Недалеко от Андухара, на высокой горе, в тылу республиканцев находился монастырь «Ла Вирхен де ла Кабеса» («Головы Богородицы»). При отступлении фашистов в конце 1936 г. в нем засели мятежники – полицейские с семьями, проводившие дерзкие вылазки. Несколько попыток ликвидировать это осиное гнездо не увенчались успехом. Толстые стены, прочные своды и труднодоступные подходы обеспечивали гарнизону надежную защиту, вследствие чего и артиллерийский обстрел, и бомбежка с воздуха, и попытки взять монастырь штурмом не приносили желаемого результата. Боеприпасы, оружие и продовольствие им сбрасывали фашистские самолеты. Иногда этот груз попадал в расположение республиканских войск.

Во время подготовки к новому штурму монастыря мне пришлось ездить вместе с Рудольфо, а позже и с Кольманом на командный пункт батальона, осаждавшего монастырь-крепость.

В первый раз, когда мы ехали вместе с Рудольфо, Доминго и Састре, нас остановил регулировщик, предупредив, что дальше продолжать путь на машине опасно, так как местность простреливается врагом, и лучше пройти около километра пешком немного ниже дороги.

– Но по ней же ездят! – сказал Рудольфо, показывая на следы недавно прошедших автомашин.

– Кто ездит, а кто оставляет машину и идет пешком. Дня три назад один «фиат» фашисты подбили, и только в темноте удалось его вытащить. Будь в монастыре прожекторы, они и ночью не давали бы проезда, – начал рассказывать словоохотливый регулировщик.

– Поедем на машине! – предложил Доминго.

– Поедем! – согласились Рудольфо и Састре.

– Ну, Пепе, теперь вся надежда на тебя. Разгоняй машину и стрелой через опасный участок, – сказал Доминго.

– Хорошо! – спокойно ответил Пепе.

Быстро набирая скорость, он на своем «форде» въехал на опасный участок дороги. Мятежники молчали. Нас отделяли от стен монастыря около полутора километров открытого пространства. Когда проехали уже больше половины, я с ужасом увидела бурунчики пыли впереди на обочине. Заметил их и Пепе, но продолжал гнать машину, прижимаясь к противоположной обочине.

Когда остался позади опасный участок, Пепе остановился, вытер пот со лба и устало сказал:

– Пронесло!

Комбат, подтянутый пожилой капитан, уже знал о цели приезда Доминго и Рудольфо и встретил нас очень радушно.

– Надоело мне это осиное гнездо! Ничего со своим батальоном сделать не могу. Стоит зараза на горе, и близко не подойдешь, а ночью еще устраивают вылазки, за овцами охотятся, – жаловался комбат.

– За чем? – переспросил Рудольфо.

– Да за овцами, у них с продуктами туго.

– Так, так, – ответил Рудольфо, что-то соображая.

– А поближе подойти и посмотреть это логово? – спросил он.

– Можно, но и передовой наблюдательный пункт удален почти на целый километр.

До него мы добирались минут двадцать, где по траншее, где пригибаясь за грядой камней.

В бинокль монастырь казался совсем близким. В стенах были видны следы попаданий снарядов, заделанные обвалы от авиабомб, амбразуры. На солнце блестели позолоченные кресты.

– Осиное гнездо, а выкурить не можем! Нечем! Подтянуть бы заряд динамита да взорвать, – перевела я слова комбата, когда закончился осмотр монастыря.

– К сожалению, этот вариант очень сложен, – заметил Рудольфо, и Доминго с ним согласился.

– Значит, ваши минеры тоже бессильны? – с горечью и явным разочарованием просил комбат.

– Почему бессильны? Дайте немного подумать, – ответил Рудольфо.

Мы молча возвратились на командный пункт и стали собираться в дорогу.

– Придется подождать до обеда. В монастыре уже ждут вашу машину. У этих гадов тоже есть приличные стрелки, но во время обеда они стрелять не будут, так как заняты трапезой, – заметил комбат.

– До обеда еще далеко, проскочим, да и как не проскочить. Смотрите! Пепе уже перекрасил машину под цвет дороги, – сказал Рудольфо, показывая на «форд». А довольный Пепе все еще продолжал подкрашивать его.

– Замечательно! – восхищался комбат.

– Очень хорошо, – сказал Састре, как будто он тоже участвовал в этом деле.

Мы распрощались, и Пепе повел машину по опасному участку. Казалось, что вот-вот «резанут» из монастыря. Об этом, видимо, думал и Пепе. Он увеличил скорость и, наконец, дал полный газ. Монастырь молчал.

На контрольном пункте нас остановил регулировщик и удивленно сказал:

– Простите! Не узнал! Откуда, думаю, появилась такая машина?

Састре, Пепе и Доминго улыбались. Рудольфо хоть и не понимал, о чем говорил регулировщик, но за компанию тоже улыбался.

Через несколько дней на командный пункт батальона, осаждающего монастырь, собрался выехать Кольман. Он попросил меня поехать с ним. И я согласилась.

В отличие от маленького спокойного Пепе, водитель Кольмана Эмилио обладал юмором и любил пошутить. Он уже не раз проезжал по опасному участку дороги перед монастырем и смеялся, узнав, как Пепе разукрасил свою машину перед выездом с КП.

– Наша и без того разукрашена так, что ее трудно заметить издали. Монастырь большой, а машина маленькая, она кажется дальше, – говорил Эмилио.

На контрольном пункте нас остановили, но регулировщик встретил водителя как старого приятеля:

– Счастливо, Эмилио, доехать!

– Вашими молитвами, – ответил тот.

В отличие от Пепе, Эмилио выехал на опасный участок действительно стрелой. Уже благополучно миновали половину трудного пути, как вдруг впереди по дороге точно пробежали какие-то зверьки, поднимая пыль. Эмилио резко затормозил машину, чуть не съехал в канаву, потом рванул вперед. Больше перед нами на дороге столбиков пыли не было видно.

– Из пулемета обстреляли, – заметил Кольман.

Но Эмилио, уже сбавляя скорость, подъезжал к командному пункту.

– Сеньор полковник! – обратился капитан к Кольману. – Ну сами вы ездите, я понимаю, вам нужно, но зачем вы заставляете рисковать сеньориту?

Я не стала переводить слов комбата и ответила ему сама.

– Ничего страшного нет. Ведь далеко! – повторила я слышанные мною рассуждения Эмилио.

– Да, далеко! Но пули летят еще дальше, – ответил капитан.

Кольман беседовал с комбатом, я переводила. Комбат жаловался на усталость людей, которым уже осточертела эта крепость. Затем Кольман вручил комбату таблицу сигналов связи с республиканской авиацией и схему дислокации батальона.

Капитан не сразу все понял, и мне пришлось долго переводить объяснения полковника Кольмана. Вильгельм Иванович с помощью комбата изучал расположение подразделений батальона, окружавших монастырь, уточнял данные о составе и поведении мятежного гарнизона. Он говорил о резервах, о маскировке, дисциплине, о систематическом огневом и другом воздействии на вражеский гарнизон, постоянной боевой готовности, об окопах и заграждениях. Для меня было много непонятных слов и выражений из военной терминологии, вроде «эшелонирование подразделений батальона». Переводить беседу Кольмана с комбатом было трудно и несравнимо сложнее, чем все переговоры и беседы Рудольфо.

Ждали Переса Саласа, но позвонили, что он не приедет. Кольман вместе с комбатом, одним офицером и двумя солдатами решили на месте уточнить расположение некоторых подразделений. Кольман сменил гражданские брюки, мне принесли военную форму, и я переоделась.

– Посмотритесь в зеркало, – посоветовал Вильгельм Иванович. – Чем не солдат республиканской армии?

Действительно, форма мне шла, только брюки были коротковаты.

Пробирались по тропе пригнувшись, а метров двадцать пришлось ползти по-пластунски.

– Невыгодно здесь держать взвод, лучше его выдвинуть вперед метров на 50 и метров на 100 севернее, – посоветовал Кольман, и комбат согласился.

– Оставленные позиции можно использовать для введения противника в заблуждение, – сказал Вильгельм Иванович.

– Да почему вам для этой цели не использовать макеты? – спросил он.

– Хорошо! – согласился комбат. – Попробуем.

Возвращались по той же тропинке, но, видимо, менее осторожно. Вблизи о камень цокнула пуля, и мы залегли. Немного обождав, поползли дальше.

Выехали в обеденный перерыв. Какой-то снайпер обстрелял нас уже в конце пути, но Эмилио ловко и на этот раз спокойно лавировал. Об опасности я почему-то не думала. Может быть и потому, что все время была в работе: переводила все, что говорили Кольману, а может быть и потому, что была уверена в то, что все кончится благополучно и наш водитель вовремя сманеврирует. А когда выехали на безопасный участок, я посмотрела на горы, и мне показалось, что мы заблудились. Я привыкла видеть горы бурыми, причудливо изрезанными темными ущельями. Но после дождя цвет гор изменился, и они стали неузнаваемо желто-красными. Но шофер безошибочно вывел машину на нужную дорогу.

Как позже я узнала от Доминго, Рудольфо и минеры придумали, как выкурить мятежников из монастыря.

– Долго мы следили за ним, – рассказывал он, – решая, как уничтожить его гарнизон, не подходя самим к монастырским стенам. Наконец, придумали. Мятежники в монастыре остро нуждаются в продовольствии и боеприпасах, поэтому они так слабо обстреливают легковые машины, проезжающие днем по опасному участку, – Доминго сделал паузу, довольный тем, что я жду его повествования.

– Использовали мулов. Одного нагрузили двумя ящиками с патронами, и когда он попал под обстрел, всадник соскочил и скрылся. Мятежники не стреляли в животное, оно спокойно сошло с дороги и стало щипать траву. Дело было к вечеру. Утром, к нашему большому удовольствию, мула уже не было. Видимо, его увели в монастырь. Через два дня другой мул под вечер тоже вез два ящика. Только на этот раз груз был особенным. Животное выросло в монастыре, и его захватил батальон при преследовании группы мятежников, совершавшей вылазку из осиного гнезда.

– И подарили им еще одного мула? – не удержалась я.

– Подарили не только мула, но и два ящика, в одном была мина с зарядом в двадцать килограммов. Мула вел тот же погонщик. Их обстреляли, солдат скрылся за камнями. Предоставленное самому себе животное, видимо, узнало свое пастбище и спокойно направилось к монастырским стенам. Погонщик даже несколько раз вдогонку выстрелил, чтобы не убить мула, а подогнать его к монастырю.

Стемнело. Мы ждали и уже было потеряли надежду. Но вот часов в десять вечера из монастыря раздался мощный взрыв.

Через час над крепостью появилась вражеская авиация.

Приспособленные для обстрела самолетов артиллерия и зенитные пулеметы республиканского батальона открыли огонь. Это заставило летчиков сбрасывать парашюты с большой высоты, и большинство грузов ветер отнес в сторону от монастыря, в расположение республиканского батальона или на поле перед крепостью, куда не могли выйти мятежники.

Потом крепость бомбили наши самолеты. Утром над стенами ранее неприступной цитадели мятежников взвились долгожданные белые полотнища. Осиного гнезда не стало.

Так андалузский мул сработал не хуже троянского коня, но только вместо людей была мина, снабженная «мышебойкой». Она взорвалась при попытке открыть ящик.

– Это такие же «мышебойки», какие Рудольфо учил нас делать еще в Валенсии и которые мы уже применяли в других сюрпризах? – спросила я.

– Именно такие, но только ящик был попрочнее, металлический. Это привело к тому, что собралось много любопытных. Пленные потом показали: «Думали, что-то важное, ценное, и главари унесли к себе в убежище». При попытке вскрыть ящик «мина взорвалась». Все главари погибли, а без них, да еще с ранеными, оставшиеся решили сдаться. И сдались. Так смекалка минеров сослужила добрую службу. Цитадель мятежников была ликвидирована.