В тот день, перед вечерней, потехой ратной вновь Погорячить решили себе герои кровь. От топота и кликов гудел дворцовый двор, А из дворца на витязей бросали дамы взор. Сидели королевы бок о бок у окна, [130] И вдруг о двух героях пришла им мысль одна. Промолвила Кримхильда: «Супруг мой так силён, Что мог бы подчинить себе и вашу землю он». Брюнхильда возразила: «Напрасные мечты! Вот если б пережили всех нас твой муж да ты, Наш край и впрямь достался б супругу твоему, Но раз мой Гунтер здравствует, вовек не быть тому». Ответила Кримхильда: «Ты лучше посмотри, Насколько Зигфрид краше, чем все богатыри. Меж ними он — как месяц меж звёзд порой ночной. [131] Горжусь я тем, что он меня назвал своей женой». Брюнхильда не смолчала: «Как Зигфрид ни хорош, Ни храбр, ни прям душою, признать должна ты всё ж, Что Гунтер, брат твой смелый, — знатней и удалей. С ним не идёт в сравнение никто из королей». Воскликнула Кримхильда: «Поверь, сестра моя, Превозношу супруга не без причины я: Себя он так прославил в дни мира и войны, Что Зигфрид с Гунтером твоим величием равны». [132] «Тебя я не хотела, Кримхильда, оскорбить, Но с Гунтером не может супруг твой ровней быть. Об этом я узнала от них самих в те дни, Когда искать моей руки приехали они. Тогда твой брат отвагой любовь мою стяжал, И Зигфрид мне признался, что он — простой вассал. А коли так, вассалом он должен и считаться». [133] Красавица Кримхильда ей: «Как это может статься? Не верю я, чтоб братья и вся моя родня За подданного выдать осмелились меня, А потому покорно прошу тебя, подруга, Не говорить подобных слов про моего супруга». «Я говорить их буду, — Брюнхильда ей в ответ. — Мне с мужем отрекаться от подданных не след: Пускай и впредь нам служат, как долг и честь велят». Тут на невестку кинула Кримхильда гневный взгляд. «Придётся всё ж отречься тебе от одного: Мой муж слугою не был вовек ни у кого. Знатнее, чем твой Гунтер, его отважный зять, И ты должна свои слова назад немедля взять. Вот что ещё мне странно: коль впрямь он ленник твой И ты повелеваешь по праву им и мной, Как он посмел так долго вам дани не платить? [134] Тебе надменный свой язык пора б укоротить». Воскликнула Брюнхильда: «Свой чванный нрав уйми! Ведь мы ещё посмотрим, кто больше чтим людьми — Ты или я, чьей воле покорён каждый здесь». И тут уж вовсе королев объяли злость и спесь. «Пусть будет так, Брюнхильда, как ты сейчас сказала. Ты моего супруга считаешь за вассала, А я при всех, кто службой обязан вам и нам, Перед тобою, первая, войду сегодня в храм. [135] Сегодня ж ты увидишь, что выше родом я И что славней, чем Гунтер, тот, кто мне дан в мужья. Отучишься ты думать, что я — твоя раба. А коль воображаешь ты, что это похвальба, Я повторяю снова, что первой в храм войду У всех твоих вассалов и женщин на виду, Чтоб моему величью дивился вормсский двор», Вот так меж королевами и начался раздор. Брюнхильда заключила: «Коль ты убеждена, Что верностью вассальной пренебрегать вольна, Ты от меня отдельно со свитой в храм пойдёшь». И ей вдогонку бросила Кримхильда: «Ну, так что ж?» Затем велела дамам: «Оденьтесь сей же час. Пускай в восторг бургунды придут, увидев вас, И знают, что не в меру их госпожа горда, И я от чванства отучу Брюнхильду навсегда». Принарядились дамы, и, свиту оглядев, Из всех на праздник в Вормсе прибывших с нею дев В собор взяла с собою Кримхильда сорок три. Шли с ними люди Зигфрида, бойцы-богатыри. Шёлк яркий аравийский на женщинах сверкал, Но даже он, казалось, бледнел и померкал, Как только на Кримхильду бросали вормсцы взгляд — Так царственно роскошен был в тот день её наряд. Народ давался диву: знать, что-нибудь стряслось, Коль обе королевы идут к вечерне врозь — Ведь раньше их, бывало, не разольёшь водой. Увы, кто знал, что их раздор для всех чреват бедой! Тем временем Брюнхильда со свитою своей Направилась к собору и встала у дверей. [136] Беседа завязалась у витязей и дам, А тут и гостья подошла ко входу в божий храм. Наряд её прислужниц был сказочно хорош — Такой вовек не снился и дочерям вельмож. За Зигфридом не бедно жила его жена: Богатством тридцать королев могла затмить она. Вам подтвердил бы каждый, кто был в тот миг у храма, Что в жизни он не видел пышней одетой дамы, Чем спутницы Кримхильды, пришедшие в собор. Она принарядила их невестке вперекор. Итак, столкнулись свиты обеих королев, И тут хозяйка гостье, от злобы побелев, Надменно приказала не преграждать пути: «Пускай супруга ленника даст госпоже пройти». [137] Разгневанно Кримхильда воскликнула в ответ: «Молчи! Твоё злоречье тебе самой во вред. Как саном королевским кичиться может та, Кто подданным своим была в наложницы взята?» «Кого же ты, Кримхильда, наложницей зовёшь?» — «Тебя, и ты не смеешь сказать, что это ложь. Впервые насладился твоею красотой Не Гунтер, твой законный муж, а милый Зигфрид мой. Ужель тебе рассудок в ту ночь не подсказал, Что, к хитрости прибегнув, возлёг с тобой вассал? Уймись и грех свой тайный не ставь себе в заслугу». Брюнхильда ей: «Твои слова я передам супругу». «Изволь! Ты не уронишь меня во мненье брата. Сама ты возгордилась, сама и виновата. Коль подданной своею ты смела счесть меня, Меж нами больше дружбы нет с сегодняшнего дня». Заплакала Брюнхильда, и первой, перед ней, Вошла в собор Кримхильда со свитою своей. [138] Вот так вражда меж ними и началась с тех пор, И помутнел от горьких слёз у многих ясный взор. Какою благолепной вечерня ни была, Брюнхильда с нетерпеньем конца её ждала. В надменной королеве кипели жёлчь и злость, Из-за которых многим смерть потом принять пришлось. Из церкви божьей выйдя, подумала она: «Бранчливая гордячка мне объяснить должна, За что меня дерзнула наложницей назвать. Коль Зигфрид впрямь расхвастался, ему несдобровать!» Тут вышла и Кримхильда с толпою удальцов. Брюнхильда ей: «Постойте! Из ваших бранных слов Мне видно, что назвали наложницей меня вы. Кто, дерзкая обидчица, вам дал на это право?» Кримхильда ей: «Дорогу! Ответ на ваш вопрос Даёт вот этот перстень, что Зигфрид мне принёс В ту ночь, когда на ложе вы с ним взошли вдвоём». Да, для Брюнхильды этот день стал самым чёрным днём. Она в ответ сказала: «Не спорю, перстень — мой, Но у меня украден он чьей-то злой рукой, И кем он был похищен, теперь я вижу ясно». Тут обуял обеих гнев, безмерный и ужасный. Воскликнула Кримхильда: «Нет, не воровка я. Умолкни, иль навеки погибла честь твоя. Да, ты принадлежала супругу моему, И пояс, что на мне надет, — порукою тому». Из шёлка Ниневии был этот пояс свит, Каменьями унизан и жемчугом расшит. Заплакала Брюнхильда при взгляде на него И так сказала подданным супруга своего: «Пускай властитель рейнский сюда придёт сейчас И от меня услышит, как я вот здесь, при вас, Его родной сестрою была оскорблена. Наложницею Зигфрида я ею названа». Пришёл державный Гунтер и с ним весь цвет страны. Король спросил с участьем у плачущей жены: «Кто вам посмел обиду, любовь моя, нанесть?» В ответ Брюнхильда: «У меня для слёз причины есть. Твоей сестрой бесчестью я предана при всех. Она твердит, что тайно я совершила грех И что не ты, а Зигфрид со мною первый лёг». Король вспылил: «Несправедлив и лжив её упрёк». «Она бесстыдно носит мой перстень золотой И драгоценный пояс, что был потерян мной. От горя и обиды мне белый свет не мил, И я молю, чтоб ты с меня пятно позора смыл». Сказал ей муж: «Мы зятя к ответу призовём. Коль он в бахвальстве грешен, пусть повинится в том; А нет — пусть опровергнет слова жены своей». И повелел он Зигфрида позвать к нему скорей. Явился нидерландец, в слезах увидел дам И молвил удивлённо собравшимся мужам: «Что заставляет женщин так горько слёзы лить И для чего меня король просил к нему прибыть?» В ответ державный Гунтер: «Скрывать не стану, зять. Осмелилась невестке сестра моя сказать, Что ты Брюнхильду первым познал в обиду мне И этим не побрезговал похвастаться жене». Вскричал могучий Зигфрид: «Коль ты, мой шурин, прав, Поплатится Кримхильда за свой сварливый нрав, А я великой клятвой при всём дворе готов Поклясться, что не говорил супруге этих слов». [139] Сказал властитель рейнский: «С тобою мы согласны. Не будет эта клятва ни лишней, ни напрасной. Она тебя очистит от подозрений в лжи». Тут окружили Зигфрида бургундские мужи, А Зигфрид поднял руку и смело клятву дал. Тогда воскликнул Гунтер: «Теперь я увидал, Что мне не причинили вы никакого зла И что моя сестра на вас напраслину взвела». Отважный Зигфрид молвил: «Весьма жалею я О том, что оскорбила в сердцах жена моя Пригожую Брюнхильду, чей муж — мой верный друг». Переглянулись витязи, стоявшие вокруг. Он продолжал: «Мой шурин, обязанность мужчины — Укоротить супруге язык не в меру длинный. [140] Ты дай урок Брюнхильде, а я Кримхильде дам. Из-за её бесчинств меня постигли стыд и срам». Но гордых женщин было уже не укротить. Брюнхильда продолжала по целым дням грустить, И жалость все вассалы почувствовали к ней, И Хаген доблестный пошёл к владычице своей. Он расспросил, в чём дело, о чём скорбит она, И ей поклялся смело, что Зигфриду сполна Воздаст [141] за поношенье, бесчестье и позор Иль в жизни радости ему не видеть с этих пор. Он с Гернотом могучим и Ортвином втроём Лишить героя жизни задумали тайком. Но Гизельхер услышал, о чём ведётся речь, И молвил заговорщикам, чтоб друга оберечь: «Вам, витязи, об этом невместно рассуждать. За что хотите смерти вы Зигфрида предать? Ужель заплатит жизнью прославленный герой За то, что вздорят женщины по пустякам порой?» Ответил Хаген: «В поле траве не место сорной. Держать чужих ублюдков в своём дому зазорно. Погибнет тот, кто клеплет на нашу госпожу, И пусть не жить мне самому, коль слова не сдержу». Тогда вмешался Гунтер: «От зятя никогда Я с братьями не видел бесчестья и вреда. За что же ненавидеть и убивать того, Кто, кроме блага, мне и вам не сделал ничего?» На это Ортвин Мецский дал королю ответ: «Хоть он силён безмерно, ему спасенья нет, И лишь мигнуть вам стоит, чтоб я его убил». Так ими обречён на смерть безвинно Зигфрид был. От слова к делу, правда, не перешёл никто. Лишь Хаген государю нашёптывал про то, Как много стран захватит по смерти зятя он. [142] Молчал король, но явно был расстроен и смущён. А гости в честь Кримхильды затеяли турнир И много крепких копий, к ней едучи на пир, Переломать успели от храма до дворца. Бургундам же великий гнев переполнял сердца. Сказал вассалам Гунтер: «Умерьте вашу злость. Пусть здравствует и дальше наш благородный гость. [143] К тому ж могуч он слишком — ему отпор не дашь, Коль, на беду, он вызнает про тайный сговор ваш». «Он нас, — ответил Хаген, — не заподозрит даже. Беды не опасайтесь — я так всё дело слажу, Что за позор Брюнхильды мы Зигфриду отметим. Его до смерти буду я считать врагом своим». Спросил король бургундский: «Но как убить его?» «От вас я, — молвил Хаген, — не скрою ничего. Пришлём мы неизвестных здесь никому гонцов К вам с объявлением войны от имени, врагов. Как только сообщите вы зятю про войну, Вам вызовется Зигфрид помочь, как в старину, И тут уж он погибнет по жениной вине, Затем что тайну мужнюю Кримхильда выдаст мне». [144] Так короля на низость сумел вассал подбить, И Зигфрида бургунды решили погубить, Пока он всё не вызнал и не убил их сам. Да, много славных витязей унёс раздор двух дам!