Сирены... Их звук преследовал его всю жизнь, сколько он себя помнил. Впервые он познакомился с ними года в три. У соседей была бабушка, пожилая старуха, которая, небось, помнила времена Гражданской войны. И однажды к ним в дом пожаловала красивая белая машина, надрываясь механическим воем, от которого у него пробежал холод по спине. Вскочив, он выбежал на улицу и увидел, как люди в белых халатах несут старуху к машине. Через минуту ни людей, ни машины, ни жуткого воя возле дома уже не было. Как и старухи. Она так и не вернулась.

С этого дня он начал побаиваться сирен. Годы проходили, а он не мог избавиться от глупого детского страха. В тот день, когда Дуглас Картланд решил, уже окончательно, стать детективом, он знал, на что идёт. Теперь ему приходилось общаться с ненавистными железными глотками гораздо чаще – почти каждую неделю. Постепенно это вошло в привычку. Страх не умер, но замолк.

Сейчас он опять слышал их – вой несущихся по улицам машин, возвещающих, что кому-то плохо. Беспрестанное красно-синее мелькание приближалось.

«Папа?»

Из чёрного окна санитарной машины выглянуло лицо. Лицо сына, серьёзное, с взъерошенными волосами. Ричард.

«Ричард, я спешу. Сейчас не самое лучшее...»

«Конечно, пап. Я так и думал. Просто хотел повидаться».

«Прямо здесь? Прямо сейчас?»

Сирены взвивались до щекочущей слух высоты и опадали.

«Здесь. Сейчас. А что в этом такого?»

«Повторяю, Рич: я спешу. У меня срочные дела. Не мог позвонить заранее, предупредить?»

«Значит, не мог. Ладно, папа. Извини, что потревожил».

Вот тут-то его охватило неожиданное беспокойство.

«Ричард! Рич, постой. В чём дело?»

«Ничего особенного. Не волнуйся».

«Зачем ты приходил? Рич!.. Я спрашиваю!»

Пауза. Она была наполнена липкой пустотой.

«Извини, папа. Мне действительно не стоило приходить. Сам не знаю, что на меня нашло. Пока».

«Рич! Ричард!»

Тогда он не понял, что случилось, почему лицо сына такое бледное, а глаза бегают из стороны в сторону. Он узнал всё утром следующего дня, перелистывая сводки новостей за утренним кофе. Но теперь... он понял. Этим вечером Ричард совершит налёт на банк, но его убьют при попытке бегства. Он видел затылок сына, быстро уходящего прочь, красные и синие отблески, играющие на его волосах. Услышал звук сирен, затихающих вдали, и закричал во всё горло:

«Рич! Вернись!»

Сирены заревели с новой силой, вгрызаясь плётками в его нервы, пуская трещины по тонкому льду сновидения. Он пришёл в себя – очнулся от вязкого, желеобразного небытия. И увидел, что полулежит на скамеечке парка развлечений, нога ноет, и никакого Ричарда рядом не видно. Оно и понятно – ведь его нет уже давно, с тех дней, когда он не притрагивался к спиртному больше дозволенной меры. И волосы на голове тогда не выпадали. Ричарда нет. Он умер. Но кто-то был рядом, белел светлым пятном в темноте ночи. Девушка, поисками которой он был занят последнюю неделю и таки нашёл – день назад. С тех пор многое переменилось.

- Хизер... – Дуглас попытался улыбнуться. Она не ответила. Продолжала стоять на месте, пряча правую руку за спиной. Ему вдруг стало жутко. Сколько она так караулит, в безмолвии глядя на то, как он ворочается во сне?

- Всё кончено?

Спросив это, он скосил глаза в сторону. Налёт ржавчины пропал со стоек карусели, как и раздавленное чучело кролика. Луна отчётливо желтела меж звёзд. Туман уползал с города.

- Ещё нет, - Хизер покачала головой; на её лице было выражение, которое детектив всё не мог разобрать. Она подняла руку, вытащив кисть из-за спины. В ней что-то было, что-то железное и сверкающее при лунном свете... Хизер взялась за рукоятку ножа обеими руками:

- Пока ты жив...

Как... что... Парк потемнел в его глазах. Детектива пронял нечеловеческий страх – страх смерти, близкой, слишком близкой. Он в панике пощупал пустую кобуру на ремне... вспомнил, что сам отдал пистолет Хизер. Да если бы даже пистолет был... что он смог бы сделать ей? Рука безвольно упала на скамейку.

- Хизер... Не надо... Что ты делаешь?

Он хотел кричать, но губы едва шевелились, выдавливая неслышимый шёпот. А Хизер была уже у скамейки, и нож был высоко поднят, и в глазах девушки горели бесноватые огоньки. Дуглас перестал дышать. Он отчаянно старался закрыть глаза, чтобы не видеть её неотвратимое приближение, но не смог: темнота под веками была слишком страшна.

Она сделала выпад, и Дуглас услышал победный клич:

- Трям!

Он дёрнулся, зная, что никуда не убежит от лезвия. Хизер отступила на шаг назад, посмотрела на посеревшее лицо детектива и звонко рассмеялась:

- Просто шутка.

Понадобилась целая минута, чтобы Дуглас пришёл в себя. М-да, подумала Хизер, похоже, переборщила. Даже оправившись от потрясения, Картланд продолжал напряжённо всматриваться в её лицо, ожидая подвоха. Хизер виновато молчала. Увидев, что нож ещё в руке, она размахнулась и отшвырнула его прочь. Наконец Дуглас изрёк севшим голосом:

- У тебя ужасные вкусы.

- Да, я знаю, - она нарочито беззаботно махнула рукой. Дуглас слабо улыбнулся, и ей стало легче.

- Так всё кончено, Хизер?

- Да. Мы победили, - она даже удивилась, как твёрдо и красиво прозвучало это на её устах. Но раз так получается, то почему бы и нет? Дугласу совершенно необязательно знать об отчаянии и сомнениях, одолевавших её на протяжении обратной дороги в парк. Множество мыслей посетило за этот короткий срок её голову... о дальнейшей жизни, о верующих Тихого Холма, которые соберутся утром возле разрушенного святилища, о пустынных, но таких родных улицах городка... Но решающим обстоятельством, соломинкой, перетянувшей чашу весов, стал мимолётный образ отца, который посетил её после победы над Богом. В том, что это был отец, а не очередной мираж, Хизер не сомневалась. Она даже ощутила тепло его любви, на минутку заполнивший сырую комнату. Отец приходил, чтобы подбодрить её в трудную минуту. Неизвестно ещё, что было бы, если бы не это последнее свидание. Пусть недолгое, но возродившее в ней веру и стремление к жизни.

- И не называй меня Хизер, - сказала она. – Я больше не прячусь.

- Хочешь, чтобы я называл тебя, как прежде? – Дуглас нахмурился, пытаясь вспомнить свой первый разговор с Клаудией. – Как там было...

Пожалуй, тут нужно было детективу помочь.

- Шерил. Имя, которое дал мне отец при рождении.

Как только она приняла решение – спонтанно, ничего не планируя заранее, - на сердце стало легко и свободно. Что может быть логичнее, подумала она. Возвращение к истокам. Отец был бы горд её выбором. А «Хизер»... Что ж, ей никогда не нравилось это имя с ужасными уменьшительно-ласкательными.

- Шерил, - повторила она, обкатывая слово на языке. Ей понравилось, и она повторила. – Шерил.

- Ты цвет волос тоже вернёшь?

Хизер посмотрела на детектива – что он имеет в виду? Поняв вопрос, она весело рассмеялась:

- Ну не знаю. Тебе не кажется, что блондинкой быть как-то интереснее?

- Хм... – Дуглас почесал затылок. – Может, ты и права. Откуда мне-то знать?

Он усмехнулся, вспомнив, что Ричард тоже был блондином. Дугласу было приятно видеть, как она смеётся. Почаще бы тебе таких улыбок, деточка... Но даже сейчас он различал на лице девушки отпечаток страданий, перенесённых ей за цикл кошмара. Эта ночь её ещё долго не отпустит...

- Ладно... Шерил, - он шевельнулся, отгоняя прочь плохие мысли, - раз всё позади, то почему бы нам не покинуть это милое местечко? Признаться, пейзаж уже порядком приелся глазам старика.

- А ты сможешь ходить? – Хизер обеспокоенно наклонилась к нему и взяла под локоть. Дуглас потянулся вверх:

- Надеюсь с твоей помощью доковылять до тачанки, а там уже...

Он поморщился от боли, когда больная нога коснулась земли, но выпрямился и сделал первый шаг. Хизер осторожно вела его, приговаривая:

- Вот так – сюда, ещё шаг... Хорошо.

Дойдя до синей калитки, она обернулась. Обвела тревожным взглядом сломанную карусель, мерно шепчущиеся кроны деревьев и одинокий лик луны. Ждала, когда где-то между ними промелькнёт неясная чёрная тень – но ничего такого не было. Посреди мёрзлого осеннего парка гулял только ночной ветер, кружащийся в неистовом танце с самим собой... и больше никого.