Уже две недели Вадим исполнял обязанности дежурного по райотделу. Работа несложная, больших физических или умственных усилий не требует. Первоначально он находился в райотделе только днем, но это нарушало устоявшуюся практику суточной службы дежурных. Когда начальник райотдела предложил ему включиться в существующий график, не стал возражать.

Юля бывала теперь у Бодровых каждый вечер. Долгие часы засиживались с Вадимом за чтением и обсуждением прочитанных книг. Подключалась к дебатам Лида, но племянник тут же проявлял по этому поводу недовольство. Если случался дождь, девушка оставалась ночевать, допоздна решали с подругой задачи по алгебре, тригонометрии. Вадим при этом смущенно помалкивал, играл с Димкой.

Во время совместной службы по райотделу Юля каждую свободную минуту старалась помочь дежурному разнести бумаги и журнал распоряжений начальника по кабинетам. На работе они опять не расставались. Постепенно девушка стала замечать, что появилась потребность постоянно быть вдвоем с Вадимом, не хотелось уходить от него.

На втором или третьем суточном дежурстве Юля решила остаться с Вадимом на ночном дежурстве. На дворе холодно, слякотно, идти одной по темноте не хотелось. Новый начальник районного отделения НКГБ, младший лейтенант, был в командировке, поздним вечером молодые люди переместились в его кабинет, из которого стол дежурного и телефон были хорошо видны. К тому же они попросили телефонистку на телефонной станции все звонки дежурному переключать в отделение НКГБ. Задержанных в КПЗ не было, кабинеты служб закрыты. Они остались вдвоем в гулком здании райотдела. Погасла электрическая лампочка. Свет в кабинет, где, тесно прижавшись друг к другу, на диване сидели влюбленные, проникал лишь со стола дежурного. Говорить о чем-либо не хотелось, просто нравилось взаимное ощущение тепла и единения.

— Давай с тобою будем, как муж и жена, — сказал Вадим прерывистым голосом.

— Мы и так на них похожи.

— Нет, по-другому.

— Мы же не муж с женой!

— Давай поженимся?

— А почему бы и нет?

— Прямо сейчас!

— Нет, Вадя, так нехорошо.

— Пойдем завтра же и распишемся.

— Тогда завтра мы и станем мужем и женою. И фамилия у нас будет одна.

Вадим постелил девушке на диване, прикрыл большим материным платком, принесенным из дома на случай холодных ночей, сверху накинул пальто.

— Спи, Юля Бодрова, я пошел за стол дежурного. Тебе завтра работать, а мне отдыхать.

Однако отдыхать Вадиму не пришлось. Утром он доложил начальнику райотдела о спокойной оперативной обстановке в районе. Рассказал, что после окончания кинофильма двое подростков подрались, начальник клуба привел обоих в милицию.

— Выслушал одного и другого, — продолжил дежурный, — предупредил, что вызову их матерей, а их посажу в капэзэ. Причины драки обычные, ребячьи. Расплакались, сказали «больше не будем», пожали в моем присутствии руки друг другу. С тем и отпустил их.

— В журнале отметка есть?

— Безусловно.

— Вадим Николаевич, послушай, что тебе скажу. И отнесись к разговору со всей серьезностью. На днях в армию ушел следователь, наша палочка-выручалочка. Осиротели в полном смысле слова. У второго, оставшегося, дел невпроворот. Выручай! Ты служил в войсках НКВД, свой человек в органах внутренних дел, отваги тебе не занимать. Чувствую, из тебя выйдет неплохой следователь.

— Образования у меня мало, с юридическими науками совершенно не знаком, — растерялся Вадим.

— То, что недоучился — это плохо. Но дело поправимое. Закончится война, продолжим учебу. Следователь был опытный и грамотный человек, но книги по уголовному праву, процессу, криминалистике у него всегда были под рукой. В кабинете на полочке и сейчас стоят в ожидании нового хозяина. На все непонятные в юридическом деле вопросы там найдешь ответы. Я всегда рядом.

— Жениться надумал, а тут такое…

— Одно другому не помеха. На Юле? — улыбнулся начальник.

— На ней, — смутился Вадим.

— Девушка хорошая, серьезно относится к делу. Есть у нас одна резервная комната в райисполкомовском доме. Берегли для следователя. Тебе она по праву и достанется.

— Трудно мне с передвижением, а следователю придется быть то там, то тут.

— Знаешь, что я думаю? Есть у меня велосипед, сын до войны пользовался. Теперь сына нет. Погиб. А ты приноровишься, вот тебе и опора на месте, когда будешь говорить с кем-то на улице, и средство передвижения. Вторая нога, одним словом.

— Но у меня нечем расплатиться.

— Возьми в подарок.

Так нежданно-негаданно фронтовик оказался за столом следователя, хотя только исполняющим обязанности, до утверждения. Юлька обрадованно хлопнула в ладоши, расцеловала в губы, щеки и в нос. Она спокойно, как будто так и надо, восприняла весть о выделении им комнаты по случаю женитьбы. После обеда Вадим уже приобретал опыт езды на велосипеде. Под контролем Лиды сначала неуверенно, отталкиваясь здоровой ногой, испытывая забытое ощущение быстрого движения, потом работая одной педалью, а к вечеру с болью, но двумя. На радостях порулил между домами МТС, подъехал к родному крыльцу, а слезть без посторонней помощи не смог. Но лиха беда — начало! Юля радовалась больше, чем виновник торжества.

Утром следующего дня Вадим прибыл на велосипеде в райотдел, тяжело опираясь о костыль, добрался до кабинета следователя, уселся за стол. И растерялся. С чего начинать? Решил посмотреть книги, но вошел начальник райотдела.

— Принес оконченное уголовное дело. Познакомься, как оформляются протоколы допросов и другие бумаги. Завтра уже начинается работа. Сначала простая, а потом не взыщи.

Вошла Юля, села на стул возле стола следователя. Поежилась.

— Неуютно перед следователем. Лучше я постою с тобою рядом.

— Ты от вчерашней договоренности не отказываешься?

— Как так можно?

Вадим попросил телефонистку подключить к заведующему районным загсом, его однокашнику Петру, пришедшему с фронта с пустым рукавом гимнастерки.

— Зайдите к следователю, — и Вадим положил трубку.

От райисполкома до райотдела полсотни метров. Через минуту Петро робко вошел в кабинет.

— Меня вызы… Вадим, ты что тут делаешь?

— Я и есть и. о. следователя.

— Ты меня напугал. Иду, перебираю в памяти: где? что?

— Петя, решили мы пожениться с Юлей.

— Молодцы! Поздравляю!

— Ты нас сначала распиши, потом поздравишь.

— Нужно выждать неделю после заявления.

— Есть же исключения?

— Для фронтовиков.

— А я кто, по-твоему?

— Давайте паспорта.

Прошло не более пары часов, заведующий загсом вновь был в райотделе. Принес заготовленное свидетельство о браке без печати, журнал регистрации.

— Юля, что молчишь? — спросил Петро. — Ты согласна?

— А чего бы я тут делала?

— Ну смотрите, ребята. Чтобы не пошли на попятную. Возврата не будет.

Он достал из коробочки печать, пропитанную чернилами подушечку.

— Смотрите, гербовая, государственная, ею сейчас скреплю ваше согласие. Последний раз спрашиваю: ставить оттиск на заготовленный бланк?

— Да, да! — затаили дыхание молодожены.

Петро подышал на печать, поднял высоко вверх и резко опустил на свидетельство.

— Все! С этого момента вы муж и жена. Поздравляю! Вы целоваться-то умеете?

Вечером мать Юли пришла к Бодровым, по-семейному отметили событие, прочитали внимательно свидетельство о браке. Юля с матерью ушли, Вадим остался дома.

Через неделю новоиспеченная семья жила в выделенной райотделом милиции комнате. Кровать, стол, две табуретки и шкаф были в их распоряжении.

Работа, как обещал начальник, действительно началась с утра следующего дня. Едва Вадим уселся за стол, пришел дежурный с двумя заявлениями от подравшихся женщин, обвинявших друг друга в избиении. В левом верхнем углу на каждом листе размашистым почерком значилось: «Тов. Бодров, проведите дознание» и подпись начальника.

«Хорошо сказать «дознание», а что это такое?» Но тут же вспомнил: толковый его предшественник оставил на полке юридический справочник. Нашел нужное слово, прочитал: «…в производстве неотложных действий для установления факта преступления и виновных в нем лиц».

Через дежурного направил посыльного с повестками прибыть заявителям к следователю. В ожидании Вадим почитал в справочнике, что такое допрос, арест, задержание, протокол допроса. «Нужно учиться!» — сделал он вывод.

Пришла первая заявительница, рассказала, что собрала с огорода кукурузные початки, высыпала возле порога просушить, отлучилась, а соседский телок съел половину. В порыве злости она ударила телка толстой палкой по хребтине, да так, что тот упал. Соседка это увидела, бросилась с кулаками в защиту телка. Первая сначала оборонялась, потом перешла в наступление. В результате драки обе оказались с разбитыми носами, растрепанными волосами, в порванных платьях. Обе написали заявления в милицию с взаимными обвинениями. Потом рассказывали следователю со слезами, как все произошло.

Во время беседы Вадим делал короткие записи, стараясь зафиксировать дословно факты происшествия, их объяснения. Потом начал составлять протокол. Впервые в жизни! Писал, переписывал, вздыхал. Особенно не получился порядок записи показаний «…от имени допрашиваемого в первом лице…» Пришел к штатному следователю, женщине, рассказал о своих затруднениях, та показала только что составленный протокол. Подсказала, что и как делать.

Заявительницы все это время ждали, сидели молча, вздыхали, поглядывая на солнце за окном. Вадим запоздало предупредил об ответственности за ложные показания. Женщины подписали протокол.

— А что дальше? — спросила первая прибывшая.

— Найду свидетелей, опрошу их, передам дело в суд. Вы обе виноваты в обоюдной безобразной драке. Что присудят, то и будет.

— Она же напала…

— Зачем же скотину бить?..

— Стойте, стойте! — воскликнул Вадим. — Все это мы уже разобрали, выяснили. Только суд может определить, кто виноват и кому какое нести наказание.

— Так уж и наказание?

— А как иначе? Вы с доводами моими не соглашаетесь. Помиритесь, чтобы не испытывать судьбу, и я вас отпущу.

Женщины на какое-то время примолкли, посматривая друг на друга, потом вторая предложила помириться.

— Черт с ним, с телком. К тому же он полежал, а потом пошел как ни в чем не бывало. А кукурузных початков у меня полным-полно. Рассчитаюсь. Да и не так уж они мне нужны.

— Выходит, дело можно закрыть?

— Мы согласны, — одновременно ответили заявительницы.

Результаты первого самостоятельного дела начальник райотдела одобрил.

— Будешь у нас специалистом по примиренческим делам, — сказал он Бодрову, принимая тонкую папку с материалами. — Похоже, у тебя есть талант располагать к себе и вселять доверие.

Не успели с Юлькой порадоваться первому успеху, в кабинет следователя оперативник, старшина милиции, ввел заплаканную женщину. Она села на стул, широко раскрытыми глазами, не мигая, посмотрела на Вадима. Они знали друг друга, но сейчас она от страха не увидела в следователе знакомого человека.

Оперативник положил на стол свой рапорт, протокол задержания и узелком завязанный мужской носовой платок. «Пшеница», — пояснил старшина и удалился.

Вадим прочитал рапорт. В нем говорилось, что гражданка Сокольская задержана с поличным тотчас после совершения преступления. Сигнал о готовящемся хищении получен от доверенного лица.

В сером видавшем виды пиджаке, такой же юбке непричесанная молодая симпатичная женщина выглядела на два десятка лет старше своего возраста.

— Надя, ты меня не узнаешь?

— Ой, Вадим! — всплеснула женщина руками и вновь расплакалась..

— Успокойся. Не торопясь вспомни, что произошло. Потом выполним все формальности.

Из сбивчивого рассказа задержанной следователь уяснил, что Надежда работает в Заготзерно простым рабочим. Сегодня шла погрузка пшеницы в четырехосный вагон для отправки на фронт. Женщины лопатами набрасывали зерно на ленту транспортера. Жарко, пыльно. Все поснимали с себя верхнюю одежду, повесили на гвоздики в стене. Работали, отдыхали. Вагон загрузили к концу дня. Собрались идти по домам. Надя взяла свой пиджак, работницы гурьбой стали выходить из бокса. Подошел к ней милиционер, взял за руку, полез в карман и вынул горсть пшеницы.

— Как она туда попала?

— Ума не приложу. Садилась я на ворох, но была без верхней одежды.

— Когда взяла пиджак, он показался тяжелее обычного?

— Не почувствовала я этого. Обрадовалась, что закончился трудный день, и скорее домой, дети ждут.

— Сколько у вас ребятишек?

— Двое, сейчас с матерью.

— У вас вроде бы корова есть?

— Еще и поросенок, куры.

— Где тебя задержали?

— В боксе.

— Ты еще не вышла во двор?

— Нет.

— Бывают случаи, когда по двору ваша бригада зерно перемещает?

— Вчера переносили в мешках просо в соседний бокс.

— Кто мог насыпать пшеницу в карман твоей одежды?

— Не знаю.

— Кому хотелось бы тебя посадить за хищение социалистической собственности в военное время?

— Да… — замялась Надежда.

— Говори, говори. Это важно.

После долгих раздумий Сокольская рассказала, что мужчин очень мало, у женщин борьба идет за каждого более или менее подходящего. Есть в Заготзерно машинист на движке, который электричество вырабатывает. Васькой его зовут, хотя ему уже за сорок. Один на несколько десятков работающих рядом женщин. Он, как коршун над птичьим двором, какую курицу пожелает, такую и схватит. Одна бабенка, Клавка, вокруг него увивается. Последнее время этот Васька начал приставать к ней, Надежде. Она пресекла все его попытки и посягательства. Клавка же взбеленилась, дикой кошкой набрасывается на нее по любому поводу и без повода. Вчера перед концом рабочего дня приходил старшина из милиции, говорил с женщинами о бдительности, разговаривал с некоторыми из них в отдельности, в том числе с Клавкой.

— Но я точно ничего сказать не могу, — вновь расплакалась Надежда.

Вадим смотрел на женщину, интуиция подсказывала: не врет. Знал, за подобную кражу сажали в тюрьму. «Надо посмотреть в книгу», — решил он.

«Хищение социалистической собственности, — говорилось в справочнике, — умышленное изъятие или завладение… с целью обратить это имущество в свою пользу…» «Кража — тайное похищение…», «преступление — общественно опасное действие… категория классовая… однако… когда деяние в силу своей малозначительности и отсутствия вредных последствий… не может быть признано преступлением…» Познакомился с понятием «состав преступления». Не нашел в их совокупности вины задержанной, цели и мотива самого общественно опасного действия.

Сгущались сумерки, Юля уже дважды заглядывала в кабинет, а Вадим читал и размышлял. С удрученным видом ожидала решения следователя задержанная. А он не знал, что и как делать. Начальника райотдела не было, женщина-следователь отсутствовала. Понимал, дело до конца не доведено. Заглянул еще раз в справочник, прочитал: «…следователь принимает решение, руководствуясь требованием закона и своим внутренним убеждением…»

«Вот это, пожалуй, то, что нужно. В конце концов, следователь я или нет? — размышлял он. — Сколько же всего надо знать?!»

Вновь в кабинет заглянула Юля.

— Надя, сейчас мы прервем беседу…

— Ой! — воскликнула женщина. — Меня посадят?

— Ты пойдешь домой. Ни с кем о деле не говори. Завтра с утра приходи сюда, продолжим беседу.

До полуночи читал Вадим юридический справочник, Уголовно-процессуальный кодекс, Уголовный кодекс. Подкованным появился утром на работе. Надежда уже ожидала его. Сегодня она смотрелась совершенно по-иному. Симпатичная, стройная, молодая. «Верно говорят, красота — совершенство природы, но в ней же и корень зла. Посочувствуешь Ваське». С тяжким сердцем пошел к начальнику на доклад. На удивление, тот отнесся к исповеди Вадима спокойно.

— Правильно сделал, — сказал он.

— Одно меня смущает. Нигде не вычитал я, с какого момента преступление является совершенным фактом. Весь день Надежда работала на погрузке зерна. Оно могло оказаться не только в кармане, но и в обуви, других местах. Если бы Сокольскую задержали за проходной, тогда еще можно говорить о корысти. А так ведь вины нет, цели или мотива преступления — тоже. Нет надобности заводить дело.

— Не торопись. Надежду отпусти домой, а сам побывай в ее бригаде, поговори с женщинами поодиночке. Они тебе много чего расскажут. Следователь может сам принимать решение, возбуждать или не возбуждать уголовное дело. Возвратишься, посоветуемся. Время военное. За воровство горсти хлеба уже несколько человек по лагерям маются. Когда-нибудь это будет казаться смешным.

Вадим воспользовался советом-распоряжением начальника, побывал в бригаде. Многие знали его, рады были видеть. И хотя сотрудником милиции он был без году неделя, его уважали. Уселись кружком, поговорили по-свойски о войне, работе, делах семейных, позубоскалили по поводу молодой жены. Откровенничали женщины и в беседе один на один. Никто не верил, что Сокольская способна на воровство, но не могли и объяснить, как пшеница попала в ее карман. Лишь шустрая Варька с улыбочкой поведала:

— Это проделки Клавки. Видала, как та опустила мешочек из носового платка с зерном в карман, подумала, в свой положила, а вышло по-иному. — Варя сверкнула лукаво озорными глазами. — По злобе. Ненавидит она Надю из-за Васьки.

Поговорил следователь с Клавдией. Сказал, что многие видели, как она клала кулечек с зерном в карман. Налицо преступление. «Ложный донос называется, — блеснул Вадим недавно почерпнутыми знаниями. — Срок лишения свободы от трех месяцев до двух лет».

— Двух? — изумилась Клавка и расплакалась. — Вадя, подскажи, что делать?

— Соберу бригаду, скажешь, будто хотела проверить подруг на бдительность, о которой накануне говорил сотрудник милиции, ошиблась карманом, потом испугалась, что могут посадить за воровство, извинишься принародно перед Сокольской.

Действия начинающего следователя начальник одобрил. Но добавил:

— Зря выгородил дуру. Смягчим вину лишь потому, что она доверенное лицо оперативника. А старшине замечание сделаю, больно уж грубая работа. На этом дело Сокольской закончим.

Начальник райотдела помолчал, вынул из сейфа тонкую папку, погладил верхнюю крышку ладонью, как бы стирая пыль.

— Это тебе новое задание. Посложнее. Можно сказать, даже сложное, нераскрытое дело. Ты начал, тебе его и заканчивать. Иди знакомься, приступай к разгадке тайны.

Ничего не поняв, Вадим добрался до своего стола. На первой странице материала значилось: «Дело о попытке хищения зерна в х. Горшовка».

«Ё-мое, даже интересно!» — подумал он.

Следователь прочитал написанные показания по недавнему случаю, пояснения Веры. Даже сквозь бумагу видел, как краснела девушка, описывая причину своего появления на току. Его и ее сведения во многом не совпадали. Переписал свое видение происшествия применительно к Веркиному.

Вадим с удивлением обнаружил справку о смерти Хлюста. Причиной стало внутреннее кровоизлияние в результате удара стволом ружья в область печени. Прожил бедняга три дня и отдал богу свою вороватую душу. Из его показаний прояснилось далеко не все, что нужно для расследования. Даже не сведущему в юридических тонкостях следователю ясен был состав преступления. Но только одного лица из группы, да и то на коротком отрезке деятельности преступного сообщества.

Хлюст сообщал, что лошадь с телегой они получили, как он выразился, «в готовом виде» возле моста через Солонешный пруд. Кто ее доставил туда, он не знает, там же ее следовало оставить после проведения операции по хищению хлеба. «Погрузили шесть мешков зерна на телегу, через Солонешный должны были везти добычу к Панике против дома бабки Колчанихи. Когда закончили выгрузку, я должен был отогнать подводу к мосту и возвратиться пешком, переплыть речку и затаиться в бабкином сарае», — читал Вадим.

«Что дальше?» — значился вопрос в протоколе.

«Я должен был проделать эту работу еще раз, получить за все пятьсот рублей, дойти до Ярыжек пешком, затем уехать домой в Алексиково». — «А зерно?» — «Что с ним будет дальше, я не знаю». — «Кто ваши соратники?» — «Коротышка был старшим. С ним мы договаривались на станции в Алексиково, встретились затем на станции Ярыженской, оттуда пешком дошли до дома бабки, там выжидали благоприятных условий. Когда, по мнению Коротышки, они наступали, на веревке через двор Колчанихи вывешивалась простыня «для сушки» в качестве сигнала кому-то о подготовке подводы. Третьего я не знал. Они от меня все время отделялись. Я вел из сарая наблюдение и предупреждал Хлюста о появлении в поле зрения посторонних людей». — «Почему группа остановилась у Колчанихи?» — «Третий был ее дальним родственником. Он привел к ней. Она еду готовила».

Других документов в деле не было.

После непродолжительного раздумья Вадим начал составлять письменный план проведения расследования. «Выяснить: 1. Кто готовил лошадь с телегой. 2. Каков путь хлеба от берега Паники, кто заказчик. 3. Что означает «проделать эту работу еще раз»?»

Начальник райотдела дополнил: почему выбрана именно та ночь для преступления, кто снабдил оружием, выявить место жительства исполнителей и пособников преступной группы, была ли эта попытка первого преступлен™.

— Вадим Николаевич, понимаю — медовый месяц, но вам надо ехать в Горшовку, а потом дальше… Куда, пока еще не знаю. Отвезем тебя с велосипедом. Звони мне каждый вечер в восемнадцать ноль-ноль о результатах работы.

Так новоиспеченный следователь вновь оказался на хуторе в гостях у дедов, но в совершенно новом качестве. Деда распирала гордость за внука, еще бы — следователь!

Уже за обеденным столом Вадим спросил у Дмитрия Карповича, не помнит ли он злополучную ночь.

— Как же, — ответил он, — я тревожился за тебя, выходил во двор, прислушивался. Была темная ночь. Небо закрыли облака. Молодая луна дождем умывается. Вот и скапливались облака за день-другой до ее появления.

Встретился следователь с Верой. Она обрадовалась ему.

— До сих пор не могу успокоиться.

— Говори всем, что разогнать одиночество оставалась на току по моей просьбе. Помоги мне в расследовании. Что в этот день или накануне было в Горшовке не так, как обычно? Не появлялись ли чужие люди, кто-то приезжал или приходил?

— Я подумаю, а ты поговори с Люськой, она посыльная у председателя, каждый день мотается по хутору, знает все новости.

Председатель колхоза встретил Вадима радушно, обещал помочь в расследовании. На вопрос, есть ли сторож на конюшне, ответил — нет. Ночью лошади на базу отдыхают. Телега, которую использовали преступники, стоит возле дверей конюшни, а сбруя внутри.

— По злой воле за два-три часа можно запрячь лошадей, съездить куда-то и вновь возвратить все на прежнее место до наступления рассвета. Никто не заметит.

— Кто мог такое совершить?

— Сколько ни думал, никого из своих заподозрить не могу. Но и чужой человек не мог этого сделать. Надо знать, что где находится, чтобы взять. Да и лошадь от чужака отвернется. Ничего не пойму, — развел он руками.

Пообщался следователь с жизнерадостной и смышленой Люсей, заводилой на всех хуторских сборах молодежи, в том числе на току памятным вечером.

— Давай вспомним, — говорил он девушке, — кого не было тогда с нами из ребят и девчонок?

Вместе начали перебирать, кто был. Недосчитались Мишки и двух подружек.

Мишка сейчас в Филоново, у родственников, а девки дома.

— Люся, позови их, побеседуем.

Девушки рассказали, что по дороге на «улицу» зашли к бабушке Фекле, родственнице одной из них, та попросила подождать, а сама пошла к соседке Чесночихе, да задержалась там. Потом было уже поздно.

— Почему Фекла задержалась у подруги?

— К ней какой-то родственник приезжал, но он куда-то ушел, а повидать его хотелось.

— Люся, милая, садись на велосипед, жми на обе педали и срочно Чесночиху к следователю.

Вадим сидел сбоку председательского стола, писал показания самого председателя, Люси, девушек. Мысли путались. Зазвонил телефон. В трубке послышался голос начальника. Следователь доложил о результатах, но посетовал, что не справляется с бумажными делами, попросил разрешения на обыск предполагаемого места хранения похищенного зерна.

— Не отходи от телефона, — сказал начальник, и в трубке послышались короткие гудки.

Чесночиха не заставила себя ждать. Вошла, поздоровалась с Вадимом.

— Следователь меня вызывал, не знаешь, где его отыскать?

— Я и есть следователь.

— Да будет тебе, — улыбнулась Чесночиха.

— На самом деле так. Проходи, побеседуем.

— Со своим человеком можно поговорить. Только о чем? Я вроде бы ни в чем не замешана.

— Марфа Ивановна, кто у вас был в гостях этим летом?

— Внук сестры приходил. Жил дней десять. Чувствовал себя неважно, в основном лежал в горнице. Иногда лишь ночью выходил погулять. Мальцом он каждое лето жил у меня, теперь бывает накоротке.

— Почему он не в армии?

— Одного глаза у него нет. Атак он здоровый, сильный. Живет с матерью в Урюпино.

— Когда ушел?

— Однажды вечером вдруг вспомнил, что-то надо срочно сделать, и, не дожидаясь утра, ушел. Пообещал еще навестить до зимы.

— Вновь зазвонил телефон. Начальник сказал, что прокурор разрешил обыск, а следователю направляется помощница для ведения протоколов. Уже через час милицейская двуколка остановилась под окном правления колхоза. Вадим даже переморгнул от удивления, когда увидел спрыгнувшую на землю Юльку.

Следователь оставил помощницу оформлять протоколы дознания по своим черновикам, а с председателем и конюхом поехали к Колчанихе. Глуховатая старушка ничего толком сказать не могла. Были трое гостей, один из них дальний родственник, как он назвался, но она не помнит, по какой линии родство.

— В разговоре ребята часто упоминали Урюпино, — с трудом удерживая мысль, говорила Колчаниха, — но там у меня родных нет. А может быть, и есть. Ну, как всегда, — развела она руками, — когда надо что-то вспомнить, не могу.

— Что у вас в сараях хранится?

— Я туда давно уже не хожу. А что в них, забыла.

Вадим с понятыми пошли посмотреть в ближнем, что в двух метрах от обрыва в Панику. Под соломой обнаружили двенадцать мешков пшеницы.

— В случае опасности, — сделал вывод председатель, — зерно с обрыва прямо в омут, и шито-крыто, никаких улик.

Следователь ликовал в душе. А что дальше? Опять туман в голове. На многие вопросы плана расследования он мог ответить, но не на все.

— Где теперь родственник? — спросил Вадим у старухи.

— Да ведь кто его знает. Ребята неожиданно пропали, потом приходил один кривой, угостил меня сахаром, дал целый стакан! Сказал, на днях еще забежит вечерком, обещал что-то принести. Но я забыла, что.

— Когда приходил?

— Надысь.

— Позавчера?

— Кажись, так, а может, нет, не помню точно.

Вышли на улицу посовещаться. Председатель пожелал немедленно перевезти обнаруженное зерно на ток. Но следователь высказал предположение, что за хлебом преступники придут, надо выждать время, задержать с поличным. Если мешки везти сейчас через весь хутор, можно заранее сказать, что они не появятся.

— Нужно организовать засаду.

— Кто сидеть будет?

— Я с ружьем!

— Тогда тебе Вера помогала, теперь кто?

— Юля. Она член бригады содействия.

— У меня нет второго ружья.

— Обойдемся одним. Нашего появления ведь никто не ожидает, а это похлеще любого автомата.

Однако начальник райотдела не согласился с планом Бодрова.

— Тебе молодую хорошую жену не жаль? Пришлю помощь на несколько дней.

Уже к вечеру возле правления колхоза остановилась знакомая двуколка. Не спеша из нее выбрался мужчина в годах с большим свертком в руках. Через минуту он появился в кабинете.

— Подарок привез от начальника, — улыбнулся гость.

Вадим развернул сверток, в нем лежали два автомата ППШ со снаряженными магазинами и автомобильная камера с насосом. На недоуменный вопрос дядя Ефим, как звали милиционера, ответил:

— Плот будем сооружать.

Потух закат, стемнело. Синее небо огромным куполом нависло над Горшовкой. Из-за горизонта с востока выкатился огромный оранжевый диск луны. Следователь на велосипеде в сопровождении милиционера двинулся к Солонешному пруду. Сразу за ним начинались заброшенные сады живших здесь до раскулачивания хуторян. Теперь запустение. Ненаезженная дорога с разросшимися по сторонам кустами не то что в темноте, днем могла надежно упрятать пешего и конного. Путники скрыто подошли к Панике против дома Колчанихи. Здесь речка делала крутой поворот, образуя как бы полуостров с высоким обрывистым берегом, на котором прямо-таки крепостью возвышалось некогда добротное строение. Спрятали в кустах велосипед, накачали камеру, положили на нее доску. Отталкиваясь о дно подвернувшейся под руку длинной палкой, Ефим начал переправу к месту засады, благо путь всего в три десятка метров. Вадим за веревку вернул «транспортное средство» и вскоре тоже оказался во владениях глуховатой бабки. Заглянули в окно, хозяйка крутила пряжу при свете семилинейной лампы. Ефим слегка постучал по стеклу. Бабуля даже ухом не повела.

На подворье имелось два плетневых сарая. Тот, в котором хранилось в мешках украденное зерно, находился напротив жилой постройки, другой — возле дороги на подъезде. Решили устроить засаду во втором. До войны это был коровий хлев, теперь от коровы остался лишь навозный запах да в углу спрессовавшееся сено. Бледное сияние луны заливало округу. Решили поочередно вести наблюдение и отдыхать.

Вадим смотрел на дорогу через проделанное в плетне отверстие. Нервное напряжение спало. Он покусывал стебель засохшей травинки, вспомнил Юльку, безмятежно спавшую у дедов в горнице, улыбнулся. Как-то незаметно перед глазами возникло не сразу осознанное движение, но тут же сверкнула мысль: «Вот они, долгожданные!» Растолкал всхрапнувшего Ефима. Теперь стал хорошо виден глубокий хлебный ход, запряженный парой лошадей, в котором перевозят насыпанное зерно. Не издавая обычного скрипа, подвода проследовала мимо засады, развернулась возле первого сарая. На землю спрыгнули два человека с автоматами в руках. Не заподозрив опасности, мужчины начали выносить мешки с пшеницей, закинув за спину оружие. Когда забросили в ход последний, Ефим из-за угла хлева крикнул:

— Стоять на месте! Не двигаться, будем стрелять!

Заминка длилась секунду. В следующее мгновение один из неизвестных начал впопыхах стаскивать с себя автомат, другой бросился за угол дома, и тут же послышался звук бултыхнувшегося в омут человеческого тела. Вадим дал длинную очередь из автомата в сторону берега. Оставшийся возле мешков с зерном мужчина, так и не успевший снять автомат ППШ, с испугу встал на колени, и Ефим связал ему руки назад, оставил под охраной Вадима, сам бросился к обрыву. Однако Паника уже успокоилась, оба ее берега и поверхность воды дышали в лунном свете тишиной и покоем. Сколько потом он ни вглядывался в царившее безмолвие, наградой ему стал лишь одиночный всплеск выскочившей из пучин рыбешки.

Когда на трофейной подводе подъехали к правлению колхоза, там на выстрелы уже собрались люди. Люська тут же узнала в задержанном родственника сестры Чесночихи.

Утром под обрывом, возле дома Колчанихи, всплыло тело неизвестного. Никто его не опознал, и по разрешению начальника райотдела оно было предано земле.

После обеда следователь с милиционером и женой в освободившемся от мешков ходе, имея при себе расписку председателя о сдаче государству двенадцати мешков пшеницы, отправились в Батурино. С связанными руками спииой к ним сидел одноглазый задержанный. Начал накрапывать дождь. Не то капли дождя, не то слезы катились по его грязным щекам.