ОТЕЛЬ

Отель был большим и очень красивым. Он словно сошёл с картин старинных художников, что запечатлевали на полотне спокойные и безмятежные дни, которые сейчас потеряны навсегда. Величественное трехэтажное здание, спокойно дремлющее у самого берега, отрешённое от городской суеты. Анжела с детским восторгом смотрела на тяжёлые дубовые ставни, балконы и мраморный фонтан у входа, из которого ключом била прозрачная вода.

Над входом висела резная вывеска: Отель «Вид на озеро». Она покрылась налётом забвения, но от этого не потеряла своего очарования. Анжела медленно вдохнула влажный приозёрный воздух, пропитанный мягким запахом хвои.

– Чудесное место, – только и смогла сказать она. Рон лишь пожал плечами.

– На каком этаже мама?

– На втором. Там светлее, и потом… В-общем, увидишь.

Анжеле не понравились слова брата, но она промолчала и последовала за ним к парадному входу. Правда открылась ей немедленно.

Когда она перешагнула через порог, ей показалось, что она снова попала в коридор «Лазурного ручья». Насколько отель был красив снаружи, настолько он оказался жутким изнутри. Темнота властвовала в обширном коридоре. Она засасывала её в себя, увлекала внутрь, не давая опомниться. Когда Рон закрыл дверь, отрезая лучи света, Анжела поняла, что сейчас вновь останется одна в темноте. Она судорожно вцепилась в тёплую руку брата. Тот осторожно приобнял её за плечи:

– Тс-сс… Не бойся. Идём.

Они пошли вперёд. В воздухе, кроме привкуса пыли, был ещё какой-то неприятный чёрствый оттенок. Запах был знаком Анжеле, но она не могла вспомнить, откуда именно. Всё ностальгическое волшебство отеля рассыпалось в мгновение ока, как карточный домик. Вот почему Рон остался безразличен к внешней красоте отеля, подумала Анжела. Он просто знал.

Паркет под ногами мягко пружинил. Дойдя до середины коридора, Анжела понемногу начала различать двери ресторанов и бильярдных. Но сориентироваться как следует не успела – Рон подвёл её к большой двустворчатой двери. За ней располагалось фойе. Здесь было светлее, чем в коридоре. Лучи белого света из окна ровно освещали широкую лестницу, ведущую наверх. Анжела облегчённо вздохнула и с благодарностью посмотрела на брата.

Стойка швейцара со звонком пустовала уже много дней. Посредине холла стоял большой музыкальный автомат – отголосок старых времён. Анжела подумала, что, если запустить автомат, то он начнёт проигрывать ту самую неземную музыку детства. Ей стало не по себе.

– Он сломан, – сказал Рон, перехватив её взгляд. – Я попытался включить его, когда выходил, но музыки не было.

Ну и слава Богу, умиротворённо подумала Анжела. Почувствовав себя в безопасности, она выпустила руку брата из ладони и ступила на лестницу. Воздух вокруг мерно пульсировал с каждым их шагом. Наверху, на площадке второго этажа, темнота снова перехватывала инициативу, продолжая свою бесконечную битву со светом. Как мама могла согласиться остаться одна в таком месте?

– Сюда…

Длинный ряд дверей по обе стороны тянулся вперёд, и окно сияло белым матовым квадратом далеко в конце коридора. Анжела пожалела, что поспешила выпустить руку брата, но заставила себя шагнуть вперёд. Слева сверкнула золочёная табличка с номером. Уверенность вернулась к ней, и она быстро пошла по коридору.

– Энжи, подожди.

Она обернулась. На лице её читалось недоумение. Она рвалась всей душой к маме, самому дорогому человеку, о встрече с которой мечтала каждую ночь… а их было тысячи. Тысячи ночей, галлоны слёз, пропитавших подушку. Теперь мечта была к исполнению, близка, как никогда. Мама была за одной из дверей с номерками… ждала её. Анжела не могла больше терпеть, и смотрела на Рона со смесью досады и нетерпения.

– Понимаешь, я должен тебе сказать, – Рон беспомощно развёл руками. – Ты помнишь маму такой, какой она была в день разлуки… И наверняка надеешься увидеть её в таком же виде. Но она сильно сдала за последние годы, и порой я сам её не узнаю… Просто хочу, чтобы ты знала, о’кей?

– Конечно, – Анжела кивнула, подумав про себя: Мама всегда будет мамой, как бы ни изменилась. – Какой здесь номер?

Рон прошёл вперёд и остановился у номера 207. Он оглянулся, посмотрел на её лицо и улыбнулся:

– Готова?

– Да, – Анжела снова нервно теребила свитер; верный признак крайней взволнованности. – Я готова, Рон.

Он торжественно повернул ручку двери. По его лицу пробежала тень.

– Что за чёрт? – Рон с остервенением дёрнул дверь на себя, попытался нажать на упрямую ручку ещё раз, потерпел неудачу. Дверь была заперта. Он растерянно оглянулся на ни живую ни мёртвую сестру и вытер со лба внезапно проступивший пот.

– Не понимаю, в чём дело…

Анжела отрешённо ждала. Кровь остановилась в венах, повисла внутри мёртвым грузом. Свет дальнего окна слепил глаза.

Рон неистово забарабанил ладонью по глухой двери:

– Мама? Мам, ты здесь? Это мы. Открой дверь!

Номер 207 безразлично смотрел им в лицо золочёной табличкой.

– Её нет, – Рон в недоумении отошёл от двери и повернулся к Анжеле; лицо превратилось в нечёткое белое пятно.

Её нет.

Что-то тяжело перевернулось внутри неё, и она, сама не ожидая, вдруг громко завизжала:

– Что значит «её нет»? Куда ты её дел?! Рон, слышишь, открой эту чёртову дверь!

– Да-да, сейчас, – он даже не обиделся; лишь мельком взглянул на неё, и она увидела в его глазах панику. – Сейчас…

Прислонившись к двери, он закричал:

– Мама? Я ломаю дверь! Слышишь, мама?

Ответа не последовало. Рон чуть отошёл назад и бросился вперёд. Толстая дубовая дверь не шелохнулась, когда он соприкоснулся с ней плечом. Отель «Вид на озеро» не относился к дешёвым ночлёжкам с бумажными стенами. Здесь всё было рассчитано на комфорт, надёжность и долголетие. В том числе и двери. Рон кидался на дверь три раза, пока не стало ясно, что все попытки тщетны.

Анжела расплакалась. Отчаяние вернулось, захлестнув солёным приливом. Рон шагнул к ней, попытался обнять трясущимися руками, но она сделала шаг прочь. Он остановился.

– Ключ, – прерывисто сказал он. – Внизу у стойки швейцара. Запасной должен быть. Я схожу.

– Нет! – мгновенно забыв обо всех обидах, она вцепилась ему в рукав. – Возьми меня с собой! Не оставляй меня здесь одну! Рон, о Господи, как ты мог бросить её в таком месте?

– Пойдём, Энжи, – он бегом бросился к двери, не обращая внимания на её причитания. Анжела следовала за ним, не отставая ни на шаг. Коридор вытянулся в длину, и сколько бы они не бежали, дверь не хотела приближаться. Это игра, вдруг поняла Анжела, почувствовав жжение в диафрагме. Игра, которую ведёт тёмный человек. Он смотрит на них через линзы камер наблюдения и улыбается сейчас своей дьявольской улыбкой.

Но в конце концов дверь в фойе осталась позади, и Рон оступился на первой же ступеньке лестницы. Он упал на колени, вскочил и побежал дальше, мимоходом показав ей большой палец – не волнуйся, со мной всё в порядке.

Они ворвались в тесную каморку, располагавшуюся за стойкой швейцара, потревожив гнетущее молчание отеля. Звонок раздражённо дзинькнул, когда Рон открыл дверь сильным ударом плеча. Он принялся искать ключ к номеру на стенде с ключами, но это было нелегко – свет едва долетал сюда, и разглядеть мелкие циферки на брелках не было возможности.

– Чёрт, – выругался Рон, наугад хватая ключи один за другим. – Энжи, посмотри в ящике стола, может, там есть чем посветить.

Анжела сомневалась в этом, но покорно выдвинула ящик, опасливо наблюдая за пухлым металлическим звонком на столе. Чем-то он ей не нравился, с тех пор как она услышала его неприветливое дзиньканье…

К её удивлению, ящик был полон хлама. Будто в «Виде на озеро» стоял рабочий в день в самом разгаре. У Анжелы зарябило в глазах от обилия всевозможных карточек, бланков, степлеров и прочих канцелярских принадлежностей. Она нагнулась над ящиком и увидела тускло блестящий ключ, лежащий над всем хозяйством. Ключ – один-единственный. Она жадно схватилась за него, не давая провести её и исчезнуть миражом.

– Смотри…

На ключе была гравировка: Отель «Вид на озеро», ключ управляющего.

– Он открывает все двери, верно?

– Да, – Рон сжал ключ в руке. – Пойдём в номер.

Он быстро вышел из комнаты, и звонок снова издал короткую трель. Анжела озадаченно оглянулась – ей показалось, что звонок зазвенел чуть раньше, чем дверь коснулась косяка. Думать об этом не было времени, и она побежала за Роном. Фойе, смутная тень музыкального автомата справа, лестница. На этот раз Рон не упал, а коридор не пытался сыграть плохую шутку. Дверь 207 была по-прежнему заперта. Рону удалось вставить ключ в скважину с третьей попытки. Анжела не отрывая глаз следила, как дверь подаётся назад под рукой Рона, как в коридор проникает светлое лучистое сияние; она ещё надеялась, что всё обойдётся, молилась, чтобы мама была там, чтобы она безмятежно спала на кровати.

Но молитвы пропали напрасно. Мамы не было.

Огромное окно во всю стену, как экран кинотеатра. Тумбочка и мягкое кресло уютно примостились у заправленной кровати. На покрывале был след от лежавшего на нём человека. Вмятина на подушке выдавала, что несколько минут назад мама ещё была здесь. Но она ушла.

Рон рванулся в туалетную комнату. В последний момент он опомнился и для вида постучался в дверь, но когда никто не ответил, он влетел внутрь, едва не сорвав тонкую дверь с петель. Анжела услышала его разочарованный стон. Сама она так и осталась у входа, глядя на зыбкую белизну, простирающуюся за окном. В молочно-белом пространстве носились тёмные точки, сталкивающиеся друг с другом.

Поздно.

Эта свербящая мысль уже посещала её, когда она только входила в город, и мысль гнала её вперёд, вглубь туманных дебрей Сайлент Хилла. И вот снова… она вернулась.

За спиной хлопнула дверь; Рон вышел обратно в коридор.

– Мама! – закричал он во весь отель. – Мама! Где ты?

Всё напрасно, Рон. Ты потерял её. МЫ потеряли её.

– Мам! – вопил Рон, отказываясь верить в очевидное. – Ма…

Внезапно он осёкся, и Анжела резко обернулась. Брат глядел на неё остекленевшими глазами.

– Слышишь?

Дзинь-дзинь! Дзинь-дзинь!

Внизу в фойе… Кто-то неистово колотил по звонку, который располагался на стойке швейцара.

– Она там, – прошептал одними губами Рон и сорвался с места.

– Стой! – Анжела бросилась за братом, но не для того, чтобы догнать его; на этот раз она хотела удержать его, остановить. Где бы ни была мама, это не она с тупой бессмысленной яростью давила кнопку звонка на первом этаже. Неужели Рон не слышит нечто… невыразимо злое и торжественное в этой механической трели?.. Но он ничего не замечал, окрыленный пьянящей надеждой; казалось, ноги сами несут его вперёд. Он преодолел лестницу за несколько прыжков и замер в недоумении. У стойки никого не было. Тишина по-прежнему пульсировала в спокойном усыпляющем ритме, из открытого ящика стола на них пялились кипы документов… и больше ничего.

Впрочем, не совсем. Пока Рон с выражением лица обманутого ребёнка осматривал стенд, Анжела бросила взгляд на так не полюбившийся ей звонок. И увидела, что идеальный сверкающий полукруг чуть вмялся вовнутрь – с такой силой по нему били. Она думала, сказать об этом Рону или не стоит, когда он радостно воскликнул с азартом охотника, напавшего на след:

– Туда!

И вломился в комнату. За стендом с ключами была дверь, ведущая в служебное помещение. Анжела поняла, что он увидел, лишь когда подошла к стойке вплотную: дверь за стендом была приоткрыта и зияла полосой чёрной щели. Ни дать ни взять ловушка, взведённая для глупых мышат, завлечённых приманкой. Её охватила паника:

– Рон, не надо!

Фигура брата исчезла в проёме двери. Сейчас я услышу его крик, подумала Анжела. Крик – и хруст. И буду стоять, спрятавшись в тени стойки, пока Рон будет кричать о помощи.

Рон не закричал. Анжела слышала, как топот его ног вдруг стих, и в фойе опять стало невыносимо тихо. Она ждала, скрестив руки на груди, минуту, час, тысячелетие, и наконец воздух дрогнул, донеся до неё удивлённый тихий возглас:

– Что за чертовщина?

Она с усилием оторвала от паркета прилипшие ноги и пошла вперёд. Дверь была открыта. Рон стоял в двух шагах от неё и смотрел куда-то под ноги. Когда она подошла к нему, он оглянулся на неё с полной беспомощностью. Анжела опустила взгляд и увидела дыру. Дыра располагалась в центре маленькой прямоугольной комнаты с канцелярскими шкафами, прислонёнными к стенам. Абсолютно чёрная, донельзя правильная и бездонная, дыра завораживала, протягивая липкие чёрные нити, опоясывающие разум.

– Что думаешь? – спросил Рон, не отрывая взгляда от дыры. Голос был странным, почти механическим. Анжела попятилась назад от провала, чувствуя, что вот-вот у неё закружится голова:

– Уходим, Рон. Пожалуйста.

Рон выглядел искренне удивлённым:

– Как мы можем уйти? Там может быть мама, и…

Не дав ему договорить, Анжела схватила его за руку и потащила назад:

– Нет. Даже не смей об этом думать. Выйдем…

Он незаметно освободился от неё. Она только и почувствовала, что его пальцы выскальзывают из руки. Его голос продолжал парить в апатии:

– Может быть, это спуск в подвал. Энжи, нужно проверить. Вдруг маме стало плохо, и она спустилась…

– Нет там никакой мамы! – крикнула она во вспышке бешенства; Анжела даже сама испугалась собственной злости, но, ей-богу, Рон заслуживал того, раз намеревался лезть в самое пекло. – И никакого подвала нет! Рон, неужели ты не видишь, что это…

… дорога в ад! Она осеклась и прижала ладонь ко рту, чтобы не дать вырваться страшным словам.

– Подожди здесь, – Рон сделал шаг к бездне. – Я спущусь, осмотрю. Всё будет хорошо. Вряд ли она такая глубокая…

– НЕТ!!! – Анжела из последних сил уцепилась за его пальто. – Рон, ты не бросишь меня одну! Слышишь – ты не посмеешь!

Рон обернулся, посмотрел на неё пустым взглядом. Взглядом, который объяснил Анжеле всё. Дыра одержала над его братом верх, ввергла в свою власть, и теперь он ничего не видел и не слышал, отрезанный от мира этим чёрным прямоугольником. Даже её. Анжела могла бы поспорить, что Рон в этот момент забыл даже о маме. Его безраздельная владычица сейчас лежала на полу комнаты, занимая пятьдесят квадратных футов, и горделиво ухмылялась проигравшей сестре своей жертвы.

Она отпустила брата и сделала шаг назад. Рон отвернулся от неё – медленным, ленивым движением. Присел около дыры, провёл ладонью по краю, там, где паркет обрывался над пропастью. Из дыры веяло холодным воздухом. Анжела уловила едва заметный запах серы, который она источала.

Как ты собираешься выбраться обратно, Рон? Об ЭТОМ-то ты подумал?

– Я сейчас вернусь, – Рон в последний раз смотрел в её сторону, не видя её. Он опустил ноги в провал, несколько секунд вглядывался в чернь, которая тянулась вниз, потом решительно оттолкнулся руками.

Анжела вскрикнула, когда брат с ужасающей скоростью исчез в дыре. Она ожидала, что паркет тотчас всколыхнётся и выровняется, заливая место, где была дыра. И Рон окажется навсегда замурованным под землёй…

Внизу раздался грузный удар о пол, и сразу вслед за этим Рон приглушённо вскрикнул. Голос его звучал удивительно близко – словно эта бездонная дыра была в глубину не более десятка футов.

– Энжи? Ты там?

Дрожа всем телом, Анжела наклонилась над дырой. Неестественная, нарисованная темнота скрывала всё, что находилось на дне. Рона не было видно.

– Я тебя вижу! – бодро закричал Рон снизу. – Прыгай, Энжи, здесь вовсе не глубоко. Правда, ни черта не видно. Похоже, склад или что-то в этом роде…

– Я боюсь, Рон, – пролепетала Анжела, встав на четвереньки у края. – Не спущусь…

– Да ладно тебе, Энжи. Вот, я даже вижу дверь выхода, и… боже!

Дыра вздулась и плеснула мокрой темнотой в лицо Анжелы, окрашивая мир в цвет дёгтя. Она подалась вперёд, забыв обо всём:

– Рон!

Молчание. Анжела увидела боковым зрением, как края дыры стали покрываться коростой инея. Но когда она повернула голову, иней исчез, как будто его и не было.

– Рон!!!

То, что она услышала в ответ, ввергло её в шок.

– Апельсины, – сказал Рон. Мгновением позже он взорвался смехом – громким и хриплым, смехом безумца, который собирается сброситься со скалы. Анжела почувствовала, как сердце в груди превратилось в льдинку.

Апельсины.

Кончай шутить, Рон. Это ни капельки не смешно.

– Рон, что с тобой? – отчаянно закричала она и начала медленно отползать от дыры, которая превратилась в ощерённую пасть неведомого монстра.

– Иди сюда, Энжи! – весело прокричал брат; одновременно с этим она услышала отвратительные чавкающие звуки, словно кто-то с неуёмным аппетитом поглощает те самые апельсины. – Иди сюда, и маму возьми с собой! Апельсины, Энжи. Много апельсинов – хватит на всех!

Дзинь! Дзинь! У стойки швейцара в двух шагах позади с упоением затрезвонил звонок. Анжела, уже приготовившаяся было выскочить в фойе, застыла на месте.

Отель оживал. Он торопливо сбрасывал с себя личину благородного старца, гнёздышка покрытых пылью воспоминаний… и принимал истинное обличье – лицо оплота ужаса, порождения белого тумана, из которого выходят неименуемые чудовища. Стены каморки заходили ходуном. Дыра растягивалась, искривлялась, как чудовищный рот, расплывшийся в торжествующей улыбке. Звонок бесился за тонкой фанерой двери; его визг впивался в мозг. Внизу в дыре Рон продолжал что-то твердить про апельсины и хлопать в ладони.

– Нет! – закричала Анжела, закрывая уши ладонями. – Нет!!!

Мир перевернулся. Она успела увидеть, как стены поворачиваются вокруг неё, отплясывая игривый танец смерти, а дыра стремительно вращается, размазываясь по сторонам, как капли чернил на бумаге. Она вскрикнула и попыталась отползти в сторону, за что-нибудь ухватиться. Но всё, чего она касалась, тут же рассыпалось в пыль – ручка двери, полки шкафов, даже стены. В какой-то момент она перестала ощущать под ногой опору – пол канул в небытие, превратился в сплошную чёрную дыру, и Анжела упала в неё. Канонада звонка превышала все допустимые пределы, а Рон из глубин космоса всё повторял в эйфорическом восторге, что их ждут апельсины, их много, эти апельсины, апельсины, апельсины…