30 января 1944 года войска 3-го и 4-го Украинских фронтов начали крупную наступательную операцию по разгрому никопольско-криворожской группировки противника и освобождению городов Никополя и Кривого Рога. Уже за первую неделю боев передовые части и соединения продвинулись до 60 километров, овладели железнодорожным узлом Апостолово, продолжили успешно продвигаться к Никополю. Враг потерпел крупное поражение.

Наступление фронта — это почти одновременное перемещение боевых порядков войск НКВД, первый рубеж войскового заграждения которых должен проходить в восьми — двенадцати километрах от переднего края. Определить его, когда линия фронта имеет сложную конфигурацию, противник контратакует и еще ни в чем нельзя быть уверенным, чрезвычайно трудно. Никакая топографическая карта не способна ответить на многие вопросы. Требовалась рекогносцировка, прежде чем линейным полкам по охране тыла можно ставить реальные задачи.

Оперативное отделение в составе Бодрова и Шикерина с охраной на штабном автобусе колесило по разбитым дорогам, уточняло показания своих и немецких топографических карт. Покрытая снегом, изрытая черными воронками от бомб и снарядов земля, нагромождения битой военной техники, сгоревшие хутора и селения изменили ландшафт до неузнаваемости. Но офицерам удалось выявить четко обозначенные маршруты передвижения значительного количества граждан, мелких групп и одиночеквоеннослужащих, случаи захвата неизвестными лицами немецких автомашин, в огромном числе оставленных противником на этих территориях.

Сергей тут же передал по радио распоряжение Захаричеву, чтобы он со всеми шоферами прибыл на окраину поселка Каменка, где имелось наибольшее скопление трофейной техники. Через пару часов два «студебекера» во главе со старшим механиком появились в намеченном пункте. Накануне немецкий самолет обстрелял «Рощу» из пулемета, четыре человека были убиты, около десятка ранены, в том числе Захаричев. Фельдшер не разрешила ему покидать медпункт.

Николай Дмитриевич хотел доложить сыну о прибытии по форме. Сергей сидел один в автобусе.

— Па, ты чего?

— Командир же!

— Когда мы вдвоем, я не командир тебе. Тут мы меняемся ролями.

— Сереж, какое богатство, а? Сколько добра на полях?!

— Па, я вызвал сюда шоферов, пусть каждый подберет годную автомашину, приспосабливайте буксиры, берите запасные части. К вечеру чтобы вашего духу тут не было. Завтра эта техника будет принадлежать другим ведомствам. Непорядок?

— Форменное безобразие.

Так ведомство Захаричева пополнилось двадцатью двумя трофейными автомашинами с большим количеством запасных частей к ним. Во всех подразделениях полка выявлялись красноармейцы, знакомые с автомобилем или хотя бы с трактором. Николай Дмитриевич превратился в главного экзаменатора по допуску практикантов к вождению. Он же производил закрепление автомашин за подготовленными водителями.

Начальник оперативного отделения прибыл в штаб с исправленными и переделанными рабочими картами, окончательным вариантом замысла на организацию службы войскового заграждения, о чем доложил начальнику штаба.

— Введи в курс, — попросил Николай Михайлович, — у меня в глазах рябит от бумаг, идущих через мой стол едва ли не круглые сутки.

— Разграничительные линии между полками — реки Каменка, Бузулук, Соленая, Днепр. Первый рубеж в восьми — десяти километрах от переднего края привязан к хорошо обозначенным ориентирам, второй — это нынешний первый, а третий тот, который является сейчас вторым. Причем наряды теперешних первого и второго рубежей остаются на прежних местах, а третий из-за Днепра перемещается на первый.

— Командиры полков могут завозражать.

— С чего бы?

— Подразделения третьего рубежа — их резерв и охрана. Там уже налажены контакты.

— На мой взгляд, — Сергей посмотрел на карту, — командирам частей следует находиться между первым и вторым рубежами. Тут основная работа по охране тыла.

— Если поставить вопрос на голосование, не пройдет.

— Значит, ставить не следует.

— Подготовьте приказ, в соответствии с которым начальник войск будет определять место нахождения полковых командных пунктов.

— Будучи командиром взвода, в Белоруссии я исполнял обязанности начальника контрольно-пропускного пункта в период массового отступления наших войск. Трудно, опасно, но самое главное, что плохо, нет поблизости командира, к которому можно обратиться. Знаете зачем? — спросил Бодров.

— Интересно!

— За приказом, который бы определил задачу на данный момент. А так, в неразберихе, под бомбежками, в отсутствие оперативной информации приходилось самому принимать решения. Причем рядом находились задержанные, которых надо куда-то направить, перепуганные беженцы. Поблизости должен находиться начальник, а если он где-то далеко, в нем нет необходимости. На передней линии службы должна чувствоваться твердая командирская рука!

Как полагал полковник Волынов, командиры частей остались недовольными приказом начальника войск о приближении их командных пунктов к первому рубежу войскового заграждения. Свою точку зрения отстаивал начальник оперативного отделения. Когда на очередном совещании возник вопрос о месте командира полка в боевом порядке, начальник штаба спросил, кто из присутствующих выполнял в какой-либо роли задачи на первом рубеже службы. Таковых не оказалось.

— Возражения, таким образом, — подвел итог генерал, — отпадают сами собой. Впредь штаб определяет ваше место между первым и вторым рубежами.

Однако любое правило, каким бы оно хорошим ни было, не способно регулировать порядок вещей на все случаи жизни.

В соответствии с приказом перестроение в боевом порядке частей по охране тыла было произведено. Но вскоре отдельные его положения пришлось пересмотреть.

В ходе Никопольско-Криворожской наступательной операции линия фронта восточнее Апостолово уходила, круто изгибаясь, на запад, положение переднего края восточнее Кривого Рога оставалось неизменным. Соответственно линия КПП первого рубежа повторяла эту конфигурацию. Из фактического полуокружения противник предпринял контрнаступление на узком участке, намереваясь по кратчайшему, в три десятка километров, расстоянию соединиться со своими войсками.

До полка мотопехоты при поддержке танков прорвалось через боевые порядки оборонявшихся войск и двинулось по лесу в сторону Кривого Рога. Между деревьями глубокий снег, танки на буксире волокут автомашины, белое покрывало надвигается на капот, кабину, снег набивается в кузов. Впопыхах танковый трос зацепили за один крюк, снег развернул машину и перевернул вместе с солдатами.

Первое подразделение немцев вышло из леса, когда впереди у развилки дорог уже находился взводный КПП.

Бойцы заняли отрытые в снегу окопы, поспешно открыли огонь из винтовок и двух ручных пулеметов, сбили немцев с автомашин. Начальник наряда немедленно сообщил о происшествии командиру полка, командный пункт которого был в двух-трех километрах на окраине села. Тот по тревоге поднял резервную роту автоматчиков и направил на помощь взводу. Пограничники с ходу заняли неподготовленную оборону по обе стороны КПП. Командир полка со штабом и тыловыми службами тоже начал готовиться к отражению нападения.

Не дожидаясь подхода основных сил, командир немецкой роты вновь предпринял атаку в пешем порядке, построив редкую цепь. К этому времени оборонявшиеся уже были готовы встретить противника. Автоматчики дали возможность немцам подойти на сотню метров, затем открыли массированный огонь. Потеряв свыше двух десятков убитыми, наступающие уползли к опушке леса.

Бодров уточнял положение полков по охране тыла в связи с застопорившимся продвижением фронта, когда раздался резкий звонок прямого телефона с начальником штаба.

— Объявите тревогу полку, — будничным голосом сказал Николай Михайлович, — и срочно ко мне.

Как всегда, боевая задача в устах Волынова звучала предельно просто.

— Противник силами до полка мотопехоты с танками прорвал оборону наших войск, сосредоточился в лесу, — показал он на карте, — с намерением двинуться в направлении Кривого Рога. Начальник войск приказал во взаимодействии с резервной ротой линейного полка, находящейся в поселке Волниха, атаковать и уничтожить противника. В направлении роты немцы дважды предпринимали попытку продвинуться вперед, но с потерями отходили.

В соответствии со штабной оперативной картой Сергей отметил на своей рабочей положение переднего края обороны частей 8-й гвардейской армии, связался с командиром взаимодействующего линейного полка о совместных действиях, выслал в его распоряжение собственную артиллерию на случай наступления танков противника в направлении Волнихи.

— Замысел вам докладывать? — обратился Бодров к начальнику штаба.

— Не надо. Он у вас со Шведовым может меняться ежечасно. Сообщайте лишь результаты.

— Руководил прорвавшейся группой немцев штурмбанфюрер войск СС Корркопф. Службу он проходил в караульном отряде, где основными достоинствами считались громкость голоса и безжалостность к людям в концентрационных лагерях. Своим служебным рвением он снискал уважение начальства, жил в отдельной квартире с обслугой и думать не думал о фронтовых неурядицах, тем более о прорывах и окружениях. Вмешался в безоблачную жизнь этот прощелыга Шульц. Понравилась ему одна из девочек эсэсовца, пожелал завладеть ею силой. Пришлось застрелить обидчика. И хотя сам факт убийства никто не видел, тем не менее взаимная их неприязнь была известна сослуживцам, поэтому никто не сомневался, что в гибели Шульца виновен Корркопф. До суда дело не дошло, но начальство решило все же отправить Корркопфа на фронт, чтобы не заниматься доказательствами его вины. Так штурмбанфюрер нежданно-негаданно из теплой постели попал на жесткое земляное ложе с еловыми ветками под боком вместо пуховой перины. Провожая его на фронт, старый товарищ по партии сказал, что все хорошее имеет свойство быстро исчезать, а любовные грезы тем более. Теперь эсэсовец с грустью вспоминал слова друга, свое недавнее прошлое. Не успел он приглядеться к фронтовым порядкам, как началось русское наступление. И вот теперь, как старший по воинскому званию, оказался во главе остатков мотопехотного полка, танковой роты, каких-то тыловых подразделений, не зная, что со всем этим делать. Не имел он представления, как организовать оборону и наступление. С глубокомысленным выражением лица выслушивал Корркопф предложения командиров подразделений и полка, до крайности удрученных понесенными во время прорыва потерями.

Командир мотопехотного полка предлагал возвратиться, пока еще пробитая в русской обороне брешь окончательно не закрылась, другие офицеры, напротив, предлагали идти как можно быстрее вперед на соединение со своими согласно приказу, зная, что снежный покров на открытых участках местности меньше, поэтому тридцать километров вперед — это меньше, чем десять назад.

Штурмбанфюрер не мог решить, куда идти, а время неумолимо двигалось в одном направлении. Решил собрать воедино силы и средства. Пока подразделения сосредоточились, короткий зимний день закончился.

Еще до прорыва командиру мотопехотного полка было известно, что в тылу у русских нет резервов, потому после колебаний он согласился идти вперед с рассветом следующего дня. Начать наступление сейчас не было ни сил, ни желаний. Корркопф отдал распоряжение приготовиться к наступлению и отдыхать. Он раньше других забрался на танковую броню под брезент, где, может, не уютно, но по меньшей мере не холодно. Эсэсовец лежал, высунув голову, глядел на сомкнувшиеся над ним в темноте ветви, мысли его были далеко отсюда, там, в квартирке, где нежные любовницы нетерпеливо поджидали его возвращения… Мешал мыслям хрустящий снег под ногами часового.

Сверкнуло небо, эхом прокатился по лесу грохот мощного взрыва, со звоном о броню танка ударили осколки, слава богу, не задели, но орудийный наводчик, высунувшийся из люка башни, был убит наповал. Расхотелось спать. Корркопф посмотрел на светящийся циферблат часов: вечер только начался. Вскоре раздался новый взрыв под ногами патрульной группы, потом еще и еще, седьмая или восьмая мина попала в трансмиссию соседнего танка Т-111, и он, сначала как бы нехотя, вскоре вспыхнул ярким пламенем. Мины чаще взрывались в кронах деревьев, осыпая землю градом раскаленных осколков. Пришлось вместе с брезентом переместиться под танк и там коротать бессонную ночь.

Мотострелковый полк оперативного назначения с единственным танком и взводом ДШК прибыл в район леса еще засветло. Бодров связался с обороняющимися на окраине Волнихи автоматчиками. Командир полка сообщил, что с прибывшей артиллерией он способен продержаться не более полутора часов, если пехота противника начнет атаку на броне танков.

Вместе со Шведовым и Муховым Сергей в штабном автобусе, глядя в карту, разрабатывал замысел предстоящего боя.

— Надо занять оборону на окраине поселка и не допустить продвижения немцев в направлении Кривого Рога, — предложил Мохов. — Постепенно перестреляем наступающих. Нам спешить некуда.

— А если они повернут вспять? Наша задача — уничтожить, а не брать измором, — не согласился Шведов. — Поэтому нам придется вести наступление с огневым сопровождением лишь двух минометных батарей, взводов ДШК и зенитных пушек.

Соблюдая требования нового Полевого устава Красной Армии и приказ Сталина № 306 от 8 октября 1942 года, командование полка приняло решение оба батальона развернуть в линию, роты усиления поставить во втором эшелоне. При этом станковые пулеметы использовать для ведения огня с флангов и в интервалах между взводами.

— Как строили боевой порядок в штрафном батальоне? — спросил Мухов.

Батальоны строили свои подразделения, все три роты, одна за другой в затылок, густо эшелонируя их в глубину, покрывая поле боя сплошным боевым порядком. Это вело к плохому использованию имеющихся огневых средств, то есть вынужденному бездействию по меньшей мере двух третей автоматов и винтовок, а также ничем не оправданным потерям вторых и третьих эшелонов от огня артиллерии, минометов, авиации противника.

— Сегодня ночью построим боевые порядки, завтра утром начнем наступательный бой после получасовой огневой подготовки нашей артиллерией. А уже с вечера полковая минометная батарея начнет вести беспокоящий огонь — одна мина за три-пять минут, заодно и пристреляет как следует опушку леса, загоревшиеся или выявленные цели.

— Хватит боеприпасов?

— Начальник артиллерии обещал привезти мин и снарядов в достаточном количестве. Сейчас берите с собой полевые уставы, идите к командирам батальонов и рот, изучите с ними порядок ведения наступления на противника, поспешно перешедшего к обороне в лесу зимой. И еще, к утру начальник артиллерии обещал привезти бутылки с зажигательной смесью, несправедливо забытые с сорок первого года, противотанковые мины на случай контратаки немцев.

Едва закрылась дверь за офицерами, в штабной автобус вошел капитан Фессель.

— Ваше благородие! Вновь прибыл для оказания посильной помощи, — улыбаясь, представился он.

— Рад видеть умного человека.

— Вы мне льстите.

— Нисколько.

— В конечном итоге умный — значит, способный предвидеть то, что недоступно пониманию других. Глупый, что и видит, не способен в полной мере осмыслить. Садитесь, почаевничаем.

Ординарец принес ужин.

— Выпить желаете? — предложил Сергей на правах хозяина.

— Не откажусь от ваших фронтовых ста граммов.

— Господин капитан, — обратился Бодров к гостю после скромной трапезы, — до войны вы были преподавателем гуманитарных наук.

— Да, я был магистром.

— Господин магистр, когда и как закончится эта война? Скоро уже три года этому кровопролитию. Сколько можно?

— А ваш СМЕРШ меня потом не прихватит?

— Разговор лишь между нами.

— Существуют законы и обычаи войны. Они объективны, не зависят от желания людей.

— Когда по законам войны придет день победы и чьим он будет?

— Ее результаты зависят от ряда обстоятельств. В первую очередь, от политических целей, от того, справедливая или несправедливая война, от отношения к ней граждан воюющих сторон. Знаете, у нас не будет партизан, если вы окажетесь в роли оккупантов. У нас солдаты не кричат «Ура!», «За Родину!», идя в атаку. Результаты войны зависят, кроме того, от соотношения экономических возможностей, научных потенциалов противников. Как видите, Германия здесь во всем проигрывает, потому никакие силы не способны повернуть колесо войны в ее пользу. Есть одно спорное положение, а именно: побеждает сторона, представляющая более прогрессивный социальный и экономический строй. Может быть, на этом лучше закончить мысль?

— Нет-нет. Продолжайте. Весьма интересно.

— Какой строй более прогрессивный — в гитлеровской Германии или в сталинской России? Я не берусь судить о достоинствах. Но с точки зрения экономической люди в Германии живут лучше.

— Мы тоже неплохо. Россию подкосила Гражданская война.

— Спорить не буду. Окажетесь на нашей территории, посмотрите, сравните. Возможно, во взаимоотношениях людей у нас нет такой душевности между солдатами и офицерами, начальниками и подчиненными.

— А что скажете о сроках?

— Война идет долго на территории России. Как только она окажется на скромных просторах Германии, день вашей победы, а нашей катастрофы, начнет стремительно приближаться. Год с небольшим война еще продлится.

— О чем вы сегодня намерены говорить с теми, кто в лесу?

— О том, о чем мы только что беседовали.

— Надолго вы к нам?

— Ваше благородие! Если не откажетесь, останусь до Берлина! А еще своим соотечественникам я скажу, что на их ликвидацию прибыл полк особого назначения во главе с офицерами, не знавшими пока поражений.

— Это вы уж слишком!

— Зато по достоинству.

— Надо бы начать передачу сразу после огневой подготовки.

— Нет. Это будет подло с моей стороны. Под шумок ваши подразделения начнут сближение. Как я потом погляжу пленным в глаза? Ровным счетом ничего не изменится, если я проведу передачу до этого. Я полагаю, устойчивость обороны должна снизиться, число желающих сдаться не от страха, а осознанно увеличится. Я бы даже предупредил о начале артиллерийской подготовки атаки. Психологически это оправданно. Страх опасности увеличивает значение самой опасности.

— Будь по-вашему. Огневая подготовка начнется в шесть тридцать, с пяти ноль-ноль можете включать свою установку.

В строго назначенное время голос Фесселя, усиленный в сотню раз, летел над лесом, заглушая все другие звуки, в том числе работу танковых двигателей.

Стоило заговорить Фесселю, все спавшие и дремавшие пробудились. Бодров сидел уже за столом, когда вошел дежурный офицер и доложил:

— Нашими нарядами патрулей остановлено какое-то подразделение. Командир батальона, как он представился, не желает со мною разговаривать.

— Пусть войдет.

Вошел худощавый среднего роста капитан, устало опустился на табуретку и тут же закрыл глаза.

— Товарищ капитан, представьтесь.

— А вы кто будете?

— Командир отдельного мотострелкового полка оперативного назначения войск НКВД.

Капитан вскочил, будто подброшенный пружиной. Его сонливость как рукой сняло.

— Командир штрафного батальона капитан Генералов Сергей, — представился он, — следую с батальоном в соседний лесной массив с последующим выдвижением к переднему краю.

— Немцы в лесу, а мне приказано уничтожить их. Выходит, у нас одна задача. Помогай, капитан, смотришь, и одолеем врага.

— У меня лишь винтовки без патронов.

— Дело поправимое.

Через дежурного Бодров вызвал начальника пункта боепитания, приказал выдать батальону по десять патронов на человека. Подсчитали.

— У нас может не хватить потом.

— Передайте командирам подразделений, чтобы экономили боеприпасы. Надо же подсобить людям, они помогают нам выполнять задачу.

— Фамилия у вас громкая. Не пугаются люди?

— Случается, но редко!

Едва были розданы патроны бойцам штрафного батальона, из леса в направлении командного пункта показалось шесть танков. В предрассветной мгле они едва просматривались на фоне деревьев. Саперы заспешили с противотанковыми минами, зенитные пушки изготовились к бою. Рядом со штабным автобусом встала единственная «тридцатьчетверка» — бронетехника полка.

— Дайте команду Плешакову танки пропустить, пехоту уничтожить! — крикнул Сергей Шведову, подошедшему к командному пункту.

— Эх, — воскликнул ординарец капитана, стоявшего рядом с командиром, — были бы бутылки с зажигательной смесью, мы бы эти танки сожгли в два счета!

— Вон десять ящиков стоят, — указал Бодров, — только что привезли. А «мы» — это кто?

— Из одного полка офицеры. Подвыпили на Новый год, девку какую-то прижимали, сделать ничего не сделали, а за попытку изнасиловать все семеро попали под трибунал. Политотдел перестарался, авторитет у местного населения хотел заработать.

— Давайте их сюда.

Семь человек тут же понасовали бутылки за пазуху, взяли в руки и двинулись навстречу бронированным машинам, медленно идущим с потушенными фарами.

— Может быть, Фесселю замолчать? — спросил Анатолий.

— Танки сразу откроют огонь. Они под шумок пытаются сблизиться с его установкой, похоже, получили задачу захватить разговорившегося соотечественника.

— Какова моя роль? — спросил Генералов.

— Штрафникам атаковать противника на левом фланге нашего второго батальона. С приказом Сталина знакомы?

— Слышал, но…

— Времени на знакомство нет. Фронт наступления батальону в линию до четырехсот метров, интервалы в цепи шесть-восемь шагов. Мы вас направляем на такой участок с задачей огнем и штыком уничтожить или захватить в плен немцев, находящихся в вашей полосе наступления. Идти вперед до получения команды на последующие действия.

Когда командир штрафного батальона приступил к выдвижению на левый фланг, Шведов спросил, знает ли командир полка, где наиболее трудный участок наступления.

— Нет конечно. Данных о противнике у нас мало, значит, везде трудно, а командиру батальона да и нам тоже надо будет потом обосновать это направление таковым. А ты возглавь левый фланг. Бери танк, его рация настроена на общую волну, сообщай о результатах наступления. Предупреди Плешакова о появлении у него на фланге штрафников.

В этот момент послышался сильный взрыв.

— Саперы подорвали танк, — потирая руки, удовлетворенно сказал Мухов.

Бодров вышел на свежий воздух. На небе ни облачка, легкий морозец чувствовался лишь после тепла автобуса, затем как бы растаял в жарком пламени почти одновременно вспыхнувших трех танков, два оставшихся неповрежденными попятились назад, затем, развернувшись, по собственной колее быстро скрылись в лесу.

— Здорово! — прокомментировал Мухов.

— Дайте команду крупнокалиберным пулеметам и зенитным орудиям открыть огонь по опушке леса, артиллеристам и минометчикам с окраины Волнихи по центру с закрытых позиций. Как только батальоны пойдут в наступление, пулеметы пусть ведут огонь по вершинам деревьев.

Тут же лес наполнился грохотом разрывов мин, артиллерийских снарядов.

Подошел Фессель, опустил виновато глаза.

Под шум громкоговорителей танки могли подойти незамеченными?

— Впереди батальоны приготовились к наступлению, — успокоил его Бодров. — Зачем, по-вашему, танки без пехоты двинулись в нашем направлении?

— Похоже, моя передача кому-то там, в лесу, очень не понравилась.

— Но пускать танки без пехоты неизвестно куда по меньшей мере глупо.

— Командиры бывают разные, соответственно и результаты их действий неодинаковы.

Пришло время начала наступления. Батальоны одновременно поднялись, с винтовками и автоматами наперевес двинулись вперед. Сергей с Фесселем наблюдали четко видимые на снегу человеческие фигурки, которые, как казалось издали, медленно продвигаются к опушке леса. Слышались лишь отдельные выстрелы, гулко били короткими очередями ДШК. Их трассирующие пули будто насквозь прошивали верхушки деревьев, рикошетировали, взвивались ввысь и исчезали в небесной лазури. Обозначилось какое-то движение на просеке, и трассы тут же понеслись в этом направлении.

Почти без выстрелов цепи подошли к опушке и скрылись за деревьями. Прекратила стрельбу артиллерийская батарея, минометы, ДШК. Из леса по-прежнему доносились редкие винтовочные выстрелы, очереди пулеметов и автоматов. Потом с левого фланга, со стороны штрафного батальона, послышалась частая стрельба, резко прозвучали несколько орудийных выстрелов из Т-34, ударили меньшим калибром танковые пушки немцев, но более приглушенно. Загремело по лесу дружное «ура» штрафников, возглас подхватили другие батальоны, но все звуки потонули в сплошном грохоте выстрелов.

Бодров запросил Лютова доложить обстановку.

— Сопротивления не встречаю, — ответил Иван Степанович.

Шведов ответил только с третьего вызова односложно:

— Нормально!

Заметив тревогу в глазах майора из-за неясности обстановки, Фессель посоветовал представить себя на месте руководителей наступающих подразделений, чтобы картина прояснилась. Если молчат, значит, дела идут неплохо.

Одна за другой пошли минуты напряженного ожидания.

Наконец в эфире прорезался голос Лютова:

— Вышли на северную опушку леса. Впереди противника нет.

— Развернуть цепь и вести наступление в западном направлении, — приказал Бодров, — до встречи с Плешаковым.

И снова лишь потрескивание в наушниках да стрельба в лесу, то вспыхивающая с новой силой, то затухающая. Неожиданно без позывных Шведов доложил, что восемь танков противника на большой скорости проследовали мимо штрафного батальона и ушли в западном направлении. Два из них штрафники подожгли бутылками, но они в дыму и пламени не остановились.

Бодров тут же передал эти сведения в штаб войск НКВД.

Появился со своим позывным командир второго батальона.

— Встретил упорное сопротивление, отбиваю контратаку.

Бодров приказал первой роте выдвинуться в полосу его наступления и с ходу атаковать противника.

Доложил Шведов, что немцы контратакуют штрафников. Командир полка выслал на помощь им вторую роту усиления. Вскоре оттуда послышались выстрелы танкового орудия, приглушенные расстоянием возгласы «ура». С этого момента интенсивность боя начала спадать, и через какое-то время наступила тишина. Почти сразу командиры батальонов доложили о выполнении задачи, за штрафников отчитался Шведов.

Успех в бою не достается без потерь. Только убитыми оказалось тридцать два человека, столько же в штрафном батальоне. И хотя противник понес значительно большие потери, это мало успокаивало. Командиры от полка до отделений оказались не на высоте положения. Причем противник не был готов к оборонительному бою.

— Победа над слабым противником — это не успех, — высказался Бодров, едва офицеры собрались возле штабного автобуса. — Кроме специальной, в систему боевой подготовки следует включать общевойсковую тактику и, в первую очередь, отработку вопросов на стадии сближения с противником.

— Задачу-то мы выполнили, — сказал Плешаков, вытирая рукавом шинели пот со лба.

— Потери не напрасные, — поддержал Лютов. — Наступление все-таки, причем в лесу.

— Для штрафного батальона, — возразил Генералов, — потери в пять процентов можно считать мизерными. Обычно они превышают пятьдесят. Теперь предстоит еще доказывать, что мы вели наступление на «более трудном участке».

— Один мой знакомый говорил, — нарушил молчание Шведов, — что у хорошего командира потерь не бывает. И если у кого-то они окажутся незначительными, значит, не такой уж он плохой.

— Утешил! Пойди посмотри на убитых возле автомашин. Они ведь верили нам, а мы не уберегли, — покачал головой Бодров. — Неизвестно, как воспримет начальство результаты наступления.

Начальство в лице заместителя начальника штаба Картавцева прибыло незамедлительно. Бодров доложил подполковнику о результатах наступления, понесенных потерях, захваченных пленных и немалых трофеях.

— Обстановка боевая. Наступление. Никто вам потери в вину не поставит. Их сравнительно немного, — сделал он свое заключение. — Другое дело — самовольное подключение штрафного батальона к наступлению. Это функция штаба армии, подразделение включено в их план наступательных операций. А вы его, возможно, сорвали, тамошнее начальство доложит командующему фронтом, и дырку заткнут вашим полком. Мы даже пикнуть не посмеем, чтобы противиться. Такое может сделать лишь Главное управление войск НКВД по охране тыла. А до него далеко, как до бога. СМЕРШ обязательно подключится.

— Батальону предстояло разместиться в лесу, а там оказались немцы, — развел руками Бодров. — Мы и выбили противника. Так, вероятно, следует трактовать события.

— Армейский штаб с командованием батальона оформляют документы на освобождение штрафников, отличившихся в бою, от наказания. Раненых много? — обратился подполковник к Генералову.

— Сорок восемь.

— Вот они освобождаются без всяких хлопот. Мы ввели в бой штрафной батальон, нам писать представления, а кто по ним будет принимать решения, вопрос другой. Главная задача нами, в том числе штрафниками, выполнена, а победителей, как известно, не судят.

— Все так, но что сейчас делать с батальоном? В назначенное ему время он не прибыл в нужное место из-за нашего вмешательства.

— Свяжусь с оперативным управлением штаба армии, объясню ситуацию, там видно будет. Лесной массив свободен, батальон может следовать туда. Причину задержки командир объяснит. Выясним, кто будет подписывать и утверждать представления, к тому и обратимся, — ответил Бодров. — Всех погибших похоронить в братской могиле, — отдал он распоряжение Шалевичу. — Люди делали одно дело, вместе им лежать.

— Где?

— В «Роще». Там они будут с нами.

— Ваше благородие, разрешите остаться здесь до захоронения погибших немцев, — обратился Фессель. — Хочу поговорить с пленными. Возможно, выявятся какие-то намерения командования группы армий «Юг».

— Хорошо, я скажу конвою. Всякое может случиться.

Через пару часов Бодров докладывал начальнику штаба о выполнении поставленной задачи, ее результатах.

— Похвально, похвально. Вот только со штрафниками как-то нехорошо получилось. Не подчиненных по службе включать в выполнение боевой задачи — дело рискованное. Если бы кто-то ваш батальон взял да и послал на выполнение собственной задачи, что бы вы сказали?

— Нехорошо так делать.

— Во-во, «нехорошо». Доложу генералу, мало ли что.

Начальник войск не стал выслушивать Николая Михайловича, а сказал, чтобы он передал трубку командиру полка. Сергей доложил о результатах наступательного боя, роли, которую сыграл штрафной батальон.

— Правильно сделали, что подключили штрафников к выполнению задачи. А как иначе, — рассуждал генерал сам с собою, — ваш полк вел бы наступление, а штрафной батальон в полном составе смотрел бы на это? Ерунда какая-то. Вы в этой обстановке были старшим оперативным начальником, вам и надлежало принимать решения. Было бы непростительной ошибкой, если бы поступили по-иному. У вас есть вопросы?

— Как быть с представлениями об освобождении от наказания отличившихся в бою штрафников? Некоторые из них совершили настоящие подвиги, жгли танки, сходились с немцами в рукопашной.

— Пусть вас это не беспокоит. Я лично доложу командующему 8-й гвардейской армией генерал-полковнику Чуйкову о ликвидации прорвавшихся немцев и роли в этом штрафников. С ним оговорю порядок представления об освобождении. Вам спасибо за службу. Но одно надо учесть. Нельзя командиров полков в боевом порядке привязывать к единому месту. Еще немного, и немцы могли бы захватить Волниху и штаб командира линейного полка. Подготовьте приказ, где укажите, что командир части определяет место нахождения своего штаба там, откуда ему удобно управлять подчиненными, но в пределах между первым и вторым рубежами войскового заграждения.

Вопрос со штрафниками тем не менее не был закрыт. К вечеру прибыли из армейской контрразведки СМЕРШ два оперативника: капитан Довженко и старший лейтенант Каден.

Сергей в своей только что восстановленной землянке знакомился с донесением командиров частей об организации службы на новом месте. Зазвонил телефон, и дежурный по штабу сообщил, что начальника оперативного отделения желают видеть два сотрудника армейской контрразведки СМЕРШ.

Довженко не знал, к кому именно они идут. После дневного света не сразу рассмотрел в землянке офицера за столом.

— Сергей Николаевич! — воскликнул он радостно. — Вот уж кого не ожидал и очень хотел увидеть. Подарок судьбы! Рад за вас. С удовольствием послушаю боевого друга и товарища. А это Каден, мой помощник.

— Василий Иванович! Я тоже рад встрече. А старший лейтенант — мой земляк.

— Ну везде преуспел! Как сын, семья, Зина?

Сергей рассказал о последних сообщениях из Батурино, Михайловки, об отце, который теперь в его полку.

— Я горжусь вами! Иметь сына — это же чудо! Представляю чувства бабушки, тетки, твои. А дед как радовался! А вот положение Зины огорчает. Видел, Сергей Николаевич, какими глазами она на вас смотрела! Многое я в жизни познал, но такого взгляда не припомню. В нем все: радость, печаль, мука, безысходность. По-доброму завидую вам.

— Спасибо за хорошие слова. Но прибыли вы для разбора дела?

— Товарищ майор, дорогой! Без разбирательства заранее знаю, что не можете вы сделать ничего такого, чтобы контрразведка могла этим заинтересоваться. Со штрафным батальоном дело ясное: использовали вы его в соответствии с обстановкой. Так и доложим начальству.

— Сергей Николаевич, — включился в разговор Каден, — еду в Сталинград. Молчит управление НКГБ, нет ответа на нашу просьбу по группе Хорька. Придется мне там поработать.

— Домой не заедешь?

— На сей раз нет. Приеду, расскажу о результатах.

— Майор и тут в курсе? — обратился Довженко к старшему лейтенанту.

— Мы с ним начинали дело, его брат Вадим помог.

— Сергей Николаевич, у вас есть чем отметить нашу встречу и ваши успехи по службе?

— Коньяк французский! Командир полка все-таки, у которого заместитель по тылу пробивной малый.