С трудом мне удалось сдать арендованную автомашину с ободранным в лесу бампером. Время поджимало. Билет на поезд был куплен. Напарница ехать поездом наотрез отказалась и потребовала купить ей авиабилет из остатков долларового запаса. В сумочке она везла мой полный отчет о существе дела. В нем ни слова не упоминалось об операции на Иштанской протоке.

Напарница спешила предстать перед человеком, пославшим ее совершать карьеру. Крутая сотрудница оказалась. До нее так и не дошло, кем на самом деле являлся при жизни человек, выловленный из болота. И никто не узнает. Для всех он останется агентом из Учреждения. Не узнает она и об оружии, оставленном в лесу. Еще неизвестно, как сложится моя дальнейшая судьба. Может статься, что меня когда-нибудь опять потянет в родные края, ведь я еще не стар и все еще строю планы на будущее. Наверно, человек их строит всегда, пока жив. В отчете ни словом не сказано ни о сгоревшем доме моей матери, ни о трупах. Там всего лишь информация о том, что некий Политик, занявший пост у руля в субъекте Федерации, не справился с управлением и ушел под откос – сделался жертвой безудержных амбиций и убит при очередной разборке.

Отчет был подтвержден официальной справкой, поступившей в Учреждение с места событий: «Гражданин Безгодов Евгений Васильевич косвенным образом причастен к нелегальному производству спирта и психотропных веществ в особо крупном размере. Его группа целиком, включая боевиков, ликвидирована при невыясненных обстоятельствах. Возбуждено уголовное дело. Судебно-наркологическая и пищевая экспертизы подтверждают выводы следствия…»

Проводив напарницу, я направился в речной порт. По дороге я купил в киоске газету «Городские предместья». Сидя в трамвае, можно было прочитать, о чем пишут «аборигены».

«Полковник ФСБ Серебров выходит на авансцену», – гласил заголовок. По сути, это оказалось интервью самого полковника. Лишь углубившись в чтение, удалось, наконец, понять, что в ликвидации наркомафии главную скрипку играла ФСБ. Получалось, что служба безопасности все это время шла по наркотическому следу, то есть держала ситуацию под контролем. В целом, заявлял Серебров, операция явилась логическим завершением многих бессонных ночей. Наверняка он усмехнулся на этом месте. Вероятно, в школе по сочинениям у него были одни пятерки.

Я не злился на него. Не он один такой на белом свете. Он не виноват. Просто фрукт давно созрел и сам просился в рот. Плоды чужих побед? Но все молчат. Должен же кто-то взвалить на себя груз успеха. По словам Сереброва выходило, что слежка была настолько тотальной и очевидной, что бандиты чуть ли не сами застрелились. Между ними якобы давно назревала грызня. Бандиты грызлись, а Серебров сидел рядом за стенкой, и все аккуратно записывал – сутки напролет – на свой магнитофон, вмонтированный в зуб. Чушь собачья! Бред сивой кобылы!

«Кроме того, Леший, упоминавшийся в многочисленных публикациях журналистов на экологические темы» – есть не что иное как безудержный вымысел, направленный на то, чтобы будоражить умы…» – писал общественный редактор Серебров (он же интервьюер и носитель информации). Однако основное, что значилось в этом произведении, так это то, что описываемое событие имело эпохальное значение, придавшее вес политической фигуре Сереброва. Это событие, утверждала статья, должно сыграть не последнюю роль в предстоящих внеочередных выборах нового губернатора. Полковник выставит собственную кандидатуру. Вот так! Ни больше и ни меньше.

Но для чего ему туда надо? Служи на своем месте. Глядишь, со временем станешь генералом…

В гостинице речного порта сидела опять та же старуха. Я попросил счет за проживание. Она нахмурилась и полезла в шкаф за ключом. Вначале она решила принять от меня интерьер – вдруг я ручки от тумбочек отвинтил. Ей было не до смеха. Она не строила планы на будущее. Она просто жила. Я протянул деньги, старуха пересчитала и уставилась в пол.

– Мне бы адрес. Я уезжаю…

Она улыбнулась.

– Вот, пожалуйста. Трамваем. На двойку садись и через пять остановок там будешь. Иди. Она ждет…

И опять улыбнулась, протягивая бумажку с адресом.

– Если, конечно, ты не женатый и строишь серьезные планы.

Я кивнул. Взял ее руку и поцеловал. Со старухой сделалось плохо. Ее прошиб пот. Я развернулся и вышел.

Вера ждала. У нее был частный дом и телефон, и пока я трясся в вагоне, они успели созвониться. Вера сказала, что все время ждала меня, потому что я обещал, а она привыкла людям доверять. Мы выпили за наше знакомство. Казалось, я знал ее давно – словно тот вон трехсотлетний кирпичный храм, расположенный у спуска с горы напротив.

На поезд я, как водится, опоздал. Проспал. Потом еще неделю кувыркался с Верой в постели, и стал просить пощады. Меня могли объявить во внутренний розыск. Она с сожалением отпустила.

– Но дай мне твердое обещание, что никогда не забудешь и обязательно будешь мне звонить.

Естественно, я обещал. И в память о себе оставил у нее полковничью форму – вместе с ботинками и фуражкой. На одном из каблуков виднелась отметина от пули. Вера сказала, что будет доставать их из шкафа и смотреть в одиночестве…

Поезд быстро потащил меня от Главного вокзала. За поездом бежала Вера. Я хотел плакать, словно ребенок, посланный впервые на ученье в незнакомую страну.

«Пока мечтаем мы и буйствуем, есть нашей жизни оправданье», – рыдал чей-то голос из динамика.

Я махал Вере из окна. Она остановилась – кончился перрон. Поезд бежал вдоль лесопосадки. Ели притихли, будто в карауле на часах.

Можно было воспользоваться самолетом, но в таком случае не видно было бы перрона, Веры, бегущей рядом и бесконечной дороги из дома. Там у меня осталась мать, тетка Матрена и Вера. Она сказала, что будет ждать, если я надумаю бросить службу и вернуться назад…

«В любом случае, – повторяла она, – приезжай… хоть через десять лет. Я не успею состариться…»

Вагон обслуживали двое проводников разного пола. Личность обоих мне вдруг показалась знакомой. Он выглядел отцом, она – его дочерью. Что ж, и такое может быть в наше сумбурное время. Своего рода семейный подряд. Но где я мог их видеть? Где сводила меня судьба с этой характерной физиономией с продолговатыми выступающими скулами и косматыми бровями? Казалось, еще немного – и у него проклюнутся на темени лосиные рога. Леший? Неужели он и здесь не хочет оставить меня со своими жестянками и другим барахлом, завалившими тайгу. Надо было спросить, кто они, эти люди. Поэтому, когда проводница пошла по купе собирать билеты, я спросил ее:

– Наверное, вы с отцом работаете?

– Ну что вы, – ответила она. – Это мой муж. Просто он так выглядит. Но почему вас это интересует?

– Наверно, я ошибся. Я знал двоих, похожих на вас. Но то были отец и дочь…

…Москва встретила плохой погодой и по-деловому, скромно.

– Мы присвоили бы вам звание генерал-майора, – говорил президент, но ваша должность не позволяет. Николай Иванович, говорят, собирается на заслуженный отдых – ваш заместитель начальника. Вот тогда и решится вопрос со званием. А пока…

«Пока и так обойдусь», – спокойно подумал я.

Как и прежде, тянуло назад. Мерещилась Вера, ее домик рядом с собором и одинокая мать у остывшего пепелища.

– Вы уничтожили наркомафию в самом центре Сибири, – продолжал президент. – Причем уничтожили ее в самом таком, я бы сказал, зародышевом состоянии. И за это вам огромное спасибо. Мы понимаем, что по известным причинам в докладной записке руководства изложено далеко не все, а ваша собственная роль низведена до минимума. Я сам служил и хорошо знаю об этом…

Он покосился на цирковую выпускницу в легком платье. Та держала в руках полковничьи погоны, только что врученные министром.

Отпив воды из стакана, президент продолжил:

– Вы сработали как раз там, где особенно сконцентрированы оборонные интересы нашего государства, поэтому примите от меня этот скромный мужской подарок.

К президенту быстро подошел его помощник, держа перед собой лакированный деревянный футляр с небольшой коробочкой вверху. Президент взял сначала коробочку, открыл ее и вынул оттуда блестящий крест.

– Это вам за сообразительность. Награждаем вас орденом…

– Служу России, – ответил я тихо, и все захлопали.

– А это вам от меня лично, чтобы под старость было чем обороняться от неотвязного врага.

Он раскрыл футляр. В углублениях, повторяющих контуры изделий, на красном бархате лежал пистолет с дополнительной обоймой. На ручке виднелась гравированная надпись: «Заслуженному чекисту Никите Кожемяке от Президента Российской Федерации».

Президент сдержанно улыбался:

– Знаю, знаю, что зовут иначе, но это, говорят, одно из ваших агентурных имен. Так что носите на здоровье, и пусть даст вам бог, чтобы из этого оружия никогда не пришлось стрелять без достаточных на то оснований. Хотелось бы, чтобы ничье оружие никогда не стреляло, но так не бывает. Благодарю вас еще раз!..

Я возвратился в зал. У цирковой выпускницы, казалось, сводило от зависти скулы.

– Ваше Учреждение, – продолжал президент, – с завтрашнего дня приобретает другие функции и другие черты, поскольку этого требует жизнь, этого требуют насущные задачи государства. Вы свой долг выполнили. Государство прошло период становления, период борьбы за выживание. От этого, однако, у МВД не стало меньше задач. Среди них важными являются в наше время борьба с терроризмом и незаконным оборотом наркотических средств. Учреждение изменит свое наименование. Оно хотя и не выйдет полностью из состава МВД, однако будет действовать более независимо. Оно будет числиться отныне не в ВМД, а при МВД Российской Федерации. Кадры будут известны…

Президент задумался.

– Министру и сотрудникам на уровне заместителя, – осмелился вставить министр.

– Ничего подобного, – перебил его президент. – Кадры будут известны лишь мне и никому другому.

– Но как же быть с подчинением? – опять спросил министр.

Президент боднул его взглядом исподлобья.

– Это мы позднее уточним… В рабочем порядке. Через вас на первых порах пойдет лишь финансирование новой структуры. Хочу уточнить, что основным в сфере вашей деятельности останется все та же внутренняя разведка с правом применения превентивных ударов по различным формированиям крайнего толка и прочим бандитам. С учетом специфики работы, а также новых демократических веяний планируем создать в вашем же учреждении структуру собственной безопасности. Вы знаете, о чем я говорю. Это на тот случай, чтобы ни у кого не возник соблазн изменить нашим общим идеалам. А теперь извините. Дела…

Президент коротко поклонился и через боковой проход на сцене вышел из зала. Охрана снялась. Собрание в учреждении продолжалось.