Я вижу его.

Я вижу его днём и ночью, во сне и наяву. Я вижу его, когда выношу мусор из квартиры или когда лежу поздней ночью на кровати, уставившись в потолок. Я вижу его в солнечных бликах, отражающихся со стен, в каплях осеннего ливня и в безмятежно спящем лице моей девочки. Я хочу его забыть, но не могу. Он всё время со мной, ходит по пятам невидимым призраком, готовый в любой момент всадить нож в спину. Сколько раз я оборачивался в животном ужасе, уверенный – вот оно – и ничего не видел... Но я знаю: он где-то близко.

Тихий Холм. Наверное, я сумасшедший, что не могу стереть из памяти события четырнадцатилетней давности, но с этим ничего не поделаешь. Этот город, Тихий Холм, не отпускает меня из своих холодных объятий. Когда-то на заре веков я, ничего не подозревающий, въехал в туманные просторы проклятого города... и, Боже мой, я думаю, мне так и не удалось оттуда выбраться. Я до сих пор блуждаю по его пустым улицам и нигде не вижу спасительного огонька.

Зачем я всё это пишу? Ведь знаю же, что не осмелюсь показать сие написанное никому... даже Хизер. В первую очередь – Хизер. Она ничего не должна знать, и я даже на смертном одре буду всё отрицать – ради неё самой. Но я не могу больше терпеть – мне нужно как-то выплеснуть яд, накопившийся в душе и отравляющий мой дух. Рассказать всё... И лучше этим «кто-то» будет безмолвный лист бумаги, что лежит передо мной, а не кто-то живой. Лист бумаги не может никому ничего рассказать, он будет просто покорно слушать мои слова, впитывая их в себя.

Моя дочь спит в соседней комнате; я слышу, как она ворочается во сне. Не знаю, что ей снится, но, надеюсь, что-то хорошее. Мне же уже давно снятся только кошмары, причём с удручающей регулярностью. Я привык. Страшные сны имеют силу только ночью, они уходят с первыми лучам рассвета – в этом их замечательная особенность. За это свойство я готов простить самые тёмные ночные грёзы. Потому что знаю - бывают кошмары, которые не хотят уходить, когда просыпаешься... но обо всём по порядку.

Меня зовут Гарри Мейсон – вернее, так меня нарекли при рождении. Уже который год я вынужден скрываться под другой фамилией. У меня плохое зрение, я вынужден носить очки с толстыми стёклами. Зарабатываю на жизнь тем, что пишу детективные романы – один скучнее другого, но определённый круг постоянных читателей я себе таки заработал. В настоящий момент времени сижу за любимым «Ундервудом» в своём кабинете. На столе горит мощная ночная лампа, поэтому здесь довольно светло, хотя на дворе уже ночь. Я слышу, как высоко на небе воет ветер, гоняя мёрзлые облака. Звук неприятный, но чем-то завораживающий.

Никак не могу подобрать, с чего начать... Не то чтобы я плохо помнил события того осеннего вечера – нет, они впечатались в мою память с мельчайшими подробностях. В этом моё проклятие – я всегда всё помню слишком хорошо. В молодости это радовало, но по мере прожитых лет груз воспоминаний, зачастую ненужных, уже прогибает спину... Да, я хорошо помню ночь первого снегопада в Тихом Холме, но моя рука не хочет писать. Она отказывается запечатлевать ту страшную ночь на бумаге. Но, думаю, я смогу подавить этот маленький бунт, если как следует поднатужусь.

Хорошо... Начну.

Стоял обычный осенний вечер. Вообще-то, «обычный» - не совсем верно сказано, на восточном побережье каждый день октября уникален по-своему. Осень в Мэне – вещь совершенно особая, постичь её не могут даже коренные жители. Она поражает своим разнообразием и изменчивостью. В ней есть всё - и золотые кроны деревьев, как в картинах русских художников, и огромные поседевшие поляны, и юркие лани, скрывающиеся меж голых стволов. Охотники не упускают своего шанса: то и дело в лесах можно услышать грохот выстрела, сбивающий жёлтые листья.

Температура той ночью опустилась до минусовой отметки, и, глядя на покрытые коростой льда лужицы у дороги, я подумал о том, что скоро вполне может пойти снег. Мысль, конечно, абсурдная, учитывая, что в здешних местах снегопад начинался в лучшем случае в конце ноября. Но небо было таким тёмным и прозрачным, а звёзды такими бескомпромиссно яркими, как бывает только перед большим снегом. Снег был мне не на руку; я с ужасом воображал, как мне потом придётся возвращаться по узкой дороге, на которой подтаивает свежевыпавший снег. Гололёд - и то лучшие условия.

С этими мрачными думами я взглянул на Шерил. К моему удивлению, она не спала; её чёрные глаза-бусинки были открыты. К груди она прижала книжку, которую начала читать ещё дома. Закладка была заложена на половине. Меня распирала гордость за свою девочку: в конце концов, много ли в наше время детишек, которые читают книжки в семь лет по собственному желанию? Как и всякий родитель, я в душе питал скромную надежду, что моя дочь окажется вундеркиндом. Шерил пока эту надежду не разочаровывала.

Заметив, что я смотрю на неё, она улыбнулась, но ничего не сказала. Сегодня она вообще была необычно молчаливой. Обычно её ротик не закрывался часами – Шерил в жаре увлечения рассказывала мне сначала одно, потом переходила к чему-то другому, не менее интересному, чтобы опять вернуться к первому. Мне следовало бы догадаться, что с ней что-то не так. Но я, глупец, думал в то время только о дороге и о том, как бы не съехать в кювет. Впрочем, на один вопрос моей заботливости хватило:

- Шерил, не хочется спать?

Она замотала головой и уставилась в чёрное стекло окна – туда, где мелькали проносящиеся мимо отметки миль.

«Ничего, - подумал я, - пейзаж тебя мигом убаюкает».

Несколько минут я ни о чём не размышлял, полностью сосредоточившись на дороге, которая тянулась в темноте серой лентой. Время было позднее. Мне, в отличие от Шерил, хотелось спать. Прошлой ночью спал крайне мало - занимался подготовкой к предстоящей поездке. Лениво покачивая баранкой руля, я со сладким предвкушением представлял, как буду нежиться на кровати отеля. Я не знал, что пройдёт ещё много, очень много времени, пока я не осуществлю эту свою мечту. Я не знал ничего из того, что ждало меня впереди, и следил за полосой асфальта, ставшей для меня дорогой в ад.

А знала ли Шерил?.. Могла ли она догадываться? Я много думал над этим все годы, но ответа не знаю до сих пор. Она в самом деле казалась вялой и отрешённой, но в глазах моей девочки я видел такой привычный живой огонёк. Она изучала затянутую тьмой местность с огромным интересом, жадно вылавливая взглядом каждую деталь. Я было подивился этому, но довольно скоро нашёл объяснение – просто Шерил интересно, что за местность, где она будет отдыхать, вот и всё. Она никогда раньше не бывала в курортных городах, а Диснейленда в нашем городе не было отродясь. Так что ощущения для неё должны были стать совершенно новыми. В предвкушении будущих сладких впечатлений она с любопытством озирала осенние леса.

Так думал я. Как же я ошибался...

Далеко позади зажглась одинокая жёлтая фара мотоцикла. Свет быстро приближался, догоняя мою старенькую тачанку. Я поймал себя на мысли, что этот мотоцикл - единственный транспорт, который я вижу за последние три часа. Дорога была слишком пустынной даже для этого времени года. Особенно для курортного города. Собственно, вовсе не я выбрал этот захолустный лесной городок в качестве места для отдыха. То есть думал, что решение принял я... но потом, когда всё было кончено, понял, что на самом деле в Тихий Холм поехал не я, а Шерил.

Да, это я перелистывал справочник курортных городов в поисках наилучшего местечка для проведения предстоящего уик-энда. Это я громко зачитывал один за другим красочные рекламные описания, обещающие неземные блаженства каждому приезжему. Это я пожимал плечами и говорил: «Да ну», или: «Кажется, хорошее место». Но окончательное слово оставалось за Шерил, которая сидела у меня на коленях.

- Бар Харбор, - читал я, демонстрируя ей изображение старой ратуши, расположенной на центральной площади города. – Основан в девяностых годах девятнадцатого столетия. Замечательные лесные пейзажи, отдых на лоне природы. Возвратившись в город после освежающей лесной прогулки, вы найдёте у нас всё, чтобы почувствовать себя как дома: уютные тихие отели, казино, ночные клубы и ещё многое, многое другое. Для желающих расширить кругозор предусмотрена познавательная программа... Что думаешь?

Шерил равнодушно пожала плечами. Похоже, Бар Харбор с прогулками на свежем воздухе девочку особо не тронул. Я перевернул страницу.

- Ладно, идём дальше. Смотри: Милфорд-Бей...

- Где это?

Я озадаченно посмотрел на черно-белую фотографию внизу страницы, куда указывала Шерил. На снимке был изображён небольшой плотик, плывущий вдоль берега озера. Противоположный берег терялся в тумане, клочьями плывущем над водной гладью.

- Тихий Холм, - прочитал я надпись под фотографией. – Легендарное озеро Толука, покоряющее всех и каждого неповторимой красотой. Здесь вы можете предаться Истинному Отдыху, ведь у нас в Тихом Холме вы найдёте всё, что...

- Я хочу туда.

Я снова всмотрелся в снимок не самого высокого качества, не понимая, что там нашла Шерил. Плот казался очень маленьким на фоне тёмной воды и белого тумана. На нём стоял мужчина в лихо задвинутой на затылок кепке, улыбался и махал рукой в объектив. По внешности – типичный ярмарочный зазывала.

Тихий Холм... Это название я уже слышал раньше, но не сразу вспомнил, где именно. Пришлось немного поднапрячь память, дабы выудить из глубин мозгового архива газетную статью двухгодичной давности. Статья была размещена не на первой и даже не на пятой полосе. Так, пища для любителей жареных фактов и грошовых сенсаций. В ней сообщалось, что мэнский курорт Тихий Холм неделю назад посетил НЛО, неопознанный летающий объект. В качестве доказательства приводилась фотография, на котором при желании можно было разглядеть нечто, подозрительно похожее на цыплячью кормушку. Наверняка, с иронией подумал я, после заметки количество туристов, рвущихся в Тихий Холм, увеличилось в разы – на радость местному муниципалитету.

Я с сомнением посмотрел на Шерил, которая по-прежнему впивалась взглядом в чёрно-белый снимок:

- Ты уверена?

Я ничего не имел против Тихого Холма... но, должно быть, уже тогда подсознательно ощутил опасность, которую источал город. Так или иначе, мне не очень хотелось проводить уик-энд именно там.

Шерил кивнула:

- Да.

- А почему?

Я пожалел, что задал глупый вопрос. Уж слишком на допрос походило. Но сделанного не воротишь. Шерил потупилась, сообразив, что я не спешу с ней согласиться:

- Не знаю... Мне это озеро нравится.

Я в очередной раз посмотрел на снимок. Озеро как озеро - ничего особенного я не замечал. До этого мы забраковали добрый десяток курортов, где озёра были если не лучше, то и не хуже. Но раз Шерил хочет... Почему бы нет? Тем более что, судя по справочнику, Тихий Холм был от нашего города не так уж и далеко.

Я с громким хлопком закрыл справочники и вознёс Шерил к потолку за подмышки. Она звонко засмеялась.

- Отлично, решено! Тихий Холм, жди нас!..

Потом, когда Шерил спала в своей кроватке, а я сидел сочинял очередной рассказ, мне пришло в голову, что неплохо бы узнать хотя бы примерный маршрут поездки. Я достал из ящика стола карту Мэна, что имеется в кабинете любого уважающего себя янки, и склонился над ней. Отмечая красным карандашом предстоящую дорогу, я обратил внимание, что Тихий Холм расположен очень близко от места, где мы с Джоанной семь лет назад нашли...

- Боже мой, - прошептал я. Карандаш запрыгал в пальцах, выводя дрожащую кривую. Просто совпадение, но какое!.. Где-то в глубине души я почувствовал неприятный липкий холод.

- Этого не может быть...

Я сидел долго, уставившись на карту. Хитросплетения магистралей и грунтовых дорог расплывались перед глазами. Кончилось тем, что я просто не смог выпутаться из сети своих воспоминаний и заснул за столом. А когда проснулся, в окно уже заглядывало утреннее солнце, отгоняющее все страхи и дурные предчувствия. Я смирился с тем, что мне придётся поехать в Тихий Холм. В конце концов, успокаивал я себя, у меня нет причин ненавидеть этот городок. Совсем наоборот – если бы не Тихий Холм, я был бы сейчас совсем один в квартире... Мне стало плохо при одной мысли об этом.

И вот, глядя на приближающийся к машине источник света, я вновь начал терзаться сомнениями: правильно ли я поступил, вернувшись в эти края?.. Может, не стоило щекотать себе нервы и просто выбрать другой город?

Я задавал себе эти вопросы, но на самом-то деле знал, что всё равно приехал бы сюда, в Тихий Холм. Потому что так хотела Шерил. Я не привык отказывать ей.

На мотоцикле сидела женщина-полицейская, чьи глаза не были видны за стёклами чёрных очков. Скользнув взглядом по моему лицу, она снова переключила внимание на дорогу и поддала газу. Мотоцикл взвизгнул и обдал машину струёй синего дыма. Я сбросил скорость, чтобы пропустить её вперёд. Интересно, куда это она на ночь глядя? В Тихом Холме что-то случилось?.. Что ж, тогда я успел вовремя. Удачный уик-энд намечается.

Скоро мотоцикл исчез за поворотом, снова оставив нас с Шерил одних в мире теней. Я снова посмотрел на неё. Она по-прежнему не спала, но уже и не оглядывалась по сторонам. Теперь Шерил сидела прямо, неотрывно наблюдая за вьющейся дорогой. Аж шейку вытянула, чтобы обзор был лучше. Я понял так, что длинная поездка ей надоела.

- Потерпи, дорогая, мы уже близко.

- Хорошо...

Кажется, это были последние слова, услышанные мною из уст Шерил... Хотя нет, потом... Нет, всё-таки последние. Но я не знал этого, я не знал ничего – НИЧЕГО... И нажал педаль газа до упора, чтобы поскорее въехать в город. Стрелка спидометра незаметно качнулась к отметке 25. Для карбюратора моего старого коня это был предел.

В какой-то момент я заметил, что конус света, исходящий из фар, стал короче, и теперь я мог видеть дорогу не дальше чем на пять – семь метров. Туман. Он плотно прилегал к земле, подрагивая под порывами ночного ветра. Я нахмурился – откуда только он успел взяться? Туман густел на глазах, и через пять минут моя машина оказалась со всех сторон обложена белесой дымкой. Я чертыхнулся, но скорость всё-таки сбавил. Некстати вспомнился снимок озера Толука, над поверхностью которого ползли белые клочья. Туман в Новой Англии был достаточно редким явлением, тем более такой вязкий, как сметана. Я покосился на Шерил, удивлённый, что она никак не реагирует на неожиданную причуду природы. В любое другое время она восторженно комментировала бы происходящее, а то и заваливала меня кучей вопросов: «Пап, ух ты! А что это? А почему так плохо видно? А когда это пройдёт? А когда...». Но она ничего не спрашивала – сидела и зачарованно смотрела в туман, словно силилась там что-то углядеть. Девочка просто устала, подумал я, сонно наблюдая за разделительной полосой. Надеюсь, туман ненадолго, иначе весь отдых может пойти коту под хвост.

Туман на снимке, туман за стеклом. Что-то мне во всём этом не нравилось. Я нервно заёрзал на кресле, в голову пришла безумная мысль: может, семь лет назад, когда мы с Джоанной были в этих краях, здесь было так же туманно?.. Я попытался вспомнить, но в памяти не сохранились заметки о тогдашних погодных условиях. Наверное, тумана всё же не было, решил я. Иначе бы я помнил...

Семь лет. Машина у меня тогда была другая, по меркам тех времён просто шикарная – чёрный «Форд» пятой модели, ослепляющий мазутным блеском. Времена тоже были другие – старина Джонсон, как мы его называли, стремительно терял авторитет, университеты бастовали один за другим, а ветераны Вьетнама устраивали марши на Капитолий, швыряя свои награды на асфальт. Золота в солнечных лучах было больше, в воздухе парил пряный аромат свободы. Думаю, это чувствовал не только я, раз сумасшедшие шестидесятые годы не забыты до сих пор.

Я сам тоже был другим. Молодой человек, таящий честолюбивые планы стать великим писателем. Я бросил учёбу в университете на втором курсе. У преподавателей в глазах, когда я в последний раз выходил из стен альма-матер, была странная смесь жалости и злости – они знали, куда прямая дорога провалившимся студентам. Старина Джонсон обо всём позаботился. Но в случае со мной пронесло – меня забраковала первая же медицинская комиссия из-за глаз. Так я ускользнул из путешествия в чистилище, называемое Вьетнамом. Некоторые друзья – их у меня уже тогда было не так много – журили меня этим, но я особо не чувствовал угрызений совести. Не я всё это придумал, ради Бога. У меня хватало своих проблем.

Джоанна ворвалась в мою жизнь грациозно и стремительно... но ненадолго, как и всё хорошее, что со мной когда-либо происходило. Как это бывает – случайная встреча, пара ничего не значащих фраз, чуть заинтересованные взгляды и – на тебе, оба уже погрязли в пучине любви и не могут обойтись друг без друга. Как это ни фантастично, в реальной жизни тоже случаются подобные истории, и мой пример – тому подтверждение. Мы поженились через полгода после знакомства. К тому времени мне удалось продать свой первый серьёзный роман, «Танец с ночным ветром». В-общем, будущее казалось нам непоколебимым и залитым слепящим светом. Я был действительно счастлив.

Потом мы узнали, что у нас не будет детей.

Чуть позже я узнал, что Джоанна смертельно больна.

Не было никаких истерических сцен и недельных запоев. Всё произошло тихо и обыденно. Джоанна не знала, что жить ей остаётся от силы два-три года... и я не мог ей сказать об этом. Я был одинок в своём горе. Я улыбался ей за ужином и просил передать мне кетчуп, украдкой смотрел на её радостное лицо и осознавал, что не в силах ничего предпринять, чтобы помочь ей. Мне вошло в привычку вставать по ночам и садиться за печатную машинку, чтобы как-то заглушить боль, грызущую изнутри. Джоанна была недовольна писательством в ночное время – говорила, это может подорвать моё здоровье. Моё здоровье!.. Наверное, со стороны это даже казалось смешным. Я кивал, виновато разводил руками, но тем же вечером тихо выбирался из постели и садился за второй роман, куда изливал свои отравленные чувства.

«Невинная луна» стала моим первым и последним известным произведением. Думаю, его можно до сих пор найти на распродажах старых книг. Критики хвалили её за живость и убедительность, в то же время укоряя за то, что местами текст излишне мрачен и жесток. Один из именитых литературных обозревателей написал в своей статье: «Причина столь высокой популярности «Невинной луны» в том, что Гарольду Мейсону удалось передать страх и боль главного героя с неподражаемой убедительностью. Местами мне казалось, что такое невозможно описать, не почувствовав на собственной шкуре, каково это». Прочитав эти строки, я засмеялся. Когда Джоанна спросила из соседней комнаты, в чём дело, я сказал – ничего, дорогая. Так, пустяк.

Пустяк.

Но я, кажется, немного отвлёкся. Я собирался рассказать о нашей «находке» по пути в Портленд. В Портленд мы поехали навещать родственников Джоанны ко дню рождения её матери. Дабы не делать крюк по главному шоссе, я решил срезать дорогу и поехать напрямик через леса. Правда, при этом я благополучно забыл прихватить карту штата, так что нам пришлось довериться сбивчивым указаниям случайных встречных в стиле: «Там будет дерево, поверните направо, потом налево, потом прямо, пока не увидите белый камень». Дело закончилось тем, что ближе к пяти часам я признался Джоанне, что окончательно заблудился и не имею ни малейшего понятия, куда заехал. «Форд» колесил по нагретому асфальту, а дорогу с обеих сторон обступал сплошной пышный лес.

Джоанна вытерла блестящие капельки пота с лица и приставила палец ко лбу.

- Где-то в этих местах должен быть Плезант-Ривер, - сказала она. - Я в детстве жила в этом городе.

Я молчал.

- Гарри, ты меня слышишь?

- Слышу, - с неохотой отозвался я. Солнце клонилось к западу, отбрасывая на асфальт жёлто-багровые отблески. Свет бил в глаза и болезненно покалывал веки. Бензобак «Форда» был уже полупустым. Если за следующие тридцать миль нам не встретится автозаправка, то дело плохо. В «Невинной луне» был такой эпизод, где герой везёт умирающую мать в городскую больницу по степи... и машина глохнет в самом дремучем участке дороги. Аналогия, чёрт побери.

- Дорогая, какая разница, какой город рядом?.. Нам бы просто доехать до любого населённого пункта.

- Наверное, придётся там заночевать?

- Боюсь, что да, - вздохнул я. – Уже достаточно поздно. Но обещаю, что завтра же с утра мы выедем на шоссе и на этот раз не будем де...

- Гарри, смотри!

Джоанна вдруг выпрямилась на кресле и вскинула руку, указывая вперёд. Я резко перевёл взгляд на дорогу, готовый вжать тормоз. Мэн – не место для автолюбителей-самоучек, на здешних дорогах каждый год происходят десятки и сотни аварий. В самых захолустных тропах тут и там можно различить у дороги маленькие пирамидообразные памятники с высеченными на них именами. Я был готов к самому худшему («жук», несущийся по встречной, оленёнок перед бампером), но дорога была пуста, над ней вилась только раскалённая серая пыль. Я шумно выдохнул. Плохая шутка... и опасная. Это я собирался сказать Джоанне, но увидел, что она нисколько не шутила. Её взгляд сместился чуть вправо к обочине, но был по-прежнему напряжённым.

- Ты видишь? – спросила Джоанна так тихо, что я едва её расслышал. Я сбросил газ и посмотрел на небольшую открытую поляну у дороги. Сначала я там ничего не видел, кроме густых травянистых зарослей, ходящих волнами под лёгким ветром. Но затем...

Продолговатый белый свёрток лежал у самой дороги – на кромке травы и пыли, почти невидимый из-за слепящих лучей солнца. Я подался вперёд в кресле, но так и не смог различить, что это такое – всё ж не зря меня в армию не забрали, да. Какое-то время мне казалось, что на обочине большой пустой кокон, сплетённый каким-то насекомым. Потом – что это обычный мусорный пакет, выброшенный проезжавшими мимо путниками. Потом - ...

- Гарри, останови.

Голос Джоанны был взволнованным и дрожащим. Я беспрекословно подчинился ей, притормозив у странного свертка. Поворачивая ключ в замке зажигания, я заметил краем глаза, что сверток шевельнулся. Это... что-то живое?

- Боже мой, Гарри, это же...

Не докончив, Джоанна распахнула дверцу и выскочила наружу. Я поспешил за ней, ощущая странное опустошение внутри себя. Волшебство летнего заката и зелёных крон деревьев сошло на нет, померкло в пучине этого отвратительного ощущения. Я недоумевал – что случилось, почему у меня растёт дурное предчувствие? Ответа не было. То есть... возможно, ответ лежал на траве у дороги, завернутый в белую ткань, но мне, хоть убей, не хотелось обходить капот и взглянуть на это. Была бы моя воля, я бы ехал дальше.

- Гарри, ну иди сюда!

В голосе Джоанны звенели счастливые нотки. Я вздохнул и двинулся к обочине. Моя жена склонилась над свертком и бережно брала его на руки. Я чуть не закричал во весь голос: «Остановись!». В свертке лежало неизвестно что, оно могло быть опасным, а она так просто прикасалась к этому. Пусть мне суждено потерять её... но я хотел терять её сейчас, в жарких лучах вечернего солнца.

- Смотри...

Джоанна проворно повернулась ко мне; лицо её было осветлено безмерным счастьем. Я некоторое время смотрел на сверток, не думая ни о чём. Мысли не текли. В свертке лежал младенец – крошечное существо, судя по всему, увидевшее свет всего несколько дней, если не часов, назад. Лицо было тёмным и морщинистым, как у старика. Ребёнок мирно спал, подёргивая веками.

Джоанна ждала моей реакции. Я оторвал взгляд от карапуза и посмотрел на её лицо, купающееся в лучах солнца. Она выглядела красивой, как никогда... я снова ощутил укол острой булавой прямо в сердце. Не вовремя.

- Это ребёнок? – спросил я, чтобы что-то сказать.

- Да, - кажется, она была обескуражена моим равнодушием. – Откуда он здесь?

- Не знаю...

Джоанна была безумно рада странной находке. Я знал, что она всегда винила себя в том, что у нас не будет детей. Что и говорить... я, в своей безмерной глупости, тоже иногда долгими холодными ночами косился на неё. Я старался задушить эти злобные поползновения своей тёмной половины, но они всё равно вылезали из плохо заделанных щелей. Я ничего ей не говорил, но с моим-то умением скрывать свои чувства Джоанна, конечно же, всё поняла. И теперь, держа на руках младенца, она была почти счастлива. Младенец спал и почмокивал губками.

«Откуда ты здесь взялся, малыш?».

Если бы дело происходило в городе, я бы ни в чём сомневаться не стал. Стремящихся быстро и легко избавиться от нежелательных последствий, пусть даже ценой только что начавшейся жизни, хватало всегда. Как это ни ужасно. Но здесь, в этом лесу?.. Только самый изощрённый безумец мог бы оставить новорождённого на пустынной дороге.

Джоанна пощупала пелёнку, в которую был завёрнут малыш.

- Сухо, - в голосе читалось удивление. – Его оставили здесь только что.

- Давай зайдём в машину, - предложил я.

Джоанна испытующе посмотрела на меня, словно гадая: что это на меня вдруг нашло? Потом кивнула:

- Хорошо.

Но прежде чем зайти в кабину, я опять задержался у дверцы, глядя на солнце. Большая половина дневного светила успела скрыться под линией горизонта; на лес надвигалась синяя тьма, нагоняя на сердце тоску и нечёткий страх. В это мгновение я понял, что дело не во мне, не в Джоанне и даже не в найдёныше; дело было в окружающем пейзаже - в этой местности, которая с первого взгляда казалась воплощённой идиллией. Нечто недоброе и непонятное таилось в лесах и высоких перистых облаках, перекидывалось с одного солнечного блика на другой. Я почти физически почувствовал грозную опасность, нависшую над чёрным «Фордом». Нужно было уезжать, чем скорее, тем лучше.

Я сел в машину и завёл мотор. Джоанна укачивала ребёнка на руках, тихо напевая под нос колыбельную. Вообще-то, ребёнок и так крепко спал, но я не стал ей мешать – просто тронул «Форд» с места и поехал дальше. Я не знал, чувствует ли Джоанна то, что чувствую я - скорее всего, нет, до того она была поглощена найдёнышем. Мили через две странная тяжесть, давящая на плечи, начала исчезать. Я мысленно перекрестился и снизил скорость, теряясь в догадках, что это было. Джоанна перестала петь и теперь неотрывно смотрела на сморщённое личико ребёнка, и я догадывался, о чём она сейчас думает. Она сама не могла иметь детей, и это было проклятием, глодавшим её всё время. Как часто по ночам я слышал её приглушённые всхлипы в подушку и как часто плакал сам из-за того, что не в силах хоть что-либо сделать... Правда, я знал больше – я знал, что она смертельно больна. Теперь она держала в руках ребёнка, о котором она всегда мечтала... не её ребёнка. Его просто выкинули на дорогу, как мусор, как пылинку, путающуюся под ногами.

Я протянул руку к ребёнку и осторожно коснулся лица. Кожа была горячей и мокрой. Малыш шевельнулся во сне, и я замер. Джоанна посмотрела на меня с наделанной строгостью и улыбнулась. Через полчаса лес расступился, и мы увидели первые дома городка Брамс.

Ребёнок, как оказалось, был девочкой. Мы с Джоанной удочерили её через месяц, уладив все формальности. Немного поспорили насчёт имени – я хотел назвать девочку Мэгги, а Джоанна настаивала на варианте Шерил. Бросили жребий... и наша дочь получила имя Шерил.

Шерил скрасила последние месяцы жизни Джоанны. Она отдавалась ей вся, пеклась о ней с утра до вечера, словно знала, что им не суждено долго побыть вместе. В последний год её здоровье резко ухудшилось, она едва могла перемещаться по дому и большую часть дня проводила на кровати. Скрывать всё далее не было смысла, она давно обо всём догадалась сама. Днём я играл с Шерил, подбрасывал её к потолку, учил складывать красивые узоры из красных квадратиков, а по вечерам хмуро смотрел на чистый лист бумаги, процеживая слова через силу. После «Невинной луны» и ещё пары-тройки небольших удачных повестей моё творчество пошло на спад. Следующий роман – «Письмо с потерянных дней» - не имел успеха у публики. Жизнь внесла необходимые коррективы в планы будущего Великого Писателя, и Гарольд Мейсон стал обычным средним ремесленником, выдающим по книге в год.

Странной была весна, когда не стало Джоанны. За месяц до последнего дня её жизни я проснулся с чувством, будто у меня из груди вырвали что-то жизненное важное... Я встал с постели, прошёл в ванную и принял холодный душ, но ощущение не прошло. Так и жил все тридцать дней. А потом светлым апрельским вечером я зашёл в нашу комнату с чашкой горячего чая, приготовленного для неё, и увидел, что рука Джоанны свисает вниз с края кровати. Шерил сидела в детской, я слышал через стену, как она возится со своими куклами. Часы на стене показывали восемь двадцать. Я медленно подошёл к кровати и поставил чашку на тумбочку у изголовья. Потом долго сидел, прижав к губам её холодеющие пальцы, и ни о чём не думал. Я не мог даже заплакать... Наверное, именно в тот вечер я осознал, что как бы я ни пытался скрыться за тоннами исписанных бумаг в вымышленном мире, действительность всегда с хлопком выдернет меня оттуда, как только захочет. Выдернет и бросит в грязь, растоптав тяжёлыми подошвами сапог...

На похоронах людей было мало, на удивление мало. Горстка её родственников, я да Шерил. Она была ещё слишком маленькой, чтобы понимать, что произошло, и я ей завидовал. Я стоял с дочерью на руках у свежезасыпанной могилы, читая идеально выгравированное имя: «ДЖОАННА МЕЙСОН» и не смел поднять глаза, боясь встретиться взглядом с матерью Джоанны. Она винила в случившемся меня и проклинала себя за то, что доверила дочь такому человеку, как я. Поэтому я старательно прятал взгляд, разглядывая носки собственных ботинок. Я боялся. Я боялся, что она захочет отнять у меня Шерил, которая стала для меня проблеском света в полной темноте. Тогда бы я точно сошёл с ума...

Но она этого не сделала. Два года после смерти Джоанны я не мог ничего писать, да и не хотел. Поэтому я полностью посвящал время Шерил, стараясь хотя бы частично заменить для неё ту, которая ушла слишком рано. На третьем году средства, заработанные на первых романах, начали исчерпываться, но к тому времени я уже достаточно восстановился, чтобы снова взяться за перо. Было, конечно, тяжёло, но я пересиливал себя, заставляя нажимать на клавишу «Ундервуда»... ещё разок... и ещё. Итогом моих продолжительных мучений стало «Солнце» - не бог весть какой сильный роман про отвергнутую любовь, но он пополнил наш пошатнувшийся бюджет. Приступая к новому произведению, я с удивлением обнаружил, что вид чистого листа снова начинает приносить мне былое удовольствие. Шерил через год пошла в первый класс – хотя ей было только шесть, психологи сочли, что она уже достаточно развита для посещения школы. Я сидел и писал в квартире, Шерил приносила из школы свежий аромат жизни и хорошие отметки. Старину Джонсона сменил Никсон, обожающий светиться на экранах. Жизнь, можно сказать, налаживалась, насколько она вообще могла наладиться.

... но всё кончилось, когда мы поехали в Тихий Холм.

Туман всё не хотел рассеиваться. У меня больше не было времени поглядывать на Шерил – теперь меня заботила только дорога, смутно маячащая за стеклом. Видимость стала почти нулевой, но даже в таких условиях я с тревогой увидел валяющийся на обочине мотоцикл, выкрашенный в сине-белый цвет. Я вспомнил об обогнавшей меня женщине в униформе копа. Не случилось ли чего?.. Но я не видел на корпусе мотоцикла вмятин или повреждений. Нет, это было не крушение. Мотоцикл просто оставили в страшной спешке, успев лишь наспех оттащить его на обочину. Я нахмурился и проследил в зеркале заднего вида, как мотоцикл постепенно исчезает в тумане. Что она увидела, коль решилась так вот бросить транспорт и рвануть неизвестно куда?.. Это мне очень не понравилось.

Когда я вновь перевёл взгляд на дорогу, оторвав глаза от мотоцикла, было уже поздно. В трёх-четырёх метрах впереди прямо на разделительной полосе я увидел девушку. Никогда не забуду, как она подняла худые руки к лицу, прикрываясь от света фар и налетающей на неё полуторатонной громадины. Руки были обрамлены белой манжетой рубашки, но на оголённом запястье виднелись застарелые красные рубцы. Я, кажется, закричал – точно в этом не уверен, но знаю, что вывернул руль вправо, одновременно со всей силы нажав на педаль тормоза.

Раздался ужасный скрежет – последнее, что я помню отчётливо. Машину развернуло на асфальте, сдирая резину с покрышек. Меня бросило вперёд – прямо на руль. Должно быть, ремень смягчил удар, иначе я бы точно раскроил себе череп. Последовала ослепительная вспышка, окунавшая всё вокруг в сплошной молочно-белый туман, и я потерял сознание.

Когда я очнулся, вокруг было уже светло. И не просто светло – сам воздух, казалось, тоже отсвечивал переливающимся белым сиянием. Я, правда, не был в состоянии оценить эту красоту. Жутко болела голова - ровнехонько там, где я соприкоснулся лбом с рулём. Я замотал головой, чтобы отогнать пульсирующую боль, и тут же пожалел об этом – при малейшем движении голова гудела так, будто туда налили пять литров керосина. Я застонал, закрыл глаза и откинулся на спинку сиденья, мечтая снова утонуть в спасительном небытии. Стекло левой дверцы было разбито – я чувствовал на щеке свежее дуновение ветерка, колышущее волосы, и ещё какое-то странное, но очень приятное ощущение – словно чьи-то нежные прохладные пальчики касались кожи, массируя и поглаживая. Я мог бы сидеть долго в этой нирване, но вдруг мозг насквозь прорезала красная молния: «Шерил...»

Это стало сигналом. Я разом вспомнил всё, что произошло: брошенный мотоцикл, седые поляны, худые, вскинутые вверх руки, прикрывающие лицо... И заключительный удар, отправивший меня в нокаут. А Шерил...

Я открыл глаза и лихорадочно повернулся вправо. Ужас, охвативший меня, был настолько острым, что сначала я даже УВИДЕЛ свою девочку – она была здесь, скрючилась у залитого кровью бардачка, и половина её лица была утоплена в лобовое стекло. До безумия реально. Меня мог хватить удар, но этого не случилось – и секунду спустя я увидел, что на самом деле никого на пассажирском кресле нет. Сиденье было пусто. На том месте, где сидела Шерил, осталась почти незаметная вмятина на ткани чехла, и всё. Нигде не было следов крови. Дверца со стороны пассажирского сиденья была открыта.

Я едва не засмеялся от радости и облегчения. С ней всё в порядке. Шерил после аварии увидела, что я без сознания, и выбралась из салона.

Я высвободился из пут ремня, который впился в тело, и кое-как вышел наружу. Головная боль не проходила. Меня временами шатало – небо и земля перед глазами менялись местами. Но я был счастлив, что легко отделался, ведь всё могло окончиться гораздо хуже... Брр.

Над Тихим Холмом шёл снег. Я почему-то с удовлетворением отметил про себя: «Так и знал, что это произойдёт». Снежинки таяли, чуть касаясь асфальта, и становились засыхающими каплями воды. Капот машины уже покрылся тонким шероховатым слоем снега; лет десять назад я любил выводить пальцем на таких «листах» своё имя. Сейчас у меня особого желания сделать это не возникло. Я огляделся, но не увидел ничего, кроме смутных теней фонарных столбов, низвергающейся армии снежинок и... тумана. Туман тоже был здесь, он не ушёл. Призрачный белый мир, вздрагивающий при каждом вздохе. Днём пелена выглядела не так зловеще, как ночью, но приятного всё равно было мало.

Где Шерил? Я огляделся, но поблизости никого не было. Вряд ли она ушла далеко, хотя... Кто знает, сколько я пролежал в отключке. Внезапно я понял, что рано радовался.

- Шерил...

Голос заглох в тумане, не пролетев и пяти шагов.

- Шерил! – хрипло возопил я.

Тишина. Странная тишина... Ни звука машин, ни человеческого голоса, ничего. Будто я не в городе, а в центре пустыни. Только убаюкивающее нашёптывание осеннего ветра над самым ухом. Какое странное место... Я сбросил оцепенение и закричал снова:

- Шери-и-ил!..

Тишина...

Наверное, она ушла слишком далеко, обречённо подумал я, поёживаясь от холода. На Шерил было только лёгкое платьице, и если она до сих пор блуждает по улицам, то может подхватить простуду...

Я сделал шаг вперёд, опираясь на капот. К ладони прилипли мокрые снежинки, щекочущие подушечки пальцев. Асфальт под ногами мерно покачивался. Меня мутило, но на отдых времени не было. Мне нужно было найти дочь, которая бродила где-то там. Я бы побежал, если мог, но в тот момент я был способен только медленно переставлять ноги. Проклиная собственную слабость, я отдалялся от автомобиля, отклоняясь то влево, то вправо от белой разделительной полосы. Постепенно головокружение ослабло, и мои шаги стали увереннее. Я вновь почувствовал себя человеком.

Я шёл не меньше четверти часа. Всё это время я напряжённо вслушивался в нависшую над городом тишину, надеясь услышать далеко голос ищущей меня Шерил. Но её всё не было, как и кого-либо другого в этом чёртовом городе. Тихий Холм походил на «город-призрак» из вестернов пятидесятых. Место, где никто не живёт и не будет жить. Я увидел большой разноцветный щит у дороги, рекламирующий местный парк развлечений. Скоро по обе стороны улицы потянулись странные низкие дома. Я, конечно, отдавал отчёт, что нахожусь в пригороде – в самом днище города, может, даже в гетто, но... Дома всё равно были какими-то не такими. Безжизненными. У меня не возникло и мысли о том, чтобы зайти в один из них попросить о помощи. Сейчас, когда я это пишу, думаю, что поступил правильно. Мне бы всё равно никто не помог... потому что эти скошенные дома были пустыми.

Ковыляя по холодному асфальту, я дошёл до первого перекрёстка. Передо мной лежало три дороги – направо, налево и прямо. Я беспомощно огляделся и понял, что проиграл. Куда могла пойти Шерил? Да в любую сторону. Все улицы были одинаково серыми и безликими. Выбери любой – не ошибёшься.

«Шерил... Где ты?»

Словно в ответ на мой мысленный зов, справа раздались шаги. Даже не шаги, а шажки – до того тихим и неуловимым был цокот каблучков о бетон. Такие короткие, скромные шаги могли быть только у маленькой девочки...

Шаги удалялись.

Я сорвался с места и побежал направо. Едва не ткнулся носом в фонарный столб с зелёной табличкой – кажется, на нём было название улицы. Я до жжения в глазах смотрел в туман, ожидая вот-вот увидеть свою дочь, которая прибежит ко мне и крепко-накрепко обнимет меня за шею. «Папа, как я рада, что ты здесь».

Однако Шерил не появлялась из тумана. Я по-прежнему слышал шаги, скрытые за белой стеной, но они предательски отходили, всё время оставаясь на почтительном расстоянии. А быстро бежать я не мог.

- Шерил, подожди!..

Наконец я увидёл её маленькую спинку, вырисовывающуюся среди режущей глаз белизны. Да, это была моя дочь, а не кто-то другой. Сердце радостно забилось. Я протянул руки к Шерил и позвал её по имени, но она не обернулась. Наоборот... даже прибавила шагу. Я моргнул, недоумённо наблюдая, как знакомое синее платье теряется в тумане.

- Шерил, ты куда?..

Поняв, что вот-вот снова упущу её из виду, я пустился бежать. Шерил, кажется, тоже побежала – теперь цокот каблуков раздавался чаще. Я ничего не понимал. Это же Шерил... Почему она от меня убегает? Может, у неё шок? Может, она чем-то ударилась и... Я похолодел. Не может этого быть.

Снег, ставший вдруг враждебным, забивался в глаза, обжигал нос и губы. Шерил маячила едва видимым призраком впереди. Я не мог её догнать, хотя тридцатилетний мужчина вроде с лёгкостью должен был бы настичь девочку, которой только-только исполнилось семь. Потом я заметил, что иду по узкому проходу между домами. Отвлёкся на мгновение, чтобы посмотреть на красную кирпичную стену справа, а когда снова взглянул вперёд, то Шерил уже не было. Я всё ещё мог слышать звук шагов... но саму Шерил я больше не увидел. Никогда.

- Постой... – прохрипел я, начиная задыхаться от долгой пробежки. Снег продолжал идти, бесшумно накрывая мёрзлую землю.

Впереди громко скрипнула калитка. Через несколько секунд я увидёл её – железная, ржавая и решетчатая, с большой деревянной табличкой, которая предупреждала: «ОСТОРОЖНО, ЗЛАЯ СОБАКА!». Шерил вошла туда. Собака могла выскочить в любой момент и укусить... Я навалился на калитку всем весом. Она оказалась тяжёлой – я проталкивал ржавую конструкцию миллиметр за миллиметром. Тоже странно... как Шерил с её силёнками могла пройти здесь так быстро?

За калиткой проход продолжал виться между домами, становясь уже. На земле валялись пустые бутылки из-под пива. Очень смахивало на свалку, но я в то время на это особо не смотрел. Всё моё внимание поглотило нечто, лежащее передо мной у самой стены. Именно нечто – я и сейчас не знаю, что за чертовщина там была. С первого взгляда казалось, что это тельце небольшого животного, размазанное по бетону. Асфальт – довольно обширный его участок - побагровел от крови. Впечатление было такое, что со зверька буквально содрали кожу. Я посмотрел на замерзающую красную плоть под слоем первого снега, и к горлу подкатила тошнота.

«Боже ты мой, куда я попал?»

В любой другой ситуации я повернулся бы и ушёл. Но там, где-то впереди в проходе, была моя дочь. Поэтому я двинулся дальше, просто приняв непонятный факт как есть. Чёрт его знает, подумал я, может, в этом городке такое фирменное развлечение – убивать зверьков на заднем дворике.

Лавируя меж мусорных ящиков и водосточных труб, я дошёл до следующей калитки – три метра высотой, с толстыми стальными прутьями. Шерил не было видно. Путь был только один...

Эта калитка не скрипела – наоборот, она поддалась тихо и почти без сопротивления. Я прошёл в её обратную сторону. Проход по-прежнему тянулся вперёд, продолжая сужаться, и его дальний конец исчезал в тумане. Мне его вид не понравился – откуда-то взялось давно забытое ощущение клаустрофобии. Я сглотнул слюну, напомнил себе, что мне нужно найти дочь во что бы то ни стало, и сделал шаг.

И началось.

Сначала я услышал звук пожарной сирены далеко в центре города. Не успел осмыслить, что произошло, как вокруг начало быстро темнеть. Десять секунд – и я остался стоять один в потёмках осеннего вечера, недоумённо хлопая ресницами. Сирены продолжали надрывно выть, их звук приближался.

Я ничего не понимал. Что случилось? Почему темно? Только что стоял день, и до заката было как минимум несколько часов...

Что-то холодное и шершавое коснулось лица. Я вскрикнул и прижал ладонь к щеке, почувствовав, как отлетела прочь маленькая тварь вроде летучей мыши. В воздухе захлопали крошечные крылья... их было много, очень много. По коже головы пробежала холодная волна; я начал в панике рыться в карманах брюк. Где-то там должна была быть бензиновая зажигалка. Правый карман... левый... Горстка монет, бумажник. Где зажигалка? Вокруг меня, казалось, кружил маленький смерч, слепленный из летучих мышей. Они пролетали прямо у меня под носом, угрожая коснуться глаз сильными перепончатыми крыльями.

Вот она! Я вытащил зажигалку, сжал в трясущейся ладони и судорожно чиркнул кремнем. Не получилось – в темноте промелькнула одна-единственная жёлтая искра и тут же погасла. Я крутанул кремень ещё раз, и на кончике моей руки наконец заиграло пламя. Смерч шарахнулся прочь от света... были ли это в самом деле летучие мыши? Мне показалось, что твари мелковаты для этого. Какие-то мошки-переростки, но таких в зоопарке не увидишь. Один чёрт...

Пламя мерцало и колыхалось, отбрасывая на столпившиеся стены серые тени. Я попытался оглядеться, но непроглядная темнота, сменившая завесу тумана, не оставляла никаких шансов. Снег уже не шёл, но на затылок всё равно что-то давило. Я вскинул голову – в губы ударила тяжёлая капля воды. Дождь, почему-то брезгливо подумал я. В день первого снегопада. Да уж, дела... Звёзд на небе не было видно – светила заволокли чёрные горы туч. Сирены ревели, пробуждая головную боль.

Чувствуя себя сомнамбулой, я пошёл вперёд. Искривленная тень на стене вздрогнула и поползла вслед. Стены... Они тоже изменились. Вместо разваливающегося кирпича я видел решетчатые железные планки с прорубленными на них ромбообразными дырами. Под ногами тоже был такой же материал, отдающийся звоном при каждом шаге. Всё древнее, разваливающееся в пыль и ржавое, как автомобили на свалке.

«Откуда всё это?»

Через десяток шагов я наткнулся на сломанное инвалидное кресло, загородившее проход. Колесо было смято и раздавлено, но продолжало неохотно вертеться на стержне с затухающим поскрипыванием. Кресло показалось мне детским – уж слишком оно было миниатюрное. Я остановился, зачарованно глядя на искореженную каталку. Огонь зажигалки отражался на металлическом ободе колеса.

Шерил, напомнил я себе, просыпаясь от гипнотического воздействия инвалидного кресла. Помни о Шерил. Она впереди, одна в темноте. Найди её, и быстрее.

Но чем дальше я заходил, тем больше испарялась у меня надежда, что моя дочь здесь. Проход повернул несколько раз под прямым углом и стал невыносимо узким – мне пришлось в некоторых местах протискиваться силой, закусив губу. Дождь усиливался; теперь он шёл не отдельными каплями, а лил сплошным потоком. Я был уже весь мокрый – струйки воды стекали с волос на лоб и прямо на лицо. Пламя зажигалки отважно пыталось противиться стихии. В его угасающем огне я увидел на решетчатых стенах следы засохшей красной жидкости. Я мог бы остановиться и обследовать эти зловещие потёки внимательнее, но мне не хотелось. Я шёл вперёд, пока окружающий мир быстро погружался в нечто похуже банальной шизофрении.

Где-то после третьего поворота мне встретился мертвец. То, что это труп, я понял сразу, несмотря на то, что его накрыли простынёй с ног до головы. Уж слишком чётко выступали очертания человеческого тела из-под белой ткани. Голова, ноги, грудь... Человек лежал на передвижной больничной койке, цинично именуемой медиками «труповозкой». Простыня в области живота пропиталась кровью; я увидел, как на красном пятне лениво ползает отряд чёрных мух.

- Что за чертовщина?.. – в ужасе прошептал я, отступая назад. На небе, откуда только что плавно пикировали снежинки, раздался оглушительный раскат грома. Сверкнула молния. В залившем всё вокруг синем свете я увидел, как из-под простыни выкатилась мёртвая почерневшая рука и свесилась вниз, раскачиваясь туда-сюда. Рука... Точно так же висела рука Джоанны в тот вечер, когда я зашёл к ней в спальню с чашкой чая. Я почувствовал, как на моей голове зашевелились волосы, и закричал. Закричал и бросился бежать. Ноги стали словно невесомы – казалось, они сами несли меня прочь от проклятого места. Когда у меня под носом возникла глухая каменная стена, я не смог вовремя остановиться – налетел со всего размаху, больно ударившись плечом, и тут же развернулся, уверенный, что увижу за спиной разлагающийся труп, ковыляющий по ржавой решетке.

Мертвеца не было. Дождь с ветром выводили унылый аккомпанемент на железных трубах водостока, а где-то через улицу разрывали свои глотки неумолкающие сирены. Я щелкнул потухшей зажигалкой. Никого. Только темнота, знакомое хлопанье крылышек и... и я. Проход здесь заканчивался.

Я закрыл глаза, прислушиваясь к успокаивающему шуму дождя. Я не знал, что за видение у меня только что было, но отдавал себе отчёт: не стоит возвращаться обратно в компанию сломанной коляски и каталки для трупов. Повторного столкновения мне не вынести.

- Папа...

Жалобный голосок Шерил зазвучал совсем рядом. Я обернулся, как ужаленный. У стены, там, где сгустились ночные тени, кто-то стоял. Я поднял зажигалку и сделал шаг вперёд.

Это не была моя девочка. На стене был распят человек. Не просто распят, а освежеван. Рот разинут в последнем крике, зубы, длинные и острые, ощерились кровью. Руки забиты в стену большими гвоздями каждый с ярд длиной. Кровь стекала с тела вниз, образуя большую, ещё тёплую лужу. В нос ударил необычный солоноватый запах, тогда ещё неизведанный для меня, - запах крови... Я приглушённо вскрикнул и выронил зажигалку, но она непостижимым образом продолжала гореть, освещая ужасную картину. Кто? Почему? Когда?.. Вопросы пришли в голову позже. Тогда я ни о чём не думал – просто потрясённо смотрел на окровавленный кусок мяса, недавно бывший человеком. Кое-где он ещё шевелился и подрагивал, и это было самое страшное...

Потом он сверкнул белками глаз - ровно за мгновение до того, как пламя зажигалки, наконец, милосердно погасло... но я увидел. Глазные яблоки на том месиве, что осталось от лица, дёрнулись наверх и посмотрели на меня. Последовала гулкая темнота; опора ушла у меня из-под ног, я беспомощно взмахнул руками и упал в неведомую страшную темноту. Где-то рядом назойливо звенел тонкий комариный писк. Я понял, что это крик, исторгающийся из моей собственной груди, но не мог заставить себя заткнуться – всё кричал и кричал, низвергаясь в бездонную черноту. Но даже здесь меня преследовали глаза мертвого человека, следящие за мной с красного обескоженного лица.

Я вскочил с задыхающимся криком. Лицо моё было разгорячено; рубашка прилипла к телу. Некоторое время я даже не мог видеть, где нахожусь: мне казалось, что я по-прежнему проваливаюсь в чёрную пустоту. Но потом, когда я немного пришёл в себя и присел на жёстком диванчике, в глаза справа ударил яркий свет. Я болезненно прищурился. Грязное стекло окна, за которым виден участок улицы. Пейзаж не отличался особой новизной – я видел тот же мёрзлый асфальт, изогнутые фонарные столбы, медленный танец снежинок и туман. Туман скорее, чем всё остальное, дал понять, что испытанный мною кошмар не был сном. Сердце неприятно сжалось. Туман окутывал город, пробираясь в каждую щелку. Мне предстояло ещё долго блуждать в его безликих лабиринтах, пока я с ним не распрощаюсь.

Мне не хотелось смотреть на этот унылый вид, и я отвернулся от окна. Мой диван был расположен под самым окном; я мог обозревать отсюда всё помещение. Обычный кафе-бар, популярный в курортных городах. Прилавок, пара холодильников и горы продуктов в картонных ящиках. Хаотично расположенные низкие столики, за которыми так неудобно сидеть. Лампы на потолке не работали, поэтому я не сразу заметил женщину около прилавка, молча наблюдающую за мной. Но когда она вышла из тени и подошла к окну, мне не составило труда узнать её. Она обогнала меня вчера вечером (... или когда это было?) на полицейском мотоцикле. Правда, тогда глаза её были сокрыты за тёмными очками, но это явно была она – те же светлые волосы, та же строгая голубая униформа. Совсем ещё молодая – видать, недавняя выпускница академии. Она улыбнулась мне. Улыбка у неё была приятной и завораживающей. Я из солидарности попытался растянуть потрескавшиеся губы в ответ, но вместо этого схватился за раскалывающуюся голову и спросил:

- Я спал?..

Она чуть кивнула, заинтересованно разглядывая меня. Я опять ничего не понимал. Значит, всё это был сон? Но авария... Нет, авария была по-настоящему. Я потрогал солидную шишку на голове. Похоже, женщина вытащила меня из разбитой машины и принесла в это кафе. А этот распятый человек...

- Как вы себя чувствуете?

Я снова посмотрел на женщину. Она заботливо протягивала мне стакан с водой. Только при виде стакана я понял, что горло у меня горит огнём. Я взял воду и сделал несколько жадных глотков. Живительный напиток растекался по жилам – чертовски приятное ощущение. Стало светлее: я взглянул на мир новыми глазами.

- Как будто попал под грузовик, - невесело пошутил я, отставляя стакан. – Но вроде всё в порядке...

В доказательство своих слов я потянулся, не вставая с дивана. Громко щелкнули затекшие суставы.

- Рада слышать, - бодро отозвалась полицейская, присаживаясь за пустой столик. – Так вы местный?.. Не скажете, что вообще творится в этом городе?

Я протестующе поднял руку:

- Погодите, минутку. Я всего лишь турист, приехал в Тихий Холм отдыхать.

Я вспомнил зловещую пустую дорогу и почувствовал себя неуютно. Она спросила меня, что творится в этом городе. Я не знал, но явно ничего хорошего. Лес, туман, девушка на дороге, Шерил, убегающая от меня...

Шерил. Удивительно, как я мог о ней забыть. Такой вот был из меня отец. Ужас от увиденной во тьме картины настолько затмил мой разум, что начисто вышиб из головы образ моей дочери. Я резко оглянулся. Улица была пуста. Где Шерил? Где она?.. Я встал с дивана и подошёл к окну вплотную. Нет, никого.

Полицейская смотрела на меня с удивлением.

- В чём дело?..

Меня пронзила страшная догадка, от которой бросило в жар и холод: Шерил мертва. Она умерла в салоне, пока я видел свои кровавые грёзы. Полицейская нашла её тело... но не хочет мне говорить, не желая травмировать сверх меры.

Я медленно обернулся.

- Вы не видели...

Раздельно по словам, тщательно выговаривая буквы:

- Вы не видели здесь маленькую девочку? Ей семь лет... Короткие чёрные волосы... Моя дочь...

На лице женщины отразилось недоумение, удивление и некоторая досада, но ничего более. Она развела руками:

- К сожалению, нет. Вы вообще единственный человек, которого я видела в городе.

Похоже, она не врала. У меня с сердца словно сняли раскалённый пресс. Дышать стало свободнее. Шерил не умерла, и это главное. Она не могла уйти далеко. В конце концов, это всего лишь городок средней величины.

Стоп. Я нахмурился. Она сказала – единственный человек в городе? Единственный?!

- А где все?

Она снова развела руками:

- Если б я знала...

Мы замолчали. Я опять покосился в сторону окна. На нижней кромке стекла кто-то приклеил наклейку с надписью: «ГОРОД БОГА, ШТАТ БОГА, СТРАНА БОГА». В Мэне любили такие громогласные утверждения. Но этот город явно не был городом Бога – это я уже понял. Слишком много в нём было странного.

Словно угадав мои мысли, женщина тихо сказала:

- Всё, что мне известно – здесь что-то не то...

По голосу я почувствовал её растерянность. Наверное, в академии не учили, что делать в подобных ситуациях. Она была не готова к такому раскладу дел.

Впрочем, как я узнал впоследствии, к этому не был готов никто...

- Как вас зовут?

Вопрос почему-то застал меня врасплох; смешно, но я не сразу вспомнил собственное имя.

- Гарри... Гарри Мейсон.

- Сибил Беннет, - она протянула мне руку, и я неуклюже затряс её в ладони. Мои пальцы по сравнению с её были ледяными. – Живу в Брамсе, соседний город милях в двадцати отсюда. Я офицер полиции.

- Рад познакомиться, - кивнул я и буркнул:

– Хотя был бы больше рад при других обстоятельствах.

- Да уж... – Сибил с тоской посмотрела в окно. Город медленно заносило снегом. В горле опять начало щекотать, но стакан уже был пуст.

- Кстати, вы ведь писатель, так?

Я удивлённо поднял глаза. Вот уж не ожидал, что моё имя ей знакомо.

- Вообще-то, да...

Сибил засияла:

- Я читала ваши книги. Не все, но при случае стараюсь покупать... Особенно мне нравится «Невинная луна».

- Спасибо.

Я глупо улыбнулся. Мне вдруг стало смешно. Обычно я днём с огнём не мог разыскать своих читателей – от этого иногда даже казалось, что свои книги читаю только я сам. Нет более ужасного и безнадёжного чувства для писателя. И вот ирония судьбы – я сталкиваюсь с одним из постоянных читателей в Богом забытом курортном городке Мэна. Гордость вроде бы неуместна, но я не мог не радоваться. И это раздражало. Сейчас были вещи более важные, чем трогательная дискуссия с читателем в пустой заснеженной кафешке. Я решил направить разговор в более конструктивную сторону и спросил:

- А почему вы сюда ехали? Что-то в этом городе случилось?

Сибил помрачнела:

- Да как сказать... Вчера вечером с Тихим Холмом пропала связь. Внезапно. Молчали и телефоны, и рация... Свободной в участке оказалась только я, вот меня и прислали выяснить, что стряслось. Знаете, в здешних местах потерять связь с внешним миром – всё равно что стереть город с карты.

В её голосе звучала тщательно скрываемая обида. Похоже, ей самой не нравилось, что она играет роль девочки на побегушках. Вряд ли в тихом лесном городе было много неотложных дел... но то, что незанятой оказалась именно она, говорило о многом. Ей просто не доверяли что-либо серьёзное и важное. А вот сходить за кофе или стать украшением скучного офиса – для этого Сибил сгодится. Я понимал её чувства.

- В любом случае, - сказала она, - я собираюсь сейчас поехать за подкреплением. А вы...

- Я иду искать свою дочь.

Сибил посмотрела на меня с явным сомнением:

- Я бы не советовала... По дороге я видела странные вещи. Там может быть опасно.

Господи, до чего она наивна. Я решительно встал с места и направился к двери, бросив через плечо:

- В таком случае, я пойду тем более.

«Странные вещи». Что она имела в виду? Неужели Сибил видела то, с чем столкнулся я? Нет, строго сказал я себе, это был сон. Но... в тот момент я впервые почувствовал, как разрывается тонкая шаль грани между реальностью и воображением... и то, насколько это страшно. Решетчатые стены... Глаза, глядящие из лица, краснеющего голым мясом... Я вздрогнул. Всего лишь сон... Почему же я сам в это ни капельки не верю?

- Я не могу оставить Шерил одну, - громко сказал я, обращаясь то ли к самому себе, то ли к Сибил, которая поднималась из-за столика. Сейчас она будет уговаривать меня остаться здесь. Мне придётся разбираться с ней, а время идёт.

Однако Сибил спросила:

- У вас есть оружие?

Я растерянно моргнул. Оружие? Что она имеет в виду? Я посмотрел на свои пустые ладони, и до меня наконец дошло, о чём она спрашивает.

- Нет...

Сибил расстегнула кобуру, висящую у неё на ремне, и вытащила блестящий чёрный пистолет. Дуло смотрело в мою сторону, и я невольно отпрянул. Сибил, кажется, поняла это по-своему: её рука, протянувшая было оружие мне, остановилась в нерешительности.

- Умеете пользоваться?

- Нет... – пролепетал я, - то есть да, умею.

Сказать-то я сказал, но не был до конца уверен, что это правда. С тех пор, как мы с друзьями забавлялись в городском тире, утекло много воды.

«Но снять с предохранителя и нажать на курок-то я смогу», - успокоил я себя. Сибил ещё раз критически осмотрела моё лицо и положила пистолет мне на ладонь. Она мне не поверила. Желая доказать, что мои слова не пустой звук, я вытащил из пистолета обойму (довольно ловко, как мне показалось). Обойма была полной – шесть патронов девятого калибра. Должно было хватить...

- Слушайте, Гарри, - Сибил говорила очень серьезно. - Я очень надеюсь, что вы этим не воспользуетесь, но если всё-таки придётся... Прошу вас – сначала смотрите, в кого стреляете.

- Хорошо. Спасибо, - сказал я. Хотел сказать ещё что-то нужное и приятное, но слова не находились. И когда Сибил уже стояла у дверей, я наконец спросил:

- А как же вы?

Сибил рассмеялась:

- Обо мне не беспокойтесь. Я всё-таки офицер полиции. И лучше оставайтесь поблизости. Я очень скоро вернусь с подмогой.

Я кивнул, отлично понимая, что если выйду на след Шерил, то отправлюсь без колебания хоть на край света.

- Ладно. Увидимся, Гарри.

На том и расстались. Сибил ушла в туман, оставив меня одного в пустой забегаловке. Мне тоже не следовало задерживаться здесь, но мне очень хотелось пить. Я обошёл прилавок и открыл холодильник. Электричества не было. Лёд давно растаял, на пол побежала струя воды, смочив подошвы моих ботинок. Я увидел банку фруктового сока, вскрыл и с наслаждением влил в себя добрую половину тёплой жидкости. Жажда утихла, но я знал, что это ненадолго.

Пора было уходить. Проходя мимо прилавка, я заметил маленький ручной фонарик, завалявшийся рядом с пустыми бокалами. Может, его забыла Сибил?.. В любом случае, фонарь был бы хорошей вещью, если вдруг снова решит пасть тьма. Я взял его и сунул в карман, не испытывая угрызений совести. Всё равно здесь никого не было, кто его хватится.

По пути к выходу я размышлял о том, куда мне пойти... и с разочарованием начал понимать, что не имею никакого понятия. Легко сказать – идти искать. Место мне совершенно незнакомо, к тому же этот туман... Шерил... Где ты можешь быть?

Когда я начал поворачивать ручку двери, слух прорезал неприятный треск. Я мгновенно обернулся, положив руку на карман с пистолетом. Сперва мне казалось, что это очередь выстрелов, раздающаяся на улице, но потом я заметил радиоприёмник, лежащий на столике в углу. Динамик разрывался громким треском эфирных помех, трепая и без того находящиеся на грани нервы. Обычный такой приёмник, который ловит станции в радиусе ста миль – многим этого вполне хватает, чтобы вечером настраиваться на любимую музыкальную волну. Сейчас радиоприёмник не играл весёлый джаз или кантри – он просто наполнял маленькое помещение звуками с поля Армагеддон. Я подошёл к столику и поднял аппарат. Мембрана динамика вздрагивала под напором исторгающихся из неё звуков. Когда я повернул регулятор громкости, треск стал тише, но окончательно так и не исчез.

«Что происходит?» - в который раз подумал я. И словно в ответ на мой вопрос за спиной посыпался град сверкающих осколков. Я обернулся, вмиг забыв о приёмнике. Окно было не просто разбито, оно было искрошено. Туман с готовностью полз в образовавшуюся дыру, быстро заволакивая кафе. Прежде чем я успел сообразить, что к чему, в проёме окна мелькнуло нечто, что я сначала принял за большую птицу. Но это не была птица. Я и в страшном сне не видел таких созданий, но теперь, по прошествии четырнадцати лет, думаю, его узнал бы любой современный ребёнок. Гигантские крылья на секунду заслонили свет с улицы. Кафешку наполнила жуткая вонь разложившегося мяса. Я отскочил назад, к прилавку, задев ногой один из стульев. Это было сделано вовремя, потому что почти сразу же существо - невообразимый гибрид птицы и ящерицы – влетело в помещение и зависло под потолком, шумно хлопая крыльями. Я увидел маленькую продолговатую головку с глазами-точками. Птеродактиль, пришелец с мелового периода, принял боевую позу, собираясь напасть на жертву. На меня.

Не отрывая глаз от доисторического ящера, неведомым образом оказавшегося в забегаловке, я возился с пистолетом, ствол которого застрял в складках кармана. Спасло меня то, что особым умом это чудище, судя по всему, не отличалось – оно просто висело под потолком, наблюдая за мной. За то время, пока я вытаскивал пистолет, иной хищник успел бы растерзать меня раз сто.

Наконец птица цвета гнили угрожающе двинулась в мою сторону – почти одновременно я направил на нёе ствол пистолета Сибил. Птеродактиль начал пикировать мне на голову, щёлкая клювом, но я был наготове – легко увернувшись от неуклюжей атаки твари, я нажал на спусковой крючок. Грохнул выстрел. Эхо отразилось от тесных стен и растеклось по туманной улице. Нельзя сказать, что выстрел был очень уж удачным – я целил в голову, а пуля угодила в брюхо ящера. Но этого хватило. Он кулем рухнул вниз, издавая тонкий жалобный писк. Правое крыло повисло на спинке дивана, а левое судорожно било по полу. Птеродактиль беспрестанно тряс головой, словно пытаясь встать. Я вдруг испугался, что сейчас тварь взлетит снова и ринется в бой с удвоенной силой. Решение принял быстро и не размышляя... До сих пор не понимаю, как я в своём тогдашнем состоянии был способен на это. В-общем, я поднял правый ботинок и с силой придавил головку чудовища к полу. Писк стал громче, он миновал уши и проникал прямо в мозг. Но я продолжал переносить тяжесть своего тела на правую ногу, пока череп не хрустнул и не вмялся вовнутрь. Писк оборвался.

Бой был закончен. Всё произошло мгновенно – много быстрее, чем это можно изобразить на бумаге. Только что я стоял и разглядывал беснующийся радиоприёмник – а в следующий момент уже с отвращением смотрел на проломленный череп птеродактиля. Трудно вспомнить, о чём я думал в тот момент – впечатлений была целая туча, слишком много, чтобы я размышлял о чём-то одном. Помню, как недоумевал, откуда взялось чудо-юдо, как приходил в ужас от пронёсшейся совсем близко косы смерти, как про себя благодарил Сибил за пистолет...

Из всего этого варева в конце концов выплыла одна мысль, потеснившая остальные в край сознания: «Шерил». Сибил говорила, что здесь опасно. Вот оно, подумал я, подтверждение её слов – валяется бездыханным на полу кафе. А Шерил там...

Мысленно я увидел, как птеродактиль атакует Шерил, беспомощно прикрывшую голову ручонками. Потом, описав круг над девочкой, он ринулся на неё ещё раз. И ещё... пока она не упала на землю.

Радио ещё хрипело. Я растерянно скользнул взглядом по ней, развернулся и выбежал на улицу. Холода не почувствовал – после разбитого окна температура внутри кафе и на улице быстро сравнялась.

На столбе у кафе висела зелёная табличка с названием улицы – «БАХМАН-РОУД». Забавно. Бахман тогда был начинающим писателем, как и я, – специализировался на триллерах. Мы продали свои первые книги одному и тому же издателю. Вот только находился он в лиге куда более высокой, чем я, мне его было век не догнать. Забегая вперёд, скажу, что я его так и не догнал. Старина Бахман умер в прошлом году, едва написав свою пятую книгу.

Я растерянно огляделся. Вряд ли Сибил тащила меня через весь город, скорее всего я был поблизости от места аварии. Так и есть – фасад одного из домиков показался знакомым. Присмотревшись, я увидел зелёный палисадник, едва видимый в тумане. Этот палисадник я видел, когда бежал за Шерил – перед тем, как повернуть в проход, где всё началось.

Я побрёл вперёд по Бахман-роуд, постоянно глядя по сторонам. Что-то не верилось мне, что летающая тварь была единственной в городе. В любой момент могла заявиться её подружка. Я решил вообще не засовывать пистолет в карман, а идти с оружием в руках (но на предохранитель всё-таки поставил). Пока вокруг было тихо и спокойно, но нутром я чувствовал, что за белым веером тумана скрываются ещё много подобных тварей. При мысли о них мне становилось плохо – не от страха за себя, а от страха за Шерил. Что, если с ней уже что-то... Оторваться от неприятных мыслей было сложно. Я сжимал рукоятку пистолета и шёл дальше.

Вот он, этот проход, обрамлённый с двух сторон красными кирпичными стенами. Как во сне, я ступил на покрытый снегом асфальт. Похрустывание под ногами казалось оглушительным.

Калитка с надписью «ОСТОРОЖНО, ЗЛАЯ СОБАКА». Я попытался вспомнить, закрывал ли её в своём... «сне». Кажется, нет. Точно, калитка так и осталась незакрытой. Значит, это действительно был не сон... Я толкнул калитку. Она была такой же тяжёлой, как и раньше. Пройти через неё было сродни наступлению два раза на одни и те же грабли, но иного пути не было. Если увиденное мною в самом деле не было сном, то Шерил ушла туда, в этот проход. Вполне возможно, что она до сих пор там.

На асфальте по-прежнему краснели ошметки изуродованного тельца. Я прошёл мимо, стараясь не обращать внимания. Снег ложился на плечи. Я чувствовал, что всё повторяется, что ещё одно мгновение, и я окажусь в пучине знакомого ада, но не мог остановиться и повернуть назад. Было уже слишком поздно. Скоро путь мне преградила вторая калитка. Я замешкался, пытаясь задавить заползающий в душу животный страх.

«Ну что... давай».

Калитка открылась угрожающе бесшумно. Я увидел проход, растворяющийся в тумане. Всё, подумал я, сейчас услышу вой сирен, и на землю падёт тьма. Я закрыл глаза. Во рту начали мелко стучать зубы.

Нет... Всё было нормально. Не осмеливаясь открыть глаза, я сделал один шаг.

И раздался вой.

Кровь остановилась у меня в венах, сердце перестало биться. Вой был совсем близко, на расстоянии пятидесяти шагов. Я пережил секунды поистине чёрного отчаяния, прежде чем понял, что вой исходит не из металлических горловин сирен. Это был вой собаки – вой унылый и жуткий, словно сошедший из фильмов про ночных оборотней. На ум первым делом пришла табличка: «ОСТОРОЖНО, ЗЛАЯ СОБАКА!». Я открыл глаза и обернулся, поднимая пистолет. Увидь за спиной хоть что-то живое и движущееся, выпалил бы без раздумий. Но там никого не было. Снег продолжал идти, вокруг было по-прежнему туманно и светло. Вой затих, чтобы тотчас зазвучать снова – он отдалялся. Я мысленно перекрестился и снова посмотрел вперёд.

Признаться, я был готов ко всему, но только не этому. Человек быстро привыкает ко всему, и разбитые каталки, сгнившие трупы не стали бы для меня неожиданностью. Но это был странный город со странными законами, и он не переставал меня удивлять. Проход исчез. То есть он был, но стена здания непонятным образом вспучилась, заткнув и без того узкий коридор. Как раковая опухоль... На земле рядом со стеной валялись обломки отвалившихся от стены кусков кирпича. И среди них...

Альбом. Альбом Шерил, с которым она никогда не расставалась. Она захватила альбом с собой даже уезжая на отдых, не желая оставлять его ни на день. Я подарил ей этот альбом год назад, когда она училась писать и рисовать. Правда, ручки Шерил ещё не могли достаточно проворно выводить сложные буквы, поэтому она больше рисовала в этом альбоме, чем писала. Рисовать она любила – в основном людей, зверей и дома. Всё то, что стремится изобразить каждый ребёнок, завладев карандашом. На обложке альбома красовался я - схематичный, но весьма милый человечек. Отец... Шерил нарисовала меня первым делом, в благодарность за подарок. Я втайне гордился этим, как и всякий родитель, получающий знаки внимания от своего чада.

Альбом лежал на обломках кирпичей, выделяясь светлым пятном. Я почему-то не поспешил его поднять. Стоял и смотрел, пока на глазах выступали слёзы. Это всё, с остервенением думал я. Всё, что осталось от моей дочери. Её здесь нет... Она исчезла. И человек, изображённый на обложке, не смог её защитить. Слёзы начали катиться по щеке. Я присел, взял альбом и раскрыл его, глядя на рисунки сквозь прозрачную пелену. На первой странице были два одинаковых человечка, отличающихся разве что ростом. Я и она. Мы держались за руки, а над нами сияло беззаботное солнце в виде неровного круга. Вот опять мы... Шерил с игрушками... Зверьки... Лес, представляющий собой нагромождение палочек-деревьев...

Примерно на середине я наткнулся на странный рисунок. Существо (разумеется, выглядящее достаточно примитивно) пригибалось к земле, готовясь к броску. Я не мог взять в толк, что это – собака или кошка. Вроде бы ни то ни другое... Пасть была усеяна зубками-треугольниками. Я перевернул страницу. Ещё одна такая же тварь. И ещё... Здесь немного другая, на двух ногах, но тоже выглядящая недобро. Господи, да что это такое?

Одним из последних в альбоме был изображён мой старый знакомец птеродактиль. Да, это был он – полуптица-полуящер с крыльями летучей мыши. У меня неприятно засосало под ложечкой. Когда Шерил успела всё это нарисовать? Я периодически заглядывал ей в альбом, и ничего подобного там не было. Значит, в последние дни... Или вообще вчера вечером?

- Зачем, Шерил? – прошептал я, перебирая страницы. Дальше уже пошли чистые белые листы. – Зачем ты всё это нари...

Я осёкся, не договорив. Последняя страница альбома была оторвана – точнее, грубо вырвана руками. Она плавно спланировала на землю, вывалившись из зелёной подложки. Я поднял листок. Края бумаги были неровными. В самом центре были всего два слова красным карандашом (Шерил не любила красный цвет, странно, что она воспользовалась именно им, рассеянно подумал я). Однозначно, почерк Шерил – её характерные каракули.

В ШКОЛУ.

Я перевернул листок, надеясь, что там будет что-то ещё. Но обратная сторона была пуста. Разве что та же строчка, отражённая слева направо – Шерил сильно давила на карандаш, когда писала.

«В школу».

Я снова взял альбом и перелистал в самое начало, вскользь задерживая взгляд на нарисованных монстрах. Может, я в первый раз что-то пропустил?.. Но ничего нового в отсыревших на снегу листках не было. Единственная наводка лежала передо мной – «в школу», и она была предназначена для меня. Шерил хотела, чтобы я пошла в школу.

Я поднялся с корточек и стряхнул снежинки со складок брюк. В руке я скомкал клочок бумаги с красными буквами. Кажется, я видел недалеко от прохода у дороги информационное табло с картой города – специально для туристов, чтобы они не затерялись в незнакомом городе. Самое время наведаться туда и узнать, где у них в Тихом Холме расположена школа.

Но всё-таки я был подавлен. Я пришёл в место кошмара за дочерью, а не за этим скупым посланием. Шерил была здесь, но она ушла... «в школу». Я её упустил.

Погружённый в размышления, я вышел за калитку. И чуть не умер.

Собака атаковала меня неожиданно, материализовавшись прямо из тумана. Сначала я увидел мелькнувшее в трёх шагах впереди рыжее тело, а в следующую секунду она уже летела ко мне, разинув слюнявую пасть. Я даже не успел как следует испугаться – на автомате вскинул руку и подставил собаке локоть, защищаясь от внезапного нападения. Собака грузно врезалась о локоть, попыталась на лету цапнуть меня за руку, но потерпела неудачу. Приземлившись у моих ног, она отскочила назад, уворачиваясь от возможного удара ногой. Конечно, я и не подумывал о том, чтобы лягаться – все мои мысли и надежды были сконцентрированы на пистолете. Вытянув руку, я спустил предохранитель. Рука дрожала; собака уходила то влево, то вправо из мушки. Ума у твари было поболе, чем у ящера, но с огнестрельным оружием она явно не сталкивалась. По крайней мере, собака не попыталась убежать при виде пистолета – она приникла к земле и сжалась, готовая к новому прыжку, а красные злобные глаза следили за мной, фиксируя каждое движение. Собака глухо прорычала, и струйка слюны протянулась с уголка пасти на землю.

«Бог ты мой, - осенило меня, - она же бешеная!»

- Не надо, - сказал я, плавно увеличивая напор на курок. Собака повела правым ухом при звуке моего голоса, и я увидел, что ухо прокушено в давней собачьей битве. Опыта боевых действий у твари было не занимать. Рука задрожала сильнее.

- Хороший пё...

Она прыгнула. Я растерянно сделал шаг назад и на ходу нажал курок. Как бы я ни волновался, промазать с такого близкого расстояния было почти невозможно. Собака издала странный булькающий звук и рухнула вниз, как мешок с мокрым песком. Она даже не стала дёргаться и выть - живая-щелк-мёртвая. Повезло ей...

Я застрелил её, со странным удовлетворением подумал я. Она мешала мне, и я её застрелил. Я иду к тебе, Шерил. Только жди...

Я вышел на улицу из прохода, оставив за спиной мёртвую собаку, валяющуюся у калитки с табличкой «ОСТОРОЖНО, ЗЛАЯ СОБАКА!». Злая и мёртвая.

Кажется, этими исчадиями ада кишела вся улица – тут и там сквозь туман до меня доносился лай, вой и ещё Бог знает что. Целая какофония. На этот раз я не стал ставить оружие на предохранитель, более того – я шёл, держа пистолет наготове, схватившись за рукоятку обеими руками. Всякий раз, когда слышал очередной звук, я начинал вращаться на месте, как заряжённый волчок, готовый отразить атаку. Наверное, со стороны это выглядело весьма комично – взрослый мужик, шарахающийся от собственного дыхания и нелепо размахивающий стволом. Но мне смешно не было, я был едва живой от страха. Постреакция... Во время боя с собакой я не успел испугаться как следует, зато теперь, затерянный в плотном тумане, чувствовал себя так, словно мои внутренности наматывают на вертел.

Табло было на месте – даже удивительно. Зная повадки города, я бы не стал дивиться, если бы она исчезла без следа. Но нет, на деревянной дощечке по-прежнему висела карта в праздных зелёных тонах. Присмотревшись, я увидел, что это схема всего лишь одной части города, того, что называется «Старым Тихим Холмом». На Старый и Новый подразделяются почти все городки Новой Англии – местные жители, славящиеся своей консервативностью, налагают на поздние строения клеймо «новых», даже если этим «новым» много больше ста лет. Старый Тихий Холм, как я увидел по карте, был районом не слишком обширным – кучка магазинчиков, церковь, жилые дома... Школу я выискал быстро. Начальная школа Мидвич. Я провёл пальцем по предстоящему маршруту, запоминая паутину улиц. С Бахман-роуд на Блох-стрит, оттуда на Мидвич-стрит. Лёгкая прогулка на свежем воздухе... если бы не эти монстры. Я вздохнул и посмотрел на пистолет. Шесть минус два – четыре. Четыре патрона. А я думал, одной обоймы хватит...

Добирался я до школы долго. Всё оказалось не так просто, как я себе представлял. Стычек с тварями непостижимым образом мне удалось избежать – несколько раз я увидел маячащие в тумане тёмные силуэты и быстро ретировался в обратную сторону, да и только. Нескольких седых волос мне стоил звук хлопающих в пятнадцати шагах от меня крыльев птеродактиля – я стоял, боясь не то что шевельнуться, но и вдохнуть, пока ящер благополучно не пролетел мимо.

Следующая неприятность ещё раз напомнила мне, насколько серьёзны проблемы с городом по имени Тихий Холм. Улицы были разрушены. Бодро шагая по Блох-стрит, я наткнулся на развалившийся асфальт. Это был удар ниже пояса. Дорога просто обрывалась, переходя в глубокую пропасть - только глина вперемежку с кусками раздробленного бетона. Не переехать, не перейти. Ни один бульдозер не смог бы устроить такое. Сантиметр за сантиметром я подкрался к краю обрыва и заглянул вниз. Глубина рва была не меньше двадцати футов – может, даже больше, вездесущий туман стлался даже там. Словно шуровал какой-то гигантский крот или червяк...

Сглотнув слюну, я выругался и повернул назад. Ничего другого не оставалось.

Если бы авария на Блох-стрит была единичной, это было бы полбеды. Так ведь нет же – все улицы были разворошены, будто посреди них угодил крупнокалиберный снаряд. Улица Финней, улица Матесон – всё тупик. Мне в голову пришла сумасшедшая мысль – кто-то играет со мной, получая удовольствие от созерцания блужданий одинокого папаши по городу. Кто-то настолько всемогущий, что способен одним усилием воли сделать улицы непроходимыми. Я и не догадывался, насколько был близок к истине.

В конце концов я, вконец доведённый, просто пробрался в ту сторону через частный сад. Хозяева не вышли возмущаться, когда я перелез через забор – ещё бы. Хозяев просто не было.

- Подожди, Шерил... – шептал я, как заведённый, перекидывая ногу через частокол фальшивых шипов. - Подожди...

Сад резал глаза изумительным контрастом белого и зелёного. Ягодные кусты не ждали такого скорого прихода зимы – на листья легло тонкое покрывало, медленно выталкивающее из них остатки лета. Я прошёл по аккуратно подстриженному газону на задний двор. К домику был прислонён детский велосипед. Почему-то мне стало жутко при виде этой мирной картины. Здесь жили люди, обычные люди – до вчерашнего вечера. Сегодня они пропали, как и все остальные горожане. И никто их не хватился... Неужели я тоже могу так же незаметно исчезнуть?

Так или иначе, я выбрался через сад на заветный Мидвич-стрит. Улица здесь была пошире, да и дома выглядели более респектабельно, чем на окраине. Налево, напомнил я себе, воскрешая в памяти карту на табло. Не так много, всего около мили и десять минут ходьбы, и я увижу школу.

На деле вышло иначе. Я добрался до начальной школы Мидвич не через десять минут, а через четыре. Я бежал – бежал без оглядки, не останавливаясь, не обращая внимания на рвущийся звук в лёгких. Всему виной была темнота. Я сделал три шага по Мидвич-стрит, и над городом словно наклонилось исполинское чудовище, загородившее солнце. Я успел увидеть стремительно ползущую по асфальту полосу тени, поглощающую фонарные столбы один за другим. Через минуту она настигла и меня, окутав в чёрное вязкое одеяло. Я обернулся. Тень скользила дальше, как пантера в броске, выжигая снег и туман. Далеко у горизонта в последний раз мелькнул лучик света... и стало темно.

В Тихом Холме настало время ночи.

Я очень спокойно засунул руку в карман, нащупал рукоять фонарика. Пальцы не дрожали. Спокойно, приказывал я себе. Не дёргайся понапрасну. Без паники. Ты ждал этого.

Я зажёг фонарь и с разочарованием увидел, что батареи слабоваты для борьбы с внезапной темнотой. В радиусе пяти шагов ещё можно было кое-что разглядеть (возможно, дело было не так плохо, но глаза мои уже тогда были не в лучшем состоянии), а дальше контуры предметов размывались, сливаясь с чёрным фоном. Ладно... Лучше так, чем совсем без света.

Потом в голову змеёй вползла подлая мысль: «Они тебя видят».

Я с ужасом понял, что это правда. Туман, канувший в Лету, играл мне на руку, укрывая от нежелательных взглядов. А теперь, один в темноте, отмеченный снопом света, льющегося с фонаря, я становился идеальной мишенью. Я словно бы увидел себя сверху – сбитый с толку, затравленно озирающийся человечек, к которому со всех сторон подтягиваются полчища кошмарных созданий. Я услышал шорох, раздавшийся за спиной, и обернулся с приглушённым вскриком. Фонарь ткнулся в стену тьмы. Шорох раздался уже справа, но когда я поворачивался в ту сторону, я различил такие же крадущиеся звуки слева... сзади... спереди. До сих пор не знаю, было ли это только моё воображение или там действительно что-то пряталось... В-общем, я не выдержал и побежал. Хорошо ещё, что хватило ума не кричать – тогда бы точно засекли.

Я, наверное, пробежал бы школу – все дома выглядели одинаковыми чёрными коробками, - если бы буквально не впечатался лицом в дорожный указатель с изображением бегущих детей. Несмотря на весь мой ужас, я смог принять и переварить информацию. Не замедляя темпа, я повернул направо, вломился через декоративные кусты, безжалостно их сминая, и увидел перед собой большое серое здание. Пожалуй, строение выглядело слишком мрачно для обиталища детей, но меня тогда это не волновало. Мысль была только одна – скорее внутрь, туда, где они не смогут меня достать. Я ринулся вдоль стены, нервно наблюдая краешком глаза за огромными окнами, отражающими тусклый свет моего фонаря. Стена тянулась и тянулась, растягиваясь, как резина. В своём сознании я пробежал многие мили, прежде чем увидел дверь. Над дверью висел круглый герб с белыми буквами по контуру: «НАЧАЛЬНАЯ ШКОЛА МИДВИЧ».

Едва не сорвав дверь с петель, я ворвался в школу и навалился на дверь плечом, оставляя за ней тварей, идущих следом. Стало тихо, очень тихо – шорохи и противные похихикивания во тьме умолкли, но мне лучше не стало. Во время марш-броска взбудораженный адреналин с лихвой компенсировал всю усталость и боль, но теперь, чуть приходя в себя, первым делом я почувствовал, что задыхаюсь. В горло словно вставили твёрдый предмет, не пропускающий воздух. Я выронил фонарь на пол и согнулся, хватая ртом воздух, потом и вовсе опустился на четвереньки. Наверное, со стороны я выглядел как пьяница, собравшийся сблевать на лужу. Нет, этот город был явно не для меня. Я не переносил его чисто физически.

Более-менее успокоившись, я увидел, что школа обесточена. Единственным источником света в прихожей, куда я попал, был лишь фонарь, сиротливо лежащий у моих ног. Это меня не столько удивило, сколько огорчило. Шерил оставила мне послание прийти сюда. И что я обнаружил? Ровно то же самое, что и в любом другом месте. В голове шевельнулся отросток трусливой мысли – а не стоит ли действительно вернуться в кафе, дождаться Сибил с подкреплением и продолжать поиски уже с ними...

Нет, жёстко возразил я себе. Шерил здесь. Уж не знаю почему... но она здесь. Она сама так написала. Значит, ей я нужен. Она в опасности...

Я встал и поднял фонарь. Свет, бьющий из-за круглой стекляшки, уже не казался ослепительным, и это меня насторожило. Чёрт, что со мной станется, если батареи сядут в самый неподходящий момент?.. У меня нервы не настолько из металлического сплава, чтобы бродить в потёмках без единой искорки.

Когда я протянул руку к двери прихожей, чтобы зайти в холл школы, где-то в глубине здания раздался грохот. Здание на мгновение задрожало с основания до крыши, потом снова стало тихо.

Ничего страшного, подумал я, покрываясь липкой влажной плёнкой. Просто упал какой-то шкаф... может, книги с полок посыпались... мало ли что.

Вот именно. Мало ли что. Монстры остались на улице, но это не означает, что их здесь нет. Я отдёрнул руку, уже лёгшую на круглую медную ручку, и извлёк из кармана пистолет Сибил. Четыре патрона...

Но шататься в темноте с фонарём в одной руке и с пистолетом в другой было не очень удобно. Я задержался ещё на минуту, пытаясь прикрепить фонарь на нагрудном кармане так, как делают это герои фильмов ужасов. В конце концов это мне удалось, и я несложными настройками добился того, чтобы свет освещал как раз то место, куда я смотрю. Вот так. Я довольно цокнул языком и иронично оглядел себя – фонарь, пистолет. Прямо супергерой какой-то.

С тем и вошёл в холл. Здесь тоже было темно. Я быстро повернулся направо, потом налево, выявляя возможных неприятелей. Холл был пуст. Короткий коридор по обе стороны заканчивался дверью. Ещё одна дверь была прямо передо мной. Слева я увидел деревянную стойку, похожую на магазинный прилавок – на ней лежали какие-то листы бумаги.

- Шерил? – окликнул я, опуская пистолет.

«.. рил... рил...». Акустика помещения была ужасная – искажённый до неузнаваемости голос всё вторил и вторил имя Шерил, пока у меня не начало сводить зубы. Будь в холле хоть одна живая душа, она бы точно услышала.

- Ч-чёрт... – процедил я и направился к стойке. Бог знает, что я хотел там найти, но на листках не было ничего интересного, кроме нескольких незнакомых фамилий.

Я почесал затылок, другой рукой растерянно поправляя фонарь на груди. Сомнений не было - школа пустовала абсолютно. Неужели Шерил здесь?.. И если да, то почему я её не вижу?

Вопросы, вопросы. На них у меня не находилось достойных ответов, но я надеялся найти их здесь, в этих мрачных пустых помещениях, в этом доме, окружённом полчищами монстров. Я никогда не любил школы. Отголоски детства: в классе у меня было мало друзей (а если до конца честно, то ни одного). Даже приятелей - раз-два и обчёлся. Сейчас, когда я стоял один в трехэтажном здании храма науки и в углах шевелились тени, у меня любви особо не прибавилось.

Я отворил ближайшую дверь и вошёл в длинный коридор. Пронумерованные ряды дверей навевали удручение. Я подумал, а не попробовать ли ещё разок выкрикнуть имя дочери, но решил, что лучше пройтись, заглядывая в каждый кабинет. «КАБИНЕТ БИОЛОГИИ», - было написано на двери слева от меня. Я нажал ручку двери, но она прошла вниз не более чем на два дюйма. Заперто... Я пошёл дальше, дёргая за ручку каждой двери. Заперто. Заперто. В середине коридора висела большая карта страны. Посветив на неё, я увидел жирную красную точку на севере штате Мэн. Тихий Холм. На карте он не был обозначен, и кто-то решил исправить этот досадный недостаток. Глядя на заботливую отметку на карте, я вдруг понял, что это место было совсем недавно обычным сонным городком, как и сотни других. Потом здесь случилось что-то ужасное... А я за последние часы стал воспринимать Тихий Холм как нечто живое и единое, дышащее иррациональной злостью. Это неправильно, сказал я себе. Город ни в чём не виноват. Но сейчас... сейчас, по прошествии четырнадцати лет, я знаю, что всё не так. Дело как раз и было в городе.

Оторвавшись от карты, я прошёл два шага и дёрнул дверь кабинета географии. Собственно, я уже начал думать, что все кабинеты закрыты, и поэтому меня удивило, что кабинет оказался незапертым. Внутри было так же бескомпромиссно темно, как в коридоре. Луч фонаря осветил миниатюрные пустые парты с лежащими на них перевёрнутыми стульчиками. На доске под уверенной росписью преподавателя были видны неровные каракули какого-то ученика. Ничего необычного – просто школьный кабинет... но мне вид всё равно не понравился. Возможно, дело было в темноте. Казалось, между нагромождениями парт кто-то прячется, очень успешно маскируясь под пустое место. Я взял фонарь в руку и медленно провёл лучом из угла в угол, внимательно изучая каждый миллиметр. Вроде чисто.

Первым делом я подошёл к окну, чтобы узнать, не видно ли у здания чудовищ, что гнались за мной, или они ушли. Ответа я так и не узнал – может, существа были, но я не мог их различить. Ну разве что если они прижмутся к стеклу вплотную. Вот это мне было нужно меньше всего, так что я по-быстрому отошёл к середине класса, перестав светиться в окне. Немного потоптавшись, я вернулся в коридор. Всё равно в классе ничего интересного не было.

Далее я в кабинеты не заходил. Большинство дверей по-прежнему были закрыты, а если попадались открытые, я просто осматривал их с порога, водя лучом фонаря. Этого вполне хватало, чтобы убедиться, что моей девочки там нет. А всё остальное было мне побоку.

По мере приближения к концу коридора мои шаги становились всё быстрее. Фонарь двигался урывками, и пятно жёлтого света скакало из стороны в сторону, не давая хорошо разглядеть помещение. Пустой кабинет... снова пустой кабинет... Крайняя в коридоре дверь оказалась запертой, и я в сердцах вдарил по нему кулаком. Попал ровнехонько костяшками пальцев, и пронзительная боль пробежала по нервам. Я стиснул зубы. Её здесь нет... Оставался ещё второй коридор, но моя вера была сломлена. В конце концов, с горечью подумал я, кто сказал, что в записке имелась в виду именно эта школа? Даже в самых захолустных городках школ по две-три, а то и четыре. Может, пока я брожу по этим чёртовым закоулкам, моя дочь ждёт меня на другой окраине города?

Делать было нечего. Я снова нацепил фонарь на грудь и проделал обратно весь путь по коридору. Возвращение было не триумфальным, что тут скажешь. Я совершенно забыл о безопасности, о том, что рядом в пяти шагах носятся монстры, мечтающие меня сожрать. И наказание постигло меня в виде громогласного звука, ударившего кувалдой по барабанным перепонкам.

Меня шандарахнуло так, что я едва не свалился, споткнувшись о собственную ногу. На спине разом выступил литр холодного пота; я попытался развернуться на месте, одновременно наставляя пистолет на неизвестного врага. Это мне не удалось; я в полной мере ощутил на себе эффект неожиданности, потеряв всякую власть над своим телом. Я был даже не в состоянии поднять руку с оружием. Пальцы мёртвой хваткой вцепились в бесполезный пистолет. Я понял, что проиграл, и, зажмурив глаза, ждал сокрушительного удара, который вот-вот обрушится на меня. Но удара не было. Через десять секунд, когда вернулось чувство времени, я осмелился открыть глаза. Первое, что я увидел, была дверь выхода из коридора, неподвижная и совершенно безобидная. Я рывком оглянулся через плечо. Тоже пусто. Какого...

Раскатистый звук раздался снова, заставив стены содрогнуться. На этот раз я понял и едва не рассмеялся от собственной пугливости. Это были куранты. Похоже, где-то в дворике школы была часовая башня, и вот пробил какой-то час ночи. Я начал неизвестно зачем считать количество ударов. После первых двух ударов часы пробили ещё два раза и замолкли. Я нахмурился. Четыре пополуночи? Этого не могло быть, прошло не более часа с того момента, как на город пала тьма. Но куранты пробили четыре раза... Безнадёжно поразмыслив над этим, я опять-таки не нашёл ничего лучше, как упереться в уже привычный вывод – это всё проказы странного города со странными законами. И не стоит мне пытаться понять его извращённый юмор - всё равно что биться головой о каменную стену, только лоб себе и расшибёшь.

Когда я почти успокоился этой мыслью, куранты забили снова.

Я остановился. Тяжёлый бой часов был неровным, промежутки между ударами то сокращались, то увеличивались. Часы пробили на сей раз только дважды. Вместо третьего удара я услышал слабое диньканье маятника, едва коснувшегося металлического свода.

В часовой башне кто-то был. Понимание пришло внезапно и с чёткостью только что отпечатанного негатива. Кто-то... А кто мог находиться в школе сейчас? Только Шерил...

Я бросился бежать. Выбежав обратно в холл, рванулся к противоположной двери и распахнул его одним движением. Как я и думал, здесь была небольшая открытая площадка, видимо, предназначенная для развлечения детворы во время перемены. Качели, батуты, мягкий зелёный газон... Над всем этим величественно возвышалась часовая башня, точная уменьшенная копия Биг-Бена. Луч фонаря был слишком слаб, чтобы я мог ясно разглядеть циферблат, но как мне показалось, минутная стрелка была обращена вниз. Это только подтвердило мои подозрения о том, что часы били не на автомате. Я подошёл к основанию башни и увидел маленькую дверь. Дверь должна была быть заперта на ключ днём и ночью, чтобы маленькие шалунишки не смогли проникнуть в башню... но сейчас она была приоткрыта. Я опустил взгляд и увидел поблескивание железного замка, валяющегося на траве. Опустившись на корточки, я поднял замок. Дуга не была перекушена или перепилена – дверь открыли ключом без всякого взлома. Я снова поднял глаза к циферблату. Башня серела на фоне чёрного неба, чем-то напоминая остроконечные верхушки средневековых темниц. Куранты больше не звучали. Господи, неужели Шерил там, среди нагромождения шестеренок и рычагов? Зачем это ей только понадобилось?

Я открыл дверь (она скрипнула с ужасающей громкостью) и вошёл внутрь башни, согнувшись в три погибели. Несмотря на это, пыльный потолок всё равно упирался мне в затылок. Запах пыли щекотал нос и горло. Не помогал даже фонарь: я пробирался почти что на ощупь. Меня охватило раздражение – всё в этой чёртовой школе мелкое, тесное и недоделанное. Проклиная архитекторов, я шёл вперёд. Через десять шагов впереди показалась дверь с табличкой: «ОПАСНОСТЬ! НЕ ВХОДИТЬ!». Вряд ли это остановило бы карапузов, добравшихся сюда, мрачно подумал я и открыл дверь. За ней должна была быть лестница, ведущая наверх, к механизму...

Несколько секунд я оторопело смотрел на железную лестницу с поручнями, уходящую вниз под деревянные настилы пола. Почему эта лестница ведёт вниз, а не в противоположном направлении? Я поднял голову, но на низком потолке не было никаких лазов, не говоря уже о лестницах. Похоже, путь был только один. Мне очень не хотелось спускаться чёрт знает куда, но выбора не было. Я присел, схватился за поручни и начал кряхтя перебирать ногами. Возможно ли, что механизм часов расположен под землёй и каким-то образом связан с верхушкой? Я никогда прежде не бывал в недрах часовых башен, но сомневался, что такое возможно. У лестницы, ведущей под землю, было иное предназначение, и я мог узнать его, только испытав на собственной шкуре.

Что, собственно, и случилось. Лестница привела в тесную деревянную комнатку, зарытую прямо под основанием башни. Комната была до того крохотной, что у меня создалось устойчивое впечатление, будто я в гробу и меня похоронили заживо. Меня пробрал страх, осклизлый и шевелящийся, как клубок живых змей. С облегчением увидев на противоположной стене тянущуюся вверх лестницу, точь-в-точь похожую на ту, по которой я сюда спустился, я поспешил туда.

Когда я взялся руками за металлические поручни, покрытые облупленной синей краской, фонарь погас.

Оказавшись в мгновенной темноте, я испытал очень странные ощущения. Будто мир вокруг меня переворачивается на сто восемьдесят градусов вокруг оси, меняя все вещи местами. Меня затошнило. Паники или чего-либо такого не было – я просто не успел осознать, что произошло и чем это мне грозит... но наверняка эти доли секунды состарили меня на целый год. Не успел перед глазами померкнуть отблеск света, падавший на деревянные стены, как фонарь вновь вспыхнул ярким сиянием. Никакого мигания или затухания. Лампу словно на секунду прикрыли плотным куском бумаги. Я вытащил фонарь из нагрудного кармана и осмотрел, пытаясь понять, что произошло. Ничего такого... Батареи, конечно, уже далеко не полные, но ещё по меньшей мере час должны были прослужить. Наверное, разомкнулся какой-то контакт, подумал я и вернул фонарь на место. Очень хотелось надеяться, что это больше не повторится.

Я снова полез по лестнице, на этот раз уже вверх. По всем расчётам эта лестница должна была вывести меня к обратной стороне башни, но я уже не думал, куда лезу и зачем. Просто пробирался вверх, втискиваясь через узкие своды. Когда я добрался до середины лестницы, заметил там кое-что странное. Синяя краска на одной из перекладин была содрана, обнажив ржавый металл. Тёмное красноватое пятно напоминало четырехконечную звезду. Такую же «звезду» я видел, когда спускался в подземную комнату по той лестнице. Что за ерунда? Неужели я до того перепугался, когда погас свет, что не заметил, как развернулся? Я был уверен, что не двигался с места – да и темнота длилась десятую часть секунды, за это время я попросту не успел бы совершить поворот. Я полез дальше, списав «звезду» на случайность.

Лестница упёрлась в закрытую дверь. Я уже догадывался, что за ней меня ждёт коридор высотой в полтора метра. Так оно и есть – та же самая колючая древесина, за который если схватишься, то заработаешь сотню заноз, та же самая прозрачная румяна пыли под потолком, тот же...

На полу, покрытом толстым слоем пыли, отчётливо выделялись следы ботинок. Моих ботинок – ботинок, купленных полгода назад в обувной лавочке через улицу.

Я недоумённо оглянулся и ткнулся носом в знакомую табличку: «ОПАСНОСТЬ! НЕ ВХОДИТЬ!». Сомнений не было – это был тот самый коридор, куда я попал через дверь часовой башни. Я был там же, откуда пришёл.

Но этого не могло быть! Я, конечно, был напуган, но ещё не настолько, чтобы перестать контролировать свои действия. Я шёл строго вперёд и никоим образом не мог развернуться. Не мог, и всё. Разве что окончательно сошёл с ума.

Но было ещё что-то помимо этого. Я как-то... чувствовал, что ли... что это всё-таки не то место, где я побывал. Что-то изменилось – то ли воздух стал тяжелее, то ли на стенах прибавилось подгнивших участков, но это было вполне ощутимо. И мне не хотелось открывать дверь часовой башни, чтобы узнать, куда я попал. Я понимал, что всё это сущий бред, что там будет всего лишь пустой школьный дворик, спящий во тьме... но всё равно боялся открыть хлипкую дверцу.

Но у меня, как всегда, выбора не было. Вообще я начал замечать, что после того, как я попал в Тихий Холм, события часто поворачиваются именно таким образом, чтобы дать мне как можно меньше воли в поступках. Словно всё идёт по какому-то давно написанному, проверенному и перепроверенному сценарию. Это настораживало... но, опять же, от моих переживаний по этому поводу ничего не зависело.

Я открыл дверь, решительно толкнув наружу. Она протяжно заскрипела (я уж и забыл), и через порог хлынул поток воды, собравшейся на ступеньках. В лицо впились острые капли, несущиеся по воздуху на огромной скорости, гонимые шквальным ветром. Дождь рушился тоннами и мегатоннами, создавая впечатление, что миру этой ночью уготован второй Великий Потоп. Холодная вода, мокрый газон, грязно-коричневые лужицы, скопившиеся на углублениях батутов. «Когда он только успел взяться?» - отрешённо подумал я, вытирая лицо рукавом. Грома и молнии не было – и на том спасибо. Пока я приходил в себя, дождь успел пропитать меня насквозь, превратив одежду в липкие мокрые тряпки. Не хотелось подставлять неприкрытую голову под удар стихии, но вечно прятаться в часовой башне я не мог.

Я выскочил из башни и побежал к двери школы, чувствуя, как вода торжественно пропитывает волосы и стекает по щекам. «Скорее, скорее», - подбадривал я себя, опустив взор, чтобы капли не лезли в глаза. У моих ног мелькал тусклый световой круг от фонарика, и я переключил внимание на него. Поэтому я и обратил внимание на странный знак, появившийся в самом центре дворика на заасфальтированном участке. Знак был достаточно большой – в его контуры свободно могли поместиться несколько человека. Я остановился, чтобы лучше разглядеть его. Двойной круг, между окружностями вписаны непонятные символы-закорючки (я не сильно разбирался в рунических письменах). В круг в свою очередь вписан большой правильный треугольник... Весь знак был выполнен какой-то несмываемой краской тёмно-красного цвета. И ливень, буквально растворяющий асфальт, был против него бессилен.

Не понравился мне этот знак, хотя я тогда понятия не имел, что он обозначает. Во-первых, уж очень он напоминал знаменитую сатанинскую пентаграмму, используемую в обрядах чёрной магии (по крайней мере, так бывало в книгах). Наверняка, подумал я, этот знак с того же поля ягода. Во-вторых, я точно помнил, что в последний раз, когда я пересекал дворик, ничего подобного здесь не имелось. Я не смог бы не заметить такой, мягко говоря, экстравагантный рисунок. А это означало, что сюрпризы отнюдь не ограничивались внезапным проливным дождём.

Возможности долго любоваться на знак не было. Я побежал дальше, слушая, как чавкают подошвы по мокрому газону, и думал о двойном круге с вписанным треугольником. Символ въелся в память недоброй отметиной и бередил какие-то скрытые струны сознания, причиняя неявную, но мучительную боль.

Когда я взбежал по ступенькам к двери школы, мне пришла в голову одна плохая мысль, от которого я глухо застонал. Сатанинский символ... Неужели в Тихом Холме какая-то секта? В моей памяти была свежа газетная заметка об ужасных событиях в маленьком городке Коннектикута. Полиция нашла в подвале главы местной религиозной организации комнату, полную детских трупов. Десятки жизней, оборванных в самом начале... Я до сих пор не задумывался, ушла ли Шерил сама или... её кто-то похитил?

«В школу». Эта записка. Какой был смысл оставлять наводку, если Шерил убежала от меня по собственной воле?

Мысль была страшной – гораздо страшнее остальных ужасов этого дня. Она была пропитана отравой, забирала мои силы, испаряя их и превращая в пыль безнадёжности.

«Что они могли с ней сделать?»

В тот момент я жалел, что способен мыслить. Такие мысли мне были не нужны. Я с силой ударил ладонью по двери школы, вложив в этот удар скопившийся заряд страха и отчаяния.

Темно... Первым делом я почувствовал в воздухе горький запах скипидара. Фонарь осветил стены, которые были какими-то не такими. Больше я ничего не успел разглядеть, потому что моё внимание привлекла к себе маленькая белая фигурка, появившаяся слева. Человечек медленно шёл по холлу, приближаясь ко мне. Казалось, он плывёт над полом, скользя по воздуху, как по льду.

- Шери...

Я не договорил, потому что понял, что ошибся. Это не была девочка. Это не был даже ребёнок. Малюсенькое существо, завёрнутое в белую ниспадающую одежду. На голову накинут широкий капюшон, полностью скрывающий лицо. Я было обрадовался, что встретил в школе ещё живую душу, кроме себя, но вовремя заметил в спасительном сиянии электрических лучей, что в правой руке человечка серебряным зайчиком сверкнуло лезвие.

Дальше всё пошло быстро. Сработали защитные рефлексы, заложенные в голову, наверное, на заре времён, когда от быстроты и решительности зачастую зависела жизнь. Я отскочил назад и вскинул руку с пистолетом. Человечек продолжал надвигаться. Его глаз я не видел (может, их не было вообще?), но мне казалось, они наблюдают за мной, ловя каждое движение.

Это был не человек. Нечто, обёрнутое в белый саван и скрывающее истинное лицо.

- Кто ты? Стой на месте!

Не слушая моих истошных воплей, существо шло ко мне, и расстояние между нами достигало опасного предела.

- Эй, сто...

С поразительной быстротой оно бросилось на меня. Я нажал на курок, подавшись назад. Пуля просвистела над головой человечка и с треском вгрызлась в далёкую стену. Я промазал.

Мне просто повезло. Противник не учёл моего отступательного движения, и поэтому нож не смог достать до цели, в качестве которой выступала моя грудь. Острый наточенный кончик замер совсем рядом и дёрнулся в сторону, атакуя левую руку. Вот здесь я отреагировать не успел. Острая режущая боль, и я почувствовал, как что-то тёплое потекло по рукаву. Указательный палец правой руки непроизвольно сжался, послав ещё одну драгоценную пулю в молоко.

В пылу борьбы я даже не обратил внимания на полученную рану. Пока я возился с пистолетом, стараясь нацелить его на обидчика, тот быстро отступил назад и растворился в темноте – видимо, понял, что попытка застать меня врасплох провалилась. Хлопнула дверь, ведущая в коридор. Я остался один. Этот бой я выиграл.

«Что это было?»

Я прогнал глупый вопрос, вращающийся в голове. Прямо сейчас следовало позаботиться о себе. С руки, пропитав ткань, густо капала кровь. Я стиснул зубы и закатал рукав. Слава Богу, нож не сумел проникнуть достаточно глубоко – прошёлся по верхнему слою кожи, только и всего. Всё равно что порезаться во время чистки картофеля. Я затянул потуже рукав над раной, связав в узелок, и кровотечение замедлилось, скоро остановившись совсем.

Я упоминал, что, войдя в холл, увидел «какие-то не такие» стены. Когда пыл борьбы прошёл, я смог отчётливо увидеть, в чём заключаются изменения. Это было поразительно, но я словно попал в какое-то другое, совершенно незнакомое место. Не в школу, нет. ЭТО в последнюю очередь могло быть школой. Стены исчезли, сменившись до боли знакомыми ромбовидными решётками. Потолок понизился на полметра. Не веря своим глазам, я протянул руку и пощупал металл, из которого были сделаны решетки. Это была сталь – твёрдая и негнущаяся поверхность, покрытая ржавчиной.

Я поднял фонарь. Потолок был гол, как в новостройке. Провода, лампы, обои – всё исчезло.

- Хрень какая-то... – громко сказал я, и голос повторился несколько раз, отражаясь от стен. Н-да, акустика помещения ни на йоту не изменилась.

Где я? Что произошло? Что мне делать? Где найти Шерил? Я зажмурился. Так. Ты всегда гордился своей логичностью и уравновешенностью, вот и пришло время их испытать. Думай последовательно... Для начала нужно попробовать выбраться из школы и посмотреть, изменилось ли что-нибудь ТАМ. Я шагнул к двери прихожей, которая выглядела так, будто её три дня держали в растворе кислоты. На двери что-то было нарисовано, и, похоже, давно – краска въелась в древесину так глубоко, что начала стираться. Когда я понял, что за рисунок я вижу на двери прихожей, я, кажется, еле слышно вскрикнул. Картина была вполне определённой – двойной круг, вписанный треугольник, закарябры рун, красная краска... Глядя на проклятый знак, я понял, что выхода за дверью нет. И нужно лишь повернуть ручку, чтобы в этом убедиться.

Я убедился. Прихожая превратилась в большую клетку, в центре которой зияла квадратная дыра. Дна видно не было; дыра уходила, казалась, в самый центр земли. Контуры двери на противоположной стене были замазаны какой-то серой массой – цемент или сварка? Я не хотел обходить дыру, чтобы узнать ответ. Дыра пугала меня - вызывала дрожь в коленках. Прав был Ницше, когда сказал: когда ты заглядываешь в бездну, сама бездна тоже заглядывает в тебя. Пустота, появившаяся под решетчатым полом, была совершенно необъяснима... и она притягивала человека к себе, пытаясь загипнотизировать и завлечь в свои смертельные объятия. «Иди сюда, - услышал я её завораживающий шёпот в голове, - иди ко мне...». Я замотал головой, нащупывая за спиной ручку двери. Немедленно уходить... выйти и не возвращаться в эту страшную комнату. Найти какой-нибудь другой выход... Покидая спиной вперёд прихожую, я напоследок заметил в углу, рядом с дырой, сломанное инвалидное кресло. Колесо медленно беззвучно вращалось.

Я плотно закрыл дверь. Была бы при мне карта школы, я бы отметил эту дверь жирным крестом с припиской: «НЕ ВХОДИТЬ».

После ужасной дыры интерьер холла казался даже безопасным. Нужно было искать другой выход из «школы». Ну вот хотя бы через окно... Я выпрямился. Чёрт побери, верно же! Зайти в первый попавшийся класс, разбить окно и уйти из этого жуткого места. Не факт, что за пределами школы лучше, но уж точно не хуже.

Естественно, я выбрал тот коридор из двух, в противоположную от которого сторону ушёл мой «обидчик». Я не имел понятия, что это было за существо, но оно хотело меня убить. Как тот птеродактиль, как та собака. Наверное, благородный киношный мачо с боевым кличем ворвался бы в коридор и ловко всадил бы ему в голову все оставшиеся в обойме патроны (я проверил – их там было два), но я далеко не походил на мачо. Я боялся. Боялся умереть на решетчатом полу под лезвием странного существа в саване, а ещё больше боялся за Шерил – что с ней станет, если папаша скончается именно здесь и именно сейчас?

«Может, с ней уже что-то стало, - подумал я. – Может, она мертва, и все твои потуги найти её лишены смысла».

Господи, ну не надо! Вот почему я не хотел размышлять о своём положении – стоило обратить мысли в эту сторону, и я не мог думать ни о чём, кроме дочери, её хрупкой фигурке, теряющейся в тумане. О том, где она сейчас и что испытывает. Мысли действовали подобно стрихнину, принуждая капитулировать. А сдаваться я не хотел. Ни в коей мере.

Коридор, конечно, тоже претерпел изменения не в лучшую сторону, но я почти не обращал на это внимания, лихорадочно выискивая глазами дверь кабинета географии. Поиски осложнялись тем, что со всех дверей предусмотрительно пропали таблички. Я не помнил, какой по счёту была дверь нужного кабинета, но мне помогла карта, висящая на стене. То есть... раньше там висела карта США с обозначенным на ней Тихим Холмом. Теперь я нашёл на том же месте большой кусок мелованной бумаги, бросающий яркие блики в свете фонаря. Мне очень хотелось верить, что символ, неуклюже выполненный на листе, написан не кровью... Но на ум сразу приходила именно кровь. Круг, внутри него другой круг, внутри него треугольник – как логотип очередной организации по защите прав животных. Краска (кровь?) была совсем свежая, она сочилась вниз густыми каплями, придавая рисунку неаккуратный вид.

Всё-таки краска, сказал я себе, отворачиваясь от листа. И точка. Никаких разговоров.

Сейчас мне нужно будет собраться, чтобы описать то, что произошло в кабинете географии... Из всех ужасов, которые преподнесла мне начальная школа Мидвич, это была одна из худших. Пожалуй, мне стоило бы забыть этот случай, утопить в мусорке сознания, сжечь, в конце концов... но я не могу.

В-общем, всё произошло так. Кабинет был мне знаком, поэтому я собирался действовать быстро. Вошёл в класс, подошёл к окну, немного подождал, наблюдая, не гуляет ли какое чудище под окном, но ничего опасного не увидел. Дождь чуть ослабел, но всё равно хлестал, как из ведра. Я слышал, как капли воды гулко ударяют по крыше и журчат в водосточных трубах. Я взял один из стульев, чтобы разбить стекло окна (вряд ли меня осудят за вандализм, с усмешкой подумал я) и уже начал размахиваться, когда на столе пронзительно зазвонил телефон.

Стул с грохотом упал на пол. Я развернулся и с полуоткрытым ртом уставился на синий телефонный аппарат, скромно примостившийся на учительском столе. Спасённое от разрушения стекло радостно вторило звукам, исторгающимся из телефона. Трель разносилась по классу, нарушая тишину. Телефон звонил настойчиво и надрывно, я бы даже сказал, с каким-то внутренним упоением. Я сделал шаг к столу, и из темноты выплыли ещё два аппарата, стоящие на самом краю стола. Все телефоны были одинаково синими и имели плавные формы без углов. От них не отходил кабель или провод питания. Это были игрушечные телефоны.

«Я сошёл с ума?»

Да, это была первая мысль, пришедшая мне в голову. Я на мгновение закрыл глаза, приказывая вздорным галлюцинациям покинуть меня. Но трель преследовала меня, даже когда веки были опущены. Открыв глаза, я увидел пластмассовые игрушки на прежних местах. Ближний ко мне телефон нервно подрагивал каждый раз, когда раздавался звонок. Звонил именно этот аппарат.

Что ж... Если телефон звонит, то нужно его поднять, верно? Я подходил к телефону миллиметр за миллиметром, не отрывая взгляда от зловещих дырок на бутафорском диске. Нужно бы пошевеливаться побыстрее, но в подошвы ботинок словно приделали свинцовую пластину. Телефон звонил и звонил... Наконец я положил вспотевшую ладонь на трубку. Мне казалось, что вот-вот в темноте промелькнёт тень и когтистая лапа схватит меня за запястье с вкрадчивым вопросом: «А ну-ка, милок, что это ты делаешь?». Медленно, очень медленно я сжал трубку в руках и потянул вверх. Она была невесомой, как и подобает быть пластмассе. Но аппарат действительно работал – ещё до того, как поднёс трубку к уху, я услышал в мембране негромкое шипение помех. Как скрежет зубов разъяренной собаки...

- Алло? – сказал я, понимая, что это звучит достаточно глупо.

Шорох, шипение, треск. И ничего. Впрочем, с панической иронией подумал я, чего ещё ожидать от игрушечного телефона. Не его это профиль.

Я мог бы повторить своё «алло», но не хотел. Я желал как можно быстрее вернуть рычаг на место и удалиться восвояси. Пока же кроме помех я ничего не слышал. Может, это новая электронная игрушка такая? Звонит, шумит... и ничего более. Я оглядел телефон, но не обнаружил ни малейшего намёка на «умную» начинку (в те года электронные игрушки были ещё диковинкой).

И вдруг, пробив насквозь весь невозможный шумовой фон, предельно чётко и ясно в трубке раздался голос Шерил:

- Папа...

Тихий, безнадёжный, преисполненный боли... Словно моя девочка раз за разом бессвязно бормотала это слово, лёжа в отравленном забытье. Голос звучал... он был такой... я не думаю, что это был телефон. Мёртвые провода не могли обеспечить такое пронзительно-реальное качество. Я вживую слышал голосок своей дочери, стоя в тёмном кабинете географии, окружённый пёстрыми флагами штатов.

- Папа, помоги...

Я что-то промычал, сжимая трубку так, что она вполне могла с хрустом переломиться в моих пальцах. Я не мог ничего сказать, приободрить Шерил одним-единственным словом. И самое ужасное, что я понимал, как важно сейчас сказать хотя бы что-нибудь, и пытался выдавить из себя слова – но они не шли. Словно из меня изъяли способность к членораздельной речи, превратив в тупое, неспособное выражать свои мысли существо.

- Папа, где ты?

Кристальная ясность голоса пропала; последние слова пробивались уже через нагромождение помех. Но я услышал, что Шерил плачет – всхлип донёсся громко и отчётливо.

- Шерил, - наконец прошептал я, но она уже не могла слышать мои слова. Связь – если это можно было так назвать - оборвалась. Динамик напоследок щелкнул, отрезая меня от дочери.

- ШЕРИЛ! – я заорал в трубку, как резаный. За окном что-то испуганно вспорхнуло и улетело в темноту, но до меня это было последнее дело. Моя пламенная речь запоздала. Трубка опустела, теперь в ней не слышались даже белые помехи. Передо мной лежала обычная двадцатидолларовая пластмассовая игрушка. Синяя краска издевательски ярко отражала свет, ослепляя глаза и разум. Я встряхнул аппарат, грохнув его об стол.

- Пожалуйста... – с мольбой шептал я, впившись ухом в безмолвную мембрану. Хоть одну минуту... Хотя бы секунду... Молчание. Я ничем не смог помочь своей дочери.

Телефон разлетелся на куски, с силой ударившись о доску. На пол посыпались острые обломки пластмассы. Дырявый диск улетел куда-то в угол кабинета. Та же участь настигла и сородичей аппарата – они тоже были виноваты в том, что произошло. Поверхность стола опустела. Наверное, такой же пустой в тот момент была моя душа... Я остро почувствовал, как остался совсем один.

То есть не совсем. Со мной остались три короткие фразы, истекающие страданием, каждая из которых вонзалась в сердце, как заточенная пика.

«Папа...»

«Папа, помоги...»

- Чем я могу помочь? – спросил я, обращаясь к исписанной зелёной доске. – Разве... разве уже не поздно?

Доска не отвечала. Это обнадёживало. Стало быть, ещё не поздно.

«Папа... Где ты?»

- Я найду тебя, Шерил, - боль от сжатых кулаков простреливала до локтей. Я не уверен, что эти слова я произнёс вслух – скорее всего, просто подумал.

С тем я и покинул кабинет. О том, чтобы уйти через окно, теперь не могло быть и речи – Шерил была здесь, в этой странной школе, в каком-то её далёком уголке. Я намеревался перевернуть здание вверх дном, но найти её. И никакие злобные существа, завёрнутые в саван, не имели права мне мешать.

Знак по-прежнему висел на месте карты. Он совершенно расплылся, сползая с бумаги бурыми потёками. Я с ненавистью посмотрел на треугольник, наполовину залитый отвратительной красной жидкостью, сорвал бумагу со стены и кинул на грязный решетчатый пол рисунком вниз.

- Полежи, отдохни...

Холодно улыбнувшись, я удалился от кабинета.

Последующие блуждания сохранились в моей памяти недостаточно хорошо, чтобы я мог связно изложить их в своих записях. Помню только, что я метался по школе часами, обшаривая все кабинеты на трёх этажах – причём в некоторых местах точно бывал по несколько раз. Трущобы, в которые превратились строгие коридоры, не способствовали ориентации. Вся школа напоминала один громадный аттракцион наподобие «комнаты страха». Первые полчаса я искренне приходил в ужас, натыкаясь на очередные останки неведомого существа, исходящие вонью, но запасы заложенного во мне страха начали исчерпываться. Человек привыкает ко всему – и хорошему, и плохому. И меня в определённой мере перестали страшить мрачные клаустрофобические интерьеры, кровавые символы и прочая шизофреническая дребедень. Думаю, это защитные механизмы, вшитые в наш мозг. Боязнь крови склонен порождать страх за свою плоть... и в стремлении сохранить плоть наш разум заглушает боязнь крови и всего остального. Я, конечно, не психолог – просто мне так кажется.

Но я вовсе не хочу сказать, что я спокойно воспринимал это – нет, мне было очень плохо в этих стенах, настолько плохо, что я еле держался на ногах, опираясь на поросшие жёлтым мхом стены. Думаю, в иных условиях я бы полностью сошёл с ума после сорока минут прогулки. Но меня подпитывала изнутри желанием противостоять кошмару единственная батарейка – осознание, что я нужен Шерил. Я понимал - если со мной что-то случится, то у моей дочери не останется шансов на спасение. Я всё меньше надеялся на Сибил и полицейскую подмогу, которую она обещала с собой привести. Вряд ли копы найдут мою дочь в нескончаемых лабиринтах начальной школы Мидвич. Только я, и никто другой...

Но даже в этом калейдоскопе мне запомнилась страшная находка, которая ждала меня в одном из кабинетов. Я ступил за порог, не ожидая никакого подвоха. Что я мог там увидеть? Проржавевшие парты? Очередное кресло-каталку? Странные бурые потёки на стене в виде двойного круга с треугольником?.. Это всё было не ново. Ну разве что Шерил, спрятавшуюся где-нибудь за партой... Хм, это было бы очень хорошо, но вряд ли мне уготовано такое счастье. Так думал я, начиная обводить фонарём кабинет. Луч весело скакнул вперёд, открывая моему взору невообразимую картину.

Кабинет был завален трупами. Человеческие тела, накрытые простынёй, лежали в огромных количествах и в самых разнообразных позах – прямо, скрючившись, подавшись в стороны... Наверное, нечто подобное можно было увидеть в застенках фашистских концлагерей. Кабинет был забит «труповозками», не поместившиеся на них тела попросту валялись на полу. А некоторые... некоторые висели на стенах, распятые точно так же, как в моём давешнем «сне». Насколько я тогда мог судить своим помутнённым сознанием, это были не люди... существа, похожие на людей, но на самом деле ими не являющиеся. Я попытался успокоить бьющиеся в конвульсиях нервы этой мыслью. Может, это были не люди... а может, это были люди, потерявшие человеческий облик. Меня затошнило, и я поспешил закрыть дверь, пока пучина безумия не поглотила меня полностью.

Тогда я впервые подумал об аде. То, во что превратилась школа и вообще весь город, капля в каплю походило на средневековые панорамы, изображающие обитель греховных. Такому не было места в нашем мире. Одно из двух: либо все образы только в моей голове, либо я умер и нахожусь в аду, получая наказание за свои земные деяния. Либо шизофреник, либо мертвец. Неизвестно ещё, что лучше.

Многое говорило в пользу второго варианта. Мертвецы... Кровь... Темнота... Все эти странные демонические знаки...

Но то я. А что с Шерил? Почему она тоже здесь?

Этим вопросом всё и должно было кончиться. Мне пришлось прервать свои размышления, сглотнуть большой неприятный комок в горле, отдающий терпко-кислым... и брести дальше.

Терзаясь в иррациональных страхах и обследуя каждый метр огромного здания, я почти забыл о реальных опасностях. Я забыл о птеродактиле, напавшем на меня в кафе, о собаке у калитки, и даже о существе, который столь ласково поприветствовал меня в холле школы. Думаю, он далеко не уходил и всё время следил за мной с почтительного расстояния. Потому что время для повторного нападения он выбрал едва ли не самое удачное.

Я обследовал первый и второй этажи и поднялся на третий. Заглядывал в кабинеты, обходил за два метра инвалидные кресла, которые попадались чаще, чем в специализированных магазинах. То и дело выкрикивал имя Шерил. Всё напрасно. Последний этаж рушил мою возродившуюся надежду. Больше этажей в школе не было, а произвести повторный обыск мне попросту не хватило бы сил – как физических, так и духовных. Вот сейчас, уверял я себя, я открою дверь и увижу мою дочь. Мы выберемся из школы и уйдём из города. Нас подберут полицейские. Мы вернёмся к себе домой, и я буду читать Шерил на ночь её любимую сказку. Но кабинеты были такими же пустыми и покинутыми, как на первых двух этажах.

Я дошёл до конца коридора и с замиранием сердца заглянул в последний кабинет. Ничего. Наверное, это был кабинет математики, потому что я увидел старинный механический арифмометр за стеклянной загородкой. Каким-то чудом метаморфозы, которым подверглась школа, не тронули устройство, и оно блистало чистотой серебра, как монета.

Это был финал. Я обошёл школу только для того, чтобы понять: Шерил здесь нет.

«Папа... Где ты?»

- Этого не может быть, - сказал я, зачарованно уставившись на арифмометр. – Она была здесь...

Топ-топ-топ... Шажки за спиной, медленно подкрадывающиеся ко мне... Шаги маленькой девочки. Я услышал их и всё понял. Шерил – она шла ко мне. Конечно, я был прав. Моя девочка здесь, она ждала меня, преодолевая панику и страх перед всеми ужасами школы. Мы искали друг друга в темноте, как бы нам трудно ни было... и нашли.

Я счастливо улыбнулся и развернулся. Свет залил ржавый коридор и Шерил, которая стояла совсем рядом. На ней было то же самое синее ситцевое платье, в которой она была, когда ушла в туман, и на спине улыбались два симпатичные котята.

Нет... Что-то было не так. Не котята. Не синие. И не платье. Просто белая ткань, на которой кое-где видны чёрные дырки.

Не она!

Существо приподняло голову, которая всё ещё скрывалась под капюшоном, и размахнулось ножом, на лезвии которого засохла кровь. Здравствуй, старина Гарри, давно не виделись. Здорово я тебя обманул.

Я отступил на шаг назад, ещё не вполне понимая происходящее. Мой противник в свою очередь надвинулся на меня, притесняя к закрытой двери. На этот раз он не собирался отпускать меня живым. Один резкий выпад, и лезвие вонзится мне в живот – не в руку, а в живот.

- Что тебе нужно? – пролепетал я, совершенно забыв, что на свете когда-то жил мистер Кольт.

В ответ существо гордо продемонстрировало мне острую сторону ножа. В-общем, всё понятно – ему нужна моя жизнь. Как и подавляющему большинству обитателей туманного города.

Я рванулся влево, надеясь, что у него будет не очень хорошая реакция. Ошибся – оно проворно прыгнуло вслед за мной, преграждая путь. Надеяться на мирный исход было глупо - нужно было вступать в бой.

Что я и сделал. Не ожидая сам до последнего момента, я сделал резкий пинок ногой прямо в живот существа. Не думаю, что удар вышел особо сильный, но для небольшого монстрика этого оказалось достаточно. Издав звук, похожий одновременно на всхлип и похрюкивание, он повалился на пол, правда, так и не выпустив из рук свой любимый нож. Я надеялся, что это его угомонит, но существо сразу же начало вставать. Это меня серьёзно потревожило – кто знает, на что способен этот малыш, если его рассердить по-настоящему. Я ринулся вперёд, перехватывая инициативу, и наконец вспомнил о пистолете, который сжат в правом кулаке. Поднявшись на ноги, мой противник оказался перед стволом, который я наставил на него. Похоже, он знал, что с огнестрельным оружием шутки плохи – и потому замер на месте, нерешительно опустив пистолет.

- Послушай, - начал я, к своему удивлению, довольно спокойно. – Я не знаю, кто ты и человек ли ты вообще, но не желаю тебе зла. Я просто ищу здесь свою дочь. И скоро уйду. Я не хочу никого убивать.

Полагаю, моя пафосное выступление прошло даром, потому что существо не понимало человеческую речь. Оно просто пялилось на меня своими невидимыми глазами и молчало. Мною неожиданно овладело ощущение какой-то мультяшечности происходящего. Одно дело было – все эти жуткие освежёванные тела, бездонные дыры и собаки, пасть которых исходила ядовитой слюной. И как-то совсем другое – пытаться договориться с почти забавным миниатюрным существом, которое тупо размахивало ножичком в бессмысленной агрессии. Несмотря на саднящую руку и всё остальное, воспринимать его как серьёзного противника было сложно.

- Ты понимаешь? – с сомнением спросил я, чуть опустив пистолет. Существо по-прежнему стояло на месте.

- Уходи, - сказал я, указывая свободной рукой на коридор. – Уходи, и всё. Мы больше не...

Одно короткое движение. С быстротой чёрной молнии в моём направлении мелькнула полоска тени. Прежде, чем я успел зафиксировать его в сознании, за спиной послышался звон – нож ударился о решётку.

Зато палец, лежащий на курке, не подвел. Это была уже третья пуля, посланная в адрес неведомого получеловечка, и она наконец сделала то, что не смогли совершить её предшественники. Существо отбросило назад. Оно нелепо распростёрлось на полу, разбросив руки и ноги. Мышцы дёрнулись в последнем рывке.

Я не видел, куда угодила пуля. Но было заметно невооружённым глазом, что существу больше не бродить по школе, нападая на имевших несчастье сюда попасть.

Я подошёл к убитому врагу, борясь с внезапным головокружением. Несмотря на то, что существо явно не было человеком, в я чувствовал себя убийцей, только что хладнокровно расправившимся с тем, кто стоял у меня на пути. Это была не птица и не собака. Это было разумное существо.

Я наклонился над ним, чтобы увидеть его лицо. Мной овладело болезненное любопытство – что же всё-таки представляет собой мой противник? Поразительно, но лица-то как раз я и не увидел. Капюшон сдвинулся в сторону на самую малость; всё лицо по-прежнему утопало в тени. Мне не хотелось собственноручно стягивать капюшон с головы, так что я не получил ответа на свой вопрос. Что ж, это наверняка было даже к лучшему.

- Сам напросился, - прошептал я и отвернулся от маленького тельца в изорванной белой простыне. Под ним уже успела скопиться лужа крови, которая в полутьме казалась чёрной.

Прежде чем уйти с места битвы, я сделал ещё кое-что. Я имею в виду нож, разминувшийся со мной на два-три дюйма. Теперь он мирно лежал у стены. Я взял его и скрупулёзно осмотрел. Это был короткий обоюдоострый кинжал. На лезвии действительно засохла кровь – это был тот самый нож, которым меня полоснули по руке. Я бережливо засунул его в карман брюк лезвием вверх, чтобы случайно не напороться бедром – этого только мне и не хватало. Оружие врага перешло ко мне. Кто-нибудь может сказать, что это излишне практично, но я должен был учитывать, что в Палочке-Выручалочке, подаренной мне Сибил, остался последний заряд. Я чуял, что и этот патрон в стволе долго не продержится.

Так или иначе, стычка на третьем этаже послужила хорошей встряской, которая помогла мне прийти в себя. Знаете, когда осознаёшь, что твоя жизнь каждую секунду находится в опасности, времени на отвлечённые размышления, не несущие ничего хорошего, как-то не остаётся.

Потом я вспомнил о подвале. Наверное, мне стоило подумать о нём в самом начале. Подвальная комната есть в любом помещении... и если Шерил действительно похитили, то это как нельзя более подходящее место, чтобы спрятать маленькую девочку. Подальше от любопытных глаз папаши. Я почти бегом спустился на четыре этажа вниз по проржавевшей лестнице навстречу новому кошмару.

Подвал был апогеем всего, что творилось в школе. Оказавшись под землёй, я не пожалел, что облазил все верхние этажи. Это была необходимая подготовка, закалка разума перед тем, как попасть сюда. Если бы я сразу полез в подвал, меня хватил бы удар.

Как можно описать то, что открылось моему взору? Уверен, никаких красочных слов не хватит, чтобы хотя бы отдалённо дать об этом представление. Вообразите себе не очень длинный закрытый проход, потолок, стены и пол которого представляют собой сплошную сетчатую решётку. Вдоль стены висели распятые тела со снятой кожей, рот которых был одинаково мучительно разинут в крике. Я их не считал, но не меньше десяти. На противоположной стене, торжественно возвышаясь над этой панорамой безумия, висел Знак. Двойной круг с треугольником. Я уже знал, что он будет до конца моих дней преследовать меня в страшных снах в самых разных ипостасях. Я не мог обманывать себя, утверждая, что это всего лишь краска. Это была кровь. Сладко-солёный запах красноречиво говорил сам за себя. Там, где проход заканчивался, решётка была обильно забрызгана кровью – металл заметно покраснел и отливал тусклым багровым цветом.

- Боже мой, - вскрикнул я, сдерживая порыв немедленно побежать наверх, наплевав на всё. Не ел я давно... но то, что ещё осталось в желудке, устремилось обратно по пищеводу, заставив меня согнуться пополам.

«Кто это сотворил?»

Крепко зажмурив глаза, я шёл вперёд, к концу прохода. Мысль была одна – выбраться из этой ужасной комнаты, и пусть там меня ждёт всё, что угодно. Пусть армия чудовищ, пусть орда летающих ящеров... что угодно, но не это.

Распятые мертвецы (руки у них были странно скручены назад, словно они закончили своё существование на дыбе) толкали друг друга в бок и злорадно похихикивали у меня над головой. Посмотрите на этого жалкого человечка, на его напрасные усилия. Он думает, что может нас одолеть.

- Заткнитесь, - зло прорычал я и вломился через незапертую дверь. Здесь, слава Господу, не было следов девятого круга ада. Проход заканчивался коридорчиком, идущим между хитросплетениями труб. По обе стороны коридорчика я увидел большие красные газовые вентили. Правый вентиль угрожающе скрипнул, когда я сделал шаг вперёд. Я замер. Вентиль тоже замер, притворившись, что ничего не было. Но мне показалось, что за трубами мелькнула чья-то фигура – удлинённое, карикатурное тело с пупырчатой головой. Из коридорчика повеяло холодом, как из открытой дверцы холодильника. Я увидел, как на трубах сосульками висит лёд.

Ещё шаг. На этот раз скрипнул левый вентиль. Внезапно я разозлился, что топчусь на месте и дёргаюсь от звуков, которые издают эти дурацкие вентили. Коридор между трубами был последним местом, куда я ещё не проникал, и нужно было побыстрее с этим закончить. У меня уже почти не осталось надежды найти дочь в школе – скорее я просто хотел добросовестно завершить обыск, чтобы потом не мучиться сомнениями.

Я прошёл в коридор. Я думал, он будет коротким, но он уходил вглубь газовых коммуникаций, не собираясь заканчиваться. Когда я отдалился от входа примерно на двадцать шагов, фонарь на груди зашипел и потух. Одновременно, не давая ни секунды на размышления, пол подо мной начал проваливаться вниз. Я не потерял опоры, просто чувствовал, как весь пол снижается, подрагивая, словно гигантский лифт. Испугавшись выйти из равновесия, я отчаянно помахал руками, пытаясь за что-либо хватиться. Но рядом ничего не было. Я не мог видеть, что вокруг меня происходит. Оставалось только стоять и уповать на Бога, что всё закончится хорошо.

Потом впереди вспыхнул свет.

Не солнце. И не лампа. Скорее большой факел, пылающий ярким красным пламенем. Я не сразу понял, что это за «факел» - он находился от меня на довольно приличном расстоянии, порядка двадцати футов. Пламя потрескивало и устремлялось ввысь, пожирая топливо. А топливом... а топливом служило человеческое тело, завёрнутое в простыню. Я надеялся, что человек, который горел передо мной, уже мёртв – по крайней мере, он не кричал и не двигался. Всё происходило в молчании.

Затем из-за факела величественно выползло Оно - огромное неповоротливое существо, покрытое склизлой кожей пресмыкающегося. Двигалось Оно медленно и с явным трудом, при каждом движении под кожей прокатывались волны жира. Но не его внушительные размеры тогда поразили меня, и не низкий хищный рык, которым оно разорвало молчание, повисшее в городе.

Оно было раздельноголовым. Головы как таковой не было вообще – на месте, где она должна была быть, я видел раздвоенную продолговатую плоть, расходящуюся в стороны. Как столярные тиски. Между раздвоенностью виднелось голое красное мясо, ничем не покрытое и не защищённое. Ни глаз, ни ушей, ни носа. Как такое создание могло ориентироваться, я не знаю до сих пор. Тем не менее, грех было бы сказать, что Оно меня не замечало. Оно неуклонно ползло в мою сторону, разводя в стороны половинки своих тисков. С перепугу сначала мне и в голову не пришла мысль о побеге – я стоял, не в силах оторвать взгляд от мощных тисков, разъём между которыми становился всё шире. Да и, честно говоря, если бы я даже убежал, то недалеко. Подвал претерпел очередную трансформацию, в результате которой я оказался на довольно своеобразной арене. Она имела круглую форму и была около тридцати метров в диаметре. Чем-то арена напоминала площадку для гладиаторских боёв, где благородные воины не на жизнь, а на смерть сражались с разъяренными быками, буйволами и прочими тварями.

Надо полагать, тем благородным воином здесь был я. Но вместо того, чтобы смело пойти навстречу громадному созданию, я пятился назад, чувствуя мелкую дрожь в коленках. Оно медленно приближалось, оттесняя меня к самому краю. За пределами арены была пустота – та самая чёрная бездна, которая так напугала меня на первом этаже школы. Факел в центре арены рдяно пылал, источая запах горелого мяса и расплавленного жира. Голова человека уже полностью исчезла в языках огня.

Обе половинки тисков растянулись так, что почти образовали развёрнутый угол. Его голова находилась от меня не более чем в трёх футах, и я вдруг понял, что хочет Оно сделать. Ещё пять секунд – и моя верхняя часть смялась бы между половинками головы чудища, как бумага. Но я успел взять себя в руки раньше. Когда человек понимает, что находится на волоске от смерти, он может совершать настоящие чудеса. С моих ног словно пали свинцовые оковы. Я подался назад за мгновение до того, как живые тиски, похожие на щупальца, дотянулись до моего лица. Споткнулся о какой-то выступ, шлёпнулся на задницу и начал быстро отталкиваться ногами от пола, отдаляясь от монстра, каланчой нависшего надо мной. Оно испустило новый рык, в котором я услышал разочарование.

Я вспомнил о пистолете и ноже, которые лежали у меня в кармане, но пытаться использовать их против этого было бы просто смешно. Я беспомощно оглядел арену. Ноль – арена была совершенно изолирована от остального мира, ржавые края его касались только с абсолютной пустотой. Отступать было некуда, а сопротивляться – нечем. Несправедливо. Исход был предрешён.

Хотя...

Мой взгляд остановился на факеле из человеческого тела. Огонь... Вечный ужас созданий, прячущихся в ночной мгле. Скоро он должен был погаснуть, превратив обугленные останки в золу, но сейчас...

Кое-как поднявшись на ноги, я заковылял к центру. Раздельноголовый неотступно следовал за мной, медленно передвигая своё грузное тело. Я даже удивился, как хлипкая стальная сетка под ногами выдерживает такую чудовищную тяжесть.

В центре запах копоти и горелого мяса стоял поистине отвратительный. Огонь намертво вжарил белую ткань в тело – то, что осталось, уже отдалённо не напоминало человека. Я задержал дыхание – самое худшее ещё предстояло. Готовься, Гарри.

Оно подползало ближе. Я спешно скрылся за факелом, чувствуя жар пламени на своих щеках, развернулся и увидел, что чудовище нерешительно мотает из стороны в сторону своими тисками. Похоже, огонь его не сильно радовал. Я испугался, что Оно так и будет кружить вокруг факела, пока он не погаснет, и вся моя затея пойдёт насмарку.

- Давай! – закричал я, чуть отступив назад. – Я здесь!

Интересно, Оно могло меня слышать? Думаю, всё-таки могло, потому что одновременно с моими словами Оно бросилось вперёд – ретивее, чем я ожидал от неповоротливого создания. Я не успел отступить. Оно налетело на факел, сминая тонкие железные прутья, внутри которых был заключён пылающий труп. Я услышал шипение от прикосновения раскалённых углей к Его телу. Поняв, что совершило ошибку, Оно бросилось в сторону, но было уже поздно – несколько горящих кусочков крепко вдавились в тело, некоторые застряли между «тисками». Я услышал жуткий рёв раненого зверя. Факел погас. Стало очень темно – лишь краснели разбросанные по центру арены угли и куски плоти.

Разумеется, Оно не могло умереть от таких пустяковых ранений, однако я рассчитывал не на это. Я надеялся, что сведённое с ума от боли существо начнёт метаться по арене и свалится в бездну, которая была за краями (то, что у него нет глаз, я понял). Скорее всего, так и случилось, но этого я уже не увидел. Последнее, что я сделал на арене – начал осторожно отдаляться от раненого монстра в страхе, как бы он не налетел на меня своей массивной тушей. Потом последовала бесшумная вспышка, залившая арену и пустоту, что окружала её, ярким белым светом. Вспышка была такой сильной, что на некоторое время лишила меня возможности видеть. Куда бы я ни глядел, передо мной была только ослепительная белизна, от которой скручивало живот. Я едва не потерял равновесие, но всё-таки удержался на ногах ценой отчаянных взмахов руки. Постепенно белое сияние стало меркнуть, и я различил в нём очертания вещей – сначала одинаково чёрные, но потом всё более узнаваемые.

Я стоял в тёмном закрытом помещении без окон. Слева от меня громоздились какие-то не то цистерны, не то резервуары большого размера. Обветшалые трубы опутывали комнату с пола до потолка. Очень было похоже на... бойлерную?

И ещё... Там, посреди лабиринтов труб, прислонившись к почерневшему баку, стояла девушка.

Я узнал её, хотя никогда раньше не видел её лица. Но я ещё помнил это строгое тёмно-синее платье с белыми манжетами и худые кисти рук. Это была девушка, которую я едва не сбил по дороге в Тихий Холм. В последнее время я сомневался, была ли девушка на самом деле, или это была первая ужасная галлюцинация, на которые так охоч Тихий Холм...

Но она стояла рядом со мной. Когда я её заметил, она быстро выпрямилась, оторвав спину от бака. Было в её движениях что-то неестественное. Я посмотрел на её лицо, такое же худое, сухощавое и болезненное, как всё остальное. На вид я дал ей около пятнадцати лет - впрочем, возможно, ей было немного меньше. У неё были короткие чёрные волосы, из-за которых она показалась мне похожей на Шерил. Девушка смотрела на меня совершенно равнодушно, без каких бы то ни было эмоций. Впрочем, наверняка я тоже выглядел так же – просто не полностью пришёл в себя после схватки с раздельноголовым монстром. Так мы и стояли, уставившись друг на друга, пока она... не исчезла.

Да-да, именно исчезла. Я даже успел увидеть, как её контуры размываются и вся фигура обретает прозрачность. Девушка, только что казавшаяся вполне реальной и осязаемой, пропала, как будто её и не было.

Признаться, в эту минуту я окончательно уверился, что сошёл с ума. Я представил себя лежащим в смирительной рубашке на больничной койке и судорожно выкрикивающим бессвязные слова, находясь в царстве своего кошмара. Даже увидел картонную табличку, приколоченную к стене у меня над головой:

ГАРРИ МЕЙСОН

Тяжёлобольной – не подходить!

Шатаясь, как пьяный, я вышел из помещения бойлерной через толстую железную дверь. Подвал встретил меня враждебной полутьмой, но весь былой ужас – трупы, кровавые знаки, решетки – исчез. Было холодно. В сумраке угадывалась широкая лестница, ведущая наверх. Я направился по ней, держась за перила. Открыв дверь за лестницей, я попал в коридор первого этажа школы. Обычный школьный коридор. В середине коридора на полу валялась сорванная со стены карта США. Через окно в дальнем конце проникал мягкий белый свет.

Тьма ушла. Но я был не способен радоваться даже этому. Сил не было. Я обессиленно пошёл к выходу. Мне нужно было выбраться отсюда, и как можно скорее. Я боялся, что с минуты на минуты всё начнётся заново. Такого бы я не выдержал.

Коридор... Холл... Прихожая... Обыденные казённые интерьеры, такие родные и безопасные. Но в тесных помещениях было по-прежнему неуютно. Школа казалась заброшенной без малого год назад; на всех вещах лежал слой пыли, вьющийся серым облаком при каждом неосторожном движении.

Распахнув дверь, я вывалился из владений начальной школы Мидвич – потрёпанный, с кровоточащей рукой и потерянной надеждой. Но хотя бы живой...

Улицы по-прежнему были объяты туманом и тишиной. Я прислушался, готовый выхватить пистолет при малейшем намёке на звук хлопающих крыльев. Тихо...

Не тихо. Где-то далеко на востоке раздавался ритмичный звенящий звук. Очень тихий, но отчётливый. Как те самые куранты в часовой башне, но тембр неуловимо отличался от неживого механического боя. Это был...

Колокол, осенило меня. Церковный колокол. Наверное, я узнал бы перезвон сразу, если бы регулярно ходил в церковь, но по определённым причинам я с некоторых пор не посещал храм божий. Глас колокола разносился над молчаливым городом, нарушая святую тишину.

«Кто-то должен там быть».

Мысль была заманчивой и обнадёживающей. Мне было всё равно, куда идти. Шерил пропала, Сибил не вернулась. А возможность встретить хотя бы одну живую душу... может, того, который объяснит мне всё...

Я пошёл по Мидвич-стрит в сторону колокольного звона. Снег продолжал падать, и кое-где мои ботинки уже полностью утопали в маленьких сугробках.

Я боялся, что перезвон прекратится слишком рано и я не смогу определить его источник. Но колокол исправно звенел на всём протяжении моей прогулки. А шёл я довольно долго, по меньшей мере четыре квартала отмахал. Монстров на улицах словно бы поубавилось – по крайней мере, мне удалось избежать нежеланных противостояний. Я прошёл под вывесками автомобильной лавки, книжного магазина, строительного маркета. В окнах одного из магазинчиков я увидел ряд новеньких сверкающих бензопил и подавил в себе желание разбить стекло и захватить с собой одну из них. Столь экзотическое оружие стало бы для меня только лишним грузом.

Колокольный звон стал чётче и громче. Я понял, что приближаюсь к цели, но всё ещё не мог ничего видеть – мешал туман. Он стал немного разреженней, но видимость по-прежнему сокращал будь здоров.

Звон оборвался, когда я был в пятидесяти шагах от его источника. Я чертыхнулся и ускорил шаг, но находился уже слишком близко, чтобы потеряться. Церковь я узнал по большому декоративному кресту, который увенчивал передний фасад здания. Собственно, этим и ограничивались отличительные особенности местного храма Божьего. В остальном это было обычное серое здание с чуть облупленными стенами. Видно было, что оно переживало и лучшие времена. Наверное, наверху была расположена часовня с колоколом, но туман успешно скрывал её от моего взора.

Я поднялся по лестнице. Дверь церкви была приоткрыта. Внутри явно кто-то был... Я не задумывался, кто меня ждёт внутри – всё равно, лишь бы человек.

Я вошёл в церковь и сразу обратил внимание на громадный медный крест, расположенный у противоположной стены. Внушительных размеров скульптура изображала Христа в последние мгновения Его жизни – агонизирующее распятое тело, страдальчески закатившиеся глаза и сжатые кулаки. В таком виде Спаситель мне не нравился, по крайней мере, в тот день. Я был по горло сыт распятыми телами, и вид ещё одного, хоть бы и медного, обрадовал меня не сильно.

Пустые ряды скамеек для прихожан были пусты. По боковым стенам висели непонятные масляные картины, изображающие, судя по всему, деяния святых. Я бывал в церквях не очень часто, но эта меня неприятно поразила. В церкви Тихого Холма не было таинственной возвышенности, атмосферы истинной Веры, присущей всем храмам. Мёртвый храм мёртвой веры в мёртвом городе – вот что он мне напоминал, если хотите.

Женщину, которая стояла у подножия креста, склонив голову, я заметил, только когда она обернулась ко мне – настолько она сливалась с окружающим фоном. Это была старая женщина в длинном тёмном платье. На голову была накинута тяжёлая серая шаль, почти полностью прикрывающая волосы. Лицо морщинистое, изборождённое отметинами прожитых лет... Она сделала странное движение головой – словно бы кивнула мне и одновременно бросила взгляд направо; похоже на какой-то нервный тик. Жест мне не понравился.

Но я был рад. Рад, что наконец не один.

- Это вы звонили в колокол? – спросил я, приближаясь к ней. Женщина внимательно смотрела на моё лицо своими зеленоватыми глазами. Этот сухой взгляд заставил меня встать на месте, как вкопанный.

- Я ждала тебя, - сказала она. – Это было предсказано...

Я ожидал чего угодно, но только не этого. Я бы не удивился, если бы она с рыданиями бросилась ко мне или, наоборот, накричала на меня. Мало ли как могут повести себя люди, очутившиеся в непроглядном кошмаре, которым стал город. Но... «я ждала тебя»?

- О чём вы говорите?

Сказав это, я более внимательно посмотрел на свою собеседницу. Женщина держалась очень прямо и не шевелила ни одной жилой – лицо оставалось абсолютно бесстрастным и отчуждённо-враждебным. На правой щеке я увидел давний рубец. Говорила она медленно и с расстановкой, обкатывая каждое слово на языке.

- Я знала, что ты сюда придёшь.

Вот теперь её губы тронула усмешка. Ядовитая такая усмешечка, от которой мне стало не по себе. Похоже, рано я радовался. Пока я стоял, в замешательстве глядя на неё, она продолжала говорить:

- Ты ищешь девочку, так?

Вот теперь я уже точно очнулся от созерцания её лица. Она что-то сказала о девочке. Я отреагировал мгновенно:

- Девочка? Вы... вы имеете в виду Шерил?

Сердце забилось учащённо. Неужели она что-то знает о моей дочери?.. Мне хотелось в это верить. Очень хотелось. Но она, проклятая, молчала, уставившись на меня своими зелёными глазами. Я едва не набросился на неё, чтобы потрясти за плечи:

- Вы что-то знаете! Скажите...

- Стой, где стоишь! – властно приказала она, и я замер, боясь даже вдохнуть. Ей удалось полностью подчинить меня себе, взять под свой контроль. Я был готов сделать всё, что скажет старуха, хоть даже съесть собственные ботинки. И всё из-за одного волшебного слова...

Увидев, что я стою на месте, она повернулась к кресту и снова посмотрела ввысь, на распятого Спасителя:

- Если будешь идти наугад, как сейчас, то тебе ничего не найти. Ты должен знать, где её искать.

Я жадно вслушивался в каждое слово. Она положила руку на алтарь, обитый красным сукном, и я увидел, что на алтаре что-то лежит - какая-то невзрачная маленькая пирамидка, напоминающая детский кубик Рубика. Женщина бережно взяла его в руку и снова посмотрела на меня.

- Это Фларос, - сказала она в ответ на мой немой вопрос. – Фларос – клетка умиротворения. В его силах прорвать стену тьмы и сопротивляться гневу другого мира. Забери его с собой, и он поможет тебе в твоём пути.

Она протянула пирамидку ко мне повелительным жестом проповедника. Я машинально подставил ладонь, и «Фларос» перекочевал ко мне. Почему-то я ожидал, что пирамидка обожжёт мою руку либо пронизывающим холодом, либо пышущим жаром, но на деле не испытал ни того, ни другого. Это была просто жёлтая пирамидка, и ничего больше. Базарная игрушка.

Впрочем... такая же базарная игрушка, как и пластмассовые телефончики в кабинете географии. Я похолодел.

Пока я изучал пирамидку, женщина незаметно скользнула к маленькой двери, расположенной слева от алтаря. Когда я вновь поднял взгляд, она уже стояла там и смотрела на меня.

- Иди в больницу, пока не стало поздно, - бросила она и прошла через низкий проём. Серая шаль мелькнула и исчезла в коридорчике за дверью.

- Погодите... – успел сказать я, прежде чем дверь закрылась и с той стороны раздался щелчок поворачиваемого ключа.

Я не стал бежать за странной женщиной и биться о запертую дверь. Наоборот, я остался совершенно спокойным. Положив «Фларос» в карман брюк, я ещё раз оглядел пустую церковь – может, я что-то недоглядел, пропустил? Пустые деревянные скамейки, старые иконы, миниатюрный алтарь... Купол надо мной казался затянутым лёгкой дымкой тумана, и на нём я увидел несколько декоративных звёзд.

«Иди в больницу, пока не стало поздно».

Так сказала она. Я понятия не имел, что это за больница и где она находится, но твёрдо уразумел одно: я должен туда дойти. Просто потому, что...

«Ты ищешь девочку, так?»

Кто бы ни была эта старуха, она откуда-то знала о Шерил. И знала, что она сейчас в больнице.

Больница. Слово вызывало боль в зубах, как кость, застрявшая в щели между резцами. Шерил в больнице... Значит, что-то с ней случилось. Я не хотел думать, что. В любом случае, если она в больнице, то с ней ничего не будет. За ней ухаживают врачи, её жизнь вне опасности.

Стоп, опомнился я. Какие врачи?.. Какое «вне опасности»? Это же Тихий Холм – Город Сваливших-Неизвестно- Куда-Жителей. Ничего с Шерил не в порядке. Если кто и защитит её, то только я...

Я выбежал из церкви, сломя голову. Колокол на часовне молчал. Я побежал назад, держа путь к ближайшему перекрёстку, где, как я помнил, висело ещё одно табло с картой города. Действительно, на пересечении Блох-стрит и Бахман-роуд я увидел на обочине зелёную дощечку. Дрожа от волнения и холода, я выискал больницу в скоплении треугольных значков, изображающих муниципальные заведения. Чуть дальше к востоку от Старого Тихого Холма на карте располагался аккуратный красный крест. Надпись курсивом сообщала: «ГОСПИТАЛЬ АЛЧЕМИЛЛА». Других больниц на табло я не увидел – впрочем, не исключено, что они были расположены за пределами участка, изображённого на карте.

Значит, госпиталь Алчемилла, решил я. И сразу же услышал в тумане у себя за спиной громкий протяжный вой.

Выла собака – в этом не было никаких сомнений. Я вспомнил о псине, которая напала на меня у калитки. Когда это было? Час назад? Два часа? День назад? А может, несколько лет?.. Так или иначе, мне не очень улыбалась перспектива иметь дело с очередной бешеной собакой – к тому же у меня боеприпасы ныне были в особой цене. Я немедленно удалился дальше по улице и юркнул в первый попавшийся переулок. Туман безмолвствовал. Собака ушла... а может, кралась за мной следом?

Для верности обогнув квартал, я вновь вернулся на Блох-стрит и пошёл в сторону госпиталя. Мысли были не самые радужные. Встреча с женщиной оставила в голове неприятное тягучее ощущение – будто меня всего медленно засасывает в тину.

Знаки... Чудища... Фларос... Раньше я думал, что в городе стряслось нечто ужасное, но теперь я склонялся к мысли, что оно не только стряслось, но и продолжает происходить. Кто эта женщина? Она явно была в курсе того, что случилось – так почему она не хотела говорить?.. Что, однако, не помешало ей сообщить мне местонахождение Шерил. Странная помощь... Однобокая какая-то.

На карте между церковью и госпиталем было всего несколько сантиметров. Расстояние оказалось не таким уж коротким – мне пришлось отмахать без малого милю и даже протопать через не очень большой разводной мост (который, к счастью, был опущен), прежде чем выйти на Крайтон-стрит – именно на ней находилась моя цель. Это уже не был пригород – Крайтон-стрит был обрамлён с двух сторон красивыми особняками, почти все из которых имели ухоженные палисадники у фасада. Улица была гораздо шире, чем все закоулки Старого Тихого Холма. Рекламные щиты висели через шаг, зазывая туристов заглянуть в местные достопримечательности. Особенно мне запомнился щит с розовым кроликом по имени Робби – кажется, рекламу парка развлечений я уже где-то видел. Другое дело, что на этом щите кролик был нарисован... мягко говоря, неудачно. Морда скорее напоминала волчью, чем кроличью. Интересно, с иронией подумал я, как подобная живопись влияет на популярность парка?

Наконец, я увидел больницу. Это было ещё одно заурядное бетонное строение, назначение которого выдавал лишь красный крест на калитке у входа. Там же висела надпись: «Госпиталь Алчемилла».

Заходя в больницу, я никак не ожидал, что могу за это схлопотать себе пулю в лоб. Тем мне менее, именно это едва не произошло, и я остался жив настоящим чудом. Я открыл тяжёлую железную дверь ступил за порог. Нос тотчас забил характерный запах спирта и формальдегида, витающий во всех больницах от Бостона до Калифорнии. Я увидел стойку регистратуры, лежащий на нём журнал, висящие по стенам санбюллетени... Дальнейшие наблюдения были самым грубым образом прерваны пулей, вонзившейся в стену у меня над головой. Штукатурка разлетелась вдребезги, осыпав мои волосы мелкими серыми осколками. Я рухнул, как подкошенный – в ту секунду я и сам верил, что в меня попали, ранили насмерть. В голове мелькнула удивлённая мысль: «За что?».

Лёжа на земле, я увидел, как у стойки на деревянном стульчике со спинкой сидит человек. В руке он держал дымящийся пистолет, и я с ужасом понял, что вторая пуля вполне может разнести мне череп. К тому времени я успел засчитать себе возврат в мир живых – так что быстро вскинул руки, показывая пустые ладони, и заорал дурным голосом:

- Стойте! Не стреляйте!

Мужчина вздрогнул. Ствол пистолета резко повело влево, и я благополучно выпал из мушки. Ободрённый этим, я продолжал тараторить из положения лёжа:

- Успокойтесь, я не собираюсь вам ничего сделать! Меня зовут Гарри Мейсон, я всего лишь турист!

Наверное, я бы рассказал о себе ещё много чего интересного, если бы он не опустил своё чёртово оружие. Мужчина убрал пистолет и нерешительно встал. Я тоже начал подниматься с пола, попутно украдкой изучая своего несостоявшегося убийцу. Он не производил впечатления сумасшедшего, который поставил себе целью косить всех подряд из пистолета. Первое, что бросалось в глаза во внешности – цивильный тёмно-серый костюм при белой сорочке. На вид я дал ему лет этак сорок пять. Костюм обезличивал и без того не очень приметные черты своего обладателя. Гладкие чёрные волосы, чёрные же глаза, какая-то внутренняя аккуратность и циничность... Он тоже изучал меня некоторое время (видимо, ждал, когда я начну мутировать и превращаться в монстра), потом облегчённо выдохнул:

- Ну слава Богу! Хоть один человек...

Я понял, что пуля, пущенная в меня, была лишь недоразумением, но, чёрт побери, меня всё равно лихорадило. Пять сантиметров от гибели, подумать только. Я не мог спокойно смотреть на своего опрятного собеседника (кстати, он-то, в отличие от меня, быстро взял себя в руки) и потому отвёл взгляд, изучая обстановку.

На полу перед стулом лежал труп птеродактиля. Птица была поменьше, чем та, которую я видел в кафе, но тоже не подарок. Видимо, обитатель госпиталя далеко не сразу смог свалить её – я насчитал следы по меньшей мере от трёх пуль на изуродованном теле монстра. Пробитое правое крыло, разворошенная лапка и финальный аккорд – непонятное кровавое месиво на месте головы. Убит был ящер по меньшей мере час назад – кровь, вытекшая на пол, почернела и местами засохла.

- Вы здесь работаете? – спросил я, чтобы не молчать. Спросил просто так, но попал в яблочко.

- Доктор Майкл Кофманн, - мужчина вытянулся и наклонил голову. Видимо, жест был многократно испытан при знакомствах. – Да, вы правы, я работаю в этой больнице.

Я подошёл к стойке. Дрожь не унималась. Уже начал было называть своё имя и фамилию, но вовремя вспомнил, что уже говорил. Похоже, мой собеседник, в отличие от Сибил, не знал меня как писателя. В нынешней ситуации меня это даже радовало. Доктор настороженно следил за моими движениями. Всё ещё не доверял... Птеродактиль здорово выбил его из колеи. Кроме Кофманна, в госпитале никого не было – иначе бы все давно сбежались на звук выстрела.

Я прислонился к стойке и сцепил кисти рук:

- Может, хоть вы расскажете мне, что происходит?

Кофманн помрачнел:

- Не могу сказать. Я дремал в своём кабинете. Обычно я не сплю на работе, не знаю, что на меня нашло... Когда проснулся, всё было так, как сейчас. Похоже на то, что все исчезли...

На последнем слове голос дрогнул. За показной аккуратностью я увидел его страх – докторишка был напуган до чертиков. Пока не пришёл я, он сидел здесь на стуле, уставившись под ноги и сжимая рукоять пистолета, словно в нём было его спасение. Я не знал, привиделось ли ему ещё что-то кроме ящера, который лежал на полу, но навряд ли он проводил время столь уж весело. Кофманн придвинулся ко мне поближе и прошептал, склонившись к моему уху:

- И снег идёт - в такое-то время года... Что-то явно неправильно. Видите?

- Да... – ответил я таким же шёпотом. Вообще-то в снеге я не видел ничего несвоевременного – как-никак на дворе стояла осень, и признаки надвигающегося снегопада можно было заметить уже вчера ночью. Но Кофманн был местным, и ему лучше было знать повадки здешней погоды.

- А эти монстры? – голос Кофманна опустился до предельной отметки, но пылал сдерживаемой яростью. – Вы видели их?.. Видели когда-нибудь такие мутации? Слышали вообще о подобных вещах? Думаю, мы оба знаем, что таких созданий нет!

- Да... – снова прошептал я, завороженный его горящими глазами и жарким заговорщицким шёпотом. – Да...

Кофманн что-то хотел ещё сказать, но почему-то смолчал. Он вдруг весь сник – казалось, даже уменьшился в росте. Энергия, только что переполнявшая его и выливавшаяся на меня, исчезла, и я опять увидел растерянного провинциального доктора, из последних сил держащего оборону в осаждённой крепости – в госпитале Алчемилла. Он со вздохом сел на стул и опустил голову. Наступила пауза, воспользовавшись которым я вспомнил, зачем сюда пришёл.

- Доктор Кофманн? – осторожно окликнул я.

Он тяжело поднял голову и посмотрел на меня так, будто увидел в первый раз. Я вдруг испугался, что он меня не узнает и снова пальнёт из пистолета.

- Вы не видели здесь маленькую девочку?.. Я ищу свою дочь. Ей только семь лет. Короткие чёрные волосы...

- Она пропала?

Я смолчал. Впрочем, уже понял, что Кофманн в этом деле ничем мне не поможет. Он сочувственно кивнул:

- Мне очень жаль. Надеюсь, что с ней всё в порядке, ведь повсюду эти монст...

Он запнулся, прикусив язык. Снова повисло молчание. Я думал о Шерил и словах доктора. Кофманн надеялся, что с ней всё в порядке. Я тоже на это надеялся... но после телефонного звонка моя надежда не стоила и медной гроши.

В конце улицы завыла собака. Кофманн, кажется, не услышал вой, так как ровно в этот момент начал говорить:

- Извините, я не хотел... А ваша жена здесь, с вами?

Наверное, он хотел отвлечь меня от мрачных дум о судьбе дочери, но снова наступил на больную мозоль. Я сухо сказал:

- Она умерла четыре года назад. Только я с дочерью.

Держу пари, что Кофманн в этот момент мысленно обозвал себя каким-нибудь неприличным словцом. По крайней мере, губы на мгновение судорожно дёрнулись в короткой нервной усмешке – мол, такой вот я придурок. Опустив взор на пол, он пробормотал:

- Ясно... Извините.

Я уже начал готовиться к новому периоду тишины, когда Кофманн резво вскочил с места, задвинув стул в сторону. Я быстро оглянулся и посмотрел на дверь выхода. Нет, там всё было спокойно. Да и доктор не выглядел встревоженным – он спокойно нагнулся и взял свой кожаный портфель, который, как оказалось, был прислонён к стойке.

Перехватив мой удивлённый взгляд, Кофманн сказал:

- Знаете, думаю, мне лучше пойти. Я не могу сидеть здесь и ничего не делать.

Меня удивила его последняя реплика. Когда я входил в госпиталь, он явно не собирался покинуть спокойное прибежище. И вот – только начали разговаривать, а Кофманн убегает. И я снова останусь один...

Хотя, конечно, я не мог вцепиться ему в лацкан пиджака и удерживать рядом с собой. Он сам был волен выбирать, что делать. Я всё-таки нашёл нужным предупредить:

- Будьте осторожны. Долго везти не будет.

Кофманн молча кивнул:

- Постараюсь.

Он пошёл к двери, держа в левой руке портфель, а в правой сжимая пистолет, снятый с предохранителя. Двигался он твёрдо и уверенно, я ему невольно позавидовал. Может, он просто демонстрировал безмятежность, но получалось у него совсем неплохо. Этакий циничный рационалист, который пройдёт через всё, бережно сдувая пылинки и брызги крови с дорогого костюма. Мне до него было далеко.

Кофманн не попрощался, не пожал мне руку. Он просто ушёл, захлопнув дверь. Только когда звуки его шагов исчезли в тумане, я вспомнил про вой собаки. Надо было его предупредить... но уже поздно. Ладно, успокоил я себя, он и так начеку и при нём неплохое оружие. Если пути Кофманна и собаки пересекутся, то пусть Господь упокоит душу грешной псины. Аминь.

Я остался один в царстве длинных коридоров, стерильно-гладкого паркета и аромата формальдегида. Электричества не было, лампы на потолке бездействовали. Кофманн ушёл, и труп на полу смотрелся странно, внося дисгармонию в идеальный упорядоченный мирок госпиталя.

«Шерил... здесь?»

Боже, как мне не хотелось начинать всё сначала. Тем более что я видел – никакой надежды, что в госпитале есть хотя бы одна живая душа, нет. Да если бы кто-то и был, то Кофманн наверняка сказал бы мне об этом. Он сидел здесь долго, он не мог не знать...

Что там женщина говорила в церкви?.. «Иди в больницу, пока не стало поздно». Но кто сказал, что она имела в виду именно госпиталь Алчемилла? Не одним же госпиталем обходится город...

Всё это до боли напоминало начало моих блужданий по начальной школе Мидвич. Опять сомнения. Опять одиночество, страх и сумасшедшая вера, что вот-вот всё закончится, я найду Шерил и уберусь отсюда восвояси.

Я открыл наугад дверь одной из палат. Комната представляла собой квадрат пятнадцать на пятнадцать футов. В углу я увидел кровать с пустой стойкой для капельницы. Шкафчик с лекарствами был плотно закрыт, в нём лежали пустые бланки истории болезни. На полу валялась шариковая ручка – наверное, выронила небрежная медсестра. Самая что ни есть обычная больничная обстановка – если не считать отсутствия пациента и персонала. Я вспомнил случай с кораблём «Мария Селеста» - знаменитое происшествие, ознаменовавшее начало жутких событий в районе Бермудских островов. Корабль нашли лежащим на дрейфе. В рубках, каютах и трюмах не было ни одного человека. Никаких следов паники, побега или мятежа. В кубриках остывал недопитый кофе, в комнате отдыха лежали разложенные колоды карт...

Ну а здесь – ручка, выроненная на пол.

Я заглянул в следующую палату. И в следующую. И так далее до конца коридора. Везде было пусто. В госпитале Алчемилла витал дух Бермудского треугольника. В последней палате на тумбочке стоял небольшой осциллограф, включённый в сеть. Питания в розетке не было, и экран чернел пустотой, как глаз инопланетянина из фантастических фильмов. Я покачал головой и захлопнул дверь.

Инопланетянин... В моей памяти всплыла заметка, над которой я мысленно издевался по пути в Тихий Холм. Тихий Холм – место, где наблюдали НЛО... В свете последних событий это представлялось мне уже не таким невероятным. Может, это вообще всё их рук дело. Пришельцы избрали мэнский городок полигоном для своих экспериментов, вот Тихий Холм и сотрясает в конвульсиях и катаклизмах – пропадают люди, по улицам разгуливают монстры, прячущиеся в тумане, и так прочее. Чем не версия? Да уж, юмор – один из самых верных чувств, он не покидает человека даже в самые тёмные минуты жизни.

Последней комнатой, которую я посетил на первом этаже, стал офис главврача. Мне показалось, что я, заглядывая в палаты, услышал за дверью офиса какой-то приглушённый звук, похожий на удар. Сообразив, что если доктор Кофманн (как, собственно, я сам) по каким-то причинам не исчез вместе с остальными, то главврач тоже может находиться в своём кабинете, я направился в офис. Спокойствие госпиталя действовало на разум почище морфина – я в очередной раз совершенно растерял бдительность и чувство опасности. Офис главврача быстро поставил меня на место. Открыв дверь, я увидел маленькую светлую комнату с лакированным столиком у окна. На столе лежали документы, пара печатей и очки с толстыми стёклами (примерно такие я ношу сейчас). А ещё на столе была кровь. Кровь пропитала все бумаги, брызгами лежала на стекле очков и на рукоятках печатей. Под столом тоже натекла порядочная лужица, в ней тонули осколки разбитой бутылки. Я моментально схватился за пистолет, оглядывая офис. Следов борьбы не было. Как и трупов. Была только кровь, свежая и алая, как сок спелого помидора.

Больше я на первом этаже задерживаться не стал. Лифт не работал – я поднялся на второй этаж по лестнице. На лестничной площадке висел очередной санбюллетень, призывающий беречься от сифилиса. Я раздражённо подумал, что опасность подхватить венерические заболевания – самый лёгкий риск в этом городе. Почему бы властям не вешать санбюллетень «Опасайтесь монстров, у нас их много»? Это было бы гораздо актуальнее.

Второй этаж тоже был пуст. Здесь были несколько операционных, отдел интенсивной терапии, палаты – все безжизненные. Бесчисленное множество... Я даже не стал открывать двери – прямиком поплёлся в конец коридора, к окну. Добравшись до окна, я обколотился о подоконник и долго стоял, глядя на медленно кружащиеся в тумане снежинки. Старался ни о чём не думать и просто любоваться красивым идиллистическим пейзажем, но не получалось. Через апокалипсис снежинок мне всё равно чудились котята, вышитые на спине синего платья.

«Иди в больницу, пока не стало поздно».

Я пришёл. Я пришёл, но так ничего и не нашёл, кроме напуганного доктора, который предпочёл общество своего пистолета моему. Так что же получается? Она меня обманула? Или я действительно опоздал?

Что ж... осталось ещё два этажа, чтобы узнать наверняка. Я нехотя оторвал взгляд от окна и окинул коридор тяжёлым взглядом. Здесь больше делать было нечего.

Через минуту я стоял этажом выше и, играя желваками, рассматривал длинный коридор. Здесь не было идиотских санбюллетеней и информационных табличек. Судя по всему, я попал во временный стационар – кроме палат для пациентов и маленькой прачечной, на этаже ничего не было. Весь этаж закрасили более тёмной краской, и поэтому человек, попавший сюда после вызывающей белизны нижних этажей, поневоле проникался симпатией. Я походил по коридору вперёд-назад, заглядывал в палаты. Большинство из них были закрыты на ключ (похоже, в Тихом Холме врачи не работали в столь уж экстремальных условиях), а те, что открыты, не таили за дверью ничего, кроме пустой койки и тумбочки с номерком. Каждый раз, нажимая на ручку двери, я задерживал дыхание и брался за пистолет, готовый отразить атаку, но, слава Богу, мои предосторожности были напрасными.

Катастрофа произошла на последнем, четвёртом этаже. Ещё поднимаясь по лестнице, я почувствовал, как воздух вокруг стал теплее и... с примесью горелого, что ли. Свалив странный факт на плохую вентиляцию, я открыл дверь лестничной площадки и попал в коридор. Окна ничто не загораживало, но в узком проходе всё равно царил полумрак. Темнота облегала вещи на четвёртом этаже, как чёрный атлас – она была почти осязаемой сущностью, а не простым отсутствием света. На секунду даже захватило дыхание, но, думаю, это было уже нервное.

По коридору на расстоянии десяти шагов шла девушка. Сказать, что она мне незнакома, было бы неправдой – я видел её уже дважды, и в последний раз в бойлерной начальной школы. Как я убедился на опыте ранних встреч, её появление не сулило мне ровным счётом ничего хорошего. Девушка удалялась бесшумно, с грациозной плавностью, ноги её словно не касались пола. Голова была чуть опущена – она почему-то прятала от меня своё лицо. Я видел только платье, которое в сумраке казалось чёрным, и такие же чёрные волосы, падающие ниже плеч. Почему-то я ждал, что она вот-вот обернётся, увидит меня и подойдёт... Что должно произойти дальше, я представлял весьма смутно, но я ХОТЕЛ этого – возможно, надеялся наконец получить ответ на свои вопросы от странной особы.

Но она не обернулась - наоборот, даже ускорила шаги. Я очнулся, когда фигура девушки почти скрылась в облегающем конец коридора мраке. Как всегда, слишком поздно. На автомате сделал несколько шагов вперёд, протягивая к ней руки и мучительно пытаясь подобрать нужные слова. Тем временем темнота поглотила её полностью, и я понял, что могу уже не говорить. Она ушла от меня в очередной раз, не проронив ни слова.

На меня нашло необычное ощущение – мне вдруг показалось, что стены госпиталя за моей спиной пришли в движение и закупорили коридор, отрезая мне путь к искуплению. Как в лабиринте ужасов, который имеется в каждом парке развлечений. Я панически обернулся, ожидая увидеть за собой непробиваемую сплошную стену, выросшую на пустом месте. Но ошибся – всё было гораздо хуже...

- Чёрт...

Это было единственное слово, которое я смог выдать из себя. Да уж... Неизвестная девушка ушла, но оставила мне не очень приятный подарочек. Я потрясённо смотрел на потолок и стены, на которых появилась красновато-медная короста. Не ржавчина. Ржавчина не смогла бы настолько цельно покрыть стены даже по прошествии многих столетий. Это была чистая окись – я видел слой такого оттенка на первых цветных фотографиях кормы небезызвестного «Титаника». Но «Титаник» годами лет лежал на дне океана... А госпиталь?

Я приблизился к стене и вскрикнул, когда пол под ногами вдавился внутрь. Бетон стал мягким и пористым. На нём тоже была окись, рассыпающаяся в порошок под давлением моих подошв. Вот теперь стало ДЕЙСТВИТЕЛЬНО тепло – думаю, температура в госпитале в тот момент зашкаливала за восемьдесят градусов. И, как я уже замечал, в воздухе был тошнотворный горелый запах.

Я оглянулся снова и посмотрел туда, куда ушла девушка. Та же картина. А ведь когда я начал оборачиваться, всё было нормально...

Где-то в конце коридора заскрипела открываемая дверь. Я навострил слух, умоляя Бога сделать так, что мне просто показалось. Но когда я услышал шаги, шаркающие по коридору в мою сторону, я потерял на это всякую надежду.

Шаги приближались невыносимо медленно, словно идущий переводил дыхание после каждого. Кажется, он даже не поднимал ног, а просто тащил их по полу. Полумрак мешал увидеть, кто же там пожаловал, и во мне боролись два противоречивых чувства: инстинкт самосохранения и здравый смысл. Первый требовал немедленно убежать, а второй убеждал, что это может быть кто-то... Шерил... Я проверил предохранитель и нацелил пистолет в сторону невидимых шагов. Хорошо, подумал я. Разберёмся.

Стены затонувшего «Титаника» ужасно действовали на нервы, выбивая из себя. Я не мог полностью сосредоточиться на потенциальной опасности впереди – глаза то и дело предательски убегали к побуревшим стенам, которые, казалось, дышали в такт шаркающим звукам.

Когда мне показалось, что идущий уже достаточно близко, я предупреждающе закричал:

- Стойте на месте!

Голос получился чуть визгливым. Шаги затихли. Значит, он слышит – и на том спасибо... Прищуриваясь, я пытался различить в темноте фигуру того, кто стоял в коридоре. Но не мог. Я видел только расплывчатый силуэт, чуть более тёмный, чем окружающий фон.

- Доктор Кофманн?

Не знаю, откуда я взял, что это он – возглас вырвался сам собой. Но это не был Кофманн, потому что он продолжал стоять, не говоря ни слова. Это начинало меня пугать. Я прижал палец вплотную к курку.

- Кто вы? Если человек, скажите что-нибудь!

... человек...

Тот, кто скрывался во тьме, сделал шаг вперёд, и я увидел светло-зелёную униформу. Да, человек. Точнее - медсестра. Кажется, что-то с ней стряслось – она была согнута почти пополам и прижимала руки к животу. Её всю била дрожь, короткие волосы бились о впавшие щёки.

Я убрал пистолет и заботливо протянул к ней ладонь:

- Мэм, с вами всё в порядке?

Она не отвечала. Что-то бормотала под носом и волокла ноги, словно вовсе меня не замечала. Я постарался прислушаться к бессвязным словам, которые срывались с её губ, но ничего не разобрал. В-общем, было невооружённым глазом видно, насколько тупой вопрос я задал – с медсестрой далеко не всё было в порядке.

- Мэм... Я вам помогу.

С этими словами я подошёл к ней, чтобы поддержать за плечи, не дать упасть... и мой взгляд упал на её спину. Там, над лопатками ровнехонько под шеей, набух горб. Не опухоль, не шишка и не нарыв – самый настоящий горб размером со здоровенный кулак. Кожа вокруг горба натянулась и покраснела, как от укуса пчелы.

«Что за?..».

Желание помочь женщине пропало мгновенно. Я отпрыгнул назад, как от прокажённой. Медсестра остановилась и начала медленно выпрямляться...

Через секунду я с криком нёсся прочь, на лестничную площадку.

Что же меня так испугало, спросите вы меня? Глаза. Да, именно глаза. Я выдержал, когда увидел, что вся униформа медсестры с передней стороны обильно забрызгана кровью; я выдержал, увидев её мёртвое, посеревшее, начинающееся отслаиваться лицо – это было трудно, но я выдержал; я выдержал, увидев её заострённые, слишком длинные для человека зубы. Но я не выдержал её взгляд – эти аляповатые ненастоящие глаза, словно нарисованные трехлетним ребёнком на бумаге и неуклюже приклеенные на веки женщины. Я убежал.

Медсестра заковыляла за мной; теперь она шла не так медленно, а почти вприпрыжку - она гналась. Я знал, что я быстрее, но это меня не успокаивало. Схватившись за ржавую ручку двери, я рванул его к себе. Ручка оторвалась и осталась у меня в ладони. Доли секунды я удивлённо смотрел на круглый обрубок, потом швырнул его прочь и вырвался из сводов четвёртого этажа, вышибив хлипкую дверь из петель. Это было легко, и дело вовсе не в моей силе – то подобие двери, во что она превратилась, смог бы вышибить даже пятилетний ребёнок. Я побежал вниз, соскальзывая со ступенек. Лестница пружинила под моими ногами, грозя обвалиться. Но эта опасность меня не занимала. В голове была одна мысль: «Бежать!». В тот момент она безраздельно доминировала в моём мозгу и не терпела конкурентов.

Я не помню, как добрался до первого этажа – даже моя излишне чёткая память не сохранила этот отрывок жизни. Помню, как ринулся вниз с четвёртого этажа – а следующий кадр воспоминаний изображает меня стоящим в коридоре первого этажа обливающимся литрами пота и вдыхающего затхлый запах. Напрасно я надеялся, что кошмар здесь кончится – нет, первый этаж весь был покрыт той же коростой окиси, что и четвёртый. Сумрак тоже присутствовал. Тихий Холм играл по-крупному.

Я судорожно соображал, по какую сторону был выход, но так и не вспомнил. Эта область мозга отказала.

Налево? Направо?

Шаги сзади...

Я бросился в левую сторону, надеясь на лучшее. Коридор качался и двоился перед глазами. Дойдя до совершенно неожиданного поворота, я понял, что ошибся. Выхода здесь не было. Коридор кончался глухой стеной. Я оказался в западне.

А тем временем шаги приближались. Они уже не были тихими и шаркающими – нет, теперь под ногами того, кто шёл за мной, сотрясался пол. Вряд ли медсестра могла бы делать такое – это было... что-то другое, более грозное и страшное. Я метнулся вправо, потом влево. Стена. Стена...

«Только не оглядывайся, - твердил я себе, водя рукой по стенам в поисках двери. – Не оглядывайся»...

Вот! Пальцы наткнулись на небольшое углубление. Здесь была дверь. Окись делала её невидимой, сливала со стеной. Открыть приросшую к косяку дверь было уже невозможно, но я и не собирался это делать. Коротко размахнувшись, я изо всех сил ударил ногой в дверь, и она с готовностью ушла внутрь. За ней я увидел лестницу, круто ведущую вниз, в темноту. Это была лестница в подвал госпиталя.

Выбор был невелик. Из двух зол выбирают меньшее, и я побежал в подвал по лестнице, которая напоминала поролон. Шаги того, кто гнался за мной, остались в коридоре первого этажа. Подвал выглядел совершенно обособленным пространством, разительно отличающимся от остальных этажей. Здесь не было жарко, как наверху – воздух жёг арктическим холодом, остужая мои горячие щёки. Горелого запаха не чувствовалось, но назвать свежим здешнюю атмосферу язык не поворачивался. Как и во всех подземельях, воздух был спёртым и затхлым, отдающим плесенью, и никакой мороз не спасал от едкого щекотания в ноздрях. Плюс ко всему в подвале было темно уже по-настоящему. Спустившись на тридцать ступенек, я перестал видеть лестницу и ставил ноги почти наугад. Лишь проём выбитой двери светился тусклым светом далеко наверху. Я почувствовал себя затерянным в просторах далёкого космоса. Наверняка у космонавтов, отдаляющихся от Земли, схожие ощущения.

В подвале не было мёртвых медсестёр и прочей нечисти. Зато обычных мертвецов было хоть залейся – здесь располагался морг госпиталя. Я узнал это, когда вошёл в первое же помещение и, двигаясь на ощупь, схватился за чью-то холодную ногу. Я отдёрнул руку, словно меня ударило током; кожа головы пучком собралась на затылке. Жахнулся в сторону и тут же наткнулся на ещё одну койку с мертвецом. Их было немерено. Мне предстоял долгий и нелёгкий путь обратно к двери, так как в темноте я совершенно потерял ориентацию и не имел понятия, с какой стороны вошёл. Я даже удивился: откуда в захолустной больнице столько умерших? Я же видел, что палаты для пациентов в большинстве своём пустовали с незапамятных времён. Что-то здесь не сходится...

С этой мыслью я вошёл в следующую комнату. Единственное, что я мог сказать, сделав несколько шагов – в ней не было трупов. Зато стояли большие продолговатые предметы высотой с мой рост, которые я определил как шкафы. Было похоже на склад. Да уж, без источника света скитания Гарри Мейсона стали на порядок безрадостнее. Я с надеждой встряхнул фонарик, который по-прежнему находился в нагрудном кармане. Свет не зажёгся. Нет, так не катило. Я взял фонарь в руки, вывинтил заднюю часть и вынул батарейки – здоровые круглые цилиндры, которые в наше время кажутся полным анахронизмом. Положив батарейку на пол, я присел и ударил по нему рукояткой ножа. Гладкая поверхность немного вмялась внутрь. Я продолжал долбить по батарейке, пока она не стала напоминать недоеденный огурец. Потом принялся за вторую батарейку. Всё издевательство заняло около десяти минут. Я успел хорошенько вспотеть, несмотря на собачий холод.

Вставив цилиндры обратно в фонарь, я закрутил заднюю часть. Если батарейки действительно сели, то моя хитрость должна была помочь, хотя бы ненадолго. Задержав дыхание, я нажал на переключатель... и лампа зажглась.

- Есть! – воскликнул я, вытирая пот со лба.

Ну... правду сказать, «есть» лишь более-менее. Свет был слабым и подрагивающим, то и дело уходящим в отключку. Минут через двадцать – тридцать батарейки должны были сесть намертво.

Я приблизил фонарь к шкафу. Как я и думал, это был склад медикаментов. Шкафы стояли рядами в центре комнаты. Через стеклянные двери были видны ампулы, аптечки и другие лекарства. Но пользоваться этими чудесами медицины я бы не стал даже на смертном одре – должно быть, срок годности всех медикаментов истёк во времена Святой Инквизиции. Пилюли почернели и изъелись, жидкость в ампулах побурела. Аптечки покрылись сантиметровым слоем пыли. Я с отвращением отвернулся.

«Ну что же, - подумал я, обращаясь к самому себе, - и как ты собираешься вернуться на первый этаж? Или будешь сидеть здесь до скончания веков?»

Признаться, вариант доктора Коффмана был мне ближе всего. Я знал, что рано или поздно тьма уходит, сжигая в прах все свои порождения в виде ржавых стен и невообразимых чудовищ. Вполне возможно держать оборону и дожидаться минуты просветления, чтобы выбраться...

Я задумчиво посмотрел на шкаф у стены. Шкаф стоял отдельно от остальных рядов, вплотную придвинутый к углу. Да, пожалуй, остаться в подвале будет разумнее всего. Мне всё равно некуда идти, а здесь по крайней нет монстров. Трупы в морге вроде опасности не представляют, хотя кто их знает... Я представил себе толпы полуразложившихся мертвецов, поднимающих чёрные веки и медленно встающих с коек. Брр...

Шкаф был сдвинут.

Я увидел, что правый нижний угол шкафа немного затёрт. Краска была соскоблена и выбита при перетаскивании. У остальных шкафов – тех, которые располагались в центре, - такого не было. Нахмурившись, я подошёл ближе и присел. Да, точно... Кто-то передвигал шкаф, притом неоднократно.

Кто его передвигал? Зачем? И почему именно этот шкаф стоял особняком отдельно от других, у стены? Ответ был достаточно очевиден. За шкафом что-то было.

Что-то, а именно – тайный проход. Как в старых готических романах, которые я любил читать в детстве и которые во многом сформировали меня как писателя. Я смотрел на пролом в стене, ведущий в соседнюю комнату. Сомневался я, что в это помещение можно попасть обычным способом – иначе зачем скрывать проход?

Нашёл проход – залезай. Я протиснулся в пролом, пытаясь что-нибудь высветить своим фонарём-инвалидом. Вроде всё было пусто... Попав внутрь, я нашёл, что комната представляет собой почти идеальный квадрат размером шесть на шесть метров без интерьера. Холод стоял просто невыносимый – на моих веках начал нарастать иней, кожа покрылась пупырышками. Я прошёл к противоположному концу каморки и увидел люк на полу. Ручка-петелька торчала вверх, приглашая открыть.

Хм, замысловато, меланхолично подумал я. Подвал, ведущий в другой подвал. С ума сойти. Вполне в стиле города.

Нашёл проход – залезай, нашёл люк – ... Мне пришлось приложить значительные усилия, чтобы открыть его – люк был настолько древним, что успел зарасти слоем мха. Но всё-таки после энного рывка он со скрипом поднялся вверх, как волк, раскрывший пасть. Висячая железная лестница опускалась вниз на шесть футов, не более. Я не рискнул воспользоваться её сомнительными услугами, предпочёл просто спрыгнуть вниз.

Это было отвратительно. Низкий тесный коридор с тоннами грязных отложений на стенах вызвал бы клаустрофобию у кого угодно. Меня затошнило, и я подумал – какого чёрта, что мне делать в этой клоаке, не лучше ли вернуться в подвал?

«Нет, - строго сказал голос в голове, подозрительно напоминающий голос моего университетского преподавателя мистера Дэвиса. – Не стоит. Помни о Шерил. Ты ещё не обыскал это место, так?»

Господи, да если Шерил в самом деле в ТАКОМ месте, то я не знал, плакать или радоваться. Но, конечно, возразить голосу я не мог. Я должен был цепляться за каждый шанс, пускай самый ничтожный. Не зря же скрыли второй подвал...

К счастью, коридор кончился довольно быстро, наткнувшись на дверь. Больше ста футов этой пытки я бы не выдержал. Схватившись за тяжёлую железную дверь обеими руками, как утопающий за соломинку, я открыл её, мысленно перекрестившись. Пусть Шерил будет там.

Конечно, моей девочки не было. Я увидел маленькую комнату, сделанную по образу и подобию больничной палаты. Луч фонаря выхватил сначала обычную узкую металлическую койку, потом тумбочку у изголовья. Плюс ещё шкафчик с лекарствами у входа. Вот и весь интерьер. В комнате никого не было.

Я подошёл к койке, чувствуя, как с каждым шагом нарастает напряжение на плечах, прижимая меня к земле. Вроде бы ничего особенного... но по мере приближения к койке моё дыхание стало неровным и сбивчивым, а на висках застучали раскалённые кувалды. Пульс, я уверен, подскочил на семьдесят ударов. Мне пришлось расставить ноги пошире, чтобы не упасть.

Здесь, прямо здесь, что-то произошло. Я не экстрасенс, но на моём месте это понял бы каждый. Школа, больница, весь город под названием Тихий Холм – они были пропитаны неведомой субстанцией, наполняющей здешние места смертельным ядом. Но в этой подземной палате насыщенность отравленной среды доходила до такой степени, что она могла уже действовать на человека чисто физически. Я стоял в эпицентре клубка, который опутал город.

На койке раньше кто-то лежал. Отпечаток человеческого тела отчётливо чернел на ржавом железе. Я посмотрел на жуткий чёрный след. Как он мог остаться? Словно выжжен на койке... Что здесь произошло?

Воздух натужно звенел от сконцентрированной в нём энергии. Меня опять начало мутить. Еле перетаскивая ноги, я подошёл к тумбочке, чтобы разглядеть стоящую на ней фотокарточку. Она вся смялась и пожелтела, а с правого края была и вовсе обуглена – но лицо на ней было вполне узнаваемо. Девушка с короткими чёрными волосами, одетая в тёмно-синюю школьную униформу. У неё было не по-детски серьёзное, чуть удлинённое лицо и глубоко впавшие угольные глаза. Тем не менее взгляд был очень выразительным и запоминающимся. Холодный, как лёд... Такому взгляду не должно было быть места на лице ребёнка. И процесс фотографирования явно не доставлял ей удовольствия – на губах не было ни намёка на полагающийся в таких случаях «сы-ы-ыр».

Внизу была подпись. Тоже странная...

Алесса.

Имя показалось мне красивым и таинственным. От него веяло неясной экзотикой дальних стран...

- Алесса, - пробормотал я, вспоминая, как девушка закрыла лицо руками, стоя перед наезжающим бампером автомобиля. Алесса... Значит, это она лежала в подземной палате, надёжно спрятанная от любопытных глаз. Я посмотрел на выжженный силуэт и убедился, что контуры фигуры действительно больше женские.

Она была больна? Скорее всего, раз была здесь... Но почему девушку поместили в отдельную тайную палату, смахивающую на тюремный карцер? Вряд ли в этих стенах было очень весело. Я увидел толстые кожаные ремни, свисающие вниз с края койки, как ядовитые змеи. Неужели... неужели она была душевнобольной? Тогда всё понятно – и нежелание, чтобы её видели, и весь этот убогий каталажный расклад... Но всё равно, девушка не заслуживала такого обращения, насколько бы безумной она ни была.

Поставив фотокарточку на место, я пошёл к двери. Кроме единственной палаты, под землёй ничего не было, оставалось только плестись обратно. И лучше бы сделать это поскорее – я был уверен, что скопившийся здесь негатив влияет на человека не самым лучшим образом.

Невесть откуда в подземном коридоре взялась вода. Она сочилась сквозь стены, промокая подошвы ботинок. Я ускорил шаги. На полпути я вдруг испугался – а что, если люк будет закрыт? Тогда я навечно останусь под землёй... Пустившись вприпрыжку, я достиг конца через десяток секунд и с невообразимым облегчением увидел пустой чёрный провал над головой.

Я вскарабкался наверх по лестнице и прикрыл люк. Потом, выбравшись через знакомый проход в стене, задвинул дыру шкафом с лекарствами. Теперь ничто не выдавало, что в закрытую область госпиталя Алчемилла проникала нежеланная пара глаз. Несмотря на то, что со мной ничего особенного под землёй не приключилось, я чувствовал себя, словно только что окунулся с головой в илистое болото, кишащее червями. Да уж... Внизу было плохое место. Очень плохое. Хвала тому, кто спрятал проход – это было мудрое решение.

Пока я возился со шкафом, фонарь тихо мигнул, заставив сердце бешено ёкнуть. Когда я закончил пыхтеть и поднял его, свет мигнул снова, на этот раз даже дважды. Заряд батарей был на исходе.

«Нужно бы как-нибудь выбраться-таки наверх, - подумал я, глядя на быстро слабеющий грязно-жёлтый конус. – Если неохота соседствовать в темноте с трупами, которые в любой момент могут ВСТАТЬ И ПОЙТИ...»

Я осторожно выглянул в коридор. Странно... вода появилась и здесь. Вроде ей было неоткуда взяться, но она уже успела покрыть пол тонкой сплошной плёнкой, переливающейся на свете фонаря. На том конце коридора я заметил в воде большого чёрного таракана, юркнувшего в известную только ему щёлку в стене. Таракан был неестественно большим, не меньше какой-нибудь исхудалой крысы. Меня передернуло. Прочь, прочь отсюда...

Но наверху меня ждало ОНО...

После некоторых колебаний я решил испытать судьбу (думаю, не самую последнюю роль в этом эпохальном решении сыграл окончательно потухший свет). Поднимался осторожно, прислушиваясь к звукам после каждой новой ступеньки. Светлый прямоугольник проёма медленно приближался. Было тихо, только внизу журчала прибывающая вода. Я направил пистолет к пустому проёму, готовый спустить курок. Бетон под ногами по-прежнему мягко пружинил, создавая неприятное ощущение неустойчивости.

Шагов, сотрясающих стены, не было. Затаив дыхание, я положил правую ногу на последнюю ступеньку. Через проём я видел покрытую окисью дверь палаты. Сосчитав про себя до трёх, я рывком выскочил в коридор. Развернулся налево – ничего, направо – тоже пусто. Коридор ни капельку не изменился с тех пор, как я в диком ужасе спустился в подвал. Кроме одного: чудовища, гнавшегося за мной, не было.

Я облегчённо прислонился к двери палаты. В спину впились острые края коросты, но я не обратил на них внимания, наслаждаясь безопасностью. Безопасность... Только оказавшись в настоящей переделке, понимаешь, насколько восхитительна для человека уверенность в том, что в ближайшую минуту с ним ничего не стрясётся.

Госпиталь Алчемилла в сумраке выглядел эфемерно и неверно, словно мираж – казалось, ржавые стены нет-нет да и тихонько растворятся в смеси света и тьмы, став единой умиротворяющей серостью. Странно... Картина, которая казалась мне несколько минут назад настоящим кошмаром, выглядела теперь чуть ли не идиллией.

Мне не хотелось идти. Я зарубил себе на носу – куда ни иди в этом чёртовом городе, всё равно наживёшь себе неприятностей. Лучше оставаться на месте и не рыпаться. Тот самый случай, когда движение – это смерть...

Разумеется, я был неправ в своей мимолётной слабости. Даже в Тихом Холме без движения не было жизни. Я понял это, когда по ржавому коридору пронёсся отчаянный женский крик:

- Помогите!

Я вмиг оторвался от стены, схватившись за пистолет.

- Помогите, кто-нибудь!

Голос исходил из ближайшей палаты. Женщина была действительно напугана – в голосе было столько ужаса, что он срывался в дребезжащий хрип. Это невозможно было слушать. Я подбежал к двери и застыл перед ржавой ручкой, не решаясь что-либо предпринять.

Женщина закричала снова:

- На помощь!..

Голос ослабел в конце, упав до еле слышного шёпота. Я приложился ухом к двери и громко спросил:

- Кто здесь?

Наступило молчание. Я забеспокоился – что случилось, почему она ничего не говорит? Потом догадался, что женщина просто не верит услышанному и напряжённо вслушивается в звуки с коридора.

- Есть кто-нибудь?

- ДА! – закричала она и забарабанила ладонями по двери. – Прошу вас, не уходите, пожалуйста, только не уходите...

- Я не уйду, - заверил я. – Вы меня слышите?

- Да, - ответила она уже спокойнее.

- Отойдите от двери, я попытаюсь вышибить его.

Шаги удалились вглубь палаты. Я отошёл назад, вобрал воздуха и ринулся вперёд. Как и ожидалось, дверь почти не оказала сопротивления – хлипкие шарниры, крошащиеся на глазах, не были способны удержать тяжёлый металл. Я даже чуток перестарался, и дверь стремительно отлетела метра на три. К счастью, женщина не стала недооценивать опасность и забилась далеко в углу.

Вот так Гарри Мейсон и появился в жизни Лизы Гарланд. Весело, с треском и грохотом. Едва я вошёл в палату, она бросилась ко мне – до половины палаты проползла, даже не пытаясь встать с четверенек, но потом всё-таки поднялась и кинулась прямиком мне на грудь. Я опешил от такого горячего приёма. Она уткнулась лицом мне в свитер и громко всхлипнула. Я не нашёл ничего лучше, как успокаивающе погладить её за роскошные рыжие волосы. Девушка была очень молодая, лет двадцати. На ней была униформа медсестры. Похоже, ей выпала та же участь, что и доктору Кофманну...

Она оторвалась от моей груди и с обожанием посмотрела на моё лицо. Да-да, с обожанием – я бы не перепутал это чувство ни с чем другим. Именно это я видел иногда на улицах при встрече с преданными читателями (стыдно признаться, но таковые имелись даже у меня). Но эта девушка в форме медсестры, конечно, не знала никакого Гарольда Мейсона, автора «Невинной луны». Тем не менее, взгляд её был весьма красноречив. Я постарался улыбнуться ей, но после всего пережитого улыбка отклеилась от моего лица надолго. Не знаю, что увидела она на моём лице вместо улыбки, но, по крайней мере, ей это понравилось - девушка прямо-таки засияла, как зажжённая рождественская ёлка.

- Наконец-то, - запричитала она, не отрывая глаз от меня, - наконец-то... Хоть кто-то нормальный...

- Кто вы? – спросил я, мягко отстраняя её от себя. Что и говорить, приятно было чувствовать себя в объятиях красивой девушки посреди сошедшего с ума мира, но я не мог позволить себе такой роскоши.

Поняв, что я её отталкиваю, девушка искусно высвободилась и отступила назад. Кажется, она была огорчена, и я ощутил невидимый укол совести.

- Лиза, - сказала она. – Меня зовут Лиза Гарланд. А тебя как?

В очередной раз вопрос о моём имени застал меня врасплох. Это становилось смешным.

- Меня? – переспросил я, лихорадочно размышляя. – Э-э... Гарри Мейсон.

Я с интересом посмотрел на её лицо, но ничего не заметил. Лиза явно не читала моих книг. Что ж, теперь настала моя очередь для глупой обиды.

- Гарри, скажи... Что происходит? Где все?

Ну что я мог на это сказать? Лиза смотрела на меня, как на волшебного всевидца, способного метать гром и молнии, который может одной рукой вернуть былое на место. Не хотелось разочаровывать девушку, но я должен был признаться, что ничего не знаю. Прежде чем я раскрыл рот, она продолжила:

- Я сама ничего не помню... Наверное, потеряла сознание. Когда я очнулась, никого не было.

Голос задрожал снова.

- Это ужасно... – Лиза влажно шмыгнула носом.

Я осмотрел место её заточения. Койка, стены, сумрак... За окном уже темнело. Там, за стеклом, в нормальном мире росло какое-то дерево, призванное показать экологическую чистоту госпиталя. Здесь от неё остался только голый искривленный ствол, тянущийся на тёмные небеса. Джентльменский набор... Каково было Лизе проснуться в таком местечке и ничего не понимать? Я хорошо мог вообразить себе её ощущения.

«Хоть кто-то нормальный...»

Что означали эти слова? Неужели Лиза что-то видела? Я надеялся, что нет – один вид этих созданий способен был ввергнуть неподготовленный разум в омут сумасшествия. Но вид Лизы, её заплаканные глаза, трясущиеся, как от холода, руки и срывающийся голосок свидетельствовали о том, что с нею тоже что-то случилось...

- Так ты больше ничего не знаешь? – пробормотал я. – Я сам тоже ноль. Знаю только, что всё это как один плохой сон.

- Да... – Лиза присела на краешек койки и опустила глаза на пол, покрытый чёрной паутиной трещин. - Оживший кошмар...

Трещины образовывали уродливые сплетения, сливались друг с другом и напоминали гротескное подобие детских каракулей. Я невольно выискал в этой мозаике угловатую букву C. Буква H располагалась сразу за ней. «Шерил».

- Лиза?

Она вздрогнула и снова посмотрела на меня. Я увидел тонкую красную царапину у неё на шее, словно она порезалась чем-то острым. Интересно, замечала ли это она сама? Наверное, нет – девушка смотрела на меня с такой благоговейной надеждой, будто я собрался произнести заклинание.

- Можно спросить? Ты не видела где-нибудь поблизости маленькую девочку? Может, до того, как потеряла сознание? Короткие чёрные волосы, семь лет...

- Семилетняя девочка? – Лиза наморщила лоб, сразу став похожей на старательную студентку университета. – Она твоя дочь?

Что ж, в быстроте логики ей было не отказать.

- Да, - ответил я.

Лиза отрицательно покачала головой:

- Извини. Я ничего не видела, и потом, я была в отключке долго, кажется, несколько часов.

Она почему-то пыталась оправдаться передо мной, словно я мог обвинить её в недостаточной наблюдательности. Я видел, что Лизе было действительно жаль. Она очень хотела мне помочь. Думаю, если бы я переспросил, попросив её подумать ещё раз, она бы расплакалась. Да и сейчас девушка была близка к этому. Я поспешил успокоить её и перевести разговор на другие рельсы:

- Это ничего... Кстати, ты знаешь что-нибудь о таинственных вещах там, внизу?

Последний вопрос вырвался совершенно непроизвольно - мне просто нужно было Лизу о чём-нибудь спросить, а в памяти были ещё свежи впечатления от палаты, наполненной разрушающей энергетикой.

- О каких вещах? – Лиза была удивлена. – Внизу что-то есть?

В свой черед удивился и я.

- Ты не знаешь? Я думал, ты здесь работаешь...

А этого говорить не стоило. Лиза опять восприняла всё слишком близко к сердцу. За короткое время нашего общения я заметил, что девушке свойственно относиться к вещам слишком искренне. Вряд ли это было серьёзным недостатком... но в создавшихся тяжёлых условиях излишняя отзывчивость была вредна в первую очередь для самой Лизы.

- Но я не знаю, - она умоляюще посмотрела на меня. – Я правда не знаю, Гарри...

- Всё в порядке, - быстро сказал я. Но опоздал. Лиза успела взвалить всю вину на себя, и это осталось грузом на её душе.

- Может, ты имеешь в виду подземный склад? – с надеждой спросила она. - Если да, то нам туда ходить запрещено... Ты был там? Что ты видел?

Я не думал, что ей, и без того порядочно напуганной, так уж нужно знать обо всех моих наблюдениях. Нужно было срочно что-то придумать. Но благодаря своей болтливости я уже отрезал все пути к отступлению... Не резать же правду-матку, как есть.

- Ну, это...

Что? Я запнулся. Лиза взволнованно наблюдала за мной. В проёме двери за ней клубилась белая дымка. Что сказать?

... белая дымка...

Я вздрогнул, словно от удара. Туман? Здесь, в больнице? Как...

И моя голова взорвалась, разметав кровавые ошметки на ржавые стены больницы.

Но я не умер. Не умер, потому что взрыв был только в моём сознании. Триста тонн толуола, залитые в черепную коробку, погрузили меня в яркую белую вспышку с оранжевым отблеском – видение ядерной кончины мира, преследующее всех со времён Трумэна. И в эпицентре апокалипсиса оказался я.

Наверное, я закричал, я не мог не закричать, хотя боли почти не было, она тоже испепелилась во всепоглощающем пламени. Последнее, что я видел – Лиза, которая на меня с расширенными от ужаса глазами. Её лицо полыхало в красных сполохах. Я услышал голос откуда-то из глубин Вселенной:

- Гарри, с тобой всё в пор...

Канал оборвался, голос пропал. Пропал и я. Взрыв разметал меня на отдельные частицы, обречённые вечно блуждать по пустоте космоса со скоростью света. Меня не стало.

Потом я родился снова. Слепился из своих бывших осколков, снова образовав одно тело. Нельзя сказать, что я был этому очень рад. Тело было слеплено неправильно и коряво, поэтому ужасно ныло. Я стал комком усталости и ломящей боли. Не хотелось даже открывать глаза, чтобы не повредить саднящие веки...

- Проснулся?

Глаза пришлось открыть. Всё вокруг было залито светом, переливающимся белизной, как мираж. Я приглушённо застонал и закрыл глаза снова. Отвратительно...

Властные руки легли на моё плечо и легонько встряхнули. Я сцепил зубы, чтобы не закричать. В желудке что-то перевернулось, и к горлу подкатила волна желчи. Похоже, спокойно лежать мне на дадут...

Я с кряхтением присел и открыл глаза во второй раз. Это оказалось вовсе не так ужасно. Свет уже не резал глаза раскалённой бритвой. Я находился в больничной палате, на одной из ранее пустовавших металлических коек. Стойка капельницы, а рядом...

- Ты опоздал.

Женщина из церкви. Не к месту она смотрелась в своём чёрном одеянии посреди царства белизны.

- А, это вы, - просто сказал я, с усилием ворочая распухшим языком. Особо никаких чувств не было. Я ещё не оклемался от небытия.

- Да, - хмуро сказала женщина, поправляя шаль на голове. – Далия Гиллеспи.

«Ты опоздал».

Как известно, тормоз – тоже механизм, но медленный. Мой заторможенный разум наконец обработал первую фразу женщины и зашёлся в протестующем вое. Как – опоздал? Почему? Сонливость мигом спала – я сам не заметил, как вскочил на ноги. Громко хрустнули суставы.

- Вы... Вы знаете! Скажите всё! Что происходит?

- Это тьма, - сказала Далия Гиллеспи. Странное имечко, рассеянно подумал я. Не менее экзотическое, чем Алесса. – Город окутывается тьмой. Сила должна превзойти мелкое желание. Я знала, что рано или поздно этот день придёт.

Тщательно выстроенные выбросы загадочных фраз, может быть, были кристально ясны для неё самой, но меня они только раздражали. Загадок и так было слишком много, и я, чёрт возьми, хотел получить от странной женщины ответ хотя бы на одну. А вместо этого мне напускали ещё больше тумана.

- Я ничего не понимаю! – громко прервал я. – Можете объяснить нормальными словами? Что вы имеете в виду?

Её бескровные губы тронула усмешка, и в ней я прочитал: «Нет».

- Верь правде, что предстаёт перед твоими глазами, - продолжала она, будто я ничего и не сказал. – Другая церковь – вот куда тебе нужно идти сейчас.

Она положила ладонь на тумбочку, и я увидел большой зелёный лист бумаги, разложенный на поверхности. Это была карта города. Точно такие листки висели на уличных табло. Проследив за костлявыми пальцами женщины, я увидел, что участок карты на углу обведён красным карандашом. Я не мог видеть, что это за место – мешала жёлтая пирамидка «Флароса», которую нежно поглаживала женщина.

- Я не в силах прекратить то, что творится, - сказала Гиллеспи, вращая пальцами пирамидку. – Только ты... Вся надежда на тебя. Ты видел эти знаки по всему городу?

Тон был скорее утвердительный, чем вопросительный.

- Тот странный знак на школьном дворе? – переспросил я с опаской. – Что он означает?

Далия Гиллеспи оставила пирамидку в покое и убрала руку. Я машинально поморщился, увидев, что рядом с выделенным участком карты красуется знакомый символ.

- Это печать Самаэля, - сказала она.

Самаэль. Вроде я когда-то слышал это имя... Сейчас-то, после перелопачивания тонн специальной литературы, я знаю, что за это имя, но тогда я так и не вспомнил.

- Не дай завершить это...

Далия Гиллеспи стала торжественно удаляться. Я сделал шаг за ней:

- Стойте!

У меня была куча вопросов. Что мне делать? Куда идти? Почему Шерил здесь нет? И где Лиза?.. Но женщина явно не собиралась стать мне персональным оракулом. Обернувшись около двери, она указала на тумбочку и бесцветно сказала:

- Не забудь взять Фларос.

Поистине голос её был магнетическим. Иначе как объяснить то, что я обернулся к тумбочке и стоял добрые пятнадцать секунд, пялясь на пирамидку, безмятежно лежащую на карте? Опомнился, когда по коридору больницы стали отдаляться мерные шаги. Но выскочить в коридор и гнаться за Гиллеспи выглядело бы глупо. Я подошёл к тумбочке и посмотрел на жирный красный кружок. Может, она отметила ту самую другую церковь, куда посоветовала мне пойти? Но нет... Над отмеченным домом была видна надпись: «Антикварная лавка». Какого чёрта?

Впрочем... Куда ещё. Всё одно. Антикварная лавка так антикварная лавка.

Я взял в руки пирамидку. Наверное, она вывалилась у меня из кармана в коридоре или где-то ещё, а эта Гиллеспи подобрала и бережно принесла сюда. Как говорится, привет, дружище, я вернулся. Гиллеспи придавала «Фларосу» какое-то важное значение. Но я пока не видел решительно ничего, что могло скрываться в этом куске пластмассы. Но взять с собой не помешает...

Я вышел в коридор больницы. Дверь противоположной палаты была выбита и лежала на паркете далеко в центре палаты. Странно... Неужели это одна из дверей, которых я вышиб плечом, блуждая по госпиталю? Но ведь те двери еле держались на шарнирах... Подойдя поближе, я увидел на концах шарниров жёлтое дерево: дверь была вырвана, что говорится, с мясом. Чтобы сделать такое, мне нужно было стать по меньшей мере чемпионом штата по карате.

Я заглянул в палату. Увидел сдвинутую с места койку и сваленную на пол капельницу. За окном густо валил снег.

- Лиза? – позвал я, зная, что никто не отзовётся.

Её не было. Лиза ушла. Я пожалел, что не успел спросить Далию Гиллеспи о Лизе.

- Она, наверное, уже дома, - неуверенно сказал я, оглядывая погнутую штырь стойки. – Дома и спит. Всё в порядке...

Но раз я это сказал, значит, волноваться было из-за чего, верно?.. С тяжестью в душе я направился к выходу.

Снег усилился. Я стоял на крыльце, а снежинки продолжали пикировать с невообразимой высоты, всё глубже погружая город в свои ледяные объятия. Снег уже не таял при прикосновении с моей ладонью, а оставался лежать жестоким осколком зимы, обжигая холодом. В моих ботинках ходить по свежим сугробам стало уже представлять некоторые трудности. Я осторожно пробрался к калитке и открыл её, рассыпав скопившийся у подножия слой снега. Крайтон-стрит сверкал невинной чистотой, сокрытый за белым снегом и белым же туманом. Трудно было поверить, что этот тот же самый город, где...

Прежде чем я успел подумать, метрах в десяти от меня снег захрустел под чьей-то тяжёлой поступью.

Я среагировал мгновенно. Первым делом захлопнув калитку, сделал пару шагов назад и опустил руку в карман брюк в поисках пистолета. Он был там, никуда не делся. У меня не было времени проверять, на месте ли оставшийся последний заряд. Я застыл, прицеливаясь в туман, который играл заодно со здешними монстрами.

Кто-то шёл вдоль по Крайтон-стрит. Я кое-чему успел научиться за последние часы и не обольщался, надеясь, что это человек – об этом свидетельствовал даже звук шагов, не по-человечески ровный и тяжёлый. Я молился об одном – чтобы он прошёл мимо, не заметив меня. Снег равнодушно хрумкал. Каждый звук бил хлыстом по моим нервам. Звук плавно перемещался... сровнялся со мной... немного замедлился и двинулся дальше. Через минуту шаги стихли. Туман снова пронизался тишиной.

Всё в порядке, подумал я, не пытаясь унять дрожь в суставах. Обошлось...

Но инцидент напомнил мне, что хорошо бы всё-таки побыстрее добраться до места назначения. Я вытащил карту, оставленную женщиной, и честно попытался сосредоточиться. Но сколько я ни старался, я не мог разглядеть смысл в этих символах, выполненных красным карандашом. Нет, так не шло. Я закрыл глаза и досчитал до двадцати, старательно вдыхая морозный воздух. Потом открыл глаза и с удовольствием отметил, что буквы на карте перестали отплясывать фокстрот.

Антикварная лавка находилась на Симмонс-стрит. Я нашёл госпиталь Алчемилла на карте и прикинул расстояние, которое мне предстоит преодолеть. Результаты не обрадовали. Мне нужно было пройти один квартал по Крайтон-стрит... повернуть под прямым углом и ещё квартал по Саган-стрит... девяносто градусов и квартал по Симмонс-стрит. Три квартала. Три обители опасности, грозящие страшной и бессмысленной смертью. Уж не знаю, кем там считала меня Далия Гиллеспи, но совершать такие зигзаги по Тихому Холму решился бы только сумасшедший.

Коим я в некоторой мере уже был.

Я вдруг вспомнил, что у меня дома осталась неоконченная рукопись новой книги. Пятьдесят исписанных листов и сто чистых, ждущих меня в ящике стола. Книга называлась «Бриз в черно-белой ночи», об охотнике, который мучается воспоминаниями о тяжёлом детстве. Ещё вчера эти листы казались мне одним из самых важных вещей в жизни. И вот, стоя у калитки госпиталя, я в полной мере ощутил, насколько ничтожна моя жизнь и всё, что я в ней делал. Я готов был отдать всё, чтобы выбраться из города со своей дочерью. Все книги. Все вещи. Все деньги. Все воспоминания. Всё, что у меня когда-либо было. Все невинные луны, танцы с ночным ветром и бризы в черно-белой ночи, которые были всего лишь иллюзорными преградами, которыми я отбивался от страшного и незнакомого внешнего мира...

Крайтон-стрит повёл себя великодушно, не подсовывая мне больше никаких неприятных встреч. Но вот Саган-стрит, грязноватый и не очень широкий проспект со скромными претензиями на фешенебельность, невзлюбил меня с самого начала. Сделав всего около сорока шагов, я наткнулся на собаку. Тварь была точь-в-точь похожа на ту, которую я отправил на тот свет у прохода, где исчезла Шерил. Та же рыжеватая взлохмаченная шерсть и уродливо удлинённое тело... Собака что-то рвала зубами, уткнувшись носом под забор. Я начал пятиться назад, надеясь разминуться, но... не всё коту масленица. Когда я сделал неосторожное движение ногой, цокнув замёрзшей резиной ботинок об асфальт, собака навострила ухо и обернулась с предупредительным рычанием. Я сам не заметил, как пистолет оказался у меня в руке. Вырабатывался условный рефлекс, как у тех же собак Павлова... Тихий Холм быстро низводил человека до агрессивного животного.

- Брысь!

Собака махнула левым ухом при звуке моего голоса. Рычать она перестала, но глаза светились недобрым огнём. Она стояла на месте, пригнувшись к земле. Длинный тонкий хвост напрягся.

Я нажал на курок.

Нет, собака не прыгнула, не побежала. Она умерла там, где стояла, не сдвинувшись ни на дюйм. Просто... просто я перешёл от защиты к нападению. Я атаковал первым.

До сих пор не знаю, что меня на это сподвигло. С одной стороны, я отлично понимал, что для меня значит утрата последнего патрона. Да и собака вела себя вовсе не так злобно, как её сородич у прохода. Но всё-таки я выстрелил. Наверное, это была досада. Та досада, которая по крупицам откладывается в сознании, накапливаясь до критической массы. На меня уже столько раз ни с того ни с сего нападали различные твари... Что ж, подумал я, глядя на бьющуюся в агонии псину, у меня есть право на ответное действие.

Так я остался без огнестрельного оружия. Учитывая, что почти каждый выстрел благословенного пистолета спасал мне жизнь, это вырисовывало плохие перспективы. Я выместил злость на собаке, и теперь мне следовало быть крайне осторожным. В сущности, оружие теперь было у меня одно – бежать. Ножичек, отобранный у существа в начальной школе, не в счёт. Махать им перед здешними тварями – что с зонтиком на медведя.

Я пошёл дальше, теряясь в тумане. Без карты я бы сто раз заблудился – даже так я несколько раз пытался свернуть не на те улицы. В-общем, к тому времени, когда я в конце концов приблизился к антикварной лавке, я уже не чувствовал своих ног – снег облепил ботинки, носки, забился в подошвы, лишив их чувствительности. Я нисколько не беспокоился о ногах – гораздо больше меня волновало, что я могу отморозить себе уши и не услышать звуков подкрадывающегося чудовища.

Дважды я проходил мимо искомого домика. Наконец, прогуливаясь по Симмонс-стрит в третий раз с в меру испорченными нервами, я увидел у входа в неприметное офисное здание крохотную зелёную вывеску: «ЗЕЛЁНЫЙ ЛЕВ – МАГАЗИН АНТИКВАРНЫХ ТОВАРОВ. РЕДКИЕ ВЕЩИ». На фоне красочных щитов большого торгового центра, расположенного в соседнем здании, лавочка смотрелась более чем убого.

Дверца была услужливо приоткрыта. Меня это насторожило. Я осторожно заглянул внутрь. Сильно пахло залежавшейся пылью. В полутьме виднелись массивные шкафы, на полках которых переливались серебром кубки необычной формы. Похоже, это и были те самые редкие вещи.

Если понимать «антиквариат» как синоним слова «старый», то внутреннее убранство как нельзя более подходило его профилю. Несмотря на обилие таинственных и красивых вещей, перенёсшихся с прошлых столетий, магазин не создавал ощущение внутреннего уюта. Скорее он выглядел как давно заброшенный жилой дом, обитатели которого съехали в спешке, оставив за собой немыслимый бардак. Я некстати опять вспомнил историю «Марии Селесты».

Ну и?.. Я здесь, и что дальше?

Пробираясь через нагромождения ящиков и стульев, я обошёл комнатку. Дверей не было, кроме той, через которую я сюда вошёл. Страшный беспорядок мешал сколько-либо ориентироваться. Взгляд цеплялся за ненужные вещи, которые всё равно никто бы не купил.

Что-то я должен был найти...

Моё внимание привлёк шкаф красного дерева, расположенный на дальнем углу. То есть не столько шкаф, сколько следы на паркете. Умудрённый опытом, я заметил почти сразу, что шкаф передвигали. У местных жителей были не очень оригинальные методы сокрытия тайных проходов.

Привычным движением оттащив шкаф в сторону (хрустальные бокалы на полках пронзительно звякнули), я извлёк на свет Божий дыру в стене – как раз под размер человека. Но осмотреть проход как следует не успел.

Свет, бьющий из открытой двери, вдруг померк. В магазине антикварных товаров сразу стало на порядок темнее, даже дыра в стене слилась со мглой перед моими глазами.

«Чёрт!»

Ну и кто на этот раз? Ещё одна собака? Существо в саване? Раздельноголовая тварь? Я обернулся, одновременно извлекая пистолет из кармана. Страха не было – только едкая досада, что меня прервали, когда я был занят. Но зафиксировав палец на курке, я вспомнил, что в магазине больше нет патронов...

К счастью, это не был монстр. Иначе, полагаю, я бы не писал эти строки.

Человеческая фигура у проёма казалась знакомой, но в таком положении - против яркого света, щурясь от покалывания в веках, – я не мог опознать, кто это. Только когда человек осторожно сделал шаг вперёд, выпав из «слепой зоны», я удивлённо вскинул брови:

- Сибил!

- Гарри?

Господи, как я рад был её видеть! Вроде нельзя сказать, что время в городе я провёл в полном одиночестве, но... как бы это правильно выразить... все жители Тихого Холма были окружены неким ореолом отчуждения. Строгий и чопорный доктор Кофманн, загадочная Далия Гиллеспи, даже Лиза. Город оставил на них свой невидимый отпечаток. Не думаю, что этот след можно смыть горячей ванной. Сибил и я были здесь чужими – и именно поэтому мы были ЧИСТЫМИ. Тихий Холм ещё не получил над нами всеобъёмлющую власть, как над остальными. И мы оба это чувствовали. Сибил улыбнулась, поправляя пистолет, висящий на ремне. Я с облегчением отметил, что защёлка кобуры закрыта. Стало быть, стреляться ей не пришлось.

- Рада, что с тобой всё в порядке, - бодро сказала Сибил, оглядывая меня с ног до головы... и вдруг замерла. – Гарри, что с твоей рукой?

Я посмотрел на левую локоть, обёрнутую тряпкой грязно-красного цвета.

- Собака укусила. Не серьёзно, - заверил я. Не знаю, поверила Сибил мне или нет, но говорить ничего не стала... пока.

- А как ты? – спросил я. Хотел ещё осведомиться, когда подоспеет вызванная подмога, но что-то меня удержало от этого вопроса. Как оказалось, не зря.

Сибил пожала плечами:

- Всё гораздо хуже, чем я думала. Уж лучше бы я осталась с тобой...

- То есть как? – моему удивлению не было предела. Я-то думал, что Сибил успела съездить в Брамс и её появление знаменует конец моих одиночных скитаний. – Что случилось? Я думал, ты уехала за помощью...

В последнем предложении совершенно неожиданно прорвалась сдерживаемая злость. Отлично, с горечью подумал я. Вот это и называется полный круг. Мы оказались в том же положении, что и тогда, в кафешке. Ну разве что боеприпасов стало поменьше, да и нас самих чуток покоцали.

Но Сибил была не Лиза, которая в каждом слове видела скрытый упрёк. Она и вовсе не заметила моего клокочущего тона. Присев на большое пыльное кресло ручной работы, она начала рассказывать:

- Я не смогла выбраться из города. Смешно, верно? Но это так. Все дороги развалены непонятным образом, там даже танк не проедет. К тому же ни одна машина не заводится. Я пыталась поехать на пикапе, припаркованном у бензоколонки, но мотор молчит, хотя никакой видимой неисправности нет. Телефоны и рация не работают... Ничего не понимаю.

Говорила Сибил спокойно, даже иронично. Это её немного забавляло – глупое нелепое приключение на уик-энд. Я же, слушая её рассказ, дрожал, как осенний лист. Сбывались мои худшие предположения. Тихий Холм стал не просто местечком со странностями – нет, он стал ловушкой, из которого не выбраться. Грандиозный капкан, заточивший в себе горстку людей, ничем не связанных друг с другом. Гарри Мейсон. Шерил Мейсон. Сибил Беннет. Майкл Кофманн. Далия Гиллеспи. Лиза Гарланд. В самом деле, подумал я, почему мы? Почему не кто-нибудь из остальных шести тысяч жителей Тихого Холма? На ум приходила только омерзительная аналогия с крысятником, через который пропускают электрический разряд... Ничтожные беспомощные существа.

- А моя дочь? – я облизнул пересохшие губы. Опять полезли красочные образы. Мысленный фонтан нужно было срочно заткнуть. – Ты не видела Шерил?

Сибил с досадой легонько хлопнула себя по лбу:

- Как раз хотела сказать... Я видела девочку.

- Это была Шерил?!

Я непроизвольно сделал шаг вперёд.

- Не знаю, - Сибил покачала головой. – Я видела только силуэт девочки в тумане, очень сложно было разглядеть. Я бросилась за ней, но...

- Но?!

Наверное, вид у меня были достаточно дикий, раз даже такой человек, как Сибил, боязливо отодвинулась назад.

- ... она исчезла. Всё произошло быстро, я даже не поняла как следует. Гарри, не могу сказать, была ли это именно твоя дочь...

- Ты упустила её, - простонал я, сжимая кулаки. Получается, пока я сновал по всяким школам и госпиталям по наводке Далии Гиллеспи, Шерил находилась в другом конце города?! Эх... Будь я колдуном, старой женщине не избежать бы самого страшного проклятия.

- Где это было?

Я готов был бежать туда прямо сейчас. Шерил там. Она не могла далеко пойти. А мороз крепчает с каждой минутой. Как Сибил могла? Она должна была найти её... Найти во что бы то ни стало! Проклятье, почему всё оборачивается против меня?

- На Бахман-роуд, - осторожно ответила Сибил. – Она шла прямо к озеру.

- К озеру?!

Меня начало шатать на месте. Кубки на полках удлинились, как резиновые игрушки.

- Гарри, ты только не волнуйся...

Ну конечно, криво усмехнулся я. Как же не волноваться. Подумаешь, дочь исчезла... Не стоит беспокоиться.

Я тяжело присел на какой-то ящик со старыми книгами и закрыл лицо ладонью. Мысли путались, спотыкались и теснили друг друга. Ближайшие три минуты я занимался тем, что старательно расставлял их по полочкам. Занятие было не из приятных. Сибил виновато молчала, изучая узоры снега на окне. Потом я тихо спросил:

- И... что дальше?

- Она шла легко, как ветер, - Сибил тоже говорила тихо, словно боялась кого-то разбудить. – То есть мне так показалось. Слишком быстро для семилетней девочки. Меня ещё удивило то, что этот участок Бахман-роуд был разрушен. Я не хотела тебе говорить, но... Девочка просто не могла там пройти, понимаешь? Там не было дороги. Но я видела, как она шла. Я точно видела.

Каждое слово западало мне в сердце, причиняя глухую ноющую боль. Я уже даже не думал над тем, что говорила Сибил. Слова потеряли форму, став голым содержимым.

Шерил ушла... Озеро. Я вспомнил, как она завороженно смотрела на черно-белую фотографию озера Толука. Ну конечно! Я должен был догадаться сам! Почему это чёртово озеро так заинтересовало её?.. Я не знал, но теперь уяснил окончательно - целью Шерил в Тихом Холме были не школа и не госпиталь, а озеро. То самое «легендарное озеро Толука, покоряющее всех и каждого неповторимой красотой».

Сибил что-то спросила. Очнувшись от грёз, я вопросительно посмотрел на неё. Она терпеливо повторила:

- Ну а как ты, Гарри? Что было с тобой?

- Всё нормально, - сухо ответил я, всё ещё не развеяв свою идиотскую злость. – Хотя могло быть лучше.

- Никого не встречал?

Встречал-то я много кого, от бешеных собак до доктора, который меня едва не отправил к праотцам, но на ум в первую очередь пришла именно женщина в церкви.

- Я встречался со странной женщиной, - устало сказал я. – Она сказала, что её зовут Далия Гиллеспи. Может, ты знаешь?

Сибил закусила губу:

- Далия Гиллеспи?.. Нет, вроде не слышала. И что она?

Я усмехнулся, вспомнив свой на редкость содержательный разговор:

- Говорила, что город окутывается тьмой. Ерунду какую-то... Без понятия, что это может означать.

- Город окутывается тьмой... – задумчиво произнесла Сибил. Когда она размышляла, чем-то она очень напоминала Джоанну. Такая же вертикальная морщинка на лбу, такие же отстранённые голубоватые глаза... Я тряхнул головой, отгоняя наваждение.

- Наркотики, - сказала Сибил уверенно. – Тут было одно громкое дело, связанное с продажей наркотиков туристам. Полиция поймала нескольких мелких дилеров, но так и не докопалась, кто за всем этим стоит. Не было найдено ни одной зацепки. Кончилось тем, что дело зашло в тупик и его по-тихому закрыли.

Я с замешательстве почесал затылок:

- И какое отношение к происходящему могут иметь наркоторговцы?

- Я имею в виду, может, под «темнотой» женщина пыталась намекнуть тебе о наркотиках?

Первым моим порывом было спросить Сибил, а не шутит ли она часом. Но она выглядела очень серьёзно и ждала моей реакции. Стало быть, она действительно верила в то, что сказала. Верила, что происходящее может иметь простое и понятное объяснение. И это после многочасового блуждания по городу, когда Сибил воочию увидела все странности. Она была конченой рационалисткой, живущей в логичном мире, подчиняющимся строгим законам. Возможно, этому обязывала её профессия, не терпящая компромиссов. Для Сибил подброшенная вверх монета всегда падала либо орлом, либо решкой. Она не знала и не хотела знать о третьей, оборотной стороне, не выражающейся никакими законами и не вычисляющейся ни одной формулой.

Наркотики. Не страх перед неведомым явлением занимал её голову, а наркотики и подонки, которые продавали его приезжим. Не самая верная линия, но я не собирался разуверять её. Это было её счастье, если она не замечала, что мир вокруг рушится, как карточный домик.

- Ага, - сказал я и встал с ящика. Сибил тоже немедленно поднялась:

- Ты куда, Гарри?

- На Бахман-роуд. За Шерил. Найти её, - я втолковывал Сибил, как ребёнку. – Мне нужно идти. Надо успеть.

- Дорога разрушена, я говорила...

- Должен же быть обходной путь, - я двинулся к двери. Сибил направилась было за мной, но вдруг остановилась и спросила:

- А это ещё что?

Я оглянулся. Ах, вот оно что... Сибил с интересом заглядывала в пролом за шкафом. Я совсем успел о нём забыть в горячке мыслей о дочери.

- Только что нашёл. Не знаю, что там...

Сибил расстегнула кобуру и начала залезать в дыру:

- Посмотрим...

Нет, так не годилось. Дыру нашёл я, и направили сюда меня. Конечно, грош цена словам женщины, которая один раз уже направляла меня по ложному следу, но... А вдруг там что-то... В конце концов, это дело пары минут.

- Погоди! – я бросился обратно. – Мы ведь не знаем, что там! Первым пойду я.

Сибил обернулась с удивлением и досадой. Что за человек, говорили её глаза.

- Я офицер полиции. Разумнее, если первой буду я.

- Нет, - твёрдо сказал я. – Всё-таки лучше я.

Сибил, я чувствовал, начала что-то возражать, но вместо этого вдруг спросила:

- Оружие при тебе?

- А... что... конечно, - сориентировался я. – Вот.

Я продемонстрировал пистолет, надеясь, что ей не придёт в голову проверить обойму. К счастью, Сибил не настолько не доверяла мне.

- Ладно, - Сибил спустила предохранитель своего пистолета. Когда она успела взвести? - Иди, я буду прикрывать отсюда. Но как увидишь что-либо подозрительное, возвращайся сию же секунду. Будь крайне осторожен.

Бла-бла-бла... Я мысленно усмехнулся, представив, как я сонно сижу за школьной партой, старательно пропуская мимо ушей наставления учительницы Сибил. А вслух с энтузиазмом произнёс:

- Конечно!

Сибил отошла в сторону, освободив проход. Кажется, она была немного зла на меня. Опять ей не давали выполнить ВАЖНОЕ ДЕЛО. Почему она всё-таки уступила?.. Нет, подумал я, будет как-то нехорошо, если я сейчас молча исчезну в дыре. Нужно о чём-то поговорить...

Подойдя к проходу, я неуверенно оглянулся. Сибил стояла на фоне белого окна и опять смотрела в окно. Я поймал себя на мысли, что с тех пор, как Сибил появилась в антикварной лавке, она почему-то всё время следит за улицей. Боится?

- Сибил?

Она нехотя обернулась. «Ты ещё здесь?»

- Да?

Мне хотелось легонько дать понять, что всё вовсе не так просто, как ей кажется. Я был неправ, когда думал, что непонимание лучше. Сибил нужно было знать... знать, что в тумане таится более грозная опасность, чем наркоторговцы.

И ещё мне хотелось выговориться, озвучить кому-нибудь свои догадки и мысли.

- Ты что-нибудь знаешь о...

Мягкие метафоры не приходили на ум, приходилось называть вещи своими именами:

- Тебе не кажется, что всё это похоже на другой мир? Как будто мы попали в какой-то кошмарный сон...

Слова давались с трудом и звучали всё глупее. Я почувствовал, что краснею. Сибил спросила:

- О чём ты?

«Ну как, как объяснить?»

- То есть я не уверен, - пробормотал я. - Просто пытаюсь понять, осмыслить происходящее, но в результате увязаю всё глубже...

Другие миры, параллельная реальность... Нет, ничего не подходило для описания того царства кромешного ужаса, в который превращался город с падением тьмы. Но я старался. Старался, как мог:

- Понимаешь, там темно, словно вдруг настала ночь. Я слышал звуки сирен, когда очутился там впервые. Потом это происходило несколько раз, и каждый раз я видел ужасные чудовища, бродящие во мгле. Ещё я встретил там медсестру, Лизу. Она была напугана...

«Лиза? При чём тут Лиза?»

- Мне кажется, - промямлил я, - я был в каком-то ином мире, но не по-настоящему... не совсем по-настоящему. Помутнение сознания – ну как некоторые виды галлюцинаций... Ты знаешь?

По мере того, как на лице Сибил просматривалась жалость, меня охватывало раздражение. Боже, какую чушь я несу! И кому – Сибил, человеку, который меньше всех может меня понять! Она подумает, что я просто пытаюсь её запугать – «ох уж эти писательские штучки»... Или, хуже того, сочтёт меня полностью свихнувшимся на почве волнений за свою дочь.

- Гарри, я не совсем понимаю, о чём ты...

Конечно, не понимает. Я тяжко вздохнул:

- Эх... Да так, мысли вслух. Не бери в голову.

Сибил положила руку мне на плечо:

- Гарри, ты просто устал. Может, всё-таки мне...

- Устал?.. – переспросил я. И внезапно со всей полнотой чувств ощутил, НАСКОЛЬКО я устал. Я не спал, не ел и не пил уже почти сутки (если не считать сном отключку разума, ни на йоту не способствующие восстановлению душевных и физических сил). Всё время на ногах, мечущийся из одного конца города в другой, то и дело вступающий в изнурительные стычки с различными тварями... Я устал.

– Да, - сказал я, - возможно, так и есть.

С этими словами я залез в пролом. Лестница вела круто вниз. Я держал в руке ненужный пистолет и тупо шагал вперёд, чувствуя гудение в ногах. Ветхие половицы скрипели. Под антикварным магазином оказалось ещё одно помещение. Я вспомнил, что Далия Гиллеспи что-то говорила про «другую церковь». Может, она и есть?

На толстой металлической двери внизу был нарисован странный знак. Слава Богу, не проклятая печать Самаэля, но что-то очень похожее. Это был двойной круг с вписанными в него тремя кругами меньшего радиуса. Между внешними кругами были видны рунические закорючки. Знак напомнил мне карикатуру на человеческое лицо – два глаза плюс рот, обрамлённый контуром головы. Насмотревшись, я ткнул ладонью посреди знака, открывая дверь.

В продолговатом помещении не было ни одного источника света – слабые лучики, падающие сверху с пролома, досюда уже не долетали, и поэтому я ничего не мог видеть. Так и слепо пошёл вперёд, полагаясь на руки. В ширину комната составляла шагов шесть-семь, а в длину... Я отмеривал количество шагов. Двадцать... Тридцать... Похоже на миниатюрный зал, подумал я и тут же коснулся животом какой-то стойки. Стойка была не очень высокой, на нём я нащупал несколько чаш. Пролез пальцами в одну из них и обнаружил горсть маслянистого порошка. Вспомнив рассказ Сибил о наркотиках, я с отвращением вытер кисть о брюки. Неужели всего лишь нарколаборатория?

Это не была нарколаборатория. Потому что когда прямо передо мной вспыхнул ярко-красный язык пламени, я увидел, что стены комнаты сплошь обвешаны выцветшими иконами. Но святые, изображённые на них... не думаю, что в Священном Писании шла речь хотя бы об одном из них: красивая статная женщина, закутанная в ниспадающее белое одеяние, человек с густой чёрной бородой и тяжёлым взглядом серых глаз... Пламя, взявшееся из ниоткуда, вздрагивало и потрескивало, освещая стойку, которая на самом деле оказалась алтарём. Над алтарём был нарисован тот же знак, что и на двери.

«Другая церковь». Я стоял в грязной церквушке, Бог знает зачем погребённой под помещением антикварной лавки. Но в отличие от безжизненной христианской церкви, здесь чувствовалась истинная Вера – пусть и сокрытая от мира, но тщательно хранимая и лелеемая. Порошок, насыпанный в чашу, догорал, распространяя незнакомый запах, похожий на аромат лаванды. Языки пламени стремительно укорачивались. Моя изломанная тень скользнула вниз по стенам, юркнув к подошвам ботинок. Прежде чем я успел что-либо понять, комната вновь наполнилась густой тьмой.

Но эта тьма была не такой, как раньше. Я ощутил, как силы вытекают из моего тела, всасываясь во тьму. Она отбирала мою жизнь, как губка, впитывающая воду. Ноги отказывались меня держать; я упал на жёсткий каменный пол лицом вниз, расшибив себе нос. Попытался закричать, но не вышло – крик умер в зачатке, не в силах преодолеть забитые лабиринты бронхов.

... последнее, что я увидел – двойной круг на стене, светящийся неземным алым светом.

Пробуждение было сродни пытке. Просторы сна были колючими и извилистыми, как бывает, когда ты лежишь с высокой температурой. Я видел неясные серые тени, снующие в темноте. Они пугали меня, и я знал, что для того, чтобы избавиться от них, мне нужно открыть глаза. Всего лишь открыть глаза... Задача стала для меня почти непосильной. Даже окончательно придя в себя, я не мог собраться. Подушка, бережливо подложенная под голову, насквозь пропиталась солёным потом. Я заворочался с бока на бок. Горло трескалось от сухости и горечи. Я попытался прошептать: «Воды...», - но губы не хотели служить без немедленного вливания живительной влаги.

- Гарри...

Кто-то звал меня по имени. «Отстань, - мысленно взмолился я, мечтая снова уйти в небытие, - ну почему вы вечно не даёте мне отдохнуть, уходи...»

Приятный влажный холод коснулся лица и скользнул ниже, к губам. Я жадно припал к нему, нетерпеливо облизываясь.

- Гарри, ты проснулся?

Знакомый такой голос. Это была Лиза. Она сидела на табурете рядом с койкой, где лежал я, и проводила марлевой тряпкой, смочённой в воде, по моему лицу. Я отрешённо посмотрел на её озабоченное лицо.

- Где...

Я закашлялся, не сумев договорить. В гортань словно вставили лезвие ножа. Нет, вода была нужна сейчас же.

Лиза встала и куда-то удалилась. Я лежал, наблюдая, как ржавый потолок надо мной мерно покачивается. Боже, думал я, всё отдал бы за один глоток воды. Глоток...

- Держи.

Передо мной появился прозрачный стакан с плещущейся в нём водой. Внешняя поверхность стакана запотела, на нём собрались холодные капли. Я схватился за сосуд так резко, что с размаху выплеснул добрую треть содержимого себе на грудь. Без разницы... Залпом осушив стакан, я протянул её за добавкой. С желудком творилось что-то странное – вода, попавшая туда, бурлила, урчала и перекатывалась с громким бульканьем. Хорошо хоть тошноты не было...

Лиза сходила ещё раз. Новую порцию жидкости я принимал уже не так по-варварски, как в первый раз. На этот раз я потягивал воду с удовольствием, чувствуя её холод и вкус кончиком языка. Наверно, в те короткие секунды я был почти счастлив.

- Спасибо, - сердечно сказал я, когда Лиза вновь села на табурет. – Так я... в госпитале?

Лиза кивнула:

- У тебя был плохой сон. Я пыталась будить, но ты всё не просыпался... Я здорово перепугалась.

У меня отвисла челюсть. Плохой сон? То есть что получается – встреча с Далией Гиллеспи... антикварная лавка... Сибил – это всё мне приснилось?

Нет. Это было по-настоящему. Если в чём-то я был уверен, так в том, что Сибил мне не привиделась.

Но Лиза говорила, что я потерял сознание и всё время валялся на койке в госпитале Алчемилла. Кстати, выглядела девушка не очень хорошо: губы подрагивали, в глазах стояли слёзы, и вообще вся она сникла и сжалась, словно ей на плечи положили тяжёлую гирю. Вот и сейчас она сидела, грустно уставившись на меня. Не заваливала меня вопросами, как в прошлый раз, не кидалась на шею от радости. Переволновалась из-за меня? Или... Я с опаской спросил:

- Лиза, с тобой всё в порядке?

Перехватив её недоумённый взгляд, я пояснил:

- Не заболела?

Хотел добавить: «Ты что-то неважно выглядишь», но подумал, что с её эмоциональностью она может обидеться.

- Всё нормально, - ответила Лиза, незаметно отводя глаза в сторону. – Ничего, о чём стоит беспокоиться.

Конечно, я ей не поверил. Лиза была не из тех людей, которые способны что-либо скрывать, но тем не менее она мне недоговаривала.

- Ну, если ты уверена...

Я подождал её реакции. Лиза пожала плечами, по-прежнему старательно избегая встретиться со мной взглядом. Ладно, будь как хочет. Меня больше волновал другой вопрос – чтобы не сойти с ума, я должен был понять, где заканчивается сон и начинается реальность. Не могло же быть две реальности... И, похоже, я знал, как выяснить это.

- Лиза, можно вопрос?

Она молча кивнула. «Давай».

- Ты знаешь что-либо о женщине по имени Далия Гиллеспи?

- О да, - иронично протянула Лиза. – Эта сумасшедшая особа Гиллеспи. В Тихом Холме её редко кто не знает. Местная знаменитость, так сказать... Помешана на религии. Это началось, когда у неё сгорел ребёнок во время пожара в их доме. Жуткий случай, с тех пор она совершенно тронулась. Говорят, она никогда ни с кем не говорит. Больше я о ней не знаю... не очень часто встречалась, и слава Богу.

Ну, насчёт того, что Гиллеспи ни с кем не общалась, Лиза явно ошибалась, и я был живым тому доказательством. Но я сейчас хотел узнать о другом. Лиза была не Сибил, в этом было её преимущество и мой шанс.

- Я встречалась с ней, - сказал я. - Она говорила, что город окутывается тьмой. Что это может означать?

При упоминании о тьме по лицу Лизы побежала тень. Но она быстро совладала с собой и погрузилась в раздумье:

- Город поглотила тьма... Ну я не знаю...

Я уже хотел с деланной непринуждённостью сказать: «Да неважно», - как вдруг Лиза тихо проговорила:

- Но, кажется, понимаю.

Я рывком приподнялся на койке. К тому времени недомогание, которым сопровождалось каждое пробуждение, успело улетучиться, и чувствовал себя довольно сносно.

И Лиза рассказала. Говорила медленно, то и дело запинаясь и сбиваясь, но я слушал, не смея перебить её даже дыханием. Голос девушки звучал гулко в закрытой палате, стены которого были изъедены окисью. Это был первый рассказ о таинственном прошлом городка Тихий Холм, услышанный мною... страшная и жестокая сказка, воплотившаяся в реальность.

- Я сама не очень хорошо разбираюсь, - начала она, - но в городе ходят легенды, которым местные верят... должны верить. Перед тем, как Тихий Холм не начал бурно развиваться, горожане жили тихо. Старались, чтобы Тихий Холм вообще никто не замечал, не особо жаловали гостей. Почти все жители следовали какой-то странной религии. Не христианство, нет – какой-то культ судьбы, связанный с чёрной магией. Они старались вызвать древних богов города. Тут постоянно происходили странные вещи вроде исчезновения людей... Их потом почти никогда не находили. Люди в городе проповедовали жестокость и относились друг к другу соответственно. Потом настали новые времена, в город прибыло много новых людей, и все об этом забыли. По крайней мере, так гласит легенда. Её никто всерьёз не принимает, но... я сама слышала всякие вещи. Это было много лет назад, когда я была ещё ребёнком. Несколько работников городского муниципалитета погибли при очень странных обстоятельствах. Один за другим, почти одновременно... Слухами полнилась земля – говорили, что это проклятие, что городу не нравится, когда приезжают чужаки... Извини, если объясняю не очень понятно.

Я действительно понял далеко не всё. Но одно слово крепко впечаталось в мозг – «культ». Моё предположение оправдалось - в городе действительно орудовали сектанты. Чёрная магия...

Я хотел попросить Лизу рассказывать дальше, но вдруг сильно закружилась голова. К горлу вновь подкатил кислый комок, и я со стоном опустился обратно на подушку. Всё тело с головы до ног прошиб пот. Я закрыл глаза, чтобы избавиться от вида красных стен, пошедших рябью. На внутренней стороне век летали рваные цветные огоньки.

Лиза бережно взяла мою правую руку и прощупала пульс. Судя по тому, как она сокрушённо цокнула языком, дела были плохи.

- Гарри, поспи... Ты болен. Тебе нужно отдохнуть.

Я не хотел спать. Я хотел встать и пойти, сделать хоть что-нибудь, чтобы найти Шерил... Но я не мог. Сознание вновь покидало моё тело. Меня затянуло обратно в темноту, как человечка, привязанного на кончике резинового шнура.

Снов не было – одна холодная пустота. На этот раз я очнулся довольно быстро и безболезненно. Лбом я чувствовал под собой что-то жёсткое и металлическое. Я лежал лицом вниз, раскинув руки, как мертвец.

Я приподнял голову. В глазах двоилось. Впереди был свет, колыхающийся вместе с моими глазными яблоками. Что за?.. Я поднялся на колени и протёр глаза руками. Мир вокруг разом стал чётче, но меня это не обрадовало.

Я снова находился в пустой церкви под антикварной лавкой. Но не совсем так. Здесь всё изменилось. На обветшавших стенах засохли бурые потёки. Под ногами звенела ржавая железная решетка. Знак над алтарём исчез – его место заняла кроваво-красная печать Самаэля. Сам алтарь тоже видоизменился... я увидел, что ритуальные кубки, стоящие на ней, орошены свежей кровью. У стен горели расплывшиеся сальные свечи, которые и давали всё нехитрое освещение.

Опять.

Другой мир? Обратная сторона?.. Глюк Гарри Мейсона? Я затравленно огляделся и увидел обожжённый труп, висящий над входом в церковь. Мертвец широко развёл руки, рот представлял собой широкий чёрный провал, искривившийся в крике. Тоже знакомо...

Я почти не испугался. Сколько можно, в конце концов. В первую очередь я был сбит с толку. Только что я лежал на койке госпиталя Алчемилла и беседовал с Лизой. А до этого я был в антикварной лавке вместе с Сибил. Сны, сменяющие другие сны, и каждый из них может оказаться настоящей реальностью. Вот сейчас я стоял в жутком мирке, где царила тьма и на углах висели обезображенные трупы... Где гарантия, что ЭТО тоже не сон? Где гарантия, что сном не было ВСЁ, что я испытал в этом городе? Может, я просто мечусь на кровати у себя дома в горячке кошмаров и не могу проснуться, в то время как моя дочка спокойно дремлет в соседней комнате? Да уж... Было чему растекаться по древу.

Но пока я был в этом мире, приходилось жить по его законам.

Я прошёл под чёрными обугленными ногами трупа, на секунду уловив носом отвратительный горелый запах.

- Сибил? – крикнул я в темноту. Никто не отозвался. В общем-то, я этому не удивился. Я поднялся наверх по лестнице, касаясь пыльных изогнутых перил. Дыра в стене была на месте, но от самого магазинчика остались лишь белые стены, в углах которого вилась невесомая пыль. На улице стояла ночь. Ящики и шкафы пропали. Как и Сибил – она осталась в том мире снега и тумана, который по сравнению с местом, куда попал я, казался раем на земле. Что ж... пусть хоть ей везёт.

Я подошёл к окну и прильнул лбом к потрескавшемуся стеклу. Моросил дождь, лениво смачивающий тротуар, выложенный из решетчатых стальных плит. Над городом нависали тяжёлые чёрные тучи, загораживающие свет звёзд. В снежном мире было холодно и свежо, а здесь... К тёплому удушающему воздуху примешивался неприятный гнилой запах, от которого сладко першило в горле. Хотя я находился в более-менее центральной части Тихого Холма, нигде не было заметно ни одного огонька. Я был совершенно один... Я зябко поёжился и отошёл от окна.

Куда теперь?

Хм, вообще-то, некуда, с неуместной иронией подумал я. Всё, тупик. Здесь тебя никто не ждёт. Что называется, приехали. Можно только сидеть и ждать, пока тьма, накрывшая город, отступит. Она всегда отступала, так что не всё потеряно. Просто переждать...

Но я не мог сидеть на месте. Что-то мне подсказывало, что если я где-нибудь и могу найти Шерил, то только в зловещих катакомбах «обратной стороны». Я не знал, с чего я это взял, но чувствовал, что Шерил находится рядом, где-то в просторах здешней тьмы. И если я буду трусливо просиживать свою задницу, забившись в угол, то скоро всё будет кончено.

Всё будет кончено. Какая безжалостная и жестокая фраза. Но именно она послужила той плетью, которая заставила меня выйти из относительно безопасного прибежища, наплевав на собственную жизнь. Дождь яростно обрушился мне на голову, по тротуарам закружился ветер. Но я упрямо шагал вперёд неизвестно куда, и порывы ветра выбивали из моих глаз скупые капли слёз.

Я думал, что я единственный обитатель этого мира... Но я ошибался. Я был не один, и очень скоро мне это дали понять.

Решетчатый тротуар громко зазвенел шагах в тридцати от меня. Прежде чем я успел опомниться, звук повторился десятью шагами ближе. Кто-то – или что-то – отмахивал огромные расстояния в прыжке, держа курс на меня. Стало быть, меня уже заметили. Я сломя голову бросился вперёд, подальше от преследователя. Но он подобрался уже слишком близко. Прыг – минус ещё семь шагов. Скок – ещё восемь. Следующим прыжком «попрыгунчик» настиг меня, навалившись своей тяжестью на плечи. Весил он, надо сказать, немало. Колени у меня подогнулись; я потерял равновесие и упал лицом вперёд, выставив руки перед собой. Пока я падал, «попрыгунчик» успел с меня соскочить, поэтому падение особых повреждений мне не принесло. Даже если и была боль, я её не чувствовал: уровень адреналина в крови подскочил настолько, что я аж начал видеть в полной темноте. Я увидел грузную фигуру, отпрыгнувшую вправо. Встать и убежать не было никакой возможности. Нож, вдруг вспомнил я. У меня в кармане лежал нож, «конфискованный» в начальной школе. Перекатившись на спину, я нащупал рукоятку ножа у себя в кармане. Слишком маленький... но всё же...

Сильный удар по голове, должно быть, на какую-то пару секунд отключил меня. Когда я вновь начал соображать, невидимый «попрыгунчик» уже победно стоял над моим поверженным телом. Кажется, существо было похоже на небольшого медведя – по крайней мере, так я его себе представил. Он наклонил ко мне свою голову – я почувствовал на щеке жар от его зловонного дыхания. Меня охватил ужас. Вот-вот «попрыгунчик» начнёт пожирать меня заживо... Стараясь не выдавать движения, я наконец вытащил нож. Давление дыхания на щёки возросло – «попрыгунчик» буквально обнюхивал меня, решая, с чего начать.

- Вот тебе, - процедил я сквозь зубы и со всей силы ткнул ножом вперёд. Лезвие глубоко вонзилось в мягкое и пушистое. На меня обильно закапала тёплая кровь. Я резво дёрнулся в сторону, уклоняясь от возможного удара. Нож с силой вырвало из рук – «попрыгунчик» с душераздирающим воем отскочил назад. Торопливо поднимаясь на ноги, я услышал прыжок по тротуару, ещё один. Существо, только что намеревавшееся меня съесть, убежало.

Короткая, но ошеломляющая борьба окончательно выбила меня из себя. На нетвёрдых ногах я направился к бордюру тротуара, чтобы найти место, где можно присесть.

«Я мог умереть».

Тротуар был пуст. Зато я увидел гостеприимно открытую дверь здания, которая в нормальном мире была торговым центром. Хорошо. Я решил хотя бы немного отсидеться под его кровом – переждать, пока перестанут мелко дрожать колени. Я никак не мог унять подрагивание мышц. С такими темпами мне светила перспектива в скором будущем получить паралич.

По сравнению с антикварной лавкой торговый центр изменился мало. По крайней мере, ряды стеллажей с зазывающими вывесками были на месте – грязные, кое-где разбитые, но были. Я увидел знакомую красно-белую эмблему «Кока-колы» на одной из витрин. Реклама бодрящего напитка повлияла на меня ничуть не хуже самой колы. Глупо, но меня здорово обнадёжило присутствие частицы нормального мира в этом кошмаре. Стало быть, не так уж всё плохо...

Увидев скамейку в холле, я присел на неё и закрыл глаза, которые так и слипались. Когда опускаешь веки и не видишь невозможный бред, творящийся рядом, кажется, что ничего и не произошло... Я старался не размышлять, чтобы не нарушать блаженную расслабленность. Постепенно дрожь в ногах кончилась, и я незаметно начал погружаться в сон. Я ехал в машине по ярко-зелёному лесу, но рядом вместо Джоанны почему-то сидела Сибил. Я увидел поворот, за которым лежал свёрток с ребёнком – моя будущая дочка. Слегка нажимая на педаль газа, я выискивал её в траве у обочины, но свёртка не было. Этого не могло быть. Я ударил ботинком по педали тормоза, но машина отказывалась останавливаться. В смятении я дёргал и дёргал ручку ручной блокировки, но её заклинило. Сибил что-то говорила, но я не мог разобрать её слова. Рядом пронеслась ржавая табличка: «ВЫ ВЪЕЗЖАЕТЕ В ТИХИЙ ХОЛМ, ШТАТ МЭН». Я опоздал, но отказывался этому верить, молотя кулаками по рулю, который плавно вертелся сам собой. И не заметил, как на дороге выросла девушка. Она была в синей школьной форме и стояла спиной. Машина набирала обороты и мчалась прямо на её хрупкую фигурку. Я начал кричать в осознании непредотвратимого. И вдруг, когда бампер был в двух метрах от девушки, она оглянулась. У неё было морщинистое дряблое лицо. Далия Гиллеспи... Она повела головой влево, точь-в-точь, как в церкви, и продемонстрировала мне худые ладони. Ладонь была вся в старых шрамах от ожогов. Машина налетела на неё, обращая в пыль, но вместо глухого стука я услышал нарастающее шипение. Туман заволок кабину машины, и я остался один. Шипение продолжалось... Вдруг туман потемнел, превратившись в чёрную пустоту. Я проснулся.

Оказывается, я заснул, повалившись набок на скамейку. Шипение «белого шума» издавали большие телевизоры, выстроенные ровным рядом на одной из витрин. Магазины бытовой электроники в семидесятые были ещё в диковинку, а тут – не менее десятка приёмников последней модели. Вершиной великолепия был огромный экран, занимающий полстены – уверен, вещица стоила не менее десяти тысяч долларов. Все экраны мерцали пустыми помехами, издавая громкое шипение.

«Откуда взялось электричество?»

Я проследил за шнурком, который тянулся по земле. Толстый чёрный шнурок вился змеёй к стене... но вилка валялась на земле, не подключённая к розетке. Хм, честно говоря, розетку-то я вообще не заметил.

Шипение изменилось. Теперь это был не монотонный шум пустого эфира, а нечто более осмысленное. По экранам пошла чёрно-белая рябь. За тонкими полосами что-то начало вырисовываться...

Печать Самаэля. Едва я различил треугольник, вписанный в окружность, динамики взорвались грохотом. В ушах больно кольнуло. Помехи сошли на нет; изображение стало ясным и чистым, словно я видел проклятый знак нарисованным на листе бумаги. Десять печатей на десяти экранах смотрели на меня. Я сидел на скамейке, поражённый происходящим на моих глазах катаклизмом. Но это было ещё не всё.

Печати на всех экранах стали размываться и замещаться новым изображением. Качество этой картины было несравнимо хуже, но всё-таки я смог увидеть контуры головы, обрамлённые короткими чёрными волосами, глаза, рот...

- ..па... помог...

Это была Шерил.

Я вмиг оказался у большого экрана. Изображение дёргалось, слова прорывались сквозь волну помех. Шерил лежала на боку (или просто картина была повёрнута?). Она в самом деле кричала мне – я видел, как движутся её губы. Я положил ладонь на холодный экран, почувствовав, как меня легонько ударило током. Больше я ничего не смог сделать...

- ... где... луйста...

- Шерил! – проорал я, стараясь перекричать помехи. Но вряд ли она меня слышала... «Снег» на экране пошёл хлопьями. И моя дочь затерялась за его стеной.

- ... пап...

Экран мигнул, выдав мне прямо в лицо ненавистную печать. Дамы и господа, пришло время прощаться, спасибо за внимание. Передача представлена телекомпанией «Самаэль».

- Верни её, - сказал я, - верни её сейчас же.

Знак издевательски вытянулся в длину и пропал. На экранах осталась только девственная белизна, сопровождаемая равнодушным шипением.

Я мог бы разбить большой экран. Мог бы пустить на осколки ВСЕ дорогостоящие приёмники. Но я не стал этого делать. Они были ни в чём не виноваты. Не они, а те, кто ими управлял. Культ, значит? Чёрная магия, да? Я достаточно долго побывал игрушкой в их руках, но теперь всё понял. Они специально делали всё, чтобы сломить мою волю.

- Как вы это проделываете? – прокричал я, обращаясь к невидимым наблюдателям. – Слышите, ублюдки?! Оставьте нас в покое! Верните мне Шерил! Верните мою дочь, иначе я...

«Иначе что?»

Торговый центр безмолвствовал. Если кто здесь и был, то только я сам. Но тогда я был не в состоянии понять эту простую вещь. Я видел орды врагов, затаившихся за стеллажами и злобно ухмыляющихся, глядя на меня. И я собирался поквитаться. Я одолел монстров-чудовищ, я одолею и монстров-людей.

- КТО ЗДЕСЬ?

«... здесь... есь...»

Я обвёл взглядом первый этаж. Нет, здесь точно никого не было. Негде прятаться. Оставался верхний этаж...

Я поднял голову и увидел над собой площадку второго этажа. Они там.

Когда я бежал наверх, телевизоры внизу погасли с негромким, но возмущённым звуком. Я не оглянулся.

Добежав до конца лестницы, я несколько поостыл, увидев точно такие же пустые магазинчики, как и на первом этаже. Здесь всё было, как внизу – разве что ещё больше грязи, разрухи и ржавчины на стенах. Пол так и скрипел под ногами, грозя обвалиться. Я сделал один шаг. Решётка прогнулась под тяжестью, но кое-как выдержала.

- Я знаю, что вы здесь, - неуверенно сказал я. – Кто бы вы ни были... Пора покончить с этим. Выходите.

Мне показалось, или я услышал смешок со стороны ювелирного магазина? Я неосторожно пошёл вперёд, ступая на осыпающийся пол.

- ... слушайте...

Неизвестно, что я хотел сказать, но тут решётка, вконец измученная непосильно большим давлением, оторвалась от планки. Раздался хруст. Не успев даже вскрикнуть, я рухнул вниз с пятиметровой высоты.

Моё счастье, что как раз подо мной металлическая решётка оказалась снята. Я воткнулся ботинками в песок – твёрдый и слипшийся, он всё же был во сто крат лучше, чем железный пол. Не удержавшись на ногах, я повалился на землю; сдавленные ступни болезненно ныли, но в целом для такой высоты я отделался удивительно легко. Я подвигал конечностями, ожидая хлыст острой боли, но так и не дождался. Повезло...

Я встал и посмотрел вверх. Дыра на полу второго этажа отсюда не была заметна. Падение вышибло из меня весь пыл преследования и скопившийся бессмысленный гнев. Я понял, насколько необоснованны были мои мысли о затаившихся в углах врагах. Какие, к чёрту, наблюдатели? Торговый центр – этот его вариант – разваливался на глазах, и устраивать засаду, когда под ногами буквально трескалась опора, было бы безрассудным поступком даже для сатанистов. Да и мне не стоило особо расслабляться. Торговый центр был вовсе не тем оазисом спокойствия, который я жаждал. Надо было уходить.

Мне всё-таки не дали покинуть это жуткое местечко так легко. Едва я сделал от силы пять-шесть шагов (ботинки норовили утонуть в осыпающемся песке), как рядом, справа от меня, песок стал проваливаться, вминаясь внутрь себя. Я остановился, озадаченно глядя на стекающие вниз жёлтые крупицы. Что происходит? Выглядело так, словно где-то внизу, под землёй, образовалась дыра, куда и стал сыпаться песок...

Но потом, когда из центра образовавшейся воронки выглянула большая мохнатая головка, я всё понял. Из-под земли вылезала гигантская гусеница – без малого семь футов в длину. Шершавое тело упрямо проталкивало себя наверх. Я увидел скопление крохотных блестящих глазок на её голове. Чёрные отростки под телом мелко подрагивали - гусеница старалась извернуться в мою сторону. Жирное кольчатое тело пульсировало мягкими волнами.

Я не стал дожидаться, пока червь выползет из укрытия, и дал деру. Вряд ли я мог бы рассчитывать на хорошее отношение со стороны неожиданной гостьи, а вступать в новый бой я хотел в последнюю очередь – у меня ещё не перестали трястись поджилки после «попрыгунчика». Я бежал между рядов разбитых витрин, попеременно оглядываясь через плечо. Вроде бы медлительное существо ни в жизнь меня не догнало бы, но я не был уверен, что ЭТО есть гусеница в полном смысле слова. Чёрт побери, я бы не удивился, если бы червь вдруг поднялся вертикально и на его животе оказался бы рот, пестрящий клыками.

Но перед дверью выхода из торгового центра я всё-таки нажал на тормоза. Не хотелось выскочить на улицу и тут же пасть под метким прыжком «попрыгунчика». Да и потом... куда мне идти? Торговый центр недвусмысленно намекнул, что не стоить тыкаться куда попало, уповая на безлюдность. Я не был одинок в этом мире. Темнота не была пуста - наоборот, она была густо населена. Уж лучше бы я тут действительно был один...

Я перебрал в уме места Тихого Холма, где успел наследить. Начальная школа Мидвич... Брр. В эти своды я не вернусь даже под угрозой смерти. Христианская церковь... Там меня никто не ждёт, кроме распятого Иисуса.

Кафешка, где я проснулся...

Я выбрал госпиталь. Во-первых, он элементарно был расположен ближе всех остальных заведений. Во-вторых, я вроде хорошо запомнил немудрёный маршрут «Симмонс-стрит – Саган-стрит – Крайтон-стрит». И, в-третьих, мне почему-то казалось, что я найду там Лизу. Я не очень хорошо понимал, почему я так думаю, но сейчас, когда времени на размышление у меня было предостаточно, я могу сделать некоторые выводы. Доктор Кофманн, странная леди Гиллеспи, Сибил – все, кого я здесь встретил, были в «снежном» мире, который за исключением лучшего я считал нормальным. Кроме Лизы. Лиза находилась здесь, на «обратной стороне». Всегда. А я был маятником, попеременно соскакивающим из одной стороны в другую.

Была ещё одна причина. Если Лиза действительно в госпитале, то у меня была хитрая идея спросить у неё насчёт обходной дороги на озеро, куда, по словам Сибил, направлялась Шерил. Лиза должна была знать.

Я старался идти быстро и бесшумно, растворившись в темноте. На улицах стояла тишина, нарушаемая негромким шумом дождя. Я шёл мимо грязных скошенных домов, касаясь искореженных палисадников. Симмонс-стрит закончился на удивление быстро – я преодолел её за десять минут. Свернув на недружелюбный Саган-стрит, увидел выросшую прямо посреди улицы конструкцию с пропеллером. Лопасти достигали пяти футов в длину. Не то флюгер, не то ветряной двигатель... Лопасти ровно вертелись вправо, не производя ни малейшего шума. Ну и ну, подумал я, опасливо обходя конструкцию стороной. Чем-то эти «вентиляторы» мне не понравились. Вспоминался винт мясорубки, так же бесстрастно превращающий туши в груду мяса...

Спокойствие нагоняло скуку. Я уже не так бережно заботился о скрытности и лихо вышагивал вперёд, отсчитывая шаги. Я миновал первый поворот. Второй. Ещё один мёртвый квартал. Следующий поворот вёл на Крайтон-стрит. Торопливо направляясь к перекрёстку, я споткнулся обо что-то, лежащее на тротуаре. Безжизненное тело... Слава Богу, не человек, а лишь какой-то зверёк. Но хорошего всё равно было мало. Я наклонился, чтобы разглядеть его. Воняло жутко, словно он сдох месяц назад. Это был... был... пёс?

Труп собаки выглядел так, словно с него испарилась вся плоть, кроме скелета и кожи. Пасть раскрыта и сморщена, зубы торчат белыми выцветшими треугольниками. Там, где я ненароком задел его ботинком, шерсть провалилась, обнажив потемневшие рёбра. Сухой невесомый остаток... Но это не мешало ему исторгать ужасный запах. Несчастный пёс, которого я застрелил по пути в антикварную лавку. Руки того, кто слепил этот мир безумия, коснулись даже его бездыханного тела.

«Неужели я тоже ТАК буду выглядеть, когда умру?»

Я повернулся и зашагал дальше. Дождь вновь начал усиливаться. Вдалеке на горизонте пронёсся раскат грома. Сквозь тучи вспыхнула молния, и я на секунду увидел всю улицу, замершую, как на чёрно-белом отпечатке. В детстве я любил вестерны с их жутковатыми заброшенными городами. Так вот... все они и в подметку не годились Тихому Холму. В этот момент я поблагодарил, что всё вокруг милостиво скрывает тьма. От одной мысли о том, как мог выглядеть такой город ярким солнечным днём, становилось плохо.

Остаток пути прошёл спокойно. Я благополучно достиг калитки госпиталя. «Г... АЛ... МИЛЛА», - гласила надпись на табличке. Красный крест свесился набок, превратившись в перечёркивание. Всё хуже и хуже.

Я вошёл в больницу очень осторожно, готовый выскочить обратно при малейшем подозрении на присутствие горбатых медсестёр или невидимых чудовищ, сотрясающих пол. Но коридор первого этажа был пуст, хоть и выглядел как самый ободранный клозет в мире. Меня это вполне устроило.

Лизы не было.

Я прошёл к знакомой палате с выбитой дверью. Вот койка, на которой сидела Лиза (а в моём... хм... горячечном «сне» лежал я сам), пустая стойка капельницы, табурет...

Табурет стоял именно в таком положении, как мне привиделось. У изголовья кровати. Лиза сидела и смачивала мне лоб мокрой тряпкой...

Но где она сама?

Я готов был провалиться в отчаяние. Последнее прибежище, и то оказалось покинутым. Оставалось только лечь да умереть.

Впрочем, нет. Рано умирать. Ещё рано. Мне нужно попасть на озеро, и если будет пусто и там... Что ж, тогда мои мрачные мечты имели хороший шанс воплотиться в жизнь.

Я пошёл к выходу. Сибил сказала, что дорога на озеро разрушена, но я уж постараюсь что-нибудь придумать. Не впервой.

Но мне повезло. Проходя мимо ординаторской, я услышал какой-то шум за дверью, словно сдвинули койку или шкаф. В любом случае, там переместили что-то тяжёлое. Что-то, что не могло двинуться само собой.

Помня о медсестре с гнилым лицом, я сначала приложился глазом к ржавой замочной скважине. Может, кто-то и был в ординаторской, но щель была слишком узкой.

Я приоткрыл дверь. Внутри горел тусклый свет. Я увидел красноватые отражения на стенах и распахнул дверь полностью. Я уже знал, кто здесь.

- Гарри!

Огромное облегчение слышалось в возгласе Лизы. Увидев меня, она откинула рваное одеяло, которым накрывалась, и вскочила с койки. В пламени свечи я увидел, что лицо у девушки осунулось ещё больше. Лиза даже вроде как похудела. Но глаза остались прежними, и сейчас они светились неудержимой радостью.

- Всё хорошо, - старательно улыбнулся я. Хотя хорошего, в общем-то, было как раз маловато.

- Слава Богу... Ты вернулся. Я так волновалась... Мне было так страшно...

Пока Лиза сбивчиво изливала свои впечатления, я тайком оглядел ординаторскую. На столике с кипами дырявых листов горел жёлтый огарок свечи, вставленный в разбитую склянку. Лиза где-то нашла свечу и зажгла. Зажгла, легла на койку, накрылась одеялом, отгородившись от окружающего страшного мира, и стала ждать своего спасителя. Она ждала меня... и дождалась. Я почувствовал прилив гордости за девушку, которая не хотела сдаваться, несмотря на свой страх.

Вот только... смогу ли я оправдать её надежды?

- Теперь я здесь, - успокаивающе сказал я, устало приваливаясь к стене. Ногам нужно было немножко отдохнуть. – Я тоже беспокоился за тебя. Право же, очень рад тебя видеть.

Вот и всё, что я смог сказать. Я лихорадочно выискивал нужные слова, чтобы выразить восхищение её мужеством, подбодрить, вселить надежду на благополучный исход, но так и не нашёл. Выражать свои чувства на бумаге мне всегда не составляло труда (тем и живу, можно сказать), но тогда, в тёмной ординаторской, я потерпел полное фиаско. Слова покинули меня.

Лиза тоже хотела что-то мне сказать, но, похоже, испытывала аналогичные трудности. Так мы стояли, уставившись друг на друга. Мы молчали, но между нами было истинное ПОНИМАНИЕ – то самое ощущение, что нам в жизни зачастую так не хватает. Лиза знала, что думал я, а я знал, какие мысли в голове у неё. Мысленная связь между нами достигла пика. Никогда до и после этого я такого не испытывал...

Но потом проклятый практик, сидящий в моей голове и не признающий сантиментов, дал о себе знать, и я ляпнул:

- Лиза, ты не знаешь, как можно попасть на озеро?

Нелепый и неуместный вопрос подействовал подобно удару мечом, грубо перерубившему канал связи между мной и Лизой. Обмен мыслями оборвался, болезненно хлестнув обрубком по нервам.

Лиза некоторое время молчала, переваривая услышанное. За эти секунды я успел тысячу раз предать себя анафеме. Наконец она ответила, и голос у неё был усталый и лишённый чувств:

- Тебе нужно к озеру? Туда ведёт только одна дорога, Бахман-роуд.

- Уже не ведёт, - покачал головой я. – Почти все дороги в городе разрушены. Бахман-роуд в том числе.

Лиза была сбита с толку:

- Но это единственная дорога...

- Ты уверена? Неужели нет ни одного обходного пути?

Что за городишко, презрительно подумал я. Вроде живёт за счёт туристов, а к главной достопримечательности ведёт одна дорога. Муниципалитету не стоило бы экономить на золотоносной жиле.

Лиза углубилась в раздумья. В принципе, я уже не верил, что она выдаст мне какие-нибудь полезные сведения, но ошибся в очередной раз. Она вдруг подняла голову:

- Погоди-ка... Я кое-что вспомнила.

Сердце у меня забилось; я почуял, что напал на след.

- Да?

- Есть коллектор возле начальной школы, - Лиза говорила медленно, словно боясь ошибиться. – Правда, он заброшен уже несколько лет, но там есть подземный туннель, используемый то ли для инспекций, то ли для чего-то ещё... Вроде бы он ведёт к озеру.

Сказать, что я сильно обрадовался этой информации, было бы неправдой. Меньше всего мне хотелось бродить по городскому отстойнику, погрязнув по колено в отходах. Особенно в этом тёмном мире, где по улицам гуляли «попрыгунчики». Даже представить сложно, какие тут твари водятся в канализации.

- Правда? – без особого энтузиазма переспросил я. – И ты действительно думаешь, что по нему можно благополучно добраться до озера?

- Ну, я никогда там не была, так что не знаю, - Лизе тема обсуждения тоже не вселяла оптимизм. – Хотя, там сеточное ограждение, так что попасть в коллектор будет непросто.

Насчёт ограждения я не волновался. Но вот канализация... Я, слава Богу, доселе не имел удовольствия спускаться в «минусовой этаж». Похоже, настало время наверстать упущенное. Это был ещё один чёртов шанс, а другого попросту не было дано. Я не мог его игнорировать.

Должно быть, все мои мысли и эмоции ясно отражались на лице, а Лиза прочла всё... и поняла, что в ближайшем будущем снова замаячило страшное одиночество. Она вдруг встрепенулась, хотя я не сказал ни слова:

- Гарри, не уходи! Я не хочу остаться одна... я не могу!

Конечно же, я не мог остаться. Мне было жаль девушку, но меня ждала дочь. Но у меня, как казалось мне, имелся беспроигрышный компромиссный вариант. Я предложил:

- Не хочешь пойти со мной? Здесь тоже не самое безопасное место. Я, конечно, не супергерой, но обещаю, что буду защищать тебя всеми силами.

Я был уверен, что Лиза согласится. Ей нечего было терять, отправляясь со мной на поиски Шерил, а вдвоём... вдвоём всегда лучше. Я даже протянул ей руку и был безмерно удивлён, когда Лиза отшатнулась назад:

- Нет... Я не должна уходить отсюда.

Что значит «не должна»? Я досадливо поморщился и убрал руку. Почему Лиза не хочет мне помочь? Она же знает, что я не могу, ну просто не могу остаться здесь...

- Лиза, почему...

- Нет, - твёрдо повторила она, поднеся руки к лицу. – Так или иначе. Я не уйду отсюда.

Я увидел, как по её щеке покатилась первая слеза. Я чувствовал себя бессердечным чудовищем, заставляя её плакать, но не мог ничего поделать. Дилемма, чтоб её...

- Мне холодно, Гарри...

Девушку действительно начинало знобить. Лицо у неё побледнело, словно она провела длительное время на холоде. Странно – в ординаторской, на мой взгляд, температура была нормальной. Но не для Лизы. Не напрасно же она куталась в одеяло, лёжа на койке. Что-то не так...

Я осторожно приобнял её за плечо:

- Лиза... побудь тут ещё чуток, хорошо? Я вернусь, как только найду свою дочь. Обещаю.

Теперь настала очередь Лизы высвободиться из моих объятий. Она обречённо вздохнула и отвернулась от меня, отходя вглубь комнаты. Пламя свечи всколыхнулось, заставив тени на стенах испуганно вздрогнуть. В ординаторской заметно потемнело.

Отвратная сцена.

Я сделал два шага вслед Лизе, но на большее меня не хватило. Передо мной был выбор – догнать Лизу, заключить её снова в объятия и сказать, что всё, что было до этого – глупая шутка и я останусь с ней... или пойти за дочерью. Это был трудный и нечестный выбор, потому что правильного варианта в нём не было. Каждое решение было поражением и влекло за собой бесконечную боль мучительных сомнений, которые преследовали бы меня до конца жизни: а что, если?.. а если...

Я выбрал дочь. Повернулся спиной к Лизе и ушёл, даже не закрыв за собой дверь как следует. Меня бросало в жар и холод. Я вернусь, уверял я себя. Найду Шерил и быстро вернусь. С Лизой ничего не будет. Но что-то подло подсказывало, что я тешу себя напрасными иллюзиями.

Оказавшись в коридоре, я пустился едва ли не бегом, надеясь убежать от своих страшных сомнений. Мне уже было плевать на темноту, грязь, кровь и монстров. Передо мной была цель, а за мной была та, которая осталась меня ждать.

Дождь усилился. Тёмные небеса разверзлись, исторгая чистую, чуть тёплую воду, которая текла ручьём по улицам и исчезала в отверстиях вездесущих решеток. Гром грохотал близко, но молний по-прежнему почти не было. Стоя у калитки госпиталя, я начал понимать, что мои шансы дойти до начальной школы ничтожны. Даже если по дороге ко мне не пожалуют незваные гости, я стопроцентно заплутаю в этом ржавом лабиринте. У меня не было даже фонаря, а спасительные табло у дороги исчезли.

«Гости» пожаловали даже скорее, чем я предполагал. Я преодолел сто метров по Крайтон-стрит в сторону Старого Тихого Холма, когда в темноте раздалось хлопанье крыльев. Я судорожно завертелся на месте, стараясь определить, с какой стороны мне угрожает опасность. Это было довольно сложно: казалось, звуки окружали меня, подкрадываясь то с одной стороны, то с другой. Пока я напрягал слух и прислушивался к бешеному биению собственного сердца, враг подошёл на опасно близкое расстояние. Он-то заметил меня давно, а я увидел его, когда между нами осталось всего пять-шесть футов.

Сначала я увидел полосатое пузо, надвигающееся на меня с огромной скоростью. Никакого желания касаться его у меня не было, так что я быстренько упал на землю и скатился в сторону. Тяжело махая крыльями, чудовище проскочило мимо меня. Лёжа на земле, я смог изучить его получше. Больше всего оно напоминало пчелу несуразных размеров. Такое же жёлто-полосатое тело и прозрачные шершавые крылья. Но голова твари и отдалённо не напоминала пчелиную. Она была до ужаса похожа на человеческую, при этом была вся скрыта под кишащей ордой земляных червей. Черви облепили голову сзади и спереди, вливались коричневой жижей в пустые глазницы и капали на землю. Рядом со мной на решётку шлёпнулось несколько штук. Это были обычные могильные черви. Они, извиваясь, подползали к моей голове, и я спешно вскочил на ноги. Меня затошнило; я стоял, стараясь справиться с рвотой, стремящейся вверх по пищеводу, а тем временем тварь разворачивалась, чтобы предпринять новую атаку.

На этот раз она летела ниже, чтобы не повторить прошлую ошибку. Пузо колыхалось в такт покачиваниям крыльев. Я приготовился броситься в сторону, но тут тварь непостижимым образом выбросила голову вперёд и выпустила из своей пасти дурно пахнущее влажное облако, приправленное ошметками червей. Я, слава Господу, не попал в центр, но мне всё равно досталось. Уж не знаю, что за отраву вырабатывало в себе чёртово существо, но субстанция, уверен, при достаточном уровне концентрации могла убить человека. Я вдохнул облака совсем немного, но перед глазами тотчас заплясали красные молнии. В нос забилась скользкая частица червя. Сердце сжалось в клубок, а вдобавок я почувствовал несколько сильных спазмов в мышцах рук. Я согнулся пополам и надсадно закашлялся. Во рту чувствовался запах нафталина вкупе с кислым молоком.

Тварь готовилась к третьей попытке. Отстать от меня она явно не хотела. Убежать я не мог. Оставалось драться. Голыми руками...

Что-то тёмное зашевелилось во мне. Я выпрямился, игнорируя зелёную дурь, затуманивающую мысли. «Пчела» висела прямо передо мной, летела ко мне. Я увидел длинное острое жало, высунутое из-под остроконечного тела. Одного касания хватило бы, чтобы впрыснуть мне смертельную дозу.

Я посмотрел на свои ладони, потом на тварь, увенчанную боевым арсеналом. Небо и земля.

Жало поднялось, повернулось в мою сторону. Тварь ринулась вперёд. Теперь всё зависело от моей реакции.

Когда жало оказалось от меня на расстоянии вытянутой руки, я быстро скользнул вправо. Особого труда это не составило, неповоротливое существо не могло быстро отреагировать на мой маневр. Но главное было впереди. «Пчела» сбросила скорость, пытаясь развернуться на лету... и я крепко схватился руками за торчащее из его тела тонкое жало.

Хрясь.

Жало осталось у меня в руках.

Пчела полетела дальше, разбрызгивая вокруг себя дождь из червей. Из того, что осталось от жала, обильно закапала жёлтая жидкость.

Больше всего я боялся уколоться. Одно неверное движение, и меня ждала нелепая смерть под покровом бескомпромиссно чёрных небес. Но – обошлось. Теперь у меня было оружие противника, восставшее против хозяина.

Я надеялся, что нанесённого ранения будет достаточно, чтобы отбить у твари охоту иметь дело со мной. Но ошибся в очередной раз. Наверняка она даже не заметила потерю. Не знаю, чувствовала ли она боль вообще...

Так или иначе, она продолжала игру. Последняя надежда на мирный исход угасла.

Ладно, подумал я, сжимая жало в руке. Чего хотел, то и получишь...

Я прижался к земле, видя, как тварь начинает опускаться за мной всё ниже. Высотой она была не больше шести футов с хвостиком, и я хорошим прыжком мог достать до головы. Главное, чтобы не дрогнула рука.

Раз... Два... Три!

Я вскочил прямо перед пузом у твари, задержав дыхание. Но в нос всё равно проникло страшное зловоние, которое оно источало. Маска из червей шевельнулась, и я увидел большой провал раскрытой пасти. Нет, определённо голова была человеческой...

Я рывком вонзил отравленное жало твари в пасть. Хорошо вонзил – так, что оно полностью скрылось в кишащем слое червей. Кажется, у неё не было даже черепа – я не ощутил сопротивления кости или хряща под жалом. Лишь толстая маска из червей возмущённо дёрнулась в стороны.

«Пчела» застыла на месте, усиленно двигая крыльями. Я отскочил на безопасное расстояние и напряжённо наблюдал за ней, готовый увернуться, если она снова начнёт меня преследовать. И когда массивная туша плавно скользнула по воздуху по направлению ко мне, из моих губ вырвался стон разочарования. С тварью ничего не стало, она бессмертна...

Но не пролетев и двух футов, «пчела» вдруг опрокинулась на спину и кулем рухнула вниз. Даже оказавшись на земле, она не хотела сдаваться: мохнатые лапы судорожно перебирали по воздуху, прозрачные крылья мелко подёргивались. Но этих усилий было недостаточно, чтобы вновь поднять тяжеленное тело на воздух. Может, быть, тварь и не собиралась умирать, но я её полностью обездвижил.

Потом случилось нечто странное и омерзительное. Голова существа начала разлагаться на глазах, превращаясь в нагромождение червей, которые расползались по решетке в разные стороны. С ужасом я увидел, что пчелиное туловище начинает распарываться вдоль, и на свет вылезают бесчисленные полчища кольчатых созданий. Бугорок, распластанный передо мной, стремительно таял.

Потом из-под решеток, куда падали черви, ударил яркий сноп света. На мгновение мир превратился в цельный лист белой бумаги, который прорезали чёрные сетки решёток. Я услышал где-то вдалеке за собой затухающий вой пожарных сирен. Дальше я ничего не помню – всё накрыла долгожданная белизна, знаменующая возвращение.

Пришёл я в себя от незаметного прикосновения снежинок, падающих на щеки. Я стоял по-прежнему на обочине улицы. Немного кружилась голова (как и всякий раз после «перехода»), но недомогание компенсировалось упоительным ощущением, что Я ЗДЕСЬ. Я снова был здесь – в мире снега и тумана, где не было этой страшной темноты, парализующей волю и разум. Я увидел рядом с собой витраж книжного магазина, занесённый снегом. Сугробы доходили до щиколоток, а температура успела опуститься до двадцати пяти. Никакой пчеловидной твари или груды червей на асфальте не было. Тьма забрала их с собой.

Время пошло. Я не имел понятия, сколько пройдёт минут или секунд, пока город снова не погрузится в темноту, но произойти это могло в любую секунду. Нельзя было растрачивать драгоценное время впустую. Я начал идти вперёд, но шагов через двадцать сообразил, что возвращаюсь обратно в госпиталь. Пришлось чертыхнуться и совершить поворот вокруг себя.

Теперь, когда было светло и на каждом перекрёстке висели информационные табло, вернуться в школу было легко. По пути меня даже не потревожили птеродактили и собаки, которые казались просто милыми зверушками по сравнению с червивой «пчелой». Я прошагал через разводной мост, попав во владения Старого Тихого Холма. Забавно, но при виде знакомых грязных улочек у меня заметно поднялось настроение – будто я вернулся в город детства. В отсутствие знакомой обстановки человек готов природниться к чему угодно...

Мидвич-стрит. Боже, как давно я здесь не был... А вот и школа, хмуро возвышающаяся серой коробкой. Слава Богу, мне не пришлось заново входить в его территорию - канализационный люк был расположен чуть дальше от ворот школы. Лиза не зря предупреждала меня – люк действительно был огорожен тонкой проволочной сеткой. На двери ограждения висел замок, выглядящий так, будто его достали со дна озера после трехлетней отлёжки. Я не стал делать себе лишние проблемы, пытаясь вскрыть замок или перелезать через ограду. Вот здесь и пригодился пресловутый «Фларос»: несколько хороших ударов пирамидкой по дуге ключа решили его судьбу. Навряд ли Далия Гиллеспи предполагала такое употребление, но, в конце концов, даже микроскоп порой используют для забивания гвоздей. Тем более что «Фларос» особо и не повредился в результате моего варварства.

Минуту спустя я стоял над раскрытым люком и в замешательстве смотрел на чёрную дыру, ведущую, казалось, в глубокую буровую скважину. Закрались первые сомнения: может быть, Лиза ошиблась и коллектор вовсе не ведёт на озеро? Хотя, с другой стороны, с чем ещё может быть связан сточный канал...

Я стал залезать в люк, бросив прощальный тоскливый взгляд на белый свет.

Вначале всё выглядело достаточно безобидно. Зловония не ощущалось (или мой нос перестал обращать внимание на такие мелочи после душа, устроенного пчеловидным существом?), экскременты по углам не валялись, из глубин воды не выныривали крокодилы-мутанты. Единственное, что мешало жить – низкие каменные своды, обступающие меня со всех сторон. Клаустрофобия вновь дала о себе знать твёрдым комком в горле. Я упрямо двигался вперёд, мечтательно рисуя себе картины ясного просторного синего неба, которого я не видел целую вечность. Канал не мог тянуться до бесконечности, ободряюще говорил я себе. Тихий Холм – мелкий городишко, и подземные коммуникации у него соответствующие. Но проход всё тянулся... и тянулся... и тянулся... Хуже того – по мере того, как я углублялся, я заметил, что мои опасения начинают оправдываться. Вода, медленно текущая по широкому каналу, приобрела коричневатый оттенок и стала гуще на глаз. Запах, хоть и терпимый, но начинал разъедать нос. С потолка падали капли воды, орошающие волосы, шею и стекающие на шиворот. Скажу я вам, это не очень приятно. И ещё - пару раз я заметил нечто длинное и зеленоватое, юркнувшее в воду при моём приближении. Не крокодил, конечно, но тоже что-то из рода пресмыкающихся. Возможно, этих существ я бы не нашёл в каталоге мировой фауны.

По истечении первого часа весёлой прогулки мной овладело нестерпимое желание повернуть назад. «Не пори чепухи, - строго приказывал я себе, не забывая боязливо осматриваться. – Ещё триста футов, максимум пятьсот, и ты увидишь лестницу». Через триста я уговаривал себя преодолеть ещё сотку, и так далее. Но с каждым разом убеждать себя становилось труднее. К тому времени, когда с кирпичного потолка свесилось тонкое зелёное щупальце и коснулось моей шеи, я был на грани. Я оторопело уставился на пятнистый отросток, ощупывающий моё горло и медленно, ненавязчиво обвивающий шею. Казалось, одно движение, и я повисну в воздухе, нелепо барахтаясь руками. Может, так оно и было бы, если бы я прождал ещё пару секунд, но я до этого не довёл. Заорав дурным голосом, я кинулся вперёд, отрываясь от холодного прикосновения. Краем глаза заметил, что с потолка рядом со щупальцем свесилась ещё пара таких же. Путь назад был отрезан. Откровенно говоря, где-то в глубине разума я был этому даже рад. Дайте человеку выбор – и он убьёт себя, бесцельно метаясь между вариантами. Избавьте его от этой роскоши, и он честно пройдёт до конца по единственной колее, не теряя время и нервы. Невелика разница между ослом между стогов сена. Так и я дошёл до конца. Щупалец с потолка больше не свешивалось, зато один раз я совершенно точно увидел юркого мелкого ящера, пристально глазеющего на меня с противоположной стороны канала. Потом, когда я осторожно прошёл мимо, он спрыгнул вниз в воду и исчез, оставив за собой круги, расходящиеся по мутной поверхности.

Коллектор кончился лестницей, ведущей наверх. Я спешно взобрался, с облегчением увидев, что «там» ничего не стряслось – в тесном отверстии люка были видны пикирующие хлопья снега.

Но когда я высунул голову из люка, радости поубавилось. Да, мир остался прежним, но... день подходил к концу, и на улицах начинало смеркаться. А ведь когда я залезал в коллектор, было ещё совсем светло. Впрочем, что удивляться – это же Мэн. Иной раз в этих краях завеса темноты ударяла так быстро, что казалось – кто-то на небе хлопнул по выключателю. Особенно осенью.

Свет уходил. По мере того, как невидимое солнце опускалось ниже горизонта, клубы тумана меняли цвет из белого в мутно-серый. Лишь снег по-прежнему сверкал первозданной свежестью, но его резкий контраст лишь подчёркивал торжество тьмы, захватывающего Тихий Холм. Теперь я понял, насколько важен был для меня свет. Даже находясь на «обратной стороне» в кромешной мгле, я знал, что где-то там есть место, наполненное дневным светом. Теперь меня лишили, пожалуй, единственного союзника в моих поисках. Настала ночь... Как не вовремя.

Я вышел на улицу и огляделся по сторонам. Глубины тумана таили в себе эфемерный ужас... Ага, вот оно, табло. Всё-таки курортные городки – это нечто. Мне пришлось сорвать карту с застекленной подложки и едва ли не уткнуться в неё носом, чтобы прочитать надписи. Лиза не ошиблась – Бахман-роуд действительно вплотную примыкал к озеру, точнее, к Сэндерфорд-стрит, который располагался аккурат вдоль озера. Я задержал взгляд на обширном участке, закрашенном нежно-голубым цветом. Озеро Толука... Шерил, зачем тебе туда понадобилось? Зачем?..

Это мне и предстояло выяснить.

Я пошёл по Бахман-роуд. Эта часть города, судя по всему, представляла наибольший интерес для туристов. По крайней мере, увеселительных заведений здесь было разбросано столько, сколько, по моему разумению, не наберётся во всех остальных кварталах в совокупности. Абсолютно пустые магазинчики, забегаловки, рестораны... На всех дверях табличка: «ОТКРЫТО». Невиданное зрелище. Смотрелось несколько... фантасмагорично, что ли. И очень страшно. Как в рассказах Лавкрафта – полное опустошение. Вот уж не думал, что когда-нибудь увижу собственными глазами что-либо подобное.

Пока я преодолевал половину пути, ночь уже стала полноправной царицей. Может быть, взошла луна, но в таких погодных условиях надеяться на её свет было глупо. Чёрт возьми, подумал я, что это вообще за туман, который окутывает город? Почему он не сходит целыми днями? И почему такой неподвижный и непроницаемый?.. Вряд ли сатанисты могли такого наделать, не правда ли?

Мои измышления прервал странный шум, раздавшийся со стороны ближайшего здания. Словно кто-то сдавленно кричал. Я посмотрел в сторону источника шума и увидел над дверью большую вывеску. Крупные белые буквы образовывали короткое слово: «БАР». Что за бар, я так и не различил. Хотя, какая разница.

Шум повторился. На этот раз я точно услышал - это был крик. Одновременно до меня донёсся звук стекла, осыпающегося на пол. В баре происходила борьба.

Третий крик был уже осмысленным:

- На помощь!

Там был человек.

Я ринулся на помощь. Пока бежал в бар, в здании что-то ещё успели разбить – пронзительно дзинькнули падающие на пол осколки. Распахнув дверь одним движением, я влетел внутрь, готовый броситься в атаку голыми руками.

Бар был самый обычный. Такой, куда любят вечерами собираться старики, вспоминающие золотые деньки, и просто алкоголики. Стойка, длинный ряд бутылок на полках, стулья с высокими ножками... И перед сценой, где должны были выступать полуобнажённые танцовщицы, лежало сплетение из человека и непонятного существа. Мне пришлось моргнуть, прежде чем оно распалось на отдельного человека и отдельного монстра. Человека я узнал сразу – это был незабвенный доктор Кофманн, а вот тварь, лежащую на нём и пытающегося вгрызться зубами ему в горло... Пожалуй, даже я, с относительно богатым опытом в отношении всяких чудовищ, такого монстра не видывал. Оно было не очень большим, напоминало собаку вроде сенбернара, но удлинённое тело делало его похожим на волка. Кофманн изо всех сил отталкивал его от себя, не давая смертоносной пасти приблизиться к горлу, но видно было, что его силы на исходе. Вокруг валялись разбитые бокалы, сшибленные с прилавка во время поединка. Вина, бывшие в бокалах, смешались, образовав единую красную жидкость.

Кофманн что-то прохрипел сквозь зубы. Глаза его вспучились. Я подбежал к сцене, схватив один из стульев. Кофманн меня, кажется, не увидел, зато вот тварь заметила сразу. Во всяком случае, она оставила попытки прикончить доктора и перекинулась в сторону, потянувшись ко мне. Роковая ошибка – если бы он остался на месте, я бы, может быть, не смог нанести сильный удар, боясь попасть в Кофманна. А так ничто не мешало мне обрушить стул на голову существа с максимальной отдачей. Вообще, все здешние твари, хоть и выглядели зловеще, на поверку оказывались не такими уж крепкими. Череп хрустнул с удивительной лёгкостью. «Волк» было забился в судорогах, но потом передумал и просто сник. В городе стало трупом больше.

Убедившись, что монстр больше никого не потревожит, я подал руку незадачливому доктору, помогая подняться. Кофманн тяжело и прерывисто дышал; ворот рубашки был разорван, когти твари оставили на шее глубокие следы. Поднявшись на ноги, он первым делом нетвёрдой походкой направился к поверженному врагу и три раза с силой пнул его по разбитому черепу. Кончики начищенных ботинок обагрились тёплой кровью. Кофманн не обратил на это никакого внимания. Наверное, он бы продолжил издевательство, если бы я не счёл нужным учтиво спросить:

- Вы в порядке?

Кофманн замер с приподнятой ногой, глядя на меня с безмерным удивлением. Вся его поза говорила, что он до сих пор не замечал моё скромное присутствие.

- Ах это вы, - наконец сказал он, опуская ногу. Кажется, доктор был смущён тем, что я стал свидетелем его срыва. – Да, всё нормально... Слава Богу. Когда он напал на меня, я подумал, что мне конец.

Он снова посмотрел на мёртвое тело, явно удерживая в себе порыв ещё немного проучить наглеца. Вместо этого он сделал довольно успешную попытку нацепить на лицо привычную официальную физиономию, и спросил:

- А куда вы шли? Нашли дорогу, по которой можно выбраться?

Я хотел язвительно напомнить доктору, что я, вообще-то, ищу дочь, но потом подумал – какого чёрта, он просто не в себе.

- Нет, - сказал я просто. – А вы?

- Тоже нет. Но скоро обязательно найду, - Кофманн поднёс ладонь к раненому горлу и безучастно посмотрел на капли крови, прилипшие к пальцам. – Это безумие не может длиться вечно. Уверен, скоро в город приедет военно-спасательная команда, и мы спасёмся.

Он верил в то, что говорил. Счастливчик. Стоило ли мне говорить, что я собственными глазами видел эту самую спасательную команду в лице единственной женщины, которая толком ничего не понимает?.. Однозначно, не стоило.

- Надеюсь, - кивнул я, постаравшись вложить в слово побольше искренности. Впрочем, Кофманн всё равно меня не слушал. Заметив заветный чемоданчик, завалявшийся под столиком, он тотчас полез туда. Вышел из-под стола уже в полном обмундировании - костюм, сорочка (хоть и потрепанная, но ещё сохраняющая остатки цивильного шарма), прямоугольный чемодан и бесстрастное лицо, отрицающее всё, что я видел на нём несколько минут назад.

Я уже примерно знал, что услышу от него.

- Мне лучше уйти, - Кофманн сделал шаг в сторону выхода. – Думаю, здесь я достаточно повеселился. Не время для того, чтобы сидеть и попивать пиво.

Странный человек... Почему он так чурался моего присутствия? Он даже не поблагодарил меня за спасение своей жизни. Не то чтобы я сильно переживал по этому поводу, но... Нет, Кофманн явно имел двойное дно.

У меня было миллион вопросов к загадочному доктору, а времени было две-три секунды. Я хотел спросить о Лизе, о Далии Гиллеспи, о городе... но на ум пришла только палата под больницей и тумбочка с фотокарточкой. Кофманн, как старший персонал больницы, не мог не знать об этом.

- Вы знаете девочку по имени Алесса?

Кофманн не остановился. Жаль, что я не видел его лицо, но голос не изменился:

- Какая Алесса? Никакой Алессы я не знаю.

Нервы, господин доктор, с удовлетворением отметил я. Нервы. Скорость Кофманна после моего вопроса удвоилась: он буквально убегал. Я рассеянно выдал:

- Ладно...

Хлопнула дверь. Мысленно я пожелал доктору, чтобы на этот раз ему везло больше. Во второй раз оказаться в нужное время в нужном месте для меня было бы уже слишком.

После Кофманна со мною остались хладный труп монстра на полу и весьма любопытный вопрос: раз «не время попивать пиво», то что глубокоуважаемый врач делал в баре?

Интересно... В голову закралась крамольная мысль осторожно проследить за доктором, воспользовавшись сумраком. Он что-то знал, в этом я был уверен. Что-то знал, но не спешил этим делиться. Просто спасал собственную шкуру, наплевав на всех остальных – на меня, на Лизу... на Шерил. И наивно верил в волшебный отряд военных. Ублюдок... Я вдруг почувствовал острый прилив ненависти к этому человеку.

Возможно, если бы я не спешил на озеро, я бы догнал докторишку и прижал его к стене, потребовав немедленно выложить карты, но от меня катастрофически утекало драгоценное время, осыпаясь крупицами сквозь пальцы. Я не мог играть в кошки-мышки, в то время как моя дочь бродила где-то в темноте туманного берега.

Но всё-таки мне пришлось задержаться в баре на минутку. Сделав два шага, я услышал, как под ботинком что-то захрустело. Это был клочок бумаги, судя по всему, выпавший из кармана Кофманна во время битвы. Я нагнулся и поднял листок, на поверку оказавшийся гостиничным счётом. Из него следовало, что Майкл Кофманн снимал комнату номер три в мотеле «Герби», Тихий Холм, штат Мэн. Сумма была достаточно солидной – комната арендовалась не первый день.

Кофманн живёт в дешёвом мотельчике для туристов? Ох, не верилось мне, что этот человек в дорогом костюме был способен хоть один день прожить в номере с бумажными стенами. Что-то не сходилось...

Небрежно кинув листок на пол, я покинул пустой бар. Кофманн успел скрыться в неизвестном направлении. Вывеска над баром теперь выглядела одним серым фоном; букв уже не различить. По улицам гулял ночной бриз, заставивший меня съежиться от холода. Берег большого озера – не очень подходящее место для ночных прогулок. Особенно для маленьких девочек...

Мысль о дочери заставила меня прибавить ходу, не обращая внимания на холод, пробирающий меня насквозь. Господи, пневмония, да хоть двухсторонняя – лишь бы найти её. Если мне удастся вывезти Шерил из этого места, потом не грех и тихо-мирно скончаться.

На примыкании Бахман-роуд к Сэндерфорд-стрит я услышал тихий шум волн, ласкающих берег. Озеро Толука. Его не было видно из-за тумана.

«Ну вот... я здесь».

Сложив ладони рупором, я закричал:

- Шерил!

Никого. Ни одной живой души не было на берегу.

Я пошёл вдоль улицы на запад, выкрикивая имя дочери. Я понимал - глупо ожидать, что Шерил немедленно откликнется, даже если она здесь. Но всё-таки с каждым разом мои крики становились всё громче и истеричнее. Мозг пронзила иглой страшная догадка: а что, если Шерил спешила вовсе не на берег озера, а на... само озеро?

- Шерил! – снова закричал я, заглушая тупую боль в голове. Голос осип, словно в рот запихнули ваты. Исчерпав за пять минут весь запас воздуха в лёгких, я замолк, не в силах выдавить ни слова.

Ветер резал лицо, проходя по щёкам невидимым лезвием. С правой стороны улицы на меня глядели смутные очертания домов, а с левой был только туман. Снег продолжал идти; я наверняка уже походил на снежного человека. Я шёл и шёл, словно в пьяном угаре. Первоначальное нездоровое возбуждение спадало, сменяясь горьким разочарованием. А меж тем дорога изгибалась гадюкой и постепенно сворачивала влево, следуя контурам озера.

Окончательно я отрезвился, когда увидел у кромки дороги рекламный щит в виде стрелки, указующей вправо. Надпись была короткой и лаконичной: «МОТЕЛЬ ГЕРБИ».

Что-то знакомое, подумал я. Кажется, когда-то мы с Джоанной останавливались в гостинице с таким названием. Впрочем, нет – тот отель был в Бангоре, и назывался он «Гёрли». А «Герби»...

Так это ж Кофманн! Я впился негодующим взглядом в покачнувшуюся перед глазами стрелку. Мотель «Герби», жилище доктора.

Пора было навестить эскулапа. Дочь я здесь не нашёл (Сибил, неужели ты ошиблась?), так что можно – и просто нужно! – найти Кофманна, взглянуть в его ясные очи и спросить прямо, без обиняков: «Вы, собственно, на чьей стороне, доктор?».

Не знаю, с чего я взял, что доктор пошёл в гостиницу, но я ни капельки в том не усомнился. Свернув к мотелю, я увидел, что он и в самом деле неважнецкий: длинное здание в форме буквы П, стены которого изрисованы цветными мелками. Третьесортная курортная ночлёжка. Номеров было всего около десяти, а то и меньше. Я увидел золочёное число 1 на ближайшей двери. А Кофманн снимал третью комнатку. Значит, туда мне и дорога.

Не знаю, осмелился бы я совершить вторжение, если бы дверь номера была заперта, но меня избавили от принятия этого щекотливого решения. Дверь номер три оказалась незапертой, и я легко открыл её, нажав на ручку. Внутри было тесно и темно. Я еле углядел кровать без постельного белья, занимающий большую половину комнаты. Зеркало, шкафчик... Кофманна не было. Да и неудивительно – вряд ли в облезлой студёной каморке можно было спокойно просидеть более десяти минут. Я плюнул в сердцах и повернулся, чтобы выйти. Взгляд зацепился за связку ключей, висящих на стене у входа. Один из них, с выгравированной на нём тройкой, без всяких сомнений был запасником к двери номера. А вот на втором ключе кто-то прилепил скотчем кусок картона. Синими чернилами на картоне было выведено одно слово: «ГАРАЖ №3».

Я вспомнил про двери мотельного гаража, расположенные чуть поодаль от самих номеров. Должно быть, Кофманн хранит там свою машину. Ладно, в любом случае, это уже не моё дело. Его здесь нет, вот и всё. На нет и суда нет.

Но мои руки решили иначе. Они сорвали ключи с гвоздика, издевательски покрутили на пальцах и в довершение всего засунули в карман. Так я стал преступником, хотя... кого это тогда волновало? Я думал о машине, которая стоит в гараже. Если я только смогу его завести, передвигаться по городу станет на порядок быстрее и, главное, безопаснее. Потом я верну машину на место, это однозначно... Если уж на то пошло, я спас доктору жизнь и не получил за это даже сухонькое «спасибо».

Знаю, что все эти доводы нисколько меня не оправдывают, но тогда они показались достаточно весомыми, чтобы я решился. Но всё равно, чувствовал я себя воришкой, которого в любой момент могут схватить за руку. Нервно оглядываясь, я прошагал к гаражу. Немного повозился, втыкая ключ мимо замка. Наконец, двери гостеприимно распахнулись, и почувствовал мягкий запах машинного масла, исходящий изнутри. Но машины в гараже не было. Я ошалело посмотрел на груды автоинструментов, сваленные в углу, и красный одинарный мотоцикл, припаркованный в самом центре. Вот те на...

Мотоцикл был покрыт слоем пыли – доктор явно не числился в байкерах. Я машинально подошёл к нему, сдерживая нервный смех. Карбюратор был снят, так что далеко на этом транспорте было не уехать. Плюс к тому я отродясь не умел управляться с мотоциклами.

Я постучал костяшками пальцев по баку. Он был пуст, но отзвук эха был несколько другим, чем при постукивании по полой поверхности. Словно там, внутри, что-то есть. Присмотревшись, я увидел, что давняя пыль, грудой скопившаяся на бензобаке, потревожена. Тоже странно...

Я осторожно открутил масляную крышку и просунул пальцы в отверстие, сразу же наткнувшись на нечто твёрдое и круглое. Через минуту я держал в руке небольшую стеклянную бутыль с плещущейся внутри кроваво-красной жидкостью и недоумённо разглядывал её. Это ещё что такое? Уж точно не бензин, ага?

Сзади сварливо хлопнула дверь. Сердце у меня ёкнуло: попался! Действительно, оглянувшись через плечо, я увидел у входа доктора Кофманна. В руке он держал вечный свой чемоданчик. Я смущённо закашлялся, не зная, что сказать. Неудобный случай...

Кофманна, похоже, возмутило не только и не столько то, что я без спросу проник в гараж, сколько то, что я держал бутыль с загадочной жидкостью.

- Отдайте! – отрывисто крикнул он, подскочив ко мне за какие-то доли секунды. Прежде чем я что-то успел сделать, он грубо вырвал бутыль из моих рук и засунул в карман. Я только и успел увидеть узкое стеклянное горлышко, скрывающееся в его кармане.

- Что это? – спросил я.

- Не ваше дело, - огрызнулся Кофманн, отступая назад. Лицо его стало жёстким, глаза сузились. В таком виде он сильно напоминал суслика. – Чем заниматься ерундой всякой, вы бы лучше подумали над тем, как отсюда выбраться!

Я молчал.

- Мой вам дружеский совет: не делайте глупостей, мистер Мейсон, - зло прошипел доктор. – Можете сильно обжечься. Если вам дорога ваша гребаная жизнь, я бы порекомендовал вам сейчас же проваливать отсюда.

Я миролюбиво вскинул руки в полном смятении:

- Ладно, успокойтесь. Я ухожу...

Кофманна это не остановило:

- Занимайтесь своими делами и, ради Бога, не лезьте в чужие! Понятно?

Увидев, что я совершенно уничтожен, он победно кивнул и развернулся. Отмеривая шаги, Кофманн вышел из гаража, с силой хлопнув дверью.

«Вот так-то вот, - с грустью подумал я. – И кто кого собирался взять за горло?»

Но эта странная бутыль... Почему Кофманн так взъелся, увидев её у меня в руках? Аж пригрозил убийством, не моргнув глазом. И почему он прятал её в таком экзотическом месте – в бензобаке мотоцикла, оставленного в гараже дешёвого мотеля? Неужто... неужто эта жидкость...

«Тут было одно громкое дело, связанное с продажей наркотиков туристам».

Ай да доктор! Я издал короткий смешок. Что же, тогда вполне понятно, почему он затрясся, увидев своё сокровище у какого-то заезжего хмыря. Вот мерзавец!..

«Полиция поймала нескольких мелких дилеров, но так и не докопалась, кто за всем этим стоит».

Вряд ли Кофманн ТАК обозлился бы, будь он рядовым потребителем дури. Да и не похож он на завзятого наркомана со всей его аккуратностью. Нет, Кофманн определённо выше рангом. Судя по всему, у меня появились отличные новости для офицера Беннет.

Беда в том, что вряд ли эта новость когда-либо достигла бы Сибил. В том кошмаре, что творился здесь, все живые существа делились на людей и не-людей. А доктор был человеком. Пусть плохим человеком, пусть очень плохим – всё равно. В любом случае, я зря потерял время в мотеле, принимая участие в этой плохой детективной драме.

Делать было нечего. С Кофманном всё стало ясно. В бессильном раздражении хлопнув ладонью по бензобаку, я вышел из гаража.

Я вернулся на улицу. Шум волн усилился, как и ветер, шевелящий волосы. Не успело пройти и минуты, как я продрог до мозга костей. Попытался согреться, разминая суставы рук и ног на ходу, но не помогло. Теперь каморка в мотеле уже не представлялась мне такой непригодной для жизни. По крайней мере, там было теплее, чем на улице, и не было ветра, ломающего дух похлеще, чем всё остальное. С каждым шагом моя надежда угасала, как свеча под ливнем. Кажется, я про себя бормотал: «Надо было остаться с Лизой». К тому моменту, когда я достиг гаражей, я уже не был человеком, а жалким промёрзшим существом, который не попадал зубом на зуб и у которого было только одно желание: согреться. К чёрту поиски, к чёрту озеро, к чёрту доктора-наркоторговца. Я был готов продать душу дьяволу за то, чтобы оказаться в тёплой ванне. Я сломался.

Туристский район кончился. Я шёл уже по промышленному кварталу – понял это, когда увидел длинный ряд гаражей, располагающихся вдоль берега. На тротуаре валялись какие-то обрывки газет и тому подобный мусор, скользящий по бетону под напором ветра. Если уж угодно поворачивать назад, то здесь... Дальше меня ничего интересного не ждало.

- Нет, - сказал я, чувствуя, как вены начинают застывать от холода и превращаются в хрупкие стеклянные трубочки. – Я больше... не могу...

Изо рта вырвался пар, похожий на частицу тумана. Я поднял ладони к лицу и увидел негнущиеся побагровевшие пальцы. Так я мог и замёрзнуть, скорчившись на берегу озера.

- Я иду назад, - сказал я и решительно обернулся. Не знаю, что там видела Сибил, но никакой Шерил здесь не было. Который раз меня заставили прогуляться напрасно. Пора бы и привыкать, Гарри.

Но возвращаться оказалось даже хуже, чем идти вперёд. Ветер бил прямо в лицо, буквально откидывая меня назад. Словно тот, кто управлял всем этим, не хотел, чтобы я вернулся. Сделав два-три шага, я в изнеможении упал на колени и закрыл глаза. Из-под век выдавилась единственная холодная слеза, которая незамедлительно примерзла к щеке. И в тот момент я почувствовал, что умираю.

Вдалеке раздался тревожный вой сирен. Они уже не сливались в один гул, как раньше, а распадались на несколько отдельных голосов, каждый со своим тембром, напоминая клич волчьей стаи, которая увидела добычу.

- Не надо, - прошептал я, не открывая глаз. – Не сейчас.

Поздно... Снег таял в воздухе, не долетая до земли, и превращался в проливной дождь. Мир пришёл в движение, пульсируя в медленном кровавом ритме. Сирены ревели ещё несколько секунд, потом с головокружительной скоростью умчались куда-то за горизонт. Своё дело они сделали.

Я открыл глаза. Под ногами решетка, а под ней – ничего. Ухмыляющаяся пустота. С возвращением.

Я медленно повернул голову в сторону озера. Туман пропал, и я наконец смог увидеть главную достопримечательность Тихого Холма. Она меня не разочаровала.

Озеро было большим. И очень красивым. Даже в темноте оно не теряло молчаливого очарования, которое не могли передать никакие фотографии в буклетах. Поверхность воды нигде не рябилась и не волновалась. Озеро было абсолютно невозмутимо – как тёмное вино, налитое в бокал. Грустное, таинственное... прекрасное. Я легко мог представить, как на дальнем берегу сидит одинокий молодой музыкант и играет на скрипке заунывную мелодию, черпая своё вдохновение от неповторимого пейзажа. Или такую же молодую супружескую пару, которая сидела на берегу целыми днями, взявшись за руки и просто глядя в бездонные глубины. Целыми днями... Наверное, совершенно серьёзно подумал я, Г. М. тоже писал бы гораздо лучше, будь у него коттедж на берегу озера Толука.

«Так вот ты какой...»

Я поднялся на ноги, очарованный и возбуждённый, забыв о недавнем морозе и кошмаре, творящемся вокруг. Я наконец понял, что на протяжении многих лет привлекало людей в этот ничем не примечательный захолустный городишко. Не рестораны с местными рецептами, не грязные мотели и даже не возможность поживиться дешёвыми наркотиками. Это озеро... В нём была сила, которую явно или неявно ощущал каждый, кто смотрел на него. Тёмная сила. О таких местах в старинные времена любили слагать легенды. Эти чудища, выплывающие из голубой пучины, эти руки утопленников, тянущиеся к рыбакам сквозь толщу воды...

С трудом я заставил себя очнуться. Озеро гипнотизировало меня, как змей лягушку, и я даже не знаю, сколько стоял, уставившись на его безжизненные просторы. Во всяком случае, холод, сковывавший руки и ноги, успел к тому времени бесследно исчезнуть.

Присмотревшись, у самого берега за одним из гаражей я увидел слабый огонёк. Лодка? Факел? Определить это, стоя здесь, было невозможно, нужно было подойти.

Я пошёл на свет, как мотылёк. Когда зашёл за гаражи, глаза выхватили в темноте контуры грандиозного строения, возвышающегося над озером. Это был маяк в форме цилиндра. Сейчас он, конечно, не горел. Я сомневался, используется ли он вообще для освещения. Навигация в озере не требовала таких больших строений. Скорее, маяк служил удобной обозревательной площадкой для туристов, желающих полюбоваться озером. Вполне разумно...

Светлячок постепенно рос, превращаясь в освещённый круг иллюминатора. Здесь стоял небольшой катер, припаркованный к причалу. Сам причал показался мне примитивным и обветшавшим, но я понимал, что это могут быть просто последствия «обратной стороны», меняющего всё.

У иллюминатора был виден чей-то силуэт. Определённо, человеческий. Это само по себе было хорошо, но... немного странно. До сих пор на «обратной стороне» я видел только одного человека, кроме себя – Лизу. Но Лиза осталась в госпитале. Кто там, в катере? Ужли рыбак, который умудрился провалиться в другой мир?

Между катером и причалом была брошена узкая длинная деревянная дощечка. Осторожно балансируя на ней, я перебрался на борт. Лодка мерно покачивалась, вызывая лёгкую тошноту. Несколько минут я потратил на поиск невидимой в темноте двери. За дверью был трап, ведущий вниз. Я спустился, с отвращением глядя на мелкие липкие существа, ползущие по стенам. Другой мир не лучшим образом сказывался на благосостоянии посудины.

Открыв следующую дверь, я прищурился от яркого света, ослепившего меня. Кто-то стоял у рубки и светил мне фонарём прямо в глаз, а я не мог его видеть. Я вспомнил про инцидент в госпитале, когда пуля доктора чудом разминулась с моей дражайшей головой, и поспешно продемонстрировал обитателю каюты свои пустые ладони, покорно замерев на месте. Мысленно подготовился представиться и объясняться, как вдруг луч фонаря скользнул вверх и я услышал знакомый голос:

- Гарри, это ты?

- Да, – я растерянно опустил руки. Что за чёрт?.. – А кто вы?

Луч фонаря взметнулся по стеклу окна, совершил оборот и осветил лицо своей владелицы. От удивления я аж присел на месте:

- Сибил? Как ты сюда попала?

- Увидела огонёк на причале и пришла проведать, - Сибил снова посветила фонарём мне в лицо. – Я же знала, что ты всё равно придёшь на озеро за дочерью.

Логично, обречённо подумал я. Впрочем, как и всё, что делает Сибил. Не то что глупый напуганный бумагомарака, тыкающийся куда попало безо всякой системы.

Но... что-то всё равно было не так. Несмотря на всё, какая-то часть мозга отказывалась верить, что полицейская в самом деле стоит передо мной. Её здесь не могло быть. Почему – не знаю. Просто не могло, и всё тут.

- Понятно, - я мотнул головой в сторону и прищурился, намекая Сибил, что фонарь неплохо бы и убрать. – Рад, что ты здесь.

- Я тоже, - Сибил положила фонарь на рубку и подошла ближе. Я получил возможность осмотреть её получше. Сибил выглядела, как и раньше: без единой царапинки, форма с иголочки, лицо спокойное, а на губах играет лёгкая скептическая улыбочка. Я даже позавидовал ей. Рядом с ней я наверняка выглядел ходячим трупом недельной давности.

- Гарри, а куда ты вообще пропал? – Сибил взглянула в мои глаза. – Я хочу знать, что происходит. Что творится с этим городом?

Если бы я знал... Так я и хотел ответить. Да, я мог бы рассказать Сибил о мёртвых медсёстрах, о пчеле с человеческой головой и о лопастях, выросших посреди улицы, но зачем? Ничто из этого не объясняло происходящего. Да и потом, Сибил не видела «обратной стороны», не становилась свидетельницей того кошмара, что видел я. А без этого ей не понять. Мой рассказ покажется ей бредом сумасшедшего.

«Обратная сторона»...

Стоп, осенило меня. Вот оно что! Что я думал – Сибил никогда не была на «обратной стороне»? Но ведь мы сейчас как раз там и находимся! Этот снег, превратившийся в дождь, эта решетка вместо асфальта... Но Сибил здесь, со мной! Мы оба...

Я оглядел каюту. Где были мои глаза? Каюта напоминала салон выброшенного на свалку автомобиля. Насквозь проржавевшие стены, навигационные приборы, покрытые солёной окисью, руль, переломанный пополам...

Да. Свершилось. Другой мир начал поглощать в себя не только меня и Лизу, но и всех остальных. Раковая опухоль, терроризирующая город, прогрессировала. Вот что казалось мне неправильным, когда я увидел Сибил на фоне всех этих прелестей.

- Возможно, я говорю впустую, но постарайся меня выслушать, - я говорил медленно, чётко выделяя каждый слог. – Ты должна мне верить. Я не сумасшедший и не собираюсь тебя напугать или обмануть. Надеюсь, ты это понимаешь.

Сибил серьёзно кивнула, выказывая готовность слушать.

- Сначала я подумал, что свихнулся, - сказал я. – Но теперь понял: свихнулся не я, а весь этот город, Тихий Холм. Все эти чудовища... Это влияние другого мира. Из чьих-то ночных кошмаров они приходят к нам. Этот мир похож на наш, но в то же время в нём неправильно абсолютно всё. Там царит полная темнота, и вместо снега идёт проливной дождь... Знаешь, мне кажется, ЭТО становится сильнее и всё больше поглощает в себя настоящий город. Кажется, я наконец понял, о чём говорила та леди Гиллеспи.

- Гарри, погоди минутку, - Сибил положила руку мне на ладонь. – Ты объясняешь слишком быстро. Я не совсем поняла, что ты имеешь в виду.

- Да посмотри ты вокруг! – взорвался я. Её скептицизм всё больше доводил меня до белого каления. – Разве не видишь, что происходит?! Взгляни хотя бы на эту каюту – ты где-нибудь видела что-то подобное? Я сам не понимаю, что происходит... Но неужели так трудно это заметить?

Сибил была ошарашена моей выходкой. Но, право, я не мог более сдерживаться. Конечно же, сразу после своей речи я пожалел, что не удержал себя в узде, но было поздно что-либо менять. Отныне и навсегда для Сибил я стал клиническим психом, подумал я. Она ничего не сказала, и даже огляделась по сторонам, покорно изучая иззубрины на стенах, но я кожей почувствовал, как от неё повеяло холодцом. С минуту мы оба молчали. Я унимал сердце, решившее устроить в груди настоящий пикет, и исступлённо надкусывал не в меру развязавшийся язык.

Первым заговорила Сибил. Заговорила очень осторожно, выдерживая доверительный тон:

- Ну хорошо, и почему это происходит?

- Не знаю, - устало сказал я. – Знаю только одно: Шерил там.

- Там? – Сибил вскинула брови.

- На «обратной стороне», - я уже разговаривал скорее сам с собой. - У того, кто создал всю эту темноту. Она где-то здесь, и ей нужна моя помощь... А я никак не могу её найти...

Слёзы атаковали подло и из-за угла, не дав мне даже времени отвернуться. Я так и захныкал, стоя перед Сибил. Хотел закрыть лицо руками, но солёный ручеёк уже тёк по лицу, капая на грязный пол.

- Извини, - сказал я, вытирая лицо рукавом. Слёзы всё множились и множились, не собираясь останавливаться. Я шумно втянул воздух носом. Не помогло. Если бы я был один, я бы сел прямо на пол посреди каюты и разрыдался в голос. А так я стоял, отвернувшись, и тихо вздрагивал плечами, выпуская в виде прозрачных капель воды всё, что скопилось во мне за этот бесконечный день. Сибил бережно приобняла меня сзади, и я вдруг остро почувствовал, что могу потерять и её – пожалуй, последнего человека, который мог меня поддержать не словом, а действием. И наконец заплакал. Мне не было стыдно из-за того, что я плачу. Нет, мне было стыдно из-за того, что я с упрямством осла теряю всё, что у меня ещё оставалось. Лизу, Шерил... И где мне теперь её найти на огромном берегу? В довершение всего я наорал на Сибил только из-за того, что она пыталась противиться кошмару, который нас окружал. Мне было стыдно, стыдно до того, что щёки горели алым румянцем.

- Гарри, весь этот ужас сделал большой удар по тебе, - шептала Сибил у меня за спиной. - Тебе нужен отдых. Нам всем нужен отдых...

- Сибил, я... – пролепетал я. Неизвестно, что я хотел ей сказать – может, извиниться за свою грубость, может, поблагодарить за всё, что она для меня сделала... Но как раз в этот момент, словно назло, проскрипела дверь каюты, и слова так и остались невысказанными. Сибил тут же подалась назад, схватившись за кобуру. Я тоже развернулся к двери, готовый, если что, броситься в бой. Слёзы прекратили течь так же быстро, как появились. Когда встаёт вопрос жизни и смерти, до сантиментов как-то руки не доходят.

На огонёк в нашу компанию пожаловала Далия Гиллеспи. Она стояла в своём извечном сером шале и с удивлением смотрела на моё заплаканное лицо. То есть «с удивлением» - это не совсем верно. Скорее, с презрением и даже какой-то ненавистью. Но я понял это позже. Тогда я воспринял выражение лица женщины именно как удивление.

Сибил положила руку на кобуру, но так и не решалась вытащить оружие. Она вопросительно взглянула на меня, и я отрицательно качнул головой.

- Это миссис Гиллеспи, - сказал я. – Помнишь, я говорил о ней?

- Демон вернулся к жизни.

Женщина, казалось, даже не размыкала губы. Слова истекали со стен, колючие и сухие, скребущие по ушам. Сибил озадаченно смотрела на Далию Гиллеспи, пытаясь понять, что за особа заявилась. Я же просто стоял и ждал, что на сей раз расскажет эта женщина, и слёзы просыхали на моём лице.

- Он здесь. Я слышу взмах его крыльев. - Далия нехорошо усмехнулась. – О да, я предупреждала. Я видела всё. Но никто не верил. Хотела бы я посмотреть на те лица сейчас.

Она уставилась прямо на меня, игнорируя Сибил. Я почувствовал, как её магнетическое воздействие снова начинает охватывать меня. Почему-то казалось, что мы оба стоим на краю гигантской каменной площадки, плывущей в океане тьмы. Сибил исчезла с поля моего зрения. Я видел только старое морщинистое лицо Далии.

- Демон, жаждущий жертв, поглотит землю. Я знала, что этот день придёт. Всё почти кончено – скоро он окутает город пропастью, печатью Самаэля. Если это произойдёт, всё исчезнет – даже днём солнце будет скрываться в вечной тьме. В город придёт смерть, и мы все будем гореть в адском огне. Все умрут...

«Замолчи! – захотелось закричать мне. – Замолчи, ради Бога!». Банальные слова и образы вдруг обрели ужасающую ясность. Ведь так оно и будет, верно? К этому дело и идёт. Геенна огненная, пышущая пламенем. Я увидел в её недрах крохотных людей, корчащихся в невыносимой боли посреди пламени. Я, Сибил, Лиза, доктор Кофманн... И Шерил... Вечные муки...

- Что мне делать? – взмолился я, протягивая руки к женщине. – Что?!

Она торжественно улыбнулась. Полная победа. В очередной раз. Бастион пал без единого выстрела.

- Останови демона, - сказала она. - Демона, который принял образ ребёнка. Останови, пока твоя дочь не стала жертвой. Прекрати этот кошмар.

Образ ребёнка?.. Так это всё она! Я воочию увидел девушку, которая преследовала меня с первой минуты моего пребывания в городе. Вот кто всё это вытворяет... Мог бы и сам догадаться. Алесса, так её зовут, кажется?

- Где демон?

Я даже не поинтересовался, каким образом, собственно, я могу его победить. Жаждал только побыстрее добраться до логова ненавистного демона, а там видно будет.

Правой рукой Далия Гиллеспи указала в сторону озера. На его костлявом пальце блестело серебряное колечко.

- Маяк на озере...

Левая ладонь взметнулась в противоположную сторону:

- ... или парк развлечений. Одно из двух.

Я посмотрел в иллюминатор. Отсюда была видна только нижняя часть маяка, и смотрелась она довольно зловеще. Как замок с привидениями, возвышающийся над скалистыми горами. Самое место для обители демона.

Чья-то рука опустилась мне на плечо. Я совершенно забыл о Сибил у меня за спиной, так что едва удержался от испуганного возгласа. Она выглядела решительно – улыбка исчезла с губ, а заряжённый пистолет уже находился в её руках.

- Гарри, - серьёзно сказала она, - я не совсем понимаю, что происходит, но если эта леди говорит правду (она смерила Гиллеспи холодным оценивающим взглядом), то нам стоит разделиться, чтобы не терять времени зря. Если будет шанс, мы спасём твою дочь, обещаю. Я пока проверю парк, а ты иди на маяк.

Она протянула мне фонарь:

- Бери. Там темно, он может тебе понадобиться.

Я машинально подставил руку, и на ладонь легла тёплая чёрная рукоятка.

- Будь осторожен.

Коротко кивнув в сторону Далии Гиллеспи (я интерпретировал этот жест как: «А с вами мы потом поговорим»), Сибил пошла к выходу. Она испытывала облегчение. Перед нею наконец-то встала конкретная задача, которую требовалось решить.

Я окликнул её:

- Сибил...

Она остановилась, оглянулась. Я хотел сказать много чего, но в который раз обнаружил в своей голове зияющую пустоту. Может быть, этот вездесущий чёрный вакуум постепенно забирался и мне в мозг? Кончилось тем, что я выдавил из себя единственное слово:

- Спасибо.

Сибил открыла рот, закрыла. Пожалуй, слов тут не требовалось, она и так поняла всё. Взмахнув на прощанье рукой, она скрылась за дверью. На том закончился наш последний разговор. В следующий раз, когда я говорил с ней, она навряд ли слышала мои слова.

Сибил ушла. Мне тоже стоило поторопиться. Я взглянул на фонарь, оставленный ею. Хороший полицейский фонарь, не чета прежнему барахлу. Яркий, длинный, надёжный. Пожалуй, даже можно использовать как дубину.

- Помни о том, что поможет тебе.

Вздрогнув от неожиданного голоса, я направил луч на стену. Далия Гиллеспи стояла на прежнем месте.

- О чём?

Она указала на острый кончик пирамидки, торчащий из моего кармана:

- Фларос. Без него тебе не одолеть демона.

В сердце закралась ужасная догадка. Если без Флароса демона нельзя остановить, то...

Я выломился на палубу, распахнув дверь одним пинком.

- Сибил!

Она не могла далеко уйти. Я пробежал к корме, выкрикивая её имя. Дождь барабанил по металлу корпуса. Доска, брошенная от борта к берегу, блестела в лучах фонаря. Я задержал дыхание и ступил на неё. Не хватало ещё бултыхнуться в воду...

- Сибил! – прокричал я, оказавшись на берегу. Фонарь освещал только пустой причал и разрисованные синими номерами стены гаражей. – Сибил!

- Она далеко.

Я обернулся. Силуэт Далии Гиллеспи чётко вырисовывался у кромки палубы.

- Тебе её не догнать. А время на исходе. Если тебе сколько-либо дорога твоя дочь, немедленно иди на маяк.

- Почему вы не сказали раньше? – в бешенстве прокричал я. Волосы намокли и прядями упали на лицо. – Почему?

- Посмотри, на чём ты стоишь.

Я направил луч себе под ноги. И увидел, что мои ноги ровнехонько вписаны в кровавый треугольник, нарисованный на решетке. Треугольник в свою очередь был вписан в правильный круг.

- Что...

Когда я поднял голову, женщины на палубе не было. Я подумал, что Гиллеспи свалилась в озеро – так быстро она не успела бы никуда уйти. Вот чёрт!.. На всех парах подбежав к берегу, я взглянул вниз. Капли дождя образовывали на поверхности маленькие кружочки. Никого.

Какого...

Наплевав в душе на всё, я ринулся к маяку. Нужно просто дойти, и всё будет кончено. Туда вёл длинный и отвратительно узкий деревянный мост. Вода плескалась по обе стороны от меня, вода была под настилом, вода лилась сверху. Не иначе, начался второй потоп. Кто-то не желал, чтобы я дошёл до серого цилиндра, возвышающегося впереди в ста метрах. Я услышал далеко за собой поскрипывание досок. Нечто шло за мной, чтобы настигнуть и не дать спасти Шерил. Чёрта с два. Иногда я соскальзывался и падал на колени, но тут же вставал и бежал дальше. Маяк медленно приближался, разрастаясь в стороны. А расстояние между мной и страшным поскрипыванием сокращалось. Силы таяли, и я вдруг испугался, что не дотяну. Но моя фора всё-таки была слишком большой. Через минуту я, задыхающийся и с негнущимися ногами, ворвался в будку маяка. Из интерьера здесь была только крутая винтовая лестница, вьющаяся вокруг единственной каменной колонны. Схватившись за поручень, я начал силой проталкивать себя наверх. Ноги просили, молили, кричали об отдыхе, но я сейчас не мог себе этого позволить. Преследователь был где-то рядом, а с другой стороны мне почему-то казалось, что я опаздываю самую малость, чтобы вызволить Шерил из власти демона. Это заставляло меня совершать один оборот за другим вокруг нескончаемой колонны, обливаясь потом. До чего же высок этот маяк... Пол остался далеко внизу, я находился между небом и землёй, повисший в пустоте. Ещё один оборот... Какие же здесь древние ступеньки! Того и гляди провалятся под ногами, как в торговом центре. Я выкинул дурную мысль из головы. Сейчас, ещё немного... Ну когда же крыша? Сердце отказывалось перекачивать кровь в бешеном темпе. От нехватки кислорода у меня темнело в глазах; свет от фонаря то приближался, ослепляя сиянием, то исчезал вовсе. Близок был предел. Нечеловеческим усилием я перетащил ногу на следующую ступеньку. Всё, конец, я больше не могу...

... и ткнулся плечом о дверь.

Я пришёл!

Издав нечленораздельное мычание, я распахнул дверь и буквально кулем упал на крышу. Здесь, на высоте ста футов, было всё то же самое, что и на причале, но помноженное на два: ветер свирепствовал с удвоенной силой, дождь лил в два раза гуще, и даже темнота... Электрический луч преодолевал дважды меньшее расстояние.

И что я могу, безнадёжно думал я, распластавшись на крыше. После проделанного спринта я ни на что не способен. Бежать и разрывать лёгкие, чтобы пасть перед носом у демона и покорно подставиться под заклание?..

Я с трудом приподнял голову, изучая площадку. Никого. Меня обманули. Всё зря.

Да нет, вот же она – тварь, отнявшая у меня дочь. Стоит в десяти шагах, облачённая в синюю школьную форму, и наблюдает за мной. Знает, что я ничего не смогу ей сделать, получает удовольствие от моего бессилья.

Та, которую звали Алессой, и в самом деле была здесь. Была, но уходила. Очертания девушки таяли, обретая прозрачность. Она убегала от меня. Этого нельзя было допустить. ЭТОГО НЕЛЬЗЯ БЫЛО ДОПУСТИТЬ!

- Верни... – прохрипел я, пытаясь встать. – Постой!

Фларос, ну где этот хвалёный Фларос?! Я засунул руку в карман, но там – невероятно – было пусто. Неужто выронил, когда бежал по мосту, и спасительная пирамидка сейчас покоится на дне озера? Не может быть, я положил её вполне надёжно... А может, это демон каким-то образом обезоружил меня?

Нет. Это другой карман. Пирамидка лежала в правом...

Слишком поздно. Когда я наконец коснулся Флароса, демон успел исчезнуть окончательно. На месте, где стояла девушка, не осталось даже отпечатков ног. Я был на крыше один с не в меру распоясавшимся штормом.

- Стой...

Я посмотрел на свои трясущиеся руки. Всё кончено. Я не оправдал ожиданий Далии. И скоро...

Только в этот момент я увидел, что по всей поверхности крыши размазан густой тёмно-красный состав. Огромная печать Самаэля фосфоресцировала алым отблеском и, как показалось мне, слегка вибрировала, источая отраву. Меня шатнуло на месте. Я закрыл глаза и поднял лицо, подставляя щёки беспощадному дождю.

«Кто-нибудь, заберите меня отсюда, - подумал я, обращаясь к безмолвным небесам. – Я так больше не могу. Я хочу уйти. Нет, правда».

Когда я вновь поднял веки, на небе Тихого Холма появился косяк белых огней, мчащихся на умопомрачительной скорости в сторону маяка. Огни перемещались плавно и без малейшего шума, увеличиваясь на глазах. Они направлялись ко мне. В кои-то веки мой зов был услышан.

НЛО. Неопознанные летающие объекты – вот как это называется. В Тихом Холме их видели, и не раз. Ну-ка, что там было, в той жёлтой статейке? «... курорт Тихий Холм неделю назад посетил НЛО»?

Мне стало страшно. Сейчас, не более чем через минуту, странный косяк достигнет маяка... и что будет дальше? Я хотел, чтобы меня забрали, и меня заберут, верно?

Огни держали курс прямо на меня.

Но я не хотел, чтобы меня забирали! У меня была дочь, которой я должен помочь... Лиза... Сибил... Я не мог уйти. Это был бы наихудший выход из всех возможных.

Огни замедлились. «Но ты сам желал...»

«Это была минутная слабость, - уверял я неизвестно кого, не отрывая глаз от жуткой армады. – Я не хочу, чтобы меня забирали. Уходите. Летите прочь. Прошу...»

Огни повисли на месте, выбирая, простить меня или заставить отвечать за свои желания в полной мере. Эта секунда показалась мне часом. Но потом они снова сдвинулись с места и начали набирать скорость. Они удалялись. Грациозно, как стая белых лебедей. Спустя минуту небо над городом снова стало совершенно тёмным.

- Спасибо, - пролепетал я, хватаясь за ручку двери. – Спасибо.

Путь вниз я даже не заметил. Уж слишком велико было облегчение, охватившее меня. Я не пытался понять, что произошло – то ли меня действительно чуть не подняли на борт пришельцы с другой планеты, то ли это просто мой уставший разум. Но я уразумел, что в Тихом Холме, в спокойном лесном городке, были силы куда более могущественные, чем демон, о котором толковала мне Далия Гиллеспи.

Я выбрался из будки и вновь оказался на мосту. Дождь поутих. Озеро, десять минут назад бесновавшееся рваными волнами, утихомирилось. Настил моста не поскрипывал под чужими шагами. Оно и было понятно – Алесса ушла, и теперь меня незачем запугивать. Она ушла... куда?

«Маяк на озере, - снова услышал я трескучий голос Гиллеспи, - или парк развлечений. Одно из двух».

Значит, парк развлечений. Вот куда ушёл демон. И мне туда прямая дорога.

Следующая мысль заставила меня в который раз сорваться с места и терзать свои лёгкие. Я вспомнил, что Сибил направилась в парк. Она верила в силу своего пистолета и в незыблемые законы природы... но это не означало, что они и в самом деле незыблемы.

Теперь от моей скорости зависело две жизни. Шерил и Сибил. И я знал, что на сей раз наказание за оплошность будет соответствующей.

«Господи, лишь бы успеть...»

Я взбежал на причал. В глубине души питал скромную надежду встретить здесь Далию, но на мокрой палубе никого не было. Разыскивать женщину по каютам не было времени.

«Хорошо было бы хотя бы примерно знать, где расположен этот парк, - думал я, когда бежал обратно на Сэндерфорд-стрит, - но он явно недалеко. По крайней мере, судя по интонации Сибил, когда она говорила это...»

Будь я в «нормальном» мире, я бы мог ориентироваться по информационным табло, которые помогали мне уже не раз. Но я находился на «обратной стороне» во власти тьмы, которая стремительно расширяла свои пределы. И помощников здесь у меня не было.

Сообразив, что возвращаться обратно в сторону мотеля нет смысла, я побежал дальше на запад, оглядываясь по сторонам. Но далеко не убежал. Внезапно решётка кончилась, и передо мной предстала чёрная бездонная пропасть. Хорошо ещё, что я в достаточной мере держал себя в руках и бежал осмотрительно, иначе быть бы беде... Я вслух чертыхнулся и ринулся обратно, даже не испугавшись как следует. Я опаздывал, безнадёжно опаздывал, и времени на размышления в стиле «а что, если...» уже не оставалось. Улица расступалась передо мной, пропитываясь тоннами воды. Ботинки так и норовили заскользить по гладкой решётке и вывести меня из равновесия. Время от времени нелепо размахивая руками, чтобы не упасть, я продолжал двигаться.

Но и здесь меня ждал провал, причём в буквальном смысле. Именно провал – бездна, непостижимым образом лёгшая поперёк улицы и отрезавшая мне путь. Дорога, по которой я пришёл в причал, исчезла.

- Этого не может быть, - сказал я, заглядывая в бездну. – Когда это успело произойти?..

А вот заглядывать не стоило. Я уже успел забыть свой печальный опыт в начальной школе. Пустота сразу начала притягивать меня своим манящим воздействием. Я пошатнулся, пятясь назад. Перед глазами поплыли большие серые круги.

Я был изолирован. Меня загнали в ловушку, заключили в клетку, как глупого кролика. Козни демона... Я вспомнил Алессу, её внимательный, хладнокровный взгляд и кисти, обезображенные давними ожогами.

- Да будь... Да будь ты проклята!

Мой отчаянный крик эхом прокатился по пустой улице. Но никто его не слушал. Я опять был один. Пропали чудовища, которые встречались на каждом шагу. Ливень, и то перестал идти. На небосводе не светилась ни одна звездинка. Я находился в самом глухом уголке безумного мира, созданного демоном в облике девушки.

Я поплёлся обратно по улице. Мыслей в голове не было, они словно заморозились. Я не знал, куда иду и зачем, чувствовал только полное опустошение внутри и горечь поражения. Демон всё-таки одолел меня. Конечно, кто я, хилый писака, против безграничной власти порождения тьмы... Мне не следовало рыпаться с самого начала. Он просто играл со мной, подкидывая один шанс за другим. И вот эта трогательная игра подошла к концу. Демону надоело со мной возиться.

Я был готов сдаться, но меня спас случай. Впрочем, не думаю, что это был случай в чистом виде. В городке под названием Тихий Холм ничего не происходило случайно. Если иной раз мне подпадал счастливый случай, значит, так оно было нужно. Так или иначе, бесцельно вышагивая вперёд, я вдруг споткнулся и оказался на четвереньках. Отделавшись лёгким испугом, я поднялся и глянул под ноги. Там валялась крышка канализационного люка, изрисованная некрасивыми узорами ржавчины. Ничего особенного... но если вдуматься, откуда она здесь взялась?

Я повёл лучом фонаря по решётке. В пяти шагах справа зиял сам люк, необычно широкий в диаметре. М-да, иронично подумал я, будь я чуть правее, вместо спотыкания мог бы заработать себе перелом ребёр.

Постой-ка, постой-ка... Почему этот люк открыт? Допустим, Сибил отправилась в парк и обнаружила все эти пропасти, взявшиеся из ниоткуда. Остановило ли её неприятное открытие? Конечно, нет. Сибил не я, она бы ни за что не отступила так просто. Наверняка она сразу подумала о канализации. Да, демон позаботился о дорогах... но был ли он настолько предусмотрителен, чтобы отрезать ВСЕ пути, ведущие из причала?

Сибил здесь не было. Значит, канализация куда-то, да вела. Я опустился на корточки и увидел лестницу.

«Начнём второе путешествие...»

Стены этой канализации была гораздо ниже, чем предыдущая. На стенах пробивался зелёный мох, сточные канавы пустовали. Деревянный настил под ногами угрожающе хрустел на каждом шагу. Спустившись вниз, я увидел на грязной дощечке пола едва заметный след ботинка. Кто-то здесь проходил, и совсем недавно. Сибил... Окрыленный успехом, я заторопился вперёд, молясь, чтобы проход не раздвоился.

С первых же шагов я убедился, что на этот раз жизнь под землёй мёдом не покажется. Болезнь, захватившая город по воле демона, входила в последнюю стадию. И свидетельством тому была эта Богом забытая клоака города, превратившаяся в калейдоскоп шизофренического ужаса. На стенах попеременно встречались нанесённые чьими-то дрожащими руками знаки. Все они выглядели удручающе одинаково – красный треугольник, вписанный в круг и испрещённый руническими символами. Печать Самаэля. Далия Гиллеспи говорила, что одним из знамений конца (боже, что за отвратительное слово) станет Печать, охватившая весь город. И я воочию видел её правоту.

Но если бы этим и ограничивались изменения. В первый раз, когда свет фонаря упал на мерно раскачивающегося под потолком канализации мертвеца, я вскрикнул и отпрянул назад. Повешенный продолжал невозмутимо поскрипывать верёвкой, туго обвитой вокруг шеи, и лицо его представляло собой один сожжённый комок. От него ужасно пахло. Мне пришлось прижаться к сырой стене, чтобы обойти его, не прикоснувшись.

Потом был второй мертвец, третий... В конце концов я потерял им счёт, перестал обращать на них внимание и мучить себя вопросом, каким образом канализационный проход мог стать местом казни. Кроме орды повешенных, встречались старые добрые «распятые», небрежно приколотые прямо к стенам. Я благодарил судьбу уже за то, что трупы не пытались вращать белками глаз и шептать мне проклятия.

Когда я чуток свыкся с мертвецами, на меня навалились свежие впечатления в виде ящеров. Они были покрупнее, чем те, что я видел в первой канализации, да и вели себя не так робко, как их сородичи. Я видел, как создания размером с мастифа щерились на меня острыми зубками из дна сточной канавы. Некоторые смельчаки пытались добраться до меня в прыжке, но высота была для них слишком большой. До поры до времени я тешил себя иллюзией безопасности. Но в какой-то момент я увидел, как путь мне перегородили два ящера явно не с благими намерениями. Понятия не имею, каким образом они умудрились попасть на настил, но факт. Пресмыкающиеся вперили в меня крохотные злые глазки, выглядящие в электрическом свете блестящими пуговицами. Свет не пугал их. Зелёные хвосты раскачивались из стороны в сторону.

- Брысь! - без особой надежды на успех прикрикнул я и сделал угрожающее движение фонарём, направив свет прямо в глаза одной из тварей. Ящер прытко рванулся вперёд, сократив расстояние между нами в два раза. Второй смело последовал за ним. Теперь они понемногу наступали на меня, а я лихорадочно размышлял, делая медленные осторожные шаги спиной вперёд. Только не убежать... Иначе твари бросятся вперёд, собьют меня с ног и растерзают в мгновение ока. Нужно их напугать... Но как? У меня нет даже приличной палки. Чёрт... Не для того я претерпел все эти злоключения, чтобы стать кормом для пресмыкающихся в зловонном отстойнике.

- Уходи! Прочь!..

Первый ящер застыл на месте, став недвижным истуканом. Сильные лапы напряглись, согнувшись в суставах. Я понял, что сейчас, прямо сейчас последует бросок. Почти не осознавая, что делаю, я внезапно выбросил руку вперёд и запустил фонарём в ненавистные ящеричьи глаза. Чего-чего, а такой выходки твари явно не ждали: издав тонкий писк, ближайший ящер отпрыгнул в сторону, но его дружок не сумел так быстро сориентироваться в обстановке и был за это наказан хорошей оплеухой по лицу железным фонарём. Я услышал за слепящим жёлтого сиянием ещё один писк, на порядок жалобнее. Фонарь звякнул, стукнувшись об ограждение. Ящер развернулся на месте и без оглядки рванулся прочь. Вряд ли в глупом существе осталась достаточная смелость, чтобы кинуться на меня ещё раз... но вот оставшийся ящер всё ещё представлял угрозу.

Перехват инициативы. Вот как это называлось. Я безрассудно бросился вперёд, занося ногу для удара. Вида стремительно приближающегося врага ящер не выдержал. В темноте плетью мелькнул зелёный хвост: ящер прыгнул за ограждение канализации и был таков. Внизу, в коричневой жиже раздалось мягкое хлюпанье.

- Счастливо тебе, - сухо пожелал я, взглянув вниз.

Которой по порядку была эта схватка с чудовищами? Я уже давно не считал. Регулярная, отмеренная по дозам борьба за сохранение жизни была такой же неотъёмлемой частью мира, в который я попал, как и кровавые печати Самаэля и металлические решётки, под которыми зияла бездна. Я подобрал фонарь и побрёл дальше. Особых беспокойств недружелюбные обитатели подземелья мне больше не доставили.

Впрочем, это я немного лукавлю. Помните, в тот раз я писал, что с сырого потолка на меня свесилось скользкое щупальце? Такие же штуки были и в этом варианте канализации... но они кое в чём отличались: так, с тех прежних щупалец не торчали заострённые кривые когти. И те щупальца не истекали тёплой кровью. Я был не настолько опрометчив, чтобы позволить им коснуться меня ещё раз, но мне приходилось протискиваться мимо них, затаив дыхание и закрыв глаза. Щупальца (точнее, их невидимый обладатель) не проявляли особой агрессии, но они всё равно напускали хорошего мороза на кожу головы.

Потом, на исходе получасовой прогулки, я увидел лошадь.

Лошадь лежала, погружённая в илистую массу на дне. Такая беленькая и чистенькая, с весёлой физиономией. Нарисованной, конечно: бывало, в детстве я сам кружился на таких пони, закрыв глаза от упоительного восторга. Но откуда здесь взялась деревянная лошадь, которой надлежало быть нанизанной на стержень детской карусели, я объяснить не мог. Лошадь глядела снизу вверх на меня глупым бессмысленным взглядом... но мне почудилась в его фальшивой улыбке некоторая дьявольская злорадность.

Парк развлечений, напомнил я себе. Сие значит, что цель близка. Возможно, это такая своеобразная мне подсказка: пора выбираться наверх.

Мудрено, что уж тут было сказать. Но, глядя на лошадь, я задал себе пару, как оказалось далее, весьма важных вопросов: кто подбрасывает мне эти подсказки? И почему, чёрт возьми?

Ответ на первый вопрос напрашивался. Я знал, что нахожусь в закоулках мира, созданного демоном, пришедшим в город Тихий Холм. Возможно, его имя было Алесса, а возможно, он просто вселился в бедную девушку (я не раз читал и перечитывал «Изгоняющего дьявола»). Так или иначе, всё здесь было в его власти, и только он мог закинуть эту не весьма милую лошадку в сточную канаву. А вот второй вопрос – почему? – вызвал у меня затруднения. Действительно, зачем этому демону помогать мне, содействуя нарушению собственной безопасности? Мне следовало бы немного подумать над этим, тогда, можёт, всё пошло бы иначе... но у меня не было времени на глубокие раздумья. Я увидел лестницу и открытый люк над ним в пяти шагах от карусельной лошади. У подножия лестницы была нарисована печать Самаэля.

Повиснув на лестнице, я высунул голову над отверстием люка. Крышка валялась здесь же, сдвинутая в сторону. Сибил вышла здесь. Очень удачно вышла – я увидел ворота заветного парка развлечений прямо перед собой. Хотя, возможно, она хорошо знала топографию города и просто знала, где выйти.

«ПАРК РАЗВЛЕЧЕНИЙ ЛЕЙКСАЙД».

Вывеска потухла и накренилась. Ворота представляли собой знакомую железную решётку, которая издала ужасающий скрип, стоило мне немного надавить на неё. Безнадёжно повреждая свой слух, я раскрыл ворота достаточно, чтобы я мог пройти внутрь.

Парк Лейксайд затих в ожидании грядущей бури. Я ничего не видел – ни Сибил, ни Шерил, ни демона в образе девушки. Это меня не обрадовало. Неужто опоздал?

Направив луч на небо, я увидел над парком кабинки грандиозного чёртового колеса. Кабинки не двигались. Мне показалось, что в одной из верхних кабинок я увидел большой человекоподобный силуэт, обколотившийся у окошка. В следующее мгновение силуэт исчез. Ладно, миролюбиво подумал я и пошёл дальше. Некоторые вещи лучше не знать подробно.

Чуть дальше была расположена обычная карусель. Невероятно, но карусель медленно крутилась вокруг оси, раскачивая сиденья, которые в эту ночь никому не были нужны. Даже играла музыка – тихая, мелодичная и чуточку заунывная. Откуда она исходит, я так и не сумел определить.

Я бы долго кружил среди покинутых жутковатых аттракционов, если бы случайно не наткнулся на столб с указателем. «КАРУСЕЛЬ СЧАСТЬЯ! – весело кричали буквы на указателе. – НЕЗАБЫВАЕМЫЕ ОЩУЩЕНИЯ!». Я увидел радостные мордашки лошадей, выглядывающие из-за букв - такие же лошади, что в канализации. И понял: мне туда. На Карусель Счастья. За незабываемыми ощущениями.

Что ж, свою порцию незабываемых ощущений я получил сполна...

С каждым шагом мною начало овладевать странное ощущение. С одной стороны, я чувствовал: вот-вот ЧТО-ТО произойдёт, и это ЧТО-ТО наконец положит конец моим бессмысленным скитаниям по городу, объятому смертоносной заразой. Ну если не конец, то хотя бы начало конца. Надвигались перемены.

Это, конечно, было хорошо. Но было и другое, тёмное, чувство, схожее с тем, что я ощутил во время посещения подземной палаты. Дурное предчувствие, что ли... Концентрация опасности и общей плохой энергетики возрастала. Я аж покрылся плёнкой холодного пота без единой видимой причины.

Карусель Счастья. Я миновал будку, где надлежало приобрести билеты на аттракцион (и, судя по сморщённым пакетикам на прилавке, заодно отовариться попкорном). Лошади спокойно стояли на своих местах. Я не заметил ни одного пустого стержня, откуда мог сорваться мой знакомец из сточного канала.

Я ступил на круг карусели, не отрывая глаз от ближайшей лошади. Мне почему-то казалось, что стоит мне отвлечься, как эта приятная во всех отношениях зверушка раззевёт пасть и проглотит меня целиком, даже не разжёвывая. Глупо, конечно, но я ничего не мог поделать.

В темноте за лошадками что-то скрипнуло.

Демон, подумал я, едва не теряя сознание. Настал момент истины.

Поскрипывание приближалось, и наконец в поле моего испуганного взора из-за лошади выкатилась ржавая инвалидная коляска. Такая же, что я видел в проходе, где потерял Шерил. На ней сидел... этот женский силуэт...

Демон. Алесса.

Да нет же! Я вспомнил, что у меня фонарь, и поспешно поднял руку.

- Сибил! – вскричал я, испытывая одновременно радость и разочарование. Вот Сибил, а где демон, забравший мою дочь?

Сибил не шевельнулась. Она полулежала, откинувшись на спинку коляски. Глаза закрыты, губы блаженно улыбались. Со стороны могло показаться, что ей снится приятный сон.

- Сибил, что с тобой?

Она открыла глаза, и я закричал. Закричал во весь голос, даже не пытаясь заткнуться, потому что зрачки Сибил были абсолютно красными. В них отражался дрожащий свет фонаря.

Сибил начала вставать. Двигалась она плавно и медленно, как сомнамбула. Только когда она выпрямилась во весь рост, я заметил, что голубая униформа полицейской запачкана кровью. Кровь была на груди, сбоку, на рукавах... Но сама Сибил вроде не ранена...

Всё так же медленно Сибил начала раскрывать кобуру. Я попятился назад. Что-то было не то. Это была не Сибил.

- Ты... – я лишился речи. – Что ты делаешь?

Пистолет был уже у неё в руках. Сибил дёрнула предохранитель, даже не глядя на пистолет. Щелчок. Красные зрачки не двигались. Они были мёртвыми, в них не было жизни.

- Сибил, остановись...

Я ошалело посмотрел на тёмное дуло ствола, направленное в мой лоб. Как такое возможно? Сибил... она...

Воспользовавшись моментом, лошадь, на которую я только что косил взгляд, злобно ухмыльнулась. Не ожидали, уважаемый? То-то и оно. Незабываемые впечатления!

Я успел за миллисекунды до выстрела. Бросился вперёд и одновременно вниз, разминувшись с пулей на толщину волоса. Она пролетела у меня над головой, выжигая волосы. Уверен, на причёске остался горячий пороховой след. Но тогда было не до этого. Я осознавал одно – я остался в живых и даже цел. Я хотел успеть до второго выстрела. Схватив Сибил за руку, я попытался выбить пистолет, но она с неожиданной проворностью увела руку, и я наткнулся на кобуру. Фонарь, упавший на землю, не давал освещения. Приходилось действовать почти вслепую. Я вцепился в руку Сибил мёртвой хваткой, чтобы не дать выстрелить в меня. Она была очень сильна, и в какой-то момент я подумал, что я не смогу, Сибил сейчас высвободит руку и всадит мне пулю в переносицу. Возможно, будь она в нормальном состоянии, она с лёгкостью справилась бы с писателем не в лучшей спортивной форме, но в том сомнамбулическом состоянии Сибил явно утратила часть своих рефлексов. Я медленно выгибал её руки вниз, стараясь свободной рукой схватить рукоятку пистолета. И не смотрел ей в глаза...

Когда пистолет был у меня почти в руках, Сибил вдруг отпустила оружие и вцепилась обеими руками в мою шею. Пальцы сжались, смяв мою трахею. Я захрипел, забился в её руках, как кролик. Сибил грубо развернула меня лицом к себе, и я уставился выпученными глазами в её зрачки цвета крови. Сибил торжественно улыбалась. Светлые волосы её, ранее аккуратно уложенные, заметно растрепались; я увидел на них брызги крови. Я поймал её запястье и попытался вывернуть, но Сибил словно держала меня железными щипцами. Кислород в лёгких заканчивался; я почувствовал, как всё вокруг темнеет и расплывается. Предельно чётким оставалось только лицо Сибил. И в этот момент мне в голову пришла почти смешная мысль: «До чего же она всё-таки красивая». Мой взгляд прорезывали молнии. Движения стали тише. Я чувствовал, как против воли расслабляются мышцы.

«Что... с ней...»

Увидел словно во сне, как Сибил пролезает в канализационный люк и идёт вперёд. Она не замечает ничего – ни разбросанные повсюду кровавые знаки, ни ящеров, пялящихся на нёе из дна канавы, ни обгорелых трупов. Но её неверие, помогавшее доселе, на этот раз играет против неё. Сибил скрыта за воздвигнутым ею же щитом рациональности и поэтому попросту не знает о надвигающейся опасности. Нечто подползает к ней, подкрадывается сзади неслышной поступью. Почувствовав неладное, Сибил разворачивается и... ничего не видит. Просто канализация. Но она всё-таки ускоряет шаг и уже начинает лезть на лестницу выхода, когда нечто настигает её и...

Грёзы оборвались. Я обмяк в руках Сибил, и остатки жизни вытекали из меня вялой струёй. В груди нестерпимо давило.

«Я умираю...»

Пистолет. Он был всё ещё судорожно сжат в моих пальцах. Не в силах ничего соображать, я приподнял ствол. Что угодно, лишь бы не эта тяжесть в груди. И не смерть, потому что я... ей нужен... Я...

Я нажал на курок. Полыхнула белая вспышка. Я, наверное, мог и сам себе что-нибудь отстрелить без прицеливания, но... какая разница...

Железные пальцы на горле вдруг скользнули вниз. Я упал на решетчатый пол и свернулся калачиком, вдыхая воздух. Воздух проникал в меня, снова пропитывая жизнью, жизнью и... болью.

«Я выстрелил в неё!»

Мысль быстро отрезвила меня. Я резко поднялся на колени, и меня едва не стошнило от мути в животе. Но я видел всё. Всё до конца. Как Сибил каталась по земле и содрогалась в конвульсиях. Как толчками выплескивалась кровь из аккуратной дырочки на груди униформы. Когда она повернулась спиной ко мне, я увидел чуть ниже шеи красноватый горб, напоминающий большую опухоль. Я уже видел такое – там, в госпитале, у медсестры, которая меня преследовала.

Потом Сибил последним жестом схватилась за горло, и изо рта у неё брызнула странная красная субстанция – не кровь, что-то более густое и вязкое, как малиновый сироп. Брызнула, взметнулась вверх и упала каплями обратно на её лицо. К тому времени Сибил уже затихла; я увидел, как сходит краснота с её зрачков, а губы выравниваются, стирая демоническую усмешку. Рот полураскрылся, руки и ноги неестественно широко раскинулись по сторонам. Так Сибил Беннет отошла в иной мир – с залитым красным составом лицом, лёжа в Карусели Счастья в парке Лейксайд, город Тихий Холм, штат Мэн. Под пристальным наблюдением неживых лошадей. Убитая человеком, которого она считала единственным другом в мире кошмара. Таким я её много раз видел в последующие годы в ночных кошмарах.

Я убил её.

Я выронил дымящийся пистолет и со стоном упал обратно. Дыхание ещё не пришло в норму, грудь жгло. Жгло и разум тоже. Пожирало огнём неистового пожара.

«Как такое возможно? Как?!»

«Очень просто, дружище, - хмыкнула лошадь, нависшая надо мной. – Просто находишь курок и нажимаешь. Находишь – и нажимаешь».

Сибил лежала. Карусель стояла. Парк был погружён в темноту, такую же беспросветную, как моё отчаяние. Я не желал жить. Если бы не имя Шерил, мельтешащее в мозгу, я бы скорее всего приставил ствол к своей голове и нажал на спуск без колебаний, как советовала лошадь.

- Будьте вы прокляты, - безучастно сказал я.

Все-все-все... И демон, заставивший меня сделать то, что я сделал. И Далия Гиллеспи, которая не сочла нужным сказать Сибил о том, как победить демона. И доктор Кофманн, приторговывающий наркотой. И Сибил, ушедшая из причала слишком быстро, чтобы я сумел её догнать и предупредить. И – в первую очередь – я сам, вечно опаздывающий и делающий всё не так.

Наверное, я лежал долго. Пришёл в себя от звука чьих-то шагов. Цоканье каблучков осторожно удалялось, словно кто-то шёл на цыпочках, дабы не потревожить меня. Я поднял голову, уже зная, кого увижу. Девушка в синей школьной форме уходила в темноту; я увидел её спинку с выпирающими острыми лопатками.

«Догони её! – взревел кровожадный голос в голове. – Догони и заставь заплатить за всё!»

«Хорошо... сейчас».

Прежде чем подняться на ноги, я наклонился над телом Сибил и опустил ей веки, закрыв стекленеющие глаза. Больше я не мог ей ничего сделать.

Теперь можно было поговорить с демоном.

Я встал. В воздухе кружились какие-то мелкие насекомые вроде мошек. Они всё норовили залезть мне в нос, но я не обращал на них внимания. Я вышел из Карусели Счастья и уверенным шагом направился за девушкой. Почувствовав моё присутствие, она обернулась. Лицо было безмятежно, а короткие чёрные волосы всё так же уложены. И в тот момент до меня дошло, что эта девушка очень напоминает Шерил... лет этак через восемь.

- Я знал, что ты появишься, - холодно произнёс я, остановившись в пяти шагах от Алессы. На большее меня не хватило.

Девушка не шевельнулась. Она неподвижно стояла посреди парка на ржавой решетке, наслаждаясь сотворённым ей безумием.

- Я не знаю, кто ты и что тебе надо, - сказал я. – Если хочешь, можешь вообще взорвать весь этот город к чёртовой матери. Мне наплевать. Всего одна вещь - отпусти Шерил. Я не прошу больше.

Чёрные глаза недобро блеснули. Девушка медленно вытянула правую руку перед собой, демонстрируя мне ладонь со следами давних ожогов. И я вдруг ощутил нестерпимое давление на свою грудь, будто темнота сгустилась, обрела плоть и легла железной гирей на мою диафрагму.

- Что... – прохрипел я, и невидимый кулак отбросил меня назад. Ноги взметнулись вверх; я врезался спиной в решётку, голова больно стукнулась о загородку карусели. На мгновение парк в моих глазах потерял чёткость, затянувшись серой дымкой.

Это был ответ. Девушка равнодушно отвернулась от меня. Ровные шаги вновь застучали по металлу.

Ну уж нет...

Я вскочил, превозмогая боль, и со сжатыми кулаками рванулся вперёд. Неизвестно, что бы я ей сделал, но между нами возникла невидимая стена, которая не пропускала меня. Воздух вдавливался, как упругая резина, и мягко отталкивал меня обратно к карусели.

- Стой! – во весь голос заорал я, зная, что она меня не послушается. – Не смей уходить!

Схватился за карман, чтобы вытащить пистолет, но тут же вспомнил, что пистолет остался там, у тела Сибил.

Тьфу ты...

Но в кармане что-то было. Я озадаченно смотрел на синий свет, просачивающийся сквозь ткань брюк. Вроде бы я не носил с собой лампу-ультрафиолет...

Засунув руку в карман, я вытащил оттуда маленькую жёлтую пирамидку, подаренную мне Далией Гиллеспи в церкви. Части, из которых была составлена игрушка, обрели прозрачность, и из центра исходило ярко-синее сияние. Оно становилось всё мощней. Я зажмурился и прошептал:

- Это ещё что такое...

«Это Фларос – клетка умиротворения. В его силах прорвать стену тьмы и сопротивляться гневу другого мира».

Я посмотрел на уходящую девушку, на Фларос. Чем бы ни была эта странная безделушка, она действовала. Далия говорила правду. Пирамидка трансформировалась, раскрываясь, как ромашка летним утром. И место, куда падали его лучи, начинало светиться таким же синим светом. Лучи начисто выжигали ржавчину и кровь, которая засохла на решётке. Они уничтожали кошмар, который воздвиг демон. Быть может, Фларос может одолеть и его самого...

- Давай! – закричал я и бросил пирамидку вверх. Почему-то я знал, что она обратно не упадёт. Фларос повис над моей головой, вибрируя и (как мне послышалось) издавая гудение проводов, по которым пущен ток высокого напряжения. Я увидел, как обернулась Алесса, которая была уже довольно далеко, как преобразилось её лицо, когда она увидела сияние Флароса. Она была смертельно испугана. Пожалуй, это была первая эмоция, которую я видел на её лице.

Потом Фларос взорвался пучком света. Парк на секунду охватила мощная синяя вспышка. Я зажмурился, но успел увидеть, как Алесса пронзительно закричала и упала на землю. Её крик эхом повторялся в свежесозданном пронзительно-синем мире, постепенно утихая вдали. Я торжествующе улыбнулся с закрытыми глазами. «Так её, - злорадно думал я, - так её, так её!».

Когда я открыл глаза, Фларос пропал. Решётки, грязь – всё было на месте, но девушка лежала на металлическом полу, скрючившись в позе эмбриона. Я сделал шаг вперёд. Стена, не дававшая мне пройти, исчезла. Я мог подойти к существу, что отобрало у меня дочь. Собственно, это я немедленно и сделал.

Алесса слабо пошевелилась и застонала, когда я наклонился над ней. Девушка больше не выглядела эфемерным призраком, готовым исчезнуть в любую секунду. Её тёмные чары были разрушены, и теперь она была обычным человеком из плоти и крови... почти была. Вблизи было заметно, что всё её лицо тоже покрыто сеткой шрамов. Рубцы от ожогов выглядели не такими глубокими, как на руках, но их было ОЧЕНЬ много. Впечатление было такое, что в детстве она буквально сгорела...

Хотя мне тогда это было безразлично. Я чувствовал победу и пожинал её плоды.

- Где Шерил?! – угрожающе спросил я. - Верни мне мою дочь! Слышишь – верни Шерил!

Она вздрогнула и открыла глаза. Но взгляд девушки был устремлён вовсе не на меня, а куда-то за мою спину. И в этом взгляде читался неподдельный ужас. Почуяв неладное, я оглянулся...

- Ну вот мы и встретились, Алесса.

Далия Гиллеспи возникла из темноты, ступая медленными шаркающими шажками. У неё был странный приторно-сладкий голос... и не менее странное выражение лица. До сих пор я видел старую женщину невозмутимо-мрачной, а теперь на лице Гиллеспи играла широкая улыбка. Очень плохая улыбка. Сатанинская.

- Это вы? – недоумённо спросил я. Признаться, я испытал облегчение, что наконец-то на сцене появился тот, кто разбирается во всей этой мути. Она-то вытрясет из Алессы всё, что надо. – И где Шерил? Где она?

Я рассчитывал, что Далия немедленно задаст тот же вопрос девушке, но она меня словно бы и не слышала. Всё тем же мышиным шагом она подошла к Алессе вплотную, и я услышал испуганный возглас девушки.

- Алесса, - сказала Далия, - твоя маленькая игра окончена.

Она приглашающе протянула руку девушке, лежащей на земле. Та явно не оценила дружественность этого жеста - отпрянула назад и попыталась отползти. Неуловимым движением Далия преградила дорогу. Алесса подняла на неё свой взор – взор обычной напуганной до слёз девочки, а никакого не злого демона – и жалобно простонала:

- Мама...

Далия покачала головой, не переставая широко улыбаться:

- Ты была ужасным маленьким паразитом, Алесса, не так ли? Но, признаться, я сама сплоховала, проявив неосторожность. Мама и не заметила, что дочка уже совсем взрослая. Вот почему я не могла поймать тебя сама. Жалко, да... Но теперь всё кончено. Поблагодари этого человека, что он помог мне тебя наконец поймать.

- Эй, - промямлил я, чувствуя, как у меня ум заходит за разум, - о чём вы говорите?

Никто из двоих не обратил на меня внимания. Для них я попросту не существовал. Я отслужил свою роль и был на этой арене третьим лишним. Мавр сделал своё дело – мавр может уйти.

- Алесса, ты моя малышка... – сахар в голосе Далии превышал все пределы, доходя до кошачьего мурлыканья. - Думаю, у тебя осталась ещё всего одна вещь, которую ты способна сделать для нас всех.

На этот раз она протянула руку уже более жёстко, едва не касаясь щёк девушки.

- Нет, - услышал я голосок Алессы, - отстань от меня!

Далия цокнула языком:

- Ай-я-яй! Плохая девочка.

В воздухе внезапно появились острые синие частицы, которые кружили вокруг этой пары в бешеном хороводе. Они не касались Далии и Алессы, заботливо облетая их стороной, но я почувствовал, как несколько синих крупинок врезались мне в шею и лицо, рассекая кожу. На месте порезов выступили капельки крови.

- Что здесь происходит? – пролепетал я, отходя назад. Крупиц становилось больше и больше, и каждая из них превратилась в маленький источник яркого синего света, как Фларос. В считанные секунды калейдоскоп синего огня скрыл от меня девушку, без сил лежащую на решетке, и старую женщину, которая стояла над ней, силой поднимая её. Надо мной распух шар, сотканный из этого света, и вдруг осыпался мелким светящимся песком. Песчинки развеяло ветром в наставшей темноте, унося в чёрное ничто, и я вдруг впал в панику, потому что понял, что остаюсь один в просторах разрушенного мира, обречённый на вечные скитания без единого лучика света. Я раскрыл рот, не сумел набрать воздуха в лёгкие и упал на колени. Что-то давило мне на шею, прижимая к земле, но я сопротивлялся всеми силами, чтобы не поддаться. Я должен был встать, встать и пойти, если не хотел оказаться запертым здесь навсегда.

Рука, давящая на меня, вдруг пропала, и я с первым же вздохом рванулся вверх, чтобы встать... и понял, что лежу на уже чем-то родной койке в госпитале Алчемилла. И вокруг меня была не вселенская темнота, а стены палаты первого этажа, освещённые догорающей свечой.

- Гарри, ты проснулся...

Я закрыл взмокшее лицо руками и обратно упал на мягкую подушку. Я вернулся... В который уже раз?

Лиза по-прежнему верно сидела на посту возле койки на голой табуретке, глядя на меня. Не могу сказать, что её вид порадовал меня. Я писал, что в прошлый раз девушка выглядела легонько нездорово. Так вот, теперь наречие «легонько» можно было спокойно убрать. Кровь отхлынула от лица Лизы, и кожа её походила на белый лист бумаги. Губы часто и нервно подрагивали, глаза казались почти стеклянными. И ещё – у неё появилась привычка время от времени облизывать губы. Я почти испугался, взглянув на неё. И я не преувеличиваю: Лиза действительно выглядела очень плохо.

- Лиза? – спросил я, стараясь не выдать свои чувства. Девушка безучастно смотрела то ли на меня, то ли на мою койку. Наверное, всё-таки на меня. – Что случилось?

Я вспомнил о большом синем шаре, который вспухал над моей головой, о двух человеческих фигурках, которые остались в его недрах, и спросил ещё:

- Где Алесса и Далия?

- Гарри, послушай...

Лиза даже не слышала моего вопроса, и я не обиделся. Наоборот – укорил себя за то, что с разбегу начал осыпать её своими глупыми вопросами, отлично видя, что с ней стряслось нечто... не очень хорошее. Почувствовав, что «эффект перехода» проходит, я присел на изголовье койки и придвинулся ближе к Лизе.

- То, о чём ты рассказал мне в тот раз, - тихо сказала Лиза, комкая пальцами подол платья, - меня почему-то сильно обеспокоило. Я никак не могла выбросить это из головы...

А о чём я рассказывал? К своему стыду, я не помнил.

- Ты о чём, Лиза? Извини, я как-то...

- О подвале и палате, которая находится там. Я долго думала, но потом решила пойти осмотреть её самой - притом, что ужасно боялась того, что могу там увидеть. Как ты и говорил, там были довольно жуткие помещения, но ничего необычного я не заметила. Но когда я спустилась туда... я вдруг ощутила ЭТО...

Эх, Лиза, Лиза, с ожесточением подумал я, любуясь её роскошными волосами. Ну что тебя дёрнуло спуститься в это проклятое подземное царство? Понятно теперь, почему она так выглядит. Все эти мертвецы, которые того и гляди шевельнутся под простынями, этот жуткий коридор, эта гнилая лестница... Тут дрогнут нервы у кого угодно, не говоря уже о Лизе. Почему тебе не сиделось на месте?

Я как-то забыл в своих горячечных мыслях, кто бросил девушку одну в госпитале на милость судьбе...

- Знаешь, как будто я была там, - сказала Лиза, глядя прямо на меня. Я заметил, как она снова облизнула пересохшие губы, и деликатно отвёл глаза в сторону. - Как будто там что-то произошло, но я не могу припомнить, что именно и когда. Ты испытывал такое?.. Что это было?

И снова мне было нечего сказать. Я думал о том, что Лизе ещё повезло, что она не повстречалась в коридоре с Неизвестным и его тяжёлыми шагами. У меня не хватило ума чуть подробнее вдуматься в её слова. Я был рад, что она вообще жива, и эта тупая радость заслоняла всё остальное - нужное и ненужное.

- Гарри, я не могу понять, - Лиза сглотнула слюну; на этот раз я глаза не отвёл. – Мне страшно... Помоги мне. Это... Это так ужасно...

- Это пройдёт, - успокаивающе сказал я. Психолог хренов... – Ты просто в шоке после всего, что случилось.

Хм, подумал я, где-то эта милая сцена уже имела место. Но только в моей роли там выступала Сибил (в этих стенах с трудом верилось, что я вправду застрелил её), а на месте Лизы – я сам. Но даже эта мысль не сподвигла меня на то, чтобы попытаться честно понять состояние Лизы.

- Не мучай себя, - сказал я, кладя руку на ладонь Лизы. Ладонь была холодной и сухой до шершавости. Я внезапно ощутил приступ брезгливости. – Ты скоро всё вспомнишь.

Лиза порывисто вскочила, резко сбросив мою руку с колен. Я мигом превратился в каменный истукан, почувствовав, что только что совершил нечто необратимое.

Было, как всегда, поздно...

- Нет, ты не понимаешь! – прокричала Лиза мне в лицо, и слёзы брызнули из её глаз. – Не понимаешь... и НЕ ХОЧЕШЬ понять!

Закрыв лицо руками, она побежала к выходу.

- Стой, куда ты?.. – я дёрнулся было за ней... но силы оставили меня, и я снова осел на койку, так и не сделав ни шага. Лиза ушла. Дверь раздражённо хлопнула.

«Чёрт... Я опять всё провалил».

Меня охватило чёрное отчаяние. После стольких бед и потрясений, что я заслужил? Лишь опять остался ни с чем и ни с кем. Я нашёл Алессу, которая стала для меня камнем преткновения – только лишь затем, чтобы узнать, что эта сумасшедшая Далия Гиллеспи меня использовала, уж не знаю как и зачем, но использовала. Я нашёл Сибил – лишь затем, чтобы превратиться в убийцу. Я нашёл Лизу – лишь затем, чтобы снова её потерять. Но я не нашёл главное – я не нашёл Шерил. И уже потерял надежду найти её...

Когда же всё закончится? Я больше не мог терпеть этот затянувшийся кошмар. Мне была нужна моя дочь, мне были нужны ответы на все вопросы, мне нужен был свежий воздух без примеси едкого тумана, разбавленного потусторонней тьмой.

«Тогда иди, - прошептал вкрадчивый голос в голове, - негоже сейчас сдаваться. Знаешь, ты уже почти пришёл... но если будешь сидеть на этой койке и плакаться в подушку, боюсь, никто так и не оценит твои подвиги».

Я тяжело поднялся, прошагал через палату, из стен которых, казалось, сочилась кровь, и открыл дверь. Увидев то, что было за ней, я нисколько не удивился. Скорее я даже ждал это.

Я находился не в госпитале. Палата была словно отрезана от госпиталя и аккуратно перенесена в другое место. Я видел перед собой узкую полосу железной решетки, закинутую над чёрной пропастью. Мостик упирался в лифт, и я мог бы поклясться на Библии, что в госпитале таких лифтов не было.

Я подошёл к лифту, ступая по скрипучей решетке, гнущейся под моей тяжестью. Свалиться вниз я не боялся – я не отрываясь смотрел на закрытую дверцу лифта, из-за которой доносились странные звуки. Детский плач... дружный насмешливый смех... крики боли... кажется, я слышал гудение мощного пламени, властвующее над всей этой какофонией. Едва я подошёл к лифту на расстояние шага, дверца услужливо раздвинулась, представив моему взору обычную тесную кабинку. На потолке горела мутная лампа, покрытая фекалиями насекомых. Приятный сервис.

Внутри пахло чем-то кислым. Присмотревшись, я заметил, что на стенке нет кнопочной панели. Тем не менее, когда я вошёл в лифт, дверца тут же закрылась, словно механизмом управляла какая-то умная автоматика. Я услышал скрип натянувшегося троса над головой. Лифт тронулся с места, плавно спускаясь вниз. Я слышал рокот двигателя и чувствовал мерное покачивание, вызывающее приторную сладость в горле. Лифт нёс меня неизвестно куда. То есть... не совсем «неизвестно». Я-то знал, куда он меня привезёт. Туда, где суждено закончиться фильму, где обрывается плёнка.

В никуда.

Дверца открылась снова. Я увидел длинный тёмный коридор, который показался мне отдалённо знакомым. Паркет на полу... Эти обои на стенах... Синий прямоугольник окна далеко в конце коридора... Да, я всё это уже видел разок. И не где-нибудь, а в начальной школе Мидвич. С возвращением, дорогой друг.

«КАБИНЕТ ГЕОГРАФИИ», - прочитал я на двери единственного кабинета в коридоре. Кабинет был открыт, и из его сумрачных недр исходил холодный воздух. Заходите, мистер Мейсон. Спасибо, что не опоздали.

Внутри кабинет географии не изменился. Я увидел непроницаемо-чёрные окна и карту штатов в углу. Вот только все парты пропали - не иначе, пошли на списание. За исключением одной-единственной. Я, конечно, не мог быть ни в чём уверен, но полагал, что не сильно промахнусь, если скажу, что некогда за этой партой сидела и училась девочка по имени Алесса. Алесса Гиллеспи.

На лакированной поверхности парты лезвием ножика были накарябаны не очень дружелюбные надписи, сплетающиеся друг с другом:

Воришка... Иди домой... Ведьма...

Похоже, девочку не очень любили в классе. Как водится в таких случаях, не обошлось без предположений, что она ведьма. С такой-то мамашей...

Я вновь услышал молящий голосок девушки: «Мама...»

И сразу после – тихий рассказ Лизы в палате: «В Тихом Холме её редко кто не знает... Помешана на религии. Это началось, когда у неё сгорел ребёнок во время пожара в доме».

«Ты была ужасным маленьким паразитом, Алесса, не так ли?»

Буквы, вырезанные на дереве, вдруг зашевелились и потеряли форму. Я схватился за вспухающую голову. Кажется, в тот момент я впервые начал кое-что понимать...

«Помешана на религии».

«... следовали какой-то странной религии... Не христианство, нет - какой-то культ судьбы, связанный с чёрной магией».

«... у неё сгорел ребёнок во время пожара в доме».

«Отстань от меня!»

«Иди домой... Воришка!..»

Как я мог быть таким слепцом?! Ведь всё было ясно с самого начала! Лиза сама говорила мне, что Далия - религиозная фанатичка... но только забыла сказать, какой именно религии предана старая женщина.

«Не христианство, нет».

«... у неё сгорел ребёнок...»

Я вспомнил шрамы и рубцы на всём теле девушки. Ужасные шрамы, после которых невозможно было остаться в живых. Но Алесса, похоже, таки умудрилась выжить.

Подземная палата. Конечно. Мысли неслись с лихорадочной быстротой. Вот почему там была фотография девочки. Туда её и перенесли после пожара. И там девушка провела... месяц? Год? Два года? Пять лет? Скрытая от посторонних глаз, умершая для всех, неузнаваемо обезображенная, но в которой ещё теплились остатки жизни и разума... Каково это? Бог ты мой...

Вряд ли я бы смог так быстро всё вспомнить и почти всё понять. Но мне помогала невидимая рука, мягко, но настойчиво толкающая мои мысли в верную сторону. Я посмотрел на исписанную грязную парту в непередаваемом ужасе. Этот ужас разительно отличался от боязни тварей, которые охотились за мной в ночи, отличался от страха за собственную жизнь, от беспокойства за Шерил. Он был в тысячу раз хуже. На доли секунды я испытал малую толику тех чувств, что пережила девушка по имени Алесса – вернее, она сама дала мне испытать их. Чтобы я понял. И мне хватило сполна. Я почувствовал, как у меня задрожали коленки и застучали зубы. Это как внутривенное вливание абсолютного вакуума. Мне пришлось опереться обеими ладонями о парту и закрыть глаза, чтобы не свалиться, как подкошенный.

«Не надо, довольно, - шептал я обладательнице кабинета географии и всего, что меня окружало, - теперь я всё знаю... Довольно...»

Конечно, я знал не всё. Я ещё не знал, что за пожар был в доме Гиллеспи и чем он был вызван, не знал, какая существует связь между всем, что происходило. Не знал, каким образом девушка сумела превратить город в девятый круг ада. Не знал, чего хотела от неё мать, тронутая на религии древних кровожадных богов. Думаю, Алесса сжалилась надо мной и не стала пихать в меня всё сразу, иначе мне бы вышибло крышу прежде, чем я успел бы сказать «Тихий Холм».

Я вышел из кабинета географии, описывая невообразимые кривые по паркету. Наверное, если бы с меня тогда взяли анализ крови, то лаборанты сильно удивились бы и долго протирали очки. Я и впрямь чувствовал себя, как пьяный. Кровь бурлила в венах. Глазные яблоки выпирали из-под век и грозили с хлопком вылететь из положенных мест. В довершение всего с носа закапала кровь.

А за кабинетом географии был госпиталь. Его сгнившие стены и лестницы с мокрыми ступеньками, вминающимися под подошвами. Я уже ничему не удивлялся. Осознавал только, что мне нужно найти в себе силы пройти через это кошмарное «нигде», чтобы достичь заветной цели. Но я и не представлял, через что мне предстоит пройти.

Когда я ковылял мимо ординаторской, на меня из кабинета вывалилась медсестра. Я мельком увидел её спутанные чёрные волосы, остановившиеся зрачки и красный горб на шее, и быстренько дал деру. Разлагающиеся пальцы успели коснуться моей кисти. Я услышал вздох разочарования у себя за спиной. И почти сразу дверь ближайшей палаты вылетела под мощнейшим ударом. Я увидел силуэт низкой полноватой женщины в белом халате, победно вознёсшей над головой большой стеклянный шприц, предназначенный для инъекций в аорту. Внутри шприца плескалась коричневая жидкость. Такой укол мне сейчас не требовался, но объяснить это медсестре не было возможности. Я пустился со всех ног, почуяв, что этими двумя особами дело не ограничится.

И оказался прав. Двери ломались и крушились одна за другой, и в образовавшийся проём лезли орды бывших работников госпиталя, одержимые жаждой крови. Я надеялся, что это всего лишь очередные призраки, созданные больным разумом Алессы... может, ТАКИМИ она видела медработников, делающих ей уколы, когда лежала при смерти и принимала всех за монстров... неужели это настоящие люди? Нет, не может того быть. Но Сибил... у неё ведь тоже был горб, как у всех этих! Стало быть...

Топот ног у меня за спиной множился. Доктора и медсёстры уже теснили друг друга в тесном коридоре в стремлении добраться до меня и разорвать в клочья. Но количество не переходило в качество – я постепенно увеличивал разрыв. ОНИ это тоже видели, и нестройный гул вздохов и стенаний становился гуще. Я увидел впереди дверь выхода из госпиталя. Конечно же, не настоящая дверь, а лишь образ, отражение в том мире, где я находился. Хотя бы потому, что я не увидел следа пули, пущенной из пистолета Кофманна, на белой штукатурке над дверью. Стена была целехонькой.

Ручка двери изменилась. Она превратилась в круглую медную втулку с выгравированной на ней печатью Самаэля. Мне такая реставрация была не слишком по душе, но что поделаешь. Я с силой крутанул втулку, отворяя дверь. Хор плачущих голосов за спиной стих. Я знал, что если обернусь, то увижу опустевший коридор. Но мне не хотелось задерживаться в этом жутком подобии госпиталя. Я хотел идти дальше. Чем быстрее я доберусь до донышка этого мира, тем лучше. Тем лучше для Шерил.

И что, интересно, будет за этой дверью, мрачно подумал я. Подземная церковь? Торговый центр? Или...

- Гарри?!

- Лиза...

В её голосе была радость и надежда. А в моём собственном я не услышал ничего. Ноль эмоций. И это меня испугало.

Лизе вроде бы полегчало с той поры, когда я видел её в последний раз. Почти вернулся здоровый цвет лица, а дрожь исчезла. Она стояла, прильнув спиной к противоположной стене каморки. На голых стенах была только ржавчина – этим здешний интерьер исчерпывался.

- Что случилось? – спросил я. Лиза не двигалась, и губы её беззвучно шевелились. Она смотрела прямо на моё лицо. В глазах слёзы, и они явно не были первыми: всё лицо Лизы было мокрым, на коже остались светлые борозды от ручьёв, текших по щекам. Насколько улучшилось физическое состояние Лизы, ровно настолько она была повержена духовно.

- Лиза... Что с тобой?

Я сделал шаг к ней, и тут девушку прорвало. Она резко вскинула руки и протянула их ко мне, но почему-то не оторвалась от своей стены.

- Гарри! – закричала она визжащим голоском. – Я не понимаю... Почему все вокруг мертвы, а я всё ещё жива? Почему?!

Я вспомнил орду медперсонала, которая только что гналась за мной, размахивая всем, что попало под руку. И промолчал. Мне было нечего сказать.

- Я боюсь... – Лиза плакала навзрыд. – Помоги мне, Гарри... Я боюсь, что я такая же, как они... но просто не замечаю этого...

В моём мозгу полыхнула белая вспышка. Я взглянул на Лизу новыми глазами: её нетвёрдая походка, остановившиеся глаза и сереющий цвет кожи... Я это видел. Видел у её коллег, которым повезло меньше. Господи, а теперь я смотрел, как на моих глазах эта девушка превращается в чудовище.

- Лиза... – в ужасе прошептал я, пятясь назад. Лиза мучительно выгнулась, заставив себя отлепиться от стены, и я увидел, что на её шее, чуть выше лопаток, быстро набухает горб.

- Будь со мной, Гарри. Пожалуйста!.. Я так испугана... Помоги мне, спаси меня от них...

Лиза медленно шла в мою сторону, сгорбившись до самого пола. Я в животной панике шарил у себя за спиной, пытаясь отыскать исчезнувшую дверную ручку. Она... она одна из них... Мысль стучала в голове молотком, отметая всё прочее. Я так и не услышал последнюю мольбу Лизы, и её слова отскакивали от моих барабанных перепонок, зависая в воздухе.

Лиза выпрямилась. И раскинула руки, чтобы обнять меня. А может, ждала, когда её обниму я...

- Нет! – истерично заорал я и вжался спиной в дверь. Лизу всю передёрнуло, словно мои слова осыпались на неё градом пощёчин. Она остановилась и подняла неверящие глаза к моему лицу. Глаза были ещё живыми, я увидел в них невыносимую тоску, страдание и... обвинение. Лиза приоткрыла губы, чтобы что-то сказать. На её глаза вновь навернулись слёзы.

Это было последнее мгновение её жизни.

В следующую секунду прозрачные слёзы вдруг потемнели и свернулись, обретая алый оттенок. И по щекам вместо слезинки побежала уже капля густой тёмной крови. Лиза этого не замечала, она смотрела на меня... на меня... уже хищным взглядом чудовища, порождённого тьмой ночных закоулков. Кровь паучьими лапками потянулась по лбу из-под волос. В мгновение ока лицо девушки исчезло, покрытое сплошной пеленой крови. Остались только глаза, недвижные глаза мертвеца, и зрачок стремительно расширялся по мере того, как дух покидал её тело. Лиза упала на колени. Волосы на голове слиплись в жидкие красные пряди; кровь стекала по щиколоткам, забиваясь внутрь её изящных туфель. Странно, что я не лишился рассудка в тот момент.

Потом она встала. Встала и пошла на меня с низким рычанием, опустив голову. Уже не Лиза, а кто-то другой, не имеющий с ней ничего общего.

Дверь за мной пропала, оставив пустой проём. Но это уже было неважно.

Как только я сделал коротенький шаг спиной и оказался вне каморки, дверь снова появилась. Даже не дверь, а стена. Она навечно замуровала Лизу в круге кошмара и боли, которую воздвигла Алесса. Лиза присоединилась к тем, кого боялась минуту назад. И в этом был виноват я. Только я.

Разве не меня она просила, и не раз, остаться с ней и выпутать её из пут, которые охватывали её всё крепче? Разве не на меня она смотрела с вожделением и благоговением в тот момент, когда я с грохотом ворвался в её палату, как рыцарь на белом коне? Разве не мне она доверила всю свою жизнь и даже свою душу? И наконец... разве не ко мне она обращалась в последние секунды жизни, всё ещё надеясь хоть на какую-то помощь?

Которую так и не получила. На её беду, рыцарь оказался суррогатным. Рыцарь заботился только о себе. Рыцарь отвёрг её в последний момент, забрав надежду и силы на сопротивление. Как только с моих губ сорвалось категоричное «нет», законы этого мира взяли верх, поглотив искорку, которая теплилась в ней, которая была ещё способна её спасти.

Я стал убийцей дважды.

Слишком много для одного вечера...

Деревянные стены комнаты, в которую я попал, были сплошь исписаны чёрным химическим карандашом. Большинство надписей показались мне совершенно бессмысленными (попадались ещё и какие-то руны), но некоторые буквы всё-таки складывались в простые, но страшноватые словосочетания: «Дьявол здесь», «На помощь», «Убить маму». Да уж, Алесса вряд ли обожала свою шизанутую мамочку. Я без интереса посмотрел на вновь изменившуюся обстановку и пошёл вперёд, к видневшейся в глубине комнаты двери. После всего, что случилось, мне было всё равно. Я бы не удивился, даже если оказался в покоях Папы римского.

В углу комнаты стоял низкий столик. Под ней, забившись в самое глубокое место, хныкала девочка. Школьная форма на ней была поменьше, да и сама она не вышла возрастом – лет восемь-девять. Она скрывала от меня своё лицо, уткнувшись носом в накрахмаленную манжету, но я узнал её. Вот так Алесса Гиллеспи выглядела лет пять назад. Ещё до того, как познакомилась с жаром огня... но и тогда её жизнь была не сахар. Иди домой, воришка, тебе здесь делать нечего. Ей ничего не оставалось, кроме как залезть под спасительный покров столика, туда, где никто не насмехался над ней, не бил и не заставлял совершать непонятные и страшные вещи...

Мысль мелькнула мимо и рассыпалась. Призрак девочки исчез, оставив меня одного.

Дверь напротив меня скрипнула и отворилась сама собой. Я прошествовал в проём с замиранием сердца. Что на этот раз? Восставшая Сибил, жаждущая мести? Мёртвые собаки с текущей из пасти слюной? Иглы под ногти? Дыба?

Ничего этого не было. В наглухо изолированной комнате находился только видеомагнитофон, лежащий под старым телевизором. На чёрной пластмассе корпуса в одеянии из пылинок лежала видеокассета. Такие вещи были в диковинку в семидесятые годы, но уже не удивляли до обморока. Видать, прогресс дошёл и до Тихого Холма.

На панели замигал красный огонёк. Я знал, что должен сделать. Я не хотел этого, но выхода не было.

Кассета беззвучно юркнула в прорезь под нажатием моих пальцев. Экран замерцал синим сиянием. Я ждал уготованной мне участи, тупо глядя на перемежающиеся черно-белые полосы.

Раздался щелчок, и изображение пошло. До того плохого качества, что я поначалу ничего не разобрал. Какая-то смутная тень, маячащая в середине... Сквозь шипение из динамиков я слышал осколки слов и фраз, из которых никак нельзя было слепить что-либо вразумительное. Но потом картина стала чётче, и я узнал ту, которая несколько минут назад просила меня о помощи, исходя кровавыми слезами.

Лиза на экране сидела за каким-то столом, уткнувшись лицом в руки. Я не видел её лица – только волосы, рыжие и прямые, которые падали на плечи. В своей сестринской форме. Лиза, кажется, плакала - а может, это дёргалось само изображение. Её голос доносился до меня хрипло и искажённо:

- ... всё ещё необычно сильный жар... не могла прощупать пульс...

Она кому-то рассказывает? Я не видел человека, который сидел по эту сторону объектива.

- ... но она всё равно дышит, очень тяжело... Почти вся кожа обуглена. Когда я меняю бинты, вижу только кровь и гной...

Значит, Лиза ухаживала за Алессой, когда её принесли в госпиталь, обескураженно подумал я. И ей это давалось нелегко. Она была слишком чувствительна, чтобы день за днём видеть невыносимые страдания девочки.

Изображение опять начало заносить «снегом». Голос отдалился:

- Почему? Что ещё удерживает этого ребёнка живым?!

Лиза окончательно исчезла за грядой помех, и последнее, что я услышал, был её отчаянный выкрик:

- ... не могу больше терпеть... пожалуйста!..

Плёнку зажевало. В недрах аппарата послышался режущий звук, и экран погас. Впрочем, ему незачем было больше работать. Своё дело он сделал.

Я поднял голову. Только что впереди была стена. Теперь там появился разлом. Не широкий, но я мог протиснуться.

«Алесса... Почему ты так жестока?»

Лиза жалела её, хотела помочь. Она сделала всё, что от неё зависело, чтобы облегчить страдания Алессы. И вот... благодарность. Девушка превратила её в чудовище. В то время как я спокойно разгуливал по её внутреннему миру, рассматривая записи и расстреливая людей. Несправедливо...

Подойдя к разлому, я увидел за ней свет от тусклой керосиновой лампы. Посреди комнаты стояла железная койка с ремнями для умалишённых. Но человек, который лежал на койке, не был похож на умалишённого. Не кричал, не вырывался, даже не шевелился. Лицо было старательно прикрыто куском белой ткани, но я увидел руку пациента, выглядывающую из-под покрывала. Лучше бы не видел. ЭТО походило скорее на фаршированное желе, чем на человеческое тело.

Пока я боролся с потугами к рвоте, откуда-то справа зазвучал спокойный женский голос:

- Что ж, всё идёт согласно плану. Пока он находится в чреве, он надёжно защищён.

Далия Гиллеспи. Это была она. Она сожгла собственную дочь... теперь стояла в палате, где Алесса лежала полуживая-полумёртвая, и довольно потирала руки.

- И когда он выберется?

Это уже другой голос, мужской. Густой бархатный баритон, в котором сквозят металлические нотки. Где-то я слышал эту сухую речь с мэнским выговором. Я прижался глазом к проёму, но так и не смог никого увидеть. Хотя угол обзора вроде был шире некуда.

- Есть проблемы, - сказала Далия. – Половина её души потеряна. Вот почему он пока недвижим. Нужно ждать, пока обе половинки снова не сольются и душа не перестанет скрываться под внешней оболочкой.

О чём они говорят? И, чёрт побери, где они сами?!

Внезапно я понял. Я не видел разговаривающих, потому что их здесь не было. Это были не люди, а призраки. Отпечаток давно минувших событий, сохранённый в памяти Алессы. И я сейчас становился свидетелем разговора, который, быть может, происходил многие годы тому назад.

И я наконец узнал мужчину. Да, я уже слышал этот говор, но во время наших недавних встреч Кофманн был напуган до оседания голоса, поэтому я не сразу узнал обычный тон доктора.

- Ты хочешь сказать, что это не сработает? Мы так не договаривались!

В голосе Кофманна слышалось разочарование и возмущение. Далия поспешила её успокоить:

- Нет. Нужно просто немного выждать. Не бойся, обещание не будет нарушено.

Чёрт знает что! Я не понимал ни слова. Мой взгляд снова зацепился за изжаренную руку, но на этот раз я смог увидеть сквозь почерневшую кожу поверхность ржавой больничной койки. Ещё один призрак...

- Но ведь сейчас она очень слаба, считай что её почти уже нет, - Кофманн заговорил более спокойно, - долго мы ждать не можем. Если у нас не получится найти эту половинку души...

- Всё будет, - Далия уверенно прервала доктора. - Ребёнок, в котором заключена половина души, сейчас чувствует боль... и зов – зов Тихого Холма. Зов приведёт его туда, куда нужно, и когда нужно.

- Но это будет нескоро, - Кофманн говорил полувопросительно-полуутвердительно. На том диалог кончился. Обожжённое тело, лежащее на койке, поблекло, затуманилось в свете лампы и исчезло. Исчезли и голоса. Убедившись, что никого не осталось, я пролез через проход...

... и увидел печать Самаэля во всю стену. Не красную, а чёрную. Печать светилась темнотой – именно так, не светом, а темнотой. Она пожирала остатки лучей, которые задержались в комнате. Отсюда не было выхода. Панически обернувшись, я увидел, что исчез и проход. Стены потекли вниз, как краска, расплесканная на стекле. За ними были голые остовы красноватых решёток.

«... жители следовали какой-то странной религии... Они старались вызвать древних богов города...»

«... древних богов...»

Я громко застонал и схватился за голову.

Всё время, с самого начала, я шёл к Абсолютному Пониманию. Собирая правду по клочьям, теряя близких и друзей, но упорно пробираясь через заросли терновников. И желанная цель настигла меня здесь. Я понял всё. Может, понял не я, может, меня ЗАСТАВИЛИ понять – но дела это не меняло. Было слишком поздно. Истина влилась в меня.

Я вспомнил Шерил, напряжённо вглядывающуюся в темноту города сквозь лобовое стекло. Я снова увидел её тонкий пальчик, указывающий на размытую фотографию, когда она говорила: «Где это?». Увидел задумчивую морщинку на её гладком лбу.

Я услышал обрывок только что подслушанного разговора: «Ребёнок, в котором заключена половина души, сейчас чувствует боль... и зов – зов Тихого Холма».

Я увидел себя, склонившегося над картой и рисующего маршрут в Тихий Холм. Увидел, как задрожал карандаш в пальцах, когда я понял, что это те самые места, где мы с Джоанной некогда нашли Шерил.

Увидел блестящий свёрток, лежащий у обочины...

Вот она, желанная правда. Радуйся, Гарри, и торжествуй. Шерил... моя дочь. Она и была той самой, в которой была заключена «половина души». Семь лет назад... да, семь лет назад жители Тихого Холма с ужасом прочитали в газетах о страшном пожаре в доме Гиллеспи. Пожар унёс с собой совсем ещё юную жизнь, жизнь семилетней девочки по имени Алесса. Прискорбный случай. Но такова жестокая реальность. На том все и сошлись. На том и заканчивалась история.

Но была оборотная сторона событий. Продолжение, о котором мало кто знал. После пожара под покровом ночи из дымящихся горячих обломков странные и злые люди вытащили обугленное тело. В Алессе ещё теплилась жизнь... Они отнесли её в госпиталь Алчемилла и спрятали в подвале, где она провела не один год в выжженной пустыне кошмара. Они не лечили её, она была просто нужна им... Но они никак не могли сотворить с ней то, что задумали. Не получалось. Тогда мать девочки поняла, что совершила ошибку. Но понимание пришло слишком поздно. Вторая половинка души Алессы, отделившаяся от неё, когда огонь пожирал тело, была для культа уже безнадёжно утеряна. Она была увезена за десятки миль Гарри и Джоанной Мейсонами. Они дали этой половинке имя – Шерил, – и любили, как свою родную дочь.

Но Далия знала, о чём говорила. Прошло семь лет... и однажды ночью, лёжа в своей кроватке и считая трещины на потолке, Шерил услышала зов. Она не понимала, что с ней происходит, и это её пугало. Болезненно-свербящее чувство подняло её с постели и заставило подойти к окну, туда, где ей в лицо улыбнулась далёкая луна. Шерил увидела пустую улицу, покрытую мраком, редкие огни автомобилей... и город, что находился далеко-далеко от нашего дома. Город, расположенный близ озера Толука.

Зов Тихого Холма.

Шерил вернулась в этот туманный город, чтобы воссоединиться со своей половиной, которая всё эти годы тихо мучилась, прикованная к железной койке. И когда после аварии отец лежал без сознания, она тихонько выбралась и... ушла. Ушла к Алессе.

Спустя семь лет ритуал, проведённый над дочерью Далии Гиллеспи, наконец начал давать плоды.

Только что это за плод?

К сожалению, я знал ответ и на этот вопрос...

Лиза говорила, что ОНИ старались вызвать древних богов города. Я сам слышал слова Далии у койки Алессы, и она говорила о зародыше, хранимом в Алессе и зачатым в огне того бушующего пожара - о том, что пока вторая половина души Алессы не будет найдена, зародыш будет лежать без движения.

Они хотели вернуть его. Вернуть Бога этого города. Который был здесь с незапамятных времён, но теперь ушёл. Я сомневался, что этот Бог способен привнести в наш мир хоть каплю чего-то светлого.

Алесса понимала это тоже. И сопротивлялась, пока могла, метаясь по всему городу, чтобы Шерил не нашла её. Она тоже не хотела воссоединения.

Но хитроумная комбинация Далии сработала отлично. Я сам, собственной персоной, помог женщине поймать дочь и силой отнести туда, куда уже всё было приготовлено для рождения Бога. Туда, где должны были умереть и Алесса, и Шерил. Два убийства я совершил... но, похоже, это было далеко не всё.

Время остановилось. Стены из решёток, окружавшие меня, пали, и я увидел, что стою в тесной комнатке без окон. На столе горела лампа, освещая коллекцию бабочек, нанизанных на иголки, которая висела на стене. Рядом была детская кроватка, аккуратно заправленная. Этажерка с книгами (наряду с «Затерянным миром» и «Алисой в стране чудес» я увидел много старинных книг в бесцветных обложках, на которых были видны странные символы). Шкафчик... Ситцевое платьице, одиноко висящее у кровати. Кто-то грубо раскидал по полу кипу тонких тетрадей, исписанных каракулями. Тут и там валялись игральные карты.

Это была комната Алессы. Самая глубинная точка, сокровищница её внутреннего мирка. Я достиг её. Да, теперь я знал всё. Иначе бы меня сюда не впустили.

Я присел, с содроганием раскрыл первую тетрадь. Корявые рисунки, так похожие на те, что любила делать Шерил. Но мрачные и жестокие. Вот человек с двумя головами... Страшилища, которые мне и не снились. Я вздрогнул, увидев изображение пчелы с человеческой головой, кишащей могильными червями.

Так я и знал. Все эти монстры... Конечно, их не было на самом деле. Их вообразила Алесса и поместила в мир кровавого кошмара, созданный ею.

Нет, подумал я, уронив тетрадь обратно. Не ею. Алесса не главная виновница всего, что случилось... Это ОНИ. Свита Далии Гиллеспи. Те нелюди, которые правили в Тихом Холме, пичкая туристов наркотиками и сжигая маленьких девочек, чтобы вызвать каких-то богов. Из-за них всё и началось.

Дверь, которая была впереди, громко щелкнула, сорвавшись с замка. Я даже не поднял головы. Эта дверь вела к полю Армагеддона. Шерил... Я знал, что она за этой дверью. Не знаю как... но я это чувствовал. И ещё чувствовал присутствие там чего-то очень опасного, даже противного. Может быть, это было то, что они называли «Богом». Но я должен был открыть эту дверь. Достаточно этой ленивой болтовни. «Богом» я не являлся, но собирался спасти её. Нет, не её... их всех. Ради Шерил. Ради Сибил. Ради Лизы...

Я открыл дверь. Длинная лестница вела вниз. И я начал спускаться. Спускался, спускался и спускался... Я чувствовал себя букашкой, ползущей по бесконечной веренице мачты. И ещё я слышал вокруг себя голоса, носящиеся в пустоте. Голос женщины и девочки, которой было тогда всего семь лет. Голоса прорезали толстую ткань времени, чтобы влиться в мои уши.

«Нет! Нет, я не хочу!..», - сквозь слёзы.

«Делай то, что говорит мама», - это Далия. Всё такая же, как и сейчас, две с половиной тысячи дней спустя.

«Нет... Я не хочу делать это!»

«Прекрати, Алесса. Ты же знаешь - то, что ты сделаешь, принесёт всем долгожданное счастье. И тебе в том числе».

«Но, мама... Я просто хочу быть с тобой. Только вдвоём... Пойми, прошу тебя, как ты не можешь понять...»

«О да, я поняла. Возможно, мама и в самом деле была неправа», - от ядовитого ехидства в голосе Далии я заскрипел зубами.

«Мама?» - оживилась Алесса.

«И почему я раньше об этом не задумывалась? Ведь твоё согласие нам совсем не обязательно. Время пришло, нет причин ждать больше... Я могу сделать это сама».

«Мамочка!» - вопль нескрываемого ужаса. Кажется, Далия её куда-то тянет.

«Ма-а-ма!..» - и всё затихло вдали.

Звуки стихли, остался только лязг железных ступенек под ногами. Я шагал дни, ночи, года, прежде чем увидел далёкий свет. Свет рос, превратившись в пылающий факел. Я увидел знакомую круглую решетчатую арену, в центре которой темнела печать Самаэля. Но на этот раз здесь меня ждал не раздельноголовый монстр, а кое-что похуже.

- Далия Гиллеспи, - сказал я. Женщина, стоящая у инвалидной коляски, довольно кивнула:

- Верно. Я знала, что ты найдёшь сюда дорогу.

На инвалидной коляске лежал труп. Это был уже совершенно точно труп. Грудь не вздымалась, обожжённые руки не подрагивали, картонные веки были сомкнуты навека. Я не мог оторвать взгляд от жуткого зрелища. Она... умерла?

Но нет же. Вот она, Алесса. Покорно сидит на коленях перед коляской, понурив голову. И отблески огня играют на её чёрных локонах.

Но кто тогда...

- Где Шерил?! – прокричал я. Хотел броситься к Далии и схватить ненавистную сумасшедшую за шею, но не смог двинуться с места. – Что ты с ней сделала?!!

- О ком ты говоришь? – деланно удивилась Далия. – Дай подумать... Ах да, Шерил. Думаю, она вернулась к той, от кого некогда отделилась. Разве не видишь? Она здесь, перед тобой.

И указала на Алессу. Я почувствовал, как у меня задрожала челюсть. ЭТО? ЭТО Шерил? Как такое возможно?!

Я опоздал...

- Это абсурд, - простонал я, и мир перед моими глазами угрожающе накренился.

- Ты единственный, кто так думает.

Нет, она не шутила... Далия... она что-то сотворила с моей девочкой. Что-то необратимое. Вдруг я подумал об убийстве. Это же так просто – сделать пару шагов, сжать кисти на дряблом горле и держать, держать, пока из тела не вылетит вся дурная жизнь. Как тогда Сибил душила меня. Я уже убил поневоле трёх... и ещё одна жизнь на моей совести ничего не значит. Пусть потом будет, что будет. Пусть меня посадят, пусть пестрят сенсационные заголовки («ПОПУЛЯРНЫЙ ПИСАТЕЛЬ ТРИЛЛЕРОВ ОКАЗАЛСЯ ЖЕСТОКИМ УБИЙЦЕЙ»), хотя... Не посадят. Я всё равно не доживу до рассвета.

Но эта пара шагов стала для меня многокилометровой пропастью. Я только и смог сделать, что выкрикнуть ей в лицо, брызнув слюной:

- ПОЧЕМУ? Почему ты эта сделала?!

Далия ухмыльнулась, и это было самое страшное выражение на человеческом лице, что я когда-то видел.

- Это были долгие семь лет. Все семь лет Алесса была жива. Страдание души хуже смерти - она была заперта в вечном кошмаре, от которого никогда не проснётся. Но так и должно было быть... мы преднамеренно растили её в кошмаре. Без боли и страданий она не смогла бы выполнить своё предначертание.

Кем надо быть, чтобы спокойно вести такую речь, думал я. Кем? А вот как раз той, кто стояла передо мной – худой стареющей женщиной в серой шали, местной достопримечательностью Тихого Холма.

Алесса, которая сидела на коленях, не шевелилась. Кажется, она вообще не слышала нашего разговора. Алесса, лежащая на инвалидном кресле, не шевелилась тем более.

- Все эти годы, - говорила Далия, - все годы Алесса ждала Рождения. Наконец-то он пришёл. Время радоваться... Все будут освобождены от боли и страданий. Спасение уже близко.

Внезапно я почувствовал свободу в ногах. К телу вернулась удивительная лёгкость. Я снова мог двигаться, но пока Далия этого не замечала в горячке своей проповеди... Я незаметно придвинулся ближе, разжимая взмокшие ладони. Спасение уже близко, говорит она. Что ж, пусть так. Но она этого не увидит.

- ... день Суда. Всё наше горе будет смыто, мы вернёмся в истинный рай...

Происходило что-то странное. На арену налетел ветер, и пламя всколыхнулось. Я почувствовал, что воздух начинает быстро нагреваться. Во мне возрастало какое-то давящее ощущение, мешающее дышать... Но мне было наплевать. Я собирался довести до конца одно дело.

- ... и моя дочь станет Божьей матерью!

Далия резко вскинула руки вверх, к тёмному небу «обратной стороны».

И небо откликнулось на её жест.

Девушка, сидящая на коленях, внезапно взорвалась буйным молочным светом. Я увидел слепящие осколки, пролетающие сквозь моё тело, не причиняя ни малейшего вреда. Далия стояла по-прежнему, протянув руки к небу. А между тем я, вмиг забывший о том, что собирался совершить убийство, во все глаза смотрел на женщину, которая появилась на месте прежней. Не уверен, что её можно было назвать Алессой... Это была Богоматерь.

- Что за чёрт? – прошептал я, и высокая женщина, излучающая ослепительный свет, улыбнулась. Она словно была вся соткана из миллиардов крохотных источников белого сияния. От Алессы у неё сохранилось лицо, повзрослевшее на многие года... и ничего больше. Её улыбка была одновременно завораживающей и пугающей. Женщина не шевелилась, просто стояла на месте, став живым факелом, и белоснежное газовое платье на ней колыхалось под ветром, который гулял по арене.

- Шерил? – неуверенно спросил я. Почему – не знаю до сих пор...

Вместо ответа я услышал сухой треск выстрела у себя за спиной. «Паф!»

Далия, окаменевшая стоя, вдруг пронзительно вскрикнула и повалилась на решетчатый пол. Богоматерь не сдвинулась с места, но я почувствовал накатившую из неё волну холода, которая накрыла меня с ног до головы.

«Вот так! – восторженно вскричал я в мыслях, глядя, как Далия корчится на полу. – Давай ещё один выстрел!».

Что-то пошло не так...

Я оглянулся. Человек в сером костюме стоял у края арены, держа в руках дымящийся пистолет. Костюм уже не был чистым и гладко отутюженным, как раньше – тут и там на нём темнели уродливые пятна. Но маниакальная аккуратность доктора Кофманна от этого ничуть не терялась. Он по-прежнему представлял собой образец собранности: чемоданчик в левой руке, лицо угрожающе насуплено, глаза смотрят спокойно и уверенно.

- Кофманн? – удивлённо спросил я.

Доктор проигнорировал меня. Он сделал шаг вперёд, не опуская ствол, направленный на Далию:

- Оставь всё, как есть.

Далия подняла голову. На её правом плече расплывалась кровь – доктор, похоже, намеренно метил не смертельно. Так или иначе, старая женщина была в сознании. Но полностью обездвижена. Она могла только с ненавистью смотреть на Кофманна, силясь подняться на корточки. Получалось, скажем прямо, плохо. Её лицо перекосила гримаса. Она всё поняла.

- Я не допущу этого, - холодно отрезал Кофманн, по-прежнему не обращая на меня никакого внимания. Палец плотно лежал на взведённом курке. – Меня никто не сможет использовать. Никогда. У тебя ничего не выйдет.

Далия хрипло рассмеялась, оставив свои потуги встать:

- Твоя роль сыграна. Ты больше не нужен. Вот ты стоишь здесь – и думаешь, можешь что-либо изменить? Ха! Уже поздно, дорогой, поздно!

- Хм, наглеем, да? – Кофманн криво усмехнулся. – Ты на самом деле так думаешь? Тогда почему бы тебе не посмотреть вот на это и немножко остыть?

Руки его сделали быстрое неуловимое движение. Я так и не понял, откуда появилась бутыль с красной жидкостью. Кажется, доктор извлёк её из кармана пиджака. А может, из рукава. Но я знал эту бутыль. Именно её я достал из бензобака мотоцикла в мотеле «Герби». Доктор её у меня отобрал, пригрозив смертью.

Я думал, что там наркотики. Но ошибался. Потому что никакие наркотики не заставили бы Далию Гиллеспи измениться в лице и отчаянно рвануться в сторону доктора, превозмогая боль в раздробленной ключице:

- Аглаофотис!.. Господи, я думала, что избавилась...

- Да неужели? – доктор явно упивался собственной сообразительностью. Но не забывал держать ползущую женщину на мушке. – Всё, что нужно было сделать, это оставить в легкодоступном месте маленькую порцию, чтобы ты нашла и успокоилась на этом. И тут – вуаля – и в самое нужное время появляется нетронутый запас. Неплохо, да? Ты такая простушка.

Он повернул голову и внимательно посмотрел на Богоматерь, по-прежнему покорно стоящую на месте и выслушивающую перипетию бывших союзников. Нет, всё-таки кое-что у неё сохранилось от Алессы, кроме внешности. Например, безнадёжность.

Доктор в последний раз покачал головой и размахнулся бутылью. Жидкость внутри сверкнула, как кровь.

- НЕТ!!! – закричала Далия замогильным голосом. – Остановись!

Но Кофманн не остановился. Бутыль выскользнула из его руки, описывая в воздухе грациозную кривую. Мне казалось, что хрупкая стекляшка повисла в воздухе навечно: так медленно она преодолевала свой путь, приближаясь к эпицентру неземного сияния. Но вот она долетела до Богоматери, которая и не пыталась увернуться... коснулась её груди... По поверхности стекла побежали чёрные трещины, и через них начала сочиться заветная жидкость. И едва первые капли упали на Богоматерь, я услышал её мучительный, душераздирающий крик.

Арена под ногами дрогнула. Мы все это почувствовали. Богоматерь упала; она билась на полу, и красные потёки аглаофотиса заливали её всю, проникая под кожу. Лицо женщины исказилось; крик, издаваемый ею, давно перешёл в надрывный звук сирен. Кричала и Далия – я различал её волчий вой даже сквозь крики Богоматери. Кричал Кофманн. Даже он в тот момент визжал, как резаный поросёнок. Наверное, кричал и я сам...

Сияние померкло. В глубине души я испытывал громадное облегчение. Той женщине, что валялась у стойки факела, теперь вряд ли подходило определение «Богоматерь». Никакого Бога. Никогда.

Едва успев так подумать, я увидел, как белая ткань платья у неё на спине медленно рвётся пополам, и на свет вылезают мохнатые когтистые лапы.

- Что за чертовщина? – недоумённо спросил Кофманн, отступая назад. – Почему это не сработало?..

Далия разразилась счастливым каркающим смехом. Она истекала кровью, лицо её синело от потери крови, но она дождалась. Дождалась желанного Рождения.

Лапы победно рвались наверх. Женщина пала лицом вниз; спина её развёрзлась, чтобы выпустить из чрева неведомого паразита, заселённого туда кровавым ритуалом семилетней давности. Они называли его Богом.

Но я видел, что никакой это не Бог. Впрочем, даже если это был Бог, то вполне закономерно... Этот кошмарный мир нуждался в таком же властителе, как и он сам.

Бог, Самаэль, демон, средоточие зла. Это был он. Окончательно освобождённое от бренной плоти инкубатора, новорождённое существо замахало гигантскими перепончатыми крыльями и взвилось вверх, чтобы обозреть свои владения. Тело напоминало летучую мышь, но голова сильно смахивала на козлиную. Такая же пара длинных рогов и заострённый бородатый подбородок. Хотя... может, правильнее было сказать, «Богиня»? По крайней мере, я успел увидеть женские груди у чудища, прежде чем оно не обрушило факел. В наступившей страшной темноте над нами зажглись красные огоньки злобных глаз.

Далия плакала и смеялась. Она никак не могла поверить своему счастью. Всё так, как она хотела. Бог родился. И никто не смог помешать – ни глупец писатель, ни хитрюга доктор. Она победила.

Что ж, пора было вкусить плоды ТАКОЙ победы. Я увидел, как зрачки красных глаз сместились к центру арены и остановились на старой женщине, стоящей на корточках и выкрикивающей слова молитвы. Зрачки посмотрели на неё и недобро расширились. В следующую секунду из пасти Бога полыхнула оранжевая молния, разветвлённая на десятки огненных бичей. И Далия оказалась в центре этого смертоносного дождя. Вспыхнула, как спичка. Ещё несколько секунд мы могли видеть, как человек танцует последний танец в вихре огня, и... Невероятно – она продолжала смеяться. Она всё равно была счастлива. Но следующий град молний обратил её в пыль, в Великое Ничто, и Далия Гиллеспи, мать Богоматери, перестала существовать. Сие было высшей милостью рождённого Бога.

Крылья хлопали, и хлопали, и хлопали. В какой-то момент я поймал на себе взгляд Его глаз. Он отлично видел во тьме, изучал меня, как насекомое под лупой. Я увидел, как Он снова открыл пасть, и внутри между гнилыми зубами заплясали разноцветные ростки грядущей молнии.

- Шерил, - сказал я и шагнул к Нему. Глаза недовольно нахмурились, не выпуская меня из виду. Но пасть закрылась. Я сделал ещё шаг... Бог отпрянул назад.

«Уходи! - услышал я Его грозный рык в голове. – Я дарую тебе жизнь. Уходи!»

- Как бы не так, - процедил я и приблизился к Нему ещё на шаг. На этот раз Он не сдвинулся с места.

- Шерил...

Ему не нравилось, когда Его так называли. Но я обращался не к Нему. Я обращался к своей девочке, которую потерял навсегда.

- Я знаю, что ты в Нём...

«Уходи!». С пасти сорвалась мощная молния и ещё раз вгрызлась в прах Далии Гиллеспи. Последнее предупреждение. Но я не остановился.

- Шерил, я люблю тебя. Даже сейчас, когда эта уродина мешает нам видеть друг друга. Ты же меня сейчас слышишь, верно? Я прошу тебя, пожалуйста... Дай мне шанс. Дай папе шанс убить Его. Ради всех нас.

Ранее слова не находились в нужное время. Но сейчас было легко. Они сами слетали с губ и проникали прямо в мозг Бога раскалёнными спицами, пробуждая мою дочь, запертую там. Я подбирался к Богу. Красные глаза заволокло туманом.

- Шерил... Сделай это. Помоги мне. Прошу...

«Нет! – взревел Он и разинул необъятную пасть. – Тебе не одолеть меня! Нет никакой Шерил! Ты УМРЁШЬ!»

«Нет никакой Шерил!»

- Есть, - ровно сказал я. – Она есть.

И бросился с голыми руками на Бога. Потому что почувствовал ЕЁ присутствие. Шерил каким-то образом удалось подчинить себе Его... но ненадолго. Она была слишком слаба. Моя дочка.

Я схватил Бога за задние лапы и потянул к себе. Тощее тело было почти невесомо. Крылья судорожно забили по воздуху. Пасть ощерилась. Крохотная искра скользнула к моей кисти, и я почувствовал звенящий удар по всему телу.

«Ну же!..»

«Папа, давай!»

Я ударил Бога. Кулак упёрся о костлявую грудину. Следующий удар был сильнее, но ничем не повредил существо. Нужно добраться до головы... Мучительно медленно я вытягивал Его к себе. Улучив момент, когда правое крыло распласталось по земле, я крепко наступил на него ботинком. Так будет легче...

Ещё одна маленькая молния. Она угодила мне в лопатку. Взгляд рассыпался белой крупой, но я не выпустил Бога из рук. Не имел права. Это было наше дело с Шерил, и я не мог позволить в себе впустую израсходовать её усилия.

Вот она, козлиная голова! Я ухватил Бога за короткую шею. Красные, как угольки, глаза глядели на меня, изрыгая бездонную злобу и – да! – страх. Он боялся. Он боялся умереть. И я...

«Папа, я больше не могу!»

«Держись, Шерил...»

Я ударил Бога по голове. И ещё раз. Ничего не происходило. Он был неуязвим. По крайней мере, для меня. Я не мог ничего ему сделать.

- Не может быть, - хрипел я, стараясь выдавить Ему глаза. Но пальцы не дотягивались. Силы иссякали. У меня и у Шерил.

«Пап... Я не...»

Мышцы Бога под слизистой кожей налились силой. Они взбухали, твердели, превращая меня в бессильную букашку. Меня с силой швырнуло в сторону. Ещё паря в воздухе, я увидел, как Бог снова взлетел над ареной. Сильный, могущественный... бессмертный. Потом я ударился головой о колонну факела, которая лежала на полу, и потерял способность соображать.

Конец? Поражение? Теперь оставалась только милосердная молния, которая должна была наконец отправить меня в вечный покой, лишив боли и страданий. Я ждал.

«Вставай».

Молнии не было. Вместо этого я услышал, как Бог вдруг перестал хлопать крыльями. Он спускался обратно на арену. Что случилось?..

«Вставай, тебе сказали».

Хмурый голос молодой девушки. Не Шерил. Это говорила Алесса. В бой вступила третья сила. Самая могущественная.

Я поднялся на ноги, не обращая внимания на боль. Мне так сказали. Я должен был встать.

«Сделай это».

Бог дрожал на земле, как побитый щенок. Голова прижата к решетчатому полу, крылья вдавило так, что на их поверхности стали видны сетчатые узоры. Грозный владыка валялся под моими ногами, издавая тихое жалобное поскуливание. Пресмыкающееся...

«Надолго меня не хватит. Убей Его».

В голосе Алессы не было эмоций. Только голый бездушный приказ. Деланный.

И я, презренный трус, испугался. Я видел глаза Бога, налитые кровью, которые не предвещали мне ничего хорошего... и стоял на месте, чувствуя дрожь в коленках. Я не мог. Я боялся подойти к этой твари.

Правое крыло отлепилось от пола. Зашевелилось, затрепетало левое крыло. Рога дёрнулись вверх.

«Ну папочка!»

Шерил. Она тоже была здесь. И её голосок решил всё.

- Нет! – истерически закричал я и обрушил ботинок на козлиную голову с трясущейся бородкой. – Нет! Нет! Нет!

Я давил Бога, как слизняка. Поднимал и снова опускал ботинок. Он отчаянно пытался высвободиться, взлететь и напустить на меня свору молний-прислуг... но, заключённый в железные объятия Алессы и Шерил, был ни на что не способен. Я кричал и давил. Как во сне ощущал, что череп существа проломился и я вминаю в голову Его мозги. Подошва стала мокрой и липкой. Глаза, излучающие демонический красный отблеск, медленно потухли, и в них влилась пустота. Но я продолжал громко всхлипывать и давить мёртвое тело. Я не мог остановиться.

Наконец я закончил, и, тяжело дыша, осадил назад, дабы полюбоваться результатом своих трудов. Вонючее тощее тело мотылька-переростка. И ничего больше. Бог...

Когда я начал отворачиваться от поверженного противника, он вдруг вспыхнул белым огнём. Я закричал. Конечно, это не могло закончиться так просто. Это отвратительное существо было бессмертно, он явился в наш мир навеки, чтобы сеять смерть и разрушение. Я зря выдыхался, выпуская на решётку Его мозги. Он сейчас встанет и...

Но нет. Тело Бога просвечивало насквозь, а сам он лежал без признаков жизни. Я мог видеть кровеносные сосуды внутри него, которые опутывали всё - туловище, лапы и крылья. Свет рос, множился, он пожирал мёртвое тело. Я зажмурился, чтобы уберечь глаза от режущего сияния, а когда вновь поднял веки, уже не увидел Бога. Он ушёл туда, откуда пришёл. На его месте в самом центре знака, именуемого Печатью Самаэля, еле дышала женщина в длинном белом платье, запачканном кровью.

Богоматерь умирала. Это я понял сразу. Воздух со свистом вырывался из её лёгких, грудь медленно вздымалась и опадала. Но она была в сознании. Женщина смотрела на меня со странно умиротворённым лицом и сказала всего одно слово, от которого меня бросило в жар и холод:

- Папочка...

Так выглядела бы Шерил, доживи она до тридцати лет...

Женщина надрывно закашлялась, и капли крови упали на её подбородок. Видно было, что её так и тянет в вечное небытие, но она сопротивлялась. И протягивала мне руки, словно ждала помощи или...

... что-то давала.

В её руках я увидел запеленованного ребёнка, сотканного из частиц света. Секунду назад его не было.

Богоматерь давала ребёнка мне. Не вполне осознавая, что делаю, я опустился на корточки и взял крохотное тёплое существо. По моему лицу безостановочно текли слёзы. Ребёнок спал и сладко причмокивал губками.

Как только ребёнок перекочевал в мои руки, женщина испустила громкий вздох и наконец упала на холодный железный пол. Теперь она покоилась внутри кровавого треугольника, вписанного в круг.

«Это конец?»

Словно в ответ на мою мысль, с неба сорвался первый комок огня. Он прорезал извечную темноту неба и шлёпнулся рядом с моими ногами, раскидав вокруг золотистые искры. Решётка обуглилась и оплавилась.

И началось. Огненный дождь с нарастающей силой обрушился на арену, превращая её в дырявое сито. Огни низвергались с невообразимой высоты, как бичи божии, ниспосланные, чтобы уничтожить этот мир кошмара. Но, странное дело, они не попадали ни в меня, ни в Богоматерь, ни в Кофманна, который стонал где-то позади. Они уничтожали мир, но не тех, кто в нём находился.

Последним жестом женщина, которая когда-то была Алессой и Шерил, указала куда-то направо, и там над горизонтом тотчас вспыхнул синий огонь. Как звезда Вифлеема, указующая путь. Женщина слабо повела головой в сторону огня, повелевая мне идти туда. И закрыла глаза. Я увидел, как тело стало прозрачным и сквозь него можно видеть языки пламени, которые полыхали внизу, под решёткой арены.

Я опустил взгляд на малыша, которого держал в руках. Пальцы дрожали так, что я мог выпустить его из рук.

«Кто... кто это?»

- Шерил, - прошептал я, и с верхней губы на язык закапала солоноватая вода. Удары огня становились сильнее, ливень пламени безнадёжно растирал мир Алессы в ничто. Я лихорадочно повернулся, увидел в темноте сияющую по-прежнему синюю звезду, и побежал.

За спиной дурным голосом завопил Кофманн. Я почти достиг края арены, но не мог не обернуться. Может, подумал я, ему нужна помощь...

Помощь доктору была не нужна. Помощь уже запоздала. Град огней мешал видеть, но я увидел, как за спиной у доктора кто-то стоит... стоит и тянет его в чёрный провал на решётке. Кофманн с выпученными глазами размахивал руками, пытаясь высвободиться из цепких объятий; рукав костюма разошёлся по шву, обнажая льняную сорочку. Но он уже проиграл; через секунду они вдвоём стояли у самого обрыва, и ровно в тот момент, когда Кофманн перешёл на чистый ультразвук, его захватчик оглянулся и посмотрел на меня. И я закричал тоже, узнав лицо этой девушки, облачённой в порванную окровавленную форму медсестры. Узнал её роскошные рыжие волосы, её лицо... и не узнал её неживые глаза. Рядом со мной упала пышущая огнём градина, лишив меня возможности видеть, что было дальше... а когда она потухла, Кофманна и Лизы уже не было. Над обрывом клубился только зеленоватый дым плавящегося железа. Может быть, достопочтенный врач из госпиталя Алчемиллы заслуживал лучшего... а может, и худшего. Я не стал над этим раздумывать.

Шли последние секунды мира Алессы, и я должен был выбраться, прежде чем он падёт, лишившись хозяйки. Я нырял сквозь вершившийся вокруг апокалипсис, держа курс на свет далёкой звезды. Арена уже давно кончилась, ноги мои опирались на звенящую пустоту. Я бежал, прижав ребёнка к груди. Он не просыпался, не плакал... Продолжал тихо-мирно спать, не замечая того, что творилось.

Потом ноги мои увязли в тинистой пустоте. Я почувствовал, как жижа вакуума быстро поднимается вверх, доходит до груди, до шеи, заливает рот и нос. Попытался закричать, но не смог. Пустота сомкнулась над моей головой, я стал её частью. Последняя мысль в голове оборвалась, не закончившись: «Как всё просто...».

Всё кончилось.

Я открыл глаза и сразу ощутил на лице жгучий холод. Пока я лежал без сознания, снег успел покрыть моё лицо, превратив меня в снеговика. Я видел, как кружат снежинки на матово-сером небе, описывая круг за кругом - безмятежно и любовно. Словно стая птиц, вернувшаяся в родные края...

Даже лёжа без сознания, я по-прежнему прижимал к груди ребёнка, завёрнутого в пелёнку. Ребёнок спал. Он не просыпался всё это время... Снежинки на его горячей щеке таяли, чуть касаясь розовых ямочек. Я протёр лицо и с кряхтением поднялся на ноги.

«Где я?»

Ответ был рядом, над моей головой. Я валялся на тротуаре у пустынного перекрёстка, и зелёная табличка на ближайшем столбе возвещала: «ЛИНДСЕЙ-СТРИТ». Я едва различил белые буквы, сливающиеся с туманом.

Нужно было идти...

Я медленно побрёл по улице, бережно укачивая ребёнка. Дома по обе стороны улицы были грязными и покинутыми. Газон на лужайках лёг под первой атакой зимы. Я шёл мимо них, пока жидкий ряд строений не кончился и я не увидел потрёпанный металлический щит у дороги.

«Вы покидаете Тихий Холм, лучший город Новой Англии. Возвращайтесь ещё – мы будем рады!»

Один из гвоздей, держащих щит, вывалился, поэтому он свесился набок. Под надписью была изображена свора счастливых детишек, резвящихся на карусели. Белые лошадки пронзительно ржали с неизменно радостными мордашками. А над ними сияло солнце, ярко-жёлтое и с нарисованной доброй улыбкой.

И тогда я заплакал.

Я покидал Тихий Холм. Туман редел, открывая взору те же седые поляны, что я видел, въезжая в этот проклятый городок. Вдоль шоссе гудели провода линий электропередач. Энергоснабжение восстановилось, но этим холодным утром в здешних краях ни одной машины не было. Я был один, и я уходил. Усталый, грязный и раненый, с чужим ребёнком на руках, потерявший последнюю любовь и надежду. Иногда мне хотелось просто лечь посреди дороги и любоваться снегопадом, пока он не примет меня к себе... но потом я слышал мерное сопение малыша в руках и прибавлял шагу. Я уходил.

Над Тихим Холмом шёл снег. Кажется, это было единственное светлое и добродетельное, что я видел в городе. И я надеялся, что никогда больше не увижу эти жуткие места. Но – ошибался, как всегда. Тихий Холм остался со мной навечно. Я чувствовал его незримое присутствие все последующие годы. Каждый день. Всегда. Везде...

Номер был грязным и зачуханным, как все номера дешёвых мотелей. Но у меня просто не было времени и сил привередничать. Я остановился в первой же гостинице, которую смог найти.

Город назывался Брамс. Сибил говорила, что она живёт здесь. Обычный такой город с истинно мэнским колоритом. Меня подвёз один добрый человек, машину которого я поймал на шоссе в десяти милях от Тихого Холма. Он не стал расспрашивать у меня подробностей того, что случилось. Просто мельком взглянул на младенца, который к тому времени проснулся и изучал меня, посасывая большой палец. Чуть дольше водитель смотрел на меня самого. Глядел на мой наряд, который после всего, что случилось, выглядел, мягко говоря, непрезентабельно. Да плюс бинт на левой руке... Но уж на это мне, как говорится, было наплевать с высокой колокольни.

Брамс потряс меня беспрестанной вознёй и рокотом автомобилей. Поразительно – за прошедшие сутки я уже успел забыть всё это, привык к гулкой тишине туманных улиц. Я спотыкался на каждом шагу, задевал прохожих, бормотал невнятные слова извинений и нервно оглядывался, доходя до угла. Никак не мог отделаться от мысли, что вот-вот из ближайшей аллеи выскочит какой-нибудь «попрыгунчик» или взлохмаченная собака со слюной, истекающей из пасти.

Крепко заперев дверь номера, я отнёс ребёнка на кровать. На тумбочке горела настольная лампа, и его красный абажур окрашивал стены в багровый цвет. Этажом ниже в номере громыхал военный фильм. Звуки канонады просачивались в мою комнату. Уложив младенца, я опустил шторы на окнах, не оставив ни малейшей щели. Я боялся.

Она спала. Девочка (перепеленовывая спящего младенца, я понял, что это девочка), появившаяся из ниоткуда взамен отобранной у меня Шерил. Которая, в свою очередь, тоже когда-то появилась из ниоткуда. Было что-то зловещее и угрожающее в этом круговороте... Она почти не выпила молоко, которое я взял в гостиничном баре. Я заплакал в который раз, сидя на мягком одеяле с вышитыми ромбиками и поглаживая её крохотное личико. Слёзы не засыхали. Их горечь разгоралась всё больше, накачивая меня болью.

Часы ушли далеко за полночь, когда я смог впасть в тяжёлое беспамятство, отравленное кошмарами. В них я вернулся в Тихий Холм. Спал плохо, и следующим утром с потрескавшегося зеркала на меня смотрело пепельное лицо человека, восставшего из гроба. Спустившись вниз, я увидел в киоске свежий номер местной газеты. На четвёртой полосе была тревожная заметка о полицейском офицере Сибил Беннет, которая не вернулась с командировки в Тихий Холм.

Этим же вечером я был в Портленде. Дома...

Здесь ничего не изменилось. Квартира осталась такой, какой она была пару дней назад – всего лишь пара дней, но безмятежные дни тихого счастья были утеряны без права возврата. На стенах висели наши фото. Я и Шерил на рыбалке. Я и Шерил на её первом дне в школе. Я и Шерил, и Джоанна... Она сидела на коленях у матери и, смеясь, указывала пальцем прямо в объектив. Джоанна тоже смеялась, но коса смерти, зависшая над ней, уже оставила отпечаток на облике. И я сам. Собранный, моложе на сто лет, с болью в глазах. Кажется, так суждено, чтобы эта боль преследовала меня всю жизнь...

Младенец зашевелился, заплакал. Я посмотрел на неё.

- Это наш дом, - сказал я. – Наш дом. Мы дома... Шерил.

Потом был первый вечер моей новой жизни. Как во сне, я подошёл к своему рабочему столу и сел на своё кресло. «Ундервуд» молчал, белые листы были беспорядочно раскиданы по столу. Я открыл ящик, зная, что увижу кипу исписанных листов. «Бриз в черно-белой ночи». Последний роман Гарольда Мейсона. Той ночью я скомкал все листы со сладостным наслаждением и выбросил в корзину. Через бумагу перестали просвечивать иные миры. Дверь между измерениями закрылась. Я больше не был в силах день за днём в поте лица строить гряду иллюзий.

По крайней мере, пока.

Когда последняя страница романа юркнула в мусорку, я некоторое время сидел и смотрел отсутствующим взглядом на лампу. Думал, не выкинуть ли служивший верой и правдой «Ундервуд» в окно, но так и не решился. Вместо этого я тихонько пробрался в спальню проведать ребёнка. Она спала. Удивительно тихая и покладистая, не то что шалунья Шерил...

«Ты не Шерил». Я до хруста сжал руки в кулак и вышел из спальни. В горле пересохло. Я открыл холодильник, но из того, что можно выпить, там было только виски, когда-то подаренное мне друзьями на день рождения. Я так и не приложился к бутылке... Виски плескалось внутри стекла золотистыми волнами, обещая дать так необходимое мне облегчение.

В тот вечер объёмная бутылка опустела. Но я не пьянел, нет. Просто сидел и медленно опустошал стакан за стаканом. Когда в комнате заплакал ребёнок, я пошёл пеленовать, и руки у меня не дрожали.

Я назвал её Шерил. Хотя знал, что это не так. Но для меня она всё равно оставалась Шерил.

Было тяжело, особенно в первые годы. Я медленно, но верно погружался в пучину алкоголизма, и в пьяном угаре боль притуплялась. Тем не менее, я не позволял пьянству брать верх над заботой о Шерил. Сколько бы я в себя ни влил, едва заслышав её голосок, я шёл к ней. Она смотрела на меня как-то странно крохотными глазками, и я чувствовал, как мои щёки становятся пунцовыми от стыда. Но я не мог не пить. Никогда в себе в этом не признавался, но была ещё одна страшная причина, по которой я старался топить свой разум в хмели...

Где-то на третьем месяце новой жизни, когда я немного свыкся со своей судьбой, однажды вечером я сидел и читал какую-то книгу. Я был трезв, в тот вечер не брал в рот ни капли. Глаза скользили со строки на строку, губы беззвучно шевелились, но слова до меня не доходили. Я был далёк от мира, создаваемого страницами книги. Одному Богу известно, о чём я думал...

Потом опять заплакала Шерил. Она проснулась, подумал я. Нужно дать ей молока, и она тотчас успокоится. Взяв бутылку с соской, предусмотрительно погружённую в тёплую воду, я поплёлся в спальню.

- Не плачь, дорогая, - мягко сказал я. Шерил затихла.

- Вот у нас есть молочко...

Так Джоанна говорила каждый раз, когда кормила Шерил. Прежнюю Шерил. Я улыбнулся и склонился над кроваткой с висящими над ней побрякушками.

... и рука моя легла на тонкую шейку ребёнка.

- Не бойся, - шептал я; взгляд мой остекленел. – Папа ничего тебе не сделает... Папа всё устроит...

И давил рукой всё сильнее на её шею. Ещё не настолько сильно, чтобы ей стало больно, но уже ощутимо. Шерил шевельнулась.

- Всё хорошо, - сказал я тем же мягким тоном. Бутылка в другой руке накренилась, молоко капнуло из бутылки на тыльную сторону ладони правой руки. Хотя оно было только чуть тёплым, я отдёрнул руку, как от раскалённого огня. Шерил причмокала губками, показывая, что пора пиршествовать.

«Господи, - потрясённо подумал я, чувствуя, как меня мутит, - что я... что я собирался сделать?»

- Ничего, - ответил я самому себе и взял ребёнка на руки. И стал кормить. Насытившись, она уснула. Тогда я снова напился. Знаете, когда ты пьяный, тёмным порывам души сложно прорываться сквозь дурманящие пары.

Я чувствую, что пора заканчивать. Больше я не могу писать; я и так написал больше, чем надо. Нужно отложить эту затянувшуюся книгу и думать, что с ней делать дальше.

Но я должен рассказать ещё об одном. О ноябрьском вечере девятилетней давности. Тогда Шерил исполнилось пять лет, а я украдкой подумывал о том, чтобы вновь взяться за старое ремесло. Плохие сны ещё посещали меня, но не такие яркие, как в первые годы. Никсона с позором свергли, Америка была потрясена. Я пил уже меньше, да и то только по выходным. Шерил это не очень нравилось, поэтому я уменьшал дозу, намереваясь со временем свести её к нулю.

Ноябрь ознаменовался внезапными холодами и коростой инея на ещё живых ветках. Совсем как снег в Тихом Холме. В понедельник последней декады Шерил сказала мне, чтобы я пришёл за ней в садик немного позже, чем обычно, так как у них какие-то дополнительные занятия. Я приготовил ужин (с некоторых пор пристрастился к кулинарии) и смотрел какое-то игровое шоу, пока короткая стрелка часов не доползла до шести. Потом я вышел из квартиры и запер её на ключ. Свет в подъезде почему-то не горел, хотя обычно тут всё заливала мощная лампа у входа. Я подумал, что надо бы пожаловаться управляющему, и быстро пошёл к выходу - намеревался вернуться, пока еда не остыла совсем. А ещё попутно мучился сомнениями – стоит ли вечером попробовать сесть за печатную машинку. Ежедневная пытка.

Свет с обратной стороны двери выхода тоже не горел. Я нахмурился, но ничего особо такого не предчувствовал. Взбежал вниз по ступенькам, вращая в руке ключ от машины. Вокруг уже стало темно, из-за этого пустая улица казалась уголком вымершего города. Я очень не любил такие пейзажи с тех пор, как побывал в Тихом Холме. Внутри шевельнулось что-то холодное и неприятное. Я насвистывал под носом мелодию, игнорируя непонятный тревожный сигнал разума. Это всё нервы. Пора бы уже прийти в себя, как-никак, прошло пять лет. И снова начать писать. Тебе НУЖНО начать писать, когда-то это было твоим всем, открывать для себя новые миры...

Навстречу мне по тротуару шёл человек, закутанный в тёмный плащ. Его лица не было видно в сумерках, но я обрадовался тому, что хоть кто-то появился в поле моего зрения. Я должен был свернуть на повороте к гаражу, и как раз на перекрёстке мы сошлись с прохожим. Коренастый мужчина в нелепом для этого сезона одеянии исподлобья посмотрел на меня и зашагал дальше. По всем правилам я должен был в тот момент пойти по боковой дороге, оказавшись спиной к незнакомцу. Но в последний момент что-то заставило меня оглянуться, какое-то смутное чувство опасности. Это спасло мне жизнь.

Я увидел, как в темноте сверкнуло металлическое лезвие. Разум ещё не вполне понимал, что происходит, но подсознание поняло это давно - ещё тогда, когда я увидел неработающую лампу. Я вскрикнул и попятился назад. Мужчина понял, что его затея провалилась; глаза зло заблестели, и он сделал шаг вперёд, сжав в ладони короткий клинок с резной рукояткой. От неожиданности и страха я потерял дар речи; целую минуту мы так и шли, глядя друг другу в глаза; он медленно наступал, а я сдавал назад. Никто из нас не решался первым перейти к активным действиям. Кажется, он тоже боялся меня... иначе не стал бы пытаться нападать скрыто. Когда до конца проулка осталось всего несколько шагов, он решился. Я увидел, как напряглись его пальцы, держащие клинок, как он подался назад всем телом, готовясь к рывку. И неожиданно для самого себя заорал:

- Помогите! Убивают!

Он молниеносно набросился на меня, но я был начеку; скользнул в сторону, чтобы попытаться прорваться обратно на улицу. Но мой противник в последнюю секунду извернулся вправо, в мою сторону, и выбросил руку вперёд. Лезвие снова недобро сверкнуло, держа путь к моим глазам. Но, слава Богу, я ухватил руку с клинком, когда кончик был от моего лица на расстоянии ладони. Почувствовав шершавое запястье в своей руке, я резко дёрнул его к себе, пытаясь выбить оружие. Не тут-то было: безумец навалился на меня всем грузным телом, пытаясь сбить с ног. Но даже когда земля грозила уйти из-под ног, я не отпускал его запястье, потому что отлично понимал: стоит мне это сделать, как я тут же получу смертельный удар. Он боролся в полном молчании, я слышал только его тяжёлое дыхание. Я мог бы закричать ещё, но кто бы меня услышал?.. Не успел я так подумать, как противник внезапно схватил свободной рукой меня за отворот куртки и упал навзничь, увлекая за собой. Я не успел среагировать – потерял равновесие и рухнул на асфальт, прямо на своего обидчика. Краем глаза заметил, как из-за угла появилось несколько человеческих фигур, и снова отчаянно закричал:

- На помощь!

Люди остановились, зашушукали. «Скорее, скорее же!». Я мысленно проклинал их за медлительность, с усилием вдавливая вниз запястье с ножом. Противник смотрел мне прямо в глаза неестественно спокойным взором и медленно, но верно выпрямлял руку, поднося сверкающий острый кончик к моему горлу. Левой рукой он по-прежнему держал меня за куртку, не давая выскользнуть и убежать. Но это я и не пытался сделать. Всё равно не успел бы подняться на ноги – пал бы, сражённый лезвием. Поэтому мне оставалось только сопротивляться. Так мы и лежали, и со стороны, наверное, могло показаться, что на бетоне лежит пьяная парочка.

Но силы таяли. Мой противник был силён. Я чувствовал, как под его одеждой ходуном ходят мощные мышцы. А я всегда был хилым и нетренированным. Без постороннего вмешательства исход поединка казался предопределённым. Поэтому я то и дело косил глаза в сторону людей на улице. В кои-то веки они поняли, что нужно помогать: я увидел, как они побежали в нашу сторону. Продержаться... только продержаться до их прихода...

Но они опоздали. Всё кончилось без них.

Лезвие задрожало в миллиметре от моей шеи и упёрлось мне в адамово яблоко. Сталь щекотала горло, незаметными толчками проникая глубже. На плащ моего противника закапала кровь. МОЯ кровь.

- Да помогите же... – прохрипел я и сделал последний рывок, вывернув запястье изо всех сил. Клинок ушёл в сторону, глубоко пробороздив моё горло. След остался на шее навсегда. Я взвыл от боли и усилил напор вдвое. Катастрофический перелом в ходе противостояния: перекошенное от боли лицо нападающего, его глухой стон и клинок, мягко свалившийся на подкладку его плаща. Кажется, я вывернул ему сустав, и на некоторое время он не был в состоянии оказывать сопротивление. Я видел клинок, выпавший из его рук. Цель для меня была вполне ясна: завладеть оружием.

Рукоятка легла в руку легко и удобно. Это был настоящий боевой клинок, предназначенный для убийства. Увидев в моих руках заветное оружие, противник заворочался. Толстые кривые пальцы проворно протянулись к моему горлу и цепко ухватили за шею, сомкнувшись в мгновенной железной хватке. Горло взорвалось огнём. Я вновь почувствовал, как жизнь начинает вытекать из тела через раздавленное горло. Совсем как тогда, в парке развлечений.

- Нет... – выдохнул я, пытаясь освободиться. Рука с клинком качнулась вверх.

Сибил торжественно улыбалась. Светлые волосы её, ранее аккуратно уложенные, заметно растрепались; я увидел на них брызги крови.

- ... отпусти его... слышишь...

Где-то далеко встревоженные голоса людей. Слишком далеко. Я снова был один. И рассчитывать было не на кого.

Я его убил.

В тот холодный вечер ноября на асфальте должно было остаться моё тело. С воткнутым в спину клинком, лежащее в луже собственной крови, с глазами, уставившимися в ночное зимнее небо. Но вышло иначе. Моё место занял несостоявшийся убийца. Я же стоял на коленях, пытаясь отдышаться, и слышал, как что-то кричат подбежавшие люди.

А в двух шагах от меня лежал остывающий труп. На левой стороне груди торчал клинок. На рукоятку клинка был нанесён странный символ, вырезанный на красном дереве. Двойной круг, в который были вписаны три круга меньшего размера. Я тогда ещё этого не знал. Моё обратили внимание на это обратили позже, перед судом.

Суд прошёл быстро. Я сидел на скамье подсудимого. Адвокат, нанятый мною, долго и увлечённо вёл речь о чрезвычайных условиях, о достаточности мотивации и оправдывающих обстоятельствах. В конце концов, он потребовал немедленно освободить меня в связи с тем, что я всего лишь защищал свою жизнь. В свою очередь прокурор выступил с короткой невнятной речью, из которого я мало что запомнил. Подозреваю, что все мало что запомнили. Суд совещался не более десяти минут и вынес короткое постановление. Признать Гарольда Мейсона невиновным и освободить его в зале суда.

- Я был в этом уверен, - сказал адвокат мне чуть позже, стоя у фасада здания суда. Я кивнул и поблагодарил его за выполненную работу. Когда он на прощание помахал мне рукой и зашёл в свой красный «шевроле», я развернулся и пошёл домой. Зима в Мэне в этом году запоздала, и надо мною было хмурое небо, от которого веяло ледяными порывами ветра.

Вот и всё. Правосудие...

Я до сих пор не знаю, кто он был, человек в плаще. И никто не знает. При нём не было никаких документов, а полицейский поиск по базе отпечатков пальцев ничего не дал. За телом никто не явился, никто не опознал. Словно этого человека и вовсе не было. Единственное, что могло навести на какой-нибудь след – странный клинок. Но и эта нить была оборвана. «Он похож на ритуальный, - сказали эксперты, - но знак, изображённый на нём, совершенно бессмысленный». Я бы не сказал, что это такой бессмысленный знак... потому что пять лет назад мне довелось увидеть его. Увидеть на двери «другой церкви», куда собирались последователи «другой веры», сжигающие заживо семилетних девочек и выносящие в её чреве своего Бога. Но, конечно, я промолчал. И миссионер культа Тихого Холма остался в полицейских хрониках Портленда безымянным Джоном Доу.

Впереди мне предстоял хлопотливый год.

Люди иногда исчезают. Чаще, чем кажется. И никто не замечает, что их уже нет. Никто не удивляется – словно так и должно было быть. Не возбуждаются уголовные дела, не льются слёзы горечи и потери. Просто никому нет дела. Одним-двумя людьми больше или меньше, в нашем мире ничего не значит.

Также никто не удивился, когда той зимой с лица земли исчез деградировавший писатель Гарольд Мейсон со своей пятилетней дочкой по имени Шерил. Они дезинтегрировались. Их не стало.

Утром следующего дня после загадочного исчезновения в массачусетский городок Эшфилд приехал новый человек. У него не было ничего общего с тем Гарри Мейсоном, который проживал в Портленде. Это был другой человек. Общими между этими двумя, пожалуй, были только две вещи – имя (его тоже звали Гарри – странное совпадение) и дочь. Но дочь портлендского Гарри носила имя Шерил, и у неё были чёрные волосы. Этот Гарри же вышел из салона автомобиля вместе с худенькой девочкой с короткими светлыми локонами. Девочка прижималась к отцу и боязливо разглядывала большой дом, который стоял перед ними. Гарри вынул из кармана брелок с ключами. На брелке была гравировка: «КВАРТИРА 102, ВИЛЛА ДЕЙЗИ, ЭШФИЛД, ШТАТ МАССАЧУСЕТС». Он мягко потрёпал дочку по голове и спросил:

- Тебе нравится, Хизер?

Девочка молчала.

- Мы будем здесь жить, - сказал новый Гарри, почему-то отворачивая лицо от девочки.

Так нас не стало. С тех пор прошло девять лет.

Время заканчивать. Я сказал всё, что хотел. Когда я начинал писать эту книгу, за окном тоскливо завывал ветер. Сегодня он молчит, зато идёт тихий дождь, смывающий с мира накопившуюся грязь. Хизер не любит дождь... наверное, сейчас лежит и смотрит в потолок, задёрнув все шторы. А я по-прежнему сижу за столиком и делаю вид, что пишу очередной роман. Эта привычка въелась под мою кожу навечно. Правда, теперь приходится придумывать себе псевдонимы. Имя Гарольда Мейсона, автора «Невинной луны», давно забыто читателями и издателями. Может, пара книг валяется где-то в Калифорнии в личной коллекции сумасшедшего библиофила...

Как же тихо в доме... Мне не нравится, когда в четырёх стенах нависает гробовая тишина. Обычно у нас постоянно включён телевизор на минимальной громкости, но сегодня он отсоединён от розетки. И тишина вновь начинает уносить меня на гребне невеселых мыслей.

Тихий Холм... Я чувствую, что этот город ищет нас. Но мне страшно до холодного пота не только и не столько из-за этого. Я часто задавался мыслями, ПОЧЕМУ тень Тихого Холма преследует нас по пятам. Тот член культа, который пытался меня убить... Почему он это делал? Что им нужно от меня? Что им нужно от НАС?

К своему несчастью, я догадываюсь. Я догадываюсь, почему культ Тихого Холма до сих пор рыщет по всей стране в поисках пропавшего писателя и её дочери. Дело не во мне. Дело в ней. В ребёнке, появившемся из ниоткуда, который был соткан из сияния Богоматери. В моей дочке. Расправившись сначала со мной, культ должен был взяться за неё. Но затея провалилась в самом начале.

Я боюсь верить этому. Я предпочитаю каждый раз обрывать свои мысли и убеждать себя – ничего нет. То, что было давно, теперь сокрыто за ледяными тучами времени и кануло в Лету. Утонуло в тинистой пучине прошлого, откуда ему уже не выбраться.

Но такими вечерами – когда я слышу только биение собственного сердца вкупе с мерным стуком клавиш пишущей машинки, – сомнения накатывают на меня волнами, болезненно слизывая песчаный берег. И на меня на короткое время находит понимание. Страшное понимание. Понимание того, что я могу хоть тысячу раз менять место жительства, менять имена, менять цвет волос дочке... что всё это напрасно. Тихий Холм идёт за нами и неотвратимо приближается с каждой секундой. Я могу своими нелепыми мерами предосторожности лишь ненадолго оттянуть время... но однажды мы услышим за спиной его шумное дыхание, отдающее гнилью и седыми годами. И обернувшись, мы увидим его ужасный лик и даже не сможем закричать, потому что он схватит нас за горло и прижмёт к стене, выдохнув прямо в лицо всё то, от чего мы убегали все эти годы.