Уколов Илья Николаевич действительно лежал, но только не в больнице, а в квартире у Тамары Борисовны. Примчался среди ночи с залитым кровью лицом и тут же упал. Прямо на пороге. Потому что истощился. Хотя до этого несся во весь опор.

Тамара с большим трудом, волоком, перетащила тяжелое тело через порог, обмотала голову куском простыни и бросилась звонить Решетилову. Анатолий Семенович спросонья долго не мог понять, чего от него хотят. Оказалось, на него надеялись и желали получить чуть ли не медицинскую консультацию.

– Спятил совсем народ! – выругался адвокат, поднимаясь с постели.

Жена повернулась на другой бок. Во сне громко всхрапнула и проснулась, тараща глаза.

– Куда тебя понесло?

– Не твое дело. Спи…

Пешком Решетилов пришел к семейному общежитию и вошел в подъезд. Вахтер не хотела пускать. Адвокат сунул ей под нос бордовую книжечку и пошел по ступеням, шевеля плечами.

Женщина позади качала головой – то окровавленные бегают, то корочками машут перед лицом. Общага и есть.

Тамара поджидала у входа. Сразу же отворила и тут же захлопнула за ним квартиру. Хорошо, что хоть соседей дома никого. На север удалились.

Решетилов вошел в комнату, уставился стеклянными глазами на безжизненное тело и покачал головой. Кажись, нажила себе проблему. Не следовало пускать в квартиру – пусть подыхал бы на площадке. Анатолий Семенович узнал субъекта.

– Что с ним случилось?

– Сама пока что не знаю… Одни догадки…

– Говори!

Филькина пальцем поманила адвоката за собой в коридор, а оттуда на кухню. Села за столик и стала тихо рассказывать. Речь шла о том самом деле, о котором сами недавно толковали. Жил-был дед. Девяносто лет. Конечно, на самом деле ему не столько, поменьше будет, но все равно. В общем, тот самый тип, который решил ускользнуть. Вот и решила она, что пора принять срочные меры…

– Дура… – произнес Решетилов… – Безмозглая. Готовь сухари…

Филькину передернуло. Но Решетилов был прав. Не на много ошибся его юридический мозг. Так оно и сесть, если она послала в госпиталь первого попавшего.

– И он тоже дурак. Недоразвитый, – продолжил Анатолий Семенович. – С чего это он вдруг. Из спортивного интереса, что ли, решил или как?

Тамара Борисовна замерла с разинутым ртом. Из корыстных побуждений кинулся, расписку тому подмахнула.

– Бумажке поверил, – с трудом проговорила она и ехидно улыбнулась.

Зато не верил своим ушам адвокат Решетилов. Это какой идиоткой надо быть, чтобы подобными бумагами разбрасываться. Как ни говори, а документ. С виду убогонький, потому что прост по форме, зато по содержанию – стопроцентное доказательство. Долговая расписка. Обязательство. Кроме того – косвенное доказательство умысла на совершение преступления.

Тамара сникла. Упрямый мозг не хотел верить.

– А как бы ты думала. Теперь вы с ним повязаны. Ты и она – близнецы-братья. Или сестры. В общем, только по-немецки можно выразить. Гешвистер, одним словом. Это когда брат и сестра…

Лицо у Тамары пламенело. Зря, получается, впустила к себе.

– Что же теперь мне делать?

– Не знаю!

– Может, его в окно? Или за дверь, на площадку?…

«Дура! Идиотка!.. – других слов Решетилов не находил. – Прищемила себе хвост и теперь готова пойти на серьезное преступление…»

– Что ты молчишь? – продолжала та. – Бывают же выходы из безвыходных ситуаций. Ты же у нас адвокат…

Решетилов посмотрел на нее и ничего не сказал. Его поразила только что мелькнувшая мысль. Быстрая, как молния. А не выкинуть ли ее самое?

Он отвернулся к окну. Конечно, не сделать ему этого. Да и не к чему? Этот, что в коридоре лежит, может, давно в себя пришел. Выздоровеет и еще пригодится в жизни.

Адвокат шагнул в коридор. Отворил дверь в комнату: Уколов лежал в том же положении.

– Есть у тебя лекарства?

Филькина напряглась. Имеется кое-что. Обезболивающее, а также для сна. Антибиотики…

– Ну, так воткни ему для начала… Кровопотеря, кажись, незначительная. Я так думаю, что у него сотрясение мозга.

Уколов дернул рукой. Убрал с глаз край простыни и посмотрел снизу вверх. В мутных глазах двоилось. Удивительно, как при таком зрении тропинку не потерял.

– Что с тобой случилось? – спросил его Решетилов. – Можешь нам рассказать?

Уколов кивнул, продолжая молчать.

– Расскажи нам еще раз, Илюша, – елейным голосом попросила Тамара.

Тот пробежался взглядом по потолку и произнес:

– Как клюнет между глаз, так что и не помню совсем ничего…

– Кто и где? – наплывал адвокат.

Уколов смотрел затравленно. Сказать, что был в госпитале, – до утра не доживешь. Кому они нужны дополнительные свидетели-недобитки.

– Молотком, кажись… Иду. Никого не трогаю. Из-за угла вываливаются двое. Дай закурить… Все карманы выворотили…

Рассказ пришелся по вкусу, и жертву разбоя стали неподдельно жалеть.

– Где тебя носило? – спрашивала Тамара. – Ты же должен быть в совхозе…

– А я и был. Деньги получил… Потом решил навестить, но выехал под вечер…

Действительно. Бедный. С самого вечера, получается, валялся где-то в кустах с разбитой головой.

– Тогда тебя надо в больницу…

– Не надо!

– Ты же умрешь…

– Не умру!

Уколов повернулся лицом вниз, уперся руками в пол и поднялся. Видали? Вот он каков! В карманах вот только пусто. Выгребли.

Тамара развела руками.

– Дай лоб хоть тебе осмотрю.

Сняла простыню. Достала бутылочку с перекисью водорода и смыла вокруг раны запекшуюся кровь. Чем это его действительно угостили? Словно бы сам на что-то напоролся. Вероятно, так и есть. Залил шарики и пошел молодость вспоминать…

– Тошнит? Голова кружится?…

– Есть маленько…

– Пройдет… Ложись на постель.

Уколов даже обрадовался. Улыбнулся через силу и лег на кровать. Наверняка только что беседовали на кухне, как с ним поступить – на котлеты изрубить или проще обойтись. Из окошка выкинуть.

Подумал и содрогнулся. Подсунул бог знакомство. Заклятые друзья теперь с Филькиной на всю жизнь. И он, глупец, согласился. Обрадовался, четыреста тысяч на горизонте замаячили. Надо всего лишь убрать старика – и деньги твои. Но это же все равно, что попасть в штаны обоими ногами сразу – вот что значит все это поганенькое дело.

Тамара еще раз осмотрела рану. Кость вроде цела, а в остальном зарастет как на собаке. И воткнула Илюше в задницу одноразовую иглу.

– Расслабься. Тебе сейчас станет хорошо. Потом ты уснешь и будешь спать до обеда… Все рассказал нам? Менты к нам не придут?…

Уколов вытаращил глаза: за кого его принимают! Судьба расписки была ему пока что неизвестна.

…Уколов действительно, проспал до двух часов и проснулся от страшной головной боли. Словно перед этим бурил головой канавы. Тамары в комнате не оказалось.

Где-то шумела, не прекращаясь, вода. С трудом опомнился ото сна и сразу вспомнил о расписке. Куртка висела на стуле. Протянул руку, сунул в нагрудный карман. Пусто. Сунул в другой – тоже пусто. Все карманы облазил и не нашел заветный документ. Однако точно помнил, что расписка лежала внутри.

Поднялся с кровати и уставился в угол, отчетливо понимая, что ни одной путной мысли в голове у него нет. Выходит, пока лежал, расписку у него спокойно вытащили. И теперь никто ему не обязан. Даже сорока копеек.

Уколов утер ладонью лицо – даже в жар бросило. Но если он скажет об этом Тамаре, а она расписку не брала, тогда выходит, что брали другие. Пока без памяти валялся больничной палате. Илью Николаевича вдруг стало морозить. И то и другое одинаково опасно сейчас для него. И те, и другие могут приложить к нему руки.

Благополучного исхода из сложившейся ситуации не предвиделось. Лучше пока молчать и ни о чем не спрашивать. Можно продолжать жить, как жил до этого. Если, конечно, гигантская сосулька с крыши на голову не упадет, несмотря на лето, и не прикончит окончательно.

С кухни донесся мужской голос и женский смех. Приглушенный. Словно рыдание сквозь марлевый кляп. Веселятся себе до сих пор. Интересно, что их вместе связывает – адвоката и госпожу Филькину. Водят разговоры вокруг да около, и ничего из этих разговоров не понять. Тамара – умная кошка. Но Илюша не хочет быть мышкой.

Уколов начинал соображать. Единственный выход – это снова лечь и закатить глаза.

Он лег и отвернулся к стене. И сразу услышал, как к комнате кто-то идет. Вошли. Остановились.

Уколов отчетливо застонал. Это ему не стоило больших трудов, поскольку голова действительно раскалывалась. Потом отворил глаза.

К нему подошли и остановились. Два голубка. Она – в махровом халате и волосах, закрученных на бигуди. Он – в брюках, одной рубахе и тапочках на босу ногу. Купаться, вероятно, в душ ходили. Дуэтом. Придется до конца прикидываться и ничего не замечать.

– Ой-ой… Головушка моя…

До него вдруг дошло, что если к Филькиной до сих пор не пришли из полиции, значит, расписка так и не попала в их руки. А ведь там ее адрес записан. И данные паспорта. Выходит, что потерял. Так и есть, пока брел «на автопилоте».

Уколов смотрел в потолок, не зная, что делать, – то ли плакать, то ли смеяться. Лучше впасть в ступор. Выпучить глаза и смотреть. Как та корова, которую осеменяют принудительно.

– Живой?

– Ага…

– Тошнит?

– Да нет вроде… Башка вот только шумит…

Адвокат сел рядом, раскинув ноги циркулем. Волосы кудреватые с проседью приглажены. Сыроваты пока что. Точно, дуэт исполняли только что, пока он лежал. Вот и надейся после этого на женский пол.

«Зонтиком не угостите?…» – «Ой, да с превеликим удовольствием…»

Уколов вздохнул, лаская себя изнутри. Это он правильно сделал, что о расписке промолчал.

– А раз не тошнит – может, это… – Решетилов хлопнул себя пальцем по горлу. – Коньячок в холодильнике стынет. Будешь?

Илюша стал подниматься. Опухшую лобную часть беспрестанно ломило. Казалось, если выпить, то сразу все и пройдет. Допустим, сразу стакан целиком.

Пришли на кухню. Сели. Уколов вспомнил, что завтра суббота, и что в понедельник ему удастся с божьей помощью придти в себя и оказаться на работе. Таким образом, оставалось обзавестись лишь освобождением на нынешний день. В совхозе у них строго – могут прогнать с работы.

– Повестку бы мне на сегодня. – Он тяжко вздохнул, глядя на запотевшую коньячную бутылку.

– Это мы сделаем, – пообещала Тамара.

И посмотрела в лицо адвокату:

– Да, Анатолий Семенович?

Тот кивнул и сказал, что повестка вообще-то не проблема, вот только за последствия не ручается. Встал и вышел в коридор. Вернулся с черной папкой в руках. Расстегнул ее, вынул оттуда скромную повестку от местного участкового.

– Скажешь, мол, находился по поводу грабежа… С утра и до ночи. И лоб свой покажешь… Зеленкой намазанный…

Уколов соглашался. Других выходов у него нет. Только один. Который ему предлагали. И поглядывал на пустой пока что стакан.

Решетилов взял со стола бутылку, хрустнул пробкой, отвинтил и стал разливать. Больному налил полстакана. Себе и Тамаре в рюмки.

– Пей… Тебе надо в себя придти. Оно пройдет – только этого надо хотеть.

Уколов соглашался, хотя знал отлично: лапшу вешает, мозги желает запудрить. Чтобы не думал Илюша об их отношениях с Тамарой. А он и не думает. Ему бы выбраться из ситуации, а там он в гробу видал обоих.

Илюша прицепился губами к стакану, бросил глаза к потолку и залпом выпил. Но крякать не стал. Нет у него такой привычки. Лишь сморщился и стал елозить глазами по столу – закуски шаром покати. Пара яблок. Кусок хлеба. И еще рыбий хвост. Зато в мусорном ведре валяется пара пустых банок из-под консервов и пустые пачки супа «Ролтон».

Кувыркались, пока он на кровати прохлаждался. Потом питались, запивая коньяком. Эх, люди. Хомо сапиенс называются.

– Никто не приходил? – спросил Уколов.

– С какой стати? – удивилась Филькина, взглянув Илье в глаза.

– Да так, – промямлил тот, упрямо глядя в сторону ведра. – Боюсь. Вдруг проследили…

Чуть не проговорился действительно. Придти могут, если знают адрес. А адрес в расписке.

– Не бойся, Илья – грабители сами тебя теперь боятся, – произнес адвокат с видом знатока. – Они сейчас деньги твои пропивают. Если уже не пропили…

Сунул корочку хлеба себе в рот и вновь потянулся за бутылкой. Наполнил стакан и рюмки.

– Нечего раньше времени переживать…

Снова выпили и слегка закусили. Тамара вытащила из холодильника остатки салата, положила немного Илье и вновь убрала.

Сидят, переглядываются с адвокатом и ни слова по делу. Словно не существовало никогда проблем с неким стариком Лушниковым.

Уколов в который уже раз ругал себя за тот случай, когда познакомился с Тамарой. Конечно, сам не святой, но чтобы в госпиталь лезть напролом, – это и присниться никогда не могло.

Еще раз взглянул мельком Тамаре в лицо, чтобы окончательно убедиться. И сразу понял: пусто у нее внутри. И в кармане пусто. Свистит в кулак чертова кукла. И если пообещала в долг по расписке, так это она сгоряча или по незнанию.

Уколов доел салат и поймал себя на мысли, что, кажется, засиделся. С раннего утра в гостях. Голова перестала кружиться, и можно тихонько делать ноги.

– Пойду…

– Тебя же никто не гонит, – деланно возмутилась Тамара. – Хочешь – сиди, а не хочешь – ложись и спи. Я прослежу…

– Нет. Дело не в этом, – отказался Уколов. – Боюсь, как бы в совхозе не хватились… Там если кому втемяшится – в розыск могут объявить… Особенно мамаша. Та еще учительница.

– Вот оно что, – сразу согласилась Тамара. – Тогда ладно. Езжай. Дать тебе денег?

Она еще спрашивает! Уколова чуть не затошнило от такого вопроса.

Филькина посмотрела на него вскользь и потянулась за кошельком.

– На вот… Возьми полсотни…

Илья Николаевич встал и пошел к двери, не оглядываясь. В коридоре остановился у зеркала и посмотрел на себя. Хорошо, хоть лоб зеленкой не намазала, а то сверкал бы как светофор.

Взялся за ручку и вышел вон. Пусть сидят и думают себе: ушел такой-сякой немазаный. Всю жизнь ему тот колышек инвалидный перестроил…

Замок щелкнул. Гость ушел.

Адвокат с Филькиной сидят себе вдвоем и молчат.

Адвокат первым проговорил:

– Думаешь, будет молчать? И обо мне, говоришь, не в курсе?…

Филькина вновь подтвердила:

– Совершенно не в курсе. И молчать будет. И никуда не пойдет. С чем ему идти? Не с чем!..