А утром, как только рассвело, Филькина кинулась в больницу. Слава богу – своих людей у нее хоть пруд пруди. Как только перебралась, сразу принялась заводить знакомства – кому шоколадку дешевенькую, кому семечек горсть, кому чего – оно и накопилось со временем. И Сергеич этот, который сейчас в больнице лежит, тоже посильно участвовал в этом процессе. На его деньги покупались те шоколадки и семечки. И духи с колготками.

Тамара Борисовна торопилась. Надо было до смены дежурств исхитриться, перехватить зяблика и слегка вправить ему мозги. За одно и поговорить не мешало бы, прояснить – куда его клонит в настоящий исторически значимый момент. Ей и самой стало в последнее время казаться, что старик сделался вроде слегка как умом тронутый. И без того богом убитый, а тут к нему сынок припожаловал. Вместе они таких дела наковыряют, что потом бульдозеров не сковырнешь. Видали таких! Вчера ключи от квартиры надумали просить… Не было пятнадцать лет – так нет, явился… Где поставить чемодан?! И если не принять срочных мер, то действительно – это получится Синичкин труд. Все старания насмарку.

Поздоровалась на вахте, уверенно шагая в белом халате, подошла к служебному лифту и попросила доставить ее до седьмого этажа. Изжога у нее почему-то с утра – потому и нельзя много ходить. А то бы она не стала беспокоить по пустякам.

Пожилая дама понимающе кивала. Почему не подвести, если лифт для того и создан, чтобы возить. Исключительно персонал и неходячих больных.

Поднялись на этаж. Тамара выскочила из просторной кабины и поскакала на высоких каблучках за угол. Только бы своих застать кого.

Подбежала к посту.

– Ой! Так торопилась, – принялась тараторить. – Думала, не успею, чтобы вас застать. Как тут мой-то?

– Кто? Ах, этот… У которого дистрофия?

– Вот именно…

– Лежит себе. Потихоньку отходит и даже хотел кушать.

Филькина, топчась как на углях, посмотрела на часы – вроде как время поджимает.

– К нему запретили… – опередила девушка.

– Да я быстро – одной секундой! – крутнулась на месте Тамара. – Только туда и обратно. Хоть взгляну да в лоб поцелую…

Медсестре пришлось согласиться. Как откажешь? Знают немного друг друга…

Тамара белым пятном проскочила по коридору и скрылась за дверью палаты. Подошла, присела на край кровати.

Александр Сергеевич хлопал глазами. Выспался и начинал соображать.

– Как ты? Все лежишь? – произнесла стандартную фразу Тамара. – А я одна там воюю. Кончились у тебя таблетки?… Вот тебе еще упаковка. Спрячь, а то ведь они находят и все лишнее выбрасывают. У них же предписание… у медиков…

Достала из кармана упаковку и сунула тому под одеяло, почувствовав леденистое прикосновение руки. Хиреет на глазах организм. Не много, видать, осталось тому сопротивляться. Еще пара глубоких «затяжек» – и каюк «истребителю». Просто уснет и не проснется. И сведений об истинной причине гибели никаких. Официальный диагноз: остановка сердечной мышцы на фоне истощения. А что бы вы хотели – жил один, питался через раз да к тому же пил. Естественная смерть большинства алкоголиков.

– Коля приехал, – радостно проблеял Сергеич, блестя глазами. – Приходили вчера…

– Знаю, – оборвала его Тамара. – А ты и обрадовался. Ты что же думаешь, пришли твоим здоровьем заниматься? Ошибаешься. Им твоя «сталинка» нужна – вот что!

Двинула головой по сторонам – что-то разошлась, лишнего говорить стала, однако снова продолжила прежнюю линию.

– «Не делайте из ребенка кумира» – может, слышал? Иначе он вырастет и потребует жертв. Вот он и приехал, дитятка твой.

– Он и раньше всегда приезжал. По месяцу жил, бывало… И по полтора.

– И что из того?! Ему деньги нужды твои и квартира. Пропишется к тебе, а самого в дом-интернат сдаст. Это у них теперь в моде, у молодых.

– Знаю…

– Ну, вот. Раз знаешь, тогда и думай. Ключ у меня просил, а как я дам, если я не хозяйка.

– Что ты наделала!.. – Лушников ощетинился. Вскинулся головой кверху. – Как ты могла! Ведь он же мне сын…

– А мне он никто. Он же меня первой и вышибет вместе с дочерью, а ведь мы с тобой все-таки жили…

Она прикусила язык. Надо было сказать: не жили, а живут до сих пор, и еще долго будут делить супружеское ложе. Подумала и сморщилась.

– Что с тобой?…

– Голова что-то кружится. Побегу. Яблоки вот возьми… Апельсины. Выздоравливай поскорей.

Сунула пакет в тумбочку и поднялась. Вовремя успела. Спустилась вновь с помощью лифта, одарив старуху-лифтершу обезоруживающей улыбкой.

– Она словно гипноз знает, – бормотала ей вслед женщина.

А та приняла в раздевалке свою куртку и тут заметила: от входа шагает, размахивая ногами, словно циркулем, сын Лушникова. Филькина отвернулась и медленно побрела в сторону женского туалета. Действительно, вовремя смоталась с седьмого этажа. Ей точно бог помог. А если не бог, то кто?…

Дернула на себя ручку, вошла в кабину и притаилась. Приходится вертеться. Потому что если ты не будешь крутиться, то тебя саму навертят на стальной пруток.

Майор Лушников поднялся ступенями на седьмой этаж и уперся в закрытую дверь. Не пройти. Стукнул в стекло, вызвав неудовольствие медицинского персонала: трое девушек в белых халатах как с цепи сорвались. Пришлось удостоверением осаживать и разъяснять популярно – не навещать пришел, а вопрос медицинский решать, а это совершенно разные понятия. Тары-бары разводить некогда. Человек едва ноги волочит, хотя и в твердом рассудке. Есть точные сведения, что ему навязывают ненужное и вредное для здоровья лекарство.

Барышни в халатах не верили. Что-то уж больно на криминал смахивает. Не может такого быть.

– Может! – холодно произнес Лушников. – Особенно если к таблеткам приучить, когда вы без них жить не можете. Мне вам, что ли, объяснять.

– Заведующий запретил пускать.

– Между прочим, по моей же просьбе. Так что отворяйте калитку… Так точно… Именно я и говорил с ним вчера.

Дверь отворили.

– Был у него кто-нибудь?

– Откуда нам знать…Мы только заступили…

– Ведите к больному. Осмотрим при вас. И заведующего пригасите, если еще не сменился…

Заведующий оказался на месте. Обычное явление, когда врач, отдежурив сутки, вновь остается на месте. Заработать всем хочется.

– Мне кажется, что к нему приходили, – сказал майор. – Со спины успел заметить…

– Надо было остановить, – доктор усмехнулся.

– Каким образом? Она в туалет заскочила. В женский, естественно… И словно застряла там.

– Понятно. – Доктор качнул головой. – Идемте. Спросим у людей.

Вдвоем они прошли по коридору в палату и остановились у кровати больного. Тот разлепил тонкие веки. Сонная пелена застилала глаза.

Майор дернул на себя ящик тумбочки – пусто. Подхватил одеяло и тут же заметил, как рука у отца дернулась к бедру. Перехватил ладонь и без труда разжал пальцы.

– Эх, папа. Ты прямо как ребенок.

– Отдай сюда… Это мое…

– Ты не знаешь, что делаешь!

Подключился доктор:

– Сами себя губите, больной…

– Успел, сглотнул уже? – спросил майор.

Отец отвернул голову. Говорить сил нет, а эти пристают. Спать хочется… И зевнул, обнажив желтые зубы.

– Бесполезно с ним теперь разговаривать, – сделал вывод доктор. – Идемте в ординаторскую, там решим, что нам дальше делать…

Развернулись и вышли, вполголоса разговаривая. Успела, выходит, передать. Но не могло ведь такого быть, чтобы никто ее не видел. Выходит, что кто-то помог. Снизошел до положения.

Вошли. Сели. Что делать – не ясно. И домой в таком положении отпускать нельзя – крякнуть может посреди дороги.

Врач не хотел брать на себя ответственность. А майор и не настаивал. Куда он его повезет, если сам пока что в гостях живет.

– Сейчас я его оформлю, – решительно заявил сын. – Он у меня век помнить будет. Готовьте направление и заключение о необходимости содержать в изоляции. Он же у нас военный. Летчик-истребитель в прошлом. Майор… В Корее воевал…

Попросил разрешения позвонить и поднял трубку.

– Гарнизонный госпиталь, пожалуйста…

Доктор ткнул пальцем в стекло на столе, указывая номер. И Лушников стал звонить. Должен быть выход из ситуации. Иначе не видать больше отца.

Дождался, пока ответят, и стал излагать ситуацию.

Жил-был майор. Служил по всему Союзу… И даже в Корее… Сын на далеком Сахалине. Умерла жена, и тут у него началось – то вкось то вкривь. Зависимость от лекарств… Короче говоря, если не посадить под замок, точно умрет во сне…

В госпитале переваривали ситуацию. Обычно в таких случаях направляют в наркодиспансер, но больной не наркозависимый.

– Терпеть и ждать уже нет никакой возможности, потому что сегодня опять под одеялом нашли упаковку. Принесла одна…

– Хорошо, везите! – решили там. – Со всеми документами… Прием до шести вечера…

Лушников посмотрел на доктора. Нужна машина, одеяло. Сопровождать будут сами родственники.

Тот соглашался. Избавиться бы, действительно, не то наживешь себе на лысую голову.

Отца собрали, положили на носилки и выкатили к лифту без одеяла.

– Быстро мне одеяло, – хмуро проговорил сын. – Забыли, что ли?…

Одеяло принесли и закрыли с головой. Из ординаторской принесли направление. На двух листах. А также и карту больного.

– Поезжайте… с богом. – Врач жал оперативнику руку. – Машина ждет внизу. Там вам тоже помогут. И сестра сопроводит.

Тронулись в путь. И через сорок минут уже были в гарнизонном госпитале. Однако в приемном отделении госпиталя произошла неудача. Тетка лет пятидесяти отказалась было принимать больного. Направление ей не понравилось.

– Я оставлю его на улице, и ты будешь отвечать, – раздельно, по слогам произнес Лушников. И дама в халате тут же передумала. Она сообразила, что лучше сидеть в халате и в госпитале, чем лежать на кровати и в женском отделении следственного изолятора. За неоказание помощи страждущему. Понятно, что могут и не посадить, а вдруг!

Деда занесли в отделение. За руки и за ноги сняли на кушетку и переодели в стандартную амуницию госпитального образца.

– Это вы заберите с собой, – отдали узел с бельем. – Всего хорошего. Звоните. Часы приема… Кто еще к нему может придти?… Никто. Вот и хорошо. Значит, только вы, товарищ майор?… А жена?… Понятно.

Александр Сергеевич лежал на кушетке, скрестив на груди руки, словно собираясь представиться.

Сын подошел, пожал ему кисть. Двое санитаров вновь переложили его на каталку и направились в коридор.

Лушников вышел на улицу и отправился на остановку. Отец теперь находился в надежном месте. Едва ли пропустят к нему теперь посторонних. По крайней мере, в медицинском направлении прямо об этом сказано.

С узлом в руке и полный намерений, добрался на автобусе до теткиной квартиры. Отца пристроил. Теперь он займется собой. Гирин сидел на кухне и читал Евангелие. Раньше он любил все больше исторические хроники и мемуары, а в последнее время переключился на нетленные рукописи.

– Сколько бы ни было миру времени, а Евангелие сохранится, – любил в последнее время он повторять.

Увидел Николая, спросил о состоянии кума.

– Вот даже как, – удивился. До сих пор, выходит, не успокоилась. И нас вчера к себе приглашала – тоже, выходит, с каким-то интересом…

– Выходит, что так. Упаковку под одеялом у него опять нашел. Ну, ничего. В госпитале ему будет теперь хорошо. Там его выходят. Надо самому определятся тоже…

Гирин довольно шмыгал носом, соглашаясь. Правильно мыслит крестник.

– Однако что делать – не знаю. Может, подскажешь, дядя Ваня?

Тот дернулся в кресле. Подсказать? Почему нет! Тут и думать особо не надо. Вдвоем идут в магазин и дело, как говорится, снова в шляпе. Инструмент только взять надо. И стал развивать идею: надо всего лишь вскрыть квартиру, врезать в нее другой замок. Или, лучше, два. Ключ от гаража должен лежать в квартире. Это не проблема. Как сказал один герой, бить надо быстро, но больно. Свое возвращаем, потому и бояться не надо. Остальное в рабочем порядке. Наверняка, договор по поводу передачи квартиру лежит в квартире. И вообще, пока жив отец, живо и его дело.

– Не имели эти деятели право брать у человека собственность, пока у того сын имеется, – закончил говорить.

Тетка Настасья накрывала на стол. Накормила и выпустила обоих из квартиры. У Гирина в руках сумка. Набор инструментов. Дрель.

– А ключ она тебе не отдаст. Нет… – говорил на ходу Иван Иваныч. – Не для того брала. Не для того «замуж» выходила, чтобы сдаваться без боя. Я таких штучек знаю. Их тут развелось в последнее время – только и смотрят, где бы сесть поудобнее и впиться.

Добрались до квартиры и стали чесать затылки. Как бы так сделать, чтобы поменьше навредить двери. Дядя Ваня нажал на всякий случай на кнопку. За дверью раздался мелодичный звук, но никто не открыл.

– Дайка, дядя Ваня, гвоздодер…

Лушников вставил в проем между косяком и дверью стальное жало и повел в сторону. Гирин в этот момент вставил в щель толстую стамеску. Перекинули гвоздодер поглубже и надавили уже вдвоем – иссохшее дерево щелкнуло и дверь отворилась.

Никто не вышел на площадку. Лишь шорох почудился Лушникову за соседской дверью. Люди знали его и потому, вероятно, не хотели беспокоить своим присутствием.

Вошли внутрь. Наскоро обошли квартиру, вернулись к двери и кое-как закрыли на дверную задвижку.

Лушников задумался. Пошел по квартире в поисках газет. Нашел целую кипу. Потом вышел из квартиры и заглянул в почтовый ящик – и оттуда вынул еще пару штук.

– Что ты хочешь? – теребил его Гирин. – Что ты задумал?

– Дверь стальную поставлю, – ответил тот.

Сел к телефону и принялся крутить скрипучий диск. Обзвонил несколько организаций и быстро с одной из них столковался.

– Прямо сейчас и жду вас, – сказал и положил трубку.

Обернулся к Гирину и продолжил:

– Давно надо было сигнализацию поставить.

– У них же нечего было тащить, у Ирины…

– Зато нажал кнопку – и к тебе через минуту приедут.

Гирину нечего было против этого сказать. Можно и поставить, если деньги водятся. Крестник все-таки начальником отделения служил до этого. Опер. И на Востоке деньги всегда платили.

Примерно через полчаса в дверь позвонили. Николай приблизился к дверному глазку: на площадке стояли двое парней.

– По поводу замера, – доложили они.

Вошли и стали замерять дверной проем. Высота. Ширина. Какой материал для хозяина наиболее предпочтителен? Можно под мрамор, без горючих материалов снаружи.

– Именно такую и хотите? Будет исполнено. Утром ждите – у нас как раз имеется задел. Взгляните на фото.

Лушников стал разглядывать глянцевые картинки и без труда выбрал.

– Попрошу именно с утра, – напомнил. – Потому что после обеда не будет времени.

Парни мялись у двери. Если особая спешка, то фирма могла бы пойти навстречу и поставить прямо сейчас. С незначительной доплатой, конечно.

Лушников согласился с предложением, потому что больше всего в жизни тяготит неопределенность.

Работники вышли на улицу. У одного в руках сотовый телефон. Из окна видно, как тот вынул его, набрал номер и поговорил с кем-то. Минут сорок прошло, как рядом с ними остановилась «Газель» с крытым кузовом.

Работники вынули стальные косяки. Затем дверь. Потом сварочный аппарат. Подняли все это на второй этаж и приступили к двери.

Будь рядом отец, у того сердце не выдержало бы видеть, что творят с его «дубовой» дверью – треск стоит. Дверь сняли с петель. Оторвали боковые накладки и разобрали косяки. На все ушло не больше получаса.

Конечно, умели раньше двери делать, но в данном случае дверь оказалась вовсе не дубовая, как говорил отец, а обычная сосна.

Прикинули к проему косяки из широкого уголка. Пробурили отверстия в кирпичной кладке, забили стальные штыри и приварили их к косякам. Зачистили абразивным кругом. Потом вставили в шарнирные отверстия стальные шарики, подняли дверь и навесили. На шариках тяжелая дверь ходит без усилия. Проемы заполнили пеной, дождались, когда она подсохнет, срезали аккуратно ножичком, покрасили по местам сварки и по пене. Потом еще раз проверили работу обоих замков. Все работало отлично. В квартире теперь была та самая дверь, защищенная от возгорания.

Еще раз проверили работу замков, и назвали сумму. Лушников вынул из бумажника деньги, протянул. Взамен получил полный набор ключей. Он здесь надолго поселился, потому обустраивается основательно.

Рабочие положили деньги в карман и протянули сертификат качества с условиями гарантии. Звоните. Фирма всегда рада помочь. Развернулись и вышли. На все ушло не больше час.

– Дверь мы сами уберем, – сказал им вдогонку Гирин. Как будто те собирались ее забрать. – Она еще нам послужит. – И добавил, развивая мысль: – У Сергеича на даче совсем плохая висит…

Лушников не обращал внимания на стариковский бред. Вновь скрипел диском. Двери «дубовые». Дачи. И еще земля, на которой ничего не растет, если не поливать и не удобрять. Время только зря тратят.

– Пришлите ко мне представителя – договор хочу заключить. Именно. Работы – всего лишь одна дверь.

Иван Иванович напрягся – опять куда-то деньги надумал тратить. Но приставать с расспросами не стал. Пристроил разобранные косяки в углу. Туда же поставил дверь. Не разбрасываться же материалом готовым, который еще сгодится.

Опять звонок в дверь. Представитель вневедомственной охраны с монтажником.

– Вызывали? Тогда мы приступим…

Те быстро оценили объем работ и принялись стучать молоточками. Один другому помогают. Повесили над верхней частью двери разъемный контакт, отвели от него провод – и к телефонному. На стену укрепили пластиковую коробочку с крохотной красной диодовой лампочкой. Если присмотреться снаружи, будет виден через глазок. Специально некоторые устраивают в пределах видимости. Квартирный вор знает, стороной обходит, исключая неопытных и диких.

– У вас дверь на массу тела будет реагировать, – стали разъяснять. – Надо лишь кому-то больше обычного задержаться или, например, прислониться, как будет подан сигнал… Все понятно? Тогда подпишите договор. С вас сумма…

Лушников протянул требуемую сумму и взял взамен экземпляр договора. Дорогая дверь оказалась. И охрана тоже.

– И вот вам еще список паролей на месяц вперед. Но только вы не теряйте и никому не передавайте. Пользуйтесь…

И тоже развернулись и вышли. Лушников удивился – никто даже паспорта у него не спросил. Те, что двери ставили, вроде как не обязаны, ну а эти-то, что за сохранность чужого имущества отвечают, должны были бы поинтересоваться. И хорошо, что не спросили. Он здесь даже не прописан. Зато никто сюда теперь не войдет. Разве что в форточку, через окно?

Гирин бродил по квартире, заглядывая во все углы. Не нашел ключей ни от квартиры, которые стали теперь бесполезными, ни от гаража.

Лушников присоединился к нему. Заглянул в сервант – те всегда в нем лежали. Теперь их там нет. Вернулся к вешалке, приподнял ее за «рога» и сунул пальцы за деревянную опору – со стороны стены висят два гаражных ключа. В нише небольшой. Год назад отец показывал этот тайник. Будто чувствовал.

Закрыли квартиру и вышли на улицу. Гаражи, всего несколько штук, построенные в одну линейку с задней части школы, располагались в ста метрах от дома. Во дворах когда-то давно решили построить гараж для секретаря обкома Сверкалова. И еще нескольким построили. За одно уж. Зато никто потом не тыкал в глаза секретарю, что он чиновник и ему все можно.

Вошли в гараж. «Волга» стоит на месте. Пылью покрылась, но ни грамма не поржавела. Благодаря вытяжке, устроенной под потолком. Николай открыл дверь, забрался в кабину. Машина прошла всего десять тысяч километров. Не ездили на ней старики. Разве что на дачу иногда.

Посидел с минуту и снова вылез. Аккумулятор, конечно, сел. Энергия в нем едва теплится. Отвинтил барашки, вынул батарею из гнезда и поставил на зарядку. Подлил дистиллированной воды. Замерил плотность. Потом посмотрел на дату изготовления и присвистнул. Восемь лет свинцовому изделию – вот он и теряет энергию.

– Он его еще по прошлому году собирался зарядить, – сказал Гирин.

Пустили взгляды по полкам. Тоскливо без хозяина.

– Ну, чо… Пошли, может?…

– Конечно, пошли… Не ночевать же здесь.

Закрыли гараж, вышли на центральную улицу, купили в магазине продуктов и развернулись снова к дому. Поднялись в квартиру, вошли на кухню.

– Только бы приказ на перевод подписали… – говорил Лушников. – Вдруг не подпишут.

– Куда они денутся, – успокаивал Гирин. – Меня тоже один раз мурыжили. Потом подписали. Рапорт-то подписан… То-то и оно… Тем более сейчас. В период цветущей демократии. Хе-хе-хе… Булькай, а то я истомился. Ты это правильно сделал. И дверь. И сигнализацию. Правильно. Одобряю. Твое гнездо – тебе и утеплять. А с этим, – он покосился на икону, – мы разберемся…

Крестный жевал корочку хлеба и поперхнулся, когда мелодично прозвенел сигнал у двери.

– Сиди, – кашляя, сказал он. – Я сам спрошу…

Поднялся и подошел к двери.

– Да!.. Слушаю вас внимательно…

– Откройте немедленно! – глухо раздавалось с другой стороны. Кричала женщина. Голос визглив. – Какое вы имеете право?! Я вас спрашиваю?!

– Кто ты такая? Я что-то не разгляжу… – с сарказмом отвечал бывший вертолетчик. – А-а, так это ты, Матрена Дорэмидонтовна. А это я. Ваня Гирин. Квартиру теперь охраняю…

«Матрена» требовала открыть.

– Никак нет!.. – Гирин был спокоен. Как Нильский крокодил. – Не могу я вас пустит. Ни даже на секунду, потому что теперь отвечаю… Вот именно… Так точно… Никак нет. И вообще, отваливай, пока я кнопку не нажал, у меня сигнализация теперь – быстро тебя заметут.

– А у меня вещи там!.. Пусти, негодяй!

– Какие? – закатил глаза Гирин. – Перечисляй. Лифчик с трусами? – Он хохотнул. – Сейчас я тебе их в пакетике выдам. Через цепочку. – Потом взялся за нос: что-то не то сболтнул. Какое он имеет право. И стал исправляться: – Лифчик тебе Александр Сергеевич по почте вышлет.

Лушников понял, кто такая Матрена. Филькина Тамара. Без малого, мачеха.

– Сейчас я к нему схожу – он с вами разберется. Как раз время свиданий в больнице – вот и поговорим с ним. Жди звонка.

«Матрена» нашла в себе наглости угрожать.

– И ты жди…Повестку с кладбища…

И отошел величественным шагом. Он теперь здесь тоже не один. У него, может, теперь племянник в органах завелся.

– Видал, угрожать вознамерилась…

Лушников вышел к телефону и набрал номер.

– Как там у вас новенький? Лушников его фамилия. У него дистрофия… Как вы говорите?… Кушает?… Вот и хорошо. Только не пускайте к нему никого из посторонних, иначе опять на «колеса» сорвется – не может без сонных таблеток.

И отключился. Теперь можно и самим расслабиться.

– Может, останешься, а то мне как-то не по себе? – спросил Лушников.

Гирин согласился. Надо только позвонить Настасье. Предупредить, чтобы «икру не метала».

Они уже сидели за столом и выпивали, когда раздался телефонный звонок. Филькина была вне себя.

– Какое имели право увозить человека! Немедленно сообщите, где он сейчас находится!.. Наверняка, в нечеловеческих условиях.

И вновь стала грозить: отольются вам чужие слезы…

По телефону говорил с ней Гирин. Сжился с ролью охранника на общественных началах и не хотел с ней расставаться.

– А ты какое имела право, хотел бы я спросить? – интересовался он, – чтобы не давать нам ключи?… Ах, вот оно как. Шура тебе разрешил?… Ну, так он сам не имел на то никаких прав… Потому!.. Невменяемый дурачок потому что!.. Слыхала про таких?!.. Вот, как раз он и есть. И все документы, которые он подписал, теперь не имеют силы… В том числе и те, что наверняка у тебя, и о которых ты пока что молчишь!.. Не звони больше! Не беспокой…

Кинул трубку, переводя дыхание.

– Нет, ты понял… Напирает, как будто ей тут должны… Узнать бы, что этот успел натворить.

– Завтра съезжу к нему, попробую поговорить, – обещал Лушников.

Еще через час, когда уже наступили сумерки, в квартиру кто-то опять позвонил. Лушников подошел к двери и посмотрел: на лестничной площадке стояли двое человек. Один в штатском – другой в полицейской форме.

– Слушаю вас внимательно, – произнес майор, не открывая двери.

– У нас заявление. И нам надо вас опросить… Вы захватили чужую квартиру.

– Извините, я хочу отдохнуть. А завтра сам к вам приду. В какой кабинет придти? Положите повестку в почтовый ящик. И можете быть свободны… квартиру вам не открою.

Двое потолклись на площадке и пошли вниз с поникшими. Не удалось с налета войти.

На улице к ним подошли еще двое. Мужчина и женщина. В даме Лушников узнал Тамару Борисовну. Мужчина тоже казался знакомым.

– Видал?!.. – воскликнул Гирин. – Успокоиться не может. Ментов притащила… Думает, что они всесильны. Ошибочное заблуждение…