Двое противоположного пола спали в машине после бурной и насыщенной ночи. Мимо ходили две старухи, косясь и качая головами: с ними, то есть со старухами, подобного никогда не случалось. Чтобы в машине и спать с мужиком?! Они это видят впервые – мужика с бабой, а самим им не случалось ночевать ни на телегах со свежескошенной травой, ни тем более под телегами. Всё прошло и напрочь забыто!

Ночью, как только мы улеглись, с неба обрушился поток. Вода лилась вперемешку с электричеством. Молнии, одна за другой, беззвучно драли пространство на части.

– Кто ты? – спросил я напарницу. – Кем ты была раньше?

Она ответила, что была гимнасткой и что окончила цирковое училище по отделению клоунады…

Её путь в Учреждение отличался от моего. Вначале она разочаровалась в профессии и нашла себе другую. Как видно, у нее были на то причины. Возможно, кого-то из близких крепко обидели или приучили к наркотикам, после чего гимнастка вдруг решила, что ее место в МВД. Я не расспрашивал о мотивах поступления на службу. Мы просто лежали, пока вдруг не коснулись во тьме ладонями. Затем она провела ладонью по моей стриженой голове.

– Давно ты один?

– Да, – ответил я.

– Можно, я тебя поцелую?

Она еще спрашивает. Конечно, меня можно целовать…

Мы обнялись.

– Жарко, – сказала она. – Разденусь, – и тут же освободилась от брюк. Через секунду она оседлала меня сверху. Темнота не давала возможности разглядеть ее. Приходилось доверяться рукам. На ощупь она выглядела стройной и молодой. Гимнастка! Спортсменка! Еще через секунду я вошел в нее без каких-либо прелюдий. Она кокетливо всхлипнула и принялась работать наверху, временами упираясь головой в обшивку салона.

– Какой ты большой, – восторгалась она. – Ты достаешь меня всю изнутри. Я счастлива, что обрела тебя…

Я молчал. Как-то не выработал привычки во время секса болтать языком.

– Не молчи… Говори… Тебе хорошо?

Мне было хорошо с гимнасткой. Тело у нее извивалось, словно пружина.

– Мне тоже хорошо. Еще немного, и я признаюсь тебе в любви, Толя… Между прочим, пока не забыла, тебе известны каналы поступления наркотиков?

Вопрос был неожиданным. Странная привычка у некоторых особ – задавать вопросы во время такой вот близости.

– Куда? – прикинулся я дурачком. – И каких наркотиков? Я ими никогда не занимался…

– Говорят, здесь собираются наладить сбыт этой «дури»… И губернатор к этому причастен… Вместе с окружением… Мальковский, Смаковский, Рапп и Рябоконь… Ты ничего не слышал о них?

– Да нет пока. Мне было не до них. Я же в отпуске.

– Ну и хорошо… Отдыхай, любимый…

Голос у нее едва не сорвался на крик. Этими воплями, несмотря на раскаты грома, она могла разбудить старух.

– Да! Да! Да! – неистово повторяла гимнастка.

Мы сменили позу.

– Ой! Не могу! Сейчас я скончаюсь! – вновь воскликнула она…

Все завершилось, однако по-прежнему не отпускало странное чувство. Казалось, мной пытались воспользоваться. Она вела разговоры на запрещенные темы, хотя и не получила при этом желаемой информации. Трахаться еще раз ей не захочется, если, конечно, она не сексуально озабоченная. Она поняла, что я или ничего не знаю или просто держу язык за зубами.

– У меня чешутся руки… Надо быстрее разгрести здесь это гнездо, – тихо произнесла она.

Я молчал. Она слишком многого хотела. У нее чесались руки, и я мог заразиться. Но я не хотел, чтобы из меня делали клоуна, и меня потянуло в сон.

– Все вы, мужики, такие, – сказала она, и я испытал слабый укол ревности.

– Что? – не разевая рта, спросил я.

– Сделают свое дело и спать. Ну, давай поговорим, что ли.

– Не могу. Извини. Завтра…

Я повернулся набок и вскоре услышал свой собственный храп. Напарница продолжала сидеть, уставившись невидящими глазами в невидимый двор.

«Пусть сидит, если хочет, но Кожемякин не скажет больше ни слова», – подумал я о себе как о ком-то постороннем, вновь засыпая…

И вот мы проснулись на радость старухам: они просто изнурили себя ожиданием.

– Кто ты по званию? – спросил я напарницу.

– Подполковник, – чуть слышно произнесла она.

Солнце давно смотрело во двор. Вода ушла в землю. Трава, пришибленная дождем, распрямлялась. Я рассмотрел, наконец, подругу. Она казалась старше, чем выглядела на ощупь.

Мы выбрались из машины и, разминая суставы, направились умываться в летний домик. Это была небольшая пристройка в конце двора, где раньше помещался курятник, а теперь находился умывальник.

Напарница принялась чистить зубы, вынув щетку из походной сумки. Косметичку она положила рядом. Я сел на скамейку и ждал объяснений. Этого требовала наша на редкость подозрительная встреча. Однако подполковник молчала. Меня интересовала вовсе не она, интересовало другое. Меня интересовал убитый в поезде напарник.

– Как? Разве ты не знаешь?

Щетка застряла у нее во рту.

– Разве ты не связался с учреждением и тебе не объяснили?

– Там знают столько же. Кроме того, у них нет оснований верить мне…

– Вот оно что…

Щетка ожила в ее руках. Глаз напарницы видно не было, но я почему-то думал, что они бегают в поисках ответа. Возможно, она формулировала ответ, в мыслях воспроизводя событие.

– Что произошло в вагоне? – вновь прозвучал мой вопрос.

Ответа не последовало. Затылок напарницы вздрагивал в такт движениям руки. Она лишь пробурчала что-то нечленораздельное и кивнула головой. Мне дали понять, чтобы не донимал. Нужно лишь подождать.

Закончив с зубами, она ополоснула лицо, тщательно промокнула его полотенцем, а затем сразу же приступила к косметичке. Лицо у нее еще оставалось влажным, но ей уже не терпелось положить первый мазок. А может, это был еще один повод оттянуть время. Так она никогда не соберется с мыслями и не ответит.

Настаивать на объяснении не было смысла: нарушены основные каноны. Это, в конце концов, не кокетство. Это безалаберность, грозящая обернуться пулей в затылок. Нужно самому умыться, и я приготовил щетку.

Надежда продолжала молчать, смотрясь в маленькое зеркальце косметички – большого зеркала в углу ей недостаточно. Вполоборота, искоса взглянув в ее сторону, я заметил в зеркальце её пристальный взгляд. Она следила за мной. Хороша штука! Она смотрит в мою сторону с помощью нехитрого прибора и не хочет отвечать, она формулирует ответ. Но ее никто больше не станет беспокоить. Она уже думает, что мечты у нее, наконец, сбылись: она села полковнику на хвост и будет тащиться следом всю оставшуюся жизнь. Как напарница. Как любовница. Еще как кто-нибудь. Ее не волнует, что это вовсе не входит в мои планы. А ведь мне на самом деле нужна свобода. Я просто обожаю это пьянящее чувство легкости и независимости. Поэтому я не женат до сих пор. Поэтому следует сбросить даму с хвоста, прямо сейчас.

– Собирайся, Надежда.

– Как? – удивилась она.

– Нам пора. Скоро здесь будут гости.

– Но мы приняли меры… И после дождя здесь нечего делать.

– Здесь слишком много ушей и глаз.

Она ничего не сказала, с сожалением на лице закрыла косметичку и обернулась ко мне. О боже! Передо мной стояла женщина-монстр! У бедняжки совершенно отсутствовало чувство меры. Она словно готовилась выйти на арену цирка – вот когда проявилась цирковая школа.

Распахнув настежь ворота, я запустил мотор и тут же выехал. Старухи метались позади со скорбными лицами.

– Кушать разве не будете? – бормотала тетка Матрена. – Вчера весь вечер и сегодня опять…

Я молчал. Развернув машину вдоль дороги, вышел, отворил перед напарницей дверь и, когда та села, захлопнул за ней, обернулся к тетке Матрене и выразительно моргнул глазами. Времени на разговоры не оставалось. Мы тронулись в сторону города. Пыль не клубилась позади нас.

В первом же логу на обочине мы заметили милицейский микроавтобус. Еще две автомашины стояли в глубине леса. Народ кучей толпился у сгоревшего внедорожника. Нами никто не интересовался. Дорога была свободной. Она заняла не более получаса.

Прибыв в город, мы направились к центральной гостинице «Советская». Наверняка там были свободные номера.

– Жди, – произнес я тоном, не терпящим возражения.

– Я хотела тебе рассказать…

– Некогда, потом…

– Но как же…

– Будь на связи. Ты скоро понадобишься…

Она ощетинилась, словно кошка, бесцеремонно сдвинутая с насиженного места. Ей это не нравилось. Она ничего не понимала.

Оставив ее в гостинице, я спустился вдоль трамвайных путей по Миллионной, повернул налево и остановился около гостиницы речного порта. Зашел внутрь: за столиком сидела старая знакомая. Она спасла мне жизнь и, кажется, готова была это сделать вновь. Она улыбалась.

– Привет, – сказал я. – Заждались?

– Да нет, – ответила она низким голосом. – Клиент может не ночевать в номере, лишь бы платил.

– Сколько с меня?

– С вас полтораста, – ответила она официальным голосом. – Включая предоплату.

Я протянул деньги:

– Мне бы принять душ.

– Это пожалуйста. Количество воды в накопителе ограничено, так что не увлекайтесь…

Еще через час, едва высохнув, я летел назад в поселок. Только дохлая рыба плывет по течению. Меня несло навстречу бурному потоку: время поджимало. Оно могло сыграть против меня. По пути я обогнал два автобуса в сопровождении двух милицейских «уазиков». В автобусах сидели хмурые мужики разного возраста в гражданской одежде.

«Местность прочесывать собрались», – подумал я и прибавил оборотов. Хотелось есть.

«Некогда прохлаждаться! – кричал я сам себе, повторяя: Не хочешь быть трупом – жми на железку!»

У последнего перед поселком лога на этот раз оказалось пусто: место происшествия осмотрено, протокол подписан, трупы отправлены в морг. Лишь копченый внедорожник стоял на том же месте, опираясь на обгоревшие диски колес. Я проехал, не останавливаясь, и затормозил около милицейского пункта.

В помещениях было полным-полно народа. Тут были все, кто мог командовать, раздавать распоряжения, а так же те, кто эти распоряжения мог исполнять. Меня они не интересовали. Мне нужен был Иванов. Я вошел к нему в кабинет: вместо оперативника за столом сидел Тюменцев. Он проводил совещание. Иванов стоял у окна. Все места вокруг длинного стола были заняты.

«Придется ждать, пока не закончится очередная чистка мозгов», – подумал я и тихо вышел назад. Спустился вниз, сел в машину и принялся ждать. Есть опять не хотелось, перед глазами стояли вчерашние покойники. Сидел. Курил, пока не заметил, что из подъезда по ступенькам вышли гурьбой сразу несколько человек во главе с Тюменцевым.

Два автобуса, набитых битком разнокалиберным людом, подъехали и остановились на площади, затем, повернув, подъехали ближе. Из машины сопровождения вышел старший офицер и направился к Тюменцеву.

– Секунду! – остановил его тот. – По машинам. Сейчас же трогаемся. Задачу объясню позже. Ничего сложного – банки ржавые собрать в лесу. Я первым. Вы за мной. Ясно?

– Так точно, товарищ подполковник…

Вскоре вереница из пяти машин, включая автобусы, медленно тронулась и, растянувшись, скрылась из вида. Можно идти к Иванову.

В кабинете на этот раз сидели Иванов и двое сотрудников в штатском. Иванов протянул руку и предложил стул.

– Два трупа и горелый джип, – произнес он, взглянув в мою сторону.

Я молчал. Мне нечего было сказать.

– Следов абсолютно никаких – после такой бури… – продолжил оперативник. – Зато два трупа, револьвер, пистолет и куча стреляных гильз. Джип принадлежит частному охранному предприятию «Щит».

Иванов словно докладывал мне о случившемся.

– Щит занят охраной муниципальных структур. Денег у них достаточно. Имеется собственная служба внутренней безопасности и подразделение детективов. Единственное предприятие в таком виде. За ними стоят очень крутые люди. Круче некуда. Погибшие – скорее всего, жертвы очередной разборки.

– Одно непонятно, для чего им надо было сюда ехать? – сказал один из присутствующих. – Здесь нет интересных объектов. Не та, в общем, сфера.

– Они в постоянном поиске. Ребята все время ищут, – вставил другой.

– Вот и нашли, – сказал первый.

Они встали и, поочередно пожав нам руки, вышли из кабинета. Мы остались с Ивановым одни.

– Зацепиться даже не за что. Как мы будем раскрывать этого «глухаря» – ума не приложу.

Иванов обхватил голову ладонями.

– Операцию по поиску убийц Сухова отменили, теперь введут новую. Будем заниматься этим делом, кто бандитов убил.

– Может, это даже неплохо…

– В принципе, да. Но это не меняет сути. Преступление все равно нужно раскрывать…

Мы замолчали. Иванов был прав. Пусть раскрывает. Я ему в этом деле не помощник. Перед глазами у меня маячила теперь иная цель.

– У тебя есть карта района?

Опер испытующе взглянул на меня.

– Нам нужна карта района, – продолжил я. – Двое в джипе – звенья одной цепи.

Иванов нагнулся к нижнему отделению сейфа и вынул оттуда сложенный вчетверо огромный бумажный лист, развернул его на столе.

– Вот… Что тут интересного? Нагорный Иштан, Моряковка, Губино, Нелюбино, Пушкарево, Горбуново, Ильинка… Половинка… Орловка…

– А город?

– Вот он и город, – он указал пальцем. – Краешек выглядывает.

По прямой от Иштана до города было не так далеко – километров тридцать. Об этом я знал еще в первом классе.

– Теперь слушай, – принялся я объяснять. – Видишь этот ручей? Теперь это выход из зоны, канал. Знаешь это место?

Он знал.

– Теперь добавим к каналу физика, Политика с командой, а также их претензии к полковнику Кожемякину… – я ткнул себя в грудь ладонью. – И получим узел интересов на водном русле. Господин Безгодов как политик не вечен. Рано или поздно его сковырнут с насиженного места. Поэтому так усиленно он думает о собственном бизнесе. Этот бизнес криминален. Об этом знают все. Говорят лишь немногие, потому что задавлены и бояться…

– Так…

– Согласно записке физика, которую я обнаружил, ныряя в Иштанской протоке, его собирались использовать как передаточное звено на водном пути, через канал. Там ходит маневровый теплоход «Коршун». Одному боженьке известно, как его досматривают при проходе через ворота.

– Я об этом не думал.

– Ты не виноват. К этому все привыкли, потому что считают, что так и должно быть. Жизнь – борьба. До обеда с голодом, после обеда со сном. Политик нынче – это фармацевт в прошлом. Он живет, чтобы изо в день совершать свой бизнес. Он давно мог купить или построить для себя дом в пригороде или самом городе, однако до сих пор держится за дачу в Иштане. Спрашивается, для чего бизнесмену особняк в обыкновенной дыре, в которой день и ночь торчит теперь у него охрана? Полагаю, особняк – это лишь вершина айсберга. Мы не знаем, что скрывается под ней.

– Он собирался строить водопровод, приготовил гигантскую траншею, но потом вроде отступился. Опять все зарыл вместе с плитами…

Сообщение оперативника удивило.

– Водопровод? Там же летний имеется, а зимой там никто не живет.

– Он хотел зимний. Чтобы круглый год была вода. Траншею подвел к косогору, через огород. И на том успокоился. Я сам видел. Оттуда самосвалы в течении недели возили грунт… Потом все завалили, разровняли, чернозем сверху подсыпали. Я рядом не стоял, конечно, но это было. Теперь там заросло все давно. Картошка сверху растет… А по низине, за изгородью, бурьян один, где выход находится. Он там планировал насос поставить.

– Мало ему садоводческого насоса…

– Мне, говорит, надо, чтобы ни от кого не зависеть. Не запретишь человеку мечтать. У него, может, и остались одни мечты.

– Не скажи…

Мы замолчали, переваривая информацию.

– Мы не справимся с ним, – сказал Иванов.

– Зато мы будем знать. Думаю, не зря он там обустроился.

– Очень может быть…

Я свернул карту и возвратил хозяину.

– Что будем делать? – спросил Иванов.

– Наблюдать. Нужен катер и пара надежных людей. Не из этих, – я ткнул пальцем вниз. – Нужны патриоты.

Иванов улыбнулся:

– Нелюбин… Грузин… Особенно Грузин. Помнишь, он рассказывал, как паленки в Венгрии обпился. С тех пор только родину и любит.

– Значит, ему можно доверять?

– Благодаря ему я сижу здесь. Пуля браконьера прошла мимо, – он махнул ладонью около уха. – У него удостоверение внештатного уполномоченного. Можно считать, что он тоже наш. Хотя, честно сказать, не вижу разницы между внештатниками и простыми дружинниками. О тех и других давно забыли.

– А лодка? – спросил я.

– Катер наш, рулевой – Грузин. У него допуск к маломерному флоту. Так что в этом деле все совпадает. Запрягай – и можешь пользоваться. Всё равно он сейчас не работает. Дома сидит. На днях сократили, и мужик переживает. Вот его телефон.

Иванов открыл записную книжку, взял листок, написал цифры и протянул мне. Затем поднял трубку и набрал номер.

– Але, Николай? Это я. Чем занимаешься? Ничем? Тогда приходи в контору. Ключи от катера не забудь, – и положил трубку, усмехнувшись: – Рад, что не забывают. Сейчас будет. Заодно проверим, чем там бродяги в лесу занимаются. Тюменцев сам возглавил экспедицию. Дикое племя пустили на охрану природы.

Вскоре в кабинет влетел Грузин со связкой ключей в руках.

– Предупреждаю заранее: бензин – ёк, – сказал он по-татарски, – нет. А без бензина мотор почему-то не работает. В баке осталось чуть-чуть.

– В гараже есть, – подсказал Иванов. – Выкати бочку и заправь оба бака. Только в гараже не занимайся. Разольешь – дышать потом нечем будет…

– Понял. Всё понял, товарищ майор.

– Капитан…

– Скоро присвоют. Нутром чую.

Иванов сплюнул, встал, зачем-то вынул из кобуры пистолет, осмотрел и вновь отправил на место.

– Поехали, – радовался Грузин. – Заодно катер проверим…

Просторная дюралевая лодка на подводных крыльях, громко именуемая катером, взревев мотором, плавно отошла назад от берега, развернулась, урча в воде выхлопной трубой и, вновь взревев, помчалась вниз. Через пятнадцать минут из-за мыса показалась глиняная гора с церковью наверху. Все выходило, как и предполагалось: водный путь был намного короче. При этом мы не встретили на реке никого. Одна водная гладь, тальниковые заросли вдоль воды да темные неподвижные ели над берегом.

Снизив скорость, катер вошел из реки в ручей и уперся в берег. Ручей оказался просторным. Это удивляло. Его углубили и расширили. Об этом свидетельствовали крутые берега. Широкое русло позволяло войти даже теплоходу. Суда не оставляют следов на воде. Зато на берегу может быть характерная отметина – вмятина в синей глине от широкого носа. Так оно и есть: в конце канала, где впадал в него сам ручей, виднелось весьма характерное углубление. До нас здесь побывал теплоход. Явно не корабль, но и не утлый челн рыбачий. На берегу из земли торчала петля массивного троса, не успевшего заржаветь. Место готово для парковки, точнее, для швартовки. Организовано совсем недавно, дня два тому назад. Над ручьем, вероятно, трудились с помощью земснаряда.

Над горой в лесу, едва слышный, раздался милицейский свисток.

– Чистка леса после грозы, – усмехнулся Иванов: – Леший сделал свое дело – и может спать спокойно. Все-таки добился, чего хотел…

– Кто такой? – спросил Грузин.

– Леший, говорю, – повторил Иванов. – Заявление написал на имя губернатора, и тот распорядился. «Надо, говорит, уважать мнения лесных жителей».

Грузин остался охранять средство передвижения. Мы с Ивановым направились лощиной вдоль косогора. Оперативник шагал впереди.

– Вот оно, то самое место, куда выходила траншея. Само собой, она заканчивалась наверху, – рассказывал Иванов, – а все остальное осталось нетронутым. Но я точно знаю, потому что спускался здесь несколько раз. Пиломатериал тогда отсюда свистнули – всех на ноги подняли.

Мы остановились. В том месте, где совсем недавно желтела хвоей крутая тропинка меж кедров, теперь покоились бетонные ступени с перилами из металлических труб. Они повторяли изгибы местности и обходили препятствия. Бетон положили в жидком виде, в опалубку.

– Вот оно! – воскликнул я. – Платон мне друг, но сало надо перепрятать!..

Иванов поражался не меньше меня.

– Со стороны не видать, – повторял он. – Ну совсем…

– Когда успевают только…

Мы поднялись шершавыми ступенями вверх и здесь остановились: вместо забора перед нами теперь была стальная дверь с овальными углами. Дверь обрамляло бетонное основание. Петель у конструкции не было, они скрывались внутри. Поверхность окрашена в темно-зеленый с седыми пятнами цвет, так что издали она незаметна. В прошлый раз как раз на этом месте находилась впадина. Здесь лежали обомшелые кирпичи, ржавые банки, росла конопля вперемешку с лебедой и крапивой.

Я принялся рассматривать стальную поверхность и, сколько бы ни смотрел, не обнаруживал на ней хотя бы намека на замочную скважину. Зато вверху на стальном столбе маячила под козырьком камера наблюдения.

– Устроились… – Иванов в упор рассматривал камеру. В свою очередь та, будто живая, следила за нами циклопьим глазом, изменяя угол обзора.

Отныне губернаторской теще ничто не грозило. Цитадель надежно охранялась. Более того, из здания можно было вовремя смыться – на это указывала бронированная дверь. Этот немой свидетель говорил обо всем.

– Никакой это не водопровод… – Иванов перешел на шепот. – Это подземный ход… Под огородом… Иначе зачем ему эта дверь.

Дверь невозможно было снаружи подпереть. Она открывалась внутрь.

Охрана явно вела за нами наблюдение. И если бы не очистка леса от мусора, нам давно бы пришлось оправдываться.

Мы повернули налево и пошли вдоль забора. Обойдя деревню, мы вышли на улицу. Здесь была все та же дачная пустынность, даже собаки не тявкали – они приезжали сюда вместе с хозяевами. Мы вышли к церковному косогору. Получалось, что мы опередили бригаду «экологов» и в свисток свистел кто-то другой.

Иванов остановился у креста, вкопанного на взлобье. Далеко внизу подковой лежала в солнечных блестках река. От противоположного берега уходила к горизонту низина, сплошь покрытая лесом. Ни полянки, ни ручейка не видно в зарослях. Лишь прямо за рекой небольшая проплешина луга, заросшая кустарником.

Позади скрипнули тормоза: два автобуса высаживали пестрый народ. По сторонам располагались работники милиции. Тут же бегала, беспричинно тявкая и наводя страх, овчарка без намордника. Бродяги шарахались от нее.

Иванов скривил губы:

– Надо и мне отметиться…

Он подошел к толпе. Людей построили в шеренгу по четыре человека и принялись инструктировать. Начальник УВД стоял безучастно в стороне как вкопанный и смотрел сквозь людей. Казалось, его ничего не интересует, кроме собственных видений. Надломился человек. Служба отныне ему в тягость. Но вот он вспомнил о себе, кто он есть на самом деле, подошел ближе. Офицер громко произнес: «Смирно» и, взяв под козырек, направился к шефу.

– Вольно, – поспешно махнул тот рукой. – Прошу всех отнестись к порученному делу со всей серьезностью, – продолжил он. – К вечеру прилегающая территория должна быть очищена от мусора. Должен подойти самосвал.

Бродяги гурьбой двинулись к лесу, понуро щурясь на окружающий мир. Милиция рассредоточилась по бокам. Работа вскоре действительно закипела. Правда, температура кипения оказалась слабой. Выяснилось, никто не подумал взять с собой мешки или носилки. Ввиду этого людям приходилось много двигаться, чтобы перенести хотя бы небольшую кучу мусора. Двое бродяг вместо носилок приспособили ржавую ванну с ручками. Они помнили, что такое ударный труд.

– Может, поможем? – спросил Иванов, вернувшись ко мне.

– Без нас обойдутся. Между прочим, здесь никто не обязан за них прибираться, – ответил я, указав в сторону домов.

– И то верно…

У опушки леса мы повернули влево и, не сговариваясь, стали спускаться под гору, и вскоре уже стояли у катера. Грузин сидел на корме, читая обрывок газеты.

– Вот, пишут. – Он приподнялся. – Президент к нам собирается. Коммунальное хозяйство изучать хочет. У нас, говорят, опыт… Нашли чем хвалиться – коммуналкой. А увидеть президента охота. Не пишут вот только, когда он к нам собирается…

Катер вновь заурчал. Осторожно пятясь, вышел в реку, развернулся и понесся вверх по течению, подняв от натуги нос.

Мы шли в сторону города. На дорогу ушло не так много времени. Вскоре показался новый мост, еще не законченный строительством, за ним пристань по левому берегу и странный овраг со шлюзовыми воротами.

– Видишь? – крикнул я Иванову. – Это еще один путь, благодаря которому можно проникнуть в зону. Известно, что «Коршун» свободно туда заходит.

Иванов молчал, соображая.

– А теперь прикинь к этому коммуникации, которые Безгодов в срочном порядке выстроил. Он внушил себе, что никто этого не заметит. Он считает, что никто не имеет права догадываться о цели строительства. Не возражаю, можно строить. Можно обогащаться, но он просчитался, когда принял остальных за дураков. За короткий срок он поставил бронированные ворота на свою нору и слепил из бетона ступени. Мы обязаны думать, что шеф области всего лишь облагораживает местность…

Катер монотонно гудел мотором, приближаясь к стройке века – новому мосту, перед которым замерла в неподвижности заросшая кустарником каменистая коса. На мосту полным ходом шли последние работы. Мост красили по бокам и снизу. Стоя на монтажных вышках, электрики торопливо навешивали лампы уличного освещения. Вдоль прилегающей дороги многочисленные работники в ярких куртках стригли зеленую изгородь.

Электрическое освещение, покраска дорожной полосы, зеленая изгородь – всё свидетельствовало лишь об одном: у начальства больше нет времени на раскачку, потому что по мосту в скором времени проедет кто-то, и, может быть, даже на нем остановится. Кто-то очень важный и далекий от здешних мест. Он еще не видел это новое сооружение, иначе для чего наводить на нем марафет. Здесь проедет тот, от кого зависит благополучие местной элиты. Пока он действует, элите несдобровать.

Катер уперся носом в песок, мы вышли и направились в сторону моста. Из желтой придорожной будки поспешно вышел человек средних лет и остановил нас, представившись прорабом: «Дальше проход закрыт, туда нельзя. И сюда нельзя, в бок. Только по особым пропускам…» От долгого сидения в кабинетах у человека было бледное лицо и тонкие пальцы, зато на груди, под мышкой, заметно выпячивалась под пиджаком ткань. У человека там прятался пистолет.

Потоптавшись для приличия на месте, мы развернулись и медленно пошли в обратном направлении. Сели в катер, завели мотор и без проблем – под мост. Наверху, по мосту, ходить нельзя – строжайше запрещено, зато под мостом ходи хоть вдоль, хоть поперек.

Под мостом мы причалили к берегу и вышли. Помочились в песок за береговой опорой – здесь не было охраны. Местами сверху капала краска. Затем вернулись к катеру и вскоре были уже в Моряковке. Прошло всего два часа, и я хотел есть.

– Заметили, как они охраняют мост? – произнес я после долгого молчания.

Оба спутника безмолвствовали. Они ожидали пояснений.

– Это всё, на что они способны. Перед началом мероприятия, возможно, мост снизу все-таки проверят. Однако это ничего не даст, если учесть, что теперь пошла другая мода.

– Какая? – спросил Грузин.

– Таскать всё на себе, как у бродяг: – «Всё мое со мной».

– И вместе с этим на воздух… – догадался он.

– Ты правильно понял… Поэтому будь постоянно на телефоне. Это недолго. По всему выходит, что завтра после обеда…

Иванов все так же молчал. Кажется, его досаждали сомнения. Я был совершенно уверен, что смогу полностью их развеять.

Неожиданно пропищал мобильник.

– Да, – ответил я, – вы ошиблись номером, – и отключил питание. Звонила напарница, Надежда. Ее мучили еще большие сомнения.