Очнулся от влажного прикосновения ко лбу. Через слегка приоткрытые веки увидел лицо тети Тани. Она возвышалась словно маяк над морем и водила по его лицу чем-то липким, пахнущим сырым мясом. Суровый взгляд уловил шевеление век Антона.

– Очнулся. Ну, значит ничего страшного, – сказала она совершенно спокойным тоном, которым обычно по телевизору рассказывают о прогнозе погоды за рубежом. Вроде не у нас, но сказать все равно надо, так положено.

За тетей Таней, почти у двери, стояла Настя. Антон видел её расплывчатую фигуру. У него кружилась голова, в глазах стоял туман.

– Он не будет дураком? – спросила она.

– Да куда ж еще дурнее, – ответила тетя Таня и усмехнулась. – Полежит немного, оклемается. Ну а чтоб не буянил больше, дадим таблетку, которую доктор прописал.

Брезгливо, двумя пальцами, Тетя Таня сняла с головы Антона влажную тряпку, которой он недавно мыл пол.

– Намочи ещё и принеси-ка мою сумочку, там, у порога, – распорядилась она, и Настя тут же кинулась выполнять поручения.

Тетя Таня поднялась с кровати, пружины в матраце выпрямились с облегчением. Она прошла к окну, оказалась за головой Антона, вне поля видимости. Слышно было её тяжелое, прокуренное дыхание, крики птиц за окном и топот Насти в коридоре.

– Я ей не говорила. И не хочу, чтобы она знала раньше времени. Привыкла она к тебе. Ну знаешь, примерно, как ты к своему хомяку.

Антон не видел, но знал, что она смотрит в окно. Может быть в стекле даже отражается кровать и макушка его головы. Но вряд ли она смотрит на его отражение, скорее взгляд бегает по автостраде, а может по завешанным окнам трехэтажного памятника архитектуры.

– До сих пор не понимаю куда ты его дел. Да это и не важно, все равно ему не выжить без тебя. А Насти заведем собаку. Сосед на даче отдает щенка. Ушастого, игривого.

Антону, показалось, что она улыбнулась. Не злорадно, как обычно, а чуточку тоскливо.

– Быстро забудет про тебя. Ну а если будет спрашивать, то скажем, что перевезли в другой город. Такое бывает, больных перемещают между больницами.

Антон смотрел на потолок. Из трещины в штукатурке выглядывал паук. Черный, с волосатыми лапками. Туман в глазах прошел, головокружение еще оставалось, а на щеках появились соленые капли. Они щекотались, медленно сползая к подушке. У него болела спина и лоб. Прикоснулся пальцами выше переносицы и тут же отдернул руку. Жгло, как будто притронулся к углям.

– Ну а если ты когда-нибудь выйдешь, то нас уже тут не будет. Переедим. На вашу квартиру нашелся покупатель, больше нет нужны в арендаторах. Пусть много не дают, но хоть что-то.

Антон давно не слышал, чтобы тетя Таня так много говорила. Последний раз перед тем, как впервые положить его на лечение.

Зашла Настя, принесла сумку. Печально взглянула на Антона, словно знала, что его ждет дальше. А может слышала разговор, все ж стены в квартире не из железа. Подняла перевязанную руку и приложила к губам, зажмурила глаза, показывая, как ей больно.

Тетя Таня вернулась к кровати, пружины со стоном приняли её толстую задницу. Кривые пальцы, с обломанными ногтями и маникюром сделанным полгода назад, вынули маленькую розовую таблетку из упаковки и всунули ее меж сухих губ Антона. От ее пальцев пахло землей. Она запрокинула ему подбородок, помогая проглотить. Антон сглотнул. Таблетка застряла, а вместе с тем по горлу разошлась горечь от начавшей растворяться розовой оболочки. Горечь усиливалась, горло немело, словно от укола дантиста.

– Ну вот и все, – объявила тетя Таня, – теперь должен проваляться два дня, как раз до назначенного часа.

Положила на лоб липкую холодную тряпку, пахнущую сырым мясом и свежим бетоном и вышла из комнаты.

Как остался один, долго не думая, сунул два пальца в рот, достал до корня языка и как только начался рвотный позыв, уткнулся лицом в подушку и укрылся одеялом, заглушая звуки. Таблетка вышла, но не вся, верхний слой успел раствориться, всосаться в кровь. Антон решил, что эта мелочь никак не скажется на его самочувствие, ведь основа таблетки всегда в центре, а оболочка нужна только для придания вкуса.

За окном было светло, а значит он провалялся без чувств не долго. Может час или меньше. Наверняка, как только Антон упал на подъездный пол, раскинув руки, как мертвый, Настя вызвонила тетю Таню и та примчалась, бросив не досаженные цветы у теплицы. Еще бы, не дай бог доченька убила брата, пусть и не родного. А если бы убила, как поступила тетя Таня? Затащила его обмякшее тело в ванную, расчленила, а потом по кусочкам выносила ночами к речке. Его бы даже искать не стали. Разве что Сашка.

А ведь он все еще стоял у телефонной будки и ждал его.

Голова была тяжелой, словно арбуз, шея затекла. Он спустил ноги с кровати и попытался встать. Комната поплыла перед глазами, затошнило, в желудке что-то дернулось и поползло ввысь. Он немного постоял с закрытыми глазами, держась за голову. Помутнение прошло, тошнота тоже. Поднялся на подоконник, открыл окно и несколько раз шепотом позвал брата. Сашки на улице не видно. Позвал еще, на этот раз громче. В ответ посигналил какой-то лихач с автострады.

Слез на пол и заметил чемодан с торчащим из дырки носком. Он стоил у шкафа. К нему приклеилась грязь и коричневые листья клена. Антон проверил карманы шорт, лампочка и мешочек с гайками были на месте, а вот рогатки за пазухой не оказалось. Он бегло осмотрел пол, кровать, заглянул под нее, в надежде, что рогатка выпала, когда его обмякшее тело волокли по полу. В комнате ее не было. Гоня мысль о том, что рогатку забрала тетя Таня, он вышел из комнаты.

На диване сидела Настя, смотрела ток-шоу про потерявшихся на острове. Она почувствовала на себе взгляд, а может увидела отражение Антона на экране. Повернулась, натянуто улыбнулась и поднялась с дивана.

– Как самочувствие? – спросила она.

Антон прищурился, оглянулся. Никаких звуков, кроме шума океана на экране не слышно. Должно быть в квартире больше никого не было. Должно быть тетя Таня уехала досаживать цветы. Конечно, ведь дурачок оказался жив и даже лоб не расшиб, переживать не за что, пила и топор для разделки туши полежат на балконе до следующего раза.

– Ты меня слышишь? – она щелкнула пальцами, привлекая внимание, – как самочувствие?

Вопрос Насти, её заинтересованность здоровьем и казалась не поддельная забота, заставили Антона напрячься и заподозрить подвох.

– Да не волнуйся. Мама уехала и сказала, чтобы я следила за тобой. Иди сюда, присаживайся на диван.

Антон сел, продолжая взглядом обследовать пол коридора и прихожей. Рогатки не видно. Настя плюхнулась рядом.

– Мы ведь с тобой никогда не общались как брат с сестрой, – говорила она, – наверное грустно тебе, наверное, одиноко. А хочешь я стану твоей подругой?

Она поправила его челку, как-то небрежно, как-то презрительно. Антону туту же захотелось помыть голову, расчесаться и надушиться одеколоном дяди Миши, чтобы выветрить запах Настиных рук, пропитанных илом. Он скрипнул зубами, пересиливая желание ударить ее по больной, забинтованной руке.

– Расскажи, почему ты вздумал сбежать?

Антон смотрел на красный огонек под экраном телевизора, концентрируя внимание на нем, сдерживая позыв повернуться к Насти лицом, плюнуть и зло прокричать, что это не её дело.

– Ну не бойся меня. Я ведь помочь хочу.

Она говорила ласково, как продавец новой дорогой машины, пытающийся продать её простому зеваке, зашедшему в магазин, чтобы погреться. Антон не отводил взгляд от красной точки. Только теперь он заметил, что она горит не постоянно, а периодами (каждые пять секунд) мигает. Слабо, так, чтобы не отвлекать от просмотра телевизора.

Антону все же удалось отвлечь внимание на точку так, что речь Насти превратилась в шум, слилась в общий поток со словами людей на экране. А может дело не в точке, а в посторонних мыслях о продавце машины. Как бы там ни было, следующий вопрос Насти вывел его из состояния оцепенения, словно умелый рыбак выдернул жирную рыбу из пруда.

– А хочешь, помогу сбежать?

Он перевел на нее взгляд и несколько раз моргнул, помогая глазам сфокусироваться на лице Насти. Уголки губ чуть дрогнули, она наклонила голову и поправила волосы, проведя ладонью от лба до шеи. Убедившись, что Антон её слушает, что теперь смотрит на неё, затараторила так, словно ей платили за каждое сказанное слово.

– Мама не знает. Я ей не расскажу. Она сказала, что ты проспишь два дня. Она не будет к тебе заглядывать, возможно даже забудет о твоем существовании.

Остановилась, глубоко вздохнула и уже не торопясь спросила:

– Ты собирался бежать один или у тебя есть друг?

– Один, – выдавил он.

– А да… – она осеклась, не завершив мысль. Но выпученные глаза и приоткрытый рот беззвучно продолжили: «у тебя ведь нет друзей, ты ведь дурачок, с которым никто не хочет связываться.»

Антон разозлился, вцепился в край дивана с такой силой, что захрустел дерматин. Губы Насти дрогнули, а испуганный взгляд суетливо забегал по комнате, ища спасения. Она закрыла рот, снова открыла, словно рыба из того мультика. Антон так и не смог вспомнить название. Неразборчиво замычала, вскочила с дивана и широким шагом пошла в прихожую. Только там совладала с испугом, словно близость к входной двери успокаивающе подействовала на неё. Можно подумать она бы успела выскочить, прежде, чем Антон схватит её за косу и дернит, сбивая с ног.

– Пошли я тебя провожу до улицы.

– Где моя рогатка? – злобно спросил он.

– Её забрала мама, – закатив глаза сказала она.

Прежде чем последовать за ней, Антон поднял с пола коробок спичек, валяющийся рядом с наполненной пепельницей. Раз не смог увести кроссовки, так хоть что-то заберет у дяди Миши, хоть немного да насолит ему.

В прихожей стояли старые ботинки Антона и кроссовки Насти, остальную обувь спрятали. Ну и ладно, решил Антон, главное сбежать, а в чем не так важно, можно и босиком.

Вышли в подъезд и только теперь Антон спросил:

– Зачем тебе это?

– Ну знаешь, я поняла, как тебе было больно все это время, только, когда получила ожог. Совесть замучила, что ли. – Она улыбнулась мягко, не натянуто. Но от высокопарных слов сквозило наигранностью, притворством.

Антон не поверил ни одному слову, а подозрительный взгляд уловил странную выпуклость у Насти на поясе. Очень похоже на то, когда Антон прячет под футболкой рогатку. «Обманула!» – ошарашенно подумал он, как будто до этого момента Настя никогда его не обманывала.

Но зачем, в чем конечная цель? Антон подумывал ударить её сзади по голове и вернуть рогатку. Но бить со спины подло, пусть даже такую лживую, лицемерную кикимору. Пока он раздумывал как вернуть свою вещь, они дошли до подъездной двери.

На улице ложь Насти было уже не скрыть. Она решилась ему помочь не из-за добрых побуждений. Она заманила в ловушку. На скамейке сидели её подруги, а рядом стояли еще три парня из их класса, старше Антона на три года.

– О! А вот и наш дурачок! – встретили его восторженные возгласы одних, а другие укоризненно мотали головами и жаловались, что слишком долго пришлось ждать, пока Настя выведет Антона.

– Да я решила втереться ему в доверие, – оправдываясь говорила она.

Кроме группы подростков во дворе никого не было. Даже всегда сидящие на скамейке бабки словно испарились по желанию Насти.

– Ну что, начнем охоту! – у самого высокого парня блестели глаза. Он поправлял лямки рюкзака, в котором что-то звенело, словно груда железа.

– Дадим ему небольшую фору. Скажем, минуты две, – сказала толстая подруга Насти, та, что била его по животу в темном подъезде.

– Ну, – заворчал другой парень, в очках, – мы и так прождали целую вечность.

Остальным понравилось предложение толстой, и они почти единогласно проголосовали за него. А тот, что в очках недовольно пнул ногой по скамейке.

– А теперь, беги, – шепнула Антону на ухо Настя и толкнула в спину. Да так сильно, что он запнулся и чуть было не упал.

– Беги! Беги! – заголосили друзья Насти.

Парень с рюкзаком поднял с земли толстую палку с сучьями. Худая подруга Насти (каланча) кинула зажженную спичку в пузо Антона, а третий парень, в майке с нарисованным на груди драконом, кричал громче остальных и активно жестикулировал, надвигаясь на Антона, словно ворона на воробья.

Он побежал, выбора не оставалось. Если бы остался на месте, то непременно получил палкой по спине и обзавелся несколькими новыми ожогами от сигареты. И уж наверняка не обошлось без поломанных костей, а может и выбитого глаза. Он где-то слышал, что злость и агрессия быстро распространяются в толпе, словно цинга на корабле. Если начнет бить один, то подхватят другие и уже не остановятся, пока от жертвы не останется кучка воняющего мяса. А беззащитность, безропотность и стоны еще сильней вводят в кураж, тогда ботинки становятся тяжелей, кулаки больше, а палки длинней.

Он побежал к арке. Вернее, бежал туда, где попрощался с Сашкой и где они договорились встретиться. Антон думал о ноже брата, о том, что его длинное кривое лезвие легко сможет испугать друзей Насти и обернуть в бегство.

У телефонной будке остановился. Сашки не было. Не было даже простых прохожих. Совершенно никого, словно вся округа вымерла. Он обернулся, услышав свист, крики и топот. Охота началась. Страх кольнул одновременно в живот и копчик, а по спине прошел жар, словно от палящей спички или окурка. Оставаться на месте нельзя. Не думая, не отдавая отчет своим действием он побежал в сторону от лужи, от ларька и автострады. Если бы не страх затуманивший рассудок, то он догадался, что бежать надо к людям, к дороге. А там, кто-нибудь да и остановится, увидев, как толпа разъяренных подростков, размахивая палкой, гонится за одним.

Он свернул на заросшую сухой травой дорогу, туда, куда никто не пойдет в здравом уме. Забежал во дворы недостроенных пятиэтажек. Целая вереница домов с черными отверстиями вместо окон и заколоченными подъездными проемами. Грандиозный проект конца прошлого столетия, расселение малых народов северных земель – так называли постройку из двадцати однотипных серых домов тогдашние руководители города. Примерно тогда же проект свернули, а стройку законсервировали.

Антон устал, запыхался, замедлил бег. За ним никто не следовал. Потеряли, ушли в сторону автострады, решил он и перешел на шаг. Немного отдохнет и дальше бежать, две минуты форы – что капля варенья для навозной мухи, перед тем, как раздавить газетой.

Ветер гонял по пустому двору желтую листву, где-то звенели цепи и громыхал ковш экскаватора. Антон беспрестанно озирался, ему казалось, что за спиной молчаливо, бесшумно бегут друзья Насти. Еще пара широких шагов и нагонят, ударят с размаху палкой по спине, да так, что треснет не только палка, но и спина. Как далеко они уйдут, прежде чем поймут, что идут не в том направлении? А может уже догадались, куда делся Антон, может пригнувшись следуют за ним, ведут подальше от людей, туда, где кроме крыс никто не ходит.

Длинные типовые пятиэтажки безмолвно наблюдали черными просветами оконных проемов, иногда Антону казалось, что он видел фигуру, мелькавшую в окнах. В такие моменты сердце словно превращалось в теннисный мяч и колотилось о грудную клетку, как о стену. Он слышал множество жутких историй, произошедших в подвалах и на чердаках недостроенных домов. И если хоть одна из них правдива, то та фигура могла оказаться любым из десятка маньяков, серийных убийц, похитителей или просто сумасшедших, заблудившихся в однообразных квартирах недостроенных домов. Правильно ли он поступил, зайдя на территорию маньяков? Может стоило развернуться, пока не далеко зашел, вернуться к арке и сдаться Насти?

У Антона дрожали колени, а в горле словно завелась жаба. Склизкая, толстая, закупорившая дыхательный проем и не дающая сглотнуть. Словно отказали мышцы, отвечающие за дыхание, Антон хотел дышать ровно, хотел заглатывать побольше воздуха, но нос пропускал столько воздуха, сколько ему заблагорассудится, а жаба отсеивала еще какую-то часть и в итоге до легких доходил ничтожный глоток, которого не хватало на то, чтобы насытить ноги и успокоить дрожь.

Он почти прошел вторую пару домов, как увидел, поворачивающую из-за угла троицу. В руках одного была палка, а двое других распутывали длинную, толстую веревку, скорее всего найденную на территории стройки. Антон остановился, оцепенев от ужаса, ноги словно вросли в потрескавшийся асфальт, а глаза застыли на покачивающейся толстой палки с сучьями. Медленно, неуверенно, но все же удалось повернуться. Он старался меньше двигаться, чтобы не привлечь внимание, гоня мысли о том, что его уже давно заметили.

Рассудок словно покинул его обреченное тело. Антон смотрел вперед на пройденный путь, видел асфальтовую дорогу, плавно переходящую в заросшую сухой травой, песчаную тропинку, видел недостроенные дома и видел бегущих девчонок. Одна из них даже казалась знакомой. Глаза смотрели, видели, но разум отказывался обрабатывать полученную картинку, сопротивлялся принимать и соглашаться с правдой.

Он оказался зажат со всех сторон: спереди и сзади агрессивные друзья Насти, а по бокам дома.

Был бы рядом Сашка, он уж точно нашел вариант спасения из этой безвыходной ситуации, подумал Антон.

– Эй, дурачок! Вот ты и попался. Готовься к смерти, – крикнул парень с палкой и побежал, стараясь обогнать остальных, добраться до Антона раньше и нанести первый удар.

Не в силах перебороть страх, сковавший рассудок, Антон действовал инстинктивно. Когда жертва убегает от преследователя, то в голове мелькают такие мысли: «забраться подальше, поглубже, потемней. Туда, куда не пролезет большой зверь». То же самое творилось в голове Антона, он превратился в маленького мышонка, бегущего от огромного кота.

Он прыгнул в подвал, по какой-то причине оказавшийся не заколоченным. Удачное стечение обстоятельств, подумал Антон. Чуть прошел в темноте и спрятался за стену, прижался к ней спиной, ощущая через футболку холод бетона.

Ребята собрались у входа в подвал.

– Я туда не полезу, – сказал кто-то из парней.

– Я тоже, – девчачий голос.

– Да давайте, заколотим вход, да и все. Куда он там денется! Крысы сожрут, пооткусывают уши, да пальцы. Остальное доглодают бомжи, да псы. – Антон разобрал голос Насти.

– А вы слышали, что тут живет серийный убийца? – с придыханием сказала подруга Насти, вроде бы каланча. У толстой голос грубее.

– Да все про это слышали. – Ответил парень, вроде бы тот, что возмущался у подъезда. – Все это – чушь.

– Ага, как же, – не соглашалась каланча. – Мама говорила, что три года назад в подвалах нашли много человеческих костей, а совсем недавно обглоданную женщину.

– Обглоданную? – усмехнулся парень.

– Ноги до костей. Когда нашли, она еще была живая. Все повторяла про какого-то крысолова.

– А… – протянула толстая подруга Насти, – я слышала про маньяка, которого прозвали крысоловом. Он вроде бы переловил всех крыс в округе, рассадил в клетки и подкармливал человеческим мясом.

– Тьфу, – сказал парень с палкой, – я бы этого крысолова палкой приложил так, что кишки из носа полезли.

Антон не видел, но решил, что он махнул палкой по воздуху, показывая, как бы разделался с маньяком.

– Антоша! – ласково позвала Настя, – выходи. Или останешься с крысоловом наедине.

Они засмеялись. Все сразу. Так противно, что Антон зажал уши и прищурился.

– Ладно, тащите фанеру. Будем забивать. – Скомандовала Настя. – Черт с ним. Не хочется пропустить «Здоровое питание».

– О! – воскликнула толстая, – а ты смотрела ту серию, где говорили, что в воду надо добавлять растительного масла?

– Конечно, – откликнулась Настя, – но тебе то что с того? Тебе и банка масла не поможет.

Они вновь все засмеялись, а Антон снова зажал уши.

– Хорошо, что я прихватил с собой молоток. Как знал. – Сказал тот, что был с палкой.

Так вот что у него звенело в рюкзаке, подумал Антон. Молоток, гвозди. Поди еще лом прихватил и топор с пилой, вдруг бы пришлось расчленять забитого палкой Антона.

Тяжелая фанера легла на проем, загородив свет. В подвале стало темно, почти так, как в доме пуговичного человека. Гвозди скрипели, когда пробивали фанеру и дверную коробку. Когда последний гвоздь вбили, Антон наощупь подошел к проему и попытался выбить фанеру. Она не поддалась. Заколочено на мертво, словно крышка гроба. Отошел на несколько шагов и с размаху врезался плечом. Фанера даже не шелохнулась. С улицы раздались смешки.

– Антоша, попробуй головой, она ведь у тебя деревянная как таран, – это Настя веселит друзей.

Антон достал из кармана коробок и поджог спичку. В темноте показались желтые глазки, которые тут же спрятались. Шорох и звук, похожий на удары острых коготков о бетон. «Крысы», – решил Антон, а значит все эти байки про крысолова – вранье.

Он провел спичкой по периметру дверного проема. Внизу, справа он заметил небольшую дырку. Примкнул лицом к ней. Разглядел ребят. Они курили.

– Думаешь сможет выбраться? – говорила толстая подруга Насти.

– Фанеру не сдвинет. Если только найдет другой выход. Но для этого придется пройти весь подвал. А ты не забывай, что там множество канализационных ям, червей и самое страшное…

Парень с палкой в руке запнулся, глянул на дырку, откуда смотрел Антон. Подошел и пнул по фанере.

– Показалось, наверное, – сказал он, возвращаясь к ребятам.

– Дежурить не будем? – спросил кто-то из девчонок, вроде бы каланча.

– Не. Он не выберется. А если выберется, то уже не будет прежним.

– Безухим и беспалым, – загоготала толстая.

– Смотрите, что я у него забрала! – сказала Настя и достала из-за пояса рогатку.

– Ого, дай гляну, – протянул руку парень, в очках.

– Че на нее смотреть, – дернула рукой Настя, бросила рогатку на землю и ударила по ней кирпичом. – Вот так Антоша, это тебе за ожог на руке и за то дерьмо… – вовремя осеклась. Ведь если ребята узнают, что Антон вылил на нее ил, то будут смеяться до конца жизни.

Выбросили окурки, швырнули палку с сучьями в фанеру и разошлись.

Антон еще раз ударил плечом, пнул, а потом бросил в фанеру кирпич, лежавший рядом. Но та даже не треснула, а вот кирпич напротив, разломился надвое.

Он зажег очередную спичку и осмотрелся. Небольшое помещение, напоминающее коридор квартиры тети Тани, из него три выхода. Он подошел к одному. Там была огромная лужа.

Во втором проеме, прямо со входа – яма, черная, пугающая. Антону послышались стоны, словно в яме кто-то лежал со сломанными ногами и умирал. Он попятился к третьему ходу, поджигая очередную спичку.

Здесь не было ни воды, ни ям, а судя по звонкой капели, доносившейся издалека и по тому, что не видно трех других стен, Антон представил какие могут быть размеры этого помещения. Уж наверняка оно больше зала в квартире тети Тани. Он крикнул и услышал свое эхо, отражающееся от стен. Подобрал кусок кирпича и с силой бросил вглубь. Он гулко упал на землю, даже не долетев до стены. «Да, оно больше зала», – утвердился Антон в своей мысли.

Поджог спичку, вытянул руку как можно дальше. Ничего кроме серого пола и такого же потолка не увидел. «А ведь если там кто-то есть, то видит спичку и видит мое лицо в свете огня», – подумал Антон и торопливо задул огонь.

Он не знал, что делать. То ли сесть на пол рядом с заколоченным входом и ждать помощи, то ли идти вглубь подвала, в надежде найти выход. Вернулся к фанере, облокотился на нее и спустился на пол. Если бы найти хоть что-нибудь, что может гореть, что можно использовать как факел… «Фанера!» – пришла мысль. Обернулся, чиркнул о коробок и поднес спичку. «Ну давай, гори!» – умолял он, но фанера не горела. Черт знает из чего она сделана.

Выглянул через дырку на улицу. Пусто. На земле лежала сломанная рогатка и палка с сучьями, которой хотели бить его по спине.

– Эй! – крикнул, прислонившись губами к дырке.

Никто не ответил, не слышно приближающихся шагов и даже смеха Настиных друзей. Они разошлись по домам, оставив Антона умирать в заточении. Уж наверняка Настя сидит на диване и смотрит передачу для тупых: «Здоровое питание». А эти её подруги курят в подъезде собранные бычки. Тот парень, что махал палкой, сейчас гуляет с собакой и, возможно, бросает ей изгрызенную палку, крича во всю глотку: «Апорт!»

Антон с силой пнул вторую часть кирпича, взвыл от боли, пронизавшей ступню и заплакал.

Вновь задумался насколько одинок, насколько никому не нужен. Вот сгниет в этом подвале, и никто даже не станет искать. Может только через много лет, когда наконец продолжится стройка, найдут скелет, вросший в стенку и покрывшийся плесенью. Еще он думал о том, что у него могли быть друзья, если бы он не был сумасшедшим. Много друзей, столько же сколько у Насти и даже больше. Тогда бы никто не посмел запереть его в подвале, тогда бы испугались угрожать палкой. Десять высоких парней! Нет, двадцать больших, взрослых, таких, что одним ударом переломят фанеру. Тогда бы Настя его боялась, ее подруги и друзья дрожали от страха при одной только мысли об Антоне.

Слез на долго не хватило, а думы о друзьях закончились тем, что он поймал себя на мысли, что думает не о друзьях, а о телохранителях. Друзья должны быть другими, такими, с которыми интересно ходить в походы, сидеть у костра и травить байки. Они обязательно ругаются, ссорятся, спорят, но добро, без обид и унижений. Один большой и неуклюжий, второй умный, третий задорный и смешной, четвертый сильный, бесстрашный. Они называют друг друга по прозвищам, без имен. В фантазии Антона друзья жарят на костре сосиски или яблоки, пьют горячий, сладкий чай.

Он поднялся на ноги, ударил кулаком по фанере, вытер мокрые щеки, поднял осколок кирпича и пошел искать выход.

Двигался вдоль стены вправо. Несколько лет назад, проходя мимо дивана с сидящей тетей Таней, щелкающей семечки и сплевывающей кожуру прямо под ноги, невольно услышал, как по телевизору рассказывали про теорию выхода из лабиринтов. Лысый однорукий дядька в очках утверждал, что если всегда держаться правой стороны, то рано или поздно найдешь выход. И вот наконец, спустя годы, Антону довелось проверить правдивость той теории на себе. Он не отходил от стены, кирпичом царапал на ней тонкую красную полоску. Часто у Антона возникало ощущение присутствия кого-то еще, будто за ним или рядом с ним движется безмолвная тень. В такие моменты у него сильно давило внизу живота, а сердце выделывало в грудной клетке такие кульбиты, что им мог позавидовать какой-нибудь цирковой акробат. Тревога нарастала, а когда достигала пика и Антону начинало казаться, что та тень вырастала до потолка, открывала пасть и готовилась поужинать свежим мясом, пропитанным самыми сильными страхами, Антон не выдерживал, резко разворачивался и бил кирпичом по воздуху, поджигал спичку и вглядывался в темноту до тех пор, пока огонь не обжигал палец и не гас.

Он прошел ровно сто шагов, как наконец добрался до угла. Здесь был проход в другое помещение, маленькое, такое же, как первое, с заколоченным входом. А из него четыре хода в такие же мрачные комнаты. Он пошел в правый проем, даже не поджигая спички. Если тот мужик из передачи был прав, то выход должен быть где-то недалеко. Сделал всего один шаг и воткнулся во что-то мягкое и плотное. Отпрянул, оступился, упал. Кирпич откатился в темноту. Антон запищал, словно крыса, пойманная в мышеловку на бесплатный сыр. Ладони вспотели, ноги отяжелели и не желали слушаться, перебирали по полу, словно две умирающие рыбы, выброшенные приливом на сухой берег. Антон не сразу нашел коробок, убранный за пояс, он почему-то рыскал по карманам. Дышал суетливо, так же как поджигал спичку. Первая сломалась, даже не дав искры, вторая вылетела из влажных рук, а третья загорелась, осветив мохнатые рыжие ноги с когтями как у тигра или медведя. Антон затаил дыхание и не только потому, что замер от страха, но еще и от мерзкой вони из-за которой слезились глаза. Пахло котиной мочой, только не той, которой пахнет лоток кошки тети Тани, а сконцентрированной, сильной, стойкой. Да лоток по сравнению с этой вонью пах божественно.

Антон перебирал одной рукой по полу, ища кирпич, а второй судорожно водил перед собой, держа догорающую спичку. Ноги скользили, словно по грязи или илу и никак не могли найти опору. Дополз до стены и, опираясь на нее спиной, поднялся. Спичка догорела, и Антон пытался унять дрожащие пальцы, чтобы зажечь следующую.

Вспыхнул огонек, Антон увидел мохнатую голову тигра с открытой пастью, торчащими клыками. Желтые глаза хищно смотрели на него. Прежде чем тигр задул пламя, сложив губы дудочкой, у Антона мелькнула мысль, что это чудище стоит на задних лапах, как человек.

Желтые глаза горели даже в темноте. Антон побежал, не разбирая дорогу. Теперь он не придерживался теории выхода из лабиринта, забегал в проемы, которые попадались на пути, но чаще натыкался на стены и словно слепой, бежал вдоль, пока не находил проемы. Если бы он мог в это мгновение рассуждать, то уж наверняка послал куда подальше того лысого мужика в очках вместе с его теорией выхода из лабиринтов.

За спиной слышались звуки царапания когтей о бетон, где-то сбоку глухие удары капели, а спереди глухая темнота. Антон выпучил глаза, будто бы так он мог видеть в темноте. Но конечно же зоркость от этого не прибавилась, а ночное зрение не включилось, вдобавок глаза щипало, брови устали, отяжелели и подрагивали. Одной рукой он судорожно водил перед собой, а второй придерживался стены, словно слепой, боящийся потеряться. Иногда звуки когтей перемещались, и Антон слышал их сбоку или спереди. Тогда он резко разворачивался и бежал обратно либо отталкивался от стены и устремлялся вглубь помещения, пока не упирался в противоположенную стену.

Он догадывался, что существо, похожее на тигра, играло с ним, как кошка с мышкой. А когда вдруг очутился в светлой комнате, понял, что тигр не просто играл, а заманивал именно в эту комнату. Запах мочи вновь ударил в нос, а из глаз пошли слезы. Антон затаил дыхание и поднял взгляд. В стене небольшое отверстие без стекла и без решетки, Антон вполне мог в него пролезть, вот только достать до него казалось не легко. Оценил высоту до окна примерно в рост тети Тани или на две головы выше его. Он подбежал и прыгнул, зацепился пальцами за карниз, но подтянуться не смог, после долгого, изнуряющего бегства силы покинули, тело ослабло. Он осмотрелся, в надежде найти на что можно встать. Хотя бы ящик или кирпич. Но кроме разбросанной обувки на полу ничего не было. Тут были старые ботинки, туфли, сапоги, кроссовки, кеды, даже тапочки. Разные цвета, разные размеры. Антону в голову пришла мысль об обувном кладбище. И запах! Этот запах способен разъедать не только глаза, но кожу и одежду. Может быть даже бетонные стены.

В темном проеме, через который он вошел в комнату, горели два желтых огонька, выше уровня глаз Антона. Он не видел тигра, скрывающегося во мраке, но чувствовал смрад его дыхания. Он попятился к окну, наблюдая как желтые огоньки приближаются, становясь больше.

– Сашка! – прокричал Антон дрожащим голосом, догадываясь, что это может оказаться его последнее слово.

Он уперся спиной в стену, над головой окно, манящее дневным светом и воздухом, пронизанным пылью и опавшей листвой. Зажмурился, поднял руки, скрючил пальцы, закрывая ими лицо.

Он успел попрощаться с жизнью и представить, как тигр обгладывает его ноги, а ботинки забрасывает в дальний угол комнаты и метит кислотной мочой, как неожиданно свет на мгновение погас, над головой послышалось шуршание, а затем удар чего-то тяжелого прямо перед ногами.

Перед ним выросла фигура, Антон разжал пальцы и увидел спину Сашки.

– Ну ка, мохнатая тварь, назад! – кричал он и делал устрашающие выпады в сторону желтых огоньков. У него в руке сверкал нож, на спине толстый рюкзак с нашитой желтой летучей мышью.

– Достань в рюкзаке фонарик! – чуть повернув голову, сказал Сашка.

Антон расстегнул рюкзак, нашарил металлическую рукоять фонаря, достал и направил на проем в стене. Нажал кнопку. Яркая вспышка высветила морду тигра с раскрытой пастью и тянущимися к ним передними лапами с длинными когтями. Его глаза сузились, пасть захлопнулась, издав щелчок как при закрытии шкатулки или сундука, а уже через мгновение тигр растворился в темноте, как джин из лампы в детском мультфильме. Некоторое время слышен был удаляющийся цокот когтей о бетонный пол и рев, полный отчаяния и раздражения.

– Как ты меня нашел? – спросил Антон.

– Ты ведь меня звал, вот я и пришел, – улыбнулся Сашка, поднял палец вверх, – я еще и друзей привел.

– Друзей? – растерянно, удивился Антон.

– Ну да, на всякий случай, вдруг бы пришлось драться с твоими обожателями, – он засмеялся и предложил выбираться из подвала.

На перевернутом ржавом ведре, сидел парень, щеками напомнивший Антону Хвичу пятого. А прислонившись плечом к стене стоял худой в очках. Они были примерно одного возраста с Сашкой. У них в руках были зеленые рюкзаки с черными большими молниями.

Двор пустовал, ветер гонял листву, а где-то вдалеке слышался звон цепей и ковш экскаватора, роющего карьер.

– Есть куда бежать? – спросил Сашка.

Антон покачал головой.

– Ну может у тебя есть родственники, живущие вдалеке от города?

Предположение брата быстро натолкнуло Антона на мысль о бабушке, живущей в деревне, за лесом. В памяти одно за другим начали всплывать воспоминания о далеком детстве, в котором еще был жив отец. Вспомнился ржавый трактор, в который Антон любил залазить, злые собаки, стаи гусей и толстые коровы.

Сашка согласился, что деревня – лучший вариант для житья беглому ребенку. Там-то его никто не станет искать, а если даже догадаются, то можно будет спрятаться в поле или в лесу.

Худой парень, что стоял у стены, достал из рюкзака большую карту, разложил на земле и ткнул пальцем в зеленое пятно.

– Это лес. И он большой. Придется ночевать в нем.

Парень, что напомнил Антону про хомяка, печально вздохнул, но ничего не сказал.

– А это что? – Сашка указывал на желтый крест посреди леса.

– А это лечебница для душевнобольных, но она заброшенная.

– Это та, что проклята? – встревоженно спросил парень на ведре.

Тот, что в очках подтвердил опасения толстого, а тот в свою очередь принялся отговаривать Сашку от поспешных решений.

Но Сашка уже никого не слушал, он довольно смотрел на Антона, а во взгляде читалось твердое намерение пойти к бабушке через проклятую больницу для душевнобольных.