Весь остаток дня я провела разбирая старые вещи. Я бережно сложила все, что принадлежало Кейлу в пластиковый контейнер: его светлую рубашку с оторванной пуговицей; черную майку с надписью «Just win baby», которая все еще хранила его неповторимый запах; старый складной нож с потемневшей засаленной деревянной рукоятью и солнцезащитные очки с маленькой трещинкой. Каждая из вещей значила для меня непередаваемо много. В этом контейнера была целая жизнь, долгие годы дружбы.

Последним в руках оказался мой рисунок. Я часто брала с собой уголь и блокнот: делая наброски тех мест, где мы бывали. На тонком, помятом листке белой бумаги был изображен Кейл. Он сидел прислонившись спиной к опоре моста Рейджинальла Ривера в первом округе.

Мост был сложен из больших серых каменных блоков, поросших мхом, из-за того, что внизу всегда сыро и практически не светит солнце.

Кейл задумчиво смотрел перед собой, прислонившись головой к камню. Одна нога его была вытянута вперед, а другая согнута в колене. Его черные волосы, как обычно, торчали вверх, а на руках виднелись свежие ссадины. Я нарисовала его сразу после вылазки. Тогда, под мостом, нас было семеро и троих уже не было в живых. Кейл погиб в гонках; Рон упал в шахту заброшенного лифта и это был последний раз, когда мы спускались к земле вместе; а Лори пропал без вести около года назад. Кейл сказал, что он работал на Тони Лира – негласного хозяина первого округа.

Положив рисунок в коробку, я закрыла ее крышкой и поставила на самую верхнюю полку в шкафу.

– Кейт? – позвал меня Джейкоб. Я выглянула из-за дверцы.

– Да?!

– Шесть тридцать, – поиграл бровями брат, – твое любимое время!

– Сегодня суббота! – промычала я. Каждую субботу мы собираемся семьей в столовой и ужинаем вместе. Этой великой традиции уже много-много лет. Раньше мы просто заказывали еду, но год назад мама не на шутку увлеклась кулинарией, привив мне стойкое отвращение к домашней еде. Меньше всего мне сейчас хотелось жевать мамину резиновую стряпню и хвалить ужасный рисовый пудинг – атрибут субботнего вечера.

– Я знаю, – вздохнул он, – раньше сядем – раньше выйдем.

Наскоро связав волосы в пучок, я натянула на себя джинсы и более менее приличную майку. Стараясь оттянуть неминуемое я медленно вышла из комнаты и наткнулась в коридоре на Роузи. Бабушка выглядела великолепно. Даже в ее возрасте, она оставалась изысканно красивой: с тонкими, аристократичными чертами лица; прямым аккуратным носом и блестящими серебристыми волосами.

В отличие от мамы, мне не передалось и капли ее утонченности. Бабушкины движения были плавными и танцующими, речь правильной, а голос обволакивающим.

– Добрый вечер, моя милая, – произнесла она улыбаясь.

– Привет, бабуль.

Она втянула носом ароматы доносящееся из кухни и улыбнулась.

– Пахнет как всегда… ужасно.

Я засмеялась и в эту минуту мама выглянула из кухни.

– Я все слышала! – пригрозила она лопаткой.

Ужин уже подходил к концу, папа умильно положив руку на живот откинулся назад и старательно дожевывал последний кусок жесткой отбивной. Я, да пожалуй, и не только я, если судить по виду остальных, не разделяли пристрастие мамы. Всех устраивала доставка на дом готовой еды, через пять минут после заказа. Она была вкусной, разнообразной и горячей, а еще ее можно было проживать не сломав зубы об очередной шедевр.

Джейкоб чертил пальцем по столешнице узоры; бабушка вот уже третий раз набирала в ложку рисовый пудинг, с виду на поминавший сотню другую дохлых медуз и опускала ее назад. Вдруг что-то пиликнуло, и все подняли свои головы посмотрев друг на друга.

– Что это?! – Джейк вопросительно окинул взглядом кухонную технику.

– Похоже на дверной звонок, – бабушка пару раз моргнула своими длинными ресницами.

Я даже не знала, что у нашей двери есть звонок. И вообще, зачем звонок, если к нам никто никогда не приходит, ну, за исключением Эрика и Кейла, но в этом случае я знала об их приходе, а они знали, что дверь запрограммирована на их отпечатки пальцев.

– Может это Эрик? – спросила мама недоумевая.

– Я проверю, – я подошла к выходу и прижала палец к сенсорной панели. Дверь распахнулась, и я вскрикнула от неожиданности.

– Господи, Боже! – я почувствовала головокружение.

– Неужели так похож?! – в полумраке, выложенного блестящим мрамором холла, сверкнула белозубая улыбка Маркуса.

– Кто там? – спросила мама.

– Никто! – крикнула я через плечо и тихо прошипела. – Что ты здесь делаешь?!!

– Ну вот, – Маркус иронично вздохнул, – минуту назад я был богом, а теперь никто.

– Что ты здесь делаешь?! – повторилась я, – Как ты узнал где я живу?! Эрик…

– Эрик здесь не причем. Узнать адрес в наше время не проблема. Я предупредил, что заеду в семь, вот я здесь! – Маркус снова обезоруживающе улыбнулся.

Предупредил?! Я вздохнула. Мне и в голову не приходило, что он говорил всерьез.

– Убирайся, – процедила я сквозь зубы.

Я нажала на кнопку. Двери бесшумно захлопнулись.

Только я дошла до входа в столовую, как дверной звонок снова зазвонил. От наглости я остолбенела.

– Что происходит, Кейт?

– Это курьер заблудился, – я как можно более беззаботней махнула рукой, – сейчас еще раз подробно объясню ему дорогу.

Я распахнула дверь и шагнула ему на встречу.

Маркус держал в правой руке живой цветок золотистого Айриса. Живых цветов в Обливионе днем с огнем не сыщешь, а золотистый Айрис я видела лишь однажды, в городской оранжерее. Мое второе имя Айрис было дано мне как раз в честь этого цветка, потому что, когда я родилась, на небе сверкала радуга, впервые после нескольких дождливых дней. Радуга в Обливионе такая же редкость, как и золотистые Айрисы.

– Что это?! – спросила я насторожено поглядывая, то на Маркуса, то на цветок.

– Это Айрис – многолетнее растение семейства Ирисовых, рода корневищных. Эти цветы когда-то встречались на каждом континенте, а теперь осталось лишь несколько разновидностей в охраняемом отделе оранжереи. Свое название получил в честь богини радуги Ириды…

– Я вижу, что Айрис. Ты что, обокрал городскую оранжерею?! – Я мельком взглянула назад, опасаясь, что мама выйдет в холл, но дверь дома по-прежнему была закрыта.

Он засмеялся, но не ответил.

– Уходи, Маркус! – спокойней сказала я. – Пожалуйста.

– Дай мне один шанс, – попросил он, – всего один шанс!

– Что тебе нужно?! – мой голос прозвучал устало.

Его синие глаза, казалось, потемнели и сейчас были стального цвета.

– Чтобы ты пошла со мной, – Маркус протянул мне руку, – пожалуйста!

– У меня должна быть веская причина сделать это?! Назови хоть одну?

– Позволь мне, Кейт, и я покажу тебе ее. – его рука все еще была протянула ко мне.

Заставив себя смотреть на Маркуса, я наткнулась на его взгляд: внимательный, очень глубокий и очень человечный. Во мне боролись противоречивые чувства, каждый раз, когда он был рядом. Я смотрела на него и оказывалась совершенно в другом мире. В этот миг мне чудилось, что я давным-давно его знаю, что нас связывает нечто больше, чем случайная встреча у земли на старом мосту. Хотя, я никогда не верила в случайности, скорее в то, что каждая случайность, самая не случайная вещь на свете.

– Хорошо, – наконец сказала я свое решение, – сегодня я пойду с тобой, но мне нужно твое обещание, что потом ты не побеспокоишь меня!

– Я обещаю, – почти торжественно произнес Маркус и добавил, – я подожду, пока ты меня сама не попросишь об этом.

Он игриво улыбнулся, подмигнул мне и сделал небрежный пасс рукой в сторону лифтов.

Я молча пошла вперед.

– Я поеду на своем флае, – развернувшись к Маркусу, я прошлась взглядом по его лицу. Радости на нем поубавилось, – это не обсуждается.

Следуя за Маркусом на небольшом расстоянии, я заскучала. Он ехал медленно, соблюдая все правила и притормаживая каждый раз, когда можно было проскочить. Двадцать минут мы спускались с одного уровня на другой, пока не оказались у проржавевших ворот первого округа. Освещение почти отсутствовало, и вдоль опор желтым светом помигивало несколько ламп, отбрасывая на покосившуюся балку кривые тени. Он притормозил, дождавшись пока я не поравняюсь с ним.

– Нам сюда нельзя, – меня в первом знала каждая бездомная псина, и то я опасалась появляться здесь без Кейла.

– Не бойся, – уверенно ответил Маркус, – пока ты со мой – ты в полной безопасности.

Я глядела на него, как на полностью лишившегося рассудка человека. Всем известно о законах первого округа, любой серпл попавший внутрь считался мертвым априори.

До того, как я успела что-либо сказать, рядом с нами остановился большой старый глайдер. Он был похож на жука скоробея с глянцевым, черным хининовым панцирем. Чихающий звук двигателя внутреннего сгорания, каких уже лет пятьдесят как не производили, тарахтел так, что сотрясался воздух. Припыленное стекло медленно поплыло вниз.

Сначала показалась черная фетровая шляпа с широкими полями, потом часть смуглого, морщинистого лица и наконец губы, изуродованные диагональным шрамом. «Приехали» – подумала я.

– Доброго вечера вам, молодые люди, – поприветствовал нас мужчина. Его лицо оставалось жестким, даже не смотря на кривую полуулыбку, от которой его дряблая кожа сложилась на щеках гармошкой, – вы заблудились?

Тони Лир сильно постарел с тех пор, как я видела его последний раз, только его выцветшие, хмурые глаза смотрели все также сурово. Это был взгляд старого волка, вожака вымирающей стаи, видавшего много за свою жизнь. У Лира была дурная репутация, и я бы предпочла не встречаться с ним, даже учитывая то, что я человек. Ходили слухи, что он ненавидел серплов и каждого, кто совался к нему в «первый», зарывал прямо у ворот. Меньше всего мне бы хотелось проверять насколько эти слухи правдоподобны.

Тони прищурил глаза и пригляделся, рассматривая Маркуса. Мне стало страшно, что если он разглядит его достаточно хорошо, чтобы распознавать в нем серпла?! Лампы замигали все чаще и чаще. Это было похоже на особый код, как азбука морзе или что-то в этом роде, словно они пытались передать особое послание посредством шифра. Вдруг та единственная лампа, что находилась по правую сторону опоры погасла и тени отошли еще глубже накрывая собой Маркуса. Теперь в свете осталась только я. Нужно было что-то делать.

– Стой тут, в тени, – прошептала я ему быстро и спрыгнула с флая. Маркус покачал головой, – пожалуйста! – пискнула я.

Сглотнув колючий ком, на непослушных ногах, я подошла к его машине, остановившись в метре. Внутри глайдера сидело еще два его головореза. Плохо. Просто дерьмово.

– Я Кейт Блейк, – представилась я, – мы приехали навестить родителей Кейла Торна.

– Как же, как же, – Тони улыбнулся шире обнажая желтые зубы, – я помню тебя, маленькая девочка Торнов.

Я кивнула чисто механически, как пластмассовая кукла. Казалось, от страха все мышцы тоже стали пластиковыми, как и голосовые связки.

– Да, – только и смогла промычать я, мы с Кейлом были действительно не разлучены с семи лет и многие считали нас братом и сестрой, принимая меня за одну из пяти дочек Торнов.

– А кто с тобой?! – Тони показал жестом, чтобы я отошла в сторону. У меня закружилась голова и я пыталась быстро придумать хоть что нибудь.

Кейл называл его Абаддон и, поговаривают, что он неспроста получил свое прозвище в честь одного из могущественных демонов. Он слыл жестоким убийцей и держал в страхе всю округу.

– Это мой друг, – ответила я. На последнем слоге мой голос дрогнул и я мысленно отругала себя за трусость.

Тони поморщился и всмотрелся в силуэт Маркуса.

«Уезжай, уезжай» – беспрестанно повторяла я про себя, ну пожалуйстаааа!

– Мистер Лир, – Маркус подошел ко мне сзади и встал по правую руку, – приятно видеть вас в полном здравии!

Тони прищурил свои глаза еще больше так, что они превратились в крошечные щелочки. Маркус протянул ему свою руку. В болезненном свете ламп сверкнул его серебристый браслет с подвеской в виде волчьей головы. Глаза Лира, секунду назад казавшиеся двумя полосками прорисованными на лице, расширились. Он посмотрел на браслет, на волчью голову и затем на самого Маркуса.

– Маркус? – не очень уверенно произнес Тони Лир.

– У вас превосходная память мистер Лир. Как поживает Эмбер?

Эмбер?! Это он сейчас упомянул его дочь?! Все, сейчас точно упаду! Ну ты и дурак, Маркус… Стоп! Откуда ему известно имя его дочери?

Секунда промедления казалась целой вечностью. Я заметила как один из его громил достал пушку. Лир крепко обхватил руку Маркуса и затряс ее. На его запястье был точно такой же браслет с волчьей головой.

– Она чувствует себя прекрасно, – Аббадон улыбался: не просто скалился, а действительно улыбался!

Я перестала что-либо понимать.

– Я очень рад слышать об этом, – произнес Маркус и взял мою руку в свою.

– Вижу вы спешите, – Абаддон окинул нас взглядом, – не смею вас больше задерживать.

– Всего доброго, – Маркус кивнул ему напоследок и потянул меня за собой.

Он пролетел через ворота первого округа. От сырости металлические конструкции проржавели, массивные болты казались уродливыми бородавками на их поверхности, то тут, то там свисали хлопья отслоившейся ржавчины. Вокруг плыл легкий туман, моросил дождь оседая на коже, словно роса. Микроскопические капли отражали голубоватый свет фар и искрились вокруг, словно серебристая пыльца.

Из местного бара расползались очумевшие от дешевого пойла местные пьянчужки, словно подтравленные тараканы. Они пошатываясь брели в разные стороны. Двое гуляк затеяли потасовку и невпопад размахивая руками выкрикивали ругательства.

Я подтянулась к Маркусу еще ближе, почти вплотную. Он усмехнулся и показал рукой на спуск вниз. Узкая улочка с поэтичным названием «Последний путь» утекала вниз и тянулась вдоль унылых и кособоких домишек; убогих лачуг, напоминавших коробки для старого хлама.

Их фасады были изъедены плесенью и источали ужасный запах тления и стоячей воды. Ветхие хижины, словно кривые зубы, то выступали наружу, то западали внутрь. Двери и ставни домов были плотно закрыты, лишь кое-где мерцал бледный огонек. Так, мы спускались до самого низа, пока не приехали к маленькой круглой площади, где мы, словно очутились на самом краю мира.

Маркус заглушил флай, погружая нас в кромешную тьму, как будто кто-то опрокинул баночку с чернилами. Затем, сверкнул луч света в его руке. Выложенная выпуклыми камнями площадь знаменовалась статуей ангела, покорно склонившего голову, его тонкие ладони были сложенные на груди, а вниз, до самых босых ног, струилось платье. На месте глаз ангела зияли две дыры и от этого его вид казался зловещим, а выражение лица еще более мученическим.

Каменная дорожка стелилась вокруг площади прямо к двойным кованным воротам. За ними виднелись острые шпили склепов и крестов древнего кладбища. Кованную арку над входом украшал красивый резной орнамент, а на верхней точке арки витиеватыми буквами было выведено «Безмолвные холмы».

«Это что шутка?!» – подумала я и произнесла:

– Мы на кладбище, – даже мой шепот казался для этого места слишком громким.

– Безмолвные холмы, – безмятежное лицо Маркуса не выражало никаких эмоций.

Мое внимание вдруг привлекла странная тень за воротами – может птица или маленький зверек. Я выхватила фонарик из рук Маркуса и посветила вдаль. Кроме голых, высохших деревьев и поросших мхом памятников там не было ничего.

– Пойдем, – сказал Маркус и направился к воротам.

Конечно, рукоплескать его талантливому плану я не собиралась, но, с другой стороны, не оставаться же здесь одной. И я еще считала себя ненормальной, с пристрастием к древним развалинам земли. Да он просто псих! Маркус остановился у ворот и повернулся ко мне, казалось только его яркие глаза и освещали это жуткое место… пожалуй он был самым красивым психом каких мне доводилось видеть.

– Здесь замок. – шепотом сказала я, как будто опасалась разбудить мертвых.

Маркус подошел ближе и нажал на увесистый замок пальцем, тот незамедлительно рассыпался на запчасти: в одну сторону полетели болтики и клепки, в другую – ржавый металлический корпус. Он приподнял руки и упираясь в створки толкнул их внутрь. Ворота с жалобным стоном повиновались.

На выложенной из ссохшегося кирпича опоре висела мраморная плита с толстым слоем пыли и паутины – последним приютом для сотни обескровленных насекомых, которые падали с нее при малейшем движении ветерка. Я смахнула ее рукавом и прочитала вслух:

– «Все произошло из праха, и все возвратится в прах».

– Ты читаешь на латыни… – Маркус взглянул на меня с уважением и удивлением.

– Это английский, – я толкнула его и прошла вперед.

Маркус нагнал меня через секунду.

– Так будет лучше, – произнес он придерживая меня за руку, – под ногами много мусора и камней.

Ледяной ветер бросал волосы мне в лицо и продувал до костей, я дрожала, но молча шла дальше, ругая себя лишь за то, что не прихватила куртку. С каждым шагом я оставляла позади капельку уверенности и храбрости. Минут пять спустя, я уже хотела заговорить и спросить куда все же мы идем, как вдруг Маркус остановился, и я врезалась в его твердую спину.

Приглядевшись я различила несколько ступеней вниз, где тьма казалась беспросветной.

– Что это? – прошептала я.

Подняв фонарь выше Маркус осветил путь вниз. В темноте его светлые волосы отливали золотым.

– Держись за меня, ступени могут быть скользкими.

Спускаться пришлось медленно и осторожно. Я крепко сжимала ладонь Маркуса. Грязная обувь скользила на гладких ступенях. Лестница привела нас к склепу из белоснежного мрамора с паутинкой тонких трещин. В темноте он выглядел ужасающе. Призрачные блики белого света играли на прибитом пылью мраморе, а сухие ветви вековых деревьев отбрасывали мрачные тени. По сторонам от входа были высечены барельефы ангелов с закрытыми глазами и звездами вокруг их голов. Их крылья были опушены вниз, в воды реки, которая текла под их ногами.

Я посмотрела наверх: обычно, над склепом всегда есть табличка с фамилией семьи, которой он принадлежит. На этом не было ничего. Отполированный кусок мрамора тускло мерцал в свете фонаря.

Маркус нажал на крыло одного из ангелов и что-то щелкнуло, дверь со скрипом отворилась. Нас обдало ледяным воздухом. Пахло сыростью. Воздух был тяжелый и затхлый. Я зябко поежилась и обхватила себя руками.

Маркус шагнул внутрь первым. Я вошла вслед за ним. Впереди темнело пространство, в тени скрывался саркофаг, находящийся на небольшом возвышении, смутно виднелся орнамент на сводчатом потолке и люнетка, расписанная по библейским мотивам. Возле стен, по обе стороны от мраморного гроба, стояли круглые подставки с нетронутыми свечами.

Меня пробирала дрожь: здесь было ужасно холодно и, казалось, что тени пляшут по стенам зловещими силуэтами и шевелятся перетекая со стены на потолок и обратно. Никогда не могла назвать себя трусихой, но здесь было жутко. Действительно жутко.

– Чей это склеп?! – спросила я поворачиваясь к Маркусу и застыла. Он стоял прямо позади меня. Свет фонаря расчертил его лицо подобно полотну в черно-белых цветах, выделяя высокие скулы и линию рта. Глаза Маркуса казались темными, почти черными и мрачно смотрели на меня из-под длинных ресниц.

– Твоя, – ответил он доставая что-то из кармана.