Говорят, во вспыхнувшем на заре времен споре никак не определится победитель. Что сулит больше опасностей и угрозы человеческому бытию — сияющая полировкой холодная сталь или вырезанная из мягкой вишневой древесины кисточка для письма? Нанесенные на бумагу строчки порой разят куда вернее стрелы во мраке или острия, направленного прямо в сердце.

В эти дни, дорогая Сяо, я ощущал себя уличным плясуном на канате. Только подо мной расстилалась не восторженно гомонящая рыночная площадь, но жарко пылающая огнем бездна, и любое неверное движение грозило мучительной смертью.

Я пытался угодить и нашим, и вашим. Убеждал Таящегося Дракона в том, что я из шкуры вон лезу, исполняя его повеление, очернить военачальника Чэн Ляна в глазах принцессы Фэй. Ради этого я злоупотребил своей дружбой с господином Чэном, втянув его в несколько умеренных безумств с участием Лепестка Пиона и ее подружек из квартала цветов и ив. Громкого скандала не вышло, да он и не был моей целью. Просто непринужденная гулянка молодых людей в «Журавлином домике», заведении высокого ранга, отголоски которой дошли до очаровательных ушек госпожи Фэй. Как я разузнал, принцесса была весьма недовольна. Между нею и Чэн Ляном произошло сдержанное объяснение по поводу случившегося.

Но мои похождения в обществе Чэн Ляна были всего лишь искусной дымовой завесой, призванной скрыть истинную сущность моих деяний. Я искал способ раздобыть образцы почерка и стиля письма драгоценнорожденного Цзян Луна. Мне требовалось как можно больше бумаг, исписанных его рукой — как деловых, так и частных, написанных друзьям, родственникам… или соратникам по тайным замыслам. Вначале я предположил, что смогу добыть их с помощью госпожи Муан. Старшая придворная дама двора императрицы Сюэнь имеет доступ к письменному столу Серебристой Лисы, а та, в свою очередь, наверняка ведет оживленную переписку с Цзян Луном. Ибо мучают меня подозрения касательно природы взаимоотношений, связывающих госпожу Сюань с Таящимся Драконом. Нет, безусловно, они радеют о пользе и благе государства. Однако не будем забывать о том, что вдовствующая императрица еще отнюдь не стара и весьма хороша собой, а почтенный Цзян Лун обладает талантом очаровывать окружающих, В общем, я ничуть бы не удивился, узнав, что между ними есть что-то такое-эдакое. Доверенное бумаге, чернильнице и кисточке для письма.

Добраться до ящиков стола императрицы мне не удалось. Дама Муан оказалась слишком верным и прозорливым стражем.

Однако у госпожи Муан, как у любой замужней женщины, имелись многочисленные отпрыски, удачно женившиеся и успешно повыходившие замуж — и в свою очередь, тоже породившие на свет новое поколение семьи Муан. Младший из ее внуков, именем Ли Вэнь, юноша неприметной наружности и спокойного нрава, служил писцом и делопроизводителем в ведомстве знаменитого цзинши Фань Люя. В один из холодных дней января этот молодой человек незваным гостем появился у порога моего дома и с поклоном вручил сафьяновую коробку, перетянутой крученой шелковой ленточкой.

На мой недоуменный вопрос о том, что находится в коробке, молодой господин Ли коротко ответил: «Здесь то, что вы разыскивали» — и удалился прежде, чем я успел пригласить его в дом.

Коробка оказалась набита документами, вышедшими из-под пера и кисти Таящегося Дракона. Поверх лежала записка с нижайшей просьбой вернуть одолженное через два-три дня. Даже не успев толком удивиться и понять причины такой благосклонности судьбы, я зарылся в ворох разрозненных бумаг. Там вперемешку лежали казенные отчеты, короткие записки и даже несколько стихотворных опытов.

Почерк Цзян Луна, как выяснилось, отличался большим своеобразием. Я испачкал и выбросил немало листов, прежде чем наловчился подражать манере чужого письма. Я не стремился к полнейшему сходству. Достаточно и того, чтобы мое начертание символов было отдаленно схоже с тем, что присуще Таящемуся Дракону.

Добившись нужного почерка, я написал несколько писем. Полюбовавшись изяществом каллиграфии, сунул листочки за пазуху. После чего с чистой совестью отправился проведать госпожу Муан — и за беседой «потерял» в укромном уголке одно из писем. Самое невинное, из нескольких строчек. Маленькое стихотворение о яшмовой безделушке, замеченной на прилавке уличного торговца.

Драгоценную коробку с письмами я с изъявлениями надлежащей благодарности вернул Ли Вэню. На сей раз я не позволил ему сбежать, преследуя вопросом: зачем он отдал мне письма Дракона? Внятного ответа я так и не добился. Неразговорчивый молодой человек отделался уверениями в том, что у него имелись веские причины для такого поступка.

Господин Цзян на редкость вовремя отсутствовал в столице, уехав в соседнюю провинцию с императорским поручением. Будь о в Сяньляни, он бы быстро понял, откуда ноги растут — и тогда несдобровать мне.

Спустя несколько дней я «потерял» очередную стихотворную записочку. В тот же вечер на приеме у принцессы Фэй я исполнил мелодию собственного сочинения «Дракон среди ночных облаков», позволив себе в беседе с гостями пару фривольных намеков — понятых на удивление верно. Госпожа принцесса косилась на меня с изрядным удивлением.

Не кори меня, милая Сяо, за выбор самой доступной и легкой из мишеней — женского сердца. Сколько бы не была мудра императрица Cюэнь, в первую очередь она все-таки женщина. Сомневающаяся и мнительная. Если еще принять во внимание, что ее избранник участвует вместе с ней в комплоте против императора, то недоверие госпожи Сюэнь к Таящемуся Дракону станет вполне оправданным. Она не всецело доверяет ему, а дама Муан то и дело оповещает свою повелительницу о гулящих по рукам листках, где почерком Цзян Луна воспевается скромная краса яшмового браслета. Всей Сяньляни известно, кому принадлежит это прозвище.

Интересно, надолго достанет Серебристой Лисе выдержки и твердости характера?

— Вас желает видеть драгоценнорожденный господин Фань Люй, — Ли Вэнь, казалось, возник из пронзительно-синих теней на искрящемся снегу — человек, по лицу которого совершенно невозможно что-либо прочитать. Он пришел один, не торопил меня сборами и не понукал — но невесть отчего я на удивление поспешно собрался к выходу. Мы шли через лабиринт дворцовых построек, где обитала прислуга и придворные невысокого ранга, навроде меня, я недоумевал и побаивался — с какой это стати великий творец законов вдруг вспомнил о существовании моей ничтожной персоны? Пахло подтаявшим снегом и сгоревшим углем, свежеиспеченным хлебом и подгоревшим маслом, краской и нежностью духов придворных дам. Мимо плыли занесенные снегом опустевшие каменные вазоны, плодовые деревья со стволами, обмотанными войлоком, скалились с углов крыш резные морды драконов, обросшие сосульками.

— Сегодня утром почтенный Фань Люй был зван в покои госпожи императрицы, — не оборачиваясь, спокойно-невыразительным голосом известил меня шагавший впереди Ли Вэнь. — Они беседовали в течение почти целого колокола. По завершении разговора госпожа Сюэнь выглядела весьма и весьма удрученной.

— Это весьма занимательно и прелюбопытно слышать, но я не понимаю, какое отношение… — заикнулся я, прикидываясь несведущим и непричастным.

— Господин Фань Люй убеждал императрицу в том, что она изволит заблуждаться касательно намерений и устремлений особы, входящей в круг ее близких приближенных и удостоенных ее особого расположения, — продолжал Ли, нарочито проигнорировав мои слова. — Господин Фань призывал императрицу следовать доводам рассудка и разума, не идя на поводу у противоречивых женских чувств… однако на сей раз ему не удалось преуспеть в доказательствах и переубедить госпожу Сюэнь. Вернувшись, господин Фань выразил желание побеседовать с вами. Это не официальная аудиенция, но частная беседа, — он сделал паузу и почти шепотом добавил: — Слушайте всякое его слово, но не спешите с ответом. И упаси вас боги перебивать драгоценнорожденного Люя.

— Я учту ваши советы, — по спине у меня пробежал холодок. Что, если мой замысел зашел слишком далеко и угрожает обернуться против меня самого? Не мне тягаться в искусстве интриги с почтенным Люем.

Слуги проводили меня на открытую террасу, где стоял низкий столик, окруженный толстыми кожаными подушками. На столике дымился глиняный чайник, на краю навеса трепыхались под ветром узкие разноцветные флажки. Высокорожденный цзинши Фан, тощий, но широкоплечий, восседал за столом, созерцая встающие над красными и синими черепичными крышами печные дымки. Он удостоил меня рассеянно-задумчивого взгляда, приязненно кивнув и указав на одну из расшитых подушек. Я сел, ощущая себя путником возле какой-то природной достопримечательности навроде Небесной Скалы — рядом с тем, чье спокойное, безмятежное величие подавляло.

— Значит, это ты прозываешься Юйхуань, Яшмовый Браслет? — поинтересовался цзинши. — В последнее время при дворе ходят занимательные слухи о твоей особе. Понимаю, понимаю, злым языкам и записным острословцам рты не позатыкаешь. Не вижу ничего дурного в том, что молодой человек стремится обрести покровителей при дворе. И в том, что покровители порой наделяют подающего надежды молодого человека знаками своего внимания. Сложность в том, чтобы суметь предвидеть — чье возвышение сулит государству благо… а чье стремление прыгнуть выше головы должно быть по возможности пресечено. Молодой и неискушенный человек вроде тебя пока не обладает способностью предвидеть будущее и узреть картину в целом… но способен внять предостережению старших и более опытных, — Фань Люй прервался на глоток жасминового чая. Я почтительно внимал и помалкивал, все больше недоумевая: чего добивается от меня почтенный цзинши? Прознал о моем плане и намекает, чтобы я немедля прекратил опасную игру с подметными письмами якобы от лица Дракона?

— Стихосложение — это прекрасно, — неожиданно сменил тему беседы Фань Люй. — При дворе много талантливых поэтов. На днях мне выпало счастье открыть еще одного. Вот, послушай, — к моему безмерному удивлению, он процитировал строчку из моего стихотворения о кусочке яшмы, оброненном в снег. — К сожалению, он редко пишет. Я с удовольствием послушал бы что-нибудь из его новых творений… Более не задерживаю тебя, мой мальчик. Ступай.

Почтительно раскланявшись, я убрался. Признаюсь честно, драгоценная Сяо, я не знал, что и подумать. По всему выходило, многомудрый цзинши прекрасно знает истинного автора записок, якобы начертанных Цзян Лунем. Возможно, памятная коробка попала мне в руки именно по его распоряжению. Цзинши ясно высказал свое пожелание — я должен создать еще одно послание. И добиться того, чтобы оно стало всеобщим достоянием.

У выхода меня поджидал Ли Вэнь — тихая всезнающая тень, вручившая мне алый с золотом конверт с приглашением на прием к принцессе Фэй — и толстый пакет, прошитый суровыми нитками.

— Госпожа Сюэнь тоже приглашена, — многозначительно добавил Ли. — Второе послание предназначено господину Чэн Ляну. Вам позволено вскрыть его и прочитать, дабы решить — вручать его или нет.

Приглашена так приглашена. Моего скудного разума хватило, чтобы понять: меня переставляют с клетки на клетку, совершая ходы в игре, смысла и цели которой я не разумею. Но я не стану противиться судьбе. Цзинши со своими вкрадчивыми намеками страшил меня куда меньше, чем Цзян Лун с угрозами положить мучительный конец моей скромной жизни.

Прием у принцессы Фэй, как всегда, был безупречен и великолепен. Я склонен думать, милая Сяо, ты ощутила бы себя лишней на этом празднике жизни. Ты всегда предпочитала скромные празднества на лоне природы в кругу друзей и близких. Мудро избегала пышных торжеств, где половина гостей не знакома с другой частью приглашенных, зато всякий тщится выставить свою персону напоказ, оказавшись хоть на полшажочка ближе к сильным мира сего. Принцесса сияла, подобно упавшей с неба звезде, Чэн Лян бдел подле нее, мужественно пугая дам своим хмурым видом и длинным мечом.

Ближе к вечеру пожаловали госпожа Сюэнь и ее свита, возглавляемая Таящимся Драконом в раззолоченном великолепии придворного одеяния — он вернулся из поездки. Мысленно помолившись богине удачи, я пристроился поблизости от Цзян Луня. Почтенный господин недовольно зыркнул в мою сторону, однако смолчал.

Сладостно звенели струны циней, уплывал к высокому расписному потолку в перекрестьях тяжелых балок ароматный дымок множества жаровен. Гости перемещались из зала на открытые террасы, полюбоваться садами в снегах и, замерзнув, возвращались. Живописные группки перемещались с места на место, звонко и нежно смеялись дамы. Где-то беседовали о политике и модах, где-то импровизировали стихотворные строки. Я тенью скользил за Таящимся Драконом, многозначительно улыбаясь и гадая, не швырнет ли он, остервенев, меня с балкона прямиком в замерзший пруд. В одном из поэтических кружков приглушенно обсуждали гулящие по столице анонимные стихи о яшмовом кольце, с понимающими усмешками строя предположения касательно личности автора. Я немедля влез с новыми строчками, который якобы услышал сегодня утром от знакомого. Беседа оживилась, у меня принялись выспрашивать подробности — и тут Таящийся Дракон, в нарушении всех правил приличия, сгреб меня за рукав, оттащив за ближайшую толстую колонну.

— Ты что себе позволяешь, маленький мерзавец? — прошипел он мне в лицо, и я вздрогнул, вспомнив обжигающий снег и удушливый ком в горле. — Это твоих рук дело?

— Не знаю, о чем вы, — с мужеством отчаяния пробормотал я.

— Об этих паршивых стишках, которые скоро начнут распевать нищие на улицах! — приглушенно рявкнул господин Лун. — Ты их сочиняешь?

— Это всего лишь народная молва, — неловко отшутился я. Цзян Лун без труда оторвал меня от пола и слегка встряхнул, так что я только зубами ляскнул.

— Я велел тебе внести раздор между принцессой и ее воякой! — зло прошипел он. — А ты, ты…

— Я делаю все, что могу! — сдавленно булькнул я. — Это дело не одного дня, и даже не одной седмицы! Вот, уже сейчас они косо глядят друг на друга! Все придворные начинают фыркать, когда речь заходит о журавлях и танцовщицах!

— Этого недостаточно, — Цзян нехотя перестал меня трясти, позволив моим ногам коснуться пола. Он так и не выпустил из пальцев ткань моего воротника, удерживая меня рядом. Вглядываясь в мое лицо пристальным и тяжелым взглядом. Его губы едва слышно шевелились, я не мог угадать, что именно он говорит, но мне ужасно не нравилось выражение его лица. Оно было таким же холодным и сосредоточенным, как тогда, под зимней сливой.

«Не набросится же он на меня прямо здесь, где полно людей и всякий может нас увидеть!» — утешал я себя, пытаясь выдавить жалкое подобие улыбки. Я не пытался высвободиться, не мог закричать — он заворожил меня, как змея взглядом завораживает птицу…

Краем глаза я заметил промельк бирюзовой синевы в отблесках серебра. Госпожа Сюэнь, дама Муан и несколько сопровождавших их молодых людей, судя по одеяниям, отпрыски знатных придворных семейств. Повинуясь шепотку внутреннего голоса и проклиная себя за то, что следую туманным недоговоренностям цзинши Фаня, я совершил величайшую глупость. Подался навстречу Цзяну. Смотря на него подобно влюбленной куртизанке — смятенно и трепетно, с блеском непролитых слез в глазах.

Серебристая Лиса с треском развернула шелковый веер. Госпожа Муан поджала яркие губы. Никто не произнес ни слова. Впрочем, в таких ситуациях обычно и сказать-то нечего. Не портить же прием у принцессы шумным выяснением отношений, уподобляясь голосящим на рынке простецам.

Спустя пристойное время я потихоньку выскользнул из залы. Сквозь заснеженные еловые ветви таинственно мерцали развешанные там и сям бумажные фонарики разных цветов — и я почему-то ничуть не удивился и не испугался, заметив выступившую из кустов фигуру в неприметном сером халате. Я догадывался, что глаза и уши проницательного цзинши непременно объявятся здесь.

— Скандала не случилось, — известил я его. — Однако у меня есть веские основания предполагать, что отношения между госпожой вдовствующей императрицей и почтенным Цзян Лунем в ближайшее время станут не вполне хороши… Этого и добивался господин Фань, я прав?

Ли Вэнь безмолвно пожал плечами. Мол, понимай как знаешь.

— Но каков в этом деле мой, лично мой интерес?

— Цзинши Фань обратил на тебя внимание. Ему пришлось по душе то, что ты не впал в отчаяние, но сумел обернуть ситуацию себе на пользу, осуществив эту игру с поддельными письмами. Отныне он станет учитывать тебя в своих планах, — Ли Вэнь переступил с ноги на ногу, хрустнул под каблуками смерзшийся песок. — Кроме того, ты избавляешься от постоянной угрозы, а господин Чэн… кстати, ты заглянул в предназначенный ему пакет?

— Нет, — я невольно прикусил губу. Значит, цзинши известно и про сливовый сад под восточной стеной?

— Загляни. Тебе будет интересно, из каких нитей можно сплести прочную уздечку для бешеного скакуна, желающего только войны, — посоветовал Ли. Глянул на окна дворца, кивнул: — Тебе пора идти. Прием подходит к концу, гости скоро начнут расходиться. Не попадайся им на глаза. Во избежание, — он повернулся, собираясь уйти, снова исчезнуть среди деревьев.

— Ты помогаешь мне только потому, что так приказал твой господин? — крикнул я в спину этому непонятному человеку, невесть откуда взявшемуся в моей нескладной судьбе.

— И еще потому, что мне всегда нравились яшмовые безделушки, — долетело в ответ.