– Кто-то у нас все-таки появился! Кто-то завелся! – орал, мотаясь по кабинету, Безгодов. – Не может такого быть, чтобы в одном месте пукнули, а в другом просто так отдалось. Стучит где-то дятел… Обстрогать ему клюв!.. И на кого! На меня! На губернатора области, где Европа с Англией умещаются!
Губернатор, конечно, по привычке прибавил. Упомянутые территории едва ли уместились бы на вверенной ему территории, но вот Франция с Люксембургом – точно.
– Все равно найду гада! Тогда ему несдобровать! Распну!
Губернатор не стеснялся в выражениях – рядом сидели дорогие его сердцу «скоморохи». Их недавно так окрестил Рябоконь. «Скоморохи» супились, было не до смеха. Система в одночасье грозила рухнуть. Взять хотя бы газетное сообщение, прочитав которое, принялся бегать и не может остановиться глава кабинета – уши навострил, искры мечет, глазами до нутра пробирает. Готов каждого заподозрить, даже партнеров по бизнесу, друзей. Будешь носиться, когда о тебе пишут пес знает что.
Написали чуть не во всех газетах одно и то же: «К губернаторской теще повадился лазать в огород леший. Выйдет лесной житель из кедрача и – прыг через забор на дачу. Все банки ржавые собрал по округе и губернатору в огород притащил. Это он намеки дает, чтобы порядок в лесу навели и впредь не пакостили. Очень может быть, что кто-то из «зеленых» шибанулся на почве охраны природы и теперь не может остановиться – в лес двинул…»
И так далее, и всё в том же духе. Когда такое было, чтобы о первых лицах губернии писали гадости? Да никогда! Даже эта, «Плесень» называется, и та! Писала бы себе о тусовках молодежных и тихо радовалась… Остальные тоже отметились, включая «Предместье». Эти господа поместили аналитическую записку. Один ученый из Академгородка, профессор на закате лет, пришел вдруг к выводу, что особи, наподобие леших, русалок, водяных и прочей живности, в наших лесах водились всегда – в них надо только верить, и они явятся людям. Вот гад! Дачу после этого хоть продавай: в деревню наряжается отряд «зеленых» студентов-экологов из местного университета – для изучения феномена и, если потребуется, для очистки прилегающей территории. Об этом бизнесмены только и мечтали: все их планы будут нарушены. Надо бы «зеленых» опередить, послать туда бригаду каких-нибудь дураков. Бродяг, например, из приемника-распределителя. Пусть там приберутся до приезда студентов, дабы те, не мешкая, убирались восвояси. На долгое время ученых людей все равно не хватит: гнус лесной обычно не располагает к философии…
– Звони своему менту. Пусть дает бродяг – и вперед с песней, – проговорил Рябоконь, оскалив лошадиные зубы.
Безгодов покосился в его сторону и ничего не сказал, хватаясь за телефонную трубку.
– Алло! Я чо хотел тебе сказать, – не здороваясь, начал губернатор, – давай своих бродяг – и прямиком в Иштан. Нечего им государственный хлеб зря лопать! Надо пользу обществу приносить! Пусть там в лесу, за огородами, приберутся… Проверяете? Знаю! Никуда не разбегутся! Рецидивисты… Убийцы… Скрываются от правосудия… Все равно вы их через месяц всех выпустите… А ты бы как хотел! Мне самому туда, что ли, отправляться?! Ну, ясно! Этих-то ты не бери! Зачем! Не мне тебя учить! Отправляйся… Чтобы прямо сегодня до стеклышка вдоль заборов подобрали. Пару автобусов тебе Рябоконь подгонит – на Опытное поле, к приемнику… И термоса с пищей. Действительно, кормить-то чем-то надо прощелыг…
Рябоконь больше не улыбался. У него отвисла челюсть, с какой стати он должен кормить бродяг? И где он выкопает автобусы, у него же не автопарк?!
– А ты бы как хотел! – повторил Безгодов любимую фразу. – Найми, но транспорт предоставь. Учить тебя, что ли? Давай, шевелись. Каждый должен лить воду на общее колесо.
Рябоконь нехотя вынул из кармана мобильный телефон и, глядя уничтожающим взглядом на кнопки, принялся тыкать в них толстым пальцем.
– Телефон же есть, – двинул к нему по столу настольный аппарат Безгодов, но тот лишь отвернулся.
– Серый, это я. Ну. Выручай. Потом рассчитаемся, брат. – Он покосился желтым глазом в сторону губернатора. – Тут у нас засвербело у одного – транспорт срочно нужен… Да… Пару автобусов… Сними с линии и на Опытное поле их, к бродяжьему приемнику. В распоряжение начальника УВД. Не то у нас может случиться непредвиденное… Что? В штаны наделают! И попутно пусть заедут к Смаковскому в главный ресторан… Где у него контора… Жратвы пусть возьмут человек на сто… Скажи, я велел…
Политик продолжил рассуждение:
– Таким образом, если бродяги успеют опередить студентов, то делать там будет нечего. «Зеленые», само собой, уберутся. Не станут же они, в самом деле, рыскать по лесу в поисках этого… реликтового гуманоида…
– Смотря по тому, как порядок наведут. Не верю я этим бродягам. Они тяжелее хрена не поднимают, – вновь заспорил Рябоконь.
– Дубинкой отходят поперек хребтины – сразу поднимешь, – хохотнул Мальковский.
– Кто? Я?! – удивился Рябоконь.
– А ты бы как хотел, – тихо вставил Политик.
– Ну, вы даете… У меня ажно шкура вспотела… садисты…
Губернатор поднял ладонь, словно первоклассник за первой партой:
– Тихо, братцы. Порядок там наведут. Не зря я туда Тюменцева занарядил. Пусть тоже хлеб отрабатывает. Платим жеребцу не за красивые, между прочим, глазки. Пусть пашет. Меня вот еще что беспокоит…
Ребята напряглись.
– Меня интересует «Предместье». Кто у нас там сейчас? Серебров? Это не из ФСБ ли который?
– Он самый, – подтвердил Рябоконь. Для него в последнее время, кажется, не было белых пятен, все знал. – Газету себе состряпал… Неизвестно, на какие шиши… Числится в ней заместителем главного редактора. А ведь ему нельзя совмещать работу со службой или наоборот. Вот вам и способ устранения – тяпнуть, куда надо, пусть там разбираются… Нацепили себе звездочки, газеты свои создают. Подождите, он еще воспользуется печатным рупором, когда выборы подоспеют…
– Ты это правильно заметил, молодец, – глаза у губернатора озарились теплым светом. – Мы ему сделаем козью морду. Сегодня же пошлем сообщение, куда надо. На то у нас правовое управление имеется.
Он надавил на клавишу, и в динамике прозвучал голос:
– Слушаю, Евгений Васильевич…
– Зайди ко мне срочно, Николай Карлович.
Через минуту начальник правового отдела Сенаторов уже стоял в кабинете.
– Дай сообщение, Николай Карлович, по инстанции… О нарушении служебных обязанностей заместителем начальника ФСБ Серебровым, – произнес губернатор елейным голосом.
– Какие нарушения?
– Он не имеет права работать в других организациях. Он обязан только служить отечеству. Вместо этого он затесался в ряды журналистов. Он у нас заместитель, видите ли, главного редактора газеты «Предместье».
– Совершенно верно. Есть такой факт, – ответил Сенаторов.
– Вот ты и озвучь через средства массовой информации. Пусть о нем знают, какой он страж правопорядка и безопасности государства. И сообщи туда… – Губернатор ткнул пальцем вверх.
– Может, не стоит, – усомнился Рябоконь. – Все-таки КГБ и так далее…
– Делай, как я сказал! – повысил голос губернатор. – КГБ давно ушел. И сейчас у нас демократия. Пусть отправляется на пенсию и там пишет свои мемуары… Сам же ты сказал, а теперь на попятную.
– Хорошо, – молвил исполнительный Николай Карлович и покинул кабинет, тщательно прикрыв за собой дверь.
– Короче! Докладываю вам ситуацию. На очистных теперь наш человек, – сказал губернатор.
– В доску, – прибавил Рябоконь. Однако Политик пропустил его шпильку мимо ушей и продолжил:
– Соответственно, Северный теперь тоже наш. От Нагорного Иштана через протоку там совсем близко. Надо бы нам теперь определиться, сколько надо платить этому мужику. Проблем не будет. Он уже вовсю работает…
– Заправляющим на конеферме. Го-го-го! – Рябоконь заржал, как жеребец, что даже Безгодов не выдержал и расплылся в улыбке.
Главное в нашем деле – это чувствовать меру и вовремя спрятать рожки.
– Сделать ноги… – поправил его Рябоконь.
– Юмор у тебя сегодня – сплошь черный. Случаем, не укололся с утра? – вновь насупился губернатор.
– Даже не мечтайте… Если кто укололся, так это вы, потому что не чувствуете реальности. Куда вы лезете? Куда вас несет, черти скоморошные? Ошизели, на фиг, окончательно. Там же тотальный контроль. Запретная зона…
Рябоконь замолчал. Кажется, он все сказал.
– Тем лучше, – шевельнул ушами Безгодов. – До тебя когда дошло, что там зона? Может, подсказал кто? Объясняю: нас оттуда не видно. И второе: я не курица, приносящая золотые яйца, но меня все равно лучше беречь. Я устал от тебя Рябоконь. – Лицо у губернатора начинало дрожать. – Ты задолбал своими глупыми шуточками. Зачем я только с тобой связался…
– Сомневаюсь я… – Рябоконь опустил книзу белые ресницы.
– Ты у нас – здоровая оппозиция. Дух пессимистический. Без тебя – точно нам крышка, – тихо, с расстановкой произнес губернатор. И было не понятно – шутит он или злорадствует. – Что еще хочет брат? – вновь в той же манере спросил он. – Заявляй открыто. Говори сразу. Без подвохов. Чтобы всем и заранее было ясно, куда мы идем. А то ведь без тебя мы не знаем. Озвучивай до конца свою программу-максимум. Что конкретно хочет брат? Может, брата не устраивает доля в Швейцарском банке? Может, нету у него никакого расчетного счета в городе Базель? Там еще романо-готический собор такой имеется, двенадцатого века, а брат?
Брат. Сват… Бандиты! Зачем Рябоконь только связался с ними! Он молчал. И будет молчать. Пусть спрашивают. Он будет сидеть, опустив голову, как школьник, пойманный при подглядывании за девчонками в школьном туалете. Мало ему показалось овощной базы – простора захотелось. Никогда бы не подумал, что так неожиданно и прочно завязнет в дерьме. По уши! Заклинит так, что и дернуться невозможно. Всё тело с боков, груди и по ногам охвачено. Чем больше дергаешься, тем быстрее тебя затягивает. Совсем, считай, засосало. Физика убили. Не он лично, но все-таки убили. Другого человека, полковника из Москвы, рассчитывали по убийству вместо себя подставить, но тот изловчился и выскользнул. И правильно сделал. «Безмозглый Конь» поступил бы так же, окажись на его месте, потому что все люди поступают одинаково. Пусть думают, что он безмозглый, что глуп, как пивная пробка.
Между тем, он отлично чувствует и понимает обстановку. Это лишь начало. Потом они станут набрасываться друг на друга. Останется, как обычно, ждать, когда одна гнида сожрет другую. У него не проходит ощущение, что забрался в кассу, схватил по неопытности денежную «куклу», обработанную специальным веществом, потом этой же ладонью утер потное лицо. Кто ты после этого, если рожа вся в родамине, красная, как у дурака на ярмарке! Клоун и есть! И, главное, чем больше моешь, тем ярче краска на лице с каждым днем. Сидел бы себе на овощной базе и не кукарекал. Ведь ясно: лучше в деревне быть первым, чем в городе вторым.
Почти одновременно зазвонили два телефона – у губернатора на столе и у ресторанного бизнесмена в кармане. Они принялись одновременно говорить, задавая вопросы. Потом уставились друг на друга: информация ударила внезапно, как обухом по голове. Остальные трое напряженно ждали.
– Шиздец нашим котятам, – прошептал Безгодов, глядя в стол. – Шиздец, – и выдохнул, шевельнув ушами. – Пацанов у дороги нашли. Машина целиком сгорела. Внутри одни головешки. Вторично ускользнул, гаденыш, и двоих с собой прихватил. Может, он объявил нам войну?
– Он же мент! Какое он имеет право воевать с нами! – удивленно воскликнул Мальковский.
– А ты попробуй его поймать и предъявить обвинение. – Губернатор растерянно смотрел на окружающих. – Так-то вот…
– У нас же там свои люди. И в Москве, и здесь… Ты же говорил…
– Молчать!
Безгодов вскочил. Минутная слабость прошла.
– Развели сопли… Может, мне вас пожалеть?! Никто никого жалеть не собирается. Дело как шло, так и будет идти. Сворачивать его не следует, потому что контролировать нас – руки у него коротки. Фабрика действует легально. Товар сертифицирован. Подкопаться не к чему. Молчите! Не нойте! Это у него от неожиданности. Временный успех. Мобилизуем группу, соберем ребят… И сравняем деревню с землей. Кто против? Воздержавшиеся? Голосование окончено…
О голосовании никто не помышлял. Это была все лишь губернаторская шутка, причуда должностного лица. Губернатор остановился у широкого, от стены до стены, окна и смотрел через него в сторону заречья. Судьба совершенно случайно пригнала его в эти края. Он никогда не мечтал быть фармацевтом. Просто на эту специальность парней брали чуть ли не без экзаменов, и он поступил в институт. Отучившись в Харькове положенные пять лет, он оказался здесь, расценив распределение как кару господню, потому что жизнь в этом городе, среди леса, это, извините, не для него. Вскоре, однако, престарелый директор запросился на пенсию, и молодого специалиста из сменных мастеров сразу назначили директором. Почему нет?! Молодой коммунист подает надежды. Надо растить юные дарования на смену старикам. Ему и в обкоме со временем место найдется…
Все бы ничего, да грянула перестройка, и о желторотом, но перспективном сразу забыли: некому помнить стало. Обком накрылся вместе со своей партией. Вначале Безгодов расстроился, пытаясь, как многие, ругать перестройку и ее «архитектора». Перестройка, она как богатый урожай для бедного крестьянина. Половину богатства пропили, другую сгноили. Вскоре директор вдруг понял, что лично для него не так уж все плохо. Перестройка здесь ни при чем – надо ушами шевелить активнее. Это ничего, что ликвидировали Госплан и при этом рухнули экономические связи. Это ничего, что метрополия установила новый праздник – День независимости самой себя от бывших территорий. Вопросы эти несущественные. Главное, у директорского корпуса развязались руки. Каждый руководитель – сам себе теперь хозяин. Плыви, если не утонешь. Вот он и плывет с тех пор. Неплохо, между прочим, получается, если на последних выборах победил бывшего обкомовца. Того на следующий день, не дожидаясь торжественной инаугурации, чуть не руками вытащили из кабинета, усадив в еще не остывшее кресло Безгодова. Правь, новый губернатор! Куда-нибудь да выведешь. На заводе у тебя вон как круто получается…
Знали бы они, усадившие в кресло губернатора бывшего фармацевта, каким трудом ему достался успех! От бывшей команды единомышленников на заводе остался лишь он один. Скупив акции приватизированного предприятия – где угрозой и силой, где за бутылку водки, – теперь он один правит на предприятии, и одиночество ему не скучно. Он вышел на новый уровень. Тосковать не приходится.
– И все-таки, ребята, кто-то стучит из обкома, – принялся он вновь за позабытую тему. – Откуда знать Сереброву и этой «Плесени», что ко мне в огород залез леший? Мало ли шутников на белом свете. Налил глаза и пошел бродить по тайге. Я никому не говорил об этом случае. Лазит там хрен какой-то – ну и ладно.
– Теща ведь там у тебя, Васильич, – услужливо напомнил Мальковский. – А известно женщине – известно всему свету. Ничего страшного не случилось. Подметут в тайге – может, перестанет писать. О другом думать надо. Если, как ты говоришь, что у нас в Москве свой человек, то почему тот агент не лежит где-нибудь в яме или на дне реки? Почему до сих пор ему не свернули шею? Для чего нам этот человек рядом с ним?
– Чтобы пасти, нетерпеливая ты душа, – округлил глаза Безгодов. – Живой он теперь нам больше пользы принесет. Ведь мы же, как слепые: видим только себя. И то изнутри. А надо видеть больше. Надо нам знать о нем все, но больше всего то, о чем он успел вынюхать и, возможно, передать.
В углу кабинета ерзал в кресле Рапп, он же Сухофрукт. Разговор словно не касался его.
– А ты что сидишь, как свидетель? – спросил вдруг Безгодов. – Кстати, как здоровье сына? Хорошо? Скоро выпишут? Уже выписали? Вон как… Он уже в Швейцарии… А я и не знал…
Сухофрукт не хотел разговаривать. Случай с сыном выбил его из наезженной колеи. Стоило лишь слегка отойти от дел, как вместо Сухофрукта уже иные появились в области «командиры». Безгодов, тот же. Рассуждает, словно бы он Наполеон, а банкир Рапп – никто! Пустое место! Ноль без палочки! А ведь начинали вместе и даже клялись, что будут на равных. Прошло совсем мало времени, и Политик начинает подминать его под себя. Одному банкиру удавалось еще сохранять статус неприкасаемого. Ну, ничего. Он возьмет вожжи в руки. У него тоже есть своя структура. Ей только мигни и покажи, в какую сторону лететь, – полетит исполнять желания.
– Ну а так-то он ничего? – назойливо спрашивал Безгодов. – Я имею ввиду нижнюю часть. Поправился? Пришили?… Или сшили… Значит, просто зашили, и всё? Ну, пусть поправляется.