К закату день склонился, и мрак окутал мир. Бургунды утомились, и стал им пир не в пир. Был долгий путь нелёгок, в постель пора бы лечь, И первым Хаген с Этцелем завёл об этом речь. Тогда и Гунтер молвил: «Храни хозяев, боже! Хотим мы удалиться и отдохнуть на ложе, А утром в час урочный вернёмся в этот зал». И от души согласие на то хозяин дал. С мест повскакали гунны, гостей обстав кольцом, И крикнул смелый Фолькер: «Вы тронулись умом, Коль под ноги суётесь таким богатырям. К нам подступать не пробуйте, иль худо будет вам. Уж так смычком я двину, коль разозлят меня, Что многих будет вскоре оплакивать родня. Уйдите-ка с дороги, пока я не вскипел. Все смельчаками мнят себя, да ведь не каждый смел». Увидев, как разгневан его бесстрашный друг, Окинул Хаген взором тех, кто стоял вокруг, И бросил: «Храбрый шпильман разумный дал совет. Вам, воины Кримхильдины, тесниться здесь не след. Коль зла вы нам хотите, не тратьте силы зря. Вы за своё возьмётесь, когда сверкнёт заря, А ночью не мешайте нам почивать без ссор, Как повелось у витязей со стародавних пор». [300] Приезжих положили в огромном зале спать, Для каждого поставив просторную кровать. Спокойно сну предаться там можно было б им, Когда бы не замыслила Кримхильда месть родным. Лежали на постелях, разостланных для них, Аррасские подушки из тканей дорогих. На пышных одеялах с парчовою каймой По шёлку аравийскому вился узор златой. А покрывала были у всех честных гостей Из белых горностаев и чёрных соболей. Так дивно и удобно устроен был ночлег, Что лучше ни один король не почивал вовек. Но Гизельхер промолвил: «Всё это не к добру. Есть у меня причины подозревать сестру. Увы, приём радушный бедой для нас чреват. Боюсь, что нам с дружиною заказан путь назад». Сказал на это Хаген: «Оставьте страх покуда. Всю ночь стоять на страже у входа в зал я буду И до зари тревожить вас никому не дам, А утром каждый за себя заступится и сам». Поклон ему отвесив, бургунды разошлись, С себя одежду сняли и тотчас улеглись — Давно уж сну предаться любой из них мечтал, А Хаген, витязь доблестный, вооружаться стал. Воскликнул смелый шпильман-не лёг он спать с друзьями; «Мне постоять на страже дозвольте, Хаген, с вами, Пока заря не вспыхнет и не рассеет тьму». И Хаген с благодарностью ответствовал ему: «Великодушный Фолькер, пусть вам воздаст творец! Когда со мной бок о бок стоит такой боец, В бою меня вовеки не одолеть врагу. Услугой с вами я сочтусь, коль смерти избегу». Надев стальные брони, а также шишаки, Повесили герои щиты на сгиб руки И стали на пороге, где в ожиданье дня О притолоки оперлись, покой друзей храня. Но тут же щит свой Фолькер оставил на земле, Вернулся в зал и скрипку там отыскал во мгле. Во двор оттуда с нею опять спустился он, Решив бургундам усладить их первый, чуткий сон. На камень он уселся со скрипкою своей. Вовек на свете не жил скрипач его смелей. Так ласково и нежно он заиграл в тиши, Что шпильману признательны все были от души. Не пожалел воитель умения и сил. [301] Смычок его напевом всё зданье огласил. Волною плыли звуки, сливаясь и журча, И многих убаюкало искусство скрипача. Увидев, что уснули соратники его, Он снова встал у двери близ друга своего И на руку повесил надёжный щит опять, Чтоб в случае нужды отпор мужам Кримхильды дать. В полночный час иль раньше заметил вдруг смельчак, Как блещут чьи-то шлемы сквозь непроглядный мрак. То воины Кримхильды сошлись во двор толпой, Решив застичь гостей врасплох и навязать им бой. Скрипач возвысил голос: «Друг Хаген, мне сдаётся, Что скоро потрудиться обоим нам придётся. Людей вооружённых заметил я во тьме. Ручаюсь вам, недоброе у гуннов на уме». «Молчите, — молвил Хаген. — Пусть ближе подойдут. Они нас не увидят, а мы их встретим тут И столько крепких шлемов мечами рассечём, Что повернут враги назад с позором и стыдом». Но в этот миг на двери какой-то гунн взглянул И, различив двух стражей, товарищам шепнул: «Нам нынче не добиться того, чего хотим. У входа в зал столкнёмся мы со шпильманом лихим. На лоб скрипач надвинул стальной блестящий шлем, Ни разу не пробитый в сражениях никем. Как жар, в полночном мраке броня горит на нём. Оберегает сон друзей он с Хагеном вдвоём». Вспять гунны повернули, от страха побледнев, И другу молвил Фолькер, придя в великий гнев: «Дозвольте мне пуститься вдогонку пришлецам. Два слова я хочу сказать Кримхильдиным бойцам». «Нет, ради дружбы нашей, ни шагу от порога! — Ему ответил Хаген. — Взгляните, как их много. Куда б вы ни ступили, вас окружат везде. Я к вам приду на выручку, и тут уж быть беде. Пока мы с вами будем врагов сметать с пути, Успеют два-три гунна украдкой в зал войти И там среди уснувших такое натворить, Что нам по гроб о родичах придётся слёзы лить». «Тогда, по крайней мере, им объявить бы надо, Что мы их здесь видали, — сказал скрипач с досадой. Пусть отрицать не сможет потом никто из них, Что посягал предательски на жизнь гостей своих». И бросил Фолькер гуннам, бежавшим прочь в испуге! «Куда вы так спешите? Зачем на вас кольчуги? Вы на разбой, наверно, собрались в эту ночь? Коль так, мы с сотоварищем готовы вам помочь». Враги не отзывались — язык сковал им страх. «Тьфу, трусы и злодеи! — вскричал герой в сердцах. — Во сне хотели, видно, вы смерти нас предать. К лицу ли честным витязям на спящих нападать?» Узнала королева нерадостную весть, И пуще запылали в ней ненависть и месть. Так гнев её ужасен и беспощаден был, Что многих смелых воинов он вскоре погубил.