно очевидным — немцы двинулись в сторону леса.

Об этом тут же было доложено по радио командиру отряда, а через минуту предупреждение поступило командиру группы блокирования, но оно оказалось запоздалым.

Группа Фогста вышла к окраине Горобцов за несколько минут. Для тренированных солдат и прибывшей для его сопровождения спецгруппы дело пустяковое, выдержал бег полковник, расстегнул лишь куртку да обнажил голову. Совершенно неподготовленный к такого рода испытаниям староста хрипло и шумно дышал, снял полушубок, шапку, прикладывал ладонь к груди.

— Не пыхти, как паровоз, за километр слышно! — грубо прикрикнул Фогст.

— Сил нету бежать.

— Иди сдавайся, мерин безмозглый. Вырядился, как на базар.

— Не бросайте меня.

— Нам еще предстоит побегать. А балласт в группе ни к чему.

Полковник что-то сказал обер-лейтенанту по-немецки. Тот подошел к Билячко со спины и ударил его армейским штык-ножом под левую лопатку. Не издав звука, староста рухнул к ногам немцев. Получил сполна холуй за службу верой и правдой фатерлянду. Убитого отволокли в ближайшую канаву, туда же бросили полушубок с шапкой. Рюкзак Фогст распорядился оставить.

— Одно дело сделано, — сказал он обер-лейтенанту, — теперь надо подумать, как прорваться в лес. Наверняка опушка перекрыта.

— Придумаем что-нибудь.

Два красноармейца — наряд заслона — сидели на настиле из веток под осиной, всматриваясь в темноту, вслушиваясь в тишину. Днем соседний наряд был виден, теперь связь с ним лишь голосом, но такое разрешалось только в экстренном случае. Бойцы поужинали сухим пайком, до смены оставалось еще два часа. Позади послышались шаги, и тут же подошел командир отделения, передал распоряжение руководителя операции усилить бдительность.

— Чего-то там не получилось, — сказал он. — Кого-то должны были арестовать, а те исчезли. Могут появиться тут.

Вскоре наряд обнаружил впереди свет электрических фонариков, который то приближался, то удалялся. Похоже, кто-то бегал. Надо было лечь — ведь ночью лучше наблюдать лежа, а бойцы встали, пытаясь уловить разговор людей впереди. Не услышали и не заметили опасности сзади. Не успели предупредить соседний наряд.

Через несколько минут перед опушкой леса появилась цепь. Шла группа преследования. Командир заслона сообщил, что на его участке тихо. Когда начали проверять наряды, выяснилось: свет фонариков впереди видели многие, но он так же внезапно пропал, как и возник. Когда подошли к месту несения службы известного уже наряда, увидели, что оба бойца были убиты ударом ножа. Оружие погибших находилось рядом.

В ответ на сообщение о прорыве банды командир отряда приказал: «Службу заслона прекратить, нарядам перейти в подчинение начальника группы преследования».

Командир роты считал: преследуемые немцы пойдут лесом на юго-запад кратчайшим путем к линии фронта. Другие направлен™ им попросту без надобности. Если вместе с диверсантами полковник и староста, люди в годах, в быстром темпе группа передвигаться не сможет. Разрыв во времени появления на опушке леса противника и преследователей не более четверти часа. Впереди в пяти километрах просека. Через час с небольшим немцы окажутся там. Если красноармейцы преодолеют это расстояние минут на пятнадцать быстрее, они будут на дальней опушке просеки раньше и преградят путь Фогсту.

Преследовать ночью в лесу — дело почти безнадежное. Вокруг мрак, обстановка совершенно непредсказуема. Возникает в первую очередь вопрос: каким образом поддерживать взаимодействие. Успех зависит от способности командира управлять подчиненными и от того, кому повезет больше. На сей раз на помощь преследователям пришла погода. Повалил снег. В затишье среди деревьев снежинки залепляли лицо, мешали вести наблюдение, зато земля покрылась белым ковром, посветлело, в поле зрения появились отдельные стволы, кусты.

Командир роты направил по азимуту бойцов заслона бегом к просеке. Им предстояло опередить противника. Сам со взводом автоматчиков пошел цепью параллельным маршрутом.

Первейшая задача группы преследования — остановить беглецов, сковать их действия огнем. Но сначала противника надо обнаружить. Время шло быстро. Минуло полчаса, а признаков банды не было. Разгоряченные движением бойцы сгребали с ветвей пушистый снег, утоляли жажду. Прошло еще пятнадцать минут — ни просеки, ни противника. Неожиданно резко загремели впереди винтовочные выстрелы, очереди немецких автоматов. Просека возникла сразу за ближайшим деревом. Впереди стрельба прекратилась. Командир роты приказал автоматчикам занять оборону по опушке леса, изготовиться к бою. Почти сразу из мрака ночи впереди на снегу показались бегущие люди. Не дожидаясь команды, бойцы дружно открыли огонь.

Обер-лейтенант вел Фогста строго на юго-запад. Его способность слышать одним ухом лучше, чем двумя, имела теперь решающее значение. Словно локатором, водил он левой стороной лица, улавливая любой шорох, незначительные изменения звуков ночного леса за десятки шагов. Группа преследования была им обнаружена за сотню метров. Никому не говоря об этом, Длинноухий, как его называли сослуживцы, шел, прислушиваясь к шагам идущего позади противника. Если тот прекращал движение, чтобы послушать лес и тишину, он тут же взмахом руки останавливал колонну на полшаге. Длинноухий сразу определил, что темп движения преследователей выше, потому знал: рано или поздно предстоит встретиться. «Оставлю для прикрытия охранников полковника, со своей группой сумеем оторваться», — размышлял он.

Прислушиваясь к погоне, рассуждая на ходу, обер-лейтенант правым покалеченным ухом не услышал шагов бегущей параллельным маршрутом другой группы преследователей. Слышал что-то, но не придал особого значения. Идущий по пятам противник был ближе и опаснее. Поэтому встречный огонь на лесной просеке для Длинноухого и всей группы Фогста оказался совершенно неожиданным. Сразу же были убиты два солдата из охраны полковника и один ранен. В страхе без команды люди бросились назад под прикрытие деревьев, но и оттуда брызнули искрами автоматы. Теперь убитыми оказались три охранника и двое из группы обер-лейтенанта, трое ранены, в том числе легко в руку полковник.

— Полковник Фогст, — послышалось с опушки леса, — у вас нет иного выхода, кроме как сдаться. Гарантирую, мы не расстреляем никого из поднявших вверх руки.

Обер-лейтенант подполз к Фогсту.

— Что будем делать?

— А что мы можем предпринять? — придерживая левую раненую руку и морщась от боли, ответил полковник.

— Попытаемся прорваться.

— У нас уже половина солдат перебита, часть ранена. Еще раз поднимемся, никого не останется.

— Пошлем по одному сдаваться, мы с вами под шумок сможем проскочить.

— Они знают, что я здесь. Начнут искать. С раной я далеко не уйду. На этой просеке моя карьера закончилась.

— Тогда разрешите мне уйти одному. Я сумею прорваться!

— Разрешаю. Доложите все как есть.

— Я бы на вашем месте застрелился.

— Фельдмаршал Паулюс, и тот не сделал этого. А меня голубоглазая дочка старосты из Горобцов обещала ждать, — криво усмехнулся Фогст.

— Ну чего вы там? — вновь послышалось с опушки.

— Идем по одному! — крикнул обер-лейтенант и пополз в сторону.

Последовать его примеру никто не решился. Вскоре один за другим оставшиеся в живых немцы начали подходить к опушке леса.

— Фамилия и звание, — обратился командир роты к тучному человеку.

— Полковник Фогст Вильгельм.

— Дайте ваш пистолет.

 

XVIII

Начать на следующий день операцию поиском в Горобцах не удалось. Во-первых, не прибыли оперативники, представители органов НКВД и НКГБ. К тому же ночная акция по задержанию Фогста проходила и закончилась не так, как замышлялась. Утреннее совещание командир отряда начал с перечисления выявленных недостатков, комментариев их последствий:

— Оказалось неперекрытым вероятное направление ухода группы Фогста из Горобцов; бойцы в заслоне не были обучены тактике ведения наблюдения ночью, вследствие чего в седьмой роте погибли два красноармейца; между нарядами заслона не были продуманы вопросы взаимодействия с наступлением темного времени суток; не выявлено своевременно отсутствие командира спецгруппы, в результате до сего времени тот числится без вести пропавшим. А ведь бандит из бандитов; неизвестно где находится староста поселка. Его должны были арестовать до начала операции. Какая-никакая, но он пока власть; не оставлен в Горобцах взвод автоматчиков после задержания Фогста, как намечалось. Ему надлежало вести там наблюдение, прежде чем начать операцию.

Однако следует отметить, — сказал Сергей Николаевич, — командир первой роты и старший заслона от седьмой непосредственно в лесу действовали грамотно, в результате без потерь нанесли поражение группе Фогста, захватили в плен его и еще нескольких немцев. С ними ведется работа. В итоге за промахи командиры первой и седьмой рот достойны наказания, за успехи — поощрения. Ограничимся нулями. Но в случае повторения подобных недостатков к виновным будут применены жесткие меры.

Теперь о другом, — продолжал Бодров. — Сегодня вечером прибывают два сотрудника оперативных аппаратов органов НКВД — НКГБ и представитель от военкомата. Решение на проведение чекистско-войсковых мероприятий утверждено начальником войск. Они проводятся, по существу, в интересах этих ведомств. Цель наших действий — очистить Горобцы от враждебного и преступного элемента, тем самым подготовить почву для возвращения и налаживания работы органов советской власти.

Вошел дежурный по отряду, передал командиру лист бумаги. Подчиненные смотрели на начальника, его посуровевшее во время чтения лицо. Вот он отложил документ, задумался, затем негромко промолвил:

— Ни хрена себе…

В напряженном ожидании офицеры уставились на Бодрова.

— Перебитых ночью немцев и всё, что осталось не подобранным на просеке, кто-то похитил. Второй взвод седьмой роты был послан рано утром для захоронения и сбора военного имущества и возвратился ни с чем. А там было семь трупов!

— Похоже, очень даже радостно встретят нас в Горобцах местные жители, — прокомментировал Шалевич.

— Не один и не два человека участвовали в акции, — добавил Мухов, — по меньшей мере — полдюжины.

— Таким образом, задача усложняется, — продолжил командир отряда. — Необходимо отыскать похищенное на холмах и просеке оружие, старосту, людей, которые занимались похоронными делами, выявить среди местных жителей «Мыколу» и того, кто его укрывает.

— И еще одна, — подал голос Шалевич, — покончить с безответственностью при выполнении оперативно-боевых задач.

— Вот уж что верно, то верно, — поддержал Бодров. — У нас последнее время уж очень много появляется подобных фактов.

— Есть еще одна задача, — оживился Лев Герасимович, — отыскать с помощью местных жителей палачей, участвовавших в казни двух девушек.

— Не следует забывать, мы пока не нашли спрятанные где-то танк, пару минометов, стрелковое оружие, — добавил Ястребин.

— С замыслом нас познакомят? — недовольным голосом задал вопрос командир седьмой роты.

В его адрес сегодня нареканий было больше, нежели в чей-то другой. Потому сидел, хмуро поглядывая на Бодрова.

— Нас — это кого? — спросил Шведов.

— Ну, меня, других офицеров…

— Я, например, знаю, другие товарищи в курсе. За всех радеть не следует.

— Всякому овощу свой черед, — ответил командир отряда, — подсказывать начальнику — последнее дело. С замыслом познакомлю, безусловно. Валерий Александрович, вам слово.

Мухов сообщил, что конечная цель чекистско-войсковых мероприятий командиром отряда сформулирована, остается лишь добавить: выполнить задачу без потерь.

— Я подчеркиваю, — сказал он, — провести чекистеко-войсковые, а не оперативно-боевые. Предполагается, что все наши мероприятия осуществляются без применения оружия. Дело предстоит иметь с местными жителями, а не с бандитами. Но оружие при этом должно находиться в полной боевой готовности. Мы первыми окажемся в Горобцах после ухода немцев. Как нас встретят жители, неизвестно.

Идея мероприятий такова: с помощью усиленных патрульных групп сегодня ведется разведка Горобцов и наблюдение за поведением граждан. Ночью на направлениях наиболее вероятного движения выставим наряды перекрытия, с рассветом полностью блокируем поселок и сразу же начнем поиск, после которого проведем прочесывание окрестностей.

Все граждане, задержанные ночью в окрестностях, препровождаются на фильтрационный пункт в школу. В ходе поиска днем туда же направляются лица, не записанные в домовых книгах, а также те, которых не опознали соседи, и укрывающиеся в потайных местах, если на них укажут граждане как на пособников врага.

Для поиска назначаются четыре роты, столько же для блокирования Горобцов, резервная рота ведет разведку сегодня днем, осуществляет охрану фильтрационного пункта и задержанных.

— Мне остается добавить, — встал Бодров, — задачи решают: поиск — группа Шведова, блокирование и перекрытие направлений — Мухова. Командирам рот прибыть ко мне в четырнадцать ноль-ноль за получением приказа.

Напоминаю, в ходе поиска при разговоре с местными жителями проявлять максимум вежливости, такта, ничего не трогать руками, не уносить, кроме вещей и предметов военного назначения, оружия, боеприпасов. Первое впечатление при знакомстве в большей мере остается в памяти. Нетактичным поведением, грубым отношением к людям можем навсегда потерять авторитет в их глазах, уважение.

— И еще, — сказал Шалевич, — политотдел поручил нам в ходе поиска вести беседы с гражданами об успехах и возросшей мощи Красной Армии одновременно выявлять бывших до оккупации сотрудников партийных и советских органов. С такими людьми должен побеседовать командир роты с целью привлечь их к работе фильтрационного пункта.

— А эти оперативники, они здесь временные? Нам с местными жителями придется решать многие вопросы, — заметил Боткин.

— Наворочают гору неприятностей и уметутся.

— Они сотрудники райотдела НКВД — НКГБ, сформированного для работы на этой территории еще до прихода Красной Армии. Так что люди не меньше нас заинтересованы в добром отношении местных жителей, — ответил Бодров. — А нам с оперативниками тоже придется работать в тесном контакте. Это патрулирование, охрана важных объектов, проведение арестов и конвоирование. Работа милиции еще не скоро наладится.

— А как они будут разграничивать свои полномочия теперь?

— По существующему законодательству милиции должны заниматься вопросами борьбы с уголовной преступностью, обеспечением нормальной жизни граждан. Органы НКГБ предназначаются для борьбы с враждебным элементом. В настоящее время обязанности их во многом совпадают. Тут тебе дезертиры, уклонисты от службы в Красной Армии, пособники врага, бывшие полицейские, старосты, а теперь еще могут добавиться члены ОУН, боевики из УПА, принимавшие участие в боевых действиях против Красной Армии. С задержанными нами людьми оперативникам предстоит выявить, кто есть кто. Возможно, к ним в помощь подключатся сотрудники из армейских отделов контрразведки СМЕРШ.

Оксана уже несколько ночей кряду не могла уснуть. Гудевший будто улей от мужских голосов дом теперь опустел, комнаты заполнились плотной тишиной. Ничего не хотелось делать. Тепло в доме поддерживали немецкие солдаты, теперь их нет. Попробовала с вечера наколоть дров, но топор не слушался, то и дело норовил вырваться из рук. Вконец расстроившись, решила заняться этим завтра, а пока не топить. Мать от ужина отказалась, самой тоже есть не хотелось. А дом остывал, к вечеру уже зябли руки. Укрывшись с головой, уснула с воспоминаниями о теплом Фогсте.

Рассвело. Опустившийся с вечера туман медленно рассеивался. Женщина выглянула в окно, сквозь редкую белесую завесу увидела массу движущихся мимо людей. «Красноармейцы», — мелькнуло в сознании. Тем не менее настроение поднялось. «Хотя бы эти зашли, избавили от навалившейся тоски».

Как по щучьему велению, ее мечта тут же сбылась. В калитку громко постучали. Не мешкая выбежала во двор, открыла безбоязненно. В проеме стоял тот же старший лейтенант, который приходил вчера, разыскивая отца. Как старому знакомому, она улыбнулась гостю.

— Заходите, заходите, милости просим.

— Спасибо за гостеприимство, но мы опять с обыском.

— Но отец не появлялся. Как ушел с немцами, так до сих пор нет его.

— Немцев мы переловили, а он как сквозь землю провалился.

— Отец вроде бы не такой уж шустрый. А Фогст? — с тревогой спросила она.

— Легко ранен. Про твоего родителя ничего не говорит. Вроде бы где-то незаметно отстал. Врет, по-моему. Ну а все-таки, возможно, дома?

— Правда не появлялся еще. Начинаю беспокоиться, — ответила Оксана. — Поищите. Мне даже хочется, чтобы вы с солдатами побыли подольше. Скукота!

— Не врете? У нас с этим строго.

— Ну зачем вы так!

— Обыкновенное предостережение. Пойдем по следу беглецов. Возможно, еще вернемся.

— Дров мне нарубите? — по-глупому улыбнулась женщина. — Я этого топора боюсь.

— Посмотрим, — неопределенно ответил офицер.

Оксана смотрела вслед группе бойцов, ушедшей в сад.

Захотелось пойти вместе с красноармейцами на розыск отца.

Дома опять тоска. Мать, похоже, с расстройства разболелась. Надо топить печь, варить, кормить больную. Она вновь взялась за топор, но он с первого же удара проскочил мимо чурбана и врезался в землю у самой ноги. С опаской поглядывая на серое лезвие инструмента со светлой отточенной окантовкой, женщина села на лежавшее рядом бревно.

Вдруг через деревянный забор тяжело перевалилось и мешком рухнуло на землю крупное тело человека. От неожиданности Оксана как ужаленная вскочила, схватилась за топор. Мужчина встал на ноги. Нахально улыбнулся.

— Привет, красавица! Чего глядишь неласково?

— Непрошеный гость хуже татарина.

Женщина смотрела на пришельца: молодой, громадный, сутулый, с большим красным вспотевшим лицом. Настоящий мордоворот. Развязной походкой тот подошел, взял из рук Оксаны топор, потрогал большим пальцем жало — востёр!

— Ты знаешь, — сказал он хриплым от волнения голосом, — в селе идет сплошная облава.

— У нас солдаты уже были. Ушли.

— Спрячь меня.

— Перебьешься.

— Прояви милосердие к страдальцу.

— Вор, что ли? Ради чего прячешься и страдаешь?

— Дура ты. Истинным преступникам сейчас раздолье. Я патриот.

— Патриоты на фронте.

— Фронт там, где идет борьба за самостийность.

— Наруби дров, «патриот», приласкай, а там посмотрим.

— Рубану по шее, без головы останешься, — обозлился мужчина. — Я о деле, а у нее глупости в башке.

— Аукнется так, как откликнется, — перепутала она слова известной пословицы от внезапно возникшего страха. Стало боязно стоять рядом. «А ведь рубанет».

Мужчина тем не менее взял большими руками чурку, в считанные секунды разрубил одну, другую. Ему, похоже, хотелось казаться спокойным, уверенным в себе, но излишняя суетливость выдавала нервозность.

В этот момент в калитку вновь постучали. Мужчина затравленно глянул на хозяйку. Она кивнула головой на сарай с распахнутыми дверями, а сама пошла открывать. В проеме стоял симпатичный сержант с четырьмя автоматчиками.

— Нам сообщили, в вашем дворе укрылся бандит, — сказал он, не здороваясь.

— Никого у меня нет, — ответила она громко, но заметно для автоматчиков повела расширенными глазами в сторону сарая, шепнула, что под его дальним торцом есть подкоп.

Оставив одного бойца у раскрытых дверей, офицер с тремя другими бросился вдоль кирпичной стены. Однако вскоре возвратился.

— Выходом из подкопа никто не пользовался. Напорошенный снег не тронут. Засунули туда большую ветку, — посмотрел он внимательно на женщину.

Та пожала плечами.

— Принеси зеркало, посмотрим сарай отсюда.

Но в серых сумерках внутри помещения с помощью зеркала человека обнаружить не удалось.

— В чем дело? — возмутился сержант.

— Есть подземный ход из сарая в подпол дома.

Теперь сержант с автоматчиками бросились в комнату, но там было тихо. Старая хозяйка лежала на кровати.

— Мать, ты слышала подозрительный шум под полом?

— Нет, кругом ни звука.

Оставив автоматчика наблюдать за люком подпола, сержант вновь оказался во дворе.

В доме тихо. Куда он мог подеваться?

— Откуда я знаю? — раздраженно ответила женщина. — Притаился где-то. Вам нужно, вы и ищите.

— Он вооружен?

— Не знаю. В руках ничего не было.

— Если бандит в подземелье, чем его можно выкурить? Туда не сунешься, пулю получить можно.

— Не знаю.

— Ты хозяйка, придумай что-нибудь. Дым нужен.

— У меня есть сера. От ее дыма тараканы разбегаются.

Вскоре зажженный желтый кусок серы бросили в яму в углу сарая, а через минуту, отплевываясь и чертыхаясь, оттуда выбрался здоровенный мужик, вывалянный с ног до головы в глине. Бойцы, посмеиваясь, стояли вблизи открытых дверей, когда тот приблизился. Неожиданно бандит выпрыгнул через порожек, выхватил автомат у растерявшегося красноармейца и исчез в сарае. Автоматчики открыли беспорядочную стрельбу из-за стойки дверей, гул выстрелов разнесся по селу.

Группа, ушедшая по следам убегавших из Горобцов немцев, через некоторое время обнаружила тело мужчины в канаве на окраине поселка. Привели жителей, они опознали старосту. Бойцы положили Билячко на его же полушубок и поволокли к родному дому напрямую через сады и огороды. На полпути услышали стрельбу из автоматов, бросили тело, развернулись цепью и пошли на выстрелы. Вскоре впереди показался бегущий с автоматом в руке человек. Вот он остановился, развернулся назад, присел на колено и дал одну за другой три длинные очереди. Воспользовавшись моментом, автоматчики приблизились к стрелявшему.

— Бросай оружие! — крикнул старший лейтенант.

Мужчина оглянулся на голос, но с другой стороны его ударили прикладом. Бандит выронил автомат, упал ничком, закрыв голову руками.

— Ну, хватит нюни распускать, — ткнул сапогом в бок задержанного стоявший рядом офицер.

Подбежал сержант с двумя автоматчиками. Не сдержавшись, он пнул лежавшего сапогом в лицо.

— Убил одного, ранил еще одного, — доложил он командиру.

— Прошляпили мы, — признался старший наряда. — Не ожидали, что окажется таким прытким.

Сержант вновь с силой пнул ногой бандита.

— Потом разберемся, как все произошло, — сказал командир роты.

Задержанному приказали встать, взвалили на него труп, и колонна двинулась к дому старосты. Подобрали тело убитого бойца, раненный в плечо красноармеец сказал, что сам сможет передвигаться.

Оксана всплеснула руками, увидев на спине верзилы тело отца, расплакалась. Запричитала по мертвому жена старосты…

— Кто убил отца?

— Немцы, — ответил старший лейтенант. — Ножом в спину.

— Гады! Он так для них старался. Увижу Фогста, глаза выцарапаю, — гневно воскликнула молодая женщина.

Командир роты оставил четырех автоматчиков для охраны и подготовки к захоронению старосты, оказания помощи старой женщине по хозяйству. Вместе с Оксаной проследовали на фильтрационный пункт. Предстояло выполнить некоторые формальности в связи с задержанием в ее саду бандита, убийством отца, требовались показания по поводу длительного проживания в их доме немецкого полковника с охраной.

В коридоре школы возле двух закрытых дверей толпилось полтора десятка граждан, около двух других стояло по паре автоматчиков. Шла фильтрация. Одних освобождали, других задерживали. Дежурный офицер спросил у командира причину задержания женщины, направил ее в кабинет, у дверей которого не было людей.

— Контрразведка СМЕРШ, — сказал он.

За столом сидел старший лейтенант. Хозяин кабинета бегло осмотрел вошедших, представился:

— Каден.

Руководитель операции тоже находился в школе, в левом ее крыле. Вместе с ним в классной комнате сидели Шведов, Мухов. Сюда непрерывно поступали доклады командиров подразделений, доставлялись результаты фильтрации НКВД-НКГБ, здесь уточнялись вопросы взаимодействия. На вычерченной в крупном масштабе схеме Горобцов отмечались места и адреса задержанных людей.

Когда Бодров получил сообщение о задержании в саду старосты неизвестного гражданина, первого в Горобцах оказавшего вооруженное сопротивление, Сергей пожелал лично побеседовать с ним.

Конвоир ввел молодого мужчину мощного телосложения. Глядя на него, командир отряда вспомнил разговор с одержанным пацаном о чужаке. Так, на всякий случай спросил:

— У меня, Мыкола, возникло несколько вопросов к нам. Есть желание ответить?

— Откуда вы знаете, как меня зовут?

— Мы много чего знаем, — постарался и сам скрыть удивление Сергей.

— Если все знаете, зачем спрашиваете?

— Мне сказали, будто вы изъявили желание, чтобы вас расстреляли.

— Ну, это брехня.

Задержанный заметно побледнел, руки его машинально начали гладить стриженную под бокс голову, он в волнении потирал друг о друга ладони.

— Два вопроса: кто вас послал собирать оружие и где хранится уже подобранное?

Мыкола молчал. Исподлобья смотрел на офицеров.

— Ну, чего же вы?

— Меня расстреляют наши, если проговорюсь.

— Мы никому не скажем, о чем здесь беседовали.

— Послал меня районный провод ОУН. Формируется сотня У ПА. А где спрятанное оружие, могу показать, если меня не расстреляете.

— Военный трибунал тебя будет судить. А вот то, что скажешь нам, это тебе зачтется, — ответил Шведов.

— Кто знает, чего можно, чего нельзя? За какой грех меня судить?

— За то, что убил красноармейца, другого ранил. За сбор и хранение оружия.

— А за то, что состою в УПА, — тоже?

— Судят за дела, а не за то, кто в какой организации состоит или о чем думает.

— Ответь, Мыкола, на такой вопрос, — включился в разговор Мухов, — ты собрался вооружать сотню Украинской повстанческой армии. Верно?

— Ага.

— Но армия — часть вооруженных сил государства, предназначенная для обеспечения границ от вторжения или ликвидации вторгшегося на суверенную территорию врага. Так я говорю?

— Ага.

— Что есть у УПА? Вооруженных сил нет, границ тоже, суверенной территории не существует. Остается ОУН?

— Ага.

— Как называются люди, группы, которые вооружаются не имея армии, государства? Выступают против существующего политического устройства? Нападают на подразделения настоящей армии?

— Не знаю я.

— Подсказать?

— Ага.

— Бандиты.

— Не, мы не бандиты.

— А кто?

— Патриоты.

— Ладно, «патриот», пойдем искать спрятанное оружие, — сказал Шведов.

Бодров знакомился с последними сообщениями от групп поиска и блокирования о подходившей к концу первой стадии мероприятий.

Постучали в дверь. Вошел старший лейтенант, представился:

— Каден, армейская контрразведка СМЕРШ.

— Бодров, — ответил Сергей. — Слушаю вас.

— По ходу разбирательства с дочерью старосты хотелось бы побеседовать с Фогстом. К полковнику неоднократно приходили какие-то люди, беседовали за закрытыми дверями. Надо бы разобраться.

— Хорошо. Валерий Александрович, распорядитесь доставить сюда полковника.

— Бодров… Бодров… Кажется, мне знакома эта фамилия, — сказал Каден, когда Мухов вышел.

— А мне ваша тоже.

Начали вспоминать фронтовые дороги, города и села, наконец сошлись на Батурино.

— У меня там жена с сыном остались.

— А у меня семья.

— Кто это?

— Бодров в МТС.

— Там есть Бодров Вадим. Без ноги пришел с фронта.

— Брат!

— Ладно. Мы еще с вами поговорим о Батурино. Сейчас, извините, дела, — сказал Каден и быстро удалился.

Радист передал радиосигнал от командира пятой роты, означавший просьбу к руководителю операции прибыть по чрезвычайным обстоятельствам. Бодров оставил за себя Мухова и на своем «виллисе» с охраной помчался на вызов. Редкий случай, чтобы подобная просьба адресовалась лично командиру оперативно-боевого отряда. Машина выехала на окраину Горобцов, Сергей увидел едва ли не половину пятой роты, сгрудившейся возле неказистого плетневого сарая. Сарай низенький, кособокий, ветхий. Чихни рядом громко — развалится.

— Что случилось? — спрыгнул на ходу Бодров.

— Чепэ. Идемте в сарай.

Вошли в настежь распахнутые ворота. Прямо перед входом стоял, матово поблескивая защитного цвета краской, танк Т-34-85, только что поступивший на вооружение Красной Армии. Не веря своим глазам, Сергей поднялся на боевую машину, открыл верхний люк. Вспомнил, еще в Ростове курсантов знакомили с устройством отечественных и немецких танков. Проник вовнутрь, на ощупь нашел защелку, открыл люк механика-водителя. Попробовал работу рычагов управления, горного тормоза.

— Есть такие, кто знаком с танком? — обратился Бодров к бойцам.

— Я был заряжающим, — выступил вперед веснушчатый боец.

— Забирайся сюда. Проверь пушку, пулеметы, боеприпасы.

Вскоре боец доложил, что орудие и пулемет исправны, боекомплект полный.

— Даже аккумуляторы подсоединены, — сказал он. — Был бы механик-водитель, можно хоть сейчас в бой.

— Можно мне попробовать? — вышел вперед невысокий крепыш.

— Почему «попробовать»?

— Учился я на механика-водителя три недели, но потом наши курсы отправили под Сталинград.

— Попробуй, но осторожно.

Пошли долгие минуты ожидания. Наконец заскрежетал стартер: раз, другой, и тут же зарокотал ровно, по-бархатному, двигатель. «Ура!» — раздалось со всех сторон.

— Выезжай! — распорядился Бодров.

— Не пройдет он в эти ворота, низкие больно.

— Заботиться об этом надо было хозяину. Вперед!

Зацепив башней за стену сарая выше ворот, танк вместе с частью крыши медленно двинулся на расступившихся бойцов. Помотавшись на полусгнивших опорах столба, сарай рухнул, подняв облако пыли.

Тут же под охраной стоял хозяин подворья — поникший, сгорбленный, испуганный.

— Чей танк? — спросил Бодров.

— Сховалы добры люды.

— Где минометы и автоматы?

Тот растерялся, глаза его забегали из стороны в сторону, зашевелил губами.

— Ну! — повысил голос командир отряда.

— Хиба я знаю?

— Знаешь, знаешь. По глазам вижу, врешь.

— Там, — указал хозяин на остатки сарая.

Через несколько минут ударной работы на свет божий бойцы извлекли два минометных ствола, двуноги-лафеты к ним, опорные плиты, прицелы, полсотни автоматов ППШ, боеприпасы в деревянных и цинковых ящиках.

Хозяин двора стоял смертельно бледный.

— Надо было раньше думать. Следователям теперь будешь рассказывать, что за добрые люди создали такой хороший склад оружия и боеприпасов. Немцы, и те не нашли, хотя и занимались этим делом. За то, что сохранил до нашего прихода, — спасибо.

Вскоре начался второй этап мероприятий — осмотр окрестностей, но он особых результатов не дал. Задержано было несколько пацанов, укрывшихся в овраге, но после выявления фамилий их распустили по домам. Пацанов заподозрили в мародерстве, однако доказательств не нашли. В районе ночного боя поисковая группа обнаружила только тела немцев, невдалеке одежду, присыпанную листвой. Кто это сделал, выяснить по горячим следам не удалось. На месте была оставлена засада, но она тоже не дала результатов.

С богатыми трофеями оружия, боеприпасов отечественного и немецкого производства отряд возвратился в «Рощу».

 

XIX

Уже две недели Вадим исполнял обязанности дежурного по райотделу. Работа несложная, больших физических или умственных усилий не требует. Первоначально он находился в райотделе только днем, но это нарушало устоявшуюся практику суточной службы дежурных. Когда начальник райотдела предложил ему включиться в существующий график, не стал возражать.

Юля бывала теперь у Бодровых каждый вечер. Долгие часы засиживались с Вадимом за чтением и обсуждением прочитанных книг. Подключалась к дебатам Лида, но племянник тут же проявлял по этому поводу недовольство. Если случался дождь, девушка оставалась ночевать, допоздна решали с подругой задачи по алгебре, тригонометрии. Вадим при этом смущенно помалкивал, играл с Димкой.

Во время совместной службы по райотделу Юля каждую свободную минуту старалась помочь дежурному разнести бумаги и журнал распоряжений начальника по кабинетам. На работе они опять не расставались. Постепенно девушка стала замечать, что появилась потребность постоянно быть вдвоем с Вадимом, не хотелось уходить от него.

На втором или третьем суточном дежурстве Юля решила остаться с Вадимом на ночном дежурстве. На дворе холодно, слякотно, идти одной по темноте не хотелось. Новый начальник районного отделения НКГБ, младший лейтенант, был в командировке, поздним вечером молодые люди переместились в его кабинет, из которого стол дежурного и телефон были хорошо видны. К тому же они попросили телефонистку на телефонной станции все звонки дежурному переключать в отделение НКГБ. Задержанных в КПЗ не было, кабинеты служб закрыты. Они остались вдвоем в гулком здании райотдела. Погасла электрическая лампочка. Свет в кабинет, где, тесно прижавшись друг к другу, на диване сидели влюбленные, проникал лишь со стола дежурного. Говорить о чем-либо не хотелось, просто нравилось взаимное ощущение тепла и единения.

— Давай с тобою будем, как муж и жена, — сказал Вадим прерывистым голосом.

— Мы и так на них похожи.

— Нет, по-другому.

— Мы же не муж с женой!

— Давай поженимся?

— А почему бы и нет?

— Прямо сейчас!

— Нет, Вадя, так нехорошо.

— Пойдем завтра же и распишемся.

— Тогда завтра мы и станем мужем и женою. И фамилия у нас будет одна.

Вадим постелил девушке на диване, прикрыл большим материным платком, принесенным из дома на случай холодных ночей, сверху накинул пальто.

— Спи, Юля Бодрова, я пошел за стол дежурного. Тебе завтра работать, а мне отдыхать.

Однако отдыхать Вадиму не пришлось. Утром он доложил начальнику райотдела о спокойной оперативной обстановке в районе. Рассказал, что после окончания кинофильма двое подростков подрались, начальник клуба привел обоих в милицию.

— Выслушал одного и другого, — продолжил дежурный, — предупредил, что вызову их матерей, а их посажу в капэзэ. Причины драки обычные, ребячьи. Расплакались, сказали «больше не будем», пожали в моем присутствии руки друг другу. С тем и отпустил их.

— В журнале отметка есть?

— Безусловно.

— Вадим Николаевич, послушай, что тебе скажу. И отнесись к разговору со всей серьезностью. На днях в армию ушел следователь, наша палочка-выручалочка. Осиротели в полном смысле слова. У второго, оставшегося, дел невпроворот. Выручай! Ты служил в войсках НКВД, свой человек в органах внутренних дел, отваги тебе не занимать. Чувствую, из тебя выйдет неплохой следователь.

— Образования у меня мало, с юридическими науками совершенно не знаком, — растерялся Вадим.

— То, что недоучился — это плохо. Но дело поправимое. Закончится война, продолжим учебу. Следователь был опытный и грамотный человек, но книги по уголовному праву, процессу, криминалистике у него всегда были под рукой. В кабинете на полочке и сейчас стоят в ожидании нового хозяина. На все непонятные в юридическом деле вопросы там найдешь ответы. Я всегда рядом.

— Жениться надумал, а тут такое…

— Одно другому не помеха. На Юле? — улыбнулся начальник.

— На ней, — смутился Вадим.

— Девушка хорошая, серьезно относится к делу. Есть у нас одна резервная комната в райисполкомовском доме. Берегли для следователя. Тебе она по праву и достанется.

— Трудно мне с передвижением, а следователю придется быть то там, то тут.

— Знаешь, что я думаю? Есть у меня велосипед, сын до войны пользовался. Теперь сына нет. Погиб. А ты приноровишься, вот тебе и опора на месте, когда будешь говорить с кем-то на улице, и средство передвижения. Вторая нога, одним словом.

— Но у меня нечем расплатиться.

— Возьми в подарок.

Так нежданно-негаданно фронтовик оказался за столом следователя, хотя только исполняющим обязанности, до утверждения. Юлька обрадованно хлопнула в ладоши, расцеловала в губы, щеки и в нос. Она спокойно, как будто так и надо, восприняла весть о выделении им комнаты по случаю женитьбы. После обеда Вадим уже приобретал опыт езды на велосипеде. Под контролем Лиды сначала неуверенно, отталкиваясь здоровой ногой, испытывая забытое ощущение быстрого движения, потом работая одной педалью, а к вечеру с болью, но двумя. На радостях порулил между домами МТС, подъехал к родному крыльцу, а слезть без посторонней помощи не смог. Но лиха беда — начало! Юля радовалась больше, чем виновник торжества.

Утром следующего дня Вадим прибыл на велосипеде в райотдел, тяжело опираясь о костыль, добрался до кабинета следователя, уселся за стол. И растерялся. С чего начинать? Решил посмотреть книги, но вошел начальник райотдела.

— Принес оконченное уголовное дело. Познакомься, как оформляются протоколы допросов и другие бумаги. Завтра уже начинается работа. Сначала простая, а потом не взыщи.

Вошла Юля, села на стул возле стола следователя. Поежилась.

— Неуютно перед следователем. Лучше я постою с тобою рядом.

— Ты от вчерашней договоренности не отказываешься?

— Как так можно?

Вадим попросил телефонистку подключить к заведующему районным загсом, его однокашнику Петру, пришедшему с фронта с пустым рукавом гимнастерки.

— Зайдите к следователю, — и Вадим положил трубку.

От райисполкома до райотдела полсотни метров. Через минуту Петро робко вошел в кабинет.

— Меня вызы… Вадим, ты что тут делаешь?

— Я и есть и. о. следователя.

— Ты меня напугал. Иду, перебираю в памяти: где? что?

— Петя, решили мы пожениться с Юлей.

— Молодцы! Поздравляю!

— Ты нас сначала распиши, потом поздравишь.

— Нужно выждать неделю после заявления.

— Есть же исключения?

— Для фронтовиков.

— А я кто, по-твоему?

— Давайте паспорта.

Прошло не более пары часов, заведующий загсом вновь был в райотделе. Принес заготовленное свидетельство о браке без печати, журнал регистрации.

— Юля, что молчишь? — спросил Петро. — Ты согласна?

— А чего бы я тут делала?

— Ну смотрите, ребята. Чтобы не пошли на попятную. Возврата не будет.

Он достал из коробочки печать, пропитанную чернилами подушечку.

— Смотрите, гербовая, государственная, ею сейчас скреплю ваше согласие. Последний раз спрашиваю: ставить оттиск на заготовленный бланк?

— Да, да! — затаили дыхание молодожены.

Петро подышал на печать, поднял высоко вверх и резко опустил на свидетельство.

— Все! С этого момента вы муж и жена. Поздравляю! Вы целоваться-то умеете?

Вечером мать Юли пришла к Бодровым, по-семейному отметили событие, прочитали внимательно свидетельство о браке. Юля с матерью ушли, Вадим остался дома.

Через неделю новоиспеченная семья жила в выделенной райотделом милиции комнате. Кровать, стол, две табуретки и шкаф были в их распоряжении.

Работа, как обещал начальник, действительно началась с утра следующего дня. Едва Вадим уселся за стол, пришел дежурный с двумя заявлениями от подравшихся женщин, обвинявших друг друга в избиении. В левом верхнем углу на каждом листе размашистым почерком значилось: «Тов. Бодров, проведите дознание» и подпись начальника.

«Хорошо сказать «дознание», а что это такое?» Но тут же вспомнил: толковый его предшественник оставил на полке юридический справочник. Нашел нужное слово, прочитал: «…в производстве неотложных действий для установления факта преступления и виновных в нем лиц».

Через дежурного направил посыльного с повестками прибыть заявителям к следователю. В ожидании Вадим почитал в справочнике, что такое допрос, арест, задержание, протокол допроса. «Нужно учиться!» — сделал он вывод.

Пришла первая заявительница, рассказала, что собрала с огорода кукурузные початки, высыпала возле порога просушить, отлучилась, а соседский телок съел половину. В порыве злости она ударила телка толстой палкой по хребтине, да так, что тот упал. Соседка это увидела, бросилась с кулаками в защиту телка. Первая сначала оборонялась, потом перешла в наступление. В результате драки обе оказались с разбитыми носами, растрепанными волосами, в порванных платьях. Обе написали заявления в милицию с взаимными обвинениями. Потом рассказывали следователю со слезами, как все произошло.

Во время беседы Вадим делал короткие записи, стараясь зафиксировать дословно факты происшествия, их объяснения. Потом начал составлять протокол. Впервые в жизни! Писал, переписывал, вздыхал. Особенно не получился порядок записи показаний «…от имени допрашиваемого в первом лице…» Пришел к штатному следователю, женщине, рассказал о своих затруднениях, та показала только что составленный протокол. Подсказала, что и как делать.

Заявительницы все это время ждали, сидели молча, вздыхали, поглядывая на солнце за окном. Вадим запоздало предупредил об ответственности за ложные показания. Женщины подписали протокол.

— А что дальше? — спросила первая прибывшая.

— Найду свидетелей, опрошу их, передам дело в суд. Вы обе виноваты в обоюдной безобразной драке. Что присудят, то и будет.

— Она же напала…

— Зачем же скотину бить?..

— Стойте, стойте! — воскликнул Вадим. — Все это мы уже разобрали, выяснили. Только суд может определить, кто виноват и кому какое нести наказание.

— Так уж и наказание?

— А как иначе? Вы с доводами моими не соглашаетесь. Помиритесь, чтобы не испытывать судьбу, и я вас отпущу.

Женщины на какое-то время примолкли, посматривая друг на друга, потом вторая предложила помириться.

— Черт с ним, с телком. К тому же он полежал, а потом пошел как ни в чем не бывало. А кукурузных початков у меня полным-полно. Рассчитаюсь. Да и не так уж они мне нужны.

— Выходит, дело можно закрыть?

— Мы согласны, — одновременно ответили заявительницы.

Результаты первого самостоятельного дела начальник райотдела одобрил.

— Будешь у нас специалистом по примиренческим делам, — сказал он Бодрову, принимая тонкую папку с материалами. — Похоже, у тебя есть талант располагать к себе и вселять доверие.

Не успели с Юлькой порадоваться первому успеху, в кабинет следователя оперативник, старшина милиции, ввел заплаканную женщину. Она села на стул, широко раскрытыми глазами, не мигая, посмотрела на Вадима. Они знали друг друга, но сейчас она от страха не увидела в следователе знакомого человека.

Оперативник положил на стол свой рапорт, протокол задержания и узелком завязанный мужской носовой платок. «Пшеница», — пояснил старшина и удалился.

Вадим прочитал рапорт. В нем говорилось, что гражданка Сокольская задержана с поличным тотчас после совершения преступления. Сигнал о готовящемся хищении получен от доверенного лица.

В сером видавшем виды пиджаке, такой же юбке непричесанная молодая симпатичная женщина выглядела на два десятка лет старше своего возраста.

— Надя, ты меня не узнаешь?

— Ой, Вадим! — всплеснула женщина руками и вновь расплакалась..

— Успокойся. Не торопясь вспомни, что произошло. Потом выполним все формальности.

Из сбивчивого рассказа задержанной следователь уяснил, что Надежда работает в Заготзерно простым рабочим. Сегодня шла погрузка пшеницы в четырехосный вагон для отправки на фронт. Женщины лопатами набрасывали зерно на ленту транспортера. Жарко, пыльно. Все поснимали с себя верхнюю одежду, повесили на гвоздики в стене. Работали, отдыхали. Вагон загрузили к концу дня. Собрались идти по домам. Надя взяла свой пиджак, работницы гурьбой стали выходить из бокса. Подошел к ней милиционер, взял за руку, полез в карман и вынул горсть пшеницы.

— Как она туда попала?

— Ума не приложу. Садилась я на ворох, но была без верхней одежды.

— Когда взяла пиджак, он показался тяжелее обычного?

— Не почувствовала я этого. Обрадовалась, что закончился трудный день, и скорее домой, дети ждут.

— Сколько у вас ребятишек?

— Двое, сейчас с матерью.

— У вас вроде бы корова есть?

— Еще и поросенок, куры.

— Где тебя задержали?

— В боксе.

— Ты еще не вышла во двор?

— Нет.

— Бывают случаи, когда по двору ваша бригада зерно перемещает?

— Вчера переносили в мешках просо в соседний бокс.

— Кто мог насыпать пшеницу в карман твоей одежды?

— Не знаю.

— Кому хотелось бы тебя посадить за хищение социалистической собственности в военное время?

— Да… — замялась Надежда.

— Говори, говори. Это важно.

После долгих раздумий Сокольская рассказала, что мужчин очень мало, у женщин борьба идет за каждого более или менее подходящего. Есть в Заготзерно машинист на движке, который электричество вырабатывает. Васькой его зовут, хотя ему уже за сорок. Один на несколько десятков работающих рядом женщин. Он, как коршун над птичьим двором, какую курицу пожелает, такую и схватит. Одна бабенка, Клавка, вокруг него увивается. Последнее время этот Васька начал приставать к ней, Надежде. Она пресекла все его попытки и посягательства. Клавка же взбеленилась, дикой кошкой набрасывается на нее по любому поводу и без повода. Вчера перед концом рабочего дня приходил старшина из милиции, говорил с женщинами о бдительности, разговаривал с некоторыми из них в отдельности, в том числе с Клавкой.

— Но я точно ничего сказать не могу, — вновь расплакалась Надежда.

Вадим смотрел на женщину, интуиция подсказывала: не врет. Знал, за подобную кражу сажали в тюрьму. «Надо посмотреть в книгу», — решил он.

«Хищение социалистической собственности, — говорилось в справочнике, — умышленное изъятие или завладение… с целью обратить это имущество в свою пользу…» «Кража — тайное похищение…», «преступление — общественно опасное действие… категория классовая… однако… когда деяние в силу своей малозначительности и отсутствия вредных последствий… не может быть признано преступлением…» Познакомился с понятием «состав преступления». Не нашел в их совокупности вины задержанной, цели и мотива самого общественно опасного действия.

Сгущались сумерки, Юля уже дважды заглядывала в кабинет, а Вадим читал и размышлял. С удрученным видом ожидала решения следователя задержанная. А он не знал, что и как делать. Начальника райотдела не было, женщина-следователь отсутствовала. Понимал, дело до конца не доведено. Заглянул еще раз в справочник, прочитал: «…следователь принимает решение, руководствуясь требованием закона и своим внутренним убеждением…»

«Вот это, пожалуй, то, что нужно. В конце концов, следователь я или нет? — размышлял он. — Сколько же всего надо знать?!»

Вновь в кабинет заглянула Юля.

— Надя, сейчас мы прервем беседу…

— Ой! — воскликнула женщина. — Меня посадят?

— Ты пойдешь домой. Ни с кем о деле не говори. Завтра с утра приходи сюда, продолжим беседу.

До полуночи читал Вадим юридический справочник, Уголовно-процессуальный кодекс, Уголовный кодекс. Подкованным появился утром на работе. Надежда уже ожидала его. Сегодня она смотрелась совершенно по-иному. Симпатичная, стройная, молодая. «Верно говорят, красота — совершенство природы, но в ней же и корень зла. Посочувствуешь Ваське». С тяжким сердцем пошел к начальнику на доклад. На удивление, тот отнесся к исповеди Вадима спокойно.

— Правильно сделал, — сказал он.

— Одно меня смущает. Нигде не вычитал я, с какого момента преступление является совершенным фактом. Весь день Надежда работала на погрузке зерна. Оно могло оказаться не только в кармане, но и в обуви, других местах. Если бы Сокольскую задержали за проходной, тогда еще можно говорить о корысти. А так ведь вины нет, цели или мотива преступления — тоже. Нет надобности заводить дело.

— Не торопись. Надежду отпусти домой, а сам побывай в ее бригаде, поговори с женщинами поодиночке. Они тебе много чего расскажут. Следователь может сам принимать решение, возбуждать или не возбуждать уголовное дело. Возвратишься, посоветуемся. Время военное. За воровство горсти хлеба уже несколько человек по лагерям маются. Когда-нибудь это будет казаться смешным.

Вадим воспользовался советом-распоряжением начальника, побывал в бригаде. Многие знали его, рады были видеть. И хотя сотрудником милиции он был без году неделя, его уважали. Уселись кружком, поговорили по-свойски о войне, работе, делах семейных, позубоскалили по поводу молодой жены. Откровенничали женщины и в беседе один на один. Никто не верил, что Сокольская способна на воровство, но не могли и объяснить, как пшеница попала в ее карман. Лишь шустрая Варька с улыбочкой поведала:

— Это проделки Клавки. Видала, как та опустила мешочек из носового платка с зерном в карман, подумала, в свой положила, а вышло по-иному. — Варя сверкнула лукаво озорными глазами. — По злобе. Ненавидит она Надю из-за Васьки.

Поговорил следователь с Клавдией. Сказал, что многие видели, как она клала кулечек с зерном в карман. Налицо преступление. «Ложный донос называется, — блеснул Вадим недавно почерпнутыми знаниями. — Срок лишения свободы от трех месяцев до двух лет».

— Двух? — изумилась Клавка и расплакалась. — Вадя, подскажи, что делать?

— Соберу бригаду, скажешь, будто хотела проверить подруг на бдительность, о которой накануне говорил сотрудник милиции, ошиблась карманом, потом испугалась, что могут посадить за воровство, извинишься принародно перед Сокольской.

Действия начинающего следователя начальник одобрил. Но добавил:

— Зря выгородил дуру. Смягчим вину лишь потому, что она доверенное лицо оперативника. А старшине замечание сделаю, больно уж грубая работа. На этом дело Сокольской закончим.

Начальник райотдела помолчал, вынул из сейфа тонкую папку, погладил верхнюю крышку ладонью, как бы стирая пыль.

— Это тебе новое задание. Посложнее. Можно сказать, даже сложное, нераскрытое дело. Ты начал, тебе его и заканчивать. Иди знакомься, приступай к разгадке тайны.

Ничего не поняв, Вадим добрался до своего стола. На первой странице материала значилось: «Дело о попытке хищения зерна в х. Горшовка».

«Ё-мое, даже интересно!» — подумал он.

Следователь прочитал написанные показания по недавнему случаю, пояснения Веры. Даже сквозь бумагу видел, как краснела девушка, описывая причину своего появления на току. Его и ее сведения во многом не совпадали. Переписал свое видение происшествия применительно к Веркиному.

Вадим с удивлением обнаружил справку о смерти Хлюста. Причиной стало внутреннее кровоизлияние в результате удара стволом ружья в область печени. Прожил бедняга три дня и отдал богу свою вороватую душу. Из его показаний прояснилось далеко не все, что нужно для расследования. Даже не сведущему в юридических тонкостях следователю ясен был состав преступления. Но только одного лица из группы, да и то на коротком отрезке деятельности преступного сообщества.

Хлюст сообщал, что лошадь с телегой они получили, как он выразился, «в готовом виде» возле моста через Солонешный пруд. Кто ее доставил туда, он не знает, там же ее следовало оставить после проведения операции по хищению хлеба. «Погрузили шесть мешков зерна на телегу, через Солонешный должны были везти добычу к Панике против дома бабки Колчанихи. Когда закончили выгрузку, я должен был отогнать подводу к мосту и возвратиться пешком, переплыть речку и затаиться в бабкином сарае», — читал Вадим.

«Что дальше?» — значился вопрос в протоколе.

«Я должен был проделать эту работу еще раз, получить за все пятьсот рублей, дойти до Ярыжек пешком, затем уехать домой в Алексиково». — «А зерно?» — «Что с ним будет дальше, я не знаю». — «Кто ваши соратники?» — «Коротышка был старшим. С ним мы договаривались на станции в Алексиково, встретились затем на станции Ярыженской, оттуда пешком дошли до дома бабки, там выжидали благоприятных условий. Когда, по мнению Коротышки, они наступали, на веревке через двор Колчанихи вывешивалась простыня «для сушки» в качестве сигнала кому-то о подготовке подводы. Третьего я не знал. Они от меня все время отделялись. Я вел из сарая наблюдение и предупреждал Хлюста о появлении в поле зрения посторонних людей». — «Почему группа остановилась у Колчанихи?» — «Третий был ее дальним родственником. Он привел к ней. Она еду готовила».

Других документов в деле не было.

После непродолжительного раздумья Вадим начал составлять письменный план проведения расследования. «Выяснить: 1. Кто готовил лошадь с телегой. 2. Каков путь хлеба от берега Паники, кто заказчик. 3. Что означает «проделать эту работу еще раз»?»

Начальник райотдела дополнил: почему выбрана именно та ночь для преступления, кто снабдил оружием, выявить место жительства исполнителей и пособников преступной группы, была ли эта попытка первого преступлен™.

— Вадим Николаевич, понимаю — медовый месяц, но вам надо ехать в Горшовку, а потом дальше… Куда, пока еще не знаю. Отвезем тебя с велосипедом. Звони мне каждый вечер в восемнадцать ноль-ноль о результатах работы.

Так новоиспеченный следователь вновь оказался на хуторе в гостях у дедов, но в совершенно новом качестве. Деда распирала гордость за внука, еще бы — следователь!

Уже за обеденным столом Вадим спросил у Дмитрия Карповича, не помнит ли он злополучную ночь.

— Как же, — ответил он, — я тревожился за тебя, выходил во двор, прислушивался. Была темная ночь. Небо закрыли облака. Молодая луна дождем умывается. Вот и скапливались облака за день-другой до ее появления.

Встретился следователь с Верой. Она обрадовалась ему.

— До сих пор не могу успокоиться.

— Говори всем, что разогнать одиночество оставалась на току по моей просьбе. Помоги мне в расследовании. Что в этот день или накануне было в Горшовке не так, как обычно? Не появлялись ли чужие люди, кто-то приезжал или приходил?

— Я подумаю, а ты поговори с Люськой, она посыльная у председателя, каждый день мотается по хутору, знает все новости.

Председатель колхоза встретил Вадима радушно, обещал помочь в расследовании. На вопрос, есть ли сторож на конюшне, ответил — нет. Ночью лошади на базу отдыхают. Телега, которую использовали преступники, стоит возле дверей конюшни, а сбруя внутри.

— По злой воле за два-три часа можно запрячь лошадей, съездить куда-то и вновь возвратить все на прежнее место до наступления рассвета. Никто не заметит.

— Кто мог такое совершить?

— Сколько ни думал, никого из своих заподозрить не могу. Но и чужой человек не мог этого сделать. Надо знать, что где находится, чтобы взять. Да и лошадь от чужака отвернется. Ничего не пойму, — развел он руками.

Пообщался следователь с жизнерадостной и смышленой Люсей, заводилой на всех хуторских сборах молодежи, в том числе на току памятным вечером.

— Давай вспомним, — говорил он девушке, — кого не было тогда с нами из ребят и девчонок?

Вместе начали перебирать, кто был. Недосчитались Мишки и двух подружек.

Мишка сейчас в Филоново, у родственников, а девки дома.

— Люся, позови их, побеседуем.

Девушки рассказали, что по дороге на «улицу» зашли к бабушке Фекле, родственнице одной из них, та попросила подождать, а сама пошла к соседке Чесночихе, да задержалась там. Потом было уже поздно.

— Почему Фекла задержалась у подруги?

— К ней какой-то родственник приезжал, но он куда-то ушел, а повидать его хотелось.

— Люся, милая, садись на велосипед, жми на обе педали и срочно Чесночиху к следователю.

Вадим сидел сбоку председательского стола, писал показания самого председателя, Люси, девушек. Мысли путались. Зазвонил телефон. В трубке послышался голос начальника. Следователь доложил о результатах, но посетовал, что не справляется с бумажными делами, попросил разрешения на обыск предполагаемого места хранения похищенного зерна.

— Не отходи от телефона, — сказал начальник, и в трубке послышались короткие гудки.

Чесночиха не заставила себя ждать. Вошла, поздоровалась с Вадимом.

— Следователь меня вызывал, не знаешь, где его отыскать?

— Я и есть следователь.

— Да будет тебе, — улыбнулась Чесночиха.

— На самом деле так. Проходи, побеседуем.

— Со своим человеком можно поговорить. Только о чем? Я вроде бы ни в чем не замешана.

— Марфа Ивановна, кто у вас был в гостях этим летом?

— Внук сестры приходил. Жил дней десять. Чувствовал себя неважно, в основном лежал в горнице. Иногда лишь ночью выходил погулять. Мальцом он каждое лето жил у меня, теперь бывает накоротке.

— Почему он не в армии?

— Одного глаза у него нет. Атак он здоровый, сильный. Живет с матерью в Урюпино.

— Когда ушел?

— Однажды вечером вдруг вспомнил, что-то надо срочно сделать, и, не дожидаясь утра, ушел. Пообещал еще навестить до зимы.

— Вновь зазвонил телефон. Начальник сказал, что прокурор разрешил обыск, а следователю направляется помощница для ведения протоколов. Уже через час милицейская двуколка остановилась под окном правления колхоза. Вадим даже переморгнул от удивления, когда увидел спрыгнувшую на землю Юльку.

Следователь оставил помощницу оформлять протоколы дознания по своим черновикам, а с председателем и конюхом поехали к Колчанихе. Глуховатая старушка ничего толком сказать не могла. Были трое гостей, один из них дальний родственник, как он назвался, но она не помнит, по какой линии родство.

— В разговоре ребята часто упоминали Урюпино, — с трудом удерживая мысль, говорила Колчаниха, — но там у меня родных нет. А может быть, и есть. Ну, как всегда, — развела она руками, — когда надо что-то вспомнить, не могу.

— Что у вас в сараях хранится?

— Я туда давно уже не хожу. А что в них, забыла.

Вадим с понятыми пошли посмотреть в ближнем, что в двух метрах от обрыва в Панику. Под соломой обнаружили двенадцать мешков пшеницы.

— В случае опасности, — сделал вывод председатель, — зерно с обрыва прямо в омут, и шито-крыто, никаких улик.

Следователь ликовал в душе. А что дальше? Опять туман в голове. На многие вопросы плана расследования он мог ответить, но не на все.

— Где теперь родственник? — спросил Вадим у старухи.

— Да ведь кто его знает. Ребята неожиданно пропали, потом приходил один кривой, угостил меня сахаром, дал целый стакан! Сказал, на днях еще забежит вечерком, обещал что-то принести. Но я забыла, что.

— Когда приходил?

— Надысь.

— Позавчера?

— Кажись, так, а может, нет, не помню точно.

Вышли на улицу посовещаться. Председатель пожелал немедленно перевезти обнаруженное зерно на ток. Но следователь высказал предположение, что за хлебом преступники придут, надо выждать время, задержать с поличным. Если мешки везти сейчас через весь хутор, можно заранее сказать, что они не появятся.

— Нужно организовать засаду.

— Кто сидеть будет?

— Я с ружьем!

— Тогда тебе Вера помогала, теперь кто?

— Юля. Она член бригады содействия.

— У меня нет второго ружья.

— Обойдемся одним. Нашего появления ведь никто не ожидает, а это похлеще любого автомата.

Однако начальник райотдела не согласился с планом Бодрова.

— Тебе молодую хорошую жену не жаль? Пришлю помощь на несколько дней.

Уже к вечеру возле правления колхоза остановилась знакомая двуколка. Не спеша из нее выбрался мужчина в годах с большим свертком в руках. Через минуту он появился в кабинете.

— Подарок привез от начальника, — улыбнулся гость.

Вадим развернул сверток, в нем лежали два автомата ППШ со снаряженными магазинами и автомобильная камера с насосом. На недоуменный вопрос дядя Ефим, как звали милиционера, ответил:

— Плот будем сооружать.

Потух закат, стемнело. Синее небо огромным куполом нависло над Горшовкой. Из-за горизонта с востока выкатился огромный оранжевый диск луны. Следователь на велосипеде в сопровождении милиционера двинулся к Солонешному пруду. Сразу за ним начинались заброшенные сады живших здесь до раскулачивания хуторян. Теперь запустение. Ненаезженная дорога с разросшимися по сторонам кустами не то что в темноте, днем могла надежно упрятать пешего и конного. Путники скрыто подошли к Панике против дома Колчанихи. Здесь речка делала крутой поворот, образуя как бы полуостров с высоким обрывистым берегом, на котором прямо-таки крепостью возвышалось некогда добротное строение. Спрятали в кустах велосипед, накачали камеру, положили на нее доску. Отталкиваясь о дно подвернувшейся под руку длинной палкой, Ефим начал переправу к месту засады, благо путь всего в три десятка метров. Вадим за веревку вернул «транспортное средство» и вскоре тоже оказался во владениях глуховатой бабки. Заглянули в окно, хозяйка крутила пряжу при свете семилинейной лампы. Ефим слегка постучал по стеклу. Бабуля даже ухом не повела.

На подворье имелось два плетневых сарая. Тот, в котором хранилось в мешках украденное зерно, находился напротив жилой постройки, другой — возле дороги на подъезде. Решили устроить засаду во втором. До войны это был коровий хлев, теперь от коровы остался лишь навозный запах да в углу спрессовавшееся сено. Бледное сияние луны заливало округу. Решили поочередно вести наблюдение и отдыхать.

Вадим смотрел на дорогу через проделанное в плетне отверстие. Нервное напряжение спало. Он покусывал стебель засохшей травинки, вспомнил Юльку, безмятежно спавшую у дедов в горнице, улыбнулся. Как-то незаметно перед глазами возникло не сразу осознанное движение, но тут же сверкнула мысль: «Вот они, долгожданные!» Растолкал всхрапнувшего Ефима. Теперь стал хорошо виден глубокий хлебный ход, запряженный парой лошадей, в котором перевозят насыпанное зерно. Не издавая обычного скрипа, подвода проследовала мимо засады, развернулась возле первого сарая. На землю спрыгнули два человека с автоматами в руках. Не заподозрив опасности, мужчины начали выносить мешки с пшеницей, закинув за спину оружие. Когда забросили в ход последний, Ефим из-за угла хлева крикнул:

— Стоять на месте! Не двигаться, будем стрелять!

Заминка длилась секунду. В следующее мгновение один из неизвестных начал впопыхах стаскивать с себя автомат, другой бросился за угол дома, и тут же послышался звук бултыхнувшегося в омут человеческого тела. Вадим дал длинную очередь из автомата в сторону берега. Оставшийся возле мешков с зерном мужчина, так и не успевший снять автомат ППШ, с испугу встал на колени, и Ефим связал ему руки назад, оставил под охраной Вадима, сам бросился к обрыву. Однако Паника уже успокоилась, оба ее берега и поверхность воды дышали в лунном свете тишиной и покоем. Сколько потом он ни вглядывался в царившее безмолвие, наградой ему стал лишь одиночный всплеск выскочившей из пучин рыбешки.

Когда на трофейной подводе подъехали к правлению колхоза, там на выстрелы уже собрались люди. Люська тут же узнала в задержанном родственника сестры Чесночихи.

Утром под обрывом, возле дома Колчанихи, всплыло тело неизвестного. Никто его не опознал, и по разрешению начальника райотдела оно было предано земле.

После обеда следователь с милиционером и женой в освободившемся от мешков ходе, имея при себе расписку председателя о сдаче государству двенадцати мешков пшеницы, отправились в Батурино. С связанными руками спииой к ним сидел одноглазый задержанный. Начал накрапывать дождь. Не то капли дождя, не то слезы катились по его грязным щекам.

 

XX

Сергей стоял возле своей землянки. Прямо на запад шла дорога от «Рощи». Впереди едва различимо темной полоской на горизонте виднелся лес. «Как-то он нас встретит?» От СМЕРШ поступила в оперативное отделение радиограмма, в котором говорилось, что в лесу «Темный», так он именовался в документе, отмечается передвижение небольших вооруженных групп неизвестной принадлежности. Подтверждает информацию командир полка войск по охране тыла, в полосе несения службы которого лес находится. Начальник войск НКВД по охране тыла 3-го Украинского фронта на радиограмме написал резолюцию: «Тов. Бодрову. Разобраться». В громадном лесном массиве разобраться можно лишь путем проведения специальной операции. Ее предстояло продумать и провести.

В ходе чекистско-войсковых мероприятий в Горобцах на удивление мало было собрано оружия. Всего полтора десятка ППШ, столько же немецких автоматов, не считая того, что изъято в сарае на окраине поселка и лишь благодаря документу, полученному от Фогста. Однако начальник оперативного отделения не сомневался: в схронах оно имеется, и в немалом количестве, потому следует вести с местными жителями разъяснительную работу по поводу того, где преступники прячут оружие.

Неясным оставался вопрос, как относиться к боевикам из Украинской повстанческой армии. В беседах на фильтрационном пункте они в один голос утверждали, что с оружием в руках участвовали в борьбе с оккупантами, теперь они люди самостийные, против Красной Армии бороться не намерены, но и служить в ее рядах не собираются. Сергею вспомнился разговор представителя военкомата с «самостийцем». Когда капитан сказал, что по законам советской власти служба в армии — почетный долг каждого гражданина, беловолосый чернобровый парень с симпатичным по-девичьи лицом ответил: «Сыты мы по горло советской властью с тридцать девятого по сорок первый. Еще раз повторяться не хочется».

А был он в то время еще пацаном. «С чужого голоса, значит, говорит». После беседы с будущими призывниками на фильтрационном пункте их отпустили по домам с наказом быть в готовности к мобилизации в армию. «Где теперь эти призывники?» Тут же возник образ задержанного со справкой представителя районного провода Организации украинских националистов. Прибыл он из западных областей для вербовки молодежи в УПА, да так и застрял в Горобцах у одной разбитной бабенки до прихода Красной Армии. Смотрел вербовщик на оперативника из районного отделения НКВД с нескрываемой злобой. Пышущее жизненной силой тело, как сжатая пружина, таило в себе энергию, готовую вырваться наружу в любое мгновенье.

— Нам известно, — говорил оперативник, — ОУН ведет враждебную политику по отношению к советской власти. А ведь это скала, о которую разбили свои горячие головы многие, пожелавшие ее разрушить. Национализм — идеология преступная, ведет к разжиганию национальной вражды и натравливанию одной нации на другую. Проявление национализма карается законом.

— До конца своих дней буду гордиться тем, что являюсь членом ОУН, боролся за Украинскую Самостийную Соборную Державу, — воскликнул «самостиец».

Оперативник тогда прыснул в ответ на напыщенный возглас собеседника.

— Над серьезными делами зря смеетесь.

— Помолчал бы, умник.

— Могу и помолчать.

— Имя, фамилию назовете? Иначе кличку Безымянный дадим.

— Называйте, как хотите.

— Кто с вами прибыл еще для вербовки местных жителей?

Вербовщик посмотрел нагло в глаза оперативнику, усмехнулся:

— Ищите!

«Чего надо людям? — подумал Бодров. — Вместе бы до Берлина дошли быстрее. А так — как раки в разные стороны».

Размышления Сергея прервал дежурный по лагерю.

— К вам сержант какой-то просится на прием.

— Зовите.

Сергей спустился в землянку. Он увидел отца, но не хотелось перед посторонними людьми проявлять сыновьи чувства.

Вошел Николай Дмитриевич, обнял, расцеловал Сергея.

— Дело есть, — сказал он.

Отец достал из-за борта шинели почтовый треугольник, протянул сыну. Сергей узнал почерк Лиды. Она всегда давала много информации, обстоятельно описывая события.

— Надо же! — воскликнул он, прочитав послание. — Вадим женился! Да еще работает следователем! Да еще квартирку от райисполкома получил! Самостоятельно расследует дело о хищении хлеба с тока в Горшовке! Чудеса, а?

— Надо бы отметить успехи брата.

Сергей достал из сейфа початую бутылку коньяка.

— Берегу для нас с тобою. Такие события грех не обмыть.

Выпили, закусили кусочком засохшего хлеба.

— Ты вон какой начальник, а закусить нечем, — пошутил отец.

— Па! Не ожидал. Не проблема с закуской. В следующий раз будет обязательно. Что-нибудь придумаю.

— Матери теперь поспокойнее будет без Вадима.

— С Димкой «спокойно» не получится. А Вадим молодец! Учиться ему надо. Пиши. Расцелуй за меня всех.

Второй час заседал «военный совет», отсутствовал лишь Шведов. Он организовал службу постоянного гарнизона в Горобцах, решал массу вопросов по взаимодействию с председателем поселкового совета и участковым уполномоченным милиции, назначенными накануне.

Оперативное отделение, кроме топографических карт района и сообщений СМЕРШ, не имело сведений о «Темном». Мнения разделились по вопросу, каким способом проводить в лесу чекистско-войсковую операцию. Как-никак, а массив занимал по фронту до четырех и в глубину чуть более десяти километров, а где-то посредине имелась знакомая просека, известная по событиям с задержанием группы полковника Фогса. Лес смешанный, загущенный, еще не потревоженный специальными операциями — рай для бандитов!

Два мнения доминировали в рассуждениях: провести параллельное прочесывание леса разведывательно-поисковыми группами с выставлением заслонов по дальней опушке леса или сплошной поиск, но опять-таки днем или ночью, односторонний или двухсторонний?

Бодров по обыкновению молчал, давал возможность всем желающим высказаться, взвешивал все «за» и «против».

— Товарищ Шикерин, вам слово.

— Для прочесывания разведывательно-поисковыми группами или сплошной цепью сил у нас достаточно. Одно меня тревожит, — посмотрел он на Бодрова.

— Говори, говори.

— Мы не знаем, кто в лесу. Не исключено, кроме бандитов там могут находиться уклонисты от службы в армии, в подавляющем большинстве молодежь. Увидев поисковую цепь, начнут убегать, нарвутся на заслон, их перестреляют.

— Они преступники, — подал голос Басанов, — о чем жалеть?

— Уклонение от очередного призыва на действительную военную службу или уклонение от призыва по мобилизации — безусловно, преступления против обороноспособности СССР. Но советской власти здесь не было два с половиной года. От немцев люди прятались по лесам, сомневаются еще, что оккупанты не возвратятся. Власти, какой следует, нет. Что им остается делать? Пережидать! Мы их перестреляем, а оставшихся в живых «переделаем» в красноармейцев. Очень «хорошие» получатся из них вояки! На освобожденной территории уклонисты — люди особого рода, с ними надо еще работать да работать.

— С этим нельзя не согласиться, — прокомментировал Ястребин.

— Надо бы сделать так, чтобы преступный элемент, в том числе отказники, в нужное время оказались в лесу, а не в поселке. Повторную операцию там можно уже не проводить.

— Не проблема, — ответил Мухов. — От нашего гарнизона в Горобцах произойдет утечка информации через двух уборщиц о том, что будет проведена операция в населенном пункте по поиску отказников. Весть быстро облетит поселок, нам останется лишь собирать по лесу сбежавших.

— Назревает вопрос: когда проводить мероприятия?

— Днем обнаружить людей и оружие быстрее и легче.

— Нас тоже лучше видно.

— Какие бы мы действия ни осуществляли ночью, днем надо по этому участку вновь проходить: подбирать все, что осталось необнаруженным.

— В любой операции есть плюсы и минусы. Идеальных не бывает.

После минутного молчания Мухов обратился к начальнику оперативного отделения:

— Свое видение чекистско-войсковых мероприятий офицеры изложили. Каково ваше мнение по замыслу?

— Конечная цель — задержать людей, находящихся в лесу, отыскать схроны, подобрать оружие и военное имущество. При этом стрельбу на поражение открывать в крайних случаях. Мы не знаем реальной обстановки в лесу, что за вооруженные группы там шастают. На широком фронте поиска боестолкновений избежать вряд ли удастся. Причем поисковая цепь видна, преступники могут вести огонь из укрытий. В этом случае не исключено, что появятся потери. Желательно, чтобы их не оказалось. Вся надежда на дозоры да собак, которых мы так и не сумели найти.

Теперь идея. Как наиболее безопасный при сближении поиск вести ночью. Чтобы отходящие от цепи люди не попали под огонь заслона, поиск следует организовать двухсторонним.

— Но это же самый опасный способ ведения поиска. Ночью его никто не применял! — воскликнул Мухов. — Можно провести односторонний с юга на север.

— Верно, двухсторонний самый опасный, если плохо организовать взаимодействие и связь. Примерно посредине леса имеется широкая просека. Идущие с запада и с востока навстречу друг другу цепи имеют право дойти лишь до просеки, независимо от того, будет ли к этому времени находиться на противоположной ее стороне взаимодействующее подразделение.

В данном случае отходящие от взаимно сближающихся поисковых цепей люди окажутся на окруженной со всех сторон просеке.

— Находясь между двумя цепями, бандиты начнут стрелять в обе стороны, смогут тем самым спровоцировать огонь на взаимное поражение подразделений. Ночью тем более ничего не видно, не разберешься, кто стреляет, — высказал опасения Львов.

— Бандиты могут стрелять сколько угодно долго. Мы же открываем огонь только в случае попыток прорыва, появления боевиков в пределах видимости и лишь прицельно. Деревья вдоль просеки крупные, защита для бойцов надежная. После выхода к просеке по сигналу руководителя группы поиска командиры взводов предупреждают находящихся перед их фронтом людей не двигаться, ждать рассвета. При попытке прорыва или приблизиться к опушке по ним будет вестись огонь на поражение. Наступит утро, разберемся, кто оказался в ловушке.

— Как будут прикрыты выходы по просеке на фланги? Туда ведь могут уйти бандиты.

— С каждой стороны по взводу от резервной роты. Товарищ Шикерин, как с расчетом сил для этого варианта?

— Нормально. Четыре роты с западной, столько же с восточной стороны. Но только есть одно «но».

— Слушаю.

— Ночью прочесывание не ведется. Оно только для дневных условий. Мною же сделан расчет для группы поиска с интервалом в цепи до десяти шагов.

— Формулируя замысел, я говорил о группе поиска, — ответил Бодров. — А если все-таки организовать поиск с севера на юг?

— У нас для этого нет достаточного количества людей.

— Утверждаем ночной двухсторонний поиск.

После определения замысла начальник оперативного отделения поручил Мухову и Шикерину подобрать замысел, оформить его графически на рабочей карте и схеме местности, сформировать проект приказа на операцию.

— Рассчитайте время начала операции так, чтобы к просеке подойти перед рассветом.

— Как с утечкой информации в Горобцах? — напомнил Львов.

— Александр Анатольевич, эта задача поручается вам после принятия решения.

Ближе к обеду в «Рощу» прибыл полковник Волынов. Планировался переезд штаба войск НКВД. Подготовленными для него и подразделениями отряда новыми и отремонтированными немецкими землянками он остался доволен, отдал распоряжение о сооружении для начальника войск бункера в пять накатов.

Николай Михайлович согласился, что замысел и решение хорошие, однако сделал существенное замечание. Южная и северная опушки леса оказались без внимания.

— Это что же получается? — говорил он. — Мало-мальски сообразительный главарь банды, услышав приближающуюся цепь, выйдет из леса, пропустит ее и вновь возвратится. Чтобы этого избежать, необходимо с северной и южной сторон блокировать лес «Темный», для чего потребуются дополнительно четыре роты, которых у нас нет.

— Замысел придется менять, — удрученно сказал Бодров. — Оставили мы фланги без внимания.

— Не стоит от него отказываться. Задумано неплохо. Надо лишь одну внести поправку: операцию провести днем. В этом случае резервные отделения фланговых рот будут идти параллельно опушке и не допустят ухода из леса бандгрупп или одиночных граждан.

— Поторопились, выходит.

— Идею провести двухсторонний поиск ночью мы осуществим в следующий раз, посмотрим, что получится. Разработанные документы сохрани.

К вечеру перестроенные замысел и решение были представлены на рассмотрение начальнику штаба. Расчет производился на оперативное время «Д», то есть день начала операции, который мог назначить только начальник войск.

— Нам надо знать о нем не позже чем за сутки, чтобы своевременно провести мероприятия по дезинформации населения в Горобцах.

Гарнизон в Горобцах взвод автоматчиков от первой резервной роты — размещен в здании сельского совета. В кирпичном доме, некогда принадлежавшем местному купцу, шесть комнат с окнами на все четыре стороны. Служба патрулирования и постов наблюдения в поселке особой сложности не представляет. Командир взвода, младший лейтенант Лисячко, с черными усиками на миловидном юношеском лице, сидел на перилах невысокого крыльца, посматривая на проходивших мимо людей. Знакомых в поселке не было. Внимательнее вглядывался, естественно, в девичьи лица. Потянуло его посидеть на скамейке у калитки. Погода способствовала хорошему настроению. Большими белыми пушинками неслышно, будто в немом кино, медленно оседали снежные хлопья. Лисячко подставил ладонь, на ее поверхность оседали только маленькие капельки. Он закурил, выпустил папиросный дым навстречу опускавшимся на лицо снежинкам, они тут же исчезли, будто опасались никотиновой отравы. Увлекшись, младший лейтенант неожиданно обнаружил, что перед ним стоит совсем юная девушка и тоже наблюдает за исчезающими в дыму хлопьями. Теперь он уже для гостьи начал повторять фокус.

— Здорово! — сказала она, будто собеседники только что прервали разговор, чтобы полюбоваться зрелищем.

— Сам не ожидал. Как, по-твоему, отчего это так получается? Летит, летит снежинка и вдруг пропадает.

— Наверное, прячется. Она ведь испачкается о дым, совестно перед другими.

— Глупость ты говоришь. Дым тоже чистый. Как тебя зовут, знахарь?

— Марина, — протянула она звук «м».

— Красивое имя, а ты как-то неуважительно назвалась.

— У нас в Горобцах одни Марины да Оксаны. А тебя как?

— Устим.

— Фу, — фыркнула Марина. — Как-то не по-нашенскому. Но имя интересное. Как же тебя жена будет звать, когда надо? Устим, Устим? Знаешь, кого так кличут?

— Ничего ты не понимаешь. Устя — станет она меня называть.

— Я тоже буду Устей называть, ладно?

Лисячко глядел в круглое в мелких веснушках лицо девушки, на неугасающую улыбку, по-детски расширенные от любопытства глаза и невольно возникло чувство, будто он всегда знал, даже любил это создание. Природой так устроено, раскрываются навстречу души, когда встречаются предрасположенные друг к другу люди. Не под силу ученым выяснить, отчего так происходит. Минутой раньше они не догадывались о взаимном существовании, но будто вмиг стали близкими, даже очень.

Знала Марина, опасность грозит, и немалая, если увидят недобрые люди ее милую беседу с офицером войск НКВД. Но сердцу не прикажешь. Не хотелось уходить. Возник в памяти и погас услышанный разговор двух мужиков за плетнем: «Сегодня ночью долбанем гарнизон. Ровно в полночь. Сосунок там командует». — «Мы будем готовы».

Она не придала тогда значения словам. Услышала и дальше пошла. Сейчас кроме Устима ее сердце ничего не воспринимало. Но неожиданно возникло неясное беспокойство. Вечерело, вокруг ни души. Марина посмотрела по сторонам. Сразу всплыли в памяти услышанные фразы. Она даже замолкла на полуслове.

— Ты чего?

— Что такое «гарнизон»?

— Это я со своими бойцами.

— А «долбанем»?

— Уничтожим, значит. Отчего вдруг такие слова появились?

— Ой! — воскликнула девушка, прижав кулачки к губам.

— Что такое? Отшатнулась, как от прокаженного?

— Ой-ой-ой… — всхлипнула Марина.

— Как тебя понять? — Устим взял девушку за руки, заглянул в глаза.

— На вас сегодня в полночь нападут, слышала разговор за плетнем.

— Кто?

— Не знаю, — сникшим голосом ответила Марина. — Пойду. Мать теперь заждалась.

— Марина, если тебе стало известно о нападении и об этом кто-либо знает, не стоит идти домой. Останься с нами до утра.

— Что ты, бог с тобой, — заторопилась девушка, пониже прикрыв лицо пуховым платком.

— Никому ни слова о нашем разговоре. За такое не прощают.

До полуночи оставалось еще шесть часов. Лисячко в одиночестве посидел какое-то время на лавочке, закурил еще раз в темноте. Надеялся тем самым отвлечь внимание, если за гарнизоном ведется наблюдение, в чем он нисколько не сомневался. Уверен был, что говорившие за плетнем люди догадались, что Марина слышала их диалог. Если он после ухода девушки заспешит, она попадет под подозрение.

Начальник гарнизона передал по радио дежурному по отряду сигнал, означающий «Угроза нападения». Срочное сообщение немедленно доставили Бодрову.

Оперативное отделение находилось в сборе, присутствовал и Шведов. Тут же офицеры приступили к оценке обстановки, выработке решения.

Сошлись на мнении, что совершить нападение на гарнизон, а это взвод автоматчиков, способна лишь крупная банда, по меньшей мере в тридцать-сорок человек. Такого количества боевиков в Горобцах скорее всего нет. Вывод напрашивался сам собою: банда придет из леса. Не исключалась помощь пришельцам со стороны местных жителей.

Цель враждебной акции сформулировал Шикерин: показать жителям Горобцов, кто истинный хозяин в поселке, и, естественно, изъять имеющееся вооружение в гарнизоне, а это как-никак тридцать автоматов, ручной пулемет да сотня гранат.

Замысел командира оперативно-боевого отряда сформулировал Шведов.

— Наша конечная цель, — сказал он, — пресечь бандитскую вылазку. Для этого имеющимся там взводом Лисячко выставить засаду на окраине населенного пункта, которая откроет огонь на поражение, как только банда приблизится на пятьдесят-шестьдесят метров. В темноте это получится.

— У бандитов дорог много, — усомнился Мухов, — а у нас в Горобцах всего один взвод.

— Два взвода автоматчиков от первой роты немедленно направляются в поселок. Они с двух сторон подойдут к дому купца и остановятся в сотне метров от него. Если банда окажется в селе и начнет штурмовать опустевшее здание гарнизона, автоматчики с двух сторон открывают по наступающим огонь на поражение.

— В какое время взвод должен покинуть дом, чтобы организовать засаду?

— Место засады — дорога из леса в поселок. Вряд ли бандиты оставят себе время на раскачку перед наступлением. Можно полагать, предпримут атаку с ходу. Следовательно, засада должна оказаться в намеченном месте не позже половины одиннадцатого вечера. Сигнал на выход дадим в десять.

— Что собою представляет место засады?

— Дорога к Горобцам подходит по невысокому хребту, с обеих сторон которого слабо выраженные лощины. С командиром взвода это место мы осматривали, считаю удобным для засады, — ответил Шведов.

— Справится взвод с бандой?

— Практически скорострельность автомата свыше сотни выстрелов в минуту. Взвод способен за это время выпустить более трех тысяч пуль в сторону противника, — ответил Шикерин, — это до сорока пуль в бандитский нос. Причем внезапно. Справится!

— Кто руководит операцией? — спросил Мухов.

— Командир первой роты.

Лисячко своевременно получил распоряжение о скрытом выходе из дома купца и сроках организации засады. Соблюдая тишину, автоматчики выбрались через окно во двор, соседними садами и огородами след в след вышли на окраину поселка, затем пригорком к месту засады. Два отделения расположились по обе стороны дороги, третье ближе к окраине на случай попыток оказать помощь банде со стороны местных жителей. Потянулись томительные минуты ожидания.

Падавшие с вечера крупные снежинки продолжали медленно и тихо ложиться на землю, маскируя бойцов. Устим смотрел вверх на невидимое небо, на едва различимое бледное пятно луны. Казалось, именно оттуда летели замерзшие капельки воды. «Маринке понравилась бы картинка». Девушка стояла перед глазами: милая, улыбчивая. Юношеские грезы! Хотелось курить, но нельзя. Засада! Впервые ему дано столь ответственное и опасное задание. Но бойцы надежные, дело не такое уж и сложное. «С Мариной бы еще встретиться!»

Неожиданно со стороны леса послышался громкий скрип, потом он усилился и на фоне белого поля показались две арбы с сеном по грядушку, запряженные парами лошадей. Они, пофыркивая, неспешно тянули по снегу груз на колесах.

«Глупость какая-то, — подумалось, — сани сейчас для лошади легче. Остановить, проверить? Но тогда раскроется засада. Не было на подобный случай указаний. Два бандита, если ездовые таковыми являлись, это не банда, — успокоил он себя. — По времени бандиты должны появиться вот-вот. Скорее бы уж проехали, попадут еще под огонь».

Вскоре скрип колес по снегу стих. Опять тишина и безмолвие. Спало напряжение, стало зябко. Когда приблизились подводы, бойцы залегли, изготовились к бою, теперь вновь могли сидеть или стоять прислушиваясь.

Две арбы между тем медленно двигались по Горобцам. Сейчас они шли одна за другой, без дистанции, как бы единым монолитом; даже лошади преступали шаг в шаг тихо, будто крадучись. Едва первая подвода поравнялась с домом бывшего купца, одновременно сено с обеих взлетело вверх и на землю соскочило до двух десятков вооруженных винтовками людей. Не мешкая они бросились к приоткрытой двери в коридор, тут же все комнаты наполнились топотом людей, сновавших туда-сюда в поиске гарнизона. Из соседнего сада до десятка человек устремились вслед за прибывшими. Вскоре неразбериха внутри дома прекратилась, ворвавшиеся отхлынули назад, однако выбегавших встретил плотный огонь автоматчиков во главе с командиром роты. Коридор за какое-то мгновение наполнился телами убитых и раненых. С закрытыми для светомаскировки крепкими ставнями, блокированным выходом купеческий дом превратился для напавших бандитов в захлопнувшуюся ловушку без какой-либо перспективы изменить ситуацию. Таковая в шахматах матом называется. Мат в комнатах стоял, да еще какой! Как при любых провалах, бросились искать виновных. При свете спичек забили прикладами до смерти разведчиков Петра и Ванька. Охладил пыл разгоряченных громкий стук в ставню. Бандиты в темноте разом стихли. Луч единственного в группе электрического фонарика уперся в окно, откуда с улицы послышался голос:

— Всё, вояки! Ваша песенка спета. Нагружайте на одного по шесть винтовок, пусть выходят, жизнь каждому из них гарантирую.

В доме вновь тишина.

— Чтобы ускорить решение, можем через окна подбросить с десяток гранат. Есть желание познакомиться с ними?

После минутного затишья внутри здания один за другим раздались два пистолетных выстрела.

В ставню вновь постучали.

— Долго думаете! Терпенье у нас может лопнуть.

Из глубины дома послышался срывающийся от волнения голос:

— Мы пришлем для переговоров парламентера…

— У мышей в мышеловке мнений не спрашивают.

— Мы же люди…

— Сдайте оружие, потом с поднятыми вверх руками выходите. Кто это сделает, останется в живых.

Вскоре в лучах фонариков в дверях коридора показался человек с навешенными на него десятью винтовками, потом появился другой.

— Винтовок больше нет, — сказал второй оруженосец.

— А другое оружие есть?

— Не знаю.

— Выходи по одному по разрешению. Первый, вперед!

Выходивших обыскивали и тут же препровождали в каменный подвал дома. Задержанных оказалось шестнадцать человек, в том числе двое оставшихся на арбах в качестве извозчиков. В коридоре лежали пятеро убитых, в углу жались четверо раненых. В комнате находились двое застрелившихся. Осмотрели другие помещения дома. Когда, казалось, дело было уже закончено, на пороге коридора возникла фигура невысокого худощавого человека с гранатой в руке. Ф-1 тут же полетела под ноги бойцам. Люди сыпанули в разные стороны. Кто-то крикнул «Ложись!» Воспользовавшись замешательством, бандит прыжком оказался возле внутренней ограды, через мгновенье перемахнул в соседний сад и, петляя между деревьями, начал уходить через подворья в направлении леса. После взрыва два автоматчика бросились вдогонку, ведя на ходу огонь из автоматов в ночь. Но вскоре беглец пропал из виду, следов на снегу было слишком много, и преследователи возвратились.

Взрывом гранаты двое красноармейцев были убиты, четверо ранены, в том числе командир роты. Он упал головой в противоположную от взрыва сторону, осколок гранаты снизу вверх распорол ему икроножную мышцу. Беглец между тем задворками вышел на окраину Горобцов. «Невдалеке слева должна быть дорога», — мелькнула мысль. Но искать нет времени, надо уходить. Решил напрямую идти в лес, до рассвета оставалось еще не менее трех часов.

Разгоряченный бегом, он снял телогрейку, перекинул ее на руку и, не задерживаясь, двинулся на запад. Когда населенный пункт пропал из виду в крутящихся снежинках, на его пути внезапно возник человек. Не раздумывая, бросил тому в лицо фуфайку, отпрыгнул назад, пригнувшись, едва ли не касаясь земли руками, метнулся в сторону, провалился в неглубокую канаву, сверху посыпался снег, и беглец пропал из виду.

Лисячко, а это был он, отбросив с лица провонявшую потом телогрейку, выхватил пистолет, вглядывался в окружающее пространство до боли в глазах, но вокруг кроме усилившегося снегопада да мрака не было ничего. Послал в сторону леса двух автоматчиков из группы прикрытия, но они вскоре возвратились, доложили, что никого не обнаружили, даже следов. Все случилось так быстро, что младший лейтенант начал сомневаться, было ли это наяву. Лишь валявшаяся под ногами фуфайка напоминала о реальности происшествия. Устим отпихнул ее ногой в сторону.

По радио поступила команда службу засады прекратить, гарнизону приступить к выполнению прежних обязанностей.

Из-под своего снежного укрытия беглец слышал говор людей. Спустя минуту-другую после ухода засады, не попадая зуб на зуб от холода и едва сумев разогнуться, он, пошатываясь, пошел в сторону леса. Тут же наткнулся на оставшуюся на земле заиндевевшую фуфайку, мысленно поблагодарил того, кто не обратил на нее внимания. Надел. Показалось, что она сохранила даже тепло. Теперь сам черт не страшен!

Сунул руку в потайной карман. На удивление, переданный Опанасом клочок бумаги с фамилиями членов ОУН в Горобцах, готовых сотрудничать с УПА, оказался на прежнем месте. «Дурачье, — удовлетворенно улыбнулся беглец, — без вас жизнь была бы сложнее».

 

XXI

Трофеи разгромленной банды оказались незначительными: два десятка винтовок, четыре лошади, две арбы. Однако заместитель по тылу в полном смысле слова ликовал. Он тут же организовал строительство «полуконюшни», как он говорил. Это полукапонир для зенитного орудия, не оконченный немцами, с навесом из жердей. Кипела работа по изготовлению саней. С увеличением глубины снежного покрова начали возникать трудности с доставкой пищи нарядам, проводившим оперативно-войсковые мероприятия. Санитарный автобус часто буксовал.

— А лошадкам хоть бы что, — потирал Боткин руки.

Претендовал на коней и Шведов. По его мнению, конную разведку местности в зимних условиях ничем заменить нельзя. Но в спор двух заместителей командира вмешалась начальник медсанчасти Светова, и чаша весов тут же склонилась в сторону хозяйственников. Бодрову осталось лишь утвердить достигнутое соглашение.

В укрытом капонире нашел свое место танк. Пройди мимо и не заметишь, что рядом находится грозная машина Т-34. Ястребин ежедневно проверял надежность маскировки. О трофее не знал даже начальник войск. Николай Михайлович полюбовался трофеем, помолчал.

— Я ничего не видел, — сказал он Бодрову. — Отберут сразу, как только узнает об этом начальство фронта. Нам танк тоже пригодится.

Так в арсенале вооружений оперативно-боевого отряда появилась своя бронированная техника взамен ушедшей батареи САУ-100. Бодров тоже заглядывал в тайное пристанище пахнущего свежей краской танка. С помощью Натальи подобрали из выздоравливающих бойцов командира машины, старшину. Потренировав неделю сформированный экипаж, тот доложил о готовности к выполнению боевой задачи.

Сейчас Сергей в доме купца вел беседу с задержанными. Хотелось понять, почему банда смогла скрытно проникнуть в Горобцы, откуда прибыла, по чьему заданию, кто руководитель.

Как удалось оказаться в поселке, минуя засаду, долго выяснять не пришлось. Более трудным был другой вопрос: кто откуда прибыл. Задержанных из поселка оказалось всего два человека, да и те раненые. Остальные пятеро были застрелены в купеческом доме. Они последними ворвались в переполненный коридор, потому и оказались под массированным огнем автоматов.

Большинство задержанных не знали друг друга, но отвечать, каким образом оказались в лесу, отказывались.

— Нас все равно расстреляют, зачем подводить под расстрел свои семьи?

— Кто сказал, что ваших близких станут расстреливать? — спрашивал Бодров.

— Немцы так делали, от энкавэдистов другого не жди.

— Зачем нас с фашистами роднить? Это же наши общие враги. Выбросьте из головы глупости. Нам надо вместе бороться с ними, а вы вон чего надумали: воевать против своих же.

— Нам говорили, будто так надо, — поникшим голосом отвечал собеседник.

Разговорился лишь один хлопец. Невысокий, чернявый, с умными глазами на живом лице. Назвался Генкой.

— Дядя, ты меня не расстреляешь? — спросил он.

— Я похож на палача?

— Нет. У вас доброе лицо и вид хороший.

— Мы не расстреливаем, у нас другие дела — навести порядок в Горобцах и других населенных пунктах, выловить преступников.

— Отпустите меня. Мама теперь плачет. Я вам помогать буду.

На глаза пацана навернулись слезы, он шмыгнул носом, скорбно опустил голову, вздохнул.

— Как же я тебя отпущу, если ты бандит! С оружием в руках хотел напасть на красноармейцев, убить их.

— Я не хотел никого убивать. Нам сказали, что в доме много оружия, а людей нет. Мне обещали дать пистолет.

— Зачем он тебе?

— Стрелять по мишеням. Мама меня не пускала, а я убежал.

— Где отец?

— На фронте. После, как ушли немцы, он прислал письмо, пишет, жив, здоров.

— Против отца, значит, пошел?

— Не, папа у меня хороший. Он до войны комбайнером был.

— Гена, помоги мне разобраться, кто задержанные? Не хотят ничего говорить.

Мальчишка не спеша, деловито рассказал, что задержанные из разных сел, собрал их в лесу первый раз Хорек. Он вербует в УПА. В Горобцах была при немцах и теперь есть ячейка ОУН, старшим в ней был дядя Опанас.

— Хорек — это кто?

— Он не здешний. Приехал откуда-то.

— Где живет?

— В лесу.

— Опанас куда делся?

— Вы его убили, когда он хотел выбежать из коридора. Я видел, он Хорьку бумагу какую-то передал, когда заскочил в комнату.

— А кто убежал?

— Только Хорек.

— Ты видел его в лицо?

— Два раза в поселке днем, еще здесь в доме.

— Можешь обрисовать?

— Среднего роста, жилистый, узкие темные глаза, блестят бусинками, как у зверька. Потому и назвали его Хорьком, — сделал вывод Геннадий. — Ага, он левша.

— Ты обещал помочь. Что можешь сделать полезного?

— Не знаю. Чего скажете. Если отпустите, в долгу не останусь.

Вошел представитель СМЕРШ старший лейтенант Каден.

— Мне бы тоже хотелось поговорить с хлопчиком, — сказал он, — да и с другими побеседовать. С вашего разрешения заберу некоторых с собой.

Сергей рассказал о содержании беседы с Генкой, обещании помочь по мере надобности.

— Это хорошо, — оживился Каден, — помощник мне нужен во! — провел он ребром ладони по горлу.

— Гена, ты не возражаешь помочь старшему лейтенанту из контрразведки СМЕРШ? — спросил Бодров.

— Ой! — воскликнул парень. — СМЕРШ я боюсь.

— Я такой страшный? — улыбнулся Каден.

— Вы вроде бы ничего.

— На этом закончим! — Бодров поставил карандаш на крышку стола в качестве восклицательного знака. — Идите в соседнюю комнату, ведите конфиденциальный разговор. Выполняй распоряжения старшего лейтенанта, — обратился он к Геннадию.

Так с помощью Сергея Каден приобрел первого агента, энергичного и осторожного, умевшего сыграть роль врага и друга.

Работа с Каденом этим днем не закончилась. Он пожелал послушать разговор командира оперативно-боевого отряда с начальником гарнизона в Горобцах.

Лисячко вошел в комнату, взволнованным осипшим голосом доложил о прибытии, сел робко на предложенную табуретку, уставился в пол.

— Как вы могли пропустить банду в Горобцы? В распоряжении командира взвода имелось три десятка автоматов. Дело-то было плевое!

— Товарищ майор. Ехали две арбы, наверху по человеку. На банду не походило. К тому же подобный вариант мы с командиром роты не оговаривали. А если бы ехали действительно местные жители, а я их остановил? В поселке сразу бы узнали о засаде, никто сюда не пришел бы. Подумать, как поступить, времени не было. Бандит же возник из снега неожиданно и так же внезапно исчез. В другой раз буду умнее.

— Если он представится, — промолвил Каден.

Устим покосился на старшего лейтенанта, вновь начал внимательно вглядываться в щели между половыми досками.

— Известно вам, кого упустили при встрече в чистом поле? — спросил Каден.

— Кто его знает. Призрак какой-то. Только что был и сразу пропал. Туда-сюда, а его след простыл. Если бы не фуфайка, сам бы себе не поверил.

— Какая фуфайка? — спросил Бодров.

— Которую он бросил мне в лицо.

— Где она сейчас? — обратился Каден к Сергею.

— Я ее не взял, больно она вонючей оказалась, — упавшим голосом ответил Лисячко.

— Вот за это уже трибунал положен, — даже встал со своего места старший лейтенант. — Вы не знаете, что в ее карманах было?

— Не обыскивал.

— Дурак, — не сдержался Каден. — Штрафной батальон по тебе плачет.

— В следующий раз умнее буду.

— Прекратите вы свое «в следующий раз»! С первого не надо быть глупцом, — теперь возмутился и Бодров.

— Кто вас предупредил о нападении?

— Марина.

— Кто она такая? — насторожился Каден.

— Девочка, вернее, девушка. Мы с нею любовались снежинками.

— Чем-чем?

— Снежинками, пропадавшими в дыму.

— Пощупайте, у вас голова не горячая?

— Нет, — простодушно ответил Лисячко, приложив ладонь ко лбу.

— Смех и грех с такими кадрами, — махнул рукой Каден. — Что будем с ним делать? — обратился он к Бодрову.

— Звание ему задержу на полгода, предупрежу о неполном служебном соответствии, назначу другого начальника гарнизона.

— Командиру решать, но менять начальника гарнизона не стоит. Пусть наладит с девушкой хорошие отношений. Она нам еще пригодится.

— Девушка вам нравится?

— Даже очень. Вы не знаете, какая она хорошая!

— Представляем! — улыбнулся Бодров. — Возможно, жизнь вам спасла, так что берегите ее, не обижайте. Пусть служит, — обратился он теперь к Кадену, — есть хорошая пословица по поводу битых и небитых. Она тут уместна.

Когда Сергей с Каденом остались вдвоем, разговор сам собою возник о Батурино, вспоминали общих знакомых, которых на удивление оказалось мало.

— Да! — воскликнул Сергей. — Новость забыл сообщить. Брат Вадим женился, он теперь следователь, разбирается с воровством хлеба в Горшовке. Задержал одного бандита.

— На ком женился?

Было видно, вопрос чрезвычайно заинтересовал старшего лейтенанта.

Глаза его расширились, лицо приобрело напряженное выражение.

— На Юльке. Они встречались еще до армии, потом и после ранения.

— Да-а… — коротко прокомментировал Каден.

— Вы ее знаете?

— Она была у меня секретарем.

— Я ее не видел. Что она собою представляет?

— Был бы поэтом, назвал бы ее божественной!

— Ого! Даже так? Тогда я не завидую брату.

Каден на минуту задумался, отошел к окну. Представил Юльку лежащей рядом с мужчиной, стало не по себе. Чистая, скромная девочка.

— Нет! Что вы! Она высокопорядочная девушка, то есть женщина. Будете писать, передайте мои поздравления. А брату подскажите, пусть досконально, день за днем выяснит жизненный путь задержанного. В свое время пойманный Вадимом Хлюст не успел выложить все что знал. Брат ваш тогда перестарался.

— Напишу, что с земляком изредка встречаемся.

— Меня назначили курировать ваш полк. Встречаться будем часто. Со временем количество совместных дел вряд ли уменьшится.

Попросил разрешения войти майор Шалевич:

— Есть неутешительная новость по поводу казни девочек.

Сергей рассказал Кадену о фотографии, на которой запечатлен момент перед расстрелом, добавил, что майору поручено провести работу среди военнопленных для выявления лиц, причастных к злодеянию.

— Теперь заместитель по политической части имеет на этот счет какую-то информацию.

— Вместе с Фесселем удалось выяснить: в казни принимали участие не немцы.

— Посмотрите на фотографию, — показал Бодров документ контрразведчику из СМЕРШ.

— Немцы! А кто же еще?!

— Если приглядеться, видно, что погоны у карателей другие, поясные ремни не немецкие.

— Ну и что из этого?

— Это полицаи из Украинской вспомогательной полиции.

— И такая еще есть? — удивился Каден.

— Значит, существует. Фессель говорит, на фото видны размытые контуры каких-то разрушенных кирпичных зданий. Сталинград, похоже!

— Фессель, кто это?

— Пленный немецкий капитан, кадровый разведчик. Достойный уважения человек. Вас с ним познакомлю, не пожалеете.

— Кадровый — это хорошо. К его мнению следует прислушаться.

— Нам от этого не легче. Сталинград от нас теперь далеко, там следов уже не поищешь.

— Давайте мне фотографию. У меня связей побольше, да и само дело к СМЕРШ относится. Буду вас информировать о результатах. Появится у вас что-то, сообщите. Разберемся, подлецов найдем. Наши ведь, идиоты!

Событие в Горобцах подтолкнуло командование войск НКВД к проведению чекистско-войсковой операции в лесу «Темный». За основу были приняты замысел и решение, подготовленные оперативным отделением для ночного двухстороннего поиска, с учетом поправок начальника штаба.

Хорек добрался до леса с рассветом. Предстояло пройти какой-то километр, а ноги подкашивались от усталости. Вечером в спешке некогда было поесть, теперь голод давал о себе знать, даже туманило в голове. Не давало покоя, кто мог выдать план захвата гарнизона. Вторая мысль была приятная. Он в сотый раз благодарил Опанаса за раскрытие тайны крыевки на двоих. «Что бы я сейчас делал? Медведь-шатун в заснеженном лесу, да и только».

Едва ли не на четвереньках приблизился к знакомой поляне. Сел на поваленное дерево, обозначавшее границу движения по земле, отдышался. Предстояло сделать десять прыжков с одного пня на другой, чтобы добраться до цели. Когда изучал маршрут, прыжки совершенно не представляли сложности. Сейчас он с дерева едва допрыгнул до ближайшего, но устоял, до следующего было подальше. Отдохнул, поднял валявшуюся крючковатую палку, опершись о землю, свободно преодолел расстояние. Вот наконец цель, к которой стремился из последних сил. Дерево имело полуметровый комель с двумя не спиленными ветвями. Под рядом стоявшим пнем Хорек нащупал стальной стержень, вставил в едва заметное отверстие, повернул, и в нижней части комля со скрипом открылась невысокая удлиненная дверка. Внутри обозначился овальный люк. Быстро протиснулся головой вперед, оперся о выступ и оказался в небольшом конусообразном помещении. Тут же включил полуторавольтовую лампочку с абажуром от электрического фонаря, потянул за скобу, входная дверка встала на свое место. Не раздеваясь плюхнулся на лежак, успел выключить свет и сразу же уснул, напрочь забыв о еде.

Хорек спал недолго, разбудил голод. Он проглотил куски тушенки, не доеденные еще Опанасом. Сон как рукой сняло. Лежал, глядя на стены, видимые как в едва обозначившемся рассвете. День пробивался сюда через отверстие в потолке, соединенное с дуплом. У него не было еще времени оглядеться, сейчас новый хозяин крыевки, ворочая головой, осматривал свои «хоромы», нежданно-негаданно полученные в наследство.

«Почему дерево не падает? — пришла ненужная в данный момент мысль. — И почему не сохнет?»

Включил лампочку. Дерево оказалось с подгнившей сердцевиной, но еще с крепкой древесиной, корни образовывали основу для стен и пола. Особенно не разбежишься, но подземелье годилось для жизни. На улице холодно, а тут можно лежать в одной рубашке. Пестрое лоскутное одеяло обещало надежно защитить, если похолодает.

«Хорек, он и есть хорек», — подумал о себе безразлично.

Больно кольнула мысль: что дальше? Только что начала сколачиваться подпольная ячейка из людей, принимавших идеи ОУН, готовых даже вступить в ряды УПА, но нелепая авантюра ликвидировать военный гарнизон все перечеркнула. «Где просчет?» — задавал себе вопрос несостоявшийся эмиссар.

— Все надо начинать сначала, — сказал он вслух и удивился своему голосу, глухо прозвучавшему в склепе.

Оборвались связи в поселках Крынки, Борщовка, Голушки. Но стоп! Есть список людей, завербованных Опанасом, царство ему небесное. Раскрыл листок, прочитал девять фамилий с адресами. Осталось выяснить, кто участвовал в провальной операции, их можно вычеркнуть, с оставшимися начинать работу в Горобцах, а оттуда и соседних селах.

«А не от оставшихся ли произошла утечка информации? — сдавило сердце. Но тут же успокоил себя: — Не должно бы. Опанас не мог ошибиться в подборе людей. Кто же тогда?» Начал анализировать каждый свой шаг в тот злополучный день. Лес был вне подозрений. Там люди собирались из ближайших сел, оттуда потом двинулись в Горобцы. Тут тоже ничего подозрительного. Но… Всплыла в памяти картинка: они с Опанасом договаривались о нападении на гарнизон, когда увидели идущую мимо девчушку.

Заметили с опозданием. Хорек не помнил даже, о чем конкретно в этот момент говорили. Круглое личико девочки отвлекло тогда внимание. «Не могла же она кому-то сказать об услышанном, да и слышала ли что-нибудь?». Опанас назвал ее Мариной, сказал, что живет по соседству.

«И все же это она!» — подсказывала интуиция.

Тут же возникло решение направиться в Горобцы, разыскать Марину, выяснить, кому она могла сообщить услышанное, наказать. Стоило прийти к определенному мнению, наметить план действий, наступило расслабление души и тела. Хорек снова уснул мертвецким сном.

Проснулся, когда из-за облаков выглянуло солнце и едва заметной ниткой просочилось сквозь щели во входной двери. Было тихо, тепло. Хозяин подземелья в щель посмотрел наружу. На поляне ни души. Приоткрыл люк, впустил солнечные лучи, они осветили убогость жилища. Выступали темные корни, на прикрытых кое-как картоном стенах зияли разрывы, красовались мокрые пятна, рядом с лежанкой стояло зловонное ведро, между корнями в головах постели из хвои приткнулись две бутылки. Понюхал — самогон! Сверху висел мешочек с черствой краюхой хлеба.

— Да-а… — сказал он вслух. — На таком харче долго не протянешь.

Гостеприимного Опанаса нет. Как его теперь примет жена погибшего после того, что случилось?

Хорьку уже стала надоедать гробовая тишина. Собственный голос начал слушать.

Подошел к Горобцам в сумерках. Выждал на задворках до темноты. Двинулся к дому Опанаса. Женщина встретила незваного гостя настороженно.

— Почему ты живой, а Опанаса нет? — спросила она пришельца на пороге.

— Можно войду?

Жена Опанаса неохотно пропустила Хорька в комнату, села на лавку, скорбно сложила руки на коленях.

— Рассказывай, как подвел мужа под убийство, а сам жив и здоров!

— Хочу найти того, кто предал.

— Зачем полезли на рожон? Там ведь несколько десятков хорошо подготовленных автоматчиков, а вы, мужичье, поперлись на них. Безголовые! Неужели трудно было сообразить, чем это закончится? Стратеги проклятые!

— Если бы нас не предали, мы бы сделали большое дело.

— Если бы да кабы, как говорится. Возьмите бабу в советчики, она наставит на путь истиный. Сейчас зачем ко мне пожаловал?

— Накорми в память моего друга Опанаса, потом уйду. Но сначала помоги найти Марину, соседскую девчушку.

— Она-то зачем понадобилась. Ребенок еще, — посмотрела женщина на гостя косо.

— Ты не о том подумала. Она вроде бы слышала наш разговор с твоим мужем о нападении на гарнизон.

— Хорошо тайну сохраняли, коли слышали все кому не лень.

Ворчливая женщина тем не менее собрала ужин, налила полстакана самогона — от мужа остался, не пропадать же добру. Потом довела до дома Марины.

— Заходи, коли припрет…

Хорек постучал, вышла женщина, он отодвинул ее в сторону, вошел в комнату. Одетая по-домашнему Марина выглядела девочкой с двумя короткими косичками. Подсел, глядя в глаза без надежды услышать что-либо нужное, спросил с угрозой в голосе:

— Зачем выдала нас энкагэбистам?

— Я никого не выдавала, дядя, — заплакала девушка.

— Чего пристал к дитю! — опершись о чапельник, надвинулась на гостя мать.

— Она предала своих земляков. Их потом перестреляли. В этом ее вина.

По поведению девушки, ее глазам Хорек определил: он не ошибся.

— Что ты делала после того, как услышала наш разговор с Опанасом?

— Мы только смотрели, как снежинки исчезают в дыму, — не уловила Марина каверзности вопроса.

— С кем? — посмотрел гость шальными глазами на девушку.

— С Устимом.

— Кто он?

— Командир у солдат в купеческом доме.

— Ты ему сказала, что нас слышала?

— Н… нет, — замялась девушка и вновь расплакалась. — Я больше с ним разговаривать не буду, если это нельзя.

— Видишь! — обратился Хорек к побледневшей матери. — А ты «чего пристал»! Знаешь, что за это бывает?

Мать упала на колени перед пришельцем, запричитала:

— Прости ты, ради бога, дитя неразумное. Если что-то и сказала, то не по злобе, неумышленно. Дядя Опанас был нашим соседом, не могла она сказать против него плохого слова.

— Марину следует расстрелять, — жестко сказал Хорек плачущей матери. — Но я этого не сделаю, если она согласится помогать нам.

— Согласится, согласится, — затараторила мать.

— Чем я могу помочь? — начала успокаиваться Марина.

— Во-первых, вы с матерью обеспечьте меня едой. А главное, поддерживай знакомство с младшим лейтенантом, даже подружись. В разговорах будешь как бы невзначай узнавать о намерениях энкагэбистов, обо всем станешь рассказывать мне. Навещать вас придется каждые два-три дня. Но без шуток, — погрозил пришелец пальцем. Не попрощавшись, удалился. Когда Хорек шел вдоль забора в лесу, показался навстречу идущий человек. Прятаться было поздно. Сблизились.

— Ба! Генка! Живой?! А сказали, всех задержанных отконвоировали в трибунал. Как оказался на свободе? — подозрительно нахмурил брови Хорек.

— Сказали, что я еще несовершеннолетний, к тому же отец у меня в Красной Армии, да и не было у меня в руках оружия. Сделали вывод — по глупости я влип в дела взрослых.

— Испугался?

— Как бы не так! Дружка-то моего, Ваньку, убили. Я им отомщу.

Хорек знал, за что этого Ваньку забили прикладами и кто это сделал, но промолчал. Пусть Генка мстит за покойного товарища, да пожестче.

— Если надо будет, поможешь?

— Конечно, сам знаешь, а спрашиваешь.

— Вот тебе первое задание. Узнай, с кем Марина, соседка Опанаса, встречается, о чем говорят, сколько времени проводят вместе. Выполнишь?

— Обязательно!

Довольный результатами посещения Горобцов, Хорек возвратился в свою нору, прикрылся одеялом и провалилс я в глубокий сон. Но вскоре разбудил сам себя громким храпом. Прислушался в темноте, но ничего не было слышно, кроме возни мышей, которых в том году по обе стороны фронта водилось видимо-невидимо. «Если ночью будут искать в лесу, по храпу найдут сразу», — пришла тревожная мысль. После этого какой уж там сон, одно название.

Когда в щелях обозначился свет, решил приоткрыть входную дверь, проверить. Однако тут же ее захлопнул. Во всю ширь поляны шла цепь красноармейцев с проволочными прутьями. Хозяин бункера затих, даже дышать стал осторожно. В щелку видно было, как цепь медленно и неотвратимо приближалась, бойцы простукивали пни, прощупывали снег и землю. Начал молиться, прощаясь с жизнью. К дереву кто-то подошел. Не дыша, боясь моргнуть, Хорек обнаружил внезапно, что из дверной щели что-то потекло и тут же распространился запах мочи.

— Паразит! — выругался эмиссар ОУН вслух, когда шаги наверху стихли. Пронесло на первый раз! Поймать бы этого ссыкуна! Сиди теперь и нюхай, пока появится возможность дверь открыть.

Дневной поиск в лесу «Темный» ощутимых результатов не дал. Найдены были два плохо замаскированных схрона с небольшим запасом немецких автоматов и патронов к ним, задержаны двое мужиков, заготавливающих дрова.

К тому времени, когда идущие навстречу друг другу поисковые цепи вышли к намеченному рубежу встречи — лесной просеке, к руководителю операции прибыл Каден.

В спешке, не здороваясь, выпалил:

— Каковы результаты?

— Здравствуй, земляк! С этого надо начинать!

— Извините, Сергей Николаевич, заторопился.

— Итоги для вас интереса не представляют. Выгнали на просеку десяток лисиц, чуть больше длинноухих зайцев, двух кабанов.

— Только что получил сообщение от… — замялся Каден.

— От Генки, — улыбнулся Бодров.

— Неважно от кого, главное, достоверно. Хорек вчера посещал Горобцы. С кем встречался, пока неизвестно, но направлялся на отдых в лес. Тут он. Надо искать.

— Плохо! Прошли и не обнаружили. Представляете, каким должно быть укрытие!

— Хорошим.

— Уже в третий раз Хорек выкручивается из безвыходного положения. Заслуживает даже уважения как профессионал.

— Мне бы он больше понравился расстрелянным, — ответил Каден.

— Всему свое время.

Поиск в обратном направлении новых результатов не дал, кроме еще одного обнаруженного схрона, замаскированного землей и запорошенного снегом. Но главный виновник мероприятия вновь не был найден.

— Как это называется? — спросил Каден.

— На сей раз противник оказался хитрее нас, если он еще в лесу, — ответил Сергей. — Возможно, уже в Горобцах. Оттуда надо вести поиск.

— Давайте еще раз пройдем. Сведения у меня достоверные.

— Поздно! До наступления темноты не успеем.

— А завтра?

— Нужен приказ начальника войск НКВД.

Вторую цепь Хорек увидел, когда просушивал свои «хоромы». Потеплело, выглянуло солнце. Он повесил на сучья одежду, полстенку с лежака положил на пень. Выглядывая из убежища, словно из норы, он внимательно наблюдал за поляной. Неожиданно позади послышались голоса людей. Выглянул из-за комля своего дерева и остолбенел: в сотне метров в его сторону шла цепь красноармейцев.

«Майн гофт!» — по-немецки вспомнил он бога и начал срывать развешенное барахло, бросать вниз.

Торопливо стукнул входной дверкой, выругал себя последними словами за ротозейство. В углу стояло небольшое зеркало, с помощью которого можно было наблюдать за противоположной от поляны стороной.

Гулко в подземелье отдавались шаги человека, прошедшего мимо в двух-трех шагах. Глянул в щель, увидел удаляющиеся спины красноармейцев.

вспомнилась вдруг молитва, выученная еще вместе с бабушкой, когда она водила за ручку дорогого внучка. Никогда не приходила в голову, а тут всплыли все слова четко и ясно.

«Смерть начала ходить за мною по пятам», — пришла мысль. Но Хорек тут же отогнал ее. Подумал: «Пришла бы сюда девочка Марина, можно было бы зимовать». Размечтавшись, он незаметно уснул. Вечерело, начинало подмораживать. Над поляной утвердились тишина и покой.

 

XXII

Вадим два дня готовился к допросу задержанного. Еще бы! Первый настоящий преступник! А против него — ненастоящий следователь. Чувствовал себя на подъеме. Это ведь по его милости продумана и проведена операция по задержанию вора колхозного хлеба.

«Что нужно, — рассуждал Вадим, — состав преступления налицо, оформлю документацию и в суд отправлю. Свое дело сделал».

Юлька тоже поддакивала.

— Чего расстраиваешься? Оформлять бумаги я помогу, — говорила она, глядя на задумавшегося мужа. — Ты заранее напиши на бумаге вопросы, а во время допроса вставляй туда ответы задержанного, потом вместе протоколы составлять будем.

Какие вопросы задают преступникам, или «подозреваемым в преступлении», как прочитал в справочнике, он не знал. Начальник райотдела помог набросать первоочередные вопросы, посоветовал, как вести себя, с чего начать, чем закончить.

Нашпигованный советами и почерпнутыми из юридического справочника знаниями, Вадим сказал дежурному, чтобы доставили задержанного. Тот вошел, поздоровался:

— Здравствуй, Вадим!

От неожиданности следователь опешил. Подследственный был старше на десяток лет. Вадим едва его помнит, в Горшовке появлялся изредка, в памяти заметного следа не оставил.

— Вы меня знаете? — спросил следователь, сразу сбившись с последовательности продуманных вопросов.

— Как же! Горшовские земляки! — радостно заулыбался вошедший.

— Сядьте, чего стоите? Табуретку не двигайте, она прикреплена к полу.

— Везде так, — опрометчиво сообщил о себе важную информацию задержанный.

— Вы уже знакомы с порядками в следственных делах?

— Нет, просто к слову.

Тем не менее веселое настроение задержанного сразу испарилось. Он уселся. Молча уставился единственным глазом на Вадима.

Следователь в душе ликовал: с ходу, так сказать, уловил тему последующих разговоров о судьбе сидевшего перед ним человека. Получил психологическое превосходство, как советовал начальник райотдела.

Вадим выяснил анкетные данные, дал подписать предупреждение об ответственности за дачу ложных показаний. Потом задал первый вопрос, не написанный на листе для протокола.

— Никодим! Интересно, как вы жили в Горшовке, когда были пацанами, что сейчас там изменилось?

Довольный разговорами на отвлеченную тему, одноглазый собеседник предался воспоминаниям. Рассказал, что с образованием колхоза любил бывать на конюшне, водить коней на водопой, помогал убирать навоз, запрягал лошадей.

— Конюшня была моим вторым домом, — говорил он.

— Мне тоже нравилась конюшня. Родственные души, можно сказать! Но я больше времени проводил на пасеке, помогал деду. А вы куда подевались из хутора?

— Отца посадили в тюрьму. Мы с матерью уехали в Урюпино.

— Мать жива?

Задержанный коротко кивнул головой: то ли «да», то ли «нет». Это насторожило Вадима. Он сделал пометку: «Проверить».

— Так там и живете?

— По-всякому, — неопределенно ответил Никодим.

Вадим рассказал о пожаре в Горшовке во время вечеринки. Одноглазый заинтересованно слушал.

— А вы не видели его?

— Нет. Я ушел из Горшовки раньше. Вадим, — сказал подследственный, — зачем лишние разговоры и вопросы? Тебе все ясно. Мне тоже. Оформляй дело в нарсуд, и закончим канитель. Хотел уворовать ворованное, не получилось, виновен.

— Вы не участвовали в похищении хлеба?

— Нет конечно. Был в это время в Урюпино.

— В деле есть показания Хлюста, что транспорт ворам в «готовом виде» доставлялся к Солонешному пруду. Кто это делал?

— Представления не имею.

— Каким образом вам стало известно о месте нахождения ворованного хлеба?

— Слухом земля полнится. По-моему, в Горшовке многие об этом знали.

— Например?

— Ну, зачем же мне кого-то называть. Догадался по разговорам.

— Какая у вас в Горшовке была кличка?

— Кривой. Другой у меня никогда не было. Везде Кривой, — с сожалением ответил Никодим.

Рано утром следующего дня Вадим на милицейской двуколке прибыл уже в Горшовку к Чесночихе. Он составил протокол, в котором подтверждалось, что во время нападения банды Никодим был в хуторе. Следователь узнал адрес его матери в Урюпино и не мешкая, даже не заезжая к дедам, направился в районный центр.

Отыскал нужную улицу, дом, но в саманке в одну комнату с прилепленным из досок коридором никого не оказалось. Пошел к соседке справиться, где хозяйка дома, та ответила:

— Убили ее недели две назад.

Как это произошло, соседка-старушка толком сказать не могла, посоветовала обратиться к подруге погибшей.

Нестарая женщина неприветливо встретила гостя. Однако расплакалась, как только узнала, что приехал следователь.

— Убили родимую, — всхлипывала она. — Ни за что, можно сказать. С сыном у нее произошла размолвка. Какими-то нехорошими делами он занялся, она его пообещала прогнать из дому.

— Что за дела такие, коли мать выгоняет?

— Этого я не знаю. Вечером была у меня, а утром нашли мертвой с разбитой головой. Никто не видел, чтобы приходили к ней чужие люди. В эту ночь сына дома вроде бы не было.

— Где ее сын жил последние годы?

— Перед войной где-то на Украине, во Львове, кажется, там у него семья. Потом был в армии, воевал в Сталинграде. А летом этого года объявился в Урюпино. Я ни разу не видела, чтобы он днем ходил куда-то. А из-за ночных дел поругался с матерью. Собиралась она мне что-то рассказать, да не успела.

— Одноглазых в армию не берут.

— Тогда я не знаю, чем он в армии занимался.

При повторной беседе с соседкой та вспомнила, что видела однажды ночью соседа в компании с тремя мужчинами, Кривой, так она его назвала, что-то быстро и раздраженно говорил, остальные покорно слушали.

В местном райотделе милиции сведения о проживании Кривого в Урюпино отсутствовали.

Вадим возвратился в Батурино поздно вечером. Юля не спала, ждала, сидя за столом.

— Получила от Сергея письмо на твое имя. Ты говорил, что лично тебе он никогда не писал. Читать не стала, честно говоря, тревожно на душе.

— Зря не прочитала. Поздравления нам. Что ни говори, прибавление в семье Бодровых.

Она следила за выражением лица мужа. Он сначала поулыбался, но потом насупил брови, а под конец чтения пододвинул письмо жене — читай! И снова углубился в размышления.

Письмо было написано мелким почерком на двух страницах. Юля с радостью читала чистосердечные поздравления Сергея и Кадена, представила на миг лицо старшего лейтенанта, когда он получил сообщение о ее замужестве. Знала, известие расстроило Кадена. Стало жаль человека, но тут же спохватилась: «Чего это я?» Обратила внимание на поручение Сергея. «Каден, как представитель СМЕРШ, просит досконально день за днем проследить жизненный путь задержанного. Это важно». Посмотрела на Вадима, но он лишь пожал плечами.

Следователь ознакомил начальника райотдела с просьбой Кадена.

— Дело передать начальнику отделения НКГБ?

— Ни в коем разе. Он много болеет, со своими обязанностями справляется еле-еле. Тяни, Вадим Николаевич. Дело, похоже, имеет важное значение.

Ввели задержанного. Следователь сразу отметил, что Кривой прямо-таки преобразился. Сиял, улыбался, приятным голосом пропел: «Легко на сердце от песни веселой…»

— Отчего такое хорошее настроение?

— Пришел к мысли, что невмоготу жить, если раз за разом только и думать о своих промахах.

— Много их у вас было?

— У каждого хватает. Я все-таки думаю, скоро суд, кончится мое одиночество. В лагерях повеселее. Сколько, повашему, мне пришлепают?

— Это дело суда.

— Вы мне не задали вопрос, зачем я пошел на преступление, хотя не такое уж серьезное. Не будь войны, вообще дело ерундовое. Отвечу: нужны деньги. Когда кошелек пустой, жизнь становится такой же. Естественные желания?

— Деньги добываются двояким способом: законным или преступным. Третьего не дано. Так говорит мой дедушка.

— Перед войной я ездил в Таллин. Есть там ресторан «Глория», встроен как бы в крепостную стену. По широкой лестнице поднимаешься в зал. Шик-модерн! Хаживали мы туда! Музыка — умопомрачительная. Мужик один под аккордеон и скрипку пел «Джонель».

вдруг запел Никодим известное танго. — Многое можно отдать, чтобы еще раз там побывать. Немцев скоро прогонят. Тогда деньги окажутся нужными позарез. А где их законно заработать?

— С кем же вы в «Глорию» ходили? В Эстонии русских, наверное, мало.

— Дружок у меня есть… то есть был. Хорьком его звали. Жаль, убили. Девочка одна со мною ходила туда. До сих пор живет в памяти.

— Зачем ездили в Таллин?

— К делу не относится.

— Ну, а все-таки?

— Погулять…

— Из Львова?

— Не так уж далеко… При чем тут Львов? — заморгал Никодим.

— У вас на Львовщине знакомые есть?

— Никогда не было, — ответил Кривой.

— Откуда вы с другом ездили в Эстонию?

— К делу не относится.

— Кто-то вас встречал в Таллине? Просто так в чужой город не приедешь. Ни кола ни двора, как говорится.

— Хорек имел дело с Неизвестным, как он его называл, в их разговорах я не участвовал.

— После Таллина куда уехали?

— К делу не относится.

— Друг у вас Хорек. У него настоящее имя есть?

— Зачем мне это знать? Кореш, вот и все.

— В Сталинграде приходилось бывать?

— Чего там делать? Разбито все, разрушено. Зачем вы спросили? — даже подался вперед подследственный.

— Никодим, вопросы мне не задавай. Не положено. А спросил потому, что я там участвовал в боевых действиях, ногу под Орловкой оставил. Просто интересно знать, что в городе другие делали. Откуда знаешь, что Сталинград разбит, разрушен?

— Все это знают. Слышал.

Этим же вечером начальник райотдела связался по телефону с областным управлением НКВД с просьбой проверить, не значится ли по нераскрытым делам одноглазый человек.

Два дня следователь не вызывал Никодима на допрос, ждал ответа из Сталинграда.

Утром третьего дня Вадим вызвал подследственного. Тот пришел в настроении, мурлыкая под нос «Джонель».

— Пропойте, если на языке вертится, иначе будет мешать разговору.

— Честно, неплохо получается.

— Послушали бы вы того певца под аккордеон и рыдающую скрипку!

— Давайте возвратимся к вашему делу. Где взяли лошадей и хлебный ход, оружие?

— Тот дурак, который утонул, отвечал за доставку. Я не в курсе. Вадим, говорю, как земляк земляку: все вопросы задали, бандитскую группу ликвидировали, преступника поймали. Честь вам и слава, а мне дорога в нарсуд.

— Как земляк земляку, вы не отвечаете на вопросы или откровенно врете. Я не знаю, за что вы убили свою мать, почему скрываете, что семья живет во Львове, что делали в Эстонии. И еще, из Сталинграда пришел ответ. Управление НКГБ сообщает: когда немцы были в городе, евреев вылавливали молодчики из Украинской вспомогательной полиции. Среди этих негодяев особой жестокостью отличалась тройка: Хорек, Кривой и Неизвестный. В числе задержанных этих людей не оказалось.

Вадим говорил, внимательно наблюдая за поведением подследственного. Отметил, что прямо на глазах облик Никодима изменился. Из пышущего здоровьем молодого мужчины он превратился в сгорбленного человека с посеревшим лицом, усталой гримасой вместо улыбки.

— С кличкой Кривой на свете много людей, — сказал он хриплым голосом.

Каден ждал разрешения войти в кабинет начальника оперативного отделения войск НКВД фронта. Пытался проникнуть без проволочек, но дежурный офицер остановил, предложил сесть.

— Я — сотрудник СМЕРШ! — кипятился старший лейтенант.

— Есть правило пропусков в штабе, утвержденное начальником войск. Дежурный не вправе отменять его. У Бодрова совещание.

— Земляк! Что за порядки у вас! СМЕРШ вынужден ждать аудиенции! — воскликнул Каден, когда наконец дежурный разрешил войти в кабинет.

— В вашей организации свои порядки, у нас свои. Секретных дел здесь, — указал Сергей на стоявший рядом сейф, — не меньше, чем в любом смершевском. Так что не обессудьте. Какие чаяния привели представителя грозной организации в наши скромные апартаменты?

— Безысходная ситуация. Задержанный в Горобцах Неизвестный молчит, словно пень. Удалось лишь выяснить, что он эстонец, хотя говорит без известного прибалтийского акцента. Не признается, что знаком с Хорьком. Но врет, чую. Когда показал ему фото расстрела девочек, изменился в лице, но ничего не сказал. Причину можно объяснить по-разному. Нужен Хорек, но он затаился. Мой агент, — Каден покосился на Сергея, — каждый вечер патрулирует по улицам со своей подружкой, но без толку. Надо еще поискать в лесу.

— Начальник войск может разрешить крупную операцию, однако времени понадобится уйма. А несколько разведывательно-поисковых групп послать — в моих силах, но с непременным условием: оперативное руководство ими будете осуществлять вы.

— Согласен.

Два дня ходили по лесу шесть РПГ, простукивали и прощупывали снег, землю, осматривали деревья и пни, но безрезультатно. На второй день поиска РПГ-5 обнаружила небольшой конусообразный схрон с вделанной в живом дереве дверкой, но он оказался пустым, хотя оставленные вещи, пара немецких гранат, пестрое одеяло подсказывали, что обитатель бункера был здесь всего пару дней назад. Каден приказал бросить в схрон три фанаты Ф-1, после взрывов которых дерево на уровне выпиленной дверки сломалось и упало.

Хорек в это время преспокойно почивал на печи в доме Марины. Второй день отогревался после мороза, когда в его бункере резко похолодало. Пришел с автоматом, гранатами и сразу же предупредил, что мать и дочь будут выходить из дому по очереди. Если в отсутствие одной за ним придут, пришелец расстреляет заложницу.

К вечеру следующего дня он потребовал от Марины, чтобы она сходила к Устиму и попыталась выяснить ближайшие планы военных властей. Предстояло собрать людей, оставшихся живыми и неарестованными, по списку Опанаса, выявить связи с сочувствующими ОУН в соседних селах. Девушка сказала, что боится идти, но гость потребовал от матери, чтобы она заставила дочь выполнить его требование.

Едва Марина вышла из комнаты, Хорек начал приставать к хозяйке, та оказала сопротивление, но гость предупредил: если не согласится, он изнасилует дочь.

Марина со страхом подошла к купеческому дому, не зная, о чем говорить при встрече. Устим сидел на знакомой лавочке, курил. Не ожидая появления запавшей в сердце девушки, думая о ней, он не сразу заметил ее приближение. Заморгал глазами, только и смог сказать «ой!» Марина разрумянилась, развязала платок. Она молча посмотрела на Устима, обрадованного ее появлением, и заплакала. Лучик искреннего неискушенного чувства к парню мгновенно растопил гнетущее напряжение последних дней, настороженность к чужому человеку, пришедшему в их дом.

— Ты чего, Марина? — с недоумением посмотрел начальник гарнизона на подошедшую девушку. — Тебя кто-то обидел?

— Я боюсь.

— Привидений?

— Хуже.

В одночасье ставшему самым близким человеком она рассказала Устиму о квартиранте, его угрозах расправиться с нею, как с предателем.

Устим обнял девушку за плечи, привлек к себе.

— Пушинка ты моя ненаглядная! Я пока не знаю как, но помогу вам с матерью. Пойдем к тебе домой, я его застрелю, гада.

— Он не пощадит маму, прежде чем ты сделаешь что-то.

— У него есть оружие?

— Автомат и пять гранат, круглых таких, с насечкой для осколков. Он очень хитрый.

— Это мне известно. Поступим по-другому.

Лисячко подошел к радиостанции, передал для Бодрова сигнал «310», что означало «Есть особой важности сведения». Через минуту поступил ответ «Ждите».

Сколько бы времени ни длилось свидание, влюбленным не надоедает уединение. Потому время ожидания прошло для Марины с Устимом слишком быстро. Они говорили обо всем: луне, которая сияла на безоблачном небе во всю свою красу, недавнем детстве, вспоминали веселые истории, и морозная вечерняя тишина то и дело нарушалась приглушенным девичьим смешком. Молодость! Пора и чувства, которые потом остаются в памяти на всю жизнь! Сейчас молодые люди не задавались проблемой будущего. Им было просто хорошо вдвоем.

Часа через полтора прибыл Шведов. Он принял рапорт начальника гарнизона, побеседовал с Мариной.

— Каков из себя ваш гость?

— Глаза у него маленькие, блестящие и злые. Весь несимпатичный.

— Рост?

— Не особенно высокий.

— Не заметили, какой рукой он ест, например?

— Левой.

— Похоже, Хорек, — сделал заключение заместитель командира отряда. — Он очень опасен, — сказал он Марине. — Мы его можем арестовать сейчас.

— Нет, что вы! Он убьет маму, как только увидит вас.

— В таком случае, товарищ Лисячко, вам предстоит исправить свою оплошность, — сказал Бодров младшему лейтенанту, когда Марина вышла по его просьбе в соседнюю комнату.

— Вы думаете, это тот самый, кого мы ищем?

— Он и есть. Хорек его кличка.

— Выманить бы его с теплой печи! Остальное беру на себя.

— Не гоношись! Дело очень непростое. Он тебя однажды уже обвел вокруг пальца за милую душу. Тогда Хорек не был вооружен. Теперь он с автоматом.

— Застрелю, и дело с концом.

— Понимаешь, товарищ Лисячко, он нужен живым. Такие люди обладают обширной информацией, и хвостов за ними тянется много.

— Значит, надо организовать засаду, — сделал вывод Устим.

— Где, по-вашему, ее надо выставить?

— На опушке леса. Он обязательно пойдет туда.

— На опушке леса — это хорошо, если бандит глуповатый или новичок. Умный, как Хорек, тоже пойдет туда, но при подходе приготовится к отражению нападения, будет находиться в полной боевой готовности. В этом случае потерь не избежать да и объект засады, вероятнее всего, будет застрелен. А нам он нужен живой. Поэтому огонь открывать в крайнем случае и лишь по нижним конечностям.

— Как и где, по-вашему, произвести его захват?

— Пойдет бандит, скорее всего, задворками, по хоженой им дороге или вдоль домов. Скорее всего по первому маршруту, наиболее безопасному. Когда он подойдет к крайним деревьям последнего сада на выходе из поселка, его внимание, естественно, переключится на впереди лежащую местность и бандит замедлит движение. Это и есть место и момент захвата. Чтобы не оставить следов, взвод выдвигайте по задворкам соседней улицы до околицы, скрытно подойдите к месту засады со стороны поля. Назначьте три наряда по тройке бойцов во главе с командирами отделений, перекройте ими наиболее вероятные направления прорыва Хорька, для маскировки на снегу возьмите простыни.

— Как заставить бандита покинуть теплое место зимней ночью?

— Девушку проинструктируем, как поступить. Готовьте людей, через час выступайте. Прощайтесь. Потом я побеседую с ней.

Окрыленная скорой перспективой ухода постояльца, Марина бежала к матери. Света в окнах не было. Такое случалось, когда «гость», переходя от одного окна к другому, наблюдал за обстановкой вокруг дома.

Едва она переступила порог, Хорек тут же схватил за руку.

— Чего так долго? — прошипел он.

— Сами пошли бы да узнали по-быстрому, что намерены делать энкавэдисты. За этим же послали!

— О, какая смелая стала! С чего бы это?

— Узнала кое-что, да такое, что забегаете сразу.

— Ну-ну. Интересно.

— Посмотрим!

— Не тяни, дочка. Может быть, в самом деле важные новости.

— Важнее не могут быть. Завтра на рассвете в Горобцах опять будет проводиться операция по проверке документов, причем со всех сторон сразу. Кого-то искать будут. Ночью перекроют все выходы из поселка.

— Кто тебе сказал об этом? — захрипевшим от волнения голосом спросил «гость».

— Устим! Я пообещала еще раз прийти завтра утром, но он ответил, что будет отсутствовать до обеда. С вечера к нему приезжал майор, слышала их разговор.

— Молодец! Из тебя хороший разведчик получится! Еще разок дашь такую информацию — и ты искупишь свою глубокую вину. Но гляди, если соврешь, не сносить тебе этой красивой головки.

Хорек погладил девушку по маковке, заглянул в безвинно смотревшие на него глаза, изобразил колючую улыбку.

— Похоже, мне и впрямь стоит поторопиться. Времени осталось не так уж много.

Мать начала активно помогать в сборах, а когда они закончились, неожиданно для дочери спросила у жильца мягким, приветливым голосом:

— Когда возвратишься?

— Завтра в это же время.

— Хорошо.

Когда он пропал из виду в саду, Марина спросила:

— Что означает такая перемена отношения к пришельцу?

— Ничего ты еще не понимаешь, — ответила мать.

Хорек направился через сады по нетронутому снегу к своей крыевке. «Ночку перекантуюсь под пестрым одеялом, а там опять на печку под бочок хозяйки, а со временем и дочку приручим». Приятному настроению способствовала луна и тихая безветренная ночь. Не нравились, конечно, темные тени в саду, сливавшиеся с кустарником, громкий скрип снега под ногами. Поначалу мерещилась за каждым деревом засада, но он быстро свыкся с обстановкой, пошел не спеша, цепляясь одеждой за кусты и ветви. «Выйду в поле, можно перейти на бег».

Вот наконец последний сад со старыми неухоженными деревьями со множеством сухих веток от земли до верхушек. Пробираться стало неудобно с автоматом в руках, и он повесил его за спину. Показалось поле. «Все ли там в порядке?» Напряг внимание, и в этот миг ему навстречу из-за толстой груши шагнул человек.

— Куда, молодец, путь держим?

Не успев ничего сообразить с испугу, Хорек уткнулся лицом в грудь неизвестному. Дернул плечом, освобождая автомат, но тут же его ударили в ухо прикладом. Грохнуло в голове, и он потерял сознание.

Очнулся сидящим на пне. Увидел перед собою красноармейца на коленях, растирающего его лицо снегом, приговаривающего:

— Я же не очень сильно. Очнись, пожалуйста, отвечать за тебя, гад, не хочется.

Хорек оттолкнул от себя бойца, попытался вскочить, но его тут же сзади вновь придавили к пню. Схватился за карман, где лежали две гранаты, — пусто! Сразу сдали нервы, ослабло тело, заныло в ухе.

— Похоже, отзвенел последний звонок, — услышал он над собою насмешливый голос. — А говорили, хитрый, изворотливый. Оказался сморчок сморчком.

— Остолоп! — оскорбился задержанный. — Дай мне фору три секунды, даже одну, потом посмотрим!

— Гад! Ты и так украл у нас ночь. Мы бы спали сейчас крепким сном, теперь возись с тобой. Не хватало играть в кошки-мышки. Утро скоро.

Гарнизон спал. Только Шведов ходил по комнате взад-вперед, ругая себя: «Надо бы самому возглавить засаду! Младший лейтенант еще неопытный». Вышел на крыльцо, поинтересовался у часового, не замерз ли. В лунном свете вдалеке показались люди. По бодрому и уверенному шагу определил: успех!

Вот и Хорек перед ним! Съежившийся, с бегающими маленькими глазками, запавшими, хоть пальцем выковыривай их из-под нависших бровей.

— Почему Хорек, а не Хорь? — обратился Анатолий к задержанному.

— Я не понял, о чем вы спрашиваете, — безразличным тоном ответил тот.

— Кто вы на самом деле?

— Зачем вам знать такие подробности?

— Чтобы не перепутать. Вдруг задержали не того, кого следовало. Я спросил для интереса, но вам придется ответить, кому это обязательно надо знать.

— Дайте мне пистолет с одним патроном, застрелюсь.

— Вы нам нужны. Застрелить мы и сами могли бы, стоило вам выйти из коридора на крыльцо дома Марины.

— Она выдала? — изумился Хорек. — Вот сволочь! А я поверил.

— Куда вы делись, когда улизнули от засады в темную снежную ночь?

— Провалился в какую-то канаву, сверху снегом засыпало. Вы пошли искать в сторону леса, а я сидел рядом. Спасибо за фуфайку. Я бы не дошел до леса.

— Я за нее взыскание получил.

— А я бы расстрелял своего подчиненного за такую оплошность, — сверкнул глазом Хорек. — Теперь младший лейтенант, с тебя все взыскания поснимают. Так умело организовать засаду далеко не каждый способен.

— Замысел определял майор. Я лишь осуществлял его.

— Самый хороший замысел можно провалить, если исполнитель неумеха.

— Спасибо за похвалу.

— Зря не укокошил тебя там, в чистом поле. Возможно, не сидел бы сейчас на этой табуретке со связанными руками, — сказал Хорек. — Я Марине выдал комплимент, что из нее получится хороший разведчик. Так оно, наверное, и будет. Жаль, не на моей стороне.

— Сделай милость, — обратился Шведов к задержанному, — назови себя. Иначе как мне докладывать? Задержан еще один Неизвестный?

Хорек метнул быстрый взгляд на майора. Чувствовалось, был взволнован, едва сдержался от внезапно возникшего вопроса. Но вскоре успокоился.

— Все осталось в пролетевших годах: имя, хорошее, плохое. А прошлое, как известно, не возвращается.

 

XXIII

В кабинет начальника оперативного отделения Каден прямо-таки ворвался после разрешения войти.

— Можно сделать исключение для представителя СМЕРШ, чтобы не ожидать приема? Рвусь, можно сказать, высказать земляку слова благодарности, а тут вежливое «ждите», — выпалил он торопливо.

— Не возражаю. Пишите рапорт, ваш генерал подпишет, наш рассмотрит, даст начальнику штаба указан…

— Хватит, хватит! Бюрократы несчастные.

— Что вас так возбудило? Информация просто висит на языке. Что стряслось? Хоть и высказываете недовольство, глаза излучают радость.

— Еще бы! Пойман вами настоящий Хорек. Тот единственный, который сумел вырваться из дома купца, уйти от засады.

— Он что, признался?

— Как бы не так.

— По каким же признакам определили?

— Генка опознал его на очной ставке. Хорек в лице изменился, когда вошел парень. Не признается, что знает Неизвестного, эстонца. Доказать их связь пока нечем.

— Можно подумать, у вас всегда требуются доказательства фактов или выдвинутых обвинений, а признания получаются в процессе чистосердечного раскаяния.

— Земляк, у вас неверное представление о нашей государственной правовой системе. Это в буржуазном законодательстве положительные признания без проверки считаются доказанными. По нашему Гражданскому кодексу достоверность признания принимается в расчет, если утверждения не вызывают сомнений. В других случаях они требуют уточнений, доказательств. Сам процесс доказательства состоит в отыскании истины, то есть того, что есть в действительности. Средствами доказательства могут быть показания свидетелей, объяснения задержанного, заключение экспертов, вещественные и письменные доказательства, протоколы осмотра и опознания. У меня этого ничего нет.

— Представьте в военный трибунал тот материал, который имеется.

— Интуиция подсказывает, за Хорьком тянется длинный перечень преступлений. Передать дело в суд лишь с доказательствами нападения на пустой дом купца под предлогом грабежа да еще при отсутствии документов, удостоверяющих личность, совесть противится.

— А что Генка говорит? Задержанные тоже должны что-то знать.

— Лишь то, что это и есть Хорек, которому Опанас успел передать какую-то бумажку. Арестованные утверждают, что познакомились с ним за день-два до нападения.

— Но он член ОУН?

— Ну и что? У нас нет материалов о совершенном преступлении в составе этой организации, как и доказательства о принадлежности к ней. Для военного трибунала такие сведения во внимание не принимаются. Пустой звук!

— За что же мне тогда благодарность? — улыбнулся Сергей.

— Забирайте ее обратно как ошибочно объявленную.

— Тоже придумал. Я не такой, чтобы без толку разбрасываться поощрениями. Ваши люди сделали важное дело, поймали двух вербовщиков в УПА с неизвестным прошлым. Бог даст, выведем еще на чистую воду, тогда коньяк за мною.

Каден возвращался в свой кабинет, думая о том, как разговорить Хорька и Неизвестного. Ничего путного придумать не удавалось, лишний раз слышать одно и то же об их формальной принадлежности к ОУН не хотелось. То, что путаются в показаниях, их совершенно не смущает. Первый раз, вероятно, имеют дело с расследованием и не знают, что и как отвечать. Одним словом, если не райские птички, то голуби несомненно. Водить же вилами по воде, как известно, дело бесполезное.

Оперуполномоченный уселся за свой стол, в задумчивости начал перебирать лежащие перед ним бумаги, не останавливаясь взглядом на их содержании. Зазвонил полевой телефон. В трубке услышал взволнованный голос Сергея Николаевича:

— Немедленно приезжайте. Есть дело особой важности!

— Я же только от вас?!

— За время вашего отсутствия обстановка изменилась. Разговор не телефонный.

— Кого это касается лично? Я бы хотел поразмышлять, пока буду добираться до вас.

— Дело касается ваших подопечных, а в равной степени вас.

— Ого! Заставлю шофера жать до пола на педаль газа!

На этот раз дежурный не просил подождать, а сразу пригласил пройти в кабинет начальника оперативного отделения.

Бодров говорил по телефону, улыбнулся вошедшему сотруднику СМЕРШ, энергичным движением руки показал на стул рядом с собою.

Пока майор слушал невидимого собеседника, Каден осмотрелся. Ничего примечательного в кабинете земляка не обнаружил, лишь на настольном стекле лежал раскрытый треугольник письма.

Наконец хозяин кабинета отодвинул от себя аппарат, не обращая внимания на посетителя, взял письмо, нашел нужное место, красным карандашом сделал большой овал на одной из страниц.

— Читайте! Другие места для вас интереса не представляют.

— «…Расследованием установил, Никодим, ты его должен помнить, по кличке Кривой, оказался организатором похищения хлеба на току в Горшовке. Дело делал чужими руками. Но не это главное. Удалось выяснить, что какой-то Кривой со своими дружками Хорьком и Неизвестным служили в Украинской вспомогательной полиции, находились в Сталинграде во время оккупации Дар-горы, занимались поиском и расстрелом евреев, скрывавшихся у местных жителей, раненых красноармейцев. Этот факт подтверждает УНКГБ по Сталинградской области. Не исключено, что тот Кривой и наш Никодим — одно и тоже лицо. Пока материалы у меня, но, возможно, вместе с Кривым их заберут в Сталинград. Кто такие Хорек и Неизвестный, мне установить не удалось. Нет о них достоверных сведений и в УНКГБ…»

— Сергей Николаевич, у вас есть нож?

— Что?

— Возьму в зубы и лезгинку спляшу перед вами и вашим братом. У меня есть помощник, грузин. Так вот, стоит произойти какому-то важному событию, радующему душу, он тут же отмечает его подобным образом. Честно говоря, я даже не соображу сразу, что мне делать в сложившейся ситуации. Уж очень просто оказалось открыть заветный ларчик.

— Могу рассказать, как бы я поступил на вашем месте.

— Даже любопытно и весьма важно.

— Через фронтовое управление СМЕРШ обратился бы в Сталинградское УНКГБ, чтобы оно разрешило нам взять Кривого сюда для продолжения расследования, учитывая, что два предполагаемых фигуранта, указанных Никодимом, находятся здесь.

— Слишком сложно.

— Будет проще, если Хорька с Неизвестным заберут у вас и отправят в Сталинград. Так или иначе расследование продолжится, вопрос лишь в том, кто его возглавит. Рискните, как говорится, попытка не пытка. Вдруг получится.

— Начальству лезть на глаза не хочется.

— Ничего не потеряете, а приобрести можете многое.

В последующие два дня Каден носился по кабинетам. Он добился аудиенции у начальника контрразведки СМЕРШ армии, сумел убедить его в необходимости передачи для собственного расследования материалов на задержанного Оатуринскими милиционерами Кривого, подозреваемого в I яжких преступлениях совместно с Хорьком и Неизвестным. Руководитель армейской контрразведки сумел заинтересовать делом своего фронтового начальника, однако ют предупредил, что вопрос доставки задержанного из Сталинградской области ляжет на плечи армейской СМЕРШ. Тем не менее управление контрразведки 3-го Украинского фронта выделило в распоряжение старшего лейтенанта Кадена приспособленную для конвоирования арестованных автомашину М-1. Модернизация ее заключалась в том, что левую заднюю дверку «эмки» изнутри нельзя было открыть, а три остальные могли закрываться снаружи. К концу второго дня черный «воронок», как называли такие автомашины в народе, стоял перед окнами кабинета Бодрова.

Вошел Каден. По его улыбающемуся лицу Сергей определил, что какой-то успех наметился.

— Посмотрите в окно, что видите?

— Мрачного вида «эмку».

— Зря вы на нее так. Хорошая теплая машина. Завтра еще до рассвета на этой «мрачной» еду в Батурино.

— Ого! Это здорово! Добился?

— Как видите. Если пожелаете, могу довезти подарки родственникам.

— Пожелаю, безусловно, пожелаю. К какому времени их надо подготовить?

— В три ночи выезжаю, перед этим заскочу.

С помощью отца и Боткина посылка — туго набитый вещевой мешок — к назначенному времени была готова.

— Будешь у матери, посмотри на сына, расскажешь потом, какой он сейчас. Вадиму привет и его жене.

— Вадиму я везу подарок.

Каден достал из внутреннего кармана шинели маленький никелированный браунинг. На тыльной стороне рукоятки было выгравировано: «Вадиму Бодрову от СМЕРШ 8-й гв. А».

Намеченным по карте маршрутом Днепропетровск, Барвенково, Купянск, Поворино и далее на Сталинград «воронок» глубокой зимней ночью выехал в Батурино. В качестве охранника был взят второй водитель, потому машина без длительных остановок по грейдеру вдоль железнодорожного полотна быстро катила к намеченной цели. Первая заминка вышла на переправе через Днепр. Шла воинская колонна, втиснуться в нее и попасть на наплавной мост не под силу генералу, не то что старшему лейтенанту. Помощник коменданта, капитан, не стал смотреть в темноте на документы. «Ждите очереди». Верхушки ближних деревьев уже начали просматриваться на фоне светлеющего неба. Каден чертыхался, что забыл взять фонарик. Заметно морозило, на небе ни облачка, а это предвещало погожий день, который надо было максимально использовать.

Вновь пришлось обращаться к заместителю коменданта.

— Вы знаете, что такое СМЕРШ?

— Слышал. Не мешайте.

— Что бывает за срыв оперативного задания, в курсе? У меня есть одно свободное место в «воронке», можете на нем оказаться. Доложите коменданту.

— Покажите маршрутный лист и ваше удостоверение.

Подошел пожилой майор с вислыми, как у запорожских казаков, усами, посветил фонариком. Грозная аббревиатура СМЕРШ на штампе путевого листа и ярко-красное удостоверение личности старшего лейтенанта сразу же возымели действие. Майор оттер капитана в сторону.

— Давайте машину, быстро. Скоро пойдет большая колонна с противоположного берега. Я ее задержу.

Когда старший лейтенант убежал за машиной, усатый майор, глядя на капитана, покрутил пальцем у виска.

— Со СМЕРШ игрушки в непонимание весьма опасны. Долго придется оправдываться, что неумышленно сорвал задание. Народ там недоверчивый. Не повторяйтесь. В штрафных батальонах ваканский всегда много.

Когда подъехал Каден, майор остановил напиравший ЗИС-5, пропустил «эмку» в колонну.

— Фу! Даже спина вспотела, — поглядел майор на подчиненного. — Будьте повнимательнее. Работа в тылу, она тоже опасная.

На левом берегу Днепра вновь не повезло. Колонна, в которую вклинили «воронок» после переправы, пошла вправо, в противоположном направлении. Налево дорога оказалась разбитой танками так, что «эмка», не проехав десяти метров, забуксовала. Из одной снежной колдобины выползли, попали в другую.

Вновь Каден помчался к коменданту переправы: «Помогите СМЕРШ, задание срывается». Попуткой оказался «студебекер». Прицепив своим буксирным тросом легковушку, без натуги мощная машина волокла «воронок» около километра, пока колеса не коснулись твердого грейдера. Веселый безусый шофер пожелал хорошей дороги, сел в кабину.

— Пропусти, — сказал Каден, — спешим!

— Если догоните, пропущу.

Слаба оказалась «эмка» против «студебекера». Не смогла догнать, хотя и жал водитель на педаль газа дальше некуда.

Увлекшись погоней, не заметил, как проскочили первую сотню километров. Остановились возле крайней хаты какого-то поселка на завтрак. Вошли. На деревянной кровати сидела босая нестарая женщина. Встала, молча опустила руки, на глаза навернулись слезы. Кроме немудреной обстановки да какой-то тряпицы, прикрывавшей доски на лежанке, в комнате ничего не было.

— Почему так пусто, мать? — обратился Каден к женщине. — Как ты живешь?

— Ночью налетели какие-то люди, позабирали все, что было. Осталась лишь в чем была, — всхлипнула хозяйка.

— Почему и за что такое?

— Муж в Красной Армии. А эти в какой-то другой армии. На бандитов похожие.

— Власть у вас есть в селе?

— Есть, да что от нее толку… У кого есть оружие, тот и власть.

— Где размещается милиция?

Женщина рассказала, где найти участкового милиционера. Каден оставил свободного водителя готовить завтрак, сам поехал искать «власть».

В заброшенном доме, облокотившись о стол, сидел осоловелого вида мужик с опухшими глазами и блестевшими губами. Был он в форменной фуражке. Безразличным взглядом встретил вошедшего, но когда под нос ему сунули удостоверение сотрудника СМЕРШ, вскочил, засуетился.

— Идемте со мною. Возьмите свой автомат, — приказал Каден.

— Вы меня арестуете?

— Разрешил бы я вам взять автомат. Пьяный, что ли?

— Да… — замялся милиционер.

Приехали к дому на краю поселка. Когда вошли, участковый остановился с открытым ртом.

— Что случилось, Марфа? — спросил он.

Женщина рассказала о происшествии, назвала имена тех, кто здесь побывал.

— Послезавтра или днем позже будем возвращаться, — сказал старший лейтенант полупьяному мужику в форменной фуражке.

— Чтобы изъятые вещи были на своем месте. Иначе с вами будем разбираться, как с пособником бандитов.

— Найдем, — заверил участковый.

Отыскали в багажнике старую телогрейку, поношенные солдатские ботинки и шинель, передали хозяйке: «Носи на здоровье». В Купянске и Поворино дозаправились на воинском складе ГСМ.

В Батурино прибыли под утро. Каден подошел к родному крыльцу, радостно забилось сердце. Тихо постучал. Ни звука! Постучал еще раз, из-за двери испуганный голос:

— Кто там?

— Это я, твой муж желанный, — сказал он, изменив голос.

— Муж на фронте.

— Люба! Это я. Правда.

Широко распахнулась дверь. Рядом с матерью стоял сын…

Каден первым делом зашел к Юльке. Вскочила, растерянно заморгала.

— Откуда? — зарделась она.

— С фронта, к Вадиму в гости. Тебя поздравляю с вхождением в славную семью Бодровых. Рад слышать твой нежный голос.

— Что случилось? — спросила испуганно, забыв ответить на поздравление.

— Привез ему благодарность от контрразведки СМЕРШ и вот эту штуку. — Старший лейтенант вынул пистолет, положил перед Юлькой на стол.

Она взяла, повертела в руке:

— Красивая вещь!

— Как живешь без меня, где мой преемник?

— Младший лейтенант болеет. Я помогаю Вадиму оформлять протоколы. Живем по соседству с вашей женой и сыном.

— Пойдешь к матери, посиди на наших бревнышках, вспомни обо мне.

— Нет их, распилили на дрова.

— Жаль. Буду вспоминать… всегда.

— Так уж и всегда?!

— Я так давно тебя не видел. Позволь поцелую… в щечку?!

— У Вадима костыль с собой!

— Он не узнает.

— Я ему расскажу. Скрывать от мужа нельзя ничего, грех!

— Хорошо сказано! — нарочито весело улыбнулся гость.

Вдвоем зашли в бывший его кабинет. «Ничего не изменилось», — подумал он. Постояли молча.

Вадим поднял брови, увидев жену с Каденом.

— Какими судьбами?

— Отметить взаимодействие фронта с тылом.

— Я тут при чем?

Каден рассказал о событиях последнего времени в тылу фронта, о проведенных Сергеем операциях, в результате которых оказались задержанными Хорек и Неизвестный, ходатайстве перед Сталинградским УНКГБ о передаче задержанного Кривого в распоряжение СМЕРШ 3-го Украинского фронта.

— А я читаю бумагу оттуда, ума не приложу, как мы сможем передать этому самому СМЕРШ Никодима. А вы гут как тут. Вот это работа! А вдруг правда, мой подследственный Кривой окажется другом ваших Хорька и Неизвестного?

— Если так, мы разоблачим матерых бандитов, истязателей и палачей советских людей.

Каден показал фотографию расстрела молоденьких девушек. Юлька прослезилась.

— Не исключено, наши подопечные где-то рядом с этими подонками в немецкой форме. Будем разбираться.

— Возможно, они сами изображены на фото, — сказала Юля.

Знакомясь с делом Кривого, Каден отметил грамотно составленные протоколы допросов.

— Заслуга жены, — ответил Вадим. — Мне еще надо учиться. Юлька, наверное, предрасположена к делопроизводству.

— А кто это заметил! — воскликнул старший лейтенант.

Гость передал браунинг Бодрову. Вадим прочитал дарственную надпись, вынул магазин, попробовал работу затвора, спускового механика.

— Завтра с Юлей опробуем.

— Берегите патроны. Два магазина всего. Дефицит.

Вошел начальник райотдела милиции. Поздоровался с Каденом. Прочитал предписание управления контрразведки СМЕРШ 3-го Украинского фронта, осмотрел подарок следователю, написал резолюцию на выдачу подследственного старшему лейтенанту Кадену.

— Когда заберете?

— Часа в три ночи. Путь у нас неблизкий, пока погода стоит, надо поторапливаться.

Потом Вадим повез гостя к матери. Каден передал подарки от старшего сына, рассказал о его судьбе, житье-бытье.

— Главное, о чем просил Сергей Николаевич, рассмотреть сына, подержать на руках.

Димка спал, улыбаясь неизвестно чему. Его осторожно расшевелили, он проснулся, не заплакал, смело пошел на руки к гостю, сразу же потянулся ручонками к сверкающим звездочкам на погонах.

Пришла из школы Лида, деловито взяла ребенка из рук Кадена, положила на кровать, начала менять пеленки.

— Она у нас старшая нянька, — сказала Анна Михайловна, — не обессудьте.

— Все семейство Бодровых я теперь знаю. Будет что рассказать Сергею.

— Вы вместе служите? — спросила Лида.

— Делаем одно общее дело.

Пообедали. Анна Михайловна вынула из вещевого мешка фляжку спирта, налила мужчинам по четвертинке стакана. Выпили за встречу и хорошие вести.

Каден заторопился: надо побыть дома.

Кривого тяготила неясность положения. Следователь который день не вызывал на допрос, последнее свидание с ним не выходило из головы. Вадим высказал тогда ряд тревожных мыслей, о которых не хотелось вспоминать. Все это лишь предположения, пытался успокоить он себя, доказательств нет, а предположения суд во внимание не берет.

«Дернул меня черт за язык назвать Хорька и Неизвестного своими друзьями, а они теперь фигурируют в деле. Но доказать связь нельзя. Хорек должен быть уже за линией фронта с Неизвестным, ищи ветра в поле. А вдруг все-таки кто-то эту связь докажет… Нет, лучше не надо…»

Он прислушивался к шагам дежурного в надежде, что его все-таки поведут в нарсуд. В колонии вольготная жизнь, а там… видно будет. Но никто возле его камеры не останавливался. Надежда тем не менее теплилась: должно обойтись, еще не все потеряно.

«А Вадим въедливым оказался. Вопросы задает вроде бы незначащие, а ответы на них надо давать продуманные».

Никодим несказанно удивился, когда глубокой ночью в камеру вошли дежурный по райотделу и двое военных — офицер и сержант с автоматом. Он быстро собрал свои арестантские пожитки.

— Ваше дело передается в военную контрразведку, — объявил дежурный. — С ними вы сейчас должны уехать.

— Куда?

— Потом объяснят, если сочтут нужным.

— Контрразведка занимается расследованием воровства хлеба? Что-то новое, — посмотрел он на стоявшего молча офицера.

— СМЕРШ занимается вопросами пресечения враждебных действий противника в тылу фронтов, — ответил старший лейтенант.

— Какое отношение к этому имею я, сугубо мирный человек?

— Если даже имели, к СМЕРШ тоже относится.

— Да нет за мною ничего подобного!

— Разберемся.

Сержант снял с плеча ППШ, давая понять, что разговор окончен.

Кривой вышел на крыльцо, вдохнул свежего морозного воздуху, отчего закружилась голова. Батурино погрузилось в темноту, стояла тишина, казалось, нет здесь ни людей, ни животных. Щелкнула петлей открывшаяся дверь «воронка», сержант кожухом автомата подтолкнул Кривого.

Внутри «эмки» было тепло. Мягкое сиденье, спокойное урчание двигателя, ровный, накатный грейдер и движение без толчков успокаивали. Вскоре, зажавшись в угол, конвоируемый уже похрапывал. Сержант передал автомат старшему лейтенанту, начал клевать носом. Через пару часов машину дозаправили в Поворино, конвоир с шофером поменялись местами, размеренный ритм движения автомашины и монотонная работа мотора вновь начали клонить Никодима ко сну, неожиданно в голову начали приходить приятные мысли.

У Кривого не было левого глаза. Потерял по молодости в пьяной драке. Находился он в салоне слева, и, чтобы смотреть в окно, ему надо было сильно поворачивать голову. Поэтому было похоже, что сидел он отвернувшись от сопровождавших военных.

Каден не забыл обещания. Заехали к женщине на краю поселка. На удивление она вышла навстречу прилично одетая, повеселевшая, рассказала, что участковый разыскал похитителей, одного даже застрелил при попытке оказать сопротивление, заставил возвратить то, что еще уцелело.

— Но и за это спасибо.

Женщина накрыла стол.

— Чего четвертый не идет?

— Болен он, пусть посидит. Покормим в машине.

И снова путь-дорога. Там, где машину буксировал «студебекер» два дня назад, лежал ровный накатанный грейдер. Используя накопленный опыт, почти беспрепятственно переправились через Днепр вместе с колонной бензозаправщиков. Стоявший на берегу в свете фар капитан заметил черную «эмку», приложил ладонь в двупалой рукавице к головному убору.

— Приятно, когда тебя уважают, — сказал сержант с автоматом.

— Из-за боязни, — прокомментировал Никодим, молчавший всю дорогу. Подъехали к «Роще» с рассветом. Каден решил навестить Сергея в первую очередь. Когда потом выкроит время, неизвестно, а сообщить о результатах поездки не терпелось.

Бодров был в своей землянке. Часовой знал старшего лейтенанта, тем не менее сначала спросил разрешение у майора, чтобы впустить раннего гостя.

— Я опять с докладом! — хлопнул себя по бокам Каден.

— Не бери в голову. Человек на службе! Говори, что нового привез. — Незаметно для себя Сергей перешел на «ты».

— Во-первых, сын жив и здоров, богатырь! Понравились ему звездочки на погонах. Предвижу, будет военным! Держал на руках недолго. Лида забрала по-быстрому.

Гость рассказал о путешествии в Батурино, жизни матери с дочкой и внуком, Вадиме.

— Знаешь, — сказал Каден, тоже переходя на «ты», — твоя… кто она тебе — Юля?

— Невестка.

— Вот-вот, невестка подала хорошую мысль. Когда с Вадимом рассматривали фотографии, она высказала предположение, не эта ли тройка, что фигурирует в ответе Сталинградского УНКГБ, — Хорек, Кривой «и Неизвестный участвуют в расстреле девочек.

— А что, идея!

— Одно мне осталось непонятным, Сергей Николаевич. Семью вашу всю знаю. Сын есть, а где жена?

— Я отец-одиночка. Чаще такая доля достается матери, а у меня не так, как у всех. Димкина мать болеет, но дело идет на поправку. Больше, дорогой земляк, сказать ничего не могу. Сам не знаю.

— На Кривого поглядеть есть желание?

— Нет. Как ни крути, он мой земляк-хуторянин, расчувствуюсь.

— Нашли в чем признаться!

— Земляков, как и родственников, не выбирают. Что есть, то и есть. Война нас развела по разные стороны баррикад. Не будь ее, так и жили бы по соседству.

— Вряд ли. Вор он. А как потом его назовем, не знаю. Со временем скажу и об этом.

— Какие планы?

— Проведу очную ставку, а там посмотрим.

— Упрутся, будто не знают друг друга и нигде вместе не были. Надо как-то по-другому.

«По-другому» в голову не приходило.

Шли дни. Штаб СМЕРШ размещался в большом заброшенном доме, некогда принадлежавшем попу. Его достоинством был полуподвал со множеством отсеков под различные продукты, хозяйственные товары. Теперь здесь КПЗ: одиночки, групповые. Полуподвал крепкий, со стенами в два кирпича, с окнами в торцах коридора, пропускающими призрачный свет в помещение. Перекликаться в камерах, как называли отсеки задержанные, запрещалось, не разрешались и громкие разговоры с сокамерниками.

Никодима ввели в отсек с тремя соломенными лежаками. На одном сидел человек с забинтованной ногой. Кривой даже обрадовался соседству. Одиночество в батуринской КПЗ осточертело, теперь можно хотя бы шепотом перекинуться словами. Быстро познакомились.

— Говорят, самострел, — указал новый знакомый на ногу. — Теперь пулю извлекли, будут определять, из какого ствола она вылетела. Но меня это не волнует, она не была в моей винтовке. В этой камере я уже давно.

— Но ты же поранил себя?

— Попробуй из винтовки выстрелить себе в икроножную мышцу снизу вверх!

— Тут я пас, потому что сугубо гражданский.

Вскоре в отсек втолкнули третьего претендента на соломенный лежак — человека в гимнастерке без погон. Тот молча плюхнулся на свое место и вскоре засопел. «Третий», так его назвали сокамерники, встал лишь тогда, когда принесли обед, но от еды отказался.

— Такой бурдой нормальных людей не кормят, — брюзжал он, — пусть сами едят, — отодвинул он от себя алюминиевую миску с борщом.

— За что попал сюда, друг? — спросил старожил.

— Не знаю толком. Плетут несусветное.

Отказался «третий» и от ужина, за что был вызван на беседу к дежурному офицеру. Завтрак помог ему съесть «самострел ьщик», посоветовал от обеда не отказываться — можно накликать на свою голову гнев Кацо, блюстителя порядка в камерах.

— Ты-то, одноглазый, что тут делаешь?

Никодим рассказал о попытке присвоить двенадцать мешков украденного хлеба.

— И только?

— Дай мне свою статью, век помнить буду. На хрена он тебе сдался? В армию не взяли, живи и радуйся. — «Самострел» постучал себя двумя пальцами по лбу.

— Только из-за хлеба СМЕРШ разбираться не станет. Это дело милиции. Что-то ты темнишь, — пробурчал с недовольным видом «третий». — Признавайся, тебя к нам в качестве «утки» подсадили? Мы тут изливаем душу, а это потом станет известно оперативникам.

— Да уж, ты разоткровенничался! — усмехнулся Кривой. — А сам не знаешь, за что попал в нашу компанию. Помолчал бы.

— Положим, я двинул между глаз одному капитану зажатой в кулаке двухсотграммовой гирькой, а он отдал богу душу. Хотя сам был виновен, лез напролом. Потому и говорил, что понапрасну попал сюда.

— А ты, — обратился Кривой к «самострельщику». — По лбу зря стучишь. Хлеб похитили по моему плану. Думал, если удастся вывезти, а потом продать, получу кучу денег. Рассчитывал, поймают, посадят в колонию, укроюсь от друзей.

— Хорошие «друзья», если от них надо прятаться в тюрьме.

— Перестрелял бы их, и концы в воду, — дал запоздалый совет «третий».

Никодим лежал и последними словами ругал себя за откровения. «Видишь ли, возомнил себя умнее. По лбу стучит. А его мысль «перестрелять» неплохая. Дай бог выбраться! Все! Больше ни слова о себе».

Наутро на допрос вызвали сначала «старожила», потом «третьего», последним — Кривого. Старший лейтенант, который привез его из Батурино, справился о здоровье, спросил, как сошелся с сокамерниками, о чем интересном говорили.

— С незнакомыми людьми о чем можно толковать? Так, болтовня одна.

— Кто за что тут находится, говорили?

— Поделились мнением, как каждый видит свое задержание.

— Никодим, у меня возник один вопрос, помоги уточнить. С твоих слов в протоколе записано, что Хорька, твоего друга, убили. Как это случилось?

— Чего это вдруг всплыл вопрос, не имеющий ко мне отношения? Был друг, убили ножом в спину.

— Где, когда и за что?

— Не помню точно.

— Организация наша серьезная. Всякие отговорки не допускаются. Они лишь усугубляют положение подследственного.

— Давно это было, всего не упомнишь.

— Веришь в привидения?

— Никогда не сталкивался с ними. Наверное, есть, если о них говорят люди.

— Хорошо. Подписывай протокол, иди вспоминай. Подойди к окну, посмотри, нет ли там знакомых лиц.

Кривой подошел, глянул. Лицо его вдруг посерело, с испугу выронил ручку, взятую для подписания протокола.

— Узнал?

Никодим промолчал.

— Очную ставку проведем?

— Не надо.

Каден смотрел на батуринские протоколы допросов, написанные Юлькиной рукой, и нежная волна чувств колыхнула сердце. Вспомнился чистый девичий голос. Он сидел задумавшись, когда ввели Хорька.

— В предыдущей беседе со мною ты утверждал, что не знаешь Кривого?

— Впервые от вас услышал о нем.

— Врешь ведь!

— Истина — то, что есть на самом деле. Она остается такой всегда, верят в нее или нет.

— Подойди к окну, посмотри во двор на свою «истину».

Старший лейтенант стоял возле стола, когда Хорек неожиданно крутнулся от окна, стремительно распахнул дверь, проскочил мимо часового, налетел сзади на Кривого, сбил с ног, начал душить.

— Гад! Предатель!

Однако Кривой, физически более сильный, вскоре оправился от испуга, оторвал руку напавшего от горла, рванул ее вниз. Уже Хорек оказался в положении полузадушенного, когда Кацо разбросал их в разные стороны. Вскоре могучего телосложения грузин приволок упирающихся драчунов к Кадену.

— Продолжим беседу, друзья несдержанные?

— Я не знаю этого дурака, — сказал Кривой, немного успокоившись.

— Я те дам «не знаю», чмо одноглазое! — вновь ринулся Хорек в атаку. Но блюститель порядка ухватил его за шиворот и вновь усадил на прежнее место.

— Вот что, други мои ненаглядные, сейчас сюда приведут Неизвестного с известной вам подноготной. Обнюхайтесь, повспоминайте о делах минувших, да без кутерьмы всякой. Кацо может рассердиться.

Я помню лунную рапсодию И соловьиную мелодию, — напевал Каден, направляясь в кабинет начальника оперативного отделения.

— Наметился успех? — спросил Сергей, обратив внимание на лучезарное настроение земляка.

— Дают признательные показания.

— «Выбивательные»?

— Вспоминают Таллин, Львов, «лесных братьев», участие в борьбе против немцев в составе УПА, признались, что прибыли сюда для вербовки молодежи по заданию ОУН. Никакого криминала, кроме последних непродуманных шагов Хорька в Горобцах и Кривого в Горшовке. Оказывается, Никодим был там в отпуске с разрешения Хорька, но нарушил приказ вести себя тихо и мирно. О службе в рядах Украинской вспомогательной полиции даже слушать не желают. Нет, и все. Опять затор. Вспоминаю Юлькины слова, а как доказать, пока не знаю, что клички дружной тройки у нас и той, что значится в ответе Сталинградского УНКГБ, — не совпадение. О расстреле девочек пока речь не идет.

— Как ведет себя эта тройка?

— Хорек и Кривой нервничают. Неизвестный не признается, что знает своих друзей. Похоже, испытывает какие-то особые опасения по поводу будущего. Но внешним видом этого не показывает.

— Не понимает, что бесполезно?

— Все он понимает, но надеется на что-то.

Вошел Шалевич. Послушал информацию о задержании и признаниях Хорька, Кривого, отпирательстве Неизвестного.

— Сомнительно, чтобы признались, но если одеть ваших подопечных в немецкую форму с нашими поясными ремнями, сфотографировать их в том ракурсе, как на имеющемся фото, возможно, это даст что-то, — предложил он.

— Одна голова — хорошо, две еще лучше. Дело говорите.

Через пару дней улыбающийся Каден вновь был в кабинете Бодрова. Принес с собой несколько фотографий.

— Смотри, вот снимок немецкий, а это наш, одно и то же.

— А ведь похожи. Что говорят арестованные?

— Говорят, что им до этого дела нет.

— Как поступите в дальнейшем расследовании?

— Сделали несколько снимков всей тройки в фас и профиль в форме полицаев Украинской вспомогательной полиции, выслали фото в Сталинградское УНКГБ на опознание. Там с местными жителями проведут эту работу.

 

XXIV

Пришел Новый 1944 год. Еще накануне была оттепель. Деревья покрылись белоснежным инеем, все вокруг приобрело праздничный вид. В ночь пошел негустой снег, огромные снежинки на легком ветерке словно гонялись друг за другом, порхали, не желая опускаться на землю. Фронт в полсотне километров, «Роща» — глубокий тыл. Немецкая авиация не беспокоила, потому не придавали особого значения светомаскировке. Тут и там через окна и раскрытые двери свет вырывался наружу. Неважно, кто по какую сторону баррикад. Новый год для всех праздник!

В большой штабной землянке, освещенной по углам четырьмя электрическими лампочками, подключенными к автомобильным аккумуляторам, собрались подчиненные Николая Михайловича. Столы поставили буквой «Ш». Во главе застолья — начальник штаба, вновь назначенный его заместитель, начальники отделов и отделений. Стараниями Боткина на столе красовались бутылки шампанского, французского коньяка, настоящей водки «Русская горькая». На закуску — аппетитная жареная картошка, консервы, помидоры зеленые, капуста соленая, компот. Долго не садились, не вышло время. Толпились возле входа. Сергей рассказывал Кавригину, как Фессель помог справиться с задачей по захвату последнего опорного пункта и помогает в расследовании расстрела двух девочек.

— Мне кажется, — говорил он, — капитан в большей мере принесет пользу у нас, в оперативном отделении. Нового он вам ничего не скажет, у меня же работы по психологическому воздействию на противника — непочатый край. Переводчик мне нужен толковый.

— Не торопи события. Будет приказ на сформирование полка, станешь командиром, способным издавать собственные приказы, тогда и заберешь. Сейчас у тебя должности для него нет, а ходатайствовать перед начальником войск — дело многотрудное. Засветишься с ним, политотдел может вмешаться, вмиг отправят на сборный пункт военнопленных. А у тех сейчас безработица, примут с радостью, но не отдадут потом ни за какие шиши.

— Чем сейчас занимается «Гидра»? Мои им поздравления.

— Встречает Новый год.

Боткин позвал к столу. Долго и шумно рассаживались. Наконец голоса стихли. Сергея пригласил сесть рядом с собою Николай Михайлович. По другую сторону оказался новый заместитель майор Картавцев. Бодров хотел поменяться местами, так сказать, по чину, но полковник придержал его: сидите. Налил каждый себе по желанию. Боткин поставил перед Сергеем бутылку коньяка, сам налил ему бокал. Начальник штаба постучал вилкой по фужеру:

— Прошу тишины!

Он говорил о том, что уходящий год ознаменовался великими победами, и предложил первый тост выпить за то, чтобы в следующем году этот день встречать дома.

Известно, наиболее точное время — на часах начальника. Николай Михайлович смотрел, как секундная стрелка заканчивает последний круг в минувшем году. Когда она достигла верхней точки, произнес:

— С Новым годом! С новыми успехами!

Сергей выпил вместе со всеми. Коньяк подействовал быстро. Решил больше не пить, но начальник штаба вновь поднялся.

Несколько раз призывал к тишине с помощью вилки и фужера. Он вышел из-за стола, медленно покачиваясь на ногах, громко сказал:

— Давайте, друзья-товарищи, поздравим Сергея Николаевича. Вчерашним приказом начальника Главного управления войск НКВД по охране тыла создается отдельный мотострелковый полк оперативного назначения во главе с майором Бодровым! От души поздравляю!

Громкое «ура» было ответом. Сергей тоже вышел из-за стола, присутствующие сочли нужным подойти и лично поздравить со знаменательным событием.

Еще не все. Я поздравляю майора Шведова, назначенного заместителем командира полка, и майора Мухова, он начальник штаба.

Подошли Анатолий с Наташей. Она поочередно обняла Сергея, Анатолия.

— Прости, что не могу отстать, — сказал Шведов. — Опять вместе! Надоел, наверное.

— Если бы мне дали другого заместителя, не согласился бы на должность. Один не справлюсь.

— Я тоже рад, что не придется разлучаться.

— Толя! Завтра же составь представление на присвоение офицерского звания Наталье. У нее работы прибавится. Надо будет разворачивать полковой медицинский пункт. Начальник штаба сказал, что организация полка новая, потому немедленно надо дать предложения по его структуре. К сожалению, меня не освобождают от должности начальника оперативного отделения. Тебе придется тянуть лямку в качестве коренного.

Шведова отозвали в сторонку очередные поздравители. Наташа взяла за руки Сергея, заглянула в глаза.

— Сережа, мне жаль Зину, а равно и тебя. Скажи откровенно, уходит она из твоего сердца?

— Она живет не в сердце, а в душе моей. Если уйдет, образуется вакуум, который начнет втягивать в себя все, что попадется на пути. Без хвастовства, не могу и не хочу этого.

— Когда ты напишешь письмо в Михайловку?

— Не знаю.

— О чем мне написать туда?

— Что и как тебе видится. Зине, безусловно, будет приятно читать о нашем житье-бытье.

В этот момент вздрогнул всеми своими бревнами блиндаж, на головы присутствующих густо посыпалась земля. Через мгновенье из серого пыльного полусвета собравшиеся на новогоднюю встречу сослуживцы ринулись на свежий воздух. Вокруг вспугнутая тишина, слышен лишь затихающий звук летящего самолета. Без верхней одежды, разморенные теплом, отряхиваясь, отплевываясь и чертыхаясь, люди сгрудились у входа, оглядываясь на воронку в паре десятков метров от них. Усилившийся ветер теребил волосы на непокрытых головах, мороз начинал пощипывать за уши. Один за одним сослуживцы возвратились в теплую землянку. На столах и на закуске слой пыли, резкий ее запах чувствовался в воздухе.

Николай Михайлович отыскал глазами Бодрова, кивнул резко головой снизу вверх. Разберись, значит.

Сергей вновь выскочил на свежий воздух. Подбежал дежурный офицер, набросил на плечи командира шинель, подал шапку-ушанку.

— Где вы их взяли? — с удивлением рассматривая свою одежду, спросил Бодров.

— Бомба попала в ваш блиндаж. Подобрал на снегу.

— Куда еще?

— Пока не знаю.

На месте землянки, где лежали выздоравливающие красноармейцы, зияла огромная воронка, возле которой в легком платье стояла рыдающая Наташа. Сергей передал женщине свою шинель.

— Шестеро… — сказала она, ни к кому не обращаясь, тупо уставившись на дно воронки. — Шесть человек!

Бодров в подобранной шинели рядового и дежурный обошли «Рощу». Кое-где виднелись огоньки.

— Прикажите немедленно погасить свет, следите за светомаскировкой, — распорядился он.

Подошел к своей бывшей землянке. Выброшенные взрывом вещи разбросаны вокруг на десятки метров. Остановился возле штабной, где на праздник собрался командный состав, через маленькое оконце у входа пробивался яркий лучик от висевшей поблизости лампочки.

Прерванное застолье тем не менее вскоре возобновилось. Смахнули пыль, выбросили несъедобное. Главное, зелье в бутылках осталось целым и невредимым. К тому же фронтовикам, повидавшим всякое, какие-то три бомбы, сброшенные в качестве новогоднего подарка на «Рощу», не могли испортить настроение и аппетит.

Но не все возвратились на свои места.

Полковник Волынов с раздражением выслушивал доклад новоиспеченного командира полка о результатах бомбежки.

— Кто отвечает за светомаскировку?

— Заместитель по тылу, дежурный офицер.

— Вы лично видели проблески света накануне вечером?

— Видел, да не придал значения. Точнее, не заострил внимания. Не воспринял как опасность. К спокойной обстановке быстро привыкаешь.

— Первый день полка, а в нем уже потери! Надо бы наказать вас, да неудобно с этого начинать. Непосредственных виновников накажите. Где теперь жить намерены?

— В кабинете своем, пока блиндаж не восстановят, а Шведов сам о себе позаботится.

Не уходила фельдшер Светлова от глубокой ямы. Как ока-залось, в момент бомбежки в землянке с ранеными находились еще два санитара, ее ближайшие помощники. Она представляла жизнерадостные лица выздоравливающих ребят, обещавших подарить исцелительнице на Новый год нормальную температуру.

— Подарили… — вновь расплакалась Наташа.

С дежурной ротой Шведов вел поиск останков бойцов, разбросанных взрывом по лагерю. Тягостные чувства вызывали застывшие части человеческих тел. Закаленные нервы Сергея не выдержали, он не смог сдержать слез: «Надо же, на Новый год!»

Уже на следующий день Бодров с заместителем и начальником штаба подработали давно подготовленные наброски штатной структуры отдельного мотострелкового полка, а через несколько дней она была утверждена начальником войск.

В полку числились два стрелковых батальона, две роты усиления, одна резервная, вооруженная автоматами, артиллерия и тыл. В батальоне — три роты и взвод станковых пулеметов, в каждом из трех взводов отдельный ручной пулемет и два пулеметных отделения. Начальнику тыла подчинялась автомобильная рота — 64 единицы, не считая трофейных. Штатная численность полка 2016 человек.

— Войско, да еще какое! — воскликнул Шведов.

— Наш бы полк да Дмитрию Донскому! — ответил Мухов. — Похлеще засадного будет, хотя в нем числилось сорок тысяч человек.

— Кутузов бы тоже не отказался!

— А Суворов бы не взял. Куда нам по горам?!

— Упросили бы.

— Надо Боткина зажать в угол, пусть выполняет приказ Хрулева, — сказал Мухов, когда Бодров ушел.

— О чем?

— Боевые сто граммов на нос при сформировании части.

— Он говорит, когда выйдет приказ номер один по полку. В нем должно быть это отмечено.

— Надо поговорить с Сергеем Николаевичем.

— Он не пойдет на нарушение. Ходит злой после злополучной бомбежки.

В это время Бодров с Николаем Михайловичем решали вопросы организации подразделений. Отдел кадров войск НКВД выделил в распоряжение полка на должность командиров батальонов капитанов Лютова и Плешакова, командира автороты старшего лейтенанта Захаричева.

— Остальные штаты заполняйте своими выдвиженцами, ответили мне в кадрах, — сказал Николай Михайлович. — Так что со своими замами доводите дело до конца.

— Надо бы назначить Николая Дмитриевича командиром взвода «студебекеров», — предложил Шведов. — Кому как не ему непосредственно работать с шоферами.

Однако Бодров-старший наотрез отказался от должности.

— Я командиром отделения уже побывал, ничего путного из этого не получилось. А тут взвод! Вот механиком — в самый раз.

— Машины нам дадут, а с шоферами — завал, — сказал командир полка. — Па! Придется тебе взяться еще и за подготовку водителей. Подбери себе пару помощников и начинай с сегодняшнего дня.

— Свой «студебекер» я никому не отдам. Когда нужно, сам стану ездить.

Прибыли и представились два командира батальона. Сергей сразу же узнал капитана Лютова, его бывшего командира роты, с которым вместе встретили войну в неизвестном лесу где-то на границе Латвии и Белоруссии.

— Товарищ капитан, — раскрыл объятия Бодров, — рад вас видеть в нашем полку.

— Что-то припоминаю, но столько людей прошло перед глазами!

— Старшего сержанта Бодрова помните? Бандитов искали вместе?

— А, тот, кто на мотоцикле шустрил? Взводом командовал? Как вы в майора, моего командира превратились?

Сергей кратко рассказал о своем боевом пути, командовании ротой, заградотрядом, штрафным батальоном.

— Как у вас судьба сложилась?

— Не повезло. Был ранен в начале сорок второго, длительное лечение через год повторилось. Был командиром батальона в полку по охране тыла, теперь к вам.

— Рад приветствовать боевого командира, профессионала и товарища!

Плешаков Сергей — пограничник, бывший начальник заставы, с первых дней войны на фронте, тоже долгое время провел в госпиталях. Живой ум, остер на язык, худощав, выше среднего роста, он с первых дней в полку снискал к себе уважение. Батальон боготворил его.

Через десять дней после получения приказа на сформирование полка Бодров подписал приказ № 1, в котором поздравил бойцов и офицеров со столь важным событием, назначил знаменщика и ассистентов, определил время торжественного церемониала — представления полка командованию.

Первое построение полка в полном составе! В начищенных до блеска сапогах, стройные и подтянутые красноармейцы смотрелись не по-фронтовому, сверкали на солнце офицерские погоны. День выдался как на заказ: солнечный, с легким морозцем, тихий. В качестве гостей прибыли начальники войск, штаба, политотдела войск по охране тыла, заместитель начальника политуправления 3-го Украинского фронта. Вместо трибуны подогнали «студебекер», в кабине которого сидели Николай Дмитриевич и фельдшер Наташа Светова.

Сергей подал команду «Под знамя! Смирно!» Знаменщики во главе со Шведовым пронесли знамя вдоль строя. Новенькое красное полотнище с наименованием полка, торжественность момента не оставляли равнодушными собравшихся людей. Вновь не удержался от слез Николай Дмитриевич.

Руководство фронта и войск НКВД поздравило личный состав с началом боевого пути отдельного мотострелкового полка оперативного назначения. Затем прозвучала команда «К торжественному маршу…», которая во фронтовых условиях слышится довольно редко. Чеканя шаг, Бодров прошел впереди знаменщиков мимо трибуны, свернул круто вправо, встал на трибуне радом с начальником штаба. Находясь в строю, в движении, подавлял эмоции, сейчас же он с бешено колотившимся сердцем едва мог сдержаться от слез.

— Крепись! — подсказал Николай Михайлович. — У вас сегодня будет еще много поводов для слез, а командиру не положено расстраиваться. Он должен быть несгибаемым, как штык.

После прохождения полка торжественным маршем генерал подошел к кабине «студебекера», позвал шофера, подал ему руку.

— Спасибо за сына! Я на твоем месте тоже прослезился бы, — сказал он, увидев покрасневшие глаза сержанта.

Состоялся праздничный обед, вспомнили приказ Хрулева. По торжественному случаю с разрешения начальника войск превысили норму к большому неудовольствию Боткина.

Сергей, как именинник и хозяин застолья, постоянно находился рядом с генералом. Когда тот собрался уезжать, спросил:

— Какие есть вопросы?

— Надо бы командиру первого батальона присвоить звание «майор».

— Что за спешка?

— Взводным он был моим командиром роты. Вместе начинали войну, отступали, ловили бандитов. Чувствую себя неловко.

— Пиши представление. А неловкость проявлять негоже. Ты командир отдельного полка да еще начальник оперативного отделения войск НКВД фронта! Я тебе скажу, это величина! Мы тебя включим в военный совет! Не оглядывайся по сторонам.

Талант у тебя есть к военному делу. Это дано не каждому офицеру. Помнишь слова грузинского поэта Шота Руставели из «Витязя в тигровой шкуре»: «Каждый мнит себя стратегом…» Но не каждый имеет соответствующую голову. Чтобы больше я не слышал разговоров о чувстве неловкости.

— Есть!

— Молодость — не помеха в больших делах! Звучит несколько высокопарно, но по сути своей изречение верное, — улыбнулся генерал. — Дел у нас слишком много, не до сантиментов.

Вечером Сергей побывал у Анатолия с Наташей, «в кругу семьи». Хозяйка зажарила щуку, невесть как попавшую в «Рощу».

— Вездесущий Боткин расстарался, — ответила она на восторженное восклицание гостя.

Пока женщина занималась ужином, мужчины углубились в нескончаемые проблемы. Сейчас стоял вопрос о формировании разведывательного отделения полка. У командира и заместителей не было единого мнения по кандидатуре его начальника. Сергей полагал, надо просить штаб войск НКВД 4-го Украинского фронта откомандировать в его подчинение Евтеева, ушедшего туда из «Гидры». Анатолий считал, что дело это долгое, предлагал поручить младшему лейтенанту Лисячко занять ответственную должность.

— У него есть Марина, преданная подруга из местных жителей, — убеждал он. — С ее помощью можно приобрести добровольных помощников, создать бригады содействия в Горобцах и окружающих селах.

— Пусть будет по-твоему. Вызывай, говори, предлагай. В ближайшее время проведем чекистско-войсковые операции в Крынках, Борщевке, Галушках, других хуторах и поселках. Поручи Лисячко организовать разведку в этих населенных пунктах, необходимо знать, у кого есть оружие, а также выявить пособников врага, дезертиров, других преступников, действия членов УПА во время оккупации, их поведение в настоящее время. Подбери ему пару помощников. Лучше будет, если он останется в Горобцах. Обязанности командира взвода возложи на его заместителя. Если справится, присвоим ему очередное звание. В указанных поселках выставь взводные гарнизоны. Задачу эту поручи командирам батальонов.

— Наталья подает сигналы, чтобы разговоры прекратили. Надо выполнить требования жены.

Устим с присущей молодому человеку энергией принялся за дело. Вскоре возле дома купца по вечерам начала собираться молодежь. Один из парней оказался гармонистом, хотя и неважно, но добросовестно наигрывал вальс, танго, фокстрот. Сначала одни девушки, а потом и парни начали принимать участие в танцах.

Марина с Катюшкой, ее неразлучной подругой, — заводилы веселья. Снег не снег, мороз нипочем. Наскучило сидеть по домам, новостей накопилось — куча, не поделиться ими нет сил. Бойцы сначала робко, но потом активнее приглашали девушек на танец. Поселок давно уже не слышал веселья, смеха.

Через несколько дней Лисячко уже знал: к тетке Дуньке приехал племянник — отпускник с погонами ефрейтора, но на танцы идти отказывается. Этой же ночью «отпускника» задержали патрули, оказался он без документов.

— Ты кто такой? — спросил Лисячко.

— Украинец.

— Я тоже принадлежу к этой нации. А поточнее?

— Дезертир.

— Чего ради? Ведь наступаем!

— Опротивело все.

— Какие строил планы?

— Записаться в УПА и принести Украине больше пользы, чем в Красной Армии.

— Оттуда тоже дезертируешь?

— Если надоест, уйду из УПА.

— Твой путь теперь в штрафную роту.

— Я везучий.

— Не похоже.

На одном из пацанов были замечены немецкие сапоги. При обыске в доме обнаружилось еще шесть пар. Он оказался мародером, орудовавшим на окружавших поселок высотах.

Катюшкина двоюродная сестра жила в соседнем селе Крынки.

— Ты часто ходишь в гости к сестре? — спросил Устим.

— Раз в неделю бываю.

— Среди молодежи есть у тебя подруги?

— Все свои. Вечерами вместе время проводим, когда бываю там.

— С Мариной можете в селе организовать танцы?

— Гармониста там нету.

По распоряжению Шведова в полку отыскали несколько бойцов, умевших играть на гармошках. Шалевич через политотдел войск и политуправление фронта сумел раздобыть четыре инструмента, и вскоре в Крынках, Борщевке, Ястребках возле расположения взводных гарнизонов по вечерам кучковались парни и девушки. С помощью Марины и командиров взводов в селах были выявлены сочувствующие советской власти молодые женщины. После бесед с ними они были определены доверенными лицами. По их наводке к концу января стало возможным задержать четырех уклонистов от службы в армии и двух дезертиров, скрывавшихся в родных стенах.

От Горобцов до Крынок на север около шести километров. Ближе к селу дорога идет через широкий участок редкого леса с зарослями кустарника. Крынки расположены как бы на поляне в их обрамлении. С опушки леса можно наблюдать едва ли не за каждым из пятидесяти дворов. Дом сельского совета, построенный чуть более десяти лет назад из материалов раскулаченных хозяйств, стоит в самом центре. Жилые постройки в поселке оштукатурены, побелены, а сельский совет голыми бревнами, будто ребрами, ярко выделяется среди собратьев. Здесь разместился взвод седьмой роты. Сюда во второй половине дня пришли Лисячко с Мариной. Девушка намеревалась повидаться с Катиной двоюродной сестрой. Устим вместе с командиром взвода приступили к составлению схемы расположения поселка в преддверии чекистско-войсковой операции.

Сделать наброски схемы поселка, когда весь он как на ладони, дело несложное, но скрупулезное. Младший лейтенант не заметил, как кончился короткий зимний день. Спохватился, когда начало темнеть. А тут уж чуть раньше, чуть позже — разницы никакой. Командир взвода дал указание покормить молодых людей перед дорогой.

— Оставайтесь на ночь, — советовал он.

— Всего полтора часа, и мы дома, — возражала Марина.

Начала собираться молодежь. Гармонист с румянцем во всю щеку тут как тут. В Горобцах Устиму с девушкой танцевать не приходилось. Там у него другая задача — вести наблюдение. А тут такая возможность! Упустить — грех!

— Одно танго, и все, — сказала Марина.

— И вальс еще. Добуду мотоцикл, станем ездить сюда на танцы.

Где два танца, там и три. Начали собираться в дорогу, еще раз провальсировали и, не останавливаясь, пошли по дороге.

Устиму хотелось побыть с девушкой наедине. Погода позволяла. Легкий морозец, дорога накатана, слабый ветерок и глазастая луна, куда еще лучше!

Скрип снега слышался за сотню метров. Парень притягивал к себе Марину. Останавливались, целовались.

Вошли в заросли, когда вокруг потемнело, светилась луной лишь дорога.

— Мне боязно. Вдруг волки!

— У меня пистолет с собой.

Устим переложил оружие под гимнастерку для согрева, тяжелый ТТ скользнул, повис стволом вниз, придавленный к животу брючным ремнем. Взял руку девушки в свою, опустил их вместе в карман шинели — так спокойнее. Пустынная дорога, белая и безжизненная, навевала тревожные мысли. Лисячко обернулся: не повернуть ли назад? Но мужское самолюбие пересилило здравый смысл. Пригнув голову, словно набычившись, продолжал идти. Марина в валенках с калошами едва поспевала за ним.

Впереди показался дуб, от которого дорога поворачивала к Горобцам. Под деревом столетней давности скамейка. Служила она местом отдыха пеших путников, встречи влюбленных. Люди уже забыли, кто и когда ее сделал. «Скамейку свиданий» знали стар и млад. Если назначалась встреча под дубом, вопросы не возникали, каждый знал, о чем шла речь.

— Присядем на «скамейку свиданий»?

— Надо бы идти побыстрее…

Свернули к дереву, и тут вдруг от ствола шагнули навстречу двое. Устим ойкнуть не успел, как неизвестные железной хваткой вцепились, заломили руки назад. Из-за кустов появились еще два человека. Они набросились на девушку, пытавшуюся освободить спутника.

Чужие быстрые руки ощупали Устима, наткнулись на пустую кобуру.

— Где оружие? — с ехидцей в голосе спросил обыскивающий.

— Пистолет тяжелый, а идти далеко. Оставил на службе.

— Везет нам на идиотов!

— У тебя какое оружие? — обратился тот же человек к девушке.

— Какое у дитя оружие? — ответил Лисячко за Марину, прижавшуюся к парню.

— Помолчи, заступник. Иначе схватишь вот этого дрына, — погрозил увесистим колом стоявший до сих пор молча один из напавших. Заметный акцент выдавал в нем прибалта.

Задержанных посадили на скамью, четверка отошла в сторону. Устим попросил девушку отвернуться, достал через гульфик теплый пистолет.

— Зря ввязались в пустое дело, — раздраженно сказал «ехидный».

— Он должен быть вооружен. Промашка получилась.

— Что будем делать с ними? — задал вопрос взволнованным голосом один из четверки.

— По намеченному плану. Пока их отыщут, уйдем в большой лес, — ответил «прибалт».

— А кто это сделает? Жалко все-таки.

— Я, — отозвался человек с колом. — Дело пустяковое. Не впервой.

Группа стояла в пяти-шести метрах от задержанных. Говорили вслух, не скрывая своих намерений.

— Как только кто-то двинется к нам, — шепнул Устим, — становись на колени, будто молишься. Начну стрелять — ложись.

Услышав приговор, Лисячко громко крикнул:

— Могу напомнить Уголовный кодекс: за нападение на офицера Красной Армии — расстрел.

Громким смехом банда встретила его слова.

— Посмотрим, как расстреляют, — сказал «прибалт». Ударом о свою ладонь он опробовал дубину и двинулся к молодым людям.

В двух шагах от себя Устим выстрелил в лицо бандиту. Тот плюхнулся всей тяжестью в снег. Палка отскочила к коленям Марины, не успевшей лечь. Лисячко выстрелил в сторону разбегавшихся людей, один из них упал, другие исчезли в кустах.

Тут же раздалась длинная запоздалая очередь из автомата. Но стреляли с противоположной от скамейки стороны. Пули просвистели у самой земли, глухо ударили о дерево. Потом послышались торопливые шаги уходивших по снегу людей.

Марина плакала. Устим прижимал ее голову в себе, целовал мокрые от слез щеки и губы, успокаивал. Он стоял лицом к девушке.

— Ой! — вдруг со страхом вскрикнула она.

Лисячко резко обернулся. Второй упавший после выстрела из пистолета сидел на снегу. Младший лейтенант схватился за оружие, но сидевший торопливо заговорил:

— Не стреляйте! У меня нет оружия!

— Бандит, ты ранен? — спросил Устим, удерживая пистолет в готовности к стрельбе.

— Нет. Я испугался. Думал, пуля угодила в меня, а попала в борт пальто. Похоже, меня мать родила в рубашке.

— Поднимись на колени. Руки — вверх!

Устим обыскал задержанного, проверил одежду убитого. Оружие и документы отсутствовали. На поясе лежавшего без движения человека он обнаружил обмотанную вокруг тела тонкую веревку.

— Это зачем?

— Должны были повесить на дубу девку в назидание другим.

— Как я вписывался в ваши планы?

— Забить колом до смерти и посадить под ноги повешенной.

— Откуда вы взялись?

— Были вместе с вами на танцах. Когда вы начали собираться в дорогу, мы ушли раньше вас на несколько минут.

— В Крынки откуда пришли?

— Мы с Захаром местные, а этот, — задержанный пренебрежительно ткнул носком сапога в бездыханное тело, — и тот, что с автоматом, живут где-то в лесу. Они пришли, чтобы в нашем селе сформировать для УПА рой, отделение значит. Думали, у вас с девкой есть оружие.

— Кто организовал наш захват?

— Захар. Он у нас командир роя.

— В других селах есть подобные вербовщики?

— Слышал, что командир у них какой-то Хорек, где он, не знаю.

— Как зовут?

— Янко.

— Вот что, Янко, сейчас вместе потащим на веревке убитого. Не рыпайся, иначе застрелю!

Луна по-прежнему ярко высвечивала зимнюю дорогу. По ней веревкой медленно тащили убитого бандита двое мужчин, сзади бодро шагала женщина с пистолетом в руке. Для надежности веревка вторым концом была привязана к брючному ремню задержанного.

Через пару дней Марина с Катюшкой вновь пришли в Крынки к родственнице и знакомым ребятам по танцам у сельсовета.

Этим же числом Бодров подписал приказ, запрещавший офицерам покидать пределы подразделений и полка без вооруженного сопровождения. За легкомысленное поведение, лишь по счастливой случайности не приведшее к гибели, начальнику разведывательного отделения Мухов объявил выговор.

 

XXV

Происшествие с Лисячко встревожило Кадена. До сего времени он не располагал информацией о наличии в армейском тылу активных боевиков УПА, а тут объявилась сразу группа. Есть даже роевой Захар. Все попытки оперуполномоченного привлечь на свою сторону Янко, чтобы с его помощью выявить наличие подполья ОУН — УПА, а в последующем внедриться в их структуру, к успеху не привели.

— Захар считает меня убитым, — рассуждал тот, — и вдруг я появлюсь с того света. Это сразу вызовет подозрение. Меня немедленно расстреляют, как вашего агента.

— Значит, помочь не желаешь?

— Если бы и пожелал, то не знаю как.

— Кого-нибудь из сочувствующих УПА знаешь, а может, слышал в разговорах какие-то имена?

— Слышал о Хорьке.

— Не спеши, вспомни еще кого-нибудь. Для тебя это жизненно важно.

— Дядя, — обратился парень к Кадену, — постойте, постойте… Я слышал однажды о каком-то дяде Опанасе и его брате.

— За это ты молодчина! — воскликнул старший лейтенант обрадованно. — Вот видишь, твое дело в военный трибунал пока передавать не буду. Если задержим кого-то из жителей Крынок, сможешь участвовать в опознании?

— Если узнаю, скажу.

— Отец-то у тебя где?

— Ушел на фронт в сорок первом, до сих пор ни слуху ни духу.

— Вся статья быть тебе с нами, а не с бандитами.

— Я не знаю, как лучше. С бандитами я не хочу иметь дело. УПА, она ведь против немцев.

— А напали на офицера Красной Армии?

Янко засопел, виновато опустил глаза.

— Если бы знал, не пошел с ними. Говорили, что отберут оружие и все. Уж потом сказали про план. Это Захар. Обрадовался назначению его роевым, вот и старается.

Каден сидел за своим столом в доме купца, барабанил пальцами по крышке, мурлыкал под нос любимую «Рапсодию». Начальник отдела остался доволен докладом о полученной от Янко информации.

— Это веревочка, — сказал он, — тяни!

Как «тянуть»? Мысли не выстраивались в логическую цепочку. Так, обрывки…

«Арестовать Захара? — рассуждал он сам с собою. — Но что это даст? Мало ли чего мог наговорить Янко со страху».

— Стоп! — сам себя хлопнул ладонью по колену. — А что, если?..

Тут же набросал план работы своего агента по внедрению в местное подразделение УПА, если оно как таковое существовало.

…Генка Усиков ежедневно приходил на танцы к купеческому дому. Каден, когда бывал здесь, не участвовал в веселье, наблюдал из окна за молодежью. Если возникала нужда встретиться с агентом, занавеска на окне отодвигалась несколько в сторону. Это являлось сигналом, Генка незаметно оставлял круг, уходил за дом, где его поджидал Каден. Обычно особых задач и важной информации не было, потому виделись накоротке. Сегодня встреча была иной.

— Геннадий, ты брата дяди Опанаса знаешь?

— Какого?

— Сколько их у него?

— Трое.

— Все живут здесь?

— Не знаю. Один вроде бы в дивизии СС служит, а второй появлялся ненадолго, когда здесь хозяйничали немцы. А где теперь, неизвестно.

— Надо с третьим подружиться.

— Он гораздо старше меня. Какая тут дружба?! Зовут его Остап.

— Есть сведения, тутошний братец Опанаса вместе с ним связан с вербовщиками в УПА. Если войдешь в доверие к Остапу, мы получим возможность контролировать действия местных боевиков.

— Как к нему подступиться, не представляю. Жаль, что не ходит на танцы, — пошутил Генка, — тогда бы без хлопот.

— Наверняка и среди молодежи есть люди, которые с ним связаны. Приглядись, поразмысли. Завтра встретимся здесь же.

Генка снова вошел в круг со стоявшей в сторонке девушкой. На удивление парня, она еще в начале вечера пригласила его на танец и теперь не отходила.

— Чего это ты так долго отсутствовал? — поинтересовалась партнерша. — Жду, жду, а тебя нет и нет.

— Надо было.

— Ясно, — хихикнула девушка. — Живот, одним словом, подвел…

— Всякое бывает.

— А у меня есть серьезный разговор, — сказала она и прижалась к парню.

— Какой же это серьезный? — не понял Генка.

— С тобою хочет поговорить один человек.

— Пусть подойдет, потолкуем, всего-то делов.

— Его здесь нет. Это дядя Остап. Ты меня проводишь, возле дома он встретит нас.

— Чего это вдруг я ему понадобился? Сколько раз видел, никогда ничего не спрашивал. Ты не знаешь?

— Не имею понятия.

«Надо бы старшего лейтенанта повидать», — завертелась мысль. Но занавеска на окне была уже задвинута. Поздно!

До конца танцев разговор о внезапно возникшем деле не возобновлялся. Настроение у Геннадия испортилось, хотя изо всех сил он старался не показывать этого.

Наконец гармонист на половине ноты оборвал вальс, сомкнул мехи, застегнул ремешок.

— Все! — сказал он. — На сегодня хватит. Поберегите ноги до завтра!

— Проводишь? — спросила девушка.

— Интересно все-таки побеседовать с человеком, если он этого хочет.

Шли молча. Спутница держала парня за руку, строила планы на завтрашние танцы, подводила итог, в каком «па», как она сказала, у них лучше получается.

Ну вот и знакомый дом. Из тени высокого забора навстречу шагнул человек. Девушка, не прощаясь, скрылась за калиткой.

— Дядя Остап! Ты меня хотел видеть? Не могу догадаться зачем.

— Не торопись узнать. Как себя чувствуешь?

— Танцы рано кончились сегодня. Живот расстроился. Все остальное нормально.

— Ты помнишь Опанаса?

— Мы же с ним вместе участвовали в нападении на гарнизон военных. Хороший был человек. Хотел взять меня в свой отряд, четой он его называл, назначить разведчиком.

— Желал бы ты стать повстанцем?

— Дяди Остапа-то нет.

— Есть другие люди, которые отомстят за него.

— Честно говоря, не очень-то хочется по лесам скитаться. Но за Ванька, друга моего, которого тогда тоже убили, я еще не отомстил, а желание есть.

— Расскажи, как тебе удалось отвертеться от чекистов тем вечером?

Геннадий повторил сочиненную легенду.

— Хорек куда-то пропал, — сказал Остап. — Ты не сможешь узнать, где он сейчас?

— Каким образом?

— Подружись с Лисячко. Он на танцах бывает часто. Если, не дай бог, нашего друга арестовали, младший лейтенант наверняка знает об этом. Скажешь, будто слышал от Опанаса о Хорьке.

— Я на самом деле слышал. Видел даже, как ваш брат ему какую-то бумажку передавал.

— Ты об этом не говорил, когда разбирались с тобою?

— Нет конечно. Ванек, например, в носу ковырял, здоровый такой, я его не знаю, все время чесался. Обо всем говорить, что ли?!

— Вот и расскажи Лисячко, будто забыл при разборе сказать, кто в чем ковырялся, в каком месте чесался.

— Про бумагу тоже можно сказать?

— Нет. Вдруг Хорька поймают. Лишние расспросы. А в той бумажке моя фамилия значилась.

— Хорошо это или плохо?

— Плохо, если она попадет в руки чекистам СМЕРШ. Если бы знали, что твоя фамилия тоже в той бумажке, тебя бы не отпустили.

— Разговорить Лисячко я смогу. А как подойти к нему, с каким предложением?

— Кто ему нравится из девушек?

— Не знаю.

— Скажешь, будто твоя сегодняшняя партнерша влюбилась в него.

— А если он у нее спросит?

— Она подтвердит. Завтра ты эту задачу будешь решать, послезавтра, а на третий день, как стемнеет, приходи сюда. Мы соберем всех, чьи фамилии значились в списке Опанаса. Не разболтаешь? У нас это строго карается.

— Если считаете меня глупым, зачем поручаете ответственное и опасное дело?

— Думал бы о тебе так, не позвал бы для разговора. Предупредил. Таков порядок. И еще. На днях двоих наших застрелил этот самый Лисячко. Ночью из засады. Подло. Узнай, похоронили их или могут отдать родственникам?

— Не отдадут. Тех, которых тогда в доме купца перестреляли, не отдали же? Отвезли куда-то.

— Твой вопрос нужен, чтобы удостовериться, оба убиты или кто ранен?

— Младший лейтенант заслуживает, чтобы его расстрелять?

— Рано, — покосился Остап на парня. — Но приглядывайся на этот счет. Придет время, каждому воздастся по заслугам.

Следующим вечером Каден вновь стоял у окна. Отодвинул на обусловленную ширину занавеску, смотрел на танцующие пары. Видел Геннадия со вчерашней девушкой. «Неужели понравилась? Ни кожи, ни рожи, название одно, что девка». Геннадий видел условный сигнал, но не шел. Значит, что-то произошло. Ничего другого не оставалось, как ждать. Еще не закончился очередной танец, а Геннадий неожиданно оставил партнершу и бегом устремился в калитку. Через вторую дверь вовнутрь двора не менее стремительно бросился старший лейтенант. В конце коридора они столкнулись нос к носу.

Геннадий выпалил одним духом о неожиданном приглашении брата Опанаса, его поручениях, необходимости встречи с Лисячко. Тут же получил ответы на интересующие Остапа вопросы: войти в группу повстанцев, о Хорьке информации нет, младший лейтенант застрелил обоих бандитов, на встречу идти и вести себя, как участник налета на военный гарнизон и близкий знакомый Опанаса, а значит, и Остапа, с девкой связь поддерживать.

Вечер следующего дня выдался тихим, как перед бурей. Холодный ветер затих. Луна скрылась за облаками, потому темно на утоптанном до глянца танцевальном круге. Но это только солидным людям кажется, что танцевать при хорошем освещении лучше.

Дуська в темноте прижималась к Геннадию, сбивала с ритма вальса. Парень не имел «дамы сердца», потому спокойно относился к ярко выраженным намерениям девушки сблизиться. Было даже приятно. Тепло, исходившее от нее, согревало.

— Ты знаешь, что я должен сказать младшему лейтенанту, будто ты любишь его?

— Знаю. Но для этого нужно, чтобы ты с ним встретился. Если правду сказать, ты мне нравишься больше, хотя он тоже симпатичный.

В это время в освещенном четырехугольнике дверного проема показался Лисячко. Он остановился, внимательно наблюдая за молодежью, ожидая момента отдыха. Генка снял руки девушки со своих плеч, решительно направился к младшему лейтенанту. Тот уже знал о цели этой встречи, потому разговор получился коротким. Парень вновь подошел к партнерше, и они продолжили танго.

— Ну и что? Откликнется он на мою «любовь»? — заинтересованно спросила Дуська. — Можно ждать приглашения на встречу?

— Нет, к сожалению. У него есть приказ, запрещающий офицерам отлучаться из гарнизона без охраны. Представляешь, идет провожатый с симпатичной девушкой, а их сопровождают автоматчики. Всем весело! Правда ведь?

— Да уж! — хихикнула Дуська, уткнувшись в расстегнутый пиджак парня. Не хотелось, но провожать партнершу пришлось. В отсутствие лунного света дом девушки казался мрачным, огромным. Никто не подошел. Молодые люди посидели на лавочке у забора. Здесь, вблизи дома, Дуська была другой. Она отодвинулась от парня, говорила пустяковые слова громко, будто они предназначались для кого-то другого. Потом резко встала, строгая и неприступная, кивнула головой — «до завтра» — и скрылась в темном провале калитки.

«Завтра» началось с наступлением сумерек следующего дня. Погода резко изменилась. Подул северо-западный ветер, полетели колючие снежинки, по дороге змеилась поземка.

Едва Геннадий подошел к Дуськиному дому, перед его носом распахнулась калитка, девушка взяла его за руку и повела к коридору, не ответив даже на его «здравствуй». Темнота окружила молодых людей. Девушка внезапно остановилась, обвила шею парня руками и поцеловала в губы. Затем быстро отстранилась, и почти сразу открылась дверь в освещенную комнату. Напротив входа, опершись широкой грудью о стол, сидел Остап. Он по-дружески улыбнулся, указал жестом на скамью рядом с собою, поинтересовался здоровьем.

Геннадий впервые видел его так близко, хотя в общем-то знал всегда. Это был обрюзгший пятидесятилетний мужчина, с волосами, посеребренными на висках, лоснящимися губами и щеками, крупным лицом, маленькими неопределенного цвета глазами. Широкоплеч. Чувствовалась в нем большая физическая сила.

— Какие новости?

— Младший лейтенант отказался встретиться с «влюбившейся» в него девушкой. Сослался на приказ, который вышел после известных событий.

— А по поводу моих поручений?

— Я спросил, что за банда напала на него. Он ответил, что двух застрелил, другие скрылись, кто они, не знает. Было их, по его словам, человек десять, сожалеет, что не захватил с собою автомат, перестрелял бы.

— Врет напропалую. Четверо всего. Ты с оставшимися в живых сегодня познакомишься. За информацию спасибо. Еще чего интересного сообщил Лисячко?

— Торопился по каким-то своим делам, говорить долго не пришлось. Пригласил прийти днем поближе познакомиться. О Хорьке разговор не состоялся.

— Сходи, сходи. Обязательно побывай да присмотрись, нельзя ли повторить нападение на гарнизон с лучшими результатами.

Вскоре один за другим начали прибывать гости. Приходившие назывались конспиративными именами, неумело прищелкивали каблуками, резко сверху вниз вскидывали голову, как гусары, что выглядело со стороны довольно нелепо. Лица серьезные, а поведение шутовское. Клички вычурные, незапоминающиеся. Одно лишь имя Генка зафиксировал сразу — Амулет. Оно принадлежало среднего роста крепышу с суровым лицом, будто оловянным мутным взглядом и автоматом на шее, который тот не снял даже в комнате. Вслед за ним вошел молодой парень из соседних Крынок, хлюпнул мокрыми скособоченными каблуками сапог, представился:

— Роевой.

— Эта пара, — шепнул Остап, нагнувшись к Геннадию, — осталась в живых после нападения на них Лисячко. Захар — командир несуществующего отделения. Было у него два боевика, Лисячко их застрелил. Псевдоним взял по названию должности. Рвется в бой. Жаль, совсем неграмотный.

Разговаривая с Остапом, Геннадий заметил на себе настороженный, колючий взгляд Амулета, тут же на него переключил свой взор Роевой.

— Что за тип? — спросил крепыш у Остапа, продолжая упорно глядеть на Генку.

— От типа слышу, — ответил парень. — Сам-то ты кто?

— Мои полномочия может подтвердить Остап, — несколько смягчил свой тон Амулет, явно не ожидавший решительного отпора.

— А мой — Хорек!

— Это верно, — согласился хозяин дома. — Они с Хорьком вместе участвовали в нападении на дом купца.

— Подозрительно все-таки, как ему удалось вырваться из цепких лап СМЕРШ, когда одних поубивали, а других арестовали.

— Этот вопрос и к тебе, — сказал Геннадий, глядя Амулету в глаза. — Почему других перестреляли, а вас с Роевым отпустили? Никто ведь не знает, что произошло там, в лесу, на самом деле.

— Нас ноги выручили.

— А меня — голова!

— Ладно, ладно, — примирительно улыбнулся Остап, — поговорили, и хватит, а то можно зайти слишком далеко. А вам придется, возможно, воевать вместе.

— Я его в свою чету не возьму. Больно непочтителен со старшими.

— Другие взводы существуют. Слишком быстро убегающие мне не по душе.

Клеймо «быстро убегающих» явно не понравилось Амулету. Он с ненавистью посмотрел на Геннадия, отвернулся. Напротив, Роевого смелый парень заинтересовал. Он с улыбкой смотрел на человека, сумевшего в два счета справиться с властным и безжалостным Амулетом, пугавшим своей неприступностью.

Между тем подходили другие приглашенные. Вскоре собралось человек десять, среди них были Оксана, дочь убитого старосты, и партнерша Геннадия по танцам Дуська.

Не вставая, Остап призвал к вниманию собравшихся, начал говорить о том, что подрайонный провод ОУН поручил ему создать подпольные ячейки в Горобцах и других населенных пунктах с целью сформировать в последующем полнокровную сотню боевиков для Украинской повстанческой армии.

— До создания сотни и назначения командира мне поручено выполнять обязанности его помощника, бунчужного. Впредь так меня называйте. Потому первый приказ: без моего разрешения никаких диверсионно-террористических акций не производить. Сейчас в своих поселках формируйте рои, запасайтесь оружием, организуйте боевую подготовку к действиям в качестве повстанца и в составе роя. В зимнее время организуйте подготовку по оружейному делу: изучите винтовку, автомат как советского, так и немецкого производства, гранаты РГД, Ф-1, немецкие штильгранат. Плакаты с изображением этого оружия получите у Евдокии. — Остап кивнул головой в сторону напыщенной партнерши Геннадия по танцам. — Как только фронт двинется вперед, начнем уходить в лес, там будем заниматься полевой выучкой, готовить базовый лагерь с землянками на чету, отдельные бункеры на рои, начинайте готовить крыевки в селах на два-три человека уже сейчас.

По весне нам предписано направить на двухмесячные курсы подстаршин, то есть прапорщиков, пару хлопцев.

— Я поеду! — выкрикнул Захар.

Бунчужный посмотрел на Роевого. Амулет дернул того сзади за пиджак: садись, значит.

— Из несдержанного человека хороший командир не получится, — продолжил Остап начатый разговор.

— Я больше не буду, — вновь вскочил со своего места Захар.

— В УПА разработан и действует дисциплинарный устав, хотя и проект пока. В соответствии с ним вам, Роевой, за недисциплинированность объявляю выговор.

— Я же ничего, — шмыгнул носом провинившийся.

— Роевой прервал важную мысль. Берегите молодежь от призыва в Красную Армию. Для этого, собственно, создавайте крыевки.

Бунчужный долго еще говорил о задачах и перспективах развития подпольных ячеек в УПА. В заключение посоветовал:

— Надо выучить молитвы: «Отче наш» и «Украина, святая мать героев». Они нужны будут для повседневного чтения утром и вечером. И последнее, — сказал он. — Если возникает необходимость передать какие-то распоряжения, стану присылать связника с записками на папиросной бумаге с Геннадием или Евдокией.

— Пане Бунчужный, простите Роевого, — сказал Амулет. — Я займусь его воспитанием. А того, — ткнул он пальцем в сторону Геннадия, — к нему не присылайте. Неподходящий он для этого парень.

— Мне решать, что и как делать, кого и куда посылать!

— Ну-ну…

Когда гости стали покидать дом Евдокии, Остап придержал Геннадия.

— Ты стрелять умеешь? — спросил он.

— Приходилось!

Бунчужный достал с верхней полки шкафа парабеллум, передал его парню.

— Возьми, — сказал он. — Не нравится мне поведение Амулета. Мстительный и очень мнительный человек. Ожидать от такого можно всякое. Поостерегись.

Геннадий вышел чуть позже, когда за последним посетителем закрылась входная калитка. Он спрыгнул с верхней ступеньки крыльца во двор, перескочил через невысокий штакетник, чтобы не скрипеть снегом, подошел к забору со стороны сада в то время, когда мимо проходили недавние «собратья». Понаблюдал в щель между досками. Подошли Амулет с Роевым, остановились.

— Подождем здесь, — сказал Амулет, — надо с гадом рассчитаться. Больно говорливый.

— Мне Бунчужный выговор объявил ни за что, тебя расстреляет за связника.

— Откуда он узнает, если ты не проболтаешься!

— Мне-то что? Сексотом никогда не был.

— Скажем, показалось, будто нас кто-то преследовал.

Амулет снял автомат, передернул затвор.

— Что-то долго не идет.

— С Дуськой прощается. Ты видел, как она на него смотрела?! Жаль бабу.

— Заменишь, — хихикнул Амулет. — На второй день после гибели возлюбленного она не вспомнит о нем.

Роевой стоял лицом к забору. Было темно. Неожиданно едва ли не перед носом на фоне летящих снежинок над забором возникла фигура человека.

— Г… Геннадий?! — изумился он.

Крепыш с автоматом в руке резко крутнулся, но сверху вниз полоснуло пламя в его голову.

— Не стреляй в меня! — взмолился Захар, подняв вверх руки.

В снежном воздухе выстрел прозвучал глухо. Геннадий перебрался через забор, поднял автомат.

— Пошли назад к Бунчужному, — сказал он Захару, — пусть разберется, кто прав, кто виноват.

Остап слышал выстрел и почти не сомневался, что могло произойти. Но был заметно обрадован, когда Геннадий под дулом автомата привел Роевого.

— Пан Бунчужный, — сказал он, — тебе судить по справедливости то, что произошло.

Геннадий рассказал все как было.

— Что скажешь? — обратился Остап к Роевому.

— Генка говорит правду. Амулет хотел убить его, но не успел.

— За что?

— Не понравился, и еще за подковырку.

— Мое решение: Геннадий поступил правильно, застрелил Амулета, защищая собственную жизнь. Тебя бы тоже надо расстрелять.

— Пан Бунчужный, простите Христа ради. Я тут ни при чем. Мне Геннадий даже нравится. Я бы взял его в свое отделение.

— Будешь должником. За сегодняшний вечер несколько раз проштрафился. Еще такой случай, и я тебя лично расстреляю.

— Слушаюсь, пан, — попятился Захар к выходу.

— Друга своего не трогай! — крикнул вдогонку Остап. — Пусть его подберут патрули! Жаль, боевик был бесстрашный, — обратился он к Геннадию, — но что сделано, уже не поправишь. Тот, кто умнее, должен обойти стороной глупого, у тебя не получилось.

— Обойди, меня застрелили бы. Его злобный оловянный взгляд вижу до сих пор.

— Свершившийся факт пойдет на пользу. Роевой теперь станет другим рассказывать о строгой дисциплине в рядах повстанцев и справедливом Бунчужном, которого, бог даст, поставят командиром сотни.

Следующим днем Геннадий встретился с Каденом, рассказал о результатах знакомства с Остапом, расстреле бандита, организовавшего нападение на младшего лейтенанта и его спутницу. Старший лейтенант немедленно связался с Бодровым по радио, передал сигнал «Есть важное дело». Ответ поступил тут же: «Ждите». Через час командир полка был в Горобцах. Теперь уже Каден излагал сообщение своего осведомителя.

— Молодец твой агент. — Сергей сделал вид, будто не знает, о ком идет речь. — Какие в этой связи возникли мысли?

— Надо выявить место проживания лиц, которые присутствовали на сходке у Остапа. В последующем установим за ними наблюдение, и постепенно вся эта компания окажется под нашим контролем. В случае проявления враждебных намерений будем пресекать их действия.

— Мне об этих планах знать не обязательно.

— Я и не собираюсь раскрывать содержание мероприятий.

— Зачем меня позвали?

— Одну акцию без вас, имею в виду полк, мы осуществить не сможем. Надо повременить с проведением чекистско-войсковой операции в Крынках, Борщевке, Галушках, Ястребках.

— Но у нас она намечена на завтра.

— Надо отложить на три дня. Причем об операции жители будут знать заранее.

— Она должна начаться внезапно с рассветом.

— Все так, но без «внезапно».

— Поясни, что за идея?

— Сегодня осведомитель увидится с Остапом, предупредит, что на третий день рано утром начнется операция по проверке документов и поиску оружия, очистке поселков от враждебного и преступного элемента. Как связника, Ге… агента пошлют немедленно предупредить своих людей. Авторитет осведомителя возрастет, мы будем знать адреса.

— А нам в результате…

— Вас ни в одном доме не встретят огнем. Такое случается при внезапном столкновении. Когда люди будут ожидать проверок и поисков, они придумают, как разрядить обстановку. Я полагаю, заранее, до начала операции, наиболее вероятные направления ухода из населенных пунктов будут перекрыты. Те, которым есть что скрывать, начнут уходить во второй половине ночи в укрытия за пределами поселка. Там их задержать легче. Как видишь, от хорошей идеи большая польза для наших ведомств.

— Под каким предлогом пошлете осведомителя в поселки? Там патрули, их задержат, и вся затея с треском провалится.

Бодров поделился опытом поиска осведомителей противника оперативниками «Гидры», рассказал, с какими трудностями пришлось столкнуться.

— При этом они имели настоящие паспорта. А что будет у твоих посланцев?

— Надо подумать.

— Сколько связников?

— Двое. Под видом мужа и жены обмундирование немцев меняют на продукты питания.

— Я выпишу пропуск, как бы переданный им Лисячко в обмен за хорошее отношение с «их» осведомителем.

Уже во второй половине дня Геннадий передавал Остапу сведения, полученные от младшего лейтенанта. При этом сообщил, что о Хорьке у военных сведений нет.

— Но не это главное, — сказал он озабоченно. — Через два дня начнется чекистско-войсковая операция на рассвете.

— Не может быть, чтобы тебе сказал об этом начальник гарнизона!

— Больше того, на меня и жену он выдал пропуск на хождение по населенным пунктам для обмена товаров на продукты.

— Уж очень много для одного дня, — подозрительно прищурил Остап глаза. — Эта работа требует времени, а у тебя враз получилось.

— Пан Бунчужный! Ничего просто так не делается. Ему надо получить «лейтенанта», для этого требуется какой-то успех. Я ему пообещал помочь в розыске дезертира, он мне выдал пропуск. Верных людей надо предупредить об операции? Если вы сочтете, что договор идет вразрез с общими целями, я пропуск возвращу и контакты с Лисячко прекращу.

— Что ты, что ты! — торопливо заговорил Остап. — Эти контакты для нас бесценны. Один пропуск чего стоит! Не прекращай встреч. А что касается дезертира, есть у меня кандидат на передачу. Пусть заберут. Твой авторитет возрастет у них, и мы ничего не потеряем.

Звание «жена» Дуське понравилось. Она по-деловому тут же начала собираться в длительное путешествие. Предстояло за два дня обойти четыре поселка, найти нужные адреса, передать предупреждение Бунчужного.

Накануне ночью снег прекратился, прояснилось. Солнце тускло светило в белесом тумане. Дорога уже накатана, но сделай шаг в сторону, нога увязнет по колено. Молодые люди бодро преодолели расстояние до Крынок. Торг не шел. Желавших приобрести за пару килограммов сала поношенные сапоги со стертыми металлическими подковами, старый армейский китель, с порванными коленями брюки не находилось. Вот и дом Роевого. Во дворе хлопотала по хозяйству мать, сын лежал на печи. Спросонья не сразу сообразил, что за гости. Когда узнал цель прибытия связников, вскочил, засуетился.

— Надо предупредить кое-кого да и самому собираться в лес, — в задумчивости потирая пальцами лоб, промолвил он.

— Тебе-то зачем уходить? Оружия в доме нет?

— Был мой автомат, да ты его отдал Бунчужному.

— Ну и лежи себе, грейся. Задерживать тебя не за что. Посоветуй другим сделать то же.

— Так я же роевой! — воскликнул Захар.

— Кто об этом знает! Как придут, так и уйдут ни с чем.

Роевой напросился проводить «собратьев» до Борщевки, но Евдокия, молчавшая во время переговоров, заупрямилась.

— Мы ходим как муж и жена, а ты сыном будешь числиться? Без тебя справимся.

Без особых осложнений добрались до Борщевки. Успехи в «торге» здесь оказались такими же. У очередного командира роя по кличке Вышка оружия тоже не оказалось, ему посоветовали в лес не бегать, а спокойно переждать проверку документов дома.

— У кого из подчиненных есть оружие? — спросил Геннадий.

— Есть автомат у моего заместителя, — гордо выпятил грудь Вышка.

— Пусть спрячет, причем не в своем дворе. Иначе может подвести всю вашу группу. Сколько у тебя боевиков?

— Кроме меня пятеро, но к лету рой наберу.

— Сиди дома!

Вышка предложил заночевать у него. День клонился к вечеру, идти в соседнее село не хотелось. Геннадий и Дуська согласились с предложением. Он постелил им на печи войлочную полстёнку, дал легкое байковое одеяло.

Чуть свет посланцы Бунчужного торопливо шагали в село с аппетитным названием Галушки.

Выполнив свою миссию здесь, затем в Ястребках, связники поздним вечером уже докладывали Остапу о проделанной работе.

Как и полагало командование оперативного полка и руководство контрразведки СМЕРШ, во второй половине ночи перед операцией из населенных пунктов в сторону леса, зарослей кустарников потянулись люди, не желавшие встретиться с бойцами группы поиска. Набралось таких в четырех селах до полутора десятков. Все были задержаны. После операции изъятыми у местных жителей автоматами ППШ Шалевич вооружил один из взводов роты усиления.

Никто из повстанцев Бунчужного в число задержанных не попал, за что Геннадий с Евдокией получили благодарность от Остапа.

 

XXVI

30 января 1944 года войска 3-го и 4-го Украинских фронтов начали крупную наступательную операцию по разгрому никопольско-криворожской группировки противника и освобождению городов Никополя и Кривого Рога. Уже за первую неделю боев передовые части и соединения продвинулись до 60 километров, овладели железнодорожным узлом Апостолово, продолжили успешно продвигаться к Никополю. Враг потерпел крупное поражение.

Наступление фронта — это почти одновременное перемещение боевых порядков войск НКВД, первый рубеж войскового заграждения которых должен проходить в восьми — двенадцати километрах от переднего края. Определить его, когда линия фронта имеет сложную конфигурацию, противник контратакует и еще ни в чем нельзя быть уверенным, чрезвычайно трудно. Никакая топографическая карта не способна ответить на многие вопросы. Требовалась рекогносцировка, прежде чем линейным полкам по охране тыла можно ставить реальные задачи.

Оперативное отделение в составе Бодрова и Шикерина с охраной на штабном автобусе колесило по разбитым дорогам, уточняло показания своих и немецких топографических карт. Покрытая снегом, изрытая черными воронками от бомб и снарядов земля, нагромождения битой военной техники, сгоревшие хутора и селения изменили ландшафт до неузнаваемости. Но офицерам удалось выявить четко обозначенные маршруты передвижения значительного количества граждан, мелких групп и одиночеквоеннослужащих, случаи захвата неизвестными лицами немецких автомашин, в огромном числе оставленных противником на этих территориях.

Сергей тут же передал по радио распоряжение Захаричеву, чтобы он со всеми шоферами прибыл на окраину поселка Каменка, где имелось наибольшее скопление трофейной техники. Через пару часов два «студебекера» во главе со старшим механиком появились в намеченном пункте. Накануне немецкий самолет обстрелял «Рощу» из пулемета, четыре человека были убиты, около десятка ранены, в том числе Захаричев. Фельдшер не разрешила ему покидать медпункт.

Николай Дмитриевич хотел доложить сыну о прибытии по форме. Сергей сидел один в автобусе.

— Па, ты чего?

— Командир же!

— Когда мы вдвоем, я не командир тебе. Тут мы меняемся ролями.

— Сереж, какое богатство, а? Сколько добра на полях?!

— Па, я вызвал сюда шоферов, пусть каждый подберет годную автомашину, приспосабливайте буксиры, берите запасные части. К вечеру чтобы вашего духу тут не было. Завтра эта техника будет принадлежать другим ведомствам. Непорядок?

— Форменное безобразие.

Так ведомство Захаричева пополнилось двадцатью двумя трофейными автомашинами с большим количеством запасных частей к ним. Во всех подразделениях полка выявлялись красноармейцы, знакомые с автомобилем или хотя бы с трактором. Николай Дмитриевич превратился в главного экзаменатора по допуску практикантов к вождению. Он же производил закрепление автомашин за подготовленными водителями.

Начальник оперативного отделения прибыл в штаб с исправленными и переделанными рабочими картами, окончательным вариантом замысла на организацию службы войскового заграждения, о чем доложил начальнику штаба.

— Введи в курс, — попросил Николай Михайлович, — у меня в глазах рябит от бумаг, идущих через мой стол едва ли не круглые сутки.

— Разграничительные линии между полками — реки Каменка, Бузулук, Соленая, Днепр. Первый рубеж в восьми — десяти километрах от переднего края привязан к хорошо обозначенным ориентирам, второй — это нынешний первый, а третий тот, который является сейчас вторым. Причем наряды теперешних первого и второго рубежей остаются на прежних местах, а третий из-за Днепра перемещается на первый.

— Командиры полков могут завозражать.

— С чего бы?

— Подразделения третьего рубежа — их резерв и охрана. Там уже налажены контакты.

— На мой взгляд, — Сергей посмотрел на карту, — командирам частей следует находиться между первым и вторым рубежами. Тут основная работа по охране тыла.

— Если поставить вопрос на голосование, не пройдет.

— Значит, ставить не следует.

— Подготовьте приказ, в соответствии с которым начальник войск будет определять место нахождения полковых командных пунктов.

— Будучи командиром взвода, в Белоруссии я исполнял обязанности начальника контрольно-пропускного пункта в период массового отступления наших войск. Трудно, опасно, но самое главное, что плохо, нет поблизости командира, к которому можно обратиться. Знаете зачем? — спросил Бодров.

— Интересно!

— За приказом, который бы определил задачу на данный момент. А так, в неразберихе, под бомбежками, в отсутствие оперативной информации приходилось самому принимать решения. Причем рядом находились задержанные, которых надо куда-то направить, перепуганные беженцы. Поблизости должен находиться начальник, а если он где-то далеко, в нем нет необходимости. На передней линии службы должна чувствоваться твердая командирская рука!

Как полагал полковник Волынов, командиры частей остались недовольными приказом начальника войск о приближении их командных пунктов к первому рубежу войскового заграждения. Свою точку зрения отстаивал начальник оперативного отделения. Когда на очередном совещании возник вопрос о месте командира полка в боевом порядке, начальник штаба спросил, кто из присутствующих выполнял в какой-либо роли задачи на первом рубеже службы. Таковых не оказалось.

— Возражения, таким образом, — подвел итог генерал, — отпадают сами собой. Впредь штаб определяет ваше место между первым и вторым рубежами.

Однако любое правило, каким бы оно хорошим ни было, не способно регулировать порядок вещей на все случаи жизни.

В соответствии с приказом перестроение в боевом порядке частей по охране тыла было произведено. Но вскоре отдельные его положения пришлось пересмотреть.

В ходе Никопольско-Криворожской наступательной операции линия фронта восточнее Апостолово уходила, круто изгибаясь, на запад, положение переднего края восточнее Кривого Рога оставалось неизменным. Соответственно линия КПП первого рубежа повторяла эту конфигурацию. Из фактического полуокружения противник предпринял контрнаступление на узком участке, намереваясь по кратчайшему, в три десятка километров, расстоянию соединиться со своими войсками.

До полка мотопехоты при поддержке танков прорвалось через боевые порядки оборонявшихся войск и двинулось по лесу в сторону Кривого Рога. Между деревьями глубокий снег, танки на буксире волокут автомашины, белое покрывало надвигается на капот, кабину, снег набивается в кузов. Впопыхах танковый трос зацепили за один крюк, снег развернул машину и перевернул вместе с солдатами.

Первое подразделение немцев вышло из леса, когда впереди у развилки дорог уже находился взводный КПП.

Бойцы заняли отрытые в снегу окопы, поспешно открыли огонь из винтовок и двух ручных пулеметов, сбили немцев с автомашин. Начальник наряда немедленно сообщил о происшествии командиру полка, командный пункт которого был в двух-трех километрах на окраине села. Тот по тревоге поднял резервную роту автоматчиков и направил на помощь взводу. Пограничники с ходу заняли неподготовленную оборону по обе стороны КПП. Командир полка со штабом и тыловыми службами тоже начал готовиться к отражению нападения.

Не дожидаясь подхода основных сил, командир немецкой роты вновь предпринял атаку в пешем порядке, построив редкую цепь. К этому времени оборонявшиеся уже были готовы встретить противника. Автоматчики дали возможность немцам подойти на сотню метров, затем открыли массированный огонь. Потеряв свыше двух десятков убитыми, наступающие уползли к опушке леса.

Бодров уточнял положение полков по охране тыла в связи с застопорившимся продвижением фронта, когда раздался резкий звонок прямого телефона с начальником штаба.

— Объявите тревогу полку, — будничным голосом сказал Николай Михайлович, — и срочно ко мне.

Как всегда, боевая задача в устах Волынова звучала предельно просто.

— Противник силами до полка мотопехоты с танками прорвал оборону наших войск, сосредоточился в лесу, — показал он на карте, — с намерением двинуться в направлении Кривого Рога. Начальник войск приказал во взаимодействии с резервной ротой линейного полка, находящейся в поселке Волниха, атаковать и уничтожить противника. В направлении роты немцы дважды предпринимали попытку продвинуться вперед, но с потерями отходили.

В соответствии со штабной оперативной картой Сергей отметил на своей рабочей положение переднего края обороны частей 8-й гвардейской армии, связался с командиром взаимодействующего линейного полка о совместных действиях, выслал в его распоряжение собственную артиллерию на случай наступления танков противника в направлении Волнихи.

— Замысел вам докладывать? — обратился Бодров к начальнику штаба.

— Не надо. Он у вас со Шведовым может меняться ежечасно. Сообщайте лишь результаты.

— Руководил прорвавшейся группой немцев штурмбанфюрер войск СС Корркопф. Службу он проходил в караульном отряде, где основными достоинствами считались громкость голоса и безжалостность к людям в концентрационных лагерях. Своим служебным рвением он снискал уважение начальства, жил в отдельной квартире с обслугой и думать не думал о фронтовых неурядицах, тем более о прорывах и окружениях. Вмешался в безоблачную жизнь этот прощелыга Шульц. Понравилась ему одна из девочек эсэсовца, пожелал завладеть ею силой. Пришлось застрелить обидчика. И хотя сам факт убийства никто не видел, тем не менее взаимная их неприязнь была известна сослуживцам, поэтому никто не сомневался, что в гибели Шульца виновен Корркопф. До суда дело не дошло, но начальство решило все же отправить Корркопфа на фронт, чтобы не заниматься доказательствами его вины. Так штурмбанфюрер нежданно-негаданно из теплой постели попал на жесткое земляное ложе с еловыми ветками под боком вместо пуховой перины. Провожая его на фронт, старый товарищ по партии сказал, что все хорошее имеет свойство быстро исчезать, а любовные грезы тем более. Теперь эсэсовец с грустью вспоминал слова друга, свое недавнее прошлое. Не успел он приглядеться к фронтовым порядкам, как началось русское наступление. И вот теперь, как старший по воинскому званию, оказался во главе остатков мотопехотного полка, танковой роты, каких-то тыловых подразделений, не зная, что со всем этим делать. Не имел он представления, как организовать оборону и наступление. С глубокомысленным выражением лица выслушивал Корркопф предложения командиров подразделений и полка, до крайности удрученных понесенными во время прорыва потерями.

Командир мотопехотного полка предлагал возвратиться, пока еще пробитая в русской обороне брешь окончательно не закрылась, другие офицеры, напротив, предлагали идти как можно быстрее вперед на соединение со своими согласно приказу, зная, что снежный покров на открытых участках местности меньше, поэтому тридцать километров вперед — это меньше, чем десять назад.

Штурмбанфюрер не мог решить, куда идти, а время неумолимо двигалось в одном направлении. Решил собрать воедино силы и средства. Пока подразделения сосредоточились, короткий зимний день закончился.

Еще до прорыва командиру мотопехотного полка было известно, что в тылу у русских нет резервов, потому после колебаний он согласился идти вперед с рассветом следующего дня. Начать наступление сейчас не было ни сил, ни желаний. Корркопф отдал распоряжение приготовиться к наступлению и отдыхать. Он раньше других забрался на танковую броню под брезент, где, может, не уютно, но по меньшей мере не холодно. Эсэсовец лежал, высунув голову, глядел на сомкнувшиеся над ним в темноте ветви, мысли его были далеко отсюда, там, в квартирке, где нежные любовницы нетерпеливо поджидали его возвращения… Мешал мыслям хрустящий снег под ногами часового.

Сверкнуло небо, эхом прокатился по лесу грохот мощного взрыва, со звоном о броню танка ударили осколки, слава богу, не задели, но орудийный наводчик, высунувшийся из люка башни, был убит наповал. Расхотелось спать. Корркопф посмотрел на светящийся циферблат часов: вечер только начался. Вскоре раздался новый взрыв под ногами патрульной группы, потом еще и еще, седьмая или восьмая мина попала в трансмиссию соседнего танка Т-111, и он, сначала как бы нехотя, вскоре вспыхнул ярким пламенем. Мины чаще взрывались в кронах деревьев, осыпая землю градом раскаленных осколков. Пришлось вместе с брезентом переместиться под танк и там коротать бессонную ночь.

Мотострелковый полк оперативного назначения с единственным танком и взводом ДШК прибыл в район леса еще засветло. Бодров связался с обороняющимися на окраине Волнихи автоматчиками. Командир полка сообщил, что с прибывшей артиллерией он способен продержаться не более полутора часов, если пехота противника начнет атаку на броне танков.

Вместе со Шведовым и Муховым Сергей в штабном автобусе, глядя в карту, разрабатывал замысел предстоящего боя.

— Надо занять оборону на окраине поселка и не допустить продвижения немцев в направлении Кривого Рога, — предложил Мохов. — Постепенно перестреляем наступающих. Нам спешить некуда.

— А если они повернут вспять? Наша задача — уничтожить, а не брать измором, — не согласился Шведов. — Поэтому нам придется вести наступление с огневым сопровождением лишь двух минометных батарей, взводов ДШК и зенитных пушек.

Соблюдая требования нового Полевого устава Красной Армии и приказ Сталина № 306 от 8 октября 1942 года, командование полка приняло решение оба батальона развернуть в линию, роты усиления поставить во втором эшелоне. При этом станковые пулеметы использовать для ведения огня с флангов и в интервалах между взводами.

— Как строили боевой порядок в штрафном батальоне? — спросил Мухов.

Батальоны строили свои подразделения, все три роты, одна за другой в затылок, густо эшелонируя их в глубину, покрывая поле боя сплошным боевым порядком. Это вело к плохому использованию имеющихся огневых средств, то есть вынужденному бездействию по меньшей мере двух третей автоматов и винтовок, а также ничем не оправданным потерям вторых и третьих эшелонов от огня артиллерии, минометов, авиации противника.

— Сегодня ночью построим боевые порядки, завтра утром начнем наступательный бой после получасовой огневой подготовки нашей артиллерией. А уже с вечера полковая минометная батарея начнет вести беспокоящий огонь — одна мина за три-пять минут, заодно и пристреляет как следует опушку леса, загоревшиеся или выявленные цели.

— Хватит боеприпасов?

— Начальник артиллерии обещал привезти мин и снарядов в достаточном количестве. Сейчас берите с собой полевые уставы, идите к командирам батальонов и рот, изучите с ними порядок ведения наступления на противника, поспешно перешедшего к обороне в лесу зимой. И еще, к утру начальник артиллерии обещал привезти бутылки с зажигательной смесью, несправедливо забытые с сорок первого года, противотанковые мины на случай контратаки немцев.

Едва закрылась дверь за офицерами, в штабной автобус вошел капитан Фессель.

— Ваше благородие! Вновь прибыл для оказания посильной помощи, — улыбаясь, представился он.

— Рад видеть умного человека.

— Вы мне льстите.

— Нисколько.

— В конечном итоге умный — значит, способный предвидеть то, что недоступно пониманию других. Глупый, что и видит, не способен в полной мере осмыслить. Садитесь, почаевничаем.

Ординарец принес ужин.

— Выпить желаете? — предложил Сергей на правах хозяина.

— Не откажусь от ваших фронтовых ста граммов.

— Господин капитан, — обратился Бодров к гостю после скромной трапезы, — до войны вы были преподавателем гуманитарных наук.

— Да, я был магистром.

— Господин магистр, когда и как закончится эта война? Скоро уже три года этому кровопролитию. Сколько можно?

— А ваш СМЕРШ меня потом не прихватит?

— Разговор лишь между нами.

— Существуют законы и обычаи войны. Они объективны, не зависят от желания людей.

— Когда по законам войны придет день победы и чьим он будет?

— Ее результаты зависят от ряда обстоятельств. В первую очередь, от политических целей, от того, справедливая или несправедливая война, от отношения к ней граждан воюющих сторон. Знаете, у нас не будет партизан, если вы окажетесь в роли оккупантов. У нас солдаты не кричат «Ура!», «За Родину!», идя в атаку. Результаты войны зависят, кроме того, от соотношения экономических возможностей, научных потенциалов противников. Как видите, Германия здесь во всем проигрывает, потому никакие силы не способны повернуть колесо войны в ее пользу. Есть одно спорное положение, а именно: побеждает сторона, представляющая более прогрессивный социальный и экономический строй. Может быть, на этом лучше закончить мысль?

— Нет-нет. Продолжайте. Весьма интересно.

— Какой строй более прогрессивный — в гитлеровской Германии или в сталинской России? Я не берусь судить о достоинствах. Но с точки зрения экономической люди в Германии живут лучше.

— Мы тоже неплохо. Россию подкосила Гражданская война.

— Спорить не буду. Окажетесь на нашей территории, посмотрите, сравните. Возможно, во взаимоотношениях людей у нас нет такой душевности между солдатами и офицерами, начальниками и подчиненными.

— А что скажете о сроках?

— Война идет долго на территории России. Как только она окажется на скромных просторах Германии, день вашей победы, а нашей катастрофы, начнет стремительно приближаться. Год с небольшим война еще продлится.

— О чем вы сегодня намерены говорить с теми, кто в лесу?

— О том, о чем мы только что беседовали.

— Надолго вы к нам?

— Ваше благородие! Если не откажетесь, останусь до Берлина! А еще своим соотечественникам я скажу, что на их ликвидацию прибыл полк особого назначения во главе с офицерами, не знавшими пока поражений.

— Это вы уж слишком!

— Зато по достоинству.

— Надо бы начать передачу сразу после огневой подготовки.

— Нет. Это будет подло с моей стороны. Под шумок ваши подразделения начнут сближение. Как я потом погляжу пленным в глаза? Ровным счетом ничего не изменится, если я проведу передачу до этого. Я полагаю, устойчивость обороны должна снизиться, число желающих сдаться не от страха, а осознанно увеличится. Я бы даже предупредил о начале артиллерийской подготовки атаки. Психологически это оправданно. Страх опасности увеличивает значение самой опасности.

— Будь по-вашему. Огневая подготовка начнется в шесть тридцать, с пяти ноль-ноль можете включать свою установку.

В строго назначенное время голос Фесселя, усиленный в сотню раз, летел над лесом, заглушая все другие звуки, в том числе работу танковых двигателей.

Стоило заговорить Фесселю, все спавшие и дремавшие пробудились. Бодров сидел уже за столом, когда вошел дежурный офицер и доложил:

— Нашими нарядами патрулей остановлено какое-то подразделение. Командир батальона, как он представился, не желает со мною разговаривать.

— Пусть войдет.

Вошел худощавый среднего роста капитан, устало опустился на табуретку и тут же закрыл глаза.

— Товарищ капитан, представьтесь.

— А вы кто будете?

— Командир отдельного мотострелкового полка оперативного назначения войск НКВД.

Капитан вскочил, будто подброшенный пружиной. Его сонливость как рукой сняло.

— Командир штрафного батальона капитан Генералов Сергей, — представился он, — следую с батальоном в соседний лесной массив с последующим выдвижением к переднему краю.

— Немцы в лесу, а мне приказано уничтожить их. Выходит, у нас одна задача. Помогай, капитан, смотришь, и одолеем врага.

— У меня лишь винтовки без патронов.

— Дело поправимое.

Через дежурного Бодров вызвал начальника пункта боепитания, приказал выдать батальону по десять патронов на человека. Подсчитали.

— У нас может не хватить потом.

— Передайте командирам подразделений, чтобы экономили боеприпасы. Надо же подсобить людям, они помогают нам выполнять задачу.

— Фамилия у вас громкая. Не пугаются люди?

— Случается, но редко!

Едва были розданы патроны бойцам штрафного батальона, из леса в направлении командного пункта показалось шесть танков. В предрассветной мгле они едва просматривались на фоне деревьев. Саперы заспешили с противотанковыми минами, зенитные пушки изготовились к бою. Рядом со штабным автобусом встала единственная «тридцатьчетверка» — бронетехника полка.

— Дайте команду Плешакову танки пропустить, пехоту уничтожить! — крикнул Сергей Шведову, подошедшему к командному пункту.

— Эх, — воскликнул ординарец капитана, стоявшего рядом с командиром, — были бы бутылки с зажигательной смесью, мы бы эти танки сожгли в два счета!

— Вон десять ящиков стоят, — указал Бодров, — только что привезли. А «мы» — это кто?

— Из одного полка офицеры. Подвыпили на Новый год, девку какую-то прижимали, сделать ничего не сделали, а за попытку изнасиловать все семеро попали под трибунал. Политотдел перестарался, авторитет у местного населения хотел заработать.

— Давайте их сюда.

Семь человек тут же понасовали бутылки за пазуху, взяли в руки и двинулись навстречу бронированным машинам, медленно идущим с потушенными фарами.

— Может быть, Фесселю замолчать? — спросил Анатолий.

— Танки сразу откроют огонь. Они под шумок пытаются сблизиться с его установкой, похоже, получили задачу захватить разговорившегося соотечественника.

— Какова моя роль? — спросил Генералов.

— Штрафникам атаковать противника на левом фланге нашего второго батальона. С приказом Сталина знакомы?

— Слышал, но…

— Времени на знакомство нет. Фронт наступления батальону в линию до четырехсот метров, интервалы в цепи шесть-восемь шагов. Мы вас направляем на такой участок с задачей огнем и штыком уничтожить или захватить в плен немцев, находящихся в вашей полосе наступления. Идти вперед до получения команды на последующие действия.

Когда командир штрафного батальона приступил к выдвижению на левый фланг, Шведов спросил, знает ли командир полка, где наиболее трудный участок наступления.

— Нет конечно. Данных о противнике у нас мало, значит, везде трудно, а командиру батальона да и нам тоже надо будет потом обосновать это направление таковым. А ты возглавь левый фланг. Бери танк, его рация настроена на общую волну, сообщай о результатах наступления. Предупреди Плешакова о появлении у него на фланге штрафников.

В этот момент послышался сильный взрыв.

— Саперы подорвали танк, — потирая руки, удовлетворенно сказал Мухов.

Бодров вышел на свежий воздух. На небе ни облачка, легкий морозец чувствовался лишь после тепла автобуса, затем как бы растаял в жарком пламени почти одновременно вспыхнувших трех танков, два оставшихся неповрежденными попятились назад, затем, развернувшись, по собственной колее быстро скрылись в лесу.

— Здорово! — прокомментировал Мухов.

— Дайте команду крупнокалиберным пулеметам и зенитным орудиям открыть огонь по опушке леса, артиллеристам и минометчикам с окраины Волнихи по центру с закрытых позиций. Как только батальоны пойдут в наступление, пулеметы пусть ведут огонь по вершинам деревьев.

Тут же лес наполнился грохотом разрывов мин, артиллерийских снарядов.

Подошел Фессель, опустил виновато глаза.

Под шум громкоговорителей танки могли подойти незамеченными?

— Впереди батальоны приготовились к наступлению, — успокоил его Бодров. — Зачем, по-вашему, танки без пехоты двинулись в нашем направлении?

— Похоже, моя передача кому-то там, в лесу, очень не понравилась.

— Но пускать танки без пехоты неизвестно куда по меньшей мере глупо.

— Командиры бывают разные, соответственно и результаты их действий неодинаковы.

Пришло время начала наступления. Батальоны одновременно поднялись, с винтовками и автоматами наперевес двинулись вперед. Сергей с Фесселем наблюдали четко видимые на снегу человеческие фигурки, которые, как казалось издали, медленно продвигаются к опушке леса. Слышались лишь отдельные выстрелы, гулко били короткими очередями ДШК. Их трассирующие пули будто насквозь прошивали верхушки деревьев, рикошетировали, взвивались ввысь и исчезали в небесной лазури. Обозначилось какое-то движение на просеке, и трассы тут же понеслись в этом направлении.

Почти без выстрелов цепи подошли к опушке и скрылись за деревьями. Прекратила стрельбу артиллерийская батарея, минометы, ДШК. Из леса по-прежнему доносились редкие винтовочные выстрелы, очереди пулеметов и автоматов. Потом с левого фланга, со стороны штрафного батальона, послышалась частая стрельба, резко прозвучали несколько орудийных выстрелов из Т-34, ударили меньшим калибром танковые пушки немцев, но более приглушенно. Загремело по лесу дружное «ура» штрафников, возглас подхватили другие батальоны, но все звуки потонули в сплошном грохоте выстрелов.

Бодров запросил Лютова доложить обстановку.

— Сопротивления не встречаю, — ответил Иван Степанович.

Шведов ответил только с третьего вызова односложно:

— Нормально!

Заметив тревогу в глазах майора из-за неясности обстановки, Фессель посоветовал представить себя на месте руководителей наступающих подразделений, чтобы картина прояснилась. Если молчат, значит, дела идут неплохо.

Одна за другой пошли минуты напряженного ожидания.

Наконец в эфире прорезался голос Лютова:

— Вышли на северную опушку леса. Впереди противника нет.

— Развернуть цепь и вести наступление в западном направлении, — приказал Бодров, — до встречи с Плешаковым.

И снова лишь потрескивание в наушниках да стрельба в лесу, то вспыхивающая с новой силой, то затухающая. Неожиданно без позывных Шведов доложил, что восемь танков противника на большой скорости проследовали мимо штрафного батальона и ушли в западном направлении. Два из них штрафники подожгли бутылками, но они в дыму и пламени не остановились.

Бодров тут же передал эти сведения в штаб войск НКВД.

Появился со своим позывным командир второго батальона.

— Встретил упорное сопротивление, отбиваю контратаку.

Бодров приказал первой роте выдвинуться в полосу его наступления и с ходу атаковать противника.

Доложил Шведов, что немцы контратакуют штрафников. Командир полка выслал на помощь им вторую роту усиления. Вскоре оттуда послышались выстрелы танкового орудия, приглушенные расстоянием возгласы «ура». С этого момента интенсивность боя начала спадать, и через какое-то время наступила тишина. Почти сразу командиры батальонов доложили о выполнении задачи, за штрафников отчитался Шведов.

Успех в бою не достается без потерь. Только убитыми оказалось тридцать два человека, столько же в штрафном батальоне. И хотя противник понес значительно большие потери, это мало успокаивало. Командиры от полка до отделений оказались не на высоте положения. Причем противник не был готов к оборонительному бою.

— Победа над слабым противником — это не успех, — высказался Бодров, едва офицеры собрались возле штабного автобуса. — Кроме специальной, в систему боевой подготовки следует включать общевойсковую тактику и, в первую очередь, отработку вопросов на стадии сближения с противником.

— Задачу-то мы выполнили, — сказал Плешаков, вытирая рукавом шинели пот со лба.

— Потери не напрасные, — поддержал Лютов. — Наступление все-таки, причем в лесу.

— Для штрафного батальона, — возразил Генералов, — потери в пять процентов можно считать мизерными. Обычно они превышают пятьдесят. Теперь предстоит еще доказывать, что мы вели наступление на «более трудном участке».

— Один мой знакомый говорил, — нарушил молчание Шведов, — что у хорошего командира потерь не бывает. И если у кого-то они окажутся незначительными, значит, не такой уж он плохой.

— Утешил! Пойди посмотри на убитых возле автомашин. Они ведь верили нам, а мы не уберегли, — покачал головой Бодров. — Неизвестно, как воспримет начальство результаты наступления.

Начальство в лице заместителя начальника штаба Картавцева прибыло незамедлительно. Бодров доложил подполковнику о результатах наступления, понесенных потерях, захваченных пленных и немалых трофеях.

— Обстановка боевая. Наступление. Никто вам потери в вину не поставит. Их сравнительно немного, — сделал он свое заключение. — Другое дело — самовольное подключение штрафного батальона к наступлению. Это функция штаба армии, подразделение включено в их план наступательных операций. А вы его, возможно, сорвали, тамошнее начальство доложит командующему фронтом, и дырку заткнут вашим полком. Мы даже пикнуть не посмеем, чтобы противиться. Такое может сделать лишь Главное управление войск НКВД по охране тыла. А до него далеко, как до бога. СМЕРШ обязательно подключится.

— Батальону предстояло разместиться в лесу, а там оказались немцы, — развел руками Бодров. — Мы и выбили противника. Так, вероятно, следует трактовать события.

— Армейский штаб с командованием батальона оформляют документы на освобождение штрафников, отличившихся в бою, от наказания. Раненых много? — обратился подполковник к Генералову.

— Сорок восемь.

— Вот они освобождаются без всяких хлопот. Мы ввели в бой штрафной батальон, нам писать представления, а кто по ним будет принимать решения, вопрос другой. Главная задача нами, в том числе штрафниками, выполнена, а победителей, как известно, не судят.

— Все так, но что сейчас делать с батальоном? В назначенное ему время он не прибыл в нужное место из-за нашего вмешательства.

— Свяжусь с оперативным управлением штаба армии, объясню ситуацию, там видно будет. Лесной массив свободен, батальон может следовать туда. Причину задержки командир объяснит. Выясним, кто будет подписывать и утверждать представления, к тому и обратимся, — ответил Бодров. — Всех погибших похоронить в братской могиле, — отдал он распоряжение Шалевичу. — Люди делали одно дело, вместе им лежать.

— Где?

— В «Роще». Там они будут с нами.

— Ваше благородие, разрешите остаться здесь до захоронения погибших немцев, — обратился Фессель. — Хочу поговорить с пленными. Возможно, выявятся какие-то намерения командования группы армий «Юг».

— Хорошо, я скажу конвою. Всякое может случиться.

Через пару часов Бодров докладывал начальнику штаба о выполнении поставленной задачи, ее результатах.

— Похвально, похвально. Вот только со штрафниками как-то нехорошо получилось. Не подчиненных по службе включать в выполнение боевой задачи — дело рискованное. Если бы кто-то ваш батальон взял да и послал на выполнение собственной задачи, что бы вы сказали?

— Нехорошо так делать.

— Во-во, «нехорошо». Доложу генералу, мало ли что.

Начальник войск не стал выслушивать Николая Михайловича, а сказал, чтобы он передал трубку командиру полка. Сергей доложил о результатах наступательного боя, роли, которую сыграл штрафной батальон.

— Правильно сделали, что подключили штрафников к выполнению задачи. А как иначе, — рассуждал генерал сам с собою, — ваш полк вел бы наступление, а штрафной батальон в полном составе смотрел бы на это? Ерунда какая-то. Вы в этой обстановке были старшим оперативным начальником, вам и надлежало принимать решения. Было бы непростительной ошибкой, если бы поступили по-иному. У вас есть вопросы?

— Как быть с представлениями об освобождении от наказания отличившихся в бою штрафников? Некоторые из них совершили настоящие подвиги, жгли танки, сходились с немцами в рукопашной.

— Пусть вас это не беспокоит. Я лично доложу командующему 8-й гвардейской армией генерал-полковнику Чуйкову о ликвидации прорвавшихся немцев и роли в этом штрафников. С ним оговорю порядок представления об освобождении. Вам спасибо за службу. Но одно надо учесть. Нельзя командиров полков в боевом порядке привязывать к единому месту. Еще немного, и немцы могли бы захватить Волниху и штаб командира линейного полка. Подготовьте приказ, где укажите, что командир части определяет место нахождения своего штаба там, откуда ему удобно управлять подчиненными, но в пределах между первым и вторым рубежами войскового заграждения.

Вопрос со штрафниками тем не менее не был закрыт. К вечеру прибыли из армейской контрразведки СМЕРШ два оперативника: капитан Довженко и старший лейтенант Каден.

Сергей в своей только что восстановленной землянке знакомился с донесением командиров частей об организации службы на новом месте. Зазвонил телефон, и дежурный по штабу сообщил, что начальника оперативного отделения желают видеть два сотрудника армейской контрразведки СМЕРШ.

Довженко не знал, к кому именно они идут. После дневного света не сразу рассмотрел в землянке офицера за столом.

— Сергей Николаевич! — воскликнул он радостно. — Вот уж кого не ожидал и очень хотел увидеть. Подарок судьбы! Рад за вас. С удовольствием послушаю боевого друга и товарища. А это Каден, мой помощник.

— Василий Иванович! Я тоже рад встрече. А старший лейтенант — мой земляк.

— Ну везде преуспел! Как сын, семья, Зина?

Сергей рассказал о последних сообщениях из Батурино, Михайловки, об отце, который теперь в его полку.

— Я горжусь вами! Иметь сына — это же чудо! Представляю чувства бабушки, тетки, твои. А дед как радовался! А вот положение Зины огорчает. Видел, Сергей Николаевич, какими глазами она на вас смотрела! Многое я в жизни познал, но такого взгляда не припомню. В нем все: радость, печаль, мука, безысходность. По-доброму завидую вам.

— Спасибо за хорошие слова. Но прибыли вы для разбора дела?

— Товарищ майор, дорогой! Без разбирательства заранее знаю, что не можете вы сделать ничего такого, чтобы контрразведка могла этим заинтересоваться. Со штрафным батальоном дело ясное: использовали вы его в соответствии с обстановкой. Так и доложим начальству.

— Сергей Николаевич, — включился в разговор Каден, — еду в Сталинград. Молчит управление НКГБ, нет ответа на нашу просьбу по группе Хорька. Придется мне там поработать.

— Домой не заедешь?

— На сей раз нет. Приеду, расскажу о результатах.

— Майор и тут в курсе? — обратился Довженко к старшему лейтенанту.

— Мы с ним начинали дело, его брат Вадим помог.

— Сергей Николаевич, у вас есть чем отметить нашу встречу и ваши успехи по службе?

— Коньяк французский! Командир полка все-таки, у которого заместитель по тылу пробивной малый.

 

XXVII

Со своим заместителем командир полка осматривал трофеи, свезенные с поля боя и сваленные большой кучей возле землянки начальника арттехвооружений полка. Иностранное стрелковое оружие особого интереса не представляло. Привлек внимание кожаный портфель светло-коричневого цвета с желтыми металлическими застежками. Среди множества ложек, вилок, зубных щеток и прочей мелочи Шалевич обнаружил конверт с листом белой бумаги, сложенным вдвое, с грифом «секретно». На удивление офицерам, текст был отпечатан на русском языке. В нем говорилось, что 12 февраля 1944 года генералом Бреннером подписано распоряжение об отношении немецкой армии к боевикам Украинской повстанческой армии. В документе отмечалось, что между руководством УПА и вермахтом достигнуто соглашение, по которому боевики УПА не будут совершать нападений на немецкие подразделения, а также начнут передавать оккупантам захваченных военнослужащих Красной Армии, партизан и засылать в районы, освобожденные советскими войсками, своих разведчиков. В свою очередь немцы будут беспрепятственно пропускать боевиков УПА на свою территорию, не изымая у них оружия.

— Каково? — закончил чтение вслух замполит.

— Это называется «оппозиционность ОУН по отношению к германскому фашизму», — ответил Мухов.

— В ближайшее время, точнее, весной и летом, можно ожидать активизации деятельности боевиков УПА.

— Вроде бы свои, а уже заодно с немцами. Славяне, славяне, когда поумнеем?

— Говорят, будто полученные от своих раны больнее.

— Может быть, еще опомнятся? Поймут, что идея национализма — бред сивой кобылы.

— Трудно поверить.

— Кому принадлежал найденный портфель? — спросил Бодров.

— Похоже, командиру пехотного полка или убитому эсэсовцу. Надо бумагу почитать красноармейцам.

— Вот этого делать не стоит. Национализм — бомба замедленного действия. Не будем ее закладывать. Национальные чувства нельзя затрагивать даже в шутку. Все люди равны перед богом и законом, но только до момента упоминания о национальной принадлежности. Прочитаем, возможно, фальшивку, а как она отзовется в душах красноармейцев и во что потом выльется, нам не дано знать. Иногда от молчания пользы больше, чем от жарких дебатов. В конце концов нам не с националистами предстоит иметь дело, а с бандитами. К какой бы нации эти люди ни принадлежали, главное не то, что они говорят, а каковы их дела.

Сергей даже раскраснелся от неприятного разговора.

— Мы еще ни разу не посещали наши лазареты, а там раненых предостаточно. Товарищ Шалевич, это ваша святая обязанность.

— Я уже побывал там, и не раз. Могу даже отчитаться: шестнадцать тяжело раненных красноармейцев мы отправили в подвижной фронтовой госпиталь, у нас появился еще один фельдшер, две сестрички.

— Фельдшер — женщина, — подсказал Шведов.

— Ваши кадры увеличиваются, товарищ Боткин, а командир не в курсе, — проявил недовольство Бодров.

Лазарет полковой — две большие землянки, в каждой из которых на соломенных подстилках, покрытых простынями, лежали бойцы. Пышущая жаром буржуйка обогревает помещение. Тепло. В каждой землянке фельдшер, медицинская сестра, санитары. Одно не понравилось командиру — тяжелый воздух со специфическим больничным запахом.

— Наташа, как дышится?

— Не очень. Надо бы трубу вытяжную проложить под потолком и вывести ее наружу, было бы легче. Когда находишься здесь долго, вроде бы неплохо. А со двора войдешь… — махнула она рукой.

— Товарищ Боткин, можем сделать хорошую вентиляцию?

— Все в наших силах.

— Фельдшер Тамара Тропинка, — представилась молодая женщина. Симпатичное лицо, карие несколько раскосые глаза в обрамлении длинных темных ресниц, тонкая талия, стройные красивые ноги.

«Пожалуй, с такими данными в мужском обществе хлопот фельдшер прибавит», — подумалось. А вслух сказал:

— Зайдите, надо познакомиться. Прибыли и не представились.

— Заняты вы все время, — сказала женщина бархатистым голосом, обнажив в улыбке белые ровные зубки.

— Как «ТэТэ»? — спросил Анатолий, когда они остались вдвоем с Бодровым.

— Хороша! Ничего не скажешь.

— Наташка говорит, что к делу относится неплохо.

— Санитаров жаль. Она из них души повынимает.

— Ведет себя совершенно недоступно.

— И за это спасибо. Откуда она взялась?

— Из госпиталя. Контузия нетяжелая.

Бодров возвращался от Николая Михайловича, возле его землянки стояла Тамара. Сергей пригласил гостью войти, усадил на стул. Она без робости последовала за командиром, села, положив ногу на ногу, отчего коленки фарами высветились из-под темной юбки.

Не привыкший к подобного рода сценам, Сергей пересел за приставной стол, из-за которого «фары» не проглядывались. Попросил Тамару рассказать о себе, полученной контузии.

— Откуда вы знаете про контузию? — насупила она брови.

— Командир должен знать все о подчиненных. Из вашего личного дела.

По правде говоря, Сергей в глаза его не видел. Оно было у Световой.

Женщина рассказала, что с подругой Раей вместе учились, добровольно ушли на фронт. С отдельной ротой медицинского усиления участвовали в боях под Сталинградом, бывали в различных переплетах, но всегда удача сопутствовала им.

Так мечтали до конца войны прослужить. Но Днепр спутал все планы.

Тропинка посмотрела на Бодрова, тень печали пробежала по ее лицу. Пошевелила тонкими пальцами, разжала их и вновь соединила в кулак.

— В конце сентября наши войска захватили плацдарм на правом берегу Днепра южнее Днепропетровска. Немцы пытались его ликвидировать, шли исключительно тяжелые бои, появилось много раненых. Наша медицинская рота получила приказ переправлять раненых с плацдарма на левый берег, причем без предоставления плавсредств. Нашлось несколько лодок. На нас не хватило, ими воспользовались другие. Я с санитаром, Рая со своим помощником подобрали валявшиеся поблизости доски, сколотили два плота, подтащили раненых, погрузили по три человека, разделись и стали переправляться на левый берег. Обратно на лодке, плот на буксире, и опять рейс с ранеными. Все это под обстрелом дальней артиллерии немцев.

— Холодно же?

— В напряжении холод не чувствовался. Да и не обращали мы на это внимания, раненых было много.

— Сколько успели сделать рейсов?

— На третьем не повезло. Два наших плота шли рядом. До берега оставалось рукой подать. Ахнуло крупнокалиберным снарядом. Санитара у Раи убило, она одна дотянула раненых до кромки, а наш транспорт вместе с людьми взрывной волной выбросило из воды. Так я с контузией попала в госпиталь, а подруга моя с ротой ушла вперед.

— Как сейчас со здоровьем?

— Нормально.

— Каковы планы? Мечты?

— Найти хорошего мужа. Война скоро кончится, надо будет налаживать нормальную жизнь, — даже не улыбнулась своим словам Тамара.

— Вид у вас довольно привлекательный, вряд ли проблема станет сложной.

— Сейчас мужчин много, а дома одни бабы. Молодых девок полным-полно. Там мы будем старыми девами.

— Вы сами-то вполне на девушку похожи.

— Похожая на девушку и девушка — не одно и то же.

— Какого бы вы хотели мужа?

— Похожего на вас.

— Таких много. А у меня есть жена и сын.

— А Наташа сказала, что вы — холостяк! — с трепетным волнением воскликнула Тамара.

— Она неверно выразилась.

— Не осуждайте меня за откровения, Сергей Николаевич. Женщине трудно на фронте. Все время в напряге, в ласковых взглядах мужчин… А излить душу некому. Одна!..

После ухода Тамары Сергей выключил лампочку, долго сидел в темноте, слушая завывания вьюги, нежданнонегаданно разразившейся за стенами землянки. Он соглашался и не соглашался с собою. Впервые открыто сказал постороннему человеку, что у него есть жена. Получилось естественно, как нечто само собой разумеющееся. В то же время он почему-то противился этому. Ощущая раздвоенность сердцем, не желал в этом самому признаться, но собственное откровение взволновало.

«Нехорошо с моей стороны, — подумал он, — не рассказал Зине в письме о сыне после посещения родного дома Каденом».

Включил свет, придвинул к себе лист бумаги. «Здравствуй, Зина!» — написал буднично, будто последнее послание отправил вчера, а не два с половиной года назад. Он вспоминал ее и разговаривал в мыслях с нею ежедневно и по нескольку раз, потому и думы, которые хотел изложить, оказались повседневными. Их было много, холодок в груди притормозил желания. Получилось обычное письмо о встрече знакомого офицера с сыном, матерью; он упомянул об отце, Анатолии, Наташе, о своем самочувствии. Все уместилось на одной странице.

Возникло желание сходить в гости к чете Шведовых, но., должность командирская накладывает отпечаток на отношения с подчиненными. Неожиданное появление поставит их в неловкое положение. Подумал о Тамаре, ее готовности излить душу.

«Позвать?» — обожгла мысль, и тут же он отогнал ее. Представил, как потом посмотрит в глаза отцу.

«Одно дело в Чижах. Там ты был Ланцов, а тут Бодров. Вроде бы одно и то же, а разница существенная».

В трудах и заботах человек мечтает о минутке свободной, а когда она приходит, не знает, что с нею делать, чем заняться.

Сергей позвонил дежурному, попросил пригласить Фесселя. Тот прибыл незамедлительно встревоженным.

— Ваше благородие, что случилось?

— Ровным счетом ничего. Выкроилось свободное время, хотелось бы побеседовать на вольные темы, если нет возражений.

— О чем речь! Мне тоже приятно провести с вами время.

— Вы беседовали с командиром пехотного полка. Как он реагирует на поражение? Мы, откровенно говоря, не ожидали таких результатов.

Фессель рассказал, что командование группой армий «Юг» планировало прорыв армейской группы с намерением отрезать глубоко вклинившиеся части 8-й гвардейской армии. Однако прорваться через оборону советских войск удалось лишь малым силам. В самый разгар боя полк получил приказ: наступление остановить, на достигнутом рубеже занять оборону. Ковыряли, долбили промерзшую землю, а через три часа прибыл эсэсовец с приказом передать ему командование и продолжить наступление. Огневой и авиационной поддержи не имел. Штурмбанфюрер без знаний и опыта ведения как оборонительного, так и наступательного боя в спешке и бестолково отдавал распоряжения, открыто молил бога помочь ему. С этим он связывал какие-то надежды. Но бог не любит неумех, отвернулся от него и от всех солдат в лесу. А тут еще тяжелые мины с дьявольской методичностью обрушивали на их головы смертоносный металл. От них потерь было больше, чем в оборонительном бою. Сидели всю ночь под танками и ждали очередного взрыва, каждый раз уносившего чьи-то жизни.

— Лес большой, можно было уйти с обстреливаемого участка.

— Эсэсовец боялся, что солдаты разбегутся, потом не соберешь.

— Такая уж плохая дисциплина у ваших соотечественников?

— По-разному бывает. После Сталинграда уверенность в победе пропала. Дисциплина удерживала солдат на месте, когда их методично убивали мины по вашему приказу.

— Осуждаете?

— Война же. Тут успех одних означает поражение других. Такова логика, а она, как известно, эмоций не признает.

— По глазам вижу, переживаете.

— Соотечественники все-таки. Эсэсовец додумался послать танки, чтобы уничтожить громкоговорящую установку. Пленные передают, что моя передача помогла им сделать правильный выбор.

— Надо ли мне поговорить с командиром пехотного полка? Коллега все-таки.

— Не стоит. Поражение уничтожило в нем офицера. Только и делает, что молит бога за спасенную жизнь. Ничего умного от него не дождетесь.

— Вы имеете ученую степень. Как вы относитесь к богу?

— Я не верю в какую-то физическую сущность этого понятия. Если что-то есть, оно должно быть только материальным, а значит, подчиняться объективным законам, а не творить сказочные чудеса. А вот верить в бога как духовный образ нужно и важно с точки зрения психологии. Когда человеку трудно, он взывает к всевышнему о помощи, тем самым концентрирует силу воли, психику на преодоление трудностей, улучшает самочувствие, душевное состояние. Понятно ли я рассуждаю?

— Вполне. Но, скажем, если попросить бога о помощи другому человеку, может получиться какой-либо результат?

— По моему мнению, мысль — своеобразная радиоволна, способная воздействовать на мозг того, о ком думаешь, оказывать влияние на его психику. Но это лишь упрощенная схема весьма сложного явления.

— Скажем так, если я буду часто думать о больном, это может ему помочь выздороветь?

— Для этого важно уметь концентрировать свою волю. Отдельные умельцы с помощью ивового прутика способны отыскать воду даже в засушливых районах. Но это удастся сделать, если искатель будет напряжением мысли видеть воду, как бы чувствовать ее. Сосредоточив волевые усилия на достижении цели, можно, видимо, передать больному импульс положительной энергии и получить соответствующие результаты.

— Выходит, отрицательная тоже способна передаваться?

— Добро и зло — две стороны одной медали.

— Господин Фессель, вы говорите, что люди в Германии живут лучше. Вы здесь, можно сказать, не один год. Я верю вам. Какой вам видится Россия? Интересно все-таки, как мы выглядим со стороны.

— Если бы удалось одновременно окинуть взглядом всю Европу и народы Советского Союза, можно бы отметить: производительность труда у нас выше. Ваш царь Петр расшевелил Россию, многое было сделано в его времена. Вездесущие казаки добрались до берегов Тихого океана, Сталин придал ускорение жизненным процессам, патриархальную страну превратил в могучую державу. Не будь у России нынешних заклятых «друзей», превратила бы она европейские страны в свои союзные республики. Но эти успехи — временное явление. Не получится у вас постоянного подъема.

— В крови заложена медлительность, так вы хотели сказать?

— Нет. В привычке все делать не спеша, с большим количеством праздников.

— Каковы, по-вашему, перспективы наших отношений с УПА? — перевел Сергей разговор на другую тему.

— Мы для них были оккупантами, соответствующим образом и строились взаимоотношения. ОУН и УПА теперь выросли в грозную силу, с ними надо считаться. Вы для них были своими людьми. Но даже сейчас не видно, чтобы они начали разоружаться. Две вооруженные силы на одной территории еще никогда не уживались. Кому-то одному придется уйти, а во что это выльется, одному всевышнему известно. Для нас они были бандитами, всякие попытки утихомирить их, ублажить приводили к прямо противоположным результатам. Расценивалось все это как слабость немецких властей. Кем вы для них станете, трудно сказать.

— Кишка тонка противостоять советской власти, Красной Армии!

— Вы — дитя своего времени, патриот! По-вашему выйдет. Но сколько новой крови может пролиться!

— Война — явление временное. Советская власть будет всегда. Бессмысленно лезть на рожон. Результат известен заранее.

— Узость мышления сатрапов привела к нынешнему побоищу, — воскликнул Фессель, жестикулируя. — Историю нередко делают неграмотные люди, возомнившие себя божествами, пророками.

— Не ведают, что творят?

— Точнее, не способны проникнуть в смысл того, что делают, пока не сорвутся вниз с пьедестала.

Ветер, похоже, изменил направление. Теперь снежные вихри рвались во входную дверь, под их напором она жалобно скрипела, готовая сорваться с петель. Фессель покосился на выход, передернул плечами. Сергей впервые внимательно посмотрел в лицо гостя. Изрезанное глубокими морщинами, оно казалось изможденным, отдавало желтизной.

— Как у нас живется военнопленным, господин капитан?

— Не до жиру, быть бы живу, как у вас говорят.

— Вы числитесь переводчиком у командира полка. Я распоряжусь, чтобы питание вам улучшили.

— Спасибо на добром слове и за доверие.

На удивление быстро от Зины пришел ответ. Если когда-то на его четырехстраничное письмо она отвечала одной неполной страничкой, теперь соотношение изменилось в точности до наоборот. «Хожу сама не своя после получения твоего послания, — писала Зина, — ждала его ежедневно, хоть и без надежды. День был ненастный, сидела у окна, глядела на почтальонку, которая вдруг поднялась на крыльцо, подумала: ошиблась. А тут такое! По-моему, потеряла контроль над собою, пустилась в пляс. Как же, мечта сбылась!» Она писала, что с бабушкиными снадобьями чувствует себя значительно лучше, скоро весна, скучает по Димке, ждет не дождется того дня, когда увидит его. «Но без твоего разрешения я поехать не смогу».

Сергей посмотрел в конец страницы — там как бы с опаской более мелкими буквами было написано: «Целую, твоя Зина». Когда он писал предыдущее письмо, долго размышлял над концовкой, но все же подписался лишь одним словом — «Сергей».

«Уже моя, — подумалось умиротворенно. Ослабло сразу душевное напряжение, не покидавшее последние годы, стоило вспомнить о Зине. — Как всё просто! Надо бы ответить сразу, но сейчас занят, отвечу потом».

«Потом» в скором времени не получилось.

6 марта утром войска 3-го Украинского фронта начали Березнеговато-Снигиревскую наступательную операцию. 8-я гвардейская армия с плацдармов на реке Ингулец наносила удар в общем направлении на Новый Буг. Несмотря на рано начавшуюся весеннюю распутицу, за тринадцать дней войска продвинулись на сто сорок километров, освободили территорию между реками Ингулец и Южный Буг. Столь значительное продвижение фронта за короткое время требовало перемещения вперед всей службы войскового заграждения фронта.

На начальника оперативного отделения и весь штаб войск НКВД навалился большой объем работ с кратчайшим сроком исполнения и полным обоснованием. Сложность возникла с определением ротных рубежей службы в условиях пересеченной местности, особенно на стыках полковых участков. Границами являлись армейские разграничительные линии, хорошо видимые на топографических картах. На местности, где каждый овраг, лесной массив, неровность могли использоваться враждебным и преступным элементом, начало и конец рубежа должны назначаться с точностью до определенного куста, камня, вершины высоты, по одну сторону которых за надежность службы отвечает один командир, а по другую — второй. По карте этого не сделаешь, поэтому стык следовало определить на местности, причем совместно с командирами подразделений первой линии заграждения. Кроме того, возникла необходимость подобрать и осмотреть место для размещения полка и штаба войск НКВД.

Организовать поездку в распутицу — дело сложное. Неизвестно, когда придется возвращаться и что потребуется в пути. Бодров решил выехать с двумя командирами рот на штабном вездеходе и «студебекере», захватив питание, инструмент, охрану в составе двух отделений автоматчиков во главе с командиром взвода. Зашел в медпункт, чтобы подготовили на случай аптечку. Командира встретила Тамара. Красивая и притягательная женщина во все глаза смотрела на Сергея, смело улыбалась.

— Я часто вспоминаю нашу встречу.

— У нас была встреча?

— Я имею в виду знакомство.

— Что же вам запомнилось?

— Все до мелочи, — очаровательно улыбнулась Тамара.

— Приготовьте аптечку человек на двадцать.

— Надолго уезжаете?

— Как получится.

— Далеко? Дорога-то — одна грязюка, — говорила она неторопливо, с сочувствием.

— Вездеход, «студебекер» должны справиться. Завтра утром выедем, к вечеру должны возвратиться. «Назойливая особа», — подумалось.

Вновь поступило сообщение, что при отступлении противник бросил большое количество техники. Николай Дмитриевич вызвался поехать с несколькими водителями на своей машине в разведку, поживиться чем бог пошлет. Транспорта в полку по-прежнему не хватало.

Вечером в землянку к командиру полка пришел Шведов. Поговорили о перемещении на новое место, организации работы разведывательного отделения. Вышли на воздух подышать. Слегка подмораживало. На чистом по-весеннему небе ярко мигали звезды, казалось, весь мир пребывает в спокойствии и ожидании обновления жизни. На то и весна!

— Посмотри повнимательнее на окрестности Березовки. Удобное место для расположения полка и штаба войск, — говорил Шведов, продолжая начатый диалог в землянке. — Вокруг несколько небольших сел, где можно расположить роты. Назначь стык полкам разрушенную мельницу. Она хорошо видна на карте.

— На месте прояснится. Березовка — сугубо нашенское название, а природа вокруг чем-то не похожа на русскую, будто чужая.

— Значит, запах тоже иной. Уже не скажешь словами Пушкина: «Там русский дух, там Русью пахнет».

Сергей остался один. Хотел вернуться в землянку, открыл дверь, но необъяснимое чувство тревоги остановило его. Находясь в темном углублении входа, он прислушался — тишина. Неожиданно от рядом находящейся полуразрушенной землянки отделилась невысокого роста человеческая фигура и, быстро удаляясь, растворилась в темноте.

Бодров позвонил по прямому полевому телефону Анатолию, рассказал о непонятном происшествии.

— Кому надо наш разговор подслушивать? Или это случайность?

— Сейчас же распоряжусь выставить ночной пост охраны у командирской землянки. Зря отказался, — ответил Шведов.

— Нехорошо как-то…

— Не ты назначаешь охрану собственной личности, а я оберегаю командира от возможных неприятностей. Потерпи. Все чрезмерное — нехорошо, в том числе скромность.

— Не хочется лезть в глаза…

— Заместитель тоже имеет право принимать решения.

Когда на востоке обозначилась алая зарница, три автомашины покинули «Рощу». Талая вода застыла в лужицах, по твердому насту колонна быстро покатила на запад.

«Виллис» командира полка с двумя командирами рот, старшими лейтенантами, вооруженными автоматами, шел во главе. Солнце не смогло пробиться через негустые облака, земля не оттаивала, поэтому спешили побыстрее осмотреть намеченный маршрут, добраться до разрушенной мельницы.

Николай Дмитриевич не скрывал радости от изобилия в спешке брошенной немцами техники. Вблизи дороги стояла на вид совершенно исправная автомашина с открытой кабиной. «На обратном пути увезем с собою», — размышлял он. Не выдержал, остановился возле грузовика. Обошел вокруг, заглянул под колеса, открыл капот, нажал кнопку стартера, двигатель завелся. Выключил. «Зальем в радиатор воды, до дому довезет». Подал команду выехавшим с ним шоферам включиться в работу по осмотру других машин.

Вот наконец мельница, которая изображена на карте на открытой местности. Оказалось, ее развалины едва ли не до самого леса окружены густыми зарослями дикого терна.

Остановились в сотне метров, заглушили двигатели, и сразу прибывших окружила давящая тишина. Будто возле отрытой могилы, смолкли громкие голоса красноармейцев.

— Надо спалить эту колючку, — предложил командир девятой роты.

— Сырой терн. Не так-то просто поджечь будет.

— Тут следует постоянно держать заслон или засаду.

Подошли шесть трофейных автомобилей во главе с радостно улыбающимся Николаем Дмитриевичем. Техника понравилась и Сергею.

Командир взвода выстроил цепь, подал команду «Вперед!» Вошли в кустарник, хватавший колючками за одежду.

— Сквозь заросли только зверю под силу передвигаться, человеку не пройти, — доложил он командиру полка.

С тремя автоматчиками и командирами рот Бодров направился к развалинам мельницы по едва заметной тропинке. «Кому-то понадобилось проложить ее», — пришла мысль.

Подошли к нагромождению кирпича и камня, обгоревших бревен. Никого! Ни птичьего крика, ни звериного шороха. Но Сергей уже чувствовал, знал: они тут не одни. И в этот момент со всех сторон одновременно среди развалин поднялось до десятка человек с немецкими автоматами в руках.

— Добро пожаловать! Мы вас поджидаем! — с издевкой в голосе сказал на украинском невысокого роста давно не бритый человек и шагнул вперед, но тут же раздалась короткая автоматная очередь красноармейца. С застывшей презрительной улыбкой мужчина упал. В следующее мгновенье офицеры и дозор оказались сбитыми с ног и со скрученными назад руками. Бойца, только что застрелившего бородатого мужчину, неизвестные начали избивать.

— Мы так с пленными не обращаемся, — сказал Бодров, — он выполнял свой долг.

— Молчать! — озверело крикнул молодой, пышущий здоровьем бандит и ударил Сергея в лицо кулаком.

Вокруг послышались злые голоса: «Повесить!», «Расстрелять!»

— Успеется, — распорядился здоровяк. — Обыскать!

Грязные, вонючие руки заскользили по одежде. У Сергея извлекли из карманов гимнастерки удостоверение, именной пистолет «ллама».

— Ого! — воскликнул обыскивающий. — Вот это птица!

Вся шайка потеряла интерес к остальным офицерам и красноармейцам. «Здоровяк» взял пистолет, повертел в руках, положил в карман, вновь извлек. Затем посмотрел на удостоверение, начал читать по слогам: «Началь-ник от-де-ле-ния».

— Роевой, значит, — догадался он, пропустив непонятное слово «оперативного». — Что ж это ты, — обратился он к Сергею сочувственно, — весь в орденах и медалях, с именным пистолетом, в большом звании, а командир отделения?

— Не везет, — подхватил мысль Бодров.

— Сообщили, приедет командир особого полка НКВД. Куда он делся?

— Животом разболелся, — в рифму ответил Сергей.

— Жаль. Мы бы ему кишки выпустили, облегчили страдание, — хихикнул «здоровяк».

— Передадим ваши слова.

— Уже не передадите. За что подарок от особого отдела?

— Подарил родственник. Невезучему роевому по-другому не получается.

— Это мы еще разберемся, простой ли ты роевой или какой другой. Зачем пожаловали?

— Мельницу надо восстанавливать, зерно молоть.

— Для кого?

— Для армии и местных жителей.

— Уходим! — крикнул «здоровяк», прислушиваясь к чему-то.

— Берите убитого, — указал он двум красноармейцам.

— Чтобы не осквернять память, погибшего несут его друзья-товарищи. Не по-божески заставлять пограничников делать это.

— Ладно, донесем сами, чтобы, правда, не оскорблять.

Сергей шел и молил всевышнего, чтобы бандиты не стали еще раз обыскивать. Обрадованные именным пистолетом, при беглом обыске они не обнаружили за рукавом гимнастерки Зинкин подарок — револьверчик, закрепленный на резинке. Но как выкарабкаться из безвыходного положения даже при наличии револьвера, мыслей не было. За каждым движением постоянно наблюдают несколько пар глаз, руки связаны.

Между зарослями кустарника и лесом ровная, чистая полоса, всего полсотни шагов. Осторожно осмотревшись по сторонам, «здоровяк» быстро двинулся вперед, но тут же беззвучно рухнул лицом вниз, дернулся и затих. Никто не слышал выстрела. Посовещавшись, оставшиеся без вожака бандиты выставили вперед командира первой роты, приказали идти. Тот сделал десяток шагов, ему велели остановиться. Следом вышел один из бандитов, который обыскивал Сергея, но, поравнявшись с убитым, тоже беззвучно уткнулся лицом в землю.

«Похоже, отец! — мелькнула радостная мысль. — Его весточки».

Один из бандитов приказал пленным сесть на землю попарно, спина к спине, не разговаривать.

— Скоро расстреляем, — сказал он.

— Духом не падайте, — шепнул Бодров. — Нас выручат.

Оставшиеся без вожаков шесть бандитов явно не знали, что предпринять, смотрели друг на друга, на задержанных, вытягивая шеи, прислушивались к тому, что творилось за кустарником, но неизвестность от этого нисколько не рассеивалась. Они уселись кружком поодаль, оживленно жестикулируя, вполголоса обсуждали сложившуюся ситуацию. В развалинах уже слышались голоса автоматчиков, лес был отрезан. Ни назад, ни вперед.

Прислонившись спиной к командиру первой роты, Сергей шепнул:

— Попытайся развязать меня.

Тот нащупал узел, потянул за конец веревки, и затяжка на запястьях сразу ослабла. Теперь Бодров проделал ту же работу. Затем он достал из рукава револьвер, встал. Вскочил один из бандитов, схватившись за автомат, но выстрел в лицо отбросил его навзничь. Остальные бандиты с раскрытыми от неожиданности ртами уставились на руку стрелявшего, в которой само оружие едва просматривалось. Шок бандитов тут же был использован освобожденным от веревок офицером. Через мгновенье в его руках оказался немецкий автомат.

— Власть, как видите, поменялась. Встать! — подал Бодров бандитам команду.

Подошли автомашины. Перевязали избитого красноармейца, залили йодом разбитые губы Сергея.

Бодров приказал задержанным отрыть яму, побросали туда убитых. Николай Дмитриевич обнял сына, поцеловал:

— Думал, больше не увижу.

— Тебе спасибо за помощь.

— А как иначе?

Сергей побеседовал с перепуганными задержанными, сидевшими на холмике могилы только что похороненных бандитов.

— От кого стало известно, что командир полка должен прибыть сюда?

— Об этом знал роевой, его убили первым.

— Где находится человек, который давал вашим командирам информацию?

— Нам это неизвестно.

— Знаете, как поступают с бандитами в военное время?

— Мы не бандиты. Мы повстанцы, патриоты.

— Негодяями вас надо величать, а не патриотами.

— Мы за свободу!

— За свободу от кого? От своих братьев по крови и по духу? В угоду националистам? Не в бою, а по наводке напали на выполнявших свои служебные обязанности офицеров и красноармейцев, не имевших к вам отношения. В чем здесь патриотизм?

— Пан майор, — осмелился один из задержанных, — мы ведь действительно не знали, кого следовало задержать. Нам сказали захватить и доставить к командиру четы всех, кто прибудет к мельнице.

— Что потом с нами было бы?

— Для поднятия собственного авторитета планировали повесить командира полка, остальных расстрелять.

— Это же бандитские выходки, а не повстанческие дела.

Обратный путь оказался долгим. Накоротке выглянуло яркое, теплое солнце, и земля начала быстро оттаивать.

Бойцам и задержанным пришлось неоднократно толкать машины. Американские «студебекеры» более или менее справлялись с задачей, немецкие тупорылые могли лишь помогать при буксировании. Ближе к вечеру выбрались на грейдер. Николай Дмитриевич намеревался поехать за трофеями на следующий день, но командир полка не разрешил.

— Подсохнет земля, тогда посмотрим.

Погода тем не менее изменилась к худшему. Пошел дождь, сильнее развезло.

 

XXVIII

Колонна прибыла в «Рощу» затемно. Едва Бодров вошел в свою землянку, следом прямо-таки ворвалась Тамара. Она всплеснула руками, взяла ладонями побитое лицо, повернула к свету, ахнула. Покопалась в медицинской сумке, а когда вновь посмотрела на Сергея, ее глаза были наполнены слезами.

— Чего ради?

— Не понимаете вы ничего!

Командир полка молча уселся на табуретку, вытянул губы для неприятной лечебной процедуры, закрыл глаза. Но тут же вновь открыл — Тамара поцеловала его.

— Мне же больно.

— Извините, не удержалась.

— Вы во всем такая же несдержанная?

— Когда как.

— Со мною сдерживайтесь, пожалуйста. Не хотелось бы одергивать вас.

— Не все в моих силах. Есть вещи, для которых не помеха даже унижение или оскорбительное мнение.

— Где предел?

— Не знаю. Такой я уродилась, такой останусь.

— А если на пути преграды, обойдете?

— Я их ломаю.

— Не боитесь последствий?

— Волнующие мысли страшнее.

— Каков ваш идеал?

— Непорочность, душевная чистота, преданность делу.

— Какому «делу»?

— Служению своему народу.

— Высокопарно!

— Каждый выражает мысль так, как подсказывает разум.

Сергей отнесся к разговору как к ничего не значащему диалогу между медицинским работником и пациентом во время процедуры, поблагодарил Тамару за аккуратную работу и чрезмерное сочувствие к нему. Женщина кокетливо поправила волосы, улыбнулась:

— Буду наведываться во избежание осложнений.

Дежурный по штабу сообщил, что прибыл Лисячко, командир разведывательного отделения. Устим знал о происшествии, в его обязанности входит разведка района выполнения оперативных задач полком, тем более маршрута поездки командира. Однако ничего не было сделано, хотя и по не зависящим от него причинам. Пока отделение представлялось при построениях одним человеком, и, по существу, он вел работу лишь в районе Горобцов. Теперь его присутствие там становилось ненужным. Об этом Бодров повел речь.

То, что ему не влетит за командирскую рекогносцировку, едва не стоившую жизни группе офицеров и бойцов, Лисячко определил сразу, как только Бодров повел речь о переключении работы разведывательного отделения на район Березовки. Он знал о предстоявшей передислокации. Марина успела поведать, что там живет ее двоюродная сестра Олеся с двумя дочурками. Девушка бывала в райцентре и не раз, поэтому смогла обрисовать село. Теперь Устим пересказывал командиру впечатления, добавлял те сведения, которых не могла дать топографическая карта. В заключение беседы Бодров спросил младшего лейтенанта:

— Сможет Марина сыграть роль жены?

— Ой! — покраснел Лисячко. — Зачем это?

— Надо походить супружеской парой по окружающим селам в роли менял.

— А по-другому нельзя?

— Ничего лучшего сейчас не придумаешь. Брата и сестру ночевать не пустят, места надо много. А так — полезай на печку и дело с концом. Опыт у нас солидный в этом.

— Не согласится она.

— Давайте поженим вас, чтобы не было нареканий от матери и родственников Марины. Она любит вас?

— Я так думаю.

— Берите мою автомашину, езжайте в Горобцы, идите в сельсовет, расписывайтесь.

— Какая задача у менял?

— Во всех селах, окрестных лесах проведем в скором времени чекистеко-войсковые операции. Поэтому нужны схемы населенных пунктов с указанием направлений наиболее вероятного ухода преступников, их мест укрытия. В последующем, если фронт остановится на какое-то время, в помощь органам власти в селах начнем формировать вооруженные группы содействия из числа членов семей военнослужащих Красной Армии, местного партийного и советского актива, комсомольцев, тех, кто не хочет иметь дело с ОУН и УПА. Такую задачу ставит перед нами политотдел. Необходима также информация о дезертирах, уклонистах, ставленниках и пособниках врага, скрывающихся у родственников и в лесах.

— Не справлюсь я в одиночку.

— Подберите из числа сержантов и старшин себе помощников. При наличии успехов будем ходатайствовать о присвоении им офицерских званий. И это еще не все.

Бодров рассказал об утечке информации из расположения части, случайном или преднамеренном подслушивании их разговора со Шведовым.

— На досуге подумай, авось мысль какая появится. Завтра же поговори поодиночке с задержанными. Возможно, что-то вспомнят. От этого у каждого из них жизнь зависит.

Едва за младшим лейтенантом закрылась дверь, вошел Анатолий.

— Красивый, ничего не скажешь, — сделал он «комплимент» другу, рассматривая наклейки на лице.

— Могло быть хуже.

— Я хотя и не командир твой, но впредь запрещаю самому проводить рекогносцировки. У тебя есть заместители, командиры крупных подразделений, которым вполне по зубам подобного рода задачи. Наташка, и та возмущается. «Что это за командир, — говорит она, — если пытается все делать сам».

— Наташкину критику учту, твою тоже.

— Николай Михайлович скажет тебе еще «ласковое» слово!

— Не будь меня там, погибли бы люди. Вот что меня оправдывает.

— Продумывать предстоящие шаги надо в первую очередь с точки зрения безопасности. Такой складывается обстановка в тылу.

— Вот ты и будешь впредь отвечать за нее.

— Отвечу!

— Как это сделать, если там, в зарослях кустарника, наш выезд был заранее известен! И даже не сам факт, а точное место посещения.

— Мы с тобою вряд ли сможем что-то сделать, но всякое начинание впредь следует держать в строгой тайне.

— Приедет Каден, он представитель СМЕРШ, пусть разбирается, это его непосредственная обязанность. Наверняка у него есть доверенные люди в полку. Наш Лисячко слаб для такого дела.

Наутро Шведов и Устим беседовали с задержанными. Бывшие колхозники, под разными предлогами не попавшие в армию, не скрывали испуга. Народ в годах. Лишь один из них еще желторотый птенец с русым пушком на бороде да другой, тоже молодой, но с потертым, как старая кожаная рукавица, лицом. Никто ничего не знает. «Неграмотный я, что говорят, то и делаю», — вот и весь ответ. Разговорился юнец. Он заметно тяготился обществом старших товарищей по несчастью, радовался беседе, улыбался. Парень рассказал, что в лесу, вблизи которого была захвачена группа Бодрова, постоянно скрывается чета в количестве тридцати пяти человек. Причем по ночам большинство людей дома, а с рассветом собираются в лесу. Четовой — Тарас из дезертиров — совершенно беспощадный к врагам человек.

— Кто враги-то? — поинтересовался Шведов.

— Немцы. Теперь вы. Когда оккупанты бежали, — говорил парень, — мы попросили разрешения идти по домам, но из подрайонного провода поступил приказ переключиться на борьбу с Красной Армией и войсками НКВД.

— Куда вам против настоящей армии-то?

— Имелись в виду мелкие подразделения, пока УПА тоже не станет настоящей.

— Ты-то совсем пацан, пройдет жизнь мимо тебя. В чем радость бытия?

— Когда у меня в руках автомат, испытываю удовольствие от безграничной власти над остальными людьми.

— Из каких сел люди собираются в лесу? — спросил Лисячко.

— Из всех, что вокруг Березовки.

— Как зовут тебя, может, скажешь?

— Кличка у меня «Мечтатель», другого имени нет.

— О чем мечтаешь, Мечтатель?

— Дослужиться до сотника, командовать людьми.

— Стоит ли за это жизнь отдавать?

— Меня расстреляют? — испугался парень вопроса. — Я ничего плохого не сделал. В немцев стрелял, в красноармейцев — нет.

— Военный трибунал разберется, виноват ли ты. Согласишься сотрудничать с нами — тебя освободят.

— Нет.

— Тогда катись по наклонной в преисподнюю, несостоявшийся сотник, — посоветовал Шведов, отвернувшись от собеседника.

Розовое от напряжения лицо парня сначала покрылось пятнами, затем побледнело.

— Можно я подумаю?

— Думай, думай, но недолго. Хорька знаешь?

В глазах задержанного застыло подозрение.

— Он у вас?

— Все будут у нас рано или поздно, — ответил Лисячко.

— А если я соглашусь, а потом обману?

— Родственники твои могут пострадать за это. Мать в первую очередь.

После длительной беседы Мечтатель, он же Василь, согласился оказывать содействие войскам НКВД в наведении порядка на территории Березовского района. Тут же офицеры разработали легенду, согласно которой все шестеро задержанных пишут явку с повинной, но, как только их отпустят, забудут о ней. Это касалось в первую очередь Василя. Он должен был возвратиться в чету, рассказать о гибели роевого с подручными. Договорились связь держать через мать Василя по паролю: «Привет от Устима», на который, если все в порядке, женщина должна ответить: «Сын говорил о вас». На случай экстренного сообщения по опыту в Березовке, других населенных пунктах на радость молодежи организовывались танцы возле расположения военного гарнизона. Там в толчее он мог сообщить любому офицеру нужную информацию.

Перед Мечтателем была поставлена задача: выявить, от кого поступили сведения о направлении движения и цели поездки офицеров во главе с командиром полка, а также ближайшие планы четы под руководством Тараса, которого Василь охарактеризовал, как «немного придурковатого, но храброго».

Из тех людей, которые должны уйти с Мечтателем, никто, по его мнению, особого интереса не представлял, разве что Зубило из Кочмаревки, грубый во всех отношениях, который мог шарахнуться из крайности в крайность.

— Он только на вид старый, — говорил Василь.

Лисячко сиял. У него появился осведомитель — глаза и уши в лесу западнее Березовки да и самом селе! Он даже; абыл о задании командира полка, но об этом напомнил Шведов.

— Жениться тебе пора, забыл? Я поеду с тобою в Горобцы для ускорения процесса, а заодно разведаю, как мне лично оформить такое же дело.

Тарас сидел на пне. От еще не просохшей земли и прошлогодней листвы веяло холодной сыростью, а спину сквозь голые ветви припекало солнце. Он блаженно улыбался весеннему теплу. Радовало и одновременно огорчало известие о том, что захваченные несколько дней назад боевики из его первого роя отпущены после написания явки с повинной. Теперь трое из них возвратились в его распоряжение, а столько же выжидают, в том числе Зубило, не знают, как поступить. Прибывшая тройка сидит, ждет его решения. «Не могут энкаведисты отпустить ни за понюшку табаку. Пойманы-то с оружием в руках, хотя и не разобрались, что сумели задержать наиболее активных боевиков».

— Идите, голубки, поближе, побеседуем. Расскажите, как все произошло, какие вопросы вам задавали, что вы отвечали.

Отпущенные на свободу доложили командиру четы, каким образом они оказались задержанными, кто вел допрос, что они отвечали, будто ничего не знают, выполняли приказ.

— Какой вопрос задавали настойчивее всего?

— «Кто сообщил о посещении разрушенной мельницы группой офицеров?»

— Откуда им известно, что нам кто-то сообщил?

— Роевой сказал при встрече, мол, мы вас поджидаем, — ответил Мечтатель.

— Дурак ваш роевой.

— Его заместитель подтвердил, будто сообщили о приезде командира какого-то. Тут каждому понятно, что мы о их прибытии знали заранее.

— И этот идиот тоже. Останься живыми, я бы их расстрелял за болтовню. Насторожили СМЕРШ, теперь искать будут. А источник для нас особо важный.

— Тарас, надо всем соблюдать тайну и предупреждать перед заданием, о чем ни в коем случае не говорить. Роевой с заместителем не предполагали, что так обернется дело, — осмелел Василь.

— Иногда соображать надо. Всего не скажешь, обо всем не предупредишь. А о соблюдении тайны ты, Василь, говоришь верно. Еще неизвестно, чем кончатся для нас откровения ваших бывших командиров.

— Ничем, если от нас не поступит новой подобной информации.

— Мечтатель, вижу, ты парень посмышленнее других. Назначаю тебя командиром роя. Пока вас трое, но скоро появятся новые люди, сформируем полноценное подразделение.

— Рад стараться, пан четовой.

— Первое тебе задание, роевой. Со своими людьми пройди по селам. Разведай, есть ли там военные и сколько, как их встречают жители, где размещены, планируются ли операции против нас.

— Аусвайсы кто нам выдаст?

— Справку, что вы колхозники, получите. Запомните легенду: ходите ищете работу. Оба ваши подчиненные неплохие плотники. Топор за пояс и вперед. Оружия не брать.

Уже следующим утром бригада «плотников» вышла в разведку. Как и накануне, ярко светило солнце, пригревало, и дорога заметно подсохла. Весенний воздух бодрил. Но вскоре дорога пошла через лес, повеяло сырым воздухом, грязь захлюпала под ногами.

— Василь, ты не спеши, — взмолился старший «плотник», — ноги у тебя молодые, торопливые, мы уже взмокли.

— Привыкайте к походной жизни. Долго сидеть на одном месте нам не дадут, придется часто переходить с места на место по росе в мокрой и холодной одежде, разбитой обуви и с одними сухарями.

— Больно мрачно рисуешь, командир. Ходим мы по лесам, кочкам да болотам давно, живы, как видишь.

— Немцы нам не особо много уделяли внимания. Они знали, что находятся здесь временно. Да и мы особой активности не проявляли. «Нас не трогай, и мы не тронем», — любимая была песня. Теперь не то. Красная Армия пришла навсегда и советская власть тоже. Будут во всех селах военные гарнизоны. Куда нам податься? Только в сырой лес.

— По-твоему, нам сдаться?

— Готовиться преодолевать трудности. Ни на какой возраст скидок не будет. Потому не жалуйтесь на усталость, не отставайте.

Свой рой я натренирую бегать без передышки но десятку километров. Тогда нам никакой противник не будет страшен, ни один красноармеец не сможет с нами тягаться.

— Придется нам проситься в другой рой. Уж больно резво начинаешь свою командирскую деятельность.

— Без моего согласия никуда вас не переведут. Таких разговоров чтобы впредь я не слышал, буду наказывать. Тарас приказал держать дисциплину в моем отделении на высоком уровне, — рубанул роевой ребром ладони воздух перед носом оробевших подчиненных.

За разговорами незаметно дошли до Кочмаревки. Первое, что бросилось в глаза разведчикам, — большое количество военных на улицах. Пока дошли до сельского совета, документы у «плотников» проверяли три раза. Никаких придирок. Посмотрели на справку, и можно идти дальше. Роевой вознамерился зайти к председателю, но старший «плотник» отговорил.

— Не видишь, сколько тут военных? Сцапают за милую душу.

Когда прошли пчелиным роем гудевшее здание сельсовета, увидели красивую молодую пару — то были Лисячко с девушкой. Роевой улыбнулся младшему лейтенанту, и группы разошлись в разные стороны.

Через минуту-другую Василь спросил у попутчиков, кто заметил что-нибудь важное.

— Младший лейтенант, который нас допрашивал, гуляет с девушкой по улице, — ответил младший «плотник», со страхом оглядываясь.

— Не просто так ходят, чем-то занимаются здесь. Оба иесли большие сумки, — ответил второй.

Особым заданием для Мечтателя являлась встреча с {убило. Зная вспыльчивый характер боевика, Тарас предупредил: разговор с ним вести вежливо, только выяснить намерения, если не удастся склонить к возврату в чету, предупредить, что он будет расстрелян по суду за измену.

Дом повстанца указала смешливая девушка. Она глянула на серьезного Василя, на робко стоявших позади мужиков, фыркнула:

— Зубило сегодня злой, как кабан бешеный. Он вас встретит!

Предсказанья девичьи тут же сбылись. Зубило в неподпоясанной белой рубахе колол дрова. Увидев подошедших «лесных братьев», не бросая топора, подошел к калитке.

— Не открывай! — сказал он Мечтателю. — Так можно поговорить, через ограду.

— Тарас прислал.

— Катись к своему дурковатому.

— Ты же состоишь в чете и моем рое.

— С каких это пор ты — роевой?

— Со вчерашнего дня.

— Один раз смерть дохнула в лицо, энкавэдисты мне поверили, отпустили. Зачем еще раз испытывать судьбу? Вы, дурачье, вернулись к Тарасу, с меня хватит. Еще раз сюда не приходите, — поводил он большим пальцем по лезвию отточенного топора.

— Ты знаешь, чем это грозит тебе?

— Я пришел добровольно в УПА, теперь по собственному желанию ухожу из нее. Никакого преступления в том не вижу. А теперь пошли вон от моего дома.

Несолоно хлебавши разведчики двинулись в соседний поселок.

— Зря он так, — сделал заключение младший «плотник».

— Плохо, когда человек отказывается от своего слова. Зубило его сдержал, за это может поплатиться, — посочувствовал второц.

— Нельзя потакать, эдак все разбегутся.

— За что жизнь отдавать? За самостийность? Овчинка выделки не стоит. С немцами воевать — куда ни шло.

Старший «плотник» остановился посреди дороги, поглядел на недалекие дворы села, снял фуражку.

— Знаешь, роевой, я, пожалуй, тоже возвращусь домой. Мы с Зубило соседи, вместе шли добровольцами в УПА, выручали друг друга в бою, вместе писали явку с повинной. Теперь он дома, а я не поймешь кто. Воевать с красноармейцами душа не лежит, свои же люди.

— Был бы у меня автомат… — покачал головой Василь. — Это же неслыханно…

— Я тоже умею стрелять.

Старший «плотник», как по команде, повернулся кругом и, не оборачиваясь, быстро зашагал в сторону Кочмаревки.

— Рубану его топором? — посмотрел на роевого оставшийся боевик. — Это будет наш суд. Тарас одобрит.

— Он сильнее тебя, а топор и у него есть. Мне совершенно не хочется одному возвращаться к командиру четы.

Тарас сыпал проклятьями в адрес матерей, породивших предателей и изменников, недоумков-командиров, не способных удержать подчиненных от неверного шага.

— Тебя надо судить! — кричал он на Василя.

— У меня не было оружия, о чем сожалею. Да и командир-то я всего два дня.

— Они меня еще попомнят! Им не выкарабкаться из ямы, в которую себя загнали. Завтра же ночью пошли рой Бирюка в Кочмаревку, он с отступниками быстро разберется. Пойдешь с ними? Посмотришь, поучишься, укажешь, где живут твои бывшие подчиненные.

— С чужим роем? В качестве кого?

— Ладно, обойдутся без тебя.

Тут же Тарас подозвал Бирюка, отошел с ним в сторону и, оживленно жестикулируя, поставил тому задачу. Командир второго роя кивал в знак согласия, затем посмотрел на Мечтателя и отрицательно покачал головой.

Проводником к дому Зубило и его соседа Тарас определил младшего «плотника» из роя Василя.

Обрадованный доверием четового, Бирюк энергично приступил к подготовке акции, которая должна устрашить других боевиков, державших мысли об отступничестве. В тщательно продуманной роевым операции выпадала середина. Продвижение по населенному пункту должно осуществляться дворами, огородами. Об этом предупредил Тарас, но времени на разведку не было. Бирюк решил совершить нападение одновременно на оба дома без применения огнестрельного оружия, чтобы не привлекать внимание военных патрулей. «Горящие дома изменников осветят нам обратный путь», — размышлял он.

Сегодня в Березовке впервые танцы организовали возле сельского совета. На небольшом пятачке скопилась молодежь. С довоенного времени не было ничего подобного, чтобы вот так, не оглядываясь на немецкие патрули в рогатых металлических касках, побыть вместе, потанцевать, просто подурачиться. Шум, смех, девичий визг — будто и войны нет. Две гармошки, порой фальшивя, играли с короткими перерывами. На небе серпик молодого месяца. Весна!

Василь — активный участник веселья. Меняет девушек на каждый танец. Посмотреть со стороны — ищет кого-то в массе людей, где много красноармейцев. Есть в толпе и офицер, младший лейтенант. К нему пробивается Мечтатель. Во время короткого перерыва он сблизился с офицером, как бы мимоходом заметил, что у того с одеждой не все в порядке, и успел шепнуть о завтрашнем ночном нападении на отказников Кочмаревки — Зубило и его соседа. Потом он весь вечер не отходил от соседки Танечки, проводил ее до дома.

Таня впервые шла ночью с юношей. Она робко оглядывалась на каждую калитку, но ее сердце пело восторженную песню. Молодые люди посидели на лавочке возле ее дома. Неожиданно девушка взяла руку провожатого, робко погладила своей бархатной ладошкой.

— Василь, можно я с тобою буду ходить?

— Куда?

— Туда, куда направляешься каждое утро. Я тебя провожаю глазами всякий раз. Ты меня не видишь, а я смотрю на тебя.

«Во глазастая», — подумал он, а вслух сказал:

— Нехорошо подглядывать.

— Я не подглядываю, лишь смотрю на тебя. Провожаю глазами до самого леса.

— Ты тайну хранить умеешь?

— Умру, но не проговорюсь.

— Куда я хожу, там опасно. И не девичье это дело по лесу шастать. Давай я буду уходить и приходить, а ты будешь ждать.

— Ладно. Но зачем ты ходишь туда, если опасно? На днях открывается школа для переростков. Вот бы куда вместе походить. Учиться надо. Война скоро закончится.

— Ты молодец, Танька, хорошо придумала. Запиши меня и себя в восьмой класс, станем помогать друг другу делать уроки.

— Я уже все позабыла.

— Вспомним! Вдвоем справимся.

— Главное, будем вместе вечерами.

На следующий вечер Василь вновь провожал Таню, шли, мечтали о школе. В это время Бирюк поторапливал подчиненных. Казалось, двигались они медленно, не чувствовалось с их стороны желания выполнять задачу. А тут еще, перепрыгивая лужу, командир второго звена подвернул ногу. Движение застопорилось. Роевой проклинал неудачника, грозился избить его, но криком делу не поможешь, пришлось оставить пострадавшего посреди дороги.

— На обратном пути подберем, — пообещал Бирюк.

Сам же он и возглавил второе звено.

К Кочмаревке подошли за полночь. Рой залег в канаве за околицей. Виднелись неясные силуэты домов. Село спало. Ни единого звука. Едва попытались подняться, послышались шаги. Патруль, пять автоматчиков, в плащ-накидках и касках, словно призраки, прошли в трех десятках метров мимо и вновь исчезли за поворотом.

— По каким садам и огородам теперь идти? — спросил роевой проводника.

— Хиба я знаю? Мы ходили по улицам. Там показать могу.

— Разведчики… так вашу мать! Самого главного выявить не смогли.

— Не было такого приказа.

Бирюк отдал распоряжение продвигаться за проводником в колонне по одному вдоль заборов и в полной тишине.

— Мало ли что, — предупредил он подчиненных, — отступать, бежать по садам, огородам в сторону, где будет луна, там соберемся. Оружие применять в крайнем случае.

Повезло — не встретили ни единого патруля или местного жителя. Осторожно ступая, по-кошачьи крадучись, первое звено остановилось под забором Зубило, второе проследовало к соседу. Заборы высокие, что за ними — не видно. Требуется разведка. Надо бы помоложе кого, но таковых нет.

— Давай ты, — шепнул Бирюк пулеметчику, стоявшему рядом.

— А чего это я?

— Вперед! Не разговаривать!

Пулеметчик встал одной ногой на подставленную соседом спину, оперся руками о верх забора, перегнулся, висевший за спиной ручной пулемет ДП-27 скользнул вниз, а это без малого двенадцать килограммов, увлек за собою хозяина, и незадачливый боевик рухнул вниз, громко стукнув стволом о забор.

— Что за звено… Недоделанные… — прошипел в сердцах Бирюк. — Ты меня слышишь, растяпа?

Но из-за забора доносились лишь звуки, напоминающие мычание. Роевой приказал стоявшему рядом стрелку посмотреть, что произошло с пулеметчиком, но едва тот приподнялся над забором и заглянул вниз, тут же получил удар прикладом в лицо.

— Засада! — завопил роевой и бросился к первому звену. Но оттуда раздалась пулеметная очередь. Бирюк перескочил на другую сторону улицы, за ним последовали два стрелка от соседнего забора, туда же бросились еще трое. Петляя по садам, оставшаяся часть роя уходила от преследования. Уставшие и перепуганные боевики сдерживали преследователей огнем. В ответ летели пули, рикошетировали с завыванием. Вот сосед Бирюка, звеньевой, вскрикнул и упал, подвернув голову. «Осталось пятеро», — мелькнула мысль, но он тут же переключился на замаячившие впереди фигуры людей. Стреляя короткими очередями, Бирюк ринулся напролом, сбил с ног выскочившего из-за дерева красноармейца, не оглядываясь, устремился к темневшим впереди кустам терна, упал. Рядом с ним плюхнулся подносчик боепитания.

— Мы не сюда идем, — шепнул он роевому, — луна у нас оказалась за спиной.

Делая большой полукруг, боевики броском пересекли улицу, по которой шли несколькими минутами раньше, и двинулись «на луну». Позади слышались еще редкие автоматные очереди. За околицей в небольшой лощине командир роя сделал передышку. Вдвоем лежали на косогоре, жадно хватая ртами сырой весенний воздух.

— Кажется, живы, — заметил подносчик.

— Как еще Тарас распорядится… Операцию провалили, рой погубили.

— Если командир жив, значит, подразделение цело. Новые люди будут.

— Тебя назначаю заместителем роевого.

— Рад стараться, пан Бирюк.

Неожиданно на фоне ночного неба со стороны поселка возникла человеческая фигура. Боевики изготовились к стрельбе, но тут же определили: второй подносчик боеприпасов.

— Видишь, — отметил заместитель роевого, — сейчас нас трое, подберем звеньевого с травмированной ногой. А это уже отделение, вышедшее из боя.

Появился еще один боевик. Шел прихрамывая разведчик из четы Мечтателя.

Во дворе Зубило старший засады в присутствии хозяина подворья и соседа вел допрос задержанного пулеметчика. Тот рассказал о цели акции, за что грубый Зубило ударом кулака в зубы, сбил его с ног. Рядом лежали двое убитых. Зажимая ладонями раны, два боевика сидели, третий держался за голову.

— Надо их перевязать, — сказал старший засады бывшему «плотнику», указывая на раненых.

— Они пришли убить меня, а я им должен помогать? Пусть подохнут, а я к ним не притронусь.

Отказался сделать перевязку раненым Зубило.

…А Тарас опять был вне себя. Хватал Бирюка за грудки, кричал на него, обозвал дураком.

— Отстраняю тебя от командования роем. Пусть на твое место станет твой заместитель. Бывший роевой назначается пулеметчиком.

— Пан четовой, — обратился к Тарасу Мечтатель, — надо бы подумать, почему рой Бирюка встретила засада.

— Бывшего роевого, — поправил четовой. — А вот почему возле дома Зубило и его соседа оказались красноармейцы — это действительно вопрос.

— Нам на подходе к селу встретилась патрульная группа. Возможно, она и там оказалась случайно? — поникшим голосом сказал Бирюк. — Обнаружили нас, спрятались, а мы на них полезли через забор.

— На войне случайности бывают чаще всего закономерными, — ответил Тарас. — В чете остался лишь один боеспособный рой. Еще такая случайность — и взвод перестанет существовать.

— Каково ваше мнение? — спросил Бирюк. — Может быть, действительно случайность?

— Не знаю, — развел руками четовой.

— Надо подойти к вопросу с другого конца, — вступил в разговор Мечтатель. — В чьих интересах было устроить засаду?

— Зубило и его соседа, — ответил Бирюк. — Не приди на помощь красноармейцы, они поплатились бы своими жизнями за отступничество.

— Значит, и мудрить нечего.

— А как они узнали, что к ним придут? — насторожился Тарас.

— Все просто. Прошло всего ничего, как отступники покинули лес. Они ожидали нашего прихода ежедневно. Мы поторопились.

— Тянуть в этом деле тоже нельзя, — как бы оправдываясь, ответил четовой. — Не получилось с наказанием предателей, надо завоевать уважение людей другим способом. С третьим роевым мы решим этот вопрос.

Николай Дмитриевич во главе группы из трех шоферов на трофейной автомашине под охраной двух автоматчиков занимался добыванием запасных частей для своего хозяйства. После того как здесь побывали фронтовые и ремонтные команды, битая и раскуроченная техника, оставленная при отступлении противником, уже мало что давала, но дело помаленьку спорилось. Довольные этим технари собрались следовать в полк. В это время с опушки березовой рощи по ним открыли огонь из пулемета и винтовок. Один автоматчик был убит, двое водителей ранены. Старший группы оказался на противоположной стороне автомашины. Схватив снайперскую винтовку, с которой не расставался, из-за заднего колеса начал через прицел искать пулеметчика. Успел произвести два выстрела, прежде чем пулемет замолк. Но тут же вражеская пуля ударила в левое плечо. Николай Дмитриевич потерял сознание. Очнулся от резкой боли. Машина, не разбирая дороги, напрямую по кочкам и колдобинам уходила от засады. Рядом с ним на кровавом полу кузова лежали двое раненых; подпрыгивали и съезжали из стороны в сторону двое убитых. За рулем был с перебитой ключицей единственный ходячий, сам не зная как сумевший погрузить убитых и покалеченных товарищей на автомашину.

 

XXIX

Совещание командного состава войск НКВД по охране тыла 3-го Украинского фронта проводил генерал Рогатин.

Он попросил начальника оперативного отделения доложить об организации службы войскового заграждения на новых рубежах. Бодров неоднократно принимал участие в подобного рода собраниях, держался уверенно. Его доклад был одобрен руководством. В заключение Сергей внес предложение уточнить отдельные положения инструкции по организации службы заграждения.

— Ни у кого не вызывает сомнений то, что наша армия пойдет вперед до полного разгрома противника. Впереди Карпаты, Румыния. Трехполосная система охраны тыла с рассредоточением подразделений в глубину, как это было еще на просторах России, здесь, на холмистом ландшафте, с лесами, недружественным местным населением становится нецелесообразной. Разбросанность капэпэ, застав способствует нападению на них подразделений УПА, банд, количество которых, к сожалению, не уменьшается.

— Какие предложения? — посмотрел на Бодрова начальник войск.

— Я предлагаю, — ответил Сергей, — первую линию службы заграждения приблизить к переднему краю до шести-восьми километров, вторую на столько же удалить от первой, а от третьей отказаться.

— Инструкция требует трехрубежного построения, — сказал командир второго полка, — а она утверждена НКВД СССР.

— Подразделения третьего рубежа следует вывести в подвижный резерв командиров частей, которым они смогут перекрыть направления по оперативной обстановке или оказать помощь нарядам на втором и даже первом рубежах заграждения.

— Это усложнит систему управления всей службы, — не унимался командир полка.

— Отдыхать будем после войны, — ответил генерал. — Сейчас важно выяснить, соответствует ли предложение оперативного отделения сложившимся обстоятельствам.

Далее начальник войск пояснил, что в тылу 2-го Украинского фронта случаи так называемых беспокоящих акций подразделений УПА с целью держать тыловые части, в том числе войска НКВД, в постоянном страхе. Для этого небольшие подразделения — взвод, отделение — проводят рейды по определенным маршрутам, совершают нападения на группы военнослужащих, наряды, команды, после чего уходят. Определить заранее следующий объект нападения невозможно, маршрут рейдирующих роя, четы известны лишь их командирам. Есть случаи, когда бандиты переодеваются в форму красноармейцев. Тактика одна: скрытно сблизившись с объектом нападения, неожиданно открывают огонь на поражение. Успеху сопутствует хорошо налаженная разведка с помощью местного населения или агентуры. Не исключены беспокоящие налеты ночью.

— На подведомственной нам территории тоже есть подобные случаи, — продолжил начальник войск. — Поэтому предложение оперативного отделения, позволяющее наращивать боевые порядки, в первую очередь второго рубежа заграждения, следует считать обоснованным. С завтрашнего дня службу перестроить по двухрубежному варианту. Усильте дежурную службу ночью. Приказ получите позже.

Бодрову доложил о нападении рейдирующей группы УПА на команду технарей дежурный по полку. Не заходя в свою землянку, он направился в лазарет.

Наташа встретила командира со слезами.

— Что?

— Пока очень плохо, — сказала она тихо. — Ранения у всех тяжелые. Отец приходил в сознание, спрашивал тебя. Сейчас вновь в забытьи.

— Можно посмотреть?

— Пуля ударила в область левого плечевого сустава, разворотила его, но ушла, сейчас рука безжизненная.

— Когда-нибудь оправится?

— Трудно сказать. Если это случится, то нескоро.

Сергей подошел к лежанке отца. Мертвенно-бледный, Николай Дмитриевич никак не прореагировал на его появление. Наташа поправило одеяло.

— Можно я посижу у него в ногах? Возможно, очнется. Наташа, как считаешь, не лучше ли отправить отца в госпиталь?

— Никуда меня не надо отправлять, — неожиданно сказал Николай Дмитриевич.

— Па, как чувствуешь себя?

— Плечо не ощущаю, будто его нет совсем. Все остальное нормально. Голова лишь гудит.

Помолчали. Наташа вышла. Другие раненые притихли при виде командира.

— Я ведь их видел, — сказал Николай Дмитриевич, — но подумал, кто-то из своих мельтешит в кустах, гайкиболты собирает в остатках техники. Первый раз потерял бдительность.

— Кто разрешил выехать за пределы городка столь малыми силами?

— Ты уж прости меня, Сережа. Никто не разрешал. Ремонтировать автомашины нечем.

— Я же запретил.

— Не был бы у меня сын командиром полка, я бы тоже не ослушался. Ты уж прости меня. Но мы сделали полезное дело. Набрали всего-довсего, надолго хватит. Матери ничего не пиши.

— Кто знал о вашем выезде?

— Никто.

Через полчаса «на ковер» были вызваны Шведов и Лисячко. Командир разведывательного отделения доложил последнюю информацию своего осведомителя о состоянии дел в чете Тараса, понесенных им потерях, о том, что третьему рою ставилась какая-то иная задача, о которой Василь не имел понятия.

— Роль рейдирующей группы выполняло третье отделение. Оно и осуществило нападение на технарей нашего полка. Когда полностью закончим передислокацию в Березовский район, проведем чекистско-войсковую операцию в лесу, назовем его «Мрачный». Какая информация есть еще?

— Посты наблюдения в селах, где расквартированы наши роты, сообщают об активизации местных жителей в посещении леса, — ответил Лисячко. — Причем возвращается обратно меньшее количество людей.

— Зачем они ходят туда?

— Дрова из лесу носят. Говорят, заготавливают на зиму.

— А по поводу тех, кто не возвращается?

— Ушли далеко. Придут, куда они денутся, отвечают. Поздно вечером возвращаются. Утром все повторяется.

— Нельзя ли запретить подобные хождения? — спросил молчавший Шведов.

— Люди всю жизнь дрова эти собирали. Как запретишь? Они все равно будут туда ходить. Лес-то рядом, — ответил Бодров. — Надо в каждом селе подсчитать, какое количество людей не возвращается в дневное время. Сможем определить, какие силы мы встретим в лесу «Мрачный» при проведении операции.

После ухода Лисячко Сергей повернулся к Шведову.

— Кто отвечает за безопасность нарядов за пределами «Рощи»?

— Не все разрешения спрашивают.

— Без позволения можно ходить туда-сюда? Эдак какая-нибудь банда рейдирующая придет в расположение, начнет наводить свой порядок.

— Говорил я Николаю Дмитриевичу о запрете, но он ссамовольничал.

— А отец говорит, будто никто об этом не знал. Выгородил тебя. Поправится, посажу на гауптвахту.

— Отца родного?

— И тебя вместе с ним, чтобы блюли службу. Удвой караул и наряды патрулей по охране расположения командования и штаба войск, на ночь выставляй секреты вокруг. То же самое сделай по прибытии в Березовку. Завтра начнем передислокацию. Обеспечь охрану пути следования.

— Есть!

— Ты чего это?

— Уж больно официально говоришь. Похоже, жизнь дала трещину.

— Не обращай внимания на пустяки.

Штаб и командование войск по охране тыла разместились в березовском Доме крестьянина. Здание кирпичное, много небольших комнат, окна на все четыре стороны.

— Удобен для обороны от нападения отрядов УПА, — доложил Бодров Николаю Михайловичу. — Теперь это большая опасность, чем диверсионные группы немцев.

— Есть у нас какие-либо планы борьбы с ними?

— Были эти отряды где-то далеко, да и не верилось, если сказать по совести, что украинские националисты могут выступать с оружием в руках против Красной Армии. Поэтому никаких особых планов нет. Да и составлять их душа не налегает.

— УПА против регулярной армии — ноль целых. А вот для тылов, мелких подразделений она сила, — заметил Волынов, — поэтому нужны не планы борьбы с УПА, а разработанные документы по отражению нападений банд на важные объекты, тыловые подразделения, штабы, колонны на марше.

— Не все подразделения УПА враждебно настроены против нас. Поэтому против них могут проводиться лишь ответные действия. При встрече мы не можем открыть огня первыми, вдруг это то подразделение, которое лояльно относится к нам? Мы не можем пресечь движение граждан из сел и хуторов в лес, хотя заранее знаем: там многие из них становятся боевиками УПА, проходят военную подготовку.

— Надо лес взять под свой контроль, как и населенные пункты.

— В ближайшее время начнем проводить чекистско-войсковые операции там и там, — ответил Бодров.

На совместном с руководством полка совещании в оперативном отделении возникли разногласия по поводу первоочередности проведения чекистско-войсковых операций: в лесу «Мрачный» или населенных пунктах?

— Мухов предлагал провести мероприятия в лесу как бы в ответ на двухкратное нападение боевиков УПА на полковые группы, в том числе командирскую.

— Если мы этого не сделаем, чета Тараса будет постоянно угрожать налетами на важные объекты, — говорил он.

— Мы не знаем, что за люди проживают в селах, — не соглашался Шведов, — откуда ожидать нападений в первую очередь. В лесу неполная чета, нам это известно, а какие сосредоточены силы в населенных пунктах, мы не знаем.

— Было бы лучше провести операции в населенных пунктах, затем сразу же заняться «Мрачным», но для этого не хватит дневного времени. Так или иначе, но последовательность мероприятий надо определить.

— Для каких операций не хватит времени? — спросил Бодров.

— После населенных пунктов — поиск в блокированном районе.

— На эту, последнюю, требуется много времени. Две операции провести не сможем в один день. А если нам провести операцию в лесу окружением? — предложил Бодров.

— Сможете сформулировать идею такого мероприятия? — спросил Шикерин.

— Смотрите на карту. Шесть сел расположены вблизи леса, в каждом из них одна рота. С утра пораньше проведем поиск в населенных пунктах как вызывающих интерес с оперативной точки зрения. После окончания, а это не позже двенадцати ноль-ноль, подразделения выстроят на опушке леса цепь для прочесывания. Таких цепей получится шесть. Оставшимися тремя ротами закрываем разрывы в образовавшихся боевых порядках. Затем по сигналу подразделения начинают радиальное движение к центру лесного массива. По мере соединения флангов часть подразделений выводится во второй эшелон. И так до взаимной видимости.

— При открытии огня противником как начнут действовать подразделения?

— Едва раздадутся выстрелы, где бы это ни произошло, цепи останавливаются, ложатся, изготавливаются к бою. Движение возобновляется по приказу руководителя операции.

— Кто руководит операцией?

— В населенных пунктах — командиры рот, с выходом к лесному массиву подразделения переходят в подчинение Шведова.

— Кто возглавит фильтрационные пункты и кого задерживать?

— Командный состав полка и батальонов. В населенных пунктах на фильтрацию направлять лиц, не имеющих документов, удостоверяющих личность, неизвестных местным жителям граждан, дезертиров, уклонистов от службы в армии, пособников врага, предателей Родины.

— Как быть с членами ОУН, боевиками УПА? — спросил Шалевич.

— Их следует взять на учет и отпустить, если на них нет компромата и они не относятся к перечисленным категориям преступников.

— Начало операции?

— Завтра в шесть ноль-ноль.

Утро выдалось светлым, солнечным. В населенных пунктах подразделения поиска были в полной готовности к началу операции. Посты наблюдения отметили более оживленное движение граждан в сторону леса, едва начало рассветать. О необычном факте руководитель операции получил информацию своевременно. Шведов доложил об этом командиру полка, однако решения на отмену операции или перенос не последовало. Она началась в назначенное время. За полчаса до этого для прикрытия леса были выставлены заслоны.

Дом за домом осматривали бойцы, проверяли документы, сверяли личности граждан. На удивление, в проверяемых селах проживали лишь законопослушные граждане. Если от соседей знали, что в этом доме должен находиться еще кто-то, в ответ на вопрос слышали одно и то же: ушел за дровами, скоро должен возвратиться.

В середине дня чекистско-войсковые операции в населенных пунктах закончились. Ни поисковые группы, ни заслоны никого не задержали. В шести селах были изъяты один автомат IIIIITT с перебитым цевьем да несколько охотничьих ружей, которые числились у владельцев еще с довоенного времени.

К обеду погода начала портиться. По небу поплыли тяжелые облака, подул порывистый ветер, оживший лес зашевелился, помрачнел. Полк оперативного назначения Бодрова построил цепи для прочесывания в трехстах метрах от опушки. Едва командир получил последний доклад о готовности, Шведов передал по радио: «Всем, двести» и цепи одновременно со всех сторон двинулись к центру «Мрачного». Перед кромкой леса остановились, подровнялись и вновь — вперед!

Лес оправдывал свое название. Потемнело. Затуманился влагой воздух. Непросохшая листва заглушала звуки, и красноармейцы бесшумно продвигались вперед, придерживаясь назначенных каждому подразделению азимутов.

Минул час движения. Вокруг по-прежнему тишина. Росла физическая усталость, от постоянного напряжения готовности к открытию огня немели руки — момент, когда нервы на пределе и срыв может произойти из-за возникшего впереди движения человека, животного или просто внезапного колебания куста, дерева под порывом ветра. Не сдержался дозор одного из взводов восьмой роты. Метнулась тень от кучи валежника к кустарнику. Автоматчики открыли огонь. Цепи залегли. Командир взвода выдвинулся со своим резервом к месту происшествия. Виновником оказался волк-одиночка. Застрелил его дозор.

Несдержанного дозорного, напуганного собственной стрельбой, заменили бойцом из взводного резерва. Доклад о причинах задержки прошел по команде до руководителя операции, и вновь сигнал «Всем, двести».

Руководителю операции начали поступать сообщения о появлении впереди поисковой цепи лис, кабана.

— Всем, кроме резерва, построить ротные цепи уступом влево до ста метров, — распорядился руководитель операции, — создать тем самым коридор для ухода зверья, отдельных особей пропускать через интервалы между бойцами.

Еще один раз цепь прочесывания останавливалась вынужденно. Не заметил боец узкой промоины под корнями дерева, оступился, сломал ногу. Цепь не должна разрываться в любом случае. Понадобилось заменить выбывшего из строя красноармейца. Ротный санинструктор посадил пострадавшего на велосипед и покатил по лесной дороге на опушку, передал фельдшеру полка Тамаре Тропинке.

Время неумолимо приближалось к вечеру. Заморосил дождь, когда наконец цепи сошлись флангами. По взводу в каждой роте командиры вывели во вторую линию, затем укороченные по фронту прочесывания подразделения вновь сомкнулись. Дальнейшее движение цепью теряло смысл.

Руководитель операции принял решение: фронтальное движение остановить, вперед выслать от каждого взвода отделение в качестве разведывательно-поисковых групп с прежним азимутом движения.

Однако и РПГвскоре остановились, сойдясь флангами. Впереди метались две лисицы. Хрюкнув, стремглав пронесся мимо цепи кабан с засохшей глиной на боках. Пара оленей, не обращая внимания на людей, обкусывала прошлогодние побеги на кустах. И все! Никаких бандитов.

— Никого, — доложил дозор от второй роты.

Прибыл командир роты, понаблюдал за сблизившимися РПГ, доложил руководителю операции: «Никого». Затем слово, означавшее неудачу, полетело в эфир к радиостанции начальника оперативного отделения штаба войск, по телефону полковнику Волынову, а от него генералу.

— Да-а… — произнес озадаченно начальник войск. — Но ведь что-то должно быть?

Вопрос полетел в обратном направлении.

— Два бункера на взвод, три крыевки, один схрон с трофейным оружием, мастерская по ремонту обуви и одежды, полевая кухня без колес, пепел от недавних костров, — ответил Шведов.

— В чем дело? — понесся по инстанциям вопрос генерала.

Но ответа ни у кого, от бойца до командира полка и начальника штаба вместе с разведывательным отделом, не находилось. Работа постов наблюдения в населенных пунктах, сообщение Василя о нахождении в лесу хотя и медленно, но постоянно растущей по численности четы под руководством Тараса, отказников и дезертиров, оказалось не соответствующими действительности.

— Разберитесь, потом доложите, — позвонил Николай Михайлович командиру полка.

Сергей вызвал Лисячко, Шведова.

Командир разведывательного отделения полка, который накануне получил «лейтенанта», не скрывал возмущения.

— Я вчера вечером получил сообщение от Василя, в лесу должно было сосредоточиться до полусотни интересующих нас лиц. Он там с ними. Он куда подевался?

— Мне лично докладывали командиры рот об итогах работы постов наблюдения. Люди спозаранку шли в лес. Этито где теперь? — развел руками Шведов.

— Хотелось бы послушать ответы, а вы мне задаете вопросы. Какие мысли есть на этот счет?

— У меня никаких, — откровенно сознался Лисячко.

— Я могу высказаться, но не верю тому, что приходит в голову.

— А все-таки?

— Не хочется соглашаться, будто у нас есть кто-то, способный уведомить Тараса и других граждан о времени проведения операции. Думал я над этим вопросом до операции и после, перебирал в памяти едва ли не всех сослуживцев. И знаете, ни на ком мысль даже не задержалась.

— Возможна случайность? — высказался лейтенант.

— А вдруг правда? — поддержал Шведов.

— Дважды случайность — уже совпадение, а трижды — можно не сомневаться, надо искать источник утечки информации.

— В данной ситуации она нужна врагу. А значит, и среди нас есть враг?

— Выходит так. Остается скрупулезно заниматься этим вопросом, хотя в это никто не верит.

Не зная, что конкретно доложить начальнику штаба, Бодров прибыл к Николаю Михайловичу. Тот посмотрел на смущенного начальника оперативного отделения, не стал говорить о провале операции.

— Каковы планы? — спросил он.

— Никаких. Пока. Уверен, организуй повторную операцию, получим аналогичный результат.

— Согласен. Правильно отмечается в ориентировке НКВД СССР — мы ее только получили, — что в основе тактики подразделений УПА лежит мобильность и превосходное знание местности. Если это помножить на хорошо налаженную разведку да инициативность командного состава, высокую маневренность… Одним словом, операции надо продумывать с учетом этих характеристик.

— Не очень-то ясно. УПА — враждебные или дружеские формирования? Какую ставить людям задачу: боевую или служебно-боевую?

— Боевая ставится, когда впереди противник, враг с оружием в руках, а его уничтожение — дело чести и славы. В остальных случаях мы выполняем служебно-боевые задачи. По-другому мыслить нельзя. Иначе вреда от нас будет больше, чем полезного дела. Вражеская пропаганда стремится и впредь не перестанет изображать нашу деятельность в черных красках. Поэтому каждый нынешний промах — это пособничество националистам, так как поднимает их авторитет в глазах населения.

— В таком случае право первого выстрела принадлежит боевикам?

— Одним словом правило для каждого конкретного случая не сформулируешь. Много оговорок. Есть еще понятия «угроза оружием», «попытка применения оружия». Они во многих случаях приемлемы для принятия решения на открытие огня на поражение. Война упростила это, но только не для нас.

Василь не находил себе места. О том, что чекистско-войсковая операция энкавэдистов обречена на провал, он знал уже накануне ее проведения. Тарас запретил уходить на ночь по домам, что само по себе настораживало. Такого не было давно, а если случалось, то по чрезвычайным обс юятельствам. Четовой ничего не объяснял.

— Сегодня увольнение запрещено, — ответил он на немой вопрос подчиненных.

— Надо бы заранее предупреждать, чтобы родные не тревожились, — высказал недовольство пожилой боевик. — В скором времени постоянно придется здесь находиться.

— При немцах так было. Сейчас-то зачем?

— Были фрицы, теперь москали.

— Они нас не трогают.

— Временно.

— Мы всегда знали, что делает командир и зачем. Теперь в обход нас тайные замыслы строит. Нехорошо это.

— Ты, Уховострый, — повернулся Тарас к надоедливому боевику, — прожил много, воевал неплохо, а не всегда понимаешь, что к чему. Зачем мне во всеуслышание говорить о тайнах, которые нельзя разглашать! Я даже роевым перестал сообщать о ненужных им сведениях. Болтунов развелось много. С немцами было легче. С ними никто говорить не хотел, теперь с красноармейцами каждый не прочь о своих делах побеседовать, выяснить, что и как там в стране. Оттого опасность раскрытия тайны возросла многократно.

— Свои люди, как же не поговорить.

— Еще разок совершим нападение на красноармейцев, «свои люди» покажут, где раки зимуют, — вступил в разговор роевой Мечтатель.

Уховострый отошел, недовольно ворча под нос проклятия неизвестно в чей адрес.

— Тарас! — обратился Василь к четовому. — Зачем третий рой совершил нападение на красноармейцев у трофейных автомашин, на группу офицеров у разрушенной мельницы?

— Так надо.

— Подставляем же себя. Ответные меры обязательно будут.

— Нам нужен успех. Иначе люди к нам не пойдут. Скоро наступит теплое время, создадим полнокровную чету. Начнем активные боевые действия.

— Нас сразу разобьют.

— Как, по-твоему, следует поступить?

— Нужно набрать и обучить хотя бы сотню.

— В нашем районе ее не наберешь никогда. Это там, в Западной Украине, существуют курени до двухсот повстанцев, не говоря о сотнях.

— Почему людей не отпустили?

— Узнаешь попозже.

— За нами, возможно, наблюдают. Если не возвратились к вечеру заготовители дров, могут появиться у них всякие мысли.

— Пусть думают, что хотят. Мы им нос утрем.

— Надо поосторожнее с военными, людей поберечь.

— Этим я и занимаюсь. Ты больше думай, как тебе рой сформировать побыстрее.

К вечеру похолодало. Боевики, разбившись на группы по четыре-пять человек, жгли костры, ужинали тем, что осталось от обеда. На ночь никто не планировал оставаться в лесу, поэтому большинство смотрели на языки пламени натощак, мечтая поскорее попасть домой в теплую постель после горячих галушек и доброго шматка сала.

Василь с единственным оставшимся боевиком из его роя, которого четовой назначил заместителем Мечтателя, сидели возле своего костерка. Ни у того, ни у другого запасов еды не осталось. Настроения от этого не прибавилось.

— Чего загрустил? — посмотрел Василь на подчиненного. — Читал проект устава для повстанцев? Там сказано, надо стойко переносить тяготы и лишения службы.

— Какой уж год одни «тяготы и лишения»! Думали, прогонят немцев, жизнь опять войдет в привычное русло. Ан нет. Снова браться за оружие. Тарас говорит, что наши западные братья-украинцы ведут сейчас борьбу с Армией Крайовой, изгоняют поляков со своих исконных земель. Там есть смысл в существовании УПА. Поляки — извечные враги нашего народа. Захватили наши земли, убивают украинцев, говоря при этом, что очищают свои территории. У нас здесь другое дело. В Советском Союзе мы жили и не чувствовали какого-то угнетения со стороны другой нации. Все были равны. Теперь вновь появились «москали», «кацапы», нас обзывают хохлами. Ради чего все это? УПА — пустое дело у нас здесь.

— Скажи спасибо, повстанец, что кимарил и не слышал твоего душеизлияния. За такие мысли можно головой поплатиться.

— Все чаще вспоминаю Зубило из Кочмаревки. Сидит сейчас в теплой хате, ужинает с женой и детьми. А мы преодолеваем «тяготы и лишения», смотрим на небеса и молим в душе бога, чтобы дождь не пошел.

— Будь у меня в отделении хотя бы еще один человек, выдал бы я тебя Тарасу с твоими разлагающими сознание мыслями.

— Тогда бы я излагал их кому-то другому.

— Держи при себе.

— Я не считаю тебя глупым человеком, роевой.

Наступила вторая половина ночи, разговоры около костров стихли. Огонь едва теплится, хочется спать, тяжело давит на сознание неизвестность, нервничает Тарас — по радио должна поступить важная информация, а ее нет. Вскоре один за другим начали приходить из сел люди. К костру Василя подсели двое молодых парней, угостили боевиков салом, дали по краюшке черного хлеба.

— Вы, ребята, зачем сюда прибыли?

— Поступило сообщение, что завтра утром в селе будет облава. Если останемся дома, забреют нас в Красную Армию.

— Идите к нам в УПА.

— Это тоже армия, дома лучше.

— Рано или поздно непременно поймают, судить будут за отказничеств о.

— «Поздно» лучше. Война закончится.

— У нас тут хорошо! — сказал Василь. — Мне в рой нужны люди. Научим стрелять, убивать. Когда у тебя в руках оружие, ты пан!

— Ты дурак, что ли? За такие дела расстреливают. Живи в своем «хорошо», а мне дома лучше.

— А мне нравится, — сказал второй отказник, — вольная жизнь, свобода. Я, пожалуй, останусь. Автомат мне дадите?

— Как только пойдешь на задание, получишь. Если будешь жить здесь, в лесу, в бункере, оружие постоянно останется с тобою.

— С питанием как?

— Есть у нас полевая кухня. Когда чета в сборе на деньдругой, кашевар что-нибудь приготовит, накормит. Но мы сильно зависим от поддержки населения. Своего тыла нет. Трудно с оружием, боеприпасами.

— Кем я буду, если запишусь в УПА?

— Стрелком.

— Автомат чей?

— Немецкий. Он полегче советского почти на килограмм.

Перед рассветом Тарас позвал роевых.

— Получено сообщение, в нашем лесу будет проведена облава, после того как она пройдет в населенных пунктах. Сейчас же двинемся в путь.

— Куда?

— Северо-западнее нашего леса в пяти километрах от Кочмаревки несколько оврагов с кустарником. Переждем там нашествие энкавэдистов.

— Кто сообщил? — недовольным голосом спросил командир третьего роя. После удачного нападения на красноармейцев возле трофейных автомашин он чувствовал и вел себя едва ли не наравне с четовым. — Может быть, вранье?

— Не все тебе надо знать, — ответил Тарас. — Источник надежный.

— Что будем делать с отказниками, дезертирами, другими пришедшими к нам людьми? — спросил Мечтатель.

— Пусть идут с нами. В случае чего под их прикрытием мы тоже станем гражданами, собирающими дрова на зиму. Подобранный сушняк надо носить с собою, он нам потом здесь пригодится.

— Как с оружием?

— Возьмем с собою. В схроне оставим то, что там постоянно хранится. Обременять себя лишним грузом не станем. Неизвестно, как дело повернется. Нам надо идти налегке.

На рассвете нестройная колонна до полусотни человек двинулась из леса в укрытие. Засидевшиеся и заждавшиеся люди без передышки пришли к оврагам. Тарас запретил разводить костры.

— Сидеть тихо, — распорядился он, — не высовываться. Посты наблюдения сообщат, если что-то заметят. Разрешается спать без просыпа сколь влезет, — хохотнул он.

С утра погода хорошая, выглянуло солнце. Пригрелись люди в его теплых лучах. Можно бы находиться в оврагах целые сутки, если бы есть не хотелось. Вскоре облака скрыли небесное светило, посыпались сначала редкие, потом частые дождевые капли.

Никаких укрытий. На солнце глинистая земля не таит в себе неприятностей. Но стоило пойти дождю, не то что сидеть, стоять стало трудно, ноги разъезжались и скользили. Постепенно со склонов люди начали сами собой плавно скатываться вниз. Когда наступили сумерки, а посты наблюдения сообщили об окончании операции в лесу и населенных пунктах, выбраться из оврага было уже невозможно. Находившиеся наверху посты наблюдения пытались помочь попавшим в беду землякам, однако веревок не оказалось, ветки были слишком короткими. Дождь между тем усилился.

— Надо поснимать брючные ремни, — предложил Василь.

Он лично связал десятка полтора наиболее крепких.

— Пусть он и взбирается первым, — распорядился Тарас.

Стена, почти отвесная, не отпускала пленников. Это стало ясно с первых же попыток. Ноги скользили, размокшие сыромятные ремни натянулись, словно струна, готовая оборваться в любое мгновенье.

— Нужно выдалбливать ступени в стене, — предложил Василь.

Из заготовленного на дрова сушняка ножами собравшиеся внизу люди начали делать заостренные долота, ими же ковырять углубления в глине. Сверху мокрая, податливая, на сантиметровой глубине она уже сопротивлялась. Пришлось долбить с помощью увесистого дрына. Внизу, помогая друг другу, на высоте человеческого роста ступени выдолбили быстро.

Со стеной справились уже в полной темноте, долго выбирались — мешали сползавшие штаны. Наконец с глиной за пазухой, на зубах и под ногтями боевики и примкнувшие к ним, не желавшие иметь хорошие отношения с военными властями люди оказались наверху.

— Тьфу на тебя! — плюнул в овраг заместитель Мечтателя.

— Это и есть тяготы, — ответил Василь.

Он отыскал отказника, изъявившего желание послужить в УПА, но тот не задумываясь ответил, отплевываясь:

— С меня хватит одной проклятой стены. За неделю не отмоешься.

— Пан роевой, — обратился заместитель. — Я, пожалуй, еще раз в лес не приду.

— Почему? Что я скажу Тарасу?

— Приболел я.

— Поправишься, возвращайся.

— У вас со здоровьем, кажется, тоже не очень.

— Мне нельзя болеть, от этого другим будет плохо.

 

XXX

В своем кабинете Бодров знакомился с ориентировкой НКВД СССР об оперативной обстановке в тылу действующей армии, делая выписки формулировок, которые следовало использовать при составлении приказа по войскам. Вышел Шикерин с расчетами по уточнению задач службы между полками. Практика показывала, что более или менее равномерное размещение застав и КПП на рубежах заграждения не соответствует реалиям дня. Прошли времена, когда наряды могли встретить людей, идущих к линии фронта или от нее на всем протяжении. Теперь — лишь по открытым участкам, дорогам. Лес пугает. Там другой люд и задачи войск НКВД иные.

— Что получается в итоге?

— Вполне приемлемо построение боевых порядков, — ответил Шикерин, — по двухполосной системе и лишь по основным направлениям. Плотность увеличивается. Сложность сейчас возникает в связи с постоянной угрозой нарядам конвоировать задержанных от капэпэ до фильтрационного пункта, особенно вблизи лесных массивов или по дорогам через них. Требуется большое количество красноармейцев.

— Откуда брать людей для этого?

— Высвободившиеся от ненужных капэпэ бойцы станут нарядами конвоирования. Поэтому служебная нагрузка в подразделениях не увеличится.

— Читаю бумагу НКВД СССР, — переключился Сергей на другую тему, — оперативная обстановка в тылу будто с наших оперативных сводок списана. Повсюду одно и то же.

— И везде так проваливают операции, как мы?

— Не должно бы. Смех и грех, не операция. В ориентировке подчеркивается, покушение на командующего 1-м Украинским фронтом генерала Ватутина боевиков УПА должно активизировать борьбу с бандитскими формированиями.

— Повсеместно изменится теперь отношение к ним. Самим себе не хочется признаться, робко мы включаемся в борьбу с УПА.

— Не научились мы еще быстро перестраиваться. 1-й Украинский для очистки тыла и коммуникаций выделяет кавалерийскую дивизию, усиленную бронетехникой, — посмотрел Бодров в лежавшую перед ним ориентировку.

— Там обстановка сложнее. Западные украинцы — закоренелые самостийцы. У нас должно быть попроще. Нет такой враждебности у населения ко всему советскому, к Красной Армии и войскам НКВД.

— Надо ожидать резкого усиления требований к результатам чекистско-войсковых операций. Николай Михайлович предупредил об этом. Чем ответим?

— Надо собрать командный состав, выработать согласованное решение.

— И опять провалим. У нас постоянно происходит утечка информации.

— А как иначе?

— Рассчитайте операцию по-другому. Во-первых, чтобы кроме нас двоих никто не догадывался о замысле.

— Но это трудно.

— Без труда не вынешь рыбку из пруда. Мы поступим так… Придвигайся поближе, обсудим идею…

Вечером командира полка посетила фельдшер Тамара. Зная силу собственных женских чар, она кокетливо повела плечами, мило улыбнулась, взмахнула пару раз ресницами.

— Пришла проведать подопечного. Как идет поправка здоровья?

— Здоровье слава богу.

— Дайте посмотрю на раны.

Тамара прикоснулась к подзажившим покрасневшим местам на губах, погладила их. Потом неожиданно приблизила свое лицо и крепко поцеловала.

— Вот это зря, — сказал Бодров.

— Проверила, больно или нет.

— Для женщины опасна такая проверка, можно разбудить в мужчине зверя.

— Весьма забавно было бы посмотреть. — Женщина вновь передернула плечами, взяла табуретку, придвинулась, села глаза в глаза.

— Тамара, мне некогда пустыми разговорами заниматься.

— Можно без разговоров.

Она вновь приблизила лицо, намереваясь поцеловать. Но Сергей отстранился.

— О чем вы думали, когда шли сюда?

— Ни о чем.

— Мы с вами чужие люди, а вы делаете грубую попытку сблизиться. Обычно так поступают нахальные парни в юном возрасте.

— С грустью вспоминаю те годы. Играли в бутылочку, целовались. Но то была просто игра без увлечения и проявления чувств.

— То же и сейчас, к тому же нас разделяют определенные служебные отношения.

— У всех командиров высокого ранга есть фронтовые подруги.

— До таких чинов мне далеко.

— Командир отдельного полка — фигура подходящая для этого.

— У меня пока нет настроя на веселый лад.

— Я понимаю, провалилась операция, перегружены нервы, окуните душу в амурные волны. Советую как медицинский работник.

— Вы готовы помочь?

— Я уже три года на войне. Жизнь идет мимо.

— Не отягощайтесь подобными думами, они мешают службе.

— Сергей Николаевич, я хочу близости с вами, любить вас.

Женщина во все глаза смотрела на Бодрова, щеки ее пылали, губы трепетно подрагивали. Она навалилась на стол командира, схватила руку Бодрова, прижала к лицу.

— Тамара, успокойтесь, погасите желания, — отодвинулся Сергей от напиравшей страсти. — Если ваших чувств не разделяют, откажитесь от них, не связывайтесь с пустотой, не унижайте свое достоинство. Оно еще принесет радость другому человеку.

— Вы меня убиваете! Я поняла, что не по сердцу вам. Но позвольте мне быть с вами рядом, по возможности смотреть на вас, дышать одним воздухом, быть поблизости при проведении операции, боюсь за вас. Когда намечается очередная?

Фельдшер как-то быстро успокоилась, деловито поправила волосы, одежду, облокотилась о стол, внимательно посмотрела на командира постным взглядом.

— Операцию проведем вскорости в населенных пунктах. Подготовьте материалы для ротных санитарных инструкторов, сами будьте начеку. Зачем спросили?

— Не люблю внезапных дел. Обязательно что-нибудь забудешь, потом переживаешь, — ответила она, поднявшись.

Сергей вздохнул с облегчением, посмотрев на захлопнувшуюся за Тамарой дверь. Вновь шел дождь, барабанил по стеклу, пузырились лужи. Всплыли в памяти слова Тамары об операции: «…когда очередная?»

«Бред какой-то, — выругал себя. — Эдак по углам скоро чертики зашевелятся».

Вспомнились ее колени, притягивающие взгляд, нахальные глаза, призывно глядевшие в упор, недвусмысленное поведение. Вроде бы женщина симпатичная, с привлекательными манерами, однако что-то настораживало. Он пытался уловить это «что-то», но доступные, слегка раздвинутые коленки гостьи сбивали с мысли.

Посыпал град. Стекла зазвенели музыкой ненастья, земля быстро начала покрываться белым налетом. На подоконнике снаружи сидела пара голубей. Нахохлившись, они прижимались к раме, из-под которой, похоже, струилось комнатное тепло.

Зазвонил телефон.

— Как погодка? — послышался голос Николая Михайловича.

— В окно смотреть не хочется.

— Зря не глядишь. На небе радуга от горизонта до горизонта, причем едва ли не по зениту. А если она высокая, быть солнечной погоде.

— Хорошо бы. Надоела кислятина. Не весна, одна распутица.

— Какие в этой связи мысли?

— Проведем операцию, как только подсушит.

— Какова вероятность успеха?

— Думаю, максимальная.

— Идите ко мне, доложите замысел. Начальник войск требует решительных действий по очистке тыла. Еще один провал исключается.

Высокая радуга действительно помогла. Уже следующее утро выдалось солнечным. Умытая дождями земля парила. На улицах Березовки появились жители, спешившие на местный базар. Мать Василя, сухопарая, с запавшими глазами женщина, сгорбившись от ветра, несла холщовую сумку с купленной картошкой. Сын поручил передать записку человеку, который скажет пароль. Она держала бумажку, обжигавшую ладонь, в зажатом кулаке. Василь предупредил, чтобы не оглядывалась по сторонам, не проявляла беспокойства.

— Иди себе и иди, будто ничего тебя не интересует, — советовал он.

Набравшись терпения, шла, сосредоточив внимание на лужах, которые попадались на каждом шагу. Остановилась возле одной из них. Обойти негде, канавы с обеих сторон, перепрыгнуть страшно. С ней поравнялся молодой парень.

— Давайте сумку, помогу.

— Спасибо, милый.

— Привет от Устима.

— Ой! — воскликнула женщина и с испугу выронила записку в лужу.

Парень схватил бумажку двумя пальцами, но женщина тотчас вырвала ее, прижала к груди. И только тут вспомнила, что надо как-то ответить.

— Подожди, сейчас вспомню, — сказала мать Василя. — Испугалась.

— Не спешите, хотя люди начинают оборачиваться в нашу сторону.

— Сын говорил о вас. — Сунула послание в руку парня и быстро зашагала прочь, не разбирая луж.

Лисячко разложил на газетном листе намокшую записку Василя. Написанные чернилами буквы расплылись, просматривались с трудом. Переписал начисто: «К Тарасу присоединяется рой из соседнего леса. Теперь у него более двадцати человек. В ночь на воскресенье отряд собирается совершить налет на какой-то склад».

Через полчаса сообщение лежало на столе начальника оперативного отделения. Бодров вызвал Шикерина.

— Ваше мнение?

— Наш замысел менять не стоит, — ответил капитан, — но исполнение перенесем на указанный в записке день.

— Согласен. О содержании послания Василя не должен кто-либо знать.

На совещаниях по выработке замысла операции предложения обычно докладывал один из заместителей командира полка или начальник штаба. На этот раз Бодров поручил изложить свое видение операции Шикерину, что само по себе было необычным.

Вячеслав Алексеевич говорил о том, что в ходе любой операции могут возникнуть неожиданные ситуации, когда руководителю приходится кардинально менять решение, к этому надо быть готовым постоянно.

— Замысел новой операции, — говорил он, — отличается от предыдущей тем, что мы проведем поиск в населенных пунктах в ночное время. С наступлением темноты подразделения выстраивают цепи со стороны леса и по сигналу руководителя операции начинают движение.

— Каждому командиру подразделения на местах виднее, когда начать поиск. Может случиться так, что цепь будет готова к выполнению задачи, потом придется топтаться на месте в ожидании общего сигнала, — заметил командир третьей роты.

— Ждать общего сигнала! — подтвердил Бодров.

— Поиск в населенных пунктах ведется по объектам отделениями, а теперь — цепь. В чем смысл? — высказал сомнение Плешаков.

— Надо провести сплошной осмотр местности…

— При осмотре объекта не остается без внимания прилегающая местность, — поддержал коллегу майор Лютов.

— Поиск будем вести цепью, — вновь вступил в разговор командир полка.

В пятницу утром новое донесение, написанное рукой Василя, лежало перед Бодровым. В нем автор подтверждал планы четового Тараса совершить налет, но теперь уточнялся объект — армейский продовольственный склад.

Вошел полковник Волынов, прочитал послание.

— Как настроение? Никто ведь не проводил подобную операцию.

— Должно получиться.

Николай Михайлович подошел к окну, открыл форточку. С улицы повеяло свежим весенним воздухом, послышалась птичья возня, писк — Природа окончательно сбросила с себя зимний наряд. Скворцы уже гнездо начали сооружать, — сказал он. — Говорят, зимуют где-то на севере Африки, а настоящий их дом — здесь. Головка с пуговку, а соображает, по какому маршруту лететь в гости, а когда возвращаться домой. Война им нипочем. Сколько чудес на свете!

— Вновь бы не раздождилось. Идея операции рассчитана на хорошую погоду.

— Операцию возглавьте лично.

— С источником сведений не знаю, как поступить. Оставлять в лесу опасно, задержится дома — вызовет подозрение.

— Приказано банду ликвидировать. Значит, некому станет потом сомневаться, правильно ли ваш человек поступил.

До половины субботнего дня полк готовился к ночной операции. Взят сухой паек на ужин, заправлены горячим чаем трофейные термосы, проверены медицинские аптечки ротных санинструкторов фельдшерами полкового медицинского пункта, подготовлены автомашины. После обеда Бодрову позвонил Кавригин.

— Непорядок у нас, друг любезный, — сказал он.

— Что выявила разведка?

— В районе расположения командного пункта войск и полковых служб зафиксирована работа неизвестной радиостанции. Запеленговать место работы поточнее не удалось. Будем следить. Помогает нам армейская радиотехническая разведка.

— Плохо и хорошо одновременно.

— Хорошо — это с чего бы?

— Смогу пояснить не раньше завтрашнего дня.

— Вот даже как!

— Не обессудьте. Разговор не телефонный.

День выдался погожим. Светило солнце. Деревья высохли, земля окрепла, но влага была во всех низинах. Не чувствовалось тепла в воздухе. К вечеру выпала роса. Дневное светило приблизилось к горизонту, потянуло сыростью. В это время подразделения полка начали выдвижение в исходное положение для поиска в населенных пунктах. Наблюдавшееся в послеобеденный период движение в лес и обратно прекратилось. Бодров отдал распоряжение задерживать всех идущих в ту и другую стороны, невзирая на пол и возраст, выяснять причину появления на данной территории. Однако задержанных не оказалось. Построение цепей не скрывалось, жизненный ритм в селах замедлился, на улицах не было видно людей.

Начало смеркаться. В крайней хате к окну прилипла девчушка. Отец поручил глядеть в оба и предупредить, когда красноармейцы появятся вблизи их огорода. Он потом подаст сигнал другим людям. Но никого не было, во дворе тишина.

— Куда они подевались? — спрашивает отец.

— Наверное, передумали.

В тот самый момент, когда командиры подразделений доложили о готовности двинуться вперед, по радио поступила команда развернуть цепи на сто восемьдесят градусов фронтом на лес. После сообщения ротных о выполнении распоряжения открытым текстом в радиоприемниках прозвучала команда Бодрова. Перечислив позывные, он сказал: «Приказываю вести поиск банды Тараса в лесу. Обнаруженных людей задержать, при вооруженном сопротивлении уничтожить. Начало движения общей цепи по моей команде».

Перестроение в подразделениях много времени не заняло. Дозоры, ротные и взводные резервы поменялись местами, переместились командно-наблюдательные пункты и группа управления операцией. Через полчаса командир полка подал команду «Вперед!». Операция началась.

Маршрут каждому подразделению оказался знакомым по дневному поиску. Луна еще не взошла. Темно. Влажный грунт и листва заглушают звуки. Под шум ветра шаги множества людей не слышны. Когда цепи вошли в лес, ветер остался лишь где-то в верхушках деревьев.

Тарас сидел по обыкновению на пне, возвышаясь над остальными боевиками. По рангу положено смотреть сверху. Он вытянул к костру ноги в сапогах, постоянно промокавших до самых колен. Последнее время четовой не уходил из леса, жил со своим телохранителем в крыевке, восстановленной после разрушения красноармейцами. Отремонтировали ее неплохо, но наскоро набросанный на крышу грунт пропускал воду. Потому, пока шел дождь, в жилище непрерывно падали с потолка крупные капли. Отсырели телогрейки, влагой покрылось хранящееся оружие. Выйти бы на поверхность, да дождь и густая мокрая трава совсем не радовали. После дождя еще полсуток капало с деревьев, а трава сохла два дня. Телохранитель предлагал разжечь большой костер да просушиться как следует, но осторожный Тарас не разрешил.

— Дыму будет много в сыром лесу, чекисты могут нагрянуть, — говорил он, — переждем. Скоро будет жарко. Придется побегать!

Не разрешал четовой разводить костер и ночью: «Видно за километр». Согревались самогоном. Под его парами спалось, но одежда, особенно верхняя, да обувь на водку не реагировали. Раздражала роса. Шагу не ступишь, чтобы не замочиться.

Удручала молчавшая радиостанция. Четовой понимал, что провальной для энкавэдистов операцией дело не закончится. Разведал хорошее место для укрытия на случай ее повторения. Когда шел дождь, знал, что опасаться нечего, но не хотелось днем попадаться на глаза постам наблюдения, а ночью нарваться на засаду в населенных пунктах. Потому не покидал лес, хотя телохранитель неоднократно делал попытки увести начальника в теплую избу. Стоило выглянуть солнцу, возникла тревога о появлении поисковых цепей. Начали приходить из сел боевики. Повеселел Тарас, хотя холодок опасности из сердца не уходил. Когда ожила рация, даже вздрогнул от неожиданности. Но поступило сообщение от руководства о прибытии роя из соседнего леса и необходимости активизации боевых действий.

По предложению командира третьего роя Тарас принял решение совершить нападение на продсклад, причем основную роль отводил прибывшим «чужакам».

— Вам надо показать себя, — говорил он командиру роя. — Мы должны видеть способности прибывшего подразделения.

— Мои люди не подведут!

В субботу во второй половине дня радиостанция вновь ожила. На сей раз она выдала то сообщение, которое ожидалось: «В ночь на воскресенье в селах будет проведена операция поисковой цепью».

— Не источник у нас, а золотце, — говорил четовой роевым.

— Информация идет будто от самого командира полка энкавэдистов.

— Кто он? — спросил вновь прибывший роевой.

— Не в курсе. А если бы знал, не сказал. Осведомлен, вероятно, сотник, но и в этом не уверен.

— Склад что собою представляет? Какое продовольствие там? Мои люди двое суток без горячей пищи. В бой будут рваться. Хотелось бы знать.

— На любом продскладе всего много. Каждому повстанцу следует запастись всем необходимым, да чтобы потом не сожалеть, будто чего-то не взял. Скоро селяне начнут сажать огороды. Не хотелось бы в это время надоедать людям поборами.

— Мы рассуждаем так, будто там нет охраны, — высказался заместитель Мечтателя. — Приходи и бери что душе заблагорассудится.

— У нас вон какая сила! Любая охрана не выдержит нашей атаки. Ты тоже будь готов. Должны прибыть добровольцы из сел, сформируем ваш рой и сразу же проверим наделе. Заодно раздобудешь оружие на всех подчиненных, — обозначил радужную перспективу Тарас.

— Людей-то надо бы подучить военному делу. Охрана подготовлена, а мы?

— Бой — самый лучший урок! Дважды остался живым — ты уже специалист!

— Мои тоже не обучены. Молодежь, — сказал командир вновь прибывшего роя. — Людей погубим.

— Скулеж прекратите. До десяти вечера времени еще много. Тренируйтесь. Заместитель Мечтателя, тоже приступайте к тренировкам, как только начнут поступать люди в твое распоряжение. Кстати, а почему это до сих пор нет твоего роевого?

— Не знаю. Но предупреждал. Придет еще.

— Пока не появится — ты командир второго роя.

— Есть, пан четовой!

— На рой получишь четыре автомата, на остальных — по паре гранат.

— Есть, пан четовой!

— Прибудет Мечтатель, немедленно ко мне!

— Есть, пан четовой!

Между тем из сел начали приходить люди. Ни Тарас, ни тем более его боевики не спрашивали, кто и зачем появился в лесу. Селяне знали друг друга, держались кучкой, чужому человеку туда не проникнуть. Четового интересовал лишь один вопрос: кто из прибывших вступит в ряды УПА, в частности, в его распоряжение. Начало смеркаться. Прибывшие с опозданием сообщали, что подразделения энкавэдистов начинают выстраивать поисковые цепи фронтом на населенные пункты.

— Теперь им не до нас. Можно пока разжечь костры, обогреться. В разгар их операции мы двинемся незамеченными по запланированному маршруту.

— Сколько людей в рое? — спросил Тарас у исполняющего обязанности командира второго роя.

— Пока я один.

— А те, что сидят возле твоего костра?

— У всех есть причины. У одного — малые дети, у другого — мать одна, третий больной. Один дезертир не возражает остаться здесь, в лесу. Но ведь дезертир, он и от нас сбежит.

— Привлеки его в свой рой, а там видно будет. Если что, расстреляем. Нет твоего командира?

— Где-то задерживается.

— Отстраняю Мечтателя от командования. Назначаю тебя роевым.

— Есть, пан четовой!

— Не подведешь?

— Буду стараться.

— Слышал, что ты не хотел возвращаться в лес после глиняной купели во время прошлой чекистской операции.

— Не хотел, но передумал. Скучно дома.

Тарас придвинул ноги поближе к костру, от сапог пошел пар. Вновь назначенный роевой протирал только что полученный немецкий автомат. В это время подбежал боевик с поста наблюдения.

— Солдаты по всему лесу! — завопил он.

— Откуда? — ошалело вскочил с пня четовой.

— От деревни. Едва не проворонили. Не идут, а крадутся, — приврал наблюдатель.

Присутствующий люд всполошился, засуетился, с надеждой взирая на Тараса. А он не знал, что делать. Такой вариант событий не предусматривался. Одно было несомненным — надо бежать от цепи как можно быстрее и дальше.

— Уходим! — крикнул Тарас. — Гаси костер! Далеко от меня не отходите, потеряетесь в ночном лесу.

Четовой определил по компасу азимут в противоположную от цепи сторону. «Почему не предупредила рация о поиске в лесу?»

— рассуждал он, переходя с быстрого шага на бег. Днем деревьев кажется меньше, теперь же они попадаются на каждом шагу, ежеминутно надо сверять направление движения, чтобы не сбиться с пути.

«Надо бы оторваться от толпы», — размышлял на ходу четовой.

Он подозвал командира прикомандированного роя, остановился с ним. Мимо пробежали люди — неизвестно, кто такие.

— Останови своих подчиненных. Организуй оборону. Задержи цепь на полчаса, затем догонишь.

Запыхавшиеся, мокрые по пояс, разгоряченные бегом одиннадцать боевиков, укрываясь за толстыми деревьями, изготовились к бою, стараясь быть поближе друг к другу.

Приотстал Тарас со своим третьим боевым роем. Когда идущие вместе с боевиками люди прошли мимо, четовой изменил направление движения подчиненных. Теперь группа шла параллельно фронту поисковой цепи.

— Обойдем фланг энкавэдистов и возвратимся на свое прежнее место, — сказал он роевому. — Знать бы, где этот фланг находится.

Прошло не более десяти минут ускоренного движения. «Любая цепь должна уже кончиться, — рассуждал он. — Можно немного отдохнуть».

— Стой! — подал четовой команду. — Перекур. Дозору усилить наблюдение.

Тактика боевиков не предусматривает оставления дозором своего места для доклада командиру об обнаружении противника, а требует открыть огонь. Это и есть сигнал о встрече.

Дозор выполнил свою задачу. Едва в промежутках между деревьями замаячили фигуры людей, боевики повели беспорядочную стрельбу. В ответ тут же по вспышкам выстрелов дозора открыла огонь залегшая цепь.

— Мать честная! — воскликнул Тарас, увидев сверкание винтовочных выстрелов впереди на широком фронте. — Сколько же их!

В ночной тиши с близкого расстояния грохот стрельбы оглушал. Ударявшиеся о стволы деревьев, проносившиеся над головой трассирующие пули вдавили тела во влажную листву. Помочь бы дозору, да не подняться. Вскоре, однако, огонь впередсмотрящих прекратился. Вскрикнул и затих один боевик, что рядом, затем другой.

— Всех перебьют! — закричал роевой. — Пули со всех сторон!

— Будем прорываться. Огня не открывать. Приготовились. За мною бегом!

Горстка боевиков, пригнувшись, ринулась в промежуток, где не видно было выстрелов. Позади кричали раненые, но живые рвались вперед. Вот уже огневая цепь позади. Рядом всего трое. Сгрудились возле большого дерева. Прорвавшиеся никак не могли отдышаться. Попить бы, да фляжки пустые. Подполз боевик, раненный в обе ноги.

— Что будем делать? — спросил роевой.

— Раненого пусть лечат те, кто подстрелил. Нам его не дотянуть.

— Други, не бросайте, — взмолился боевик, — меня же прикончат…

— «Советские» не пристреливают. Сначала подлечат, потом сдадут в трибунал, а там — как повезет. Мы не справимся с тобою.

— Тогда и вы никуда не уйдете!

Раненый полоснул из автомата на голоса стоявших у соседнего дерева людей. Как подкошенные, упали двое боевиков.

Тарас выстрелил трижды из пистолета по вспышкам.

— Идиот! — оценил действия бывшего подчиненного роевой.

— Он всегда был идиотом.

— Бандиты, и поступки бандитские, — неожиданно послышался голос позади из-за громадного дуба.

Тарас с роевым бросились на землю. Но их тут же нащупал лучик электрического фонарика.

— Лежите и не дергайтесь, иначе свои грязные мозги смешаете с мокрой листвой, — вновь прозвучал голос невидимого человека.

— Ты как хочешь, — шепнул Тарас подчиненному, — а я рвану. Авось повезет.

Он рывком поднял с земли свое тело, вскочил, метнулся за ближайшее дерево, но короткий удар по лбу тяжелой палкой выключил на мгновенье сознание. Тут же ему заломили руки, связали за спиной. Скрутили и сникшего роевого, не сделавшего даже попытки прорваться в темноту.

Одновременно с дозором четового открыл огонь рой, оставленный для сдерживания идущей цепи. Ее огонь из автоматов, гранаты оказались совершенно неожиданными. Бойцы залегли. Ориентируясь на вспышки выстрелов, резервное отделение командира роты обошло противника с фланга, прикрываясь грохотом стрельбы, подошло вплотную и забросало стрелявших боевиков гранатами. Двое из них пытались отойти, но были расстреляны, роевой застрелился сам.

Заслышав стрельбу с разных направлений, прибывшие из сел люди, покинутые четовым и его боевиками, заметались. Но все натыкались на идущие поисковые цепи.

Вскоре цепи начали сходиться, фланги подразделений осветились электрическими фонариками, высветили тех, кому бежать стало некуда. Сверкали диким огнем глаза лис и волков, не сумевших прорваться. Беглецы стояли с поднятыми руками. Сошлись с разных направлений дозоры, увели с собою задержанных.

Мокрые до подбородка бойцы и офицеры сворачивались в колонны, возвращались в исходное положение.

Утром командир полка вел беседу с Тарасом.

— Кто вы? — спросил Бодров.

— Повстанец. Командир подразделения УПА.

— Против кого восстали?

— Против немцев, теперь против советских.

— У вас тоже паспорт советский. По документам мы все граждане Советского Союза.

— Оно, конечно, так, но… — не нашелся с ответом задержанный.

— По вашей милости отца моего изувечили, меня едва не лишили жизни.

— Вы меня застрелите? — испуганно покосился Тарас на руку Сергея, скользнувшую в ящик стола.

— Как бы вы поступили на моем месте? Повод есть.

— Повесил бы.

— Я не могу этого сделать, потому что являюсь офицером регулярной армии. Все мои действия не выходят за рамки существующих законов. А вот любой бандит присваивает себе право распоряжаться жизнью задержанного. Чувствуешь разницу? Ты бы повесил, а я избить тебя с удовольствием не могу. Выходит, вы не повстанец и не командир подразделения, а настоящий бандит.

— Против врага все средства хороши.

— Задержанный безоружный и беспомощный человек не враг, а просто задержанный. Убить его — преступление.

— Вы же меня расстреляете?

— Я — нет. Вас будет судить военный трибунал как бандита, предателя, изменившего своей Родине, с оружием в руках выступавшего против Красной Армии.

— Наши люди все такие.

Отдельные граждане, например, не согласны с этим.

— Кто такие? — вскочил Тарас со своего места.

— Сядь, дурак! Могу не сдержаться.

— Скажите для интереса.

— Кто с вами поддерживал связь по радио? — не стал Сергей отвечать на вопрос.

— Не знаю. Таблицу радиосигналов и рацию передал сотник. Мне оставалось лишь расшифровывать сигналы.

— Могли бы узнать по голосу радиста?

— Вряд ли. Назывались одна-две цифры низким голосом без позывного.

— Значит, ничем помочь не хотите. А зря.

 

XXXI

Полковой медицинский пункт размещался в березовской районной больнице. Для него было отведено крыло кирпичного одноэтажного здания, не пострадавшего в ходе боев за населенный пункт. В палатах много коек, между ними узкие проходы. После ночной операции свободных мест нет. Раненые лежат даже в коридорах, над ними хлопочет медперсонал полка. Николай Дмитриевич располагается в углу у окна. Рука по-прежнему безжизненна, но ночью неожиданно шевельнулся непроизвольно указательный палец. С радостной надеждой попробовал своей волей еще раз оживить его, но попытка оказалась безуспешной. Вновь упало настроение. Утром о важном событии рассказал фельдшеру, землячке своей.

— Значит, должна ожить рука, — обнадежила Наташа, — признак верный.

Ближе к полудню раненых посетило полковое начальство. Сергей присел на кровать отца, справился о самочувствии, рассказал о ночных событиях. Сын взял его руку, помассировал пальцы.

— Я почувствовал тепло, — неожиданно сказал Николай Дмитриевич, — твое тепло, сын.

— Вдруг, правда, оживает?!

— Не бог весть что, но надежда появляется!

В коридоре медпункта Бодров столкнулся с Тамарой. От неожиданности женщина отшатнулась к стене, расширенными заплаканными глазами уставилась на командира полка.

— Что случилось? — спросил он.

— Да… да… — не нашлась фельдшер с ответом.

— Вас кто-то обидел?

— Раненых много. Убитых тоже.

Глаза женщины наполнились слезами. Она шмыгнула носом, достала носовой платок, прикрыла лицо.

— Возьмите себя в руки. Вам нельзя в таком виде показываться. Раненым нужна ваша очаровательная улыбка, как бальзам жизни, образец здорового духа.

— Да, чтоб они…

Тамара, как показалось Сергею, испуганно глянула на него и вновь закрыла лицо платком. Сгорбившись, она пошла в комнату для медицинского персонала, не сказав даже обычных слов вежливости.

«Расстроилась женщина. Да и как тут не переживать. Вчера еще люди были живыми и здоровыми, а сегодня…»

Появился посыльный штаба с запиской в руке. Шведов размашисто, в спешке написал: «Срочно вызывает Николай Михайлович».

— Есть распоряжение Главного управления войск НКВД по охране тыла о выделении наиболее подготовленного офицера по специальной тактике для оказания практической помощи командованию частей Красной Армии, выделенных для борьбы с Украинской повстанческой армией в тылу 1-го Украинского фронта. Начальник войск с сожалением дал согласие на вашу командировку в Западную Украину сроком на три недели.

— Своих людей у них не хватает?

— Похоже, там запарка с этой УПА. Кого оставите исполняющим обязанности командира полка?

— Шведова.

— Согласен. Шикерин возглавит оперативное отделение. Капитан говорит, — сказал Николай Михайлович, — в школе и военном училище он ни единого раза четверку не получал, одни пятерки. Голова?!

— Тут ничего не прибавишь.

— Завтра утром надо быть на аэродроме. Командир авиаполка в курсе.

— В качестве кого я там буду?

— Советник у командира дивизии. Кажется, кавалерийской.

— Кому представиться?

— Моему коллеге. Собственно, в его распоряжение вы поступите.

Еще затемно в сопровождении взвода автоматчиков Бодров покинул Березовку. К девяти утра был на аэродроме.

Сергею еще не приходилось летать. Когда видел самолет в воздухе, не особенно задумывался, как устроен, из чего сделан, надежен ли. Сейчас он шел в штабную землянку мимо стоявших в ряд машин различных марок и не видел ни единой, на которую в полной мере можно бы положиться. Однокрылые и двукрылые, они казались одинаково громоздкими, пропеллеры слабыми, крылья маленькими. Как-то не верилось, что все это может летать.

Командир полка, слегка располневший майор, с четырьмя орденами на груди и веселой улыбкой на круглом, по-женски нежном лице, встретил Бодрова у входа.

— Все знаю, — сказал он. — Напою чаем, и с богом!

— Долго лететь?

— Часа три. Как погода сложится. У нас, как у лодки на реке: у той все зависит от течения, а здесь от ветра: по ветру скорость одна, против — другая. Какой самолет возьмете? — неожиданно спросил командир полка. — Не боевой, конечно.

— Представления не имею.

— Всем известный двукрылый «кукурузник» или однокрылый разведчик?

— Тот, что понадежнее.

— Оба надежные, но разведывательный пошустрее, поменьше в размерах.

— Идемте! На стоянке выберем.

Два самолета стояли рядом. Под двукрылым на колесе сидела симпатичная молодая женщина, у другого, опершись грудью, полулежал на крыле русоволосый парень. Оба в звании старших лейтенантов.

— С женщиной мне лететь не хочется. Мало ли что… — в смущении сказал Сергей.

— Тогда летите на разведчике. Самолет с летчиком будут в вашем распоряжении до конца командировки. Можете использовать его в разведывательных целях.

Вот и самолет! На двоих кабина. Дверка, как в автомашине. Множество приборов на передней панели. У летчика и пассажира раздельные сиденья. Уселись.

— Константин, — представился старший лейтенант.

Сергей назвал себя. Почти сразу заработал двигатель.

Передний винт пропал из виду. Задрожала кабина, когда самолет покатился по грунтовому полю. Потом дрожь прекратилась. «Взлетели», — определил Бодров. Посмотрел вправо через боковое стекло — внизу рядом за дверцей бездна. Инстинктивно подался в глубь кабины.

— Как чувствуете себя, товарищ майор?

— Можно сказать, нормально.

— Высота чуть более тысячи метров. Подняться выше, чтоб нас пулемет не достал?

— Вам виднее. У меня холодок внутри не проходит. Первый раз в воздухе.

— А вы любуйтесь панорамой. Серо вокруг, но красиво. Правда ведь?

Красоты Сергей не заметил. Дальний лес, деревни с дымком из печных труб, маленькие автомашины на извилистых дорогах, длинный узкий железнодорожный состав с игрушечными вагонами. Далекая, как бы нереальная действительность и поджимающийся при этом живот.

Вдруг Константин воскликнул: «Немцы!» — и круто бросил самолет вниз. Сергей инстинктивно схватился за свое сиденье, повертел головой, но кроме серого пространства внизу и голубого с белыми облаками неба не обнаружил чего-либо подозрительного.

— Истребители, — сказал летчик, — а у меня лишь автомат.

Самолет попал в большое облако. Белые обрывки, будто куски ваты, стремительно проносились мимо.

— Немцы тоже в облаках появятся?

— Им-то зачем рисковать? Это мы перед ними беспомощны, нам и прятаться.

— Они нас видели?

— Безусловно. И непременно желают, чтобы мы выскочили из этого молока побыстрее.

— Сколько их?

— Пять или шесть. Но нам и с одним не справиться.

Когда вынырнули из облака, летчик повертел головой, посмотрел вниз, вверх.

— Чисто, — сказал он. — Пронесло.

— Я не успел заметить, где они были.

— Над нами. На встречном маршруте.

Самолет круто взмыл вверх, внизу до самого горизонта тянулся лес.

— На западной оконечности этого массива, — кивнул головой Константин в ту сторону, — наша точка приземления.

В это время с опушки в сторону самолета потянулись трассирующие пунктиры пулеметной очереди. Но шли они мимо, справа и позади.

— Первое дружеское приветствие, — сказал летчик. — Слава богу, стрелок хреновый. Придется еще немного подняться.

Впереди выше появилось белое красивое облачко.

— Зенитная пушка подключилась. Тыл называется. — И Константин зло выругался. — Были бы это немцы, а это, стыдно признаться, бандиты с зенитками в тылу фронта. Немцы только что пролетали здесь, а не видно, чтобы по ним велся огонь.

Сергей смотрел вниз, и невольно закрадывалась мысль: «Как ему в такой громаде вести поиск, применять специальную тактику? Тут не то что полка, дивизии не хватит, чтобы организовать блокирование по правилам».

Бросилось в глаза большое количество хуторов и небольших сел, раскиданных по лесу. На небольших площадках, очищенных от деревьев, копошились люди, с высоты птичьего полета дороги в лесу едва просматривались, местами виднелись непросохшие болота.

Вот наконец и полевой аэродром, крупный населенный пункт с идущими по улицам автомашинами, зенитные орудия на окраинах. Одно за другим поднялись два звена истребителей. Диспетчер разрешил посадку на запасную взлетную полосу, ничем не обозначенную. Константин прошелся над предполагаемым местом приземления, но ровной площадки не обнаружил.

«Садитесь, чего крутите?» — послышался голос диспетчера в наушниках пилотского шлема.

— Будем приземляться?

— Я не советчик в этом деле, — ответил Сергей.

— Тогда садимся!

Всеми заклепками заскрипел на неровностях самолет, замелькала трава, все ближе и ближе куст, казалось, росший посредине поля. Машина зацепилась за него крылом, развернулась и встала. Сразу же подъехал «виллис». Молодой, с широкой улыбкой капитан сказал, что послан встретить майора Бодрова.

Сергей представился.

— Какие мне указания? — спросил Константин. — Я в вашем распоряжении.

— Подготовь самолет к внезапному вылету, радуйся жизни и весне.

— Когда возможен наш отлет?

— В любой момент.

Штаб войск НКВД по охране тыла 1-го Украинского фронта размещался в здании школы. Бодров улыбнулся, заранее зная, где находится начальник. «Будто договариваются».

Полковник принял гостя не сразу. Через приоткрытую дверь слышались возбужденные голоса, трель звонков телефона, входили и выходили офицеры. «У нас поспокойнее». Потом появился знакомый капитан, пригласил войти.

Разгоряченный предыдущими разговорами, за столом сидел полковник с красным лицом в обрамлении седых волос.

Сергей представился по форме.

— Некрасов Юрий Александрович, — назвался начальник штаба. — Если удобнее, называйте по имени-отчеству. У вас бывает такая суматоха? — улыбнулся он.

— Всякое случается.

— Я во главе штаба несколько дней. До того командовал полком. Фронт в движении. С двенадцатого марта временно приостановлено наступление, с тем чтобы отразить мощные контрудары противника. Необходимо организовать службу войскового заграждения на достигнутых рубежах. Во время последней передислокации начальник штаба и оперативное отделение попали под бомбежку, часть людей погибла, другие в госпиталях. Дело же не терпит отлагательств. Подключитесь к работе, разберемся сначала со службой заграждения, потом займемся вопросами проведения специальных операций.

Проблем в организации службы войскового заграждения накопилось много. 1-й Украинский фронт в декабре — январе осуществил Житомирско-Бердичевскую операцию, продвинувшись до двухсот километров на запад, в январе — феврале левым крылом Корсунь-Шевченковскую, а правым — Ровно-Луцкую, с начала марта войска участвовали в Проскурово-Черновицкой операции.

Оперативная карта войск НКВД после прекращения работы оперативного отделения не велась. Однако положение линии фронта, разграничительные линии армий рукой Юрия Александровича были нанесены достаточно подробно.

Первое, с чего начал Бодров, с помощью встретившего его капитана приступил к налаживанию связи с линейными полками. Следовало установить, в полосе каких армейских объединений они находились, и уже потом каждому указать рубежи войскового заграждения. Работа много времени не заняла. Связь с частями поддерживалась регулярно. Сложность заключалась в том, что количество линейных полков и армий не совпадало, два из них оказались в полосе 38-й армии. Предстояло передислоцировать полки, даже батальоны, с тем чтобы создать единую систему охраны тыла фронта.

— Я не знаю возможностей ваших частей, — говорил Сергей начальнику штаба, — трудно определить, кого перемещать, какую задачу определять.

— Мне тоже не все известно. Начальник войск — человек новый. Любое ваше предложение будет утверждено. Запрашивайте командиров, посмотрите отчеты полков за первый квартал. Там есть ответы на многие вопросы.

Смышленый капитан на полуслове понимал запросы Бодрова. В ворохе бумаг находил нужные справки, отчеты, строевые записки. Тут же наносил на свою рабочую карту необходимые цифровые данные по частям, фамилии командного состава.

— Какую вы занимаете должность? — спросил Сергей.

— Отвечаю за сбор информации.

— Есть ли у вас сведения о действиях в тылу подразделений УПА?

Штаб в постоянном движении, информация обрывочная. Немного больше знает разведывательный отдел. Известно много случаев нападения боевиков на мелкие подразделения. Более или менее организованной борьбы против нас они не ведут.

Вечером Бодров уже докладывал Некрасову свои предложения по перемещению частей и подразделений, созданию первой линии заграждения. Без каких-либо поправок Юрия Александровича они были доложены начальнику войск и тут же в форме распоряжения переданы по назначению.

— Завтра к утру подготовим такое же распоряжение по второму и третьему рубежам, месту расположения командных пунктов полков.

— Задание не срочное, но скрупулезное. Отдохните, вы сделали сегодня важное дело. С утра на свежую голову решим задачу.

Сергея для проживания поместили в кабинете начальника оперативного отделения, рядом с начальником штаба. Не раздеваясь он прилег на узкую кровать, без мыслей смотрел в потолок. Раздался телефонный звонок. Послышался голос Юрия Александровича.

— Сможете зайти ко мне?

— Иду!

Хозяин кабинета сидел за приставным столом, накрытым для ужина на двоих. Стояли бутылки коньяка, спирта, красного вина. Аппетитно пахло жареной картошкой, соленостями.

— Составьте компанию.

— Не откажусь.

— Что предпочитаете выпить?

— Коньяк, если можно.

Выпили за знакомство, успешное сотрудничество. По просьбе полковника Сергей рассказал о работе своего штаба по организации службы заграждения, о сформировании полка оперативного назначения, его задачах.

— Южная, восточная части Украины и западная весьма не похожи друг на друга, — отметил Некрасов. — Отношение местных жителей к нам различное. Если вы способны справиться одним полком с оперативно-боевыми задачами, нам в оперативном отношении подчинена кавалерийская дивизия для этих целей. Но сил явно недостаточно.

— Кавалеристы и спецтактика — неподходящее словосочетание.

— Потому вас и прислали сюда, чтобы помочь им справиться с задачей. Кавалерийским наскоком с шашкой не получается. Противник другой. Днем селяне заняты трудом, участвуют в проводимых митингах в честь освобождения от немецкого ига и восстановления советской власти, а ночью они же в лесу нападают на освободителей. Мы возрождаем местные партийные и советские органы, назначаем временных уполномоченных в населенных пунктах, которые пытаются наладить мирную жизнь, ремонт дорог, мостов, восстанавливать производство продуктов сельского хозяйства, а бандиты из УПА расправляются с ними в самой изуверской форме: расстреливают целые семьи, вешают, жгут живыми. Пытаются тем самым запугать население.

— Мы пока, слава богу, подобных случаев не имеем.

— У нас их хоть отбавляй.

— В чем корень зла? Как его отыскать?

— УПА располагает обширной агентурной сетью, боевикам часто помогают ОУН, родственники, просто знакомые селяне. Они сообщают главарям банд о передвижении частей Красной Армии, войск НКВД, мелких подразделений и команд, выявляют и передают им сведения о жителях, оказывающих содействие и помощь местным органам советской власти.

— В наших краях леса поменьше, УПА по селам пытается сформировать рой, чету, но мы пока контролируем обстановку. На днях ликвидировали группу боевиков численностью до взвода. В населенных пунктах в контакте со СМЕРШ налаживаем осведомительскую сеть, есть успехи.

— У нас успехов агентуры нет. Пока ее работа не будет налажена, мы не сможем успешно бороться с бандитами. Как видите, я не упоминаю УПА. В нашем тылу действуют банды в тридцать — пятьдесят человек. Помимо местных националистов, в их составе большой процент бывших полицаев, дезертиров, преступников всех мастей. Тех боевиков УПА, которые активно боролись против немцев, в бандах не так уж много. Часть отказалась от борьбы с советской властью, другие ушли в Красную Армию. Но оставшиеся — костяк, закаленные в боях и авторитетные среди местного населения люди. Они и есть боевики УПА, бьются до последнего патрона и, как правило, не сдаются.

— Мы скоро уйдем на запад. Каково будет тем, кому придется наводить порядок на территории Западной Украины?

— Предвижу, не один год будет длиться борьба. Усугубляют обстановку враждебные по отношению к нам католическая и унитская церкви. До войны только во Львовской области насчитывалось свыше полутора тысяч церквей и костелов. И это в условиях подавляющего большинства верующего населения.

— А впереди еще литовские, латвийские, эстонские националисты и банды.

— Перемелем всех. Нам бы побыстрее с немцами справиться. Это противник настоящий, сильный. УПА — явление временное. Для налаживания агентурной работы на территории Западной Украины НКВД и НКГБ подбирают сейчас опытных оперативных сотрудников, следователей, руководителей райотделов. Работа только начинается, но уже дает свои плоды. В настоящее время мы начали создавать органы спецпропаганды, политработники используют различные формы воздействия на местное население, боевиков УПА. Здесь печатная пропаганда, наглядная агитация, звуковещание, кино, митинги.

— На мой взгляд, руководству УПА, боевикам надо предложить капитулировать. Перебьем ведь. А они все-таки воевали с немцами, были союзниками.

— Натворили они уже много бед. За преступления отвечать придется, не каждый согласится сдаваться добровольно.

— С самолета наблюдал за лесом. Много мелких населенных пунктов на его территории. До возрождения советской власти там далеко, бандиты рядом, которых надо кормить, поить, снабжать разведданными. Это и есть база действующих бандформирований.

— Рано или поздно против них тоже будут приниматься меры.

— Не все добровольно идут на сотрудничество с УПА.

— А что делать? Не дашь добровольно, отберут силой. Сидит себе крестьянин и рассуждает, как ему жить дальше. Вваливаются вооруженные люди. Отдашь «добровольно» последнюю картошку, хлеб, сало.

— И волей-неволей попадают в разряд сочувствующих, помощников бандитов. Где выход?

Отселять из лесов и от лесов. Вопрос прекращения существования УПА будет решен сразу.

— Но это же… — Сергей не смог подобрать знакомого слова, да и сами действия выходили за рамки понятия.

— Депортацией называется, — подсказал Юрий Александрович.

— Ну это уж слишком…

— Пока мы это «слишком» не проведем, бандитские группы будут появляться вновь и вновь, в лесах возводить оборонительные сооружения, устраивать засады, рейды.

Командир кавалерийского полка слушал доклад разведки об обнаружении в селе Ёлки вооруженных людей.

— Сколько их? — спрашивает командир.

— Да кто их знает, — отвечает разведчик. — Наблюдали издали. Ходят от двора к двору по улицам. В одном месте они кучковались, группа не менее десятка человек.

— Сотня наберется?

— Вряд ли, но половина будет.

— Сколько дворов в селе?

— Двадцать четыре. Вокруг каждого сады и огороды, поэтому село кажется большим.

Результаты разведки тут же поступили в штаб дивизии, а там будто ждали сообщения. Немедленно поступил приказ: «Ёлки захватить, очистить от бандитов».

— Будь это нормальный противник, — говорит командир полка начальнику штаба, — мы бы сейчас применили полковую артиллерию, нам бы придали танки, поддержала авиация. Сейчас придется захватить село без всего этого.

— Надо охватить Ёлки с двух сторон, затем вести встречное наступление, — посоветовал начальник штаба.

— Новый полевой устав требует для кавалерийских частей организовать наступление «с ускоренной подготовкой», чтобы не дать противнику времени хорошо подготовиться к отражению атак. Так и будем действовать.

Через полчаса три эскадрона с северной и столько же с южной сторон за несколько минут проскакали мимо Ёлок на удалении до одного километра от его окраины. Потом бойцы спешились, отвели коней в укрытие, подразделения развернулись в цепь: два эскадрона в первом эшелоне, по одному во втором.

Для поддержки наступающих с северной стороны разместилась батарея 76-мм орудий.

Взяв карабины наперевес, кавалеристы начали сближение. Небо заволокло облаками, тихо. «Лишь бы не пошел дождь, пока не окажемся в селе», — думает командир. Люди идут размеренным шагом в готовности открыть огонь. Уже хорошо видны хаты, бегающие между деревьями человеческие фигурки. Можно вести стрельбу на поражение, но неизвестно, кто там впереди. Когда подошли на сто — сто пятьдесят метров, окраинные сады ожили вспышками выстрелов из винтовок, автоматов и пулеметов. Среди наступавших появились убитые, послышались крики раненых. Цепи залегли, бойцы начали изготавливаться к ведению огня, но высокая прошлогодняя трава мешает наблюдению, хотя и укрывает надежно.

Открыли стрельбу орудия прямой наводкой. Застучали позади расположенные крупнокалиберные пулеметы, прошивая огненными трассами сады. Вспыхнул впереди сарай, видно, как хозяева начали его тушить. Не лежит душа вести огонь по людям, борющимся с бедой. Прекратила огонь батарея. Вновь поднялись кавалеристы в полный рост, двинулись ускоренным шагом вперед, но сады опять ожили губительными выстрелами. Все повторилось. Но теперь загорелось на краю села подворье, садом примыкавшее к лесу. Тут тушилыциков пожара оказалось еще больше. В Ёлках идет бой, а на его окраине люди ведут борьбу с огнем.

Еще дважды кавалеристы безрезультатно поднимались в атаку. Командир полка ввел свой двухэскадронный резерв в бой. Конники пронеслись с оголенными шашками по единственной улице до сгоревшего дома, но кроме местных жителей в селе посторонних не оказалось. Назначенный три года назад немцами староста — старик с трясущимися руками, виновато опустил красные слезящиеся глаза.

— Были чужие люди, стреляли из садов в красноармейцев, а потом ушли в лес, когда тушили пожар.

— Сколько их было? — спросил прибывший представитель армейского СМЕРШ.

— Десятка три. Пятерых из них убили, шестерых ранило. Убитых приказали похоронить, раненых забрали с собою.

— Обещали прийти еще?

— Сказали, чтобы мы подготовили по мешку картошки и хлеба. Значит, придут.

— Погорельцам помогать станете?

— А как же? Селяне — народ дружный. С завтрашнего дня начнем заготавливать сухой лес, к осени дом построим.

— Есть у вас надежный доверенный человек?

— Это зачем?

— Завтра пошлете его в лес, нужно установить местонахождение побывавшей у вас банды.

— Зачем посылать? Я без разведчика знаю.

— Так где же?

— Километрах в трех отсюда есть большое болото, посреди которого остров. В начале века это было глубокое озеро, мальцами рыбу там ловили бреднем. Кто-то давнымдавно построил на острове избушку. Теперь это развалюха. Но внутри она укреплена, а под нею два бункера на чету каждый. Партизаны там укрывались, теперь новые люди освоили.

— Как попасть на остров?

— Этого я не знаю. Партизаны что-то там придумывали. Немецкий патруль однажды пытался перебраться туда, но из болота их вытащили мертвыми.

— Ну, отец, если не соврал, тебе это зачтется.

— Меня пугать уже поздно. Я свое отжил. А говорю потому, что не хочется, чтобы понапрасну наши дома жгли. Коли у нас что-то есть, все своим горбом добываем. Если бы ты не был из СМЕРШ, мог бы пооткровенничать.

— Давай, отец, как говорится, не для протокола.

— Пришли вы опять со своими колхозами, раскулачиванием, поиском врагов народа, пособников бендеровцев. Все это пугает людей, вызывает недоверие к вам.

— Ты мне ничего такого не говорил. А за болото спасибо. Соответствующую бумажку в твое дело положу. Она тебе пригодится.

Некрасов с Сергеем еще не закончили вечернюю трапезу с разговорами о перспективах борьбы с УПА, когда появился начальник разведывательного отдела с оперативной информацией СМЕРШ о неудачной попытке кавалерийского полка ликвидировать банду в Елках, гибели тридцати пяти красноармейцев, раненых оказалось не меньше.

— Что скажете? — обратился Юрий Александрович к Бодрову.

— На мой взгляд, не дело махать шашкой при столкновениях с боевиками УПА. Это еще хорошо, что в селе их уже не было, когда кавалеристы неслись по улице. Перестреляли бы половину по меньшей мере. Живые мишени. Надо посмотреть, правильно ли пешие конники провели сближение с противником. Почему большие потери?

— Разбор действий кавалеристов мы проведем позже. Сейчас важно завершить начатое дело. Место нахождения боевиков выявлено. Что дальше?

— Будем определять замысел операции.

— У вас есть идея?

— Нет. Надо еще поразмышлять. Но одно бесспорно: с рассветом следует блокировать болото по всему периметру.

— Для кавалеристов это понятие новое. Не смогут они выполнить задачу как следует.

— Значит, мне туда ехать?

— Нет. Ваше место здесь. Сейчас вызову капитана. Проинструктируйте его, как осуществить блокирование. Он справится. Да и опыт ему необходимо приобретать.

В ходе знакомства с топографической картой стало очевидным, что для выполнения задачи потребуется четыре эскадрона кавалеристов. С этими наметками согласился начальник штаба, и капитан с распоряжениями на этот счет убыл в расположение неудачно действовавшего полка. Его задачей являлся контроль за точным соблюдением положений специальной тактики по сплошному блокированию.

— Планировал сегодня ночью отоспаться за последние несколько суток, — грустно улыбнулся полковник, — не получилось. Вам того же желал. Но к утру надо определить замысел, подготовить решение и приказ начальника войск на операцию.

— Глянуть бы на это болото.

— Уже ничего не увидишь. Ночь. А времени и без того в обрез.

Обдумывая идею операции, Сергей не мог остановиться на какой-либо подходящей мысли. Обстановка подсказывала, что обычные войсковые действия специальной тактики в данном случае не подходят. Скрытно к острову посреди болота не подойдешь, безусловно, есть какой-то путь через топи, но он неминуемо окажется заминированным. Если блокировать озеро длительное время, значит, в результате получится пустышка. Бандиты знают скрытые выходы с острова. Ночами они попросту просочатся или на узком участке прорвутся через рубеж блокирования, и вся затея пойдет насмарку.

По вызову начальника войск прибыл командир кавалерийской дивизии.

— Будь они в чистом поле, я порубил бы их, как капусту, одним эскадроном, — говорил он, глядя на топографическую карту. — А так к бандитам не подступишься. Людей жалко терять, если пойти на штурм.

— Какой «штурм»? — возмутился начальник войск. — Глупость беспредельная. Вас пригласили, чтобы послушать хорошие идеи, а вы вздор городите.

— Сколько в дивизии полковых минометов? — спросил Сергей, стремясь в первую очередь сбить накал неприятного разговора двух генералов.

— Точно не знаю, но порядка тридцати-сорока наберется.

— А что, — ухватился за мысль начальник войск, — подолбим чертов остров дивизионной артиллерией часиков эдак пять-шесть подряд, останутся от него лишь рожки да ножки. Решим сразу все назревшие вопросы.

Возражений не последовало. Замысел начальника войск был оформлен решением на операцию.

 

XXXII

Командир дивизии проявил завидную оперативность. Не прошло двух часов, как по острову начала пристрелку первая прибывшая на огневые позиции 160-мм минометная батарея. Уже на первых минутах обстрела загорелась избушка. Сухие бревна свечой полыхнули в безветренном небе. Но и когда от ветхого сооружения остались одни головешки, на поверхности земли не появилось ни единого человека. Однако минометчики получили приказ «долбить» и добросовестно выполняли задачу.

В начале третьего часа обстрела острова вблизи береговой линии начали возникать от взрывов султаны земли вперемешку с водой, а вскоре на поверхности стали появляться люди. Пригнувшись, они бежали в одном и том же направлении, в сторону оврага, где их поджидали кавалеристы. Со стороны казалось, будто люди бегут не по земной тверди, а именно по воде. Задержанных набралось двенадцать человек.

— Когда бежал, что было под ногами, кроме воды? — спрашивает командир эскадрона у молодого прыщеватого парня, невинно глядящего на советского офицера.

— Дорога.

— Из чего сделана?

— Бревна на сваях, сверху гравий. Сейчас затоплена, а летом она возвышается над водой.

— Почему начали покидать укрытие?

— От взрывов появились трещины, стала просачиваться вода.

— Ты кто по национальности?

— Русский, из Львова.

— Почему же вместе с националистами?

— Нормальные они ребята, только при советской власти жить не хотят.

— Как попал к ним?

— В сорок первом отступали, был ранен в этих местах, они подобрали, вылечили. С немцами воевали, теперь с вами.

— Никакой разницы?

— Против вас без всякого желания. Просто война, кажется — будто так и надо. Не задумываешься особенно.

— Все равно разобьют вас в пух и прах. С Красной Армией справиться вам не удастся.

— Конечно. Это как в футболе. Если играть в одни ворота, обязательно выиграешь.

— Сдались бы, и дело с концом.

— Приказ на это нужен. Сверху.

— Чей?

— А кто его знает.

Сообщение об обнаружении подводного моста на остров поступило в штаб войск НКВД в считанные минуты. Бодров наносил на оперативную карту уточненные данные о месте нахождения частей соединения, когда его вызвал генерал:

— Читайте! — протянул он написанное от руки сообщение о ходе операции на острове.

— Если учесть количество уже задержанных боевиков вместе с убитыми и ранеными, значит, в бункерах осталось их всего ничего, — ответил Бодров. — Можно переходить к активной стадии сближения.

— Сейчас же передаю распоряжение командиру дивизии, пусть создаст штурмовую группу, усиленную саперами, переправится на остров и взорвет уцелевшие бункеры. Надо заканчивать операцию!

Кавалерийский взвод и саперное отделение изготовились к броску. Бойцы поснимали сапоги, брюки, связали их, перекинули через плечо. Для поддержки атаки на пепелище нацелились четыре станковых пулемета, один ДШК. Подводная дорога — на самом узком от леса месте. Справа и слева от нее на деревьях разместились снайперы. Командир дивизионной артиллерийской группы возобновил огонь по острову: одна мина залпом через пару минут. Едва наступил третий интервал, штурмовая группа устремилась к озеру. Вода выше колен, холоднющая, а идти с полсотни метров. Особенно не разбежишься, внизу под ногами колючий гравий, скользкие бревна. Едва было преодолено препятствие, пепелище на острове ожило вспышками выстрелов. Сразу же заработали все пять пулеметов поддержки, снайперы. Завихрились еще не остывшие головешки, тлеющие угли. Переодеваться у штурмующих нет времени. Командир взвода командует «Вперед!». Голоштанные, с посиневшими от холода босыми ногами, болтающимися на шее сапогами и брюками бойцы устремились к цели. Пройдено стометровое расстояние от берега до бункеров. Первые настилы были разворочены взрывами мин, но убежища уцелели. Наверху лежало до десятка трупов, снизу слышались стоны раненых.

— Выходи! — крикнул командир взвода. — Взорвем!

В люке одного из них в темноте показался окровавленный человек, затем второй. В глубине раздался приглушенный выстрел. Раненые даже не обернулись.

Сдавшимся помогли выбраться наверх, санитар начал накладывать повязки.

— Чего вы без штанов-то? — криво улыбнулся один из задержанных.

— Нам понравилась холодная купель, — ответил стоявший рядом боец. — Вам тоже придется оголяться. Как переправлялись сюда?

— На плоту. Но вы своими минами его разбили.

— Кто внизу? — спросил командир взвода.

— Трое умерших, один, похоже, застрелился. Роевой.

— Кто командир группы?

— Умер он.

— Будем взрывать. Позовите, возможно, жив еще командир отделения.

— Роевой! Роевой! — покричал в люк раненый.

В ответ тишина. Из темного провала бункера повеяло смертным холодком, как из только что открытой могилы.

На дне второго бункера поблескивала вода.

— Там затопило, — ответил на немой вопрос задержанный.

Едва штурмовая группа переправилась с острова, позади раздались два мощных взрыва, смешав воду с землей там, где еще недавно укрывались люди.

Утром следующего дня начальник войск НКВД сделал разбор войсковой операции в селе Ёлки и на острове. Присутствовало командование и штаб кавалерийской дивизии, командиры эскадронов и полков. Генерал говорил о том, что кавалерийская тактика в борьбе с формированиями УПА не подходит, нужно перестраиваться.

— Прошедшая операция, — подчеркнул он, — наглядно выявила степень вашей готовности выполнять задачи, которые теперь перед дивизией ставятся. Точнее, неготовности к ним. Такие потери в нашей практике недопустимы, задействовать полк на ликвидацию взвода боевиков — это уж чересчур.

Начальник войск раскритиковал в первую очередь процесс сближения эскадронов с противником. Никаких коротких перебежек поочередно подразделениями при огневой поддержке других, просто шли ватагой, а боевики себе выбирали мишени.

— Так ведь повстанцами себя называют, товарищ генерал, — сказал провинившийся командир полка, — думали припугнем количеством и двухсторонним наступлением, разбегутся или сдадутся. А вышло по-глупому.

— В борьбе с немцами УПА приобрела определенный опыт, сейчас его совершенствует. Она пока не имеет специальных наставлений и уставов по тактике, но кроме наших общевойсковых приемов ведения боя применяет свои, доморощенные. За основу взяты формы партизанской войны: походы и рейды, налеты, беспокойство противника, засады, прорыв из окружения. При этом, — говорил начальник войск, — если подразделение УПА оказалось в блокированном районе, днем оно не пытается вырваться, а ночью просачивается между нарядами мелкими группами и стремительно уходит в назначенное место, где вновь сосредотачивается.

Наиболее эффективной формой борьбы в УПА считаются налеты, то есть внезапное нападение с какой-либо конкретной целью: захватить или уничтожить объект, которым может стать штаб, склад, небольшой населенный пункт. Атака осуществляется ударными группами одновременно с двух-трех и более сторон, но организуется так, чтобы исключить возможность взаимного поражения.

— У вас этот вопрос был продуман? — обратился генерал к командиру полка.

— Нет, — не стал врать полковник. — Не думали, что подобным образом обернутся события.

— Так вот, они осуществляют сближение бросками, поочередно.

— Учтем, — ответил за подчиненного командир дивизии.

— Засада, — продолжил начальник войск, — характерный тактический прием для партизанской тактики. В УПА он применяется часто, особенно ночью. Основой успеха в засаде считается: внезапно открыть огонь по противнику, забросать гранатами и быстро отойти. У вас была возможность устроить засаду в том месте, где Ёлки подходят к лесному массиву, — обратился он к командиру полка, — а вы этого не сделали. Переловили бы всех, не пришлось бы штурмовать остров.

— Так ведь…

— Ладно, ладно, сами разберетесь.

Далее генерал раскрыл другие тактические приемы УПА, с которыми, возможно, придется столкнуться конникам в ближайшее время. Говорил он об уставных положениях тактики подразделений Красной Армии, применяемых в борьбе с боевиками. А в заключение подчеркнул, что успех в выполнении новых задач частями кавалерийской дивизии будет достигаться грамотным сочетанием приемов общевойсковой и специальной тактики.

— Общевойсковую изучайте сами, — сказал он, — ас основами специальной вас познакомит прибывший в качестве советника к командиру дивизии начальник оперативного отделения и командир отдельного полка оперативного назначения войск НКВД 3-го Украинского фронта майор Бодров. Сегодня и завтра он проведет с вами инструктивные занятия по специальной тактике. Запишете необходимое, вычертите схемы. Если возникнут проблемы, решим.

— Это нас вполне устроит, — ответил командир дивизии, — много не надо.

— Микроб самостийности витает в дивизии, — недовольно покосился начальник войск на кавалерийского генерала.

— Извините.

— Еще раз провалите операцию, пришлю майора в качестве инспектора с широкими полномочиями.

Бодров приступил к проведению занятий с собравшимися офицерами. Сергей даже представить не мог, чтобы в числе его учеников оказались генерал-майор и три полковника. Даже робость брала. Но вспомнил совет своего начальника войск не оглядываться на молодость, почувствовал себя увереннее. Не стал смотреть на погоны сидевших перед ним офицеров, сосредоточился. Он предполагал такое развитие событий, набросал себе небольшой план-конспект, без заминки приступил к изложению материала.

Во время перерыва подошел начальник штаба. Стекла его очков отражали раму классного окна, оттого казалось, вместо глаз у него большие засвеченные круги. Без эмоций в голосе спросил:

— Можно отпустить с ваших занятий начальника артиллерии, связи, инженера, других, кому специальная тактика не нужна?

— Товарищ полковник, я не являюсь в данном случае ни командиром, ни начальником. Всего-навсего преподаватель. Разрешать или запрещать не имею права. Решайте сами, кому нужны знания спецтактики, а кто обойдется без них. Передо мною поставлена задача: познакомить присутствующих с основными понятиями и положениями предмета, проинструктировать, как их применять на практике. Вы заметили, «присутствующих»! Кто будет присутствовать, с теми и стану проводить занятия сегодня и завтра. Если не уложимся с материалом за это время, прихватим еще денек.

— Надо бы уложиться. Дел, понимаете, невпроворот.

Занятия идут в школьном классе, за партами молодые и убеленные сединами офицеры, за учительским столом Сергей Бодров. Он то и дело встает, подходит к доске, вычерчивает схемы, дает пояснения. За первой партой генерал добросовестно записывает, чаще других уточняет значение символов, формулировки понятий. Тоже чаще других в окно смотрит начальник штаба. От него не поступило ни единого вопроса. «Все понял или ничего. А ведь ему планировать операции».

К концу первого дня занятий преподаватель поставил вопрос, какие приемы специальной тактики, или способы войсковых действий, применяются в чекистско-войсковых операциях.

Обучаемые зашелестели своими записями, углубились в чтение. Бодров посмотрел на начальника штаба, но тот молча отрицательно покачал головой. Руку поднял командир резервного эскадрона дивизии, не заглядывая в запись, перечислил: перекрытие направлений, блокирование, окружение, оцепление, различных видов поиск и преследование; не прерываясь, перечислил виды чекистско-войсковых операций: поиск в блокированном и неблокированном районах окружением, преследованием, прочесыванием, облавой.

— Разрешите перечислить еще и виды нарядов в специальной тактике? — спросил старший лейтенант.

— Пусть говорит, — подал голос начальник штаба. — Он у нас шустрый. Многие уставные положения знает назубок.

— Прошу, коли других желающих нет.

— Я могу, — поднял руку помощник начальника штаба дивизии.

— Отвечайте.

— Заслон, засада, КПП, разведывательно-поисковая группа, поисковая группа, группа захвата, группа прикрытия, группа преследования, пост наблюдения.

— Секрет, дозор, — добавил «шустрый».

— Сейчас я задам вопрос, — сказал Бодров, — на который не знаю ответа. Вам предстоит это сделать. Сформулируем его так: каково место конницы в чекистско-войсковой операции?

После некоторой заминки вновь поднял руку командир резервного эскадрона. Других желающих не нашлось.

— Вам слово, — улыбнулся Сергей.

— Согласно новому Полевому уставу полный разгром отходящего противника достигается лишь неотступным преследованием, — четко, будто читая устав, начал развивать мысль «шустрый». — Командир организует его путем быстрого выдвижения вперед и по кратчайшему направлению преграждает пути отхода противнику. Полевой устав предусматривает использование для преследования конницы. Потому сам собой напрашивается ответ: конный строй в чекистско-войсковых операциях должен применяться при преследовании банд и в ходе разведки. А кроме того, на мой взгляд, можно создавать конные разведывательно-поисковые группы. Они способны более успешно решить задачу.

— Особенно эффективно действует конница при параллельном преследовании, — добавил помощник начальника штаба. — Она позволяет упредить противника с выходом к важным дорогам, переправам, местам укрытий. Можно применять и при поиске, блокировании с учетом ее возможностей.

На второй день учебы планировалось практическое занятие на картах по отражению налета боевиков на склад трофейного оружия и боеприпасов с последующим преследованием их и уничтожением. Однако события минувшей ночи полностью изменили первоначальный план. Сотня Оголтелого, состоявшая в большинстве своем из бывших сотрудников немецкой вспомогательной полиции, глубокой ночью совершила налет на армейский склад горючесмазочных материалов. Шуцманы, как их величали хозяева и этот штамп не снимался после перехода их в ряды УПА, вели наступление с трех сторон. Причем два взвода по существу выполняли отвлекающие функции.

Склад ГСМ располагался между двумя оврагами, поросшими лесом. Несложные навесы для хранения бочек с бензином, дизельным топливом, маслами были сооружены еще до войны местной МТС; использовали сооружение оккупанты. Они расширили и подготовили к обороне территорию склада, для авиационного бензина построили подземное хранилище с фасадом из тяжелых каменных глыб и металлическими пуленепробиваемыми воротами. При поспешном отступлении немцы склад взорвать не успели. Новые хозяева быстро реализовали немалые запасы на нужды фронта, тем не менее сотни бочек были еще заправлены под пробку, ожидая своей очереди. Планировался большой завоз ГСМ для нужд наступающей армии. Склад охранялся караулом в составе семнадцати человек.

Наиболее опасными направлениями скрытого приближения к хранилищам диверсионных групп являлись овраги. Справа местность возвышенная, слева невдалеке населенный пункт. Начальник караула выставил секреты в направлении леса в сторону высоты — пост наблюдения. Боевиков, идущих от оврагов, наряды заметили своевременно, открыли огонь. На помощь им командир взвода прислал других бойцов. Третий взвод сотни Оголтелого подкрался со стороны населенного пункта. Сопротивление ему оказали лишь часовые. Свободная смена во главе с начальником караула была заперта в подземном хранилище с металлическими воротами. Один за другим погибли защитники подступов к складу. Тяжелораненый сержант Клименко в бессознательном состоянии был захвачен боевиками. Когда пришел в себя, бандиты пытались в ходе допроса заставить обратиться к товарищам, закрывшимся в подземном хранилище, о добровольной сдаче. Однако, видя безуспешность своих попыток, изуверы выкололи бойцу глаза, вырезали на груди звезду, отрубили руку, затем застрелили. Бандиты вознамерились взорвать вход, но нужного количества тротила не оказалось. По приказу сотника вылили бочку бензина под ворота и подожгли.

Только-только из-за горизонта показался край большого солнечного диска, а Сергей был на ногах. Его разбудил громкий зуммер полевого телефона.

— Немедленно к начальнику штаба! — услышал незнакомый голос.

— Кто говорит? Отчего такая непочтительность?

— Дежурный по штабу. Извините, срочно!

Через минуту Бодров читал сообщение СМЕРШ об уничтожении склада ГСМ, на котором заправлялись бензином автомашины штаба войск НКВД.

Начальник войск приказал, — не здороваясь и без предисловия выпалил полковник, — срочно выехать в штаб кавалерийской дивизии и совместно с командованием организовать операцию по розыску банды и ее ликвидации. Взвод автоматчиков вам в охрану. Не задерживайтесь.

Через час Бодров был в штабе дивизии. Представился командиру, передал распоряжение начальника войск.

— Хотели проводить операции на картах, а получилось на практике. Есть ли какие мысли по обстановке? Первые чаще всего бывают верными. Какое место нахождения считаете более удобным для себя?

— Где сейчас сосредотачивается оперативная информация?

— У помощника начальника штаба.

— Там мне и располагаться.

В кабинете помощника находились начальники штаба, разведки, связи. Собравшиеся внимательно рассматривали склейку крупномасштабной топографической карты, в центре которой красовался многоугольник зеленого цвета с неровными краями, обозначавший Соломатский лес. Кроме полковника, блеснувшего очками в сторону Бодрова, все офицеры встали. Сергей поздоровался с ними за руку.

— Разрешите присутствовать? — произнес прибывший.

— Не возражаю, — ответил полковник. — Но у нас сейчас не теоретические занятия, а практическая работа.

— Меня прислал начальник войск НКВД по охране тыла не для чтения лекции, а для оказания помощи в принятии решения на операцию по ликвидации банды.

— Советуйте, послушаем.

— Вижу, вас раздражает мое присутствие? Позвоните генералу. — Сергей не назвал, какому именно, заранее зная, что никуда начальник штаба звонить не будет. — Пусть даст команду, я уберусь восвояси. Мне приказано совместно с командованием дивизии организовать операцию. Вашего и моего желания, как видите, не спрашивали. Значит, и недовольство оставьте при себе. Надо дело делать, а не тратить драгоценное время на пустые разговоры.

Не проронив ни слова, полковник встал и вышел.

— Не придавайте этому значения, — сказал помощник, — не получается у нас с более или менее обоснованным замыслом. Злится. Все ему виноваты.

— Введите меня в обстановку, — попросил Бодров.

Майор кратко изложил суть дела, принимаемые меры по разведке банды, показал на рабочей карте места расположения полков.

— По имеющимся сведениям, — сказал начальник разведки, — банда ушла в Соломатский лес.

— А это двадцать пять километров по фронту и столько же в глубину, — добавил помощник начальника штаба. — Искать на такой площади сотню можно год, а результата не добьешься. Командир ее — человек хитрый, изворотливый, с хорошо поставленной разведкой во всех населенных пунктах, контролирует обстановку. Мелким армейским группам в лесу лучше не показываться, от крупных он умело уводит подчиненных. Его боятся, ему поклоняются. Безжалостен, отважен. Внезапность — его принцип. Одержим манией победителя. Местные жители знают, Оголтелый — хозяин Соломатского леса.

— Откуда столь подробные сведения?

— СМЕРШ поделился.

Бодров смотрел на карту. Тут лес не казался таким мрачным и громадным, каким виделся с самолета, — от горизонта до горизонта! Не думал не гадал, что именно ему предстоит заниматься наведением порядка, а лес этот — сто километров по периметру!

— Можно быть уверенным, — сказал Сергей, — если мы зададимся решительными целями по ликвидации банд, руководство по охране тыла нас одобрит.

— Командир дивизии именно такую поставил задачу.

— Наиболее результативным способом чекистско-войсковых операций является поиск в блокированном районе. Но он применим в небольших по площади лесах или зарослях кустарника, требует привлечения значительного количества сил. В нашем случае лес огромен.

— Но у нас дивизия! — заметил майор. — Генерал непременно потребует обоснований.

— Решение, как известно, — количественно обоснованный выбор способа действий в конкретных условиях. Давайте подсчитаем ваши возможности, вывод сам собою напросится.

После несложных подсчетов Бодров сообщил, что дивизия в Соломатском лесу способна осуществить блокирование лишь с трех сторон и вести не поиск, а прочесывание по всему фронту одновременно. Для проведения чекистско-войсковой операции иным способом соединение не имеет достаточного количества сил и средств.

— Сколько людей потребуется для прочесывания?

— Двенадцать эскадронов.

— Какие интервалы между нарядами на рубеже блокирования?

— Если на лошадях, то до трехсот метров. Никто между ними не проскочит незамеченным. С тем, как вести прочесывание, блокирование, вчера на занятиях по специальной тактике офицеры ознакомлены.

После подработки замысла операции заместитель начальника штаба представил его своему начальнику, тот, не читая, переправил генералу. Командир дивизии, напротив, вчитывался в каждое слово, уточнял формулировки, переспрашивал, делал отметки в своем блокноте, попросил Бодрова прибыть к нему для проверки расчетов.

— Вас попрошу, — сказал он советнику, — быть со мною рядом во время подготовки и в ходе проведения операции. Сюда начнет поступать оперативная информация.

— Возражений нет.

— От чего в первую очередь зависит успех операции? Иными словами, на что следует обратить особое внимание?

— Во-первых, необходимо так организовать блокирование, чтобы подразделения вышли на рубеж со всех сторон одновременно, в кратчайшие сроки, не более чем через полчаса после полученной команды, а во-вторых, в ходе прочесывания не допускать появления открытых флангов. Ответственность командиров групп блокирования, поиска и подразделений — персональная. Исключения не допускаются, оправдания в расчет не принимаются.

— Больно круто!

— В специальных операциях места для разгильдяйства нет. Всякое упущение тщательно расследуется СМЕРШ, а с контрразведкой лучше иметь хорошие отношения.

— В чем могут проявиться упущения?

— Прорыв банды через группу прочесывания или рубеж блокирования. Этот факт нанизывает потом все мыслимые и немыслимые промахи, недостатки. Ответственность рядового бойца тоже персональная.

Через пару часов утвержденный замысел был оформлен на карте решением на операцию. После этого командирам полков было отдано предварительное распоряжение и сразу же началась подготовка к войсковым действиям.

— Как поведут себя в лесу кони? — спросил Бодров.

— Если смотреть на карту, расстояние между деревьями три-пять метров. Для лошади вполне приемлемо.

— Надо бы дозоры во взводах вооружить ручными пулеметами. Для животного увеличение нагрузки незначительное, а конники почувствуют себя увереннее.

— Учтем. Когда целесообразно начать операцию?

— С рассветом.

— Учтем.

— С какого момента начинается операция?

— С началом движения групп прочесывания.

После успешного проведения акции по ликвидации склада ГСМ Оголтелый привел свою сотню к заранее облюбованному заброшенному в лесной чащобе хутору. В населенном пункте всего десяток дворов. Командир сотни решил дать два-три дня отдыха подчиненным перед налетом на районный центр и железнодорожную станцию. Несмотря на отсутствие жителей, Оголтелый приказал командирам чет разместиться в указанных на постой хатах скрыто и не допускать хождения по единственной улице. На выходах из хутора он выставил сторожевые заставы со станковыми пулеметами, со стороны околиц полевые посты, каждый рой охранялся дежурным. Наступило утро, прежде чем все организационные вопросы были решены. Сотня погрузилась в сон с короткими перерывами на обед, ужин. За сутки на хуторе или вблизи люди не появлялись. Тишина, слышен лишь шорох ветвей близкого леса. Из-за верхушек деревьев выкатилось солнце, пригрело. У дежурной службы глаза слипаются.

Сотенный поднялся с охапки соломы на полу, вместо разминки почесал давно немытое тело, подошел к окну, переморгнул несколько раз, но видение не исчезло. Поглядел в другое, та же картина. Вдоль опушки на конях сидели всадники, прикрываясь деревьями, внимательно вглядываясь в сторону хутора.

Тактика боевиков предусматривает оборону населенного пункта, если противник наступает незначительными силами, в другом случае предстояло скрыто уйти под прикрытием роя или даже четы. Таких условий Оголтелый сейчас не имел. Отступать некуда. Высокоподвижный противник, наблюдая с седла, не позволит скрыто выйти к лесу, хотя до него пара сотен шагов. Мелькнула мысль добраться до опушки по-пластунски, не поднимая тревоги, а там… Но куда ни глянь, стоят всадники, чего-то ожидая. «А ведь могли бы уже быть здесь», — подумал он, и холодок пробежал по спине.

Командир третьего полка, руководивший резервом дивизии, поджидал выдвижения огневых средств усиления, в составе которого имелись две сорокапятки, взвод крупнокалиберных и станковых пулеметов. Никого в хуторе не было видно, но дозор заметил пересменку заставы в сарае крайнего подворья. Обнаружены были несколько дежурных на крыше, охранявших рой. Начальник резерва расположил огневые средства с одной стороны хутора, с противоположной спешил конников, спрятал их за деревья. Одно его тревожило — есть ли местные жители в столь мрачном месте. Однако сотни глаз со всех сторон, наблюдая более часа, признаков их присутствия не обнаружили.

Бодров сидел рядом с генералом, когда поступила эта информация.

— Открываем огонь? — обратился командир дивизии к советнику.

— В любом случае перед началом атаки или стрельбы на поражение делается предложение добровольно сдаться.

— Противник же!

— В специальной тактике так принято. Вдруг сдадутся! Столько жизней сохраним.

— Учтем.

Легко сказать, а сделать на практике предложение о сдаче во сто крат сложнее. Это не регулярная армия, более или менее соблюдающая международные договоренности, а Оголтелый, который искренне верил в свою непобедимость и удачливость, но знать не знал о каких-то правилах. Тем не менее начальник резерва стал готовить парламентера. Но дело до этого не дошло. Когда смонтировали белый флаг, на который ушла уйма бинтов, сотня боевиков, ведя непрерывный огонь из автоматического оружия, устремилась к ближайшей опушке леса на прорыв узким фронтом. Без тщательной разведки направление прорыва сотенный выбрал неудачно. Оказался флангом к подготовленным для стрельбы средствам усиления. Полегло большинство боевиков, попытавшихся прорваться, преодолев не более полпути до спасительного леса. Продолжали таять их ряды, когда остатки сотни вынуждены были залечь.

 

XXXIII

Последние десять минут донесений от руководителя операции не поступало. Командир дивизии нервным шагом измерял комнату от стены до двери и обратно.

— Чего они там тянут?

— Один мой знакомый немец говорил, если представить себя на их месте, напряжение как рукой снимет.

— Немцы мне не советчики.

— Они тоже разные. Есть довольно неглупые.

Ожила радиостанция. Радист слушал сообщение, записывал в журнал оперативной информации. Генерал не выдержал, через плечо радиста углубился в чтение текста. Бодров видел, как лицо командира дивизии оживилось. Когда он посмотрел на Сергея, можно было ни о чем не спрашивать.

— Банда Оголтелого ликвидирована. Захвачены с десяток бандитов, в том числе сотенный, остальные убиты и ранены. Будем сворачивать операцию?

— Ни в коем случае. Надо лес прочесать до конца, чтобы иметь о нем полное представление, выяснить, кто там бродит.

— Прочесывание продолжить до окончания леса, — сказал генерал в микрофон и тяжело опустился на стул.

— Где подразделения?

— Едва прошли середину.

После минутной задумчивости он подошел к радиостанции, назвал позывной начальника резерва.

— Срочно ко мне Оголтелого, — передал генерал распоряжение и вновь углубился в свои мысли.

Прошло более часа, прежде чем два рослых кавалериста втолкнули в комнату сотенного со связанными руками.

Чуть выше среднего роста, с жилистой шеей, сжатыми толстыми губами и напряженным взглядом, он, казалось, вот-вот разразится бранью.

— Пан генерал, — процедил он. — Я отвечать не буду на ваши вопросы.

— А мы их задавать не будем, — ответил Бодров.

— Зачем тогда позвали?

— Мы не звали, а приказали доставить.

— Планировал я напасть на ваш штаб. Разведданные есть. Могли бы поменяться ролями. Первый раз удача отвернулась от меня.

— Пока за вас не брались как следует, везло. Ради чего идете войной против советской власти? — спросил Сергей.

— Знаете же лозунги ОУН, цели УПА, зачем спрашиваете?

— Вы лично зачем взялись за оружие?

— Чтобы не повторился тридцать третий год. Знаете, что тогда от голода умерли семь с половиной миллионов украинцев? Все из-за того, что в том году столько же, то есть семь с половиной миллионов, тонн украинского хлеба было продано за границу. Ваш Сталин и его подручные на Украине: Петровский, Каганович, Любченко, Затонский — совершили это преступление.

— В России в это время тоже ели лебеду, лопух, лузгу просяную, желуди.

— Не знаю, как у вас, а на Украине в тридцать втором урожай хлеба был средним. Но его подчистую забрало государство, не оставив даже для посева и на трудодни. Люди помнят это, прошло лишь десять лет. Теперь мы не хотим, чтобы все повторилось.

— Мы тоже. Но при чем те семнадцать бойцов, которых вы убили на складе? Чем особенно провинился сержант Клименко, которого ослепили и изрубили на части? Ни одно самое варварское племя, даже людоеды, не поступали так с захваченными пленниками. А он ведь был украинцем. Звери вы, именующие себя повстанцами.

— Ваши тоже так поступают.

— Приведите хотя бы один пример. Мы этого человека посадим на скамью подсудимых рядом с вами.

— Меня будут судить?

— Будет проведено следствие, потом ваше дело поступит в военный трибунал. Если суд определит высшую меру наказания, распоряжусь повесить на дверях бывшего склада, — сказал генерал и приказал увести задержанного.

Солнце давно перевалило за полдень, когда командиры групп прочесывания, а затем блокирования доложили о выходе цепей на конечную опушку леса.

Бодров возвратился в свой полк в разгар Одесской операции. Вновь шли проливные дожди, вконец испортившие дороги. После доклада начальнику войск о результатах командировки Сергей вошел в свой кабинет, но едва огляделся, в дверях появился полковник Волынов.

— Несмотря на бездорожье, — сказал он, — войска фронта успешно продвигаются в направлении Раздельной и Одессы. Планы военного командования — выйти на рубеж реки Днестр. Как только эта задача окажется выполненной, мы должны будем передислоцироваться штабом и вашим полком на станцию Раздельная. Левый фланг службы заграждения — Черное море.

— Ого! — невольно воскликнул Сергей.

— Во куда дошли!

— А я моря не видел.

— Это красота… Продумайте, как организовать службу на побережье. Первое время оно будет обороняться фронтовыми войсками, но потом нам предстоит брать его под свой контроль.

10 апреля частью сил войска 8-й гвардейской и 5-й ударной армий полностью освободили Одессу, а через четыре дня часть сил 3-го и 2-го Украинских фронтов вышли на рубеж Днестра, встретив организованное сопротивление противника. В результате Одесской операции советские войска продвинулись вперед на сто восемьдесят километров, освободили Николаевскую, Одесскую области и часть Молдавии. Войска НКВД по охране тыла получили задачу: организовать службу в полосе между железнодорожной линией Одесса — Жмеринка и Днестром с направлением основных усилий вдоль береговой линии Черного моря от Одессы до Днестровского лимана.

Непосредственно берег моря узкой полоской обороняла особая группа 46-й армии отдельными гвардейскими пулеметно-артиллерийскими батальонами.

— Откуда станем брать людей для сосредоточения основных усилий? А там около сорока километров, — рассуждал Николай Михайлович.

— Линейные полки не имеют для этого сил, — ответил Бодров, — им хотя бы со своими задачами справиться в отведенной полосе. Остается полк.

— Поезжайте на берег моря, посмотрите оборону гвардейцев, когда подработаете замысел, вернемся к этому вопросу, — распорядился начальник штаба.

Штаб войск по охране тыла и отдельный полк разместились на окраине Раздельной в блиндажах, спешно покинутых немцами. Сергей зашел к отцу. После возвращения из командировки он лишь однажды навестил раненого в Березовке. Состояние Николая Дмитриевича оставалось стабильным: здоров, но с бездействующей рукой. Рана затянулась, а шевелились лишь большой и указательный пальцы.

— Па! Еду к морю! Не видел еще, что это такое.

— Мне тоже не довелось побывать вблизи. Говорят, вода соленая и пользительная при всяких хворях. Привези мне канистру, попарю руку, глядишь — и полегчает.

— Привезу!

Рано утром «виллис» с Бодровым, Шведовым и Шикериным в сопровождении взвода автоматчиков покинул лагерь. Три дня не было дождя, светило весеннее солнце, хотя по небу непрерывно бродили тучи. Смотреть было не на что, обычные прифронтовые дороги с битой и обгорелой техникой. «Отца бы сюда!» Пригревало, откровенно хотелось спать. Но вскоре — вынужденная остановка. По бездействующему полотну железной дороги в сторону Одессы тянулась длинная колонна военнопленных. Невысокого росточка сержант подбежал к машине, готовый отрапортовать, но, увидев на погонах лишь майорские звездочки, замер с ладонью под пилоткой.

— А я думал, генерал… — разочарованно сказал он. — «Виллис» и вон какая охрана.

— Как увижу генерала, обязательно скажу, что сержант…

— Блоха, — подсказал конвоир, — запомнить легко.

— …сержант Блоха отрапортовал, что в колонне военнопленных у него порядок.

— Это верно, передайте, пожалуйста, чем кормить фрицев, не знаю, кухня должна встретить, а ее нет и нет.

Незначительное происшествие тем не менее развеяло сонливость.

— Генералом быть все-таки лучше, — пробурчал Шведов. — Тебе и доложат, и пожалуется человек, попавший в беду.

— Дослужишься еще.

— Война скоро закончится.

— Нас не демобилизуют. Слышал разговор о Японии? А там еще что-нибудь появится.

— Не! Эта война последняя, — вставил слово Шикерин.

Подъехали к обороне 9-го ОГПАБ, дорогу преградил самодельный шлагбаум. Подошел сержант, представился, спросил, кто такие и знают ли, куда заехали.

— Доложите командиру батальона, — Сергей назвал себя.

Прошло минут пятнадцать, когда, запыхавшись, прибежал капитан.

— Издалека на генерала смахиваете, — улыбнулся он, оглядывая автомашину и эскорт.

Сергей рассказал о встрече колонны военнопленных и просьбе сержанта.

— Кухня эта была в нашем расположении полчаса назад. Ищет колонну.

Капитан подошел к рации на КПП, передал в эфир просьбу конвоя. Послушал ответы соседей.

— В десятом батальоне она, сейчас поедет догонять пленных. Конвой должен был следовать по проселочной дороге, а там ночью прошла танковая колонна, умный сержант повел по насыпи, а другие об этом не подумали.

Когда Бодров рассказал о цели визита, капитан недолго думая недовольно парировал:

— Заградотряды поставите?

— Службу войскового заграждения организуем, это совсем другое.

— Знаете, — сказал командир батальона, — всех, кто попытается высадиться на берег или, напротив, уйти в море, мы задержим. Вдоль железнодорожного полотна, где вы встретили колонну, движение местных жителей и преступного элемента вполне возможно.

— Станем взаимодействовать.

— Будь я на месте вашего начальства, — посмотрел капитан вдаль, туда, где между прибрежными барханами небо соприкасалось с водой, — организовал бы службу заграждения вокруг Одессы. Из катакомб вышли подпольщики, партизаны, скрывавшиеся там от немцев. Кроме них под землей был и другой люд. Все повылазили. В Одессу со всей округи тянутся пешие и конные, а кто они такие, неизвестно. Вам, как говорится, карты в руки. Фильтруйте.

— Вы не были разведчиком? — спросил Шведов.

— Был командиром дивизионной. Теперь вручили отдельный батальон.

— Сколько людей в этих катакомбах могло бы укрываться? — поинтересовался Шикерин.

— Много. Образовались они в результате добычи ракушечника, из которого строят дома. За два века разработки катакомбы превратились в сложный лабиринт, длина которого где-то около полутора тысяч километров, а если приплюсовать сюда пригороды, едва ли не в три раза больше получится. Два с половиной года немцы пытались уничтожить жителей подземной Одессы, однако сделать этого им не удалось.

— Посмотрим море и рванем в Одессу, — заключил Бодров.

Море! Офицеры стояли у воды, вдыхая непривычный запах.

Большая зеленовато-голубая волна как бы нехотя накатывалась с глухим хлопком на берег, шумно катая шипящую гальку взад-вперед. Не хотелось говорить, глядя на это величие и незыблемость. Стихия, не подвластная описанию, какие бы слова и сравнения ни подбирались. Раз увидев море, запомнишь его навсегда.

— Каждый день любуюсь, — сказал капитан, — не надоедает. Но если долго смотреть на волны, начинает покачивать, будто земля под ногами шевелится.

— Служба у вас, однако! — покачал головой Шведов.

— Не жалуемся. Передышка на передовой скоро закончится, войска пойдут вперед, нас отсюда тоже поснимают.

— Лови момент.

— Капитан, — повернулся Бодров к нему лицом, — по поводу Одессы вы нам выдали информацию, которой нет цены.

— Передайте начальству, которому она нужна.

— Мы и есть то «начальство», которому поручено принимать решение.

— Ого! Тогда в добрый час!

Выполнили поручение Николая Дмитриевича, помыли руки, умылись. Сергей пригубил из ладони водички. «Солоновато-горьковатая», — определил он.

Снова прифронтовая путь-дорога. Без особых приключений добрались до Одессы. На окраине города двухэтажный особняк из ракушечника с выбитыми рамами, ограда вокруг небольшого сада из такого же камня. Розоватый оттенок строительного материала создавал неповторимый колорит, навевал мысли о поместье.

— Живут же люди!

Когда подошли к особняку, с противоположной от входа стороны из окна выпрыгнули двое и бросились в разные стороны. Командир взвода охраны направил им вслед засидевшихся четырех автоматчиков. Вскоре беглецов доставили Бодрову.

— Кто такие?

Молчат, с опаской поглядывая на автоматчиков.

— Отвечайте, — повысил голос Шведов.

— Мы партизаны.

— Из катакомб, — подхватил другой, посмотрев на находчивого товарища.

— На партизан вы совершенно не похожи. Документы!

— Нету. Оставили в катакомбах.

— Шпионы, — сделал вывод Шикерин. — Придется вас расстрелять.

— Что вы, дядя, — встал на колени менее находчивый. — Я вам все расскажу.

— Говори. Да встань с колен, не немцы же мы.

— В армию ребят забирают, а мы спрятались. Хотели просидеть здесь до вечера, а потом уйти по домам.

— В штрафную роту вам дорога.

— А что это такое?

— Узнаете.

Посадили отказников в кузов «студебекера». Вот и знаменитая улица Дерибасовская, где передали задержанных первому встречному патрулю. На улицах Одессы бросилось в глаза большое количество людей в штатской одежде.

— Тут непочатый край работы, — заметил Шведов.

— Если начальник войск согласится, пришлем сюда батальон для патрульно-постовой службы, а со временем проведем чекистско-войсковую операцию по сплошной проверке документов.

— Надо бы посмотреть на знаменитую Потемкинскую лестницу, — сказал Шикерин. — Помните фильм «Броненосец Потемкин»? Там снимали кадры расстрела мирных жителей.

Гранитное сооружение тем не менее особого впечатления не произвело. Лестница была замусорена, местами побита, валялись немецкие каски, ранцы, ремни с алюмиииевыми бляхами, один сапог. Нетронутой красотой виделось отсюда море, сглаживая тягостное впечатление от окружающей разрухи и загаженности.

В лагерь возвратились потемну. Сергей сразу же пошел к отцу. Было что рассказать! На пороге землянки — Тамара.

— Ой! — всплеснула она руками. — Волноваться начали. Нет и нет. Что-нибудь случилось?

— Нет. Нормально.

— Видели море?

— Неописуемо красиво.

— А берег обороняется?

— Безусловно, зачем это вам?

— Хотелось бы поехать полюбоваться красотой природы. Так просто подойти к берегу не разрешается же?

— В первую очередь, отсюда выезд запрещен.

— Командир может ведь разрешить? А там понаблюдаем, где обнаружится отсутствие бойцов, подойдем к морю.

— Тамара, нельзя этого делать.

Николай Дмитриевич ждал. Сидел на лежанке, обрадовался, когда вошел Сергей.

— Сынок! Я уж все думы передумал. Высказал тебе просьбу, а потом казнил себя за ненужное дело.

— Привез воды морской. Скажу Наташе, чтобы тебе теплый компресс из нее делали.

Сергей подробно рассказал об увиденном, слабой обороне побережья, своем впечатлении о море, Одессе. Заметил, отец то и дело переводит взгляд. Посмотрел через плечо, возле раненого соседа сидела Тамара.

— Вы так интересно рассказываете…

Командирскую разведку Бодрова начальник войск одобрил. Он сказал, что появление на улицах Одессы большого количества лиц, вызывающих подозрение, подтверждается разведывательным отделом.

— Какая-то организация, подпольная, подведомственная Кавригину, выполняет задачи разведки на рынках в Одессе. Сведения тревожные.

«Родная «Гидра» дала о себе знать», — подумал Сергей.

— Твое предложение ввести в город батальон для патрульно-постовой службы — дело неподходящее. Как только он туда войдет, его сразу подчинят военному коменданту, а потом не возвратят. Но идею претворим в жизнь другим способом. Надо не одним, а двумя батальонами осуществить режимно-предупредительные действия на подступах к городу.

— То есть?

— Как в сорок первом году вокруг крупных городов выставлялись на всех дорогах капэпэ, а промежутки между ними охраняли дозоры. Ни в одну, ни в другую сторону без проверки документов не пропускали.

— Вокруг города катакомбы. Весь недобрый люд там будет оседать, служба наша не даст результатов.

— Это ты хорошо подметил! Значит, линию войскового заграждения надо организовать по крайним строениям. Но капэпэ должны находиться за городской чертой, чтобы наши задачи не пересекались с задачами армейских патрулей. А дозоры, посты наблюдения пусть несут службу на окраинах Одессы. Заодно присмотрят за катакомбами. Что-либо предпринимать там без толку. Немцы более двух лет патрулировали по поверхности без заметных успехов. Они замуровывали обнаруженные входы, а мы этого сделать не можем.

— Надо бы провести сплошную проверку документов на крупных рынках города.

— Проведите облаву. Поезжайте еще раз в Одессу, полюбуйтесь морем, а заодно проведите рекогносцировку толкучек, — улыбнулся генерал.

Снова Одесса. Но Бодров имеет конкретную задачу. Теперь он показывает прибывшим вместе с ним командирам батальонов, Мухову город, море. Никто из них еще не видел ни того, ни другого. Восторгам нет границ. Особенно восхищает море. Сегодня оно спокойное, до самого горизонта зеркально отражает небо. Сергей пытался уловить его линию, но слабая дымка размывала границу, оттого казалось, впереди голубая бесконечность. Завораживает. Но — дела!

С помощью военных патрулей выяснили место расположения крупных барахолок в городе. Подъехали к первому — громадная толпа, постоянно передвигающаяся с места на место. Знакомая картина! Быстро определили рубеж оцепления, основное направление движения граждан для проверки документов, места КПП, фильтрационного пункта, содержания задержанных. Бодров стоял возле своего «виллиса». Лютов, батальону которого вменялась здесь задача облавы, решил еще раз пройтись по рубежу оцепления, уточнить детали предстоящей операции. Невдалеке остановились двое мужиков, глядевших в сторону автомашин и охраны. В пиджаках, бородатые, но очень знакомые фигуры. Сергей вгляделся в их лица. Радостно забилось сердце! Броситься бы, да ноги, как прикованные, не сдвинешь. Один из мужиков положил голову на грудь, потом резко поднял ее. Оба разом улыбнулись ему, развернулись и растворились в толпе. «Други, други! Даже повидаться как следует нельзя. Что за жизнь!»

Сергей не предполагал, тем более не надеялся увидеть кого-либо из «Гидры», хотелось просто посмотреть, где теперь трудятся Блошкин, Попов, Ира, другие боевые товарищи. «Вдруг еще кто-нибудь выглянет из толпы», — пришла глупая мысль, но отказаться от нее не хотелось. С неохотой уселся в машину, чтобы провести рекогносцировку второй барахолки.

Уже на следующий день оперативное отделение представило начальнику войск проект решения на проведение облав в Одессе. После незначительных поправок оно было принято.

— Осталось уточнить сроки, назначить руководителя операции.

— Послезавтра в десять утра начало. Готовьте приказ. Пусть командует Шведов.

— Кто будет согласовывать вопрос с военной комендатурой?

— Моя забота, — ответил генерал.

Следующий день прошел в подготовке к операции и организации режимно-предупредительных мероприятий по сухопутной границе города. Продовольственные и медицинские службы раздваивались, другие должны были обеспечить дееспособность полка, мотаясь туда-сюда наподобие челнока. Тысячи вопросов, не терпящих отлагательств!

Транспортных средств не хватает. Потому командир полка принял решение вывезти людей побатальонно, а с окраины Одессы до места назначения идти в пешем порядке, осуществив с ходу оцепление барахолок.

Первая колонна выехала в четыре утра, вторая в восемь. В половине девятого батальоны по единому сигналу двинулись по улицам города. Однако на полпути Шведов приказал остановить движение, возвратиться в исходное положение. Не начавшись, операция была прекращена. Батальоны приступили к организации режимно-предупредительных мероприятий.

Недоумевали командиры подразделений, не знал, что ответить о невероятном случае руководитель операции. По рации Шведов был вызван к начальнику оперативного отделения.

Анатолий застал командира в крайне удрученном состоянии, казалось, у Сергея слезы навернулись.

— Что случилось?

Бодров пододвинул к нему лист бумаги. Шведов молча углубился в чтение текста. На бланке документации контрразведки СМЕРШ значилось:

Секретно экз. ед. б/н

В расположении вашей части поздним вечером накануне зафиксирована работа неизвестной радиостанции. Она передала радиограмму в адрес «К». Текст сообщения нам удалось расшифровать. Он гласит: «Завтра в десять утра на барахолках Одессы проводится облава. Пистолет».

Довженко.

— Чертовщина какая-то!

— Но главное — я принял единолично решение не проводить операцию. А это нарушение приказа. Начальника войск и Николая Михайловича нет, прибудут через несколько часов. Они ждут результата.

— Дальше штрафного батальона не пошлют, — попытался изобразить улыбку Анатолий, но она не получилась.

— Спасибо, успокоил.

Зазвонил внутренний телефон штаба. Сергей снял трубку. Шведов наблюдал за лицом друга. Вот оно прояснилось, затем появилась улыбка.

— Кавригин звонит, — сказал Бодров, закрыв ладонью микрофон трубки. — Повторите еще раз, мы послушаем с заместителем ваше сообщение.

— Наш источник сообщил, что сегодня на барахолках Одессы не появились люди, вызывавшие подозрение как активные боевики УПА и связанный с ними преступный элемент.

— Передайте спасибо вашим людям. Столь важной информации я еще не получал, — ответил Сергей. — Настроение у меня поднялось.

— Странно, — послышалось в трубке, — последнее время вас радует совсем нерадостная информация.

— Коньяк и разъяснения за мною, но попозже.

— Что скажешь, друг сердечный?

— Обрывки мыслей вертятся в голове, не могу ни на чем остановиться.

Зазвонил телефон.

— Ко мне! — услышал Бодров голос начальника войск.

— Как успехи? — спросил генерал, как только Сергей переступил порог его кабинета, и улыбнулся вошедшему.

— Никак, — ответил командир полка.

— То есть? — нахмурил брови начальник войск.

Недоуменно посмотрел на вошедшего полковник Волынов.

— Я отменил операцию.

— Ты уже начальник Главного управления? Лишь в его власти сделать такое без моего ведома. Невыполнение приказа…

Бодров молча передал генералу сообщение контрразведки. Прочитав дважды текст, тот передал бумагу Николаю Михайловичу, продолжая глядеть на нее, будто вникая в смысл происшедшего.

— Садись, чего стоишь, — указал он Сергею на стул напротив начальника штаба. — Я вопрос согласовал с командующим фронтом, теперь надо объясняться.

— Вы оговаривали сроки? — спросил Бодров, не глядя в глаза начальнику войск, заранее зная их выражение.

— Нет.

— Операцию в ближайшие дни проведем.

— Поясни.

Сергей доложил о сообщении оперативников разведывательного отдела по поводу поведения на барахолках Одессы лиц, представляющих интерес с оперативной точки зрения. Предложил использовать этот факт в качестве основы замысла. Для этого необходимо дождаться сообщения Кавригина о восстановлении в городе нарушенного ритма деятельности людей, прореагировавших на предупреждение «Пистолета», еще раз повторить попытку провести операцию и подтвердить или опровергнуть факт связи их поведения с сообщениями радиостанции. Потом неожиданно для всех дать команду батальонам на ведение облавы, как только обстановка на толкучках нормализуется.

— Хитро, — сказал Николай Иванович, — но обманувшийся осведомитель сразу сообразит, что его сообщения известны нам. Будут заменены шифр, позывные, волна, радиостанция вновь уйдет из-под нашего контроля.

— Потребуйте от разведотдела, — обратился генерал к начальнику штаба, — организовать наблюдение за подозреваемыми. Как только они появятся на обычных местах, сразу же даем команду на проведение операции.

— Получится, если сохраним в тайне замысел, — заметил Бодров.

— Мы с Николаем Михайловичем о нем уже забыли. Ты один знаешь, принимай решение.

— Беспомощными мы оказались перед разведкой противника, — сказал Николай Михайлович.

— У тебя есть какие-то мысли на этот счет? — посмотрел генерал на Сергея.

— Откровенно, нет. Не могу даже подумать о ком-то плохо.

— Тем не менее кто-то затаился из ближнего окружения.

— Наши люди занимаются этим вопросом. Мы одно время полагали, что осведомитель остался в Березовке. Там он впервые проявился. Ошиблись. Приехал с нами и вольготно чувствует себя здесь.

— Засекретьте все и вся, ограничьте доступ к информации о решениях, подготовительных к операциях мероприятиях, — распорядился генерал.

— Вроде бы так и делаем, — заметил начальник штаба.

— Значит, круг подозреваемых сужается. Поговорю с начальником контрразведки СМЕРШ, пусть подключаются к нашим проблемам.

— Вижу — обошлось, — встретил друга Шведов. — Волновался за тебя.

— Приказано мне одному знать, как поступить в дальнейшем.

— Какова моя задача?

— Езжай на свой командный пункт. Отдыхай, любуйся морем, но будь в постоянной готовности к внезапным действиям. Об отдыхе можешь толковать с кем угодно, остальное лишь в твоей голове. По известному только нам сигналу «сто пять», в какое бы время он ни поступил, форсированным маршем двигайся к намеченным объектам и с ходу организуй облаву.

Сергей позвонил Кавригину, выразил желание как можно быстрее услышать новое сообщение оперативников «Гидры» с одесских барахолок.

— А они тебя видели.

— Я их тоже.

Вечером начальник разведывательного отдела проинформировал, что интересующие Бодрова лица в большинстве своем вновь появились на обычных местах.

— Мне позарез нужно завтра ранним утром подобного рода сообщение, — ответил Сергей. — Пусть ребята не позорюют разок для пользы дела.

— Так и передам.

К восьми утра следующего дня Бодров получил нужную информацию. Тут же связался со Шведовым и передал обусловленный сигнал. Анатолий будто чувствовал назревающие события, не выставил снятые на ночь КПП, держал батальоны в постоянной готовности. Не прошло получаса, как подразделения были уже на марше.

Кроме Бодрова, ни один человек в штабе войск по охране тыла и в расположении полка даже не догадывался, что началась операция по сплошной проверке документов на барахолках Одессы.

Сергей ругал себя последними словами за то, что не предупредил Шведова о периодических докладах по ходу операции, теперь находился в неведении, руки не поднимались взяться за другую работу. Не выдержал. Уселся в свой «виллис», под охраной автоматчиков помчался в Одессу. Заехал в первую очередь на командный пункт Шведова. Анатолия на месте не оказалось. Старшина дежурный доложил, что майор выехал в город, сведения об операции у него отрывочные.

— Если судить по радиопереговорам, там вроде бы дела идут нормально, — сказал он.

Бодров взял у радиста микрофон, включил передатчик, без позывных сказал в эфир:

— Я на капэпэ, есть важная информация?

— Ничего особенного, — услышал в наушниках голос Шведова — Буду ждать на фильтрационном пункте.

Сергей вышел на улицу, у порога его поджидала Тамара. Красные от слез глаза, злой перекошенный рот, нервные движения рук выдавали крайнее возбуждение.

— Почему мне Шведов не разрешил быть в районе операции? — не здороваясь, без приветливой улыбки спросила она.

— Ротных санитаров достаточно. Ваше место здесь на случай, если появятся раненые.

— Мне надо там быть.

— Я не могу отменять распоряжений руководителя операции, к тому же он поступил верно.

Женщина зло посмотрела на командира полка, вновь расплакалась.

— Тамара, я не понимаю вашей реакции.

— Мне надо быть там. Помогите, — взмолилась она.

— Знаете, ваше поведение настораживает.

— Ну что вы, — сразу изменившимся голосом ответила Тамара. — Хочется быть в гуще событий. Сидеть и ждать тяжело.

— Такая у вас служба. Когда фельдшер без дела, значит, все остальные здоровы. Это же самый главный ваш показатель.

— Да… — неопределенно махнула рукой женщина и пошла к своему автобусу с красным крестом.

— Не поймешь этих женщин, — сказал Сергей подошедшему дежурному, — настроение меняется мгновенно. Не успеваю приноровиться.

— Пристала как репей со своей просьбой: «Мне надо там быть». Спасибо, что приехали, не знал, как отвязаться от назойливой бабы.

 

XXXIV

Задержанных оказалось много. Во дворе вновь ожившего районного отдела милиции ходили, стояли, сидели, лежали десятки людей. Фильтрация шла медленно. В селах люди знают друг друга, поэтому выявить личность просто. В городе метод взаимного опознания не подходит. В своем подавляющем большинстве люди не знакомы. Доставлены за высокий забор в первую очередь лица, не имеющие документов; с документами, но по подозрению в дезертирстве, уклонении от несения службы, мародерстве, пособничестве оккупантам, принадлежности к бандформированиям, разведывательным службам противника. Пока шла операция, все категории задержанных размещались совместно, прошедшие предварительную проверку граждане находились там же.

Бодров сразу отметил явное нарушение требований инструкции по фильтрации. Не мешкая, своим взводом охраны разделил цепочками двор на четыре части, обозначил центральный проход, упиравшийся во входную дверь райотдела. В одну часть перевел женщин, пожилых и молодых людей, не имевших документов, подозреваемых в дезертирстве и уклонительстве от службы — во вторую, в связях с оккупантами — в третью, преступников — в четвертую. Соответственно закрепил лиц, участвующих в фильтрации, по назначению. Представителей СМЕРШ — в третью, работников прокуратуры — во вторую, сотрудников милиции — в четвертую. В первую — офицеров полка. Работа пошла быстрее.

Наиболее шумной оказалась первая группа. Одесские женщины говорили все сразу, гул голосов, как морская волна, то накатывался, то вновь утихал. Особенно буйно вела себя крупнотелая, с обнаженными руками, короткой стрижкой особа. Напирая грудью на бойца в цепи, она кричала, чтобы прибыл самый старший командир, она с ним поговорит.

— Я тут самый старший, — подошел Бодров к разбушевавшейся женщине.

— Ха! — хмыкнула женщина. — Не похож. Больно молод.

— Тем не менее. Что хотели сказать?

— По какому поводу нас здесь держат, а дома дети ревут?

— Вас уполномочили говорить от имени всех?

— Никто меня не уполномочивал.

— Где живете?

— Недалеко.

— Проверим. Не врете — отпустим.

Бодров выделил двух автоматчиков, сказал сержанту:

— Поезжайте, проверьте. Если все так, как говорит, извинитесь перед нею, если нет — сюда.

Не прошло и пятнадцати минут, женщину возвратили.

— Где живет, не нашли. Путается в названиях улиц. Потом сказала, что живет по адресу «Ка», а где это, отвечать отказалась.

Врунью тут же переправили оперативникам СМЕРШ.

Четвертая группа сразу попритихла. Внутри начались какие-то переговоры, перешептывания, и вскоре к старшине, руководившему передвижением задержанных, подошел бородатый мужик и сказал, что люди уполномочили его переговорить со старшим начальником.

Когда «уполномоченный» вошел в кабинет к Сергею, он уже знал, что под личиной чужого человека скрывался Блошкин. Обнялись, расцеловались. Иван передал список и приметы лиц, которые вызывали подозрение.

— Баб и дедов надо отпустить. Это завсегдатаи рыночной торговли. Задержанную вижу впервые. Представляешь, как вырастет мой авторитет в глазах этих теток и мужиков!

— Как объяснишь их освобождение?

— Скажу, что командир поверил как бывшему партизану и инвалиду войны, что впредь все будут ходить на рынок с паспортами, а меня будто для проверки оставленных документов доставишь до дому.

— Хорошо. Так сделаем. Минут десять у нас есть. Рассказывай, как «Гидра» живет. Службу вы мне сослужили хорошую.

— Кавригин сказал, кому нужны сведения. Рады были помочь. Живем мы по-прежнему в постоянном напряжении. Оперативная работа тебя вряд ли интересует. Вас помним. Ирина сильно переживает. До сих пор ходит поникшая.

— Передавай привет от меня. Я тоже помню свою радистку и милого человека. Привет также Роману, Марии, Людмиле.

Вскоре четвертая группа со своими пожитками засеменила к выходу. На виду у всех Ивана посадили в «виллис» и с охраной увезли «для проверки документов». На прощанье он сказал, что среди задержанных на второй барахолке находится Роман. Бодров тут же направился освобождать оперативника.

После встречи с Романом, прошедшей по сценарию первого фильтрационного пункта, Сергей смотрел в окно на школьный двор, откуда только что ушли местные жители, задержанные без документов. На дереве, стоявшем напротив, затеяла драку пара воробьев, не обращая внимания на человека. Неизвестно, чего не поделили, но бились всерьез. Пух летел в разные стороны, цеплялись за ветви растопыренными крыльями, отстранялись, вновь наскакивали друг на друга.

«Этим-то чего нужно, — размышлял он, — лети себе куда пожелаешь, хочешь — в А, хочешь — в Б или…»

Ускользала вдруг возникшая мысль. Бодров силой воли заставил себя возвратиться к ней: «В записке СМЕРШ значилось, что невыявленная радиостанция передала сообщение в адрес «Ка», пока неизвестная говорливая женщина тоже назвала местом проживания «Ка».

Через минуту Сергей уже мчался на первый фильтрационный пункт. Не заходя в свой кабинет, направился к представителям контрразведки СМЕРШ, высказал офицерам подозрения относительно совпадения адресатов «К». Тут же привели женщину, успевшую преобразиться до неузнаваемости. Это была уже тихая, скромная, застенчивая особа, робко смотревшая невинными глазами на контрразведчиков. Однако, увидев рядом с ними Бодрова, демонстративно отвернулась, поджав губы.

— Гражданка Бирюлькина, так она назвалась, — повернулся оперативник к Сергею. — Когда вас возили по городу в поисках собственного жилья, вы говорили, что живете по адресу «Ка». Что сие означает?

— Брякнула с испугу сама не знаю что.

— С испугу говорят обычно правду, а потом начинают придумывать всякое. Вы сейчас тоже прокручиваете в мыслях варианты, как бы соврать так, чтобы мы поверили.

— О господи! Опять неудачно пошутила. Сказала, чтобы офицер не приставал с расспросами.

— Вы имеете в виду сержанта? — поправил говорившую Бодров.

— В званиях военных не разбираюсь.

— А кто «Пистолет»? — спросил Сергей, помня о подписи под радиограммой.

— М… Я знаю, что такое пистолет, а не кто такой.

— Умничаешь, подруга. Покопайся в своих мозгах, для тебя важно вспомнить как про «Пистолет», так и про «Ка», — сказал оперативник.

— Умному много думать не к лицу, на то он и умный. На лету схватывает.

— Кстати, нам известно, что такое «Ка». А коли не говоришь, значит, есть какая-то тайна. Откройся, так или иначе мы узнаем, в чем смысл и где зарыта собака, — настаивал оперативник.

— Там многое что зарыто, — не поняла женщина двойного смысла сказанного.

— Выходит, в этом «Ка» что-то зарыто? А говоришь, будто не знаешь, что это такое?

— Были бы поумнее, догадались бы.

— Спасибо за комплимент, старая.

— Какая я старая, — оскорбилась женщина. — Пошли вы куда подальше. Продолжать разговор с вами у меня пропало желание.

— Ваше «Ка» расшифровывается как «катакомбы», — заметил Бодров.

Женщина метнула на него быстрый взгляд, молча опустила голову.

Вечером того же дня командир полка докладывал начальнику войск о результатах проведенной операции по сплошной проверке документов на барахолках Одессы, о том, каким образом удалось выяснить, что означает «К» в записке СМЕРШ.

— Все просто, — говорил он. — Неизвестный «Пистолет» передал в катакомбы сообщение о проведении операции, люди, которые там укрываются, не появились на барахолках. Когда вновь там оказались, мы провели облаву.

— Удалось все-таки обмануть этого самого «Пистолета». Кличка какая-то странная, — заметил генерал, — несерьезная. Была бы, например, «Динамит» — звучит! — улыбнулся он.

От ротных дел отвлекла Сергея Наталья Шведова. По телефону она сказала, что по ее просьбе приезжала госпитальная военно-врачебная комиссия для освидетельствования находящихся на излечении в полковом медицинском пункте раненых.

— Что сказали по поводу отца?

— Врачи признали его и еще трех красноармейцев негодными для военной службы.

— Как теперь с ними поступим?

— Документы оформлены, пусть едут по домам. Там долечатся быстрее.

— Каков прогноз у отца?

— Два пальца работать будут, остальные в воле божьей.

И вот сержант Бодров в кабинете у командира полка.

Доложил о прибытии по форме. Тут же смахнул навернувшуюся слезинку. Молча придвинул стул, уселся напротив сына с затуманенными глазами. Не мог слова произнести. В расстроенных чувствах пребывал Сергей. Обоим хотелось просто смотреть друг на друга, неизвестно ведь, когда теперь придется увидеться.

Сын достал из сейфа совместно начатую бутылку коньяка, разложили нехитрую закуску.

— Давай, дите мое, выпьем, чтобы встреча эта не была последней. Хотел послужить с тобою до конца войны. Получилось по-глупому.

— Па! Так случилось, не терзай себя. Что впереди, неизвестно, а сейчас ты домой возвращаешься. Домой! К самым близким нам людям! Вижу тебя: сидишь на нашем порожке, на коленях Димка, рядом мама и Лида. Пришли мне такую фотографию.

— Закончится война, возвратишься к нам?

— Па! Выбрал я дорогу кадрового военного сам. По ней мне идти.

— Скажу как на духу, твоя она. Даже не представляю иного. Добился ты многого, дай бог на этом не остановиться. Находясь рядом с тобою, видя каждый божий день, я был самым счастливым человеком среди миллионов бойцов на фронте. Вряд ли есть подобный случай, кому еще так повезло. Грустно и одновременно радостно расставаться. Имейся выбор, остался бы с тобой.

— Когда ты был рядом, увереннее чувствовал себя.

— Душа болит об одном. Скажи, сынок, может ли кто быть для тебя ближе и дороже Димкиной матери хотя бы в будущем?

— Нет.

— Так я внуку и скажу.

— Передай.

— Есть ли какие задумки, скажем, на конец войны?

— Ты от меня требуешь больше, чем я могу. Дожить бы до него.

Утром следующего дня Сергей на своей машине с охраной повез отца в Одессу. Только что начала функционировать железная дорога. Первые поезда до Москвы шли без расписания, по возможности. Плешаков сумел выяснить, когда пойдет очередной. Билеты давали по воинским требованиям и за деньги, но без указания мест, потому и посадка представляла собою штурм вагонов. Предстояло приехать в город пораньше, чтобы захватить среднюю полку еще на месте стоянки состава.

Как ни спешили, а завернули к берегу моря.

— Не могу же я не повидать его. Мне надо потом рассказывать Лиде, внуку да и матери, что такое море. Вадим и деды тоже не видели.

Николай Дмитриевич несколько минут стоял у самой кромки воды молча. Легкий бриз рябил поверхность, маленькие волны бежали к берегу, не нарушая тишины. Потом из пучины поднимался широкий вал и вода далеко катилась пеной на берег. И так раз за разом. Казалось, море дышало, вздымаясь грудью и опускаясь.

— Да-а!.. — протянул он. — Понять его немыслимо.

— Па, надо ехать, время поджимает.

— Еще одна минута…

Николай Дмитриевич встал на небольшой гладкий камень, зачерпнул пригоршню воды, плеснул в лицо.

— Теперь все! Познакомился.

Подъехали к вагонам, когда паровоз уже прицепил состав. Миловидная проводница пропустила раненого, указала на полку рядом со своим купе.

— Здесь потише будет.

— До свиданья, па!

— Будь здоров, сынок!

Только и успели попрощаться, поезд тронулся. Сергей подъехал к вокзалу, вышел на перрон, но в людской круговерти увидеть отца не удалось. Дождался, пока в клубах черного дыма поезд скрылся за поворотом.

Командир полка планировал посетить батальон Лютова, проверить, как организована служба, но настроения не было, не хотелось портить его другим. С расстроенными чувствами возвратился в свою землянку, сел за стол, пытаясь отвлечься от грустных мыслей. Но перед глазами стоял отец с безжизненно висевшей вдоль тела рукой и печальными глазами, слышался голос: «Как буду шоферить, ума не приложу?» Представил, с каким трудом поднимается на среднюю полку. «Помогут соседи», — успокоил себя.

Позвонил дежурный по штабу.

— Переводчик просит разрешения войти к вам.

— Пропусти.

Вошел Фессель.

— Ваше благородие, извините за беспокойство. Знаю, вам грустно после проводов отца. Судьба распоряжается жизнью человека по своему усмотрению. Что будет завтра, не предугадаешь. Позвольте разделить ваше одиночество?

Сергей усадил гостя за приставной столик, вынул из сейфа бутылку водки. Молча выпили по полстакана, занюхали коркой хлеба.

— Господин капитан, вы верите в судьбу?

— Нет. Так принято говорить о том, что уже случилось и чего не поправишь, будущие перипетии на жизненном пути предугадать невозможно.

— Сижу и думаю об отце. Переживает теперь.

— Вы представьте себя на его месте. Стук колес приближает к родному дому, сердце переполняет радость. Ах! Как бы мне хотелось оказаться в его положении.

— Всему свое время.

— Неизвестно, как сложится судьба Германии, в качестве кого мы туда будем возвращаться.

— Ярым гитлеровцам придется беспокоиться об этом. Военнопленные всегда были и после войны возвращались домой.

— Американцы с англичанами тоже постараются оказаться на территории Германии, а это уже иное отношение к возвращенцам.

— Они союзники наши, общие цели.

— Едва откроется второй фронт, их главной задачей станет захват территории, чтобы Красная Армия туда не пришла. Как видите, у союзников цель вроде бы общая с вами, а намерения и роли разные.

Сергей поделился опытом проведения занятий с серьезной аудиторией.

— Потела спина при внезапных вопросах?

— Нет. Нормально. Щеки горели в начале занятий, а потом забыл о них.

— Значит, с задачей справились успешно.

— Особой сложности не испытывал.

— Все просто, если человек знает дело. Во время проведения занятий это проявляется очень даже заметно.

— Какой самый трудный момент в преподавательской работе?

— Когда не знаешь, что ответить на вопрос студента.

— Не может же преподаватель знать все.

— Имеется в виду свой предмет, когда он не имеет права сказать «не знаю».

— А если я задам вам вопрос, на который не сможете дать ответа? — улыбнулся Сергей. — Представим, я — студент.

— Интересно даже.

— Вы — кадровый разведчик.

— Контрразведчик.

— Тем более. Как распознать врага среди своих людей, если не на кого подумать?

— А враг есть?

— К сожалению.

— С чем это связано?

— С передачей противнику информации, о которой знают немногие.

— Безусловно, это вопрос вопросов. Без зазрения совести любой преподаватель скажет «не знаю» и отгородится от него. Потому что ответа такого нет.

— Но действовать надо!

— Только путем сопоставления фактов и результатов наблюдений.

— Это же долго!

— В контрразведывательной работе быстро не бывает. Это лишь дилетантам, я не имею вас в виду, кажется наоборот.

— У нас пока не получается. Радиопередачи появляются в самый неподходящий момент.

— Значит, информатор неглупый человек и в курсе всех ваших дел.

— Вот это и настораживает. По моим понятиям, нет у нас такого, а на самом деле есть. Значит, доверяю всем, в том числе и ему, а надо скрывать замыслы от всех.

— Вы повторяете часто «всем». Исключите из этого круга солдат, сержантов, они не могут участвовать в процессе определения замысла операций, знать об истинных ее целях, они узнают о задачах лишь в исходном положении. Значит, остается офицерский состав и службы, связанные с подготовкой и обеспечением войсковых действий.

— Так или примерно так мы мыслим. В обозначенном вами круге около двадцати человек, к которым у меня нет претензий.

— Скольким лицам вы доверяете полностью?

— Всем.

— Скажем по-другому. Кому не обязательно знать о замысле операции, а он оказывается в курсе в процессе решения вопросов обеспечения людей всем необходимым?

— Половине из двадцати.

— Это и есть рамки вашей контрразведывательной деятельности.

— Свои же люди!

— Еще сузить круг подозреваемых я не могу. Людей не знаю. А вы на досуге подумайте, кто наиболее неподходящая фигура для агента, в том числе среди женщин. Там поищите с большей тщательностью. История изобилует примерами, когда роль хороших разведчиков исполняли люди, которые пользовались доверием и уважением окружающих. В противном случае они становятся легкой добычей для контрразведчиков.

— Спасибо за советы.

— Последний. Не делитесь мыслями на этот счет… даже со мною и своими заместителями.

— Одному трудно.

— Зато надежно. Где ваша знаменитая СМЕРШ?

— Вы сами включили себя в список лиц, от кого следует скрыть всякую информацию по существу дела.

— Значит, разговор пошел на пользу и мудрость не покинула нас.

Стемнело. Бодров с гостем вышли из землянки. Парные часовые охраны штаба карабины взяли «на караул». «Сюда надо ставить на пост автоматчиков», — подумалось ему.

Поздний весенний вечер. На небесах ни облачка. Дышится легко, воздух наполнен живительным озоном. После новогоднего «подарка» летчиков «люфтваффе» по «Роще» теперь лагерь был полностью погружен во тьму. Нигде ни проблеска. Оставшаяся часть полка занята охраной расположения штаба войск и полковых объектов. Можно сказать, безлюдие вокруг. Набежал свежий ветерок, глухо зашумел невидимый лес. Фессель с опаской посмотрел в его сторону.

— Ваше благородие! Побеспокойтесь о своей безопасности, негоже вот так ходить в одиночку по темноте.

— Мы вдвоем с вами, часовые рядом.

— Плохая это защита. Бандиты нападают из-за угла, внезапно.

— Зачем им подвергать себя опасности из-за меня? Не такая уж я важная персона.

— Не скажите. Столько провалов у них по вашей милости! Могут отомстить.

Фессель ушел. Сергей стоял возле тополя на краю оврага. Не хотелось возвращаться в землянку. Больно уж вечер хорош! Дыши, не надышишься. «Постою минуту-другую». Ветер дул порывами, в овраге зашевелились, зашипели по-змеиному едва покрытые зеленой весенней дымкой кусты. Вспомнились слова капитана об опасениях, тревожно стало на сердце. Достал постоянно готовую к стрельбе «лламу», успокоился. Когда очередной порыв ветра ослаб, послышался разговор людей. Ветер усилился, и вновь ничего не стало слышно. «Что все это может означать?»

Бодров подошел к обрыву, стараясь не издавать лишних звуков, лег на живот, начал опускаться вниз, едва нащупал ногой дно, спрыгнул. В тиши оврага слышимость была чуть лучше.

— Сколько он нам крови попортил, кат! — зло выругался невидимый человек.

— Не так-то все просто.

— Будь легко, обошлись бы без вас…

Налетел ветер. Сергею послышался женский голос, но когда стихло, неразборчиво доносились лишь мужские голоса. Он хотел приблизиться к говорившим людям, но не совсем еще просохший грунт не выдержал тяжести и ноги скользнули на полметра вниз.

— Стой! Там внизу кто-то есть.

— Показалось, — ответил второй.

— Сейчас проверим. Беги! — неизвестно кому сказал тот же злой голос.

Послышались частые удаляющиеся шаги. Потом другие, тяжелые, стали приближаться сверху к месту, где затаился Сергей. Неожиданно вспомнилось поведение Хорька, когда тот пробирался в лес и наткнулся на засаду. Тогда он не убегал, а, напротив, метнулся в сторону засады, этим и спасся. Бодров под шум ветра и идущих по сухой траве людей быстро пошел на четвереньках встречным маршрутом. Вжался в расщелину, притих, когда поравнялся с теми, кто был наверху. Едва они прошли десяток метров, остановились.

— Тут я слышал шум.

— Лезь, проверяй.

— Тебе показалось, не мне.

— Хорошо. Я буду идти по низу, ты по верху. Никто от нас не уйдет.

Тут же послышался глухой шум — спрыгнул с обрыва человек. С замершим дыханием, готовый к обороне, Сергей неожиданно оказался за спиной появившегося в овраге человека. Его фигура четко выделялась на фоне звездного неба.

— Стой! — крикнул Сергей. — Стрелять буду!

Темная фигура крутнулась, не видя противника, полоснула автоматной очередью вдоль оврага.

Не целясь, Бодров торопливо выстрелил трижды. Как в замедленном кино, человек наклонился, затем, скрючившись, покатился вниз.

Сергей ожидал и был готов отразить ответные действия второго неизвестного, но того как и не было.

Поднятый по тревоге дежурный взвод прошелся цепью вдоль оврага, но признаков беглеца не обнаружили. Идти бойцам по сырому оврагу Бодров не разрешил. Вытащили наверх убитого, осветили фонарями лицо, но его никто не опознал. Прибежала запыхавшись фельдшер Тамара.

— Ой-ой! — воскликнула она дрогнувшим голосом.

— Вы его знаете? — спросил Сергей.

— Нет. Услышала стрельбу, подумала, возможно, моя помощь нужна.

— Уже не понадобится.

— Ой, — всплеснула Тамара руками, — где вы так вывалялись? — посмотрела она.

— Поскользнулся.

— Позвольте, помогу вам.

— Спасибо. У меня есть сменная одежда.

— Как поступить с убитым? — спросил командир взвода.

— Поставьте охрану. С утра прибудут офицеры из СМЕРШ, они распорядятся.

Командир полка не спеша направился в свою землянку. Мысли не отключались от только что развернувшихся событий в овраге. Как в тумане, виделся человек, спрыгнувший с обрыва, чтобы убить. Там, в овраге, и потом не было времени поразмыслить над услышанными словами людей. «В чей адрес слышались проклятья? Кто «кат»? Неважно, кому они были адресованы, — рассуждал он сам с собою. — Еще не поздно, надо усилить охрану лагеря. Почему тут появляются чужие люди? Нет Шведова, Лисячко должен этим заниматься».

И тут боковым зрением Сергей успел заметить невдалеке, будто тень, проскочившую вдоль забора человеческую фигуру. На войне выработанный инстинкт самосохранения бросил его на землю. Одновременно раздались два пистолетных выстрела. Одна пуля угодила впереди в землю, сыпанув на него влажными брызгами, вторая сбила фуражку, обдав холодком затылок.

Возвратился дежурный взвод. Поиски вокруг и вдоль оврага результатов не дали.

— Ну, дела! — развел руки Николай Михайлович после утреннего доклада Бодрова о происшествии. — По расположению собственного полка командиру ходить стало опасно. Допустили вы слабину с разоблачением вражеских агентов, а они начинают плодиться, как кролики. Дыхнуть скоро не дадут.

— Сегодня-завтра возвращается наш представитель СМЕРШ, займемся поиском вплотную.

— Немедленно свяжусь с контрразведкой. Когда Каден приедет, подключится.

На закате тяжелого дня в землянку к Бодрову вошел капитан Довженко.

— Вот опять встретились. Весьма рад, хотя предмет разговора настораживает.

— Проводы отца, покушение выбили меня из колеи. Сам не свой, но доволен тем, что вновь вижу приятное лицо. Как служба?

— Дел всегда по горло.

— Каковы основные направления контрразведки на нынешнем этапе?

— Террористические акции бандеровцев. Последнее время активизировали они свою деятельность. Вы тому подтверждение.

— Думаете, это дело рук боевиков УПА?

Почти уверен. Не пришлют же немцы террористов для неумелого нападения на командира мотострелкового полка, хотя и оперативного назначения. У них дел на фронте хватает. Мы полагали, УПА одумается, ан нет. После покушения на генерала Ватутина сантименты прекратились, хотя по сравнению с Западной Украиной у нас тут тишь, гладь да божья благодать.

— Мне с «благодатью» соглашаться как-то не хочется.

— Я вам сочувствую.

— Отцу руку изуродовали, за меня взялись.

— Мы тоже за них возьмемся. Занимались дезертирами, пособниками врага. Тех и других стало меньше. Теперь бандеровцы выявились. Справимся и с этими.

 

XXXV

По факту нападения на командира полка войск НКВД армейская прокуратура возбудила уголовное дело по статье «терроризм». К расследованию подключилась контрразведка с вопросами выявления работы в тылу фронта вражеской радиостанции. Оперативный состав возглавил Довженко.

Василий Иванович настоятельно посоветовал Бодрову воздержаться от хождения по лагерю в темное время в одиночку.

— Не испытывайте судьбу, — сказал он, — видите, какие сюрпризы она начинает преподносить. От беды миллиметры отделяют. Тут, чтобы не дрогнули нервы, требуется сильный духом человек. Не вижу, чтобы вы испытывали волнение, растерянность. Похвально. Сработал инстинкт в нужное время. Но противник не всегда делает промашки.

Сергей рассказал о рассуждениях Фесселя по поводу ограничения количества лиц в составе полка, в числе которых с большой вероятностью могут оказаться разыскиваемые.

— С мнением капитана стоит согласиться, оно логично. С этого начнем. Но вопрос поставим несколько в ином плане. Кто прибыл в полк после того, как войска фронта оказались на правом берегу Днепра?

— Вы полагаете, это проделки агентуры УПА?

— В ее рядах может оказаться кто угодно. Но враждебная деятельность этой «армии» набирает сейчас обороты, от нее можно всего ожидать.

— Возможно, так оно и есть, — согласился Бодров. — В вашей записке о работе в расположении полка неизвестной радиостанции, передавшей важное сообщение в адрес «Ка», и задержанная в Одессе гражданка, признавшаяся потом, будто проживает в «Ка», то есть в катакомбах, и является членом ОУН, наводит на мысль, что для находящихся там людей предназначалась информация. А значит, наш «родной» источник принадлежит к этой организации. Не исключено, что застреленный террорист прибыл оттуда.

— Ну и что из этого?

— Не особенно много, — ответил Сергей, — но простой хохол к этому меньше всего причастен.

— Предположим.

— Я не затронул национальные чувства?

— Между нами есть различие? — насторожился Довженко.

— Никогда не было и быть не может.

— Совершенно согласен. Давайте выявлять тот круг, который обозначил Фессель. Не будете возражать, если мы капитана у вас заберем? Для пользы дела. Скоро будем в Германии, а там нам очень нужны станут надежные люди. Сплошь же враждебная среда.

— А вы его не отправите в колонну военнопленных?

— С его помощью начнем оттуда набирать нужных людей.

— У нас работы не так уж много, а он натура деятельная.

— Переводчика мы вам дадим.

— Так вот о круге, очерченном нашим другом. Прибыли командиры автомобильной роты, двух батальонов, три шофера, начальник продовольственной службы, три поварихи, пять прачек, фельдшер, начальник финансовой части.

— Кого можно исключить из этого списка?

— Всех.

— Кто без сомненья не может быть причастным к радиопередачам?

— Командиры батальонов, они были в операции, прачки, начфин.

— Остается девять человек.

— Кто мог знать об операции в населенном пункте ночью?

— Все эти люди.

— А в Одессе?

— Все кроме начальника продовольственной службы. Он был в отъезде.

Первой для беседы с контрразведчиком пригласили повара. Она рассказала, что в ту ночь, когда два батальона выехали в Одессу, она готовила для них завтрак.

— Вы знали, зачем подразделения убывают в Одессу?

— Операция там какая-то должна была проводиться.

— Кто говорил об операции?

— Фельдшер Тамара. Она снимала пробу, разговорились о трудной службе бойцов.

Далее повариха пояснила, что две другие ее товарки этой ночью отдыхали. Им предстояло вместе с подразделениями рано утром убыть к новому месту службы.

— Они знали об операции?

— Вряд ли. Знали, что едут в Одессу, к морю, радовались.

— Было ли вам что-либо известно об операции днем в лесу «Темный»?

— Нет. Но знали, что обед необходимо готовить лишь на оставшихся в полку людей. Начпрод сказал, на сколько человек. Ужин готовили на всех.

— А о ночной операции в населенном пункте спустя некоторое время?

— Тогда мы ужин не готовили. Я спросила у фельдшера Тамары, почему ужина не будет, а она ответила, что с вечера роты начнут потрошить, как она сказала, села.

— Чем закончилась эта операция?

— Этого я не знаю. Утром народ пришел на завтрак с настроением, с аппетитом съели все, что мы приготовили. Для нас это самая высокая оценка.

Побывал Довженко в расположении батальонов. Побеседовал с поварихами, но они ничего нового не добавили. Узнали, будто едут к морю, ликовали. О том, что подразделения будут проводить операцию на рынках Одессы, никто им не говорил. Запомнили день потому, что обед не готовили, отдыхали. А то, что роты в спешке покидали расположение, так они ежедневно строятся после завтрака и убывают, а куда — им знать не положено.

— Кто тогда снимал пробу? — спросил Василий Иванович у поварихи первого батальона.

— Командир батальона.

— Почему не фельдшер?

— Ее не было. Появилась, когда подразделения уже убыли. Боялась, что опять будут убитые и раненые. Хотела ехать туда, где бойцы, но командир полка не разрешил. Переживала.

В большой землянке-общежитии размещаются женщины полка. Только фельдшеру Шведовой разрешено жить с мужем отдельно. Оперативнику не приходилось бывать в женских общежитиях. Теперь по делам расследования ему предстояло это сделать. Блиндаж блиндажом, но женский! С заметной робостью переступил порог, навстречу поднялась миловидная девушка.

— Дневальная по общежитию, — представилась она.

Довженко огляделся. В мужских землянках бойцы спят вповалку на соломе, застеленной байковыми одеялами, или вообще без таковых. Здесь места отгорожены друг от друга простынями, в каждой такой нише топчан, матрац, покрытый простыней, заправлено одеяло, узкой полоской уходящее под подушку. Чисто. Чувствуется запах дешевого одеколона, пота, развешенного белья — словом, видно, что тут живут женщины. Он прошелся по центральному проходу, дневальная говорила, кому принадлежит та или иная ниша.

— Каков у вас режим проживания?

— Все обязаны ночевать здесь. Посторонним вход запрещен. Дневальная лично докладывает каждое утро коменданту о результатах службы.

— Ну, а вечером, например, можно отлучиться?

— Лишь на короткое время и с обязательной постановкой в известность дневальной.

— У кого из женщин есть знакомые мужчины, с которыми они встречаются?

— Запрещено.

— Но ведь народ молодой, запреты, как правило, бессильны.

— Ну знаете… — замялась дневальная.

— Кто-нибудь отлучался вчера вечером?

— Мне бы не хотелось говорить.

— Я же из СМЕРШ, а мы обязаны знать все обо всех. И разговор этот лишь между нами.

— Фельдшер Тамара уходила сделать контрольный обход раненых.

— А когда она его делала в другие дни?

— Сразу после ужина. Вчера решила сделать попозже. Она ведь откомандирована в Одессу, зачем понадобился обход здесь, не пойму.

— Не иначе дружок завелся?

— Да знаете…

— Ну, ну. Говорите.

— Видела однажды с кем-то из шоферов, она стояла под деревом.

— В обнимку? — улыбнулся оперативник. — Про любовь, не иначе, толковали?

— Нет. Просто стояли рядом. О чем говорили — не слышала.

Из женского общежития Довженко направился в автопарк. Это был простой навес, закрытый со всех сторон плетнем. Строился он когда-то для стоянки и ремонта тракторов. Немцы стены завесили брезентом. Пропитанный маслами и укатанный до блеска пол казался покрытым свежим асфальтом. Здесь ремонтируют автомашины. Отсюда они выезжают на обкатку, здесь же работают стажеры. Был старший механик, но после ранения Николая Дмитриевича мастерская — вотчина механика. Он единолично дает «добро» на выход автомобиля из ремонта, закрепляет за шоферами готовый к эксплуатации транспорт. Но командира роты или механика на месте не оказалось.

— Где механик? — спросил оперативник у молодого чумазого человека в темном комбинезоне ремонтника.

— Машину обкатывает. Никому не доверяет столь важное дело.

— На самом деле работа ответственная?

— Ерунда. Каждый шофер может это сделать. Часа два уже, как укатил.

— Всегда так долго?

— Нет. Несколько дней назад тоже отсутствовал часа три. Встретил по пути полковой медпунктовский автобус, что-то у того поломалось, помогал устранять неисправность.

Побывал оперативник в общежитии технарей. Здесь все по-мужски. Отделена байковыми одеялами лишь лежанка механика. Она в самом дальнем углу. Режим упрощенный, но после ужина выход лишь с разрешения дневального.

— Кто вчера вечером уходил из землянки? — спросил Довженко у бессменного по причине травмы левой руки стража порядка в общежитии.

— Кроме механика — никто. Почти всей группой играли в «очко».

— Под деньги?

— Нет. Просто для интереса, кому чаще всего везет.

— Одно расстройство это «очко», по себе знаю.

— Не «очко» плохо, а перебор, — глубокомысленно изрек дневальный.

— Скажи, знаток картежной игры, не завелась ли у вашего механика подружка, ради которой он нарушает установленный в полку режим.

— Фельдшерица вскружила ему голову. Красивая, стерва. Изведется он.

— Жаль парня?

— Какой ни есть, он начальник.

— Холостяк?

— Была у него семья, но когда наши наступали, бомбили, погибла она, а сам по демобилизации попал в армию. В Тамаре хочет душу растопить. Но… — махнул рукой дневальный. — Сварганил себе мечту, а зря. Красивые любят лишь себя.

— Вы друзья, коли знаете такие подробности?

— Вместе по мобилизации попали в армию. Иногда делимся друг с другом переживаниями. Правда, у меня их поменьше.

Познакомился Василий Иванович с личным делом механика. В автобиографии, написанной собственноручно, факт гибели семьи во время бомбежки советской авиацией не значился, указывался адрес ее проживания. Проверка по линии контрразведки подтвердила данный факт. «Есть основания полагать, — отмечалось в ответном послании местного отделения НКГБ, — что интересующая вас личность является членом подпольной организации ОУН».

Вечером Довженко вновь встретился с Бодровым, сообщил о результатах расследования факта покушения, возникших по этому поводу подозрениях.

— Не должно бы, — отметил Сергей. — Правда ведь? — обратился он к вошедшему Шведову.

— Сущее наказание она, а не женщина, суется в чужие дела, просят ее об этом или нет, но… А впрочем, черт ее знает, — развел руки Анатолий.

— Надо как-то проверить. Хотя подпись под радиограммой «Пистолет» совершенно к ней не подходит.

— Давайте вспомним, какие пистолеты сейчас в ходу. Возможно в их названиях есть какой-то смысл.

— Стечкина, тэтэ, парабеллум, вальтер, браунинг, — начал перечислять Шведов.

— Ровным счетом ничего, — сказал Довженко. — Тэтэ как расшифровывается?

— Тульский Токарева. Но под этой аббревиатурой можно понимать что угодно. Например, Тамара Тропинка.

— Стоп! — остановил рассуждения Анатолия оперативник. — Не это ли ответ на вопрос?

— Вполне возможно, оттого позывной такой странный, неподходящий для женщины.

— Но это догадки.

— Откуда она взялась?

— Прибыла из отдельной роты медицинского усиления после госпиталя, — ответил Бодров, — там у нее осталась подруга Рая. Подразделение не так далеко от нас. Привести бы подружку сюда, их встреча позволила бы прояснить многое.

— Повидаются после долгой разлуки и спасибо не скажут, — усомнился Шведов.

— Будь что будет, но завтра же с утра еду! — воскликнул Довженко.

Слово свое он сдержал и назавтра к обеду сидел с фельдшером Раей в землянке Бодрова. К этому времени командир полка вызвал к себе Тамару.

— Мне что делать? — спросила Рая.

— Ровным счетом ничего, — ответил оперативник. — Сидите и смотрите на всех, кто сюда войдет. Если увидите знакомое лицо, скажите.

— И все?

— Больше ничего. После этого отвезем вас в свою роту.

— Сколько из-за этого пришлось потерять времени!

Вскоре послышался шум подъехавшего к землянке санитарного автобуса. Дверь стремительно раскрылась, и на пороге появилась Тамара. Не глядя по сторонам, она направилась к столу командира полка, села на стул.

— Я вас слушаю, Сергей Николаевич!

— Тамара, вы эту женщину знаете? — кивнул головой Бодров в сторону Раи.

— Первый раз вижу.

— А ведь это ваша подруга Рая.

Шок длился секунду, в следующее мгновенье в руке женщины оказался небольшой пистолет. Недобро усмехнувшись, она направила оружие на командира полка, но Шведов ребром ладони с силой ударил Тамару по запястью, и выстрел ударил в потолок. Взвизгнув от боли, она выронила пистолет, метнула злобный взгляд на Анатолия и ринулась к двери, против которой стоял Довженко. Дикой кошкой женщина набросилась на оперативника, но, получив удар кулаком в грудь, отскочила и беспомощно опустилась на табуретку.

Все произошло так быстро, что понадобилась минутадругая, прежде чем собравшиеся в землянке люди успокоились.

— Вот и все, Тамара Тропинка, — сказал Сергей, — сгорела ты синим пламенем на недобрых делах.

— Я тебя в упор не вижу, — ответила она.

— В любви же признавалась!

— Хотела задушить в объятиях. И сделала бы это, кат.

— Вызывайте сюда механика, — предложил Довженко, — пусть полюбуются друг на друга и расскажут нам, кто они такие. Тамара! По случаю, возможно, покаешься?

— Не дождетесь.

Бодров позвонил дежурному по полку, распорядился немедленно позвать к нему командира автомобильной роты и механика. Захаричев прибыл вскоре, а его помощник, по словам ремонтников, как уехал на обкатку «студебекера» еще с утра, так до сих пор не вернулся. Немедленно по различным направлениям были высланы восемь розыскных групп за счет подразделений усиления, командирам полков по охране тыла переданы распоряжения задержать на КПП автомашину с указанными номерами и водителя.

Довженко с арестованной Тамарой убыли в контрразведку, уехала Рая, Шведов встал «у руля» операции по розыску механика. Сергей сидел в одиночестве, неприятные события давили на сердце. Надо докладывать начальнику штаба, но сведений об исчезновении механика все нет и нет.

Позвонил дежурный по штабу.

— К вам Каден из контрразведки.

— Здравия желаю, товарищ майор! — громко отчеканил каждое слово прибывший. — Глазам своим не верю, вы — и в угнетенном состоянии.

Сергей ввел старшего лейтенанта в курс дела, начиная со времени его отъезда в командировку.

— Издалека казалось, у вас тут штиль полнейший, оказывается, события развивались достаточно бурно.

— Не дождались вас, позвали на помощь Василия Ивановича. Раскрутил он дело по-быстрому. Но на вашу долю механик еще остался. А мне кажется, что он не в одиночку работал. К тому же одесские катакомбы оказались в сфере нашей, а значит, и вашей службы. А там… всё уходит в бесконечность. Есть где развернуться.

— Что на фронте?

— Пока затишье. Но временное. Впереди Молдавия, Румыния.

— Мне сдается, там у нас работы будет меньше.

— У войск по охране тыла она прибавится, вероятнее всего, за счет взятия под охрану важных объектов.

— Поживем — увидим.

От взводной ПГ-3 поступило сообщение, что в лесу за полотном железной дороги обнаружена брошенная в лощине полковая автомашина. Водителя разыскать не удалось.

Здесь же по тревоге была поднята резервная рота автоматчиков с задачей: блокировать выходы из леса в направлении одесских катакомб. Шведов получил распоряжение вести розыскными группами поиск механика в районе обнаружения полковой автомашины.

— Поеду в лес, посмотрю на автомашину, — поднялся Каден, — возвращусь, расскажу о результатах командировки в Сталинград.

Вновь потянулись томительные минуты ожидания. Позвонил Николай Михайлович.

— Что у вас тут происходит? Шум, беготня.

— Я вам попозже доложу обо всем. На многие вопросы пока нет ответов, но ничего тревожного.

Вызвал заместителя по политчасти.

— Лев Герасимович, езжайте в Одессу, замените Шведова. Он задействован на другую операцию.

Бодров зашел к начальнику штаба, познакомился с записями в журнале «Оперативно-боевая деятельность полка», собственноручно вписал туда результаты разоблачения вражеского агента под личиной фельдшера полка. Хотел сделать то же самое по поводу механика, но, подумав, воздержался.

Каден добрался до обнаруженной автомашины, когда Шведов заканчивал построение поисковой цепи. Лес, два на два километра, полностью охватывался восемью взводами, при темпе движения до полутора километров в час к наступлению темноты поиск можно было закончить. Анатолий поторапливал командиров взводов, спешил, контрразведчику лишь кивнул головой.

Каден с двумя автоматчиками охраны приступил к осмотру автомашины. Ничего особенного сверху и снизу, в кабине и под капотом. Хотел заканчивать безрезультативную работу, но обратил внимание на запасное колесо. Автомашина — «студебекер» американский, а запаска от ЗИС-5. Насторожило, что, когда поставил колесо вертикально, внутри него что-то сдвинулось. Взял монтажную лопатку. Приходилось однажды ремонтировать автомобильное колесо. Сколько сил и нервов требует эта работа от новичка! А тут бортик покрышки сразу вывернулся и потом без труда отделился от диска. Запустил руку вовнутрь и сразу же наткнулся на что-то твердое. Встал на диск ногой, одной рукой приподнял борт, второй извлек вставленный в кусок камеры неизвестный предмет. Вынул. В руке оказалась портативная радиостанция без батареи питания.

Вскоре находка лежала на столе Бодрова.

— Умно придумано, — восхищался Каден, — подключил два проводочка от аккумулятора к запасному колесу, которое можно положить куда удобнее, и говори сколь душе угодно.

Солнце покраснело на западе, когда поступило сообщение Шведова, что механик задержан, оказывал вооруженное сопротивление до последнего патрона. Один боец ранен. Каден сразу позвонил Довженко.

— Сейчас буду, — ответил он.

Не прошло и часа, как почти одновременно прибыли Анатолий и Василий Иванович.

— Будешь говорить с механиком? — обратился Шведов к командиру полка.

— О чем? Теперь он интересен лишь для следователя прокуратуры. Возможно, представителей СМЕРШ он заинтересует.

— Поговорим, поговорим, — ответил Каден.

Сергей распорядился принести ужин на четверых, достал непочатую бутылку водки.

— За успешно проведенную операцию по очистке полка от враждебного элемента, — предложил он первый тост.

Выпили, вспомнили подробности только что минувших событий, пожелали хозяину землянки впредь не попадать в подобный переплет.

— Спасибо, что вовремя пришли на помощь. Замордовали бы бандиты, черным вороньем закружили над моею головой.

пропел Анатолий. Песню подхватил Довженко, и квартет довольно стройно пропел куплет.

— Загуляли? — неожиданно для всех раздался голос от двери.

На пороге стояла Наташа.

— Садись с нами.

— С удовольствием.

Но песня потом не пошла. Улыбающийся Анатолий уже отключился от нее, а вновь настроиться на веселый лад не получилось.

— Жена — это хорошо, — заметил Василий Иванович, — но одно расстройство для мужской компании.

— Кончится война, приедете к нам в гости со своими женами, закатим пир на всю вселенную, — ответила Наташа, — измените свое мнение.

— Остался у нас на сегодня один вопрос. Каден был в Сталинграде, — сказал Сергей, — поделись, земляк, своими впечатлениями. Какие привез результаты?

— Окрестности города мало изменились после того, как мы оттуда уехали. По-прежнему вокруг битая-перебитая техника со всего света. Ждет очереди в мартеновские печи «Красного Октября». В Сталинграде уже обозначились расчищенные улицы, идет закладка зданий. Работа кипит. Быстрее восстанавливается Дар-гора. Там мне пришлось трудиться. У местных органов НКГБ работы невпроворот, надеяться пришлось лишь на свои силы. В первую очередь я поставил себе задачу отыскать здание, которое частично просматривается на фотографии расстрела девочек. Никто толком подсказать не мог, неизвестно ведь, цело оно или разрушено. Однажды на Дар-горе случайно увидел полуразрушенную трехэтажку. С удивлением обнаружил сходство. Здесь до войны находилось общежитие. Как потом удалось выяснить, при немцах в нем располагалось какое-то подразделение Украинской вспомогательной полиции.

— Это уже рукой подать до Хорька, Неизвестного, Кривого, — воскликнул Шведов.

— Не торопитесь, товарищ майор. Если бы привез одни догадки, вы бы первым сказали, что задачу я не выполнил.

— Молчу.

— Конечно, такая догадка у меня возникла сразу. Но как подтвердить? Ходил по дворам на прилегающей к зданию местности. Люди фотографию смотрели, произносили проклятья в адрес палачей. В одном их мнения расходились. То здание располагалось разрушенным углом влево, а на фото — вправо.

— Если с другой стороны посмотреть?

— Там окна. Потом мне сказали, будто одна девочка сумела вовремя спрятаться в Бекетовке у родственников и таким образом избежать расстрела. Там мне пришлось обойти едва ли не каждый дом, землянку, в которых ютились жильцы.

Однажды торговка поношенными вещами посоветовала показывать фото не всем сразу, а говорить с каждым в отдельности. Опасаются люди.

— Чего бы?

— Говорили, будто немцы опять возвратятся. Поиски привели к молоденькой девушке, тоже торгующей на рынке. Показал фотографию, она узнала на ней девочек — Машу и Шуру, а также Кривого с его друзьями Хорьком и Неизвестным. Сказала только, что Хорек левша, а на фотографии, наоборот, он держит автомат в правой руке, а другие в левой.

Об этом ей рассказывала мать, которая убирала в казарме. Позже и она слово в слово повторила рассказ дочери. Она же указала на чистильщика обуви, который уверял, что немцы возвратятся с каким-то новым оружием.

Я передал сообщение о болтуне-чистильщике в местное отделение НКГБ, составил протокол опознания. Сделали с негатива новый снимок в зеркальном отображении — и все совпало. Хорек стал держать автомат левой, его друзья правой рукой, здание «повернулось» в нужную сторону. Начальник отделения пообещал разыскать родственников погибших девочек, передать им, что палачи пойманы и понесут заслуженное наказание. На этом моя командировка закончилась.

И вот я перед вами, — закончил рассказ Каден.

Пришло лето. Очистились тополя от пуха. Его в этом году оказалось особенно много. В каждой канаве, выбоине, словно возвратившийся снег, закрывал он землю, по самую верхушку забивал траву. На какое-то время установилась жаркая погода, появилась угроза пожаров.

В лесах накапливались соединения 3-го Украинского фронта для Ясско-Кишиневской операции. Во избежание возгораний командование фронта запретило разводить костры, предписывало командирам частей и подразделений быть в постоянной готовности к борьбе с огнем.

В условиях максимального насыщения лесов войсками в прифронтовых районах, прилегающих к ним местностях активность УПА значительно снизилась. Мотострелковый полк оперативного назначения войск НКВД по охране тыла в июне в районе Сухого лимана провел операцию по ликвидации крупной банды уголовников. Информацию о ее местонахождении получил Лисячко с помощью своих доверенных лиц. Существовала хорошо вооруженная банда более двух лет за счет грабежей и мародерства, контролировала рынки окружающих городов и сел, в том числе Одессы.

В один из тихих летних вечеров, когда наконец пришла вечерняя прохлада и Сергей отдыхал от дневных забот, дежурный по штабу сообщил, что командира полка вызывает начальник штаба. Николай Михайлович молча положил на ладонь гостя погоны подполковника и лишь потом сказал:

— От души поздравляю. Заслужил и по должности, и по делам. Начальник войск передает свои пожелания. Говорит, если дальше пойдут так дела у Бодрова, он скоро заменит меня.

— Спасибо за поздравления и пожелания. Не ожидал такого поворота событий.

Едва Сергей уселся за свой стол, в дверях появился Шведов, а вслед за ним Довженко и Каден.

Звездочку «обмыли» по всем неписаным правилам военного этикета в узком кругу близких людей.

— На нас с Василием Ивановичем тоже оформлено представление. Значит, собираемся не в последний раз.

— Откуда возникло слово «последний»?

— Есть слухи, что нас с Василием Ивановичем переводят в распоряжение СМЕРШ 1-го Украинского фронта. Его на должность начальника отдела, меня к нему заместителем, — ответил Каден.

— Как ведут себя Хорек, Кривой, Неизвестный?

— Неизвестный корчит дурачка. Кривой пооткровеннее своих друзей. А Ген… то есть моего агента, местная ячейка ОУН направила в школу подстаршин на территории Западной Украины. Вероятно, нас туда по этой же причине направляют.

— Что говорят Тамара и механик? — спросил Бодров.

— Тамара действительно фельдшер, проходила службу в одной из саперных частей, попала под бомбежку, лежала в госпитале, там слышала рассказ о Рае и переправе раненых на плотах через Днепр. До армии была связана с УПА. Мужик сознался, что стрелял в вас, был радистом. Он же сообщил Тарасу о поездке технарей полка под командой Николая Дмитриевича к разбитой трофейной технике за запасными частями.

Полковой почтальон, молодой парень со вздернутым девичьим носом, вручая письмо, неизменно улыбался. Оттого настроение поднималось у каждого, стоило тому посмотреть на почтальона.

— Товарищ полковник, вам сразу три письма. Не будь вы моим командиром, заставил бы плясать. Но субординация…

Не глядя Сергей мог сказать, от кого послания: два от Зины и от отца. Так и вышло. Отец сообщал, как доехал, как встретили дома. «А Димка-то совсем большой, пошел ко мне на руки. Узнал!»

Зина сообщала, что чувствует себя вполне нормально, голова побаливает изредка, по хозяйству управляется сама, подолгу гуляет на улице. В заключение высказала желание съездить к Димке.

Сергей сразу же ответил Зине: «Не только поезжай в Батурино, но и поживи у дедов. Я им об этом напишу».

Говорят, служба идет «от звонка до звонка» — от мобилизации до демобилизации. Офицерская служба тоже подходит под это определение, но начинается она со звонка старшего начальника и кончается им.

Оперативное отделение готовило документацию на случай успешного продвижения фронта в Ясско-Кишиневской операции. Считали, пересчитывали, ставили, переставляли линейные части и подразделения, собирали по крохам силы для охраны важных объектов.

— Там не будет таких разрушений, как на нашей территории, — говорил Шикерин, — придется сохранять чужое.

— За каждую пядь родной земли румыны отдавать жизнь не станут, как, впрочем и болгары, чехи, венгры, австрийцы. Фессель говорит, там успех будет зависеть от того, кто кого перегонит.

Резко зазвонил прямой телефон от начальника штаба.

— Срочно ко мне, — услышал Бодров.

— Поздравляю вас, Сергей Николаевич, и вы себя поздравьте. Пришел приказ откомандировать начальника оперативного отделения войск и командира отдельного полка в Москву на учебу в Военную академию имени Фрунзе. Два дня вам сроку сдать дела Шведову и Шикерину. Высокая честь!

Николай Михайлович вышел из-за стола, обнял Сергея и поцеловал без соблюдения субординации.