— Теперь ты можешь мне сказать, куда мы едем?!

Его зеленые глаза заблестели, выдавая радостную возбужденность. Так, значит — что-то задумал.

— Это сюрприз! — лучился он.

— Я даже боюсь предположить, что это может быть.

Илай засмеялся и свернул на трассу.

— Значит, сюрприз вне города?

Он загадочно заулыбался, и я нервно заерзала на сиденье. На город уже опустилась ночь, и уличные фонари тонули в легком тумане. Габаритные огни автомобилей проносились размытыми красными пятнами. Я поняла, что ехать мы еще будем достаточно долго, и, поджав колени, спросила:

— Все туаты живут в Амбре?

— Нет. Часть из нас живет в мире людей, — ответил он.

— Зачем?

— Я уже говорил — это сравнимо с воинской службой, только интересной. Все туаты, как ты тоже уже знаешь, любят свою работу, потому что мы делаем то, для чего рождены.

— А какая обычно у вас работа?

Илай повернулся ко мне с улыбкой на всё лицо.

— Это моя любимая часть! Основная работа туата — быть счастливым!

— Как это? — спросила я.

— Знаешь, почему в древности люди всячески задабривали богов и приносили им жертвы, устраивали праздники в их честь, с песнями и плясками?

— Ну конечно, знаю. Чтобы боги были счастливы и посылали людям различные блага.

— Именно. Так было тогда и так есть сейчас. Только механизм задабривания немного усложнился.

Я похлопала «Lamborghini» по сиденью.

— Я заметила!

— Я же говорил, что такие, как я и ты, — на особом счету. Для нас нет границ.

— И ты запросто всем этим пользуешься?

— Да, — засмеялся Илай. — А разве им можно пользоваться сложно? Хотя ты права, — он оглядел салон. — Просто я еще не пробовал, да и места тут маловато. Но хорошо, что ты предложила, мы как-нибудь попробуем расширить функциональные границы.

Я, смутившись, отвернулась. Я ведь совсем не это имела в виду.

— Ты из всего делаешь шутку.

— Значит, я отличный профессионал. Делаю счастливым не только себя, но и тебя. Работа на две ставки.

— А при чем тут личное счастье туата?

— Состояние туата и природные явления взаимосвязаны. Когда мы счастливы — в природе сохраняется гармония и закономерность событий, всё идет своим чередом.

— А если вдруг какой-то туат несчастен? — спросила я.

— Ну, если какой-то, тогда может случиться ураганный ветер или землетрясение, в зависимости от типа туата. А вот если такой, как я или ты, — неприятности будут значительно крупнее.

— Вроде проснувшегося вулкана?

— Да, — сказал он, улыбнувшись, — мое плохое настроение не прошло незамеченным.

— А то! Неделю вся страна грызла ногти у телевизоров, ожидая эвакуации. Не каждый день просыпается супервулкан, не напоминавший о себе больше полумиллиона лет.

— Мне без тебя было очень хреново, настолько, что мое отчаяние вскрыло здоровенный фурункул на хребте Земли!

— Я тоже грустила без тебя, — я повернулась к нему лицом, любуясь его счастливой улыбкой.

— Я видел, поэтому и вернулся, — ответил он и взглянул на меня. — Неужели все катаклизмы — дело рук туатов?

— Нет, такое случается редко. Обычно это естественные природные явления, в которые мы стараемся вмешиваться только при острой надобности. Земля мудрая, заботится о людях. Но когда человеческая глупость доходит до предела, она злится доступным ей способом. Я называю это «информативный гнев». Через наказания она пытается указать на ошибки. Что, увы, практически бесполезно — люди слепы и эгоистичны. А мы стараемся уменьшить негативные последствия, сократить количество жертв или не допустить их, если это возможно.

«Lamborghini» сбросила скорость и заехала в город. Мимо проносились высокие зеркальные здания, отражающие иллюминацию ночного мегаполиса и огни светофоров. Илай ехал достаточно медленно, чтобы я могла рассмотреть улицы, утопающие в мерцающих огнях. Небоскребы, пронзающие крышами небеса цвета аметиста, вывески ресторанов и магазинов, сверкающие миллионами лампочек, отражались от гладкого, словно черное стекло, асфальта. По улицам ходили красиво одетые люди. Я прильнула к стеклу и смотрела на праздничный мир снаружи как на представление. Мы остановились на светофоре. Илай довольно улыбался.

— Если тебе понравилось здесь, то Амбре точно придется по вкусу.

— Мы едем в Амбре?! — спросила я, почувствовав, как заколотилось сердце.

— Нет. Сейчас мы направляемся в другое место. Мое любимое.

Я даже не поняла, огорчилась я или нет, потому что жажда приключений затмевала другие чувства. Мне очень хотелось увидеть то самое место, которое он любит. Всё, что касалось Илая, вызывало во мне бурю эмоций и нестерпимый интерес. Впереди показался указатель аэропорта.

— Мы что, куда-то летим? — спросила я, чувствуя, как трясутся пальцы.

Илай, не выключая улыбки, кивнул, но промолчал.

Припарковавшись на втором этаже парковки, похожей на лабиринт, мы направились к одному из мостов. Он вел к высокому белому зданию аэропорта. Слева и справа тянулись еще десятки одинаковых мостов, словно лапы многоножки. Огромный снаружи, аэропорт казался еще больше внутри. Отовсюду лились голоса, бегали люди с чемоданами, возбужденно переговаривались взрослые и смеялись дети. Кто-то был в шортах и гавайских рубашках, а кто-то — в зимних куртках и сапогах. Мы лавировали между горами багажа.

Илай, чувствуя мою растерянность, крепко держал меня за руку и шел по бесконечным коридорам. Один терминал сменялся другим, пока, наконец, мы не остановились перед стойкой. Девушка подняла свои карие глаза и застыла, глядя на Илая. Ее щеки вспыхнули, она торопливо перевела взгляд на меня, взяла в руки документы и, прочитав имена, вежливо заулыбалась.

— Мистер и миссис Алфхилд! Мы ожидали вас, — сказала она, поставила табличку «Закрыто» и жестом попросила следовать за ней.

— Миссис Алфхилд? — тихо прошептала я и боковым зрением увидела, как на лице Илая цветет улыбка.

— Тебе требовались документы, и когда их делали, я кое-что подправил. Всё равно твоя фамилия была совсем не твоя, и потом — если рано или поздно ты станешь миссис Алфхилд, то почему бы не сделать это сейчас?

— То есть тебе просто так захотелось, и ты сделал?!

— Тебе не нравится моя фамилия?

— Нравится…

— Класс!!! — воскликнул он, не дав мне договорить.

Лицо у него было такое вдохновенное, что мне не захотелось возмущаться. Вот так, одним взглядом он был способен растопить мое негодование.

Девушка остановилась у стеклянных дверей.

— Сью, это гости мистера Лональда, — сказала она девушке в приемной и, попрощавшись, быстро ушла.

Сью — полненькая, розовощекая блондинка — ввела нас внутрь помещения, похоже, в кабинет начальника. Полный минимализм, чистота линий, изысканная простота в обстановке и деталях отличали его. Посередине стоял красивый светловолосый мужчина. Причем очень молодой — на вид ему было не больше двадцати пяти. Ясные, голубые, как полярный айсберг, глаза, такие же холодные.

— Благодарю тебя, Сью, — сказал незнакомец, и она вышмыгнула за дверь.

Как только секретарша скрылась, с лица парня сошло ледяное выражение лица и рот растянулся в улыбке.

— Илай! — восторженно крикнул он. Они бросились навстречу друг другу с такой скоростью, что я ожидала столкновения и посыпавшихся искр.

— Рад тебя видеть, Джозеф! — похлопал его Илай по спине.

— Куда ты пропал на два месяца? — спросил блондин, и его голубые глаза перемещались от меня к Илаю.

— Был занят, — коротко ответил Илай.

— Я бы тоже ушел в астрал от такой девушки, — ляпнул Джозеф.

— Если не перестанешь на нее пялиться, я тебя туда сам отправлю! — сказал Илай, и они дружно засмеялись.

— Куда сегодня? — поинтересовался Джозеф.

— Навестить Марию, — улыбнулся Илай.

— Как же я по ней соскучился! Хорошие выходные вам гарантированы. Я тоже собираюсь к ней на днях; если мне повезет — увидимся!

— Было бы здорово.

— Подождите пару минут, — дружелюбно улыбнулся Джозеф.

Мы с Илаем сели на небольшой кожаный диван. Сью почти сразу принесла поднос с тремя чашками кофе и, вежливо улыбнувшись, удалилась. Джозеф раздал по телефону несколько указаний и присоединился к нам.

Через четверть часа мы шли по VIP-коридору без бумажной волокиты и регистраций.

— Джозеф — туат воздуха? — наконец спросила я.

— Да. Ты сразу поняла?

— Это было несложно. Излюбленный метод Шерлока не дает сбоев. Если он туат, занимает высокий пост и работает в крупном аэропорту, соответственно — он туат воздуха. Самолеты ведь по нему летают.

Понемногу я начала понимать, что к чему.

— Улавливаешь быстро, — гордо произнес Илай.

Наконец-таки мы оказались одни, утопая в мягких креслах салона бизнес-класса.

— Так куда мы летим? — я повернулась к нему и сразу окунулась в водоворот умопомрачительного взгляда. Восхитительные зеленые глаза возбуждено сверкали. Илай был счастлив.

— Туда, куда я всегда хотел полететь с тобой.

— Информативно, — не сдержала я улыбку.

Динамики ожили, и стюардесса, раздав указания, передала слова пилоту.

— Рейс… — произнес пилот, а затем колонки захрипели, глотая звук. Илай закашлял, пытаясь замаскировать смех.

— Это сюрприз, — он смотрел на меня озорным взглядом, — я же говорил.

Я кивнула. Пусть будет так; если он рядом, мне абсолютно всё равно, куда мы летим. Такое простое и безграничное счастье — наслаждаться друг другом. Легкие прикосновения, захватывающие дух, любимый взгляд, от которого щекотно в груди, бархатистый, родной голос. Так легко сделать друг друга счастливыми. Просто быть рядом, любить, затаивать дыхание, чтобы любимый запах остался внутри еще чуть-чуть.

Он опустил голову и накрылся ладонями.

— Всё хорошо?

Илай шумно выдохнул.

— Даже слишком. У меня внутри кипят такие чувства, что становится самому страшно — ненароком сгорю и испепелю всё вокруг.

Он резко поднял голову и посмотрел на меня взглядом, полным обожания. Я придвинулась ближе, как будто невзначай, и вдохнула его аромат.

— Если бы ты знала, как пахнешь ты! — произнес он шепотом рядом с ухом. Горячее дыхание защекотало шею.

— Как? — прошептала я, чувствую, как тону в нем.

— Мммм, — промычал он, словно в готовности проглотить меня, благоухание водной стихии со сладкими нотками чистоты, — Илай глубоко вдохнул и закрыл глаза.

Я улыбнулась и широко зевнула, закрываясь ладонями. Все-таки была ночь.

— Отдыхай, — сказал Илай тихо, словно промурчал. Он подложил мне под голову маленькую подушку, укрыл меня пледом и потушил лампочку.

Запахло чем-то вкусным. Наверное, от этого я и проснулась.

— Ты спал?! — я потянулась в кресле.

— У меня были дела гораздо важнее.

— Интересно. И какие?

Он заулыбался еще шире. Я потерла сонные глаза.

— Надеюсь, я не храпела, не пускала во сне на подушку слюни и не шептала никаких глупостей?

— Кроме моего имени, никаких, — прошептал он.

— Ты снился мне, — призналась я, и Илай засветился, как рождественская гирлянда.

— Мне тоже следовало уснуть, может, бы мы встретились во сне.

В этот момент шторка отодвинулась, и стюардесса вкатила тележку с едой. Вот что так вкусно пахло! Мой живот заурчал, и я невольно сглотнула слюну. На удивление, всё показалось настолько вкусным, что я проглотила еду, словно чайка, и наслаждалась чашечкой кофе.

Самолет внезапно подпрыгнул.

— Мы снижаемся, — объяснил Илай.

Он немного открыл иллюминатор, и в салон заползли нежно розовые лучи заходящего солнца. Большие пушистые облака расстилались белоснежными дюнами на многие мили вокруг. Сумеречное солнце окрашивало их в золотистый оттенок, контрастировавший с насыщенно синим небом, погружающимся в ночь.

— Так красиво, — прошептала я и повернулась к Илаю. Он смотрел на меня, облака его мало интересовали.

— Невероятно, — заулыбался он.

Самолет, снижаясь, занырнул в воздушные небесные сливки. Ненадолго показалось, что нас погрузили в густой туман. Лайнер слегка подпрыгивал, прорываясь сквозь облака, и нашим глазам предстал потрясающий вид. Синее, как крылья Морфо, небо проглядывало сквозь тонкий шлейф розовых облаков, а снизу сверкали искрами от костра миллионы крошечных огоньков.

Стали видны очертания ландшафта, покоящегося на золотистой глади, простирающейся во все направления до самого горизонта. Морская вода, отражая лучи заходящего солнца, бережно омывала материк.

Самолет зажужжал, выпуская шасси, и едва дернулся. Через считанные минуты мы мягко приземлись и под лучезарные улыбки бортпроводников вышли наружу.

Мерцали звезды, воздух был свежий и прохладный. Пахло морем и сладкими цветами. Повсюду слышалась знакомая речь — люди разговаривали на итальянском языке.

— Мы в Италии? — воскликнула я.

Илай довольно кивнул. На его лице читалась масса эмоций, казалось, он был счастлив не меньше меня, а мое сердце радостно танцевало в груди.

— Я был тут десятки раз, но никогда не прилетал сюда с таким удовольствием. Можно сказать, что сегодня я тоже здесь впервые.

Несмотря на поздний вечер, вокруг кипела жизнь. Колобродило множество туристов и коренное население, разительно отличавшиеся от них. Все итальянцы были красиво одеты. Флавио говорил когда-то, что для итальянца жуткий моветон — появиться где-то в неопрятной или домашней одежде. Я откинула назад хвост и мельком взглянула на себя.

— Тебе не о чем волноваться! Посмотри по сторонам.

Я огляделась. Все мужчины, мимо которых мы проходили, смотрели на меня горящими глазами; некоторые останавливались и провожали нас взглядом.

Илая, в отличие от меня, не смущало столь откровенное внимание.

— В разных станах такие взгляды могут расцениваться неоднозначно или оскорбительно, только не в Италии. У них в крови наслаждаться красотой. А твоя красота настолько естественна и натуральна, что это восхищает. Ты наверняка отметила, что они хороню одеваются и делают самые лучшие автомобили. Но никто из них не обиделся бы на это. Ведь глупо не замечать очевидного.

— Что это за город?

— Венеция, — ответил Илай.

— Венеция?! — изумилась я, — Даже не знала, что в Венеции есть аэропорт!

— В пригороде, до самого города мы будем ехать около восьми миль.

Я почувствовала себя глупо, а Илай засмеялся.

— Невозможно знать всё на свете!

Как только мы вышли из аэропорта, Илай помахал кому-то рукой. Из толпы встречающих выступил парень примерно его возраста. На смуглом лице блестели глаза цвета спелых лесных орехов. Он смотрел прямо на меня, странным обескураженным взором, всего секунду, но за эту секунду в его глазах пронеслась целая буря — от удивления до негодования.

Илай двинулся навстречу парню. Черные волосы последнего были аккуратно уложены, на мой вкус он явно переборщил с гелем, а в остальном — божественно красив… Как все туаты. Илай и он поприветствовали друг друга быстрыми объятиями, и взгляд карих глаз направился на меня.

— Ciao Eli! Come hai volato? (Привет Илай!! Как долетели?) — спросил парень.

— Meglio che mai! (Лучше, чем обычно!) — ответил Илай.

— Incontra Lila! — представил меня Илай. — Лила, это Пьетро!

— Piacere di conoscerti! — ответила я.

— Parli italiano? — спросил удивленно Пьетро.

— Si, — сказала я, и Пьетро кивнул, вежливо улыбнувшись.

Мы направились к парковке, где нас ждал серебристый «Мерседес».

— Взял у мамы покататься? — усмехнулся Илай, открывая для меня дверь.

— Если бы ты предпочел бежать сзади, я бы приехал на своей, — ответил Пьетро.

— Тогда бы твоя «Феррари» продула!

— Я итальянец, так что лучше разбираюсь в итальянских машинах.

— Ты — туат с болезненным пристрастием к автозагару! Да, и смой этот гуталин, тебе не идет!

Пьетро возмущенно поджал губы.

— В следующий раз возьмешь такси, — машина резко тронулась с места, когда Илай еще только закрывал свою дверь. — Автозагаром я не пользуюсь, — проскрипел Пьетро.

Пьетро всю дорогу что-то непрерывно рассказывал, а я почти ничего не запомнила, увлеченная видами за окном. Машина плавно ехала по живописным маленьким улочкам, потом свернула на длинный мощеный мост с ажурными фонарями. На тонкой ножке каждого притаилось по два огонька, в обрамлении кованых лепестков они напоминали светящиеся колокольчики.

— Этот мост соединяет Венецию с основным материком.

— Такой длинный! Ему не видно конца, — удивилась я.

— Его длина около четырех километров, — пояснил Пьетро. — Вообще в городе около четырехсот мостов, которые соединяют между собой острова Венеции. Их тут тоже куча, точно не знаю, но что-то около ста двадцати. А по городу мы передвигаемся на лодках. Там особо не погоняешь — за скоростью строго следят, чтобы гонщики не разрушили набережные.

Пьетро повернулся к Илаю.

— Последняя фраза предназначалась тебе.

Машина свернула на типичную итальянскую улицу и начала маневрировать в потоке маленьких автомобилей. Казалось, здесь всё было меньше, уютней. Узкие набережные, дороги в две полосы, и много ярких двухместных машин.

— Тут, в западной части, — единственная парковка в Венеции. Дальше пересядем на лодку, — пояснил Илай.

Оставив машину на площади Пьяццале Рома, недалеко от вокзала, мы сели на небольшую лодку и поплыли по Венецианскому каналу. Его воды искрились всполохами, словно серебристая чешуя, отражая огни Венеции, лунный свет, и извивались лентой. Ночной воздух стал совсем холодным, я поежилась, обхватив себя руками.

— Замерзла, — сморщив лоб, сказал Илай.

— Совсем немного, — пробормотала я, провожая взглядом проплывающие мимо гондолы. Пары в них прижимались друг к другу, как птички. Я закусила губу, так что стало больно, но — почти незаметно из-за другой щемящей боли — в груди. Как будто я опять онемела.

Илай вздохнул и приблизился. От него пылало жаром, как от батареи, но этого было недостаточно. Зубы застучали еще сильнее, когда я попыталась унять неприятную дрожь от еще одного невольного упоминания о нашей несовместимости. Горькие мысли просачивались в сознание, как ядовитая слизь, разъедая всё хорошее. Я заставила себя улыбнуться и со злостью толкнула эти мыслишки прочь. Именно для этого мы и здесь — чтобы немного отвлечься, наслаждаться друг другом независимо от обстоятельств. Оставаться свободными насколько это возможно и — быть вместе. Несмотря ни на что.

Пьетро мельком взглянул на нас. Как мы стояли немного поодаль, даже не держась за руки, хотя лодку качало из стороны в сторону и дул пронизывающий ветер. Он молча снял с себя куртку и протянул нам. Илай то ли фыркнул, то ли вздохнул, но помог мне накинуть ее на плечи. Она оказалась настолько большой, что я закуталась в нее, словно в пальто, всё еще хранившее тепло Пьетро. От нее пахло мускатным орехом и бергамотом.

Пьетро сосредоточенно рулил, пара брошенных им фраз растворилась в шуме мотора. Оставшийся путь он молчал. На водной глади серебрился лунный свет. Я подняла голову в небо.

«Завтра будет полнолуние», — подумала я, вглядываясь в белый диск. Он напоминал большую перламутровую жемчужину. Луна всегда притягивала мой взгляд; чем больше я на нее смотрела, тем больше хотелось вглядываться в ее загадочный свет.

Лодка плутала по водным дорогам, проплывая под бесчисленными мостами. Деревянные, каменные, изящные, монументальные и совсем крошечные, с ажурными перилами, они изгибали свои спины между набережными. Несмотря на ночное время, Венеция жила своей жизнью, повсюду гуляли туристы и влюбленные пары, трогательно держась за руки. Вдоль каналов и узких улиц возвышались пышно украшенные церкви и дворцы, очаровательные домики с благоухающими питуньями на маленьких оконцах и пестрые витрины магазинов.

Мотор заглох, и лодка причалила к небольшой пристани, слегка покачиваясь на волнах. Воздух приятно пах морем и влажной древесиной. Я встала в лодке и, с непривычки теряя равновесие, ухватилась за борт. Илай протянул мне руку и тут же отдернул, поймав на себе озадаченный взгляд Пьетро. У него на лице было написано:

«Вы такие странные!»

Илай, не обращая на это внимания, прыгнул в лодку и помог мне выбраться, поддерживая сзади, через куртку. Я благодарно ступила на каменную набережную.

Мы зашли в дом и нам навстречу практически выбежала пухленькая темноволосая женщина.

— Илай!!! — запричитала она, прижимая его к себе.

Она едва доставала ему до подбородка. Потом ее взгляд остановился на мне, и она, прикрыв лицо ладонями, восторженно взвизгнула, так что я подскочила на месте от неожиданности.

— Святой Марк! — проговорила она и подошла ко мне. — Теперь понятно! Наконец-таки ты приехал не один. У меня уже стали закрадываться разные сомнения на твой счет, — погрозила она пальцем, — а ты, оказывается, был в поисках идеала! Надеюсь, и от тебя когда-нибудь дождусь! — она шутливо шлепнула Пьетро полотенцем по спине. — Ни разу, ни об одной девушке не обмолвился.

— Мам! — недовольно проворчал Пьетро.

Женщина повела нас внутрь уютного дома. Здесь были невысокие потолки, мягкий свет и очень вкусно пахло.

— Какая красавица, настоящий ангел! — она беззастенчиво рассматривала меня. — Как тебя зовут, детка? — ее речь была быстрой, но звучание итальянского языка, текучего и струящегося, делало ее привлекательной.

— Лила, — проговорила я, улыбнувшись.

— Лила?! — она перевела взгляд с меня на Илая и обратно. Илай, прочитав ее мысли, кивнул, и ее глаза расширились.

— Нашлась! — прошептала она с блестящими от возбуждения глазами и обняла меня. Я сдавленно крякнула.

Ее коротко стриженные волосы обрамляли смуглое румяное лицо, карие глаза были немного крупноваты, как бы навыкате, что придавало ее виду не уходящую заинтересованность.

— Мария, — сказал Илай, вынимая меня из ее объятий, — не задуши, пожалуйста, ее, Лила еще не пробовала твои мидии!

— Ах, — всплеснула она руками, — любишь итальянскую кухню? Илай, видя мою небольшую скованность, ответил за меня:

— Обожает. Для этого-то мы сюда и прилетели. Выпить чашку настоящего капучино и отведать лучших в мире мидий.

— Это в твоем стиле — полететь на другой континент чтобы выпить чашку кофе! — нежно похлопала его по плечу Мария.

— Так веселее! — заулыбался Илай своей обворожительной улыбкой, и я тоже невольно усмехнулась.

— На сколько вы приехали? — спросила Мария.

— На пару дней, — бросил небрежно он, пока мы усаживались за большой круглый стол.

Он казался слишком крупным для маленькой кухни. Видимо, здесь часто принимали гостей. Вокруг стола теснилось много стульев. Посередине стояли красивые бутылки из цветного стекла, с маслами и приправами, и плетенная корзинка с булочками.

На арочном окне висели легкие шторы цвета сливок, игриво подвязанные красными лентами, а на подоконнике раскинулся целый сад. Фиалки, нежно-розовые и лиловые, с перламутровыми цветками, несколько видов орхидей и невероятно пышные азалии покрывали подоконник, словно кружева.

Пьетро сел напротив и время от времени разглядывал меня, словно впервые увидел сулавесского медвежьего кускуса. Наши взгляды пересеклись, он тяжело сглотнул и отвернулся, старательно отколупывая мидии от раковин. А они оказались вкуснее всего, что я когда-либо ела. И я призналась в этом.

— Никто не готовит лучше, чем Мария! — ответил Илай и приобнял ее за круглые плечи. Она звонко, как колокольчик, захохотала, каким-то детским, беззаботным смехом.

Илай был очень прямолинейным, мысли сразу превращались в слова, даже без попытки отсеять лишнее, поэтому комплименты от него звучали особо головокружительно.

У меня складывалось ощущение, что я сижу в кругу своей семьи и знаю их всю жизнь. От Марии исходило столько тепла и любви, что хотелось греться около нее, словно у камина. А ее булочки тоже были чем-то невообразимым!

Все туаты, которых я встречала, ну, почти все, излучали тепло и любовь. Это была огромная семья, где все заботятся друг о друге. И это, увы, было не очень похоже на мир людей.

Илай и Мария по очереди метали шутки, и в перерывах между заливистым хохотом я старалась проглотить очередную мидию, запивая прозрачным вином нежного кремового оттенка. Мысли начали уплывать уже после пары глотков. Я отодвинула бокал в сторону и спросила:

— Вы охраняете Венецию?

Илай упоминал о друге, который охраняет Венецию, поэтому мой вопрос больше походил на утверждение.

— Да, уже много лет. Она медленно уходит под воду, мы, как можем, стараемся предотвратить процесс. Для меня это не просто работа, — Мария заправила кудрявую прядь за ухо, — Венеция — мой дом. Здесь жили мои родителя, выросла я и мой сын. Но как бы я ни хотела этого, мы можем лишь немного отложить затопление, к сожалению, оно необратимо.

— Из-за чего она тонет?

— По большей части — из-за промышленного забора воды из артезианских скважин. Но это лишь одна из многих причин. Работы здесь много, и даже я не всегда справляются с ней. Ты наверняка бы делала это лучше, — произнесла Мария, удивив меня не только тем, что знает, кто я, но и также верит в мой потенциал.

Все верили, кроме меня. Сон начал одолевать, и я широко зевнула.

— Извините, — прошептала я, смахнув слезы.

— Какие мы невежи! — заквохтала Мария. — Ты, конечно же, устала после длительного перелета. Пойдем, я покажу тебе комнату.

— Не в этот раз, — Илай встал и задвинул свой стул за стол. — Мы остановились в «Cipriani».

— Восхитительно! — всплеснула она руками. — Не так ли, Пьетро?

Но он не услышал ее, продолжая с потерянным видом ковырять вилкой в пустых раковинах. Мария махнула рукой и пожала плечами.

— Тебе понравится там, это замечательное место.

Мы попрощались с Марией и Пьетро и, одолжив у них катер, неторопливо поплыли по лабиринтам венецианской лагуны. Илай управлял лодкой так же легко, как и машиной, и она плавно несла нас вдоль каналов, мимо гондол и небольших рыбацких судов.

— По-моему, я не понравилась Пьетро, — сказала я как-то невпопад, и мне от этой мысли стало тоскливо. — Может, я чем-то его обидела?

— Не бери в голову, — произнес Илай непонятным тоном — раздраженно, что ли?

Ему была неприятна эта тема, и я постаралась больше ее не застрагивать. В конце концов, часто бывает так, что люди не подходят друг другу или просто ассоциативно попадают в «черный список».

По улицам Венеции, несмотря на глубокую ночь, всё еще гуляли туристы. Казалось, понятия «день» и «ночь» здесь потеряли свое значение, уступая место блаженству. Лодка повернула в узкий канал, оставляя позади оживленные улочки, и причалила к небольшой деревянной пристани.

— Это остров Джудекка, когда-то давно его называли «садом наслаждений», — произнес Илай, поддерживая меня за локоть через толстую куртку, создающую межу нами преграду. Я вышла на берег и снова оказалась с ним лицом к лицу, утопая в омуте его взгляда, забывая обо всем. О том, что мы в Венеции, что мы стоим посреди райского острова тишины и спокойствия, а вокруг благоухают цветы жасмина и вьется виноград.

Наши лица приблизились друг к другу, так что я отчетливо слышала мелодию его горячего дыхания. Наши губы отделяли считанные миллиметры. Я закрыла глаза. Илай обнял меня через пресловутую куртку, которая пахла Пьетро. А когда я открыла глаза — увидела, как грустно он улыбался. Илай смотрел куда-то вниз, словно поднять на меня взгляд было выше его сил.

— Пойдем, я покажу тебе наш номер, — шепнул он, взял багаж и направился к отелю по узкой дорожке, выложенной гладким камнем. Виноградные лозы трогательно обвивали белоснежные мраморные колонны, образуя зеленый туннель над нашими головами. По земле, белой каемкой стелились маленькие, как бусины, цветы, названия которых я не знала. Они сладко пахли любовью.

Дорожка резко свернула вправо к зданию, изысканной архитектурой напоминавшему дворец. Но даже когда мы миновали главный холл со сверкающими хрустальными люстрами, залитый золотистым светом, внутреннее убранство номера превзошло все мои ожидания — из панорамных окон открывался фантастический вид на венецианскую лагуну и острова. В свете старинных китайских ламп сверкало тончайшее муранское стекло. Изысканный текстиль и море зеркал цвета янтаря. Красота интерьера была в тонких деталях, — таких, как гобелены Рубелли и ширмы с антикварным покрытием коромандель, огромная ванная, отделанная розовым мрамором и декорированная позолотой.

Илай ждал меня на балконе, запрокинув голову к небу. Звезды обрамляли его силуэт сверкающим ореолом, от этого казавшиеся черными волосы отливали серебром. Он держался руками за точеные мраморные перила и словно был совсем не здесь. Я тихо села на них. Небо на горизонте окрасилось стальным оттенком. Пахло морем. Прохладный бриз резвился в волосах, спутывая их. Я собрала их в пучок на затылке и краем глаза заметила, как дернулся уголок губ Илая. Он улыбался мне много раз до этого, но совсем не так, как сейчас. Беззащитно, что ли. Не было ни капли заносчивости, ни прежней бравады. Он открыл глаза и повернулся ко мне. В них отразился свет луны, висевшей в небе, словно серебряная монетка. Сейчас Илай казался совсем юным, мальчишкой.

— Спасибо, — тихо прошептал он, словно боялся разрушить благословенную тишину.

Я замерла — от его нерешительности в голосе, от взгляда, такого открытого и необъятного, как океан. Илай снова взглянул на звезды. Когда он продолжил, его голос звучал еще тише, как плеск волн.

— Вроде бы у меня было всё, о чем можно пожелать, но не то, в чем я больше всего нуждался. У меня не было тебя. И как бы я ни пытался, ничего не могло бы заполнить пустоту внутри меня, — взгляд его сделался ясным и серьезным. — Знаешь, что испытываешь, когда можешь получить всё, абсолютно всё, кроме одного-единственного, что тебе действительно нужно?! — Илай сжал перила так, что побелели костяшки пальцев. — Отчаяние. Пустоту. Как будто внутри разрастается вечная мерзлота. До появления тебя я не видел, насколько прекрасен этот мир, как восхитительна жизнь, — Илай провел рукой по мрамору, касающемуся моих ладоней. — Всё, чего я хочу, — хоть маленькую толику того, что даешь мне ты, отдавать взамен, — произнес он, почти коснувшись меня. Я закрыла глаза, представляя, как наши губы встретились, как по мне побежали теплые волны восторга, как его горячие ладони притягивают меня к себе… Казалось, мы просидели на перилах вечность. Говорят, что когда смотришь на огонь, невозможно оторваться, словно он завораживает. Схожее чувство я испытывала, когда смотрела ему в глаза.

Он поманил меня за собой, через комнату, пронизанную нитками лунного света, в спальню, и лег на кровать, подперев голову рукой. Я последовала за ним. Сатиновые простыни были мягкими, словно из пушистых облаков. Мы оказались настолько близко, насколько это вообще было возможно. Илай положил руку мне под подушку, а я гладила его волосы. Он закрыл глаза, и от длинных ресниц на щеки легли тени. Казалось бы, что может быть проще и естественней, чем вдох и выдох? Но именно эти звуки обволакивали меня счастьем и спокойствием.

* * *

— Grazie mille! — услышала я сквозь сон любимый голос и потянулась.

Что-то звякнуло, и дверь закрылась.

— Ты проснулась, соня?

Глаза приоткрылись, первое, что я увидела — его лицо, на моем невольно расползлась улыбка. Так замечательно просыпаться и видеть то, от чего улетаешь далеко за пределы галактики.

— Который час? — спросила я, еле шевеля губами.

— Не знаю, — сказал он, счастливо улыбаясь, и провел рукой по волосам, расстилавшимся на белоснежной простыни.

Илай подвинул серебристый поднос с блинчиками в вишневом сиропе и двумя чашками кофе. Я сглотнула слюну и присела на кровати.

— Теперь знаю быстрый способ будить тебя. Блинчики с вишневым сиропом!

— Сироп можно и клубничный, — серьезно произнесла я, протягивая руку к тарелке.

Илай засмеялся, сел напротив, скрестив ноги, и взял свою кружку.

— Мое самое лучшее утро! — произнес он.

— И мое, — не считая того, когда ты был в красном фартуке, а потом снял его!

Он засмеялся, очень громко.

— Это просто повторить! — он стянул с себя белую майку. — Так?! Я прищурила глаза.

— Чего-то не хватает!

— Я даже знаю, чего! — Илай приблизился ко мне, хитро улыбаясь. — Не хватает звонкого смеха.

Он вытащил из подушки длинное перышко и стал щекотать мне ступни. Я даже не успела положить блинчик обратно на тарелку, так и попятилась с ним в руках.

— Я испачкаю тебя в сиропе! — попыталась произнести я сквозь смех, падая на спину.

— Звучит заманчиво, если ты его так любишь!

Илай наклонился надо мной, с сияющей улыбкой, опираясь на локти, и уронил голову в мои волосы.

Я попыталась воспользоваться ситуацией и выхватить у него из рук перо, но он словно этого и ждал. Илай резко поднял руку кверху, на недостижимую для меня высоту.

— Так нечестно!

Я попыталась состроить серьезное лицо, но кончики губ невольно подпрыгивали вверх, как только я смотрела в его озорные глаза.

«Неужели это счастье всё мое?» — трепетало в груди.

Илай поднялся, взяв простыню, на которой я лежала, за концы, и стал притягивать меня к себе до тех пор, пока мы не оказались лицом к лицу.

— Неужели это счастье всё мое!!! — отзеркалил он с обожанием и — снова защекотал меня.

Я вывернулась, схватила подушку и запустила в него, покатываясь со смеху.

— Ты объявила мне войну! — воскликнул Илай, хватая сразу две.

Я взвизгнула и пустилась наутек, но не успела сделать и двух шагов, как возмездие настигло меня. Илай сбил меня с ног метким «выстрелом». Я упала на попу, пружиня на мягком матрасе. Пока хохотал Илай, я схватилась за простынь, на которой он стоял, и рванула ее на себя. Он, не ожидая подвоха, рухнул на спину и засмеялся еще сильнее, так что шандальеры на хрустальной люстре задрожали, словно тоже заливались смехом.

Я отбежала на самый край необъятной кровати и, подпрыгнув, снова запустила в него одной из подушек, но она, не достигнув цели, взорвалась прямо в воздухе, устроив настоящий перьепад. Белые, невесомые пушинки, словно снег, разлетелись по всей спальне. Я подняла глаза к потолку, наблюдая, как пух медленно танцует в воздухе, и вдруг моя нога соскользнула с края. Я полетела вниз, размахивая руками, вспоминая роскошные полы из твердых пород дерева. Илай поймал меня в одеяло, прежде чем я успела испугаться. Он склонился надо мной, довольный и липкий. На его торсе, лице, руках блестел сироп.

— Теперь я точно знаю, что вишневый сироп был создан совсем не для блинчиков, — прошептала я, глубоко дыша. Мне безумно захотелось его поцеловать.

Илай глубоко вздохнул и отвел взгляд.

— Не стоит рисковать, — он помог мне встать и направился в ванную, — есть много других занятных вещей, — бросил он на ходу, словно убегая.

— Ты, наверное, издеваешься?! Ты полуголый, обмазанный вишневым джемом, в комнате, наполненной парящим пухом! Что может быть занятней этого? — мой голос растворился в плеске воды.