Группы отряда Доминго усиливали удары по тылам мятежников. Все успешнее выполнялись операции: под откос летели поезда, подрывались на минах автомашины, взлетали мосты и рушились тоннели.
В феврале под Кордовой группы с участием Рудольфо, Хуана Гранде и Хуана Пекеньо произвели крушение поезда, шедшего из Севильи, уничтожив несколько сотен итало-фашистских летчиков и командиров.
Доминго, Рудольфо и я поехали с докладом к командующему Южным фронтом полковнику Пересу Саласу.
На этот раз он встретил весьма приветливо не только меня, но и Рудольфо с Доминго. Доклад слушал внимательно, изредка поправляя большие очки.
Задал несколько вопросов по технике минирования.
– Представьте завтра к исходу дня доклад и свои планы по развертыванию действий вашего отряда в тылу мятежников, – сказал он капитану. На этом прием был закончен.
Много времени потратили Доминго и Рудольфо на составление доклада и предложений.
За сутки произошло много событий. Главное – удалось добыть фашистские газеты с некрологами и траурными сообщениями о погибших при крушении («павших смертью храбрых») командиров и офицеров фашистской авиации.
Снова поехали к командующему.
Перес Салас принял нас еще гостеприимнее.
– Очень хорошо! – восторгался полковник, просматривая газеты с сообщениями о гибели фашистских вояк.
– Давайте доклад и предложения! – обратился он к Доминго. Тот передал полковнику бумаги.
Командующий ознакомился, усмехнулся.
– Это уже выходит за пределы моих возможностей. Поезжайте к генералу Рохо, я попрошу его вас принять.
Написав от руки препроводительную, полковник тепло попрощался.
Через два дня Доминго возвратился из Мадрида.
– Все решено быстро и положительно, – начал он рассказывать.
– Наши предложения одобрены. Довольно попрошайничать! Меня назначили командиром батальона «Эспесиаль»! Смотрите! Вот штамп, вот печать, а вот приказ генерального штаба, – показывал капитан.
В большом зале, превращенном в лекционный, собрали диверсантов. Рассказ Доминго о поездке в Мадрид все выслушали с большим вниманием.
– Создание батальона «Эспесиаль», – говорил Доминго, – это признание важности и возможности бить врага в его тылу, это признание наших успехов, это резкое улучшение и материального обеспечения наших людей, но это только начало.
Личному составу батальона было назначено повышенное содержание, при рейдах в тылы врага сытный сухой паек, а обмундирование было разрешено выдавать по мере износа.
Так удачное крушение поезда с итало-фашистскими летчиками и командирами коренным образом изменило в лучшую сторону материальное и правовое положение наших энтузиастов партизанской борьбы с врагом в его тылу с широким применением мин.
Уничтожение итало-фашистских летчиков в эшелоне под Кордовой стало широко известно.
На базу в Вилья Нуэва де Кордова, где находились участники диверсии, было настоящее нашествие корреспондентов многих испанских и зарубежных газет. Мы поражались, как они находили местопребывание партизан-диверсантов. Оказывается, через штаб Южного фронта.
Но Рудольфо и Доминго старались не попадаться на глаза журналистам из-за соблюдения конспирации. Капитан провел по этому вопросу большую работу с участниками операции и внушил, чтобы все держали язык за зубами.
Журналистов гостеприимно принимали, с ними беседовали, но на вопросы, кто и как осуществил диверсию, вежливо отвечали:
– Война еще не кончилась, а потому еще рано рассказывать о наших средствах и способах, о наших людях, чтобы не узнали мятежники того, чего они еще не знают.
В отличие от испанских и иностранных корреспондентов, советские журналисты не спешили.
К вечеру на второй день после выхода группы из вражеского тыла приехал к нам Михаил Кольцов.
Был он очень похож на испанца по одежде и поведению, и говорил он по-испански как истый кастельяно.
Весть о прибытии Михаила Кольцова на базу всполошила весь ее состав. М.Е. Кольцова хорошо в то время знали не только мы, советские люди. Его выступления в печати помогали республиканцам в их борьбе против мятежников и фашистских интервентов. Все хотели увидеть этого боевого «новинара», как его назвал Хуан Гранде.
– Познакомьте меня, пожалуйста, с участниками крушения поезда под Кордовой, – обратился ко мне Михаил Кольцов, узнав, что на базе нет Рудольфо.
Я выполнила его просьбу, и началась дружеская беседа, но все помнили приказ Доминго держать язык за зубами. Свободно говорили о погоде, о том, как промокли и устали, но никто не сказал, где обогревались и отдыхали. Объяснили, что поставили большую мину, чтобы уничтожить всех фашистов в поезде.
– Этого крушения фашистам еще мало! – гордо заявлял Доминго. – Мы ведь видели результаты их варварских налетов на Мадрид, Андухар, Пособланко и другие города!..
Михаила Кольцова очень интересовали боевые акции интербригадовцев в тылу врага.
– Все иностранные товарищи знают испанский? – спросил Кольцов у Доминго.
– Нет! – махнул рукой капитан. Два югослава, итальянцы и французы понимают, могут объясниться, а другие, когда поступили в отряд, знали несколько десятков слов и только, а теперь уже все могут объясниться.
– А как же местное население? Может сразу заметить, что иностранцы?
– Наши группы берут в тыл все необходимое и к местному населению не обращаются. Для работы среди населения и связей с ним у нас привлекаются только испанцы, – ответил Доминго.
– Ну а если ночью кто отстанет? – спросил Кольцов.
– Пока никто не отставал. Есть компас. Выйдет!
– Почему вы пошли в партизаны? – обратился Кольцов к Хуану Гранде.
– Потому что приехал в Испанию воевать против фашистов, – ответил тот.
– Но воевать можно и на фронте, там фашистов тоже много, там для иностранцев проще, можно и не знать языка! – допытывался Михаил Ефимович.
– Нет! В тылу фашистов бить легче и, главное, ты его бьешь там, где он не ждет, и тогда, когда сам в стороне. Вначале я сам этого не понимал, а когда увидел, то сообразил, что мятежники в поездах и машинах, как змеи в клетках. Бей их, пока не выползли, – доказывал Хуан.
Кольцов бегло записывал, но больше на эту тему вопросов не задавал. Я не слыхала, о чем он разговаривал с Рубио, но заметила, что он остался доволен этой беседой.
– После уничтожения поезда с летным составом не могут ли мятежники по горячим следам найти и уничтожить вас на вашей базе? – спросил Кольцов у Доминго.
– На базу в тыл врага мы уже не вернемся, а до баз в нашем тылу у фалангистов руки коротки. Кроме того, повышаем бдительность, опираясь на народ. С его помощью мы уже выловили нескольких вражеских лазутчиков. Подлые, трусливые твари! – ответил Доминго.
– Это верно! Но у вас с охраной не все благополучно. У меня, например, никаких документов не спросили.
– Не надо! – спокойно ответил Доминго. Вас знают, а посторонний к нам не забредет. Наши караульные уже не одного подозрительного задержали и передали в комендатуру, да и размещаемся мы в домах священнослужителей, а они, эти дома, как маленькие крепости.
Несмотря на все уговоры, Михаил Кольцов не остался ночевать. Спешил.
На следующий день приехал на базу Илья Эренбург с секретаршей и портативной пишущей машинкой. Гость не спешил и согласился у нас переночевать.
Доминго начал показывать Илье Григорьевичу свое хозяйство и первым делом повел его к конным диверсантам.
– А это что за наездник? – удивленно спросил писатель, увидев восьмилетнего Антонио, сидевшего на породистом рысаке своего отца.
– Это мой сын! – с гордостью ответил Доминго.
В честь гостя был устроен ужин, на котором присутствовали почти все находившиеся на базе.
Ужин превратился в дружескую встречу.
Илья Эренбург показывал присутствующим фотографии и некрологи, помещенные в фашистских и профашистских газетах.
– Скорбят по уничтоженным, жалуются на партизан, – заметил писатель.
– Когда враг плачет и жалуется, мы – веселимся, – ответил Доминго.
– Пишут враги, пишут и друзья, – сказал Илья Эренбург. – Друзья наши понимают, что чем больше партизаны будут уничтожать мятежников в их тылу, тем меньше вражеских вояк будет на фронте, тем скорее будет победа.
Наконец усталый, но довольный, писатель ушел отдыхать.
Утром он простился с партизанами и уехал, сказав:
– Напишу, но с полным соблюдением конспирации.
– Очень хорошо, – ответил капитан.
– Только, чтобы нам это боком не вышло, – попросил Рудольфо.
Илья Эренбург действительно написал о крушении поезда, выполнив данное нам обещание.
– Да! Большая конспирация! Но теперь мы признаны и могли бы не сваливать вины на местных партизан, – сказал Доминго, когда я ему перевела очерк Ильи Эренбурга, опубликованный в «Известиях» 23 марта 1937 г.