– Ваня, Ваня, как жизнь наша быстро прошла! – громко вздыхал Сухов, хлопая хозяина по щуплой спине. – Будто мы и не служили с тобой, не сидели в патрульной машине. Помнишь?

Как не помнить Ивану. Старшина Княгинин все помнит: как Сухов вытащил его из горящего дома, как потом Княгинин сам тащил сержанта Сухова через весь город среди ночи – ни транспорта, ни телефона, ни рации под рукой, чтобы вызвать «Скорую помощь»…

– А помнишь, Ваня, как я вызвал опергруппу из РОВД, потому что труп в подвале обнаружился, в пищеторге?

– Помню…

– Они приехали, а там манекен валяется, разбитый. «Ты, говорят, хоть подходил к нему?» Нет, говорю, не подходил. Я, говорю, покойников боюсь. А они мне: «Надо живых бояться…»

Сухов опустил голову и замолчал. Иван вновь наполнил рюмки из четырехугольной бутыли.

– За тебя, Гоша… За твои генеральские лампасы. Никогда бы не подумал, что сержант Сухов станет генералом. Но ты сделал это. Поступил учиться, и теперь ты генерал. Я рад за тебя, но не завидую. Ты это честно заслужил. Трудом… А я получил то, что заслужил сам. Да я и не стремился никогда в офицеры. Мне это было не нужно. За тебя!

– За нас обоих. За всех, кого уже нет, за ребят, которые ушли молодыми. За Вальку Филягина.

– Что с ним? Неужели?

– Живой. За него давай тоже выпьем. За то, что те два удара принял и жив остался. Два удара – четыре дырки. Нож-то ведь насквозь прошел, через грудную клетку.

– И сердце задел…

– Сердечную сумку. Чуть в сторону – и не спасли бы…

Рюмки вновь звякнули. Хмель, казалось, не брал генерала. После ухода на пенсию Иван вовсе не постарел. Сколько им еще осталось обоим? Никто заранее не знает, кому и сколько отмерено на этом свете. Он правильно поступил, бросив дела и купив эту бутылку. Есть что выпить и чем закусить. Есть обоим что вспомнить. Жена у Ивана не захотела сесть с ними за компанию. «Сидите, – сказала, – вы товарищи, у вас общие дела», – и ушла с девочкой-подростком в зал. Брак у Ивана поздний. Не скоро еще его порадуют внуками.

– Ухожу я, Иван, – объявил вдруг Сухов.

– Да что ты так рано-то? – удивился Иван. – Не успел прийти и уже уходишь…

– Ты не так понял. Со службы я ухожу. Пора. Лучше самому уйти, чем дожидаться, когда укажут на дверь.

– Тебе? Укажут? В носу у них не кругло, чтобы указывать…

– Уже указали, – вздохнул генерал, – из министерства. А я и рад даже. Буду рыбалкой заниматься, по грибы ходить. Хочешь со мной?

Иван соглашался. В грибах он разбирается не хуже других, в рыбалке тоже. Можно и шашлыки на природе организовать – было бы желание. И всё равно не понятно, чтобы Сухова, принципиального мента, увольняли – это уже слишком. Мужик вырос из рядовых до генерала, знает всю милицейскую кухню.

Они вновь наполнили рюмки и осушили до дна. Посуда любит чистоту – и большая, и маленькая. Опустеет бутылка, и генерал Сухов пойдет домой. Он пойдет, как до этого не раз ходил, будучи еще сержантом, лейтенантом… майором. Позже стало не хватать времени. Иван не обижался. Он понимал: всякой дружбе бывает конец. Однако выходит, что дружба между ними продолжается, у генерала действительно не хватало на него времени. Семья у того все-таки тоже, служба, преступность. Она растет с каждым днем. А ведь они смолоду верили, что еще немного, стоит лишь поднатужиться, и этот ядовитый змей будет окончательно низвергнут. Народ проникнется пониманием того, что жить честно, на заработанные деньги – выгоднее. Это же очевидно. Неужели же кому-то хочется по колониям прозябать? Останутся, может быть, лишь преступления на почве ревности. Тут никуда не попрешь. Природу человеческую не изменишь – ревновали и будут ревновать. И это понятно.

Водка, наконец, закончилась. Угасал закат, по-летнему долгий. Пора. Генерал Сухов поднялся. Из зала вышла хозяйка.

– Прощайте, – тихо произнес гость.

– До свидания, – ответили хозяева. – Только до свидания.

Иван собрался проводить.

Оба товарища вышли и, продолжая разговор и время от времени останавливаясь, двинулись в сторону трамвайных путей…

– Прощай, Иван, – вновь сказал Сухов.

«Он слов других не знает, что ли, кроме «прощай». Мог бы, например, сказать: «До свидания, Ваня», – подумал Иван, но на этот раз не стал поправлять генерала.

– Я провожу тебя до дома, – проговорил он, но бывший сержант остановил его ладонью, упершись в грудь: не надо никого провожать.

Они обнялись и расцеловались.

Из-за угла, скрипя, выполз трамвай. Генерал отдал Ивану честь и, развернувшись, шагнул в салон. Изнутри он еще раз махнул товарищу.

Трамвай был полупустой. Лишь в самом конце его сидела группа парней и громко смеялась. «Наверно, обкурились», – запоздало подумал Княгинин, бросаясь следом за уходящим трамваем, однако тот быстро набрал скорость и скрылся из вида.

«Надо было проводить, – ругал себя Иван, бредя домой. – Можно было доехать до генеральского дома и этим же вагоном вернуться назад…»

…Сухов стоял, широко расставив ноги. Было множество свободных мест, но он по старой привычке не желал садиться. На очередной остановке в трамвай вошла молоденькая девушка, и в вагоне вновь раздался безудержный хохот. Девушку придерживали в проходе, перегородив проем ногами. Она краснела от смущения и пыталась перешагнуть через чьё-то колено. Колено вскинулось верх, застряв у вошедшей меж ног. Хохот вновь разодрал тишину. Девушка плакала, вырывалась. Наглецы держали ее за руки. Освободив, наконец, руку, она отвесила наглецу оплеуху, но это лишь раззадорило его. Он повалил пассажирку на одиночное сиденье, сел к ней на колени, раздвинув свои ноги и принялся тискать.

Пассажиры оглядывались и вопросительно смотрели на Сухова. Тот размашисто шагал вдоль салона.

– Прекратите!

Смех оборвался. Девушка выскользнула и быстро отошла к выходу.

– Ой, как интересно! Живой генерал! – воскликнул все тот же парень, только что получивший оплеуху. Как видно, ему нравилось быть объектом всеобщего внимания. Сухов искал глазами девушку. Ее следовало остановить. Она нужна следствию. Трамвай остановился.

– Не уходите, девушка! – позвал ее Сухов. Но жертва недавнего насилия уже мелко перебирала туфельками по асфальту.

– Вам что здесь? Цирк? – сурово произнес Сухов. – Почему вы себя так ведете? Почему пристаете?

– Да пошел ты… Козел… – фыркнул, словно обиженный кот, парень. – Дырку захотел?

– Повтори, – не верил своим ушам генерал. Рука у него опустилась в карман.

– Отвянь, в натуре, генерал! – взвизгнул вдруг парень. – Не прилипай! Что тебе надо?! Смотрите, как ментовские генералы пристают к детям. Завтра мой папа сотрет тебя в кофемолке. Понял?!

– Встать…

Сухов вынул из кармана пистолет и передернул затвор.

– Ну и что? Стрелять, может, будешь? Не имеешь права. Сухофрукт разберется с тобой.

– Кто он тебе? – прошипел Сухов.

– Папа!

– К выходу, – зловеще прошептал Сухов, и ствол пистолета уткнулся парню в промежность.

– Ребята, он меня принуждает, я вынужден подчиниться! Говорил вам, пидоры, на «Мерседесе» ехать надо!

Окруженный толпой давно перезревших парней, Сухов вывел из трамвая хулигана.

– И что ты нам сделаешь?

Глаза молодого Раппа, смеясь, вызывающе смотрели в лицо генералу.

– Поедем в управление. Я тебя не отпущу.

– Да он же, пацаны, пьяный! – взвизгнул Рапп и выхватил из брюк узкую блестящую полоску металла. – Что он сделает нам своей зажигалкой! Зажигалка у него!

– Стоять…

– Получи, сука!

Полоска блеснула, войдя генералу под левый сосок. Он не успел отбить удар и лишь перехватил парню руку, когда нож вошел в грудь. Толпа придвинулась. Сухова схватили со всех сторон, словно решив разорвать на мелкие части, и в этот момент «зажигалка» откликнулась пламенем. Пуля, войдя сверху, раскрошила Раппу лобок, пробила корневище члена и вышла через мошонку, застряв в бедре.

Уцепившись руками за промежность, Рапп сложился пополам. Ему казалось, что член оторвало выстрелом, и что тот может вывалиться из штанин. Не выпустить из рук – вот первостепенная задача, а если выпадет – успеть подобрать. Небось пришьют. Пришьют! Куда они все денутся! За отцовские бабки не то приколотят! В больницу бы только успеть да чтобы плоть не успела протухнуть…

Толпа оцепенела. Сухов опустился на асфальт. Ноги отказывались держать. Затем лег на бок. По груди струилась теплая кровь. Генерал трогал мгновенно намокшую рубаху и утирал руку о лампасы. Нож торчал в груди. «Если его не вынимать, то «Скорая помощь» может успеть», – думал он.

– Свихнулся ты, дядя! Что ты наделал! – Над ним склонился один из парней, цепляясь за ручку ножа. – Совсем спятил?

– Не трогайте меня…

Парень со скрипом повернул нож, вынул из груди и бросил на асфальт. Тело генерала дернулось. Из сердца била наружу ни чем не сдерживаемая кровь…

Остановился очередной трамвай, и вышла молодая пара. Девушка испуганно взвизгнула, увлекая за руку спутника. Она узнала генерала, но ей не хотелось идти в свидетели.

Только через полчаса в дежурной части УВД раздался звонок. Мужской старческий голос торопил приехать. Бригада прибыла в считанные минуты и, обнаружив на асфальте собственного начальника, сообщила о случившемся в прокуратуру. Место происшествия оцепили. Прибыл продолговатый, словно оглобля, следователь и принялся писать протокол. Патрульные машины, в срочном порядке снятые с маршрутов патрулирования, собирали по тревоге личный состав гарнизона милиции. Был человек – и не стало его. Был человек…

К утру преступление раскрыли. Раненый, – его под руки увели с остановки верные друзья, – сразу же обратился в скорую помощь. Оперативники установили, что генерал стрелял из именного пистолета. Они обнаружили его зажатым в руке, под генеральским коленом, и вскоре получили результат, обзвонив почти все больницы: субъект с огнестрельным ранением детородного органа находился в областной больнице. Кинулись туда, но врач наотрез отказывался пустить их к больному, стоя грудью на пороге палаты. Он знал, за что бьется: утром ему уплатили приличную мзду, пообещав выплачивать еще, если он никого не пустит.

Как бы то ни было, вопреки препонам, оперативники установили подозреваемого, истребовав выписку из истории болезни. Им оказался сынок первого банкира области. Сын Сухофрукта. Он давно всем надоел собственной безнаказанностью. В кругу приближенных его называли Самцом. Прозвище нравилось владельцу. Милиции были известны все его похождения, однако сделать с ним ничего не могли. Оперативники зло шутили: «Укоротят теперь Самцу огурец – не с чем на баб прыгать будет… Жаль, генерал оставил ему другое яйцо. Оскопить надо было гада…»

Меж тем было установлено также и то, что в теле погибшего начальника УВД находилось энное количество… промилле алкоголя. Выпивши, оказался генерал. Будь он трезв, возможно, этого бы не случилось. И вообще непонятно, как его туда занесло, в дебри. Живет в другом районе – и на тебе! Да еще в трамвай…

К двум часам дня в УВД приехал на стареньком «Москвиче» Иван Княгинин и всё расставил по своим местам. Оперативники тут же связались со следователем прокуратуры, и тот немедленно вызвал Княгинина на допрос.

В крошечном кабинете районной прокуратуры сидел, похожий на жердь, следователь. Он принялся строчить протокол, задавая вопросы. Иван отвечал: «Да, выпивали. Да, закусывали. Для того и пришел, что вместе работали, что друзья… были. И напарники…»

В кабинет стали приглашать пачками молодых людей. Опознание, мельтешение лиц скоро надоели Ивану. Он быстрее сам поймает подонков. Иван сядет на остановке и будет ждать, пока те не появятся. Не может такого быть, чтобы ни разу больше не промелькнули на том маршруте. Ловят кого попало и предлагают узнать!..

В УВД тем временем по хозяйственной части полным ходом шло приготовление. Послезавтра должны состояться похороны. Тюменцев сновал из кабинета в кабинет. По лицу подполковника временами блуждала улыбка ненормального. Генеральская секретарша не сдержалась, сказала:

– Что-то вы всё улыбаетесь, товарищ подполковник. Всем грустно, а вам смешно.

– С чего это вы взяли? – Тюменцев округлил глаза, оправдываясь. – Если я не рыдаю, так это не значит, что мне по барабану. Я, может, больше всех переживаю. Такой у меня характер…

Оправдался и вышел вон из предбанника, твердо решив в будущем избавиться от строптивой секретарши при первой же возможности.

Больше всех, и это понятно, волновался после случившегося Сухофрукт. Казалось, родитель всего себя отдавал ради единственного сына. И вот на тебе! Такой дикий случай! Пьяный ментяра чуть не убил парня! Хорошо, хоть сам подох при этом и у Сухофрукта голова не болит теперь – некому кровь пускать, некому мстить, не с кем, на худой конец, проводить очные ставки… Впрочем, он готов еще пару сотен красноперых пустить под нож за одно лишь яйцо любимого сына. Он, Сухофрукт поставил на уши всю местную профессуру из медицинского факультета, и это дало результат: с «механизмом» у сына вроде бы все будет в порядке. Но сын испытал сильнейший эмоциональный шок, и последствия могут быть непоправимыми. Все прибамбасы, как сказали медики, будут на месте, а вот запрыгнуть на бабу – это, говорят, лишь в перспективе. Впрочем, сообщил один светило, возможен обратный вариант – от противоположного пола оттащить невозможно будет. Сказал и ощерился в садистской улыбке. Им бы только резать. Яичко, говорит, пришили, и оно будет функционировать; второе – не задето. «Пуля слишком маленькой оказалась», – ухмыльнулся светило. Пойми его – то ли радуется за пострадавшего, то ли злорадствует по поводу случившегося. Смолотил за яйцо кучу баксов и не поперхнулся. Ничего не поделаешь. Микрохирург. Другого такого не откопать. Второй костями занимался. Взял на половину меньше. Третий занимался извлечением пули из бедра – тот ничего не взял. Молод еще. Практикой своей гордится и тем сыт. Вот его-то и пошлет с сыном за границу Сухофрукт. Ему можно доверять, не подведет. Прошвырнутся по Швейцариям, мозги проветрят там с сыном как следует. Стресс снимут.

Было от чего переживать банкиру. Хлопай глазами перед обществом, оправдывай подлеца, ссылаясь на милицейский беспредел. Ладно бы, сержант какой оказался, а то ведь сам начальник УВД встретился на пути. Вот и не верь после этого в судьбу. Одно успокаивает: стыд глаз не щиплет. Сухофрукт всех заговорит, всем запудрит мозги и будет, как никогда, прав. Трубку вот только снять, набрать номер, и все газеты, немедля, кроме одной, кинутся стаей на мертвого генерала, заливаясь со всех сторон.

В двойственной ситуации оказался Политик: статус государственного деятеля требовал от него сделать заявление – погиб генерал Сухов. Несомненно, того прикололи, как барана, и вины генеральской в том нет. Не тот человек генерал Сухов, чтобы просто так махать пистолетом. Выпивши оказался? Но кто у нас по нынешнему времени совсем не поет! Понятно, что банкирский выкидыш во всем виноват. Обкурился с дружками и полез на рожон. Крыша у него давно съехала…

С другой стороны, Политик не имеет права заявить: Сухофруктов отросток – негодяй и стервец, таких надо искоренять либо гнать туда, где макар телят никогда не пас. В другое бы время губернатор, может, и сказал бы эти слова. Теперь – нет! Не те временя! Не то окружение! И губернатор разрешился заявлением:

«Администрация сожалеет по поводу случившегося инцидента, приведшего случайно к гибели начальника УВД Сухова и ранению Раппа И.С…»

Вот так! Дешево и сердито! Администрация сожалеет, что так нелепо ушел из жизни заслуженный генерал. И волки сыты, и овцы целы. Всегда бы так в природе обходилось, чинно и благородно. И если кого-то ненароком загрызли, так это лишь по дикой случайности.

У прокуратуры челюсть отвисла после губернаторского заявления. Отвисла и вновь захлопнулась: областной администрации виднее, какие следует делать заявления…

И все бы ничего, не будь в области газетенки. На ладан, паршивка, дышит, а всё туда же, в обличение. Все промолчали! Ограничились черствым сообщением губернатора, а та написала:

«Вчера вечером, следуя трамваем к себе домой, начальник УВД генерал-майор милиции Сухов вынужден был вступить в неравный бой с группой вооруженных хулиганов. В результате ножевого ранения в область сердца прославленный генерал погиб, скончавшись на месте. Следствием установлено, что одним из членов банды является сын небезызвестного банкира Раппа. С пулевым ранением негодяй доставлен в ОКБ, где ему проделана операция. Оперировали подонка высококвалифицированные специалисты нашего медицинского института. Ранение затронуло то, что находилось у него в промежности…»

«Генерал прошел службу от рядового милиционера патрульно-постовой службы Ленинского РОВД до начальника областного УВД. Он награжден многими орденами и медалями… Похороны состоятся завтра на центральном кладбище, на аллее павших героев – среди воинских захоронений. Прощание с покойным – в зале совещаний УВД…»

И подписалась под сообщением: «Редакционная коллегия газеты «Городское Предместье». Смелые ребята там собрались. Они ничего не боятся. К тому же, как видно, совершенно ничего не соображают.