— Далеко еще?

Кермач ехал неторопливо, готовый при необходимости перестроиться для поворота — как налево, так и направо. Он толком не знал, куда ехать, а старший никак не мог сориентироваться, лихорадочно елозил пальцем по схеме, пытаясь отыскать нужный переулок.

— Сейчас, Кермач, сейчас…

Справа проплыл бетонно-стеклянный куб Дома детского творчества, или как там нынче именуются бывшие дворцы пионеров?

— Скоро проспект Жукова, — проинформировал водитель. — Нам дальше?..

— Сейчас, погоди еще чуток…

Наконец Кермачу это надоело. Он решительно подрулил к бордюру и остановился.

— Давай адрес, Костян, я сам разберусь.

Костян, один из тех двух псевдомилиционеров, которые вместе с Самураем захватывали «КамАЗ», неловко протянул водителю схему дорог, взятую в «бардачке» машины Кермача и вытащенную из кармана измятую бумажку. Тот едва взглянул на указанный адрес и тотчас громко хмыкнул.

— Так мы почти на месте. Из тебя штурман…

Он стронул машину с места, проехал еще немного вперед и решительно вывернул направо, в просвет между домов.

— А как же адрес?.. — не понял Костян. — Это ж не та улица…

— Ту, что надо, мы уже проехали, — пояснил Кермач. — Сейчас я остановлюсь вон там, у забора детского садика, возле трансформаторной будки. А ты пройдешь вон туда, к тому дому, а там уже сам сориентируешься.

Он оказался прав, с уважением отметил про себя Костян.

У водителей вообще память на улицы и маршруты просто феноменальная… Надо ж, указал почти в самую точку!

На всякий случай еще раз сверившись с бумажкой, он направился к нужному подъезду. Квартира на первом этаже — это хорошо, меньше вероятности напороться на постороннего, который может его запомнить. Судя по всему, квартира — «хрущевка», одно-, максимум двухкомнатная. Это отлично, не придется рыскать по апартаментам.

В общем, рядовая работа, выполним без проблем.

Костян остановился перед «глазком», постарался сделать благожелательное лицо и вдавил кнопку звонка. Сквозь дверь решил не стрелять — вдруг баба дома не одна и на звонок подойдет не она.

— Кто там? — послышался женский голос.

Эх, быть бы уверенным, что это хозяйка…

— Я деньги принес, за кассету, — неопределенно произнес Костян.

На слова "я деньги принес" дверь откроет любой, в этом Костян был уверен.

— Какие деньги?.. — было слышно, что с той стороны отпирают засов.

Дверь приоткрылась. В образовавшемся проеме было видно женское лицо (возраст более или менее совпадает, отметил киллер), перечеркнутое натянувшейся дверной цепочкой (преграда не для профессионалов).

— Добрый день. Вы мать Бориса? — уточнил на всякий случай Костян.

— Да.

— Вы мне и нужны, — спокойно сказал убийца.

Он поднял пистолет с толстым глушителем на стволе, который до того держал, прикрывая газетой, в опущенной руке, приставил его ко лбу женщины и нажал на спусковой крючок. Следом тут же хлопнул еще один выстрел — цепочка разлетелась с негромким звоном.

— Спасибо, — громко сказал киллер на случай, если кто-то из соседей слышал их диалог.

Он открыл дверь беспрепятственно — пуля отшвырнула женщину в глубь коридора. Квартира оказалась однокомнатной, тесной.

— Кто там? — послышался из кухни мужской голос.

Ага, значит, тут и в самом деле еще кто-то есть…

Костян, ничего не говоря, прикрыл за собой дверь, переступил через труп женщины, направился на голос. Полуголый молодой мужчина сидел за столиком, на котором стояла ополовиненная бутылка водки, две рюмки, стаканы, большая «колба» минеральной воды, немудреная закуска… В пепельнице дымились две сигареты, у одной фильтр был в губной помаде.

— Вы кто? — мужчина изумленно уставился на киллера.

Ага, сейчас прям тебе и отвечу!

— Пить по утрам вредно! — наставительно проговорил тот.

После чего вновь поднял оружие и снова выстрелил, так же аккуратно — в лоб. Грохот падающей с телом табуретки прозвучал громче, чем убийственный хлопок.

Костян затянутой в перчатку рукой взял бутылку, налил себе полстакана водки и разом хлопнул его. Дерьмовая дешевка… Поморщился, занюхал хлебом. И направился к выходу.

Убаюканный легкостью происшедшего, он перед выходом не выглянул в «глазок», просто распахнул дверь. И чуть не выронил пистолет…

Hа пороге оказались два человека в милицейской форме. Целое мгновение они стояли втроем и изумленно смотрели друг на друга. Очнулись от шока они одновременно.

Но у бандита пистолет был еще в руке, а у обоих милиционеров — в кобурах. Он воспользовался своим преимуществом в полной мере. Хлопнули два выстрела — пули отшвырнули обоих противников от двери. Костян перепрыгнул через оказавшееся на пути тело и одним скачком слетел вниз.

— Стой! — неслось в спину.

Ага, как же!

Костян уже был на улице. Однако успел сделать только несколько скачков в сторону машины, где сидел Кермач.

— Стой!..

Сзади щелкнул пистолетный выстрел, потом еще один.

— По нему, по нему бей!..

Из стоявшей чуть в стороне милицейской машины водитель видел, что из подъезда выбежал какой-то человек. За ним вывалился, держась за грудь, кто-то из вошедших туда ребят.

— Стой! — закричал он и выстрелил в воздух.

Убегавший не остановился. Водитель выхватил из гнезда автомат, выскочил из машины.

— По нему, по нему бей! — указывал ему державшийся за грудь милиционер.

Водитель щелкнул предохранителем, передернул затворную раму, припал на капот. Поймал на мушку прыгавшую задницу убегавшего… И повел на себя указательный палец. Автомат простучал коротко, всего в несколько патронов. Фигура подпрыгнула и, еще в воздухе взмахнув руками, рухнула на землю.

…Кермач со своего места все это видел. Он не размышлял, как поступить. Пока Костян бежал, Кермач его ждал, держа ногу на педали газа. Но едва тот упал, отпустил сцепление и вывернул руль в сторону улицы Народного ополчения. Костяну так или иначе уже не поможешь. Самому бы спастись.

Нет, брат, пора и в самом деле отойти в сторонку, думал он, вливаясь в поток машин, тянущихся к проспекту Жукова. Что-то слишком много стрельбы и крови вокруг за последние дни. Слишком много, слишком!

…Державшийся за грудь милиционер и водитель желто-синего «уазика» к упавшему киллеру подбежали одновременно. Костян лежал, широко раскинув руки и уткнувшись лицом в вытоптанную землю. Было достаточно одного взгляда, чтобы понять, что он мертв.

— Ты-то сам как? — спросил водитель, поставив предохранитель на место и закидывая автомат на плечо.

На аккуратно выезжавший со двора автомобиль они внимания не обратили.

— Ничего, пуля в бронежилет попала, — милиционер морщился от боли. — Но больно, едрит твою… Идем, посмотрим, этот пидар и по Славке выстрелил… И сообщи в отделение…

— Ага…

Рядом шумела улица. Вверху шелестела листва. Откуда-то сышался детский гомон. На газоне лежал труп. Не такая уж редкая картина для нынешней Москвы.

…"Тефалевый" чайник громко щелкнул. И почти в унисон с этим звуком из комнаты донесся громкий звон бьющейся посуды.

— Ну что там опять? — метнулась в дверь хозяйка, решив, что пацаны снова, в который уже раз, угодили в окно с улицы мячом или камнем.

Ворвавшись в комнату, она ошеломленно замерла на пороге. Тщательно лелеемый сервант, ее гордость, являл собой кошмарное зрелище. Стеклянные полки разбиты, а посуда — хрусталь, богемское стекло, прекрасный китайский фарфоровый чайный «музыкальный» сервиз, другая посуда, собираемая десятилетиями — все это, вдребезги переколотое, теперь с негромким звяканием стекало на текинский ковер. Блестящие, под золото, петли держали лишь осколки разбитой стеклянной створки.

— Что это?.. — одинокая женщина привыкла разговаривать сама с собой.

Она не сразу обратила внимание на две маленькие дырочки — одну в оконном стекле, а другую в задней стенке серванта.

Сюда угодила одна из автоматных пуль, выпущенных водителем-милиционером. Пуля разбила верхнюю стеклянную полку и та, обрушившись крошащейся массой, расколотила остальные. Специально так попасть невозможно.

…Молоденькая воспитательница, трепавшаяся ни о чем со своей товаркой из соседней группы, недовольно обернулась на громкий детский плач.

— Как они мне надоели… — обронила она подруге через плечо.

— Ну зачем ты так… — неловко отозвалась та. — Дети ведь…

К воспитательнице бежал мальчонка и, громко плача, тряс ручкой.

— Ну что тебе? — наклонилась ему навстречу девушка.

— Бо-бо, — показывал ручонку ребенок.

На крохотной ладошке наливался красным ожог.

— Чем это ты?..

Малыш не мог объяснить, что он играл в песочнице, а рядом вдруг что-то взвизгнуло, впившись в землю. Он схватил упавший кусочек металла — и заорал от боли, настолько тот был горяч.