На мозаике была женщина, слепленная из разноцветных кусочков стекла. Хизер смотрела на неё снизу вверх, и в голове навязчиво крутилась картина – как она, совсем маленькая и ничего не понимающая, стоит на коленях перед этим самым алтарём. Стоит не по своей воле – её заставляют поклоняться божеству, и в затылок упирается чьё-то тяжёлое дыхание. Она сосредоточенно шептала выученные наизусть слова молитвы, прося милости у Того, кто выше, но про себя мечтала о том, чтобы уйти из церкви, запереться в своей комнате и не слышать монотонной речи проповедника. Там, где её никто не побеспокоит...

Хизер была здесь раньше. Она помнила этот алтарь, который впитал в себя многие мольбы к невидимому Богу и так ничего и не ответил; закрывая глаза, она видела всё помещение, но во внутреннем взоре на скамьях сидели люди, склонившие головы, и тревожно звенел орган.

Конечно, с тех пор, как Далия Гиллеспи приволакивала на богослужение свою дочь, многое изменилось. Мозаика в те времена была не такой роскошной, и внутреннее убранство церкви оставляло желать лучшего. А сейчас всё сияло яркими красками, чистотой и благоговейным трепетом. За семнадцать вёсен культ Тихого Холма разыскал себе неплохого покровителя.

У алтаря лежала старая книга в изношенном переплёте. Хизер увидела знакомые круги на обложке. Три внутренних и два внешних. Нимб Солнца – вот как они называли его. Далия втолковывала Алессе чуть ли не каждый божий день – внутренние круги означают прошлое, настоящее и будущее, а внешние несут в себе божественную милость и воскрешение. Хизер сейчас не понимала смысл этого так же, как и Алесса тогда. Но всё же герб культа хорошо врезался в память девочки... Хизер вспомнила, с чего всё началось. С Нимба, намалёванного на зеркале туалета. Хизер тогда стёрла его, чувствуя подсознательную неприязнь, но это не помогло. Нимб можно было стереть, а тот ужас, что он принёс с собой – нельзя. Чёртов знак стал проводником Хизер в мир кошмаров и намеревался пробыть с ней до самого конца.

Дверь, за которую ушла Клаудия, давно звала её, но Хизер пока её не открывала. Игра входила в финальную стадию, ей требовалась хотя бы маленькая передышка перед тем, как окунуться с головой в то, что было уготовано. Может быть, если бы это была нормальная церковь, Хизер помолилась бы у алтаря, прося Бога дать ей сил. Но Бог этих мест вряд ли внял бы её мольбам. Поэтому Хизер вместо молитвы обратилась сама к себе:

- Ты сможешь, Хизер. Правда ведь? Что бы ни случилось, не время для того, чтобы отступать.

Постояла, подождала, может, откликнется один из внутренних голосов, которые были так многословны раньше. Но они все молчали, предоставляя слово ей самой. Хизер открыла дверь.

Невзрачный коридор, ведущий в заднее помещение церкви. Справа располагалась исповедальня. В ней горел свет, и Хизер увидела через газовую ткань окошка, как в кабинке кто-то сидит. Сгорбленная фигура не двигалась, но, задерживая на ней взгляд, можно было заметить, как голова покачивается вперёд-назад, а плечи дрожат в беззвучных рыданиях. Хизер постояла с минуту, ожидая какого-либо действия, но ничего не происходило. Человек продолжал сидеть, не говоря ни слова.

Кто это мог быть? Клаудия? Винсент? Или кто? Хизер на всякий случай взяла пистолет в руку и постучала в дверь исповедальни. Человек даже не повернул головы. Хизер постучала снова - на этот раз настойчивее, - и потянула за ручку. Дверь была заперта изнутри.

Зато кабинка священника по правую руку была открыта. Дверь едва касалась косяка, и из скважины торчал ключ.

Не заходи. Зачем тебе?..

Но Хизер вошла. Может быть, её обуяло природное любопытство. Может, она хотела поговорить. Но скорее всего, она в очередной раз оттягивала время, не желая двигаться дальше вглубь церкви.

В тесной донельзя комнатке горел уютный рассеянный свет. В небольшое окошко с полупрозрачным стеклом человек был виден лучше. Ясно доносились всхлипы и безутешные рыдания, тихие до неслышности. Они могли разорвать сердце любого, кто их слышал – столько в них было горя и терзающей изнутри боли. Хизер замерла, жалея о том, что вошла. Начала отступать назад, чтобы бесшумно выйти из кабинки, как человек за окошком вдруг поднял голову и запричитал сквозь слёзы. Женщина...

- Милосердный Господь... я пришла сюда просить прощения. Я знаю, что меня очень скоро казнят за то, что я сделала, и готова пойти на смерть с радостью и умиротворением. Но, пожалуйста, подари мне чуть-чуть Твоего вечного прощения...

Плач стал громче, он перебивал слова, отчаянно рвался сквозь их ряды, наполняя деревянную кабинку терпким ароматом страдания. Воздух словно накипал, мягко выталкивая Хизер наружу, но она оставалась на месте. И по-прежнему страшилась вобрать в грудь воздуха.

- Я хочу... так хочу видеть своё дитя у Твоих золотых врат. Смею ли я попросить Тебя о том, чтобы ты отправил меня не в ад, а в чистилище? Позволь мне... позволь искупить свои грехи там. Я буду гореть в огне искупления и буду счастлива, несмотря на боль...

Кто она? Хизер только слышала голос, неуверенный и дрожащий, и видела силуэт с худыми острыми плечами. Кажется, уже немолодая. Господи, что она сделала?

- Прости меня за мои деяния, - женщина начала плакать навзрыд; Хизер разбирала слова с огромным трудом. - Спаси душу моей бедной убитой дочери. И... прошу Тебя, позаботься о душе той девушки, чью жизнь я забрала...

Она пришла просить искупления. Просить у Бога, который питался людской ненавистью. Мог ли этот Бог дать ей то, что она хотела?

... о душе той девушки, чью жизнь я забрала...

Наверное, мог. Бог мог отнять у неё боль и страдания, обрекая на то самое «вечное счастье», о котором так любила рассуждать Клаудия. Но стало ли бы бедной женщине от этого лучше? Ей уже ничто не могло помочь...

- Господи, я падаю перед Тобой – Твоё дитя, трепещущее перед глазами смерти. Успокой мою замученную душу своим бесконечным милосердием...

И – с трепетом и напряжённым страхом, выговаривая по слогам:

- Пожалуйста... прости меня.

Всхлипы умолкли. Женщина в исповедальне ждала ответа, который должен был стать главным в её жизни. Ответа Бога, в которого она верила и которому она была предана даже сейчас, за несколько часов до смерти... казни.

Бог не мог ответить ей. В кабине священника еле дышала испуганная девушка с мечущейся в голове мыслью: «Что... делать?»

Сказать «я прощаю тебя» было легко. Всего три коротких слова из миллиона нужных и ненужных слов, выговоренных за семнадцать лет. Но Хизер не была уверена, что стоит их произносить. Она не имела права давать прощение от имени Господа. Так же, как не имела права промолчать и тем самым наложить на измученную женщину божью немилость.

Пауза затянулась. Тишина начинала звенеть, хлестала по разуму стальными прутьями.

- Я... – Хизер испугалась, не узнав собственный голос; но было уже поздно. – Я прощаю тебя...

И напряжение тут же спало, как сходит на нет напор потока воды, когда перед ним распахивают шлюзы плотины. Женщина расплакалась снова, теперь от облегчения и радости. Она исходила рыданиями, не пытаясь скрывать чувства, и что-то пытаясь сказать меж слёз. На сей раз Хизер не могла уловить смысл этих бормотаний. Но нет, одно слово она точно услышала, и это слово было: «Спасибо».

Теперь ей было нечего делать в этих стенах, пропахших застарелой древесиной и страданием. Женщина не собиралась выходить из кабины. Хизер с тяжестью в сердце покинула каморку, бросив последний взгляд на содрогающиеся поникшие плечи человека за окошком. Пусть никто не помешает горькому счастью той, кто получила своё спасение...

Я прощаю тебя.

С каждым шагом церковь менялась. Аккуратные обои на стенах сменялись сырыми лохмотьями неопределённого цвета, свисающими, как лоскутки содранной кожи; пол начинал размягчаться и пружинить, как желе. Хизер всё это очень не нравилось. Воздух нагревался, словно за стенами располагался небольшой крематорий – он просто пылал удушающим жаром; Хизер видела в щелях стен яркий и знойный, как летний закат, свет пламени. Скоро кончился паркет. Край багряного линолеума лежал на ржавых решетчатых пластинах, а в пяти шагах впереди темнела широкая дверь, заляпанная кровью. Слева, за тонкими, но частыми стальными прутьями, на больничной койке что-то краснело. Стараясь не смотреть туда, Хизер подошла к двери и открыла её.

И перед ней разверзлась бездна.

Она стояла на самом краю чёрного провала без дна и края, потрясенная, потерявшая способность говорить. Вдоль стены тянулась узкая полоска решетчатого пола - ровно такая, чтобы можно было идти, не боясь из-за неосторожного движения свалиться в пропасть. А за ней... за ней ничего не было. Хизер не знала, как такое могло быть; но оно было так. Под церковью Тихого Холма пряталась пропасть, доходящая до адских недр. Горячий, с запахом серы, воздух вырывался из пропасти и бил Хизер в лицо, в расширившиеся от удивления глаза. Бездна завораживала, заставляла забыть обо всём, таила в себе абсолютную истину, но не хотела им делиться. Хизер составило немалого труда разорвать чары тёмного молчания и посмотреть вдоль стены. Руки дрожали, к горлу подступала тошнота.

Я-то думала, меня уже ничто не удивит...

Дальше были двери. Много дубовых дверей, гордо висящих над пропастью и отделённых от неё только тонкой перегородкой из решетки. Решетка выглядела надёжной, и Хизер решила, что ничего страшного не будет, если она пройдётся по ней. Она двинулась к ближайшей двери, опираясь о стену. Перед глазами плясали крохотные звёздочки, улетающие за поле зрения, как только она пыталась сфокусировать на них взгляд. Нужно было смотреть куда угодно, только не вниз. Хизер, конечно же, туда и уставилась, чувствуя, как её основательно мутит от очередного общения с пустотой. Наконец она нашла выход, закрыв глаза и передвигаясь миллиметрами. Где-то на стыке веков она доковыляла до первой двери и схватилась за ручку. Дверь оказалась запертой.

Хизер не позволила захватить себя разгорающемуся разочарованию. Если не здесь, то дальше... и так, пока она не найдёт открытую дверь. Но, Господи, как неприятно было снова пускаться в бесконечное мышиное путешествие, чувствуя, как под ногами поскрипывает ржавчина, сползающая с прутьев, в ноздри бьёт кислый запах серы, волосы забиваются в глаза, а ты не можешь их откинуть, потому что боишься отлепить ладони от стены.

Вторая дверь. Тоже провал.

Это издевательство, подумала Хизер, покорно подползая к третьей двери. Она уже не надеялась, что ей повезёт, но дверь с легкостью ушла вовнутрь, едва девушка коснулась его. Через мгновение Хизер уже была внутри. Подпирала дверь спиной и остервенело убирала с лица намокшие волосы, которые щипали лоб. Только потом она начала изучать место, куда попала.

Тут было много книг, разложенных по полкам. Самих полок тоже хватало, причём некоторые этажерки упирались в потолок и ломились от груза знаний, возложенных на них. Хизер почему-то охватило любопытство, она выудила из полки первую попавшуюся книгу и открыла. Издание выглядело совсем новым – офсетная печать, мелованная бумага и чистенькие страницы, – но название вызвало у Хизер зубную боль. «ДРЕВНИЕ БОГИ ТИХОГО ХОЛМА: ИХ ПРОИСХОЖДЕНИЕ И ЭТИМОЛОГИЯ». Гадость. Она поспешила вернуть сокровище на место. Похоже, это была церковная библиотека, где верующие подпитывались знаниями в качестве дополнения к вере. Осмотревшись, Хизер только уверилась в этом. На полках лежали картонные коробки, украшенные Нимбами Солнца, и из них выглядывали переплёты новеньких книг, оформленных с иголочки. Все о местной религии... сколько там понаписано? У Хизер голова пошла кругом, когда она поняла, насколько глубоко стало влияние культа в городе. Раньше, во времена Алессы, они прятались по подвалам, чтобы не мозолить глаза добропорядочным горожанам. Но теперь... похоже, тут уже не осталось неверующих. Весь Тихий Холм напитался пагубным влиянием религии. Ну уж спасибо, Клаудия. Твоя заслуга.

На столе горел керосиновый светильник, будто сошедший с фильмов про старинную пору. Хизер он показался знакомым. На столе лежал лист бумаги и ручка рядом с ней, но на бумаге ничего не было не написано. В углу разложены по стопкам какие-то толстенные книги, каждая из которых вполне могла претендовать на звание энциклопедии. Керосин догорал; когда пламя сбивалось, тени на секунду начинали водить хоровод по почерневшим стенам.

Эта догорающая лампа. Эти неподъёмные книги. Хизер догадалась, отчего её беспокоит такое сильное чувство дежа-вю. Картина совпадала почти точь-в-точь с тем кабинетом, который она видела в Хилтоп-центре. Не хватало только хозяина...

За спиной тут же раздались размеренные шаги. Словно владелец прятался за этажерками и дожидался, когда Хизер посетит догадка. Человек ступал медленно, почти крадучись, но не пытался скрыть своё присутствие. Хизер не нужно было оглядываться, чтобы узнать, кто это. Осторожные, разведывающие, лисьи шажки выдавали своего обладателя с головой.

- Привет, Хизер.

Винсент держал в руках раскрытую книгу, выцветшую под действием времени. Книга разваливалась, и страницы спасало только то, что кто-то аккуратно заштопал их толстыми нитками и оклеил липкой лентой. Даже увидев девушку у своего стола, Винсент не опустил книгу - уставился на неё поверх очков, на стёклах которых отражались зелёные блики.

- Ты всегда вовремя, не так ли? – бесцветно спросила Хизер, не проявляя радости. Не было причин.

- Ты говоришь так, как будто я здесь нежеланный гость, - Винсент всё-таки убрал книгу, раздражённо захлопнув её. Хизер заметила, что на потрёпанной обложке едва различается Нимб Солнца, и едва не фыркнула. Винсент не заметил её порыва – стоял и любовался её присутствием у лампы, как художник, оценивающий своё новое творение. Хоть Хизер и разговаривала с этим человеком всего третий раз, но она почувствовала, как смертельно устала от него – от его манеры говорить недомолвками, от вечной недосказанности, щепетильности и сквозящего в каждом действии превосходства над ней.

- Кто ты такой? – спросила она без обиняков. Винсент с готовностью воззрился на неё, разыгрывая глубочайшее недоумение. – Что тебе надо?

- Ты всё ещё не поняла?

Наскоком взять крепость не удалось. Хизер устало прислонилась к столу:

- Единственное, что я поняла, это то, что ты на стороне Клаудии.

Винсент предупреждающе поднял руку:

- Я же говорил тебе, не ставь меня в один ряд с этой сумасшедшей.

- Всё равно, ты странный, - заявила Хизер и с удовлетворением увидела проскочившее под очками бешенство. Впрочем, Винсент быстро взял себя в руки, и ответ она получила в прежнем мягко-безразличном тоне:

- Нас с Клаудией объединяет то, что мы верим в одного и того же Бога. Но я не псих... в отличие от неё. Ты должна понимать разницу.

- Почему ты помогаешь мне? – Хизер с подозрением посмотрела на него. Из-за скошенного глаза создавалось неприятное впечатление, будто Винсент, разговаривая с ней, смотрит куда-то за её спину. – Может, это тоже часть вашего плана по возрождению Бога?

Винсент криво улыбнулся:

- Знаешь, Хизер, вполне обычная вещь для людей – прославлять одного Бога и при этом не забывать ссориться между собой.

- Бога... – Хизер усмехнулась, и Винсент тревожно поправил очки, сползшие вниз к носу. – А я считаю, правильнее будет называть его дьяволом.

- Как хочешь, - покорно кивнул Винсент. – Главное, чтобы ты уразумела: я на твоей стороне. Понимаешь? На твоей. Я тоже не хочу, чтобы родился Бог. Это будет...

Он остановился и растерянно посмотрел на полки с книгами, словно выискивая там нужное слово. Оно всё не находилось, и Винсенту пришлось сделать мучительное усилие, чтобы подобрать более-менее подходящее к случаю:

- ... неудобно. Слишком непредсказуемо.

- Вот, значит, даже как, - протянула Хизер. Наконец-то Винсент сознался. Но даже сейчас – не до конца. Он не сказал, что боится рождения Бога – боится, что в Рае, который пророчит Клаудия, ему не будет места. Этим человеком двигал страх. Когда Хизер поняла это, вся загадочность и импозантность Винсента вдруг спала с него, как полупрозрачное покрывало, и она увидела перед собой тщедушное, напуганное, но не желающее в этом признаться существо. Хизер даже поморщилась от внезапного откровения:

- Я поняла. Ты хочешь использовать меня, чтобы я остановила Клаудию. Знаешь что?

Винсент молча покачал головой.

- Делай сам свою грязную работёнку, - Хизер выпрямилась, чтобы уйти. Суставы, успевшие затечь за короткое время, громко хрустнули.

- Мою грязную работу? – капризно возмутился Винсент и сделал шаг в сторону, загораживая ей путь. – Мою? Да ты заинтересована в этом прежде всех других!.. Ты ведь тоже ненавидишь её!

Хизер остановилась и вопросительно посмотрела на его разгорячённое лицо. А ты, бой? Под её ироничным взглядом Винсент вдруг засмутился, опустил взгляд на неубранный пол и невнятно пробормотал:

- Ты единственная, кто сможет её одолеть. Я... У меня нет сил. Кроме того, - он поднёс указательный палец к губам и блаженно улыбнулся, - я всегда ненавидел горячее... и сладкое тоже...

- Да неужели? – Хизер подбоченилась и чуть наклонила голову. Щёки Винсента порозовели, но он продолжал разыгрывать невозмутимое спокойствие:

- Я просто ищу себя в этом мире. Каждый делает это в меру сил. Так почему же...

Вдруг он сжал кулаки и весь подался вперёд:

- И, ради Бога, не смотри на меня так! Знаешь, что я тебе скажу? Ты – худший человек из тех, кто находится в этой комнате!

Он победно осклабился, увидев, как Хизер испуганно отпрянула назад:

- Да-да. Думаешь, зачем ты сюда пришла? Я тебе скажу. Ты пришла за ними. Ты испытываешь удовольствие, слушая их бесполезный плач. Тебе нравится, когда ты наступаешь на них и крушишь их жизни! И кто после этого ты? А?

- Что?..

Хизер уже горько жалела о том, что поддразнивала Винсента. Этот человек умел быть очень плохим. Что он имеет в виду? На кого она наступала и...

Нет, ни на кого. Это просто слова. Он злится, что она раскусила его, и хочет привести её в смятение.

... прямо в рыло. Потом она наблюдала за тем, как существо бьётся в судорогах, и коротким пинком в основание шеи заставила его угомониться навсегда.

Воспоминание не столь далёких дней. Как разбитое зеркало в углу тёмной комнаты.

- Ты о монстрах?

- Каких монстрах? – Винсент удивлённо поднял брови и просиял. – Ах да! Так они для тебя выглядят как монстры?

Керосиновая лампа потухла перед взором Хизер. Она подумала, что ей послышалось, но нет, Винсент стоял перед ним и горделиво улыбался, готовый повторить свой страшный вопрос.

Монстры. Как она не понимала... Их не могло быть так много. Чудовища не сумели бы взяться из ниоткуда в таких количествах. Эти собаки. Пауки. И Леонард. Все ужасные создания, которых она рубила, кромсала, пичкала свинцом на всём протяжении пути.

Так ОНИ для тебя выглядят как монстры?

Это были не монстры!