Машина остановилась перед светофором. Сквозь прозрачную перегородку, отделяющую собеседников от водителя, было видно, как перед самым бампером автомобиля туго струится поперечный автомобильный поток.
«Вот он, облик современного власть и деньги предержащего нувориша, — невольно подумал Крутицкий. У них, у богатеев, нынче не то что за шик — просто за норму считается выпереться на пешеходный переход, пересечь линию „Стоп“ перед перекрестком или, скажем, перед железнодорожным переездом. И при этом они, эти так называемые „новые русские“, убеждены в полнейшей своей безнаказанности, ибо ГИБДД их, „крутых“, за подобные нарушения ПДД не наказывает, а дежурящие на желдор-переездах бабульки и дедульки с могучими „иномарками“, которые огибают шлагбаум и тормозят в миллиметрах от несущегося экспресса или ползущего товарняка, связываться просто-напросто боятся. Времечко же у нас такое, что простого нищего легче оштрафовать, чем обожравшегося богатея, у которого, согласно известной шутке, деньги даже куры, подлые, не клюют.
Ну а ты-то сам, — справедливости ради прошелся по себе Крутицкий, ты-то сам разве не подыгрываешь им же? Ты-то сам разве не приложил руку к тому, чтобы такой образ жизни стал возможным?»
Подумал — и спросил совсем иное, то, ради чего и сидел в этой машине:
— Значит, «горе живущим»?
Тоха ответил тут же, он ждал подобных уточняющих вопросов.
— Не совсем так, — поправил он. — Он повторил, если не ошибаюсь, три раза: «Горе, горе, горе живущим».
— Что ж…
Игорь Дмитриевич задумчиво поскреб щетинистый подбородок. Он был в полной растерянности. Ситуация развивалась совершенно непонятно. И не укладывалась в объяснимые рамки.
В то же время Антон Валерьевич глядел на него с нескрываемой надеждой. Как будто ждал, что друг детства сейчас воскликнет «Эврика!», откроет дверь, пока автомобиль не дождался заветную стрелочку направо, и скажет: «А ну, подать сюда Ляпкина-Тяпкина!»…
— Даже не знаю, что тебе и сказать, Антон, — вместо этого серьезно проговорил Крутицкий. — Только одно утешает: каждый такой случай дает дополнительную информацию…
— Должен признаться, слабое утешение, — разочарованно проворчал депутат.
Машина наконец сорвалась с места и, вывернув с Садового кольца на Цветной бульвар, тотчас уперлась в хвост исполинской «пробки», которая, надо думать, голову имела аж на Трубной. А то и дальше, на Неглинной, если даже не на Кузнецком мосту… До чего же столица, и особенно центр, сейчас перегружена легковым, да и не только легковым, транспортом!..
— Понимаю… — между тем согласился с репликой собеседника Игорь Дмитриевич. И тут же перевел разговор на очень важную для него тему: — Ты мне лучше вот что скажи, Антон. Только откровенно… Я так понимаю, что все убитые — твои люди?
Антон Валерьевич сделал вид, что отвлекся на проезжающий мимо «джип», отвел глаза в сторону.
— Не совсем так, — промямлил он, упорно изучая застывшую рядом чужую машину.
— То есть? — Крутицкий был как никогда прямолинеен и настойчив.
«Пробка» чуть продвинулась вперед и «джип», рванув вперед и подрезая угол, оказался впереди. Тоха нехотя отвернулся от окна, однако и на приятеля старался не смотреть.
— То есть?.. — нехотя начал он раскрываться. — Как бы тебе все попроще объяснить, дружище… Понимаешь, Игорек, у меня есть несколько непосредственных официальных помощников, которые работают исключительно на меня. Я им, естественно, доверяю, и я за них, соответственно, отвечаю. А они уже при необходимости контактируют с кем-то еще, кого я чаще всего не знаю и которые обычно не знают о моем существовании, нанимают дополнительные силы для выполнения тех или иных задач.
Машина подалась еще немного вперед. Справа проплыл самый дорогой, безумно дорогой московский рынок — Центральный. Наверное, он создан специально для иностранцев и «новых русских» всех национальностей. Что ж, такой, наверное, тоже нужен столице…
— Понятно. Вассал моего вассала — не мой вассал, — задумчиво прокомментировал слова депутата от криминала Крутицкий.
— Что? — не понял тот.
— Да так, к слову пришлось, — пояснил Игорь Дмитриевич. — Закон взаимоотношений в феодальном обществе: вассал, то есть иерархический подчиненный, моего вассала — не мой вассал… То есть подчиненный моего подчиненного — не мой подчиненный… Только ты, Тоха, не уходи от ответа. Я у тебя четко спросил: знал ли ты лично убитых и являются ли они твоими людьми?
Возможности для маневра словами больше не было.
— Да я не ухожу, Игорек. Просто на твой вопрос нет однозначного ответа, — все же попытался еще немного подпустить туману Тоха, которому очень не хотелось даже в такой ситуации признаваться в своих контактах, пусть и через посредников, с Быком. — Ваську-Рядчика и Жеку… Ну, этого, Евгения Алексеевича из «Плутон-Евро-тура»… Я и в самом деле их знал, мы с ними имели некоторые общие дела. Васька накануне своей гибели даже советовался со мной, стоит ли принимать предложение этого Валентина, — признался на всякий случай Антон Валерьевич в эпизоде, который ему, скорее всего, ничем не грозил.
Сейчас было не до того, чтобы скрывать что-то второстепенное. Как выпутываться из ситуации, прикинул он, будем думать потом — сейчас главное уйти из-под острия, которое нацелил таинственный киллер на него.
— И что ты посоветовал?
— Да ничего, — совершенно искренне признался Тоха. — Сказал, что в серьезных делах каждый должен принимать решение только сам, чтобы потом других не винить в собственной неудаче… Сказал, что каждый умирает в одиночку… Надо ж, как в воду глядел…
— А в чем оно все-таки состояло, это предложение? — небрежно поинтересовался Крутицкий.
Теперь он смотрел в окно машины, любуясь медленно, рывками, продвигающимся слева рядом черных, по времени года, деревьев.
— Да так, — нехотя процедил сквозь зубы Тоха. — Сейчас-то ясно, что он лапшу вешал… Понимаешь, Игорек, все это херня, на которую наплевать и в пыли ее растереть. Главное в другом: он, этот самый Валентин, или как его еще, четко знает, кого на чем и как купить. Он, знаешь ли, все просчитывает, все предусматривает, все предугадывает… Это как Абдулов в фильме «Гений»… Ваське он посулил пятьсот процентов дохода за две недели — а тот, дурак, от жадности на подобный доход и клюнул. Как он Жеку заманил в Планетарий — ума не приложу. Но, знаешь, что интересно: меня туда он никак не заманил бы, Ваську или еще кого — тоже. А то, что Жека клюнулся именно на Планетарий и поперся на звезды смотреть — меня не удивляет… С наркоманом этим — ты понимаешь, надо ж было так все продумать, чтобы пакетики подменить, да еще и такую дезу через вторые-третьи руки подпустить, чтобы не один придурок гробанулся, а сразу много придурков… И киллера того на стройку как-то ведь заманил… Нет, он умный, бестия, очень умный!
— Ну, что умный, в том спору нет, — согласился Игорь Дмитриевич. — Только ведь, Тоха, и он, скорее всего, не киношный гений, вполне возможно, он в чем-то уже прокололся, только мы, да и ты тоже, пока не вычислили, в чем именно… Ну а ты не шерстил свою команду, может, это кто из ваших резвится? Сам же говорил, что он подозрительно хорошо обо всем осведомлен…
К его удивлению, Тоха не воспринял это предположение в штыки. В замешательстве пожал плечами. Чувствовалось, что об этом он уже думал, причем, думал неоднократно.
— Напрочь исключать такой вариант, конечно, не стоит, — проговорил бизнесмен. Однако счел нужным добавить: — Хотя я, признаться, сомневаюсь.
Крутицкий отреагировал мгновенно. Иной раз именно такие оговорки дают ключ в руки следствию.
— Почему? — спросил он.
В данном случае его расчет не оправдался.
— Посуди сам, — спокойно и раздумчиво начал излагать свои соображения Тоха. — Свой перевертыш такими выкрутасами заниматься не стал бы. Он бы наоборот сделал все, чтобы эти убийства были как можно более обезличены. Согласен? А тут явно какая-то цель преследуется. Вот только какая? Знать бы, черт его побери!
Куритицкий хмыкнул:
— Если бы знать, какая цель преследуется, и вычислить, кому это выгодно, было бы несложно.
Они помолчали.
Антон Валерьевич был явно напуган происходящим. Обозначился бы явный враг, было б куда проще: можно было бы или договориться с ним, или предпринять ответные адекватные меры. Было бы открытое явное нападение, можно было б защищаться, принимать какие-то контрмеры. А так, лупить по площадям вслепую…
У Игоря Дмитриевича настроение было иное. Если сначала он откровенно желал как-нибудь избавиться от этого дела, то теперь в нем проснулся настоящий охотничий азарт. То, что идет охота конкретно на команду Тохи, на него лично, перед собой не стоило лицемерить, мало волновало. А вот то, что все эти пронумерованные карточки — вызов лично ему, Игорю Дмитриевичу Крутицкому, его отделу, всей правоохранительной системе, сомнения не вызывало. Как Шарапов в свое время спрашивал: зачем, мол, банда везде свою метку в виде черной кошки оставляет?.. Так и здесь: его лично, профессионала, Игоря Дмитриевича Крутицкого, всерьез заинтересовало, что означают эти карточки, которые оставляет на месте преступления таинственный киллер.
А это уже само по себе немало значит — уязвленная гордость профессионала!
— Ладно, Тоха, будем думать, — решительно сказал Крутицкий. — Будем искать… А ты вот что. Во-первых, предупреди всех своих, что как только кто-то из них получит какое-то необычное предложение, пусть тут же сообщит тебе. Ну а ты, естественно, проинформируй меня… Второе: любое упоминание имени Валентин, хотя скорее всего это, так сказать, рабочий псевдоним, тем не менее, любое упоминание имени Валентин в присутствии любого из твоих подручных должно быть тут же известно тебе. Пусть в десяти случаях, в ста это будет лишней тревогой — но на сто восемьдесят первый раз, глядишь, что-то, да прорежется… И еще вот что. Пусть твои ребята подумают, прикинут, повспоминают, может, кто-то раньше пересекался с кем-то по имени Валентин… Понимаешь, этот человек так хорошо знает тебя и твоих людей, что это не может быть случайным…
— Понял, — уныло согласился Антон Валерьевич. — Держи меня в курсе.
— А ты меня.
Депутат нажал клавишу и произнес:
— Останови у ближайшего метро.
Такой вариант устраивал и Крутицкого. Лишний раз демонстрировать перед коллегами свои контакты с этим человеком, который явно замешан в темных делишках и вокруг которого происходят таинственные события, ему никак не хотелось.
Уже стоя в вагоне метро, он раз за разом прокручивал в голове всю полученную информацию. А она напоминала ссыпанную в коробку горстку разрозненных кусочков разноцветной детской мозаики, которые необходимо уложить в общую картинку, не имея перед собой чертежа. Невероятно сложная задача. А главное: никак не вырисуется, не обозначится некая зацепка, за которую можно было бы ухватиться и вытащить всю цепь. Все эти убийства выглядели невероятно разрозненными — их объединяло только наличие на месте преступлений карточек-близнецов, разнящихся лишь по номерам… Любопытно, кстати, сколько их всего планируется, этих номеров? Почему-то подумалось, что семь или двенадцать — коль уж прослеживается система, то она, как правило, опирается на некое священное число…
Впрочем, гадание — дело второ-, если не пятистепенное. Куда важнее факты.
Допрос свидетелей по делу об убийстве директора туристической фирмы практически ничего не дал. Телохранители рассказали только, что их не пропустили в вестибюль Планетария и что их, покойный уже, шеф велел им дожидаться его у входа. О чем таинственный собеседник разговаривал с их директором, они не слышали. Заметили только, что те, еще будучи на улице, несколько раз смотрели вверх, словно обсуждали перспективу покупки Планетария — хотя это, конечно, чушь и ерунда. Телохранители так и стояли у входа, пока не увидели, что внутри засуетились люди… Расстроенная и перепуганная бабулька на входе рассказала, что к ней подошел некий молодой человек, сказал, что является не то брокером, не то дистебьютером, не то менеджером (с нынешней терминологией у нее, как и у многих других жителей страны, были явные проблемы) некой фирмы и что их фирма желает разместить у них в фойе Планетария какой-то свой коммерческий (она так и сказала) заказ, однако официально они пока не хотят обращаться к начальству и потому этот приятный обходительный парень попросил у нее, у бабульки на входе, разрешения просто пройтись по вестибюлю и посмотреть, что и где здесь расположено. Билеты на двух человек он купил и отдал ей заранее. Поколебавшись, призналась она в ответ на суровый вопрос следователя, что получила и кое-что «сверху», чтобы пропустить людей, даже если они придут во время сеанса. Когда ей предъявили фоторобот Валентина, составленный с помощью Коляна Мохнача, она честно сказала, что не может дать однозначный ответ, тот ли человек изображен… Дежурная по залу показала, что была, конечно, не в восторге от того, что кто-то вошел в зал во время сеанса, однако особого внимания на опоздавших зрителей не обратила, такое тут бывает, как и на любых других зрелищных мероприятиях. Точно так же позднее она не сразу отреагировала на какой-то хрип, который раздался из зала, решив, что это в темноте, убаюканный монотонным рассказом о космических явлениях, заснул кто-то из посетителей — такие случаи тут тоже бывают. Лишь через некоторое время что-то привлекло ее внимание и она подошла к мужчине, который сидел на кресле, неестественно завалившись на подлокотник. Только поняв, что он мертв, дежурная и подняла тревогу… Секретарша туристической фирмы знала еще меньше. Она, по ее словам, просто передала директору, что с ним кто-то хочет поговорить, ссылаясь при этом на некого неведомого ей Семена Борисовича… Ну а Семенов Борисовичей в Москве слишком много, чтобы каждого из них опрашивать, знаком ли он с неким Жекой и кому мог дать рекомендации для контакта с ним.
Нет, судя по всему, этот путь тоже тупиковый. Круг замкнулся. Но за что же тогда тут уцепиться?
Придя в кабинет, Крутицкий тотчас вызвал к себе Ингибарова и Вострецова. Ответил Ингибаров. Он сказал, что Вадим на выезде, и как только он появится, они вместе придут к начальнику.
Они и предстали пред светлы очи руководителя вдвоем.
— Ну что у вас по нашему делу? — первым делом поинтересовался начальник.
Впрочем, доклады слушал не слишком внимательно, с ходу уловив главное: никаких новых зацепок ни у одного, ни у другого нет. Тогда начал сам.
— Значится, так, ребятки, — говорил он, прохаживаясь вдоль стены. — Мы с вами таким образом, без системы, будем тыкаться еще бесконечно долго, ничего не узнав и ни до чего не докапываясь. На мой взгляд, чтобы сдвинуться с мертвой точки, нужно определиться вот в каком вопросе. Насколько мы с вами знаем, этот самый Валентин практически каждого из тех, кто становится его жертвой, умеет подловить на чем-то личном, только ему присущем обстоятельстве. Вывод? Вывод очевиден: человек, которого мы знаем, как Валентина, очень хорошо знает каждого из своих клиентов, хорошо знает окружение… — Игорь Дмитриевич на мгновение запнулся, однако тут же нашелся, — окружение каждого человека, которого он заманивал в западню. Между тем подчеркивать эту свою осведомленность у него, по логике, нет нужды. Значит, данное предположение, скорее всего, не является правильным. Но как связать эти два фактора: доскональное знание жертвы и то, что он вряд ли входит в окружение… — снова секундная заминка, — в окружение этой жертвы?.. Вот я и подумал, братцы мои: если мы с вами докопаемся до этого секрета, мы выйдем и на преступника. Потому предлагаю с вами попытаться предпринять тактику мозгового штурма. Давайте высказывать идеи, самые нелепые, самые глупые, самые невероятные… У кого что придет в голову? Начали!
Первым начал Вадим. Он и дальше продолжал говорить, принимать возражения или пытался спорить с ними, в то время, как Ингибаров упорно молчал, внимательно слушая и формируя свою идею.
— Хотя вы говорите, что это нереально, Валентин все-таки может оказаться членом этой команды, — предположил Вострецов.
— Это исключено, — тут же возразил начальник без малейшей тени раздражения. — Прежде всего потому, что этот Валентин неоднократно показывался на глаза людям, работавшим на потенциальных жертв и всякий раз не боялся быть узнанным. Дальше.
— Он имеет осведомителя в числе тех костоломов, которые работают на большого босса, в подчинении которого работали все убитые, и этот неведомый кто-то регулярно обеспечивает его информацией.
— Не исключено, теплее. Но в таком случае нужно ответить на два дополнительных вопроса. Первый: зачем было совершать все эти убийства так сложно? И второй: зачем подчеркивать свою осведомленность?.. И, кстати, главный вопрос: кто заказчик?.. Вряд ли это перспективная идея. Но принимаем ее, только отодвигаем на второй план. Что еще?
Вадим и сам понимал, что именно этот ответ на данное его предположение будет наиболее вероятным. И априори признавал его правоту. Потому попытался повернуть ход рассуждений в другую сторону.
— Валентин поставил подслушивающие устройства людям, которых он наметил в жертвы и таким образом многое о них знает.
— Думал, — согласно кивнул Крутицкий. — Вряд ли. Прежде всего, сколько же ему потребовалось подслушивающих устройств? Как их установить? Значит, он должен быть вхож в кабинеты, а его, опять же не узнали. Что еще?
Вадим выдвинул следующую версию:
— Может, он еще как-то подслушивает тех, кого он наметил в жертву?
— Может, — не стал спорить Игорь Дмитриевич. — Очень может быть. Современные средства подслушивания такое позволяют… Но как, по-твоему, действовал Валентин?
Тут-то и проявился Ингибаров. Он произнес только одну фразу:
— Телефонная станция.
Вадим с недоумением уставился на непосредственного начальника. Хотел было что-то спросить или возразить, но только открыл рот и тут же захлопнул его. Крутицкий замер у окна, повернув голову в сторону подчиненного, быстро прокручивая в голове услышанное.
— Оригинально, — в раздумье проговорил он. — В самом деле, это многое объясняет…
Он был человеком действия. А потому тут же повернул голову к Вострецову.
— Так, Вадим, быстренько, в темпе вальса… Нужно выяснить, на какую телефонную станцию или телефонный узел замыкаются номера всех четырех убитых. Когда выяснишь, а это, я думаю, не так уж сложно, узнай, есть ли среди работников кто-то по имени Валентин. На всякий случай вообще обратись в городскую телефонную сеть, в их отдел кадров, и узнай, сколько Валентинов подходящего возраста работает в системе. Скорее всего, такого, я думаю, не будет, но тем не менее, чем черт не шутит… И тогда быстро туда с фотороботом и со словесным описанием. Сколько бы похожих ни нашел, крути всех… Ну уж с этим, думаю, справишься… Короче говоря, я надеюсь, ты с этим справишься. Вперед!
— Есть!
Вадим сорвался с места.