Скворцов Валентин Петрович с удостоверением опера в кармане летел на свидание с любимой женщиной. Он пролетел мимо машины Лушникова и даже не посмотрел на номер автомобиля. Все его существо было занято другим – вопросом о предстоящей встрече. Этот вечный вопрос свел с ума ни одно поколение светлых умов.

Скворец пролетел остаток пути и на крохотном крыльце приземлился.

Навстречу вышла Людмила Николаевна в огненно-красных волосах и белой рубахе. Увидела жениха, снисходительно кивнула и улыбнулась. Словно она знала слово, от которого зависела вся остальная жизнь Валентина Петровича.

Оперативник поправил одежду, провожая взглядом тяжелую женскую фигуру, отряхнул пыль с брюк и взялся за ручку двери. Но открыть не успел, потому что дверь сама бросилась ему навстречу. Оттуда вывалились директор Гноевых и его ближайший помощник Решетилов.

– Рыжая потаскуха, сводня… – бурчал адвокат на ходу, и сразу замолчал, увидев Скворцова.

Геронтолог Гноевых снисходительно улыбался.

– Какие люди!.. И без охраны, – бормотал он бредятину. – А Катенька, между прочим, вас давно поджидает…

Директор – сама любезность.

– Не забудьте закрыть контору и сдать дежурному на пульт. Я на вас надеюсь… – И добавил, скорчив глупую мину на лице: – Что бы мы делали без нашей доблестной полиции…

От обоих несло свежим коньяком. Только что выпили и решили удалиться, чтобы не мозолить глаза.

Оперативник не стал дожидаться, когда эти двое отъедут на машине адвоката. Вошел внутрь и обнял будущую подругу жизни. Свадьба не за горами. Кажется, ничто не может помешать в намерении соединить свои жизни в одну.

– Чем мы сегодня займемся? – спрашивал Валентин, напирая.

Секретарша молча смотрела на него снизу вверх и пятилась к столу, пока не уперлась в его гладкую поверхность. И про себя подумала, что лучшего места им не найти, чем этот скромный кабинетик. Можно выпить кофе и даже поужинать. У нее для этого имеется припас в холодильнике. Ведь говорят же, что путь к сердцу мужчины лежит через желудок.

– Может, хочешь есть? – спросила Екатерина.

Глупее не могла придумать, потому что если Скворцов чего и хотел, так это одного: как мужчина, он хотел секса. Он любил свою избранницу, и она отвечала ему тем же. Оба они были уверены в скорой свадьбе и уже давно азартно отдавались друг другу, надеясь на преданность.

Стол. Гибкая спина. Грудь. Так бы, кажись, и не отлипал от нее никогда Валентин.

– Дверь!.. – Катя округлила глаза, ловко выскальзывая из объятий. Подошла к двери и заперла ее изнутри, повернув до конца круглую ручку. Теперь даже ключом не открыть снаружи. Потом они вошли в директорский кабинет. Заветный диван манил к себе.

– Может, разобрать его? – подумал Скворцов.

– Не разбирается… – напомнила Катя. – Если бы можно было, разве же я не знала бы. Его хотели один раз пылесосить, и не смогли разобрать. Заклинило что-то. Давай, как обычно… Сейчас простынку постелю…

Она вернулась к себе в «предбанник». Нагнулась у стола в поисках простыни, принесенной с утра. Та лежала под кипой газет.

Катя уже распрямлялась, когда услышала грохот в директорском кабинете. Так падают с лестниц или шкафов. Точно так же гремят диваны.

Вошла и остолбенела. Диван оказался разобран. Причем обе его половинки, сиденье и спинка, лежали на полу.

– Говорю тебе – он же не разбирается… – испуганно бормотала девушка. – Теперь нам обоим достанется.

– Да ладно… Будут тут…

Скворцов помнил о главном. Взял из рук Кати простыню и застелил мягкую горизонтальную поверхность.

– Пусть считают это аварией на производстве, – пробормотал он, увлекая за собой любимую. – Кроме того, они тебе сами задолжали… Платить надо вовремя…

…Часа через два они вновь сидели на стульях. В приемной. И пили кофе. А сломанный диван ждал их в директорском кабинете, словно немой укор человеческой егозливости.

Допив кофе, старший лейтенант уверенной походкой направился к дивану. В его жизни было два случая, когда ломались диваны, и Валентин их легко ремонтировал. Нужно лишь определиться с рычагами по торцам. У этого дивана, кажись, не было ни рычагов, ни пружин.

– Откуда они его притащили? – Удивлению опера не было предела. – Он же на ладан дышит. Хорошо, что это с нами случилось, а не с клиентом каким-нибудь. Ущемил бы себе, например, срединную часть!..

Девушка смеялась. Ей было хорошо с любимым человеком.

Оперативник стоял рядом и натурально чесал затылок. Всей пятерней. Не мог он предполагать, что вся эта конструкция странным образом съедет, а ведь всего-то сделал ничего – потянул на себя слегка. Придется вновь его укладывать на деревянное основание.

Наклонившись, он приподнял сиденье за край и тут же услышал, как внутри что-то тяжело прошуршало. Так могла звучать тяжелая банка с фамильными драгоценностями или половинка кирпича.

– Слышишь? – прошептал оперативник. В голосе звучал неподдельный интерес.

Он сложил половинки вместе, как складывают раскрытую книгу, и приподнял за другую сторону.

Катя ему помогала. Опять тот же характерный звук. Не пружина. Не гайка какая-нибудь, а тяжелый увесистый предмет. Может, даже молоток, который забыли рабочие во время обтягивания мебели тканью.

Скворцов оглядел обе половины с нижней стороны и, кроме ровной древесноволокнистой плиты, ничего не обнаружил. Ни трещин каких-нибудь, ни накладок. Даже отверстий для вентиляции там не было предусмотрено.

– Посторонний предмет сюда попасть не мог… – рассуждал опер.

Катя просила бросить бесполезное занятие. Можно положить, как есть, и уйти со спокойной совесть. Тем более что они за диваны не отвечают. Однако оперативник не хотел слушать, продолжая осматривать ткань. Заинтересованно. Разве что швы пока что еще не обнюхивал, и шерсть по хребту у него не вздыбилась по причине ее отсутствия.

Валентин опустился на колени:

– Смотри сюда. Видишь?

В месте изгиба двух половин ткань отошла, и образовалось отверстие. Скворцов просунул в него руку и стал осторожно опускать все глубже, часто моргая. Гладкая поверхность волокнистой плиты. Пружины. Пальцы вдруг уперлись в твердый прохладный предмет.

Ни с чем нельзя спутать эту холодную неподатливость метала. Один к одному – железо. Уцепил пальцами и осторожно потянул наружу. Подтянул кверху и застрял рукой в отверстии, как тот бабуин с плодом манго в руке. Разжать – значит, выронить и снова тянуться, обдирая руку в узком пространстве.

Пришлось опускать. Стальное изделие прошуршало вниз. Оперативник расстегнул пряжку ремня на собственных брюках и стал вынимать его, не отвечая на вопросы Екатерины.

– Что там? Ну, почему ты не скажешь?…

– Молчи… – шипел в ответ Валентин.

Сунул пряжку в дыру. Следом пошла рука, увлекая ремень. Нащупал знакомое отверстие и вставил в него стальной язычок пряжки, свободной рукой поддерживая ремень в натяжении.

После этого вынул руку и стал вытягивать ремень, словно это была рыболовная снасть. В отверстии показалась красно-коричневая рукоять, прочно повисшая узким отверстием под карабин на ременном язычке. Оперативник перехватил ее пальцами и, наконец, вытащил.

– Что это? – снова спросила Катя.

Скворцов не торопился отвечать. Строго посмотрел невесте в глаза. Долго. Потом ответил.

– Стандартный пистолет «Макарова».

Вынул обойму и добавил:

– Снаряженный одним магазином и патронами… которые надо считать.

Удерживая двумя пальцами за самый край рукояти, зачем-то понюхал ствол, потом положил перед собой на стол.

– За поверхность затвора, кажется, не брался… – у него лихорадочно блестели глаза. – Где у нас, Катенька, телефон? Не трогай!..

Катя испуганно отдернула руку от оружия.

Оперативник вновь засунул руку в отверстие и стал ощупывать в самом низу. Однако там оказалось пусто. Ни дополнительной обоймы, ни патронов россыпью, ни в коробках. Да больше и не гремело перед этим, как будто, кроме оружия.

У Кати в сумочке сотовый телефон. Она вынула и протянула его Валентину. Не доверяет она теперь директору, и с его служебного телефона звонить не советует. Села в кресло напротив, сложила руки на коленях: провела время, называется, парочка голубков.

– Кому ты хочешь звонить? – спросила она. – Помнишь, я тебе говорила? Гноевых и ваш прокурор Зудилов – родня.

– Не наш он, – ответил Валентин. – И мне он не родня…

Оперативник замолчал. Потом задумчиво произнес:

– Если тебя хвалит враг, значит, ты сделал глупость… Правильно говорил старичок Август Бебель. А я-то думаю – что он передо мной рассыпается? «Какие люди и без охраны…» А кому звонить, так пока и не знаю. Нас же с тобой и обвинят потом. А этот отвертится. Не клал, скажет, туда и отвечать не обязан. Известная песня…

– Долго нам здесь нельзя, Валя…

Пронзительный звонок директорского телефона заставил окаменеть. Могли звонить из вневедомственной охраны – срок сдачи объекта давно миновал. Либо мог сам названивать, Гноевых.

– Собираем диван и быстро уходим, – решил Валентин. – Нас вообще здесь не лежало.

Они подхватили диван и опустили на деревянную раму с боковинами.

– Как тут и было… – бормотал Валентин. – А съехал он оттого, что оказался оторванным от основания. Система Брежнева. Сейчас такие не выпускают…

Подхватили вещи: Катя дамскую сумочку, оперативник потертую кожаную папку – и к выходу. Осталось сдать офис под охрану. И только бы их не заметили, потому что отвертится гад, а их потом по судам затаскают. Никто не поверит, что трахались, и пистолет сам собой выпал из дивана. Но должен же быть выход. Он где-то рядом.

Катя набрала номер пульта централизованной охраны и назвала пароль. Проверила систему охраны и получила «Добро».

Открыли дверь, толкнув от себя, и шагнули за порог, сразу столкнувшись на крыльце с пожилым гражданином. На дороге стоит серая «Волга».

– Что трубку не поднимаете, – ворчит дед и щерится, как молодой. Все зубы в целости. Протянул красную корку Валентину и заставил читать знакомым до боли голосом.

Под ложечкой у Скворцова тоскливо заныло. Кажется, попались. Кругом одна порука. Шило и мыло. В кармане неизвестно чей пистолет. Бог знает, где он был до этого засвечен. Вот она, судьба.

– Лушников я, – шипит дед. – Неужели не можешь узнать?

Глаза у Скворцова обрадовано сверкнули. Это же надо так себя изуродовать, чтобы узнать не могли. Хотя, если присмотреться, знакомые черты все равно проступают.

– Не напрягайся, – решил за него Лушников. – И можешь не докладывать: я в курсе. Где пистолет?… Пальцами брал?… Попробуем действовать нестандартно.

И покосился в сторону перепуганной девушке:

– Можно ей доверять, Валентин Петрович?

Вместо Скворцова ответила Катя. Торопливо и обиженно. Можно, конечно. В глазах удивление: дяденьке откуда-то известно про пистолет. Она помнит этого посетителя. Под вечер приходил. Посидел на диванчике, развалясь, и в курсе всех дел неожиданно стал. Даже о пистолете.

– Потом, голуби мои, расскажу. А сейчас нам пора уходить. Нужна консультация начальства. Думаю, с нами согласятся…

Втроем они сели в машину, выехали с территории больницы и около парка вновь остановились.

Мужчины вышли, оставив Катю одну, и стали переговариваться в нескольких метрах от машины. Потом они возвратились. Пожилой вступил с ней в разговор. Девушка должна позабыть о сегодняшнем вечере. Даже об этих сумерках. Не было ничего. Вдвоем со Скворцовым они только что посидели в конторе, послушали музыку, выпили кофе и ушли. На какое-то время ей лучше уехать в отпуск, например, на остров Сахалин. В связи с принятием наследства внезапно умершего дядюшки. Но основное, о чем нужно твердо помнить, это то, что ничего не было. В особенности дивана. К нему и близко никто не приближался. Не сидели на нем, не разбирали, и пистолета не видели…

– А если вдруг обнаружат пропажу? – спросила она.

– Пистолет будет сегодня же возвращен. А мы постараемся держать обстановку под контролем. Нужно лишь ваше согласие…

– Я буду рядом с тобой, – сказал Валентин и поцеловал при свидетеле. – Можешь мне верить. Без тебя нам не обойтись. Вернее, без твоего молчания.

– Хорошо… Я попробую сыграть, – обещала Катя.

– Вот и хорошо!

«Дед» обрадовался. Запустил двигатель и пошел прямиком по улице Врача Михайлова. Потом повернул на 40 лет Октября и напротив РОВД остановился.

Здесь он вынул из кармана сотовый телефон и стал набирать номер. Ему ответили быстро. Говорил какой-то Первый. Катя удивленно смотрела в глаза Скворцову, но тот был сам удивлен не меньше. Не было таких позывных в РОВД.

– Будем ждать. – Лушников отключился. – Есть хотите?

Народ есть не хотел – сыт по горло приключениями, а также выпитым без меры кофе и съеденными бутербродами с ветчиной.

– А я хочу, – произнес снова майор. – Ребра подвело. Сидите пока. Забегу в кафе на минуту.

– Осторожно, Александрыч, – напомнил Скворцов.

Но тот уже шагал к торговому центру.

Минут через двадцать вернулся и сел в машину. Вскоре рядом притормозила служебная «Волга» начальника РОВД.

Лушников пересел в машину к подполковнику и стал докладывать. Сообщил о том, что удалось услышать через дистанционную систему. Потом плавно перешел к истории с пистолетом. Возможно, директор Гноевых не имеет к оружию никакого отношения, но кто-то ведь спрятал пистолет в диване. С другой стороны, можно всю жизнь гадать, пока не будет проведено исследование оружия. Причем быстрое. Потому что времени на все – одна ночь всего.

Подполковник Гаевой слушал, не перебивая, и под конец потянул носом. Действительно, времени совсем мало. Так что надо ловить эксперта Люткевича и тащить в кабинет. В каком бы он состоянии ни был.

– Думаю, ночи ему хватит, – решил начальник, беря в руки микрофон рации. – Неужели до сих пор его не подняли из дому…

Дежурный ответил, что Люткевич давно в РОВД и ждет в лаборатории. Задними воротами заехал, поэтому его никто не заметил.

– Что будем делать с девушкой? – спросил Гаевой. – Было бы лучше, если она уедет… К дяде или тете. Или, допустим, в свадебное путешествие…

– Исключено, – сказал Лушников. – У них скоро свадьба. Гноевых, Решетилов и Бачкова среди приглашенных.

– Тогда пусть отправляется… на Сахалин. Устрой им вызов телеграммой?… По поводу дяди… И этого надо рядом пристроить, Скворцова, – он покосился в сторону Лушниковской «Волги», – в качестве личного охранника. Жених и невеста. Оптимальное прикрытие. Тут даже придумывать ничего не надо. Либо пусть спрячутся на какой-нибудь даче и не появляются…

Так и решили. Лушников пересел в свою машину. Въехали через задние ворота на территорию РОВД и торопливо пошли кверху, оставив молодых в одиночестве. Дверь лаборатории оказалась на запоре.

Постучали. Люткевич отодвинул в сторону стальную полосу металла и отворил дверь. Обычная практика, заведенная самим руководством: в лаборатории находятся вещественные доказательства, так что не надо искушать судьбу. Пропустил обоих и снова закрыл, косясь на моложавого деда. Но спрашивать ничего не стал: наличие рядом с ним начальства снимало ненужные вопросы.

– Времени у нас, Евгений Фролович, очень мало, – начал подполковник. – Подготовить официальное заключение невозможно, поскольку изымалось наспех, без оформления, и требует возврата. Нам нужно лишь подтвердить факт… Либо его опровергнуть. Есть подозрение, что из этого пистолета убиты двое…

Лушников вынул из толстой папки пистолет с обоймой и патронами в прозрачном пластиковом мешке.

– А с чем будем сравнивать?…

– С пулями, изъятыми в квартире Пирожкова, – сказал Гаевой. – Помнишь, старика со старухой убили в начале марта?… Пирожкова с Шиловой?…

Люткевич помнил. Принял из рук Лушникова пистолет, закрепил рукоять в стационарном зажиме и стал обрабатывать кистью.

По всей поверхности проступили отчетливые следы пальцев.

– Вот и лапки у нас появились, – бормотал старший эксперт. – А их с чем будем сравнивать.

– Есть тут один. Я больше чем уверен – его следы… – ответил Гаевой.

Пригласили оперативного уполномоченного Скворцова. Поиграть на «рояле». Люткевич раскатал валиком по стеклянной пластине черную пасту, затем по очереди, прокатывая каждый в отдельности палец по черной поверхности, переносил отпечаток на дактилоскопическую карту.

Прокатывал и бормотал:

– А ты как у нас думал… Все до единого… Чтобы полностью исключить…Сомнений никаких быть не должно…

Скворцов сопел, сверкая глазами.

– Мыло дашь?…

Эксперт обещал. Был у него где-то обмылок хозяйственного.

Закончили с оперативником и отправили назад к машине – невесту охранять. Чтобы не убежала раньше времени. А то возьмет и передумает на ходу.

Лишь после этого Люткевич приступил к изучению канала ствола. Пистолет оказался чистым. Такое ощущение, что из него вообще не стреляли. Абсолютно никаких отложений. Так что по составу пороховых газов определить тип боеприпаса оказалось невозможным. Зато оставалось фотографирование канала ствола под большим увеличением. Эксперт произвел съемку. Изготовил снимки. Затем вынул из папки снимки поверхностей пуль, изготовленные по делу Пирожкова и Шиловой, и стал их изучать. Пули застряли в трупах. На экране монитора было видно, как совмещаются две поверхности, испещренные поперечными полосами.

– Взгляните сами, – предложил капитан. – Абсолютная идентичность. Полное совпадение полос канала ствола и следов на изъятых пулях. Подобное возможно как один к миллиону, учитывая громадное увеличение и точность измерения.

– А поточнее нельзя? – спросил Гаевой, улыбаясь.

– Если быть точным, то я написал бы в заключение, что из этого пистолета произведены выстрелы данными пулями. Другого вывода просто быть не может, потому что нет такого количества тождественных образов. Хотя, могут быть исключения, в которые я не верю… Что будем делать дальше? Насколько я понял, вы собираетесь оружие возвращать?

– Ты правильно понял, – ответил Гаевой. – Однако мы считаем, что его надо вернуть в небоеспособном состоянии. Что ты можешь предложить как криминалист? Есть соображения?

Люткевич шевельнул плечами. Предложить всегда можно, но вначале надо подумать. Патроны. Пистолет. Можно привести оружие в негодность, убрав ударник. Но тогда невозможно будет доказать вину обвиняемого: ни один эксперт не даст заключение, что из этого пистолета кого-то убили. Несмотря на то, что пуля на самом деле вылетала именно из этого ствола. Суду потребуется исправное оружие. Это истина, против которой не пойдет никто.

Он говорил банальные вещи. Начальник РОВД соглашался.

– Выходит, Николай, что мы должны его возвращать в исправном виде… – Гаевой напрягся. – Без какой-либо уверенности, что никто не пострадает…

– Я не сказал о патронах, – напомнил Люткевич. – Патроны можно оставить эти же, предварительно выварив. Но я не советовал бы. Гарантии тоже нет. Я бы удалил из них порох… В обойме отсутствуют два патронов. Те самые, что находились в магазине до выстрела. Значит, других боезапасов у преступника нет, иначе он дополнил бы магазин.

Гаевой хлопнул в ладоши. Точно. Одна голова хорошо, а три еще лучше! Правильно заметил эксперт!

– Так и решим, – проговорил. – Подсунем ему пустышки.

Люткевич вставил патрон в массивное приспособление и без труда, вращая рычагом, извлек пулю. Вынул патрон, высыпал в баночку порох и вставил на место пулу. После этого обжал дульце гильзы на другом приспособлении. На все ушло с минуту. Обработал таким образом все шесть патронов. Взял в руки увеличительное стекло и стал их рассматривать. Осмотром остался доволен – ни царапин, ни погнутостей.

– Прошу… – указал ладонью. – Можете снаряжать. Но вначале наденьте перчатки. Дайте, я сам…

Он был в перчатках. Быстро снарядил магазин. Обтер фланелевой тряпочкой следы с пистолета и обоймы, вставил в рукоять и затем опустил в мешочек.

Все трое оказались довольны. Оставалось надеяться, что патроны в последний момент не заменят, и выстрела не произойдет, что данный пистолет вообще никогда больше не выстрелит, оставшись в положении вещественного доказательства, а затем будет уничтожен за ненадобностью.