Илай, не смотря на все уговоры, остался у меня. Он просто проигнорировал мои слова – улегся на кровать и быстро уснул – сразу как только положил голову на подушку. Он выглядел изможденным. Сейчас, даже когда он спал, тревоги все еще хранили свой отпечаток на его прекрасном лице. Он напомнил мне портреты Россетти, написанные им в периоды безумства, где просматривался крик одиночества и пустоты в каждом штрихе гениальной кисти.

Я провела кончиками пальцев по его волосам, дотронулась до руки. Сердце Илая ровно билось, кровь не шумела как раньше, неистово, она текла мягким шепотом по его огненным венам. В лунном свете, его веки, окаймленные густыми ресницами, подрагивали, наверное, что-то снилось.

Поцеловав его легким касанием губ, я взяла одеяло, подушку и свернулась неподалеку в большом кресле. Казалось, даже то, что мы спали вместе, каким-то образом лишало его энергии. Я чувствовала как все рушится и ломается, и склеивается совершенно иным образом. Менялась не только я, вместе со мной менялся и Илай. Мы становились чем-то другим, чем-то большим, чем просто пара влюбленных. Хотелось верить, что мы сможем пройти через это вместе.

Я никак не могла уснуть, рассматривая тусклое мерцание холодного лунного света, что стелился по полу, ощущая внутри себя надломлено и пусто. Тени от деревьев чертили на стенах темные полосы, словно углем.

Заиндевелые ветви деревьев скреблись по стеклам. Далеко, время от времени, жалобным голосом вскрикивала птица.

Я смотрела в окно, на ночь, безжизненную тишину, что она приносила с собой. Лунный свет серебристыми бликами ложился на замерзшую долину внизу. Вдруг я почувствовала что-то, что-то необъяснимое, словно тихий голос из глубин подсознания.

– Лила, – шептал он вкрадчиво. По всему телу пополз холодок, замораживая меня.

Я встрепенулась и тут все повторилось. Голос звал меня. Я узнала бы его из тысячи других голосов.

– Виланд, – прошептала я, чувствуя в горле ледяной ком. Поднявшись, я подошла к окну. Внизу, у фонтана, на припорошенном снегом бордюре, словно чернильное пятно, темнел силуэт.

Виланд обернулся. Из темноты его глаза сверкали подобно двум антрацитам. Чего бы он не хотел от меня, у меня не было выбора, кроме как спуститься вниз и выяснить. Я посмотрела на крепко спящего Илая, бережно прикрыла его одеялом, а затем накинула поверх себя куртку и приоткрыв дверь тихо выскользнула. Была глубокая ночь, в доме было тихо. Скудный лунный свет окрашивал комнату в безликий серый мир лишенный красок.

Я старалась идти бесшумно – крадучись вышла из коридора и понеслась вниз по лестнице, выскакивая на улицу. Ледяной воздух заставлял меня дрожать. Впереди, словно дыра в преисподнюю, мерцал фонтан. Виланд сидел на мраморном бордюре и смотрел на меня. Он был одет в черную рубашку из шелка и брюки, поверх его плеч был накинут жакет из черного меха. Лунный свет, испуганно прокрадывающийся сквозь тучи, мерцал на нем хрустальным крошевом.

– Доброй ночи, миссис Алфилд, – сказал он своим обволакивающим голосом, пододвигаясь, приглашая сесть.

– Доброй ночи, – голос дрогнул. Я села рядом на мраморный бордюр и посмотрела в его глаза – удивительного фиалкового цвета. Его радужка, то светлела, то становилась почти черной, словно свет пульсировал в его бездонных глазах. Его взгляд ощущался холодом – пробирал до костей.

Виланд развернулся в пол оборота к фонтану и дотронулся до воды, настолько темной, что она напоминала нефть. Я удивилась, что она не замерзла, как и все остальное.

– Посмотри на воду, – произнес он, – Что ты видишь?

Я наклонилась и, всмотревшись вглубь, увидела собственное отражение. Мои волосы падали вниз, прикрывая половину бледного, худого лица, глаза искрились всполохами бледноголубого. Я откинула волосы назад. О боже, неужели это я? Было во мне что-то потрясающе ужасное. Что-то не живое, противоестественное, чего быть не должно.

Изумление в глазах сменилось потрясением. Рядом с моим было еще одно отражение – Виланда. Он улыбался, казался мягким, с чертами, которых я раньше не замечала. Седые, почти белые волосы, отражавшиеся в воде, напоминали чистый снег.

– Я вижу нас с вами, – ответила я, всколыхнув ладонью воду. Она пошла мелкой рябью исказив наши изображения до морщинисто уродливых, когда вода успокоилась, из зеркальной поверхности снова смотрели мы.

– Это все, что ты смогла увидеть?

Нет это было не все, вот только признаваться в этом не хотелось. Я вспомнила наши отражения в зеркале лифтов в Сингапуре, когда Виланд был для меня величайшим злом, теперь все поменялось, теперь я казалась злобной тварью на фоне седовласого Виланда.

– Помнишь открытку, оставленную мной? – спросил он, я кивнула, – ты есть бог и ты есть дьявол, – Виданд молча рассматривал меня взглядом, в котором ничего не прочитать,

– но суть в том, что это две крайности одной и той же сущности. Кто ты выбирать тебе.

Его слова отозвались болью внутри. Виланд снова показал на отражения.

– Вода отражает мир, тот мир который она порождает. Порождает его таким, какой по сути является сама. Посмотри вокруг, – он обвел взглядом застывший мир, покрытый тонкой коркой льда, словно бережно упакованный до лучших времен, – вода дарует жизнь и она же ее забирает.

Я огляделась. Деревья, трава, земля – все то, что существовало за счет воды, сейчас засыпало и умирало. Я задрожала, глотая панически колотившееся сердце. Я убивала не только Илая, я убивала все вокруг. "Ты один из самых сильных туатов" – постоянно повторял Илай и только сейчас я поняла насколько он был прав, а я еще я поняла, насколько я хотела, чтобы он ошибался.

– Это только начало, – произнес Виланд. Его слова хлестко ударили по мне, словно пощечина. Я застонала.

– Да, – покачал он серебристой головой, – ты меняешься Лила, и меняется мир вокруг. Посмотри, что ты наделала!

– Это не я, – прохрипела я злобно, обхватив голову руками, я уже не могла разобрать то ли это мир вокруг рушился, то ли жуткий шум в моей голове, сводивший меня с ума, как будто тысячи голосов принялись разом говорить со мной. Я чувствовала агонию природы, всего живого, причиной которой была я, моя темная сторона, – я всего лишь туат воды! – обессиленно прохрипела я.

Нет, я чувствовала себя простым беззащитным человеком – ничтожным и потерявшимся. Казалось, я балансировала на грани, как акробат на канатах и вдруг один неверный шаг и я стала падать вниз. Равновесие, такое хрупкое, словно это лед треснуло, рассыпавшись на миллионы осколков.

– Что со мной происходит? – спросила я, – это все кровь гролла… я была другой.

– Ты та, кто ты есть. Кровь гролла здесь абсолютно не причем,

– спокойно ответил Блейс, – она лишь послужила катализатором, выявляющим твои самые низменные желания. Эти желания зародились в самом сердце твоей души, там же ты должна искать ответ. Это тонкая грань между добром и злом, которые по сути являются одним и тем же, одно не существует без другого и наоборот.

– Это не я, – повторяла я. Внутри меня вспыхнул гнев, так что даже перед глазами потемнело на мгновение. По бледным запястьям ползли темные нитки вен.

– Равновесие в мирах нарушено. Все погибнет, если ты позволишь тьме завоевать твое сердце. Твое время истекает. Если ты не успеешь открыть себя, то превратишься в существо гораздо сильнее, чем Кристофер и гораздо опаснее. Ты стремительно меняешься также как меняется мир вокруг тебя. Вот, что происходит, когда ты падаешь. Все самое доброе в тебе превращается во зло. Какой светлой и глубокой твоя душа была раньше – настолько черной станет потом. Умрут все, кого ты когда-либо любила и ты сделаешь это сама! Ты убьешь их с упоением, – вкрадчиво говорил он, его голос заползал внутрь меня, словно слизь.

– Нет, – шептала я не своим голосом.

– У тебя огромное сердце, – сказал Виланд, – твоя душа необъятна, но чем наполнить ее решаешь ты сама. Может ты хочешь их смерти?

Я заплакала и замотала головой, как кукла со сломанной шеей.

– Нет, нет, – всхлипывала я.

– Может, ты просто боишься признаться себе в этом? Ты убивала с наслаждением, вытягивая жизни до последней капли, – шептал Виланд, – решись, наконец, кто ты? Дарующая жизнь или сеющая смерть…

– Почему вы помогаете мне? – прошептала я всхлипывая.

– Я нужен тебе также как и ты нужна мне.

– Почему? – мой голос был такой тихий, словно это потрескивали догорающие угли.

Вилан положил свою ладонь накрывая мою руку.

– Потому что ты – часть меня.

Я непонимающе смотрела на него, мои ресницы покрылись инеем, а слезы оставляли на щеках заиндевелые полосы.

– Ты как слепец, которому дали очки, но он боится одеть их, посмотреть на другой, незнакомый мир, потому что ему страшно, он не знает, что он увидит там. Ты вязнешь в своих страхах, в жалости к себе, не в силах разобраться, принять себя такой какая ты есть, понять кто ты и в чем твоя цель. Только заглянув в себя, ты сможешь понять, что в твоей слабости, твоя главная сила.

– Илай? – произнесла я вопрошая.

– Я могу указать тебе дверь, но только ты можешь в нее войти,

– ответил он. Виланд посмотрел на часы, молча поднялся и кивнув мне на прощание, неспешно пошел в сторону дороги, я потрясенно смотрела ему в след. Там, где полная тьма граничила с блеклым светом – он оглянулся.

– Не теряй веру, Лила. Это то, что спасет тебя, – он одарил меня последним взглядом не выражавшим никаких эмоций и перешагнул границу, растворяясь во тьме.